Бен Моррис, человек с горько опущенными уголками рта, стоял на палубе, облокотившись на поручень, и наблюдал за огоньками, подмигивающими ему через залив. Берег лежал в полумиле, а, возможно, и в миле от него — в тропических сумерках определить расстояние трудно. Шум двигателей упал до глухого звука, и послышался плеск воды о корпус судна. Его каюта была пуста и заперта, небольшой плоский чемодан и парусиновый портфель стояли у трапа. Теперь ему оставалось только ждать, когда придет катер лоцмана и проведет судно в порт. И тогда он останется один.

За береговой чертой вздымались высокие горы, в сумерках собирались штормовые тучи, темной громадой нависая над городом. Он чувствовал запах дождя и покалывание кожи под рубашкой. Влажным был даже начищенный до блеска поручень.

На борту не раздавалось ни звука. Пассажиры, очевидно, находились в кают-компании, играли в скрэббл или кункен. Он знал, что вряд ли кто-нибудь из них захочет сегодня вечером сойти на берег. Бен единственный покидал судно: остальные пассажиры заказывали билеты на полный круиз до Лондона.

Плыли на тихоходном грузовом судне, которое развозило товары в порты вдоль западного побережья Африки, а потом направлялось в Центральную и Южную Америку и было приспособлено для перевозки не более шести пассажиров. Спутниками Бена были две супружеские пары англичан лет пятидесяти и вдовец, ежедневно выпивавший по три бутылки рома и валившийся с ног при малейшем крене судна. Обедали пассажиры за одним столом с капитаном, старшим механиком и двумя мрачными шотландцами, которые ели молча и с таким остервенением пережевывали пищу, как будто это занятие помогало им расправиться с царившей на борту скукой.

Путешествие длилось почти четыре недели, с заходами в Касабланку и Дакар. Первые два дня, пока судно спускалось по Ла-Маншу в Бискайский залив, Бен провел в каюте, валяясь на диванчике и потея от духоты из-за закрытого иллюминатора. Остальные пассажиры страдали морской болезнью, которой он подвержен не был. Бен лежал молча, стараясь побороть себя и заглушить страх и одиночество, обрушившиеся на него с той поры, как он очнулся два месяца назад в больнице города Бордо.

По ночам он надеялся только на снотворное, иногда оно помогало, но чаще — нет. Он забывался тяжелым сном на час или два, а потом лежал, бодрствуя до сумеречного серого утра, пока не приходил стюард с чаем и сухим печеньем. В те первые дни у него совсем не было аппетита, пил он умеренно и ни с кем не разговаривал, зато много читал: по второму разу — «Дэвида Копперфильда» и «Повесть о двух городах», одолел описанные Баканом приключения Ричарда Ханнея, проглотил кучу триллеров в мягкой обложке, изучил эссе Г. Л. Менкена, пролистал испанский фразеологический словарь.

После Дакара, когда судно пересекало влажные, душные тропики, его жизненное пространство было таким же ограниченным, как и у заключенного: палуба, кают-компания и его личная просто обставленная спартанская каюта со стальным умывальником и узким диванчиком. День ото дня возрастающая монотонность судового бытия доводила Бена до тупого умиротворенного состояния, и ему, человеку, который пытался укрыться от страшащей его реальности, хотелось, чтобы путешествие длилось месяцев шесть или даже год.

Дверь по соседству открылась, и на палубу из освещенной каюты вышел человек. Бен узнал в нем капитана; тот был одет в белую рубашку без кителя и галстука; лицо его из-за повышенного кровяного давления было розовато-лиловым.

— Добрый вечер, мистер Моррис. — Капитан говорил с резким акцентом жителей южной Шотландии.

— Добрый вечер, капитан.

Они помолчали, высматривая в сумерках катер лоцмана.

— Сходите на берег? — спросил капитан, не поворачивая головы.

— Верно, — Бен почувствовал приступ паники. После того как он провел так много времени в открытом море, царившая на судне тишина наполняла его непонятным беспокойством.

Рядом тяжело дышал капитан. Разговаривать с ним было непросто. В последнюю ночь в Дакаре он явился на судно вдрызг пьяным и зазвал Бена к себе в каюту, где с яростью признался, что ненавидит море — утомительный и тяжелый труд, плохой заработок, дома, на суше, за год бываешь менее трех месяцев; вот Бен — счастливчик, вольный путешественник, обогнул половину земного шара, свободен, как ветер. Капитан, нахмурившись, смотрел в чашку с джином, разбавленным тепловатой водой.

«Свободен!» — Бен задумался. О, да, он, действительно, был свободен… Он бежал. Сейчас у него абсолютно ничего не было, кроме маленького, плоского чемодана и портфеля, 320 фунтов в аккредитивах и 170 долларов наличными. Вот и все, что у него осталось в этом мире. Деньги были припрятаны в застегнутом на пуговицу нагрудном кармане рубашки цвета хаки, на которой красовалась этикетка «Рубашка-сафари, защитного цвета, гарантия от выгорания». Бен попытался прикинуть, на какое время хватит денег. Может быть, на все шесть месяцев, на которые ему выдана виза, если, конечно, держаться подальше от дорогих больших отелей, притонов и борделей. В расположенную на юге, в глубине страны, столицу Паратаксин через горы была проложена одноколейная железная дорога, и Бен намеревался сесть в первый же поезд. Его ничто здесь не удерживало — не было ни долгов, ни ответственности. Он свободен…

— Вы, должно быть, сошли с ума, раз сходите здесь! — проворчал стоящий рядом с ним капитан. — Самый паршивый порт на всем побережье!

— А что в нем плохого?

— Настоящий кровавый ад! — проревел капитан странно дрожащим от волнения и ужаса голосом. — Если Создатель пожелает поставить Земле клизму, то он знает, куда вставить наконечник. Гуадаигил! — Он кивнул головой в сторону лежащих впереди огоньков. — Почему бы вам не отправиться в Рио? Город как раз для вас! А в тутошнем местечке — ни хрена! — Где-то над ними в темноте прозвучал колокол. — Катер лоцмана! — Капитан повернул к своей каюте. — Поехали в Рио, друг мой, — пробормотал он снова, не оборачиваясь.

— Рио слишком далеко, — сказал Бен. — У меня билет до этого порта, здесь я и сойду.

Ничего не ответив, капитан исчез, хлопнув дверью каюты.

«Он сказал — настоящий кровавый ад, — подумал Бен, глядя на погружающуюся в темноту береговую линию. — Капитан должен это знать, ведь он дважды за год совершает рейсы сюда…»

С чемоданом в одной руке и с портфелем в другой Бен прошел вниз по набережной к ветхому строению, где располагалась таможня. Ночь была темная, жаркая и влажная; капли пота, пощипывая кожу, стекали с лица за воротник. В чемодане Бена лежали купленные на судне и не подлежащие обложению пошлиной две бутылки виски «Джонни Уокер», которые он все же решил предъявить для оплаты таможенного сбора.

В таможне под вентилятором сидели, попивая кофе, двое мужчин. Один из них был негр с черным, как антрацит, лицом. Другой — полицейский с белыми нашивками на плечах, с кобурой, в темных солнцезащитных очках и в мягких черных ботинках. Не вставая, он щелкнул Бену пальцами:

— Паспорт! — Одной рукой полицейский поглаживал похожие на щеточку для ногтей черные усики, в то время как другой перелистывал паспорт, затягивая время. — Вы говорите по-испански?

— Немного.

— Как долго вы намерены оставаться в Гуадаигиле?

— Я собираюсь сразу выехать поездом в Паратаксин.

— Первый поезд будет завтра в восемь часов утра. Сколько у вас при себе денег?

Бен назвал сумму. Полицейский снова щелкнул пальцами.

— Покажите.

Бен расстегнул нагрудный карман и вынул маленькую складную аккредитивную книжку и сто семьдесят долларов наличными.

— У вас есть песо? — спросил полицейский.

— Нет.

Несколько секунд темные очки бесстрастно взирали на него.

— Все деньги должны обмениваться таможенными властями, — наконец заявил он. — Ввозить песо из-за границы противозаконно. — Полицейский сделал многозначительную паузу. — В нашей стране валютные операции на черном рынке сурово караются. Понимаете?

— Понимаю, — ответил Бен. — Песо у меня нет. — Он взглянул на фотографию в рамке — человека с тяжелым лицом, в военной форме. Внизу была надпись: «Гордость Всевышнего, Президент республики, доктор Исодор Ромоло».

«Доктор каких наук?» — Бен задумался.

Негр зевнул и продолжал потягивать кофе.

— Где я могу поменять деньги? — спросил Бен.

Полицейский протянул руку.

— Давайте доллары. Я обменяю.

Бен вручил ему одну десятидолларовую бумажку, банкноту минимального достоинства из имеющихся у него. Полицейский разгладил купюру на колене, долго рассматривал, наконец открыл ящик стола. Отсчитав пятнадцать замусоленных бумажек, каждая по одному песо, бросил Бену.

Бен заколебался.

— Пятнадцать песо, — изрек полицейский.

По курсу обмена валюты, при получении с аккредитива, Бен знал, что песо стоит три шиллинга шесть пенсов — почти полдоллара. Ему недодали 25 % суммы. Полицейский мог ошибиться.

Бен слащаво улыбнулся.

— Простите, сеньор, десять долларов — это двадцать песо.

Полицейский сунул банкноту во внутренний карман кителя.

— Пятнадцать, — отрезал он и снова развернул паспорт.

Бен вынул чековую книжку, где был указан обменный курс для фунта стерлингов, но полицейского, видимо, это не интересовало, и он потянулся за резиновой печатью.

Бен взмок и почувствовал себя измученным. Курс обмена валюты мог измениться с тех пор, как он покинул Англию. В конце концов, эта страна не относилась к числу государств мира с устойчивой экономикой. Он следил, как полицейский проштамповал паспорт, записал его номер вместе с именем владельца в лежащий перед ним регистрационный журнал и показал на небольшой плоский чемодан и портфель.

— Откройте!

Полицейский неторопливо и тщательно осмотрел содержимое. Дойдя до виски, вынул обе бутылки и поставил на стол.

— Восемь песо, — сказал он.

Бен снова вынул деньги и отсчитал восемь банкнот, но полицейский покачал головой.

— Я обменяю вам еще десять долларов.

— Но сейчас у меня есть песо.

— Мало. Одна ночь в Гуадаигиле обойдется вам, по меньшей мере, в пятнадцать песо. После уплаты восьми песо таможенной пошлины у вас останется семь песо. Понятно?

— Да, — сказал Бен с внезапно охватившей его беспомощностью. Он подал полицейскому еще одну десятидолларовую банкноту, а тот вручил ему семь песо сдачи. Бен уложил бутылки виски в чемодан.

— Мне нужна квитанция о взимании пошлины, прошу вас.

Солнцезащитные очки недоуменно уставились на него.

— Recibo, — повторил Бен.

— Нет необходимости, — отрезал полицейский и вернул паспорт.

Кровь бросилась Бену в лицо. Он сделал шаг вперед.

— Вам — нет, а мне — да! Квитанция — на восемь песо!

Негр зашевелился на стуле и поставил кофейную чашку на стол. Полицейский оставался неподвижным.

— Если бы была необходимость, — заявил он, — я бы сказал. А сейчас можете идти.

Он махнул рукой, негр поднялся со стула и встал рядом с Беном.

На мгновение Бена охватила дикая ярость — его обманули и унизили: при обмене валюты недодали почти два фунта стерлингов и, без сомнения, восемь песо, взятые за шотландское виски, которые явно пойдут на покупку сигар для полицейского. Но он, Бен, сам выбрал страну, и вот что из этого получилось. Он подхватил багаж, вышел из помещения таможни и прошел через ворота порта, где стайка худых индейцев-носильщиков, что-то бормоча, набросилась на него, как голодные псы на кость. Бен не обращал на них никакого внимания, и через несколько ярдов они незаметно исчезли в темноте.

Он двинулся по грязной дороге в город мимо чахлых пальм, напоминавших ему ананасы. Дальше пошли бараки и склады с редко разбросанными фонарями. В заливе внезапно, словно какой-то огромный раненый зверь, взвыл танкер. И все смолкло. Бен почувствовал жуткое одиночество. Инцидент с полицейским сильно угнетал, поставил его в унизительное положение.

«Следующий, кто попытается надуть меня, — решил Бен, — крепко пожалеет…»

Он очутился на улице, по обе стороны которой стояли белые дома с деревянными верандами, и заметил, что земля здесь покрыта порошкообразной серой пылью, которая в тех местах, где ее ветром нанесло в кучки, доходила до щиколоток.

В дверях винной лавки сидел вооруженный человек и весело хихикал, разговаривая вслух сам с собой. Он что-то крикнул Бену, но тот поспешил выйти на ярко освещенную улицу с маленькой желтой церквушкой и чередой баров, из которых доносились приглушенные звуки mariachis. Вокруг жужжали насекомые, садились на волосы, кусали влажное от пота лицо. Неожиданно в горах сверкнули молнии.

У дверей церквушки стояли два такси с дремлющими в них водителями. Молодой человек в бейсбольном кепи лениво опирался на капот одной из машин. Увидев Бена, он вздрогнул и, улыбаясь, вышел вперед.

— Эй, мистер, нужен отель?

Бен не остановился, но молодой человек пошел рядом с ним.

— Вы американец? Хорошо, что вам надо? — Он по-прежнему улыбался.

— Я и сам могу найти отель. Благодарю.

— Идите в отель «Пез Эспада», — сказал, юноша, не отставая. Он не делал попыток взять у Бена багаж, но в конце улицы произнес: — C’mon — вот сюда!

Бен начал злиться.

— Послушай, я не хочу идти сюда. Я сам выберу себе отель. Понимаешь?

Молодой человек улыбнулся.

— Сюда, вниз, отель «Пез Эспада».

Бен взглянул и понял, что это была единственная улица, на которую указывал его сопровождающий и которая выходила на площадь с аркадами и пересохшим фонтаном. Как только он двинулся дальше, юноша последовал за ним.

Отель представлял собой двухэтажное здание, построенное в испанском колониальном стиле, с висящими над входом чучелом меч-рыбы.

— «Пез Эспада»! — закричал молодой человек, поравнявшись с ним и усмехаясь.

Бен сжал челюсти и промолчал. Он начал подниматься по ступенькам. Молодой человек сразу оказался рядом и тронул его за рукав.

— Пожалуйста, одно песо, мистер!

— Пошел к черту! — рявкнул Бен, не оборачиваясь. Он сделал еще шаг, сопровождающий уже стоял перед ним. Юноша больше не улыбался. Его черные, тусклые глаза казались слишком старыми для его молодого лица.

— Одно песо, мистер.

Бен почувствовал, как зачастил пульс. «Не приставай! — подумал он. — Я в плохом настроении. Я уже давно в отвратительном настроении. Могу и разрядиться на ком-нибудь…» Он обошел молодого человека и шагнул в сторону, тот что-то прокричал по-испански, но что именно — Бен не разобрал. Крупный мужчина с печальным лицом, в полосатой пижамной куртке, вышел из холла отеля и взглянул на них сверху вниз. К его поясу была пристегнута длинная дубинка, которыми обычно вооружены полицейские по ночам.

— Qué pasa? — спокойно спросил он.

Человек в бейсбольном кепи что-то быстро затараторил по-испански. Бен высвободил рукав и обратился к крепышу:

— Мне нужна комната на ночь!

Мужчина с лицом цвета высохшего листа и свисающими вниз усами уставился на него.

— Заплатите ему одно песо, — велел он, кивнув головой в сторону молодого человека.

Бен поставил чемодан на ступеньки лестницы и несколько секунд стоял, сжав кулаки, с бешено бьющимся сердцем. Он давно никого не бил, с той поры, как однажды ночью в ресторанчике в Сохо ударил пьяного, обозвавшего его жену «заносчивой маленькой выскочкой», и тому типу пришлось потом оказывать первую помощь, усадить в такси и отправить домой.

— Дерьмо! — крикнул он по-английски.

Но крепыш снова повторил по-испански:

— Заплатите ему одно песо.

— За что?

— Комиссионный сбор, — спокойно ответил мужчина, руки которого безвольно свисали по бокам. Бен подумал, что крепышу потребуется секунды две, чтобы отстегнуть дубинку. К тому же у одного из них мог оказаться нож; и даже если он одержит верх над обоими, полиция все равно засадит его в тюрьму и оштрафует на сумму, раз в пятьдесят превышающую то, что у него сейчас требовали.

Избегая смотреть в глаза молодому человеку, Бен вынул банкноту в одно песо.

— Ты мелкий ублюдок и вор! — сказал он, вручая деньги.

Но тот лишь ухмыльнулся и помахал рукой.

— До свидания, мистер!

Бен поднялся по ступенькам, прошел мимо крепыша в пижамной куртке и с горечью подумал: «Я позволил им ограбить себя. Двенадцать песо или почти два соверена — и это за полчаса! Я — трус». А вслух повторил:

— Мне нужна комната на ночь.

Мужчина кивнул головой и направился к конторке.

Это была убогая комнатенка на первом этаже с провисшей, горбатой кроватью, умывальником и жестяным унитазом. Бен положил чемодан на кровать, открыл бутылку виски, подошел к умывальнику и увидел, что стаканчика для воды нет. Он попробовал открыть кран, тот кашлянул и выплюнул дохлое насекомое. Бен глубоко вздохнул и взглянул на себя в зеркало. Лицо было еще более усталым, чем когда он отплыл из Англии, и выглядел он старше своих двадцати девяти лет. У него было широкое лицо, короткие темно-каштановые волосы и перебитый нос: первый раз беда случилась в возрасте пяти лет, когда при игре в прятки его ударили, толкнув дверь, а во второй — это произошло во время боксерского матча в Аберистуитском университете. Лицо было бы симпатичным, если бы не дважды сломанный нос, который придавал ему жестокое выражение.

Бен вышел в коридор и крикнул крепышу, чтобы ему принесли чистый бокал и бутылку содовой. Когда он вернулся в номер, полил дождь. Ливень хлынул с ревом, проникая через жалюзи и разбиваясь о противомоскитную сетку, которая вздулась и отстала от оконной рамы. Бен поднял жалюзи и подставил лицо дождю.

Тут он заметил пыль на карнизе. Такую же пыль он видел и на улице — здесь она лежала слоем в полдюйма толщиной, напоминая пепел от сигары. Дождь превратил ее в серую слизь. Бен провел пальцем в углу, где пыль еще оставалась сухой, и почувствовал, что она какая-то необычная — твердая, крупнозернистая и странно зловещая.

Кто-то постучал в дверь. Появилась девушка с подносом, на котором стояли бокал и бутылка содовой. Он наблюдал, как она ставила поднос, и отметил про себя, что ее толстые ноги походили на булавы и сужались конусом от низких и тяжелых бедер, наследие многих поколений женщин, привыкших носить тяжести на голове. Это была первая девушка, которую он увидел почти за месяц после своего отплытия из Дакара.

Она торопливо выскочила из номера, отводя от него глаза. Он подождал, пока девушка прикрыла дверь, щедро наполнил высокий бокал шотландским виски, долил содовой, скинул чемодан на пол и вытянулся на кровати, потягивая виски и уставившись в потолок.

Бен снова вспомнил Лауру. Он пытался избегать этого, отгонял воспоминания, но они упорно преследовали его; как всегда, он мучился почти час, и, как всегда, это было скорее сродни физической боли, чем размышлениям. Лаура была очень красива, но после всего, что произошло, он уже не мог точно вспомнить, как она выглядела. Когда они впервые встретились, ей было двадцать два года — это случилось около двух лет назад; тогда она работала в книжной лавке в Уэст-Энде, а у него уже шестой год была хорошая, хотя и скучная работа в расположенной в Сити архитектурно-проектной фирме. Через пять месяцев после знакомства он женился на ней. Свадьба была роскошной, в доме ее родителей, проживающих вблизи Сайренсестера, графство Глостершир. Он все хорошо помнил: огромный шатер, разбитый в саду, во главе застолья — отец Лауры, промышленный магнат, большой любитель выпить, владелец «ягуара», а рядом его жена — почтенная дама, член городского муниципалитета. Поначалу они не были расположены к Бену — их смущало его низкое происхождение: он родился в Фишгарде, Западный Уэльс, где его отец работал простым библиотекарем. Но в конце концов они признали Бена. Папаша Лауры купил и обставил квартиру молодым в Камден-Тауне, дал денег, и они провели медовый месяц в Марракеше.

Они были женаты одиннадцать месяцев, семь дней и около двух часов, если учитывать переход с французского летнего времени на британское. Это произошло во время их путешествия по Франции — они ехали в Биарриц в новеньком автомобиле с откидным верхом. Боль воспоминаний нахлынула на него. Прищурившись, Бен уставился в центр потолка, где висела засиженная мухами лампочка. Было уже больше девяти часов вечера. С ланча он еще ничего не ел, но не испытывал голода. Он снова налил себе виски, чуть плеснул воды и лежал, прислушиваясь к шуму дождя. Бен забеспокоился: сможет ли он уснуть без таблетки снотворного? Сейчас ему стало немного лучше, чем на судне. Первые недели после возвращения из Франции были по-настоящему тяжелыми. Тогда он чуть не сошел с ума и был вынужден взять шестимесячный отпуск, что на самом деле означало — в фирму он больше не вернется. Он переехал к Тому Клею, бывшему спортивному обозревателю газеты «Дейли Уокер», который теперь работал в архитектурно-проектной фирме Бена. Клей помог ему в те первые жуткие недели, когда он с трудом засыпал часа на три и всю ночь расхаживал из угла в угол, а потом вставал Клей, готовил горячее виски с лимоном и утренними разговорами осторожно возвращал его к той грани, что отделяла человека от безумия.

Бен осушил второй бокал виски и закрыл глаза. Возможно, ему даже не понадобится таблетка снотворного…

По-прежнему лил дождь. Бен задремал. Было около полуночи. Вдруг Бен привстал и прислушался к какому-то приглушенному шуму, который, казалось, доносился из-под пола. Через мгновение он понял, что это глухие звуки музыки.

У него болела голова, во рту пересохло от виски. Бен нагнулся над раковиной, почистил зубы, прополоскал горло остатками содовой, повязал галстук и вышел в коридор. Музыка звучала где-то в глубине отеля. Он шел наугад и после нескольких поворотов очутился перед пурпурной неоновой вывеской «Бар клуба «Мокамба»; пройдя через вращающуюся дверь, Бен спустился на один лестничный пролет вниз, в темноту, откуда доносился запах дезодорантов и сигарного дыма.

Музыка раздавалась из висящего за стойкой бара громкоговорителя. Барменом был молодой негр в белой куртке, надетой поверх трикотажной рубашки. Напротив него на высоких вращающихся табуретах сидели две девицы с металлическими искусственными зубами, в блузках с глубоким вырезом и потягивали кока-колу. В танцевальном кругу и за столиками вдоль стен было пусто. Подвешенный к потолку вентилятор разгонял душный воздух. Бен сел у стойки бара, в дальнем углу. Две девицы соскользнули с табуретов и направились к нему. Молодой негр сверкнул в сторону Бена ослепительной улыбкой и спросил:

— Quires whisky.

— Одно пиво, — сказал Бен.

На мгновение улыбка застыла на лице негра, в темноте блеснула белая эмаль зубов.

— Виски? — переспросил бармен с надеждой в голосе.

— Пиво, — сказал Бен. — Cervera. Una.

— Ты купишь мне виски, мистер? — промурлыкала ему на ухо одна из девиц.

У нее было плоское, темное лицо и волосы, как жесткая стальная щетка для чистки алюминиевой посуды. Ее подружка была симпатичной и стройной — совсем юная индианка с тонкими чертами лица. Бармен поставил перед Беном бокал и доверху наполнил его желтоватой жидкостью с высокой пеной, напоминающей мыльную. Бен взглянул на этикетку — местное пиво «Меррибиа».

— Одно песо, — сказал негр, улыбаясь.

«Веселые парни, — подумал Бен. — Они будут улыбаться, отбирая кошелек или пырнув тебя ножом под ребра…» Он пересчитал, что у него осталось от обменянных им двадцати долларов. Номер в отеле обошелся в девять песо — деньги взяли вперед, — и после оплаты таможенной пошлины за виски и расходов на навязчивого провожатого до отеля осталось двенадцать песо. Обе девицы следили, как он расплачивался с барменом.

— Ты купишь мне виски? — снова спросила первая девица, прикасаясь к его руке. Вторая молоденькая девушка пристально смотрела на него, раскрыв губы.

— Вы хотите угостить девушек виски? — обратился к нему бармен по-английски.

— Нет.

— Вы американец? — прокудахтал негр.

— Нет. Британец, — сказав это, Бен почувствовал себя глупо. Может быть, следовало уточнить, что он валлиец? Но это только запутало бы их.

— Ah, inglés! — протянул бармен и, казалось, потерял к нему интерес.

Бен потягивал пиво и размышлял, что будет делать, когда доберется до Паратаксина. Идея отправиться в Южную Америку принадлежала Клею, и лишь потому, что Бен довольно прилично владел испанским языком. Однажды утром Клей откровенно заявил:

— Бен, ты должен уехать. Отправляйся в какое-нибудь длительное морское путешествие. В Южную Америку, например. Поезжай и поймешь, как тебе повезло, что ты не родился одним из тех великих оборванцев. Испытай нужду, поживи, как все. Это обойдется тебе недорого.

Наверное, Клей был большим оптимистом. Бен постучал пустым бокалом по стойке и заказал еще одно пиво. Девушки терпеливо сидели рядом с ним, потягивая кока-колу и слушая музыку. Возможно, через несколько дней он переедет в Рио, как и советовал ему капитан. Он взглянул на молоденькую девицу и поймал себя на мысли, что пытается представить, какое у нее тело под дешевым платьем. Шелковистые коричневые ягодицы, тонкие ноги и остроконечные черные соски грудей. Бен подумал, что было бы любопытно провести первую ночь на побережье с двумя девушками, валяясь втроем на грязной просевшей кровати под шум дождя и скрип пружин. Молоденькая девушка была довольно миловидной. Он прикинул, сколько она может стоить, и снова поймал себя на том, что пристально разглядывает ее. Она улыбнулась и прошептала:

— Виски?

— Вы угощаете девушек виски? — музыкальным басом пророкотал бармен.

Бен покачал головой и заказал третью порцию пива, вспомнив Тома Клея, — вот с кем бы ему хотелось поговорить. Но еще больше ему нужна была Лаура. Сидящая рядом девушка напомнила о Лауре, и он стал сравнивать ее с Лаурой. Глупо. Охваченный знакомым приступом тоскливого страха, он понимал, что девушки, подобной Лауре, ему больше никогда не встретить. Клей предупреждал: некоторое время надо подальше держаться от женщин. Они будут только действовать на нервы. Клей советовал постоянно путешествовать: «Заведи дневник, пиши книгу, осмотри руины древних ацтекских городов…» Завтра утром он уедет отсюда, а пока может поразвлечься.

— Хочешь виски? — спросил он юную девушку.

Она энергично кивнула головой и скользнула на пустое место рядом с ним.

— Налей ей виски. Одно! — сказал Бен бармену и, повернувшись к девушке, коснулся ее щеки. Она хихикнула и, как кошка, потерлась лицом о его руку.

— Habla inglés? — поинтересовался Бен.

Она снова хихикнула:

— Español.

Бен наблюдал, как бармен наливал ей виски под стойкой бара.

— Покажи мне бутылку, — велел он.

Негр вынул старую бутылку «Хейги». Бен взял ее и понюхал. Неприятный маслянистый запах, но если девица радостно принимает пойло за виски, пусть так и будет. Она взглянула на него и закричала:

— Bueno?

— Bueno! — ответил бармен, ухмыляясь. Он подал ей бокал, в котором плескалось чуть-чуть виски, и сказал Бену: — Три песо.

Бен поднял бокал и чокнулся с девушкой. Они выпили, а бармен повторил:

— Три песо.

Бен отмахнулся от него.

— Я расплачусь потом. — Он положил руку на колено девушки и почувствовал, как она придвинулась ближе и прижалась к нему бедром; ее голова наклонилась, и он уловил слабый запах волос. И тут в памяти Бена всплыло другое: прямая автострада от Бордо до Байона, слепящее солнце между сосен, песок под сосной и «ситроен», с ревом пронесшийся мимо на скорости сто миль в час по крайней левой полосе движения, и на заднем сиденье — полно детей. «Проклятые маньяки!» — подумал он и, обернувшись, в бешенстве оглядел бар, так крепко сжимая бокал с пивом, что чуть не раздавил его.

Дверь распахнулась, и в бар вошли трое. Одним из них был полицейский из таможни. Он снял кепи и сел рядом со своими спутниками, одетыми в черные костюмы.

Бен повернулся и услышал, как девушка просит его щебечущим голоском:

— Tienes cigarillos, por favor.

Он сказал, что не курит сигарет. Она показала на пустой бокал:

— Un whisky?

Негр уже наполнял бокал. Она счастливо мурлыкала возле Бена, который наклонился и сжал ее бедро — оно было упругим; под платьем не было ни комбинации, ни корсета. Он проследил, как девушка опрокинула бокал, слишком поспешно. Бен протянул свой бокал негру, девушка немедленно присоединилась к нему, произнеся певучим голосом:

— Un whisky!

Бармен плеснул ей еще одну мизерную порцию. Бен закрыл глаза. Проклятый полицейский сидел рядом, в углу бара.

«Он должен мне, — подумал Бен, — десять песо… Когда девушка допьет виски, я приглашу ее к себе в номер…»

Бармен постучал холодным черным пальцем по руке Бена.

— Двенадцать песо, — сказал он.

Бен взглянул на него и сощурился. Улыбающаяся физиономия негра маячила всего лишь в нескольких дюймах от него. Сам не понимая почему, Бен улыбнулся ему. «Может быть, бармен выслушает его историю? Негры, в основном, неплохие парни, не то что этот прилизанный ублюдок в темных солнцезащитных очках, с белыми нашивками на плечах. Они понимают ваши неприятности… Да, да, он выслушает меня…» — подумал Бен. Он перегнулся через стойку бара и сказал, тщательно подбирая испанские слова:

— Послушай, я хочу, чтобы ты поговорил со мной. Я убил свою жену…

— С вас двенадцать песо, — ответил по-английски негр.

Бен кивнул головой: почти два фунта за пару бокалов паршивого пива и три глотка латиноамериканского пойла под названием «виски». Но он не будет спорить. Он не будет ссориться с барменом. Он инстинктивно не терпит грубости по отношению к цветным. Бен опять улыбнулся негру и обернулся к девушке. Она допила третью порцию виски и спокойно сидела спиной к нему и улыбалась полицейскому и двум мужчинам в углу бара.

Бен взял ее за руку и медленно сказал по-испански:

— Послушай, я убил свою жену.

Девушка быстро оглянулась на него, а потом беспомощно посмотрела на негра, который бесстрастно пробубнил:

— С вас двенадцать песо.

Бен долго возился с застегнутым на пуговицу карманом, пытаясь вспомнить, за сколько бокалов расплатился. Хмель ударил в голову, движения были неуверенными; у него осталось не очень-то много песо. Придется снова менять доллары.

Бен достал пачку банкнот и нечаянно выронил на пол. Нагнувшись и сгребая на ощупь деньги, он подбирал мысленно испанские слова, надеясь рассказать девушке, что с ним произошло: как стремительно проносились сосны, как автомобиль попадал то в полосу тени, то на залитую солнцем автостраду, как волосы Лауры развевались на ветру и падали ей на глаза… Бен гнал тогда машину, убаюканный мягким шорохом шин, и внезапно в центре дороги возник молоковоз. Остановился. И вдруг остановилось все, слышался только вой сирены и грохот молочных бидонов вокруг него, вся дорога была залита молоком, а он лежал на песчаной обочине, под соснами, и Лаура лежала рядом с ним, накрытая одеялом, и почему-то все время дергала ногами. Он помнил, что следил за ней со странной отрешенностью, удивляясь, почему она так дергается. Над ним склонился мужчина в синем халате, поблизости стоял полицейский в белом шлеме. Проезжавшие мимо автомобили замедляли ход, но второй полицейский на автостраде свистел, заставляя их не задерживаться. Лаура, лежавшая рядом с ним под одеялом, через некоторое время перестала дергаться, и когда позднее он пришел в себя в больнице, ему сообщили, что жена умерла.

Когда Бен собирал банкноты с пола, он заметил рядом с высоким табуретом, на котором сидела девушка, пару ботинок. Полицейский с кобурой на боку, в темных солнцезащитных очках улыбался ей из-под усиков, похожих на щеточку для ногтей. Он мельком взглянул на Бена, как бы с трудом узнавая его, и продолжал болтать с девицей. Бен заметил, что она тоже улыбается. Полицейский резким голосом сделал заказ бармену, тот подобострастно кивнул и достал бутылку «Хейги».

Бен вернулся на место, не зная, что делать дальше. Слушая, как полицейский мягким, вкрадчивым голосом что-то шепчет на ухо девушке, он почувствовал, что в нем разгорается бешеная ярость. Бен крепко сжал лежащую перед ним пачку долларов, а бармен снова сказал:

— Двенадцать песо.

Бен в нерешительности замер. Он взглянул на полицейского, затем на девушку, никто из них не обращал на него никакого внимания. Тогда Бен схватил девушку за руку и не слишком вежливо потянул к себе.

— Идем, — пригласил он по-испански, — идем, выпьем виски, настоящее виски. Пошли отсюда!

Она бросила на него рассеянный взгляд и выдернула руку. Он повторил громче:

— Идем выпьем виски! У меня наверху!

Девушка отодвинулась и оглянулась на полицейского, который, махнув в сторону бармена, обратился к Бену:

— Вы слышали, что вам сказали? Двенадцать песо.

— Вы задолжали мне десять песо! — закричал Бен и сунул доллары в карман.

Полицейский напрягся и отошел от девушки.

— Вы скандалите?

— Вы задолжали мне десять песо, — упрямо повторил Бен. — И оставьте девушку в покое. Она со мной.

Полицейский заколебался, что-то пробормотал девице, та пожала плечами, и он вновь повернулся к Бену.

— Ты расплатишься и уберешься отсюда. Мы не желаем терпеть твое присутствие. Тут приличное заведение.

— Грязный притон! — закричал Бен по-английски, соскользнув с высокого табурета. Лицо его дергалось от негодования. — Убирайся отсюда сам! Кто ты, черт побери, чтобы указывать мне, что делать?!

Негр приподнял откидную крышку стойки, чтобы выйти, а полицейский похлопал рукой по кобуре. В этот миг Бен ударил его. Позднее он удивлялся, как точен был его удар. «Я не должен повредить очки, — сверлила навязчивая мысль. — Надо бить по нижней половине лица и по корпусу…» И Бен нанес правой удар в челюсть, чувствуя, как голова полицейского дернулась назад; затем последовали два коротких резких удара справа и слева под ребра, последний свинг правой пришелся точно ниже уха, и от этого удара полицейский повернулся вокруг своей оси, отлетел к стенке, с грохотом ударился об нее, сполз вниз и неподвижной массой застыл на полу.

Девицы завизжали. Негр замер, держась рукой за приподнятую откидную крышку стойки бара, выкатив белки глаз и широко раскрыв рот. Бену оставалась одна секунда, чтобы сообразить, как глупо было бить вооруженного полицейского в банановой республике.

Когда он бросился к двери, в баре царил настоящий бедлам. Тени двух мужчин, сидевших в углу, метнулись через танцевальный круг. Негр с силой хлопнул откидной крышкой стойки бара и прыгнул вслед Бену, который выскочил за дверь и мчался вверх по каменной лестнице в темноту, слыша за собой крики и мысленно прикидывая: «Я должен забрать багаж, выбраться из отеля и попасть на судно…» Его беспокоило, дежурит ли крепыш в пижамной куртке за конторкой.

Мужчины гнались за Беном по лестнице, и у него мелькнула мысль: «Надеюсь, я надолго вывел из строя этого ублюдка, иначе он бросится за мной и, чего доброго, откроет пальбу…»

На лестничном марше он повернул влево, пытаясь вспомнить, где расположен его номер. Позади раздавались громкие крики и топот ног; казалось, все вокруг приобрело какие-то смутные, неясные очертания. Было очень темно. Бен попытался найти дорогу, держась за стену коридора сначала одной, потом другой рукой; резко свернув за угол, он с грохотом упал, острая боль пронзила колено.

С трудом поднявшись на ноги, Бен увидел крепыша в пижамной куртке, шедшего в его сторону. Держа дубинку двумя руками, крепыш медленно продвигался вперед, широко расставляя ноги; его фигура четко вырисовывалась на фоне света, падающего от лампы на конторке дежурного клерка.

Бен колебался какую-то долю секунды. Человек крался между ним и его номером. За ним двигались трое, а, возможно, и четвертый, вооруженный. Бен решил вступить в схватку с крепышом. Он подобрался, помня, что вооруженный дубинкой — все равно опасен, как если бы он был с ножом или пистолетом только с одним патроном. Он, Бен, должен был выиграть первый раунд, иначе ему придется плохо. Он первым нанесет удар. Времени у Бена было мало: секунд через пять сюда добегут остальные преследователи.

Он вытянул руки по бокам, напряг пальцы, наклонил слегка голову и бросился вперед, целясь противнику в живот и следя за дубинкой, но было слишком поздно: дубинка молниеносно описала параболическую траекторию в тот момент, когда пальцы Бена ударили крепыша точно ниже грудной клетки, погрузились в жировые складки живота, схватились за ребра и с силой притянули крепыша к себе; низко опущенный лоб Бена врезался прямо в середину его лица. Послышался хруст, крепыш пронзительно вскрикнул и отчаянным неуверенным движением опустил дубинку, чиркнув ею по стене, затем попытался снова поднять дубинку и обрушить ее на голову Бена. Бен изо всех сил ударил его коленом в пах и подумал: «Я крепко увяз в этой истории, так что надо использовать все усвоенные боевые приемы, иначе один удар дубинки — и он меня убьет…»

Он видел, как дубинка взметнулась вверх, потом услышал, как его противник застонал и начал корчиться от боли. Негр и двое других мужчин бежали к ним по коридору. Бен оттолкнул крепыша к стене, проскользнул мимо и с силой швырнул его на негра. Дубинка со стуком покатилась по линолеуму. Бен схватил и поднял ее над головой. Негр стоял рядом с искаженным от ужаса лицом, его глаза неотрывно следили за траекторией дубинки. Двое его спутников начали отступать по коридору.

Полицейского нигде не было видно.

— Назад, иди я вышибу тебе мозги! — крикнул Бен негру, сжав дубинку из твердого дерева, ручка которой была обмотана скотчем, размахнулся и сделал шаг вперед.

— Si vámonos! — пробормотал негр и отступил вслед за остальными.

Бен повернулся и побежал, не выпуская дубинки из рук. Он никак не мог отыскать свой номер. Свернув налево, он увидел дверь, ведущую во внутренний дворик. Бен вспотел и запаниковал, бросился опять в коридор. Впереди он услышал приглушенный взволнованный шум голосов. Добежав до угла коридора, он свернул налево, проклиная себя за то, что не запомнил, где расположен его номер. Он прикинул, что у него останется здесь: полторы бутылки «Джонни Уокер», легкий костюм, рубашки, бритвенный прибор и, конечно, портфель. Очевидно, о портфеле он будет жалеть больше всего.

Внезапно в отеле наступила тишина. Бен подумал: «Эти ублюдки подкрадываются ко мне…» Достигнув конца коридора, он замедлил бег, ожидая, что противники набросятся на него из-за угла.

Однако коридор был пуст. Перед ним была конторка дежурного клерка и дверь, ведущая на площадь, где непрерывными потоками хлестал дождь. За конторкой никого не было. Бен выскочил в дверь, сбежал вниз по ступенькам и заскользил по серой слизи, которая покрывала все, лилась мутными ручейками между булыжников и вдоль сточных канав. Площадь заливали пузырящиеся от дождя лужи. Бен стал пробираться к сводчатым галереям, проскочил мимо сидящего у стены мужчины с надвинутым на лицо сомбреро, из-за чего нельзя было понять — то ли он спит, то ли пьян. Достигнув сводчатых галерей, Бен начал огибать площадь, стараясь убраться подальше от отеля, на ходу пытаясь выработать хоть какой-нибудь план действий. Ему оставалось только одно — добраться до судна. Бен задумался: «Каково, с точки зрения закона, его положение? Могут ли власти заставить капитана выдать беглеца? Старик, вероятно, укроет его: он не любит иностранцев. В конце концов, что такого совершил Бен? Просто учинил небольшой скандал в притоне…»

Сквозь шум дождя он услышал крики и топот ног по лестнице отеля. Бен нырнул в одну из галерей и осторожно выглянул. Спустившийся по ступеням отеля человек шлепал по лужам через площадь, направляясь к сводчатым галереям, где прятался Бен. Тип втянул голову в плечи, защищаясь от дождя, и прижимал пистолет к животу. Это был полицейский в темных солнцезащитных очках.

«Вот и все! Но я должен убежать, — подумал Бен, — даже если он будет стрелять. Прицельный огонь из обычного пистолета можно вести на расстоянии не более десяти ярдов. Полицейский вряд ли в хорошей форме. Он не сможет стрелять на бегу…» Про двух других мужчин Бен ничего не знал. По внешнему виду они походили на обычных горожан. Он надеялся, что удача ему не изменит.

Все еще крепко сжимая дубинку в руках, Бен почувствовал, как кровь стучит в висках, а легкие словно разрываются от боли. Перед ним никого не было. Он выскочил из-за угла, из укрытия галереи, под теплый дождь. Услышав позади себя крики, Бен бросился бежать со всех ног, разбрызгивая вокруг большие комья грязи; он успел заметить, что дождевые капли на руках перемешаны с какой-то черной порошкообразной жижей, похожей на сажу. Такие же грязные пятна были на рубашке и на брюках.

Обернувшись назад, он увидел, что за ним гонятся двое. Бен свернул на улицу, ведущую к церкви. Улица была пустынной. Снова оглянувшись, он не увидел за собой никого. Бен замедлил бег, едва переводя дыхание; в ушах стоял звон. Он отбросил дубинку и помчался к воротам порта.

Пробегая мимо маленькой желтой церквушки, около которой в разлившемся озере грязи стояли два такси, Бен вдруг осознал, что уже, по крайней мере, минут двадцать не думал о Лауре. Может быть, это и было для него противоядием? Бен Моррис, попавший в передрягу и лишенный всех земных благ, вынужден бегством спасать свою шкуру. Во всяком случае, это нарушит привычное течение его жизни…

Сквозь шум дождя пробивался одинокий плач гавайской гитары. Он свернул на улицу, по обеим сторонам которой стояли лачуги и складские помещения, а в дальнем конце смутно вырисовывались ворота порта и здание таможни. Таможня была погружена во тьму, а ворота заперты на два висячих замка. Шатаясь, по щиколотку в воде, Бен подбежал к воротам и увидел в дальнем конце причала огни судна. Ворота были высотой не меньше пятнадцати футов, и перелезть через них не представлялось никакой возможности; к тому же, по всей длине и дальше, на прилегающей стене, была натянута колючая проволока. Бен схватился за решетку ворот и в отчаянии потряс их. В ответ только печально лязгнули замки.

И тут он вспомнил о такси у церкви. Сейчас это был его последний шанс, если, конечно, он не найдет способа проникнуть через стену. Но именно в порту они и будут его искать в первую очередь. Ему надо нанять такси и перевалить через горы в Паратаксин, находящийся в 180 километрах отсюда. Заплатить шоферу долларами — если понадобится, отдать все доллары. В такси он сможет выспаться; обсохнуть, согреться и выспаться.

Бен развернулся и бросился бежать обратно к церкви. Он был почти у цели, когда услышал настигающий его из темноты пронзительный вой сирены и увидел мчащийся на него джип с синей мигалкой; в машине были четверо полицейских в шлемах. Бен рухнул на землю, зарывшись руками в грязь и прислушиваясь к пронесшемуся мимо него вою сирены. Потом встал и побежал.

Оконные стекла такси были подняты вверх, водители спали за рулем, укрывшись ковриками. Он вскочил в первую машину и разбудил шофера, вынимая из кармана рубашки промокшую пачку долларов. Таксист подозрительно уставился на него.

— Паратаксин! — выкрикнул Бен. — Вези меня в Паратаксин!

Водитель начал что-то бормотать, но его голос утонул в шуме барабанящего дождя. Бен отсчитал тридцать долларов и прокричал:

— Паратаксин!

«Ну, давай! Живее! — подумал он. — Заводи машину! Джип может вернуться в любую секунду…» Таксист неторопливо пересчитал банкноты, и в его глазах появилось задумчивое выражение.

— Пятьдесят долларов, — сказал он наконец.

Бен отсчитал еще двадцать долларов.

— Vamonos! — крикнул он. — Паратаксин!

— Паратаксин очень далеко, — объяснил таксист по-испански. — Ехать придется пять часов.

— Хорошо, пять, так пять, — согласился Бен, и шофер включил зажигание. Коленчатый вал провернулся, но двигатель не схватил. Бен нервно сжал колени, ожидая каждую секунду услышать полицейскую сирену. Таксист сделал еще одну попытку — двигатель кашлянул и ожил. Во все стороны полетели брызги, когда машину занесло юзом вбок.

— Слишком много воды, — произнес шофер, хмуро взглянув на него.

— Быстрее! — сказал Бен. — Выбирайся отсюда!

Таксист включил вторую скорость, автомобиль чуть дернулся вперед и заскользил, разворачиваясь вокруг своей оси. И тут Бен услышал полицейскую сирену. Она была еще далеко. Стараясь держаться спокойно, он сказал шоферу:

— Когда доберемся до Паратаксина, получишь еще двадцать долларов!

Водитель бесстрастно кивнул головой и начал поворачивать машину. Звук сирены быстро приближался. Бен оглянулся, следя через заднее стекло за синей мигалкой. Такси наконец развернулось и свернуло в боковую улочку, зажатую между стен без окон и дверей. Бен услышал пронесшийся мимо пронзительный вой сирены и увидел, как фары джипа на секунду осветили стены церкви и исчезли. Таксист с мрачным видом пристально посмотрел на Бена.

— Policia!

Бен сглотнул и ухмыльнулся.

— Кто-то попал в беду, а?

— Claro, — ответил шофер.

Подпрыгивая на ухабах разбитой дороги, они удалялись от центра города. Бен мало что мог разглядеть через ветровое стекло, где «дворники» с трудом двигались по толстому слою черной сажи, падающей вместе с дождем.

— Сколько у нас бензина?

— Заправимся там, впереди, — пробормотал водитель.

Бен попытался прикинуть, сколько времени потребуется полиции, чтобы вычислить его бег до остановки такси, а потом найти дорогу, по которой он отправился через горы в Паратаксин, — на это полиция могла потратить несколько часов или минут, если другой таксист видел, как они отъезжали. Он взглянул на указатель уровня топлива. Стрелка стояла ниже нулевой отметки.

— У тебя же нет бензина! — зло воскликнул Бен.

— Указатель сломан, — ответил водитель, вписываясь в крутой поворот. На мгновение Бен успокоился. Было около двух часов ночи, и он начал замерзать; от присохшей к рукам черной грязи горели сбитые в кровь суставы пальцев.

Несколько минут машина медленно ползла вверх, а затем внезапно дернулась и остановилась. Таксист открыл дверцу и что-то прокричал. В ту же секунду Бен распахнул дверцу со своей стороны и выскочил под дождь.

Он весь напрягся и был готов и к потасовке, и к побегу. Однако, оглянувшись, он глубоко вздохнул и вернулся в машину. Они стояли на открытом месте, среди пальм, и тут он увидел бензоколонку и какую-то жалкую лачугу. Внутри лачуги зажегся свет, и на пороге появилась старая женщина с цилиндром на голове. Стуча зубами от холода, Бен наблюдал, как она проковыляла к насосу, отстегнула шланг, подтащила его к такси и вставила в заправочный лючок, потом вернулась к насосу и принялась орудовать ручкой вверх-вниз, как будто качала воду. Мерный стеклянный бачок, стоящий наверху насоса, медленно наполнялся бензином. Когда он наполнился доверху, старуха перестала качать и подождала, пока бензин не перельется по шлангу в бак такси. И снова начала качать. На этот раз, казалось, работа шла еще медленнее. Бен выскочил из машины, выхватил у нее ручку насоса, пробормотав: «Разрешите», и с остервенением стал качать, поминутно поглядывая в сторону города — не видно ли света фар поднимающихся по склону машин.

Когда пятый бачок был заполнен и бензин перелит в бензобак такси, он выдернул шланг, сунул десятидолларовую банкноту в руку старухи и запрыгнул в автомобиль. Они медленно взбирались по верхней дороге, с трудом выжимая из машины менее пятнадцати миль в час.

— Ты не можешь ехать быстрее? — прокричал Бен.

Водитель пожал плечами.

— Это горы. Очень высокие, подъем очень медленный.

Бен обернулся, глядя в заднее стекло — за ними была сплошная тьма и дождь. Он вздрогнул. Ему вспомнился сон, мучительно повторяющийся с детства, точнее, полусон-полукошмар и вечная погоня. Детали сна менялись, но канва оставалась: преследователь, сильный и опасный, гнался за ним по огромной пустынной территории; гнался иногда днем, иногда ночью; он, Бен, всегда оказывался впереди своих преследователей, казалось, они вот-вот догонят его, но все-таки каждый раз ему удавалось оставить их далеко позади, на горной дороге или на равнине… И тогда он просыпался. Странно, но Бен всегда чувствовал разочарование; ему казалось, что его обманули и что в погоне таится какая-то особая притягательность…

Бен, дрожа от волнения, понял, что теперь сон обернулся явью; поглядывая в заднее стекло, он в глубине души жаждал заметить свет фар полицейского джипа и испытывал непонятную досаду, видя только мрак и хлещущий дождь.

В его намерения не входило быть пойманным. Бену хотелось лишь бросить вызов преследователям, доказать, что он всегда сумеет уйти от них. Но в отсутствие охотника он превращался в обычного человека — усталого, промокшего, без багажа, истратившего кучу денег на такси, которое за полночь пыталось перевалить через горы.

Ехали молча. Такси покрывал слой сажи, наносимый дождем, который становился все толще и толще. Спустя некоторое время Бен снял мокрую рубашку, одолжил у водителя одеяло, накинул его на плечи и скрючился, прижавшись к дверце.

Горный подъем был трудным. Ночь обещала быть долгой.