В провинции начали открываться стриптиз-клубы. В Манчестере их уже было несколько, а в Ливерпуле не было пока ни одного. Я подумал, что смогу на этом заработать, и стал наводить справки, как бы мне повыгоднее вступить в это дело. Не хочу сказать, что горжусь тем, что был в этом бизнесе, но и стыдиться этого не вижу оснований.

В партнеры я выбрал себе своего хорошего друга, вест-индийца по прозвищу Лорд Вудбайн. У себя на родине, когда он был певцом в стиле калипсо, он всегда курил самые дешевые сигареты марки «Вудбайн» («жимолость»), отсюда и прозвище. Но я, как и все друзья, называл его просто Вуди. Вуди был и есть хороший человек, умный, веселый, беззаботный. Мне нравятся люди из Вест-Индии. Они неистощимы на веселые выдумки, дружелюбны и работящи.

Вуди уже давно работал в кабаках, чаще всего барменом. Он был так популярен, что, когда переходил в какой-нибудь другой бар, клиентура переходила туда вслед за ним. Он всегда держал при себе, под прилавком, абордажную саблю, и если клиент начинал заводиться, Вуди доставал эту саблю и принимался размахивать ею перед носом смутьяна. Это действовало. Вообще-то Вуди и мухи не обидел за свою жизнь, так что сабля была так, для видимости. Но «видимость» эта была весьма эффективной. Мы открыли кабак в районе Ливерпуль-8 и назвали его «Артисты нового кабаре». Звучит классно, но в действительности, это был обычный затхлый погребок в полуподвале террасного дома. Каждый второй дом на этой улице был либо кабаком, либо публичным домом. Жизнь здесь была легкая и свободная. Черные и белые жили бок о бок почти в идеальной гармонии. Никто не знал таких слов, как «белая» или «черная шваль», «ниггер» или «уайти» («беляк»). Сейчас там совсем не так. После массовых переселений все изменилось к худшему. Белым теперь там опасно появляться. По обеим сторонам цветного барьера — атмосфера подозрительности и напряженности. Очень, очень жаль. А ведь когда-то расовые перегородки здесь были очень хрупкими. Все были одинакового цвета — можно сказать, кофейного, — в переносном смысле, конечно.

Дела нашего клуба сразу пошли блестяще. Усталым и не очень еще усталым людям были нужны развлечения как раз такого рода. Спустившись по каменным ступенькам и открыв дверь, вы оказывались прямо перед столом, который служил кассой. Вы платите вступительный взнос и получаете билет-удостоверение полноправного члена клуба. Разумеется, надо было заплатить еще 10 шиллингов за вход (по нынешнему курсу, это 50 пенсов). Дальше, за столом, были вешалки для пальто, но многие посетители по причинам, о которых я скажу ниже, предпочитали не раздеваться.

Справа, в главном помещении (размером с носовой платок), находился бар всего шесть футов длиной. Мы с Вуди соорудили полки для напитков, а больше там ничего не было, кроме кассы да нескольких цветных лампочек.

Стены бара были грязно-серого цвета. Полдюжины маленьких круглых столиков и кривоногие стулья — вот и вся обстановка. Да, до «Ритца» нашему заведению было очень, очень далеко.

Большинство наших клиентов были людьми в грязных дождевых плащах из тех, кто шляется по паркам и пристает к девочкам. Но среди посетителей было и немало денежных людей, бизнесменов. Воспламененные ляжками своих секретарш, они приезжали сюда из центра. Они возбуждались, глядя на наших девочек, а потом шли в «Ливерпуль-8» в поисках проституток. А типы в грязных плащах получали свое удовольствие, занимаясь онанизмом в разгар шоу. Живи и давай жить другим. Срывай свои цветы, где только можешь.

Девочки у нас были крепкие и здоровые, чаще всего из продавщиц, искавших работу поинтереснее, и из домохозяек, которые хотели быстро заработать добавочные шиллинги на свои покупки. Но были у нас и профессиональные «стрипперы» из Манчестера. Первое время было очень забавно наблюдать за тем, как онанисты ловят свой кайф. Я видел, как их руки, скрытые под полами плащей, ходят вверх-вниз. Их истасканные, испитые лица в отблеске огней со сцены были отвратительны. Девицы-стрипперы медленно раздевались под музыку. Многие из мужчин откладывали свои оргазмы до того момента, когда девица на сцене наконец снимала с себя последнюю деталь одежды — трусики или набедренную повязку. И тут можно было ясно расслышать коллективный стон-вздох эякулирующей публики. Потом люди вынимали свои запачканные руки из-под плащей и хлопали девицам. Я не знал, смеяться или плакать. Что за способ получать удовольствие! Сцена, на которой девицы раздевались, была 7 на 7 футов, и им приходилось внимательно следить за тем, чтобы не сойти с нее. То и дело кто-нибудь из пьяных зрителей пытался облапить девицу, если она подходила слишком близко. В такие моменты Вуди бросался между девицей и ее чересчур пылким поклонником. «Убери руки!» — кричал он. Но большая часть публики предпочитала, чтобы девицы стояли подальше, вне предела досягаемости — в таком случае они могли свободно предаваться своим причудливым фантазиям. Девицы были самого разного возраста — от 18 до 30. После 30 у них появлялись морщины, и это не нравилось моим клиентам. Они любили молоденьких. Чем моложе, тем лучше. Все это приносило хороший доход, но мне самому не доставляло никакого морального удовлетворения.

Вскоре после нашего разговора на том памятном бале-маскараде Стюарт устроился на временную работу мусорщиком в Хайтоне, на окраине Ливерпуля. Его работа состояла в том, чтобы обходить квартиры, взваливать мусорные баки на плечи и пересыпать их содержимое на грузовик: тяжелая, грязная, неприятная работа. Он получал за нее всего несколько шиллингов, но не деньги заставляли его заниматься этим. Когда я спросил, какого черта он выбрал себе такую работу, он ответил: «Я знакомлюсь с простыми людьми, Эл. Они выходят из своих крохотных мирков, чтобы поболтать и пошутить со мной. Среди них много интересных людей. У многих нет ни гроша, но как они веселы, ты бы видел! Мне нравится это. Работа грязная, это верно, но зато я общаюсь с настоящими людьми, и это меня волнует, Алан.» Когда остальные Битлы узнали про новую работу Стюарта, они принялись подшучивать над ним: когда он был с ними, они прыгали в пустые мусорные баки и выпрыгивали из них. У меня было несколько фотографий с такими выходками, но они давно утеряны. В этот период Стюарт нарисовал много великолепных портретов людей, встреченных им во время этих мусорных рейдов. Портреты эти были гротескными и очень яркими. С трудом верилось, что их нарисовал такой молодой человек. Не удивительно, что после смерти он превратился в кумира почти Джеймс-Диновского калибра.

В это время у БИТЛЗ не было ударника. На Томми Муре можно было поставить крест на ближайшие десять лет: он был «похоронен» на бутылочном заводе. Ребята околачивались в «Джеке», а я усердно искал замену Томми. В «Джеке» мы вели примерно такие разговоры:

Джордж: «Эл, неужели ничего нельзя сделать? Мы ведь только-только начали, и…» Джон: «Хорошо тебе: идешь в свой секс-клуб и глядишь на этих онанистов. А нам каково?» Пол: «А если сходить на биржу труда? Может, у них в списках есть какой-нибудь безработный ударник?»

Такие разговоры веселили ребят, и на какое-то время их покидали мрачные мысли.

Джордж: «Может, нас выручит какой-нибудь карибский стил-бэнд?» «Ничего, ничего, ребята. Все будет хорошо. Вот увидите. Что-нибудь или кто-нибудь подвернется. В этом огромном городе не может не быть ударника, мечтающего о том, чтобы играть с великими, единственными в своем роде БИТЛЗ.» «Йе, — бурчали они, — йе…» «Ну ладно, ребята, мне надо в стрип-клуб. Сегодня я прослушиваю новую девочку.» Они радостно загалдели. «Ух, — воскликнул Леннон, — а можно, я пойду и помогу тебе, Алан?» «Нет, спасибо. Помощь ей не нужна, ей нужна работа. Пока!»

Новая девушка была из Манчестера. Ее звали Ширли, и у нее был гигантский бюст. По контрасту, талия ее была совсем тоненькой: во всяком случае, таких я еще не видел на девушках ее пропорций. У нее была фигура со, что называется, «осиной талией»: викторианские женщины добивались такой талии с помощью корсетов из пластин, сделанных из китового уса, а также с помощью максимальной мобилизации силы воли. В то утро мы с ней были в клубе одни. Ширли мне рекомендовал один друг, владелец клуба в Манчестере. Он предупредил, что она согласна выступать только в сопровождении «живого» ансамбля.

«Живой бэнд в нашем клубе? Ты шутишь. Если мы пригласим бэнд, то не будет места для клиентов. У нас ведь не „Савой“, а просто погребок.» Надеюсь, она представляет, куда хочет поступить. «Алан, парниша, все будет отменно.» Так они говорят, эти старички-манчестерцы. Для них все — «парниши», и всё у них всегда «отменно» и «изрядно». Хорошие люди, эти манчестерцы. Из них получаются верные друзья, приятели до гробовой доски.

Ширли стояла передо мной в пустынном стрип-клубе. «О'кей, — сказал я, беря рахитичный стул и ставя его прямо перед сценой. — Иди на сцену и раздевайся. Делай это, как хочешь, только посексуальней и пожизненней: здесь так любят.»

Ширли исполнила все, как надо. Она разделась до пояса. Груди ее были огромными, но не отвислыми. Бюстгальтер она могла бы вообще выкинуть. Остальное все в ней было тоже идеально. Да, вреда от нее нам не будет, это ясно. Конечно, она может свести кого-то с ума, но это уже не моя забота. Где-то в середине своего «акта» она вдруг сказала: «С музыкой у меня получится еще лучше». Вот оно: сейчас она скажет про биг-бэнд. «У нас есть проигрыватель. Другим девчонкам это подходит.» «Но я привыкла работать с бэндом. С бэндом мне лучше работается.» «Господи! — вскричал я. — Да ты погляди вокруг себя! Где тут разместить твой бэнд? Я уже говорил твоему боссу: если взять бэнд, то негде будет публику усадить.» «Да?» Я не хотел ссориться с Ширли. Я был в восторге от ее «акта». В своем деле она была звездой. Одевшись, она попросила рому с кока-колой. Я сходил в бар и налил ей стаканчик. «А ты разве не составишь мне компанию?» «Нет, мне еще рано. Я выпью коку.» «Слушай, Алан, ты должен понять…» Вот оно… «Я не собираюсь выходить и раздеваться под идиотские пластинки. Я говорила Берту: мне нужен живой бэнд, без него я не согласна. И что же? Я прихожу в эту грязную дыру и не вижу никакого бэнда. Что все это значит?» Ну вот, наконец все точки над «i». «Господи! Ты что, не в своем уме? Погляди вокруг. Куда ты сунешь бэнд, а, глупая ты корова?!» По этим словам вы можете понять, что наш разговор принял уже самый непринужденный характер. Ширли залпом выпила свой ром. Когда она запрокинула голову, груди ее высунулись, как вагонные буфера. Да, хороша. Ей-богу, хороша. Мне как раз не достает такой. Она затмевала всех остальных моих девочек. В те годы стрип-бизнес был еще не так развит, и нам не приходилось особенно выбирать. «Ну, так вот, — сказала Ширли, — нет бэнда — нет и стрипа. Понял?» «Можно подумать, что ты — Цыганка Роза.» «Брось, Алан, свои штучки. У меня есть гордость, в конце концов.» «Да, этого у тебя не отнимешь.»

В этот момент я вспомнил о Битлах, которые вертятся в «Джеке» ни черта не делая, а только жирея на моих бутербродах с ветчиной. Пожалуй, они обойдутся без ударника, если будут делать бэкинг для Ширли. Разве кто-то будет смотреть на бэнд, когда Ширли будет демонстрировать свои прелести? «Хорошо, Ширли, предоставь это мне. Я постараюсь достать бэнд.» «Что значит „постараюсь“? Мне нужен определенный ответ.» «О'кей, о'кей. Я достану тебе бэнд. Обещаю.»

Она подняла свою парусиновую сумку и вышла. Я смотрел ей вслед. Она была потрясающей — с какой стороны не посмотри. Согласятся ли Битлы? Захотят ли играть в этой дыре? А разве они не играли в местах похуже?

Я вернулся в «Джек». Ребята все еще сидели там. Я начал издалека: «Кофе для БИТЛЗ за мой счет!» Я подсел к ребятам. Стюарт уже был с ними. От него разило помоями. «Ну и несет же от тебя, Стюарт! Что за дурацкая у тебя работа», — сказал кто-то из Битлов. Стюарт смущенно заерзал на стуле, а Леннон подбросил дровишек в огонь: «Стюарт, с помойным ведром на шее ты не познакомишься с лучшими людьми!»

Я перевел разговор на другую тему: «Ребята, давайте взглянем фактам в лицо. Сейчас у вас нет гигов, ударника тоже нет. Так?» «Так.» «Верно говоришь, Эл.» «Ну так вот; я предлагаю вам легкую работенку в стрип-клубе.» «В стрип-клубе?» — переспросил Джордж. «Нет уж, спасибо», — сказал Джон. «Алан…», — сказал Стюарт, не веря своим ушам. «Нет, нет, я не шучу. У меня новый стриппер, она — нечто особенное.» «Особенное? Как это?» «Я думал, все стрипперы особенные.» «Что в ней особенного? У нее три титьки?» «Две головы?» «Ну, ладно, не будем шутить, ребята. Послушайте меня. Вы неплохо заработаете. От вас требуется вот что: по вечерам приходить в „Новое Кабаре“ и играть два отделения по 20 минут за 10 шиллингов.»

Ну вот, я им все и выложил. Скинул тяжесть с сердца. Они меня еще не линчевали. «Десять шиллингов?» «Проклятый мошенник…» «Играть в стрип-клубе…»

Идея им не понравилась. Но я решил во что бы то ни стало убедить их. Я думал о Ширли. О бизнесе, который развернется благодаря ей. Безумные онанисты из «Ливерпуля-8» проложат путь ко всегда открытым дверям «Нового Кабаре». Я разбогатею. «Не ломайтесь. А что вы собираетесь делать? Ведь у вас нет ударника.» Я напирал на это, — сильнейший довод.

«Неужели нам придется согласиться?» — говорил Пол. «Мы не обязаны делать то, что нам не нравится», — говорил Леннон. «Вот до чего мы докатились!» — говорил Стюарт.

«Ничего страшного. В мире бывает и пострашней», — говорил Джордж. Так говорят в Ливерпуле, когда успокаивают себя. Им было мало 10 шиллингов на брата. «Ничего, на бутерброды и сигареты хватит, — убеждал я. — А что вы хотите: сразу „Карнеги-Холл“?» «Вот что, — сказал Стюарт, — дай нам по фунту на брата.» «По фунту? — я аж запыхтел. — Ты что, сдурел? Вы не стоите этого. Шиш вам! За что так много?» «За унижение! — сказал Пол. — За одно только унижение, вот за что, Алан. Скоро дойдет до того, что мы станем играть на Лайм-стрит, развлекая очередь в кассу кинотеатра.» «О'кей, — сказал я, — я постараюсь выбить вам фунт: нужно еще согласие Лорда Вудбайна, моего партнера.»

Я пошел к Вуди. Он жил недалеко от «Джека». Был час дня. Я постучал в дверь его квартиры. В ответ послышалось недовольное ворчание. Я открыл дверь и вошел. Лорд Вудбайн был еще в постели. Он поднял свой торс и сел. Сквозь щель шторы пробивался луч света и освещал его великолепный шоколадный торс.

«Вставай, вставай, — сказал я бодрым тоном. — Это тебе не Карибы. Вставай! Нам надо принять важное финансовое решение.» «Какое решение? — проворчал Лорд Вудбайн, протирая сонные глаза. — Я заснул только под утро.»

Я присел на краешек мятой постели. Лорд Вудбайн был очень активным и очень мужественным цветным джентльменом. Под одеялом что-то зашевелилось: там был еще кто-то.

«Не обращай внимания, — сказал Вуди, похлопывая кого-то через одеяло. — Выкладывай. Что случилось?» Когда я ему все выложил, он зажег сигарету, глубоко затянулся и сказал: «Что ей бэнд? Она разве поет? Ее дело — снимать свои шмотки и трясти титьками. Что она из себя воображает?» «Мне не удалось переубедить ее.» «Ну и пошли ее к чертям. Обойдемся и без нее.» «Но у нее потрясная фигура, Вуди. Она привлечет много клиентов.» Потом я рассказал ему про БИТЛЗ. «БИТЛЗ? Какая-то рок-н-ролльная группа? Да и вообще: где они будут играть? Там нет места.» «Можно попробовать, Вуди. Игра стоит свеч. Я обещал им по 10 шиллингов за вечер.» «Ну и зря. Тогда мы вылетим в трубу.» Лорд Вудбайн всегда был осторожен с деньгами. «Вообще-то они хотят по фунту.» «Фунту?» Казалось, Лорда хватит удар. Вуди был неприклонен: БИТЛЗ, говорил он, не стоят больше 10 шиллингов. «Господи, да кто о них слышал, об этих БИТЛЗ?» «Это не важно, Вуди. Нужен бэнд, иначе мы потеряем эту бесподобную девицу.» «О'кей, Алан. Пусть будет по 10 шиллингов. Проклятые грабители! Из-за них мы обанкротимся, вот увидишь.» Лорд Вудбайн любил раздувать любой пустяк до драматических пропорций. «О'кей, Вуди, я пошел», — сказал я, похлопывая кого-то, кто лежал рядом с Вуди.

В «Джеке» Битлы ждали нашего решения. «Мне очень жаль, ребята, но Вуди согласился только на 10 шиллингов.»

«Проклятый грабитель!» «Мы отказываемся.» «Эксплуататор!» «Это лучше, чем ничего.»

Им волей-неволей пришлось согласиться. Но взамен они взяли с меня слово, что в ближайшее время я устрою им приличный гиг.

Я помог им перенести инструменты в «Новое Кабаре». Они там раньше не бывали. Их встретило мрачное пустое помещение с запахом мочи, шедшим из мужского туалета. На полу валялись вдавленные окурки, на столах красовались пятна от пролитой выпивки. В баре из неисправного крана текла вода. На улице мимо прошел грузовик, и наш погребок как будто встряхнуло. Занавес позади сцены весь обтрепался и просился в химчистку. Под навесом, служившим комнатой для переодевания, на стуле валялись выкинутые кем-то женские трусики.

«Да, Алан, мы добились большого, чертовски большого прогресса.» Это сказал Пол. Я знаю, что он имел ввиду. «Ну, ничего. Мы молоды, у нас все впереди». Я посмотрел на Битлов: они верили в себя, верили в свою музыку, и вот теперь я привел их в это нелепое место сексуальных фантазий. Они были явно удручены. «Ничего, ребята, это ведь не навсегда, — сказал я, стараясь казаться веселым. — Считайте это очередным жизненным опытом.» «Без некоторых опытов вполне можно обойтись.» «Например, без этого…» «Что за дыра!» «Ну, ладно, давайте ставить аппаратуру.»

Ширли очень обрадовалась. Она была в восторге от Битлов. «Кто этот красавчик со скуластым лицом?» — спросила она, показывая на Джорджа, который, стоя у бара, пил апельсиновый сок. Я уже представил ей всех Битлов, но она не могла запомнить, кого как зовут. «Это Джордж, — пояснил я, — Джордж Харрисон. Хороший мальчик, но он слишком молод для тебя, Ширли. Не приставай к нему.» «Он такой аппетитный», — сказала она, неприлично чмокая своими толстыми пухлыми губами. «Он слишком юн для тебя», — повторил я. «Ничего не бывает слишком», — возразила она, пожирая глазами Джорджа, пытавшегося укрыться за своим стаканом. «Если мальчик достаточно большой, то он достаточно взрослый», — отчеканила она, словно произнося какой-то афоризм. Пол взялся играть на ударных, и ребята исполняли медленные вещи, вроде «Summertime» и «Begin To Beguine», а однажды сыграли даже «It's A Long Way To Tipperary». Впрочем, репертуар тут был совсем не важен: Ширли радовалась, что у нее есть свой бэнд, а посетители радовались, что у них есть Ширли. Все были счастливы… кроме БИТЛЗ.

Ширли выходила на сцену дважды за вечер. Битлов было едва видно. Глаза у ребят выкатывались из орбит, когда возле них возникало это видение идеальной женственности. Очень часто их музыка затихала почти до шепота или кончалась в каком-то хаосе звуков — когда возбуждение достигало предела. Когда играешь «It's A Long Way To Tipperary», а перед твоим носом вертится кусок женской плоти, то, смею вас уверить, в тебе кое-что поднимается (я имею в виду буквальный смысл сего слова). Ширли выступала у нас всего одну неделю, но успела оставить о себе незабываемую славу. Битлам же не очень нравилась такая работа, несмотря на бесплатное секс-шоу. А многим постоянным клиентам не нравилось присутствие бэнда: оно мешало им вволю предаваться своим фантазиям. Один из таких клиентов отозвал меня однажды в сторону (был как раз перерыв).

«Послушай, Алан», — сказал он, беря меня под руку. Я постарался тут же высвободиться из его непрошенных объятий: не люблю, когда эти люди «вяжут на интим». «В чем дело?» «Дело вот в чем. Ты меня знаешь, Алан…» Мне не нравилась эта фамильярность. Да, я обслуживаю этих людей, но называть меня вот так запросто по имени — это уж слишком. «Я никому не мешаю. Прихожу сюда поймать свой маленький кайф… ну, ты знаешь…» «Ну, и что дальше?» «Эти ребята, БИТЛЗ…» Куда он клонит, этот старый развратник? У не положил ли он глаз на моих ребят? Я оскалился: «Здесь мы не допускаем ничего подобного. У нас респектабельный стрип-клуб…» Он не понял меня. «Они отвлекают меня, Алан…» И он продолжал, придвигаясь ко мне совсем близко: «Я не могу сосредоточиться на шоу. Они бацают свою музыку в тот момент, когда я стараюсь сосредоточиться на красивой девочке. Они шумят. Здесь ведь не танцзал какой-нибудь, а стриптиз-клуб. Сделай что-нибудь, Алан. Нам не нужны эти БИТЛЗ. Наверное, они хорошие ребята, но не в духе этого заведения.» «Не волнуйся, старый член, — он вздрогнул, услышав такой термин. — Их скоро не будет. На той неделе все станет, как раньше.» «Ах, спасибо, Алан. Слава богу…»

Шоу возобновилось. БИТЛЗ ударили по струнам и как-то лениво начали «Ain't She Sweet». Ширли снова вышла на сцену. Мне будет жаль расстаться с ней, подумал я. Она немного встряхнула это заведение. После шоу Битлы всегда подсаживались к нам с Вуди и опрокидывали по несколько стаканчиков виски с кока-колой. Подзарядившись, они начинали играть настоящий рок — для Лорда Вудбайна и для меня.

«Мы будем дико рады, когда все это кончится, Алан.» «Ну, ладно, расхныкались. Чем это не работа?» «Работа, так ее расперетак…» «Надоело играть это старье…» «Налей-ка нам еще виски, господин лорд, ваша светлость…» «Какая гадкая публика, эти старички, — сказал Леннон. — Странно, что ты, Алан, заведуешь таким местом. Я думал, ты респектабельный человек.» «Ты не очень-то болтай про это, Джон. Я не хочу, чтобы все узнали…» «Да? А почему? Тебе стыдно?» «Я просто хочу скопить денег, а сами эти дела мне совсем не по душе. Ты меня осуждаешь, Джон?» «Да нет. Сам я не хотел бы быть на твоем месте. Но жить как-то надо…» В последний свой вечер Ширли превзошла самое себя. В те годы стрипперы еще не делали имитаций полового акта, которые потом стали обычными, так что Ширли была пионером в этой области. Свое последнее выступление она завершила имитацией полового акта… с полом. Публика ничего подобного раньше не видела. Может быть, это испортило им все удовольствие, потому что они сами любили выдумывать свои фантазии, так что Ширли зашла слишком далеко. Один клиент не выдержал и бросился к Ширли, но тут на его пути вырос могучий Лорд Вудбайн. Началась возня среди столов и стульев, стаканы и бутылки падали на пол, осколки летели на пол и во все стороны. Наконец, Вуди прижал сексуального маньяка к стойке бара — там он прятал абордажную саблю. Потом он на секунду освободил этого типа, метнулся за стойку (все это время Ширли стонала и хрипела в пароксизме притворной страсти) и снова выскочил уже с саблей в руке. Тот тип бросился к выходу и, бормоча угрозы по адресу Вуди, скрылся в ночи.

«Ей-богу, Вуди, это опасный тип, — сказал я. — Будь осторожен. Похоже, он может вернуться, чтобы отомстить.» «Не-е-е, — протянул Вуди. — Такие типы только болтают языком. Они угрожают, но ничего не делают. Тихих типов — вот кого надо опасаться.» Ширли закончила свой «акт» под гром аплодисментов. Увлеченные необычным зрелищем, многие даже не заметили стычки между Лордом Вудбайном и Обозленным Клиентом.

Дня через два этот тип все-таки вернулся — с револьвером. Я стоял у дверей и раздавал билеты. Вдруг появляется этот тип, глаза его горят. Он просит билет. Я сразу его узнал: рослый, упитанный тип с гладко зачесанными жирными волосами и черными, как у пирата, глазами. На нем был двубортный костюм. Я заметил, что одну руку он держит в кармане пиджака. «А тебе, приятель, нельзя сюда», — сказал я. Он выставил подбородок. «Как это нельзя? В чем дело?» «Ты сам знаешь, в чем. На днях ты здесь буянил, и теперь вход для тебя закрыт.» «Хуйня!» — крикнул он, оттолкнул меня и быстро пошел вперед. «Вуди, берегись!» — крикнул я Лорду Вудбайну, который стоял за стойкой, и бросился к этому типу на плечи, но он сбросил меня с себя, как пушинку. Я упал навзничь. Подняв голову, я увидел, что он вытаскивает что-то из кармана пиджака. Раздались три громких выстрела. Пули попали в бутылки и стаканы, но Вуди успел присесть и не пострадал. «Дверь! Задняя дверь Вуди!» — крикнул я. Эта дверь открывалась на лестницу, которая вела на первый этаж. Маньяк обернулся. Дуло револьвера смотрело прямо на меня (к тому времени я был уже на ногах). «Ах ты, сука!» — прошипел он и нажал на курок. Раздался щелчок. Маньяк с удивлением глядел на свою «пушку». Осечка. Я не верил своему счастью. Этот тип опять вернулся к бару. Все посетители столпились на другом конце комнаты, у сцены, и с поразительным спокойствием взирали на происходящее. Наверное, они думали, что это сцена из какого-то нового представления. Маньяк сделал еще два выстрела в сторону бара («пушка» пришла в себя), а затем, размахивая револьвером, заковылял к выходу. Вскоре мы услышали топот сапог — этот тип поднимался по каменным ступенькам к выходу. «Господа! Представление закончилось!» Я знал, что никто не побежит в полицию. Клиенты стриптиз-клубов готовы брататься с кем угодно, только не с полицией. Ну, а что же Лорд Вудбайн? Я громко окликнул его по имени. Никакого ответа. «Вуди, это я, я зову тебя.» В комнате стояла кромешная тьма. Я не мог видеть даже свою руку перед глазами, и тем более — своего темнокожего друга. Вдруг я услышал голос Вуди откуда-то сверху: «Это ты, Алан?» «Ну да, я.» Я увидел пару ботинок на уровне своего носа. Они принадлежали Лорду Вудбайну: он стоял на оконном карнизе. Я помог ему спуститься вниз. «Хорошо, что этот гад не полез за мной сюда, Алан. Дальше уже лезть некуда.» И тут нас вдруг охватила страшная дрожь. Шок замедленного действия. Мы вернулись в бар и крепко выпили.

Ширли уехала, и я стал искать новую работу для БИТЛЗ. Я устроил им несколько гигов, но разговоры вращались вокруг одного вопроса: «Алан, когда ты найдешь нам ударника?» А хрен его знает, когда! Не было ударников, и все тут. То ли год был такой, то ли погода, но ударников не было.

Стриптиз надоедал мне все больше. А Лорд Вудбайн был доволен. Он любил поболтать со стрипперами. Мрачная атмосфера клуба никак не отражалась на его жизнерадостности и солнечной вест-индской душе. Господи, почему я не родился вест-индийцем! Они как будто ходят с мешком радости за плечами. Они умеют радоваться жизни. Наверное, потому что с рождения привыкли к жуткой нищете и хуже им не может стать, только лучше.

Вскоре я узнал, что «бизибоди» — легавые, сыщики, полисмены — интересуются моим клубом и даже собираются совершить налет. У меня много было друзей среди «бизибоди». Не хочу сказать, что я кого-то подкупал, — нет, это были просто мои приятели, с которыми я часто поддавал. То я их угощал, то они меня. Никакого подкупа, никаких обязательств. И вот один из «бизибоди» меня вовремя предупредил о предстоящей облаве. Я сказал Вуди: «Пора прикрывать лавочку, шоу окончено. Не будем жалеть — ведь мы кое-что заработали.»

Да и не по душе мне было все это, я уже говорил. Я знал, какое обвинение мне могут предъявить: содержание «непотребного дома» — что-нибудь в этом духе. Меня могли взять на заметку, а этого я хотел меньше всего. Я поблагодарил своего осведомителя, поставил ему бутылку и стал действовать. В местной газете «Ливерпульское эхо» я поместил объявление: «Продается клуб. Большие деловые перспективы для предприимчивого бизнесмена.»

Я не ждал, конечно, что все бизнесмены сразу бросятся к «Новому Кабаре» и у дверей возникнет давка, но уже на другой день после публикации объявления мне нанес визит сам Главный Порнограф города. Главный Порнограф был похож на грушу. Его одежда была вся в пятнах, а из-под пояса выглядывали грязные коричневые подтяжки. Он был старый, толстый и похотливый. От него несло пороком примерно так, как от живодерни несет запахом крови. Огромная голова, сразу переходящая в туловище, сухая серая кожа с какими-то вмятинами, толстые, влажные, отвислые губы, омерзительный запах изо рта — в общем, меня чуть не вырвало, когда он предстал передо мной.

Он был отвратителен, это правда, зато у него были деньги. Много денег. И он захотел купить «Новое Кабаре» сразу, как только положил на него свои водянистые глазки. Среди прочего, он владел магазином порнографических книг и кинотеатром порнофильмов (который был передвижным: через каждые два-три дня хозяин переводил его на новое место, чтобы избежать неприятностей с полицией). Стриптиз-клуб был как раз по его части. Он мог бы стать еще одним грязным уголком его порноимперии.

И чего это я так обрушился на порнографию? Это ведь одна из форм удовольствия. Наверное, все дело в моем строгом воспитании.

Главный Порнограф не торговался. Он даже не спросил, какой у моего заведения легальный статус. Поэтому мы с Лордом Вудбайном забыли ему сказать, что ищейки напали на след и что со дня на день надо ожидать облавы. Когда мистер Порнограф передал нам деньги, я смог расплатиться с крупными долгами. Я радовался, что избавился от клуба, хотя, говоря по правде, от него у меня осталось немало приятных воспоминаний. Там бывало очень, очень весело.

Лорд Вудбайн, получив свою долю, сразу пошел и купил себе подержанный «кадиллак». Сделав первый взнос, он сел в автомобиль и поехал по городу, сунув в рот большую сигару. И, как всегда, он улыбался. Каждый вечер Вуди припарковывался у «Адельфи», самого шикарного в те годы ливерпульского отеля. Опустив складной верх автомобиля, он сидел там в любую погоду, даже в дождь и снег; пусть все видят великого Лорда Вудбайна! Мистер Большой Успех. Можно было умереть со смеху.

Потом Лорд Вудбайн открыл новый клуб. На этот раз там была только выпивка и девочки. Никакого стриптиза. Просто место, где можно «склеить бабу». Он дал своему заведению пышное название: «Новый Колониальный Клуб Лорда Вудбайна». БИТЛЗ будут там чрезвычайно популярны.

«Новый Колониальный Клуб» находился на Беркли-стрит и был со всех сторон окружен публичными и игорными домами. Беркли-стрит была в то время «центром порока». «Клуб» был местом не из дешевых, но зато без обмана. Вы получали то, за что платили. Это было безопасное место: здесь не было разбойных нападений, жульничества и поножовщины.

В полуподвале «Клуба» размещались танцзал и бар, а наверху — еще один бар. Посетители «Клуба» любили заходить в это заведение, многие из них были бизнесмены, матросы и проститутки. Бизнесмены были по большей части жирными и неудовлетворенными. Поплясав пару минут, они удалялись в ближайшую комнатенку, где заплатив деньги, могли поразвлечься с выбранной девицей. Развлечение это длилось недолго, и уже через несколько минут девица возвращалась в погребок искать нового клиента.

Битлы смотрели на все это с удивлением. Они сидели и играли на своих инструментах в одном конце погребка. Там не было даже маленькой сцены. Лорд Вудбайн платил им два фунта на четверых за день. Пик деловой активности в этом заведении приходился на дневные часы. Окончив работу, Битлы слонялись по клубу, болтали с девицами и сбивали спесь с жирных бизнесменов. Им нравилась веселая атмосфера бара. Бывая там, они воображали себя на Бурбон-стрит в Новом Орлеане. Вечером они играли для меня, а потом снова шли к Вудбайну, где пьянствовали с ним, засиживаясь далеко за полночь. Пили всегда одно и то же: виски с кока-колой. Пили много. Они были в восторге от «Колониального Клуба». Иногда ребята даже ночевали там. Когда уходил последний алкаш и последняя шлюха, когда даже неутомимая Беркли-стрит закрывала на несколько часов свои воспаленные глаза, усталые Битлы укладывались спать прямо на столах или стульях, среди запахов пота и алкоголя, укрывшись одеялами, предоставленными Лордом Вудбайном. Спустя несколько коротких часов, когда первые лучи солнца освещали высокий шпиль Англиканского Собора, смотрящего на серую змейку реки Мерси, все начиналось сначала.