Пол

Лагерь «Туто», Гренландия

Пола разбудило завывание ветра, который непрерывно гулял над шапкой полярных льдов. Иногда ветер свистел, как старый пароход; иногда ревел, как мотор реактивного самолета, заходящего на посадку.

В темноте, царившей в сборном бараке из гофрированного железа, Пол не мог разглядеть других мужчин, но знал, что они точно есть – спят на двухъярусных нарах где-то рядом. В казарме стоял резкий запах отсыревшей шерсти и потных, немытых тел. Пол высвободил руки из-под тонкого стандартного одеяла, которым он укутался, ложась спать. Шерсть кусалась, и это было до боли знакомое ощущение. Такие одеяла использовали в армии давно, начиная с Кореи, а возможно, еще со Второй мировой войны. На нем было три комплекта нательного белья, и каждый впивался в тело швами, которые пересекали его, как линии широты и долготы глобус. В области подмышек и в паху он испытывал странные, не очень приятные ощущения.

Ему приснился кошмар, и страх, сдавивший живот, лопатки, спину, не отпускал. Последнее, что он запомнил, перед тем как проснуться, было до ужаса реалистичное видение, как Нэт открывает духовку, чтобы вытащить противень, и отскакивает с пронзительным воплем. Он видел как наяву ее обгоревшие по локоть руки, ее розовые пальцы, из которых сочится кровь, – как плоть животного, с которого содрали шкуру. Слава богу, это был всего лишь ночной кошмар.

Пол был уверен, что дома все в порядке. Каждое утро за завтраком он спрашивал у офицера-связиста Роджерса, есть ли важные новости из Штатов. В этот момент сердце тревожно замирало в груди, но Роджерс всякий раз отвечал, что на родине все спокойно. В крайнем случае рассказывал о какой-нибудь катастрофе, произошедшей далеко от Айдахо-Фолс. Пол на некоторое время успокаивался и дышал ровнее. Он старался не думать о том, что его знание или незнание ситуации в Айдахо-Фолс не играет ровно никакой роли, ибо, случись что, он все равно ничем не сможет помочь. Он оставил свою семью в одном медвежьем углу, а сам застрял в другом. Если им понадобится его защита, он будет не в силах ее предоставить.

Когда Пол прибыл в Гренландию, реактор в «Кэмп сентьюри» еще не довели до ума, поэтому ему и еще пятнадцати сотрудникам пришлось несколько недель проторчать в лагере «Туто», а это на несколько сотен миль южнее. Все, что он там видел, имело два цвета – белый и коричневый. Это просто какое-то визуальное недоразумение: грязь, снег, грязный снег, снежная грязь, морозный воздух, иногда летящая по воздуху грязь, то есть пыль. Парни, впрочем, не скучали. Им приходилось расчищать совковыми лопатами снег, перемешанный с грязью, чистить «медовые корзинки» (они же туалеты) и выливать на лед шестидесятигаллонные бидоны с говяжьим бульоном в надежде приручить полярную лисицу. Должно же быть в доме домашнее животное! Потом им сообщили, что строительство реактора в «Кэмп сентьюри» завершено и скоро его введут в эксплуатацию. Когда погода позволит, они отправятся на север.

В темноте послышался сигнал тревоги. Пол соскочил с койки и дернул цепочку, которая свешивалась с потолка. Над головой вспыхнула электрическая лампочка. Десять мужчин разом подскочили на нарах, почесывая головы и протирая после сна глаза.

– Слышали, как ветер завывает? – изумленно присвистнул младший специалист Бенсон.

– Как по мне, он немного улегся по сравнению со вчерашним днем, – пробурчал младший специалист Мейберри, закуривая.

Высокий, темноволосый и вихрастый Мейберри был не строителем, не оператором, а геологом, и это его четвертая командировка в Гренландию. Он говорил, что работает в основном в тоннеле, который пробурили во льдах под «Кэмп сентьюри». Внутри установили продолговатые активные зоны, спрятав их в некие «футляры», встроенные в лед. Как сказал Мейберри, «Кэмп сентьюри» – просто сказка по сравнению со старой гренландской базой «Кэмп фисткленч». Правда, не все с ним согласились, и разговор дальше не пошел. Начали обсуждать завтрашнюю погоду.

Парни как раз зашнуровывали ботинки, когда Мейберри вдруг замер:

– Вы это слышите?

Все прислушались. Издалека доносилось едва различимое стрекотание мотора.

– Почтовый самолет, – закричал Бенсон.

Все гурьбой выскочили наружу. Свет слепил глаза, холод сдавливал грудь, но куда важнее был самолет, который, качаясь из стороны в сторону, приближался к короткой взлетно-посадочной полосе. Все радостно кричали, а кто-то даже махал руками.

На душе у Пола стало легче. Почта! Он еще не получил от Нэт ни одного письма. Он не был уверен, что именно этот самолет несет ему весточку из дома, ведь со времени его отъезда не прошло и месяца, но надеялся, что письмо в любом случае скоро придет. Секунды тикали… Они наблюдали, как крылатая машина подрагивает, борясь с порывами сильного ветра. Пол страстно желал, чтобы в почте было что-то и для него. Сам-то он написал письмецо, когда улетал. Наверняка Нэт скучает по нему.

Самолет был уже совсем рядом, прямо над взлетно-посадочной полосой. Полярники даже видели, как пилот машет им рукой, но сильным порывом ветра машину развернуло по диагонали – и она снова взмыла вверх, едва успев набрать нужную скорость. Пол стоял, засунув руки в карманы и скрестив пальцы: он слишком суеверен, чтобы что-то говорить.

– Мы же не хотим, чтобы пилот разбился, – заметил кто-то из парней.

– А не мог бы он просто сбросить почту? – спросил Бенсон.

– Нет, здесь так не делается.

– Он вернется, – выразил робкую надежду кто-то еще. – Ему почти удалось сесть.

Криков радости больше не было, мужчины молча стояли и ждали. Видно было, как крылья самолета вибрируют и дрожат подобно крылышкам бумажного самолетика перед включенным вентилятором. Мотор натужно чихнул, и летчику снова пришлось признать поражение. Двигатель взревел, и самолет, развернувшись, направился в сторону моря. Больше он не вернулся.

Пол опустил плечи. Ничего, ничего…

– Возвращается в Штаты. Думаю, на следующей неделе еще прилетит. – Мейберри хлопнул Бенсона по спине и весело сказал: – Позвать капеллана, джентльмены, или без него справимся?

Они побрели по расчищенной дорожке к столовой – еще одному тесному бараку, где они рассядутся, касаясь друг друга локтями, и будут завтракать.

– Мейберри! – обратился к геологу один из солдат. – Как тебе удается все время быть в хорошем настроении?

– Я работаю в ледяной пещере, – сходу отреагировал Мейберри. – А здесь для меня – просто летний лагерь.

– Бедолага, – сказал солдат, придерживая дверь в столовую.

Пол бросил последний взгляд в сторону моря Баффина, куда улетел грузовой самолет, унося с собой письмо Нэт. Хотя, возможно, там и не было никакого письма. Теперь самолет превратился в крошечную крапинку в небе.

Пустые тарелки из-под еды стояли на длинном столе, а солдаты сидели и курили, стараясь расслабиться перед очередным нарядом. Любая работенка в «Кэмп сентьюри», неразрывно связанная с бесконечной борьбой с ужасным климатом, наводила на них тоску.

Они соскребали снег с машин; сбрасывали сугробы с деревянных навесов, колотя по ним ручками метел; сбивали наросты льда из-под вагончиков, которые мощные тракторы тащили на лыжах с одной базы на другую. Лед скапливался под ними в таких объемах, как будто несколько тысячелетий только и ждал, чтобы намертво прицепиться к какому-нибудь вагончику.

Еще одним распространенным видом работ была чистка сортира. Пол понимал, что скоро придет и его очередь. Он должен будет вытаскивать ведра из отверстий в туалете и выливать содержимое за четверть мили от лагеря.

– Подожди, посмотрим, как ты с этим справишься в «Кэмп сентьюри», – посмеивался Мейберри. Чувство юмора у него, надо сказать, было весьма своеобразным.

Дело в том, что на леднике вообще нет почвы. Нечистоты сливаются на участок льда, который парни на базе в шутку прозвали Говнобергом. Мейберри клялся и божился, что лет через сто или около того Говноберг отколется от ледника и поплывет, как величавый корабль первооткрывателей, к побережью Скандинавии.

Мейберри раздал парням несколько номеров «Вашингтон пост», которые пилот с авиабазы «Эндрюс» доставил им раньше. Газеты здесь ценились даже выше, чем сигареты и шоколад. Люди зачитывали их до дыр, смакуя каждое слово, как ценные архивные документы. Пол, водя пальцем по разделу объявлений, наткнулся на публикацию о продаже автомобиля «Хорьх» 1937 года выпуска в отличном состоянии.

– Парни! Только взгляните, – решил он поделиться радостью.

– Извини, – не поднимая головы, парировал Мейберри, – но сейчас меня больше интересует коробка для бэушных шелковых галстуков.

Пол рассмеялся и, заглядывая товарищу через плечо, принялся изучать раздел «Разное».

– Эй! – принимая правила игры, воскликнул он. – Серая тахта в хорошем состоянии. Без кресла.

– Свадебное платье, – продолжал куражиться геолог. – Ни разу не надеванное. Подвязки прилагаются!

– Полный набор стоматологических инструментов, – подключился младший специалист Бенсон, листая свой экземпляр газеты. – И еще лоток для новорожденных щенков.

– А вот женщина продает со скидкой коллекцию дорогих париков, – прочитал Мейберри.

Так они смеялись, расслаблялись, а сержант, который должен раздавать наряды на работу, все не появлялся.

– Я вот о чем хочу спросить, – повернулся Пол к Мейберри.

Тот переложил газету в другую руку:

– Я весь внимание.

– Что там вообще происходит в этом «Кэмп сентьюри»? Недавно оттуда вернулись двое парней. Говорят, рабочие уже смонтировали реактор и теперь бурят в другом направлении, прокладывают следующие тоннели.

Приятель хмыкнул.

– «Кэмп сентьюри» – научно-исследовательская организация, – торжественно, как диктор телевидения, произнес Бенсон. Поправил воображаемые очки и продолжил: – Как видите, никакого оружия нет. У нас всего одна винтовка, чтобы отпугивать случайно забредшего белого медведя.

Мейберри рассмеялся.

– Я слышал все эти теории… – не унимался Пол.

– Мы изучаем полярный ледяной щит, – продолжил Бенсон. – Армия обожает полярный ледяной щит. Армия просто очарована видом чертова полярного ледяного щита.

– Конечно, изучение полярных льдов – дело весьма благородное, – согласился Мейберри, – но «Кэмп сентьюри» построили не для этого.

– А для чего тогда? – спросил Пол. – Я слыхал, что там планируется несколько баз. Один парень, с которым я работал на CR-1, рассказывал, что видел подо льдом рельсовые дороги, но они тогда не были задействованы.

– Все верно, – понизил голос геолог, хотя по выражению его лица невозможно было понять, шутит он или на самом деле соблюдает осторожность.

Он начал рисовать пальцем схемы на столе, как футбольный болельщик, который объясняет расстановку игроков на поле.

– Да, на самом деле «Кэмп сентьюри» – первый лагерь в череде прочих, которые собираются разместить в Арктике. Все, как ты говоришь. Базы будут построены подо льдом и соединены подледными тоннелями, в которых проложат железнодорожные пути для переброски оружия, ракет, боеголовок. Если разведка сообщит, что Советы атакуют с воздуха, мы сможем быстро выйти на позиции и контратаковать, передвигаясь подо льдом. Там нас не обнаружат.

– Прямо-таки линия «Дью», – пошутил Бенсон.

Все недовольно заворчали при упоминании самой большой лужи, в которую недавно села армия. Линия «Дью», состоящая из радарных станций, расположенных на Аляске, в Канаде и Гренландии, обошлась в миллиард долларов и в 1957 году дала Америке преимущество, которое просуществовало лишь девять недель. США праздновали победу в гонке вооружений до тех пор, пока русские не запустили спутник, чем свели на нет превосходство новой американской технологии.

– Это же можно строить целую вечность, – засомневался Пол.

– Может, и не вечность. «Кэмп сентьюри» построили за семьдесят дней с небольшим.

– Понадобятся тонны оружия.

– У нас есть оружие. Что, по-твоему, мы делаем с металлоломом, оставшимся после войны? – снова развеселился Мейберри.

Пол покачал головой.

– И откуда ты столько знаешь? – спросил он.

Мейберри улыбнулся.

– Геолог в лагере – все равно что капеллан. Вокруг тебя создается аура добродетели, как будто ты из другого мира, – объяснил он. – Все откровенничают с капелланом. Все откровенничают с геологом.

Прошло несколько дней, и ветер улегся. Им позволили отправиться на север – в «Кэмп сентьюри». Путешествие в три сотни миль заняло неделю. Они продвигались по льду в длинной колонне тяжелой техники, оставляющей после себя облака выхлопных газов. Водителей не хватало, поэтому Полу пришлось шесть часов просидеть за баранкой огромного трактора под названием «Полярный кот», а потом еще шесть часов трястись в обнимку с полной канистрой топлива. При этом Пол постоянно курил и молился, чтобы канистра, не дай бог, не взорвалась, а он не превратился в большой факел.

Они не выключали двигатели, опасаясь, что на морозе больше не смогут их завести. Через время Пол настолько привык к вибрации, что уже с трудом мог вспомнить, как ему жилось раньше без постоянной тряски.

Никогда в жизни он не видел ничего, что можно было бы сравнить с полярными льдами. Во все стороны, куда ни посмотри, простирался бескрайний, сверкающий и безжизненный мир. Суша и небо были одинакового голубовато-белесого цвета, как между двумя тарелками «Веджвуд». Им приказано быть предельно внимательными на маршруте, чтобы не попасть в расщелину. Сначала все очень опасались этого, но с течением времени страх улегся.

Они разглядели «Кэмп сентьюри», только когда оказались практически над ним. По длинному уклону они должны были спуститься на тридцать футов ниже.

Все знали, что там, внизу, находятся загадочные тоннели, казармы и ядерный реактор. Машина за машиной колонна углублялась под лед.

– Черт! – вырвалось у парня, сидевшего рядом с Полом.

Другие молча смотрели вперед. Здесь, подо льдом, им предстояло прожить следующие сто пятьдесят дней.

Нэт

В час ночи Нэт мчалась по шоссе домой, и милях в пяти от города у ее «Файрфлайта» лопнула шина.

Пола не было рядом уже месяц, и она пристрастилась к ночным поездкам за город. Ничего лишнего, просто чтобы прочистить мозги. Днем она слишком уставала, ее постоянно тошнило, поэтому она никуда не выезжала. Ночью же, когда девочки спали как ангелочки, стены начинали на нее давить. Однажды, через неделю после отъезда мужа, Нэт уложила малышек спать и сама забылась в полудреме на диване. Очнулась около одиннадцати часов вечера, нервная и издерганная. Пыталась снова уснуть – бесполезно. И тут ей пришла в голову идея. Женщина прошлепала в комнату девочек, завернула каждую в шерстяное одеяльце, по очереди вынесла из дома и положила на заднее сиденье автомобиля.

Лидди открыла глазенки, но, едва машина завелась, снова уснула. Саманта подползла на четвереньках к окну и с удивлением глазела по сторонам. Оказавшись вне дома в неурочный час, Нэт уже предвкушала небольшое приключение. Дочери были с ней, и она испытала огромный прилив нежности к сонным и таким очаровательным в своих ночных рубашечках крошкам. Какие же они миленькие!

Женщина опустила стекло со стороны водителя, и «Файрфлайт» медленно покатил по городу, затем выехал мимо освещенного лунным светом водопада на шоссе, ровное и бесконечное. Бескрайние просторы манили. Это как океан, который влечет, притягивает, зовет увидеть всю его бесконечность собственными глазами.

Теперь она два-три раза в неделю брала дочерей, садилась за руль и ехала по шоссе миль тридцать, подгоняемая желанием вырваться из мирка, в котором жила, чтобы потом снова вернуться обратно. Четыре недели все протекало просто идеально. Девочки катались с ней на машине и, как только возвращались в свои кроватки, немедленно засыпали. Ощущение свободы, ветра, холодящего кожу, помогали Нэт прийти в себя и несколько дней спокойно заниматься домашними делами, наблюдать за игрой дочерей, убирать за ними, отвечать на все вопросы и просьбы.

Но наступил день, когда ночная поездка едва не превратилась в кромешный ад. Шоссе было погружено во тьму, водительское стекло опущено, и женщина невольно заулыбалась, почувствовав себя капитаншей маленького корабля посреди бескрайнего океана. Внезапно раздался громкий хлопок и машина резко вильнула в сторону: сначала влево, потом вправо и, натолкнувшись на что-то – кажется, большой камень, – остановилась на обочине. Охваченная ужасом, Нэт мертвой хваткой вцепилась в руль и попыталась выехать обратно на дорогу. Спустя несколько секунд до нее дошло, что все в порядке: автомобиль стоит на четырех колесах, а не катится кубарем куда-то в темноту. Если бы не этот страшный грохот, было бы совсем неплохо.

– Мама! – крикнула Саманта.

– Сэм! Ты не ушиблась?

– Нет.

– А ты? Лидди! – позвала Нэт.

– Она спит!

– Неужели?

Если бы Нэт не была так шокирована происшествием, она бы рассмеялась. Руки и ноги резко похолодели, как будто их внезапно окунули в ледяную воду. Немного придя в себя, Нэт решила ехать дальше. «Файрфлайт» скрежетал по асфальту, как раненое животное, но делать было нечего: на дворе ночь, а до города еще далеко. Салон наполнился запахом жженой резины.

Нэт кое-как дотянула до дома, хотя последние полмили автомобиль едва полз. Остановив «Файрфлайт» возле бордюрного камня, она вышла, осмотрела его и схватилась за голову. Правая задняя покрышка превратилась в лохмотья, сквозь которые была видна металлическая сетка. Это плохо, очень плохо и, скорее всего, запредельно дорого. Она полная дура. Где были ее мозги, когда она придумывала это ночное развлечение? Они же могли погибнуть.

Саманта выползла из автомобиля и встала рядом с мамой.

– Папе это не понравится, – со знанием дела заявила дочь.

Девочка взяла мамину руку и крепко сжала ее – юная мудрая прорицательница, которая все понимает. Нэт в порыве благодарности расцеловала дочь. Затем взяла на руки Лидди и пошла в дом, мысленно ругая себя за глупость.

Соседка Крисси постучала в дверь в половине седьмого утра, даже не успев снять бигуди. Рядом с хозяйкой на крыльце стояла маленькая собачка, которой, кажется, тоже не терпелось узнать, что же, ради всего святого, случилось с машиной Нэт. Крисси точно помнит, что, когда она ложилась спать, с соседской машиной все было в порядке. Не случилось ли чего с Нэт и ее девочками? Нэт неуверенно промямлила: «Все в порядке, просто шина лопнула, когда ездили за покупками». Соседка сочувственно покачала головой, не снимая с лица маску благоговейного ужаса, а собачка присела и пописала прямо на крыльцо.

Нэт поспешила попрощаться с соседкой, заверив, что ничего страшного не произошло и она будет ездить на автобусе, пока машину не починят. Час спустя на крыльце нарисовалась Энда, которая жила через несколько домов, и тоже принялась выспрашивать, что случилось. С одной стороны, Нэт была благодарна, что к ней приходят гости, но с другой – лучше бы соседки не совали нос в чужие дела.

Следующие два дня она трижды садилась писать Полу с твердым намерением сообщить об аварии, но каждый раз бросала. Умолчать о происшествии было бы нечестно, поэтому она предпочла не писать вообще.

Теперь, когда не было возможности выезжать и она с девочками навеки застряла в доме, количество их вопросов и прочий детский лепет нарастали, как снежный ком. Однажды днем Нэт поймала себя на том, что несколько минут бессмысленно смотрит на настенные часы и их тиканье так ее раздражает, что она вот-вот впадет в истерику. И тут она завыла. На самом деле. Протяжно и безумно. Девочки, скачущие по комнате, замерли и притихли. Нэт вскочила, схватила на кухне полотенце, которым она только что вытерла помытую посуду, и завесила часы.

Той ночью, уложив Саманту и Лидди спать, женщина плюхнулась на диван, и неприятное чувство – странное смешение усталости и нервозности – снова охватило ее. Она понятия не имела, как ей жить дальше. Каждый вечер она чувствовала себя физически и психологически измотанной – после дневных забот и нервного напряжения просто необходимо было расслабиться. Некоторое время очень помогали ночные поездки за город. Теперь же Нэт пыталась искать успокоения в музыке, но ничто не могло утешить ее в полной мере.

Командировка Пола казалась ей чем-то сродни библейскому испытанию. Зачем он навлек беду на их головы? Женщина до сих пор не могла без эмоций вспоминать тот день, когда Пол вернулся домой с опухшей рукой. Ударить босса! Уму непостижимо! Прежде Нэт была уверена, что все помыслы Пола направлены исключительно на интересы семьи. Она даже считала мужа излишне заботливым и ответственным, а он позволил себе утратить самообладание в самое неподходящее время. Себя-то Нэт не жалела. Она хоть и не так давно стала женой военного, но понимала, что ее обязанность – стойко переносить долгое отсутствие мужа. Однако тот факт, что неприятной командировки могло бы и не быть, не давал ей покоя. А эти сборы в двухдневный срок! Если бы она заранее знала, что все так сложится, завела бы себе хоть каких-то подруг.

Единственное, что ей удалось, – завязать знакомство с Патрицией, молодой женой военного, с которой она познакомилась на детской площадке. К сожалению, они еще не стали настоящими подругами, поэтому Нэт не могла вот так запросто позвонить ей и сказать: «Привет, мне скучно». Возможно, приличия позволяют позвонить с чисто практической целью: «Что ты обычно делаешь, когда у машины лопается покрышка?» Или: «Как долго можно скрывать от мужа, что машина нуждается в серьезном ремонте после того, как ты, допустим, поехала среди ночи на прогулку по пустыне вместе с малолетними дочерьми, поскольку это единственный способ не чувствовать себя сумасшедшей?»

Она уже все простила Полу. Нельзя продолжать на него злиться, учитывая, какое расстояние их сейчас разделяет. Нэт вспоминала, как он ежедневно возвращался с работы, как радовались ему дочери. Короткое, но благословенное время. Она скучала по этим ощущениям. Ей не хватало его неожиданных вспышек смеха, когда девочки делали что-то по– детски нелепое или когда она рассказывала забавный случай из жизни. Нэт скучала по его теплу в своей постели, по тому, как она засыпала на его руке, по его объятиям. Пол был единственным человеком в Айдахо, кто хорошо ее знал, и, возможно, даже единственным во всем мире, а теперь он далеко. Разлука с ним образовала пустоту в ее душе.

Она встала, прошла на кухню, выдвинула ящик, в котором лежал всякий хлам, и стала перебирать: скрепки для бумаг, колпачки от ручек, пузырек прозрачного лака для ногтей. Кончиками пальцев нащупала небольшую картонную карточку. Да это же визитка, которую вручил ей молодой ковбой неподалеку от водохранилища Палисейдс! Выудив картонку из ящика, Нэт перевернула ее и стала читать. Буквы, написанные с большим наклоном, местами были нечеткими. В этом году она много раз бывала в центре, но ни разу – на отдаленной улочке, где находились автомастерские. Улочка, кстати, упиралась в железнодорожные пути, а ей, по правде говоря, нечего было там делать.

«Возможно, Эсром до сих пор там работает», – подумала она. Помнит ли он ее? Может быть, согласится сделать скидку на ремонт машины? Даже если ничего не получится, приятно будет снова его увидеть.

Хотя если он ее не узнает, это поставит Нэт в неудобное положение. Женщина внимательно вглядывалась в бледные голубые буквы, будто гипнотизируя их.

Нэт подошла к часам и сняла с них полотенце – сорвала, так сказать, смехотворную вуаль, закрывающую время. Уже восемь часов вечера. Есть шанс, что в мастерской еще кто-то остался. Других занятий все равно не было, поэтому Нэт решила рискнуть. Она посомневалась еще пару секунд и набрала номер.

Прослушав пятый гудок, она уже собиралась повесить трубку, как вдруг ей ответили. Голос принадлежал молодому человеку, и было слышно, что он слегка запыхался.

– Автомастерская.

Нэт растерялась.

– Здравствуйте! Я тут… мне нужно, – начала она жевать слова, но, собравшись с духом, громко прокричала в трубку: – Тут машину надо починить.

– Ладно, – произнес голос. – Приезжайте в любой день, кроме воскресенья. Посмотрим, что к чему. В воскресенье мы закрыты. В другие дни работаем с девяти утра до пяти вечера.

– Я не смогу на ней приехать, – расстроилась Нэт.

– Значит, нужно отбуксировать машину к нам. Назовите адрес.

Нэт сказала адрес и скороговоркой, пока не успела передумать, выпалила:

– Извините, вы случайно не Эсром?

На том конце провода ненадолго замолчали.

– Да.

– Мы познакомились в прошлом году. Вы дали мне визитку в кафе, в Кирби, недалеко от Палисейдс.

После секундной паузы голос в трубке рассмеялся.

– Я рад, что вы позвонили.

Ощутив огромное облегчение, Нэт и сама улыбнулась.

– Ваш друг говорил, что у вас лучшая автомастерская в Айдахо-Фолс.

– Мой приятель – тот еще болтун. Вас же зовут Нэт, если не ошибаюсь?

– Да, у вас хорошая память.

– Я приеду завтра утром. В десять подойдет?

– Отлично. Большое спасибо.

Улыбаясь, она положила трубку. На душе стало легче. Теперь будет чем заняться весь следующий день. Проблема с машиной решена. Это даже смешно, что один короткий разговор так помог ей расслабиться.

Следующее утро выдалось жарким и солнечным. Нэт проснулась рано. Она ощущала какое-то странное волнение, загадочное желание приободриться и собраться. Потом, правда, вспомнила о вчерашнем телефонном разговоре. Вот оно в чем дело – сегодня приедет Эсром.

Нэт поспешила в ванную, умылась холодной водой и сделала макияж. Она долго копалась в шкафу, пока не отыскала более-менее приличное платье, которое неплохо скрывало животик. Нэт казалось, что ее беременность уже бросается в глаза, но никто пока не спрашивал, даже шумные соседки, поэтому женщина предпочла демонстрировать свое интересное положение как можно меньше. Вдохновленная предстоящей встречей, Нэт пошла на кухню готовить фаршированные яйца и печь кофейный кекс.

– Сегодня что-то намечается? У нас будет праздничный стол? – затараторила, входя на кухню, растрепанная после сна Саманта. В глазах дочери вспыхнули радостные огоньки. – Папа приезжает?

– Нет-нет, – покраснела Нэт. – Ничего такого, обычный день.

– А-а-а, – разочарованно протянула девочка.

– Ну, сегодня приедет человек, чтобы посмотреть, что с нашей машиной, – сказала Нэт. – Вот и все.

Личико Саманты засияло от радости: все новое переполняло душу дочери ожиданием чего-то интересного.

– Ничего особенного, – повторила Нэт.

Саманта, кажется, имела на этот счет собственное мнение. Чтобы чем-то ее отвлечь, пришлось насыпать в миску хлопьев «Пэп».

Утро тянулось очень медленно. Нэт одела девочек, потом они несколько раз сыграли в «Кэнди-лэнд». Единственная радость от этой игры, по мнению Нэт, заключалась в том, что каждый тур заканчивался довольно быстро, так что через какие-то полчаса можно было подводить итоги. Утро уже начинало переходить в день, когда с улицы послышалось громыхание грузовика, а минуту спустя в дверь постучали.

Нэт открыла дверь. Эсром стоял на краешке ступеньки с неизменной шляпой в руках.

– Добрый день, мэм.

– Добрый день, – улыбнулась она.

– Я помню вас! – пронзительно завизжала Саманта, выскакивая из-за спины матери.

Нэт мягко отстранила дочь.

– Большое спасибо, что приехали.

– Да ерунда, – сказал Эсром. – Признаться, машина имеет жалкий вид.

– Ужасно, правда?

– Довольно скверно. Вам повезло, что вы не пострадали.

– Мы ехали среди ночи, – сообщила Саманта.

Эсром вопросительно взглянул на Нэт.

– Ну, среди ночи – это, скажем так, преувеличение.

– Нет! – В голосе девочки зазвучали пронзительные нотки, а брови возмущенно поднялись. – Мы, честное слово, ездили среди ночи. Мама вытащила меня из постелечки.

Эсром рассмеялся.

– Ладно, верю, – сказал он.

Нэт почувствовала, что краснеет.

– Мы решили проехаться, подышать свежим воздухом, – начала оправдываться она. – Да, было довольно поздно, и нам пришлось возвращаться на лопнувшем колесе.

– Мой вам совет, мэм. Всегда возите с собой запаску.

– Вообще-то в машине была запаска, но нам пришлось сменить колесо, когда мы ехали сюда из Вирджинии, а потом так и не купили новое.

– Если колесо изношено, запаской его уже не назовешь, – добродушно возразил Эсром.

Нэт кивнула. Ей хотелось сказать, что она не дура и все прекрасно понимает, но она как-то постеснялась.

– Я заметил под днищем маслянистое пятно, – доложил молодой человек. – Мне кажется, из коробки передач вытекла жидкость. Вы обо что-нибудь ударились?

– Да, о камень.

– Понятно, – приуныл Эсром. – Что-то мне не нравится эта жидкость. Такое впечатление, что она какая-то горелая. Надеюсь, из коробки вылилось не все.

Нэт не знала, что ответить на эти слова, смысла которых она решительно не понимала.

Саманта подкралась к ковбою сзади:

– Вы помните меня? Мы встречались в том месте с молочным коктейлем?

– Конечно помню, – ответил он. – Тебя зовут Сэм, не так ли?

– Да! Правильно!

Нэт очень тронуло, что он запомнил имя ее дочери.

– А это Лидди, – положив руку на голову младшенькой, напомнила она.

– Ну, я не мог забыть Лидди, – пожимая маленькую ручку, заверил Эсром.

– Как дела у ваших друзей? – спросила Нэт. – Все ли хорошо в мастерской?

– Спасибо, хорошо. Постепенно растем, – поделился молодой человек и махнул рукой в сторону ее автомобиля. – Надо заглянуть под капот, проверить, все ли там в порядке. Могу я попросить ключи? Хочу попробовать завести машину.

– Конечно. – Нэт нырнула в глубину дома и вернулась с ключами.

– Хорошо. Я скажу, когда закончу.

Поблагодарив, Нэт увлекла девочек обратно в дом. Саманта и Лидди прилипли к окну и, уцепившись пальчиками за подоконник, наблюдали за Эсромом с таким видом, как будто это первый мужчина, которого им довелось увидеть в своей жизни. Вращающийся вентилятор трепал кружева их носочков и шевелил юбки. Нэт суетилась на кухне: посыпала молотой паприкой фаршированные яйца, разрезала кофейный кекс. Потом достала консервированные персики, положила на небольшие листики салата – так, чтобы сироп не капал на выпечку, – и пошла звать Эсрома.

Когда она вышла из дома, «Файрфлайт» уже был прицеплен к пикапу и печально ждал своей участи.

– О нет, – воскликнула женщина, слегка напугав ковбоя, который о чем-то задумался.

Эсром шагнул ей навстречу:

– Да, совсем неважно. Я даже не смог запустить мотор. Подозреваю, что камень повредил коробку передач, почти вся жидкость вытекла. Не исключено, что коробка сгорела.

– А это сложный ремонт?

– Боюсь, что да.

– Черт!

Нэт забеспокоилась. Пол очень расстроится из-за выброшенных на ветер денег, ее недальновидности и всего прочего. Она потерла виски. Впрочем, заметив, как пристально смотрит на нее ковбой, выпрямилась, улыбнулась и пригласила в дом:

– Заходите. Обед на столе.

– Спасибо, но мне надо вернуться в мастерскую, – замахал руками Эсром.

– У вас даже нет времени пообедать?

Она чувствовала себя идиоткой. Зачем было утруждать себя готовкой? Она уже совершенно не скрывала отчаянного желания завести друзей. Нэт вспомнила ту встречу в кафе, жесткий взгляд официантки и свое ощущение покинутости. Одно потрясение всегда вызывает другое. Глаза наполнились слезами. Одна надежда, что Эсром не заметит. Однако неожиданная смена его настроения и участливый тон, как будто ковбой разговаривает со строптивой кобылой, готовой в любую минуту ударить копытом, не позволяли надеяться, что ее состояние осталось незамеченным.

– Извините, бога ради, пообедать время всегда найдется, – проворковал Эсром. – Очень мило с вашей стороны – пригласить меня.

От долгого пребывания на солнце в уголках его глаз образовались мелкие морщинки. Улыбка была очень теплой, хотя зубам, честно сказать, не помешал бы дантист: уж слишком они наползали один на другой, словно доски в заборе, который следовало бы починить.

Оставив сапоги у входа, молодой человек прошел в дом. Увидев стол, заставленный кушаньями, и три разновидности столового серебра, он округлил глаза. О чем она только думала, когда клала на стол матерчатые салфетки? Теперь все старания показались Нэт почти нелепыми: слегка крошащийся кекс; броская композиция из фаршированных яиц, выложенных, как устрицы, в половинках раковин; шелковистые персики, выглядывающие из сиропа.

– У нас сегодня пир, – пропела Саманта. – Настоящий пир.

– Ничего себе! – воскликнул Эсром. – Да у вас тут банкет, как на Пасху.

– Мы каждый день так обедаем, – соврала Нэт.

– Нет, не каждый, – пробурчала Саманта.

Нэт и девочки сидели полукругом и, слегка повернув головы в сторону гостя, наблюдали, как он ест. Под их пристальными взорами мужчина краснел и ерзал на стуле, но поедал угощение с таким аппетитом, что вскоре хозяйка немного расслабилась.

Саманта трещала без умолку, щедро приправляя трапезу несуразной детской болтовней и крошками поглощаемых ею фаршированных яиц. «Однажды я ела кофейный кекс с настоящим зернышком кофе, но оно было твердым, как мер-з-кий камушек». «Я умею играть в рыбу и всегда выигрываю». «Я видела, как стервятник ел черепаху на обочине дороги, а папа сказал, что зола – к золе, а прах – к праху». Лидди энергично кивала, выражая полное согласие с сестрой, так что все эти заявления исходили как бы и от нее. Лидди еще не умела хорошо говорить, поэтому Саманта выступала переводчицей: «Она сказала, что у нее есть кукла, которая спит. Если дать ей молоко, она делает пи-пи». По довольному лицу младшей сестры было видно, что перевод удачный. Лидди терпеть не могла, когда ее не понимали. Это выводило ее из себя, а в остальном она была спокойным ребенком.

Все набросились на кофейный кекс. Нэт разлила молоко по стаканам.

– Прохладное молоко, – отметил Эсром. – Не понимаю, как можно пить его каждый день. Мы пьем в основном теплое.

Слова ковбоя почему-то смутили Нэт.

– Почему? – поинтересовалась Саманта.

– У нас есть коровы.

– А вы их едите? – спросила девочка. – Шьете из них обувь?

Эсром рассмеялся:

– Все верно… обувь. Нет, мы не едим наших коров. Откуда бы в таком случае мы брали молоко? Говядину мы закупаем раз в году у наших соседей Линдов.

– Ну, тогда вы не настоящий ковбой, – заявила Саманта.

– Сэм! – одернула ее мать.

Эсром махнул рукой, давая понять, что он не в обиде.

– Высоким стандартам я, пожалуй, не соответствую, но зато почти каждый день езжу на лошади. Это считается?

– Да, – великодушно согласилась Саманта и, поразмыслив, добавила: – А почему ваших соседей зовут Линдами?

Молодой человек положил себе еще кусочек кекса.

– Вы мне нравитесь, – объявил он и заговорщически подмигнул. – Сегодня утром я кое-что нашел и думаю, что вам, девочки, будет любопытно на это взглянуть.

Он засунул руку в карман и извлек оттуда полоску слинявшей змеиной кожи длиной примерно в фут. Она была тонкая, прозрачная и покрыта бледным рисунком, из-за чего походила на что-то древнее и ценное вроде свитка.

– Это змеиная кожа, – сказал Эсром. – Правда, здесь только часть.

– А где остальная кожа? – поинтересовалась Саманта.

– Не знаю. Может, ветром сдуло.

– Это кожа гремучей змеи? Она умерла, когда потеряла кожу?

– Я не уверен, что именно гремучей, – признался Эсром. – Это верхняя часть, которая идет от головы. Если найдешь хвостовую часть, можно по маленьким бугоркам определить, где были погремушки. Видите? Здесь когда-то были глаза… Нет, линька змей не убивает. Им положено сбрасывать старую кожу, чтобы выросла новая.

Даже Нэт заслушалась рассказом, но вовремя вспомнила, что она уже взрослая, и принялась убирать со стола грязные тарелки.

– А вы видели гремучую змею? – спросила Саманта у гостя.

– Конечно. Они повсюду.

– А вы их убивали?

– Иногда приходилось, если они подползали близко к дому или амбару, – признался ковбой. – В противном случае я их не трогаю.

– Господи, Сэм, – вздохнула Нэт. – Девочки! Мыть руки. Они липкие.

– Девчонки! – позвал Эсром. – Кожу можете оставить себе.

Дети от восторга начали кричать, прыгать, а потом устроили настоящую борьбу за право обладания драгоценным подарком. Нэт, пытаясь угомонить дочерей, пригрозила, что кожа будет лежать на подоконнике, пока они не научатся хорошо себя вести. Эсром, вытянув ноги, принялся за предложенную хозяйкой дома чашечку свежеприготовленного кофе. Девочки поставили рекорд в мытье рук и прибежали обратно, забрызгивая все вокруг каплями воды. Нэт увидела в окно, как соседка Крисси, выгуливавшая маленькую белую собачонку, остановилась и начала рассматривать «Файрфлайт», подготовленный для буксировки. Проходя мимо пикапа, Крисси заглянула внутрь, но, не найдя там никого, окинула взглядом улицу, а затем заглянула в окно, в котором маячила Нэт. Почувствовав неловкость, Нэт отвернулась. Ей не хотелось торопить Эсрома.

Впрочем, он никуда и не торопился.

– У нас много игрушек. Мы их вам покажем, – заявила Саманта.

Девочки приступили к делу, носясь из спальни в гостиную и обратно с пластмассовым игрушечным телефоном, Деннисом-мучителем и Бетси-Ветси – без ресниц, но с открывающимися и закрывающимися глазами, которые, впрочем, ничего не выражали. Все это было продемонстрировано Эсрому.

– Прошу прощения, – начала извиняться Нэт. – У нас нечасто бывают гости.

– Они просто чудо, – заулыбался ковбой. – Никогда еще меня так не развлекали, когда я приезжал забирать чью-то машину.

– Вы сейчас работаете в городе? Вам нравится?

– О да! – Молодой человек вытер рот салфеткой и кивнул. Похоже, он был удивлен, что Нэт помнит все подробности. – Много работы.

– Я не ожидала, что в мастерской кто-то возьмет трубку, я позвонила довольно поздно.

– Там только я и оставался. Доделывал то, что не успел. Люблю возиться со старыми автомобилями. – Он немного смутился и сменил тему: – Я, помнится, так и не выяснил, где вы родились.

– В Калифорнии. Сан-Диего.

– Ух ты! Должно быть, это здорово!

– Да, все детство провести на пляже и все такое.

Молодой человек громко рассмеялся, словно сама мысль о счастливом детстве показалась ему нелепой.

– Иногда застывшая лава напоминает мне океан, – задумчиво сказал он. – Разве не глупо, учитывая, что я его никогда не видел?

– Не глупо, – возразила Нэт. – Мне тоже напоминает. Именно поэтому я и уезжаю ночью из города. Мне нравятся эти пейзажи. Совсем другой мир, в котором ты ищешь спасения.

Покраснев, женщина смела крошки себе на ладонь.

– И что сказал ваш муж, когда увидел колесо? – спросил Эсром. – Должно быть, очень удивился?

Саманта подбежала к нему с деревянным фотоаппаратом.

– Нашего папы дома нет! – крикнула она. – Он целый год будет работать в Антарктике!

– А-а-а, – вырвалось у Эсрома.

– Не совсем так, – уточнила женщина и повернулась к дочери. – Сэм! Помнишь, о чем мы говорили?

Нэт настоятельно просила девочек не распространяться, что папа находится за тысячи миль отсюда.

– Моего мужа направили на базу в Гренландии, – пояснила она.

– И когда он должен вернуться? – поинтересовался Эсром.

Нэт ощутила легкую тревогу. Молодой человек поднял руки, как будто собрался сдаваться.

– Извините. Я не хотел вмешиваться в то, что меня не касается.

– Нет, все нормально. Он возвращается в декабре. Надеюсь, ребеночек дождется его возвращения, но, кажется, шансов мало.

Эсром огляделся с таким видом, словно «ребеночек» мог прятаться под столом или еще где-нибудь. Он встретился с ней взглядом и, поняв, о чем речь, рассмеялся.

– У вас будет ребенок?

Для нее это казалось очевидным, но вот нашелся тот, кто не заметил.

– Да, в начале декабря, – подтвердила Нэт.

– Ну это… как его… мои поздравления, – смутился Эсром.

– Спасибо.

Он как будто о чем-то задумался, а затем улыбнулся, поднялся и потер ладонями джинсы.

– Мне надо возвращаться в мастерскую, – сказал он. – Я просто не могу подобрать подходящих слов, чтобы выразить всю степень моей благодарности. До конца дня буду хвастаться парням, как мне повезло.

Нэт пожалела, что на столе ничего не осталось. Можно было бы передать угощение его коллегам, а то может создаться впечатление, что все затеяно только ради Эсрома.

– Это было несложно.

– Я позвоню, когда разберусь с машиной.

– Хорошо. Спасибо.

– А пока… Как вы собираетесь перемещаться по городу?

– Думаю, на автобусе.

– Слишком обременительно.

– Надеюсь, это станет для меня уроком.

– Вам не нужны уроки, – возразил ковбой с большей горячностью, чем она от него ожидала. – Иногда случается то, что случается.

– Ну хорошо, все в порядке.

– И, мэм…

– Нэт.

– Мэм… Нэт, я надеюсь, вы не станете возражать, если я время от времени буду наведываться. Вдруг вам понадобится помощь. Я был бы не против, чтобы кто-то так же присматривал за моей женой.

Она взглянула на его безымянный палец. Ничего.

Эсром перехватил ее взгляд:

– Ну, если бы у меня была жена… или мама, я бы не хотел, чтобы они оставались одни.

– Спасибо, очень любезно с вашей стороны, – поблагодарила Нэт.

– Так уж повелось, – сказал парень. – Я мормон.

Ну разумеется! Почему ей не пришло это в голову раньше. Большинство местных были мормонами. Новая информация, как часто бывает, вызвала в душе некие подозрения, но он выглядел более надежным, чем кто бы то ни было.

Когда Эсром собрался уходить, Саманта и Лидди с несчастным видом собрались у двери. Гость, видя их горестные лица, присел перед ними на корточки:

– Мисс Лидди! В следующий раз, когда мы встретимся, я хочу услышать о проказах, которые задумал Деннис-мучитель. Мисс Сэм! А ты мне расскажешь о снимках, которые сделала деревянным фотоаппаратом. Договорились?

– Да, – хором ответили девочки.

– Тогда все в порядке. Скоро увидимся. – Эсром помахал на прощание рукой и засеменил по поросшему травой склону к своему пикапу.

Пол

– Дом, милый дом, – хихикнул младший специалист Мейберри, бросая сумку с вещами на пол и разваливаясь на койке напротив Пола, который ссутулился над газетой. – Как поживаешь, Кольер? Работаешь сегодня?

Пол взглянул на часы.

– Через час, – ответил он.

– Опять у нас разные смены, – вздохнул Мейберри. – Как твой бесценный реактор?

– Настоящий драгоценный камень, – сказал Пол, и это было истинной правдой.

PM-2A никогда не разогревался, не создавал неприятных ситуаций с ложной тревогой, а регулирующие стержни не застревали. Пока реактор делал свое дело, Пол прикидывал, с какими трудностями столкнулся бы на CR-1. В голову приходили тревожные образы застрявших стержней, радиоактивного пара и неукротимого, подпитываемого ураном пламени. Пол уже начал подумывать, что накручивает себя и дома дела наверняка не настолько плохи, как ему кажется. Он даже поведал о своих страхах капеллану.

– У меня бывают кошмары, – признался он. – Я, кажется, заработался.

Капеллан дал ему три таблетки аспирина и стакан воды, чтобы запить.

В дверь просунул голову младший специалист Бенсон:

– Мы в комнате отдыха пинокль решили расписать. Вы будете?

– Конечно, – не замедлил с ответом Мейберри.

– Нет, спасибо, – отказался Пол, решив, что до работы успеет черкнуть пару строк Нэт.

Отыскав ручку и блокнот, он открыл первую страницу и взглянул на фотографию жены, которую хранил под обложкой.

В комнату вошел Бенсон и стал заглядывать через плечо:

– Это твоя жена, знаменитая Нэт?

Пол машинально перевернул фотографию.

– Да, это она, – ответил за него Мейберри.

– Можно посмотреть?

– Она красавица, – поддел Бенсона Мейберри. – По сравнению с ней твоя женушка выглядит как уборщица.

Бенсон наклонился, демонстрируя щербатый рот. Выражение лица не предвещало ничего хорошего. Во всяком случае, Полу так показалось.

– Он прячет фотографию в своем маленьком блокнотике, – пошутил Мейберри. – Тебе он ее не покажет.

– А ты как увидел? – спросил Бенсон.

– Вытащил втихомолку, разумеется.

– И что ты потом сделал?

Мейберри не ответил. Видимо, еще не придумал, что сказать, но в воображении Пола разговор парней уже принял непристойный оборот, поэтому, прежде чем геолог успел открыть рот, Пол соскочил с койки.

– Заткнитесь! – разозлился он.

– Мы просто выражаем восхищение, – оправдывался Бенсон. – Мы не собирались раскачивать твою клетку.

Встав на корточки спиной ко всем, Пол расстегнул молнию походной сумки и сунул снимок между двумя рядами сложенной одежды. Наступило тягостное молчание. Оба товарища смотрели на него. Пол почувствовал себя абсолютным ослом.

– Ладно, я ухожу, – не выдержал Мейберри.

Бенсон последовал за ним.

Пол снова уселся на койку. В полной тишине раздавалось тихое жужжание обогревателя, который с трудом поддерживал температуру в пятьдесят градусов. Пол был слишком взволнован, чтобы писать Нэт. «Будь осторожна. Я люблю тебя», – все, что приходило на ум. Но если постоянно напоминать об осторожности, слово утратит смысл, Нэт перестанет воспринимать его серьезно. Это примерно как сказать: «Аккуратнее на дороге!» Фраза улетела, и о ней забыли, ибо какой риск в десятиминутной поездке в круглосуточный мини-маркет?

Прошло несколько минут. Убедившись, что парни не вернутся, Пол открыл сумку и вытащил фотографию. Вот она, Нэт, девятнадцатилетняя девчонка, застенчиво улыбается на фоне складчатого занавеса в глубине кабинки. Глаза смотрят не в объектив, а мимо, на Пола, как бы спрашивая: зачем позировать, что за глупость? Этот снимок был сделан накануне командировки в форт Ирвин, и Пол, уезжая, взял фотографию с собой.

Ему очень нравилась слегка кривоватая улыбка жены, маленькая ямочка на правой щеке, чуть выше уголка рта. Это было портретное фото, до плеч. Одежды не видно – только бретельки купальника, завязанные на шее. Он хорошо помнил этот фиолетовый купальник: то, как он пах солью и кокосом, как облегал ее грудь, как торчал узелок бретелек. Он до сих пор сожалел, что так и не развязал тогда узелок, хотя много раз представлял, как тоненькие лямки спадают с ее плеч. Даже через годы давнишние эротические фантазии не утратили яркости.

Всплыл в памяти момент, когда Нэт выбросила купальник, а он так не хотел, чтобы она это делала, но ничего не сказал. Это случилось шесть лет назад, с тех пор много воды утекло.

Пол познакомился с Нэт, когда служил в форте Ирвин. Он получил увольнительную и вместе с двумя приятелями поехал в Сан-Диего – к морю, горам и ярким краскам, подальше от людей в желто-коричневой армейской форме. Они тогда едва не обезумели от счастья, увидев прекрасный город на берегу океана. Ярко-розовая бугенвиллея оплела, кажется, весь штакетник, до которого могла добраться, а океан сверкал и переливался невообразимой насыщенной голубизной.

Полу и прежде доводилось видеть океан, но он не переставал изумляться при виде необъятной стихии. Океан казался безбрежным, потому и мир представлялся еще более огромным, чем был на самом деле. Друзья смеялись, шутили, болтали и демонстрировали мускулатуру. Пол сел рядом, закурил и стал слушать, как шумит океан, как торопится очистить берег и всю Землю. Могучая водная стихия была совершенно не похожа на тихий мир леса и озера, в котором он вырос. В его мире листва неслышно падала на водную гладь, напитывалась влагой, тонула и гнила; бабочки, собравшись стайками, всасывали хоботками жидкость из лужицы; жабы откладывали студенистые полоски икры, похожие на мотки пленки. Океан безжалостно перевернул всю эту тихую жизнь в один момент.

– Картофельный загар меня убьет, Кольер, – пошутил один из приятелей.

Пол лишь улыбнулся. И вовсе не потому, что было смешно. Пол всегда так реагировал, когда над ним подтрунивали, а он не знал, что ответить. Странно, но людей это устраивало, все были довольны.

На пляже неподалеку от них расположилась компания из восьми или девяти девушек. Рядом расстелили полотенца несколько молодых людей. По-видимому, они были знакомы.

– Эти шимпанзе застолбили себе местечко, – сказал один из солдат, наблюдая за парнями, играющими в волейбол. – Такое впечатление, что они пометили часть пляжа.

– Думаю, девчонки положили на нас глаз.

Второй приятель внезапно вскочил и с такой скоростью помчался к воде, как будто у него горели брюки.

– Я иду купаться, черт возьми! – прокричал он на бегу.

Пол побежал за ним и, взмахнув руками, неумело прыгнул в воду. Мир вокруг окрасился в зеленоватые тона. Солнечные лучи пробивались сквозь колышущуюся толщу. Волны разбрасывали золотистые брызги. Он вынырнул и помахал товарищам, надеясь, что те не обратят внимания на его маленькую хитрость: он не плыл, а шел, касаясь пальцами дна.

– Ух ты! Смотрите, кто пришел! – улыбнулся один из солдат.

Пол повернул голову и увидел девушек, идущих к воде. Они постояли немного у берега, намочили ноги, украдкой бросая взгляды на молодых солдат.

Пол видел, что красавицы обратили на них внимание, и точно знал, что произойдет дальше. Ни к чему не обязывающие отношения нынче не редкость. Солдаты молоды, они в увольнении, гормоны играют, и чувства бурлят. Сейчас не военное время, поэтому растопить женское сердце не так просто, как прежде, когда мужчины были на вес золота. Теперь это больше походит на игру, победителя в которой определить нелегко. Девушки могут пофлиртовать с ними да и бросить.

И вдруг Пол увидел в воде большую серую спину, которая блестела на солнце. Его сердце замерло. Померещилось?

– Эй! – воскликнул он, и все посмотрели в ту сторону, куда он показывал.

Он был уверен, что там акула. Дело могло принять совсем нешуточный оборот. Он уже готов был, как школьница, броситься на берег, но одна из девушек спасла его:

– Смотрите! Дельфины!

– Дельфины, – с облегчением рассмеялся Пол, делая вид, что и сам знал.

Животных оказалось несколько дюжин. Они выпрыгивали из воды, прочерчивая в воздухе огромные запятые. Двигались дельфины очень быстро. Несколько подплыли совсем близко, так что Пол смог разглядеть их глаза и дыхательные отверстия, похожие на небольшие пупки на голове. Вода стекала по их лоснящимся бокам. Пол даже на время забыл о девушках, хотя они подплыли поближе и тоже наблюдали за животными.

Зрелище длилось несколько минут, дельфины исчезли так же внезапно, как и появились. Очарование рассеялось. С берега снова послышались смех и крики. Пол развернулся и увидел яркие пятнышки крошечных людишек, лежащих на берегу. Они даже не заметили, что совсем рядом случилось чудо. Разумеется, от этого они ничуть не стали хуже, но Пол испытал необыкновенный душевный подъем от осознания сумасшедшей удачи, почти привилегии.

В воде он обратил внимание на черноволосую девушку, которая плыла рядом с его приятелями. Брюнетка перехватила его взгляд и широко улыбнулась – видимо, объект был достоин внимания. Между тем сослуживцы Пола, хоть и были практически рядом, никак ее не заинтересовали.

Вечерело. Ребята, отдыхавшие по соседству, разложили на берегу костер.

Высокий мускулистый блондин крикнул:

– Эй, парни! Вы солдаты?

Ответ, понятное дело, был утвердительный, и радушный блондин пригласил их к костру. Прямо напротив Пола сидела та самая черноволосая девушка. Она попивала пиво из бутылки и о чем-то болтала с подругой. Судя по всему, бойфренда у нее нет. Это наблюдение обрадовало Пола.

Общаясь с гражданскими, он чувствовал себя не в своей тарелке. Они были бесконечно далеки от его распланированной и расписанной до мельчайших подробностей армейской жизни со всеми ее правилами, спецификой, бесконечными аббревиатурами и отдаленными военными базами. Полу было двадцать лет, но жизнь уже успела его изрядно потрепать. Большинство этих ребят и девчонок на пляже всего на год-два моложе, но, в отличие от него, беззаботно сияют и искрятся, как новенькие монеты на тротуаре.

Молодежь расположилась вокруг костра, как кому удобно – сидя, полулежа, а то и вовсе развалившись на песке. Пол некоторое время колебался, а потом встал и, не спуская взгляда с брюнетки, обошел костер и сел рядом, зарыв ноги в песок. В детстве он отморозил мизинец на ноге, и ему не хотелось, чтобы девушка заметила, что он искривлен.

– Привет, – улыбнулась черноволоска, совсем не удивившись.

Она сидела, накинув на плечи полотенце, и поглаживала колени. Языки пламени то освещали ее лицо, то погружали в тень.

– Пол, – протянул он руку.

– Нэтали, – ответила она.

– Красивое имя.

– Все зовут меня просто Нэт.

– Нэт – тоже красивое имя, – проговорил задумчиво Пол и, помолчав, добавил: – Мне было очень интересно увидеть дельфинов.

– Конечно, они очень красивые. Они часто появляются здесь.

– Никогда прежде такого не видел, – немного разочаровался Пол. Оказывается, подобные события здесь не такая уж редкость.

– Года два назад мимо берега проплывала просто огромная стая дельфинов. Я как раз купалась. Их было сотни две, никак не меньше. Куда ни глянь – везде прыгающие дельфины.

– Хотел бы я тоже оказаться там…

Он имел в виду вовсе не дельфинов, ему хотелось оказаться рядом с ней. У Пола вдруг мелькнула мысль, что девушка может догадаться, о чем он сейчас думает, и ему стало стыдно.

– По-моему, дельфины сбиваются в большие стаи, когда ими овладевает страх. А ты откуда? – спросила Нэт. – Со Среднего Запада?

– Нет, из Мэна.

– Говорят, там красиво… Маяки, скалы, – размечталась она.

– Да, – подтвердил Пол, хотя ни разу не видел ни скал, ни маяков.

Девушка рассказала, что родилась и выросла здесь, в нескольких милях от пляжа. У нее есть два брата. Они гораздо старше и давно живут собственной жизнью с детьми и женами. А она в родительском доме теперь одна. Отец владеет бизнесом в сфере медицинского снабжения, а мама работает секретаршей.

Ветер сменил направление. Девушка, отгоняя от лица клубы дыма, тихо кашлянула.

– Родители считают, что я избалована. Они родом из Дейтона, штат Огайо. – Нэт покачала головой и нахмурилась. – Думают, у меня нет цели в жизни. Считают, что сами позволили мне отбиться от рук, поскольку я младшенькая в семье.

– И что это значит? – не понял Пол.

Брюнетка молча покусывала кончик ногтя на большом пальце и, казалось, не слышала вопроса.

– Ну, мама хочет, чтобы у меня была цель в жизни. Так она это называет. Не особенно амбициозная цель – например, стать стенографисткой и выйти замуж. Этого для нее будет достаточно, но я терпеть не могу печатать на машинке.

– Печатать трудно, – согласился Пол.

Боже! Что за бред он несет!

– Тебе не наскучила моя болтовня? – спросила Нэт.

– Нет! Нет! Нет!

Пол поймал себя на мысли, что ответ прозвучал излишне нервно, пожалуй, даже эксцентрично. Все равно что вскочить и заорать на весь пляж: «Нет! Твой голос никогда мне не наскучит!»

На землю спустилась ночь. Теперь почти все уже лежали на песке и мечтательно взирали на звезды. Кто-то вытащил гитару. Ветер поднял в воздух несколько искр, и они, танцуя, унеслись прочь. Полу понравился этот предсмертный всплеск энергии, переходящий в угасание.

– Хочешь пойти поплавать? – спросила Нэт.

– Конечно, – тут же согласился он.

Сбросив с плеч полотенце, девушка поднялась и, аккуратно лавируя между лежащими подругами, направилась к воде. Оглянулась, снова улыбнулась и начала болтать о прелестях ночного плавания: она обожает это делать; плавает после захода солнца уже много лет; никогда не боялась лезть в воду ночью; нет ничего прекраснее, чем лунная дорожка на волнах…

Вода была теплее воздуха, и при свете луны казалось, что океан сделан из покореженной жести. Они зашли по пояс. Нэт потерла руки и рассмеялась.

– Не волнуйся, а то никогда не решишься, – посоветовала она.

Пол улыбнулся и приготовился нырять. Остановившись, он оглянулся на костер. В душе зашевелился маленький червячок сомнения. С чего бы это? А потом понял: они не должны были уединяться, пускай бы одна из подруг пошла с ними. Хотя девушка и оказала ему доверие, предложив искупаться ночью вдвоем, но, пожалуй, это не совсем правильно. Ведь они практически не знакомы. Быть с прекрасной брюнеткой наедине, конечно, ужасно волнительно, но очень хотелось бы знать, как часто она устраивает ночные купания с парнями, которых впервые видит. У ее подруг, очевидно, было другое мнение на этот счет – никто даже не посмотрел в их сторону.

Пол не стал заострять внимание на столь незначительном недоразумении. Будем считать, что девушку привлекли исключительно его шарм и хорошие манеры. Не надо все портить, Пол. Пока он рефлексировал, девушка уже проплыла некоторое расстояние от берега, ловко рассекая соленую воду.

– Чего ты ждешь? – рассмеялась она.

В темноте Нэт казалась такой маленькой, что вполне могла сойти за буй, игру света на воде либо мордочку симпатичного морского котика.

Пол нырнул в воду и поплыл. В ночном небе сияла луна, но молодой человек все равно ничего не мог разглядеть, что одновременно воодушевляло и нервировало. Когда Пол вынырнул глотнуть воздуха, девушка все еще опережала его на несколько футов. Он снова погрузился под воду, надеясь догнать Нэт. Чтобы преодолеть эти несколько футов, он потратил, пожалуй, раз в десять больше сил, чем она.

– Ты это сделал! – рассмеялась она.

Сначала он думал, что справится, ведь несколько лет назад сдал армейский экзамен по плаванию, но оказалось, что может продержаться на плаву не дольше пары минут. Девушка внимательно наблюдала за парнем. А тот молотил по воде руками и ногами, как безумный. Она изменилась в лице.

– Не могу, – наконец прохрипел Пол. – Я плохо плаваю.

Теперь он взглянул на себя с ее точки зрения: широко распахнутые глаза, извивающееся тело, бесполезно болтающиеся руки-ноги. Полу вдруг показалось, что вся правда о нем всплыла на поверхность. Теперь она точно поймет, что он рос в бедной семье, поэтому не видел моря и не научился плавать. Все радости детства и юности были ему недоступны. Он окончательно унизил себя в ее глазах. Впрочем, девушку, похоже, мало беспокоили его терзания, она схватила его под руку и потащила к берегу.

Чем глубже он старался вдохнуть, тем больше задыхался.

– Расслабься, двигайся спокойно, – посоветовала Нэт и была права. Через секунду он уже дышал ровнее.

Только теперь это неважно. Пол был в отчаянии: он понимал, что ночь безвозвратно испорчена. Поэтому сейчас он пойдет на берег, напьется до чертиков, а утром, будем надеяться, позабудет, как упустил свой шанс познакомиться поближе с милой красивой девушкой.

– Ты в порядке? – Она прикоснулась к его руке. – Эй! Ты что, уходишь? Не глупи! Давай останемся здесь, не будем заплывать на глубину.

Пол посмотрел на нее. Океанская волна хлопнула его по подбородку. Нэт рассмеялась:

– Думаешь, я стану хуже к тебе относиться только потому, что ты не умеешь плавать?

А как она к нему относится? Что это вообще значит? Он постарался не обращать внимания на вторую волну, окатившую его.

– Мне все равно, умеешь ли ты плавать, – сказала девушка.

– Я не стал бы тебя винить, – вновь обретя способность говорить, произнес Пол.

– Что за глупость! Главное – получать удовольствие от воды.

Пола одолевали тягостные мысли, но девушка продолжала говорить с ним как с человеком, а не как с последним болваном, каковым он только что предстал перед ней. Она оживленно щебетала, жестикулировала и улыбалась. Вон там находятся острова, как раз напротив Сан-Диего. А там… В той стороне… Туда она плавала на лодке. Потом вытянула руку в другом направлении – там она собирала морские ушки, когда ныряла с подругами у Птичьей скалы. Морское ушко больше софтбольного мяча. Мать вынимала моллюсков из раковин и жарила в сливочном масле. Они там повсюду! Иногда нужно только камень перевернуть, и увидишь.

Пол понятия не имел, какие такие морские ушки. Тот факт, что она не прогнала его, настолько вскружил ему голову, что Пол наклонился и поцеловал девушку. И тут же отпрянул, шокированный собственной смелостью. Пару секунд он ждал, что она развернется и уплывет, или отвесит ему оплеуху, хотя в такой поворот он мало верил, или, например, расплачется. Никогда прежде он не целовал девушек, поэтому не представлял, каких последствий можно ожидать.

Однако Нэт лишь улыбнулась и чмокнула его в ответ, чем удивила Пола еще больше. В животе похолодело. Он обнял ее, ощущая свежее дыхание и прикосновение мокрых волос. Они развернулись, посмотрели на берег и не смогли отличить свой костер от множества других, разожженных на берегу.

Нэт

Жизнь, по мнению Нэт, начала налаживаться. Она таки сумела подружиться с Патрицией – женой военного, с которой познакомилась на детской площадке. Несколько раз в неделю мамочки встречались, и их дочери вместе играли. У Патриции была четырехлетняя дочурка, светловолосый ангелочек по имени Кэрол-Энн. По сравнению с ней девочки Нэт выглядели непослушными зверьками, но она решила, что ради дружбы способна пережить час унижения.

Бад, муж Патриции, никуда не уезжал, поэтому женщина весь день была занята покупками, приготовлением еды и уборкой в доме. Слишком напряженное расписание дня как для Нэт – сама она не придавала большого значения домашним хлопотам. Отдохнув часок в парке, женщины расходились каждая по своим делам. Нэт казалось, что Патриция день и ночь мчится по скоростной автостраде, чтобы на короткое время юркнуть в сонный мирок подруги и снова возвратиться в реальный мир ответственности и сложных человеческих взаимоотношений.

«Файрфлайт» до сих пор оставался в автомастерской. Если возникала потребность выехать, она садилась вместе с девочками в автобус и через десять минут была уже в центре, но обычно они предпочитали оставаться дома. Нэт плыла по течению: могла заняться стиркой, а могла копить белье неделю; хотела – прибиралась на кухне, не хотела – оставляла как есть; то подолгу болтала с почтальоном, то два дня вообще ни с кем не общалась. Ощущение одиночества утратило прежнюю остроту, ибо в последнее время к ней в гости начал захаживать Эсром. Он сдержал слово и заезжал время от времени справиться, все ли в порядке. Оказалось, что коробка передач в машине вышла из строя и ее надо менять. Ковбой сказал, что попытается заняться ремонтом в неурочное время, но дядя выставил счет за новую трансмиссию в сотню с лишним долларов. Услышав сумму, Нэт едва не лишилась чувств. Она начала потихоньку откладывать деньги с расчетных чеков Пола – то тут пять долларов, то там. Нэт хотела устроить все так, чтобы муж ни о чем не узнал, но, учитывая неторопливость Эсрома и медленное наращивание требуемой суммы, вскоре поняла, что машину получит нескоро. Ничего страшного. Ездить на автобусе оказалось не так уж страшно, а девочек это даже развлекало. Ну и, положа руку на сердце, пока продолжается ремонт, к ним будет заглядывать Эсром.

Он появлялся каждый раз одинаково, стоя на самом краю верхней ступеньки со шляпой в руках. Молодой человек предпочитал не звонить в дверь, а стучать. Видать, где-то в глубине души не доверял техническому приспособлению. Он приносил девочкам разные диковинки естественного происхождения вроде пустого осиного гнезда или вырубленного из обсидиана наконечника стрелы. Девочки были в восторге при виде всего этого добра и бережно клали новую вещицу на подоконник, где уже образовалась целая экспозиция подобных драгоценностей.

Эсром рассказывал, как пару недель назад отправился верхом осматривать ограду на соседском пастбище. Заметив краем глаза непонятное пятно на фоне зелени, он повернул коня и, подъехав ближе, увидел двух мертвых оленей. Это были крупные самцы, которые, скорее всего, во время драки сцепились рогами и не смогли разъединиться. Бедные животные до конца жизни смотрели друг другу в полные ненависти глаза и ничего не могли поделать.

– Люди на их месте постарались бы договориться и ели бы по очереди, – рассказывал Эсром девочкам, а те хмурили бровки, стараясь усвоить смысл истории. – Но это были животные, поэтому они ничего не поняли и умерли от голода. Один пытался наклонить голову, чтобы поесть, а другой дергал вверх и не давал такой возможности. Или оба наклоняли головы, но в разные стороны, поэтому мешали друг другу. Одному Богу известно, сколько они так прожили. Мяса на них было немного, зато теперь у меня есть две пары прекрасных рогов.

Ковбой поведал также историю о том, как видел на ранчо щенков койота. Они были милые, пушистые и, спотыкаясь, доверчиво побежали к Эсрому, но тут из ниоткуда появилась их мать и заставила детенышей лезть обратно в нору.

– Когда мы разводили овец, мне приходилось отстреливать койотов, – признался он. – Но я рад, что сейчас мне не пришлось этого делать. Койоты очень похожи на собак.

– Я хочу! – завопила Саманта. – Хочу щенка койота!

– Из койота не получится хорошего домашнего любимца, – начала Нэт.

Но Эсром перебил ее:

– Знаю, я тоже хотел бы.

Когда настало время тихого часа, Нэт повела девочек в спальню. Она предполагала, что, пока укладывает дочерей, Эсром уйдет, но, вернувшись на кухню, увидела в окно ковбойские сапоги – прямо на уровне глаз.

– О боже! – расхохоталась она и вышла во двор.

Эсром, стоявший на ступеньке приставной лестницы, помахал ей рукой. Он выгреб из водосточного желоба мокрые кленовые листья и швырнул вниз.

– Отойдите подальше, – попросил молодой человек, выбрасывая очередную охапку.

– Перестаньте, – воскликнула Нэт. – Разве вам не нужно прямо сейчас дрессировать маленького койота?

– Из койота не воспитаешь хорошего домашнего животного, – сказал Эсром. – Я думал, вы это знаете.

Нэт скрестила руки на груди:

– После ваших увлекательных рассказов девочки будут мечтать получить койота в подарок на Рождество.

Вокруг было тихо и спокойно. В конце улицы играли какие-то детишки, но большинство мамаш отправили своих чад спать. Тихий час. Нэт решила, что должна составить Эсрому компанию. Будет непорядочно с ее стороны отдыхать на диване, пока посторонний молодой человек ухаживает за ее домом. Она надеялась, что ее бесконечная болтовня ему не наскучит.

– Вы можете пойти в дом, – как будто прочел ее мысли Эсром. – Вы не обязаны здесь стоять.

– Я лучше побуду здесь, на свежем воздухе, – возразила Нэт.

Лазурное небо было подернуто перьями облаков.

– Я появлюсь не раньше, чем в конце следующей недели, – предупредил ковбой, спустившись с лестницы и передвинув ее дальше вдоль крыши дома. – Сосед перегоняет скот. Обычно я помогаю ему.

– Ничего страшного, – сказала Нэт. – Вы не должны чувствовать себя чем-то обязанным по отношению к нам. А куда он перегоняет скот?

– На другое пастбище.

– Вам по душе такая работа? – поинтересовалась Нэт.

Эсром выбросил следующий комок перегнившей листвы на траву.

– Не знаю. Никогда об этом не думал. Сейчас я пытаюсь устроиться в пожарную часть при реакторной испытательной станции.

– Вон оно что, – проронила она.

– Да. Мы с приятелями снимаем квартиру в городе.

– Да? – удивилась Нэт.

По правде говоря, образ Эсрома прочно ассоциировался у нее с его славным ранчо. Ей нравилось думать о нем именно в таком ключе.

– А вы бы хотели жить на ферме у родителей, если бы она у них была?

– Думаю, что нет. Мы довольно близки, я помогаю им по хозяйству, но мне в родном доме стало тесновато. Братья и сестры уже выросли, а отец немного… не знаю, как сказать…

– Что? – поддержала его Нэт.

Эсром горько усмехнулся:

– Иногда мы ссоримся, и тогда становится очень неуютно.

– Ну-у-у… – промямлила Нэт, не совсем понимая смысл сказанного, но догадываясь, что допытываться дальше некрасиво, и совсем не к месту добавила: – Мне нравятся мормоны. У вас близкие отношения в семьях и все такое прочее.

Эсром вдруг показался ей очень уставшим.

– Спасибо, – откликнулся он.

– А вы ездили рыбачить на водохранилище?

– В этом году нет. Работы много.

– Жаль.

– Ничего страшного. Нужно работать. Я вот никак не могу взять в толк… Когда мы встретились в том кафе… – Молодой человек замялся, посмотрел на нее сверху вниз, словно изучал выражение лица. – Мне любопытно знать, что вы делали на Палисейдс прошлым летом? Вы, леди, в одиночку преодолели весь путь от дома до водохранилища? Это дальняя дорога.

От его взгляда сердце Нэт забилось чаще.

– Это была всего лишь однодневная поездка, – объяснила она. – И не такая уж дальняя.

– Чтобы искупаться в озере – очень дальняя.

– Иногда просто необходимо вырваться из дома. Мне бы хотелось быть как все: довольствоваться своим углом и ни к чему не стремиться, но я никогда такой не была. Ну не могу я сидеть на одном месте – душа требует новых эмоций, впечатлений, хотя бы время от времени.

Женщина покраснела. Уж очень серьезно она восприняла его слова и излишне разоткровенничалась.

– Я чувствую себя фарфоровой статуэткой в серванте. Ну, вы понимаете? Сидишь и чего-то ждешь, не имея возможности вздохнуть полной грудью.

Эсром внимательно слушал.

– Извините, я наговорила лишнего, – засмущалась Нэт.

– Не стоит извиняться, – успокоил ее молодой человек.

– Вы, возможно, сочтете меня немного безумной. Не хочу, чтобы вы решили, будто я жалуюсь. Я довольна своей жизнью.

– Я знаю, – сказал он. – Это всякому видно, и вы уж точно не сумасшедшая.

– Тогда, прошлым летом, мы с Полом долго спорили, – начала рассказывать Нэт. Если так много уже сказано, к чему останавливаться на полпути? – Мне хотелось чаще ездить на машине, а муж беспокоился, что будет опаздывать на работу. Мы даже немного поссорились. Я была расстроена.

– А-а-а, теперь понятно, – сообразил Эсром. – То-то мне показалось, что вы балансируете на краю пропасти.

Нэт рассмеялась:

– Господи! Неужели все было настолько очевидно? Думаю, из меня не вышел бы хороший игрок в покер.

– А потом муж уехал и машина оказалась в вашем полном распоряжении, но в одну из поездок вы ее разбили. – Он улыбнулся краешком губ.

– Ну вот, вы все сказали вместо меня, и теперь я чувствую себя неловко.

– Честно говоря, угробить автомобиль – не самое лучшее, что вы могли сделать.

– А как поживает ваша знакомая? – перевела разговор Нэт. – Эта официантка. Корри, кажется? Та, что меня возненавидела.

– Не волнуйтесь на этот счет. Она многих ненавидит.

– Но к вам она ненависти не испытывает.

Фраза прозвучала несколько фамильярно, и Нэт пожалела о своей несдержанности.

– Нет, не испытывает. – Эсром, кажется, не заметил ее невежливости. – Жизнь у нее непростая. Она живет с сестрами в совершеннейшей глуши…

Нэт нетерпеливо ожидала продолжения, испытывая странное желание узнать подробности об их отношениях, о ее сестрах, которые неожиданно всплыли в разговоре, но Эсром вдруг замолчал и посмотрел в сторону улицы.

– Мне кажется, кто-то пытается привлечь ваше внимание, – заметил он.

Нэт повернулась. Меньше всего она хотела бы сейчас видеть Джинни Ричардс, но, к сожалению, это была она. У бордюрного камня остановился кремовый кабриолет. Джинни опустила стекло. Нэт буквально подскочила на месте. Она не разговаривала с Джинни с того самого дня, как Пол ударил ее мужа. Пару раз Нэт пересекалась с миссис Ричардс, но всякий раз кто-то из них, а то и обе были за рулем, и это не располагало к светским беседам. Нэт каждый раз вздыхала с облегчением, ей было искренне стыдно за то, что натворил муж. И теперь Джинни появилась на ее улице. Зачем она здесь? Неужели она все это время копила гнев и теперь собирается выплеснуть его на Нэт?!

Однако Джинни помахала ей как старой приятельнице.

– Секундочку, – повернулась Нэт к Эсрому и поспешила к кабриолету.

– Привет! – заулыбалась Джинни. – Я просто приехала посмотреть, как вы поживаете.

Анджела, ее маленькая дочурка, спала на заднем сиденье.

– А-а-а, очень мило с вашей стороны, – только и смогла выдавить Нэт.

– Я, как жена военного, сотрудничаю с отделом взаимодействия, – объяснила Джинни. – В мои обязанности входит проверять, как чувствуют себя мои маленькие синички.

– Очень мило с вашей стороны.

– Я всегда любила общественную работу, – задрала нос миссис Ричардс. – Как вы поживаете? Кажется, вашего мужа откомандировали в другое место?

– Да. У нас все хорошо, – ответила Нэт, испытывая неловкость, и сцепила перед собой пальцы рук. – Мне надо извиниться за то, что сделал Пол. Я не знаю, что и сказать. Вообще-то он никогда не распускает руки.

– Серьезно? – приподняла бровь Джинни. – Мне показалось, что ваш муж – вспыльчивый человек.

– Насколько я знаю, мой муж ни разу никого не ударил, – сказала Нэт. – Пожалуйста, не думайте о нем плохо. Я не понимаю, что на него нашло, но я хочу, чтобы вы знали: мы оба сожалеем о случившемся.

Джинни тихонько хихикнула:

– Подозреваю, что мой благоверный не способен пробуждать в окружающих лучшие чувства.

Нэт неуверенно улыбнулась в ответ. Воспоминание о ссоре перед домом, произошедшей год назад, так и висело в воздухе, но Нэт решила, что упоминать об этом было бы ошибкой с ее стороны.

– С вашим мужем все в порядке? – спросила она. – Он не сильно пострадал?

– Слава богу, нет, – весело покачала головой Джинни. – Он ветеран Второй мировой войны. Уж драку в гостиной собственного дома он как-нибудь переживет.

Нэт чуть не застонала от бессилия. Какой ужас! Как мог Пол так неуважительно отнестись к ветерану?

– Мужчины не бывают безупречными.

Джинни вытащила из портсигара сигарету, зажала ее губами, а вторую протянула Нэт. Та из вежливости взяла, но в глубине души забеспокоилась, что непрошеная гостья не торопится уезжать.

– У мужчин бывают секреты. Если бы мы знали обо всем, что они творят, то предпочли бы жить на собственном женском острове.

В ее глазах отразилось какое-то темное знание, природу которого Нэт не могла уловить. Она догадалась, что женщина умышленно отнесла Пола к той же категории, что и всех, но пока для нее оставалось неясным, что же из этого следует. Джинни взглянула на стоящего на лестнице Эсрома:

– А вот тот мужчина на самом деле может быть безупречным. Он похож на херувима.

Нэт не пришло бы в голову подобное сравнение. Она повернула голову, взвешивая слова Джинни.

– Кто это? – изящно наморщила лоб Джинни. – Ваш кузен или родной брат? Мне уже доводилось видеть его пикап у вашего дома.

По спине Нэт пробежал холодок, но она ответила:

– Нет, он мне не родня.

– Значит, друг вашего мужа? – не отставала Джинни.

– Нет.

– Так кто же он такой?

– Дело в том, что сточные желоба засорились, – промямлила Нэт.

– А-а-а! – мило улыбнулась Джинни, как будто обрадовавшись, что удалось наконец сломить сопротивление собеседницы и получить прямой ответ на поставленный вопрос. – Значит, его прислала служба размещения? Отлично! А я все думала, когда же пришлют кого-то прочистить желоба. Желоба в моем доме просто в ужасном состоянии. Как его зовут?

– Не знаю, – ответила Нэт, уже стыдясь своего скоропалительного «предательства».

– Думаете, он сможет и у меня?

– Что сможет?

– Прочистить сточные желоба, – уточнила Джинни.

– Не уверена, – сказала Нэт. – Мне кажется, он немного занят, носится с одного места на другое.

Обе посмотрели на Эсрома, который собирал прелую листву и бросал ее на траву. Вытерев руку о рубашку, молодой человек зевнул и продолжил свое занятие.

Нэт обернулась к гостье, которая с хитрым прищуром смотрела на Эсрома. Это длилось всего несколько секунд, после чего Джинни, лукаво улыбаясь, с видимой неохотой перевела взгляд на собеседницу.

Нэт ждала, что же она скажет, но миссис Ричардс хранила молчание, поэтому пришлось говорить ей:

– Вы, полагаю, заметили, что я беременна?

– Вы уловили, как я на вас посмотрела? Да, я как раз подумала, что Нэт Кольер не станет набирать вес ни с того ни с сего. Какой срок?

– Уже почти шесть месяцев. Представляете?

Джинни кивнула, затягиваясь сигаретой. Нэт показалось, что гостье неприятно слышать о ее беременности, что она вдруг стала холодной и какой-то отстраненной. Стараясь не смотреть Нэт в глаза, женщина стряхнула пепел в окно:

– Мои поздравления.

– Спасибо.

– Дети – Божье благословение, – сказала Джинни и вздохнула.

Выбросив окурок на землю, она помахала Эсрому рукой:

– Эй! Здравствуйте! Эй вы! Можете спуститься на минутку?

Эсром далеко не сразу понял, что кричат ему. Прищурившись, он несколько секунд разглядывал элегантную дамочку в авто и наконец начал спускаться, громыхая сапогами. Ковбой вытер испачканные руки о джинсы и с извиняющимся видом улыбнулся.

– Здравствуйте, мэм, – сказал он и подошел поближе.

– Здравствуйте! Значит, служба размещения присылает людей чистить желоба?

Эсром перевел взгляд сначала на Нэт, а затем снова на незнакомку:

– Не уверен, мэм.

– Вы не могли бы заняться моим домом? Я знаю, что следовало бы позвонить в офис, но, если вы все равно уже здесь, уверена, что ваше начальство не будет против. Я живу неподалеку, на Вайт-Пайн, дом номер 413. Если сможете приехать во второй половине дня, будет просто замечательно.

– Я… э-э-э…

У Нэт все внутри оборвалось. Она хотела крикнуть, что Эсром – ее друг, а не работник по найму, но теперь это прозвучало бы несколько странно и даже подозрительно. К тому же было бы слишком смело называть Эсрома другом. Возможно, он ей и не друг вовсе, им просто движет присущее мормонам чувство ответственности. В конце концов, большинство людей не чистят друзьям водосточные желоба.

– Скорее всего, он будет занят, – слабо попыталась возразить Нэт.

– Ну, ему за это платят, – глядя на нее, отрезала Джинни, как будто Эсром – пустое место.

Молодой человек обернулся к Нэт, всем видом давая понять, что разговор ставит его в тупик: он не совсем понимает, о чем речь, и ждет объяснений, с какой стати незнакомая дама отдает ему приказы… Нэт не предприняла ничего, чтобы исправить ситуацию, а просто пустила все на самотек, можно сказать, продала его высокомерной леди, которая требует выполнить работу, а платить явно не собирается.

– Хорошо, – обращаясь к Джинни, согласился Эсром. – Я вам помогу. Здесь я почти закончил.

– Вот и чудесно! Нэт, берегите себя, звоните, если понадобится моя поддержка. Помните – я здесь для того, чтобы подставить плечо в случае чего. – Она перевела томный взгляд на Эсрома и добавила: – Если больше некому будет помочь.

– Спасибо, – покраснела Нэт.

Джинни помахала пальчиками сначала Нэт, потом Эсрому и укатила. Молодой человек тотчас же взобрался на лестницу и продолжил заниматься желобом. Несколькими движениями он выгреб мусор с последнего неочищенного участка, действуя с той природной невозмутимостью, с какой мужчины делают тяжелую либо неприятную работу. Лицо его оставалось непроницаемым, а движения – взвешенными и спокойными. Он не казался рассерженным, но, когда спустился вниз и начал собирать коричневатые комья в большой бумажный пакет, не заговорил с ней. Она наклонилась, чтобы помочь. Руки у нее были чистыми и розовыми, с белоснежными кончиками ноготков.

– Не надо. Сам справлюсь, – отказался от ее неуклюжей помощи Эсром.

Она отступила и безучастно глядела на улицу, пока он не закончил. Сердце громко стучало… Жены военных заботятся друг о друге…

– Могу я предложить чего-нибудь выпить перед уходом? – спросила она. – Может, поесть?

– Нет, спасибо.

Эсром скомкал верх бумажного пакета и одним легким хлопком выпустил лишний воздух. Затем, не говоря ни слова, подошел к пикапу, закинул пакет в кузов и полез в кабину.

Нэт с глупым видом поспешила следом:

– Ну, может, зайдете хотя бы руки помыть? Я заверну что-нибудь перекусить.

Его отказ после едких замечаний Джинни был почти невыносим.

– Нет, спасибо. Нет смысла мыть руки, – наотрез отказался Эсром, но нашел в себе силы взглянуть ей в глаза. – До свидания, мэм.

Это «мэм» прозвучало как оскорбление. Нэт даже обиделась, хотя понимала, что повела себя бесцеремонно. Она отдала его в рабство соседке, как будто имеет право распоряжаться им, и еще делает вид, что ничего особенного не произошло: он ей не друг, а всего лишь иногда помогает по дому.

Старый, пыльный, местами проржавевший пикап загромыхал по улице. Нэт стояла и некоторое время рассматривала свой двор, словно надеялась, что это сон и все изменится само собой. Ребеночек в животе толкнул ножкой, точно лягушонок, спрыгнувший с камня. Вздохнув, она потерла лоб и пошла в дом.

Джинни

В глубине души Джинни была благодарна Нэт Кольер, что она не явилась на званый ужин к Фрэнксам. Ей совсем не улыбалось наблюдать, как миссис Кольер светится от счастья, демонстрируя присутствующим округлившийся живот. Это было бы невыносимо – слушать радостное цоканье окружающих и сладкое щебетание Нэт: «Я очень счастлива, да… Сейчас, когда Пола рядом нет, это сложно, но мы справимся».

– Я знаю, что вы не работаете в службе размещения, – сказала Джинни молодому ковбою, когда он прилежно сыграл свою роль в фарсе и вся извлеченная из водостока прелая листва валялась на заднем дворике. – У вас нет бейджа, вы приехали не на служебном грузовике, а еще не дали мне формуляр на подпись.

– А что, без официальной бумажки никак нельзя прочистить желоба?

– Находчиво… Это армия, парниша. Здесь на все нужна своя бумажка.

Джинни стояла у приставной лестницы со стаканом коктейля «Лонг-Айленд айс ти», и это был уже не первый коктейль.

– Будь осторожнее, мальчик. Я сотни раз видела соломенных вдовушек вроде Нэт Кольер. Очень милая, беспомощная… – Она поспешно отвела взгляд от ковбоя. – Но как только муж вернется домой, она будет увиваться вокруг него, как будто он пуп земли.

– При всем моем уважении, мэм, мне кажется, что у вас сложилось превратное впечатление…

– Нет, дорогуша, я думаю, что так оно и есть.

– Мэм…

– Знаешь, что? Забудь. Черт с ними, с желобами! С какой стати мне волноваться, если Митчу наплевать? Вот пятерка.

– Это слишком много, мэм.

– Деньги для местных не пустой звук. Иногда мне плакать хочется, когда вижу, как вы здесь живете…

Если бы хоть кто-нибудь знал, насколько нелегка ее жизнь! Джинни делала все возможное, чтобы посторонние ни о чем не догадывались, но в то же время иногда ей очень хотелось, чтобы люди оценили ее усилия.

«Не всем счастье достается так легко, как тебе, – мысленно обращалась она к Нэт, воображая, как вцепится ей в волосы и хорошенько потаскает. – Не у всех есть верные любящие мужья. Не все могут забеременеть от одного только взгляда. Не все скользят по жизни в полной уверенности, что муж сделает все, лишь бы любимой женушке лучше жилось. Некоторым приходится соблюдать осторожность, а это ужасно утомляет».

Джинни все больше заводилась, переваривая разговор с глупым молоденьким ковбоем и фантазируя, как она унизит Нэт Кольер. Она закрылась в ванной комнате и подставила руки под струю холодной воды. Затем прижала пальцы к вискам, ощущая, как бьется пульс… Успокоившись, женщина вернулась к Фрэнксам, такая же спокойная и любезная, как всегда.

Несмотря на свои слабости, Джинни умела себя подать на светских мероприятиях. Когда она предстанет пред вратами рая, святой апостол Петр перечислит список ее прегрешений, в который войдут склонность к резкой смене настроения и пристрастие к алкоголю. Однако она свято верила, что, сравнив мелкие недостатки с ее умением организовывать вечеринки и вести себя в обществе, святой обязательно впустит ее в рай.

Она терпеливо стояла рядом с Митчем, пока тот по обыкновению заливался соловьем о подвигах минувших дней:

– Мы с Грейди бросились в джунгли, а этот, громко вопя, пустился за нами. А потом мы услышали выстрелы! Он, оказывается, был вооружен и начал пулять, обозленный тем, что застукал нас под окном дочери…

Джинни пробежала глазами по комнате. Взгляд остановился на человеке, которого она надеялась больше никогда не увидеть. Слушая бесконечные россказни мужа, чувствуя, как корсет сдавливает тело, Джинни ощутила, что вот-вот лишится чувств. Она чувствовала, как бледнеет, будто кровь по капле вытекает из раны в скуле.

После секундного замешательства Джинни изобразила на лице улыбку, которая, по ее мнению, была довольно дружелюбной, но в то же время немного отстраненной. С таким лицом ты рассматриваешь почтовую открытку, оставшуюся после прошлогоднего отпуска, а потом выбрасываешь ее в корзину.

– Эдди, – пропела она, когда молодой человек и его спутница подошли к ним.

– Джинни! – широко улыбнулся Эдди, не соблюдая должную дистанцию, но сразу же исправился: – Миссис Ричардс! Давно не виделись.

– Да уж. С Бельвуара, – подтвердила Джинни.

Женщина всей кожей ощутила, как желто-коричневый декор гостиной Фрэнксов наваливается на нее. Ей стало мерещиться, что картина маслом цвета жидкого поноса, висевшая на стене, вот-вот обрушится.

Смуглый красавец Эдди улыбнулся. Он был столь же ослепителен, как и Джинни, и прекрасно это осознавал. Выразительные брови; правильные, не менее выразительные черты лица – без тех кроманьонских полутонов, которые угадывались в облике Митча. Джинни не удивило, что он теперь не один, а вот то, что его привлекательная спутница чернокожая, застало ее врасплох.

– Моя жена Эстель, – представил Эдди, приобняв женщину за плечи.

– Жена! – воскликнула Джинни с неуместной экспрессией. – Как мило!

Эстель улыбнулась сначала мужу, затем Джинни. Она просто светилась от любви и выглядела невероятно счастливой и ухоженной. Гламурная киска…

Энзингеры всеми силами пытались сбежать от Митча, который замучил их бесконечными историями. Джинни взяла мужа за руку:

– Митч! Ты помнишь младшего специалиста Холлистера из Бельвуара?

Энзингеры быстренько ретировались.

– О да! – с трудом переключаясь на новую пару, пробасил Митч. – Да. Привет. Конечно.

Все это громкое словоблудие означало только то, что муж понятия не имеет, кто такой младший специалист Холлистер, что вполне устраивало Джинни.

– Тебя сюда прислали? – спросил Митч. – Ты давно в Айдахо?

– Четыре дня, – ответил Эдди. – Только что переехал. Приступаю в понедельник.

– Вы будете работать на CR-1? – поинтересовалась Джинни.

Молодой человек залихватски подмигнул:

– Да, мэм.

В речи Эдди ощущался певучий южный акцент. Джинни считала, что из всех видов говора, который она слышала у южан, этот – самый приятный. Эдди не растягивал слова на протяжении разговора, а добавлял некую легкую тягучесть, что создавало иллюзию аристократизма и элегантности. В остальном он не был таким уж безукоризненным джентльменом.

– В таком случае добро пожаловать на борт! – заявил Митч.

– И как вы познакомились? – спросила Джинни, обращаясь главным образом к Эстель, так как подозревала, что мужчины сейчас начнут обсуждать свои дела.

– Работала секретаршей в Бельвуаре, – смутилась Эстель. – Видела Эдди каждый день. Я просто не могла не обратить на него внимания.

– Разумеется, – добродушно согласилась Джинни.

– Знаете, я, кажется, вас помню…

Джинни поджала губы.

– Миссис Ричардс всегда приносила новичкам что-нибудь вкусненькое, – вклинился Эдди. – У нее исключительно доброе сердце. Она пекла нам шоколадные торты с орехами в качестве поощрения за то, что мы усердно учимся. Нам удалось убедить ее в этом.

– Я просто вас жалела. – Джинни запнулась и поспешно добавила: – Вам приходилось много учиться.

– Ты тогда обвел ее вокруг пальца, – громогласно пробасил Митч.

Он любил поболтать о Бельвуаре. В то время ему приходилось много работать и учиться, но иногда у Джинни закрадывалось подозрение, что все не так однозначно. Мужчины умеют притворяться, что работают долго и напряженно, чтобы выторговать больше времени для развлечений, ибо тяжелый труд, разумеется, должен быть вознагражден.

Джинни одарила Эстель извиняющейся улыбкой. Во всяком случае, она старалась изобразить именно такую. Нужно во что бы то ни стало разговорить девчонку. Где они живут? Нравится ли Эстель квартира? Возможно, Джинни подскажет, где купить мебель по разумным ценам. Да мало ли что? Внезапно у нее начал заплетаться язык, Джинни почувствовала слабость. Она открыла клатч, достала золотой портсигар, вытащила пару тонких сигарет. Одну предложила Эстель, другую взяла себе. Закурив, она немного успокоилась, хотя, к своему большому неудовольствию, заметила, что у нее слегка дрожат пальцы.

– Думали ли вы, что в конечном счете окажетесь в Айдахо? – попыталась она завязать беседу.

– Ну, когда мы начали серьезно встречаться, Эдди рассказывал, куда его могут направить, – поделилась Эстель.

Джинни пригляделась к ней. Сколько лет может быть этой девчонке? Что-то между семнадцатью и двадцатью.

– Я уж точно не предполагала, что буду здесь жить, – фыркнула Джинни. – В любом случае мы с Митчем поженились давным-давно, когда ни о каком Айдахо слыхом не слыхивали. Тогда была война…

– Корейская?

– Нет, – прошипела Джинни. – Вторая мировая.

– Вторая мировая? – воскликнула Эстель, как будто речь идет о глубокой древности.

– Мы были очень молоды.

– Надеюсь, мы с Эдди тоже так хорошо сохранимся. – Глаза Эстель светились настоящей теплотой, и это показалось Джинни просто невыносимым. – Хочется верить, что мы выдержим экзамен временем.

Одно дело, когда Джинни подшучивает над собственным возрастом, но совсем другое – видеть недоумение юной девицы, которая вполне серьезно считает, что Вторая мировая война закончилась чуть ли не миллион лет назад. Нормальная женщина изобразила бы удивление, заявив, что приняла Джинни за ровесницу, но Эстель, очевидно, понятия не имела о хороших манерах.

Джинни внимательно оглядела девушку: широкое юное лицо, длинные загнутые ресницы, химическим способом выпрямленные волосы цвета воронова крыла.

– А где вы расписывались? – спросила она, выдыхая сигаретный дым. – Уверена, что не в Вирджинии.

Эстель, кажется, немного смутилась и покраснела:

– Мы поехали в Огайо.

– Понятно, – нахмурилась Джинни.

Жена Эдди закусила нижнюю губу.

– Дорогой! – позвала мужа Джинни. – Уже поздно.

Действительно, перевалило за полночь. Кто бы мог подумать, что прием у Фрэнксов так затянется?

– А, Джин, – нехотя оторвался от беседы Митч. – Няня в любом случае остается на ночь.

– Я ужасно устала, а женщине необходим отдых, чтобы не потерять красоту.

– Вам это определенно не грозит, мэм, – сказал Эдди и, боже мой, пожал ей руку.

Джинни не хотелось думать, что он пошутил, но озорные искорки в его глазах не остались незамеченными.

– Мистер и миссис Ричардс! Было приятно снова вас увидеть, – попрощался Эдди и под руку с Эстель направился в противоположный конец комнаты.

– Прикольный парень! – заметил Митч. – Любит поговорить.

– Он и слова не сказал, – тихо съязвила Джинни. – Разговаривал только ты.

– Что? – наклонившись к ней, переспросил Митч, но жена, улыбнувшись, отмахнулась от него.

– Пойдем одеваться.

Накидывая на плечи шубку из роскошного соболиного меха (если Митч не станет серьезнее относиться к работе, в один прекрасный день ее придется заложить), женщина ощутила, что ее бьет нервная дрожь. Когда она закрутила роман с Эдди, то думала, что у молодого военного практически нет шансов оказаться с ней в одном городе, не говоря уже о маленьких местечках или удаленных военных базах. Тогда она еще не догадывалась, что с мужем-ядерщиком придется бесконечно колесить между несколькими точками на карте и встречать одних и тех же людей. Маленькая узкоспециализированная вселенная. Как бы ты ни относился к этим людям, а они будут у тебя под боком четыре, пять или шесть месяцев.

Они дошли почти до конца коридора, когда послышался стук и дверь приоткрылась.

– Господи! – изумилась Джинни. – Кто это в такой поздний час?

Это были Кинни и Слокум, одетые в военную форму. Головные уборы они, как школьники, держали в руках.

– Кинни! Слок! – возрадовался Митч. – А мы вот спорили, придете вы или нет!

К гостям вышла Брауни Фрэнкс.

– Я потеряла всякую надежду! – затараторила она. – Прийти под конец! Боюсь, мы уже почти все съели. Можно будет сварить спагетти.

Сердце Джинни затрепыхалось. Спонтанная полуночная трапеза из спагетти, запиваемых алкоголем, уж точно не входила в ее планы. Спасибо, не надо. Поблагодарив Брауни за чудесный вечер, она повела Митча к выходу.

– Джин! Мы не можем сейчас уйти, – запротестовал мастер-сержант. – Парни только приехали.

– А как насчет яиц? – продолжала щебетать Брауни. – Я могу сделать омлет.

Больно было смотреть, как миссис Фрэнкс пытается выйти из затруднительного положения. На ее верхней губе даже выступили капельки пота. Хорошая хозяйка обязана иметь достаточное количество блюд, чтобы даже припоздавшие гости не остались голодными. Брауни в отчаянии окинула взглядом мужчин. В ее глазах застыла мольба: ну, скажите же кто-нибудь, что делать – бежать готовить спагетти и омлет?

Кинни заметно нервничал. Он несмело подошел к Митчу, явно горя желанием сообщить новость, пока Слокум его не опередил:

– Мастер-сержант! Слышали, что Дик Харбо умер?

– О нет! – воскликнула Брауни.

– Святой боже, – оторопел Митч.

– Сегодня вечером, – уточнил Слокум. – Его жена позвонила.

– Легкие? – спросила Брауни. – Проблемы с легкими?

– Да, – подтвердил Кинни. – Вчера его положили в больницу. Он не хотел, чтобы кто-то знал.

Джинни почувствовала себя виноватой: она занималась общественной работой в отделе взаимодействия, и кто-то наверняка звонил ей сегодня вечером, а ее не оказалось дома. Теперь надо ехать утешать бедную, убитую горем Минни Харбо. Краем глаза Джинни увидела, что к ним приближается Эдди. Ему тоже хотелось знать, что случилось.

– Теперь все будет по-другому, – глядя Митчу в глаза, выдал Слокум.

Это было сказано с особым нажимом, с неким тайным смыслом. Трое операторов переглянулись.

– Черт возьми, – пробурчал Митч.

Брауни часто заморгала, смахивая слезы.

– Бедняжка Минни, – пропищала она. – Вообразить не могу, что мой муж умирает…

– А я могу, – хмуро произнесла Джинни.

Поняв по удивленным взглядам окружающих, что зашла слишком далеко, Джинни погладила мужа по руке и деланно рассмеялась:

– Шучу. Извините. То, что случилось, конечно, просто ужасно.

– У тебя просто шок, – стала успокаивать ее Брауни. – Мы должны прямо сейчас что-то придумать для Минни.

Джинни едва не подпрыгнула от злости.

– Мне кажется, уже очень поздно, – намекнула она.

Джинни догадалась, что Брауни Фрэнкс замыслила ни больше ни меньше, а всенощное бдение у постели вдовы. При этом лицо ее будет излучать вселенскую любовь и смирение. Все прекрасно, но только не для миссис Ричардс. Увольте. Покойся с миром, Дик Харбо, но она отправится домой в свою постельку.

– Кто-то же должен побыть с ней, – волновалась Брауни. – Я пойду к ней прямо сейчас. Джинни, ты сможешь завтра?

Похоже, отделаться не удастся.

Брауни повернула голову в сторону кухни:

– Я принесу ей что-нибудь из еды. Правда, мы уже почти все съели.

– Ну омлет-то ты ей не понесешь, – прокомментировала Джинни и тут же постаралась смягчить выпад. – Я испеку ей запеканку из картофеля, овощей и мяса.

– Хорошо. Просто замечательно. А лазанью?

– Посмотрим, – начала раздражаться гостья. – Надо посмотреть, что у меня есть под рукой.

К Ричардсам присоединились Фрэнкс и Леннарт Энзингер, и все началось сначала. Джинни потребовалось двадцать минут, чтобы усадить мужа в машину. К тому времени она по-настоящему устала, но Митч ни на секунду не замолкал.

– Дик Харбо, – причитал он. – Поверить не могу. На прошлой неделе с ним все было в порядке. Как ты считаешь?

– Я не видела его несколько месяцев, – напомнила Джинни.

– Ну, цвет лица не очень, но у него всегда было такое лицо. Глаза ярко блестели. Он пришел в среду или в четверг. Я еще подумал, что он выглядит довольным жизнью. Взгляд его был каким-то радостным.

Джинни вздохнула. Митч – лечащий врач? Как он может судить о таких вещах? И где, собственно, шок, вызванный скорбной вестью? Джинни всегда чувствовала облегчение, когда Харбо появлялся на очередном званом вечере. Он был ей симпатичен своей прямотой и консервативными взглядами. Впрочем, окружающим было понятно, что Харбо стоит одной ногой в могиле.

– Мы неплохо сработались, – не унимался Митч. – Мы… сотрудничали. Понимаешь, в чем дело, Джин? Сейчас к нам пришлют новичка, который понятия не имеет, как здесь дела делаются. Посторонние не знают наших методов.

– Уверена, что новый человек быстро войдет в курс дела.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь.

– Перемены всегда даются непросто.

– Ты не понимаешь, – повторил Митч.

Впоследствии, впрочем, так и оказалось.

Утренний кофе Джинни остывал на кухонном столе. На голове – бигуди, на ногах – тапочки. Когда зазвонил телефон, женщина удивилась. Кто бы это мог быть в семь часов утра в понедельник? Дети на улице как раз садились в большой желтый школьный автобус. Занятия в школе начались неделю назад. По утрам воздух стал чуть прохладнее. Лето уже, по-видимому, упаковало свои чемоданы.

– Алло! – Джинни сняла трубку.

Она прислонилась к застекленному шкафчику и начала снимать бигуди, складывая их на длинный кухонный стол. Волосы кольцами рассыпались по плечам.

– Джинни? – прозвучал в трубке мужской голос.

Рука замерла над следующим бигуди.

– Да.

– Это специалист Холлистер. Эдди.

– Эдди? – не поверила женщина.

Она замерла на мгновение, перевела дыхание, освободила очередной локон.

– Как дела?

– Хорошо. Можно с тобой поговорить немного?

Митч только что уехал на работу, но место на подъездной дорожке еще хранило слабое воспоминание о нем, как будто он мог вернуться в любую минуту.

– Можно, – разрешила она.

– Было приятно встретить тебя на приеме у Фрэнксов, – признался Эдди.

– Да, это был в некотором смысле сюрприз.

На том конце провода раздался смешок.

– Хороший сюрприз или плохой? – насмешливо растягивая слова, выпытывал голос в трубке.

– Я бы сказала, и то и другое. Всего понемножку.

– Как поживает жена твоего друга?

– Которая? – уточнила Джинни.

– Того, кто умер на вечеринке.

– Дика Харбо? Он умер не на вечеринке.

– Ты поняла, что я имел в виду.

Джинни вздохнула. Разговор напоминал вежливую светскую беседу. Это навевало скуку.

– Минни держится молодцом, – сказала она.

Пришлось, не сомкнув глаз, просидеть с вдовой две ночи подряд. Господи милосердный! Джинни держала Минни за одну руку, Брауни – за другую. Только когда из другого штата приехали родственники, удалось передать ее им на попечение, как капризного плачущего упрямого ребенка-переростка. Я не смогу уснуть, если вы не почешете мне спину. Дик всегда чесал мне спину. Смешайте мне джин с тоником. Дик каждый вечер смешивал мне джин с тоником. Либо это были ее фантазии, опровергнуть которые после смерти мужа не представлялось возможным, либо Дик, босс на работе, дома становился бесправным слугой своей некрасивой суровой жены, требовавшей от него то массажа, то выпивки. И как у него это получалось, если он все время кашлял? После двух адских ночей Джинни, если откровенно, было уже на все наплевать. Она передала Минни из рук в руки сестре, приехавшей из Южной Каролины, а сама бежала оттуда куда глаза глядят.

Эдди откашлялся:

– Значит, у тебя есть дочка?

– Да.

Джинни резко выпрямилась. Разговор с Эдди вызвал у нее дикий выброс адреналина. Дело в том, что милое лепетание, доносящееся из глубины комнаты, принадлежало его ребенку.

– Она милая девочка? Умная?

– Да, конечно.

– Э-э-э… А Митч знает? – после недолгих колебаний спросил Эдди.

– Ничего не знает. – Джинни ощутила внезапный холод в области живота. – И ничего не узнает.

Она не собиралась посвящать любовника в тайну отцовства. Но вскоре после того, как она забеременела, Эдди спутался с той маленькой дурой в коротеньких носках. В порыве ревности Джинни пошла к нему домой выяснять отношения, не сдержалась и вывалила все как на духу. Он был рад этой новости и даже растроган. Сказал, что между ними существует особая эмоциональная связь. Он устроил еще одну встречу, и они отпраздновали зачатие, занимаясь любовью. Надо сказать, что молодой человек, к его чести, перестал встречаться с дурой, а с Джинни обращался как с леди до самого ее отъезда в Айдахо-Фолс.

– Я бы хотел заскочить как-нибудь, – предложил Эдди.

– Исключено.

– На пару минут.

Джинни покачала головой, хотя он не мог этого увидеть.

– Ну, перестань, Джинни. Пожа-а-алуйста.

«Пожалуйста» получилось у него очень протяжное, с настоящим южным акцентом.

– Плохая мысль.

– Ну, Джинни. Я просто обязан увидеть свою маленькую красавицу.

И вот тут тщеславие сыграло с ней злую шутку, ибо, хотя речь шла о девочке, в глубине души Джинни верила, что он говорит о ней.

– Вы не в силах меня очаровать, сэр, – произнесла она.

Губы Джинни начали растягиваться в улыбке, и она прикрыла их рукой, словно пряча от Эдди.

Мужчина терпеливо ждал, и она поспешила закончить разговор:

– Ладно. В десять часов, но не раньше.

– Спасибо, мэм, – сказал Эдди и повесил трубку.

К десяти часам Джинни пропылесосила весь дом, вытерла зеркало и раковину в ванной для гостей, накормила Анджелу завтраком, умыла ее, а потом сама приняла душ, побрила ноги, сделала макияж и закончила с прической. Анджела с серьезным видом наблюдала за мамой, будто догадывалась, что кроется за столь бурной деятельностью, и понимала, что это не к добру. На счастье, сегодня, согласно расписанию, за девочкой приглядывала Марта. Джинни отправила няню с дочерью в библиотеку, строго-настрого приказав после пообедать в парке. Когда они ушли, Джинни перевела дух, на минуту замерла, прижав руку к своему неспокойному сердцу, и снова пришла в движение.

Собрав игрушки дочери, она стала нервно расхаживать по коридору и вдруг заметила, что ее бледно-голубые лодочки оставляют следы на только что почищенной ковровой дорожке, как будто по снегу пробежала какая-нибудь обезумевшая белка. Сняв туфли, она снова прошлась по ковровой дорожке пылесосом, а затем уселась за кухонный стол и закурила третью сигарету.

Десять часов. Четверть одиннадцатого. Десять часов двадцать минут…

В половине одиннадцатого Джинни услышала шаги и стук в дверь. Она в последний раз затянулась, затушила окурок и пошла к входной двери.

– Доброе утро. – На пороге стоял Эдди, вымытый и причесанный, как маленький мальчик перед церковной службой.

– Входи, – пригласила Джинни.

Он переступил порог. Женщина на мгновение сжалась, словно опасаясь, что в ту же секунду завоют сирены, но улица была все так же погружена в тишину. Джинни проводила гостя к кухонному столу, но Эдди уселся на диван, поэтому ей пришлось расположиться напротив.

– Хороший райончик, – сказал гость. – А нас поселили в небольшом двухквартирном доме на Альварадо.

– Ужас, – искренне посочувствовала Джинни. – Хочешь чего-нибудь? Кофе? Сигарету?

– Я не курю «Вирджиния слимс», – улыбнулся Эдди.

– У меня есть «Честерфилд» и «Лаки страйк».

– Может, потом, – заартачился Эдди. – Спасибо.

Джинни улыбнулась и закурила. Мужчина пошарил взглядом по комнате:

– Итак, где она?

Джинни захлопала ресницами:

– Кто?

– Ребенок. Новорожденная девочка.

– А-а-а, – вырвалось у Джинни. – Она пошла гулять с няней. А что?

– Серьезно?

– Да, они пошли в библиотеку, а затем в парк.

– Она уже настолько взрослая, чтобы ходить в библиотеку и парк?

– Почти два года.

Эдди завороженно покачал головой:

– Ну да. А я представлял себе совсем маленькую девочку. А что двухлетние дети умеют? Она уже ходит? Говорит?

– Ходит, говорит пока мало. У нее темные волосы и длинные-длинные ресницы. Она совсем на меня не похожа, – поделилась Джинни.

Эдди улыбнулся. Хозяйка дома встала и направилась к мини-бару.

– Чего тебе налить? – спросила она.

– В половине одиннадцатого утра? – рассмеялся мужчина.

Пожав плечами, Джинни налила каждому джин с тоником и с лучезарной улыбкой протянула гостю стакан.

– Ха-ха… Ладно, ты права. Есть места, где всегда пять вечера.

Эдди принял стакан без дальнейших возражений. Джинни села рядом с ним на диван. Их колени почти соприкасались – могучие, обтянутые штанами цвета хаки, и стройные, зазывно белеющие под колготками. Она протянула руку и прикоснулась к его колену.

– С тобой всегда было весело, – замурлыкала Джинни.

– Не знаю, как долго со мной будет весело, – засомневался Эдди.

Джинни кокетливо наклонила голову:

– Почему ты так говоришь?

– Ну, ты сама должна понимать: пора повзрослеть. Я и Эстель, мы оба из больших семей. У нее шесть братьев и сестер. Мы хотим по крайней мере столько же детей.

– Ого! – воскликнула Джинни.

– И мы уже приступили к делу, – улыбнулся Эдди. – Первенец – на подходе, в апреле рожать.

Джинни накрыло какое-то иррациональное чувство обиды, как если бы ее ударили по лицу. В животе все как будто сжалось в кулак. Глаза наполнились горячими слезами. Она почувствовала себя рассерженной маленькой девочкой, которая потерпела поражение, играя в настольную игру, и в ярости готова сбросить фишки со стола.

– Поздравляю, – сказала она.

Эдди поднял стакан, как перед тостом, и залпом осушил его.

Чего она вообще от него хочет? Когда Джинни увидела бывшего любовника у Фрэнксов, ее первым желанием было стремглав бежать оттуда, но теперь, когда Эдди совсем рядом, она ощущала сильное притяжение. Это был не просто интерес, а внезапная мощнейшая потребность. Ей нужны его восхитительные взгляды, доказательство, что она неотразима. Конечно, он улыбался, возможно, даже флиртовал, но очарованным ею, похоже, не был. Он женился на пустоголовой маленькой кобылке, которая нарожает ему шестерых детей. Это не должно задевать Джинни. Она задействовала все рычаги: припудрилась, завила волосы, надушилась, обула туфли на высоких каблуках, надела самую сексуальную одежду.

– Что тебе больше всего запомнилось со времен Бельвуара? – спросила она, протягивая ему очередной стакан.

Эдди погрузился в воспоминания, до боли похожие на те, что лились рекой из Митча в моменты вдохновения. У гостя была уйма веселых картинок из прошлого, вот только ни в одном из сюжетов не фигурировала Джинни. Несколько стаканчиков освежили в памяти множество забавных историй. Они просто падали со смеху, их колени соприкасались. Да, они весело проводили время! Эдди стал рассказывать, как в детстве, когда он жил в Теннесси, за ним по полю гонялась корова.

– А это случайно был не бык? – хохотала Джинни.

– Нет, корова.

– За тобой погналась корова?

– Коровы бывают злыми. Их тоже можно рассердить, – не сдавался Эдди.

Женщина от души потешалась над ним и уже сама не могла понять, действительно ей весело или это часть игры. Решила, что, пожалуй, веселье настоящее, не наигранное – она разве что иногда подбрасывает дровишек в костер.

– Не важничай, – фыркнул Эдди. – Ты просто не знаешь коров.

– Это точно, – не стала отрицать Джинни. – Эдди! Не обижайся. Очень интересный рассказ.

Мужчина улыбнулся:

– Серьезно?

Она придвинулась достаточно близко, чтобы дотянуться и разгладить складку на воротнике его рубашки.

– Самый лучший. – Она провела кончиками пальцев по его плечу. – Ты скучаешь по Бельвуару?

– Не по работе, во всяком случае.

– А по мне?

Он молча выпил стакан до дна.

– А теперь ты, Эдди, стал солидным мужчиной, не правда ли? – ворковала Джинни. – Я помню тебя совсем мальчишкой, который застенчиво улыбался, когда я вносила шоколадный торт с орехами.

– Мне уже двадцать четыре, – напомнил молодой человек.

– Когда мы были вместе, ты был очень юн – ну чистый выпускник старшей школы. Армейские жены втихомолку посмеивались над тобой, хотя все считали, что ты просто красавчик.

– Знаю, – вздохнул Эдди.

Джинни встала, снова наполнила стаканы и вернулась обратно на диван. Она сбросила туфли-лодочки, и теперь они стояли, поблескивая, в углу, словно туфельки выросшей куклы Барби.

– Конечно, я не стану притворяться, что твои приятели не уделяли мне внимания, – призналась Джинни.

– Был какой-то разговор, – кивнул Эдди.

– Надеюсь, ничего уничижительного?

– Конечно нет.

– Помню, мы все немного выходили за рамки приличий. Может, там какой-то особый воздух?

– Но мы с тобой были самыми неприличными, самыми плохими.

Это была фраза, которую она жаждала услышать. Таким образом, победа осталась за ней, что, конечно же, придало ей уверенности в себе.

Эдди поставил стакан на кофейный столик. Джинни потребовалась вся ее сила воли, чтобы не переставить его на специальную подставку, как положено. В окно было видно, как по противоположной стороне улицы прошли две мамаши, толкая впереди себя детские коляски. Джинни ощущала, как горит ее лицо. Эдди положил руку ей на колено. Женщина захихикала, и это стало сигналом для осмелевшего гостя. Он впился в ее накрашенные губы, а рукой тем временем нащупал пояс для чулок и расстегнул застежку.

– Ты знаешь толк в этом деле, – отстранилась Джинни, жадно хватая ртом воздух.

Голова закружилась.

– Тебе решать.

Он вновь наклонился, чтобы поцеловать ее, но Джинни, услышав шум за дверью, отпрянула от него.

– Почтальон! Прячься сюда.

Женщина неуклюже скользнула за спинку дивана.

– Черт! – прошипел Эдди и последовал ее примеру.

Они сидели на корточках за диваном и вслушивались в легкое шуршание ботинок почтальона на верхней ступеньке. Затем зашелестела почта, падая через щель на пол.

Джинни с облегчением рассмеялась и плюхнулась обратно на диван.

– Что ни говори, а это было очень… очень плохо.

Всякий раз, когда Эдди слышал слово «плохо», у него текли слюни, как у собаки Павлова. В тот же миг он подмял под себя Джинни. Женщина была на верху блаженства. Она лежала под ним, безропотно позволяя расстегивать пуговки на платье, возиться с крючочками бюстгальтера, стягивать комбинацию и трусики. Ни с того ни с сего она вдруг обеспокоилась, не свешивается ли его нога с дивана.

– Твоя нога… нога, – шептала она, но Эдди, судя по всему, такие мелочи не тревожили, хотя, возможно, он просто не понял, о чем речь.

К тому времени как Марта привела Анджелу домой, Эдди уже и след простыл, а стаканы были вымыты и вытерты. Джинни чувствовала себя так, словно побывала под грузовиком.

– Мама! – закричала Анджела, влетая в дом, но Джинни, погладив дочурку по голове, повела ее обратно к няне. – Извините… прошу прощения, но у меня снова ужасная мигрень.

– О нет, – всплеснула руками Марта.

– Не могли бы вы остаться до конца дня? Не думаю, что смогу заниматься Анджелой, когда у меня в голове стучит отбойный молоток.

– Я… Да, конечно, мэм.

– Спасибо, Марта. В буфете найдете тушеную фасоль.

Анджела очень любила тушеную фасоль с кусочком белого хлеба.

Джинни проплыла в спальню, где уже были опущены жалюзи. Из-за этого комната оказалась погружена в умиротворяющий сумрак. Женщина опустилась на кровать, все еще ощущая тяжесть мужского тела, легкую припухлость губ после поцелуев, которыми ее баловали нечасто, приятное отупение, вызванное алкоголем… Джинни слышала, как Марта включила телевизор в общей комнате. Приглушенный шум подействовал на нее как колыбельная. Больше ничто не тревожило Джинни. Она погрузилась в сон.

Нэт

Со времени отъезда Пола от него пришло два письма. Одно было написано на борту грузового самолета, летевшего в Гренландию. Муж писал об океане, который он увидел в малюсеньком иллюминаторе, о том, как он скучает по Нэт и надеется, что она хорошо питается и много отдыхает. «Не забывай обращать внимание на все, что происходит вокруг, и всегда будь осторожна», – напоминал он. Нэт решила, что таким образом муж проявляет заботу о ней, хотя это уже попахивало паранойей. Ей хотелось, чтобы Пол больше рассказал о самолете. Она ни разу в жизни не летала и даже не смела мечтать об этом.

Когда спустя неделю она увидела второе письмо, сердце екнуло, но оно оказалось таким же коротким, как предыдущее. Пол сообщал, что еще не добрался до «Кэмп сентьюри», мол, все ждут, когда погода улучшится и можно будет отправляться на север. Муж признавался, что делать особо нечего, разве что играть в карты да принимать пищу. Здесь очень холодно. Вдалеке, на огромном расстоянии, можно разглядеть край полярных льдов. Полярная лисица бегает вокруг лагеря в поисках угощения. Лисица, судя по всему, была самым интересным из всего, что видел Пол. Ее описанию он уделил целых три предложения. Она была не снежно-белая, а слегка бурая, с небольшими ушками, как у кошки… И все в таком духе. Пол дважды попросил ее не забыть поведать девочкам о лисице.

Нэт несколько дней подряд исправно рассказывала дочкам о полярной лисице, пока Саманта наконец не выдержала:

– Мама! Мы уже слышали о лисичке!

Еще через несколько недель пришло третье письмо. Всего несколько предложений, написанных в сбивчивой манере загнанного в угол человека: «Дорогая Нэт! Надеюсь, что с вами все в порядке. Я очень скучаю по тебе и девочкам. Иногда мне кажется, что вы сон и мне не позволено будет к вам вернуться. Нэт, ты мой ангел. Будь всегда предельно осторожной. Люблю тебя. Твой Пол».

Примостившись за небольшим кухонным столом, Нэт перечитывала и перечитывала письмо. Оно ей очень не понравилось – какая-то телеграмма, присланная из непонятного, невообразимо далекого места. Женщина выучила текст наизусть, и каждая из этих нескладно написанных фраз превратилась в ключ, который приводил в движение все шестерни ее души.

Она нашла милым, что Пол скучает по ней и девочкам, но строчка о том, что они для него как сон, наполнила сердце грустью, смешанной с негодованием. Разумеется, он вернется. Она будет просто ждать его, вне всяких сомнений. Уж слишком все это попахивает мелодрамой. Она не сон, она реальный человек из плоти и крови.

Нэт одновременно польстило и смутило, что муж называет ее ангелом. Она знает, что женщина должна быть ангелом, ибо мужчина по своей природе существо неустойчивое. Ему, как пилоту без компаса, не обойтись без женской любви. Мужчина – добытчик, работник, защитник. Но есть в каждом из них, и женщинам это известно, определенные слабости, поэтому их надо ограждать от некоторых вещей: не слишком обременять пеленками, уходом за детьми, не позволять глазеть на полуголых женщин. Этому Нэт учили с детства, но такой подход был ей не по нраву, да и Пол не похож на большинство мужчин. Однако огромное расстояние между ними как-то изменило привычный порядок вещей в семье, и вот теперь она стала для мужа ангелом.

Погрузившись в собственные мысли, Нэт утратила связь с миром, потеряла счет времени. Когда она наконец оторвала взгляд от письма, оказалось, что за окном уже сумерки. В конце улицы бегали и галдели чьи-то дети. С тех пор как Пол улетел, она не черкнула ему ни строчки. Если уж писать, придется покаяться, что попала в аварию, а ей ужасно не хотелось выглядеть легкомысленной взбалмошной девчонкой. Она так просила у него машину, они даже поссорились из-за этого. Как теперь сознаться, что уехала в ночь, разбила колесо? Да он после этого будет считать ее полной дурой, и у нее не хватит аргументов, чтобы доказать обратное. «Я хорошо вожу автомобиль, – сказала она ему в то утро, когда они поругались. – Я буду осторожна». Муж тогда ничего не ответил, но он-то знал правду.

Взяв лист бумаги в линейку и шариковую ручку, Нэт аккуратно вывела несколько строчек. Получилось не слишком хорошо и не очень честно. «Как у тебя дела? У нас с девочками все хорошо. Мы часто гуляем на детской площадке». Это было правдой. «Девочкам очень понравилась история о лисице». И это было правдой.

Заклеив конверт, Нэт отложила ручку и уставилась на свое бессодержательное, постное, изворотливое сочинение. Письмо было ни о чем. Что случилось с ней и Полом? О чем он думает? Что он делает, находясь за миллион миль отсюда? Кто с ним рядом? Чем он питается? Снится ли она ему по ночам? Просыпается ли он с мыслями о ней? Она должна быть рядом с Полом, должна быть рядом с ним. Навязчивая и нереальная мысль. Обхватив голову руками, Нэт сидела неподвижно, пока комната не погрузилась во мрак. Она позволила себе с головой окунуться в печаль, которую раньше пыталась сдерживать изо всех сил. Здесь были и жалость к себе, и мысли о непостижимом мужчине в ледяном тоннеле, который пишет непонятные письма своему далекому ангелу.

Долгое время от Пола вообще не было вестей. Эти недели оказались, пожалуй, наиболее мучительными. Время от времени Нэт общалась на детской площадке со своей новой подругой Патрицией, пока девочки играли, но в остальное время она оставалась совершенно одна. Она скучала по Эсрому больше, чем могла себе позволить, и боялась признаться в этом. Ей неприятно было вспоминать, как унизила его в присутствии Джинни Ричардс. Нэт корила себя за малодушие. Наверное, он вообще не захочет ее видеть. Визиты ковбоя скрашивали ее серые будни, а теперь время от рассвета до заката тянулось совсем медленно и тягостно.

Однажды утром на обочине напротив ее дома притормозил темно-зеленый автомобиль, и Нэт подумала, что кто-то ошибся адресом. Сейчас разберется, в чем дело, развернется и уедет. Она сидела за кухонным столом с чашечкой кофе и в окно наблюдала, чем дело кончится. Профиль водителя показался ей знакомым, и вдруг ее осенило: это же Эсром!

Женщина не могла сдержать эмоций, появление ковбоя взбудоражило и встревожило ее. Нэт пожалела, что не вымыла голову.

Эсром, увидев ее в окно, помахал рукой и начал подниматься к дому.

– Привет, – просто сказал он.

– Вы вернулись! – всплеснула руками Нэт. – Я полагала, что вы больше никогда… Я очень рада вас видеть.

– Не говорите ерунды, – покраснел Эсром.

Он был одним из тех людей, которые краснеют почти мгновенно – так что эмоции не скроешь.

Нэт рассмеялась, ей стало легко и хорошо.

– А где ваш пикап? – спросила она.

– Ну, я решил, что вы можете ею попользоваться, – заулыбался он.

Женщина поняла не сразу:

– О чем вы?

– О машине.

Нэт округлила глаза.

– Когда-то она принадлежала моему приятелю Джейкобу. «Додж-Вейфарер» 1949 года. Говорят, тачку хорошенько погоняли, но мы привели ее в норму. Так что машинка прослужит долго. Хозяин сетует, что наша крытая автостоянка похожа на свалку подержанных автомобилей. Надо кое от чего избавиться.

– Вы что, пригнали машину мне?

– Да, – подтвердил Эсром.

– О нет! Это, конечно, очень мило с вашей стороны, но я не могу принять такой подарок.

– Почему? Она стоит у меня без дела.

– Ну потому… Не знаю…

– Вы уже несколько недель без колес, – заметил Эсром.

Нэт кивнула, пытаясь выдернуть выбившуюся нитку в кармане.

– Я даже еще не сообщила Полу.

– В таком случае пользуйтесь пока этой машиной.

Нэт с тревогой поглядывала на зеленый автомобиль.

– Послушайте, – не выдержал Эсром. – Надеюсь, вы не обидитесь на вопрос, но что вы будете делать, когда ребенок подоспеет? Вы же не поедете в больницу на автобусе? А что, если заболеет одна из девочек?

– Я думала, когда возникнет необходимость, в больницу меня отвезет соседка, – начала рассуждать Нэт. – А в целом мы неплохо добираемся, куда нам надо, на автобусе. Очень даже неплохо. До центра – всего лишь десять минут.

– Лучше иметь возможность ни от кого не зависеть.

С этим не поспоришь, хотя в данном случае она попадает в зависимость к нему.

– А если захочется отправиться в небольшое путешествие… или еще куда-нибудь, у вас теперь будет такая возможность.

Нэт заулыбалась и заглянула Эсрому в глаза. В этот раз он был без шляпы, потому выглядел еще моложе – открытое простое лицо, волосы песочного цвета, голубые глаза. Он действительно хочет помочь. Нэт видела, что Эсром гордится своей работой. Женщина нервничала, но не могла придумать разумную причину, почему она отказывается от помощи. Мысль о том, что теперь она сможет поехать куда захочет, была слишком соблазнительной.

– Спасибо, – решилась наконец Нэт. – Это очень много для меня значит.

Она не хотела слишком зацикливаться, поэтому просто предложила:

– Хотите, я что-нибудь для вас приготовлю? Зайдете в дом?

– Мне нужно возвращаться. Сегодня у меня занятия.

– Занятия?

– В пожарной части при испытательной станции.

– Мои поздравления, – сказала Нэт.

Молодой человек застенчиво улыбнулся:

– Спасибо, пока еще рано. Я только учусь.

– Это просто замечательно! – обрадовалась она.

Машина и новость об Эсроме превратили сегодняшний день, пожалуй, в самый радостный за все лето.

– Тогда я отвезу вас домой, – придумала она. – Мне же нужно обкатать машину?

Ковбой пытался возражать:

– Я могу и на автобусе…

Однако Нэт подошла к двери и, распахнув ее, крикнула:

– Девочки! Тут мистер Эсром! Мы отвезем его домой.

Малышки пулей выскочили из своей комнаты. Лица сияли неподдельным восторгом.

– Мистер Эсром! Мистер Эсром! – кричали они.

Девочки бросились в прихожую и принялись танцевать вокруг ковбоя, пачкая свои опрятные белые носочки.

– Привет! – рассмеявшись, приветствовал их гость.

Саманта вертелась у его ног:

– Вы к нам в гости? Вы что-то принесли? Давайте испечем вам печенье.

Это была уменьшенная версия Нэт – немного легкомысленная и болтающая без умолку.

– Мы отвезем мистера Эсрома домой. Он одолжил на время свою машину, – пояснила девочкам мама.

– Машину! – закричали дети.

Саманта побежала изучать новый вид транспорта. Лидди засеменила за сестрой. Спустя несколько минут они уже были в салоне – вертелись на серой шелковистой обивке заднего сиденья и улыбались из окон.

Нэт открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья, но Эсром указал на место водителя:

– Вы же говорили, что хотите обкатать машину.

– Ну да. Хорошо, – чуть смутилась женщина.

Она уселась на водительское кресло, провела ладонями по большому рулю, открыла-закрыла пепельницу. Пепельница издавала приятные щелчки.

– Мне нравится, – призналась Нэт. – Чувствую, что этот автомобиль разобьет мне сердце и возвращать не захочется.

– Мне он и не нужен. Пока попробуйте, а потом решите. Не исключено, что после пробной поездки сочтете его вообще ни на что не годным.

Когда он приподнял брови и заулыбался, вообще стал похож на мальчишку.

– Ну, поехали?

Выехав на проезжую часть, Нэт повернула в сторону центра, едва сдерживая себя, чтобы не запрыгать от радости, прямо как дочери на заднем сиденье.

– Мама! – позвала Саманта. – А там тетя, у которой «Крекер Джек» и игрушки!

Нэт тоже заметила знакомую копну завитых рыжих волос. Джинни Ричардс шла по тротуару, изящно переставляя стройные ноги в туфлях на высоких каблуках, и катила перед собой большую детскую коляску. Нэт следовало бы раньше догадаться, что в центре города она рискует встретить Джинни, поскольку как раз наступило время дневных прогулок. Миссис Ричардс походила сейчас на заведенные часы: каблуки размеренно цокали по асфальту, а на лице застыло умиротворенное выражение, как будто она впала в транс. Но не судьба – Джинни, к сожалению, была в сознании, трезвом уме, у нее не потемнело в глазах и не наступило помутнение рассудка. Услышав звук мотора, она повернула голову, Эсром из вежливости поднял руку, приветствуя ее. Нэт, наплевав на приличия и хорошее воспитание, прибавила газу, и автомобиль на бешеной скорости промчался мимо Джинни. Сердце Нэт бешено колотилось.

Девочки восторженно завизжали, и только Эсром остался практически невозмутимым.

– Тпру, Нелли, – только и сказал он.

– Извините, – буркнула Нэт.

За секунду от ее радости почти ничего не осталось. Слишком уж красноречивым было выражение лица Джинни.

– С вами все в порядке?

– С моей стороны это так грубо, – не могла скрыть раздражения Нэт. – Почему я не притормозила и не поздоровалась с ней?

– Мне казалось, что вы подруги.

– Долгая история, – замялась Нэт. – Извините, что пришлось тогда поработать у нее. Ее муж – босс моего супруга. Я позволила ей помыкать вами, теперь же обидела вас обоих. Парень! У меня есть для тебя работенка! – Она удрученно покачала головой. – И что было, когда вы поехали к ней? Она вела себя приветливо? Скажите, она вам заплатила?

– Да, заплатила, – неохотно признался Эсром.

– Вам пришлось с ней общаться?

– Ну… Она немного поболтала, – неуверенно пробормотал он.

– Эта женщина ужасно меня пугает, – изливала душу Нэт. – Особенно после того, как Пол ударил ее мужа.

– Как так?

– Просто жуть какая-то. Точно не знаю, в чем там было дело. Мой муж не такой. Он рисковал потерять работу, до сих пор рискует. Я не знаю, что его ждет, когда придет время переаттестации.

Нэт начала кусать ноготь большого пальца, но, тут же поймав себя на этом, вновь опустила руку на руль.

– Как бы там ни было, в Гренландию муж угодил именно после этой драки. Теперь он в весьма сложном положении.

– Очень жаль, – посочувствовал Эсром.

Проезжая мимо приклеенного к столбу плаката, Нэт успела прочесть слово «разыскивается», а еще заметила зернистую черно-белую фотографию молодой улыбающейся девушки с заплетенными в косы волосами.

– До сих пор эту Зейглер не нашли, – посетовала она.

Шестнадцатилетняя Марни Зейглер из крошечного городка к западу от Айдахо-Фолс пропала три недели назад. Плакаты были расклеены на всех телефонных столбах и стволах деревьев, они безмолвно взирали с витрин магазинов. Иногда ветер срывал большие бумажные листы, и они носились по улицам, словно преследуя жителей города.

– Лет десять назад мы строили Зейглерам амбар, – сообщил Эсром.

Нэт показалось, будто и она имеет опосредованное отношение ко всей этой мрачной истории.

– Вы были знакомы с девочкой Зейглеров?

– Немного. Я ходил с ними в храм на протяжении нескольких лет. Тогда отец был еще в нормальных отношениях с другими семьями.

– Могу я узнать о ваших родных? – Женщина бросила взгляд на молодого человека и заметила на лице напряженную сдержанность. – Не сочтите меня за бестактную особу, но вы всегда говорите о них с какой-то затаенной печалью.

– Как вам сказать… – Он почувствовал себя несколько неуютно. – Думаю, вы уже догадались, что у нас с отцом непростые отношения. Вообще, у него одиннадцать детей.

Нэт не поверила своим ушам. Она и представить такого не могла!

– Я самый старший. Отец хочет, чтобы мы оставались на ранчо, помогали ему по хозяйству. Возможно, так и было бы, если бы он не был чертовым упрямцем. – Последнюю фразу Эсром произнес сквозь зубы, чтобы девочки не расслышали. – У нас серьезные расхождения по религиозным вопросам. Когда я был подростком, мы еще ладили, но потом я совсем охладел к религии. Душа не лежит. Так бывает, что к каким-то вещам не лежит душа – и все тут. Только так я могу это объяснить.

– Понимаю, – сказала Нэт. – То же я могла бы сказать о себе.

– Серьезно? – Эсром недоверчиво взглянул на женщину и покачал головой. – Он очень груб по отношению к мальчикам, а с девочками ведет себя просто чудовищно. С некоторых пор не разрешает посещать школу – их обучает на дому моя мама. А недавно он нашел в кармане у Абры помаду и на два дня запер ее в спальне. Ей пятнадцать лет. Я понимаю, он хочет, чтобы она придерживалась определенных правил, но наказывать пятнадцатилетнюю девчонку за помаду… – Он поморщился. – Помада была светло-розовой. Она только один раз ею попользовалась.

Нэт понимающе кивнула, припоминая, как однажды Саманта и Лидди разукрасили свои мордашки ее косметикой. Какие они были смешные с тяжелыми синими тенями под бровями и нарисованными губами до щек, как у клоунов в цирке.

– Я не хочу особо распространяться об этом. Работа и ваши девочки поднимают мне настроение. – Эсром мотнул головой в сторону заднего сиденья, откашлялся и выпрямился. – У меня сейчас есть жилье в городе. Домой я езжу время от времени, чтобы проверить, все ли там в порядке, но надолго не задерживаюсь. Если разозлю чем-то отца, он отыграется на других.

– Я чувствую себя ужасно неловко, – призналась Нэт. – Вашим сестрам куда сложнее, чем мне, а я вся такая избалованная…

– Нет нужды сравнивать себя с кем бы то ни было, – решительно возразил Эсром. – Все хорошее в жизни вы вполне заслужили.

Он дал понять, что нужно сворачивать направо. Это был явно депрессивный район. Ее автомобиль (ее автомобиль!), подпрыгнув, перескочил через железнодорожные пути и покатил вниз по склону: мимо дома, перед которым сидели несколько молодых бездельников; мимо придорожной канавы с пятнами мусора; мимо бродячей собаки, понуро смотревшей им вслед печальными желтыми глазами. Автомобиль подъехал к кирпичному многоквартирному дому.

– Здесь, – подсказал Эсром.

– Хорошо, – откликнулась Нэт, стараясь придать голосу непринужденный тон, хотя нехорошее место обеспокоило ее не на шутку.

Двор был грязный и заросший сорняками. Эсрому не сразу удалось выйти из машины, так как Саманта схватила его сзади за уши и принялась поворачивать голову то вправо, то влево. Эсром рассмеялся. Лидди в восторге прыгала на заднем сиденье. Нэт снова начали терзать сомнения, стоит ли брать чужую машину. Господи! Она с ума сходила от всех этих волнений. Перед мысленным взором предстало лицо Джинни Ричардс. Как она нехорошо посмотрела, когда они проезжали по улице!

– Саманта! – одернула дочку Нэт. – Пожалуйста, прекрати!

Саманта и Эсром обернулись. Дочь отстала от ковбоя и вернулась на сиденье. Из глаз покатились слезы.

– Мы просто играем, – всхлипнула девочка.

– Что-то не так? – спросил Эсром.

Он только-только начал приходить в себя после откровений о своей семье.

– Нет. Я не знаю, – не могла успокоиться Нэт. – Думаете, это правильно?

– Что именно?

– Ну это. То, что вы даете мне машину.

– Как по мне, абсолютно, – улыбнулся Эсром, но, по-видимому заметив, что женщине немного не по себе, встревожился.

Она с силой вцепилась в руль. Он был настолько чистым, каждый дюйм буквально сверкал. Вероятно, Эсром долго его полировал, прежде чем привезти автомобиль. Нэт пыталась найти подходящие слова. Надо сказать, как она благодарна за помощь, как ей приятно с ним общаться, а также какое облегчение она испытывает оттого, что он вернулся, и как сожалеет, что смалодушничала, когда приперлась Джинни Ричардс.

Джинни Ричардс. Она уже дважды видела их вместе. Это очень нервировало Нэт. Конечно, ничего плохого они не сделали, но если их застукала Джинни, которая живет в трех кварталах, то соседки уж точно не обошли вниманием пикап Эсрома перед ее домом. Не хотелось бы наговаривать на милых женщин, но сплетницы они были знатные. То и дело что-то высматривали своими ястребиными глазками – искали скандалы и сенсации. Причем понимание об этих вещах у них весьма своеобразное. Мусорный бак открыт, а крышка валяется сбоку – сенсация! А звук клаксона в два часа дня тянет как минимум на тайный заговор.

Нэт посмотрела на Эсрома, и ей в голову пришла преступная мысль: «Если я перестану с ним общаться, могу не пережить это ужасное лето».

– Ничего страшного, ерунда, – успокоила парня Нэт.

– К нам кто-то идет, – сообщила Саманта.

К машине, размахивая руками, направлялся низкорослый коренастый мужчина в ковбойских сапогах. Нэт узнала одного из приятелей Эсрома, с которым виделась в кафе, хотя за это время он сильно сдал и состарился.

– А, Расс идет, – приоткрыл дверцу Эсром. – Извините.

– Эй, Эс! Где ты был? Я не могу попасть домой, – пожаловался Расс.

– Не можешь? – переспросил ковбой. – Ладно, я тебе открою.

– Ключ потерял, – пояснил Расс.

– О боже, – вырвалось у Нэт. – Что с его лицом?

К щеке Расса был прилеплен квадратик марли, пропитанный чем-то блестящим.

– Он участвовал в родео, – поспешно пояснил Эсром. – Эй, приятель! – повторил он, будто Расс мог не расслышать приветствие с первого раза. – Снова ключ потерял?

– Да, потерял, – подтвердил Расс.

Нэт удивилась. Сколько можно долдонить одно и то же? Ей показалось, что с Рассом явно что-то не то – двигается тяжело и взгляд какой-то осоловевший, чтобы не сказать тупой. Попытался изобразить улыбку, но передумал и минуту стоял, уставившись в одну точку.

– Потерял ключ, – снова повторил он. – И боялся, что вы, ребята, не приедете.

– Ну, мы приехали, – утешил его Эсром. – Слушай! Ступай домой, я тебя догоню.

– Кто твоя подруга? – все-таки сподобился на улыбку Расс, при этом взгляд его был направлен на крышу автомобиля. – Из вас получится хорошая семья.

Закатив глаза, Эсром направил приятеля в сторону дома:

– Я сейчас приду.

Повернувшись к Нэт, он улыбнулся, нахлобучил ковбойскую шляпу и подмигнул девочкам. Правда, лицо его при этом оставалось напряженным.

– Спасибо, что подвезли, – поблагодарил он.

Женщина закашлялась:

– Ну… спасибо за машину!

– Не стоит благодарности.

Молодой человек показал рукой куда-то в сторону. В конце двора на строительных блоках стояло нескольких автомобилей без колес.

– Как видите, здесь целый автопарк.

Эсром повернулся, чтобы идти, и Нэт ощутила беспричинный, сильный порыв окликнуть его. Они увидятся снова не раньше, чем через пару дней. Слишком долго. Правда, совсем недавно женщина пыталась убедить себя, что нельзя встречаться слишком часто. Совершеннейшая бессмыслица. «Оставайся на месте, Нэт Кольер», – приказала она себе. Это просто нелепо. Какой-то всплеск противоречивых чувств! Она очень боялась опозориться, но неразумное сердце победило. Нэт вытащила ключ зажигания и выскочила из машины. Приятели обернулись.

И вот она стоит рядом с ними и не знает, что делать. Решайся! Сделав шаг, женщина неуклюже заключила Эсрома в объятия. Сердце, казалось, выскочит из груди. Смелый и столь же глупый поступок. Ковбой осторожно обнял ее в ответ.

– Очень великодушно с вашей стороны, – сказала она первое, что пришло в голову, не отпуская при этом рукав его рубашки. – Я вам очень признательна.

Он кивнул. При этом выглядел вполне довольным и немного смущенным.

– Мне домой надо, – повысил голос Расс. – Тебя дома не было, Джейкоба не было, пришлось сидеть во дворе.

– Ничего с тобой не случилось, – отмахнулся Эсром и, уже обращаясь к женщине, добавил: – Берегите себя, Нэт.

Она отпустила рукав, заправила выбившийся локон за ухо и, растерянная, осталась стоять.

Эсром слегка подтолкнул Расса, и оба зашагали к дому. Расс едва волочил ноги, и ковбою пришлось подстраиваться, чтобы не сильно вырываться вперед.

Нэт вернулась к машине и села на место водителя. Несколько секунд она провожала взглядом Эсрома и его приятеля. На сердце было грустно, а еще… ее разбирало любопытство.

– Я уже скучаю по мистеру Эсрому, – опечалилась Саманта.

– Я тоже, – поддержала сестру Лидди.

Приятели скрылись за углом. Нэт подняла глаза и увидела мужчину, который с наглым интересом наблюдал за ней с балкона. Женщина завела машину, дала задний ход, развернулась и стала выруливать на дорогу. Из травы выскочил койот и потрусил по грязи впереди автомобиля.

– Девочки! Смотрите! – крикнула Нэт.

Дочери залезли на сиденье, чтобы лучше видеть, как животное бежит по улице, вдоль которой стоят покинутые дома времен королевы Виктории с полуразвалившимися террасами.

– Совсем не похоже на наш район, – рассматривая здания, заметила Саманта.

Мужчина бросил с балкона какой-то мусор, и тот приземлился прямиком на небольшую кучу, состоящую из ржавых консервных банок и бумажных пакетов. Банки и пакеты, по всей видимости, валялись здесь не первый год и уже начали врастать в землю. Мужик стал расстегивать пуговицы на брюках, и Нэт показалось, что он собирается помочиться прямо с балкона. Она дала по газам, и машина, громыхая, выехала на дорогу. Девочки плюхнулись на сиденье.

– С мистером Эсромом ничего плохого не случится, – заявила Нэт, когда они отъехали довольно далеко от дома.

Только услышав свой голос, женщина осознала, что никто с ней об этом и не заговаривал.

Пол

Пол спрятал лицо в приподнятый воротник куртки, а руки, стиснув в кулаки, засунул в карманы. Его реактор находился в самом конце центрального тоннеля, который все в «Кэмп сентьюри» называли Мейн-стрит. Учитывая, что температура здесь была ниже нуля, прогуливаться, как по набережной в Сан-Диего, было неуместно. Поэтому шел он быстро. Из ноздрей вырывались белесые облачка пара. Снег хрустел под ногами, и этот хруст эхом отдавался в тоннеле.

Впереди несколько солдат скребли стены совковыми лопатами на длинных рукоятках. Они отковыривали семидесятифунтовые глыбы льда и тянули их на санях на поверхность. Недавно Мейберри с какой-то извращенной радостью в голосе сообщил Полу, что за сутки на стенах намерзает до дюйма льда, из-за этого тоннель постепенно сужается.

Один из парней, соскребавших лед, при виде Пола поднял руку в приветствии.

– Кольер! – позвал он. – У нас тут есть лишняя лопата.

– И на ней, надо полагать, написано мое имя?

– Передай привет атомным друзьям и не забудь надеть свинцовые трусы.

– Большое спасибо, что беспокоишься о моих трусах.

– Он, должно быть, в отчаянии!

– Пока, парни, – проходя мимо, сказал Пол.

Операторы не надевали никаких свинцовых трусов, хотя такой миф был широко распространен. Существовали и другие легенды, связанные с их профессией. Так, говорили, что со временем те, кто работает на реакторе, начинают постепенно лысеть. Также ходили слухи, что от операторов родятся только девочки. Последнее утверждение, хоть и голословное, в случае с Полом соответствовало действительности. В его работе не было ничего таинственного и интригующего, а подобные подначки вызывали у него смех. Ко всему можно привыкнуть, если делаешь это изо дня в день.

Пол дошел до середины тоннеля, когда его окликнули:

– Эй, Кольер!

Подняв голову, он увидел идущего навстречу Мейберри со стопкой бумаг в руках. Геолог никогда и словом не обмолвился об инциденте с фотографией Нэт, за что Пол был ему очень благодарен. В глубине души он часто корил себя за то, что не умеет легко прощать обиды.

– Привет! Как дела в ледяной пещере? – поинтересовался Пол.

– Замечательно. Раскопали несколько замечательных образчиков. – Геолог подмигнул, словно речь шла о шикарной женщине в классной тачке. – Слышал, что скоро у нас будут гости? Кое-кто из твоих знакомых.

– Серьезно? Опять гости?

Неделю назад им пришлось приводить себя в порядок ради нескольких сенаторов с Восточного побережья и члена датской королевской фамилии. Мейберри был вынужден постричься и подровнять бороду, чего он до сих пор не может им простить.

– В середине сентября, а пока что не закончился август. К тому времени я снова успею отрастить бороду, а начальство прикажет опять ее подрезать… Вот… Где это я… А-а-а… Видал?

Порывшись в бумагах, он вытащил один лист.

– Приезжает какой-то начальник с другого реактора. Штат Айдахо, CR-1. Правильно? Да, мастер-сержант Митчелл Ричардс. Ты его знаешь?

Пол ощутил, как сквозь внутренние органы прорастают малюсенькие волосики и начинают покалывать.

– Знаешь этого чувака?

– Да.

– Вижу, ты насторожился, – заметил Мейберри. – Каков он из себя, этот мастер-сержант? Один из тех придир, что вечно лезут все контролировать, или из лентяев, которые не прочь заглянуть в рюмку?

– И то и другое, – констатировал Пол. – Послушай, между нами черная кошка пробежала.

– А в чем дело?

Пол колебался.

– Ну же, давай, – не оставлял его в покое Мейберри.

И Пол начал рассказывать, хотя, признаться, это не доставляло ему удовольствия.

Начал он с истории, как Ричардс после их странного знакомства подставил его. О пьяных приставаниях к Нэт он умолчал, как не стал распространяться и о мерзком дельце в салуне «Калико». Но вкратце описал накладывающиеся одна на другую проблемы с реактором, а потом поведал, как зарядил Ричардсу в челюсть. Не успев дослушать рассказ, Мейберри издал боевой клич и стал, размахивая бумагами, прыгать на одной ноге по кругу.

– Тебе следует почаще покидать свою пещерку, – иронично посоветовал Пол.

– Пол Кольер – человек действия! Ты собираешься преподать ему еще один урок? Мы назовем это битвой на льду!

Мейберри, хихикая, собрал растрепавшиеся бумажки.

– Это будет самое захватывающее приключение за пять месяцев.

– Хотел бы и я так же порадоваться, как ты.

– Значит, драки не будет? Серьезно?

– Надеюсь, нет.

Мейберри вздохнул:

– Хорошо, понял. Тогда просто избегай его, держись подальше.

Пол с сомнением посмотрел на него.

– Ты справишься. – Приятель хлопнул его по плечу и пошел в противоположную сторону, все еще улыбаясь. – Увидимся позже в будуаре.

Пол покачал головой и зашагал дальше. Вытащил сигарету, но большой палец так замерз, что он не смог прикурить и в конце концов отказался от этой затеи. К черту Ричардса! Как возмутительно, даже оскорбительно, что он появится здесь! Пола лишили всех, кого он любит, и теперь чертов гад, которого он желал бы видеть в самую последнюю очередь, выскакивает, как мишень в тире.

Нэт

С отъездом Пола уик-энды стали тихими и уединенными. В будни мир полон женщин, бегающих по своим ежедневным делам, укачивающих детей, улыбающихся, отчитывающих своих отпрысков, всегда готовых к серьезному взрослому разговору. Но приходит суббота, и эти женщины оказываются для Нэт недосягаемыми. В выходные жизнь вертится вокруг мужей, поэтому все те же хозяюшки, которые вчера делились новыми рецептами, сегодня, встретив Нэт на улице, либо вообще не замечают ее, либо поспешно здороваются, бросая жалостливый взгляд, и торопятся уйти. Мужчины имеют чудесную способность заполнять собой все мысли и время женщины. Одни брюки в доме заставляют всех остальных плясать вокруг себя.

Когда Пол отбыл половину срока, Нэт склеила длинную бумажную цепь и повесила над окном, выходящим на улицу. Она вычитала в брошюре с советами для жен военных, что нужно отрывать по одному бумажному колечку в день, пока не вернется муж. Так время будет идти быстрее. Каждая оторванная бумажка – облегчение, едва уловимая радость, когда ты выбрасываешь ее в мусорное ведро, подобно тому, как выгоняешь из комнаты бабочку. Ты нам больше не нужна. Но в глубине души Нэт боялась возвращения Пола, прекрасно осознавая, что с его приездом все изменится, и еще неизвестно, в какую сторону. Она не считала, что каким-то образом оскорбляет Пола своим общением с Эсромом, но в то же время прекрасно понимала, что мужу их дружба не понравится. Всегда найдется что-нибудь, что не понравится Полу. Впрочем, неважно. Она не собирается что-либо менять. Когда Эсром появлялся на пороге ее дома, сердце наполнялось радостью, а с его уходом Нэт начинала хандрить, как маленькая.

Ее подруга Патриция вместе с четырехлетней дочуркой Кэрол-Энн заглядывала на кофе раза два в неделю. Теперь их встречи стали чем-то большим, чем просто болтовня на детской площадке. Так же, как и визиты Эсрома, это были вехи, определявшие весь день. Женская дружба наполняла сердце Нэт счастьем. Она чувствовала себя вдовой, вернувшейся в мир, из которого ее давным-давно изгнали.

– Итак, расскажи о своей замечательной жизни, – попросила она однажды утром, наливая Патриции кофе. – Твой муж каждый день в три часа приходит домой и готовит еду, пока ты лежишь, задрав ноги кверху?

Патриция хихикнула и стала элегантно помешивать в чашке сахар, слегка позвякивая ложечкой.

– Разумеется, – сказала она. – Каждый день он приносит букет цветов, а потом готовит ужин.

– Ух ты! И что у него лучше всего получается?

– Грудка фазана «под стеклом», устрицы «Рокфеллер» и крем-брюле на десерт, – перечислила Патриция, мило растягивая слова в тех местах, где Нэт и не догадалась бы.

– Он просто чудо! – воскликнула Нэт.

У Патриции были густые длинные ресницы. Светлые волосы неподвижно застыли в ледяной прическе. По внешнему виду нельзя было предположить, что эта утонченная женщина обладает неплохим чувством юмора. Патриция маленькими глотками медленно попивала кофе, и глаза ее сияли.

Как и принято среди жен военных, они быстро стали подругами. Нэт на своем невеселом опыте убедилась, что, если ты хочешь с кем-то подружиться, раскачиваться некогда. Вместо нескольких лет, когда ты постепенно узнаешь человека и начинаешь ему доверять, у тебя есть всего несколько недель. Патриция рассказала, как пережила выкидыш и могла умереть. Это случилось вскоре после того, как они с Бадом прибыли на новое место. Знакомых – никого. Бад, как назло, уехал по делам службы, так что пришлось звонить соседке, с которой всего-то пару раз выпили кофе, и просить приглядеть за Кэрол-Энн, пока Патрицию не выпишут из больницы.

– Целую неделю! – ахнула Нэт.

А что еще оставалось делать бедной Патриции? Потом подруга поделилась самым сокровенным, сообщив, что больше не может иметь детей. Глаза ее наполнились слезами. После таких признаний их дружба стала крепче и нежнее.

– Когда мы перебрались в Бельвуар, – откровенничала Патриция, – я оставила в Джорджии мою лучшую подругу Луизу. Я почти сожалела о том, что начальство не послало Бада за тридевять земель. Тогда я осталась бы в Джорджии.

Женщине было явно неловко в этом признаваться.

– Только никому не говори, – попросила она. – Я люблю Бада.

– Никому, – пообещала Нэт.

Сегодня Саманта и Лидди играли в своей комнате вместе с Кэрол-Энн. Патриция и Нэт сидели на кухне. На столе – горячий кофе и посыпанные маком маффины. Оконные стекла слегка вибрируют под порывами холодного ветра. Нэт почувствовала уют и умиротворение. Теперь, спустя несколько долгих месяцев, ей стало гораздо легче переносить одиночество. Оказывается, жизнь полна всяческих радостей: здоровые дети, регулярная помощь Эсрома, женская болтовня с Патрицией и, конечно же, Пол. Она едва не позабыла, как ему благодарна. Нэт мысленно помолилась, чтобы с мужем не случилось ничего плохого.

– Девчонку так и не нашли, – сказала Патриция. – Дочь Зейглеров.

– Знаю, – вздохнула Нэт. – Сил нет об этом читать, но все равно читаю. Куда же она запропастилась? Иногда просыпаюсь среди ночи и все думаю о бедняжке.

– Серьезно?

– Не могу выбросить из головы.

Патриция, по-видимому, решила помочь подруге избавиться от мрачных мыслей.

– Мне кажется, она попросту сбежала, – предположила женщина и резко перескочила на другую тему: – Скажи, а чья это машина стоит у тебя перед домом? Та, зеленая?

– Э-э-э… – Нэт напряглась и перевела взгляд на зеленый автомобиль Эсрома. Ей очень не хотелось врать и изворачиваться.

– У тебя ведь была желтая машина?

– Ну да. Это… наша новая машина.

– А куда желтая подевалась?

– Я тебе не рассказывала? Она в автомастерской. Я разбила колесо, и, пока коплю на ремонт, мне по дружбе дали поездить на этой.

– Что же это за подруга, у которой есть лишние машины? Она, что ли, в отпуск уехала?

– Да, – поколебавшись, ответила Нэт.

Патриция пожала плечами:

– Лучше будет, если твою желтую машину отремонтируют до того, как Пол вернется. Если все будет в порядке, вряд ли он сильно разгневается. Он будет так рад видеть тебя и детей, что ничего не скажет о нескольких лишних долларах, потраченных на автомобиль. На все будет смотреть сквозь пальцы.

– Ты права, – согласилась Нэт. – Спасибо.

Она откусила кусочек маффина, а тарелку с остальной выпечкой подвинула поближе к Патриции. Нэт было неприятно, что пришлось лгать, но иначе объяснить происхождение машины, не вызывая подозрений, было весьма затруднительно. Автомобиль – ее. Человек, устроивший это, ей предан. Лучше помалкивать, чтобы не спугнуть Эсрома.

На следующий день, к вящей радости сочувствующих, нашлась дочь Зейглеров. Она жила в доме сорокашестилетнего вдовца, которого ее отец нанимал прошлой весной кастрировать баранов. Вдовца арестовали, а Марни Зейглер вернули родителям. Когда девушку, одетую в клетчатую кофту, выводили из дома, она скороговоркой сообщила репортерам, что с ней все в порядке, просто произошло ужасное недоразумение.

Новость о дочери Зейглеров очень взволновала Нэт, и поздно вечером она позвонила маме. Во-первых, потому что нервничала, а кроме того, ей было скучно. Общаться с матерью всегда было нелегко, но Нэт все-таки решила обсудить с ней свои будущие роды и сопутствующие вопросы – возможно, ей понадобится помощь. Она надеялась, что Дорис сама предложит приехать в Айдахо, но не тут-то было. Нэт это очень беспокоило, поскольку Дорис Радек проявляла инициативу, где только можно, но помогать дочери не торопилась.

Дорис сообщила, что в Сан-Диего все в порядке: их маленький семейный бизнес в сфере медицинского снабжения потихоньку продвигается; ее внуки, дети братьев Нэт, растут и занимаются тем, чем и следует заниматься в их возрасте, – ездят в лагерь бойскаутов, играют в бейсбол… Сама Дорис приглядывает за внуками и режется в канасту со своей невесткой Марвой. Отец полностью погрузился в роль преданного рыцаря Благотворительного и охранительного ордена лосей, к которому в качестве обычного «лося» присоединился, как Нэт и предполагала, ее брат Джордж.

Когда разговор подходил к концу, Нэт не сдержалась:

– У нас тут произошло кое-что странное. Пропала шестнадцатилетняя девушка, и в течение месяца о ней никто ничего не слышал. А недавно ее нашли в доме пожилого мужчины.

– Господи, Нэт! – встрепенулась Дорис. – Зачем ты рассказываешь мне такие ужасы?

– Нет, она осталась жива, – пояснила Нэт. – Но все равно очень странно. Ее отца показывают по телевизору, но по его лицу не понять: он пострадавшая сторона или соучастник.

– Зачем ты это рассказываешь? – повторила Дорис.

– Не знаю.

Нэт заговорила очень быстро, и сердце стало биться чаще. Она понимала, что маме это не понравится, но все равно не могла молчать.

– Происшествие кажется еще более странным, потому что случилось совсем рядом и ты просто не можешь об этом не слышать. Сама знаешь, как люди относятся к подобного рода вещам.

– Это не совсем здорово, – заметила Дорис.

– Да, может, и так, – согласилась Нэт.

– Ладно. Я приеду к тебе в декабре, – вздохнула мать. Воцарилось молчание, нарушаемое лишь статическими помехами. – Заботься о своем здоровье и будь хорошей девочкой, Нэт.

Будь хорошей девочкой, Нэт. Сколько она себя помнит, мама всю жизнь так прощалась. Нэт казалось, что она всегда была хорошей девочкой, по крайней мере достаточно хорошей. Те времена, когда все в семье считали ее паинькой, она помнит смутно, как в тумане. Тогда Нэт еще ходила в памперсах и была любимой крошкой, которую папа любил брать на руки и подбрасывать к потолку. Маленькая девочка терпеливо сидела рядом с мамой, пока та завивала волосы горячими щипцами. Братья были на двенадцать и тринадцать лет старше – живые пацаны с загорелой кожей, острыми локтями и коленками. Они называли ее принцессой и просили поцеловать на глазах у своих подружек, как будто эти поцелуи были залогом будущего счастья.

Лет в одиннадцать-двенадцать отношение к ней в семье изменилось, на нее начали смотреть с подозрением. Возможно, эта холодность всегда присутствовала, просто она ее не замечала. А может, родные и в самом деле вдруг увидели в ней совершенно чужого человека, занявшего место их маленькой наивной девочки, которая таинственным образом исчезла.

К тому времени как Нэт перешла в старшую школу, дом опустел. Братья обзавелись собственными семьями и съехали. Мама увлеклась разнообразными благотворительными организациями и клубами, отнимавшими уйму времени. Отец полностью погрузился в бизнес, Благотворительный орден лосей и церковные дела. Церковь Святого Игнатия – или Игги, как прозвали ее прихожане, – была светлой и причудливой, как кафе-мороженое.

Незадолго до начала учебы (это был предпоследний, одиннадцатый класс) ее соседка Мередит Петтерсон организовала в своем доме вечеринку у бассейна. Петтерсоны были очень зажиточной семьей. Они тоже посещали церковную службу в Игги, а блондинка Мередит считалась местной куколкой. С распущенными волосами до плеч, в коротеньких носочках и приталенном кардигане Мередит выглядела соблазнительно, но пристойно. Дом Петтерсонов располагался на вершине крутого холма. В бассейне, окруженном дубами, плескалась бирюзовая вода, рядом потрескивали бамбуковые факелы. Петтерсоны продумали все до мелочей. Шведский стол изобиловал едой и напитками, вплоть до холодных креветок, различных коктейльных соусов и слегка влажного птифура на большом овальном блюде. Будучи идеальными родителями, Петтерсоны все организовали, заплатили и незаметно исчезли.

Нэт плавала в бассейне вместе с близнецами Хайди и Эдом, с которыми дружила с самого детства, наслаждалась приятным прохладным воздухом и лакомилась креветками. Бросив взгляд на противоположную сторону бассейна, девушка заметила в свете факелов молодого священника. Пастор Тим, сняв рубашку, сидел за столом в окружении нескольких старшеклассников и что-то вещал публике. Если не принимать во внимание голый торс, ничего необычного. Пастору не было и тридцати. Он был из тех миссионеров, которые исполняли религиозные гимны, аккомпанируя себе на гитаре. Пастор Тим пел фальцетом – чисто, но излишне эмоционально. А еще Бог наградил его мощной грудной клеткой, и сейчас все вокруг это видели.

Нэт довелось лицезреть голый торс Тима чуть раньше других. С тех пор прошло несколько недель, но она до сих пор не могла прийти в себя. Казалось, что все это случилось не с ней. Ни для кого не было секретом, что пастор Тим много времени проводит в обществе молоденьких прихожанок, надеясь найти среди них свою будущую миссис.

– Он совершает благое дело для церкви, – однажды прошептала ей на ухо Дорис. – Поэтому его, как священника, освободили от воинской повинности.

Большинство родителей смотрели на Тима не то что без осуждения, а даже с тайной надеждой, что выбор падет именно на их дочь. При этом они совсем не горели желанием знать, что его испытательные заезды слишком затянулись.

Нэт оказалась в числе ранних соискательниц на место жены священника. Это обстоятельство льстило ее самолюбию, но в то же время и нервировало. Она съездила с пастором Тимом на роллердром, в итальянский ресторан и кинотеатр под открытым небом для автомобилистов. На протяжении всех трех свиданий он держал ее ладонь в своей. Рука была потной, мягкой и гладкой, как попа младенца. После кинотеатра пастор повез ее на пляж, утверждая, что хочет показать звездное небо. Он ткнул пальцем в сторону Большой Медведицы, потом в созвездие Ориона и снял с себя рубашку.

– Я хочу увидеть твои созвездия, – с придыханием поведал пастор.

Нэт оторопела. Ее охватила нелепая паника. Она догадалась, что речь идет о сосках на груди, но краешком подсознания надеялась: может, он все-таки имеет в виду родимые пятна? Он управился за пять минут. Нэт пошла на это добровольно, даже принимала активное участие, поэтому винить было некого. В какой-то момент она даже испытала приятное волнение, но позже пришло осознание мерзости произошедшего. В мозгу промелькнула странная мысль: она повела себя как хороший солдат – мама осталась бы довольна, ведь отвергнуть, а значит, обидеть мужчину, было бы еще более ужасно. Даже в момент соития Нэт не допускала мысли, что может стать женой священника. Когда же все закончилось, она ощутила такое отвращение, что стало ясно – она больше не сможет с ним встречаться. Девушка сняла носки. Один вместо прокладки сунула в трусики, другой положила в брюки между ног. Из-за этого впереди образовалась выпуклость, и она всю дорогу домой пыталась застегнуть молнию. Нэт перестала отвечать на звонки Тима. Дорис сначала беспокоилась по этому поводу, но не прошло и двух недель, как священник принялся ухаживать за Мередит Петтерсон.

И вот теперь пастор Тим и Мередит шли рука об руку вдоль бассейна. Шорты священника украшали большие алые китайские розы. На плечи Мередит был накинут махровый халат, в котором она выглядела как настоящая матрона. Они, судя по всему, уже считали себя первой парой Игги.

У Нэт скрутило живот. Она приказала себе выбросить из головы эту парочку. Пастор Тим встретился с ней взглядом. Нэт отвернулась. Она не считала, что он ее предал. Все, что случилось, было слишком абсурдно и глупо, чтобы дать этому хоть какое-то определение. Нэт показалось, что после случившегося на пляже у нее открылся какой-то дар ясновидения, что ли. Теперь она видела людей насквозь. Остальные продолжали ходить в церковь, советоваться с пастором как с умным человеком, позволяли ему влиять на их жизнь, но Нэт, получив прививку, оставалась безучастной.

– У пастора Тима есть красненькие, – сообщила Хайди.

Нэт посмотрела на девушку. Что за чушь?

– Какие такие красненькие? – переспросила она, полагая, что речь идет о глупых цветах на шортах.

– Таблетки, – прошептала Хайди.

Она наморщила носик, словно пытаясь совместить в своей голове мягкую праведную вкрадчивость пастора со смелыми противоправными действиями.

Нэт откинула влажные волосы и положила ногу на ногу. Она отдавала себе отчет, что ее длинные загорелые ноги просто прекрасны. Девушка видела, как Тим, облизываясь, не сводит с нее глаз. И этот взгляд выявил всю его прогнившую суть. Нэт на пару секунд приподняла ногу, желая его подразнить.

Пастор Тим склонился над ней. От него пахло лосьоном после бритья «Аква велва». Голубые глаза расширились, в них читалось приглушенное возбуждение. Со лба свисал светлый чубчик, как у пупса.

– Секонал. – Он раскрыл ладонь. – Эти малышки поднимут на такие высоты, откуда спускаться не захочется.

Мередит нервно рассмеялась:

– Он говорит, что это прикольно.

– Кто хочет? – оглядел присутствующих Тим.

Он приоткрыл рот, внутри у Нэт все сжалось.

– Все?

– Я, пожалуй, – сказал Эд, но Тим не обратил на парня никакого внимания.

Взгляд его блуждал между Хайди, Мередит и Нэт.

Она не понимала, что ею движет. Возможно, просто охватило нетерпение из-за того, что все, как завороженные, пялятся на таблетки. А может, повлияло вновь обретенное чувство превосходства над пастором Тимом. Или она просто не смогла вынести взволнованного хихиканья и нерешительности Мередит.

– Я первая, – вызвалась Нэт.

– Только одну, – предупредил пастор. – Они очень сильные.

Глядя ему прямо в глаза, Нэт взяла две.

– Ничего себе! – рассмеялся Тим и протянул ей пиво.

Остальные тоже взяли себе по одной. Нэт начала ощущать, как теряет над собой контроль. Рука Тима очутилась у нее на колене, но ей, как ни странно, было на все наплевать. Она склонилась к его плечу. Смех внезапно стих. Нэт поднялась и на цыпочках, как канатоходец, пошла вокруг бассейна. Над головой на фоне черного неба виднелась вышка для прыжков в воду. Нэт подошла к лесенке и стала взбираться наверх.

На верхней площадке ее начало качать. Пламя бамбуковых факелов дрожало и трещало, облизывая отсветами огненных языков воду и небо.

– Прыгай, Нэт! – крикнул кто-то.

Девушка постояла еще секунду, слегка покачиваясь, и, прежде чем успела о чем-то подумать, прыгнула спиной назад.

Вот только кувырок не удался, и Нэт, описав в воздухе дугу, плашмя рухнула в воду. Удар пришелся на лицо, грудь и бедра. Казалось, на живот ей упала целая тонна кирпичей.

В течение нескольких ошеломляющих секунд она тонула. От удара о воду девушка утратила способность двигаться, как птичка, которая со всей силы шарахнулась об оконное стекло. Ее легкие словно одеревенели, но одурманенный наркотиком мозг пребывал в полнейшем спокойствии. Она почти ничего не чувствовала, не понимала, что нужно постараться всплыть.

Нэт сделала вдох, и вот теперь случился настоящий шок. Легкие, заполняясь водой, панически запротестовали: «Нет! Нет! Нет!» Все тело молило о спасении. Слава богу, эта внутренняя мольба достигла своей цели. Нэт, каким-то чудом добравшись до ступенек, кое-как выползла из бассейна и потом блевала водой и откашливалась, спрятавшись в кустах.

Никто не заметил, сколько времени она пробыла под водой. Может, секунд тридцать. Никогда прежде Нэт не чувствовала себя настолько одинокой.

Она побыла на вечеринке еще несколько минут и ушла домой, забыв свой велосипед у Петтерсонов. На следующий день, чувствуя легкое смущение, вернулась за ним. Но к тому времени всем уже было не до ее переживаний: распространилась новость, что пастор Тим и Мередит Петтерсон пропали.

Мгновенно вспыхнула паника, которая, впрочем, закончилась так же внезапно, как началась. Не прошло и суток, как парочку обнаружили в заброшенном сарае на холме. Оба были голые, как новорожденные младенцы, а Мередит еще и измазана от макушки до пят вонючим вазелиновым маслом из старой жестяной банки, которая валялась тут же. Когда мистер Петтерсон нашел голубков, они мирно посапывали на сене, а четырехфутовая королевская змея внимательно изучала непрошеных гостей, свернувшись в углу сарая. Подробности скандала были весьма живописными. Относительно давняя история с пастором всплыла в памяти Нэт, когда она прочла в газете о девчонке Зейглеров. Теперь в голове у нее все перепуталось. Понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, кого же из них – Мередит Петтерсон или Марни Зейглер – нашли голой в сарае. Конечно же, Мередит! Нэт почувствовала, что она уже просто одержима последним происшествием. Это никуда не годится! Женщина решительно свернула свежую газету в трубочку и отправила в мусорное ведро.

Она бы не стала вспоминать о проклятом пасторе Тиме, если бы он не продолжал пагубно влиять на ее семью. После того как его шалости с Мередит выплыли на свет божий, половина церковной общины, возглавляемая старшим святым отцом, выступила за немедленное изгнание греховодника. Не исключено, что некоторые из прихожан и прежде подозревали, что общение пастора Тима с девушками не ограничивается одними лишь прогулками при луне, но, пока все оставалось в тайне, это их не особо тревожило. Теперь же, когда разразился скандал, многие сочли, что это просто возмутительно. А учитывая распространение наркотиков, и вовсе непростительно.

Другая же часть общины, в том числе семья Нэт, поддержали опозорившегося пастора. Отщепенцы покинули почтенную каменную церквушку и перебрались в небольшое помещение бывшего магазинчика по продаже грампластинок, который располагался чуть ли не на другом конце города. Во время службы, организованной из рук вон плохо, прихожане толпились среди стеллажей, а освященное вино пили из одноразовых картонных стаканчиков. Аттракционом, который назвали Возрожденной церковью Святого Игнатия, заведовал пастор Тим, а отец Нэт и брат Джордж служили там мирскими причетниками. Она попыталась высказаться против абсурдной верности ее семьи этому человеку, но не была понята.

– Мы знаем Тима с тех пор, как он был вот таким, – заявила мама и, опустив руку до уровня коленей, показала, каким именно. – Он был хорошим мальчиком, а Клуны – уважаемая семья. Майк Клун является членом общества лосей, а его жена – детский врач.

– Но они даже не ходят в его церковь! – возмутилась Нэт. – Я видела его, мама. Я видела на вечеринке, как он раздавал девочкам таблетки.

– Кто знает, что это были за таблетки. Может, они из сахара.

Нэт горячо запротестовала:

– Мам! Он не сахаром делился!

– Ладно. Я просто говорю то, что слышала.

– От кого?

– Они с Мередит расстались. Ты знаешь?

Нэт отвернулась:

– Мне все равно.

Ее мать, которая была еще довольно молодой женщиной, причитала, сложив руки на коленях, отчего стала похожа на старуху:

– Хорошие люди иногда грешат, но они заслуживают прощения. Злые люди стремятся только к мятежу. Так сказано в Книге притчей Соломоновых.

– Я не собираюсь бунтовать, – возразила Нэт.

Она на самом деле не хотела, но ее всеми силами толкали к протесту.

Окончив школу, девушка год проучилась на курсах машинописи, а затем бросила: ходить на свидания было интереснее. Целомудренностью Нэт не отличалась. История с пастором открыла, что таинственность, фанфары и напыщенность ни к чему. Все очень просто! Ты делаешь это, это и это – и в результате получаешь куда большее удовольствие, чем с Тимом. Мир не превращается в шар адского пламени, и оно не сжирает тебя в мгновение ока, когда демоны произносят твое имя. Это принесло облегчение и полное падение внутренних барьеров. По крайней мере, поначалу такое поведение казалось более честным. Нэт обратила внимание, что мужчин в ней привлекает не красота, а несколько неожиданный, спортивный что ли, аспект. Она могла подцепить молодого человека на крючок любым простым действием, например улыбкой или взмахом руки. Оказалось, что мужчины легко поддаются влиянию, как дети, и они так же нетерпеливы, как псы. Нэт могла встречаться с парнем какое-то время, но рано или поздно снова оказывалась одна: надолго с ней никто не оставался.

Родители не дали ей денег на колледж. Они полагали, что каждый обязан сам зарабатывать себе на жизнь, как это делают они. Нэт считала такой подход вполне справедливым, но не была в достаточной степени мотивирована, чтобы скопить необходимую сумму на учебу. Ситуация сложилась патовая. Как она может презирать родителей и при этом продолжать жить за их счет в их же доме?

Знакомство с Полом спасло ее от затянувшегося подросткового застоя. Со свойственной молодежи категоричностью она негодовала, представляя, что вся ее дальнейшая жизнь будет протекать под сенью Возрожденной церкви Святого Игнатия в сопровождении неодобрительных взглядов родителей, что она обречена на случайные связи, за которыми ничего не последует. И тут в ее жизни неожиданно появился Пол. Он был просто чудо – совсем не похож на прежних ухажеров. Пол был тих и слегка печален, вел себя подчеркнуто учтиво, чем разительно отличался от недалеких развязных серфингистов, с которыми она крутила романы раньше. Он казался очень спокойным, серьезным и рассудительным. Всегда внимательно слушал, чего Нэт не замечала ни за Тимом, ни за другими парнями, с которыми встречалась. Она очень много значила для Пола. Он был каким-то посланцем из иного мира, выходцем из давно минувших столетий, когда люди не были настолько поверхностными, а обладали нежной глубиной понимания. В прежние времена мужчины вели себя с женщинами с куда большим уважением и тактом, нежели современники.

А сейчас Нэт ужасно хотелось просто сбежать, «выйти из “Доджа”» и умчаться прочь настолько быстро, насколько хватит сил. Она-то думала, что, выйдя замуж за человека, которого, в общем-то, любила, сможет быстро и легко избавиться от прошлого, но, как выяснилось, участь жены военного не так проста. Пола приняли в школу операторов ядерных реакторов в форте Бельвуар, она же к тому времени стала матерью двух малюток и худо-бедно жила отдельно от родителей. Однако Дорис продолжала относиться к ней как к ребенку, только теперь как к ребенку, у которого есть дети.

Нэт сохранила в душе остаток веры, в которой выросла. Бога она представляла некой силой, к которой время от времени можно обращаться с просьбами. Бог хочет людям добра, но нечасто вмешивается в повседневную рутину, связанную с бытом, спортом или, скажем, с политикой. И действительно, несмотря на то что Нэт не всегда была праведницей, ее жизнь стала лучше. У нее есть свой дом, хоть и арендованный. Возле дома – дворик с тремя кустами томатов и большим грязевым бассейном, в котором играют девочки. Она имеет возможность, хоть это и утомительно, оставаться дома с детьми. Муж ее содержит. Но иногда в минуты тишины или в ночной тьме Нэт задумывалась, не было ли ее замужество слишком поспешным. Все произошло с быстротой молнии. За ухаживанием – регистрация брака, а затем пошли дочери: одна, вторая, а сейчас и третий ребенок на подходе… Было ли ей когда-нибудь девятнадцать лет? Как будто еще вчера она стояла на вершине скалы в Сансет-Клиффс и ее загорелые пальцы вжимались в камень. Долгое время ей казалось, что Пол спас ее от чего-то страшного и печального, от чего-то такого, что ей удалось разглядеть в людях на той вечеринке у Мередит. Однако в дни, когда она была в дурном расположении духа, Нэт задавалась вопросом: не являлось ли снизошедшее на нее озарение всего лишь последствием молодости, желания свободы и пива. Быть может, она просто не дала себе возможности во всем хорошенько разобраться и приняла не совсем верное решение.

Но нет же! Она обожала дочерей, свою семью, думала и беспокоилась о Поле, принимала и его любовь, и эту жизнь, и шокирующую интимность брака и творения. Как человек может такое выдержать? От переполняющих чувств внутри все сжималось: как прекрасно и одновременно страшно! Время от времени она впадала в тревожные раздумья и сама себя вытаскивала, ведь депрессивные мысли кажутся более реальными, чем счастливые, потому что их тяжелее переносить. Как бы там ни было, но она испытывала по отношению к себе легкую жалость. Ей было грустно. Нэт чувствовала какое-то беспокойство. Казалось, что родители хотели поскорее от нее избавиться и Пол помог им в этом. Теперь же муж находится за тысячи миль от дома, а она снова одинока. Лето почти закончилось. Завешенные кухонным полотенцем часы на стене тихо тикают, отмеряя секунды.

Нэт не могла даже представить, чем Пол сейчас занимается, в каком мире живет, но он знал о ее мире все, ибо сам его создал. Как несправедливо, подумала Нэт, но тут же успокоила себя: он создавал этот мир с любовью к ней. Сердце ее смягчилось.

Мысленно она вернулась к Эсрому. Что он делает в эту прохладную ночь? Может, работает на улице перед домом, где теперь живет, подсвечивая себе мощным фонариком. Может, играет в карты, сидя в одной нательной рубашке у себя на пожарной станции. Ладно. Вот только о нательной рубашке лучше не думать. Остается игра в карты. Вообразить себе игру было проще простого. Нэт была рада немного потренировать фантазию, но тут ее мозг начал сверлить незнамо откуда возникший вопрос: распространяются ли его доброта, дружеские визиты на других женщин, чьи мужья сейчас далеко? Нэт пять минут приходила в себя от неожиданной мысли, а когда вышла из ступора, обнаружила, что вцепилась мертвой хваткой в юбку и успела превратить ее в пожеванную тряпочку.

Прибираясь на кухне, Нэт слушала радио: братья Эверли, затем «Файв сатинз» со своей разбивающей сердца песней: «В ночной тиши я обнимаю, обнимаю тебя крепко…» И пауза. Женщина даже дышать перестала. «В… ноч-ной… ти-ши». Почему эта музыка так нежна и печальна? Нэт смахнула со стола крошки себе в ладонь и выбросила их в мусорное ведро. Затем начала круговыми движениями протирать кухонный стол, подпевая Тони Фишеру: «Смотрю на часы, ожидая тебя, зажгу я факел и на пламя смотрю».

Когда она в одиночестве, в полном одиночестве, забиралась на кровать, над ней колыхались занавески. Судя по всему, сейчас у нее двадцать седьмая неделя беременности. Пол вернется домой через пятнадцать недель. Ночью в голове бесконечно вертелись числа – эдакие маленькие армейские нашивки для мозга.

Женщина начала засыпать, и ее разум, устав от цифр, очутился в другом месте, вполне оформленном и даже с намечающейся сюжетной линией. Она находилась в небольшой комнате без мебели. Снаружи доносились шелест листьев на ветру и птичье пение. Пахло дубами. Где-то мигал далекий свет. Совсем рядом послышался звук подъезжающего автомобиля. В оконном проеме возникла фигура. Человек заглянул в комнату, чтобы убедиться, что с Нэт все в порядке, что она мирно спит в своей постели. Это было очень… заботливо, но Нэт знала, чего ждать дальше. Она оставила окно открытым. Шторы трепало на сквозняке. Женщина любила странный сумеречный сон. Именно поэтому звала его каждую ночь, когда ноги жгло огнем под одеялом. Нэт ощущала сильнейшее смущение. Теперь она дышала чаще. Ладони гладили тугой холмик живота. Плоть под ним подобна дольке разрезанного персика. Пять последних секунд чувственного опыта, достаточно сильного, чтобы втянуть в свои фантазии другие руки и дыхание.

В конце августа в Риме открылись летние Олимпийские игры. Теперь внимание Нэт и девочек захватил телевизор. Раньше Олимпийские игры не показывали, поэтому сейчас все разговоры были исключительно об этом. В магазине для военных или в автобусе только и было слышно: «Ты смотрела церемонию открытия?», «Ты видел панораму Колизея?» Происходящее днем записывали на пленку, а затем каждую ночь на самолете доставляли в Нью-Йорк, на студию Си-би-эс. Каждое утро, едва проснувшись, Нэт с дочками устремлялась к волшебному ящику смотреть телетрансляцию с настоящими спортсменами. С таким развлечением даже машина не нужна.

На Нэт большое впечатление произвело женское плавание, особенно австралийская пловчиха Дон Фрейзер. Настоящая супервумен. Она позировала фотографам в самой простой одежде – коротеньком спортивном платьице с воротником, брюках из полиэфирного волокна, туфлях-лодочках. Внешне Дон Фрейзер ничем не выделялась среди других молодых женщин: короткая стрижка, веселое веснушчатое лицо. Разве что плечи более развиты, чем у большинства девушек. А в воде австралийка превращалась в ракету, реактивный самолет, только она неслась вперед не с помощью науки или магии, а за счет натренированных мышц и нечеловеческих усилий. Фрейзер выиграла все золото и серебро четыре года назад на Олимпийских играх 1956 года. И на этот раз от нее тоже ждали невероятных результатов.

Эсром пришел днем, когда диктор по телевизору как раз объявил стометровку вольным стилем среди женщин. Ковбой стоял в своей обычной непринужденной манере, прислонившись к двери. На секунду Нэт смутилась, вспомнив глубоко личные мысли, которые у нее появлялись насчет Эсрома, но попыталась успокоить себя: он все равно не может узнать, о чем она думает. В любом случае смотреть ему в глаза было неудобно. К счастью, Нэт вспомнила, что рискует не увидеть соревнования, если останется во дворе, поэтому она схватила молодого человека за руку и потащила в дом.

– Что? Что такое? – смеясь, упирался он. – Кто-то собирается ускользнуть из дома незамеченным?

– Извини, но сейчас у меня нет времени на «корову, которая отелилась прошлой ночью», а также на «парня, обнаружившего на баштане огромную дыню».

– Сегодня я ни о чем таком говорить не собирался, – заверил он.

Девочки радостно запрыгали, выкрикивая на всякие лады:

– Мистер Эсром, мистер Эсром.

– Сегодня что, день пижамы? – пошутил ковбой. – Где ваши красивые платья?

Нэт окинула взглядом дом и осознала, что пустила дела на самотек: в раковине на кухне лежала немытая посуда; на девочках до сих пор была одежда для сна; волосы свалялись, но никто и не думал их расчесывать; на зубах остался налет после лакричного крема, который они ели перед телевизором.

– Ты смотришь Олимпийские игры? – спросила Нэт.

– У нас нет телевизора.

– Ни в квартире, ни на ранчо?

– Нигде.

– А спорт тебе нравится?

– Разумеется. – Он пожал плечами. – Что это? Плавание?

Гость уселся на полу, Нэт – рядом на диване. Девочки вертелись около парня, задевая локтями и коленками, щекоча волосами лицо и шею, но мать даже не попыталась их утихомирить.

– Женские соревнования, – сказала она. – Вот там – Дон Фрейзер из Австралии.

– В купальниках и шапочках их трудно отличить друг от друга…

– На четвертой дорожке. Ей прочат победу.

– А можно болеть за американку?

– Можно, – улыбнулась Нэт. – Будет даже забавно узнать, кто выиграет.

– Ладно, пойдет, – согласился Эсром.

Прозвучал выстрел стартового пистолета, и Нэт принялась мысленно подзадоривать Дон Фрейзер, а Эсром с девочками, не зная, на кого смотреть, просто кричали:

– Вперед, Америка! Вперед, Америка!

Пусть это покажется глупым, но, глядя на пловчих, Нэт с нелепой страстью желала победы Дон Фрейзер, словно чужая медаль что-то изменит в ее собственной бесцветной жизни. Она крепко сжала кулаки. Фрейзер и Крис фон Зальца шли, что называется, ноздря в ноздрю. Сильные руки неистово рассекали воду, спортсменки приближались к финишу. Не меньше дюжины мужчин стояли у бортика с секундомерами, готовясь зафиксировать результат. Мир замер, наблюдая за заплывом века.

Фрейзер и фон Зальца коснулись стенки бассейна практически одновременно. Судьи отправились совещаться. Действо продолжалось ровно одну минуту и одну секунду. Нэт схватилась за волосы, напряженно ожидая вердикта.

Эсром коснулся ее руки:

– Все нормально?

Спустя минуту диктор объявил, что Дон Фрейзер стала двукратной олимпийской чемпионкой на стометровке вольным стилем. Нэт вскочила с дивана и завопила. Саманта и Лидди присоединились к ликованию матери. В течение нескольких минут в общей комнате царил полнейший бедлам. Девочки скакали на диване, поэтому Нэт плюхнулась на пол рядом с Эсромом, хотя молодой человек и предупредил ее, что здесь довольно жестко.

– Господи! Я же не принцесса, – засмеялась Нэт. По телевизору показывали пьедестал, на который сейчас взойдут лучшие пловчихи. – Ты ее видишь? Правда, она изумительна?

– Да.

– Плавать так, как она, очень трудно.

– Я думал, они будут плыть шесть или семь кругов.

Нэт взглянула на мужчину, проверяя, не шутит ли он.

– Нет, – возразила она. – Это же стометровка, тут всего два круга. Но они еще проплывут свои шесть кругов, даже больше, на других дистанциях.

У Нэт было столько эмоций, что она чуть было не расплакалась. Как это здорово – уметь хорошо плавать, вот так прыгнуть в воду, задействовать все мышцы, дышать быстро и отрывисто, как будто сейчас умрешь! И все болеют за тебя, как сумасшедшие, следят в бинокль с трибун, дышат с тобой в унисон, потому что очень хотят, чтобы ты выиграла.

– Знаешь, а у меня появилась идея, – оживился Эсром. – Когда ребенок немного подрастет, ты сможешь устроиться спасателем при бассейне.

После небольшой паузы женщина повернулась к нему, пытаясь осознать, что же она сейчас услышала.

– Я могла бы стать спасателем?

Он говорил немного неуверенно, словно боялся, что она найдет его предложение смехотворным или появится еще какой-то нюанс, который он не учел.

– Ну, знаешь, им все время нужны спасатели. А в свободное время сотрудники могут плавать в бассейне сколько душе угодно.

– Спасибо, – откликнулась Нэт.

В порыве глупого безумия ей на долю секунды захотелось поцеловать его. Нэт потеряла голову от странной радости, вызванной победой Дон Фрейзер, от одиночества и меланхолической жалости к себе, от ветра и палой листвы, скапливающейся на подоконниках и ступеньках.

Молодой человек внимательно смотрел на нее:

– С тобой все в порядке, дорогуша?

Его голос был невыносимо добрым и ласковым. Нэт не смогла устоять перед соблазном. Она опустила голову ему на плечо и взяла за руку. Эсром замер. Она слышала, как его сердце громко стучит под рубашкой. Его рука застыла в воздухе, как будто одеревенела. Он обнял ее за плечи, с ним было хорошо и уютно. Нэт пребывала в полной гармонии с собой, получая удовольствие от ощущения близости. Она стала медленно, почти незаметно придвигаться ближе, чтобы наконец прижаться к нему. Через рубашку женщина ощущала тепло его тела. Это был затаенный экстаз, вызванный глубокой привязанностью. Даже сейчас, в состоянии, казалось бы, полного покоя, она чувствовала, как сердце вырывается из груди. Состояние было настолько новым, настолько желанным и прекрасным! Конечно же, ничего плохого в этом не было. Они продолжали смотреть телевизор: Дон Фрейзер, Крис фон Зальца и Натали Стюарт взошли на пьедестал. Из динамиков донесся тяжеловесный незамысловатый австралийский гимн, которого раньше никто из них не слышал.

Джинни

Джинни обожала свой дом, если нигде поблизости не маячил муж, поэтому она не расстроилась, узнав, что он на неделю улетает в командировку в Гренландию – на забытую богом военную базу. За неделю, что его не будет, надо устроить небольшую передышку. Когда ей выпадало такое счастье, отдых казался почти роскошью. Она могла пару дней не пылесосить, а вечером, уложив Анджелу спать, в одиночестве ужинала консервированным томатным супом и смотрела телевизор до полуночи, пока не прекратится вещание и не погаснет экран. Без мужа Джинни могла себе это позволить.

Куда бы ни заносило Митча, он регулярно звонил домой. Джинни находила это странным и раздражалась, тем более что, живя с ней в одном доме, он неделями не испытывал потребности общаться. Но временами Митч был сентиментальным. Похоже, лишь долгие отлучки заставляют его ценить семью. Или ему просто нравится демонстративно звонить жене, чтобы другие видели? Возможно, ему казалось, что так он выглядит ответственным и твердо стоящим на ногах мужчиной. Джинни знала, что в глубине души ему плевать на нее.

Как и предполагалось, муж позвонил в пятницу во время ужина.

– Митч, – ответила она на звонок, стараясь придать голосу как можно больше тепла. На самом деле она была крайне недовольна, что провод телефона слишком короткий и не позволяет подойти к мини-бару и налить себе в очередной раз.

– Привет, миледи! – услышала она дурашливый голос Митча. – Как жизнь на материке?

– Все хорошо, дорогой. Мы сейчас заканчиваем ужинать.

– Что у вас на ужин? – поинтересовался муж.

Джинни вздохнула. Он вел себя как заключенный, страстно желающий узнать, что люди едят на свободе. Он отсутствовал всего неделю, и, слава богу, там его неплохо кормят.

– Томатный суп, – ответила Джинни.

На самом деле суп ела только Анджела, а она ужинала белым хлебом и тушеной фасолью, но описывать все блюда было бы слишком долго. Джинни взглянула на дочь. Анджела сосредоточенно подталкивала фасолины к краю тарелки, а затем одну за другой сбрасывала вниз, как леммингов с обрыва.

– Анджела! – вздохнула Джинни. – Если ты закончила, можешь быть свободна.

– Что случилось? – почти кричал в трубку Митч.

– Как там в Гренландии? – спросила она.

– Холоднее, чем у ведьмы сиська! – захохотал Митч. – Мы живем подо льдом в тоннелях.

– Там красиво? – без особого интереса спросила Джинни. – Мне кажется, в Гренландии должно быть очень красиво.

– Нет, черт возьми! – ответил Митч. – Ты считаешь кубик льда красивым?

– Возможно, – предположила Джинни.

– Ну а здесь некрасиво. Люди все какие-то психованные и странные. А еще нет ни одной женщины на две сотни миль вокруг.

– Мне кажется, это всем только на пользу.

– Кстати, я встретил там нашего старого друга.

Джинни оживилась:

– И как поживает ужасный Кольер?

– Сама любезность, как всегда…

Митч замолчал, ожидая реакции. Он старался казаться остроумным, и ему хотелось, чтобы Джинни оценила его чувство юмора. Жена издала сухой смешок, только чтобы ему угодить. Этого, по-видимому, он и ждал, потому что сразу же начал рассказывать дальше:

– Кольер ходит будто рукоятку метлы проглотил, а его одежда даже не догадывается, что ее сняли с вешалки.

Теперь Джинни рассмеялась вполне искренне:

– Митч!

– Серьезно. Он там как раз на своем месте. Идеальное место для парня. Не могу придумать лучший пейзаж, на фоне которого он выглядел бы более органично.

Митч на этот раз на самом деле был остроумен и произвел на нее должное впечатление.

– Ну, ты там всего-то на несколько дней, – успокоила его Джинни. – Потом тебе не доведется видеть бедолагу по крайней мере некоторое время.

– Какая жалость, что его милая женушка ожидает дома, – продолжал муж, заглушив ее последние слова. – И что она только в нем нашла? Как ты думаешь?

– Для меня это тоже загадка, – призналась Джинни, теперь уже почти не ревнуя мужа к Нэт.

Женщина взглянула на свои ногти, затем в окно. На улице тихо. Все, словно по команде, разошлись по домам ужинать.

– Кажется, она не особенно по нему скучает.

– О чем ты?

– Ни о чем, – осеклась Джинни и раздраженно крикнула куда-то в коридор: – Анджела! Что ты там делаешь?

В ответ послышалась приглушенная невразумительная речь, но Джинни сочла, что, если дочь может говорить, значит, все в порядке.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что она не особо по нему скучает?

– Я просто не представляю, как можно по нему скучать.

– Никогда не понимал, как подобные мужчины завоевывают расположение таких женщин, – сморозил невпопад Митч.

Джинни почувствовала раздражение, как будто по коже пропустили электрический ток.

– Митч! Весьма неучтиво говорить о другой женщине тому, кто находится за четыре тысячи миль. Около тебя случайно нет посторонних ушей? – вздохнула Джинни, решив все-таки сказать мужу то, что он хочет услышать. – Не думаю, что он ее завоевал. Пока Кольера нет в городе, она вовсю распустила перышки.

– Серьезно?

– Да. Ее тут видели с одним местным ковбоем. Я как-то к ней заехала, так он был у нее. А еще он купил ей машину.

– Ух ты! – воскликнул Митч. – Она что, собирается уходить от этого зануды Кольера?

– Давай поговорим о чем-то другом.

– Я от нее такого не ожидал, – озадаченно протянул Митч. – Серьезно, совсем не ожидал.

Джинни усмехнулась.

– Ты ее вообще не знаешь, – сказала она. – Как ты можешь судить, чего от нее можно ожидать?

– Я бы никогда…

– Мне надо укладывать Анджелу, – прервала его жена. – Хочешь что-то сказать дочери перед сном?

– Конечно хочу.

– Анджела! – позвала она.

Малышка тотчас прибежала, хотя и с некоторой опаской. А вдруг мама снова будет ругать?

– Поздоровайся с отцом, – отрывисто бросила Джинни. – Папа сейчас в Гренландии.

Естественно, Анджела понятия не имела, что такое Гренландия и где она находится. Девочка осторожно приняла телефонную трубку из маминых рук.

До ушей Джинни долетал громогласный голос Митча, который говорил прерывисто, с короткими паузами. Анджела слушала терпеливо, сосредоточившись и слегка приоткрыв ротик. Митч, по-видимому, хотел чего-то добиться от дочери, но тщетно. Джинни услышала несколько коротких настойчивых вопросов и осторожно забрала телефонную трубку из рук девочки.

– Она устала, – стала объяснять Джинни. – Уже пора идти спать. У вас что, еще не поздно, Митч?

– А она точно у телефона? – подозрительно спросил муж. – Я ее не слышу.

– Она стоит рядом. Когда ты с ней говорил, Анджела улыбалась, – солгала Джинни.

– Ладно. Хорошо. Я прилетаю в понедельник утром. Придется все воскресенье провести в воздухе.

– Хорошо.

– Говорят, по субботам у них тут бывает «ночная жизнь». Можешь в это поверить?

– Ну, хорошо повеселиться.

– Угу.

Запала долгая тишина, и, чтобы заполнить ее, жена зло пошутила:

– Передай Кольеру пламенный привет.

Джинни сразу же пожалела о том, что назвала эту фамилию. Ей не доставляло удовольствия играть на слабостях Митча. А муж сильно воодушевлялся, когда всплывало имя Нэт Кольер.

– Я до сих пор не могу поверить в то, что ты мне рассказала о его жене, – сказал Митч. – Я считал ее неспособной на такое.

Джинни ощутила неловкость вкупе с отвращением к собственному мужу.

– Об этом не нужно распространяться, – в приступе благородства предупредила она. – Это не наше дело.

– О да, понимаю. Просто я удивлен. Я вот подумал…

– Митч! Мне надо укладывать Анджелу в постель. Увидимся в понедельник.

– Можешь поверить, что уже осень? – не унимался он. – Черт! Не успеем оглянуться, а уже Рождество.

Рождество он очень любил.

– Хорошо, Митч, – в очередной раз попрощалась Джинни и с легким щелчком положила телефонную трубку на рычаг.

Спустя несколько часов Джинни, охваченная тревогой и сомнениями, резко поднялась с постели. Только сейчас женщина осознала, каких бед может натворить ее откровенность.

Нэт

– Когда Пол вернется, попроси его купить тебе какую-нибудь безделицу, – попивая кофе на кухне у Нэт, поучала ее Патриция. За окном пролетали одинокие снежинки. – Можешь потребовать новые туфли или сумочку.

– Мне ничего не нужно.

– Ой, Нэт! Тебе надо немного повеселиться. Чего бы тебе хотелось от мужа? – прищурив голубые глаза, спросила Патриция.

Нэт замялась. Несколько месяцев назад она бы попросила о машине, но теперь ей ничего не нужно. Нэт чувствовала себя вполне довольной жизнью, но, конечно, когда Пол вернется, все будет по-настоящему на своих местах.

– Ладно, не ломай голову. Потом придумаешь. А я попрошу сумочку «Шанель» – узорчатую, с цепочками вместо ручек… Ух ты! Твой ребеночек бьется ножкой.

– Я чувствую, – подтвердила Нэт.

Живот был уже довольно большим и продолжал увеличиваться. Пупок вывернулся наружу, как будто показывал кому-то язык, наглец.

– Родится мальчик, – закуривая, разглагольствовала Патриция. – Я знаю. Он вырастет миленьким и, конечно, будет обожать свою маму, как мой муж.

Патриция закатила глаза: ее свекровь уже полгода жила вместе с ними.

– А я так и не познакомилась с родителями Пола, – призналась Нэт. – Они умерли. Странно, правда?

– Почему? Как они умерли?

– Нет, странно то, что я ни разу их не видела. Есть ли еще такие на свете, кто вообще не знает родителей супруга?

– Считай, что тебе очень повезло, – заметила Патриция. – Могло так случиться, что свекровь поселилась бы у вас. Она начала бы забивать твой холодильник сливовым соком, оставлять вставные зубы на раковине и двадцать четыре часа в сутки кормить твоих детей твердыми конфетами…

Патриция повернула голову в сторону коридора:

– Девочки! Что вы делаете?

– Наряжаем Лидди, – крикнула Саманта.

Патриция повернулась к Нэт:

– Твоя мама уже решила, когда приедет?

Нэт кивнула, и к горлу снова подкатила необъяснимая тревога.

– После Дня благодарения, – сказала она. – Останется до родов.

– А почему бы ей не нагрянуть на Благодарение?

– Мама всегда встречает этот день с Джорджем и Марвой. Ни разу не изменила своей привычке.

– А-а-а… – Патриция приподняла брови.

Нэт улыбнулась и мысленно поблагодарила подругу за тактичность. А когда поднялась, чтобы подлить Патриции кофе, краем глаза заметила в окне стоящий на обочине пикап и Эсрома, который легкой неторопливой походкой направлялся к дому. Сердце затрепетало. Нэт любила, когда он приезжал к ней, но сегодня – неподходящее время. Подойдя к двери, ковбой снял шляпу.

– Минуточку, – повернулась Нэт к Патриции, ставя на стол чашку с кофе. – Ешь пирожные, не стесняйся.

– Хорошо, как-никак это я их принесла, – не стала возражать Патриция и обернулась, чтобы проследить, куда же пошла подруга.

– День добрый, Эсром, – поприветствовала его Нэт, прежде чем он успел постучать.

– Решил заскочить, – заглядывая на кухню, сказал мужчина. – А почему шепотом? Прячешь беглого преступника?

– Нет, просто подруга зашла.

Нэт приятно было смотреть ему в глаза, но она отвернулась.

– А! Это замечательно, – обрадовался Эсром.

Ее слегка смутил такой ответ. Почему она всегда чувствует себя любимой деревенской дурочкой? Ура! Смотри! У Нэт Кольер есть подруга! Умом она, конечно, понимала, что Эсром на самом деле искренне за нее радуется.

– Мама! Мистер Эсром пришел? – послышался голосок Саманты.

«Как они нас услышали? – удивилась Нэт. – Уму непостижимо!»

По полу застучали детские туфельки «Мэри Джейн». Прибежали все трое. Эсром опустился на колени, чтобы обнять Саманту и Лидди, которые наперебой выкрикивали его имя и липли к ногам. Молодой человек прижал их к себе и только тогда заметил Патрицию, выглядывающую из-за угла. Отпустив девочек, Эсром выпрямился. Кэрол-Энн побежала к маме.

– У нас тут пирожные из слоеного теста! Заходите. Хотите пирожное? – предложила Саманта. – Миссис Патриция принесла.

– Здравствуйте! Вы, надо полагать, и есть миссис Патриция? – Молодой человек в знак приветствия слегка приподнял шляпу.

Патриция, не выпуская из рук чашку, поджала губы и попыталась изобразить подобие улыбки.

– Проходите, мистер Эсром! – настаивала Саманта.

– Ну… я бы не хотел вам мешать.

– Не помешаете, – не унималась девочка. – С Кэрол-Энн не очень интересно играть.

– Сэм! – повысила голос Нэт. – Очень даже интересно. Гляди, как вы принарядили Лидди.

Все посмотрели на Лидди. Малышка была одета в купальник прямо поверх пышного платья, и фалды из тюля причудливыми сугробами дыбились на ее худеньких бедрах.

– А Лидди понравилось? – поинтересовался гость и, уловив вопросительный взгляд Патриции, счел нужным пояснить: – Я заехал проверить, все ли у Нэт в порядке. Машина работает без сбоев?

Теперь его голос стал несколько напряженным, а он сам – нарочито сосредоточенным.

– Да, это был дар небес. Большое спасибо.

– Замечательно, – застенчиво улыбнулся Эсром и, повернувшись к девочкам, добавил: – Извините, что оторвал от игры.

Он подмигнул Лидди, и счастью девчушки не было предела.

– М-м-м… – расстроилась Саманта.

Темные глазенки стали мокрыми от слез.

– Тише, дорогая, – погладила дочку Нэт. – Спасибо, Эсром. Берегите себя.

Мужчина чуть дольше, чем следовало бы, задержал взгляд на ее животике. Нэт заметила это и, рассмеявшись, взялась за округлость руками, как за большой мяч.

– Я знаю. За одну ночь он стал огромным! – воскликнула она. – А еще пупок наружу вылез. Сэм пытается нажимать на него, как на дверной звонок.

Женщина умолкла, осознав, что разговаривает слишком громко, к тому же несколько грубо, но в присутствии Патриции и Эсрома вести себя естественно не получалось.

Ковбой покраснел:

– Вы тоже берегите себя.

Прикрыв дверь, Нэт махнула девочкам рукой, чтобы возвращались обратно, и принялась переставлять маффины на блюде. Патриция, прислонившись спиной к двери, молча наблюдала.

– Только не говори, что это и есть та «подруга», которая одолжила тебе автомобиль, – наконец заговорила она.

Нэт молчала.

– Ну же, Нэт! О чем ты только думала?

– Он очень добрый человек, – начала оправдываться женщина. – Когда сломался автомобиль, он приехал его чинить.

– И до сих пор приезжает?

– Ну да. Я коплю деньги на ремонт своей машины. А эту он отремонтировал в свободное время.

Брови Патриции поползли вверх, а Нэт продолжала оправдываться:

– Он быстро нашел общий язык с девочками, вот и приезжает время от времени их навестить.

– Он навещает твоих дочерей?

– Да.

– А мне так не кажется.

– Да нет же, так и есть.

Патриция скрестила руки на груди:

– Во-первых, ты позволяешь взрослому мужчине играть со своими дочерьми. Ты его даже не знаешь. Он может оказаться извращенцем.

– Он не извращенец.

– Ну тогда тебе повезло. А еще он в курсе, что твой муж очень далеко!

– Эсром – добрый человек, – продолжала настаивать Нэт.

Она схватила кухонное полотенце, висевшее на спинке стула, и принялась ожесточенно тереть стол.

– Вижу! – повысила голос Патриция. – Красивая машина. И он просто взял и дал ее тебе? Ничего не потребовав взамен? И пожалуйста, не надо повторять, что он добрый человек. Знаешь, как это выглядит со стороны?

Нэт совсем потухла. Патриция, скривив рот, покачала головой:

– Очень нехорошо выглядит.

– Патриция! Клянусь, ничего недостойного здесь нет, – совсем отчаялась Нэт.

Хотя теперь она отчетливо видела, что Патриция, пожалуй, в чем-то права. Иначе зачем она красится перед его визитами и зачем каждую ночь «заказывает» один и тот же сон с его участием?

– Он часто к тебе заезжает?

– Ну… пару раз в неделю.

– И заходит в дом?

– Ну да.

– И он дал тебе попользоваться машиной?

Нэт кивнула, сжимая пальцами полотенце.

– А твой автомобиль ремонтирует. Сколько? Уже пару месяцев? Нэт! Да ему просто нравится, что ты ездишь на его машине.

Все это звучало вполне разумно, но почти обличительно. У Нэт перехватило дыхание.

– Тебя как послушать, так прямо ужас-ужас…

– Надолго ли он задерживается, когда приезжает?

Нэт медлила с ответом.

– Не знаю, на час или два…

– Кто-то из соседок видел его у тебя?

У Нэт запершило в горле, допрос сводил ее с ума.

– Возможно.

– И как они должны реагировать? – громогласно вещала Патриция. – Хочешь сказать, тебе ни разу не приходило в голову, что посещения постороннего мужчины могут тебя скомпрометировать?

– Э-э-э… приходило, – честно призналась Нэт.

– Но ты не отвадила его, не запретила приезжать.

– Нет. Я понимаю, что люди могут судачить, но они всегда о чем-то сплетничают. А мне более важна его дружба, нежели пересуды соседок.

– Считаешь, что это честно по отношению к Полу?

Нэт ответила не сразу.

– Что тут нечестного? – прикинувшись простушкой, недоумевала она.

Подруга сверлила ее взглядом.

– Патриция! Ничего нет. Я бы ни за что не стала изменять Полу. Мне просто нужен друг.

– В определенном смысле ты предаешь его, – заявила Патриция.

Нэт с ужасом подняла на нее глаза.

– Послушай. Я понимаю, что тебе одиноко без Пола. Сложно заводить подруг. Сложно переезжать с места на место за мужем и всюду чувствовать себя чужой.

Нэт кивнула, из глаз покатились слезы – хоть кто-то ее понимает.

– Но теперь у тебя есть я. Я – твоя подруга. Он тебе теперь не нужен. Разве я не права?

– Пожалуй, что так, – тихо согласилась Нэт.

– Ну и?

Нэт выглянула в окно. Зеленый автомобиль стоял на тротуаре. Женщина вспомнила, как Эсром приехал на нем в первый раз. Машина показалась такой ухоженной: каждый квадратный дюйм был тщательно начищен. Как мило с его стороны!

– Ну и? – требовала ответа Патриция. – Есть нечто, что может дать только он и не способна заменить дружба со мной? Есть, и мы обе знаем: ты находишься на опасной территории.

Возразить было нечего. Патриция скрестила руки на груди:

– Я на самом деле волнуюсь за тебя, Нэт, очень волнуюсь. Я желаю тебе только добра, но не знаю, смогу ли и дальше…

– Патриция! Пожалуйста, – почти закричала Нэт.

– Люди решат, что я замешана в твоих тайнах, а мне бы не хотелось…

– Нет у меня никаких тайн. В том-то и дело! Я с самого начала ничего не скрываю! – чуть ли не рвала на себе волосы Нэт. – Что происходит? Почему люди пытаются очернить все хорошее? Мы ни у кого ничего не отобрали, добрые поступки только умножают добро.

Симпатичное лицо Патриции побелело от гнева.

– О чем ты толкуешь? – Она покачала головой и заговорила медленно и отчетливо, как с умственно отсталым человеком. – Я тоже жена военного, как и ты. А жены так не поступают, когда мужей отправляют служить далеко от дома. Ты нарушаешь правила.

Нэт взбунтовалась.

– Пропади они пропадом, ваши правила, – не сдержалась она.

У Патриции дрогнул голос:

– Наши принципы появились не на пустом месте. И если ты пренебрегаешь ими, тем самым даешь понять, что не уважаешь своего мужа.

– Прекрати разговаривать со мной в таком тоне! – крикнула Нэт.

– Полагаю, ты этого заслуживаешь! – отрезала Патриция.

Гнев как-то мгновенно улетучился, и Нэт ощутила в душе зияющую пустоту. Она разрыдалась.

– Я не смогу больше приходить, – тихо произнесла Патриция. – Мне очень жаль.

– Не верю, что тебе жаль, – рыдала Нэт, закрыв лицо руками. – Ты жестокая.

Патриция смотрела на нее, и сердце наполнялось жалостью. Она глубоко вздохнула и попыталась встретиться с Нэт взглядом.

– Почему бы тебе не перестать с ним видеться? – проникновенно спросила подруга. – Это будет легко. Просто не позволяй ему приходить. Ты же сможешь?

Нэт стало легче: ей дали второй шанс.

Патриция ждала.

«Просто скажи “да”, – мысленно уговаривала себя Нэт. – Не будь дурой!»

Она буквально открыла рот, чтобы согласиться, но не произнесла ни слова.

– Ладно. – Голос Патриции звенел от злости. Схватив пальто и шарф, оставленные на спинке стула, она широкими шагами направилась в комнату девочек.

– Кэрол-Энн! – услышала Нэт сладкий голосок подруги. – Нам пора уходить, лапуля.

– Почему так скоро? – расстроилась Саманта.

– Не пререкайся, Сэм! – крикнула Нэт.

Из-за угла показалось ошеломленное личико Саманты. Мимо нее пролетела Патриция, таща за руку Кэрол-Энн. В мгновение ока они пронеслись через гостиную и кухню, входная дверь распахнулась, впуская в дом холодный воздух, и с треском захлопнулась.

Из комнаты несмело вышла Лидди все в том же глупом наряде. Теперь девочка плакала.

– Почему они ушли, мама? – всхлипывала Лидди.

Как к спасательному кругу, Нэт бросилась к телевизору, нажала на кнопку. Волшебство сработало – девочки потянулись к экрану, тут же позабыв о детских обидах. Нэт же ушла в спальню и смогла наконец дать волю слезам. Распластавшись на кровати, она вцепилась в подушку и плакала навзрыд. Из носа текли сопли. Ребеночек в животе начал вертеться и пинать ее изнутри дюжиной маленьких кулачков.

Вечер тянулся бесконечно долго. Ей удалось накормить дочерей ужином, искупать и, почитав книжку перед сном, уложить спать. Круглые часы на стене громко тикали, отмеряя срок ее одиночества. Не выдержав, Нэт сняла их со стены, вытащила батарейки и засунула в стенной шкаф между стопками одеял. На мгновение стало легче, но, вернувшись в темную гостиную, женщина снова почувствовала, как замирает сердце.

Она легла на диван, поддерживая круглый островок выпирающего живота. Одна только мысль, что в спальне придется спать одной, была невыносима. В гостиной было как-то не так одиноко, здесь она чувствовала себя менее оторванной от остального мира.

Около полуночи Нэт услышала тихий шелест шин и негромкое ворчание двигателя. Она привстала, затем, пошатываясь, поднялась, накинула на плечи вязаный шерстяной платок и выглянула в окно. С неба падал мелкий снежок, пытаясь укрыть холодную землю.

Она увидела отъезжающий пикап Эсрома, который неясно вырисовывался в лунном свете, и сердце екнуло.

Что он здесь делает?

Сунув ноги в домашние тапочки, женщина вышла на улицу. Вязаный платок не спасал от ветра, продувающего насквозь. Стуча от холода зубами, Нэт бросилась за ним. Эсром, увидев ее тень, дал задний ход и остановился прямо перед домом.

– Привет, – прошептала она.

Взгляд метался меж темных окон соседних домов. Что подумают люди, если увидят?

– Что случилось? Все хорошо?

Парень с трудом поднял на нее глаза.

– Да, все в порядке, – заверил он. – Здесь холодно. Тебе лучше вернуться в дом.

– Ради всего святого, что ты здесь делаешь?

– Извини, – потупился ковбой.

– За что?

Он смотрел на свои руки. Щеки казались замерзшими, ноздри блестели, в уголках глаз были заметны тонюсенькие линии, будто нарисованные острием иглы.

– Я ехал домой со станции, – признался Эсром. – И вот…

– Что вот? – мягко спросила Нэт, будучи одновременно польщенной и озадаченной.

– Когда я поздно вечером возвращаюсь со смены, обычно проезжаю мимо твоего дома, чтобы убедиться, что все в порядке, а потом уже отправляюсь к себе.

– О боже, – вздохнула Нэт.

Ее дом был совсем не по пути Эсрому. Наоборот, ему приходилось делать большой крюк. Но молодой человек выглядел настолько взволнованным, что Нэт решила не акцентировать на этом внимание, чтобы невзначай не задеть его чувств.

– Все хорошо, – сказала она. – Все в полном порядке.

По правде говоря, это было даже лучше, чем просто «в порядке» – ей льстила его забота. Женщина была приятно взволнованна, ее начало знобить. Кажется, тайные фантазии воплотились в жизнь. Нэт ощутила себя значимой, даже могущественной. А как же? О ней по-настоящему беспокоились.

– И как долго ты таким образом ездишь мимо моего дома? – спросила она.

– Две недели. Извини. Это немного странно, я знаю. Я ничего плохого не хотел.

– Знаю, знаю… Я… Признаться, это дает повод чувствовать себя особенной.

Эсром попытался улыбнуться, но не очень преуспел.

– Ладно! – сменила тему Нэт, понимая, что дальше нормальной беседы все равно не получится. – Как прошло дежурство?

– Хорошо. Только две ложные тревоги на одном реакторе.

Он явно занервничал, и ей показалось, что речь шла о реакторе Пола, но переспрашивать не стала: не хотелось упоминать мужа. В конце концов, на территории испытательной станции более двух дюжин реакторов, и какие-то из них наверняка доставляют не меньше беспокойства, чем CR-1. То, что имя Пола никак не всплыло в беседе, принесло ей облегчение, за которое, впрочем, она тут же начала себя ненавидеть.

– Я вот о чем подумала, – замялась Нэт. – Понимаю, что это прозвучит глупо, да и особой необходимости нет… Так, пустяки…

Молодой человек кивнул.

– Не мог бы ты ездить к нам на автобусе?

– Э-э-э… – Эсром на пару секунд задумался. – Чтобы мой пикап не…

– Вот именно.

– Означает ли это…

– Нет. Ничего подобного. Просто твоя машина слишком часто здесь мелькает.

– Верно.

– Люди на самом деле ведут себя неразумно, когда дело касается таких вещей.

– Понятно.

– Они нелепы и смешны.

Нэт почувствовала, как краснеет. Она вспомнила холодный приговор Патриции и каверзные вопросы Джинни. В животе все сжалось. Она злилась, что неприятные мысли омрачают ее счастье. Вот только обратной стороной было то, что оно не имеет права на существование. Это становилось все более очевидным с каждой секундой, хотя она пыталась делать вид, что неприятности можно обойти.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Да.

– Что случилось? Я принес тебе кучу проблем?

– Нет, – солгала она.

Он нахмурился:

– Люди – дураки, если так думают. Что вообще они себе думают? Разве любому человеку не хотелось бы, чтобы в его отсутствие кто-то приглядывал за женой или сестрой?

Нэт побледнела. Эсром был так убедителен. Она уже готова была поверить, что, возможно, здесь и впрямь кроется всего лишь братская любовь. Казалось бы, это должно успокоить ее, но, как ни странно, женщина почувствовала легкое раздражение. Мысль, что она вкладывает в их отношения больше чувств, чем он, была невыносима.

Нет же, нет! Он здесь, пикап около дома. В полночь, черт побери! Нет, она порядочная женщина, ничего плохого не делает, но… Черт бы побрал эту Патрицию, эту Джинни Ричардс и всех, кто ковыряется в чужом белье, лишая ее радости и счастья. Если в их отношениях нет ничего непристойного, если они вполне укладываются в рамки благоразумия, если по всем пунктам…

– Нэт! Что с тобой?

– Эсром! – выпалила она. – Будем честными. Ты и вправду относишься ко мне как к члену семьи, как к своей сестре?

Она в ту же секунду пожалела, что спросила. Она рискует все разрушить. Если они начнут называть вещи своими именами, придется расстаться. Чего она хочет от него? Что он должен ей сказать?

Ковбой потер руками джинсы, плечи напряглись. Похоже, он огорчился из-за ее дурацких вопросов. Нэт уже понимала, что, заговорив на эту тему, допустила большую ошибку.

– Не знаю, что и сказать, – наконец выдавил из себя Эсром.

– Ладно, вздор, – быстро попыталась отмотать ситуацию назад Нэт. – Не волнуйся так…

– Мне нравится общаться с тобой, – признался Эсром. – Быть рядом…

Он замялся, перевел дух и продолжил:

– Понимаешь, мне кажется, что люди очень часто ведут себя нечестно по отношению друг к другу, но в нашем случае… Мы можем относиться друг к другу настолько внимательно, насколько это позволительно, быть добрыми и заботливыми… Да, мне кажется, что ты прекрасна, словно… не знаю, словно из сказки. – Лицо его побледнело. – Я полный придурок.

Никогда раньше Эсром не произносил столь грубых слов. Она тихонько хихикнула, хотя на самом деле хотелось расплакаться.

– Нет, вовсе не придурок, – возразила она.

Нэт смотрела на его по-своему красивое лицо, осознавая всю глубину привязанности к этому человеку. Она попыталась прочитать самой себе адаптированную версию проповеди на тему «Мы ни у кого ничего не отобрали, добрые поступки только умножают добро». Не тут-то было! Утром Нэт не смогла убедить Патрицию, теперь ей не удалось убедить себя. Она задала вопрос, он ответил, и теперь все разрушено – сделанного не воротишь.

– Эсром! Я думаю, ты очень хороший человек, – начала она, с трудом подбирая слова.

Как только прозвучала эта фраза, ковбой поднял голову:

– Не волнуйтесь. Я уезжаю…

– Нет. Я не то хотела сказать…

– Я понял, что вы хотели сказать. Вы правы. Не стоило заходить так далеко. Не нужно ездить по вашей улице. Эгоизм чистой воды с моей стороны. У вас могут быть неприятности, и куда более серьезные, чем у меня. Ваш… – Эсром запнулся. – Ваш муж скоро вернется. И ему уж точно не понравится, что я здесь ошиваюсь.

В окне Эдны Джеральдс мелькнул серебристый полумесяц света. Нэт резко развернулась и пригнулась к машине, надеясь, что в темноте ее не заметят или как минимум не узнают.

– Попрощайтесь за меня с девочками, – попросил ковбой. – Не хочется, чтобы они подумали, будто я о них забыл.

– Эх, девочки будут по вам скучать, – вздохнула Нэт.

– Завтра я заеду за машиной, – предупредил Эсром.

Ему тяжело дались эти простые слова, но он засунул свое горе куда подальше и с напускной деловитостью заговорил о текущих вопросах:

– Не волнуйтесь. Я обо всем позабочусь. Вы сможете забрать из автомастерской свой автомобиль?

Меньше всего Нэт интересовала сейчас ставшая вдруг ненужной груда железа, но она сухо ответила:

– Конечно смогу.

– Сначала позвоните, чтобы уточнить, отремонтирован ли он.

Женщина стояла, держась за живот, и всеми силами пыталась спрятать поглубже горечь и печаль и не выплеснуть наружу злость по отношению к Джинни и Патриции, любопытным соседкам и, как бы ни казалось нечестным, Полу. Ее так и подмывало попросить Эсрома, чтобы он не прекращал своих ночных вояжей вокруг ее дома. Ей просто жизненно необходимо слышать сквозь сон тихий шелест шин за окнами, знать, что кто-то думает о ней. «Пожалуйста, – мысленно взывала она. – Не бросай… Хотя бы еще чуть-чуть, а не то я стану ужасно одинокой и всех возненавижу». Однако вслух Нэт не сказала ни слова. Это слишком неприличная просьба. Неприлично быть одинокой. И очень неприлично тосковать по несбывшейся мечте. Даже если ты вполне порядочная женщина, сидишь дома, любишь детей и мужа (а она любила мужа), люди все равно пронюхают что-нибудь, обязательно найдут некую зацепку. Сколько Нэт себя помнила, на нее всегда указывали пальцем, злобно шипя: «Она недовольна жизнью». И не было от этого никакого спасения. И ощущение липкой мерзости гораздо хуже того, что она могла бы на самом деле совершить.

– Не верится, что вы родите и я вас больше не увижу, – продолжал тем временем Эсром. – Если понадобится помощь, если возникнет какая-нибудь трудность, знайте: вы всегда можете на меня рассчитывать. Мне следовало быть осторожнее. Я никогда не относился к вам как к сестре…

Пол

Пол как раз сидел в солдатской столовой, сгорбившись над миской горохового супа, когда вошла делегация, состоящая из американских конгрессменов и двух датских высокопоставленных чиновников. Они брели за подполковником, который выступал в качестве гида. В одинаковых комплектах – куртках, перчатках и завязанных под подбородком шапках– ушанках – они были почти неотличимы друг от друга. Мастер-сержант Ричардс, впрочем, выделялся на общем фоне: во-первых, он был выше других, а во-вторых, стоял как гвоздь, вытянув руки по швам, словно ему их привязали.

Разумеется, не прошло и пары минут, как делегация добралась до стола, за которым сидел Пол. Ему пришлось вместе с остальными встать и отдать честь. Подполковник перекинулся парой слов с гостями и обратился к Полу.

– Вот еще один ядерщик, – заявил офицер, энергично выталкивая вперед упирающегося Ричардса, как привередливую невесту перед свиданием.

Пол и Митч стояли друг перед другом, и оба испытывали тягостную неловкость.

– Здравствуйте, мастер-сержант, – первым пришел в себя Пол.

Краем глаза он видел, как Мейберри от возбуждения чуть ли не подскакивает на скамейке.

Голубые глаза Ричардса вперились в Пола.

– Как поживаете, Кольер? – без лишних эмоций спросил сержант.

Они обменялись рукопожатием.

– Хорошо.

Я просто обожаю «Кэмп сентьюри».

– Думаю, сержант Ричардс, – обратился к нему подполковник, – вам будет небезынтересно узнать, какой вклад внес опыт CR-1 для нашего красавца PM-2A?

Пол и Ричардс посмотрели на офицера.

– С нетерпением жду, – подтвердил мастер-сержант и вместе с другими вальяжно направился к выходу.

Пол благополучно избегал встречи с Ричардсом до следующего вечера, пока не столкнулся с ним в главном тоннеле. Ему совсем не хотелось говорить с ненавистным сержантом, но откладывать дальше не было смысла.

– Мастер-сержант! – окликнул его Пол и ускорил шаг.

Тот обернулся. Его надменное лицо не выражало ровным счетом ничего. Ричардс ткнул себя пальцем в грудь.

– Ты мне?

– Хочу поговорить с тобой, – сказал Пол.

Ричардс остановился, но держался на расстоянии.

– Хочу извиниться за то, что натворил тогда в Айдахо-Фолс, – выдохнул Пол, стараясь смотреть сержанту прямо в глаза. – За то, что случилось у тебя дома. Я вышел из себя. Думаю, надо попытаться забыть об инциденте. Нам еще работать вместе после моего возвращения…

– Долго работать не придется, – возразил Ричардс.

В словах сержанта Пол уловил какую-то скрытую угрозу. Неужели случилось нечто, о чем он не знает?

– В каком смысле?

– В феврале меня переводят обратно, в форт Бельвуар, – пояснил Ричардс.

– Ах вон оно что. – Пол постарался никак не выдать своей радости.

– Буду обучать новичков на учебной установке.

– Поздравляю.

Пол несколько растерялся, не понимая, стоит ли в подобной ситуации заключать мир с мастер-сержантом.

Ричардс пожал плечами.

– Будет легче. Что может случиться, когда работаешь на учебной установке? – улыбнулся он странной, отсутствующей улыбкой. – Когда вернешься в Айдахо-Фолс, мы проработаем вместе на твоем драгоценном реакторе всего лишь шесть недель, а затем я уеду и до конца своих дней не появлюсь в том городишке.

– Думаю, это… неплохо, – порадовался Пол скорее за себя, чем за него. – А как дела на реакторе? Надеюсь, уже установили новую активную зону? Куда лучше, когда все работает как по маслу. Это большое облегчение…

– Как бы не так! – нахмурился Ричардс. – Новую активную зону доставят только весной.

– Упс. – Сердце Пола ушло в пятки. – Я думал, к этому времени уже все сделают.

Ричардс отрицательно покачал головой. Он, кажется, получил удовольствие, сообщив удручающую новость.

– Они будут откладывать замену, пока не наступит царство небесное. Нам повезет, если мы получим новую активную зону весной. Харбо умер. Слышал?

– Нет. – Пол испытал неподдельное чувство горечи. – Жаль его.

– Ну мы-то знали, что дело идет к этому.

– Его семья… Как они, кстати?

– Не знаю, – признался Ричардс. – Думаю, они уехали из города.

– Значит, стержни в реакторе все еще застревают… – попытался вернуться к прежней теме разговора Пол.

– Кольер! Ради бога! Не будь занудой! Ты хочешь поругаться со мной или все-таки помириться?

Пол тяжело сглотнул. Он на самом деле пытался загладить ссору, поэтому дальше донимать Ричардса вопросами насчет реактора, как во время их грандиозной перепалки в Айдахо, счел не совсем разумным.

Мастер-сержант оглянулся.

– Ладно, – махнул он рукой. – Мне уже показали реактор, метеостанцию и столовую, которой здесь почему-то очень гордятся. А какой-то верзила повел меня в помещение, полное ледяных трубок. Вы тут все с ума посходили, вот что я тебе скажу.

– Не исключено.

– А что вы делаете по вечерам? Жалуетесь на жизнь капеллану?

– Ходим в клуб.

– Слыхал я об этом клубе, – усмехнулся Ричардс.

– Так мы его называем.

– И что вы там делаете? Танцуете? Парни приглашают парней?

– Можешь сам сходить, все увидишь.

– А он сегодня открыт?

– Да, открыт, – с некоторой опаской признался Пол.

В памяти еще были свежи воспоминания о предыдущих совместных посиделках.

– Как думаешь, грубиян, ударивший меня по лицу, сможет купить мне пива?

Пол не знал, что ответить. С одной стороны, у него возникло нехорошее предчувствие, а с другой – он ощутил облегчение: они больше не враги. Вот только теперь они возвращались прямиком к тому, с чего все и началось.

Ричардс хлопнул его по плечу:

– Бедолага! Ты даже понятия не имеешь, как повезло твоей заднице. Слушай, если бы я довел дело до конца, ты бы сейчас сидел в офисе социального обеспечения и плакался, что у тебя нет работы. Думаю, ты должен мне пиво.

Сержант, положив Полу руку на плечо, улыбался вполне открыто, как другу. С таким же видом он вполне мог бы стащить Пола за ноги с койки и трясти, как куклу, поздравляя с продвижением по службе.

– Я куплю тебе пива, сержант, – сказал Пол.

На самом деле он не горел желанием даже сидеть рядом с этим человеком, не говоря уже о том, чтобы выпивать, но не придумал ни одной мало-мальски правдоподобной причины, чтобы отказаться. Он не понимал: случилось чудо и его извинения приняты или Ричардс по-прежнему его и в грош не ставит? А может, ему вообще наплевать – лишь бы залить глаза на дармовщинку? Пол прикинул, что пиво в баре стоит всего лишь пять центов, а значит, это, скорее всего, просто символический жест. Они зашагали рядом по ледяному тоннелю.

– Ну и как твоя семья? – поинтересовался мастер-сержант.

– Хорошо, – ответил Пол, хотя меньше всего хотел бы обсуждать родных с Ричардсом. – Нэт скоро будет рожать. Думаю, это не секрет. Она на восьмом месяце.

– Еще один. У тебя и так уже два маленьких замурзанных крольчонка, – хриплым голосом заметил сержант.

Они еще только поговорили о пиве, а Ричардс уже вел себя так, как будто вылакал по меньшей мере две бутылки.

– Она, наверное, кругленькая, как арбуз.

– Наверное, – нехотя ответил Пол, едва удержавшись, чтобы не добавить: «Я не видел ее пять месяцев».

Чего доброго, сержант решит, что он его в чем-то обвиняет.

– Я тебе рассказывал об арбузах, которые мы выращивали на Нанумеа? – скалил зубы Ричардс. – Чистое золото внутри. Самое сладкое из всего, что доводилось пробовать. Не слишком большие, размером с футбольный мяч. Мы подбрасывали их над водой и стреляли из автомата Томпсона. Срань господня! Арбузы лопались, как свиньи, начиненные конфетти.

Странный переход от беременности его жены к каким-то там арбузам несколько озадачил Пола, но уточнять он, разумеется, не стал. Пол показал на сборный барак из гофрированного железа, который внешне ничем не отличался от других.

– Там клуб, – сообщил он.

Барак был переполнен, поскольку больше здесь идти некуда. Дверь закрылась, и они очутились в небольшом помещении со спертым воздухом. Диваны и стулья были заняты телами, укутанными в несколько слоев одежды. Со стен, словно тюленьи шкуры, свисали куртки. Как и все другие бараки, клуб изнутри был обшит досками. Окон, естественно, не наблюдалось. На полу – бежевое ковровое покрытие, испещренное влажными пятнами. Из колонок звучала музыка, что создавало какую-никакую атмосферу расслабленности.

Скромный бармен – филиппинец по фамилии Паласиос, который, по-видимому, считал, что хуже, чем здесь, быть не может, – поздоровался и поставил на барную стойку бутылку «Сан Мигеля».

– Я угощаю его пивом, – кивнул Пол в сторону Ричардса, но тот заартачился и потребовал виски.

Пол махнул рукой Мейберри и Бенсону, которые во все глаза пялились на только что вошедшую парочку. Похоже, Мейберри не умеет хранить тайны. Бенсон, хитро улыбаясь, показал за спиной у Ричардса боксерский выпад.

– Добрый вечер, мастер-сержант. – Мужики вразнобой поздоровались с Митчем.

– Кольер сказал, что виски здесь – дерьмо, – радостно известил присутствующих Ричардс. – За «Кэмп сентьюри»! Вы рвете мне сердце, сукины дети!

Он поднял стакан, вылил виски себе в горло и вернулся к барной стойке за добавкой.

– Возляжет лев с агнцем, – задумчиво произнес Бенсон, когда сержант отошел.

– А кто из них агнец? – спросил Мейберри.

– Спасибо, что привел старшо`го к нашему столу.

– Извини, – пожал плечами Пол. – Он просто увязался за мной, заговорил. Вроде бы все нормально.

Он повернулся к Мейберри:

– Поаккуратнее с ним.

Ричардс вернулся в сопровождении двух датских официальных лиц.

– Здравствуйте, – поприветствовал публику первый, которого сержант отрекомендовал как Соренсена.

Это был румяный мужчина с блестящей, словно покрытой воском, кожей и светлыми, с рыжеватым оттенком волосами.

– Вижу, приобщаетесь к любимому занятию датчан, – пошутил Соренсен.

– Скучаем, сидя в иглу, – отрапортовал Бенсон и покраснел. – Извините, сэр.

– Я гражданский, поэтому можно без «сэров», – разрешил Соренсен.

Бенсон подвинулся, уступая датчанам место на диванчике.

– Он имел в виду выпивку, – пояснил Хансен. – До дна.

Разговор потек своим чередом и сразу же принял вполне дружелюбный оборот. Иногда воцарялась тишина, когда кто-то прикладывался к стакану. Ричардс принялся в сотый раз рассказывать о своей службе на Нанумеа. Кажется, ему на самом деле было весело. Пола клонило ко сну. Он ощущал какое-то необъяснимое удовольствие от происходящего. Быть может, когда он вернется в Айдахо-Фолс, все будет по-другому. Скоро Новый год, а потом у них появится новый начальник, который, возможно, добьется улучшений на реакторе. А с Ричардсом вполне можно расстаться без взаимной вражды.

Звон стаканов. Невнятная речь. Джаз, льющийся из динамиков. Пол откинул голову и закрыл глаза, слушая песню «Только одинокий» в исполнении Роя Орбисона. Правда, барабан бухал так, будто кто-то колотил в дверь. Затем зазвучал милый голос Конни Фрэнсис в сопровождении подпевки: «Нет исключений из этого правила, и кто-то окажется в дураках».

– Кольер! Что ты первым делом сделаешь, когда вернешься домой? – спросил Бенсон.

– Поеду кататься на лыжах, – не дав Полу открыть рот, влез в разговор Ричардс. – Сейчас склоны – то, что нужно для катания. Снег – что твоя глазурь на торте.

Возникла пауза. Наконец Пол решил уважить друга и ответить на поставленный ему вопрос:

– Поцелую жену и детей, а потом выкурю сигару.

– Ты куришь сигары?

– Обычно нет.

– А я куплю моим мальчикам щенка, – размечтался Бенсон. – Маленького черного кокер-спаниеля с красным бантом.

– Купи немецкую овчарку, – пробурчал из своего кресла Ричардс.

Никто не обратил на него внимания.

– Можно будет назвать его Сьюки, – фантазировал Бенсон, – или Сьюти. Какая кличка лучше?

– А как насчет Блэки? – предложил Ричардс. – Он же будет черный.

– Или Четвероног, у него же четыре ноги, – едва слышно подсказал Мейберри.

Пол заглушил смешок, хлебнув пива. Все умолкли.

– Я куплю Нэт новую машину, – почувствовав вдохновение, поделился Пол. – Новую модель, и это будет только ее автомобиль. Она сможет ездить в магазин, на водохранилище – куда захочет.

Он не мог сдержать улыбки. Что ни говори, а это самая лучшая из идей, когда-либо приходивших ему в голову.

– К водохранилищу? – спросил Бенсон, который понятия не имел, где расположен Айдахо-Фолс. – Зачем твоей жене ехать к водохранилищу?

– Купаться. Теперь она сможет кататься, когда захочет, – в порыве великодушия пояснил Пол.

Он уже представил, как обрадуется Нэт, когда он пригонит автомобиль, который будет принадлежать только ей. Она бросится его обнимать, улыбаясь от уха до уха. Теперь он будет великодушен и щедр по отношению к жене и постарается всегда вести себя наилучшим образом.

– Тебе на самом деле нужна вторая машина? – спросил Мейберри.

Он гордился тем, что его семья из семи человек вполне обходится одной, однако Пол подозревал, что миссис Мейберри просто не умеет водить.

– У нее уже есть машина, – неожиданно вмешался Ричардс.

Пол повернулся к сержанту. Он решил, что тот имеет в виду жену Мейберри, и это его, признаться, немного озадачило. Однако Пол был слишком доволен собой, чувствовал приятную сонливость, поэтому переспрашивать не стал.

– Себе я оставлю «Файрфлайт» и буду ездить на нем на работу, – продолжил он развивать мысль. – А ей больше не придется подвозить меня до автобусной остановки: у каждого будет свое авто.

Пол подумал, что, пожалуй, слишком разболтался: какое дело компании подвыпивших мужчин до проблем обеспечения колесами его семьи?

Ричардс как-то нехорошо посмотрел на него.

– Не-а, – прищурился он. – У твоей жены уже есть новая тачка.

– Что? – не понял Пол.

– Зеленый «Додж-Вейфарер».

Пол окаменел от неожиданности.

– У кого новая тачка? – переспросил он.

Датчане переводили взгляд с Пола на Ричардса, теряясь в догадках, сколько у кого машин.

– У твоей жены, – громко по слогам возвестил сержант, как будто разговаривал с глухим или недоразвитым. – Она ездит на новой машине, которую подарил друг.

– Подруга? – уточнил Пол.

Он попытался перебрать в уме всех знакомых: соседка Крисси; Энда, чья дочь иногда сидела с девочками; некая Патриция, с которой, по словам жены, она общается. Все они милые леди, но Пол с трудом себе представлял, чтобы кто-то из них дал Нэт автомобиль.

– Ее друг ковбой, – хлебнув пива, изрек Ричардс.

Теперь все смотрели на него. Пол почувствовал, что краснеет.

– О чем ты болтаешь?

Ричардс подался вперед, глядя на Пола осоловелыми глазами.

– Извини, – развел руками он.

– За что?

– Пойду-ка я лучше спать, – начал тереть глаза Ричардс. – Все было отлично, парни. Но здесь холодно и как-то… жутко.

– Сэр! – повысил голос Пол, и в этом крике души зазвенело отчаяние. – Вы говорите о моей жене Нэт Кольер?

– Извини, – повторил Ричардс. – Мне об этом сказала Джинни. Есть какой-то парень, который ошивается вокруг твоего дома. Он местный, одевается как ковбой. Он-то и дал твоей жене попользоваться машиной.

– Бессмыслица какая-то.

– Ну да… Уверен, он ей просто друг. Просто люди видели их вместе.

Бенсон и Мейберри переглянулись. Один из датчан так и застыл с разинутым ртом, держа бутылку с пивом на уровне подбородка.

Сердце Пола заколотилось как бешеное. От ужаса его бросило в холодный пот. Казалось, из него вынули внутренности и выбросили в стоящее внизу мусорное ведро, словно жидкую грязь. Все с жалостью смотрели на него.

– Если ты врешь, я тебя убью, – сжал кулаки Пол.

– Тише ты. – Мейберри положил руку ему на плечо. – Все мы немного выпили, – примирительно сказал он. – Думаю, мастер-сержант не вполне понимает, о чем говорит.

Ричардс поднялся и, пошатываясь, начал застегивать шапку-ушанку. Вид у него был крайне нелепый. Лицо приняло сострадательное, почти плаксивое выражение.

– Видит бог, хотел бы я, чтобы это было ложью, Пол, – скривился он.

Никогда прежде мастер-сержант не обращался к нему по имени. Это могло служить косвенным подтверждением, что пересказанные Ричардсом слухи – правда. Сержант, похоже, на самом деле ему сочувствовал.

Пол вскочил на ноги.

– Прекрати немедленно! – Он перешел на крик. – Ты хоть соображаешь, что ты несешь? Понимаешь, в чем обвиняешь мою жену?

– Они сейчас подерутся, – спокойно, как комментатор перед боксерским поединком, произнес один из датчан.

– Нет. – Мейберри неуклюже поднялся и обхватил Пола за плечи. – Все тут черт-те что болтают. И ты, – ткнул он в растерянного Ричардса и крепче обнял приятеля, – ты городишь полную ерунду.

Он подождал, пока Ричардс покинет клуб, и только потом вывел Пола и потащил его в противоположном от Мейн-стрит направлении.

– Доброй ночи, джентльмены! – крикнул он, закрывая за собой двери барака.

Со всех сторон на Пола набросились холод и пустота. Что ни говори, а это было ужасное место.

– Ты слышал, что говорил Ричардс? – не мог успокоиться Пол. – Думаешь, он рехнулся? Боже мой, что происходит?

– Выбрось из головы, – ведя его к бараку, посоветовал Мейберри. – Мужик лепит всякую чушь. Ты и сам знаешь. Он пьян и, скорее всего, до сих пор точит на тебя зуб за то, что ты его по морде съездил. Это такой подлый способ поквитаться.

– Он говорил конкретно о зеленом «Додже-Вейфарере», – возразил Пол. – С какой стати ему такое придумывать?

– Ты же слышал его побасенки о Нанумеа. Если он сумел нафантазировать семнадцатилетнюю туземку с талией в двадцать дюймов, то вполне способен высосать из пальца и зеленый «Додж-Вейфарер».

– Возможно, – еще больше помрачнел Пол и отстранился от Мейберри. – Я не пьян. Не надо водить меня за собой, как коня.

Ком подкатил к горлу.

– Что-то мне неважно… Тошнит, – признался Пол.

– Пойдем в уборную?

Остановившись, он с трудом сглотнул:

– Нет.

– Хрень полная, – продолжал гнуть свою линию Мейберри. – Совершенно очевидно, что он хотел отыграться. Или просто дурак. Чья жена станет разъезжать по городу в автомобиле другого мужчины? Ведь все это заметят. Насколько нужно быть глупой, чтобы такое отчебучить? Сплетни и ничего больше. Выбрось из головы.

Они добрели до своего барака, несколько парней уже спали. Мейберри распахнул дверь, и Пол, помедлив мгновение, вошел внутрь. Геолог забрался на свою койку, снял армейские ботинки, и те с грохотом, словно свинцовые, упали на пол.

Пол тоже стащил обувку и, не раздеваясь, свалился на постель. Голова кружилась. Он закрыл глаза, надеясь, что пиво его быстро сморит, однако больные мысли путались в голове и мешали уснуть. Неужто Нэт могла связаться с чертовым ковбоем и разъезжать на его тачке у всех на виду? Нелепица какая-то. Впрочем, Пол не был уверен, что такое невозможно в принципе. Скорее всего, их отношения вполне невинны. Не исключено, что жена просто не понимает, как это выглядит со стороны. Объятый ужасом, Пол отчетливо представил себе картину, как Нэт открывает дверь перед этим типом. Приветливая, чуть застенчивая улыбка. Ямочка на левой щеке. Воображение подсовывало сюжеты один хуже другого: Нэт прикасается к руке парня или беззаботно сидит рядом с ним на диване, позабыв оправить подол… И это еще не самое страшное. Его воспаленный разум метался вдоль длинного коридора с дюжинами крошечных дверец, которые то открывались, то закрывались, и мелькающие в них образы мучили его нещадно.

– Засыпай, Кольер, – послышался голос Мейберри.

– Оставь меня в покое, – мрачно огрызнулся Пол.

– Заткнитесь вы оба, – послышалось ворчание с соседней койки.

Нэт его любит, любит свою семью – Пол это знает. Как знает и то, что иногда Нэт ведет себя крайне неосторожно, игнорируя правила, которым следуют остальные. И осознание этого прожигало дыру в его мозгу.

Нэт никогда не заботилась репутации. Когда они познакомились, она вела себя, можно сказать, распущенно. Слово больно хлестнуло его, но точнее не скажешь. На пляже в Сан-Диего, когда она позвала его купаться, ей и в голову не пришло, что это неприлично – уйти в ночь с незнакомым парнем, далеко от костра, от друзей. Да и друзья не проявили особого беспокойства. Поначалу он принял такое безразличие за невоспитанность, но, возможно, парни не бросились на защиту ее чести, потому что защищать было нечего. Они плавали вдвоем в темном океане, на его поцелуй она ответила поцелуем.

Во время званого вечера Ричардс касался ее шеи, поправлял салфетку прямо у нее на коленях – и Нэт не уклонялась, не протестовала. Пьяный грубиян лапал ее на глазах у мужа и всех гостей, а она даже поблагодарила его.

Пол заворочался, от бессильной злобы дважды пнул ни в чем не повинную койку. В то время как жене полагается сидеть дома и заботиться о детях, поддерживать семейный очаг в отсутствие мужа, что она себе позволяет? Общаться с посторонним мужчиной, который имеет наглость приходить в дом к беременной женщине, когда мужа нет рядом… Пол слышал о подобных мерзостях и раньше. На такое вполне могли быть способны его родители, но сейчас речь идет о его семье и его жене.

Он не представлял, как сможет продержаться здесь еще несколько недель, когда к душевным терзаниям из-за вынужденного изгнания прибавилось еще одно – неизвестность. Повернувшись на бок, он крепко стиснул зубы. В помещении было тихо, лишь изредка раздавались какие-то звуки: скрипнула койка, на втором ярусе кашлянул Мейберри, в противоположном конце барака кто-то захрапел.

Джинни

Маленький отпуск подходил к концу, и Джинни начала готовиться к возвращению Митча. На кухонном столе стояла завернутая в бумагу свиная вырезка – грелась до комнатной температуры. В мини-баре красовалась непочатая бутылка виски «Олд смагглер». Хозяюшка тем временем чистила жемчужный лук, стоя в облаке пара, поднимающегося над плитой. Очищенные луковицы, как глазные яблоки, вертелись в кастрюльке, наполненной растительным маслом.

Марта повела Анджелу в парикмахерскую, а Джинни наслаждалась дневным сном без Митча. Проснувшись, она ощутила запах лука, который источали ее пальцы. Женщина повернулась на бок, не понимая, почему ей так грустно. То, что Митч сегодня возвращается, было известно заранее. Она бросила взгляд на его половину кровати, по-прежнему застеленную, и пожалела, что прямо сейчас не может материализоваться Эдди. Скорее всего, он гуляет по городу со своей беременной девчонкой, а Джинни придется довольствоваться Митчем. Так было и прежде.

Оконные стекла задрожали. Джинни поежилась и нехотя выбралась из-под одеяла. Уже две недели держались ужасные холода. До отлета в Гренландию Митч много времени проводил за своими «исследованиями», уединившись в каморке в глубине дома. К этим «исследованиям» она испытывала смешанное чувство интереса и ненависти. Митч позиционировал свою комнату как уединенное место для мужской работы, но Джинни знала, что это только прикрытие. На самом деле он мог часами сидеть там и смотреть в одну точку, вежливо избегая таким образом общения с женой и дочерью. Секретные документы, с которыми он работает, выносить за территорию базы запрещено. Откуда у него вообще столько бумажной работы?

В последнее время Митч привозил домой целые пачки бумаг и кучу времени проводил за столом, печатая что-то на машинке. Каждый щелчок – маленькая победа, за которой следовала долгая пауза. Обогреватель он узурпировал, но сейчас Джинни решила, что по крайней мере до возвращения мужа будет обогревать весь дом.

«Может, он пишет мемуары», – размышляла Джинни, застегивая пуговицы на шерстяной кофте. Она уже несколько недель не заходила в так называемый кабинет. Митч был против. Даже убирать не разрешал, мотивируя тем, что она обязательно переставит вещи с места на место и он потом ничего не найдет. Если под вещами он подразумевал бутылку шотландского виски, которую она может переместить с одного края стола на другой, то это добро он точно не потеряет.

Комната для исследований, как оказалось, была заперта. По-детски наивное желание мужа оградить территорию рассмешило Джинни. Она достала запасной ключ из шкатулки с драгоценностями и, отперев замок, толкнула дверь. Немного мешал толстый ковер. Справившись с дверью, женщина вошла внутрь и закашлялась. В комнате стоял едкий, какой-то горьковатый запах. На глаза набежали слезы. Она принялась гонять воздух руками, изображая вентилятор, но легче не стало.

В приоткрытом окне свистел ветер. Тонкий слой снега припорошил подоконник, и ковер под ним был мокрым.

– Боже мой, Митч! – пробормотала она, пытаясь придавить обмерзшую створку окна.

С подоконника сверкающей пудрой посыпался снег. Встав на колени, Джинни сгребла белые холодные кристаллики, и они мгновенно растаяли в ладонях. Женщина вытерла руки о юбку и окинула взглядом комнату.

Печатная машинка стояла на столе. Это была белая переносная красавица фирмы «Стерлинг» с отделкой из шагреневой кожи и клавишами цвета морской волны. Джинни купила эту вещицу после последнего повышения мужа. Митч нечасто ею пользовался, но, когда все-таки вытаскивал из футляра, его мужское пристанище сразу приобретало современный вид. Глядя на машинку, Джинни вспомнила, как несколько месяцев назад Митч посадил Анджелу себе на колени и позволил постучать по клавишам. Дочь была в восторге, особенно когда увидела на бумаге непонятные значки. В тот день Джинни, помнится, была чем-то раздосадована и дулась на Митча. Она наблюдала за семейной идиллией и пыталась угадать, находит ли муж удовольствие в нехитром занятии с Анджелой. В целом картинка была милой: малышка Анджела и склонившийся над ней Митч, помогающий клацать по клавишам.

Быть может, именно приятное воспоминание задержало Джинни в этом месте. Не имеет значения, как сильно она презирает мужа. Он принадлежит ей, следовательно, его дело – ее дело. Неприятный запах, открытое окно, его скрытность и внезапно возникшее увлечение печатанием. Митч занимался здесь чем-то странным, и она должна узнать, чем именно.

Джинни выглянула в коридор и вернулась в комнату, закрыв за собой дверь. Кроме нее, в доме никого не было, но все же… Первым делом она принялась рыться в выдвижных ящиках стола: сигары, зажигалка, степлер, канцелярские скрепки, ручки «Скрипто»… В ящиках поглубже искать было труднее. Там были сложены папки и бумаги, а на самом дне лежало несколько журналов. Пролистав один, Джинни покраснела. Митч явно питал страсть к некой леди по имени Паула Пейдж. На одном из фото она была изображена сидящей на кровати. Поза вполне пристойная, даже где-то по-матерински спокойная. Вот только девушка забыла застегнуть пуговицы на рубашке, и одна огромная, гладкая, словно печень, грудь вывалилась наружу.

Фривольные фотографии расстроили Джинни. Это была не бойкая девица, посылающая солдатам воздушный поцелуй, и не веселая чистенькая красотка в купальнике, плещущаяся в волнах. Снимок был развратный и неприятный. Неужели этого хочет Митч? Неужели это нужно Эдди? Она вдруг почувствовала себя такой же смешной и нелепой, как лампа Тиффани. Она стройная, подтянутая, неиспорченная, с аккуратной грудью. Ее бюстгальтеры – небольшие, надежно запирающиеся сейфы. Но эти фотографии… Они просто абсурдны. Нет, она не такая. Женщина запихнула журналы на дно ящика, а все остальное навалила сверху.

Она пришла сюда не затем, чтобы рассуждать о странных мужских потребностях Митча. Ей важно найти источник химической вони, из-за которой, судя по всему, муж посреди зимы оставил окно приоткрытым.

Около стола запах был не таким резким, и Джинни переместилась к шкафу. Едва приоткрыв дверь-гармошку, она поняла, что близка к разгадке. Опустившись на колени, Джинни начала шарить у задней стенки шкафа, не обращая внимания на стоящие рядком начищенные туфли, коробки с галстуками и старый футбольный мяч, который муж сроду не брал в руки. В дальнем правом углу она наткнулась на стеклянную банку с ватными шариками, небольшую емкость, наполненную чем-то похожим на воду, и белый пузырек для хранения лекарств. На этикетке было написано: «Соляная кислота», а ниже маленькими буквами: «Хлористоводородная кислота». Еще ниже курсивом было выведено: «При болях в желудке или для уборки помещений».

На кой Митчу кислота? При болях в желудке или для уборки помещений? Муж ни разу не жаловался на проблемы с желудком. Джинни внимательно осмотрела бутылочку и осторожно отвинтила крышку. В нос ударил резкий запах, который показался ей знакомым. Ее дед маялся животом и принимал подобное вещество малюсенькими, сильно разбавленными порциями. Да, похожая бутылочка стояла у него на прикроватной тумбочке. Однажды, когда бабушка готовила обед, маленькая Джинни отвинтила крышечку, сунула нос в пузырек – и тут же пожалела о содеянном. Теперь уже взрослая Джинни, сжимая бутылочку в руке, размышляла о том, что, видимо, всю жизнь была шпионкой. Дедушка, служивший инженером в «Боинге», называл жидкость хлористоводородной кислотой. Со временем он перестал ее принимать, поскольку она не помогала, а вскоре умер.

Джинни, теряясь в догадках, держала бутылочку в вытянутой руке и не знала, что делать дальше. Неужели Митч страдает язвой? Может, он в состоянии перманентного стресса? Женщина ощутила некое беспокойство, даже тревогу. Конечно, Митч – не из тех, кто будет страдать молча, но не исключено, что заболел и боится признаться.

И все же… Митч – это Митч. Женщина окинула взглядом банку с ватными шариками и емкость с водой. Взяв один, сжала его кончиками пальцев. Сейчас ватка была сухой, но по текстуре понятно, что раньше ее смачивали. К тому же с одной стороны шарик сужался, образуя маленький конус. Джинни присмотрелась: на кончике конусоподобного образования что-то серело. Похоже на карандаш или типографскую краску, которая обычно остается на пальцах, если подержать в руках газету.

Смутная догадка поселилась в ее голове.

Джинни поставила бутылочку на ковер, а сама вернулась к столу. Могла ли она что-то выпустить из виду? Женщина перебирала в памяти содержимое каждого ящика, и тут ее внимание привлек уголок бумажки, засунутой под пишущую машинку. Женщина приподняла тяжелый аппарат и обнаружила небольшую стопку бумаг.

Похоже на обычные формуляры – всю ту чушь, с которой Митч имеет дело каждый день. Какие-то записи о техобслуживании реактора. Уголки листов истрепаны. На каждой странице вверху написано: «Работа реактора». Очевидно, они были извлечены из регистрационного журнала. Первым делом Джинни внимательно рассмотрела их. Зачем было вырывать именно эти страницы? Сделанные от руки записи, подписи операторов, какая-то колонка справа… Женщина вспомнила, что после смерти Дика Харбо Митч ведет себя как-то странно. Почему это так на него повлияло? Если его послушать, получается, что какие-то рабочие аспекты мог понять только Харбо. Какая бессмыслица! Реактор принадлежит армии. Разве не все операторы разбираются в этом так же хорошо?

Одна из страниц привлекла внимание Джинни. На первый взгляд, ничего особенного. Речь шла о каких-то пустяковых, как ей показалось, операциях, которые проводились весной этого года. Доморощенная шпионка включила небольшую настольную лампу, стоящую рядом с машинкой, и решила изучить записи более тщательно. Приглядевшись, она заметила едва заметное отличие четырех машинописных строк от остального текста. Во-первых, бумага в этом месте была какая-то истертая, а во-вторых, буквы более темные – такое впечатление, что записи сделаны позже. В отчете сообщалось о трех случаях перемещения регулирующих стержней, произведенных младшим специалистом Кольером, и одном – младшим специалистом Веббом.

Так вот, значит, в чем дело! Теперь понятно, чем занимался Митч! Перед глазами Джинни предстала живописная картина: муж сидит за столом, макает ватный шарик в водный раствор кислоты и осторожно водит им по напечатанным буквам, пока они не исчезнут. Потом обмахивает страницу каким-нибудь журналом, дует на нее… Когда бумага высыхает, Митч вставляет лист в красивую пишущую машинку, ее подарок, и меняет первоначальное содержание отчета.

Джинни понятия не имела, какие данные подделывал муж и зачем ему это было нужно. Данный вопрос, признаться, мало ее тревожил, но то, насколько топорно Митч выполнил работу, вывело ее из себя. Места с искаженной информацией видны невооруженным глазом. Новый текст наносился неаккуратно – чуть выше или чуть ниже прежнего. К тому же на бумаге сохранились едва различимые следы предыдущих записей. Джинни без труда нашла фальшивку, стоило только присмотреться повнимательнее. Конечно, бумажный документооборот в службах, связанных с реактором, наверняка гигантский, что немного успокаивает, но все же… Если Митч нашел места, где следовало внести изменения, кто-либо другой, вероятно, легко повторит этот фокус.

Господи! Что же за идиот ее Митч! Все, что ей нужно, – это дождаться, когда он дотянет до конца однообразную лямку службы. Он прослужил семнадцать лет, осталось – три. Еще один рывок – и можно спать спокойно. Мужу назначат пенсию, они обоснуются в Сент-Луисе и заживут счастливо. На смену ее беспокойному существованию, бесконечной жертвенности и стойкости, с которой она сносила супружеские измены Митча, придет наконец стабильность. Джинни мечтала об этом и в то же время опасалась каких-то непредвиденных обстоятельств, которые могут сорвать ее планы. Она не представляла, что это может быть, но заранее боялась. На одной из вечеринок она познакомилась с вдовой военного, и та рассказала, что супруг погиб за три месяца до пенсии, сорвавшись со скалы. В случае с Митчем есть надежда, что он себя не убьет раньше времени. Во всяком случае, до сих пор он справлялся с этой задачей неплохо. Остается уповать на то, что он будет принимать правильные решения и не угробит преждевременно свою карьеру и доброе имя жены. Каждое последующее повышение мужа по службе делало ее все более подозрительной, ибо увеличивало ответственность и выплывающие отсюда риски. Если он допустит ошибку сейчас, спасения не будет.

Джинни вернула документы на прежнее место и придавила «Стерлингом», но затем передумала и вытащила из стопки один листок. Машинка с глухим стуком опустилась на стол. Пробежавшись глазами по незнакомым словам, женщина не поняла и половины из написанного, не могла также определить и степень важности документа. Если свалить вину на кого-то другого, сработает ли? Поможет ли Митчу спасти лицо? Сделав шаг назад, Джинни опрокинула стоявший на полу пузырек. На ковре тут же образовалась небольшая лужица, кислота зловеще зашипела.

Сдавленно чертыхнувшись, женщина наклонилась было за бутылочкой, но вовремя спохватилась, что голыми руками с ядовитым веществом не управиться, и выскочила в коридор, едва не сбив с ног Марту и Анджелу. От неожиданности перепуганные насмерть женщины завизжали дуэтом, но, узнав друг друга, резко замолчали.

– Извините, – выдохнула Джинни. – Мне надо кое с чем срочно разобраться.

Она скользнула мимо Марты, схватила в ванной небольшое махровое полотенце и стрелой помчалась обратно в кабинет. У нее не было ни сил, ни времени, чтобы подумать, насколько странно все это выглядит со стороны. Взяв в руки полотенце, Джинни подняла флакон, закрыла его пробкой и промокнула пятно на ковре. К счастью, дырку кислота не проела, но ворсинки в этом месте начали сыпаться, как пух с одуванчика.

– Проклятье! – прошипела Джинни.

– Мама! – послышался из коридора голосок дочери.

– Мы идем в булочную! – испуганно предупредила Марта. – Мы уходим!

Джинни поставила пузырек обратно в шкаф, вернула на место ватные шарики. Запах в комнате стоял невыносимый, поэтому пришлось приоткрыть окно. Похоже, она такая же идиотка, как и Митч. Зажав в руке украденную страницу, женщина поспешила в прихожую. Нужно было остановить Марту, которая уже успела основательно укутать Анджелу, оставив на виду лишь глазенки да косички.

– Марта! – завопила запыхавшаяся Джинни. – Нет никакой нужды уходить из дома.

Няня продолжала медленно наматывать на ребенка шарф.

– Вы уверены? – спросила она.

– Конечно. На улице холодно, да и обедать уже пора. Как сходили в парикмахерскую, дорогуша?

Джинни потянулась за шарфом, Марта не отпускала. На секунду обе застыли, как перед боем: няня тянула в одну сторону, мать – в другую.

– Хорошо, – сдавленно прохрипела Анджела.

– Твои косички очень мило смотрятся.

– Я хочу есть.

– Ой! Марта приготовит тебе томатный суп.

Выиграв битву за шарф, Джинни начала складывать его, прижимая к груди и приглаживая.

– Вы уверены, мэм? – запнулась Марта. – Я не знаю… Я думала, может быть, ваш друг…

Слова застряли в горле. Джинни, глядя няне прямо в глаза, широко улыбнулась.

– Прошу прощения, о каком друге идет речь? – недоумевала она.

Марта отвела взгляд.

– Ничего, ерунда, – защебетала няня. – Анджела! Сейчас я приготовлю тебе суп.

Нэт

Маму она не видела уже два года, поэтому не знала, чего от нее ждать. Нэт морально приготовилась к любым переменам, как то: сильное похудание или ожирение, легкая степень артрита и прочие возрастные радости – но очень удивилась, когда ее пухленькая маменька (как обычно, с поджатыми губками) легко спустилась с трапа небольшого самолета. В руках она держала большую дамскую сумочку размером со стандартную настольную игру. Единственное, чего Нэт раньше не видела, так это черно-белое пальто из плотного твида. Дочери редко доводилось лицезреть маму в верхней одежде. Дорис Радек была из тех пенсионерок, которые предпочитают сидеть на солнышке в сарафане без рукавов и листать свежий номер «Лэдиз хоум джорнал».

– Вы помните бабушку Дорис? – неестественным голосом сказала Нэт дочерям и слегка подтолкнула вперед.

Она явно нервничала.

– Какие миленькие, – обрадовалась гостья и, улыбнувшись девочкам, обратилась к Нэт: – Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались «бабуля Радек». Дорис звучит не совсем прилично.

– Хорошо, – быстро исправилась Нэт. – Ваша бабуля Радек.

Мать наклонилась и расцеловала внучек. Девочки стоически держались, выполняя предварительные наставления Нэт. Облобызав внучек, Дорис подалась вперед и коснулась щекой щеки дочери. Ощутив знакомый материнский запах, Нэт немного успокоилась. Она такая же, как всегда: аромат губной помады, легкий душок никотина и запах детской присыпки, которой Дорис пользовалась после душа. В комплексе это создавало непередаваемый букет – что-то вроде благоухания младенца, пристрастившегося к взрослым дурным привычкам.

– Только посмотри на себя! – не к месту воскликнула Дорис.

– Как прошел День благодарения, мам? – спросила Нэт, когда они несли чемоданчики к машине.

Было серо, пасмурно и довольно прохладно. Небо нависало над землей матовой крышкой.

– День благодарения прошел отменно, – принялась рассказывать Дорис. – Погода стояла просто великолепная. Осень в Сан-Диего. Этим все сказано. Марва прекрасно справилась. Ты же ее знаешь – учитывает все до последней мелочи.

– Да, – согласилась Нэт.

– А какие красивые мальчики!

– Лайл и Стивен?

– Да. Мальчикам сейчас десять и двенадцать. Никогда не видела таких послушных детей.

– Пожалуй, что так, – не стала спорить Нэт.

– Стивен читает гостям проповеди! – продолжала трещать Дорис. – Ты только представь! В двенадцать лет!

Ровесницы матери придерживались определенных стандартов. То, что юный Стивен читает гостям проповеди, наверное, неплохо. Куда лучше, чем гнусные похождения пастора Тима и скандал с Возрожденной церковью Святого Игнатия. Нэт прикинула, что сейчас Тиму, вероятно, уже за тридцать. Она представила себе загорелого мужчину с мощной, как у голубя, грудью – постаревшего, с залысинами на седеющей голове, – который проповедует в своем полутемном магазинчике грампластинок. Скорее всего, седеть ему еще рано, но воображение подкинуло именно такую картинку.

Машина немного просела, когда Дорис протиснулась на заднее сиденье. Усадить рядом с ней дочерей было непросто. Нэт впихнула Лидди, затем Саманту. Последняя нахмурилась, но под напряженным взглядом матери смирилась.

Нэт уже приготовилась услышать комментарии Дорис насчет возвращения желтого автомобиля: «Вижу, ты снова на “Файрфлайте”» или что-то в этом духе, но вспомнила, что мама не в курсе событий. Она немного приободрилась. Когда Пол вернется, будет не страшно. Она сможет забыть о своем вранье, а в доме все будет так же, как до его отъезда. Утром она пробралась в комнату дочерей, собрала в пакет подарки Эсрома – наконечники стрел, небольшие камушки, сплющенную змеиную кожу – и скрепя сердце выбросила в мусорное ведро. Первоначально все эти «драгоценности» вызвали неподдельный восторг у дочерей, но потом были забыты и благополучно провалялись несколько недель за книжной полкой. Исключение составляла разве что змеиная кожа, которую Лидди любила повертеть в руках, погладить, словно знала нечто такое, о чем никому не рассказывала. Нэт надеялась, что, как только уберет эти предметы, девочки тут же о них забудут.

– Марва вступила в цветочный комитет, – сообщила Дорис, имея в виду свою обожаемую невестку.

Супруга Джорджа – надменная женщина с двойным подбородком – неоднократно высказывалась насчет «низкого» происхождения Пола и обвиняла Нэт, что та, выйдя за военного, бросила семью. Подобные заявления выглядели несколько нелогично, учитывая, что сама Марва уехала из Тусона, чтобы выйти замуж за Джорджа – человека настолько скучного, что в тридцать с небольшим лет он казался стариком. Нэт не была близка с братом, но ее, признаться, коробило то подобострастие, с которым Дорис и Марва отзывались о нем. Марва нарезала ему еду на тарелке. Нарезала еду!

«Это плохо, – уговаривала себя Нэт. – Контролируй эмоции».

Поездка домой прошла без особых осложнений, если не считать того, что Саманта постоянно перебивала Дорис, едва та начинала говорить. А Дорис не любит, когда ее перебивают, и потому сердилась.

– Тише, Сэм! – не выдержав, шикнула Нэт.

Правда, потом ей хотелось извиниться перед дочерью за излишнюю строгость, но она побоялась осуждения матери и не стала.

Они доехали до водопада, и настроение Нэт заметно улучшилось. Здесь было на что посмотреть. Даже Дорис всем телом подалась вперед. Видимо, пейзаж впечатлил ее. Нэт слегка притормозила, любуясь быстрой водой. Белоснежный храм мормонов на фоне серого неба выглядел невероятно: казалось, что его подсвечивают изнутри.

– Шикарное здание, – заметила Дорис.

Нэт надеялась, что мать попридержит язычок и не будет злословить о мормонах. Ей не хотелось, чтобы девочки слышали язвительные замечания бабушки. К счастью, Дорис не стала продолжать, ограничившись замечанием о «глубоких карманах». Нэт лишь кивнула и слегка пожала плечами, что можно было расценивать как угодно.

Они почти подъезжали к дому, когда у Нэт начались схватки. Она притормозила у бордюра и не двигалась какое-то время, прислушиваясь к своим ощущениям. Дорис вышла из автомобиля. Нэт чувствовала, как боль, зародившаяся в области поясницы, распространяется дальше. Она понимала, что происходит, вот только не знала, бояться ей этого или просто расслабиться. Кое-как доехав до места, Нэт уложила дочерей спать и начала ходить по коридору, как вьючное животное, на которого навалили тяжелый груз.

– Езжай в больницу, – посоветовала мать, которая в это время сидела за кухонным столом и курила.

– Ты, пожалуй, права, – согласилась Нэт.

– Вижу, я прилетела как раз вовремя, – выдохнув облачко табачного дыма, отметила Дорис. – Думаю, мы тут и без тебя справимся. Я помою полы к твоему возвращению.

– Хорошо.

– Не знаю, чем заниматься с девочками целую неделю.

– Они любят раскрашивать картинки.

Нэт, тяжело переваливаясь, мерила шагами коридор. Она выставила в сторону локоть и отталкивалась им от стенки, словно тростью.

– А еще они смотрят телевизор.

– Что делать, если Саманта начнет дерзить?

Нэт заскрипела зубами. Боль на время отступила, и теперь она почувствовала раздражение.

– Если Сэм не будет слушаться, отошли ее в свою комнату.

– У тебя есть линейка?

– Нет, – солгала Нэт, неуклюже шагая к выходу. – Я еду в больницу.

Она вышла на улицу, изо рта шел пар. Поставив сумку на пассажирское сиденье, Нэт в порыве сентиментальных чувств решила все-таки вернуться и поцеловать на прощание девочек. А вдруг она больше никогда их не увидит? Дорис удивленно проводила дочь взглядом, когда та проходила мимо кухни.

Девочки сладко посапывали в своей спальне. Нэт склонилась над ними. Маленькая Лидди пыхтела во сне. Темные реснички отбрасывали легкую тень на щеки. Саманта распласталась на спине, разбросав руки и ноги. Волосы растрепаны. Такое впечатление, что она упала с потолка. Нэт почувствовала прилив необъятной, отчаянной любви к этим маленьким, но таким большим существам.

Она заковыляла обратно – мимо кухни и сидящей за столом матери. На лбу выступили капли пота.

– Ты уверена, что справишься сама? – забеспокоилась Дорис.

– Все будет хорошо. В это время суток дороги пустые.

– Подожди, – окликнула ее мать уже у самой двери.

Нэт нетерпеливо обернулась. Дорис подошла и погладила ее по плечу, что немало удивило Нэт. Но она была благодарна за спонтанное проявление материнской любви, хотя дышать пришлось через раз, чтобы не задохнуться от адской смеси табачного дыма и детской присыпки.

– Будь снисходительна к моим девочкам, – пошутила Нэт, но в этой просьбе была только доля шутки.

– Конечно. Удачи тебе, дорогая.

Дорис хотела поцеловать дочь в щеку, но неожиданно смутилась – нечасто она баловала детей нежностями – и, промахнувшись, чмокнула в шею. Поцелуй прилип к коже, как чужеродное тело. Выйдя за дверь, Нэт стерла следы материнских губ и стала спускаться по цементным ступенькам вниз – туда, где в темноте ее ждала машина.

Дорогу тонким слоем припорошил свеженький снежок. На нетронутом белом покрывале отпечатывались узоры от протекторов, которые оставлял за собой «Файрфлайт». Буквально через несколько минут у Нэт снова начались схватки. Она, как законопослушный водитель, притормозила у знака, хотя в пределах видимости других транспортных средств не было. Сколько она так простояла – не известно, но, как только боль немного отпустила, Нэт продолжила путь. Нужно постараться проехать как можно больше, пока снова не началось. Следующий этап схваток был еще сильнее и еще продолжительнее. Казалось, что ее распирает всю – от грудной клетки до ануса. Она резко затормозила и вцепилась в руль. «Все скоро закончится, скоро закончится», – как мантру, повторяла она. Боль ушла так же неожиданно, как возникла – не осталось и следа. Нэт даже удивилась: как будто не она только что корчилась на сиденье. Она успела преодолеть еще одну милю, прежде чем ощутила приближение новой волны. Бедняжка не прекращала движение, пока еще можно было терпеть, и только потом нажала на педаль тормоза. В ее теле сейчас сконцентрировались все мучения на свете. Голова, руки и ноги словно перестали существовать. Так продолжалось, наверное, несколько минут, хотя они показались вечностью. Как только боль утихла, Нэт рванула с места и гнала машину настолько быстро, насколько могла. И даже не потому, что опасалась родить прямо в салоне. Ей просто хотелось оказаться наконец в больнице, среди людей, подальше от этой нескончаемой дороги. Руки и ноги пока что слушались, и того тошнотворного чувства, когда тебя просто выворачивает наизнанку, тоже не было. Судя по всему, у нее в запасе – от часа до двух. Эта мысль принесла облегчение, но в то же время и некоторое разочарование.

Уже перед зданием больницы ее вдруг посетила бредовая мысль: если она не войдет в эту дверь, может, ничего и не случится? Тело расслабится, успокоится, забудет обо всем или решит немного подождать… Но нет, природу не обманешь никакими уговорами, красноречивыми сказками и даже стихами. У нее снова начались схватки.

Однажды ночью – Нэт тогда училась в старшей школе – они с друзьями пошли на пляж. Разожгли костер на берегу. Немного в стороне девушка заметила в отсветах огня что-то большое и плоское. Оказалось, морская черепаха. Вырыв аккуратную ямку, рептилия откладывала яйца. Опустившись на колени, школьница стала наблюдать, как одно за другим пахнущие мускусом яйца скатываются по крутому склону вниз – на мокрый песок. Черепаха смотрела перед собой, не мигая и не двигаясь, будто не замечала присутствия человека. Ее передние конечности были покрыты глубокими уродливыми шрамами. Любопытная Нэт наклонилась слишком близко, и черепаха угрожающе открыла клюв, чем-то напоминающий тюльпан. Девушка мгновенно отпрянула. Впервые в жизни ей довелось наблюдать такую всепоглощающую сосредоточенность, такую грубую естественную красоту.

Нэт толкнула дверцу автомобиля, но поняла, что просто не в силах подняться. Так и застыла, схватившись за ручку. Пол слишком далеко! И прилететь не сможет: ему просто не позволят. Впрочем, его в любом случае не было бы рядом во время родов. Воображение разыгралось: Пол далеко, но Эсром-то здесь, с ней. Абсурдные фантазии как-то утешали, успокаивали нервы. Какой он добрый! Женщина представила, как он заботливо помогает появиться на свет жеребятам и телятам, как шепчет ласковые ободряющие слова их взволнованным матерям. Будет справедливо, если он и ее успокоит, и ей поможет. Нэт представила, как он трогает ее лоб, как прижимается щекой к ее щеке, как держит за руку, когда ее накрывает очередная волна боли.

Уже у входа в больницу Нэт заметил санитар в белом халате. Усадил в кресло-каталку, спросил, поставил ли ее муж машину на стоянку.

– Нет, – ответила роженица.

Ее привезли в знакомую белую комнату. Да, все помещения, которые используются с одной и той же целью, кажутся знакомыми. Три кровати, стоящие в ряд, были отделены друг от друга ширмами.

Женщина в дальнем углу громко звала мужа, а может, еще кого:

– Мистер Джексон!

Голос был хрипловатый, с нотками отчаяния.

Услышав душераздирающий крик, Нэт почувствовала, как ее парализует страх. Через час или около того и она будет вопить так же. Ее переодели в тонкий, никому не нужный халат. Медсестра измерила пульс и давление. Живот снова напомнил о себе. Женщина испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, ужасно хотелось поскорее избавиться от своего бремени, а с другой – вот так бы и свернулась калачиком, обняла бы его, как чувствительное чудовище, способное ответить нежностью на нежность. Вот только никакой нежности не последовало. Боль стала невыносимой и с яростной силой вдавила ее в кровать. Когда наступила очередная передышка, Нэт положила голову на жесткий матрац и погрузилась в свои фантазии: она откроет глаза – и увидит Эсрома, а тот скажет, что она замечательная и очень храбрая женщина.

– Так, излишний драматизм нам не нужен, – прервала ее мечтания медсестра и начала вводить в вену обезболивающее.

Вынув иглу, она пообещала Нэт, что скоро станет легче.

Мистер Джексон – тот самый, которого так отчаянно звала женщина с другого конца комнаты, – явился утром вместе с тремя детьми. Он быстрым шагом, подталкивая детишек, прошел мимо Нэт. Младшая девочка повернула голову и украдкой взглянула на незнакомую тетю. Платье на ней сидело как попало, волосы имели такой вид, как будто их взбили миксером. Вот что бывает, когда мама попадает в больницу.

Нэт тихонько лежала на кровати. С обеих сторон – ширмы. Никакого вида из окна. Пришлось подслушивать, о чем болтают мистер Джексон с супругой. Он восхищался новорожденным мальчиком, а его маленькая дочь продолжала украдкой поглядывать на Нэт. Та помахала ей.

Соседка пообещала привезти Дорис с девочками завтра. До завтра – еще целая вечность, а пока ее крошечная дочь, приняв первую ванну, сосет из бутылочки. Она родила в три часа ночи. Врач проворно принял малышку, буквально одним движением. Нэт не могла забыть, какое огромное облегчение испытала, когда маленькое тельце ее ребеночка вырвалось из чрева в большой мир. Живот сразу опал, как тесто, а боль отступила. Несколько секунд младенец молчал, а потом тоненько пискнул три раза, как экзотическая птичка.

– Девочка!

Нэт понадобилось полсекунды, чтобы разочарование оттого, что это не мальчик, сменилось бурной радостью: у нее родилась здоровенькая миленькая девчушка. Темные волосики слиплись, нежная кожа кое-где покрыта пятнышками крови. Девочку помыли и спеленали. Нэт взяла крошку на руки, поцеловала маленькие морщинистые пальчики с прозрачными бледно-лиловыми ноготками, дотронулась до пуговки носа.

– Как назовете малышку? – поинтересовалась акушерка.

Примерно год назад, еще до беременности, они с Полом обсуждали имя следующего ребенка. Нэт тогда сказала, что, если вдруг родится девочка, хотела бы назвать ее Сэди. Полу имя понравилось, поэтому сейчас Нэт решила, что предварительного одобрения мужа вполне достаточно.

– Думаю, Сэди, – призналась она.

Акушерка, заглянув через плечо, улыбнулась малышке, что, надо признать, делала крайне редко.

– Да, Сэди – подходящее имя, – согласилась она. – Только взгляните на эти карие глазенки.

– О да, – расплылась в улыбке Нэт.

Казалось, она сняла с себя огромный груз: ребенок родился и получил имя.

Сэди унесли обмыть, и Нэт слегка вздремнула, поэтому не расслышала, когда ей сообщили, что к ней – посетитель.

– Что? – переспросила она, неуклюже приподнимаясь на подушке.

И тут, к ее немалому удивлению, из-за ширмы выглянул Эсром. Сердце запрыгало от радости.

– О, привет! – воскликнула роженица. – Что ты здесь делаешь?

– Хотел проведать тебя, – сказал он, все еще выглядывая из-за ширмы. – Все в порядке? Не помешаю?

– Нет, пожалуйста, заходи.

Нэт натянула простыню повыше, под самую шею, поскольку грудь, пока еще молоко не появилось, была перевязана марлей. Она попыталась быть естественной, как будто не происходит ничего особенного, все отлично.

– Я родила ребеночка – девочку, – объявила Нэт. – Она просто красавица. Почему ты там прячешься?

Молодой человек подошел поближе.

– Где твоя шляпа? – не смогла сдержать улыбки Нэт, глядя на его торчащие во все стороны волосы.

– Оставил в пикапе, – смутился он. – Как ты?

– Замечательно. Откуда ты узнал, что я здесь?

Их взгляды встретились.

– Увидел прошлой ночью, что твоей машины нет на месте.

– Вон оно что, – покраснела она. – А как тебя сюда впустили?

– Я назвался твоим братом.

Оба замолчали. На мгновение Нэт пришла в ужас от неясного предчувствия, что этот визит ни к чему хорошему не приведет. Внезапно Эсром рассмеялся, будто ему в голову пришла забавная мысль:

– Очередная девочка! Просто невероятно!

– Правда же?

Он переступил с ноги на ногу и спросил:

– Значит, ты сама поехала рожать?

– Ну да. У меня было немного времени в запасе, – кашлянула она. – Ничего сложного.

Теперь, когда все закончилось, ей действительно казалось, что поездка в больницу не была чем-то чрезвычайным.

– Лучше бы ты позвонила мне.

– Я не смогла, – призналась Нэт.

– А я вот решил, что надо к тебе съездить, – нервничал Эсром. – Хорошо помню, как мама рожала моих братьев и сестер. Нас выставляли из дома и не разрешали заходить в комнату, но я слышал все, что там происходит. Когда роды заканчивались, в доме прибирали, а потом разрешали нам вернуться и посмотреть на новорожденного. Мама, помню, сидела на кровати с ребеночком, а ее волосы были заплетены в косу.

Нэт понимающе кивнула.

– Я просто решил, что кто-то должен навестить тебя, увидеть ребеночка, – продолжал ковбой. – А иначе… Я не знаю… Это все равно что чудо, которого никто не видел.

Нэт молчала. Ей вспомнилось, как Пол впервые увидел новорожденную Саманту, а позже – Лидди. Когда он брал дочурку на руки, его лицо озарялось восторгом и каким-то благоговейным ужасом.

Он очень-очень осторожно держал свое чадо на руках и выглядел при этом немного растерянным. А Нэт была как в тумане и, сидя рядом, жадно вдыхала запах табачного дыма и аромат свежей рубашки. И это были родные запахи, наполняющие спертый воздух палаты чем-то приятным и знакомым. Пол спрашивал, все ли в порядке, и она всегда, не особо кривя душой, отвечала, что да, все хорошо. Но в то же время ей страшно хотелось упасть кому-то в объятия и плакать сотню лет.

Эсром не сводил с нее глаз. Она вернулась к реальности и улыбнулась.

– Как у тебя дела? – спросила она. – Как работается на пожарной станции?

– Все отлично. Меня приняли на полную ставку. Возможно, буду еще где-то подрабатывать. Пока не знаю.

– Замечательно.

Она продолжала улыбаться. Ей было приятно общество ковбоя. Не хотелось, чтобы он уходил.

Акушерка, вынырнув из-за ширмы, поправила шапочку и затараторила:

– Ах, мистер Кольер! Здравствуйте! Мы сейчас закончим купать вашу дочь и принесем ее.

Эсром поднял руки, как бы сдаваясь:

– Я не…

– Это ваш первый ребенок? Ничего, вскоре ко всему привыкнете. А теперь выйдите ненадолго. Миссис Кольер! Мне надо проверить… – понизила она голос до шепота, – ваше кровотечение.

– Да? – немного расстроилась Нэт. – И он должен уйти?

– Видите ли, – начала объяснять акушерка, – мне кажется, вам будет более комфортно, если мы сделаем это в приватной обстановке. Вы же не против, мистер Кольер?

Естественно, Эсром должен уйти. Разумеется, ему нельзя здесь оставаться. Нэт понимала, хотя и не совсем отчетливо, что вообще больше не имеет права видеться с ним. Но он дал ей столько положительных эмоций, произвел такое благоприятное впечатление, что у нее просто не было сил прогнать его.

– Рад, что у тебя все в порядке, Нэт, – начал прощаться Эсром. – Тебе что-нибудь нужно? Хочешь, отвезу тебя домой, когда вас с дочкой выпишут?

Акушерка странно посмотрела на него, но даже недоумение не слишком изменило выражение ее лица. Улыбка была приклеена намертво и никуда не девалась, что бы вокруг ни происходило.

– Все в порядке. Большое спасибо. Было приятно тебя увидеть. – Нэт перевела взгляд на акушерку и, наплевав на все предрассудки, внезапно добавила: – Жаль, что тебе надо уходить.

Эсром посмотрел на нее, как будто хотел что-то сказать, но потом взглянул на акушерку, кивнул и, попрощавшись, вышел из комнаты.

Вполне возможно, они больше не увидятся. До сих пор, пока она носила ребенка под сердцем, игнорировать такой вариант развития событий было куда легче. А теперь, когда Эсром неожиданно явился в больницу, эта мысль показалась ей куда более жестокой, чем прежде. Да что там говорить, просто невыносимой! Она откинулась на подушку, а акушерка, подняв простыню, развела ее колени в стороны.

– Здоровы как лошадь, – сообщила она, меняя полотенце. – Дорогая, все через это проходят. Это проклятые гормоны. Как начнете кормить грудью, станет полегче.

– Извините, – сопя и всхлипывая, сдавленным голосом произнесла Нэт.

– Ничего страшного. Я принесу что-нибудь, чтобы вы могли заснуть.

– Я соскучилась по Сэди. Ее не закончили купать?

– Пойду проверю. А вам, милая, надо отдыхать.

Акушерка подоткнула Нэт простыню, как тяжелобольному ребенку, и скрылась за ширмой.

Нэт сомкнула веки. Мистер Джексон и его отпрыски ушли. Наступила оглушительная тишина. Казалось, она наваливается со всех сторон и сейчас просто раздавит, но тут принесли дочь. Малышку завернули в несколько пеленок, сверточек был похож на живой ромб. Нэт взяла Сэди и прижала к себе.

– Привет, – поздоровалась она. – Привет, родная.

Жаль, что Эсром этого не видит. Жаль, что Пола нет рядом. Впрочем, чудо не осталось незамеченным, ведь она здесь и видит его своими глазами.

Сэди начала извиваться на руках. Глазки – две маленькие щелочки. Девочка издала едва слышный вздох. Нэт подумалось вдруг, что ее крошка почти ничего не весит, но в то же время весит так много.