Он закрыл дверь изнутри и положил ключ на столик возле кровати. Под потолком со слабым постукиванием крутился вентилятор, в отеле было холодно и тихо. Стало почти совсем темно.

Мюррей посмотрел на Жаки. Повернувшись к нему спиной, она стояла у окна и смотрела на острые черные листья банановых пальм. Окно было открыто, насекомые с писком бились о сетку. Не включая света Мюррей подошел к Жаки и взял ее за руки, чуть ниже плеч. Ее лицо было погружено в тень черных волос, тело напряжено и таинственно, сквозь грубый полевой френч Мюррей ощутил ее дрожь. В момент, когда они выехали на автобусе из аэропорта и поехали вокруг холма с блестящей, как кинжал на солнце, пагодой в центр города, Мюррей уже знал, как все это будет.

Самолетов на Вьентьян не было – ничего до полудня следующего дня. Отель представлял собой обшарпанное бетонное здание с садиком, где в клетке сидел живой медведь, и два французских пилота попивали в баре перно. Кроме них был только один постоялец – датчанин, прибывший в Луангпхабанг для составления словаря местных диалектов, он слонялся по холлу и ворчал, недовольный тем, что в отеле нет розетки для его электробритвы. Бесплатного виски не оказалось, но после экономного ужина Райдербейт завязал разговор с пилотами, и они купили ему и Джонсу бутылку паршивого вина. Мюррей и Жаки осторожно уклонились от выпивки и смогли скромно удалиться наверх.

Мюррей поцеловал Жаки в шею, и она спросила:

– Дверь закрыта?

– Закрыта, – прошептал он, не шевеля губами. – Насколько я знаю Райдербейта, они будут пить внизу не один час.

Она согласно кивнула головой:

– Французские пилоты, пустой отель, плохое французское вино. Тебе не кажется, что это грустно?

– Почему? Они сами выбрали эту работу, их не призывали.

– Раздень меня, – сказала она, не двигаясь с места.

Одну за другой он расстегнул пять оливково-зеленых пуговиц, и френч упал на пол. Ее тело было очень темным на фоне белого бра, которое он выключил, чувствуя, как она вся снова задрожала. Гладкие покатые плечи, округлый живот с крохотным диагональным пупком – символом французской хирургии. Мюррей сжал полную грудь с напряженными сосками, развернул Жаки к себе, прижался к ней, чувствуя охватывающее его возбуждение, и, умело расстегнув молнию у нее на брюках, стянул их с бедер вниз по длинным ногам. «Слишком хорошо, слишком быстро, – думал он, лежа на постели рядом с Жаки, целуя темный треугольник волос и чувствуя, как изгибается ее тело, – я сошел с ума, она сошла с ума». Насекомые с писком бились о сетку, а вентилятор со стуком продолжал медленно вращаться под потолком.

Он занимался с ней любовью в ритме вентилятора, пока его стук не перекрыли ее вздохи и стоны и последний долгий вскрик, отлетевший в ночной Луангпхабанг, в сердце джунглей. Мюррей лежал без сил, постепенно он начал чувствовать жжение от ее ногтей, впившихся ему в спину и плечи. Мюррей вспомнил истории, которые ему рассказывал Чарльз Пол об этих девушках из французского Алжира, которые могут сидеть на бульваре и смеяться над линчеванным мусульманином, распластанным у их ног. Чудесных темных ног.

– Почему они называли вас «pieds-noirs»? – спросил он.

Она прошептала что-то неразборчивое, все еще обнимая его, сжимая его бедрами, стараясь не отпустить от себя, а когда он освободился, она еще раз вскрикнула и впилась в него ногтями, на этот раз очень больно.

– «Pieds-noirs»? – пробормотала она. – Так бедуины называли первых белых, обосновавшихся в Алжире, из-за их черных ботинок.

Они лежали на простыне и слушали, как за окном слабый ветер шуршит банановыми листьями.

– Интересно, вдруг нас разбудит медведь, – неожиданно сказала Жаки. – Разбудит нас своим ревом.

– Скорее, это будет рев Райдербейта.

– Его надо держать в клетке. Он ужасный человек – un affreux.

Мюррей улыбнулся. Les affreux, «ужасный», это была кличка белых наемников в Конго.

– Он не так ужасен, как старается казаться, – сказал он. – Большую часть времени он просто ломает комедию.

– Ты так думаешь? Только из-за того, что он спас нам жизнь. Ай! – она зло махнула рукой и села. – Он спасал свою собственную жизнь. Ты говоришь о нем так, будто вы друзья.

Мюррей пожал плечами:

– Этот негр Джонс терпит его, не думаю, что они обязаны летать вместе. Может, Райдербейт и un affreux, но он обладает определенными качествами.

Жаки склонилась и поцеловала его, вращая языком у него во рту.

– Ты обладаешь качествами, – наконец сказала она, позволив ему вздохнуть. – Волшебными качествами.

Он притянул и крепко прижал Жаки к себе, его руки заскользили по длинной спине, по изгибу бедер, он чувствовал се влажное тепло, сейчас эта сильная, смуглая, прекрасно сложенная pied-noir безраздельно принадлежала ему. «Я наставил рога ЦРУ», – испытывая тревожное удовлетворение, подумал Мюррей. Он всей душой хотел бы возненавидеть ЦРУ, если бы только они причинили ему непоправимое зло, и тогда он мог бы ненавидеть их так же сильно, как и полюбить эту девушку. У Мюррея появились дурные предчувствия, и он подумал, что может очень сильно полюбить ее.

Позже он спросил Жаки:

– Ты любишь своего мужа?

– Не надо о нем. Не сейчас. Пожалуйста.

Они крепко проспали несколько часов.

Мюррей резко проснулся. Из коридора неслись грубые, приглушенные голоса, а потом начали колотить в дверь.

– Мюррей Уайлд, ты, треклятый ублюдок!

Он спрыгнул с кровати и встал между дверью и девушкой. Кто-то тихо затараторил на французском, потом на дверь снова посыпались удары, звук шел снизу, видимо, били ногами.

– Выходи оттуда, трусливый кобель! – орал Райдербейт, двумя кулаками барабаня по двери. – Ты, эгоистичный ворюга!

Какой-то из французских голосов начал снова:

– Alors mon vieux, vas te coucher.

– Брось, Сэмми, – вмешался Джонс. – Пошли спать.

Жаки тоже проснулась и в промежутках между ударами в дверь спросила:

– Что случилось?

Мюррей, стоя голым у двери, громко сказал:

– Райдербейт, послушай Джонса и иди спать. Заткнись и отправляйся в постель, или я напущу на тебя медведя.

Из-за двери послышались звуки какой-то возни, потом снова завопил Райдербейт:

– Я хочу поговорить. Я хочу выпить. Я хочу поговорить с тобой, Уайлд, ты, жадный кобель! Я совсем один!..

Его вопли заглохли вместе с удаляющимися шаркающими шагами и гомоном голосов.

Мюррей вернулся к постели.

– Ты права, – сказал он, – его надо посадить в клетку к медведю, – он лег и поцеловал Жаки в губы, в щеку, в шею. – Он просто перебрал.

– Он знает, что я здесь. Как ты думаешь, откуда? Наверняка заглянул в мой номер. Свинья.

– Он просто пьян.

– Будет плохо, если он начнет болтать, если эти пилоты и негр начнут болтать, и мой муж узнает. В этой стране нет секретов.

– Все будет хорошо, – прошептал Мюррей, не очень-то веря своим словам. – Утром он, может, даже ничего и не вспомнит.

Они лежали в той же позе, что и спали, одной рукой Мюррей обнял Жаки за плечи, а другую положил ей между бедер. Потом в тишине ночи она заплакала.

– Это так унизительно! Всегда одно и то же, – всхлипывала Жаки, – украдкой, в грязных отелях этого грязного континента, где кругом полно пьяных ничтожеств!

Мюррей обнял ее и начал убаюкивать, как ребенка:

– Не волнуйся, спи. Забудь и спи.

Но сам он не мог забыть. Как она сказала? ВСЕГДА ОДНО И ТО ЖЕ? Сколько раз повторялось это «одно и то же», и в скольких отелях? Украдкой в грязных отелях Вьентьяна, Бангкока, Сайгона? Разве он не может увезти ее отсюда, вытащить из этой грязи, сбежать с ней, бросив все к черту? Что его может остановить? Работа писателя дает ему практически неограниченную свободу передвижения, его талант не принадлежит ни одной организации. Он мог бы убежать дальше и быстрее, чем Максвелл Конквест.

Его ничто не останавливало, кроме мифической пятой части миллиарда американских долларов.

Проснулись они рано. Сквозь банановые листья за окном пробивались солнечные лучи. В какой-то момент ночью отключился вентилятор, и им стало жарко. Они не сказали ни слова и снова слились друг с другом, охваченные неутолимой, обоюдной страстью, которая оставила их, счастливых и потных, без сил. Они все еще ни о чем не могли думать. Действительность, ожидающая их впереди. Райдербейт и Джонс. В полдень самолет. Вьентьян и муж – агент ЦРУ.

Вместе они стояли под душем, и в косых лучах солнца Мюррей подробно разглядывал Жаки, а потом с немой страстью начал методично целовать ее всю, начиная с губ и ниже, ниже... а она гладила его по голове. Когда они вернулись в спальню, их тела уже высохли от жары. Мюррей бросил ее поперек кровати, чувствуя, как его захлестывает жадность и отчаяние, потому что, возможно, это было в последний раз: больше могло не быть вынужденных посадок и вынужденных ночей в далеком отеле. Сначала она протестовала, тихо мурлыча о том, что уже поздно и ей надо идти, а потом, как и раньше, полностью отдалась ему, возможно, разделяя его отчаяние, так как понимала даже лучше Мюррея, в каком они безнадежном положении и каковы их шансы. Потом Жаки плакала, без истерики или стеснения, а он мог лишь утешить ее обещанием помочь. (Помочь чем? Двумястами миллионами долларов?)

Конечно, это безумие. Ему нужно бежать с ней сейчас: сегодня, на этой неделе, пока она не улетела в Сайгон.

Жаки вытерла слезы и встала, чтобы одеться:

– Нам надо купить зубные щетки и пасту, – неожиданно трезво сказала она, взглянула на Мюррея большими глазами и улыбнулась: – Извини, но от тебя Немного пахнет виски. Только чуть-чуть. Я не возражаю. Правда, я не против. Может, от меня тоже пахнет. Но мы не должны уподобляться Райдербейту. Сегодня утром от него наверняка несет перегаром!

Смеясь над Райдербейтом, они спустились по лестнице и прошли по пустому холлу. В отеле еще все спали. По главной улице ехали на велосипедах лаотянские школьники, в тени пагоды, вяло подставляя деревянные чашки, сидели обросшие нищие. Между пагодами была широкая лестница, ведущая вниз к реке, где голые ребятишки готовили к рыбалке сампаны. Мюррей и Жаки нашли небольшой магазинчик, где западные фармацевтические средства соседствовали с более традиционными целебными травами и лекарствами. Жаки помимо щетки и пасты купила расческу, а Мюррей бритву. Потом они поднялись по Крутой тенистой тропинке на вершину холма, к маленькой пагоде с золотым шпилем и террасой с балюстрадой; в часовенке, полной ароматных цветов, сидел маленький Будда из слоновой кости. Отсюда был виден весь город, извивающийся между холмами великий коричневый Меконг и Королевский дворец на его берегу, напоминающий миниатюрный французский замок с высокими, узкими окнами, тенистым садом и заросшим лилиями прудом. А дальше крохотное летное поле с рядами вертолетов и похожих на шмелей бомбардировщиков Т-28, а где-то севернее, за голубыми холмами, был грязный клочок земли с одиноким американцем по фамилии Веджвуд и разбитым корпусом транспортного самолета С-4 6. Сейчас все это казалось очень далеким и нереальным.

Мюррей остановился и внимательно посмотрел на Жаки:

– Жаклин, что будет, когда мы вернемся во Вьентьян?

– Может быть, мы увидимся.

– Это будет нелегко.

Она пожала плечами:

– Да, конечно. А на следующей неделе я улетаю в Сайгон.

Мюррей взял ее за руку и повел по извилистой тропинке вниз, в город. Даже в тени было невыносимо жарко. На полпути она остановилась и повернулась к нему:

– Ты не хочешь больше со мной встречаться, да? Тебе не нужны сложности. Зачем они тебе? – Жаки быстро пошла дальше, последние ступеньки она почти пробежала.

Мюррей тоже побежал и чуть не столкнулся с ней на слепящем свету улицы. Какое-то время, проторяв дыхание, они молча шли рядом. Потом она сказала, не глядя на него:

– Может быть, мы увидимся в Сайгоне?

– Откуда ты знаешь, что я вернусь в Сайгон? – резко спросил Мюррей.

– Ты должен вернуться. Там твоя работа.

Она снова быстро пошла от него по центру улицы. Мюррей шел следом, но не пытался догнать. У отеля сидели маленькие лаотянки, они вскочили на ноги и начали предлагать свой товар – отрезы вышитого шелка. Жаки проскочила мимо, а Мюррея втянули в визгливый, хихикающий разговор, из которого он не мог ничего понять.

Когда он вошел в отель, Жаки уже исчезла. В ресторане одиноко сидел Райдербейт и потягивал молочный ликер. Он поднял на Мюррея глаза, напоминающие переспелые сливы:

– Здорово, солдат. Как дела?

Мюррей неохотно присел рядом:

– Где остальные?

– Страдают с похмелья, – Райдербейт улыбнулся потрескавшимися губами, на его зеленой физиономии дала первые ростки черная щетина. – А как прошла твоя длинная ночь, Мюррей-мальчик?

Подошел официант в шортах и футболке и налил Мюррею кофе.

– Прекрасно, если бы не ты. Какого черта ты себе позволяешь?

– Перебрал. Нажрался до чертиков. А как прелестная миссис Конквест? – он склонился над столом, обдавая Мюррея анисовым запахом перно. – Откровенность за откровенность. Если ты не трахнул эту леди сегодня ночью – я свиная отбивная в синагоге!

– Какое тебе до этого дело? – сказал Мюррей, глядя в чашку с кофе.

– Могут возникнуть проблемы, вот какое. Если мы хотим провернуть такую операцию, как наша, а ты тем временем трахаешь жену офицера разведки янки, ты напрашиваешься на проблемы. Проблемы для нас всех.

Мюррей начал подниматься из-за стола:

– Забудь об этом, – сказал он. – Забудь. Я устал.

– Держу пари, ты устал. Но не забывай об этом.

Подумай. Подумай хорошо, солдат, потому что, если я правильно соображаю, ты на верном пути.

– Не понимаю.

– Не понимаешь? Сядь. Сядь и допей свой кофе. – Мюррей сел. – Давай поговорим о маленькой Жаки Конквест.

– Иди к черту.

– Да не о том, какая она в койке, хотя не скажу, что мне не любопытно, я даже немного завидую, давай поговорим о том, чем она занимается вне койки.

– То есть?

– Я имею в виду ее работу.

– Она не работает.

– В Лаосе, может быть, и нет. Но в Сайгоне работает или работала до того, как Максвелла на время перевели сюда. Я кое-что знаю об этой девочке. Она работала секретарем в MACV. Я даже слышал, что она была кем-то вроде личного секретаря и девочки Пятницы самого генерала Грина.

– Грина?

– Вирджил Лютер Грин – армейский генерал, командующий округом Сайгона. Туда входит и аэропорт Тан Сон Нхут. Улавливаешь, о чем я?

– Откуда тебе все это известно?

– Просто вспомнил. Ходило много сплетен: о том, что Вирджил нанял молоденькую француженку, и все такое прочее. Хотя я не очень-то в это верю.

– Почему? Про меня ведь ты так подумал?

– А-а, ты же рыцарь, солдат. Вирджил Грин, может быть, последний стреляющий генерал, как Чарли Конг, который летал на собственном вертолете, словно раджа на слоне в старые, добрые времена, хотя репутацию Вирджила, конечно, не сравнить с репутацией Конга.

– И какое это имеет отношение к миссис Конквест?

– А вот какое. Если она все еще работает в этом качестве, вполне возможно, что она имеет доступ к генеральскому офису, который является сердцем всего комплекса Тан Сон Нхут. Там у них система ТВ, радио и система боевой тревоги – вся система безопасности сконцентрирована в этой маленькой комнатке. И там, если удача на нашей стороне, сидит прекрасная миссис Конквест. Улавливаешь, солдат?

– Не совсем.

Райдербейт хмуро посмотрел на остатки ликера в стакане:

– Ты глуповат, Мюррей-мальчик.

– Я чувствую себя глупо. Просвети меня.

– Хорошо, сегодня утром меня посетили трезвые мысли по поводу маленьких проблем, которые ждут нас впереди. Предположим, нам удалось проникнуть на это летное поле в Сайгоне, захватить самолет и поднять его в воздух. Оттуда до Камбоджи, как ты говоришь, не больше пятнадцати минут лета. Но у янки засвербит в заднице, как только они обнаружат, что у них отхватили небольшой кусочек резервного фонда. Так что нам бы надо занять их чем-нибудь на несколько минут. Для этого сойдет небольшая диверсия.

Мюррей кивнул:

– Если они поднимут в воздух истребители, у нас не будет и пяти минут, не говоря уже о пятнадцати. И остается опасность того, что они рискнут нарушить границу и станут преследовать нас над территорией Камбоджи.

– На этот риск мы должны пойти так же, как и они. Но я думаю о другом. Полная «Красная тревога» – простенько и со вкусом.

– «Красная тревога»! Но в этом случае они поднимут в воздух все имеющиеся самолеты!

– Именно. Но не из-за нас, они будут готовиться к отражению атаки вьетконговцев. И насколько я знаю, после подобной тревоги следует несколько минут великолепно организованного хаоса. Три или четыре тысячи солдат хватают оружие и натягивают бутсы, воют сирены, пилоты бегут к своим самолетам. Что тут такого, если в это же время несколько человек подбежит к богатенькому транспортному самолету и прикажет команде покинуть самолет, так как их рейс откладывается?

Мюррей улыбнулся:

– И ты думаешь, Жаки Конквест может войти в офис Вирджила и подать сигнал «Красной тревоги»?

– Она должна будет это сделать, разве нет? В противном случае у нас нет никаких шансов. Ты только подумай! Все будут озабочены подготовкой к атаке вьетконговцев, и будут озабочены этим как минимум те самые пятнадцать минут. Потом они обнаружат исчезновение самолета и потратят еще пятнадцать минут, ломая голову над тем, отправлен ли он все-таки по расписанию или были приняты дополнительные меры безопасности, и его спрятали в укромное место. И даже когда они поймут в чем дело и дерьмо разнесется по воздуху, им придется еще потрудиться, чтобы выяснить, в каком направлении исчез миллиард. А еще через тридцать минут, когда радары засекут нас над Камбоджей, старый бедолага Грин поседеет и еще через несколько часов окажется в палате, обитой войлоком.

– А что будет с Жаклин Конквест?

Райдербейт задумчиво посмотрел на свои тщательно обработанные ногти:

– Она даст сигнал тревоги и отправится за нами. У нее должны быть все документы для прохода на поле. У нее есть своя казенная машина, она просто проедет по полю и присоединится к нам.

– И ты думаешь, она это сделает?

– Ради любви или денег сделает. Для большей безопасности нам надо, чтобы она сделала это ради того и другого.

– Мило и расчетливо, – кивнул Мюррей. – Предположим, она не захочет вступать в игру?

– Ну, тебе надо чертовски хорошо постараться и посмотреть, что из этого выйдет. Но сейчас меня больше волнует не миссис Конквест. Меня волнует то, что будет, когда мы снова отправимся на «роллер-коастер» в северный Лаос. Ты говорил, у тебя есть кое-какие идеи...

Мюррей покачал головой:

– Не сейчас, Сэмми. Сначала я должен посоветоваться со своими партнерами. Ты и Джонс – энергичные ребята, но вы не одни.

– Все еще не доверяешь мне? – криво усмехнулся Райдербейт.

– А ты бы меня уважал, если бы я доверял?

– Верно. Но если каждому достанется по сто миллионов, кто станет препираться?

– Богатые – жадные и злые, Сэмми. Нам обоим это хорошо известно. Естественно, у меня есть кое-какие идеи, но я не собираюсь посвящать тебя во все детали, не сейчас, завтракая с перно на второе утро после знакомства. – Мюррей встал. – Для начала я собираюсь побриться.

– Ты был готов к остановкам в пути?

Мюррей пожал плечами:

– Сегодня утром, пока ты дрых, мы с миссис Конквест купили все необходимое. Она практичная замужняя женщина.

– Сегодня утром! – усмехнулся Райдербейт. – Не поздновато ли, а?

– Ты развращенный пилот, Сэмми. Мы купили зубную пасту и бритву. И я не хочу, чтобы ты произнес хотя бы слово, когда она спустится вниз.

– Даже не пискну, солдат. А теперь беги наверх и приступай к работе!

* * *

Самолет на Вьентьян DC-3 принадлежал национальной авиакомпании и, к всеобщему удивлению, отправился по расписанию. Он был наполовину пуст, в салоне сидели спящие офицеры Королевской армии и стояли металлические чемоданчики с трафаретной надписью: «ОБРАЩАТЬСЯ С ОСОБОЙ ОСТОРОЖНОСТЬЮ».

Жаки Конквест, появившаяся из номера только за минуту до того, как автобус отправился в аэропорт, проспала весь полет. Спустившись вниз, она отнеслась к Мюррею с полнейшим равнодушием, чем привела его в некоторое замешательство. В его практике тайная связь обычно придавала женщинам заговорщицкий вид или делала их безрассудными. С миссис Конквест не произошло ни того, ни другого.

Райдербейт и Нет-Входа Джонс сидели в конце самолета и тихо о чем-то беседовали; Мюррей все еще не мог понять природу их отношений. С Райдербейтом было все достаточно просто: пират, жадный до крови хвастун, который безусловно может быть опасен, но не так опасен, как представляет Жаки Конквест. Тихий же серый негр был загадкой. Мюррей решил узнать о нем побольше до того, как представит Полу и посвятит в их план.

Они приземлились у воздушного терминала с балконом и башенкой с часами. На этот раз их не встречал представитель полиции в парусиновых туфлях на резиновой подошве. Комитет по встрече состоял из трех американцев. Двое в робе из грубой бумажной ткани ожидали самолет у грузового автомобиля с прицепом; один из них запрыгнул на борт и передал вниз один за другим три металлических чемоданчика, которые с виду казались удивительно легкими. Третий американец в сером костюме с острыми, как лезвие, стрелками и в клетчатом галстуке – Максвелл Конквест.

Мюррей был спокоен. Он понимал, что было бы странно, если бы муж не пришел встретить жену, которая спаслась после авиакатастрофы. Но он также ожидал, что муж будет излучать радость и облегчение. Максвелл Конквест выглядел индифферентно.

Он спокойно стоял на поле и ждал, когда они сойду вниз. Его жена сошла с трапа первой, он что-то быстро ей сказал, но она лишь пожала плечами, и Конквест повернулся к Райдербейту.

– Мистер Райдербейт, я слышал, вы потеряли самолет под Пхонгсали.

– Так и есть, мистер Конквест. И я был чертовски близок к тому, чтобы потерять вашу жену и всех остальных пассажиров в придачу. Эта ваша авиалиния должна хоть немного соблюдать правила IATA.

– Это произошло вчера утром. Почему меня проинформировали только сегодня?

– Откуда я знаю? Я не руковожу ЦРУ.

– Моя жена была на борту вашего самолета, мистер Райдербейт. Вы несли персональную ответственность за ее безопасность. Сегодня утром я получил рапорт о том, что вчера днем вас вертолетом переправили в Луангпхабанг. Почему вы не вернулись во Вьентьян?

– Потому что не было самолета, и вы об этом знаете.

– Если бы меня вовремя проинформировали, я бы организовал необходимый транспорт. Почему меня не проинформировали?

Во время этого разговора никто не двигался с места. Жаки Конквест со скучающим видом стояла у мужа за спиной. Глаза цээрушника блестели, как осколки льда.

– Я повторяю, почему меня не проинформировали о случившемся вчера вечером, мистер Райдербейт?

Родезиец рассмеялся:

Послушай, я не один из твоих чертовых шпионов и не ношу в мундштуке рацию. Как я мог тебя проинформировать, если?..

– Я не потерплю таких разговоров, – резко оборвал его Конквест, – в присутствии своей жены или любой другой женщины, если уж на то пошло, мистер Райдербейт! – он шагнул вперед, и они оказались на расстоянии вытянутой руки друг от друга. – Я еще раз повторяю: почему меня не проинформировали о том, что вчера вечером вы были в Луангпхабанге?

Райдербейт развел руками и бессильно сказал:

– А почему, черт побери, ваш человек из Пхонгсали не сообщил вам об этом? Это вы, ребята, распоряжаетесь в этой стране, а не я. Я всего лишь помощник по найму.

– С сегодняшнего дня – нет, мистер Райдербейт, – лицо Конквеста приобрело цвет грязного воска. – Вам прекрасно известно, что в Луангпхабанге есть офис USAID. Они имели возможность сообщить мне о вас, и я мог бы устроить все так, чтобы вы вернулись во Вьентьян до наступления темноты.

Он резко повернулся к жене, лицо его было напряжено от сдерживаемого гнева, и тут Мюррей все понял, Райдербейт знал о существовании USAID офиса, но не торопился возвращаться, предпочтя надраться с французскими пилотами. С другой стороны, Жаклин тоже наверняка знала об этом, из чего следовало, что и она не очень-то спешила вернуться во Вьентьян до заката.

Мюррей решил действовать, но не из благородных побуждений, чтобы вытащить родезийца с линии огня. Просто надо было вмешаться, пока Райдербейт не потерял терпение. Какие бы подозрения ни закрадывались в голову Конквесту по поводу прошлой ночи в Луангпхабанге, их героем был Райдербейт, а не Мюррей.

– Мистер Конквест, – сказал он, вставая между цээрушником и родезийцем, – мне кажется, вы не совсем понимаете, что вчера произошло. Я хочу сказать, вам стоило бы попробовать провести самолет с одним работающим двигателем через горы на большой высоте, да еще во время грозы, и умудриться посадить его на рисовом поле. Каким-то чудом никто не пострадал. Но мы все были немного потрясены, вы понимаете? И поэтому, мне кажется, можно понять, почему мы, оказавшись в Пхабанге, не побежали второй раз за день в офис USAID, а пошли в отель и решили немного поспать. Так что если кто-то и должен получить по шапке за случившееся, так это транспортный контролер «Эйр Америка», который отправил С-46 в грозу с неисправным двигателем. Во всяком случае, ваша жена цела и невредима, мистер Конквест, и я готов поспорить на что угодно, что на десять тысяч профессионалов не найдется других пилота и навигатора, которые смогли бы повторить такое.

Конквест слушал, тупо глядя на Мюррея.

– Вы тоже летчик, мистер Уайлд?

– Нет, но я, черт меня подери, могу дать подробнейшие свидетельские показания.

Конквест кивнул:

– Извините.

Не добавив ни слова, он взял жену под руку и резко повернул ее к боковым дверям терминала. Жаки и Мюррей ни разу не взглянули друг на друга. Мюррей проводил их взглядом и пошел с Райдербейтом и Джонсом к главным дверям прибытия. К ним не было никакого особого отношения, даже пассажиры внутреннего рейса из Королевской столицы должны были пройти иммиграционный контроль. Лаос был воюющей страной, об этом не следовало забывать.

– Ласковый ублюдок, а? – сказал Райдербейт.

Мюррей пожал плечами:

– Может, он любит свою жену?

– Меня он не любит, это уж точно, – сказал Райдербейт и пнул назойливого носильщика. – Но все равно, спасибо за рекомендации. Возможно, мне понадобится процитировать их в рапорте.

– И от меня спасибо, мистер Уайлд, – сказал Нет-Входа Джонс. – Когда теряешь самолет, особенно важно иметь дружески настроенного независимого свидетеля.

– Дружески настроенного! – улыбнулся Мюррей, махнув рукой такси. – Ты имеешь в виду дружеские сценки вчерашнего дня?

– Мне жаль, что так получилось, – сказал Джонс, – но я надеюсь, это будет полезно для наших дальнейших отношений, – он отказался от такси. – Надо зарегистрироваться. Ты идешь, Сэмми?

– На черта? – скривился Райдербейт. – Меня ведь вышвырнули, не так ли? Надо выпить.

* * *

– Но ты ведь на самом деле не уволен? – спросил Мюррей, когда такси выскочило на пыльное шоссе, ведущее во Вьентьян. – Разве Конквест настолько влиятелен?

– Конквест – это ЦРУ, а ЦРУ – это «Эйр Америка», а имя Сэмюэль Дэвид Райдербейт превратилось в «плохую новость» на международном уровне. И не только из-за Конквеста. За этим тянется длинная цепочка. Например, сделка с авианосцем. Многие люди расстроились по этому поводу.

– Забавно, – добавил он, с мрачным видом глядя на потоки велосипедистов за окном, – попробуй продать отличные часы прохожему на улице, так он к ним даже не притронется. Но стоит упомянуть огромный авианосец, как все торговцы оружием в Европе начнут предлагать тебе билет на самолет до Женевы, чтобы начать переговоры. Это еще один забавный факт – всегда Женева, – он резко повернулся к Мюррею: – С нами будет так же, солдат? Самолет, загруженный зелененькими, и толпа симпатичных серьезных джентльменов в темных костюмах, встречающих нас в Женеве для проведения переговоров? – первый раз со времени их знакомства Райдербейт выглядел подавленным, даже печальным.

– Если тебя сейчас уволят, это будет большое подспорье, – жестко среагировал Мюррей. – Ты что, не можешь постараться смягчить Конквеста? Запомни, ты – герой, ты, а не я, спас жизнь его жене. Я всего лишь тот, кто провел с ней ночь.

Райдербейт почесал безволосый подбородок:

– Да-а, сегодня она была абсолютно непроницаема. Интересно, как поступит Конквест, если узнает?

– А что он может сделать? Подаст на меня в лаосский суд за соблазн его жены?

– Он может попробовать выставить тебя из Вьетнама. Во всяком случае это будет не совсем официальный способ, не так, как это делают в госдепартаменте. Мы здесь не под юрисдикцией госдепартамента, и он может грязно сыграть. У них во Вьетнаме отвратительная привычка награждать за любовную связь, кастрируя любовника. Все зависит от того, состоит Максвел в Лиге Плюща, или нет. Кажется, нет.

Мюррей кивнул:

– И все ради того, чтобы его жена подала сигнал «Красной тревоги» в аэропорту Сайгона. Кажется, я превращаюсь в героя другого рода.

Такси затормозило у отеля «Des Amis».

* * *

Девушка за стойкой подала Мюррею очередной конверт из веленевой бумаги, в котором на этот раз был лист с выгравированной шапкой:

«КОНТРОЛЬ ИНОСТРАННОЙ ПОМОЩИ»

ROYAUME DU LAOS

Джордж Финлейсон, директор".

А ниже было накорябано авторучкой: «Будьте в 8.00 вечера в „Белой Розе“. Ваш Дж. Ф.».

Райдербейт перегнулся через плечо Мюррея, прочитал и рассмеялся:

– Ай-ай-ай, какой испорченный мальчик, наш Бензозаправка! «Белая Роза» – одно из самых грязных мест в Азии, девочки там похожи на драных кошек! Хотя там ты вряд ли наткнешься на ребят из ЦРУ.

Мюррей заказал два пива.

– Расскажи мне о Джонсе, – сказал он.

– О Джонсе?

– Как получилось, что ты с ним летаешь? С чертовым кафром, как ты его называешь. Или на небольшой процент кафр, это не имеет значения. Он все равно не умещается в схему.

– Он лучший навигатор из всех, что здесь когда-либо были. И не слушай бродяг из «Эйр Америка», если они другого мнения.

– Он тебе нравится?

– Конечно. Видишь ли, я человек широких взглядов. А Нет-Входа отличный парень. Я могу доверить ему свою жизнь, и в большинстве случаев на «роллер-коастеры» я отправляюсь именно с ним.

– Ты доверяешь ему?

– Абсолютно.

– А какое у него прошлое?

Райдербейт не отрываясь выпил полбокала пива.

– Прошлое? Ральф Джонс учился на штурмана в Вирджинии – нелегкий путь. Кажется, когда-то мыл посуду в одном из баров Ричмонда. Был боксером – чемпион в среднем весе – в своем соединении в Германии. Уволившись из ВВС, сменил массу мест. Последнее – диск-жокей на радиостанции в Майами.

– Что его заставило уйти оттуда?

– Предрассудки. Скука. И деньги. Во Флориде на две сотни баксов минус налоги далеко не уедешь, даже если большинство дорогих мест для тебя закрыты. Кроме того, Нет-Входа – профи, он не захотел растрачивать свое мастерство, сидя в звуконепроницаемой студии, вести ночные музыкальные программы для подростков, дергающихся на задних сиденьях автомобилей своих папаш. Я хочу сказать, у Джонса есть профессиональная гордость. Понимаешь, о чем я?

– Частично. Я не понимаю, как Джонс терпит тебя. У него что, нет национальной гордости?

– У него есть чувство юмора, солдат. Он считает, что я забавный. Однажды он сказал мне, что белый африканский еврей и уэльсско-американский негр стоят друг друга. С тех пор мы не обсуждали этот вопрос.

– На него есть досье в полиции?

Райдербейт резко вскинул голову:

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказал. Есть ли на Джонса досье в полиции? Что-нибудь, что заставило его уехать из Штатов?

Райдербейт облокотился на стойку бара и начал ковырять в зубах:

– Однажды он убил человека. В Карлсруэ, в сорок пятом. Он был в пивном зале, куда пускали всех без ограничений, с одной светловолосой Гретхен. На него наехала компания краутов. У четырех из них хватило ума смыться, а пятый решил продемонстрировать свое расовое превосходство в одиночку. Нет-Входа ударил его в довольно чувствительное место за ухом, и тот отдал концы.

– И что случилось потом?

– Ничего особенного. В те времена можно было делать с краутами все, что захочешь, без особых проблем. Джонса судил военный трибунал и вынес ему строгий выговор. Кроме того, его отправили обратно в Штаты, где все складывалось не совсем в пользу Нет-Входа.

– Это все?

– В остальном он чист.

– Насколько ты знаешь.

– Я знаю. У нас с Джонсом нет друг от друга секретов.

– А ты, Сэмми? За тобой что-нибудь есть, кроме авианосца?

– Выше крыши. Двоеженство в Южной Америке, но у них возникнут проблемы, если они попробуют доказать это. А Конго не считается.

– А здесь? В Таиланде и во Вьетнаме?

– Чист, как подштанники монахини.

– И на тебя нет ничего ни в ФБР, ни в ЦРУ? Я не беру в расчет Конквеста.

Райдербейт покачал головой:

– Они бы не наняли меня, если бы у них что-то было. Но откуда такой интерес?

– Мне казалось, что это очевидно. Если мы провернем наше дело и сможем спрятать самолет, начнется самая широкомасштабная охота за человеком со времен сотворения мира. И первым делом начнут проверять тех, на кого есть досье. Пилот первого класса, которого только что уволили из «Эйр Америка», будет несомненно пользоваться привилегией в этом вопросе.

– Ну, тогда уже будет слишком поздно, солдат, – рассмеялся Райдербейт. – Мне нужно только попасть на это поле Тан Сон Нхут в Сайгоне. После этого я просто исчезну. Я уже проделывал это раньше, могу проделать еще раз. Сэмюэль Дэвид Райдербейт – Исчезающий Жид.

– И сколько еще ты будешь работать? – спросил Мюррей.

Райдербейт взглянул на часы и бросил девушке деньги через стойку.

– Мы на шестимесячном контракте. Даже если они запретят мне летать, я остаюсь членом персонала. Так что если следующий выплеск произойдет в течение следующих шести месяцев, я все равно смогу, когда захочу, пройти на летное поле, – он похлопал Мюррея по спине. – Веселей, солдат! Может, я – слабое звено в твоей цепи, но лучше тебе не найти. Увидимся в восемь в «Белой Розе».

– Ты решил, что ты приглашен?

– Видишь ли, это не лондонский клуб, не обязательно быть членом, чтобы попасть внутрь. Пока, Мюррей-мальчик! – сказал Райдербейт и легкой походкой вышел на залитую солнцем улицу.

* * *

«Белая Роза» не представляла из себя ничего претенциозного. Двухэтажный деревянный дом с фасадом из бамбука и сильным запахом канализации. Мюррей протолкнулся мимо двух водителей веломобилей и, раздвинув бамбуковые занавески, вошел в квадратный зал с разделенными низкими деревянными перегородками столиками вдоль стен. Две синие лампочки под потолком выхватывали из темноты только белые предметы – зубы, крошечные треугольники трусов и белые носки – отличительный признак штатских американцев в Юго-Восточной Азии.

В зале оказалось много девушек, каждая раздета на свой лад. Из музыкального автомата неслась какая-то неразборчивая песня, ароматы канализации сменили запахи сигар и средств от насекомых. Основное действие происходило в центре зала, где, растянувшись на полу, лежал огромный американец в одних брюках и нательной сорочке и стенал под грудой хихикающих девиц, безуспешно пытающихся поставить его на ноги.

Маленькие ручки уже хватали Мюррея за руки и бедра, а тоненький голосок зазывал из темноты:

– Ты, парень номер один, хочешь, сделаю тебе массаж?

Было чуть больше восьми, Мюррей оглядывал столики в поисках Райдербейта и Финлейсона. В этот момент кто-то крикнул у него за спиной:

– Мюррей Уайлд, глазам не верю!

Он резко повернулся на сто восемьдесят градусов. Маленький человечек стоял, облокотившись на перегородку и запустив руки под трусики двух девушек, которые в остальном были обнажены. В голубом свете очки, направленные на Мюррея, были похожи на тусклые металлические дверные ручки.

– Какой сюрприз увидеть вас живым и невредимым, – сказал человечек, качнувшись вперед и опираясь на две маленькие попки по бокам. – Я слышал, вы вчера совершили вынужденную посадку на севере? Пхонгсали, верно? Наверное, пришлось нелегко.

– Как поживаете, Хамиш? – кивнул Мюррей. – Часто здесь бываете?

Вялые, влажные губы Наппера расползлись в улыбке:

– Два раза в неделю. А вы? Совмещаете работу и удовольствие?

Мюррей нахмурился, его немного беспокоило присутствие Наппера. Он снова огляделся по сторонам в поисках Райдербейта и Финлейсона и на этот раз за толпой девиц, которые наконец поставили американца в вертикальное положение, он увидел за столиком в дальнем углу Райдербейта и какую-то смутную фигуру, которую не смог опознать.

– Ищете кого-то? – спросил Наппер. – Приятеля или неприятеля?

– Никого. Увидимся, Хамиш.

– Будьте осторожны! – крикнул Наппер, все еще хватаясь за попки девиц и блаженно улыбаясь. – Приземляйтесь аккуратней, в следующий раз можете ушибиться.

Мюррей шел через зал, сознавая, что Наппер провожает его взглядом. Американец сидел, опустив коротко стриженную голову между колен, и орал:

– Я вешу двести пятьдесят фунтов!

Райдербейт растянулся на скамье у перегородки. На нем был кремового цвета пиджак и черная рубашка. Его компаньон – девушка из «Белой Розы» – сидела верхом у него на колене и была полностью раздета.

– Эй, привет, солдат! Бензозаправка с тобой?

– Нет. Он что, еще не пришел?

– Еще нет, – сказал Райдербейт, похлопывая по смуглому животику девицу. – Присаживайся и закажи себе девчонку.

Одна из них уже оккупировала бедро Мюррея и начала вяло запускать пальцы ему между ног. Мюррей стряхнул ее и сказал:

– Ты знаешь Хамиша Наппера из британского посольства?

Райдербейт кивнул:

– Старик, любитель покурить.

– Он здесь, и ему известно о вчерашней катастрофе.

– Ну и что?

– Он из политической секции, вот что. Разведка. Пятый отдел. Мне показалось, в «Эйр Америка» не стремятся афишировать свои неудачи?

Райдербейт пожал плечами:

– Еще бы, конечно, нет. Но в таком месте, как это, – он похлопал девицу по крестцу, когда она начала извиваться выше по его бедру, – ничто долго не остается в секрете.

– Этот лучше бы остался, – пробормотал Мюррей, наблюдая за девицей Райдербейта, извивающейся с рутинным энтузиазмом. Ее компаньонша поняла намек и проворно расстегнула ширинку Мюррея, но он тут же застегнул ее.

Райдербейт рассмеялся:

– Стесняешься, солдат?

– Я думал, это будет деловая встреча с Финлейсоном.

– Бизнес и удовольствие, – сказал Райдербейт, пощипывая сосочки девицы напротив. – Кстати, я интересно провел сегодняшний день. Прошвырнулся к этой твоей плотине. Жуткое местечко.

Мюррей взглянул на двух девиц:

– Они понимают, о чем мы говорим?

– Конечно, у каждой из них докторская степень по английской литературе. Правда, дорогая? – громко спросил он и сильно шлепнул свою девицу по попке, та взвизгнула от неожиданности. – Ты слишком чувствителен, Мюррей-мальчик. Расслабься.

Мюррей снова оглядел зал. Финлейсона все еще не было, хотя стрелки часов приближались к половине девятого.

– Ну и что ты думаешь о плотине? Можешь там приземлиться?

– За один миллиард баксов смогу! Хотя не скажу, что это будет мягкая посадка. Особенно в темноте, без радара. С длиной все в порядке, конечно, если это будет «Карибоу». Но с шириной хреново. Даже если это будет «Карибоу», с каждой стороны в запасе у меня будет только по паре футов. Нам будут нужны сильные сигнальные огни, Финлейсон сможет это организовать, и нам надо как-то решить вопрос с этим бродягой-надсмотрщиком Донованом. Он – любопытный негодяй, сказал, что я второй человек, который глазеет на плотину за последние три дня.

– Несколько тысяч долларов решат этот вопрос.

– Дело не в деньгах, а в том, что еще один человек будет в курсе дела. Лично я бы предпочел без лишнего шума избавиться от мистера Донована.

Мюррей разглядывал в темноте родезийца. Насколько потянет человеческая жизнь, если на второй чаше весов миллиард долларов? Даже никчемная жизнь Донована? Вторая девица прильнула к его уху:

– Хочешь виски, Джонни?

– Пива, – сказал Мюррей.

Два соотечественника волокли пьяного американца через зал к дверям, где, опираясь на своих полуголых помощниц, стоял Хамиш Наппер.

– Наш приятель Финлейсон запаздывает, – пробормотал Мюррей.

– Совсем на него не похоже, – сказал Райдербейт. – У него репутация последнего пунктуального человека в Лаосе.

Вернулась с пивом девица Мюррея, она была не в настроении и надула губки.

– Пятьсот кипов, – сказала она не присаживаясь.

Мюррей заплатил и тяжело посмотрел на Райдербейта:

– Если начинаются разговоры об убийстве, на меня можешь не рассчитывать, Сэмми.

– Ладно, ладно, солдат, никто не говорил об убийстве. Ничего особенного. Просто слабый намек. Потому что не стоит думать, что дележ миллиарда будет происходить в варежках и домашних тапочках, верно ведь? – он вдруг встал, приподняв свою лаотянку, как куклу. – Если Финлейсон заставляет себя ждать, я собираюсь поразвлечься, – он обошел столик, лаотяночка едва доставала ему до пояса, потом Райдербейт остановился и хитро посмотрел через перегородку: – А ты? Наверное, выпустил все пары с этой миленькой круглоглазой француженкой, счастливый кобелюка!

Они скрылись за занавеской в конце зала. Девушка Мюррея начала что-то мурлыкать о стоимости массажа и, когда он в третий раз отрицательно покачал головой, удалилась. Десять минут Мюррей пил пиво, Финлейсон так и не появился. Мюррей встал и пошел к выходу. Наппер исчез, Мюррей не заметил куда, на улицу или за занавеску в конце зала. Угадать, сколько времени Райдербейт будет предаваться наслаждению, было невозможно, в зале было душно, от дыма резало глаза. Мюррею захотелось глотнуть свежего воздуха и немного поразмыслить. Он сознавал, что было бы наивно полагать, что таланты Райдербейта можно купить обещанием денег. Видимо, опыт родезийца подсказывал ему, что чтобы провернуть операцию такого масштаба или хотя бы обезопасить себя, необходимо обязательно кого-нибудь убить.

Стряхнув с себя назойливых водителей веломобилей, Мюррей направился к реке, думая о Жаклин Конквест, Она оставила ему свой телефон в Сайгоне. А в последнюю неделю в Лаосе она лишь сказала, что сможет встретиться с ним в отеле. Это звучало расплывчато. Может, она сама старалась избавиться от сложностей и напоминаний о спонтанной, бесплодной плотской связи.

Мюррей дошел до кафе на углу улицы, на грязный тротуар выставили металлические столики. Внутри кроме официанта-лаотянца был только один посетитель. Хамиш Наппер. Он стоял спиной к витрине и разговаривал по телефону, который висел на стене у стойки, но когда Мюррей проходил мимо, он обернулся и заметил его, Хамиш что-то быстро сказал по телефону и, повесив трубку, махнул Мюррею рукой. Мюррей вошел в кафе.

– Еще раз здрасте! – воскликнул Наппер. – Так значит, ваш приятель не появился?

– Какой приятель?

– Я думал, вы там кого-то ждали, – просиял Наппер.

– Я вам сказал, что нет, – стараясь говорить небрежно, сказал Мюррей. Он улыбнулся и кивнул на телефон: – А вы чем занимаетесь? Сбежали из кошкиного дома рассказать сказку?

– Успокойтесь, старина, – Наппер стоял, поглаживая свою лысину. – Я не так уж плох. На самом деле я только что звонил первому секретарю предупредить, что немного опоздаю к нему на ужин. Вы не идете? Ах да, конечно, нет, он ведь не знал, что вы будете здесь, верно? Ну жаль, что не могу с вами выпить, – он направился к двери и вдруг повернулся. Он выглядел совершенно трезвым: – И вот что еще, мистер Уайлд. Этот парень, родезиец, с которым вы только что были. Тут вам следует быть поосторожнее. Насколько я слышал, он не так-то прост. – В каком смысле?

Наппер лениво повел плечами:

– Ну, на вашем месте я бы не стал с ним связываться. Мне не так много о нем известно, но из того, что я знаю... ну, вы понимаете...

– Я не понимаю, – сказал Мюррей.

Наппер взглянул на часы:

– Нет времени на разговоры, старина. Первый секретарь отхватит мне башку. Дело в том, что вы хоть и не представитель Британии, но как представитель Ирландии... видите ли, если вы во что-нибудь вляпаетесь, мы несем за вас дипломатическую ответственность, вот. Это я так, к слову. Счастливо. Берегите себя, – он прошел к двери шаркающей подпрыгивающей походкой, махнул на прощание рукой и сел в веломобиль, который повез его подальше от «Белой Розы».

Официант готовился зажечь керосиновую лампу, так как было уже почти девять и скоро должны были отключить электричество. Мюррей подошел к телефону и первым делом набрал номер, который был приписан внизу записки Финлейсона. Никто не отвечал. С третьего раза ему удалось дозвониться в бар «Des Amis». Женский голос сначала на лаотянском, а потом на французском прощебетал; «Нет, мосье Джордж не звонил, мосье Уайлду ничего не передавали».

Мюррей повесил трубку, и в эту секунду отключилось электричество. Он бросил несколько банкнот официанту и заспешил на улицу, последние несколько ярдов до «Белой Розы» Мюррей бежал бегом. Он нырнул в темноту зала, освещенного свечами, и, распихивая локтями «футболки» и обнаженные тела, пробрался к столику в углу. Райдербейт уже вернулся, он в одиночестве курил сигару и был раздражен:

– Где ты шляешься?

– Где Финлейсон?

– Это ты мне скажи. Этот ленивый ублюдок не явился! – он скосил на Мюррея желтушный глаз и улыбнулся:

– Но я не зря потратил свои две тысячи кипов. Этих девочек, наверное, обучали французы.

Мюррей сел за стол:

– Послушай меня, Сэмми. У меня такое чувство, что что-то не так.

– Да? Только потому, что тебя прокатил Бензозаправка?

– Я только что снова встретил на улице Наппера. Он куда-то звонил по телефону. Может, это ничего не значит, он сказал, что звонил первому секретарю предупредить, что опоздает на ужин. Но потом он предупредил меня насчет тебя.

– Меня? Наглый старикашка. И что он сказал? Какая-нибудь милая клевета?

– Он сказал, что я могу вляпаться. Не сказал куда. Что скажешь?

– Может, он считает, что я плохая компания для тебя. Не хочет, чтобы уважаемый писатель связывался с белым родезийцем с нелегальным паспортом, и все такое прочее.

– Еще хуже для него, если один из соотечественников замешан в самом крупном ограблении, которое к тому же задумано и осуществлено на территории Наппера. Он предупреждал меня, Сэмми.

– Он был под газом?

– Я так не думаю. Он также решил, что я здесь кого-то ждал, и этот кто-то не появился.

– Бензозаправка?

– Он не назвал ни одного имени, кроме твоего.

Райдербейт встал:

– Давай проверим старину Бензозаправку.

– Я уже проверил. Номер FARC не отвечает, и он не оставил никаких сообщений в отеле. У него есть еще какой-нибудь телефон?

– Насколько я знаю – нет. В записке он написал: ровно в восемь. Сейчас уже девять. Давай-ка немного прогуляемся.

* * *

Дом Финлейсона стоял на берегу Меконга в десяти минутах ходьбы от «Белой Розы». Низкий деревянный дом в лаотянском стиле поднимался над землей на каменных сваях, которые ограждали его от змей и скорпионов, широкая крыша в стиле шале и веранда с сетками от насекомых. Фонарей не было, в тусклом свете луны можно было различить силуэт «мерседеса» Финлейсона, припаркованного у ворот. Ни звука, только трескотня цикад у реки.

Они открыли ворота, прошли мимо машины и остановились у крыльца веранды.

– Джордж:! – крикнул Райдербейт. Ответа не последовало. Он поднялся по ступенькам и открыл дверь на веранду. – Джордж? – снова позвал он, на этот раз тише, потом подошел к двери, ведущей в дом и повернул ручку. Не заперто. Они с Мюрреем шагнули в широкую, темную комнату.

– Он всегда оставляет дом открытым? – спросил Мюррей.

– Сегодня оставил, – сказал Райдербейт, чиркнул зажигалкой и поднес ее к парафиновой лампе на столике у стены. Казалось, он неплохо ориентируется в доме Финлейсона.

Комната была обставлена дорого и комфортно: кофейные столики со стеклянным верхом, диваны, обтянутые шелком, ковры ручной работы. Райдербейт быстро прошел по тростниковой циновке и распахнул внутреннюю дверь. Она вела в коридор с дверями по обе стороны. Одна была приоткрыта. Мюррей краем глаза увидел ванну. Райдербейт заглянул внутрь и тут же вышел, держа лампу над головой. Он кивнул на вторую дверь, которая была закрыта:

– Попробуй эту.

Ручка из цельного стекла не поворачивалась. Мюррей навалился на дверь, и она со щелчком открылась. Комната была гораздо меньше предыдущей, и здесь было гораздо жарче. Несколько секунд они стояли в полной тишине.

– Бог ты мой, – пробормотал Мюррей и шагнул вперед.

Высокая зеленая картотека, тянущаяся почти до самого потолка, была опустошена ящик за ящиком, замки сломаны, металлические дверцы покорежены, пол на несколько дюймов завален бумагами, папками, подшивками документов и размотанными, как туалетная бумага, рулонами телексов. Настольная лампа валялась на полу, пишущая машинка перевернута, со стола все сброшено, ящики выдвинуты и также брошены на пол, телефон сорван со стены и валяется в груде справочников. Единственным предметом, который не пострадал, оказался телекс, стоящий в дальнем углу комнаты.

Мюррей прошел через завалы бумаги и взглянул на его клавиатуру. Телекс не работал, отключился, когда перестали подавать электричество, но последнее сообщение дошло полностью, машина выбила время: 17.50. При дрожащем свете лампы Райдербейта Мюррей прочитал:

ФИНЛЕЙСОН"«„ЛАОРАКС“»"ИНСТРУКЦИЯ"«„ПОДТВЕРЖДЕНИЕ“»"УТРО"«„ПОЛНОСТЬЮ“»"ОПИСЬ"«„КАСАТЕЛЬНО“»"ЛЕЙ3ИДОГ"""БАНГ FARC.

Нахмурившись, Мюррей просмотрел рулон сообщений, отосланных Финлейсоном. Последнее было отослано три часа назад – обычная сводка сравнительного курса кип – доллар на момент закрытия Банка Лаоса.

Райдербейт читал, заглядывая через плечо Мюррея, потом вдруг резко повернулся, двумя широкими шагами пересек коридор и подошел к двери напротив, рядом с ванной комнатой. Она была закрыта. Райдербейт распахнул ее ногой и вбежал внутрь. Раскачивающаяся лампа в его руке отбрасывала странные тени в большой тихой комнате. По сравнению с разгромом в первой комнате, здесь, напротив, царили покой и порядок. На спинке стула висели серый летний костюм и свежая белая рубашка. Внизу стояли большие черные туфли с заткнутыми в них цветными носками.

У дальней стены стояла кровать невероятных размеров с сеткой-тентом от москитов. Окна закрыты, кондиционеры отключились вместе с электричеством, и в комнате стоял удушливый влажный запах. Мюррей сразу почувствовал еще какой-то запах, но не мог его определить. Пахло чем-то прогорклым.

Райдербейт подошел к кровати, отбросил муслиновую драпировку и замер, глядя вниз. Финлейсон лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку в голубую полосочку. На нем была белая пижама. Пальцы вцепились в простыню, обмотанную вокруг головы и шеи Финлейсона; она вся пропиталась чем-то коричневым. Райдербейт наклонился и потянул банкира за плечо. Оно лишь чуть-чуть приподнялось над кроватью, словно было налито свинцом. Райдербейт потянул еще, на этот раз сильнее, и тело немного сдвинулось. Он нахмурился, шагнул назад и пощупал серую ступню, торчащую из кимоно. Она была холодная, но еще не окоченела.

Подойдя ближе, Мюррей заметил в центре шеи Финлейсона как раз под волосами небольшую темную дырочку. Сначала он подумал, что это пулевое отверстие, видимо, стреляли из пистолета двадцать второго калибра, приставив дуло к шее банкира, пока он спал. Это объясняла кровь под шеей. Но потом Мюррей обратил внимание на то, что волосы над шеей Финлейсона не были опалены. «Более мощный калибр? – подумал он, – Стреляли с нескольких футов, и от выстрела тело отбросило на кровать?»

Райдербейт снова схватил труп за плечо и потянул на себя, тело перевернулось с мерзким рвущимся звуком, от которого Мюррея всего передернуло. Райдербейт не двигался. С кровати на них смотрели чуть приоткрытые щелки глаз на розоватом лице, по фактуре напоминающем жиронепроницаемую бумагу. Кровь шла носом и горлом, усы пропитались ею, как мочалка, и все еще были липкими и блестящими. Из центра горла торчал острый наконечник около дюйма длиной, который разорвал простыню, когда Райдербейт переворачивал тело. Сейчас труп лежал на боку, рот приоткрыт, сквозь сгустки крови поблескивают зубы. Райдербейт удерживал тело лишь секунду, а потом отпустил его, и труп снова завалился на живот.

– Боже правый, – пробормотал он. – Шестидюймовый гвоздь через шею в матрац. Наверное, разорвал связки и дыхательное горло. Чудесная восточная работа, а?

Мюррей покачал головой:

– Библейская. Джаэль и Цицера – ваш Ветхий Завет, Сэмми. Ты должен бы знать об этом.

Райдербейт выпрямился и стоял, слегка наклонив голову.

– Я не совсем понимаю, – сдавленным шепотом сказал он.

– Да? «Тогда Джаэль, жена Хербера, взяла в руки молоток и колышек от шатра и вбила колышек ему а висок...» Или что-то в этом духе. Одно из ярчайших мест Великой Книги. Только кто бы ни был этот шутник, он вбил гвоздь в шею, так что, возможно, он не библейский мальчик. Как ты сказал – чудесная восточная работа. Или это так, или какой-нибудь европеец постарался сделать так, чтобы она была похожа на восточную.

Райдербейт, тяжело дыша, шагнул вперед.

– Один момент, Мюррей-мальчик, – он поднял повыше лампу, и в ее свете глаза родезийца засверкали желтым блеском. – Я не очень хорошо образован, я даже не очень хороший еврей и не могу цитировать главы и стихи, но, насколько я понимаю ты хочешь сказать, что это сделал я?

– Ты мог бы это сделать, Тебе знаком его распорядок дня, ты хорошо ориентируешься в доме. Ты также знал, что сегодня вечером у него назначена встреча со мной. Возможно, ты даже знал, по поводу чего мы должны были встретиться.

– Продолжай, – кивнул Райдербейт.

– Он жил один?

– Насколько мне известно.

– Прислуга?

– Мальчик-слуга. И секретарь. Миленькая маленькая вьетнамочка, которую он выставлял на выходные. Она вполне могла это сделать. У вьетнамских женщин мерзкая манера совершать убийства на почве страсти – используют бритвы, шляпные булавки, пока их возлюбленный спит.

– А потом ломом разносят его кабинет на куски?

Райдербейт пожал плечами:

– Прикрытие. Сделано, чтобы полиция подумала, что это обычное ограбление.

– Грубая работа, даже для вьетнамской девушки.

Мюррей повернулся и подошел к стулу, на котором висел костюм. С помощью носового платка он вытащил из внутреннего кармана пиджака Финлейсона бумажник из змеиной кожи, отделанный золотом. Его отделения разбухли от кредитных карточек и наличных. Мюррей пролистал новенькие купюры по пятьсот кипов и плотную пачку американских двадцати– и пятидесятидолларовых банкнот, а потом швырнул бумажник к ногам Райдербейта.

– И посмотри еще раз на кровать, Сэмми. На нем все еще часы и браслет – они потянут еще на пять сотен долларов. Странный способ инсценировки ограбления. Ревнивая госпожа могла вогнать гвоздь ему в шею и, если она достаточно хитра, прикрыть свой отход, оборвав телефон, чтобы до завтрашнего утра все думали, что он сломан. Но это было бы разумно, если бы она задумала ранний побег, либо воспользовалась паромом, чтобы успеть на первый поезд в Бангкок или на первый утренний самолет. Неразумно только то, что после убийства и разгрома кабинета в ломе ничего не тронуто, даже его бумажник и часы. Это не она, Сэмми. И по тем же причинам не ты.

– О, да? – Райдербейт наклонился и поднял бумажник.

Мюррей кивнул на него:

– Ты, по крайней мере, взял бы наличные. Золото можно проследить, так что, возможно, ты не стал бы его трогать, но эти славные Эндрю Джексон и генерал Грант! Ты бы не смог от них отказаться, верно?

– Негодяй. Сначала ты обвиняешь меня в том, что я прибил его к кроватке, а теперь выставляешь меня мародером! По-твоему, у меня нет никакой морали! – он улыбнулся и начал перекладывать доллары из бумажника к себе в карманы. – Ну, раз уж меня обвинили, я могу их присвоить. Если не я, это сделают другие, – он отсчитал половину от долларов Финлейсона и швырнул бумажник обратно Мюррею.

– Мне они не нужны, Сэмми.

– Бери, благочестивый негодяй! По крайней мере, так будет похоже на ограбление. Ты всегда можешь избавиться от него, выйдя на улицу.

Мюррей неохотно опустил бумажник в карман пиджака:

– Нам лучше стереть свои отпечатки пальцев.

– Что? Из-за ничтожной королевской лао-полиции? Ты думаешь, они станут заниматься отпечатками?

– В этом случае – да. Они вызовут французских мальчиков, которые остались здесь в качестве советников. А потом и американцы подключатся, потому что FARC находится в сфере их влияния, – Мюррей еще раз взглянул на кровать и поморщился. – Давай, уходим отсюда!

Пытаясь вспомнить, до чего он дотрагивался, Мюррей вытер ручку двери, ведущей в кабинет, а Райдербейт тщательно обтер лампу и поставил ее на стол в главной комнате. Потом он прикрутил фитиль, и они оказались в темноте. Мюррей, обернув ручку носовым платком, открыл дверь на веранду.

Некоторое время они стояли и прислушивались. Луна скрылась. Ни звука, казалось, даже цикады умолкли. Мюррей на цыпочках пересек веранду и нащупал задвижку на двери, он весь покрылся липким потом. Райдербейт, привычный к ночным полетам, безошибочно проложил путь по ступенькам, вокруг «мерседеса», к воротам. На дороге, ведущей в город, не было ни души. Он схватил Мюррея за руку:

– Нам надо что-то придумать, солдат, и побыстрее! Ты вернешься той же дорогой, что мы пришли, я срежу угол. Встретимся в отеле в твоем номере. Все будет в порядке, никто не видел, кто сюда входил и кто выходил. Нужно уходить по одному. Какой у тебя номер?

– Второй. Первый этаж.

– Это я знаю, – Райдербейт улыбаясь сверкнул в темноте зубами. – До встречи! – сказал он тихо и, как кошка, исчез среди деревьев.

* * *

Мюррей трусил обратно во Вьентьян и при этом совсем не чувствовал себя счастливым. Глаза еще не привыкли к темноте, колени подгибались, в животе бурлило. Отдаленный звук мотора заставил его отскочить в сторону. Он мигал, стараясь разглядеть дорогу. Справа быстро и бесшумно протекала река. С противоположной стороны шелестели деревья, там скрылся Райдербейт и теперь мягкой, уверенной походкой пробирался в отель на рандеву с Мюрреем.

Но почему в отеле? – вдруг осенило Мюррея. Разве у Райдербейта нет своей квартиры? Или, может, он задумал встречу иного рода? Мюррей побежал. Он думал о том, не ошибался ли вообще насчет Райдербейта. Потом он вспомнил о разбухшем бумажнике Финлейсона у себя в кармане, и его охватила паника. Все очень умно продумано. Возможно, никто так и не узнает, почему респектабельный ирландский журналист ворвался в дом англичанина в Лаосе, прибил его к кровати, обокрал на несколько сот долларов, потом взбесился, разгромил кабинет англичанина и закончил в водах Меконга. Может быть, они спишут это на алкоголь, наркотики, климат и шок после вчерашней аварии?

Мюррей достал бумажник и, не задумываясь ни на секунду о его содержимом, размахнулся и бросил подальше в реку. Не дождавшись всплеска, он вломился в деревья, несколько секунд пробирался сквозь них вслепую, а потом вышел обратно с бамбуковым обрубком в руке. Некоторое время он стоял, пригнувшись И раздвинув локти, на краю тропинки, бамбук блестел у него в руках, как длинный нож. Но кроме шороха джунглей и шелеста реки ничего не было слышно.

Он снова побежал. Виляя, голова пригнута, обрубок бамбука внизу, в любую минуту готов вонзиться в пах Райдербейту. Меньше часа назад Хамиш Наппер предупреждал его насчет родезийца. И все же – что было известно Напперу? Мог ли он, зная, что Финлейсон в опасности или даже мертв, сидеть сложа руки?

Дорога свернула. Между деревьев замигали огоньки. Парафиновые лампы в открытых дверях и бормотание транзисторных приемников. Мюррей по-спринтерски преодолел вонючий переулок и неожиданно оказался на главной улице в нескольких ярдах от отеля «Des Amis».

Он выбросил бамбуковый обрубок и замедлил шаг, чувствуя себя немного глупо. Перейдя улицу, Мюррей вошел в темный бар под красной вывеской. Оглядевшись вокруг, он не заметил ни одного знакомого лица. Мюррей подошел к девушке за кассой, попросил счет за четыре ночи и сказал, что утром ему понадобится такси до аэропорта, чтобы успеть на рейс в Бангкок в 8.30. Оплатив счет в долларах, он пожалел, что не взял хотя бы часть карманных денег Финлейсона. Девушка подала Мюррею зажженную свечу. У себя в номере он открыл непочатую бутылку шотландского виски, налил, не разбавляя, полстакана и выпил залпом. Потом он начал упаковывать вещи. Бритвенные Принадлежности, грязная рубашка, носки и белье, блокнот и полдюжины нераспечатанных катушек фотопленки. Мюррей аккуратно укладывал все в чемодан, когда кто-то постучал в дверь. Вошел улыбающийся Райдербейт.

– У тебя есть что-нибудь выпить, солдат? – потирая руки, спросил он. – Я бы опрокинул парочку стаканчиков!

* * *

– Итак, это не я и не его девчонка. Кто тогда остается?

В номере было жарко и душно, Раздевшись до пояса, они сидели на кроватях друг напротив друга и пили из одного стакана теплый неразбавленный виски.

– Остается несколько миллионов, населяющих Юго-Восточную Азию, – сказал Мюррей, чувствуя, как пот пощипывая стекает по волосатой груди. – У него были враги? Ревнивые мужья? Какие-нибудь политики? ЦРУ? Или еще кто-нибудь?

Райдербейт развел руками:

– Никого. Он был просто старый законопослушный плут. Конечно, у него были дела на стороне – у кого их нет, – но это денежная помощь, и никто ничего не терял, кроме американских налогоплательщиков, Не знаю никого, кто бы недолюбливал Бензозаправку. Это неразумно.

– Если только это не маньяк, тогда это разумно.

– Ага, но почему гвоздь? Это и впрямь похоже на психа.

– Или на профессионала. Профессиональные убийцы предпочитают пользоваться своими собственными инструментами. В тридцатых-сороковых годах у них в фаворе были ледорубы. Троцкого убрали именно этой штукой. А молоток и гвоздь не сильно от него отличаются. Быстро и аккуратно, тем более, если тебе известно, что жертва спит.

– Значит, ты думаешь, что кого-то наняли?

– А на что еще это похоже? Это сделал кто-то, кто хорошо знал привычки Финлейсона, знал, что он любит вечерком вздремнуть, и знал, что искать. Что-то в кабинете. Какая-нибудь корреспонденция, документ, записная книжка, но безусловно не деньги. И, видимо, кто-то не из Лаоса, отсюда оборванный телефон, чтобы выгадать время для отхода. Если убийца не сел в поезд на Бангкок, вполне возможно, что он все еще здесь. Из чего следует, что мы должны сообщить в полицию. Сейчас.

Райдербейт криво усмехнулся:

– И помочь им в расследовании? Извини, солдат. Когда дело доходит до полиции, Сэмюэль Райдербейт всегда переходит на другую сторону.

Мюррей пожал плечами:

– Если это действительно был профессионал, возможно, что они и так его не найдут. Он может даже на несколько дней лечь на дно во Вьентьяне. Просто мне кажется, мы должны что-то сделать для старины Финлейсона, а не просто умыть руки. В конце концов, мы частично в ответе за то, что произошло.

Райдербейт вскинул голову:

– В ответе? За что?

– За его смерть, – спокойно сказал Мюррей и потянулся к стакану в руке Райдербейта. – Его убили из-за нас, Сэмми, из-за операции.

Райдербейт вытащил портсигар, достал одну «Ромео и Джульетту», откусил кончик и аккуратно сплюнул между ног:

– Так ты думаешь, что его убрали, потому что он слишком много знал и собрался побежать к учительнице жаловаться?

– Возможно. Но тогда круг сужается. В этом случае мотив появляется у нас с тобой, у Джонса и у Пола. Другие кандидаты мне не известны, а тебе?

Райдербейт медленно вращал сигару над пламенем свечи:

– Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь, солдат. Если кто-нибудь еще заинтересовался нашей маленькой операцией, зачем убивать Бензозаправку? Он был жизненно важным звеном в цепи и должен был нащупать следующий выплеск. А теперь от него нет никакой пользы.

– Именно. Я думаю, поэтому его и убили, – Мюррей сделал большой глоток из стакана. – Нет, Сэмми, я думаю о другом варианте. И если я прав, у нас обоих появились большие проблемы. Давай посмотрим на все это с другой стороны. Если ты тот, кто заинтересован в том, чтобы предотвратить операцию, и что-то прослышал с лаосской стороны, как бы ты поступил? Сообщил бы куда следует, что банда европейцев планирует во Вьетнаме самое крупное ограбление? Что тебе еще известно? Что часть операции разворачивается в Лаосе, что означает проблемы в области безопасности, и что, как бы это помягче сказать, один из заговорщиков не кто иной, как работающий в FA-RC благородный старина Финлейсон, а это может привести к кое-каким проблемам. Ты не можешь его арестовать, потому что он ничего не сделал. Ты можешь потянуть за ниточки, чтобы его отправили в отставку. Но тогда и Финлейсон может потянуть за свои ниточки, здесь, в Лаосе у него хватает важных друзей, это одна из главных причин, по которой его выбрал Пол. Так что если ты дашь делу ход, это может повлечь за собой международный кризис.

Есть другой выход, сидеть и молиться, чтобы этого не случилось, по крайней мере, не здесь, в Лаосе, у тебя под носом. С другой стороны, ты можешь информировать Сайгон и Государственное казначейство США и предоставить им действовать. В этом случае, – добавил Мюррей, отпив еще одну солидную порцию виски, – нам крышка.

– Это еще не известно, – огрызнулся Райдербейт.

– Может, и нет. Потому что опять же, если только они не пытали Финлейсона перед тем, как убить, им не известно, что он знал. А это очень важно. Возможно, им ничего не известно о вьетнамской стороне дела, а только то, что Финлейсон собирался провернуть что-то крупное. Итак, они отбросили дипломатическую вежливость и одним махом разрубили узел. Они, как выражаются в ЦРУ, «убрали Финлейсона с максимальной осторожностью». Небольшая грязная работа.

– ЦРУ? Конквест и его ребята?

– Это зависит от того, насколько серьезно ты их воспринимаешь.

– Серьезно. Но как мог об этом узнать Конквест? Разве что через свою маленькую симпатичную женушку, которая случайно услышала, как некто бормочет во сне о миллиарде долларов?! – Райдербейт сдвинулся на край кровати и улыбался сквозь дым сигары. – А, солдат?

Мюррей старался не напрягаться и следил за длинными руками Райдербейта.

– Ей абсолютно ничего не известно, – наконец сказал он. – И даже если известно, Конквест последний человек, которому она расскажет.

– О, неужели?

– Для начала – она его не любит. А что касается разговоров во сне, – я не спал.

Райдербейт стряхнул пепел сигары на пол и раздавил его замшевым ботинком.

– Было бы хорошо, если бы это так было, Мюррей-мальчик. Ради тебя и ради миссис Конквест. Вернемся к Бензозаправке. Итак, его убрали шпики, забив в беднягу гвоздь. И что это нам дает?

– Надо сворачиваться. Концерт окончен, Сэмми. Давай посчитаем потери и очистим сцену, пока они не прислали к нам в спальню маленьких человечков с молоточками и гвоздями.

– Эй, погоди-ка. Ты думаешь только о себе, солдат. Но ты не один, понимаешь? Есть еще я и Джонс...

– Я вас не держу. Я просто отбываю.

– Отбываю! – взревел Райдербейт и грохнул стаканом по столу, так что свеча упала и погасла. – Мы не знаем, известно ли им вообще что-нибудь. Мы ничего не можем доказать, – он снова зажег зажигалкой свечу и криво улыбнулся: – Хочешь скажу, в чем твой недостаток? Ты слишком много думаешь. Вспомни: нас ждет больше тысячи миллионов баксов! И ты запаниковал из-за каких-то вшивых подозрений, что нас заложил Финлейсон. А мог ли он нас заложить? Что он мог им рассказать? Что какой-то башковитый писака мечтает украсть у дядюшки Сэма миллиард баксов? Не смеши меня! Ты думаешь, они его всерьез восприняли?

– Финлейсон мертв – значит, всерьез. И потом, если они даже ничего о нас не знают, мы все равно не можем действовать без Финлейсона. Без него мы не сможем узнать время следующего выплеска.

– Еще как сможем! А этот твой француз из Камбоджи? Он ведь работает изнутри, так же как и Финлейсон?

Мюррей колебался. Дело было в том, что он не знал, на кого именно и как работает Пол.

– Хорошо, – сказал он, – предположим, тебе удалось все узнать и украсть самолет. Как ты собираешься поступить с деньгами? Перевезешь их сюда в Лаос, загрузишь на обычный «роллер-коастер», и что дальше? До конца жизни будешь сидеть на вершине горы с пятью тоннами долларов и наблюдать, как они покрываются плесенью в сезон дождей?

Райдербейт почесал длинную шею:

– Что-нибудь придумаем. Перелетим в Бирму или в Катманду. Используем один из опиумных путей в Индию. Как ты сам говорил, с такими деньгами можно купить целое правительство.

– Ну что ж, действуй, Сэмми. Могу дать тебе мои снимки плотины, свести с Полом и с сержантом Вейсом из военизированной полиции. Что же касается миссис Конквест, ну, если тебе все еще нужна «Красная тревога», можешь поговорить с ней сам.

– А ты?

– Я? Я слишком много думаю, – Мюррей улыбнулся и налил еще виски. – Извини, я закрываю лавочку, завтра утренним рейсом вылетаю в Бангкок.

– Заказал билет?

– Нет.

– Рейсы на Бангкок всегда переполнены. Может не быть мест.

– Не будь таким оптимистом. Работая журналистом, я понял по крайней мере одну истину – в газетах и в самолетах всегда есть свободное место. Только не волнуйся, одна статья с первой полосы навсегда останется между нами и могилой Бензозаправки. Твое здоровье!

* * *

Утро было сырым и тяжелым, с полей к взлетной полосе приближалась стена дождя. Мюррей прошел иммиграционный контроль и позволил себе выпить перед отлетом пива. Сонными глазами он оглядывал своих попутчиков-пассажиров. В основном лаотянские и таиландские бизнесмены, пара семей, несколько французских торговцев. Ничего необычного, ничего, что давало бы повод заподозрить среди них наемного убийцу. Но Мюррей помнил, что в Королевстве Лаос ничего не происходит так, как ты ожидаешь.

Из громкоговорителя донеслось какое-то бормотание, пассажиры начали перемещаться к выходу. Стюардесса, несмотря на утреннюю щетину Мюррея, одарила его сверкающей улыбкой и выдала посадочный талон. На полпути к самолету Королевской тайской авиакомпании крохотная лаотянская леди, шедшая впереди Мюррея, вдруг покачнулась и плюхнулась на бетон. Он подошел, чтобы помочь, приподнял ее за хрупкую руку и замер, поразившись ее весу. Под шелковой блузкой и юбкой до колен на ней, наверное, был костюм из золота. Она начала зло визжать на лаотянском, и к ней на помощь подскочила какая-то старушенция.

Мюррей пошел дальше и мысленно пожелал старушке лаотянской удачи. К концу путешествия она станет богатой пожилой леди, а чем он мог похвастать после своего четырехдневного визита в Лаос? Похмелье, несколько порезов и синяков.

Через несколько секунд по бетону застучал дождь, и Мюррей побежал.