Гэрет Д. Уильямс.
Мгновение радости в горести жизни.
Каюта капитана Джона Шеридана. Тяжелый крейсер "Парменион" на стоянке у Приюта.
"Путь Воина: Если сражаешься, сражайся без страха. Если любишь, люби без сомнений".
Это говорил мне отец, давным-давно. Я привык считать, что он мудрейший человек из живущих. Возможно, таким он и был. Он научил меня множеству разных вещей. Я бы хотел, чтобы он все еще был здесь. С ним я мог бы поговорить.
Не оглядывайся. Никогда не оглядывайся. Вот, что он мог бы сказать. Что было — то было. Что умерло — то ушло. Учись на своих ошибках, да, но не растрачивай свое будущее, вспоминая их. Люби настоящее, потому что, в конце-то концов, это — все что у нас есть.
Хороший совет. Я привык доверять ему. Когда-то.
То было прежде.
Прежде, чем я убил свою жену. Прежде, чем я был обвинен в измене и вынужден был бежать от своего народа. Прежде, чем мне пришлось работать на человека, которого я терпеть не могу и которому я не доверяю. Прежде, чем я поднял руку на собственный народ. Может быть, я на самом деле и не убивал никого из землян, но не в том суть. Я сражался с ними.
Прежде...
Тогда все казалось таким простым. Война с минбарцами. С одной стороны — мы, с другой — они. Так просто. А теперь... теперь, похоже, я не знаю, с кем я сражаюсь. Я не знаю, в чем цель этого сражения. Идет большая игра, ставка в которой — власть. Г'Кару я верю. Немного. Он искренне верит в то, что делает, и это ставит его примерно на ступеньку выше меня. Бестер... ему я не верю совсем.
Я немного плаксив этим вечером. Я не пьян. Не думаю, что когда-нибудь снова напьюсь, после того, как наблюдал происходившее с Анной. Ладно, было одно исключение. Внесем его в протокол. Сразу после ее смерти. Деленн и Дэвиду удалось вытащить меня. О'кей, случай замечен. Запомним его.
Нет, я не пьян. Я просто плаксив. Все кругом суетятся с собственными делами. Дэвид свалил куда-то на станцию. Думаю, он нашел кого-то там. Я желаю ему удачи, если так. Возможно, она ему пригодится. Майор Кранц несет ночную вахту на "Парменионе". Лита убралась... делать то, что там делают эти телепаты. Деленн все еще не вернулась...
На данный момент делать особо нечего. Мы потрепали стрейбов. Минбар все так же трещит по швам. Тени удалились за кулисы. Правительство Сопротивления по-прежнему готовится к следующей стадии войны. Бестер молчит. Г'Кар убрался обратно в свою Машину.
Это не может продолжаться долго. Так не бывает. Но пока я остался один. Отвратительнее всего, что можно придумать. Я один, наедине с моим прошлым, с моей памятью, в темной комнате, где только слова моего мертвого отца составляют мне компанию.
И хотел бы я знать, насколько было бы лучше, если б я никогда во все это не вмешивался.
Квартира доктора Мэри Киркиш, Приют.
Командор "Пармениона" Дэвид Корвин, уже больше десяти лет — правая рука капитана Шеридана, понял, что не может удержаться от смеха. Более точно — от ржанья. Он отставил бокал с вином и вытер губы салфеткой.
Доктор Мэри Киркиш, археолог, в прошлом — служащая "Межпланетных Экспедиций", а в настоящем — шеф-архивариус здесь, в Приюте, улыбнулась и обнаружила, что и сама точно так же расхохоталась.
— Знаешь, моя мать предупреждала меня о таких людях, как ты, — сказала она.
Голос ее был абсолютно серьезен, но глаза противоречили серьезности тона.
Корвину удалось, наконец, справиться со смехом. Он подобрал бокал.
— Что? Хочешь сказать, она предупреждала тебя о людях, которые не удерживаются от ржача на половине кошачьей истории и расплескивают вокруг вино?
— Нет. О военных. Ей хватило лишь одного раза, чтобы понять, что они за люди. Типы во франтовских мундирах... которые только и думают, как бы свалить тебя с ног. Очень может быть, что она имела в виду и тебя тоже.
— В самом деле? Очевидно, она была мудрой женщиной. Но вот что странно — моя мать предупреждала меня о женщинах вроде тебя.
Командор Дэвид Корвин повидал многое за свою богатую событиями жизнь. В его памяти еще живо было зрелище кораблей Теней, атаковавших его в битве на Втором Рубеже, и он сомневался, что впредь сможет чего-либо испугаться. Но он предпочел бы скорее снова встретиться со всеми теми кораблями, чем снова пережить те двадцать минут, после того как он закончил одеваться, и готовился встретиться с Мэри за чашечкой чая.
Ресторанов в Приюте не было, но на тайно прилетавших сюда нарнских кораблях можно было достать свежие продукты. Корвину даже удалось раздобыть более-менее приличную нарнскую выпивку, по вкусу очень напоминавшую нормальное вино.
В конце концов, они остановили свой выбор на ее жилище; Дэвид был вынужден признаться, что его кулинарные таланты были никакие. О своих Мэри умолчала. Только по прибытии Корвин понял, что она прибегла к небольшой помощи. Майкл Гарибальди, старший помощник Бестера, посредник между ним и экипажем "Пармениона", а главное — великолепный повар, в компании со своей "очень беременной" женой Лианной. Сейчас все четверо уже наполовину прикончили стряпню Гарибальди, и Корвин безуспешно пытался рассказать вечную армейскую байку о матросе Джонсоне и его коте, — байку с бородой длиной, возможно, в столетия.
— Слыхали, — с неподражаемой напыщенностью сказал Гарибальди.
— Тсс, — прошипела ему Лианна, ловко ткнув супруга локтем в бок. — Не говори только, чем все кончилось.
— Это сделал дворецкий, — услужливо отозвался Гарибальди.
Мэри закатила глаза, и Корвин снова задохнулся от смеха.
— Ладно, — простонал Корвин, как только ему удалось отдышаться и в первый раз за вечер оторвать взгляд от Мэри. — Когда появится на свет Гарибальди-младший?
— Теперь можно ожидать в любой момент, — проворчала Лианна. — И, чем скорее, тем лучше.
— Ох, но ты же выглядишь великолепно, — запротестовал Гарибальди.
— Майкл, ты или ослеп, или тебе и в самом деле нравятся женщины, выглядящие так, словно проглотили кита. Я даже своих ног не могу увидеть. Как они там, бедные мои...
— Лианна! Я не желаю при всех рассказывать тебе, как выглядят твои ножки.
— Это потому, что он сегодня утром подсунул тебе маленькие клоунские башмачки, а ты даже не заметила, — вставил Корвин.
— О, ну тебе-то, конечно, они бы были впору, — шутливо парировала Лианна. — Тебе ведь не придется самому проходить через такое. Посмотри на меня! Я отвратительно толстая!
— Нет, отнюдь, — сказал Дэвид.
— Чего уж там, — отмахнулся Гарибальди, повернувшись к Корвину и незаметно подмигнув ему. — Как знать, может, это и станет твоим привычным фасоном.
— Что?!
— Я хочу сказать, остановимся после шестого.
Мэри улыбнулась, а Дэвид закашлялся, поперхнувшись от смеха. Лицо Лианны приобретало ярко-красный оттенок.
— Шесть? У нас же только первый! Да после того, что ты сейчас сказал, я к тебе и близко не подойду!
— Простите, — вмешалась Мэри. — Вы уже выбрали имя для ребенка?
— Фрэнк, — сказал Гарибальди в тот же самый момент, когда Лианна произнесла: "Альфредо".
Замолчав, они уставились друг на друга.
— Фрэнк Альфредо? — саркастически переспросила Мэри.
— Или лучше Альфредо Фрэнк? — встрял Дэвид.
— Майкл, — терпеливо и членораздельно, будто разговаривая с ребенком, начала Лианна. — Альфредо звали твоего отца, и это традиция. Первенца всегда называют в честь деда по отцовской линии. Традиция.
— О'кей, — согласился Гарибальди. — Но что же мы станем делать, когда сделаем пятого?..
Лианна свирепо взглянула на него, и он хихикнул.
— Ладно, ладно... это я просто так... Нет, но ты ведь помнишь, как много твой отец значил для нас обоих?
— Знаю, но он первым же и начал бы на этом настаивать. Хм... это случилось бы сразу же после инфаркта, когда он узнал бы, что я вышла замуж за "Дядю Майка".
— Ох, из-за тебя я чувствую себя стариком.
— А ты сделал меня толстой. Так что, все по-честному.
— Вы же знаете, босс хочет, чтобы ребенка назвали в честь него, — сказала Мэри.
— Правда? — помрачнел Дэвид. — А я-то думал, он довольствуется и десятиной. А ему, оказывается, еще нужен первенец.
Всем показалось, будто в комнате неожиданно похолодало.
— Только если бы он был телепатом, — заметил Гарибальди. — Но здесь, слава Богу, бояться нечего.
— Я... только...
— Не беспокойся, — сказала Лианна. — Бестер просто жестко следит за тем, чтобы старые законы Пси-корпуса выполнялись, и не более того. Я помню, как он отбирал детей у их матерей всего лишь через минуту после рождения. — Она посмотрела на своего мужа. — Так было в прошлом году с Талией, помнишь? Насколько мне известно, Талия с тех пор не видела свою дочь. Вообще-то, я и сама не видела Талию уже много месяцев.
— Талию?
— Телепатка, P5, — подсказал Гарибальди. — Во время войны погибло много телепатов, и Босс пытается хотя бы немного увеличить их число. Здесь их все еще не слишком много, вы же знаете.
— Да, знаю, — сказал Дэвид.
Но ему было известно и кое-что еще, о чем он не сказал вслух. Телепаты стали насущно необходимым оружием против Теней и, возможно, единственным имевшимся у них оружием. Бестер и Г'Кар отчаянно старались приумножить количество телепатов — Г'Кар даже использовал ДНК телепатов, чтобы создать новое поколение телепатов-нарнов. Дэвид знал, какой была истинная цена жизни телепата тут в Приюте. Алиса была почти ребенком — и она умерла в рубке "Пармениона", — ее жизнь сгорела дотла вместе с ее силой.
Он был рад, что ребенок Майкла и Лианны не будет рожден телепатом.
А потом, просто чтобы разрядить обстановку, он попытался рассказать кошачью историю заново. На этот ему удалось рассказать аж целых три четверти.
* * *
Старкиллер. Звездный убийца. Так меня прозвали минбарцы. Когда-то я сказал Деленн, что горжусь этим титулом. Дан мне врагами из ненависти, в память о единственной нашей победе над ними. Раньше я гордился им. Теперь — нет. Я устал убивать.
Что в действительности принесла моя победа над "Черной Звездой"? Она не открыла никаких слабостей в минбарской тактике. Она не спасла Землю. Она не спасла ни моего отца, ни Анну, ни Элизабет. Это был просто один удачный выстрел.
Оглядываясь назад, трудно отыскать среди моих поступков хоть один, в корне изменивший все. Взвесим мою жизнь на весах, и что получим? Жизнь или смерть? Пропустят ли меня во врата Чистилища?
Нет нужды отвечать. Думаю, я всегда знал на это ответ. Не знаю, существует ли на самом деле Ад, — хотя, если он существует, вряд ли он страшнее на вид, чем та Земля, куда я вернулся когда-то... слишком поздно, чтобы сделать хоть что-нибудь. Но если он есть, я знаю, что именно туда и отправлюсь.
И черт с ним. Я никогда об этом не задумывался. Путь Воина, а как же иначе. Беспокойся о настоящем. Завтра подождет. Я привык так успокаивать себя, привык думать, что, даже если я не попаду в Чистилище, то, по крайней мере, я что-то значил здесь.
Теперь я начал в этом сомневаться.
Нет, эти сомнения были со мной достаточно долго, но только теперь я остался наедине с собой и могу разобраться с ними. Это очень легко — забыть о подобных вещах в бою. Там тебе приходится думать о настоящем. Мне всегда говорили, что одна из величайших тактических способностей — умение думать только о том, что важно в данный момент. Я это умею. Я всегда был к этому способен. Но это не значит, что я никогда не думаю о будущем.
Анна. Я перестал думать о том, что у нас могло быть будущее после смерти Элизабет. Я мог сколько угодно говорить себе, что то была не моя вина, и порой мне даже удавалось убедить себя в этом, но то, что случилось с Анной потом — в этом был виноват только я. Если бы я уделял ей больше внимания, если бы я проводил меньше времени на своем корабле и больше времени с ней...
Теперь уже нет смысла беспокоиться об этом. То, что мог бы сказать отец. Если бы все было так просто...
А затем появилась Деленн. Надо думать, рано или поздно, все должно было со временем прийти к ней. В конце концов, с нее все и началось. Она начала эту войну. С нее начался мой переход на эту сторону в войне против Теней. Она... похоже, что она, так или иначе, стояла за каждым совершенным мной выбором в этот последний год.
А теперь ее нет рядом. Точно так же, как в эти последние годы с Анной. Не знаю, где Деленн сейчас, не знаю даже, жива ли она, но она точно потеряна для меня. Может быть, я могу на это повлиять. Может быть, нет. Может, я просто не хочу ничего менять. Она ведь минбарка, черт возьми! Она... она была Сатай. Это ее голос начал войну.
Она тоже в одиночестве, ее тоже преследует страх. Изгнанная собственным народом, она не нашла доверия у моего. Даже Дэвид едва выносит ее присутствие. Я видел, какую боль ей приходится выносить, но, даже несмотря на это, сияние ее сердца остается прежним.
Так что же я чувствую по отношению к ней? Станет ли она моей причиной, чтобы жить? Я не знаю.
Анна.
Деленн.
Анна.
Деленн.
Хотел бы я, чтобы отец был здесь...
* * *
Мэри первая заметила неладное. Конечно же, если не считать саму Лианну, которой это касалось больше других. Дэвид и Майкл увлеченно спорили о том, кто оказался бы победителем в бейсбольном сезоне 49-го, если бы он состоялся.
— А я говорю — марсианская команда, — настаивал Дэвид. — Многим ли удавалось так подняться в списках за один сезон?
— Только из-за своей пониженной гравитации, — возразил Майкл. — Им бы еще повезло, если бы удалось пробить мяч на длину этой комнаты, попади они на Землю.
— Абсурд. Ну и кого ты предложил бы в качестве форварда?
— Ох, Майкл... — побледнев, выдавила вдруг из себя Лианна. — Майкл...
— Что? — не оборачиваясь, поинтересовался он.
— Кажется... квартирант выезжает...
Голова Гарибальди крутанулась так, будто его стегнули кнутом.
— Что?!
Лианна тяжело и медленно дышала, ее лицо исказила боль, одну руку она не отнимала от своего пухлого живота. Но когда к ней повернулся Майкл, она сумела слабо улыбнуться ему.
— О, Боже, — потрясенно вздохнул Гарибальди.
Мэри первой вскочила и подбежала к Лианне.
— Так, сейчас нам нужно только доставить ее в медлаб, правильно? — спросила она Майкла.
— А?..
Мэри вздохнула и повернулась к Дэвиду.
— Ты можешь помочь нам, или тоже так и будешь весь оставшийся вечер трепаться о разных глупостях?
— У меня было несколько старших сестер, — отозвался Дэвид. — Думаю, что я знаю, что надо делать.
Он подошел к Лианне и помог ей подняться на ноги. Ее явственно покачивало. Дэвид включил коммуникатор.
— Командор Корвин вызывает медлаб. Похоже, ребенку не терпится на волю.
— Вас понял. Вам прислать команду скорой помощи?
Лианна отрицательно покачала головой.
— Нет, — ответил Дэвид. — Мы сами доберемся до вас, вы только будьте готовы.
Не торопясь, они помогли охавшей Лианне выбраться из комнаты. Майкл по-прежнему пребывал в ступоре.
— А?.. — промямлил он.
* * *
Я помню день, когда родилась Элизабет. Это случилось на Орионе-7. Меня тогда там не было. Не могу припомнить, почему — должно быть, какая-нибудь разведмиссия. Что-то очень рутинное. Тем не менее, мы соблюдали режим радиомолчания. Это я помню совершенно точно. Да, все было именно так. Если бы я знал, то, наверное, рванул бы назад так, что "Вавилон" оставил бы после себя следы от шин.
Роды были преждевременными. На два месяца или около того. Я так и не узнал, почему Анна родила так рано. Возможно, ничего особенного — просто случайность. Однако потом была масса осложнений. Я не слишком внимательно слушал, когда мне объясняли.
Я никогда не забуду, как впервые увидел Элизабет. Анна и я выбрали ей имя даже прежде, чем мы поженились, — мы привыкли подшучивать, что назовем первенца в честь Лиззи, за ее сватовство. Элизабет — если будет девочка, Дэвид — если мальчик. Анна... она никогда не была особенно близка со своими родителями, а братьев или сестер у нее не было.
Я влетел в медлаб и застыл там, оцепеневший. Они были там. Моя дочь. Моя жена. Анна спала. Она казалась истощенной, но в тот момент, когда я в первый раз увидел ее после родов, она мне показалась самой прекрасной женщиной на свете.
Доктора мне сказали, что Анна поправляется. Она потеряла очень много крови — осложнения были серьезными, — но все должно было прийти в норму. У нас больше не могло быть детей, но это было неважно, — такое ощущение у меня было от первого же взгляда на Элизабет.
Она была подключена к какой-то машине. Не помню, зачем это было нужно. Помню лишь ее — неподвижную, такую маленькую и беспомощную на фоне всей этой техники — пластика, проводов и трубок. Она смотрелась как экспонат в витрине музея.
Я пропустил рождение своего единственного ребенка, — а такое уже не могло повториться. Я обещал себе, что больше не пропущу ни одного важного момента ее жизни. Ее первые шаги, ее первые слова, первые вопросы, первую любовь, ее свадьбу, ее детей. Я солгал. Я не сумел увидеть почти ничего.
Я не видел даже ее смерти.
Просто одна смерть среди бессчетных других во время падения Ориона. Колония была уничтожена нападением минбарцев. Если верить Деленн, та атака была несчастной случайностью, следствием непонимания. Может быть, она и лжет — мне плевать. Та атака уничтожила нас — уничтожила все. Она уничтожила человечество, и она уничтожила мою семью. Ни Анна, ни я уже не могли быть прежними. Первые признаки появлялись и перед смертью Элизабет, но я думаю, что мы все еще могли бы быть вместе, если бы этого не случилось.
Я любил Элизабет. Возможно, она была единственной, кого я так любил — полностью и безоглядно. Без сомнений, без страха, ничего не оставляя себе. Она была единственным прекрасным творением моей жизни.
Мне тяжко без нее. Без нее — больше, чем без кого-либо еще. Она была невинна.
Я привык к мысли, что за это я и сражаюсь — ради этого я уничтожил "Черную Звезду", заключал союз с Тенями — чтобы защитить невинных. Не знаю, верю ли я в это до сих пор.
Не знаю.
* * *
— Как твои дела?
— А, хм?
— Ага. Хочешь сказать, что все в порядке, так?
— А, ага.
Кивок головой.
— Ну... — Дэвид моргнул и отвел взгляд.
Мэри осталась с Лианной, отослав Дэвида присматривать за Майклом, — проследить, чтобы тот не натворил чего-нибудь, о чем пожалеет после, — например, не забрел бы ненароком в термоядерный реактор. Впрочем, ей не о чем было волноваться. Майкл Гарибальди был сейчас похож на статую, неспособную двигаться, думать, и даже членораздельно разговаривать.
— Все будет в порядке, — Дэвид попытался успокоить будущего отца. — Все отлично. Лианна здорова. Никаких проблем. Местные доктора — кудесники. Все будет в порядке.
— А, хм?
— Мистер Гарибальди?
Дэвид обернулся. Майкл — нет. Это оказалась доктор Хоббс.
— Ребенок вот-вот появится на свет. Вы уже можете пройти сюда.
— Хм, а?
Дэвид сгреб Майкла за руку и толкнул его в нужном направлении. Доктор Хоббс весело закатила глаза.
Дэвид ухмыльнулся.
* * *
Я любил Элизабет. Я любил Анну тоже, но не точно так же. Анна и я... мы всегда были так далеки друг от друга. Я на "Вавилоне" — она в своих обожаемых археологических экспедициях. До тех пор, пока она еще занималась ими. После смерти Элизабет она все бросила. Забавно. В те годы мы стали еще дальше друг от друга, чем прежде, — несмотря на то, что виделись куда чаще.
Анна всегда так любила свою археологию. Когда-то она сказала мне, что это одна из немногих вещей, которыми она владеет мастерски. Копаться в обломках прошлого... Я помню ее смех, когда она задавалась вопросом, не прилетят ли с экспедицией на Землю какие-нибудь инопланетяне через миллион лет...
Я знал, как она увлечена этим, и не видел в этом ничего плохого. Это значило, что я мог проводить больше времени с Элизабет. Не то, чтобы я был слишком занят, чтобы оставаться с ней, когда рядом была Анна... что ж, впрочем, так, верно, оно и было. Но когда Анны не было, я тянул до последнего, стараясь остаться возле Ориона как можно дольше. У нас тогда были и другие корабли, и мы старались сделать жизнь более-менее похожей на что-то привычное, так что мне удавалось добиваться, чтобы "Вавилон" большую часть времени выполнял лишь патрулирование или стоял на обслуживании. Элизабет была на попечении Мелиссы, двоюродной сестры Анны, но я виделся с ней так часто, как мог.
Мелисса мне нравилась. Она была одной из немногих членов семьи Анны, с кем Анна действительно была близка. Так или иначе, она жила на Орионе. Ее муж служил в Вооруженных Силах, — офицер среднего ранга на... вспомнил, на "Геракле". Проклятье, не могу вспомнить, как его звали. Не думаю, что это так важно. "Геракл" не пережил гибели Ориона. Точно так же, как и Мелисса. Мне... мне кажется, что чистой случайностью было то, что Анна в это время была в экспедиции. Меня там тоже не было. Тогда я, как помнится, выполнял задание, связанное с миссией Вавилон 4. Это не важно.
Я никогда не забуду лица Анны, когда я сказал ей. Я видел, как что-то умерло в ее глазах...
У нее была любимая поговорка: "Любовь не знает границ". Она была права и она ошибалась. Любовь не знает границ в виде стен, расстояний, географии. Границы памяти и души — совершенно другое дело.
Сколько границ между нами сейчас? Границы памяти? Границы судьбы? Той же самой судьбы, которая свела нас всех троих в одно время и в одном месте. Встретимся ли мы двое — мы трое — снова когда-нибудь, там, где не падают тени?
Конечно же, нет. Что ждет любого из нас, если заглянуть вперед? Черви в земле, чистое пламя, медленный дрейф в пустоте космоса? И то, если повезет.
"Любовь не знает границ". А как насчет расовых границ? Кожи и костей? Или — истории? Пятен крови, которых никогда не смыть?
Я вновь возвращаюсь к Деленн. В последнее время она в моих мыслях чаще, чем Анна; почти так же часто, как и Элизабет. Какие границы разделяют нас теперь? И сможем мы когда-нибудь преодолеть их?
Да и хочу ли я?
Когда я впервые начал думать об этом? Когда вернулся с Нарна и увидел ее почти сломленной, с разбитой душой и телом? Когда я забрал ее на Вавилон, чтобы спасти себя, так же, как и ее? На Вавилоне 4? Когда она помогла мне выбраться из пучины отчаяния после смерти Анны? Когда мы были в той камере на минбарском корабле, — тогда мы разговаривали, делились друг с другом шутками и просто... были рядом?
Я не знаю. Я не думаю, что смогу точно указать этот момент. Да это, наверное, и неважно. Я не могу вспомнить и момент, когда я впервые понял, что люблю Анну.
Я даже не знаю точно, люблю ли я Деленн. Как я могу любить ее, черт побери? Но... она так одинока. Мне известно такое одиночество — я сам пребывал в нем. Старкиллер — герой, победитель, спаситель. Просто слова. Слова, которые отгородили меня ото всех. Даже от Дэвида. В особенности — от Анны.
Она одинока. Может быть, в этом дело. Я сопереживаю ей. Может быть, даже сочувствую. Но смогу ли я простить ее?
Вот в чем вопрос.
Знать бы ответ...
* * *
Красота... какая красота!
Появление Альфреда Бестера, вошедшего в комнату, отвлекло Дэвида Корвина от созерцания Майкла Гарибальди и Лианны Кеммер, лелеявших своего младенца. Это было словно вторжение темноты в обитель света. Взгляд Корвина потемнел. Неужели они не заслужили этого момента радости? Он попытался было придать своему лицу нейтральное выражение, но тут же понял, что это глупо. Бестер все равно почувствует фальшь в любой напускной эмоции.
Бестер, впрочем, казался каким-то смущенным. Он задержался в дверях, словно боялся войти. Его выражение напоминало... если бы Корвин знал его хуже, он решил бы, что это страх.
Майкл взглянул на него.
— Эй, босс! — воскликнул он, обретя, наконец, дар речи. — Подойдите-ка.
Бестер улыбнулся и слегка наклонил голову, входя в комнату. Мимо Корвина и Мэри он прошел, словно мимо пустого места.
— Итак, — в его голосе слышалось что-то, отличное от его обычного саркастического высокомерия. — Вы уже решили? Это Фрэнк Альфредо или Альфредо Фрэнк?
Майкл тихонько усмехнулся, и Корвин вдруг понял, что улыбается вместе с ним. Он посмотрел на Мэри, и их взгляды встретились. На ее лице тоже была улыбка.
— Ах, — вздохнула Лианна.
Несмотря на то, что голос ее был слаб, и выглядела она ужасно, в ее глазах были подлинные покой и счастье.
— Нет... мы тут были... немного заняты. Почему бы... почему бы вам не выбрать имя для него?
Бестер ошеломленно выпучил глаза, и Корвин опять улыбнулся. Приятно узнать, что и телепату можно преподнести сюрприз.
— Правда? — сказал Бестер. — Значит... имя? Ну... Фрэнк — это хорошее имя. Да... вполне хорошее.
Майкл заулыбался.
— Спасибо вам, босс.
Лицо Лианны тоже озарилось улыбкой.
— Не хотите ли... подержать его на руках, сэр?
— В самом деле? Да. Спасибо вам.
Нежно и осторожно Бестер принял ребенка из рук Лианны и приблизил к своей груди. Чистосердечная, искренняя, добрая улыбка засветилась на лице телепата. Корвин своими глазами видел это, и он не мог ошибиться.
— Здравствуй, малыш, — мягко сказал Бестер. — Добро пожаловать в наш Приют.
Корвин от удивления поднял брови. Даже учитывая, что он не мог видеть это вполне ясно, на какое-то мгновение ему показалось, что в уголке глаза Бестера блеснула маленькая слезинка.
Но, даже если и так, длилось это лишь один миг.
* * *
Я устал от одиночества, но что же испытываем мы все, как не одиночество? Мы все одиноки, — одиноки везде и всегда, когда задумываемся об этом. Нас никто и никогда не сможет по-настоящему понять. Чаще всего мы не способны понять даже самих себя. Судя по тому, что Деленн говорила мне о вере минбарцев, даже Вселенная не способна понять себя, так как же мы можем надеяться понять других людей?
Я думаю, отец нашел бы ответ, будь он здесь. Но его больше нет, и я опять возвращаюсь к себе. Один, пойманный тишиной и темнотой, разговаривая лишь со своими мыслями и воспоминаниями. Я ищу понимание, но нахожу лишь замкнутый круг. Все возвращается туда, откуда началось. Раньше или позже, все возвращается к началу, и на всем пути уже не остается ничего нового для тебя.
Ну, разве я сегодня не философ?
Я хотел бы знать, где сейчас Деленн. Что, если она сейчас тоже одна, во тьме и тишине? Она всегда была одна, — по крайней мере, с тех пор, как я привез ее на Проксиму.
Возможно, именно потому я и чувствую, что так близок к ней. Родственные души. Одинокие призраки, и каждый ищет себе опору. Сведенные вместе судьбой, — не той ли самой судьбой, что убила мою жену, чтобы позволить мне быть рядом с Деленн?
НЕТ!
Я не верю в Судьбу. Я убил Анну, а не какая-то мистическая сущность, — не Бог, не какой-то там Великий Создатель... Я! Так заслуживаю ли я после этого любви? Есть ли у меня хотя бы право на это? Достоин ли я самого права жить дальше?
После того, что я сделал с Анной — как я могу думать о ком-либо, — о чем-либо, — ставить себя рядом с Деленн, не вспоминая о том, что сделал с Анной?
Одиночество. Это неплохая идея. Одиночество в жизни или одиночество в смерти. Разве имеет значение выбор между ними двумя? И есть тут хоть какая-то разница?
Одиночество...
* * *
— Ты видел его лицо? Боже мой, я думала, что он тут же и хлопнется в обморок.
— Не знаю, как с лицом, но со словарным запасом у него явно стало что-то не так. Если конечно, он не заговорил на каком-то загадочном диалекте, состоящем из одних только слов "А, хм".
— Ну, возможно, так у него получалось выражать свои мысли яснее.
Дэвид и Мэри остановились, подойдя к дверям ее квартиры, через несколько часов после того, как им пришлось покинуть ее. Лианна, Майкл и малыш теперь спокойно спали вместе в медлабе.
— Нам теперь придется ужинать заново, — сообщил Дэвид. — Надеюсь, на этот раз нам ничто не помешает.
— Хочешь сказать, ничто тебе не помешает закончить свою историю?
— Ну, и это тоже.
Мэри отперла и открыла дверь. Уже входя в комнату, она остановилась и обернулась. Несколько долгих секунд она смотрела на Корвина. В ответ он лишь молча утопал в глубине ее глаз.
— Что? — наконец, смущенно усмехнулся он.
— Ничего, — улыбнулась она. — Ты собираешься заходить? Ты действительно сможешь закончить эту историю.
Дэвид охотней встретился бы со всем минбарским флотом, чем ответил бы "нет". Именно это он ей и сказал. Она снова улыбнулась, и они вошли в комнату вдвоем.
Дверь закрылась за ними.
* * *
Вернемся к началу. Взвесим все на весах. Жизнь или смерть. Добро или зло. Спасение или проклятие. И снова вернемся к началу.
Что ж, было интересно пройтись по тропинкам памяти, проверяя по пути все свои тайные чувства, но это меня ни к чему не привело, кроме того, что я стал еще более плаксив, чем прежде.
Злость, ненависть, любовь, жалость, покой. Все это перегорело теперь. Нет, злость все же осталась. Она все еще со мной. Она всегда будет со мной. Злость на себя, на минбарцев, на отца, Анну и Лиз за то, что они умерли, на Деленн за то, что она втянула меня в это... на всех.
Вечная злость, и куда она привела меня?
Куда?
Как безымянная шлюпка, бесцельно дрейфующая сквозь космос, я оставался в неизменности, пока люди вокруг умирали, ненавидели, любили, сражались, боролись. Что значит одна жизнь?
Что значит одна смерть?
"Капитан. Вы не одиноки в своей боли. Никто не одинок".
Ее слова. Я помню их. Ее слова. Не одинок. Может, и нет.
Может быть, нет.
Нет. Я чувствую, что ты здесь, Деленн. Не знаю, где ты, но я чувствую тебя. Я не одинок. Мне кажется... мне кажется, что я просто не замечал этого прежде.
Спасибо тебе.
— Свет.
Свет незамедлительно залил его комнату, и ему пришлось зажмуриться на несколько секунд. Он слишком долго сидел в темноте и привык к ней. Он медленно поднялся на ноги и поморщился от боли в затекших ногах.
— Ох, — шепнул он, потирая голень.
Он потянулся и зевнул. Он устал, но он больше не был одинок.
Джон Шеридан медленно наклонился и прикоснулся к предмету, который все это время лежал на полу перед ним, на расстоянии вытянутой руки.
Это был его плазменный пистолет. Секунду он смотрел на него, потом поместил обратно в кобуру. Он обвел взглядом комнату, и на губах его вспыхнула улыбка.
— С днем рождения, Джон.