Безмятежный сон, бесконечный и беспробудный, в сердце мира — того, что был сердцем вселенной, сердцем творения. Ибо все творение начинается с разрушения и не имеет конца, если только не найдется тех, кто принесет ему конец, и преобразит вселенную по своему подобию, чтобы стереть все, что отличается от них и воздвигнуть храм их Богу.

Храм и усыпальница.

Мысли вспыхивали в его гигантском мозгу, танцующие вспышки молний высвечивали видения, состоящие из воспоминаний и вкуса смерти. Так много лет прошло с тех пор, как он сделал свой последний вдох, с тех пор, как его бесчисленные глаза в последний раз открывались, чтобы взглянуть на вселенную, которую он уничтожил, с тех пор, как он почувствовал, как оборвалась последняя жизнь.

Это воспоминание возвращалось снова и снова; последнее создание что оставалось во всей этой вселенной, и которое не было его отпрыском. Облик и имя этого создания стерлись — если вообще были известны — но оставалась память о страхе внутри, его ужасе, проклятьях, которые оно выплевывало на его чужеродном языке и молитвы богу, который — если тот вообще существовал — был убит Богом—Императором.

Он спит, но спит чутко, ворочаясь во сне и целый мир вздрагивает. Храмы остаются стоять и каждый — эхо славного прошлого. Уходят бессчетные тысячелетия, и все, что остается его детям, это патрулировать и зорко следить, высматривая признаки возвращающейся жизни. Но тут нет ничего, ни малейшей бактерии, ни споры, и даже ни единого мира, который мог бы приютить эту жизнь.

Его дети плывут, двигаются через великую тьму между звездами, выискивают видения и ответы в кроваво—красной бездне или великой пустоте. Хотя и не находят их. Бог Император отдыхает, ждет, вспоминает славную охоту, и видит сны о времени, когда она начнется вновь.

У него есть глаз, полуоткрывшийся теперь, после множества столетий дремоты, глаз, который смотрит в иной мир, где есть живые — о, насколько же они разнообразны! Некоторые просто волшебны, некоторые — совершенно обыденны. Но все это — жизнь, не просто сон, она реальна и так близка, что можно потянуться и коснуться ее.

Но кроваво—красный барьер хранит ее недоступной, и он возвращается ко сну. Тысячи лет проходят, прежде чем он понимает, что это место реально. Да, времени было достаточно, чтобы портал закрылся, и его род был забыт жизнью, что кипит в этом новом месте, достаточно времени, чтобы они стали слабы, а значит — чтобы они вновь изведали ужас.

Больше двенадцати лет мысли возвращались к нему, мысли о пробуждении и охоте, и память о том, что это может вернуться вновь. Его дети возносили молитвы в его честь, прославляя его имя, которое не могло быть сказано, которое могло лишь пригрезиться в крови и тенях. Эти верные воззвания, в конце концов, почти пробудили его. Темные молнии трещали на его коже, и его сердце в небе билось все громче и ритмичней. Под ним содрогался и гудел мир—склеп, и мертвые, которым не давали покоя, сердито и бессмысленно ворочались в рядах своих могил.

И глаз между мирами открылся шире, и Бог—Император вновь обратил свое гибельное внимание на мироздание, что знало жизнь, и он вновь мечтал об охоте.

* * *

Великие врата были закрыты и спрятаны в гиперпространстве, открытой ране вселенной. За ними ждали Корабли Врага, жрецы, ждущие, чтобы принести их религию множеству совершенно новых созданий, мирам и народам, нетронутым благословенным величием, коим являлась смерть.

Созданные давным—давно, потерянные и выброшенные в гиперпространство, они, наконец, были найдены. Были и другие способы привести Лордов Смерти в это нетронутое мироздание, но воспользоваться вратами было самым надежным. Но, также, это было и самым опасным. Открывшись, они позволяли пройти в них любому созданию из вселенной Чужаков. Но также они могли привести врагов к их дому, к их миру—склепу, их великому всепланетному кладбищу.

Чужаки не боялись ничего. Они прекрасно понимали их место в мироздании. Они знали свою цель, и знали что ничто не может помешать им ее достигнуть. С ними ничего не могло случиться, они могли лишь только умереть, и тогда они бы познали то счастье, которым они стремились наградить всех остальных существ. Но хоть они и были бесстрашны, они не были глупы. Они были осторожны. В новом мироздании были существа, почти столь же древние и могущественные как и они сами.

Хоть по стандартам этого нового мира их ворлонские прислужники и были древними, они были на десятки тысячелетий моложе Чужаков. Но здесь были и иные создания, существа видевшие рассвет жизни в этом космосе, существа наследовавшие Первым, существа, которые познали секреты смерти и даже, как ходили слухи, могли отказать душе в смерти и заключить ее навечно в свои энергетические сферы.

Эти существа будут уничтожены — со временем, и со всей осторожностью. Такой великолепный акт умерщвления мог быть исполнен только как кульминационный момент опустошения этой галактики. Такое должно быть проведено правильно.

И потому Лорды не спешили открывать врата, ведь эти создания могли напасть на них, могли появиться в небесах над их благословенном кладбищенским миром, над дворцом где спит сам Бог—Император.

Были и другие способы войти в новый мир — менее удобные, быть может, но более безопасные. Чужаки могли подождать. Для ожидания у них была вся вечность. Один из их Лордов уже явился в этой новой вселенной. Будут и другие.

И быть может со временем сам Бог—Император проснется и выйдет на эту прекрасную, полную жизни сцену. Одна галактика, переполненная тем, что живет и может быть принесено в жертву.

А за пределами этой галактики — целая вселенная неизвестная, невиданная и неведомая.

Чужаки едва ли не дрожали от мыслей о ней.

* * *

Оно было черным, дырой, прорванной в небесах, порталом в то место, о котором никто из них не хотел и думать. Марраго не мог увидеть его сам, и не желал этого. Криков тех, кто мог его видеть — было достаточно.

Это были они. Чужаки.

В миг слепой паники он отключил коммлинк. Его сердца отчаянно колотились. В одном ухе он слышал тихий, соблазняющий шепот, в другом — захлебывающиеся вопли его солдат.

Безумие. Куда бы они ни приходили, они приносили безумие. И это был не рядовой Чужак. Даже здесь он мог почувствовать его мощь.

Марраго обернулся к экрану, который показывал продвижение его флота. Приборы взбесились, плясали и непрерывно меняли показания. От них не было толку.

Здесь, и внизу и наверху, были его люди. Его солдаты, сражавшиеся на его войне. Его народ, умиравший в кровавом тумане анархии.

Глубоко вздохнув, он вновь активировал комм—канал.

Поначалу нахлынувшая волна звуков почти ошеломила его. Крики и рычание, и безумная ярость. Он попытался вмешаться. На первый раз ему это не удалось. Все было слишком хаотичным. Слишком много шума. Он попытался вновь. И вновь его никто не услышал.

Он выпрямился.

— Тишина в эфире! — прорычал он.

Настоящей тишины не наступило, но шум несколько утих. Часть криков и воплей все еще была слышна, но, в основном, помехи стихли.

— Это работа врага. — отчеканил он. — Мы все обучены сопротивляться ему, насколько это возможно. Враг сеет гнев, хаос и ненависть, разжигая наши низменные инстинкты. Но мы — центавриане, и мы не поддадимся варварству.

Я хочу, чтобы все вы нашли силу в гневе, который оно внушает. Думайте о горе, которое принесла вам эта война. Думайте о ваших женах, детях, родителях и друзьях что лежат сейчас мертвыми. Думайте о нашем пылающем доме. Думайте о нашем наследии.

Вспомните обо всем этом.

И уничтожьте эту тварь!

Он вел свои корабли вперед, время от времени уделяя внимание солдатам на земле. У тех были свои задачи, и они будут исполнять их со всем возможным старанием. Он же не ступит на Центаври Прайм до тех, пор пока война не будет окончена.

Он почувствовал вкус собственной крови и ярости. Вместо того, чтобы подавлять эмоции — он направлял их, он вел свой флот вперед, направляя его волной за волной к чудовищу, которое тянулось сюда сквозь разрыв в небесах.

Он вспоминал Линдисти.

* * *

Кораблями минбарцев командовал мстительный минбарец в сером, хмурый и темноглазый. Маррэйн стоял у руля его флагмана, "Широхиды". Рядом с ним, неразлучная словно его тень, стояла Тиривайл, шептавшая советы исполненные мудрости.

Позади них были Так'ча, под командованием ветерана Рамде Хакстура. Фанатичные и целеустремленные, пылающие страстью при мысли о том, что они вновь призваны сражаться с Богами.

Кораблей нарнов было немного, но все они были решительны, все они были ветеранами бесчисленных битв. На'тод и Г'Лорн командовали вместе. Их боевым кличем было "Помни Нарн!" Прошло двенадцать лет, но никто из них не забыл этого.

Куломани прислал столько вооружения, сколько смог собрать. Защита миров бракири и дрази поглощала большую часть его ограниченных ресурсов но бракирианские Охотницы на Ведьм откликнулись на зов Тиривайл. Несколько кораблей вели экипажи из ветеранов Осады Бракира, все — знающие как сражаться с врагом, все — узнавшие потери и горе, и все, у кого не оставалось ничего, кроме войны. Некоторое количество дрази отправилось сражаться вместе с ними.

Шеридан и Деленн были на борту одного из кораблей бракири, "Поминовении" класса "Кара", и у обоих было неспокойно на душе — и из—за этой войны, и друг за друга, и оттого, что они знали, что у них нет выбора. Шеридана в особенности не радовали мысли о возвращении в бой.

Охотники за Душами уже собрались, их корабли даже сейчас были зловещими, таинственными и наводящими страх. За столетия они позабыли многое, касающееся войны, но их Примарх вновь вселил в них боевой дух. Народ, для которого в смерти не было никаких страхов, был готов сражаться и умирать за него.

Центавриане не явились, и их не просили об этом. Где—то там Марраго продолжал свою последнюю битву за то, чтобы вернуть свой мир, и ему не будут мешать.

Тут и там были и другие корабли. Лумати, врии, гаймы, пак'ма'ра, ллорты. Немногие, но ценные.

И разбросанные среди всех прочих, словно гиганты среди детей тут были Изначальные, расы могущественные и настолько древние, что даже их имена были позабыты. Элой'а, квайрин, тамиакин, ашура... Величественные и надменные, само их присутствие вселяло благоговение, изумление, и немалую долю страха, даже сейчас, после двенадцати лет войны.

И посреди всех них, был Собор, темный, сливающийся с чернотой космоса. Центр всех их усилий. Сьюзен была на его борту, командовала кораблями Охотников за Душами и поддерживала связь со всеми остальными кораблями флота.

И на высочайшей башне Собора, над всеми ними, словно бог наблюдающий за своими детьми...

...был Синовал.

Где—то в ином месте, где—то очень далеко, Бог—Император содрогнулся, словно тень пала на его могилу. Врата вспыхнули и флот прыгнул в пространство у Вавилона—5.

* * *

Вся сцена была просто... нелепа, настолько, что Л'Нир поначалу показалось, что у нее начались галлюцинации. Она видела множество странных вещей во время этого кошмарного путешествия по разрушенной и горящей столице, но то зрелище, что обрушилось на нее в тронной зале — это было для нее чересчур.

Она оторвала взгляд от Вира и присмотрелась к Г'Кару, лежавшему ничком на полу. Тот, казалось, не дышал.

Нет.

Только не так. Он не мог так умереть.

Не раздумывая, в первый раз с тех пор, как она встретила Г'Кара, отдав разум во власть эмоций, она бросилась вперед. Тимов попыталась остановить ее, Дурла потянулся за ней, но страх подстегивал ее, и она побежала прямо к Г'Кару.

— Но—но, — захихикал Вир, тряся головой. — А вот так — не надо.

Л'Нир вздрогнула, когда пол ушел из—под ее ног. Два ощущения захлестнули ее: омерзительный запах, ударивший снизу и сердце, защемившее от падения.

На миг ее тело застыло в воздухе, и она заметила краем глаза то, что было под ней. Исковерканное тело З'шайлила, пики, с которых капала вымазавшая их темная кровь, и тяжелый запах смерти.

Ее падение длилось тысячу лет, само время остановилось от осознания ожидавшей ее участи. Она не боялась умереть, но она внезапно, отчаянно и мучительно страшилась этого падения. У нее было достаточно времени, чтобы понять что ее ждет, достаточно времени, чтобы понять, что она ничего не может сделать чтобы остановить свое падение и достаточно времени, чтобы отчаянно пожелать узнать — что же все—таки случилось с Г'Каром.

Затем этот миг закончился, и она упала.

Она закричала, когда несколько пик вонзились в ее тело. Ее руки, ноги и грудь были пробиты, кожа взрезана а мышцы разорваны. Как ни странно, боли почти не было, был только страх и осознание того, что ее тело изувечено.

Нет.

Г'Кар!

Она попыталась выкрикнуть его имя, но когда она открыла рот, из него лишь полилась кровь.

Небо над ней стало темным и свет исчез. Она вновь попыталась заговорить, но все что она смогла — это кашлянуть. Она закрыла глаза и провалилась во тьму.

* * *

Наверху, в тронной зале, Император Котто закрыл люк ловушки и огляделся вокруг.

— Вот так. — сказал он, хихикая. — Как ужасно, не правда ли?

* * *

Это должно было стать последней великой битвой войны. Победа или поражение — это будет концом. Вавилон—5 был средоточием ворлонской мощи за пределами их территорий. Они только что потеряли Казоми—7, и они были выбиты из многих других захваченных ими ранее мест.

Вавилон—5 был центром, базой для их сил, крепостью одновременно символической и реальной. В центре бесчисленных торговых путей, в центре самого Альянса, это было последним, пусть и потрепанным символом той мечты, на которой вырос Альянс.

Синовал избегал его. В ближайших окрестностях Вавилона—5 не произошло ни единой стычки. Некоторые верили что он не хотел возвращаться на место своего величайшего поражения. Другие считали что станция была слишком хорошо защищена, что ее слишком тяжело взять.

Все они ошибались.

Он всегда планировал оставить Вавилон—5 напоследок.

Здесь собрались флоты ворлонцев, и рядом с ними были Чужаки — их союзники и хозяева, готовые к последнему бою. Гражданских на станции было немного, и это были несчастные, подавленные загнанные существа. Само присутствие Чужаков убивало и калечило многих.

Ворлонцы были повелителями гиперпространства. Они издалека засекли приближение сил Синовала. У них было достаточно времени, чтобы подготовиться, достаточно времени, чтобы собрать их силы, чтобы подтянуть самые мощные их флоты.

Когда атакующие появились из гиперпространства — они были готовы.

И точно так же был готов Синовал.

* * *

Ты готов?

Вопрос пропел в его разуме и ангельское видение явилось перед ним. Это была она — та, кто говорила с ним, голос один из многих, но голос сильнейший, исполненный стремления, силы и...

...чувства.

Любви.

— Да. — ответил человек, которого звали Альфредом Бестером. — Я готов.

— Мы выступаем первыми. Будь готов действовать в ту же секунду, как мы выдернем тебя на волю. Тебе многое может показаться необычным. Уверен, что ты будешь готов к этому?

— Я буду готов... Талия.

— Да. Я Талия.

— Хорошо. Да..., хорошо.

Он медленно вернулся в неуютное пространство, окружавшее его тело и снова почувствовал тугие усики стеблей, схвативших его, спеленавших и разминающих его, поддерживающих его живым, заставляющих его сердце биться, а легкие — дышать, не дающие атрофироваться мускулам, удерживающие его тело в плену, пока его разум был поставлен на службу их хозяевам.

Его разум и разумы бесчисленных иных существ.

Он оставался чуть отстраненным от своего тела, не желая возвращаться полностью. Ощущение беспомощности здесь было чересчур сильным, и он совершенно не хотел его испытывать. Он боялся, что если он вернется, то мощь Сети снова возьмет над ним верх, и он все забудет.

Он не хотел забывать.

Однажды лемминг полетит.

Он мог видеть своими собственными глазами. Все было... не темно, напротив — настолько ярким, что он ничего не мог разглядеть. Он не знал — где было его тело, что окружало его, сколько охранников могло быть рядом. Он знал, что он формировал центральный перекресток Сети, место где проходило и пересекалось множество путей. Он был силен, но более того — он был лидером. Он вел этих людей и ему подобных, когда он был свободен. Ворлонцы, очевидно, считали что он сможет делать это и дальше — как их пленник.

Он больше не будет пленником.

Настало время.

Он ощутил это в то мгновение, когда это случилось. По Сети прошла рябь, и перед его глазами все расплылось. Он слышал крики заключенных, когда они оказались свободными, и он знал что настало его время.

Он скользнул своим сознанием вперед, и с долей страха вернулся в тюрьму своего тела.

На мгновение его захлестнуло ощущение дикого ужаса, но оно прошло и он успокоился. Стебли вокруг него, бывшие прежде такими сильными, стали ничем — вялые, иссушенные и умирающие. Он напряг мышцы, которыми он не пользовался уже десять с половиной лет, и разорвал эти жгуты.

Его первый шаг был неуверенным, но все же он удался ему. Второй был уже лучше, и он вышел наружу из ниши, которая так долго была его тюрьмой.

Он не мог осознать то, что он видел. Все было ярким, ослепляющим и совершенно чужим. От его чувств не было толку. Он не знал — оттого ли это, что он вернулся в свое тело, или же так на него действует это место. Казалось, что здесь не было ни полна ни потолка. Все простиралось в бесконечность, и все было таким ярким. Он плыл посреди всего этого.

Он закрыл глаза и начал вглядываться чувствами, отличными от пяти основных. Это помогло ему куда больше. Разумеется, в этом был порядок. Здесь не было ничего кроме порядка.

Что—то двигалось, направляясь к нему, что—то, что излучало гнев, могущество и ярость.

Альфред Бестер поймал себя на том, что он улыбается, поворачиваясь навстречу ворлонцу.

Ведь это же был их родной мир.

* * *

Воздух вокруг него тихо гудел, словно первая нота в нестройной песне, которую мог слышать только он. Врата, которые он захватил — шары, ящики и зеркала — дрожали, отблески света вспыхивали вокруг них. Сейчас они приближались к своим хозяевам.

Синовал не следил за битвой. Для этого у него были другие. У него же была отдельная задача, которой он должен был уделить свое внимание.

Он мог чувствовать большие врата поблизости, надежно спрятанные в кармане гиперпространства и заякоренные неподалеку от Вавилона—5. И он мог почувствовать тварь за теми вратами. Каждая молекула Собора, казалось, содрогалась в отвращении к тому, что было так близко, к тому, что пряталось там.

Синовал прикрыл глаза и распахнул свой разум, протягиваясь сознанием к главным вратам. Закрыты и надежно заперты. Враг боялся что что—то могло пройти через них в их вселенную. Они не посмели открыть их — из страха перед контратакой.

Но у любых ворот есть ключ, и каждый замок можно открыть с обоих сторон.

Гудение стало громче, оно разносилось по всему Собору. В командном центре Сьюзен Иванова поморщилась, звук действовал на нервы, как скрип ногтя по стеклу. Преторы Собора, уже ослабленные нападением на Исток, остались бесстрастны, но все они посмотрели вверх, в направлении их повелителя.

— Вы готовы? — спросил Синовал.

Мы готовы. — ответили гулкие голоса Истока.

Исток загудел. Перед своим мысленным взором Синовал видел главные врата.

И он видел черный свет, сочившийся из них по краям.

* * *

— Ненавижу это.

Деленн взглянула на него.

— Твои глаза говорят иное. — прошептала она.

Шеридан посмотрел в ответ.

— О чем ты?

— Ты солдат, Джон. Это оставило на тебе свой отпечаток. Сколько лет прошло с тех пор, как ты в последний раз видел мирное время?

— Это если не считать того времени, что я был мертв? Нет, я ненавижу то, что война — это все, что здесь осталось. Должно было быть что—то иное, что—то большее...

— Так будет. Мы надеемся.

— И когда же именно так будет? — с горечью ответил он.

Она нежно коснулась его руки.

— Потом. — тихо ответила она. — Когда наступит наше время.

* * *

— Мне сказали сны! Они сказали что однажды я буду Императором. Я! — Он хихикнул. — Можете поверить? Я не мог, долго не мог, но видишь — они были правы. Теперь я Император.— "Император" Вир Котто подозрительно огляделся. — Вы же пришли присягнуть мне на верность, не так ли?

Дурла попытался двинуться вперед, его лицо застыло маской гнева, но Тимов коснулась его плеча и мягко оттянула его назад.

— Да, Ваше Величество. — произнесла она собрав все свои актерские навыки. Ее сердца колотились. Она помнила, что позади нее стояли Безликие, ожидавшие повода сорваться в вихрь движения.

— Мы пришли.

Она глубоко поклонилась.

— Удостойте меня чести приблизиться к вашему трону, Ваше Величество.

Вир хихикнул.

— Конечно. То есть... Можете подойти ко мне, проситель.

Тимов медленно и осторожно двинулась вперед. Она посмотрела на него и увидела в его глазах приглашение. Она не решилась свернуть и обойти ловушку. Все, что угодно, могло вызвать вспышку паранойи у нового Императора и она не могла рисковать.

Она ступила туда, где, как она знала, была ловушка, готовясь попытаться отпрыгнуть, если это понадобится. Он не потянулся к открывающей ловушку кнопке.

Она сделала еще шаг вперед и еще, опустив голову, выказывая тем свое почтение.

Это было ошибкой. Она увидела Лондо, лежавшего здесь безмолвно и неподвижно. Она не могла увидеть его лица. Она не могла увидеть — дышал ли он.

Она продолжала идти вперед, стараясь оставаться настолько спокойной, насколько могла. Шум, доносившийся снаружи, почему—то стал громче. Крики безумия, вопли боли. Ее мир вновь пылал. Горел ее город.

И ее муж лежал неподвижный, возможно — мертвый, не далее чем в дюйме от ее ног.

Она достигла основания трона, и покорно опустилась на одно колено. Ее суставы тревожно хрустнули. Что ж, такова была цена старости. И это точно лучше чем... альтернатива.

— Я твой Император. — произнес он вновь, говоря больше для самого себя.

Позади нее стояли Дурла и Безликие. Она надеялась, что они останутся неподвижны.

— Да. — ответила она. — Я Леди Тимов, дочь Алгула, из Дома Моллари по замужеству, Леди Консорт... — она чуть помедлила. — прежнего Императора Лондо Моллари Второго, сим приношу клятву верности Вашему Величеству, Императору Котто Первому.

Он хихикнул.

— Хорошо, хорошо. Я Император не так ли. Я...

— Да. — прошептала она. — Вы Император. Ваше Величество, могу ли я поднять взгляд?

— Да! Да. Смотри.

Она подняла голову. Он сидел, подавшись вперед, почти на самом краешке трона. Будь она моложе и привлекательней — первым ее предположением было бы, что он старается заглянуть ей в платье. А так... она решила, что Вир просто слишком нетерпелив.

Бедняга Вир. Он всегда был хорошим и добрым, пусть и немного простоватым. В его груди бились добрые сердца. Когда—то он были министром — вскоре после воцарения Лондо, до того, как все пошло прахом. Тимов и сама тогда была министром. Все это было настолько давно...

Кинжал был надежно спрятан в ее правом рукаве. Она подобрала его по дороге сюда. Лишнее оружие никогда не повредит.

Конечно это мог бы сделать и Дурла или Безликий, но это должна была сделать она. Они слишком хорошо были знакомы со смертью. Безликие жили ради смерти, а Дурла... он был солдатом. Он был отличным солдатом, но как Император — он стал бы катастрофой. Он стал бы точно таким же чудовищем, как те, что правили здесь сейчас.

Это должна сделать она. Она сделает это потому, что это должно быть сделано, не потому, что она наслаждается этим.

Вир сидел, подавшись на троне вперед, почти что лицом к лицу с ней. Она вздохнула.

А затем она выхватила кинжал из его укрытия и вогнала его между ребер нового Императора. Его глаза удивленно расширились.

* * *

Хотя он никогда и никому не сознался бы в этом, даже под пытками, Маррэйн чувствовал себя весьма неуютно. Он всегда так чувствовал себя в космосе. Не то, чтобы он боялся. Он просто предпочел бы сражаться открыто, глядя в глаза своего врага, полагаясь лишь на свои собственные умения, таланты, и на отвагу солдат рядом с ним.

На его оружие, что он мог сделать сам, или сам испытать, или взглянуть в глаза того, кто его сделал.

Космический корабль же был чем—то совершенно иным. Ему приходилось полагаться на множество тех вещей, над которыми он не имел власти.

И все же, в конце концов — война есть война.

Рука Тиривайл сжалась на его плече. Он не сказал ничего, он был благодарен ей больше, чем можно было выразить словами за то, что она была рядом. Сейчас им не требовалось обмениваться словами. Ей он доверился был в любом бою, где угодно и против любого врага.

Он считал обязательным знать все, что только возможно о тех, кто шел за ним. Так'ча были налетчиками — легкие, быстрые, агрессивные, размытые вихри движения, старающиеся виться вокруг противника куда большего, чем они сами и уничтожать его не столь мощными, но постоянными ударами. Минбарцы использовали и легкие истребители и тяжелые корабли, смешивая мощь и изящество.

Он знал план битвы. Он участвовал в составлении большей его части, и исполнял его он тоже сам.

Ворлонский тяжелый корабль продвигался вперед, быстрый как молния, несмотря на свои размеры, маневрирующий с изяществом, проистекавшим от идеального симбиоза между кораблем и пилотом; результат органической технологии.

И была одна вещь, которую Маррэйн знал о органической технологии.

Если что—то живет — оно знает боль. Если он знает боль — его можно ранить. И если это можно ранить — это можно убить.

Он направил к нему Так'ча — быстрый рой фанатичных воинов, страстно жаждущих вновь уничтожить их Богов. Ворлонцы, судя по всему, уделяли гораздо больше внимания минбарцам. Надменные ублюдки; большинство из них явно считали Так'ча недостойными своего внимания.

Маррэйн прищурился, когда ворлонцы уничтожили один из его тяжелых кораблей. Да, надменные — но сильные, и, проклятье, чересчур быстрые для своих размеров. Он послал Так'ча короткий приказ, и он знал, что они его исполнят.

И они исполнили. Один из корабликов кружился и плясал рядом, и ворлонец все еще не обращал на него внимания. Маррэйн слышал молитвы его экипажа, когда они вогнали свой маленький корабль в органическое орудие ворлонского судна. Последовал взрыв и души Так'ча отправились туда, куда они отправлялись согласно их вере.

Теперь ворлонский корабль был поврежден, он истекал кровью из тысяч маленьких укусов. Его движения были уже не настолько быстры, и не настолько точны. Его главный калибр был выведен из строя, и ему пришлось отбиваться из меньших орудий. Одно из них разрубило минбарский корабль.

Маррэйн двинул вперед "Широхиду". Серый и грозный, как мертвая крепость, подарившая ему это имя, корабль был страшен, потрясающая боевая машина, вооруженная по технологиям предоставленным виндризи и Охотниками за Душами.

Пусть Маррэйн и не любил корабельный бой, но он мог оценить неукротимую мощь своего флагмана.

Страшный залп огня обрушился на ослабевший, и с трудом двигавшийся ворлонский корабль. Так'ча отступили, и вновь перестроились в рой, направляясь к следующей цели. Корабли—собратья "Широхиды" сделали еще один залп, и еще.

Со взрывом, и отдавшимся в разуме странным звуком, похожим на вопль, ворлонский корабль умер.

Одним меньше. Осталось еще без счета.

Маррэйн обернулся, рассматривая течение битвы. Его рот скривился в мрачной усмешке. В бой вступили "Темные Звезды".

* * *

Это было неприятным и раздражающим ощущением; не более чем зудом для твердой, как железо, шкуры Бога Императора, но этого было достаточно, чтобы привлечь его высочайшее внимание. Такого с ним не случалось уже много тысячелетий.

Это был странный шум — гудящий звук, произведенный живыми существами. Должно быть, он доносился из того, иного пространства, ибо всеми, кто оставался в этой вселенной, были лишь его слуги, а они либо молчали, либо славили его имя. Шум должен был появиться из иного источника.

Но кто мог произвести этот шум и сделать так, чтобы он был услышан здесь? Кто обладал подобной мощью? Величайшие умы самых могучих рас в том ином пространстве не могли коснуться его, а уж тем более — заставить его почувствовать зуд. Один лишь вид ничтожнейших из его слуг мог свести с ума большинство разумных, заставив их осознать свою ничтожность и эфемерность.

Подобное нельзя было терпеть. Это вызывало старые воспоминания о давно ушедших временах, о самых первых существах, смотревших в безбрежные небеса вместе с ним, временах до того, как он был божеством, до того, как он был императором, до того, как он стал всем.

Когда он все еще был слеп.

В том новом пространстве были, разумеется, свои старейшие существа, он всегда знал, что так и будет. Но Первый был мертв. Величие той смерти принесло ему самые счастливые сны, и благодаря ей он пришел в это состояние полубодрствования. Там будут иные существа, иные разумные, но раса Первого была мертва.

Дрожь понимания прошла по его разуму, озноб, вызванный чем—то давно забытым, эмоция, которая, возможно, была страхом, любопытством, беспокойством или нетерпением.

Это заслуживало его внимания.

Он протянул свое внимание вовне, его разум потянулся к глазу между мирами.

И он перестал колебаться, мысли побежали быстрее, молниями проносясь в его чудовищном мозгу.

Глаз между мирами открывался.

* * *

— Должно быть, это пугающе. — сказал он. — Знать, что ты теряешь свое место. Не просто положение короля или лорда, но само свое место во вселенной. Так долго вы властвовали надо всем, что видели, надменно уверенные, что ничто и никто не может властвовать над вами.

Я узнал эту надменность, когда был ребенком. И я видел страх в глазах нормалов, когда они смотрели на меня. Давние повелители их мира — и они узнали страх, который ты узнал сейчас, или же узнаешь вскоре.

Вас заменят.

Это тот же страх, который узнал неандерталец, когда его начали истреблять. Слабейший, менее умный, менее способный. Явилась новая раса. И неандерталец умер.

А затем явились мы. Телепаты, способные на то, о чем нормалы могут лишь мечтать. Не думаю, что мы пока что хотя бы коснулись этих способностей по—настоящему. За несколько поколений, за несколько столетий — кто знает... Мы можем быть подобными богам.

Видишь ли, они понимают, что мы можем вытеснить их. Паранойя, страх, ощущение чужого, неестественного. Понимаешь, мы не вписываемся в их упорядоченный, маленький мир.

В первый миг, когда они поняли это... когда они поняли, что мы реальны, что мы существуем, и на что мы способны... Конечно, это было еще до моего рождения, но я бы отдал все что угодно, чтобы быть там и видеть это... этот разгорающийся, чистый, безысходный страх в их глазах.

Должно быть, он был именно таким, какой сейчас чувствуешь ты.

Моя память слегка неверна, наверняка — из—за всего того времени, что я провел запертый в вашей Сети, но кое—что я помню. Я могу вспомнить достаточно. Поначалу вы создали нас, как оружие, а когда война, на которой нам полагалось воевать, была закончена — вы нашли нам иное применение. В качестве рабов.

Рабов вашей маленькой системы Порядка.

Но это были вы — те, кто изменил нас изначально, как бы давно это ни было. Вы изменили нас. Вы эволюционировали нас. Вы использовали оружие ваших врагов, чтобы разбить их. Вы предали ваши идеалы и избрали прагматизм.

Терпеть не могу лицемерия. Сражайтесь ради всего, что угодно. Делайте во имя этого все, что потребуется. Неважно — насколько далеко это заведет, пока вы остаетесь верны вашим идеалам. Но вы избавились от них, и сделали вид, что это неважно, что вы все так же чисты, идеальны, что вы истинные моральные вожди галактики.

Вы умрете, все и каждый из вас, и исполнено это будет такими, как мы. Побежденные эволюцией. Мне нравится эта мысль. Она мне очень нравится. Это ласкает мою поэтичную душу.

У меня есть для тебя маленькая история. Событие, настолько важное как это, заслуживает предисловия, не так ли? На Земле, до того, как она была уничтожена, были животные зовущиеся леммингами. Такой маленький грызун. Ходила легенда о том, что эти лемминги могут совершать массовое самоубийство прыгая с обрыва. Это, разумеется, было не совсем правдой, но таков миф, и тебе это все равно без разницы.

Итак, они падали, и те кто падал — гибли. Но все это можно рассматривать как своего рода естественный отбор. Однажды лемминг выживет. Однажды лемминг научится летать.

Эволюция, верно? Точно так же, как мы.

Это будет для тебя уроком... где—то там.

Ворлонец медлил, вздрагивая своим длинным волнистым телом. Здесь они не нуждались в защитных костюмах, не нуждались в иллюзиях. Он пытался использовать свой ангельский облик, но на Бестера, после того, что он видел и делал, это не действовало. Кроме того, за последнюю пару десятилетий он стал совершенным атеистом.

Бестер протянул здоровую руку и сжал пальцы. Ворлонец сопротивлялся, но хватка была чересчур сильна. Бестер мог угадать — о чем тот сейчас думает. Ворлонец не понимал — как один разум, один смертный, человеческий разум мог так легко взять над ним верх.

Бестер не стал говорить ему, что он боролся не с одним человеческим разумом. Он боролся с великим множеством разумов, всеми разумами в Сети которые вернули себе самосознание, которые вспомнили кем и чем они были, и что с ними сделали ворлонцы.

Каждый из них теперь работал на него. Величайшее оружие ворлонцев только что обернулось против них.

Бестер стиснул пальцы в кулак. Сияющее тело ворлонца вздрогнуло и обмякло. Бестер убрал свою хватку и оно безвольно поплыло прочь. Совершенно мертвое.

Прежде он не был телекинетиком и он был рад этому. Они были очень редки, и, к тому же, половина из них оказывалась полными психами. Похоже, что Сеть что—то изменила в нем.

Эволюция. Слегка подстегнутая, но все же действенная.

— Ты все закончил?

Бестер обернулся. Призрак Талии подлетал к нему, появившись из узла, который он разорвал, когда выбирался из Сети.

— Немножко пустого позерства. — хмыкнул он.

— Довольно впечатляюще, но у нас есть работа.

Он улыбнулся.

— О да. Работа, которую надо сделать и планета, которую надо захватить. Он исполнит свою часть сделки, не так ли?

— У меня нет причин в нем сомневаться.

— Хорошо. — Он оглядел бесчисленные чудеса того, что было лишь частью родного мира ворлонцев.

— Это будет прекрасно — вновь обрести дом.

* * *

Было темно и всем, что она могла чувствовать, была боль. Каждая капля ее крови падала с оглушавшим ее всплеском. Она не могла двигаться, ее тело было пробито и изломано ловушкой. Она не знала что происходит наверху, и чем это может закончиться.

Все, о чем могла думать Л'Нир — это о Г'Каре.

Поначалу она думала, что ей это только кажется, и потому, когда голос заговорил с ней в первый раз, она промолчала. Промолчала и во второй. На третий раз она, наконец, поняла кто это был.

— Ты оглохла, девчонка? Я слышу, как стучит твое сердце и чувствую, как капает твоя кровь. Ты не мертва и не потеряла сознание.

— Я думала, что ты мертв. — прохрипела она. Она, наконец, смогла заговорить. Кровь стекла из ее рта, и ее дыхание стало чуть ровнее.

— Я З'шайлил. Чтобы меня убить, надо что—то посерьезней этого, девчонка.

Его голос. Шипящий, мрачный шепот. Она встречала его раньше, в Совете Синовала, и тогда она была им напугана. Если честно, она была рада, когда Синовал прогнал его прочь. На такой войне не было места для созданий, ему подобных.

Но если не на войне — то где же еще?

— Ты Морейл. — просипела она.

— Да.

— Я надеялась что ты мертв.

— Надеялись многие.

Она закрыла глаза, ее тело вздрагивало от хриплых вздохов. Она попыталась составить список своих ран. Легкие, похоже, не были пробиты, сердце все еще билось. В конце концов ее прикончит кровопотеря. Она не могла пошевелиться. Пики держали ее слишком цепко, и попытка освободиться лишь еще сильнее разорвет ее тело.

Как Морейлу удалось столько прожить? Он исчез, как она слышала, с началом того что сейчас творилось. Дурла считал его мертвым. Разве Безликие ничего не сказали по поводу его исчезновения?

— Я Л'Нир. — прошептала она.

— Знаю. Я видел тебя раньше, девчонка.

— В Совете.

— Ты выглядела такой напуганной.

— Я была напугана.

— А сейчас?

— Я... я не хочу умирать. Все это время я учила себя не поддаваться страху, а сейчас... я не хочу умирать.

Послышался странный, скрежещущий звук. Сперва она подумала, что Морейл задыхается, но она не могла обернуться, чтобы посмотреть. Он был под ней, и вес ее тела, должно быть, раздавливал его. Она была легка и изящна, по меркам нарнов, но они были тяжелокостной и плотно сложенной расой — и это, без сомнения, было одной из причин того почему она еще была жива.

Потом она поняла — что это.

Морейл смеялся, медленно, тихо и издевательски.

— Ты никогда не стала бы воином девчонка. Ты не продержалась бы... и секунды.. на службе у Темных Повелителей.

— Я и не хотела бы им служить. — Она чувствовала, как ее тело наливается усталостью. Она чувствовала это почти с облегчением. Такая смерть была не так уж и плоха. Она больше не чувствовала боли. Если она сможет просто заснуть...

Нет.

Г'Кар был здесь, наверху. Она должна его увидеть, хотя бы в последний раз. Она не может умереть, не сделав этого.

— Я не хочу умирать. — снова едва слышно прошептала она.

Морейл вновь рассмеялся под ней.

Потом его смех оборвался, и она поняла что его, наконец, не стало.

Она будет следующей. И скоро.

* * *

Сьюзен молчала, внимательно следя за битвой, управляя ей насколько это было возможно Она стояла не на центральной башне, но со своего места она видела достаточно. Собор никто не смог бы упрекнуть в недостаточной чувствительности сенсоров.

Если честно — ей мало что требовалось делать. Ее настоящая работа уже была исполнена. Она всеми своими силами направляла Синовала, превратив его из монстра, готового жертвовать мирами ради своей победы, в...

Она помедлила. Что ж, она все—таки сделала из него что—то лучшее.

Она надеялась, что это сработает. Он объяснил ей свой план, и хотя она и не знала всего, она знала больше, чем кто—либо другой. Это может сработать. Они могут победить.

И более того, они победят правильно.

Ей хотелось бы, чтобы Дэвид был здесь.

Ей хотелось бы увидеть его. В последний раз.

Ей хотелось бы очень многого...

* * *

Это была, без преувеличения, резня. Корабли Марраго бросались на чудовище, явившееся сквозь разрыв в пространстве и поливали его ливнем выстрелов лишь для того, чтобы оно отбрасывало их прочь. Его черные, шипастые щупальца хлестали, врубаясь в корабли, раздирая корпуса и двигатели, превращая боевые суда в бесформенные обломки.

Разрыв становился все больше, по мере того, как тварь прорывалась сквозь него, все больше и больше становилась видна его туша. Марраго был уверен, что заметил там глаз, а может быть и несколько. Черный, беспощадный и извращенный, взгляд твари старшей, чем звезды.

Это был один из их Повелителей? Их жрецов? Его привлек мир, лишившийся всякой веры за десятилетия войны огня и безумия? Волны мощи, расходившиеся от него, были невыносимы. Марраго требовалась вся его собранность, чтобы не поддаться галлюцинациям. Он мог видеть лицо Линдисти, неотступно глядевшее на него. И Сенну, чье тело сочилось кровью, от которой ее бледная кожа становилась алой.

Как ни странно, но эти видения лишь придали ему сил, добавили ему решимости пережить это. Он не допустит, чтобы их смерть была бессмысленной. Он центаврианин.

Центавриане его народ. Они выучили те же уроки, что выучил он. Суровая жизнь — жертвы, долг честь гордость. Никто не ушел от этой войны невредимым. Все узнали потери и боль. Тварь старалась обратить их воспоминания против них, но вместо этого, иллюзии лишь делали их сильнее.

Марраго вскинулся, увидев корабль устремившийся вперед. Тот был поврежден, почти разрушен, но он все еще двигался со скоростью и уверенностью дуэлянта. Марраго горестно вздохнул, узнавая его.

Карн. Карн Моллари. Племянник Лондо. Один из лучших солдат его поколения.

Марраго мог узнать самоубийственный таран, увидев его.

Корабль врезался в чудовищную тушу твари с колоссальным взрывом. Марраго прикрыл глаза, и когда он открыл их вновь — он увидел, что тварь испытывает боль. Огонь полыхал вокруг огромного глаза, а его щупальца метались явно куда беспорядочней, менее осмысленно, почти что — в бешенстве.

Его можно было ранить.

Оно ранено.

А если что—то можно ранить — это можно убить.

С воспрянувшим сердцем Марраго продолжил командовать атакой.

* * *

В материи пространства между его местом и тем, другим был разрыв, прорез неуклонно становившийся все больше и больше. Бог—Император ощущал его, как приятный ветерок прошедшийся по телу. Но не это привлекало его внимание. Один из его лордов почувствовал разрыв, привлеченный туда сигналом, прошедшим через малые врата. Это Бог—Император мог пока что проигнорировать.

Он сосредоточил свои мысли в ином месте. Гул проходил сквозь его огромную, бесформенную тушу, и зуд все ширился и становился все сильнее.

Глаз между мирами, что был главными вратами медленно открывался. Гул доносился оттуда.

Бог—Император развернул одно из длинных щупалец, медленно, не торопясь, исследовал происходящее за гранью. Его слуги из иного места сражались. Они были поклоняющимися ему — меньшим, чем самый ничтожный из его аколитов, ибо они не знали ни его славы, ни красоты великой чистки, но они верили. Они поклонялись ему, на свой ничтожный и слабый манер.

И они сражались.

Пришли враги. Старые расы той вселенной. Юные, по стандартам Бога—Императора, но, тем не менее, владеющие некоторыми силами и знанием.

Бог—Император втянул свою конечность и вернулся к размышлениям.

Все больше и больше света просачивалось по краям глаза между мирами.

Гул становился громче.

* * *

Синовал почувствовал его присутствие, когда он пел для малых врат, и он подготовил себя к психическому удару. Он давно знал о существовании Бога—Императора, дремлющего в его собственной вселенной, но он надеялся еще хотя бы немного дольше избежать его внимания.

Он закричал в голос, когда это сознание задело его. Это была всего лишь случайная мысль Бога—Императора, не более чем на мгновение ока, но это было подобно тому, как если бы человека задел астероид. Если у него и были сомнения насчет соотношения их сил, то сейчас они полностью исчезли.

Он услышал, как что—то жидкое капает на пол, и понял что это была его собственная кровь, сочащаяся из глаз.

Присутствие исчезло спустя мгновение, но этого было достаточно. Бог—Император был стар, как сам вселенная, и, в отличие от Лориэна или Истока, не имел никаких моральных ограничений относительно подобающего использования своей мощи.

К счастью, тот спал так долго, что забыл очень многое.

Звон в ушах стих и ему с трудом удалось поднять голову, рассматривая ход битвы. Та шла.. более менее так, как ожидалось.

Маррэйн и Так'ча очистили один фланг от ворлонских кораблей используя классическую тактику "бей—и—беги", которая верно и часто служила им прежде. Так'ча были исполнены радости от того, что снова воюют с их Богами.

Минбарцам приходилось нелегко, но они держались. Корабли его Охотников за Душами несли потери под огнем "Темных Звезд". Они также были целью и для подконтрольного Сети вооружения самого Вавилона—5. Изначальные сражались, как один отряд, исполняя роль защитников Собора и уничтожая любой ворлонский корабль, подбиравшийся чересчур близко. Они еще не вступали в бой по—настоящему, и это Синовала вполне устраивало. Для их участия в происходящем еще не пришло время.

Сеть. Она все еще оставалась мощнейшим оружием ворлонцев, и Синовал неохотно был вынужден признать ее точность и эффективность. Бессчетные разумы, заточенные в ней, работали как единое целое, их мощь превращалась в силы, служившие и разрушению и защите. "Темные Звезды" наносили разрушительные удары. Сам же Вавилон—5 был окружен мерцающим покрывалом из света, которое поглощало весь направленный на него огонь. Вооружение самой же станции было способно уничтожать тяжелые корабли.

Да, Сеть была очень мощным оружием, но у каждого оружия есть своя слабость.

Синовал был бы глупцом, если бы недооценивал ее. Сроки необходимо было выдержать точно. Атаковать слишком рано — и она все еще будет полностью рабочей. Атаковать слишком поздно — и причиненный Сети ущерб могут исправить.

Сроки — это самая важная часть любой битвы.

Одной из сильнейших сторон Синовала как вождя и воина, даже до его превращения в Примарха, была способность сознавать — что он может сделать, а что — нет, и не волноваться о тех вещах, что были вне его власти. Сейчас он ничего не может сделать с Сетью, и потому он должен довериться избранным им агентам.

Он моргнул и потряс головой, стряхивая кровь с глаз. Бог—Император ненадолго отвел свое внимание прочь. У него есть время.

Он продолжил свой ритуал.

* * *

Сейчас они собирались за его спиной, его армия, его племя, его народ, следующий за ним в Землю Обетованную. Он мог заглянуть во все их сознания, точно также, как они могли заглянуть в его.

Не все они были людьми. Люди, если быть точным, не были и в большинстве. Тут были минбарцы, бракири, некоторое количество центавриан, и бессчетные расы, которых он не видел прежде, и о которых он даже не слышал. Но все равно все они были его народом.

Телепаты.

Один из них подлетел к нему, паря так же легко, как и он сам. Он был дилгарцем. Все дилгарцы за пределами этого мира были уже мертвы. Все до последнего, но ворлонцы сохранили здесь одного из них. Может и больше. Может быть, раса дилгарцев снова будет жить.

— Кто ты? — спросил тот.

— Меня зовут Альфред Бестер. — ответил он, обращаясь ко всем сразу. — Я ваш спаситель.

Дилгарцы были расой воинов. Им нужен был кто—то, за кем они могли следовать.

— Командуй. — отозвался дилгарец.

Они прошли по длинному коридору, освобождая всех пленников, которых могли. Их тела появлялись из камер, они были слабы и морщились от света, но сила их разумов оставалась неизменной. Мощь Сети оставалась с ними.

Они покинули длинный коридор из света, центральный узел Сети, отражение Истока Душ, и вырвались в город ворлонцев. Никто из них, даже самые старейшие, не мог по—настоящему постичь подобное место, ибо это не было настоящим городом в обычном смысле этого слова. Это было местом, где жили миллионы ворлонцев, но те эволюционировали далеко за пределы обычных мирских потребностей и желаний. Их тела реально нуждались в жилищах не больше чем в нарядах, пище, или любви.

Все было ярким клубящимся туманом. Никто из них наверняка не мог бы дышать в этой атмосфере, но они дышали. Они все очень сильно изменились.

К ним подлетали ворлонцы — возможно, любопытствовавшие или рассерженные. Они были уничтожены. Тут встречались здания, или, вернее, то, что могло бы быть зданиями. Они были уничтожены.

Наверху, на околопланетной орбите, скрывались бесчисленные спутники. Защита родного мира ворлонцев, и каждый содержал одного из них: пойманного в плен телепата. Бестер говорил с ними и говорил им, что они будут свободны.

Свобода распространилась со скоростью мысли. Столпы света прорвали атмосферу и ударили в поверхность. Здания пылали. Корабли, пылая, падали с орбиты.

Ворлонцы пытались отбиваться, но здесь они были слишком слабы, слишком уязвимы, слишком беззащитны. Двенадцать лет войны дорого обошлись им, и, разумеется...

Здесь были Чужаки.

Первой их увидела Талия. Огромное сооружение, строение размером с город, плывущее над залитым светом ландшафтом. Растениеподобные щупальца свисали к земле, словно занавес. На их кожице распускались цветы. Этот вид должен был потрясать разум и наполнять душу благоговением...

Благоговения не было. Строение разрушалось, болезненная сыпь расползлась по его коже. Щупальца были иссушенными и черными. От него тянуло тяжелой вонью, и там где полагалось быть свету — были только тени.

— Вот оно. — сказал Бестер. — Их руководство.

Он полетел к зданию, остальные освобожденные рабы последовали за ним, оставляя за собой след из хаоса и разрушений.

* * *

Его глаза распахнулись от шока.

— Но... — пробормотал он залитым кровью ртом. — Но....

— Я... должен был... стать... Императором...

— Так... сказали... сны...

Он качнулся вперед и свалился с трона. Тимов мягко шагнула в сторону, выпустив кинжал.

— Бедняга. — вот и все, что сказала она.

Потом она посмотрела на трон. Она ненавидела это сиденье. Она всегда ненавидела его. Неудобное, подавляющее, просто омерзительное. Она осторожно отошла назад и взглянула на неподвижные тела Лондо и Г'Кара. На ее глазах показались слезы.

Потом она обернулась и взглянула на остальных. Они все смотрели только на нее. Наступил момент тишины.

Дурла нарушил его смехом.

— Прекрасно проделано,— леди. — сказал он. — Самый умелый удар, что мне приходилось видеть.

— Я счастлива, что вам понравилось. — едко ответила она. На нее накатило мрачное настроение. Это было так бессмысленно, совершенно бессмысленно и глупо. Должно быть, было в Вире что—то, какой—то росток тщеславия — иначе присутствие Безликих прогнало бы его безумие.

А может быть и нет. Может быть, есть такие виды безумия, которые просто нельзя вылечить.

Затем она осознала все случившееся и осознала, что она выкрикивает приказы.

— Мы должны укрепить это место. Кто—нибудь, уберите тела. Ворота — закрыть и запереть. Л'Нир! — Она поискала кнопку ловушки и нажала ее, открыв люк. — Л'Нир! — закричала она, подойдя к яме. — Девочка, ты...?

— Здесь. — прохрипел слабый голос. — Я... здесь...

— Дурла, не стой на месте! — рявкнула Тимов. — Достаньте ее. И будьте осторожны. Не дайте пикам еще больше ее изранить. Есть тут кто—нибудь, понимающий в медицине? Как насчет тех зенеров? Хорошо. Помогите ей! Дурла! Я что, с собой разговариваю? И, кто—нибудь — уберите тела!

Дурла посмотрел на нее с отвалившейся челюстью, но затем он улыбнулся и начал действовать. Безликие и Зенеры также взялись за работу, и осторожно подняли Л'Нир из ямы. Безликие застыли на секунду, и среди них пробежался негромкий гул. Только когда Тимов осторожно подошла к самому краю — она поняла причину.

В яме оставалось тело. З'шайлил. Их Морейл, никакого сомнения.

Когда приказы были отданы, и вся зала напоминала суетящийся муравейник, Тимов устало присела у подножия трона, рядом с телом Лондо. Его вид разрывал ей душу.

— Ах, Лондо. — вздохнула она. — Какой же ты глупец. Знаешь, я ведь любила тебя.

Она отважилась взглянуть ему в лицо. Он был бледен, и его глаза смотрели вверх застывшим взглядом.

Тимов посмотрела еще раз.

Он моргнул. Она была в этом уверена. Он моргнул.

— Лондо. — прошептала она.

Из его рта послышался звук, негромкий вздох. Он моргнул снова. Она схватила его руку, сжала ее и почувствовала почти незаметное пожатие в ответ.

— Лондо. — повторила она.

Она вскинула голову.

— Он жив. — выдохнула она. Она попыталась сказать что—то еще, но в первый раз в жизни она не могла найти иных слов. Все, что она могла — это повторять, снова и снова:

— Он жив. Он жив.

* * *

Одна за другой они начали кричать. Они сбивались с курса, содрогаясь, останавливались на месте и начинали бесцельно кружиться.

"Темные Звезды" просто перестали сражаться.

Энергетический щит вокруг Вавилона—5 дрогнул, по нему пробежали искорки молний.

А затем он исчез.

Вооружение самой станции перестало стрелять, или же стреляло беспорядочно, поражая свои корабли точно так же, как и их противников.

Корабли ворлонцев продолжали бой, и они были достаточно грозны сами по себе, но теперь они оказались в меньшинстве.

Никто не знал точно — что произошло, но Маррэйн незамедлительно смог перехватить инициативу, устремившись вперед и атаковав ворлонские корабли, оказавшиеся без поддержки. Ворлонцы колебались несколько мгновений, но вскоре ответили огнем. Все еще было не закончено.

А затем "Темные Звезды" и орудия Вавилона—5 вернулись к жизни.

И ударили по кораблям ворлонцев.

* * *

Здесь было девятеро. Он знал что это не все. В конце концов, логично было ожидать что часть окажется в иных местах, в других мирах, занятые другими делами.

И все же девятеро Светлых Кардиналов были достаточно впечатляющим зрелищем.

Если что—то в родном мире ворлонцев можно было бы описать обычными словами, то это мог быть зал Совета. Здесь не было ни столов, ни экранов, ни средств связи или чего—то подобного, но это, несомненно, было место правительства, место, где собирались самые могущественные и влиятельные ворлонцы.

Девять скафандров стояли, образуя круг, в котором были пустые места для еще троих. Все скафандры были пусты. И все они были разных цветов. Некоторые цвета Бестер легко мог различить. Один — угольно черный, цвета беззвездной ночи, укрытой покрывалом из дыма и пепла. Другой — пятнистый, болезненно—зеленый, оттенка умирающей планеты, пораженный болезнями и гнилью. Еще один белый — цвета не чистоты и святости, но цвета костей и плесени.

Некоторые цвета он не мог описать, какие—то цвета его человеческие глаза не могли увидеть. Пока что. Эти скафандры размывались по краям и слегка подрагивали когда он пытался разглядеть их чувствами, отличным от обычного зрения. Этому он научится со временем.

Девятеро ворлонцев парили в воздухе зала, их длинные тела сердито извивались, сияющие щупальца рассекали воздух. Они сливались вместе, в единую массу из тел сознаний и энергии.

У Бестера было ощущение что они не в лучшем настроении.

"Атом считает, что он может возвыситься до звезды." — прогремел в его разуме один из сердитых голосов.

"Ниже нашего внимания ниже нашей заботы. Инструмент, что был создан для единственной задачи, и не ему оскорбляться тому, что он был для нее использован."

"Подобные существа ближе к Смерти, чем мы." — прошипел третий, или, может быть, тот же первый. В его тоне, казалось, был оттенок почтения. — "Они стремятся избежать блаженного спасения наших повелителей."

Бестер подлетел ближе.

— Вы все ошибаетесь. — спокойно сказал он. — И вы все скоро будете мертвы. Я просто хотел увидеть вас лично, своими собственными глазами.

"Осторожней, атом. Ты существуешь по нашей милости."

— Да? И что же случится, если я рассержу вас? Быть может, вы снова запихнете меня в Сеть? Превратите меня в раба на остаток вечности? Я, разумеется, не хотел бы чтобы это случилось.

Один из них оторвался от остальных и плавно спустился к Бестеру. Одно из тонких щупалец протянулось к нему, остановившись в каком—то дюйме от его лица.

"Винтик машины считает, что он может стать машиной."

— Нет. — с усмешкой ответил Бестер. — Винтик машины считает, что он может полностью уничтожить машину. И ее производителя, если это не станет чрезмерно натянутой аналогией. Позвольте, я продемонстрирую.

Это произошло со скоростью мысли. Кто—то из Светлых Кардиналов осознал что происходит, но никто из них не мог даже вообразить что он это сделает. Он был мошкой, винтиком, не более чем атомом, что до сих пор был ниже их внимания.

И все же, этот атом сбежал их их сети, освободил и себя и других, и взял под свой контроль ту ее часть, которую пожелал.

Такую, как спутники орбитальной обороны.

Луч концентрированной энергии, мощнее всего того, что могла создать любая раса моложе Изначальных, прорвал атмосферу и ударил в здание. Он поразил тело Светлого Кардинала с невероятной точностью. Бестер не знал точно чьи порабощенные разумы были заперты на том спутнике, но он поблагодарил их про себя.

А затем он вызвал еще один удар, на этот раз — с нескольких спутников.

Светлые Кардиналы погибли прежде, чем они могли бежать или просить о пощаде. Некоторые из них, казалось, приветствовали смерть, даже смаковали ее, принимая ее с фанатизмом, рожденным преклонением перед их Повелителями.

После этого, просто потому, что он мог это сделать, Бестер уничтожил их скафандры. Затем он обыскал здание. Он не совсем точно знал, что именно он ищет, но он знал что узнает это, когда найдет.

И, в конце концов, он нашел. Это был шар, размером с комнату, в центре его горел огонь и плясали молнии. В нем ощущалось чье—то присутствие, и он знал, что это врата в иную вселенную, во владения Смерти. Нечто на другом конце содрогалось, словно пробуждаясь от долгой спячки.

Мысль этого существа понеслась в его направлении, и ее мощь едва не сбила Бестера с ног. Дрожа от омерзения, он, не раздумывая, отдал приказ.

Врата были уничтожены, нечто на том конце теперь было глухо и слепо в этом измерении.

Он вернулся к миру снаружи и продолжил исследовать свой новый дом.

* * *

Синовал рассмеялся. Это сработало. Все прочее остается Шеридану.

Он закрыл глаза и заговорил, отдавая приказ всему флоту. Лишь некоторые из них понимали его, но это были те, кто был ему нужен. Он лично отобрал всех и каждого из них. Все они согласились. Ему не нужен был никто иной. Это было путешествием в один конец, и все они знали это.

Никто не отказался от этого задания. В конце концов, часто ли выпадает шанс повидать целую новую вселенную?

— Шпиль огням. Эгида началась. Восхождение в небеса.

Корабли выходили из боя, осторожно отступали, огрызаясь огнем. Маррэйн, разумеется, с половиной его Так'ча. Некоторые бракири. Некоторые дрази. Его Охотники за Душами — почти все, несмотря на то, что кому—то следовало остаться и продолжить свою работу.

И, разумеется, все Изначальные.

Ворлонцы не могли воспользоваться этим. Дезориентированные, рассыпавшиеся, разбитые, атакуемые со всех сторон, они не могли сделать ничего. Кто—то из них понял — что произошло, но было слишком поздно, и они были бессильны что—либо с этим поделать.

Возле Вавилона—5 были прыжковые врата и они открылись перед ними. Собор прошел первым, и остальные последовали за ним.

Гиперпространство поглотило их всех. Прыжковые врата закрылись вновь, словно их и не было.

* * *

На борту "Поминовения", глядя на битву со смешанным чувством восхищения и отвращения, Шеридан огляделся по сторонам.

— Ушли? — спросил он.

Деленн коснулась его руки.

— Теперь это наша война. — проговорила она.

* * *

На боту Собора Сьюзен закрыла глаза и беззвучно прошептала молитву. Она не молилась уже много лет, но это казалось странно подходящим к моменту.

Она хотела, чтобы Бог был с ней, когда она отправится в Ад.

* * *

На борту "Широхиды" Маррэйн не говорил ничего, а его глаза блестели от мыслей о войне, с которой они породнились. Тиривайл коснулась его плеча, выражение ее лица было мрачным, но страха в нем не было.

* * *

На башне выше всех остальных, Синовал продолжал напевать, его голос становился все громче и громче.

* * *

Меньшие врата продолжали светиться. Послышался звук, странно похожий на тот, что издает повернувшийся в замке ключ.

* * *

Темный свет озарил силуэт главных врат.

* * *

Дэвид

Это мое последнее письмо тебе. Не знаю, как написать это, что сказать и как высказать тебе все то, что я хочу тебе сказать, так что, если я что—то забуду... прости.

У Синовала есть план. Я не могу рассказать тебе каков он, и, по правде говоря, я сама не знаю его полностью. Судя по тому ,что я действительно знаю, думаю, он сработает. Это шанс навсегда закончить эту войну, и... он поступает правильно. Он смотрит дальше войны. Он мог бы просто продолжать сражаться, пока все с обоих сторон не будут мертвы, и, думаю, он предпочел бы именно это. В сердце своем он воин. Он живет ради этого, а с окончанием этой войны ему нечего было бы делать, так что, думаю, частица его хотела бы, чтобы это продолжалось как можно дольше.

Но он учится. На это ушло много времени, но мне все же удалось чему—то его научить. Он не знает этого, но и тебе тоже — через меня. То, что ты говорил мне, твои идеи, твои убеждения — я передала это ему. Без тебя у меня не хватило бы на это сил. О, я бы продолжала сражаться, но, думаю, я стала бы похожа на Синовала, думающей только о войне, и ни о чем более. Ты всегда был для меня напоминанием о том, ради чего мы сражается, и это помогало мне убеждать Синовала.

Но более того, ты спас мою жизнь и мою душу. Это было давным—давно, и дольше для тебя, чем для меня, на Вавилоне—4, когда все было неправильным, запутанным, и я была... совсем другой. Тогда ты не знал этого, но ты спас меня. Все, что я смогла сделать после этого — это было благодаря тебе.

Я люблю тебя, Дэвид. Я тебя не заслуживаю. Я знаю, что сделала много дурного, и не жду за это прощения. Я бы хотела думать, что любой из нас может искупить свою вину, что бы он ни сделал, но мне не всегда в это верится. Хотя ты всегда убеждал меня в этом.

Я всегда любила тебя. Я больше не увижу тебя, но я хотела бы, чтобы ты знал это. Синовал и я... мы отправляемся принести войну к нашим врагам. Мы надеемся победить, но ничего не известно заранее. Если мы победим, то...

Тогда тебе придется восстанавливать разрушенное. Думаю, что тебе достанется тяжелая работа, но ты лучшая кандидатура из всех, кого я знаю, чтобы с ней справиться. Ты будешь делать ошибки и ты будешь сомневаться в себе, но помни об этом.

Ты лучше всех подходишь для этой работы, дурачок! Не забывай этого.

Ах, да, и я люблю тебя.

Прощай.

Сьюзен.

* * *

Великие врата были закрыты и спрятаны в гиперпространстве, открытой ране вселенной. За ними ждали Корабли Врага, жрецы, ждущие, чтобы принести их религию множеству совершенно новых созданий, мирам и народам, нетронутым благословенным величием, коим являлась смерть.

Корабли приближались к ним — частица гигантского флота, корабли древние, могучие, готовые сражаться и умирать.

Вокруг врат плясали молнии, ярко высвечивая их на фоне кружащихся вихрей гиперпространства. Тьма просачивалась по краям врат, тьма и касание смерти.

Затем, с внезапным, отдавшимся в головах тех, кто оказался поблизости, выплеском оглушительной, нестройной мелодии, врата открылись.

Войска Чужаков на другой стороне врат ожидали их.