Уйдя довольно далеко по тропинке, Лавиния вдруг передумала и повернула назад. Размышляя о своем положении, она решила, что с нее достаточно. Любить Витторио, быть совсем близко от него и одновременно чувствовать, какая пропасть их разделяет! Нет, так больше продолжаться не может. Любовь к нему, желание интимной близости с ним разрывали ее на части.

Она медленно брела к вилле, не зная, что делать дальше. Отдаться на милость Витторио и просить освободить ее от обязательств по заключенному соглашению? Не было смысла сообщать ему о предложении Мариетты. Имея предвзятое отношение к Лавинии, он ни за что не поверит. Кроме того, ей не хотелось, чтобы он знал о предложении ревнивой итальянки. Витторио не дурак и сразу поймет, что случилось и какие чувства «невеста» испытывает к нему.

Дойдя до виллы, Лавиния направилась в свою комнату, которая, к счастью, была пуста. Здесь уже поработала горничная — кровать была застелена свежим бельем. Лавиния сбросила купальник и пошла принять душ.

— Дорогой… — томно помурлыкала Мариетта, увидев, как Витторио выходит из своего кабинета.

— Не сейчас! — сразу же прервал ее он.

Последние два часа Витторио пытался разобраться в своих чувствах и сейчас, приняв решение, спешил незамедлительно выполнить его. Было бессмысленно пытаться скрывать правду от самого себя.

Он влюбился в Лавинию. Как это произошло? Почему? Когда? На эти вопросы не было логических ответов. Но все его существо, его сердце, его душа устремлялись ей навстречу, заставляя Витторио страдать, любить и желать ее. И если разум призывал одуматься и не совершать глупости, то чувства говорили, что без нее нет смысла жизни.

Я же знаю, кто она на самом деле, твердил он себе. Но сердце отказывалось слушать. Он любил ее такой, какая она есть. Какая есть? Подлавливающая мужчин в барах — если не ради денег, то ради суррогата любви, которую они ей предлагали?

Но это не ее вина, протестовало сердце, защищая любовь. Лавиния была лишена отцовской любви и просто пыталась компенсировать то, чем была обделена в детстве. С любовью, которую даст ей он, Витторио, все изменится. Она забудет прошлое, и он тоже. Прошлое ничего не значит. Главное — будущее, а оно для него без Лавинии — ничто!

Внутренняя борьба продолжалась все два часа, которые он якобы работал. Под конец Витторио понял, что единственный выход — уступить. И вот теперь он шел к Лавинии, чтобы сказать ей это, просить ее и, если надо будет, то и умолять…

— А где Лавиния? — спросил он, нетерпеливо посматривая на Мариетту.

Та прищурилась. Она знала этот взгляд и не на шутку встревожилась, поняв, что может потерять единственного мужчину, который был ей нужен. Но если Лавиния отказывается бросить его, надо сделать так, чтобы Витторио отверг ее, и, кажется, Мариетта уже знала, как добиться желаемого.

— О! — приняла она озабоченный вид. — Разве ты не в курсе? Она пошла прогуляться с… Бруно. Я понимаю, тебе это неприятно, но тебе же известно, как Бруно любит женщин. А твоя невеста недвусмысленно дала понять, что неравнодушна к нему…

* * *

— Витторио! — чуть позднее Гейбриелла пыталась остановить его, но брат не захотел ее слушать.

— Не сейчас! — бросил он раздраженно, поднимаясь по лестнице.

Бог мой! Да он чем-то всерьез рассержен! — подумала Гейбриелла, глядя ему вслед. Конечно, то, что она хотела расска-зать, не улучшит его настроения, но это следовало сделать в любом случае.

Войдя в спальню, Витторио услышал шум льющейся воды в ванной.

— Лавиния! — окликнул он, открывая дверь.

Она вздрогнула, увидев его. Хорошо еще, что она закончила принимать душ и успела завернуться в полотенце.

— Что ты делаешь здесь? — спросил подозрительно Витторио.

Лавиния недоуменно посмотрела на него.

— Как — что? Я долго гуляла, было жарко, и…

Витторио почувствовал, как волна ревности захлестнула его, причинив невыносимую боль. Перед глазами пронеслись эротические сцены: Лавиния с другим мужчиной. Как и всякому влюбленному, ему невыносима была мысль о том, что его девушка может оказаться в руках другого, и поэтому реакция Витторио была вполне предсказуемой.

Схватив ее за предплечья так, что нежная кожа побелела, он, скрежеща зубами, закричал:

— Ты что, не могла подождать? Где он овладел тобой?

— Он? — начала было Лавиния, потрясенная его словами и еще больше поведением. — Да о чем ты?

Но Витторио не хотел ее слушать.

— Это было на берегу, где вас могли увидеть? Да, так именно тебе нравится? Ты хочешь, чтобы тобою овладели насильно, использовали, а потом бросили, как… Ну что ж, посмотрим, оправдаю ли я твои надежды. Смогу ли я дать тебе то, что ты жаждешь.

Он уже не контролировал себя, стремясь подчинить ее душу и тело, чтобы заставить забыть о другом мужчине.

Что должно было случиться, чтобы превратить Витторио из сдержанного человека, каким я его до сих пор знала, в разъяренного и неспособного сдерживать эмоции самца, каким он предстал передо мной сейчас? — удивилась Лавиния. Он был весь во власти неудержимого желания — она это видела. Его страсть, казалось, заполнила все пространство вокруг, лишая и ее возможности мыслить здраво.

Неужели происходит то, о чем всегда мечтала часть ее самой?

— Ты — моя! — восклицал Витторио, прижимая Лавинию к себе. — Моя! А то, что мое, всегда принадлежит мне без остатка.

Он провел пальцами по ее обнаженным рукам и плечам, стал ласкать шею. Лавиния изогнулась, открывая себя для его прикосновений.

— Поцелуй меня, Витторио!

Я действительно это сказала? — как бы спрашивала она у его наполненных эротической страстностью глаз.

— О, сегодня я не ограничусь поцелуем, — прошептал он, срывая с нее полотенце. — Сегодня мы пройдем весь путь до конца. Но если ты жаждешь поцелуя… Где ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, Винни? Здесь? Здесь? Или здесь?

Его губы осыпали поцелуями бархатистую кожу, опускаясь все ниже и ниже…

— Витторио, Витторио, — шептала она, изнемогая от страсти и притягивая его голову к своему лицу, чтобы впиться губами в его уста.

Через ее плечо Витторио поймал отражение в зеркале: обнаженная спина Лавинии не уступала творениям мастеров Высокого Возрождения. Но женщина в его объятиях была из плоти и крови, и прикосновение к ее затвердевшим соскам возносило его до небес. Она чувствовала, как напрягается его мужская плоть, и это усиливало ее экстаз.

Витторио сорвал с себя одежду. Лавиния же забыла обо всем на свете, кроме сжигающей ее страсти. Казалось, именно этой минуты она ждала всю свою жизнь.

Не в силах оторваться от ее уст, Витторио поднял Лавинию, перенес в спальню и уложил на кровать. Кем она была раньше, больше не имело значения. С этого момента она будет принадлежать только ему.

Тяжелые шторы, которые Лавиния задернула перед тем, как принять душ, едва пропускали солнечный свет, наполняя спальню мягким мерцанием, при котором ее светлая кожа казалась полупрозрачной. Она бессильно лежала на кровати, отдавшись его воле.

— Мне не хотелось бы спешить. Я хочу узнать твое тело, вобрать в себя все твои запахи, — шептал он, лаская рукой ее груди. Потом нежно провел по соскам языком.

— Я так тебя хочу, — пробормотала Лавиния. — Я хочу тебя…

Она остановилась. В глазах появились беспокойство и нерешительность, как будто, услышав свои слова, Лавиния поняла, что происходит на самом деле.

Но было поздно. Витторио услышал ее. Он накрыл ее своим телом, крепко обнял сильными, мускулистыми руками.

— Ты хочешь меня, Лавиния? Скажи мне!

Он, конечно, знал ответ, но продолжал настаивать.

— Скажи мне. Скажи, что хочешь меня, — выговаривал он каждое слово между поцелуями, от которых Лавиния млела и всем телом устремлялась ему навстречу.

— Да, я хочу тебя, — повторила она. — Хочу тебя, Витторио.

Медленно и нежно он продолжал ласкать ее.

— У нас мало времени, — сказал он. — А я так много от тебя жду. В следующий раз мы не будем спешить.

Следующий раз… Лавиния почувствовала, что сейчас умрет от счастья. Значит, он разделяет ее чувства и любит так же, как она любит его!

Каждый вздох, каждое движение приближали ее к нему, и, когда он прошептал: «Сейчас, дорогая… О Боже! Сейчас!» — она знала, что без остатка принадлежит ему. Лавиния слышала, как он вскрикнул, войдя в нее, — это был крик страсти и торжества…

Витторио почувствовал, что что-то мешает ему; разум подсказывал, что бы это могло быть, но страсть мешала принять ответ. Последние минуты были преисполнены настоящего блаженства. Он снова вскрикнул, произнес ее имя, а глаза Лавинии от счастья наполнились слезами…

Тяжело дыша, Витторио смотрел на нее. Она плакала, слезы текли по ее щекам. От боли? Из-за него? Потому что он?..

Даже сейчас он не хотел признаться себе, что натворил. Лавиния оказалась девственницей… Нет, нет. Это невозможно!

Но все тот же разум твердил ему, что это так. Витторио сделал ей больно, заставил плакать, эгоистически приняв ее беспокойство за возбуждение.

Испытывая отвращение к самому себе, он отодвинулся.

— Витторио, — потянулась к нему Лавиния, не понимая, что происходит. Почему он отстранился от нее? Почему не сжимает в объятиях, не ласкает? — Что-то не так? — спросила она.

— И ты еще спрашиваешь? — ответил он с горечью. — Почему ты не сказала мне? Почему не остановила меня?

Упрек в его голосе развеял очарование момента. То, что было для нее счастьем и радостью, для него — просто еще одной интрижкой с новой девушкой.

А Витторио продолжал корить себя за то, что силой лишил ее девственности. Он не смел смотреть ей в глаза, ненавидя себя за непростительную ошибку.

— Тебе следовало остановить меня, — повторил он, вставая с кровати и направляясь в ванную.

Витторио вернулся оттуда с полотенцем, обернутым вокруг бедер, и пижамой, которую протянул Лавинии. И пока она одевалась, сидел отвернувшись.

Интересно, что бы он сказал, если бы я заявила, что и не собиралась его останавливать? — подумала Лавиния. Ее руки так тряслись, что она с трудом справилась с пуговицами.

— Тебе не следует оставаться одной, сказал он вдруг сурово. — Если бы не я, то Бруно…

— Бруно! — повторила Лавиния с нескрываемым отвращением в голосе. — Даты что, серьезно? Ни за что на свете! Он такой противный!

— Но ты прогуливалась с ним!

— Да нет, что ты! — возразила Лавиния. — Мариетта сказала, что ты ушла с ним, — продолжал Витторио, но Лавиния перебила его:

— Да нет, я гуляла одна. Мне необходимо было все обдумать.

Она остановилась, опустила голову и, не глядя на него, сказала:

— Мне надо домой, Витторио. Я не могу…

Он понимал, что услышит это. Конечно, после того, как он поступил с ней, вряд ли ей захочется оставаться с ним.

— Ты должна была мне сказать. Если бы я знал, что ты девственница…

Он все время твердит о том, что лишил меня девственности, но, видимо, не понимает, что разбил мне сердце, сердито подумала Лавиния. А это было всего больнее. Как она могла всерьез надеяться на то, что он питает к ней такие же чувства, что и она к нему? Она, должно быть, сошла с ума. Сошла с ума из-за любви к Витторио Фоулстону.

— Я думал… — начал он, но она снова его решительно перебила:

— Я знаю, что ты думал. Ты мне уже неоднократно давал понять, какого обо мне мнения. Ты считал, что я дешевая, глупая женщина и бросилась на тебя из-за денег. А когда я пыталась объяснить ситуацию, не давал мне раскрыть рта. Ты хотел видеть во мне только плохое. Вероятно, гордость итальянца не позволяла тебе признать, что и ты можешь ошибаться.

Витторио смотрел на нее и думал, к чему привела его ревность. Как бы он хотел снова обнять ее, осушить ее слезы поцелуями, шептать ей вновь и вновь, как он ее любит и как хочет искупить свою вину. Ему хотелось, если уж быть честным, вновь лечь с ней в постель, снять эту пижаму и ласкать каждый дюйм ее обворожительного тела… Но разве теперь это возможно?

Чтобы отвлечься от сладострастных дум, он сказал ей сугубо деловым тоном:

— Ну а теперь расскажи все, что давно собиралась мне рассказать.

Из упрямства Лавиния сначала хотела отказаться, но потом решила, что в этом нет смысла. Она, конечно, все расскажет ему и затем сообщит, что уезжает, — но не станет уточнять почему…

— Она заставила тебя сделать это? — сердито переспросил Витторио, когда Лавиния поведала ему о том, как Флоренс учила ее вести себя раскованно и непринужденно в баре с мужчинами.

Они бы, вероятно, еще долго обсуждали эти события, но в комнату внезапно вбежала Гейбриелла, сообщив о приезде деда и о том, что он немедленно хочет встретиться с внуком и его невестой.

— Пойду оденусь, — сказала Лавиния.

А Гейбриелла, обращаясь к брату, торопливо забормотала:

— О, Витторио! Нам надо поговорить. Я хочу кое-что сообщить тебе до того, как ты встретишься с дедом.

— Но, Гейбриелла, ты выбрала неудачное время, — услышала Лавиния его слова, закрывая за собой дверь в ванную.