Неделя началась как обычно с приготовления завтрака для рабочих. Понедельник ознаменовался подключением дома к новым котельным на угле и электричестве.
Мастер Редкноп, добродушно усмехаясь, разъяснял Миллисент:
— Теперь ты, милая, будешь в полном порядке. И тепло и светло в доме. Если шторм свалит столбы, на которых электрические провода, то есть я хочу тебе втолковать, если что вдруг случится с электричеством, тогда у тебя под рукой в запасе будет уголек. Бросишь его в топку — и дальше можно зимовать.
* * *
Сверкали огни сварочных аппаратов — рабочие заваривали трубы, раздавались зычные команды мастера, на всех этажах было дымно, пахло горелой резиной, всюду хрустели под ногами металлические опилки и окалина.
С рабочими мастер Редкноп как всегда шутил. А когда заглядывал на кухню к Миллисент, то озабоченно присаживался на стул, просил дать выпить чего-нибудь холодненького. И почему-то не заикался о своем прошлом предложении научить ее управлять машиной. Он, наверное, знает, что скоро в доме будет новая хозяйка, швейцарская банкирша, думала Милли. — И жалеет о том разговоре, про машину.
Редкноп искренно благодарил девушку за очередную кружку то с апельсиновым, то с яблочным соком и спешил к рабочим. Вытирая со лба пот, мастер носился по этажам с чертежами, и чаще, чем обычно, принимал какое-то сердечное лекарство.
Во вторник с фабрики привезли мебель для отделанных комнат. Миллисент, сверяясь с планом, составленным Роджером, руководила грузчиками. Как она нервничала — ящики с трудом проходили в проемы дверей. Я — настоящая домоправительница, а не возлюбленная хозяина. Да, да, мне важнее, чтобы мебель оказалась внутри дома, а не я сама в объятиях коварного Роджера Харткортворда! — раздраженно размышляла она, наблюдая за работой грузчиков.
К вечеру у нее оставалось сил лишь на то, чтобы упасть, где придется, и уснуть. Почему же Роджер мне не звонит? — беспокоилась Милли, расчесывая перед сном свои лунные волосы. В доме есть теперь телефон. Разве ему не интересно, как продвигаются дела?
Конечно, она и сама могла позвонить ему, но чувства противоречия, обиды, еще чего-то, больно скребущего душу, мешали ей это сделать.
Среда омрачилась тем, что стекольщик Смит жестоко поранил руку. Милли вынуждена была сделать бедняге перевязку. Мистер Редкноп отвез его в амбулаторию, а она принялась оттирать следы крови с дубового паркета.
Сегодня уже третий день, как мы в разлуке, с грустью думала она. А мистер Харткортворд даже и не помышляет снять трубку и набрать телефонный номер собственного поместья. А что если мы все тут взорвались? Или у нас лопнули трубы и полдома залило? Или случилось землетрясение… Все они мужчины таковы: с глаз долой, из сердца вон. Конечно, он забыл обо мне и о том, что случилось между нами три ночи назад.
* * *
Мистер Редкноп, вернувшись в поместье, дал команду заменить часть паркета, сообщив, что кровь — такая штука, которая плохо оттирается, плохо отмывается, да и зачем такой красавице, как Миллисент, тратить силы, стоять на коленях, марать свои белые ручки?
Юная женщина смутилась от прозвучавших замечаний старого мастера. Он это заметил, хмыкнул в усы и перевел разговор на другую тему. Порадовал известием о том, что Смиту гораздо лучше.
— Миллисент, какая у вас легкая рука. У нашего Смита, благодаря вашей повязке, моментально прекратилось кровотечение. У вас есть талант, терпение и умение сострадать. Почему вы не учитесь на медицинскую сестру? Неужели вам интереснее с нами, слесарями и плотниками, сварщиками и столярами?
— Вы правы, мистер Редкноп. С вами мне интереснее. Этот дом — как живой человек. Мы делаем его жизнь лучше, оберегаем от смерти.
— Неужели? — улыбнулся мастер.
— Конечно! — с жаром ответила Миллисент, не замечая добродушной иронии в свой адрес. — У дома, как у всякого человека, есть тайны, есть болезни, есть свои радости и свои беды. Что я вам говорю, вы сами все прекрасно понимаете.
— Вы — большая умница, Миллисент! — Редкноп посмотрел на нее с нескрываемой нежностью. — Дай Бог вам хорошего жениха! Знаете, как называет вас стекольщик Смит? Золушка с льняными волосами. Вы бы обратили внимание на парня, как-никак спасли ему руку. А можете спасти и его сердце. Кстати, он неплохо зарабатывает, я ценю его как работника. И никому не отдам подряд Смита, дождусь его выздоровления!
* * *
Господи, до чего наивным показался этот разговор старого мастера Миллисент. Он же видит, что она не верит мужчинам, считает их обманщиками. И вообще, она не лягушка, прыгающая с кочки на кочку. Не в ее характере метаться из одной постели в другую.
Не позвонил Роджер и в среду. Все ясно, она для него — пустое место. Он ее специально ласкал-баюкал, чтобы прилежнее исполняла свои обязанности домоправительницы. Хорошо, она станет исполнять их еще лучше.
В эту ночь Миллисент заснула со слезами на глазах. Как одиноко было ей, как холодно! Пусть даже в доме заработают сто котельных, все равно ее будет пробирать ледяной холод.
* * *
В четверг и пятницу основная работа мисс Рич была связана с садом. Озеленители размечали территорию газонов, укладывали дерн, меняли дренажные трубы.
Она ходила по дорожкам, присматривая за специалистами. А все же, какой чистый, напоенный запахами трав воздух в Харткортворде! До чего здесь легко и свободно. И как красиво вокруг, глаз не оторвать от холмов, величавых крон деревьев, летающих в вольном небе птиц…
От Миллисент зависело будущее сада, нельзя было допустить ни малейшей ошибки. В некоторые моменты приходилось чуть ли не валиться с ног от усталости, но ей нравилась работа, и она с удовольствием отмечала, как меняются окрестности и преображается сам дом. Она была причастна к осуществлению прекрасного проекта, вкладывала собственные силы и частицу души в возрождение исторического поместья.
Миллисент забыла, что такое скука, ей были теперь смешны разговоры, которые она вела когда-то с Эдисоном и Кэт. Какой она была глупой! А самое интересное, ей удалось переменить свое мнение о мужчинах. Не все они были кобели, это раз. Обнаружилось, что самый лучший из мужчин — Роджер! Это два. Ушли неприятные мысли, связанные с первым отчимом и его сыном, даже не вспоминались события в Волчьем Логу.
В субботу приедет Роджер. Да, он должен появиться. И она его ждет. Эта мысль наполнила молодую женщину силой и бодростью. Правда, тут же заставила задуматься. Ну хорошо, он приедет. А дальше что? Будь что будет… Чужой жених Роджер Харткортворд, ее любимый мужчина прижмет исполнительную домоправительницу к своей груди, поцелует, и она забудет всю усталость… Только бы он приехал! Как Милли соскучилась по хрипловатому голосу, по серым глазам, по милой улыбке!
Юная женщина старалась избавиться от всех своих переживаний, гнала прочь мысли о возможной сопернице из далекой Швейцарии. Нет никакой соперницы! Просто Флоренс очень любит своего брата и боится за него, придумывая на ходу всевозможные опасности. Не может Роджер поступить расчетливо и жестоко с женщиной, он благородный, открытый и искренний человек. Нежный и ласковый, он…
Миллисент стояла рядом с телефонным аппаратом, ее левая рука вот-вот хотела снять трубку, а правая — набрать номер. Его номер. И ничего, пусть он сам не звонил ей целую неделю. Она не гордая, она его любит и сама справиться о его делах, здоровье, о том, скучал ли он по ней. Нет, лучше спросить скучал ли по своему родовому гнезду…
— Милли! Это ваша льняная головка сияет в окошке? — окликнул женщину мистер Редкноп, усаживаясь в машину. — Подойдите ко мне, если нетрудно. У меня к вам серьезное дело.
Что такое? Может быть, мастер хочет сообщить ей что-либо о Роджере? Возможно, он знает, почему хозяин столько времени молчал? Не дай Бог, с ее возлюбленным беда…
Она слетела вниз, словно пушинка, гонимая случайным порывом ветра.
В руках у Миллисент оказался сложенный вдвое листок бумаги.
— Что это? Господи, не пугайте меня! Это…
— Почта Амура, — улыбнулся мастер. — Прочтите на досуге.
Редкноп нажал на газ, подмигнул растерявшейся Миллисент и через минуту его автомобиль скрылся за поворотом.
Стоя под липами, юная женщина внимательно прочитала строки, написанные крупным, почти детским почерком:
«Миллисент, я пишу с надеждой получить ответ. Вы та самая девушка, о которой я мечтал всю жизнь — самая добрая и нежная! Ваш голос преследует меня везде, я перестал спать и есть. Рука у меня почти зажила. Скоро открою собственную стекольную мастерскую. Это я так, на всякий случай сообщаю, чтобы вы не подумали, что я не сумею обеспечить свою будущую жену всем необходимым. Навеки ваш Лайонелл Смит».
Миллисент улыбнулась и тут же чуть было не заплакала.
Ей, конечно, не приходилось еще в жизни получать такие письма. Что сказать? Смешной мальчишка, да и только! Ей вспомнилось, какими восторженными глазами смотрел на нее стекольщик, когда она накладывала жгут на предплечье и перевязывала резаную рану. Казалось, Смит был рад случившемуся несчастью.
Если бы он только знал, добрый, славный Смит, что творится у нее на душе. Какая тоска сжимает сердце!
Роджер… Миллисент произнесла заветное имя и тут же забыла о записке Смита. Завтра она увидит его. Юная женщина поспешила в дом. Записка стекольщика осталась лежать в траве под липами.
* * *
И в пятницу он не позвонил ей. Ничего, она терпеливая, умеет ждать. Она ждала, когда мама наконец-то станет счастливой, ждала объяснений Эдисона, не спешила убегать из дома Реджинальда Хоггвардтса, надеясь в конце концов получить честно заработанные деньги. И сейчас проявит терпение. Остался всего один день, и коварный, любимый Роджер Харткортворд появится на пороге своего особняка.
Есть плюсы в том, что он не позвонил ей. Значит, с ним все в порядке. Обычно люди, когда звонят по телефону, сообщают что-то необычное, тревожное про себя, или чего-то требуют, или ждут сочувствия. А если звонков нет, тогда и причин для беспокойства как бы не существует…
* * *
Какой замечательный сон приснился Миллисент с пятницы на субботу! Как будто она встретила у крыльца дома Флоренс, и та под большим секретом сообщила ей, что Роджер уволился из своего банка и поступил на службу под начало мистера Редкнопа.
«Представляешь, мой брат учится столярному ремеслу», — сообщила ей во сне Флоренс. Почему он так поступил? Да потому, что хотел быть ближе к Миллисент. Прекрасный сон! Она смеялась во сне, словно счастливый ребенок!
Утро действительно оказалось мудренее ночи. Заслышав знакомый звук двигателя, Миллисент бросилась к окну. Боже! Он приехал.
С сияющими глазами, разбросанными по плечам волосами, в длинной розовой рубашке Милли стояла у окна и улыбалась во весь рот. Точно так же, как однажды в детстве, когда столкнулась под Рождество в магазине с «живым» Санта Клаусом.
Роджер! Ну, посмотри на меня! Я торчу в окошке. Я — твоя милая девочка, как ты меня называл.
Но прибывший наконец-то в свои владения хозяин обошел автомобиль, открыл левую дверь… Верить или не верить глазам? На дорожку вышла молодая дама в умопомрачительном платье — оно ловко обтягивало ее бедра, грудь, совершенно плоский живот. Гостья и двигалась, как королева, ножки в изящных туфельках зацокали по каменным плиткам дорожки!
Роджер почтительно двигался следом, что-то говорил девушке. Из спальни Миллисент видела, — глаза не станут врать, — он постоянно улыбался.
Миллисент отшатнулась от окна. Все понятно! Вот она — швейцарская невеста на миллиард долларов. Да, такая только и может быть дочерью банкира, у которого куры денег не клюют! Как выступает, как говорит, бросает через плечо надменные улыбки!
Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Только бы не грохнуться в обморок! Милли потерла пальцами виски, сделала несколько глубоких вдохов. Мечтать никому не вредно. Но все! Конец мечтам. Да, она Золушка, только не настоящая, а та, которая не смогла попасть на бал и встретить своего принца.
Хватит морочить голову пустыми ожиданиями, она вычеркнет из памяти все: и дождливую ночь, и то, как расчетливый банкир спасал ее, кормил, и она, с перепугу, съела целый пакет печенья. И ночь страсти она тоже забудет…
Все, все решительно вычеркнет из головы. Не случайно он молчал, лежа с ней в постели. Или почти ничего не говорил. Ему просто захотелось познать ее девственную плоть, а в этом случае слова не нужны.
Миллисент оделась, расчесала волосы, завязала их строгим узлом на затылке, наскоро умылась в ванной, даже не выдавив как обычно, из любопытства, на руку или щеку из очередного яркого тюбика крем. Затем спустилась в холл, вежливо поздоровалась с Роджером и незнакомкой. Бесстрастно спросила, не приготовить ли кофе.
— Нет, Милли, — коротко ответил Роджер. — Мы очень торопимся. Я хочу показать дом, и мы сразу уедем в город. Кстати, познакомьтесь!
— Элизабет Кроулберг! — холодно произнесла девица, не подав руки.
— Миллисент!
— Пригласи к нам мистера Редкнопа, Милли! — приказал Роджер.
* * *
«Мы… К нам!..». Даже не счел нужным познакомить ее с гостьей! А, в общем, правильно сделал. Нет никакого желания смотреть в холодные, надменные глаза, отвечать на ледяную, ничего не значащую улыбку. Принцесса! Такие же стальные глаза, как у Роджера.
Дорогая прическа, каждый волосок на месте.
Миллисент старалась не обращать внимания на голоса, доносящиеся с верхней площадки лестницы. Роджер смеялся, рассказывал что-то веселое, вел себя так, будто нахваливал и собственную персону, и свой дом. Его спутница больше молчала, лишь однажды громко произнесла:
— Роджер, у тебя превосходное будущее! Славный дом, молодец, что сохранил его. В Европе таких почти не осталось.
* * *
От досады Милли ударила кулаком по перилам. Скажите на милость, в Европе таких домов нет! Да откуда у вас самих-то все эти роскошные особняки? Только ведь благодаря старинным богатым предкам. Если бы у нее тоже были такие предки, она бы не стояла сейчас здесь, не трепетала, не выслушивала бы сдержанные короткие требования, мол, нет, не готовь нам кофе… Она блистала бы сейчас где-нибудь в кругу поклонников, лежала на фешенебельном пляже, потягивая прохладительные напитки…
Конечно, воля хозяина приводить в дом того, кого он считает нужным. Но можно было хотя бы что-то объяснить ей! Да, она обыкновенная домоправительница без претензий на что-либо. Но у нее есть гордость.
Миллисент решила больше не появляться на глаза приехавшей паре: пусть воркуют, сколько угодно. Возможно, она им мешает.
Хорошо, побудет в своей комнате и не выйдет, пока те не отправятся восвояси. Никакой ревности при этом Милли не испытывает, ревность вообще смешной пережиток.
Просто неприятно находиться рядом с долговязой вырядившейся девицей. Интересно, куда это они торопятся? На премьеру в модный театр, на званный ужин? Как давно они знают друг друга?
Но у окна стоять ей никто не может запретить. Может, она видит своего коварного искусителя в последний раз. Ага… Вот они вышли из дверей, спустились под руку по лестнице, вот Роджер необыкновенно бережно усадил девушку в машину, уселся сам. За рулем шофер, чего раньше не случалось. Это, разумеется, официальный визит невесты. Машина тронулась с места… Скатертью дорога!
Решение пришло в голову сразу же. Еще не улеглась легкая пыль над дорожкой, поднятая колесами уехавшей автомашины.
С нее довольно! Ноги ее в доме больше не будет. Немедленно, немедленно уезжать отсюда. Она оставит записку мистеру Редкнопу, он поможет потом отправить вещи по адресу, который она укажет. Да какие у нее вещи! Пара юбок, платье, куртка, несколько книг и кассеты с песнями Дианы Форрествуд.
Невелика потеря, если даже вещи останутся на память коварному Роджеру! Может, увидев ее неказистое барахлишко, он на секунду опечалится, пожалеет о том, что она исчезла.
Так ему и надо! Зато в доме скоро появятся дорогие чемоданы, наполненные модным барахлом длинноногой красавицы, весь дом пропахнет французскими духами, наполнится звуками капризного голоса. Гнездышко для молодой жены почти готово, мебель привезена, ковры расстелены, картины развешаны.
Надо поторапливаться, скоро в город пройдет муниципальный автобус, на нем она доберется до вокзала, сядет на поезд или на междугородный автобус.
Прощай, поместье Харткортворд! Прощайте, мечты о счастье! Миллисент вовсе не думала о том, что Роджер когда-нибудь предложит ей выйти за него замуж. Это совершенно невозможно, все понятно. Между ними вечная пропасть, как между богатством и нищетой. Кто она такая для него, владеющего поместьями и банками?
Но ей все равно не забыть этого человека! Назло всем она будет любить этого мерзавца, страдать и не спать ночами. Это ее личное дело, кого любить… До самой смерти она будет помнить его поцелуи, его серые глаза!
* * *
Шмыгая носом, Миллисент написала записку мистеру Редкнопу, придавила ее на видном месте банкой с кофе.
Да, вот так! Милый мистер Редкноп, милые братья Джонсоны, милый стекольщик Смит, прощайте все! Вы не увидите больше меня, я никогда не увижу вас! Прощай, Флоренс! Конечно, ты замечательная женщина со сложной судьбой. Пусть хоть тебе однажды повезет и встретится НАСТОЯЩИЙ мужчина. Жизнь все расставила по своим местам…
Что еще? Да, надо позвонить маме. От волнения руки дрожат, она никак не наберет нужный телефонный номер.
— Слушаю тебя, дорогая! — раздался в трубке родной голос, такой родной, что из глаз Миллисент побежали слезы.
— Можно я приеду к тебе?
— Почему ты плачешь? — с тревогой спросила мама.
— Мама, можно я приеду к тебе немедленно?
— Разумеется, можешь! Но, если с тобой что-то случилось, лучше будет, если мы с Франклином заедем по нужному адресу и заберем тебя сами! Подумай об этом!
— Я подумала. Приеду скорее всего утром, самым первым поездом. До свидания.
Миллисент положила трубку. Милая мама, она так заботится о ней, что готова ринуться куда угодно, чтобы защитить от обидчика. Только что тут даже такая отзывчивая душа может сделать? Не сумеет же она объяснить Роджеру, что ее добрая и хорошая дочь лучше всякой швейцарской невесты.
* * *
Миллисент чувствовала себя Золушкой, убегающей из дворца, покидающей дом, в котором она прикоснулась к взрослой жизни. Часы пробили полночь, золотая карета превратилась в тыкву, роскошное бальное платье стало лохмотьями.
Роджер научил ее улыбаться, так она и будет улыбаться во что бы то ни стало. С гордо поднятой головой, со вздернутым подбородком Миллисент спустилась по лестнице. В последний раз оглянулась на дом.
* * *
Каменная громадина равнодушно смотрела сверкающими окнами на удаляющуюся фигурку. Своими руками Миллисент мыла эти стекла, а потом любовалась сквозь них на холмы и озера.
Боже мой, они стали ей такими привычными и знакомыми!
Прощай, старый дом, я полюбила тебя и твоего хозяина. И буду любить вас всегда. Я постараюсь забыть, что вы поступили со мной жестоко, буду вспоминать только хорошее! — с грустью подумала она.
Завидев приближающийся автобус, Миллисент побежала к дороге. Все будет хорошо, она увидит маму и все расскажет ей. Только мама сумеет пожалеть и успокоить. Только мама!
* * *
Родственники встретили Миллисент на вокзале, приехав к первому утреннему поезду, так что такси брать не пришлось. Мама выглядела очень обеспокоенной, но старалась никаких вопросов не задавать. Отчим был серьезен и важен, как всегда.
— Как приятно возвратиться домой! — воскликнула Миллисент. — Вы только не беспокойтесь, я скоро найду себе работу и сниму квартиру или комнату.
— Ты можешь жить с нами, в моем доме, ровно столько, сколько захочешь, — проговорил отчим. — Место у нас есть, по крайней мере, мы можем и потесниться. Помни, это и твой дом тоже. Я люблю твою мать, значит, и ты мне не безразлична!
* * *
Миллисент поцеловала Франклина в морщинистую щеку. Ничего, она знала, что обязательно найдет себе жилье и не стеснит стариков.
В машине мама, сидя рядом с дочерью на заднем сиденье, тихонько спросила:
— Так что же произошло? Матери ты обязана все рассказать!
Разумеется, обязана! Мама выслушает и успокоит, поможет, если получится. Но как расскажешь все, если так болит душа! Смолчать или солгать Миллисент не решилась.
* * *
— Мамочка, я полюбила! — призналась дочь.
— Хозяина, у которого ты служила, самого Роджера Харткортворда?! А он что же? Говори скорей, не томи!
— У него есть невеста. — Миллисент опустила голову. — Я решила, что будет лучше, если я уеду.
— Бедная моя Милли! — заплакала мать.
Машина медленно двигалась по тесным улочкам небольшого городка вдоль бесконечных бетонных заборов, мрачных корпусов ткацких фабрик, пакгаузов, затем миновала пыльный сквер, пересекла мост через реку, несущую к устью свою мутную воду, и остановилась у скромного дома под красной черепичной крышей.
— Наш новый дом! — с гордостью сказал Франклин. — Вылезайте, приехали!
* * *
Вечером следующего дня, когда Миллисент готовила семейный ужин, на кухню заглянула мама и предупредила, что она и Франклин хотят поужинать пораньше, так как собираются пойти в театр. Вид у мамы был виноватый.
— Дочка, ты не обижайся на нас. Билеты давно куплены, еще до твоего телефонного звонка.
— Почему я должна обижаться?
— Как почему, Милли? Потому, что мы оставляем тебя дома одну. У тебя горе, всякие мысли на уме.
— Что ты, мамочка! Идите себе спокойно, у меня хорошее настроение! — успокоила ее Миллисент. — Я в порядке!
— Но, возможно, получится приобрести билет у входа…
— Нет-нет, поезжайте одни, мне так хорошо здесь.
Два часа спустя она сидела у окна и махала рукой матери и отчиму. Те усаживались во дворе в машину, чтобы ехать в городской музыкальный театр. Никакие уговоры поехать вместе на Миллисент не подействовали.
Лучше она побудет дома, почитает какую-нибудь книжку. Хотелось покоя и тишины. Долгожданный разговор с матерью не принес успокоения. Она излила душу, призналась, что влюбилась раз и навсегда, и что? Но даже такая умудренная жизненным опытом женщина ничего толком не смогла ей посоветовать.
Да и каких советов можно было ожидать? Неразделенная любовь самая горькая, самая трудная и обидная. Неразделенная любовь… Как будто любовь можно разрезать на части! Она любит — этого достаточно.
Мама рассказала, как волновались они с отчимом, когда стали раздаваться звонки от Реджинальда Хоггвардса. Вспомнила еще, что Эдисон поссорился с Кэт и несколько раз приходил к ним домой, расспрашивал о Миллисент. У Кэт будет от него ребенок, и бывшая подруга прикладывает все усилия, чтобы парень стал ее официальным мужем.
* * *
«Не видать им счастья, дочка. Без любви ничего хорошего не получится… Все-таки ты, наверное, была права, когда решила с Эдисоном порвать. Ненадежный человек, мечется туда-сюда» — так сказала мама.
Но Миллисент не интересно было слушать ни про Кэт, ни про экс-жениха. Казалось, речь шла о событиях столетней давности. Да и какой он ей жених, раз даже в любви объяснялся без поцелуев? Дурак этот Эдисон, молокосос и слабый человек…
Что еще? «Скоро начало нового учебного года на курсах менеджеров, ты должна заниматься, Миллисент! Без диплома курсов ты пропадешь!» — мама по привычке все продолжала ее воспитывать…
Да, послушать ее, так если дочь не получит образования, то никто и никогда не возьмет ее замуж. Хотя Миллисент почти со всеми словами матери соглашалась. Та за это время совсем не изменилась, оставаясь такой же любящей, нежной и доброй, как и всегда! Чего не скажешь о ней самой, вот и мама о том же: «Дочка, а ты стала другая. На тебе словно воду возили. Уставшая, осунувшаяся. Не на пользу тебе такая работа. Сиди дома, отдыхай, набирайся сил, в себя приходи. Впереди — длинная жизнь».
* * *
Сейчас мама и отчим уже приехали в театр, вошли в зал. Яркий свет, прекрасная музыка! На маме — темно-рубиновое шифоновое платье, и волосы она хорошо сегодня уложила.
Миллисент знала, что когда ее мать попадала в свой любимый театр, то сразу молодела… Сегодня у нее будет замечательный вечер, воспоминания о котором затем будут приносить ей не меньше радости.
Ничего, скоро Милли тоже сходит куда-нибудь, нечего постоянно сидеть дома. Прожила все лето в такой глуши, никого не видела. Одичать можно было! Общалась только с мужчинами, смотрела на вереск и меловые холмы, дышала чистым воздухом… Прочь, прочь грустные воспоминания!
* * *
Миллисент вздохнула, потянулась к стопке журналов мод и раскрыла один из них, с фотографией на обложке длинноногой красавицы в меховом боа.
Вот где настоящая жизнь! Какие уверенные в себе женщины и девушки, как они гордо идут по жизни! У них не случаются провалы, их не оставляют любимые. Независимость — их девиз. Если бы она могла демонстрировать меха и вечерние платья! Каждый вечер вышагивать по подиуму, ловя восхищенные взгляды мужчин и оценивающие — женщин. Она была бы каждый вечер королевой, у которой море платьев, океан всевозможной другой одежды…
В доме стояла мертвая тишина. Милли вспомнился шум и грохот, которые царили в поместье. Как громко разговаривали и смеялись рабочие, как хохотал над собственными шутками мастер Редкноп. Она успела соскучиться по этим милым людям. Но, если признаться честно, она больше соскучилась по старинному дому.
Как он вначале напугал ее! Мрачный, замшелый, похожий на приют злых разбойников или пиратов из какой-нибудь детской сказки…
Черные трубы, зловеще торчащие над крышей, стены, увитые голыми стеблями плюща и винограда, старинные ступени, под которыми закопаны пушечные ядра времен адмирала Нельсона. Дом, в котором был телефон, к которому всегда может подойти Роджер…
* * *
Может быть, стоит позвонить ему? Может быть, вообще не следовало так поспешно убегать из Харткортворда?
У нее был выбор — или уехать, или наблюдать, как по дому расхаживает заносчивая, гордая Элизабет, и целует своего жениха? Правильно, что решилась покинуть это поместье! И никто ей не указ, и никто ее не найдет!
В записке, оставленной мастеру, она указала старый адрес, где когда-то жила с мамой. Присланные вещи всегда можно забрать со старой квартиры. Как тихо в доме! Надо подумать, что приготовить завтра на обед. Мама поручила ей вести хозяйство, и хорошо, это отвлекает от тяжелых мыслей. Но почему именно от тяжелых?
Вспоминая о Роджере, она всегда улыбается! Как приятно было греться с ним у камина, а как они вдвоем откачивали воду из гостевых комнат! А история с блузкой, с миндальным печеньем? Сейчас так весело об этом вспоминать!
* * *
Миллисент взяла с полки учебник по гостиничному менеджменту, попыталась прочесть пару глав. Но необходимая информация не лезла в голову. Вновь вспоминалась всякая чепуха, например то, как здорово Роджер умел отгадывать ее мысли.
Так иногда бывает, она слышала об этом, когда люди, прожившие вместе много-много лет, без слов понимают друг друга. Кажется, и она знает Роджера очень давно. И вот результат — остались одни воспоминания…
Да, ревность ужасное чувство, надо избавляться от ревности. Раз Роджер надумал жениться на Элизабет, пусть женится, это его дело. Плохое настроение, как темное облако, опустилось на Миллисент.
Заныли виски, заболела голова. Следует поскорее забыть этого мужчину. Необходимо начать новую жизнь, вот что! Завтра же обойти агентства, предлагающие работу, купить газету, просмотреть все объявления с вакансиями. Мама права, главное — учеба и работа по специальности! Она им всем еще покажет, на что способна!..
* * *
Мечтания Миллисент прервал звонок в дверь.
Неужели пришли Кэт или Эдисон, мелькнула мысль. Они вполне могли навестить ее, как-никак — старые друзья! Ладно, придется найти в себе силы еще для одной душевной пытки. Нужно просто поздравить будущих мужа и жену, будущих папу и маму. Пожелать им счастья и здоровенького ребенка. А если это вернулись мама и Франклин? Действительно, что если это они? Неужели мама, у которой давно неважно со здоровьем, почувствовала себя в театре скверно и решила вернуться…
* * *
Звонок продолжал надрываться. Какой неприятный, бьющий по нервам звук!
Миллисент отомкнула замок и поспешно распахнула тяжелую дверь, обитую искусственной кожей, готовая подхватить на пороге свою дорогую мамочку.
Сердце ее почти остановилось. Горло сдавил спазм. Как ей захотелось крикнуть, но — увы! — она была в шоке.
Щеки Миллисент сначала вспыхнули ярким румянцем, потом мертвенно побледнели. Не стояла на пороге мама, не было поблизости отчима… На пороге стоял Роджер, одетый в темно-синий деловой костюм, он смотрел на нее своими серыми глазами и улыбался.
— Что случилось, Милли? — проговорил гость таким завораживающим, навеки родным голосом. — Кто тебя обидел? Почему ты уехала? Отвечай прямо!
Миллисент молчала, потеряв дар голоса.
Роджер прошел в тесную прихожую, оседлал стул, продолжая в упор рассматривать оторопевшую мисс Рич.
— Как ты нашел меня? — наконец тихо произнесла она. — Я не оставляла этот адрес в записке. Никто не знает, где новый дом отчима!
— В какой записке? Не читал никаких записок. Мне позвонил мистер Редкноп, сообщил, что ты уехала навсегда. Я решил исправить твой проступок.
— Какой проступок?
— Простой. Ты бросила меня и наш дом в самый ответственный момент. Разве это поступок? Это проступок. Собирайся немедленно, мы возвращаемся в Харткортворд!
— Нет, никогда! — Миллисент в страхе отступила на шаг от вскочившего со стула Роджера. — Я не хочу видеть тебя и твою невесту из Швейцарии!
Миллисент мгновенно представила, что возвратилась в Харткортворд, трудится по хозяйству, следит за работами по дому, и каждый день встречает любимого, разговаривает с ним, зная, что ночью он будет лежать в объятиях другой женщины.
Какой ужас! Неужели она выдержит такую пытку? Лучше сразу отказаться от этого, жить с мамой, по вечерам листать пустые глянцевые журналы, изредка ходить в театр и… забыть прекрасное лето.
* * *
Глаза Роджера смеялись. Положив руки на плечи Милли, он громко и четко проговорил:
— Хорошо, что ты помнишь прекрасное лето. Мне надо поговорить с тобой наедине, идем в машину, там нам никто не помешает.
Господи, он вновь читает мои мысли! Сам черт помог ему найти меня! И о чем господин Харткортворд хочет говорить со мной наедине, без моей мамы, без отчима? Какой у него странный вид, что с ним случилось?
Женщина сделала еще один шаг назад, прислонилась к стене и тихо проговорила:
— Говори здесь, в доме никого нет, мама и Франклин в театре! Но мне страшно, ты не убьешь меня?
Роджер пристально всмотрелся в глаза Миллисент и хриплым твердым голосом отчеканил:
— Ты — фантазерка. Приняла капризную красавицу Элизабет Кроулберг за мою швейцарскую невесту? Элизабет очень известный художник по интерьеру, очень модный в моих кругах специалист. Я с большим трудом добился того, что она согласилась участвовать в проекте восстановления моего дома. И вчера эта леди впервые приехала в поместье посмотреть, как и что выполнено по ее эскизам. Да, она капризна, но при этом прекрасный художник и человек. Предпочитает видеть готовый результат, никогда не вмешивается в процесс работы. Элизабет — настоящий талант, все ее ценят, а я больше всех. Поместье выглядит великолепно!
Роджер взял холодные пальцы Миллисент в свои твердые горячие ладони.
— А теперь — о самом главном. Я понял причину твоего побега, смешная моя девочка. Ты не хочешь делить меня с другой женщиной. Невесты из Берна не существует. Она вышла замуж за моего компаньона, они счастливы и воспитывают замечательных детей! Швейцарская невеста месяц назад родила мужу двойняшек.
Миллисент смотрела на Роджера и чувствовала, как к ней возвращается радость жизни. Возлюбленный нашел ее! Она нужна ему!
* * *
— Про невесту мне сказала твоя сестра. Я так доверилась Флоренс, что поверила в твой будущий брак ради корпоративных интересов, — тихо призналась Миллисент. — Разве Флоренс специально хотела меня обмануть?
— Что ты, дорогая! Флоренс и не знала толком ничего, ведь ее не было дома больше года. А я просто не успел рассказать ей все новости. Не обижайся на мою сестру, она искренне тебя полюбила, — уверенно, с напором проговорил он.
— Я никуда не поеду с тобой, Роджер! У меня есть тайна — я безумно тебя люблю и могу натворить всякие глупости!
— Прекрасно! Прекрасно, что ты готова ко всяким глупостям. А поехать придется. Я хочу этого, со мной тяжело спорить.
— Родди, ты ужинал? — Вопрос прозвучал неожиданно, Роджер даже опешил. Посмотрел на Миллисент без улыбки, ответил:
— Что ты, о чем ты? Какой ужин?!
— Обыкновенный. Хочешь, быстренько разогрею рагу из кролика. А потом ты поедешь обратно, но без меня. Я не вернусь в Харткортворд, и могу легко объяснить, почему именно. Работа у меня была временная, до окончания ремонта, так? Так. Все равно пришлось бы расставаться с тобой.
Васильковые глаза были наполнены слезами, еще мгновение, и они брызнули бы, как дождь. Женщина сказала так мало и так много, ничего нельзя было добавить. Роджер молчал. Он сделал шаг вперед и крепко обнял Миллисент, опустив свое лицо в ее льняные волосы.
— Милли, родная моя!
Миллисент уткнулась ему лицом в грудь. Одежда на любимом человеке пахла дождем, дорогой, на подбородке и щеках отросла щетина. Родной мой Роджер! — подумала она, и нежность затопила ее сердце.
Сколько они так простояли, Милли не знала. Он гладил ее плечи, целовал волосы.
Влюбленные не произносили ни слова, им достаточно было видеть друг друга.
Вид у Роджера был усталый, чувствовалось, что он много часов провел за рулем без сна. А Миллисент светилась от счастья. Какая она, все-таки, глупая — могла подумать, что ее любимый забыл ее, предал, выбросил из сердца. Он любит ее!
— Родди, как же ты нашел меня? Расскажи!
— А ты, чудачка, думала, что тебя и не разыскать?
* * *
Так их и застали мама с отчимом. Мама только охнула, а Франклин Баум, радушно улыбнувшись, поклонился Роджеру и сказал:
— Приветствую господина Харткортворда в своем доме!
— Добрый вечер! — веселым голосом отозвался гость. — Полагаю, Миллисент рассказала обо мне. Думаю, я не такой страшный, как она меня описала. Я специально приехал к вам, мистер и миссис Баум, чтобы попросить руки вашей дочери.
* * *
Вишневый «ягуар» летел по ночному шоссе.
Миллисент нет-нет, да и взглядывала на невозмутимый профиль Роджера, размышляя про себя, что, мол, никогда не знаешь, что за номер могут выкинуть эти мужчины! Вот и ее любимый… Это слово она повторила уже, наверное, тысячу раз. Но все равно оно звучало, как музыка.
А тот улыбался, думая о чем-то своем. Миллисент могла только догадываться, о чем он размышлял.
— Правильно, Милли! — неожиданно сказал Роджер. — Когда мы войдем в наш дом, я поцелую тебя. Угадал?
Миллисент закрыла лицо руками. Она была самой счастливой женщиной на свете.