Идя на встречу с Эхо на парковке, я сталкиваюсь с Лейлой.

– Разверни его, – говорит она, суя мне сложенный листик бумаги. – Это историческое событие. Ой, прости, историческое достояние, как выразились бы литераторы.

– Значит, теперь ты у нас литератор? – спрашиваю я, разворачивая листик, уже имея представление о том, чем это может быть.

– Думаю, тот, кому посвящают стих, может считаться литератором, – отвечает она, ухмыляясь.

– «Леди Лейла Леди Божья коровка», – читаю я. – Вау.

– Я знаю, круто, да? Я собираюсь носить побольше красных вещей, чтобы соответствовать своей репутации.

Она светится от счастья. И я рада за нее, даже если сама нахожусь сейчас не в самом лучшем настрое по отношению к влюбленным парочкам.

– Пошли, – говорит она, хватая меня за руку. – Давай найдем Брайана и уедем отсюда. И посмей хоть слово сказать ему по этому поводу.

– Не буду, – пообещала я. – Но на самом деле мне нужно встретиться с Эхо. Мы вместе работаем над проектом по рисованию.

– О, – отвечает она. – Окей. Повеселись тогда с Эхо. Вот только давай позависаем как-нибудь в ближайшее время. Я скучаю по тебе, Кайли.

Я киваю и удаляюсь, отводя глаза, когда она встречается с Брайаном и бросается ему на шею. Я быстро нахожу машину Эхо, старенькую чероки «Karmann Ghia», на бампере которой наклеены надписи. «УМЕЕШЬ КОЛДОВАТЬ?» – гласит одна из них. «МОЯ ВТОРАЯ МАШИНА – ТЫКВА» – гласит другая. Обаятельные надписи подобного рода мне не удалось заметить в ту ночь, когда она подбросила меня домой из Вэйстлэнда.

– Прикольная машина, между прочим, – говорю я.

– Спасибо. Мои предки ее ненавидят, – отвечает она, когда я присаживаюсь на пассажирское сидение. – К сожалению, она не очень экономична в плане бензина. – Приборная панель усыпана сухими цветами, стразами и леденцами. – Хочешь? – спрашивает она, протягивая вишневый леденец.

Я начинаю разворачивать леденец, смотря через лобовое стекло, и замечаю Ноя, стоящего возле своей машины. Он разговаривает с офицером Сполдингом.

– Зачем он говорит с Ноем? – размышляю я, и через секунду до меня доходит, что сказала я это вслух.

Эхо пожимает плечами.

– Думаю, он опрашивает каждого. Твоя подруга, Шанталь, сказала, что этим утром к ней домой тоже наведался полицейский. Надеюсь, это поможет им в поисках Эли.

Я в тревоге дрожу. После всего произошедшего в квартире Тарин прошлой ночью опрос офицера Сполдинга – последнее, чего мне хочется.

– Поехали? – предлагаю Эхо, надеясь, что голос не выдает бешено стучащего сердца.

– Поехали, – отвечает она, поворачивая ключ зажигания.

Чувствую себя лучше, как только автомобиль Эхо вливается в поток машин. Мы приезжаем в Западный Беркли, она умело паркуется параллельно улице – нелепому сочетанию современных бараков и Викторианской роскоши. Архитектура подобна той, что в районе Тарин, только исключая сетки безопасности на окнах. Я следую за ней к одному из бараков, где она достает ключи и идет дальше по коридору. Она сворачивает направо, потом налево, затем еще один коридор и наконец, отпирает дверь своего лофта.

Возле входа гора обуви. Эхо быстро скидывает сабо к ним в дополнение. Я колеблюсь – будет нелегко объяснить, почему у меня в сапоге нож. Но Эхо уже исчезает внутри, так что я стягиваю сапоги, оставляя в одном из них оружие.

– Чай? – Голос Эхо отражается от стен кухни. – Я бы предложила тебе нечто более увлекательное, но родители не позволяют нам покупать то, что продается в упаковках.

Я киваю, соглашаясь на чай, осматривая кухню, пока она суетится с чайником. Это правда: я не замечаю ни одного коммерческого продукта питания. Вместо этого везде стоят чаши с фруктами, баночки злаков и орехов, и бумажные упаковки с чесноком ютятся рядышком с бутылками масла. Ни у одного шкафа нет дверок. Эхо достает две керамических кружки из верхнего и насыпает в них чай. Эрл Грей, думаю, судя по запаху бергамота в воздухе.

За пределами кухни я могу видеть основное жилое пространство. Одна стена завешана книжными полками, лестница ведет к самой верхней, почти доставая до шестиметрового потолка.

– Чувствуй себя как дома, – говорит Эхо. – Я принесу, когда он приготовится.

– Окей, – отвечаю, мне слишком любопытно, чтобы отказываться. Другая стена завешана артами, традиционными картинами в рамах, а также простенькими рисунками углем. Я подхожу ближе, чтобы лучше их разглядеть. Женские фигуры, окружившие мамонта с копьями, торчащими из боков. Кое-где среди произведений искусства виднеются семейные портреты. Эхо, должно быть, ростом пошла в отца, решаю я, мужчина профессорского вида появляется на нескольких фото. Я предполагаю, что женщина на снимках – мать Эхо: на 15 сантиметров ниже своей дочери с вьющимися светло-каштановыми волосами.

В дальнем конце комнаты стоит стол, заставленный книгами, свечами, шатающимися стопками бумаги и даже черепом рептилии. Разрезанная циновка лежит в центре груды переплетенных ниток и игл. Скальпель завершает картину.

Присаживаюсь на один из кожаных диванов, подворачивая под себя ногу. Нигде не видно телевизора. Вместо этого все диваны повернуты к стене со стеклянными дверьми, ведущими на небольшой балкон. На одной из них висит чучело головы оленя, рога полметра в размахе. Рядом с диваном, на котором я сижу, стоят мраморные и гранитные скульптуры женщин-богинь.

– Очень Палеолитические такие девочки, – говорит Эхо, неся поднос с двумя дымящимися кружками, и ставит его на пень красного дерева, используемый у них как журнальный столик.

– Мне нравится, – честно отвечаю. И мне действительно нравится. Палеолит – то, что мне сейчас нужно. Я представляю круг античных женщин, атакующих Кира своими острыми копьями.

Кир всегда настаивал на том, что я слабая, то ли из неподдельного беспокойства, то ли из стремления контролировать меня, не знаю. Наверное, по обеим причинам. Его вера укрепилась в ночь, когда на меня напали в Новом Орлеане. Был 1726 год, и Кир вместе с Джаредом оставили нашу плантацию, чтобы «решить деловые вопросы». Я знала – это был вежливый код азартных игр и общего бандитизма. В опере во Французском Квартале дебютировал молодой итальянский композитор, которого мне отчаянно хотелось увидеть, так что я пошла одна, игнорируя приказы Кира оставаться дома.

Когда в мерцающем свете газовых ламп сзади меня схватил мужчина, я дала жестоких отпор. Но Себастьян, тогда мне еще незнакомый, вышел из сумрака и спас меня. Так я и познакомилась с ним, залитым кровью напавшего на меня человека. И именно это привело Кира к решению привести его в наш круг. Тебе нужна постоянная защита, Сера. Постоянное наблюдение. Кир никогда не думал, что я могу позаботиться о себе сама.

– Так. Значит, маски. – Эхо поднимает кружку к губам и отпивает содержимое.

– Произведение искусства, предназначенное скрывать, кто ты на самом деле, – комментирую я.

– Абсолютно не согласна, – она улыбается. – Лучшие маски позволяют быть самим собой, без прикрас.

Я поднимаю голову. Нечто похожее сказал Кир на том маскараде.

– И кем бы была ты? – спрашиваю Эхо.

Она на мгновение задумывается, потягивая чай.

– Знаю, ты ждешь, что я скажу что-нибудь странное, типа я хочу быть мудрой женщиной или жрицей.

Я смеюсь. Она права.

– Я не против всего этого, но если честно, я предпочла бы, чтобы маска сделала меня нормальной. Как... одну из тех девушек, что могут быть сексуальными ведьмочками на Хэллоуин.

– Это же глупо, – заявляю я. – Мне нравится, что ты не нормальная, неважно, что это значит. И кроме того, ты уже сексуальная ведьмочка, в некотором смысле.

– Подай мне метлу, – хрипит она. – А ты?

– Воином, – отвечаю без колебаний.

– И с кем это тебе нужно подраться? – спрашивает она. – С Ноем?

Смотрю на свои колени, качая головой.

– Нет, я не сержусь на него.

– Не думаю, – откликается она. – Когда там день рождения Ноя?

Какой странный вопрос. Вспоминаю наше свидание в ресторане на пирсе.

– В следующем месяце. В декабре.

– Какого декабря? – Когда я пожимаю плечами, она начинает размышлять: – Предполагаю, в начале декабря. Стрелец. Ной не Козерог. Он философ, да? И путешественник?

Мою шею колет.

– Да, и то, и то, – говорю я.

Она кивает с удовлетворением.

– Определенно Стрелец. А твой когда?

Я поднимаю кружку с чаем ко рту, делаю долгий, обжигающий глоток, тяну время. Представляю водительские права Кайли.

– В июне... девятнадцатого, – медленно отвечаю я.

– Интересненько, – отзывается она. – Не думала, что ты Близнецы. Но теперь все обретает смысл. Насчет тебя и Ноя. Огонь и воздух горючая смесь, знаешь ли. Не работает в долгосрочных отношениях.

Я думаю о своем настоящем, смертном дне рождения. Начало августа, последний вдох лета, что делает меня Львом. Огонь на огонь. Я знаю об астрологии гораздо больше, чем показываю Эхо. Кир с пылом в нее верил.

– Эти так называемые эмпирики думаю, что астрология всего лишь шутка, – издевался он. – Звезды и планеты гораздо больше любого из нас. Игнорировать их влияние, значит, в буквальном смысле искушать судьбу.

– Так, сексуальная ведьма и воин – это маски, – говорит Эхо, ловко меняя тему разговора. – О! Знаю! Ты можешь быть Афиной.

– Богиня войны и мудрости. А мне нравится. – Я помню один миф, где Афина превратила особо ужасного человека в оливковое дерево. Я могла бы использовать ее эту способность прямо сейчас.

Эхо в волнении хлопает в ладоши.

– Отлично. Как насчет того, чтобы я обработала некоторые рисунки?

– Уверена, нам понадобится несколько дней. Знаю, завтра День Благодарения...

– Ой, да не волнуйся насчет этого, – перебивает она. – Моя семья не празднует День Благодарения. Отец говорит, это непочтение коренным американцам. Мы делаем банкет урожая, когда луна находится в Раке. Ну, знаешь, изобилие, лелеяние.

– В этом есть смысл, – отвечаю я, пряча улыбку. Она больше походила на девушку-из-Беркли, чем все те, кого я здесь встретила.

– И кроме того, – продолжает она, – для меня лучше быть занятой. Иначе я просто думала бы об Эли и грустила.

Эли. Так больно слышать его имя. Но это еще и хорошее напоминание мне быть сильной.

– Вы близки? – Нарочно использую настоящее время.

– Были, – поправляет она меня. – Я знаю, он умер. Я чувствую это.

Она смотрит в окно на быстро темнеющее небо, и я думаю, что вижу, как ее глаза наполняются слезами, хотя это может быть и игрой света.

Мне в голову приходит одна интересная мысль.

– Я знаю для тебя другой способ быть занятой, если ты этого хочешь. Не присоединишься к комитету по зимним танцам?

Она наклоняет голову:

– Мэдисон там всем заправляет, да? Она выглядит такой властной в последнее время. И что бы я там делала, в любом случае?

Я смеюсь. Она права насчет Мэдисон – председательствование комитета полностью заполнило ее мысли.

– Ну, нужно раскрасить фреску. Предположительно, тема солнцестояния. Астрономия, астрология.

– Другими словами, – улыбается она, – прямиком по моей улице. Окей, я в деле.

Сопротивляюсь порыву обнять ее. Не могу поверить своей удаче – готовность Эхо делать наброски масок уже сделала мой день, но освобождение от этой фрески стало неожиданной премией. Я решаю, что это благое предзнаменование.

Мне жаль, что Шарлотты и Себастьяна здесь нет, чтобы бороться с Киром на моей стороне. Их нет, но есть Эхо. Вдалеке от своих союзников я могла сделать все только хуже. В ней есть скрытая сила, уверенность, которую редко встретишь в ком-то молодом.

– Эй, Эхо, – внезапно произношу я, – любишь такос?

– Еще бы!

– Отлично, – отвечаю. – Я проголодалась. И хочу, чтобы ты кое с кем познакомилась.