Особняки с двумя спальнями, расположенные в престижном районе Майами, называвшемся Таити-Виллидж, стоили 189 000 долларов. Дом номер 11К, однако, обошелся его владельцам гораздо дороже, поскольку спален в нем было три, и к тому же вся обстановка по заказу хозяев была выдержана в стиле латинского барокко. Окна первого этажа были забраны витиеватыми коваными решетками, а в интерьере преобладала пурпурно-розовая гамма цветов. Ковры в комнатах были темно-пурпурного цвета, а тяжелые портьеры на окнах, висевшие на карнизах, выполненных в виде заостренных с обеих концов копий, как бы вторили коврам лиловым эхом.

На полу в гостиной лежали ничком двое мужчин явно латиноамериканского происхождения. Руки и ноги у них были связаны медной проволокой, а в затылках зияли огнестрельные раны. Выстрелы изуродовали лица латиноамериканцев до неузнаваемости. На полу в коридоре, ведущем на кухню, лежала еще одна жертва преступника — молодая темноволосая женщина в белом фартуке и чепчике. Она также была убита выстрелом в затылок. Руки и ноги горничной убийца связал той же медной проволокой. В ванне плавал труп двухлетнего мальчишки. Ребенка тоже убили выстрелом в затылок, правда, руки-ноги ему не связывали.

В доме было полно народу. Над трупами суетился фотограф, двое сотрудников снимали отпечатки пальцев со всех предметов, находящихся в доме, а судмедэксперт Мерл Эванс делал какие-то пометки в своем блокноте, присев у кофейного столика.

Из обитателей дома в живых осталась только хозяйка. Во время кровавой бойни она находилась в супермаркете по соседству. Вернувшись из магазина, она обнаружила трупы мужа, брата, малолетнего сына и служанки. Женщина была родом из Колумбии, и почти не говорила по-английски. Она успела вызвать полицию, прежде чем впасть в истерику. Когда на место преступления прибыл доктор Эванс, он незамедлительно сделал женщине укол и отправил ее на «скорой» в госпиталь «Америкен».

Хок Мозли и Билл Хендерсон, мельком взглянув на место преступления, отправились опрашивать соседей — Хок стучался в дома на четной стороне улицы, а Хендерсон — в дома с нечетными номерами. Обойдя все близлежащие особняки, Хок и Билл вернулись в 11К, устроились в гостиной на узком диванчике, обитом розовым шелком, и принялись сверять свои записи.

— Никто из опрошенных ничего не слышал, — сказал Хендерсон.

— У меня тот же результат. Пострадавшие жили очень уединенно, никто из соседей ни разу с ними не разговаривал. Владели они только испанским, почти не показывались из дому. Изредка служанка водила малыша купаться в бассейн, но взрослые члены семьи в бассейн не ходили. А именно в бассейне местные жители чаще всего и знакомились друг с другом. Управляющий жилым комплексом сказал, что домом 11К владеет какая-то колумбийская компания, которая оплачивает все счета, а жильцы в доме постоянно меняются. Вселяясь, они предъявляют менеджеру необходимые документы, и он вручает жильцам ключи от дома. Выезжая, они просто возвращают менеджеру ключи. Управляющий сказал, что у него не возникало никаких проблем с обитателями 11 К. Все жильцы — очень порядочные, спокойные люди. Так, во всяком случае, говорит менеджер.

— Ты выяснил у него, как их зовут?

— Нет. Он показал мне их ордер на вселение, но в нем имена не указаны. Документ составлен на предъявителя. Правда, ордер на испанском языке, но у меня нет оснований не верить управляющему.

— У меня тоже, — сказал Хендерсон. — Но, на всякий случай, надо попросить кого-нибудь из наших перевести документ на английский... Знаешь, Хок, мне не верится в то, что никто не слышал ни одного выстрела.

— Ну и слава Богу, что никто не слышал. Представляешь, что было бы, прибеги кто-нибудь на выстрелы? Этому храбрецу наверняка прострелили бы черепушку.

— Но кто-то же должен был что-то слышать?! Я думаю, они просто не хотят связываться с полицией.

К Хоку и Биллу подошел доктор Эванс.

— Смерть наступила около двух часов назад, — сказал он. — Я могу ошибаться, но лишь минут на пятнадцать.

Хок кивнул.

— Это соответствует показаниям хозяйки. Она отлучалась примерно на пару часов, и когда уходила из дому, все члены семьи были в добром здравии. Надеюсь, при вскрытии вы обнаружите следы героина, док, потому что в самом доме никаких наркотиков найти не удалось. Значит, мы не можем пока утверждать, что убийства связаны с героином. Конечно, мы можем предположить, что они связаны с наркотиками, но, согласитесь, это не одно и то же. Если убитые занимались наркобизнесом, то всем будет на них наплевать, но если латиносов прикончили вооруженные грабители, то вся округа встанет на уши. Паника тут будет страшная.

— Думаю, можно с уверенностью утверждать, что здесь поработали профессионалы, — сказал док Эванс. — Зря они только мальчишку убили. В таком возрасте дети еще не умеют идентифицировать людей.

— В колумбийских наркосемьях свои законы, док, — сказал Хендерсон. — Они обычно убирают всех, невзирая на возраст. Для них это производственная необходимость. Если бы они оставили малыша в живых, то он, повзрослев, отомстил бы за своих родственников... Я хотел бы съездить в больницу и допросить хозяйку. Когда это можно сделать, док?

— Да хоть сейчас. Она, может быть, еще не окончательно пришла в себя, но говорить уже способна. А чего тебе приспичило ее допрашивать?

— Так... Есть у меня одна версия. Думаю, она знает, кто убийцы. Более того, я считаю, что она их сообщница. Скорее всего, она ездила не в магазин, а в аэропорт — отвозила туда преступников. Посадила их на самолет и, убедившись, что они вне досягаемости, позвонила в полицию.

— Господи, Билл! — воскликнул Хок. — Ты что, всерьез полагаешь, что женщина станет помогать убийцам своего сына?!

— А откуда тебе известно, что это ее сын? — возразил Хендерсон. — Может, мальчишку купили или просто выкрали. В Колумбии с этим просто. Возможно, мальчуган был заложником... Есть у меня еще кое-какие соображения. Короче говоря, я еду в больницу. Возьму с собой Мартинеса, чтобы переводил.

— Ладно. Я тебя здесь подожду, — сказал Хок. — Вот-вот должен подъехать с ордером на обыск автомобиля Косовски из отдела по борьбе с наркотиками. Пошуруем в «кадиллаке» колумбийской леди. Если она ездила в магазин, то где же покупки? В доме ничего не нашли, в салоне автомобиля тоже никаких пакетов... Если у нее и в багажнике пусто, то твоя версия может оказаться правильной. Я позвоню тебе в госпиталь, как только мы завершим обыск.

— Я на нее надавлю как следует, — сказал Хендерсон, вставая с дивана. — Может, в багажнике и паспорта найдутся. В доме мы ни одного документа не обнаружили.

— Скорее всего, паспорта прихватили с собой убийцы. Ладно, езжай. Может, накопаешь чего-нибудь.

Косовски приехал через несколько минут в сопровождении прокурора и привез ордер на обыск. Вместе с Хоком Косовски обшарил всю машину, которая оказалась арендованной, но ничего не нашел. В багажнике оказался лишь набор гаечных ключей, в бардачке обнаружили аккуратно сложенную карту Майами, на которой не было никаких пометок, а в пепельнице — изжеванный огрызок сигары.

— Такой осмотр ничего не даст, Хок, — сказал Косовски. — Отбуксируем машину в управление, и если в автомобиле спрятан хоть один гран героина, то я его отыщу.

— Отлично. Можешь забирать «кадиллак». А я пока позвоню Биллу. — Хок набрал номер госпиталя и попросил дежурную разыскать сержанта Хендерсона. Тот нашелся в реанимации. — Билл, — сказал Мозли, когда Хендерсон взял, наконец, трубку, — обыск ничего не дал. Косовски решил пропылесосить машину, и забрал ее в уравнение. В багажнике не было никаких пакетов или свертков. Пожалуй, тебе стоит повыкручивать даме руки.

— Пытаюсь, Хок, но она только твердит по-испански «Ничего не знаю, ничего не знаю» — и все.

— Узнай, чем занимались в Майами ее муж и брат.

— Она говорит, приехали в отпуск.

— Это явная ложь.

— Мартинес говорит, что надо ее припугнуть — мол, сдадим тебя ребятам из Службы эмиграции, а они засадят тебя — как лицо, незаконно находящееся на территории США, — в лагерь к гаитянским беженцам... У нее ведь нет никаких документов, Хок.

— Ты не просто угрожай, но и приводи угрозы в действие. Если она не заговорит, то действительно сдай ее в Службу эмиграции. Скажешь ребятам, что она может нанести себе увечья — пусть они ее подержат связанной в одиночке.

— Ладно. Как только ее переведут из реанимации в отдельную палату, начну на нее давить. У нее в сумочке девятьсот баксов, так что в госпитале только рады будут продержать даму в отдельной палате несколько деньков.

— Хорошо, Билл. Как бы ты ни решил действовать, я заранее все одобряю. Ребята в доме уже закругляются, сейчас Эванс заберет трупы, и я опечатаю дом. Ближе к обеду заеду в морг, а потом тебе перезвоню.

Через два часа после этого разговора Хок сидел в ресторане «Кендалл Лейк». Утром он съел свой обычный диетический завтрак (яйцо-пашот, сухарик и чашка кофе), и с тех пор у него маковой росинки во рту не было, а время уже близилось к половине пятого.

С питанием у Хока были большие проблемы. В прошлом году он сбросил почти десять килограммов веса и не хотел набирать их снова, в связи с чем сел на довольно суровую диету. Впрочем, раз в три дня чувство голода пересиливало, и Хок наедался до отвала мясом и картошкой. Не простаивать же без дела такой замечательной вставной челюсти.

После мучительного изучения меню Хок решил сделать компромиссный заказ: вместо жареной картошки он велел принести омлет с сыром, от хлеба вообще отказался, но зато попросил яблочный десерт.

Официант отправился на кухню, а Хок тем временем раскрыл свой блокнот, чтобы спланировать ближайшие дни.

Он вычеркнул из блокнота Рональда И. Франса. Старику уже ничем не помочь. Суд присяжных вынес ему обвинительный приговор. Старик смертельно ранил двенадцатилетнего мальчишку, истоптавшего цветник перед его домом. Франсу было семьдесят два года, он плакал, когда Хок надевал на него наручники. Соседи в один голос утверждали, что Франс очень хороший и добрый старик, но это никак не вязалось с его диким поступком. На суде мистер Франс заявил, что он хотел только шугануть мальчишку, и поэтому пальнул в него из двенадцатизарядного дробовика. Тогда зачем надо было стрелять в мальчишку крупной дробью? В общем, Хок вычеркнул старика из блокнота, оставив, впрочем, его адрес. Родители убитого мальчика жили по-соседству, так что у миссис Франс, семидесятидвухлетней старушки, впереди были беспокойные времена.

Маршалл Фишер. Самоубийца. С этим делом все предельно ясно, но расследование еще не закончено, и Хока, обнаружившего тело, могут вызвать для дачи показаний. Хок поставил в блокноте галочку — надо просмотреть все бумаги по этому делу, чтобы освежить память.

Три убийства в ночных магазинчиках. По этим делам следствие зашло в тупик. В ночных магазинах специально развешивали объявления на английском и испанском, которые уведомляли посетителей о том, что владельцам магазинов разрешено иметь в кассе не больше 35 долларов, но кубинцы готовы были пристрелить кого угодно и за тридцать пять долларов. Впрочем, они предпочитали отстреливать торговцев-соотечественников — все трое управляющих были кубинцами. Тюрьмы кубинцы не боялись: после застенков Кастро американские исправительные учреждения были для них просто курортами. Если в редких случаях и находился свидетель убийства, то он обычно был так напуган, что отказывался что-либо говорить.

Следующая запись в блокноте озадачила Хока. «Кенд. Ж.К.С. 157ав. 6В 418». Что бы это значило? Голодный Хок соображал обычно туго. «Кенд.» — это, конечно, Кендалл, но Хок не мог припомнить никого, кто жил в этом районе. Лишь через минуту он вспомнил, что это адрес Сьюзен. 157-я авеню находилась на территории округа Дейд и не подпадала под юрисдикцию полицейского управления Майами, поэтому Хок редко бывал там, но сейчас он находился поблизости и решил после обеда навестить Сьюзен. Может, удастся выудить из нее какую-нибудь информацию про «Мендеса-младшего».

Хок, конечно, ни на секунду не поверил предположениям Клайда Уэггонера, будто Мартина убили по заказу Сьюзен — тем более, таким изощренным способом. У девчонки просто мозгов не хватает, чтобы додуматься до такого. А вот ее дружка не худо бы прощупать. Если этой парочке удалось поступить в колледж на факультет менеджмента, то Хоку с Хендерсоном, пожалуй, следует поступить в семинарию. Классные из них выйдут доктора богословия.

Недостроенные дома «Сосенок» напомнили Хоку кадры из итальянских неореалистических кинофильмов. Охранник-сальвадорец объяснил Хоку, как проехать к дому номер 6, и Хок двинулся по извилистой дороге к паркингу, объезжая бугры-ограничители скорости по газону. По совету охранника он оставил машину на стоянке для гостей, зашел в подъезд и поднялся на лифте на четвертый этаж.

Сьюзен бросилась открывать дверь после первого же стука, но немножко замешкалась, поскольку новенький засов ходил довольно туго.

— У меня для вас почти никаких новостей, мисс Уэггонер, — сказал Хок, — но я проезжал мимо и решил заглянуть к вам на пару минут.

Сьюзен была вся в черном — туфли на высоком каблуке, колготки и платье, которое было ей велико. Губы ярко накрашены, на скулы наложены румяна, а тонкую шею украшает нитка фальшивого жемчуга. Хок подумал, что Сьюзен похожа на маленькую девочку, которая надела мамины вещи.

— Хотите пива, сержант? Или, может быть, кофе?

— Нет, спасибо. Я только что с ленча.

— Ленч? Но уже половина шестого!

— Ну, тогда назовем это ранним ужином. Если честно, то ленч я пропустил. Но я действительно только что перекусил в «Кендалл Лейк».

— Я часто там обедаю. У них отличная пицца по-мексикански.

— Не пробовал.

— Очень вкусно. Особенно пицца с сыром.

— Надо будет как-нибудь попробовать. Сегодня утром ко мне заходил ваш отец. Просил отдать ему двести долларов, найденные у Мартина.

— Я так и знала.

— Но я пока оставил их у себя. Хотел заехать сегодня в ашрам, но пришлось срочно заняться другими делами. Отец звонил вам?

Сьюзен отрицательно покачала головой:

— Он не позвонит. Но я все равно решила не ехать на похороны.

— Ваш отец собирается кремировать Мартина и развеять его прах над озером Окичоби.

— Мартину бы это пришлось по душе. Ему очень нравилось озеро.

— Ваш отец остановился в отеле «Ройялтон», так что можете связаться с ним, если хотите.

— Нет, не хочу.

— А где Мендес?

— Кто?

— Рамон. Ваш жених.

— Ах, вы про Младшего? Его действительно зовут Рамон Мендес-младший, но он терпеть не может, когда к нему обращаются по имени. Он предпочитает, чтобы его называли Младший.

— Где вы с ним познакомились?

— В колледже, на уроке английского. Он помог мне сочинить хайку.

— Хайку? А что это такое?

— Японское стихотворение.

— Понятно. Значит, вы познакомились в колледже и обручились.

— Да. Но сейчас мы уже живем в гражданском браке.

— Ага. Значит, он тоже в этой квартире ночует?

— Да. Он, наверное, скоро придет. Если вы хотите что-то узнать о Младшем, то вам лучше поговорить с ним самим.

— Чем это так вкусно пахнет?

— Это я ужин готовлю. Свиные отбивные с грибами, с луком и коричневой подливкой. А на гарнир — картошка, фасоль и салат из огурцов и помидоров. Как вы считаете — может, мне еще крекеры испечь?

— А Младшему нравятся крекеры?

— Не знаю. Но, по-моему, всем мужчинам нравятся крекеры. Пожалуй, все-таки испеку. Вы останетесь на ужин?

— Нет. Я же сказал, что недавно обедал... У вас чудесная квартира, мисс Уэггонер.

— Я ее снимаю. Она сдавалась уже с мебелью.

— Трудно вам, небось, совмещать учебу с работой?

— Да нет. Работа у меня несложная, к тому же в ночную смену я не выхожу.

— А где вы работаете?

— В отеле «Интернешнл».

— Вы горничная?

— Ну что вы! — засмеялась Сьюзен. — Горничным платят сущие гроши, а я с каждого клиента получаю пятьдесят баксов. Половину отдаю Пабло, а другую забираю себе. Пабло мой менеджер. Вернее, бывший менеджер. Я от него ушла. Младший сказал, что не позволит своей гражданской жене работать на Пабло. Я думаю, Пабло не очень-то расстроится. У него полно девочек.

— Так ты проститутка?

— А вы разве не знали? Вы ведь меня не арестуете, сержант?

— Нет, я из другого отдела. Занимаюсь расследованием убийств. Я в полиции пятнадцать лет — три года работал в Ривьера-Бич, и вот уже двенадцатый год как служу в Майами, — и, слава Богу, ни дня не провел в полиции нравов. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить... Во сколько должен вернуться Младший?

— Не знаю. Обещал быть к шести, но может и задержаться. Но я не переживаю. Отбивные почти готовы, картошка уже пожарена, а салат я за пару минут сделаю.

Хок вручил Сьюзен визитку.

— Попроси Младшего позвонить мне, когда он вернется. Это визитная карточка отеля «Эльдорадо» в Майами-Бич. Я там живу. Там указан телефон регистратуры, но меня подзовут. Пусть только не вещает трубку, если к телефону долго не будут подходить. Ночью в отеле дежурит только один портье, и он может отлучиться от стойки на пару минут. Рано или поздно кто-нибудь ответит.

— Хорошо. Я передам ему вашу просьбу, но не гарантирую, что он вам позвонит.

— Ты просто передай ему, что я видел его фотографию в альбоме.

— В каком еще альбоме?

— Он поймет, — сказал Хок и направился к двери.

— Сержант Мозли! — окликнула его Сьюзен. — Вы не сказали отцу про автомобиль?

Хок мотнул головой.

— Нет. Он не спрашивал — я и не сказал.

На Норт Кендалл и на Дикси были чудовищные пробки, так что в центр города Хок добрался уже после семи. Он заехал на бензоколонку и позвонил оттуда в управление, попросив дежурного офицера передать сержанту Хендерсону, чтобы тот перезвонил сержанту Мозли домой.

Потом Хок позвонил в морг и выяснил, что аутопсию колумбийцев будут производить только завтра во второй половине дня.

Расплатившись за бензин, Хок положил копию чека в блокнот и решил ехать домой. Отчет он напишет завтра утром. Может, к тому времени Хендерсону удастся выудить из женщины какую-нибудь информацию.

Хок выехал на дамбу и направился в Майами-Бич. Однако на полпути он решил заглянуть в бар «Майк-Ирландец». Майк выставил на стойку стакан виски и бутылку пива «Миллер», подождал, пока Хок осушил стакан виски и хлебнул пива из горлышка, и спросил:

— Как всегда, записать на ваш счет, сержант?

— Ага. Включи туда еще одну порцию виски. Не глушить же одно пиво...

— А вы знаете, сколько уже набежало на ваш счет, сержант?

— Нет. Сколько?

— Восемьдесят пять долларов. — Майк налил в стакан еще одну порцию виски. — Это не считая сегодняшние два виски.

— Ничего себе! А я и не знал, что так много задолжал.

— Тем не менее, это именно так. Когда ваш долг достигнет ста долларов, сержант, я перестану обслуживать вас до тех пор, пока вы не выплатите всю сумму. Не стану возражать, если часть долга вы погасите прямо сейчас.

— Я бы с радостью, Майк, но сейчас я на мели. Принесу тебе пятьдесят долларов в день получки. А ты, пожалуйста, не допускай впредь, чтобы мой долг вырастал до таких размеров.

— Он вырастает до таких размеров не по моей вине, сержант.

Майк скрылся в кладовке, а Хок, улучив момент, хлопнул вторую порцию виски, допил пиво и вышел из бара. У Хока и без того было неважное настроение, но 85 долларов долга расстроили его окончательно. Вообще-то, Хок не злоупотреблял алкоголем — просто он не любил пить один, дома, а в барах цены были просто бешеные. К счастью, в отеле у него припасена бутылка «Эль Президенте», и сегодня он, так и быть, напьется в одиночку.

Хок сел в машину и поехал в «Эльдорадо».