Раздается громкий стук в дверь комнаты Кайли.

– Кайли, почему ты заперла дверь? Ты в порядке? – голос миссис Морган обеспокоен.

Я моргаю мутными глазами, пытаясь понять, что происходит. Шея болит, и я все еще сжимаю нож. Должно быть, я заснула.

– Ты слышишь меня? Ты опоздаешь в школу, – кричит она. – Открой эту дверь!

Я пытаюсь сказать что-нибудь, но мое горло пересохло.

– Я... Я встаю. Секундочку. – Я разжимаю мои пальцы от ручки ножа, не обращая внимания на острую боль, которая пронзает мою руку. Спрятав его под подушку Кайли, я открываю дверь.

Миссис Морган готова пойти на работу в своих шерстяных брюках и зеленой блузке, которая подходит к ее глазам.

Ее пшенично-светлые волосы затянуты в низкий хвост. Беспокойство вспыхивает на ее лице, когда она осматривает мой внешний вид. Я все еще одета во вчерашние джинсы и свитер; на мне даже обуты кроссовки.

– Ты спала в одежде? – Спрашивает она, прищурившись. – Что происходит? Почему ты заперла дверь?

– Я заснула за чтением, – лгу я. – А что плохого в небольшом уединении? – Я стараюсь изобразить обычную подростковую угрюмость.

– Ладно, мисс Раздражительность. В уединении нет ничего плохо, просто ты заставила меня беспокоиться, – хмурится она.

– На тебя это не похоже. Тебе лучше начать собираться в школу. У Брайана утренняя тренировка, но Ной будет здесь в любую минуту, чтобы забрать тебя. – Она закрывает дверь преувеличенно радостно.

Я онемела и запуталась. Почему я все еще здесь? Почему Кир не пришел за мной?

Как в тумане, я провожу расческой по темно-русым волосам длиной до подбородка, поморщившись, потянув за спутавшиеся волосы. Ной и я ели тайскую еду на вынос на пляже вчера вечером, и соль и песок осели в моих волосах. Я, наконец, сдаюсь, собирая их заколками, которые нашла на туалетном столике Кайли.

Я натягиваю серые брюки и черную рубашку с пуговицами в замедленном темпе. Уныло взглянув на походную сумку, которую я собрала только вчера вечером, я достаю несколько принадлежностей и помещаю их в рюкзак Кайли. Мои руки нащупали что-то твердое и тяжелое – флакон жасминовых духов Кайли, так определяющие ее запах.

Комната поплыла и я рухнула на стол Кайли. Ее комната полна разных красок с ее павлиньей палитрой, ее вечнозелеными растениями и фиалками, такая же красочная, какой ее личность была в моем представлении. И вот я сижу, серее серости, отсутствующая, высасывая жизнь из драгоценных тонированных стен так же, как я высосал жизнь из тела Кайли в ночь, когда она умерла на площади Джека Лондона. Я чувствую себя такой опустошенной. Шелухой. Телом без души внутри.

Когда головокружение стихает, мои глаза сосредотачиваются на одной из картин в комнате Кайли. Смутно знакомая девушка с лохматыми каштановыми волосами стоит на вершине собора, балансируя между двумя сторонами крыши, которая имеет крутой склон. У нее есть гитара, переброшенная на спину, как колчан со стрелами. По подъему ее волос и по тому, как колеблются ее серьги, становится ясно, что дует ветер, но она стоит устойчиво. В небе над ней всплывает еще одна девушка со светлыми волосами и крыльями, которые блестят в свете заходящего солнца.

– Кайли! Ной здесь! – кричит миссис Морган из коридора.

Игра началась.

Кухонный нож слишком громоздкий, чтобы спрятать его в моей сумке, так что я роюсь в столе Кайли в поисках швейцарского армейского ножа, который я увидела там на прошлой неделе. Это жалкое оружие, но хотя бы что-то.

Мое решение не изменилось. Кир пришел увезти меня обратно в Сан-Франциско, где он запрет меня в нашем кондоминиуме на столько, сколько потребуется для того, чтобы сломать меня, чтобы сделать своей вновь. Но если повезет, мы не продвинемся дальше моста через залив. Я нападу на него при первой же возможности.

На кухне миссис Морган бормотала с парнем, которого она считала Ноем. Он был одет в свитер с рисунком, который я прежде не видела, и его волосы выглядели аккуратнее, чем обычно. Я попыталась запечатать свое горе в стеклянный ящик глубоко внутри себя. Но, глядя на не-Ноя – на широкие плечи, руки, который я держала еще вчера, губы, которые целовала, – возникают микротрещины в этих стенах. Даже сейчас я нахожу его красивым. Я стискиваю зубы и игнорирую, как мое глупое сердце екнуло при виде его. Это не Ной, напоминаю я себе.

– Эй, ребята, – говорю я осторожно.

Миссис Морган поднимает взгляд.

– Мы только что говорили об этом учителе, который был убит прошлой ночью. Это во всех новостях. Ужасно, абсолютно ужасно.

Его глаза налиты кровью, так же, как и мои.

– Я не смог заснуть. Я все время думал о мистере Шоу.

– Да. Бедный мистер Шоу. – В моем голосе только маленький намек на горечь. Миссис Морган никогда это не заметит. Но Кир замечает, и его челюсть сжимается.

Он берет свой рюкзак и кивает в сторону входной двери.

– Мы должны идти.

Мое сердце начинает колотиться, и я крепко обнимаю миссис Морган.

– Пока, мам. Люблю тебя.

– Поосторожнее там, – говорит она в мои волосы, целуя меня в висок.– Это опасный мир.

– Я знаю. – Я прижимаюсь к ней, так долго, как могу, осознавая, что это, вероятно, последний раз, когда я вижу ее.

Я благодарна Киру, по крайней мере, за то, что он не ворвался в дом Морганов прошлой ночью. И за то, что не сделал сцену или наказал их. Делая вид, будто парень подбрасывает свою подругу к школе, Ной Вандер и Кайли Морган могут просто исчезнуть. Это трагедия для их семей, но это лучше, чем кровавые сцены, которые я представляла. И с таинственным прошлым Кайли и несчастной семейной жизни Ноя они, вероятно, будут помечены, как беглые любовники.

Мое горло становится хриплым, но я сглатываю. Я должна оставаться онемевшей. Единственная эмоция, которую я могу позволить – моя ненависть. Ненависть позволяет мне оставаться сильной. Ненависть поможет мне отомстить.

Снаружи солнце пытается прорваться через облака, лучи слишком яркие для моих заспанных глаз. Я бросаю косой взгляд на автомобиль Ноя и касаюсь моего кармана, чувствуя контур ножа.

Руки Кира находится на пояснице, пропуская меня первой. Я взглянула на него, но он смотрел куда угодно, только не на меня, – на рябь неба, на отвратительное оранжевое пятно Калифорнийских маков, которые дрожат в саду Морганов. Вход в новое тело опьяняет Воплощенных. Цвета более яркие, ветер прекрасен и тело барабанит живостью, которую большинство людей никогда не узнают.

Я надеюсь, что красота мира будет отвлекать его, пока он будет вести. Мне нужно только, чтобы он поколебался на краткий миг. Тогда я ударю.

Кир открывает дверь машины для меня, играя роль джентльмена, но я чувствую, будто забираюсь в катафалк. Фольксваген, который я обычно ждала, стал душным, клаустрофическим.

Когда он сворачивает с тротуара, я смотрю в окно. Пролетают столетние дома, небо наполовину затянуто облаками, наполовину ясное. Я хочу запомнить каждую деталь – молодого отца с бородкой и ребенком, прикрепленным к его груди, студентов Калифорнийского университета в Беркли с их посыльными сумками, старика, который проносится по тротуару возле магазина органического сыра. Я чувствую слезы на глазах, потому что понимаю, как сильно буду скучать по этому соседству, этой жизни. Моему Ною.

Тишина царит до тех пор, пока я не могу больше ее вынести. Я протягиваюсь вперед и включаю радио.

– …и полицейские не имеют никакой новой информации о смерти Джейсона Шоу, популярного учителя на замену по биологии в Беркли Хай. Ученики, понесшие утрату, уже начали онлайн-мемориал... – произносит диктор. Я резко выключаю радио.

Кир качает головой.

– Это так странно. Каждый скорбит по мистеру Шоу, но никто даже не знает, кем он на самом деле был, или то, что он приехал в Беркли, чтобы найти свою настоящую любовь, – бормочет он, плавно сменяя полосы движения, чтобы обогнать велосипедиста. – Они встретились, когда были всего лишь детьми: ей четырнадцать лет, и он был на пару лет старше. Именно в маскарад.

Я закрываю глаза, вспоминая ту ночь, почти чувствуя вкус гранатового вина, дымные факелы, духи, пьянящие ароматом роз. Я могу вспомнить каждую деталь – то, как моя маска закрывала мне обзор, прохладный воздух на моем лице, когда Кир попросил меня снять ее.

– Он знал той ночью, что он должен быть с ней всегда. Вот, как это должно было быть. В конце концов, они убегают вместе. Они оставили свои дома, свои семьи, все. Но это не имело значения. Они были друг с другом.

О, это имело значение. Я помню, как рыдала, как ребенок, которым я и была, когда поняла, что никогда не смогу вернуться к своим родителям. Они думали, что я была мертва, и я даже не могла утешить их, пока они тихо плакали на моих похоронах. Я чувствую, как в горле растет ком, и задаюсь вопросом, почему он говорит мне это, зачем он превращает нашу жизнь в какую-то темную сказку.

– Они путешествовали по миру вместе до тех пор, пока однажды ночью она не ушла от него. Он не понимал, почему.

Это притча, понимаю я. Урок. Он рассматривает нашу жизнь, как рассказ, потому что не знает, как говорить со мной напрямую. Он рассказывает мне, как сильно я сделала ему больно, как сильно он любит меня.

Он останавливает машину на красный свет.

– Он был уверен, что она поехала в Беркли. Он приехал сюда, чтобы найти ее.

Я сжимаю пальцы вокруг ножа в кармане, резко его вытаскиваю. Ярость заставляет мои пальцы дрожать. Я опускаю руку вниз между пассажирским сиденьем и дверью так, что он не сможет увидеть.

Загорается зеленый свет, и, к моему удивлению, он не поворачивает направо, в сторону шоссе. Когда я смотрю на него, пытаясь выяснить его план, я заставляю лезвие открыться в своей правой руке. Пробегаю одним пальцем по краю, не отводя взгляда от него в сторону ни на миг.

– И как заканчивается история? – шепчу я.

Он заводит двигатель.

– Как ты думаешь?

Я дрожу. Я дрожу так сильно, что роняю нож. Мое сердце поникло – я потеряла свой шанс.

Но затем он резко сворачивает влево, и я понимаю, куда он везет нас.

Беркли Хай.

Рывком он паркует автомобиль в свободной ячейке, выдергивает ключи из зажигания и сидит тихо. Он не смотрит на меня. Солнце, наконец, выиграло эту битву с туманом, и я смотрю на пылинки, которые кружатся в воздухе и оседают на выцветшие черты. Вокруг нас дети стекаются к школе. Я вижу, как они смеются, но это как смотреть телевизор с выключенным звуком.

Я борюсь с желанием распахнуть дверь автомобиля и побежать. Я бы не убежала дальше десяти шагов.

– Почему мы здесь? В школе? – спрашиваю я, мой пульс бешеный, мое дыхание ускорено. Что угодно лучше, чем эта неизвестность, незнание того, что будет дальше.

Он откидывается назад на своем месте и кладет запястья на руль, притягивая подбородок к груди.

– Это действительно немного смешно, не так ли?

– По меньшей мере.

– Сегодня тот день, когда ты можешь побыть с друзьями. – Его голос груб. Он тащится по моему сердцу, как колеса по гравию. Он встречается со мной взглядом. – Ты никогда не знаешь, может быть, это последний раз, когда ты видишь их.

Наконец, я понимаю. Он собирается дать мне один день, чтобы попрощаться. Может быть, он помнил, как я была опустошена, когда оставляла мою смертную семью без прощаний. Он пытается быть добрым. Но что я могу сказать моим здешним друзьям? Что я скажу Лейле, Брайану? Ничего.

И я не могу попрощаться с человеком, который важнее всех. Я представляю Ноя, последний раз, когда я видела его. Только вчера вечером, уходящего от меня по мосту Золотые Ворота, исчезающего в тумане. Если бы я только могла прикоснуться к нему еще раз. Только когда я чувствую вкус соли, я понимаю, что плачу.

Парень, который выглядит как Ной, гладит меня по волосам. Он находит мою руку и сжимает ее так, что я чувствую, как мои кости скользят друг по другу. Я хочу выдернуть ее, но заставляю себя не двигаться. Я притворяюсь, что я статуя. Статую не волнует, что с ней происходит. Статуя не вздрагивает.

Я знаю, он хочет, чтобы я простила его. Убийство Ноя было недостаточным для Кира. Он все еще думает, после всего, что случилось, я буду любить его. Он хочет, чтобы я ползла на коленях назад, в его знакомые сокрушительные объятия.