Я ничего не сказала Берни о своем плане. Мы обе уже приняли решение касательно моей поездки в Либерти, и я не видела смысла обсуждать это снова. Кроме того, она все время занималась мамой, у которой теперь каждый день болела голова. Я могла бы рассказать Зандеру, но он не попадался мне на глаза после случая с Берни.

Позвонив в «Грейхаунд» из телефона-автомата, я узнала две важные вещи. Во-первых, билет до Либерти и обратно стоил 313 долларов. Во-вторых, путешествовать по стране самостоятельно можно только с пятнадцати лет. Как я уже сказала, я была высокой для своего возраста, но разница между девочкой двенадцати и пятнадцати лет довольно заметна, особенно если хорошо присматриваться.

Достать деньги было просто. Я выиграла их в автомате на автобусной станции в центре Рино. Автоматы в «Садси Дадс» принимали только монеты в пять центов, и я решила найти другой автомат, который бы принимал четвертаки, чтобы получилось меньше мелочи.

К счастью, мой дар простирался за пределы «Садси Дадс», в чем я до этого не была уверена. Я знала, что 313 долларов в монетах в двадцать пять центов будут весить довольно много, так что решила поискать автомат прямо на автобусной станции – так мне не пришлось бы далеко тащить эти деньги. Я доехала на станцию на пятом автобусе, потом сама соорудила на голове кренделек и накрасила губы красной помадой Бернадетт перед треснувшим зеркалом в туалете станции. Вблизи вид у меня был не очень убедительный, но я уже хорошо овладела мастерством не привлекать внимания.

Мне понадобилось чуть больше получаса, чтобы выиграть необходимую сумму в автомате, стоявшем у закусочной под названием «Неземные хот-доги Томми Бана». У меня чуть не остановилось сердце, когда монеты лавиной посыпались в подставленное ведро. Они были такими большими и так громко звенели по сравнению с монетами в пять центов, к которым я привыкла в «Садси Дадс». Было раннее утро, и на пустой станции никто не обратил на меня внимания. Я села на корточки рядом с автоматом и пересчитала свой выигрыш. Тысяча двести пятьдесят шесть монет по двадцать пять центов. На доллар больше, чем нужно.

По пути на станцию я зашла в банк Берни и захватила мешочки для монет. Мне пришлось долго пересчитывать все монеты, чтобы завернуть их в бумагу, по десять долларов в каждый сверток. Закончив, я сложила их в большую холщовую дорожную сумку, которую нашла в одном из шкафов, разобранных мною на прошлой неделе по просьбе Берни.

Волоча сумку, я подошла к скамейке рядом с окошком кассы. Сумка была слишком тяжелой, чтобы тащить ее обратно в туалет, так что я вытерла помаду тыльной стороной руки и распустила волосы, кое-как расчесав их пальцами. Затем я замерла в ожидании кого-нибудь, кто помог бы мне купить билет.

Ждать пришлось недолго. Это была потрепанного вида женщина с вьющимися черными волосами и сильно подведенными глазами. Уголки ее тонких губ смотрели вниз, что, может, и придавало ее лицу не слишком приветливый вид, но мне показалось, что на самом деле она незлой человек. Берни, возможно, сказала бы, что ее глаза говорят что-то неладное, но сейчас я могла полагаться только на себя. Женщина села через две скамейки от меня с журналом на коленях, вытянув ноги и выдувая пузыри из жвачки. Я приблизилась к ней, волоча за собой сумку, и сразу перешла к делу.

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь купил мне билет, – сказала я.

– Из дома бежишь, да? – спросила она. – Я-то знаю, как оно бывает, не сомневайся. Но мне на билет не хватит – ни для тебя, ни для себя.

Я не стала объяснять ей, что никуда не убегаю, – она, скорее всего, все равно бы мне не поверила.

– Деньги у меня есть. – Я открыла сумку и показала ей монеты.

– Ого! Ты что, копилку ограбила? – рассмеялась она. Один из ее передних кривых зубов был сломанным и потемневшим. – Так что, тебе надо, чтобы я билет купила? А сама что, не можешь? Деньги же у тебя есть.

Я кивнула.

– Я слишком маленькая, чтобы ехать одной, – объяснила я.

– А сколько тебе должно быть? – спросила она.

– Пятнадцать, – сказала я.

Прищурившись, она смерила меня взглядом:

– Тринадцать тебе можно дать. Но не пятнадцать.

– Знаю. Когда я сяду в автобус, то попрошу кого-нибудь сказать, что я с ним. Так водитель меня не спросит, сколько мне лет.

Она улыбнулась:

– Все уже продумала, да? Мне это нравится. Смышленая девчонка. Слушай, может, у тебя и мне на билет хватит? – спросила она, поднимая выщипанную бровь и оценивающе глядя на кучу монет.

– Нет, извините. Только один лишний доллар, но можете его взять, если хотите. – Я покопалась в кармане и протянула ей остальные выигранные четвертаки.

Она криво улыбнулась и покачала головой:

– Оставь себе. Так куда тебе нужно?

– В Либерти.

– Это ясно. Но все-таки, куда именно ты едешь?

– В Либерти, – снова сказала я, – штат Нью-Йорк.

– Надо же, даже не слышала про такой город. И что там, в Либерти? – спросила она.

– Не узнаю, пока туда не попаду, – ответила я.

Она снова улыбнулась.

– А ты не так-то проста для такой малявки, – сказала она. – Ладно, пошли купим тебе билет.

Она помогла мне дотащить мешок с монетами до кассы. Я в ней не ошиблась – не думаю, что многие согласились бы слушать, как их отчитывает кассир за то, что покупают билет одними монетами. Но Джуди – она сказала, что ее имя пишется через «дж», – и ухом не повела. Она слушала кассира, жуя жвачку, и изредка вставляла: «Да ладно тебе, деньги есть деньги», пока он не сунул ей билет через окошко кассы.

– Иди отсюда, – сказал кассир.

Она отвернулась от окна и протянула билет мне.

– Делом займись, – бросила она ему через плечо.

Я задумалась о ее словах. В тот момент они прозвучали как оскорбление. Но потом, поблагодарив ее и оставшись на остановке пятого автобуса с билетом до Либерти в руке и четырьмя монетами в кармане, я принялась тихо повторять эти слова про себя: «Займись делом, Хайди. Займись делом». И что-то в этой фразе мне нравилось все больше и больше.