Нет слез, пока нет. У меня есть вечность, чтобы оплакать. Прямо сейчас я хочу отомстить.

Мне хватает духа, чтобы добежать до шкафчика уборщика и открыть его дверцу. Мой молоток все еще там, где я его и оставила.

Я спешу в бальный зал и осматриваю толпу. Ноя нигде не видно. Я прокладываю себе путь через танцпол, уворачиваясь от парней в костюмах и девушек в платьях, низко опустив молоток сбоку от себя.

– Сера! – шипит Шарлотта, и я оборачиваюсь. – Он снаружи. У заднего входа, около погрузочного дока в кухню.

– Покажи мне, – твердо говорю я.

Я следую за Шарлоттой в серебряном платье, так благодарная, что она здесь со мной. Просто не могу поверить, что не поняла этого раньше. Я должна была знать.

Держа палец у губ, она указывает на стальную дверь. Я толкаю ее.

Внезапно я думаю, что моя жизнь сделана из ничего иного, как из дверных проемов, целых домов, полных дверей. Через некоторые я прохожу множество раз, туда и обратно. А в другие я вхожу только раз. И они запираются за мной. Двери из последствий, которые невозможно отменить.

Ной – Кир – стоит под голой лампочкой у начала наклонной дороги. Ночь туманна, и свет, под которым он стоит, заставляет туман казаться ореолом. Воздух гудит от кондиционеров и генераторов. За своей спиной я перекладываю молоток в другую руку, так что он не увидит его, и спешу вниз по ступеням, мои шаги замедляются, когда я подхожу к нему.

– Ты в порядке? – спрашивает он, его лоб морщится в идеальной имитации заботы и любви.

– В полном, – говорю я, мой голос дрожит от гнева. Я не могу смотреть на его лицо, лицо, что Кир разрушил. Душу, которую Кир изгнал.

– Мэдди написала мне, что тебе стало плохо, так что ты вышла сюда.

Спасибо, Шарлотта, думаю я.

– Да, поплохело немного, – отвечаю я, делая шаг к нему. Мои пальцы обернуты вокруг молотка, такого тяжелого и смертельного сейчас.

– Что такое? – спрашивает он. – Живот?

– Нет, – отвечаю я. Делаю еще один шаг. – Не живот.

– Что тогда? Мигрень? Я волновался. Отвезти тебя домой? – Он протягивает ко мне руки. Делаю еще один шаг. Я уже достаточно близко. В пределах досягаемости, как говорится.

– Мне не нужно домой, – мягко говорю я. – Больше нет.

– Кайли? – Его глаза такие синие.

Я бросаю взгляд влево на дорогу.

– Что там за ерунда? – театрально указывая, задыхаюсь я. Он оборачивается посмотреть, куда я показываю. Я проговариваю благодарственную молитву, что не увижу его лица, когда убью его.

– Туманно, – говорит он. – Ничего не видно.

В качестве ответа я поднимаю молоток. Я хватаюсь за него обеими руками и целюсь в темные волосы.

И в тот момент, когда я собираюсь ударить его, я слышу голос, голос, который знаю слишком хорошо. Голос, который никогда не терял своего мягкого акцента, унаследованного от родителей-ирландцев, несмотря на то, сколько тел она занимала.

– Стой! Сера, остановись! – вопит этот голос.

Я замираю.

Она бежит с холма, рыжие волосы развеваются за ней.

Я роняю молоток.

Это Шарлотта, в том теле, в котором я видела ее в последний раз.

И если Шарлотта здесь, то кто, черт возьми, Мэдисон?