В «Топ Тене» играла еще одна моя группа — Джерри и Пейсмейкеры. Все ребята были дружны между собой. В этот приезд в Гамбург Стюарт Сатклифф познакомился с красивой немецкой девушкой, Астрид. Она приходила каждый вечер и садилась как можно ближе к сцене, а в перерывах Стюарт спускался к ней, и они сидели, взявшись за руки.
Стюарт продолжал заниматься живописью и даже поступил в местный художественный колледж. Преподаватель, профессор Эдуардо Паолоцци, с восторгом отзывался о его работах. Он считал, что у Стюарта большое будущее, и советовал ему целиком посвятить себя занятиям живописью.
Работать глубоко за полночь в «Топ Тене», а потом идти на лекции в колледж было, конечно, тяжело. И Стюарт ушел из группы, решив посвятить все свое время учебе. Это был мудрый шаг. Стюарт любил БИТЛЗ, ему нравилось быть в группе, но он прекрасно понимал, что музыкант из него никудышный. Он держался только благодаря ребятам: они «выносили его на своих плечах».
Стюарт ушел, но дружеских связей с приятелями не растерял. Он часто приходил в «Топ Тен» поболтать с ними за кружкой пива. И так случилось, что именно от Стюарта я узнал неприятную для меня новость. Дело было вот в чем. В «Топ Тене» БИТЛЗ получали 150 фунтов в неделю. Из этой суммы они должны были еженедельно перечислять 15 фунтов на мой счет в гамбургском банке. Стюарт прислал мне письмо, в котором сообщал, что Битлы не собираются платить мне комиссионные, потому что договорились о гигах в «Топ Тене» сами, еще в то время, когда играли в «Кайзеркеллере».
Это было не так, если бы не мои геройские усилия и старания убедить представителей германских властей в Ливерпуле, им никогда не позволили бы вернуться в Гамбург. А кто, если не я, бегал, высунув язык, доставая все нужные справки и подписи?
Получив это письмо, я побледнел. Меня всего трясло. Так подло поступить со мной после всего, что я для них сделал! Во всем этом я видел руку Леннона. Спешу оговориться: эта книга не должна рассматриваться как мой «гимн ненависти» к Леннону. Джон был их вожаком, доминирующей фигурой в группе, поэтому со стороны он может показаться этаким главным злодеем. Но это все не так. Это была сильная, яркая личность со многими странностями. Сейчас у меня нет к нему никаких враждебных чувств, да и в то время раны нашего отчуждения быстро зажили. Но почему они так гнусно поступили со мной, после стольких лет дружбы? Я думаю, они это сделали по молодости. Ведь они, в сущности, были еще мальчишками, и не вполне ясно сознавали свои письменные и моральные обязательства. Обида и негодование жгли мое сердце. Я сел и написал Битлам такое письмо:
«20 апреля 1961 г.
Дорогие все!
Я возмущен вашим намерением не платить мне комиссионных, обусловленных нашим контрактом.
Позвольте напомнить вам, что, если бы не я, не видать бы вам Гамбурга, как своих ушей. К тому же, по закону, человек, связанный одним контрактом, не имеет права вести переговоры о другом контракте, пока не истек срок действия первого.
Я вижу, у вас началось головокружение от успехов. Позвольте еще раз напомнить, что своим нынешним контрактом вы целиком обязаны мне и никому другому.
Итак, ребята, вы видите: я очень раздражен (это даже мягко сказано). Если вы все же будете упорствовать в нежелании платить мне комиссионные, то, обещаю вам, я добьюсь того, чтобы в течение двух недель вас выгнали из Германии. Не думайте, что я шучу.
Я представлю также доклад о вашем поведении в Ассоциацию менеджеров (полным членом которой я имею честь быть). Эта ассоциация создана для охраны прав менеджеров и защиты их от артистов, не выполняющих своих обязательств. Итак: если вы хотите играть только в Ливерпуле для местных ребят, тогда смело вперед: плюньте на свои обязательства.»
Дальше я сообщал разные ливерпульские новости:
«Один мой друг, импресарио, в сентябре привозит в Англию Рэя Чарльза. Я собирался подключить вас к его турне, но, коль скоро вы не выполняете условий договора, забудьте об этом. Вместо вас я пошлю Рори Шторма. И не думайте, что я беру вас на пушку: проверить можете по музыкальным газетам.Искренне ваш, Алан»
Помните, ребята: если я захочу, я смогу сделать для вас больше, чем все остальные, вместе взятые. Эти „остальные“ только сдирают мои идеи. Это я убедил Рэя МакФолла сделать „Пещеру“ рок-клубом. Поэтому вы, должно быть, не в своем уме, если хотите нравиться ливерпульской публике.» (Этим я хотел подчеркнуть, что БИТЛЗ должны мыслить широко, а не ограничиваться статусом чисто местной группы.) «Я бы не хотел с вами ссориться, но не хочу молчать, когда люди, которых я считал порядочными, нарушают свое слово. Могу поклясться, что раньше вы были порядочными людьми — за это я вас и проталкивал в те времена, когда никто не хотел вас слушать.
Это письмо было началом конца наших деловых связей. Но не написать его я не мог. Дело было не столько в деньгах, сколько в коварстве людей, которые были мне близкими друзьями. Мы вместе прошли через столько всяких невзгод!
Конечно, я не мог знать, что прощаюсь с миллионами фунтов и со всемирной славой. Легко быть мудрым «опосля».
Битлы упорно стояли на своем. Конечно, я не стал выполнять свои угрозы: не обливал их грязью, не чернил перед другими менеджерами. Я также с легкостью мог бы добиться изгнания их из Германии. Но я не мстительный тип.
Я написал еще несколько писем Стюарту, жаловался на вероломство Битлов. Но чем он мог помочь? В ответных письмах он рассказывал мне о себе. Они с Астрид жили в квартире на верхнем этаже по Айсбуттелер-штрассе, 4. У них там все было выкрашено в черный цвет. Стюарт жаловался на постоянные головные боли и приступы депрессии. Он провел много бессонных ночей, бьясь головой о стенку, чтобы остановить боль. «Пятый Битл» был обречен. Врачи ничем не могли помочь. Они не могли понять даже причину болезни. Но Стюарт знал, что это началось с того БИТЛЗ-гига в «Лизерлендской Ратуше», когда его избили враждебно настроенные юнцы. Парадоксально, но в этот мрачный период своей жизни Стюарт сделал заметный шаг вперед в своем творчестве. У меня до сих пор хранится много его работ.
Примерно в этот же период, к концу 1961 года, Ричард Старки, он же Ринго Старр, расстался с Рори Штормом у Ураганами. Он жил в родительском доме в Адмиральской роще, слушал музыку «кантри» и мечтал об Америке. Он видел себя на лошади, в ковбойских сапогах, с револьвером на боку. Он хотел стать техасцем. Но вместо этого стал Битлом.