За поздним ужином Роджер рассказал девушке, что приезжает в свое поместье, как правило, на выходные дни. Иногда появляется на одну только субботу, иногда не приезжает вовсе. Все зависит от обстоятельств, от положения дел на его работе.
Дом он реконструирует прежде всего потому, что ему нужна перемена занятий, это своего рода отдых. Воздух вокруг замечательный, тишина и покой. Телефон отключен. Близких соседей нет. Реджинальд Хоггвардс не в счет.
— Знаешь, Миллисент, если смотреть из мансардного окна, то на горизонте будет виден холм с развалинами старой церкви и остатками древнего кладбища. Среди каменных надгробий одно принадлежит моему прапрадеду, тоже Роджеру, по прозвищу Счастливый. И вообще кругом столько простора… Хорошее место для семейного гнезда, для отдыха, только нет рядом подходящей работы.
— А где вы работаете в городе? — спросила девушка.
— Как где? Я же сто раз тебе сегодня говорил: я — финансист. Работаю в банке!
— А как он называется? У него есть название, у вашего банка?
— Конечно! «Роджер Банк», — ответил мужчина, отпивая красное вино из бокала. — Что, не нравится?
Милли промолчала, она думала о своем. Хотя глаза ее улыбались, на душе стало так грустно, так тяжело. Вот вам, пожалуйста! Теперь понятно, откуда этот вишневого цвета «ягуар», командный тон в голосе, фамильный дом и все прочее. Он богат. У него все в полном порядке. Какой он финансист или там бухгалтер? Банкир! Человек для нее недосягаемый, живущий в мире больших денег, встреч с членами правительства, банкетов в дорогих ресторанах… Как жестока и бессердечна жизнь! То посылает навстречу отъявленного мерзавца, то знакомит со звездочетом, то сводит с миллионером.
Конечно, он, Роджер Харткортворд, миллионер. Все банкиры обладают миллионными состояниями. А как по-другому, если человек владеет собственным банком? Такому соблазнить невинную девушку — раз плюнуть, он их, наверное, десятками водит по кафе, ресторанам и театрам, дарит им французские духи, поит шампанским. А потом бросает. Полные карманы денег, что хочет, то и делает.
Он смотрит на женщин, а те заглядывают к нему в карман, считают его деньги. Небось презирает своих поклонниц, поэтому у него насмешливые глаза. Все ясно, меня этот Харткортворд тоже презирает, а возится со мною, чтобы себя потешить!
За что ей такое наказание? Она теперь словно обречена ждать, что с ней произойдет дальше. Мышка, добровольно сунувшая мордочку в мышеловку… Но разве не на мужчине лежит ответственность за растленные девичьи души? На мужчине, конечно! Подумаешь, банк у него! Да хоть десять банков!
Неожиданно для самой себя у Миллисент вырвалось:
— А мне Диана Форрествуд письмо недавно прислала!
— Кто это? — обгладывая крылышко цыпленка, спросил Роджер.
— Вы не знаете Диану Форрествуд?! Стыдитесь, молодой человек! Диана гордость и надежда всей нации, она так поет, что пробирает до самой глубины души!
Миллисент внезапно порадовалась возможности показать, что и она, несмотря на молодой возраст, кое-что понимает и ценит в этом мире. Но он-то хорош! Не знать, кто такая Диана Форрествуд! Прямо снежный человек какой-то…
Он смолчал, когда она назвала его молодым человеком. Да он просто мальчишка неразвитый!
— У Дианы замечательный голос! Она поет прекрасные песни! На каждом концерте у нее новое удивительное платье, можно заглядеться, как она красива!
— Вот как? — искренне удивился Роджер. — И о чем же она поет?
— О любви, о чем же еще? — удивилась девушка. — А вот сейчас я дам послушать вам ее песни! Хотите?
— Хочу, Миллисент, хочу. — Роджер отодвинул тарелку и откровенно зевнул. — А потом, чур, я пойду спать. Рано утром мне нужно уехать, а до этого еще надо успеть познакомить тебя с рабочими, с мистером Редкнопом. Он мастер, будет тебе во всем помогать, а ты помогай ему. Тебя не обременит моя просьба встречать рабочих горячим завтраком и кофе? Они придут ровно в шесть утра. К шести завтрак должен быть на столе.
Миллисент оскорбил его зевок, и она мгновенно раздумала искать и демонстрировать кассету с песнями Дианы Форрествуд. И вообще глупость это выдавать Дианочку за свою подружку. В самом деле, в ответ на то письмо поп-звезды, где была карта с магазинами, она, Милли, настрочила еще несколько писем. Рассказала подробно о своей жизни, о любимых занятиях, об учебе на курсах.
Но певица на другие письма почему-то не стала отвечать. Разве так поступают близкие люди?
— Хорошо, к шести завтрак будет на столе, — суховато проговорила Миллисент. — Я тоже пойду спать. Помогите отнести мои вещи в комнату, где я поставила кресло-кровагь.
— Не расстраивайся, Милли! Песни Дианы мы послушаем потом! Не вешай носа!
Снова в его голосе — командные нотки. Он ничего не забывает. Неужели ему интересны современные песни, тогда зачем зевал и занудно начал инструктировать по поводу завтрашних планов? То про завтрак для рабочих, про какого-то мистера Редкнопа…
— Хорошо, песни послушаем потом. — Девушка во всем решила соглашаться с Роджером. Она устала. А соглашаться и не спорить — так удобнее.
— Миллисент, Милли, милая домоправительница! — Мужчина осторожно коснулся пальцами руки девушки, погладил нежную кожу запястья. — Мы обязательно закончим наш разговор. Потом. И помни, у меня нет желания тебя обидеть.
— Я верю вам, Роджер!
Ее удивило, обрадовало и напугало его прикосновение. Она испытала сложное, незнакомое чувство. Девушка боялась признаться себе, но ощущения ей понравились. Боже, ей захотелось продолжения… Как себя теперь следует вести, что говорить? Почему она не вскочила и не убежала стремглав?
Милли старалась не дышать, вслушиваясь в свои ощущения. Она не убирала своей руки, не пряталась от ласки.
А разве это была ласка? Горячая мужская рука лежала неподвижно, но сама ее тяжесть, ее присутствие постепенно доказывали девушке, что существует незнакомая ей, однако, прекрасная сторона отношений между людьми. И, в сущности, плохо, обидно быть одинокой, никому ненужной в огромном-огромном мире.
Нет, это, конечно, была ласка! Как нежный взгляд, как аромат цветов, как прикосновение весеннего ветерка! Она могла бы сидеть так час или два, смотреть на огонь и ей бы не надоело чувствовать прикосновение этой руки. На душе стало так спокойно, забылись все неудачи, все беды. Жизнь показалась простой и понятной, захотелось подремать тут же, за столом.
За окнами догорал закат, мерно раскачивался маятник старинных часов, время безостановочно шло под аккомпанемент усыпляющего тиканья.
У Миллисент затекла правая нога. Девушка переменила положение тела и сразу же поняла, что халат предательски, а главное, не вовремя распахнулся. Но ведь под халатом на ней не было ничего — никакой абсолютно одежды!
Она замерла в ужасе, чувствуя кожей обнаженных бедер и живота тепло пылающего камина, и понимала при этом, что Роджер продолжает держать свою руку на ее руке, продолжает легко и нежно касаться ее пальцев, запястья, ладони.
Миллисент не двигалась, глаза ее были полузакрыты, острое чувство стыда постепенно уступало место непонятному удовольствию — каждая клеточка ее прекрасного тела, кроме тепла камина, впитывала ласкающий взгляд Роджера.
— Глупенькая, милая Милли, — раздался тихий голос Роджера.
Девушка осторожно взглянула на мужчину: его глаза закрыты, голова запрокинута. Он ничего не видел! Свободной рукой девушка кое-как запахнула полы халата. Обошлось!
* * *
Глубокой ночью, проснувшись, чтобы сделать пару глотков молока, Миллисент вновь и вновь возвращалась в мыслях к тому, что Роджер — самый славный и добрый человек, которого она повстречала в своей пока короткой жизни.
Сны ей в ту ночь приснились хорошие, легкие, как летние облака, но подробностей этих приятных снов Миллисент наутро не вспомнила.
…Проснулась она рано, как птичка. Солнце недавно поднялось над миром и освещало окрестности мягким, неназойливым светом. Выглянув из окна, девушка вдруг увидела, что окрестности рядом с домом прекрасны, деревья шумят свежей после ночи листвой, трава сочная, покрытая мерцающей в солнечных зайчиках росой. А воздух!.. Это был роскошный, чистейший воздух, от которого прибавляются силы, здоровье, радость.
Часы пробили пять утра. В доме кроме нее никого не было: Роджер уже уехал. Она даже не успела напоить его кофе. А как ей хотелось поухаживать за ним, согреть кофейник, поставить чашку с блюдцем, намазать маслом бутерброды, нарезать ветчину и сыр. Роджер, почему ты так быстро уехал, ведь обещал познакомить с рабочими, с мастером?
К шести у нее был готов завтрак. И первый человек, которого она встретила на пороге, был кровельщик Пиркс — бородатый старик в зеленом комбинезоне со множеством карманов. Из каждого кармана торчали замысловатые инструменты. Это показалось Милли таким смешным, что она не сдержалась и весело рассмеялась.
— Ух, какую хохотушку хозяин нашел, — добродушно проворчал старик. Голосок у тебя звонкий, что надо!
— Вот именно, нашел! — радостно подтвердила девушка. — Черной-пречерной ночью, в холодный-прехолодный дождь, среди ярких-преярких молний… Но это уже все в далеком прошлом! Прошу вас за стол.
За кофе Миллисент рассказала Пирксу подробности о вчерашнем потопе. О том, как обрушилась кровля, и как они с Роджером черпали воду ведрами, и о том ужасе, который творится теперь в гостевых комнатах!
— Ничего, все можно починить-поправить, — добродушно усмехнулся в бороду старик. — Сделаем в лучшем виде, крепче старого. Дело за плотниками. К вечеру они установят новые стропила, обрешетку. Я уложу черепицу, установлю желоба, кровля будет на загляденье! А вот и плотники, познакомься! Ребята, а это наша домоправительница, ее зовут Миллисент!
* * *
За один день Миллисент перезнакомилась и с плотниками — братьями Джонсонами, и с каменщиками — Джеком и Томом, и с электриком — мистером Финчлеем, и со стекольщиком Смитом, и с мастером Редкнопом, который планировал все работы.
Дом наполнился звуками, ожил.
Весь день до позднего вечера грохотали молотки, завывали пилы, звучали звонкие голоса инструментов. То и дело подъезжали грузовики с материалами, транспортные рабочие строительных фирм вносили в дом ящики с оборудованием. Огромные брусья исчезали в проемах окон, плотники смело ходили по гребню крыши, глубже и шире становились траншеи во дворе.
Миллисент познакомилась с архитектором, который делал проект реконструкции дома, с инженерами-теплотехниками, настраивавшими оборудование котельной так, будто этот самый котел был огромным музыкальным инструментом.
Да, она действительно ощущала себя самой настоящей домоправительницей! Все с ней советовались, перед ней отчитывались, всех она кормила-поила. Короче, была здесь самой главной в отсутствии хозяина, господина банкира и заодно ее ночного спасителя Роджера Харткортворда.
День пролетел, как одно мгновение. В девять вечера девушка в одиночестве стояла в холле и рассматривала рисунки и чертежи в папке, которую ей оставил архитектор. Сколько еще предстоит работы! Как говорится, начать и кончить.
Миллисент, быстро приняв освежающий душ, затем едва добрела до постели и тут же провалилась в сон, успев подумать: «Как я устала. Какое блаженство лежать в мягкой постели под одеялом!»
* * *
Утром она с трудом заставила себя встать по звонку будильника. Но уговор с Роджером дороже денег: к шести часам она обязана была приготовить завтрак на всю честную компанию мастеров и рабочих.
Вторник и среда повторяли друг друга. Грохот и стук, повсюду пыль. Вдруг оказалось, что невозможно пройти по каменной лестнице ввиду ее полного отсутствия — братья Джонсоны разобрали ее полностью, до основания, предварительно белой краской пронумеровав все камни.
В яме под фундаментом парни, к своему удивлению, обнаружили проржавевшую алебарду, ржавые стремена, горку пятифунтовых пушечных ядер, помятый серебряный кубок. Это стало маленьким событием среди кипения трудового дня. «Впору открывать музей, — довольными голосами бубнили мужчины, передавая из рук в руки находки. — Сколько же пива войдет в такой здоровенный кубок?»
Вот какой славный дом был под началом у Миллисент. Старинный, с традициями и кладом.
Четверг принес другую неожиданность — подошли к концу запасы съестного! Добросовестная Миллисент так вкусно готовила завтраки и обеды, так щедро кормила вверенных ее заботе рабочих, что к пятнице запросто могло не хватить ни риса, ни яиц, ни ветчины.
После обеда мастер Редкноп предложил свою машину и себя в качестве водителя, чтобы съездить в соседний городок — пополнить запасы продовольствия.
Миллисент с радостью согласилась, и спустя несколько минут уже катила в красном пикапе Редкнопа по шоссе навстречу зеленым холмам.
Девушка с наслаждением подставляла раскрасневшееся лицо потоку набегавшего воздуха. Какой чудесный день, как замечательно ощущать себя полезной, необходимой кому-то! И какие прекрасные люди вокруг! Все мастера своего дела, работа так и горит у них в руках.
Машина пролетела по каменистой насыпи мимо знакомого ручья, но девушка даже не обратила внимания на массивные ворота Волчьего лога. Она весело болтала с мастером о жизни в городке, о ремонтных работах, о песнях Дианы Форрествуд. Оказалось, что мастеру это имя давно знакомо.
— А вы знаете, Миллисент, мои дочери переписываются с певицей! — сказал он. — Да-да! Вы не поверите, но она даже сообщила им, где можно купить все ее песни, вот как, выдала все дешевые магазины! Девчонки хранят дома ее письмо и продолжают писать ей, сообщая обо всех новостях. Теперь Диана с ними дружит, она такая простая.
Миллисент благоразумно промолчала, что также знает места, где можно приобрести песни певицы. И совсем недавно, веря в дружбу и симпатию между людьми, отсылала Дианочке восторженные послания одно за другим.
* * *
В городке девушка за полчаса пробежалась по магазинам, купила все необходимое, а также цветы и мороженое. Как все хорошо, как удобно и быстро! Пожалела Милли лишь об одном: обидно, что не взяла записную книжку с новым телефоном матери. Ладно, ничего… Сообщить о хороших новостях никогда не поздно, зато как потом обрадуется мама!
На обратной дороге мистер Редкноп изъявил желание обучить Миллисент езде на автомобиле.
— В нашей стороне дороги пустынные, опасности для неопытного новичка нет, а необходимость побыстрее добраться до города может возникнуть в любой момент, — наставлял он свою попутчицу. — Наука простая, а жить так далеко, и пользоваться автобусом не всегда удобно. Да я лично вас обучу, у вас получится сразу. Вы такая хорошенькая и умная!
— Спасибо за комплимент! — захохотала Миллисент. — А я вам в благодарность поставлю ящик пива! Холодненького!
— Пива не пью! — ответил мастер. — Только ром или бренди по большим праздникам! Но с вами выпью и пива, уговорили старого дурака!
Миллисент не узнавала сама себя. Она болтает и смеется с незнакомыми людьми? Соглашается выпить с мистером Редкнопом пива? Какой удивительный день! Подумать только, ей никто и ничто не испортило настроения в городе. Такая редкость…
Раньше всегда находился какой-нибудь тип, бросавший ей вслед сальности. Мужчины в барах смеялись ей прямо в лицо, в автобусах подмигивали, когда она нечаянно встречалась с ними взглядом.
Девушка вспомнила, как один дед — дед! — попытался уступить ей место, да еще хотел произнести комплимент. Мол, в ногах правды нет, а уж в таких хорошеньких — и подавно! Как она посмотрела тогда на гнусного старика! Прямо испепелила гневным взглядом.
* * *
К пяти вечера в пятницу в доме никого из рабочих не осталось. Миллисент, переделав все дела, перемыв посуду, решила в ожидании приезда Роджера прогуляться по окрестностям, осмотреть поместье как следует.
Валуны отдавали накопленное за день тепло, так приятно прислоняться ладонями к шершавым бокам огромных камней. Прозрачный воздух, напоенный ароматами трав и цветов, был неподвижен. Красные и зеленые стрекозы с шумом пролетали над самой головой. Разгуливая по извилистым тропкам, она вспугнула дикого кролика, и зверек, смешно вскидывая задние лапки, сломя голову бросился бежать прочь, к изгороди, сложенной из плоских камней.
Собрав крохотный букет полевых маргариток, Миллисент широким спортивным шагом поднялась на вершину одного из холмов.
Далеко на западе, в стороне океана, небо приобретало красноватый оттенок, видимо, солнце опустится сегодня прямо в тучи. Скорее всего завтра будет дождь. Обидно! Милли очень хотела пригласить Роджера на прогулку, вокруг такой простор и такой чистый воздух.
Девушка спустилась с холма по едва заметной тропинке, и пошла по краю небольшого болотца в сторону одинокого дуба, у корней которого белели потрескавшиеся от времени плиты надгробия.
Ярко-зеленая осока приманивала взгляд своей свежестью. В центре болотца, на почти круглом блюдце чистой воды, ярко горело отражение заходящего солнца и неподвижно замерли две диких утки, селезень со своей подружкой.
Миллисент остановилась, завороженная тишиной и покоем уединенного места. Она склонилась над плитами надгробия, пытаясь прочесть полустертую надпись на камне. Кто здесь может покоиться? Бедный викарий? Или храбрый солдат? От селения не осталось и следа, только дуб и только эта могила.
— Хорошенькое местечко?
Голос раздался за спиной, но девушке не нужно было гадать, кому он принадлежал. Интонации чересчур знакомы. Не оборачиваясь, Миллисент гневно произнесла:
— Не понимаю, что вы здесь, Реджинальд, делаете и что вам от меня надо?
— Прекрасно вы все понимаете! А делаю я здесь то же, что и вы: любуюсь землями, принадлежащими моему родственничку и доброму соседу. Впрочем, не такой уж он и добрый, взял и увел у меня чистую овечку!
— Мистер! — резко обернулась Миллисент. — Убирайтесь подобру-поздорову, иначе я найду на вас управу! Я…
— А кто найдет управу на вас, уж не Роджер ли? Хорошо вам порхать из дома в дом, от одного мужчины к другому. — Голос Реджинальда Хоггвардса стал звучать грубо и жестко. — Да знаете ли вы, вертихвостка этакая, что ваша мать места себе не находит? А ведь у нее больное сердце, стенокардия и все такое прочее. Вы в курсе, что ваш нынешний отчим уже обращался в полицию? И что только мое вмешательство остановило панику? В силу своей информированности, я имел честь сообщить, что вы сожительствуете с сэром Роджером, увы, моим родственником. Прошу прощения, за то, что у него низкий моральный уровень. Я никогда не осмелился бы взять на содержание столь молодую особу. И знаете, почему?
Миллисент в гневе закусила губу, она была готова убить мерзавца.
— Прекратите болтать всякую чушь, Реджинальд! — выкрикнула она.
— Господин Хоггвардс, с вашего позволения, — холодно процедил ее бывший хозяин. — Я никогда не болтаю, всегда говорю исключительно правду. Потому что сразу понял, что вы за птица! Как рьяно вы принялись наводить чистоту в моем доме! Почувствовали, что жена далеко? Решили, я вами всерьез заинтересуюсь? На что вы рассчитывали, юная, неопытная обольстительница? Куда вы, постойте, я не все вам сказал… Я хотел отдать деньги за твою работу, дурочка!
* * *
Но Миллисент была уже далеко, она бежала за защитой к Роджеру! Сейчас она пожалуется единственному на свете справедливому человеку, и он сотрет в порошок ненавистного Хоггвардса! Он убьет его, утопит в вонючем болоте, переедет своим автомобилем! Кстати, где же его машина?
Подбежав к дому, девушка не увидела света в кухонных окнах, не обнаружила вишневого «ягуара» своего нового работодателя. Как же так, сегодня пятница, Роджер должен был приехать. Ведь он обещал!
Хотелось плакать, закрыть лицо руками и громко рыдать, так скверно было на душе. Все ее бросили, абсолютно все!
Что этот мерзавец Реджинальд говорил о матери? Он сказал ей, что дочь пошла по рукам? Что она — игрушка в руках мужчин? Боже! Миллисент вбежала в кухню, жадно выпила стакан холодной воды.
За окнами быстро темнело. Из сада раздался крик совы, вылетевшей на ночную охоту за мышами.
Этот мерзавец бродит где-то поблизости, вынашивает свои подлые планы. Как страшно, как обидно и страшно! Девушка заперла входные двери, закрыла все окна цокольного этажа, и в отчаянии упала на свою постель.
В комнате было совсем темно и тихо. Запах мяты и лаванды проникал в ноздри, успокаивая расшатанные нервы. Одеяло к самому носу! Не думай о плохом, Миллисент. Итак, повторяем урок. Мужчинам верить нельзя. Это раз. Верить нельзя никому вообще. Это два. Только маме! Какое у нее теперь давление? Как у них дела с Франклином Баумом? Они забыли ее, бросили! Да и кто она такая теперь, чтобы помнить о ней, кто она такая?
Как кто!?
Словно молния, сознание Миллисент пронзила ясная мысль: «Я та, кто только и любит Роджера Харткортворда! Его хриплый голос, его серые глаза!» Сон пришел моментально. Сказались усталость и переживания, а еще, может быть, она произнесла самой себе волшебные усыпляющие слова.
«Его миллионы ты любишь! — прогнусавил под самым ухом мерзкий голос господина Хоггвардса. — Его загородный дом!»
Миллисент застонала во сне. Этот Реджинальд, подмигивающий ей подбитым глазом, мерзок, как ночное ароматное печенье, которого она наелась совсем недавно на сорок лет вперед. Господи, что за сны одолевают ее этим летом? Просто кошмар.
* * *
Ровно в полночь Миллисент проснулась от жуткого грохота внизу, кто-то по-хозяйски молотил кулаками в дверь.
Полусонная, шатающаяся от усталости девушка спустилась вниз и без всякого страха открыла. Кто еще мог так настойчиво стучать? Только хозяин дома.
Конечно, это был Роджер, он не мог не приехать! Он приехал, чтобы спасти ее!
— Мне есть, что вам рассказать, Роджер! — сказала Миллисент. — Но сначала надо выспаться! Я дремлю прямо на ногах. Все в порядке. Черепица уложена, балки подогнаны, стропила как новенькие. Потопа больше не будет. — Девушка зевнула. — Да еще вот, мастер Редкноп будет учить меня вождению!
Миллисент даже не упомянула о встрече с бывшим работодателем. Зачем? Это пройдет, забудется, как забываются страшные сны.
Увидев милого Роджера, она вообще забыла о существовании этого несчастного человека, бедного мистера Хоггвардса. Реджинальд даже не знает, что такое любовь, кроме того, он ей совершенно не интересен, как человек. Он подлый! Он не мужчина.
Миллисент найдет способ, как поставить в известность маму о действительном положении дел, просто позвонит отчиму и расскажет, у какого хорошего человека работает.
Засыпая, девушка пыталась обдумать, как же теперь вести себя, чтобы Роджер, который умеет читать ее мысли, не догадался, что она его полюбила.
Ему надоели девушки и женщины, заглядывающие к нему сначала в карман, а потом в сердце? Замечательно! Она прямо скажет, что ей не безразличны его миллионы, она будет хорошей домоправительницей, будет экономить его деньги.
Но о своей любви она не скажет Роджеру никогда!
Она умрет когда-нибудь, ее похоронят под старым дубом, посреди поля. Будут петь птицы, летать стрекозы. С тихим шелестом слетит на могилу дубовый лист…
Роджер, может быть, положит букетик из незабудок на могильный камень, и все. Ей и этого достаточно. Интересно, а как она умрет? Наверное, старой девой, в скромном домике под красной крышей, в кресле-качалке, под веселое пение верной канарейки. Любимая кошка обнаружит ее холодный труп, завоет с горя и приведет старых, добрых соседей. Как хорошо!
Но кого это привела к ее трупу любимая кошка? Кто так трясет ее за плечо? Разве она не умерла?!
…Миллисент открыла глаза и увидела над собой обеспокоенное лицо Роджера. Комната залита ярким солнечным светом, за окнами поют птицы, голова свежая, тело наполнено силой.
— Доброе утро, Миллисент! — сказал Роджер. — Прости меня, что не мог раньше приехать. Что вчера здесь произошло? Ты разговаривала с Реджинальдом Хоггвардсом, мерзавец приходил в мой дом?
— Никто сюда не приходил! — искренне ответила Милли.
— А это откуда? Я нашел это на крыльце! — Роджер показал девушке пухлый конверт. — Тут написано «М. от X.»
Из конверта посыпались деньги.
— Я не понимаю! — Она оторопела. — Кто это «X»?
— О, еще раз прости меня, Милли, теперь до меня дошло. Это Хоггвардс заплатил тебе за работу! Все тайное становится явным.
Лицо Роджера стало виноватым, мальчишеским.
— Как? Еще раз? А его премия и прочее? — страшно удивилась Милли.
— Миллисент, тогда я тебя немножко обманул. Ты была в отчаянии, надо было видеть, как ты тряслась и беспокоилась! Я отдал тогда свои деньги.
— Роджер, обман есть обман. Оставьте этот конверт себе.
— Ты с ним разговаривала?
— Нет, я с ним не разговаривала. Он разговаривал со мной. И запомните, мои личные дела касаются только меня, меня и моей семьи! — Голос Миллисент стал строгим. Она отчитывала этого взрослого человека, как мальчишку, и обманывала, как мальчишку.
Да расскажи она Роджеру правду о вчерашнем разговоре, он тут же побежит в Волчий лог и надерет уши бедняге Реджинальду! Хватит с него и прошлых синяков.
Миллисент окинула взглядом крепкую фигуру Роджера. Какой он сильный, большой. Разве можно его сравнить с тщедушным Хоггвардсом?
Но не это занимало мысли Миллисент. Ее занимало то, что она сама стала другой.
* * *
Почему она совершенно не стесняется того, что лежит в постели, а в комнате находится посторонний человек, да еще в строгом деловом костюме, с папкой в руках? На ней-то самой, только ночная рубашка!
Если бы кто неделю тому назад намекнул ей на возможность подобного пробуждения, она ни за что бы не поверила! Да еще бы возмутилась: «Как это безнравственно!»
— Роджер! — позвала Миллисент.
Тот стоял у окна и смотрел вниз, на изрытый канавами двор. Милый, расстроенный мальчик.
— Скажите, каким бы словом вы определили этот наш утренний разговор? Ну то, что я в постели, а вы вошли без стука, и прочее?
Господи, как легко она задает ему такие откровенные вопросы!
— Это безнравственно! — откликнулся Роджер.
Миллисент засмеялась.
— Я тоже так думаю. Почему вы в таком строгом костюме?
— Через час уезжаю в аэропорт, встречать сестру, свою милую Флоренс. Ты сумеешь приготовить парадный обед?
— Будут гости?
— Только сестра! Но не вздумай готовить рыбу, она ее терпеть не может! Вспомни, она ихтиолог! Рыбы, любые, для нее живые существа, объекты для изучения, а не кусок филе или что-то там под соусом!
— Роджер, — вновь позвала тихим голосом Миллисент. — Я приготовлю обед, не беспокойтесь, только погладьте меня по руке, как тогда, вечером у камина…
Он положил свою крепкую ладонь на ладошку девушке и шепнул:
— Только тогда ты была в халате, помнишь? А халат распахнулся…
— Так вы смотрели тогда на мой голый живот и молчали?! — воскликнула Миллисент.
— А что я должен был тогда кричать? Твой живот меня вовсе не напугал, — спокойным голосом произнес Роджер. — Молчал, конечно, и любовался. А если сейчас увижу твой живот, может быть, и закричу!
Роджер ухватился за край одеяла и потащил его на себя, продолжая тем временем нежно сжимать пальцы левой руки Милли.
Одеяло свалилось на пол, открыв солнечному свету и жаждущему взору самое соблазнительное зрелище, которое только может представить себе истосковавшийся по близости мужчина: короткую рубашку, сбившуюся под самый подбородок, пару восхитительно стройных ног, тонкую девичью руку, стыдливо прикрывающую ладонью лоно, прекрасный живот, чудесный пупок и округлые, вздымающиеся при каждом вдохе, груди.
Девушка продолжала лежать на спине, она улыбалась и молчала. Потом губы ее разжались и с нежностью произнесли:
— Роджер, ты очень милый! Поцелуй меня и уезжай, ты опоздаешь!
Он прижал к своим губам ладонь Миллисент, а потом громко крикнул:
— Какой красивый живот!
— Тише! — испуганно остановила его девушка. — Ты с ума сошел!
— А кто нас может услышать, мы одни в доме!
Словно в кошмарном сне сразу же в холле послышались переговаривающиеся чужие голоса.
— Кто это?! — в ужасе замерла Милли. — Ты оставил входную дверь открытой?
Роджер прислушался, потом сказал:
— Получается, оставил открытой… Прости, забыл тебя предупредить это телефонные мастера. Теперь ты сможешь позвонить матери, рассказать, что все у тебя в порядке.
Девушка хотела было встать, одеться, но Роджер нежно удержал ее на простынях:
— Нам никто не помешает…
Господи, конечно, она стала другая: он сказал ей «никто не помешает», и она с удовольствием покорилась ему, продолжая бесстыдно лежать обнаженной на постели.
Миллисент и представить себе не могла, что до первого поцелуя в губы испытает столь острое наслаждение — горячее дыхание Роджера на своем пупке.
На ее животе могли поместиться тысячи поцелуев этого негодяя, этого хулигана, мерзавца, мучителя, мальчишки! Он истязал ее, он только целовал ее! А она хотела вобрать в себя его целиком! Почему он так жесток, зачем ему надо уезжать в аэропорт?!
Миллисент очнулась первой и спросила:
— Который час?
— Пять минут прошло с тех пор, как ты попросила меня погладить тебе руку!
— Не может быть! — она отвернула край рукава его пиджака и посмотрела на часы. — Ты прав. Все равно, поезжай немедленно, опаздывать нехорошо. Роджер, я тебя буду ждать!
— Позвони матери! — сказал он, махнул на прощание рукой и вышел из комнаты.