— Депутат парламента? Ага, которая считает, что весь центр Лондона должен быть пешеходной зоной.

Хотя в его голосе не было особых эмоций, Кресси тотчас же поняла, что он считает ее мать дамой с причудами. Впрочем, это мнение разделяло множество людей. Даже сама Кресси чувствовала, что некоторые идеи ее матери граничат с безумством. Однако она не любила, чтобы Вирджинию обижали, посему тут же встала на ее защиту:

— А почему бы нет? Дети многих ее избирателей страдают от астмы, усугубляемой автомобильными выхлопами.

— Может, она и права, но у нее нет ни малейшего шанса убедить в этом весь парламент, — сухо отметил Николас. — Почему вы сразу мне не представились?

— Мне это показалось не таким уж важным.

Он пристально взглянул на нее.

— Наверное, не сладко быть дочкой депутата парламента.

То, что он без труда читал ее мысли, весьма расстраивало Кресси, тем более что ей никак не удавалось проникнуть в тайны его характера.

— Иногда не сладко, — призналась она.

— Меня больше интересует политика в Испании, чем в Великобритании, — заметил он. — Я несколько раз видел вашу мать по телевидению, когда находился в Лондоне. Она производит эффектное впечатление. Вы совсем не похожи на нее, не правда ли? Ни внешне, ни по характеру.

— Не похожа. Мои сестры похожи, а я нет.

Упоминание о сестрах не вызвало никакой видимой реакции. Либо он просто забыл про свою связь с одной из дочерей Вирджинии Вейл, либо обладал поразительной способностью контролировать свои эмоции.

— Не хотите ли немного бренди к кофе?

— Нет, спасибо, — отказалась Кресси, решив оставить свою родню в покое. Что бы ни случилось между ним и одной из ее сестер много лет назад, это не имело отношения к причине ее пребывания здесь. Поэтому благоразумнее всего — держать язык за зубами до того момента, пока она не разузнает, в чем дело.

Николас сказал:

— Сегодня я купил шоколадных конфет. Люблю время от времени побаловаться шоколадом, а вы?

— Я тоже никак не избавлюсь от этой вредной привычки.

Весело взглянув на нее, Николас наполнил чашки и отнес их в дальний конец комнаты, где два походивших на троны стула, покрытые мягкими подушками, стояли по обе стороны от сундука с плоской крышкой, обитого латунными гвоздями. Затем из углового буфета он достал картонную коробку, вскрыл фабричную упаковку и протянул Кресси.

Взглянув на содержимое, Кресси сразу узнала знаменитые бельгийские конфеты, хотя до этого ни разу их не пробовала. Она выбрала конфету из горького шоколада.

Еще не надкусив ее, она вдруг промолвила:

— Читая ваши книги, я и представить себе не могла, что отчаянные путешественники могут любить шоколадные конфеты.

— Мне не чужды никакие человеческие слабости, — сказал он, прежде чем положить в рот конфету с твердой шоколадной начинкой. — Разумеется, я бы предпочел хороший сыр, но Испания не может похвастаться своими сырными изделиями. Вы любите французские сыры?

Она утвердительно кивнула.

— Это другая моя слабость.

Николас подтолкнул к ней коробку с шоколадом.

— Не останавливайтесь на одной. Позвольте себе хоть эту небольшую радость.

Она так и не разгадала его взгляда — издевается над ней или что?

А он продолжил:

— Коллетт признавалась, что, если бы у нее был сын, готовый завести семью, она бы обязательно предупредила его: «Остерегайся девушек, равнодушных к вину, трюфелям, сыру или музыке».

— Вам нравятся ее книги? — слегка удивленно спросила Кресси. Шоколад и дамские романы!

— Нет, но я хорошо помню это предостережение. А вы как относитесь к советам, содержащимся в ее книгах?

— Не могу похвастаться знакомством с трюфелями. Но выйти замуж или просто жить с человеком, а потом вдруг выяснить, что он терпеть не может рок, а любит средневековое хоровое пение, — это действительно катастрофа, вы не находите?

Он засмеялся, но глаза его слегка сузились.

— Просто жить с человеком — не ваш стиль. Вы расстанетесь с долго и тщательно охраняемой девственностью только после того, как пройдете к алтарю под свадебный марш и на вашем пальце заблестит обручальное кольцо.

Саркастические нотки в его голосе взбесили Кресси.

— Именно так. И более того, я никогда не разведусь, — выпалила она с негодованием. — Возможно, вам это покажется смешным, но я искренне верю в слова «пока смерть не разлучит нас». Если я не встречу человека похожих взглядов, то буду жить одна, так, как прожила свою жизнь Кейт.

— Сомневаюсь, что она разделяет ваши убеждения. Кейт живет одна только потому, что видит в замужестве форму порабощения женщины. Она же завзятая феминистка.

— Понятия не имею, как она видит эту проблему, — сухо оборвала его Кресси. — С нетерпением жду возможности поговорить с ней. И какими бы ни были ее убеждения, на меня это не повлияет. Я хочу иметь одного мужа и быть для него всем на свете. Заводить романы с мужчинами, которые через пару лет могут и не вспомнить моего имени, действительно не в моем стиле.

Она пристально смотрела на него, стараясь уловить реакцию, но он встретил ее взгляд безмятежно. Потом осушил свою кофейную чашечку и встал.

— Если вы позволите, я бы поднялся к себе и еще немного поработал. Могу я попросить вас выключить потом свет? Все выключатели внизу, около лестницы.

— Конечно… и спасибо за то, что пригласили меня на этот вечер и ужин.

— Не за что, мне было только приятно. Спокойной ночи, Крессида. — Он пересек комнату — рослый, прямой, уверенный.

Его уход оставил Кресси в недоумении. Может, он ушел, потому что она ему наскучила? Ей хотелось верить, что он поднялся наверх так рано во избежание искушения. Но она не могла убедить себя, что причина была именно в этом. Может, он вспомнил ее сестру, с которой плохо расстался?

* * *

За завтраком Каталина вручила Кресси записку:

Кресси, большую часть ночи я провел за работой. Сейчас хочу немного отоспаться и, скорее всего, не проснусь до полудня. Увидимся за ланчем. Н.

В больнице она спросила о мобильном телефоне. Оказалось, телефон имеется, но в тот момент кто-то по нему разговаривал. Ей пообещали принести в палату, как только он освободится.

Настроение Кейт заметно улучшилось.

— Я начинаю привыкать к этой кровати и к больничному шуму. Сегодня я первый раз прилично поспала со дня происшествия, — произнесла она в ответ на вопрос о своем состоянии. — Ты принесла книги, которые я просила?

Кресси открыла рюкзак и вынула книги, а также кое-какие вещи, купленные по дороге. Быстрый осмотр ванной Кейт обнаружил явный недостаток туалетных принадлежностей, необходимых любой женщине. Даже ее зубную щетку давно следовало заменить.

— Надеюсь, ты не обидишься, что я открывала твои шкафы в поисках ночных рубашек. Но все, что мне удалось найти, — это две зимние пижамы.

— Никогда не ношу ночных рубашек. Если жарко, то сплю в собственной коже. А сейчас вполне сойдет и больничное белье. А это что такое ты принесла? Не духи случайно?

— Это туалетная вода, которую мама всегда берет с собой в дорогу.

— Бросаешь деньги на ветер. Но это очень мило с твоей стороны, — сказала Кейт. — Как там Вирджиния? Все еще активна сверх всякой меры?

— Все еще сильно увлечена политикой, — ответила Кресси, проигнорировав саркастический тон вопроса.

— Ее мечта стать премьер-министром никогда не осуществится. Возможно, ты еще и доживешь до того времени, когда премьер-министром снова будет женщина, но уж точно это будет не твоя мать.

Столь враждебный тон удивил Кресси. Она всегда была уверена, что Кейт относилась к политической карьере ее матери с поощрением. Кресси не успела ответить — раздался стук в дверь: один из медбратьев вкатил в комнату тележку с телефоном. Кейт уже чуть было не отослала его обратно, но Кресси объяснила, что ей самой требуется сделать звонок.

Проверив в телефонном справочнике код, она набрала номер офиса Фрэнсис. Ее сестра была автором колонки городских сплетен в одной из воскресных газет, а также писала очерки о ведущих предпринимателях.

На звонок ответила секретарша.

— К сожалению, в настоящий момент у Фрэнсис деловая встреча. Оставить для нее какое-нибудь сообщение от вас?

— Нет, спасибо, ничего важного, — ответила Кресси. Она сказала неправду, это было крайне важно. Она полночи не могла заснуть, думая об этом.

— Зачем тебе понадобилась сестра? — поинтересовалась Кейт.

— Она звонила мне вчера, и я хотела уточнить кое-что. Да, кстати, а как насчет твоей корреспонденции, Кейт?

— У меня есть ящик в почтовом отделении. Ключ в правом верхнем ящике стола. Корреспонденции у меня кот наплакал. Книги мои сейчас не печатаются, с большинством знакомых я потеряла связь.

Она сказала это как бы между прочим, без малейшего оттенка сожаления, но Кресси стало от ее слов очень грустно.

— Может, после выздоровления тебе следует подумать о возвращении в Англию и воссоединении с семьей? — предложила она. — Уверена, что мы могли бы найти тебе небольшое приятное местечко в Сассексе неподалеку от нашего дома. Климат у нас, конечно, не райский, но есть много других вещей, способных это компенсировать.

— Провести последние годы в тепле и комфорте на груди преданных родственников? — сладким голоском продекламировала Кейт. Ее смешок больше походил на кашель. — Ты романтик, Крессида. Ты смотришь на мир через розовые очки. Чего в твоей семье никогда не бывало, так это именно тепла и комфорта. Все подчинено амбициям. Я сама была когда-то такой же, однако сейчас кое-что уже поняла…

* * *

Вернувшись в поместье, Кресси мечтала только о том, чтобы поплавать и хоть чуть-чуть восстановить силы.

— Вы выглядите усталой, — заметил Николас, вставая с шезлонга, где он нежился на солнышке со стаканом освежающего напитка.

— У меня было ужасное утро.

— Тогда поплавайте, а я вам налью чего-нибудь расслабляющего.

Проплыв всю длину бассейна несколько раз, Кресси почувствовала себя новым человеком.

— Наверное, я так раскисла от жары. Обычно я никогда не чувствую себя такой разбитой в первой половине дня, — сказала она, поднимаясь по ступенькам бассейна и отжимая мокрые волосы.

Глаза Николаса были скрыты за темными очками, но она все-таки почувствовала оценивающий взгляд, быстро подхватила со стула банное полотенце и несколько раз обернула его вокруг себя.

— Усталость в это время дня — самое обычное явление для приезжающих в наши края. Рекомендую вам немного вздремнуть.

То, как он это сказал, заставило ее почему-то подумать не о сне, а о занятии любовью. Кресси вздрогнула.

— Уж не простудились ли вы? — Николас моментально вскочил со стула и положил ладонь ей на лоб.

Всей кожей почувствовав приближение его полуобнаженного тела, она быстро сказала:

— Все в порядке… мне уже лучше. — Усаживаясь в кресло рядом с его шезлонгом, она поинтересовалась: — Когда вы проснулись?

— Почти в полдень. У меня странный распорядок дня, когда я пишу. Каталина уже привыкла и не бунтует. А почему у вас утро было таким ужасным?

— Сама того не желая, я спровоцировала гневную тираду Кейт. Видимо, она разочарована в феминистском движении. Долгие годы это было ее религией. Теперь она потеряла свою веру, а поплакаться некому. Сегодня все эти эмоции неожиданно выплеснулись наружу, и я даже не знала, как себя вести.

— Так как вы в результате с этим справились?

— Неважно, — призналась Кресси. — Стараясь успокоить ее, я только подливала масла в огонь. Она беспокоит меня. Когда люди теряют смысл своего существования, они готовы на отчаянные поступки.

— Вы думаете, она может наложить на себя руки?

— Не знаю. В больнице, конечно, нет. Но если не останется ничего, за что она может уцепиться… — на этом голос Кресси оборвался. — Я не должна обрушивать все это на вас. Вы сейчас заняты своей книгой, и вам не до моих проблем.

— Я сильный. Могу взять на себя и ваши проблемы, Кресси.

Кресси не знала, что и думать по поводу услышанной фразы.

Николас заметил ее смущение и сам удивился: только что сказанное им было правдой. Опыт научил его, что лучше держаться подальше от чужих проблем, но к Кресси это никак не относилось — ему хотелось стереть с ее лица все печали и горести. Она любит опекать бездомных спаниелей, а он… Между ними явно существовала телепатия, потому что Кресси вдруг приподнялась в кресле, воскликнув:

— А как же Звезда? Она все еще в сарае? Боже мой, я совсем о ней забыла!

— С ней все в порядке. Каталина ее выпустила. Она еще недавно лежала у скамейки в дальнем конце террасы. Если я свистну, может быть, она прибежит, — с этими словами он свистнул.

Кресси расслабилась и перевела взгляд на арку, в которой должен был появиться на свист спаниель. Николас тем временем любовался длинными стройными ногами Кресси и мечтал убедить ее принять прописанное им «лекарство» у него в спальне. Но даже если бы она того возжелала, ситуация осложнялась тем, что теперь он знал, кто она.

У него уже были неприятности с одной из сестер Вейл. Не исключено, что Анна до сих пор имеет на него зуб. Что же касается его самого, он с большим трудом вспомнил ее имя. Пока что он не видел смысла говорить об этом Кресси. Похоже, она ничего не знает. Будучи намного младше сестры, Кресси навряд ли посвящена в секреты ее весьма свободной личной жизни.

Любопытным было то, что в таком окружении Кресси умудрилась вырасти пуританкой. Или хотела таковой казаться. По сравнению со своими сестрами, привлекательность которых достигалась умелым использованием и демонстрацией весьма средних внешних данных, эта девушка была великолепна, но, кажется, не подозревала об этом, лишенная тщеславия.

Кресси ассоциировалась у него с девочкой из известной сказки — можно было провести четкую параллель между ситуацией, в которой оказалась Кресси, и историей Золушки. Правда, сестры Кресси не были дурнушками, а вместо жестокой мачехи у нее была эгоистичная мать, но все же сравнение с Золушкой было очень подходящим. Хотя Прекрасный Принц вполне мог появиться в жизни Кресси, Николас не видел себя в этой роли. Он давно уже понял, что его образ жизни несовместим с серьезными отношениями с женщиной. Если бы она была более сговорчивой, они могли бы прекрасно проводить время. Но о серьезных обязательствах не могло быть и речи.

Неожиданно в арке все-таки появилась Звезда, и Кресси помчалась ей навстречу. Николас не мог оторвать взгляд от удалявшейся от него длинноногой фигуры. Когда Кресси нагнулась, чтобы погладить собаку, ее поза подчеркнула изгиб талии и линию бедра. На него нахлынуло сильнейшее желание научить ее вещам, о существовании которых она и понятия не имеет, а ведь, высвободи он ее из оков, ей наверняка бы понравилось.

Он поднялся с кресла и нырнул в бассейн.

Играя с собакой, Кресси знала, что Николас смотрит на нее, и в момент, когда он вдруг неожиданно вскочил и исчез в бассейне, она догадалась, почему ему так захотелось поплавать. От этой догадки ее сердце учащенно забилось. Направляясь в кабину для переодевания, она словно шагала по воздуху, ее сердце бухало, как барабан, и все самые примитивные инстинкты и желания рвались наружу.

Однако, переодеваясь, она поняла, что на самом деле он желал не ее: ему просто нужна была женщина — любая женщина. Как вполне заурядный самец, находившийся в одиночестве уже долгое время, он подкрадывался к самке. И это делалось не с целью соединить судьбы на всю жизнь, как, например, у поющих гиббонов в юго-восточной Африке. Кресси видела их по телевизору на прошлой неделе, когда показывали, как молодые самцы практикуются в пении, чтобы очаровать самочку, с которой они хотели свить в джунглях теплое гнездышко для себя и потомства.

С комом в горле Кресси наблюдала за счастливой жизнью этих обезьян на верхушках диковинных деревьев. Мэгги, смотревшая эту программу вместе с ней, сказала тогда:

— Жаль, что человеческие существа давно уже не живут по таким принципам.

Кресси тогда возразила:

— Но ведь некоторые живут, Мэгги.

Экономка хмыкнула и сказала:

— Ну, это очень редкие исключения. На этой неделе я читала, что один из трех браков в наше время заканчивается разводом.

— Газеты всегда видят только плохую сторону. А ведь если посмотреть иначе, то два брака из трех оказываются благополучными.

Вспомнив сейчас тот разговор, Кресси глубоко вздохнула. Тогда она еще не знала, что влюбится в человека, который не имеет ни малейшего намерения связывать себя узами брака.

* * *

— Какие у вас планы на сегодня? — спросил Николас за ланчем.

— Собираюсь еще раз наведаться в тетину хибару. Кейт дала мне список, чтобы легче было разобраться с вещами и привести дом в порядок. А вечером я снова поеду к ней в больницу. Телевизор она терпеть не может, а чтение ее утомляет. Наверное, ей нужны более сильные очки, а то может развиться катаракта. А так вечера у нее проходят сейчас очень скучно.

— Думаете, мне еще слишком рано появляться с вами в больнице? — спросил он. — Незнакомый мужчина будет действовать ей на нервы?

— Думаю, нет. Она смягчила свое мнение о представителях мужского пола. А как же книга?

— Я поработаю днем. Нельзя же все время работать, не позволяя себе никаких развлечений.

— Боюсь, что визит к пожилой эксцентричной даме трудно назвать развлечением.

Николас откинулся на спинку стула, вертя в руках стакан минеральной воды со льдом.

— Но ведь затем я приглашу хорошенькую молодую женщину на ужин, — сказал он, в упор глядя на ее губы.

— Ну, если мы опять идем куда-то ужинать, то теперь моя очередь приглашать вас, — ответила Кресси, стараясь говорить естественно, будто водить мужчин по ресторанам было для нее привычным делом.

— Как я сказал вам в первый день знакомства, здесь мужская территория, — возмутился Николас. — На Мальорке по счетам платят мужчины, а женщины с удовольствием им это позволяют. Они справедливо считают свою обворожительную компанию достаточной наградой для спутника.

Интересно, что он вкладывает в понятие «обворожительная компания»? — размышляла Кресси. Неужели снова готовится к атаке?

Было бы легче справиться с ситуацией, думала она, если б Николас ей не нравился. Хоть сестра и считает его подонком, он пока что демонстрирует качества, способные привести в восхищение любую женщину. Кресси старалась представить, что бы сказала о нем Кейт.

В дверях появилась Каталина:

— Teléfono por la señorita.

Кресси подняла трубку телефона, стоявшего на столике рядом со стулом, где она сидела прошлым вечером, когда Николас пожелал ей спокойной ночи.

— Алло?

— Мне оставили записку от тебя с просьбой перезвонить, — сразу приступила к делу Фрэнсис.

— Ой… Фрэнсис, здравствуй. Я думала, звонят из больницы и просят приехать.

— Что-то серьезное со старушкой? Я имею в виду — кроме переломов?

— Нет, нет… с ней все в порядке.

Это было не совсем так. Кресси опасалась, что после утреннего всплеска эмоций у тети повысилось давление, что при сильном возбуждении может привести к удару. Но она не собиралась делиться своими опасениями с сестрой, которую это все равно не заинтересует.

— Так зачем ты мне звонила?

— Когда мы разговаривали с тобой вчера… — Кресси замолчала на мгновение, подумав, что Николас может услышать обрывки ее реплик с другого конца террасы. Понизив голос, она продолжала: — Ты вчера сказала вещи, которые меня разволновали и привели в полное недоумение. Почему ты просто не можешь объяснить мне, что случилось?

Фрэнсис явно не требовалось напоминать о вчерашнем разговоре. Она обладала феноменальной памятью.

— Потому что это очень конфиденциально, — ответила она. — Когда Анна вернется из Штатов, можешь сама ее расспросить, но я бы тебе не советовала. Это был тяжелый период в ее жизни, оставивший много шрамов на сердце. Просто поверь мне на слово, Кресси, что Николас Тэлбот не принесет тебе ничего хорошего. Он отвратительно тогда поступил.

— Но ведь он производит прекрасное впечатление! И неужели он один виноват в произошедшем? Не было ли там и ее вины?

— Тогда она была слишком наивной — больше походила на тебя. Да уж не влюбилась ли ты в него? Только этого не хватало! Скажи ему, что ты сестра Анны Вейл. А также добавь, что другая твоя сестра, Фрэнсис, презирает его от всей души. И посмотри, что он тебе на это ответит.

— Я сказала ему, кто я. По крайней мере, я рассказала, кто моя мать. Он вообще никак не отреагировал на это.

— Что только доказывает, какая он свинья! — еле сдерживаемая злость буквально бурлила в голосе Фрэнсис на другом конце провода. — Если у тебя трудности с языком, найди платного переводчика. Папа возьмет все расходы на себя. Я тебя предупреждаю, Кресси, не связывайся с этой сволочью. Попадешь в беду. Если бы Анна узнала, что ты с ним общаешься, она бы просто с ума сошла. Он же, черт возьми, чуть не разрушил ее жизнь!

— Когда она вернется?

— Где-то через месяц. А когда ты сама планируешь вернуться?

— Не знаю. Трудно сказать, — Кресси постаралась обрисовать ситуацию.

— И все-таки хорошо, что мы именно тебя послали помогать Кейт. Я бы даже не знала, с чего начать, — призналась Фрэнсис. — Ну все, я должна бежать, у меня важная встреча, не хочу опаздывать. Пока!

Кресси положила трубку, но еще несколько минут продолжала стоять как вкопанная. Немного истеричная Фрэнсис всегда драматизировала обстоятельства, особенно если они касались личной жизни. Был ли этот разговор еще одним ее преувеличением? Или Николас и вправду способен на низкий поступок?

Подростком Кресси боготворила сестер за их очарование, остроумие, сообразительность. Но Мэгги быстро развенчала ее кумиров.

— Твои сестры — умные, но очень испорченные девушки, — однажды объявила она. — Их слишком избаловали родители. Вечно занятые, они позволяли девчонкам все, чтобы как-то компенсировать отсутствие внимания. Это происходит и по сей день. Твоим сестрам нужно сейчас то, чего им не хватало в детстве, — твердая рука. Но сомневаюсь, что они когда-нибудь ее получат, потому что на пути им попадаются сплошные рохли.

Улыбнувшись старомодным взглядам Мэгги, Кресси тем не менее встревожилась за себя. Может, ей тоже требуется твердая рука?

— Нет, дитя мое, ты совсем на сестер не похожа, — ответила тогда Мэгги. — Все, что тебе нужно, — это любовь и ласка.

Перебирая в памяти давний разговор, Кресси вспомнила также, как во время ее первого вечера здесь Николас сказал, что они оба — одинокие люди, которым нужно немного нежности и любви.

— Из Англии? — поинтересовался он, когда она вновь уселась за стол.

— Да, одна из моих сестер. Та же, что звонила вчера. Она говорит, что знает вас. Вы знакомы с моими сестрами. Почему вы мне не сказали об этом?

— Это было очень давно. Франческа была на одном из университетских балов в качестве чьей-то подружки, и мы оказались в одной компании.

— Ее зовут Фрэнсис, — поправила Кресси.

— Ну, это было лет десять назад. Мы тогда, может, потанцевали пару раз, и все. Затем я вновь встретил ее в Лондоне. Она пригласила меня на вечеринку, где я познакомился с Анной. Наш роман быстро исчерпал себя, мы оказались слишком разными. Со многими такое случается.

Разве мог бы он говорить об этом так легко, если бы совершил тогда какую-то подлость? Кресси не могла в это поверить.

По окончании ланча Николас вновь вернулся к работе, а Кресси направилась в коттедж Кейт. Во время прошлой поездки туда она заметила паутину в углах, а также мерзких насекомых с еще большим количеством лапок, чем у обычных пауков. Она собиралась переставить все книги и опрыскать полки специальным составом, а также опустошить ящики и выставить их на солнышко, чтобы избавиться от запаха плесени.

Разборка книг требовала целого дня, посему Кресси решила заняться ящиками. В доме Кейт имелась антикварная мебель, скорее всего привезенная из Англии в период, когда она перестала читать лекции в университете.

В спальне стояли высокий комод и большой дубовый шкаф. В одном из ящиков Кресси натолкнулась на стопку писем, перевязанных белой ленточкой, и конверт с фотографиями. На некоторых из них была изображена сама Кейт примерно в том возрасте, в каком сейчас находилась Кресси, а на других — какой-то молодой человек. Лишь на одной карточке они были вместе, и, судя по тому, как юноша улыбался, глядя на Кейт, он был безумно влюблен в нее.

Кресси хотелось перечитать эти письма: возможно, именно в них находилось объяснение странной фразы Кейт о том, что сожаления хуже самой сильной боли. Однако просьба мисс Дэкстер разобраться в ее вещах никак не подразумевала чтение любовных посланий, даже если со дня их написания прошло уже много лет.

Несмотря на открытые окна, в спальне было жарко, и через какое-то время ее начало клонить в сон. Кресси решила прилечь и вздремнуть немного, как советовал Николас. Николас… она думала о нем, закрывая глаза и отдаваясь во власть усыпляющего тепла мальоркинского дня.

Открыв глаза, она обнаружила, что Николас лежит рядом с ней на непокрытом матрасе и, облокотившись, смотрит на нее с чуть заметной улыбкой. По выражению его лица она поняла, что мгновение назад он поцеловал ее. От этого она и проснулась. На секунду сердце ее наполнилось беспредельным счастьем. Николас сказал:

— У меня не было настроения работать, так что я решил проведать тебя и посмотреть, как идут дела.

И наклонился, чтобы снова поцеловать ее.