Великая Война закончилась в 2275, в этом можно быть уверенным. Истинная же природа ее окончания неясна даже сейчас и, вероятно, останется таковой и в будущем.

Известны точные факты. Ворлонцы сдались после Второй Битвы при Вавилоне—5. Согласно условиям их капитуляции они покинули галактику, так же, как четырнадцать лет назад, ее покинули Тени. В какой—то момент во время этого, Благословенная Деленн была убита. Однако даже в этом остаются неясности. Существует множество докладов о том, что Генерал Джон Шеридан принимал участие в битве, и обсуждал условия капитуляции. Это противоречит тому факту, что Генерал Шеридан, как известно, был убит у Вавилона—5 в начале войны, более чем за двенадцать лет до того.

Однако смерть Шеридана окружена множеством загадок, и во время всей войны ходили слухи о том, что он вовсе не умер, но содержится у ворлонцев в качестве пленника, вероятно — в состоянии стазиса, что могло бы объяснить то, что он не постарел за прошедшие двенадцать лет.

Некоторые утверждают что Благословенной Деленн вовсе не было на Вавилоне—5. В конце концов, она почти полностью отошла от общественной жизни в начале войны. Слухов имеется множество, но фактов — очень мало. Если она и была там — с тех пор ее больше не видели. Если верно то, что Генерал Шеридан сражался в той битве — то в наступившем затем мире он не играл более никакой роли, и хотя имеются отдельные свидетельства очевидцев о человеке, который мог бы быть им, датируемые следующими несколькими месяцами — их невозможно проверить.

Что же до Синовала — его судьба так же загадочна, как и его жизнь. Известно что Собор участвовал в битве, вместе с несколькими другими огромными, древними кораблями, которые могли принадлежать только лишь Изначальным. Также известно, что они покинули Вавилон—5 в конце битвы, когда победа была несомненной, и скрылись в гиперпространстве. К ним присоединилось еще некоторое количество кораблей, включая тот, которым командовал Маррэйн. Вскоре после этого в прилегающем секторе гиперпространства были замечены признаки боя, но в этом секторе гиперпространство было хаотичней чем обычно, и никаких наблюдений в дальнейшем сделать не удалось.

После битвы было замечено несколько появлений Синовала. Хотя часть из них может быть проигнорирована, как мистификация или ошибка, некоторые можно посчитать вполне правдоподобными, например то, что имело место на Таролине—2, инцидент, часто упоминающийся сторонниками теории заговора. Л'Нир с Нарна была убеждена что он мертв, но она также явно считала, что это не помешает ему вернуться. Впрочем, известно также, что и Чужаки со дня той битвы более не были замечены в этой вселенной.

И это еще одна загадка, та, на которую, вероятно, никогда не будет ответа.

Уильямс Г.Д. (2298) "Великая Война: Исследование."

* * *

Звезды вновь горели светом. Живые существа плыли меж ними, существа, которые когда—то путешествовали через космос так же легко, словно он был рекой. Они были мертвы миллионы лет, но теперь они жили вновь, пробужденные от страшного сна, готовые исследовать эту новую вселенную, в которой они обнаружили себя — похожую на старую, но отличающуюся от нее во многих смыслах.

Пока что здесь был лишь один мир, наделенный жизнью, но скоро должны были появиться и другие. Этот единственный мир был садом, украшенным всеми чудесами жизни. Какие—то из них были прекрасными, какие—то уродливыми, разумными и безмозглыми, гуманоидными и абсолютно чужеродными.

Но все они были живыми.

Никто из них, даже самые старейшие мудрейшие и могучие, не понимал по—настоящему — что же произошло. Многие из них уже ушли искать новые миры и новый дом, в поисках ответов и воспоминаний.

Одной вещью, что помнили все разумные расы был Зов. Призыв от Бога, который правил замком, что плыл высоко в небесах. Некоторые из них искали тот замок, но так и не нашли его.

Было одно существо, последнее из своей расы — как и все прочие — которое слышало зов. Оно путешествовало среди звезд, его очертания струились и танцевали от простого наслаждения жизнью. Оно помнило тварей, которые истребили его народ и всех остальных. Оно было одним из старейших в этой вселенной, и оно помнило это.

Ему потребовалось немало времени, чтобы понять — что это было, откуда исходил этот странный, прекрасный звук. В черном, пустынном мире, мертвом с незапамятных времен, когда оно смотрело на единственный росток, пробивавшийся из мертвой земли, оно, наконец, поняло.

Это была песнь живой вселенной.

* * *

Наконец—то он был дома.

Старинные владения Дома Марраго были в нескольких днях пути от столицы, у подножия гор. Раскинувшиеся на самых прекраснейших землях континента, они были наградой Дому Марраго за столетия верной службы.

Дом Марраго служил Императорам. Он не создавал их. И уже не будет.

Марраго шел по заброшенным коридорам его фамильного поместья, не ожидая никого встретить. Стены были испещрены подпалинами и разбитые стекла были разбросаны по полу. Прекрасные ковры были изрезаны и прожжены, гобелены и картины исчезли. Он заглянул в свой рабочий кабинет, и увидел обугленные бумаги, валявшиеся горкой на полу, где, должно быть, разводили костер из книг.

Он бросил мимолетный взгляд на спальню хозяев и отвернулся. Уже более двух сотен лет ни одному из Лордов Марраго не довелось там умереть. Все они пали в давних войнах, в интригах Двора или восстаниях отдаленных провинций, а в одном, печально известном и скандальном случае — в постели замужней аристократки. У Лордов Марраго не было привычки умирать в своих постелях.

Дом умер, как умрет и сам Дом. Джорах Марраго станет последним. У него нет ни жены, ни детей. О, он мог бы взять приемного наследника, так же, как много лет назад он удочерил Линдисти, но он знал что не сделает этого. Пусть Дом умрет. Прошлое уже ушло, выжженное войной и огнем. Будущему понадобятся новые воины, новые пути и новые лорды.

Поговаривали даже о том, чтобы вовсе оставить Центаври Прайм, переместить центр и Правительство куда—то еще. Возможно — Иммолан или Гораш. Марраго это не волновало. Он вернулся домой, каким бы разоренным и выгоревшим тот ни был.

Он миновал кухню, наполненную вонью гниющей еды и тренировочный зал, испятнанный кровью и рвотой.

Он не знал что здесь случилось. Группа изгоев и бандитов? Инквизиторская чистка? Просто последствия того, что дом бросили на разграбление времени и жадности?

Здесь никого не было, но он и не ожидал никого тут встретить.

Наконец, он вышел в сад. Он намеренно оставил его напоследок. Он, мужчина, который без тени страха встречал лицом к лицу Теней, ворлонцев и Чужаков — он боялся того, что найдет там.

К счастью, сад был не настолько плох. Все цветы, разумеется, умерли, фонтан был разбит а вода давно вылилась. Перед самым фасадом павильона была вытоптана тропинка, где не росла трава. Часть статуй была разбита, однако некоторые уцелели.

Остальное было просто природой, вступившей в свои права. Кустарники разрослись, сорняки росли буйно и пышно. Древнее дерево сребротёрна раскинуло свои ветви над половиной травяного луга, его листья затмили свет и обрекали растения под ним на гибель.

Стоя посреди сада, Марраго огляделся вокруг, обдумывая то, что нужно было сделать, так же методично, как планировал он всякую битву, в которой ему приходилось сражаться.

Его можно было восстановить. Его дом мог лежать в руинах, но его сад можно было возродить.

С легкой улыбкой он приступил к работе.

* * *

— Не затруднишься объяснить — зачем мы снова тут?

Дэвид Корвин ответил не сразу. Он спокойно продолжал идти, Зак следовал за ним, ворча под нос. Дэвид оглядел простиравшийся перед ним пейзаж, поражаясь тому, как жизнь возрождается после смерти.

— Здесь все начиналось. — наконец, ответил он. — Альянс, ощущение того, что было что—то хорошее, что могло родиться из всего того зла. Казоми—7 — вот где все начиналось. Я просто хотел увидеть это место снова.

— Эй, не то, чтобы я жаловался. Просидев все это время на Проксиме, я рад выбраться куда—нибудь еще, но... — Зак помедлил. — Слушай, я вот что подумал. Когда еще целая планета была слишком мала, чтобы провести там десять лет? Раньше ведь было время, когда никто вообще не покидал Землю. Или, может, даже свой родной город...

— Все меняется. — ответил Дэвид. — Мы посмотрели наверх, посмотрели вокруг и поняли, как много всего можно повидать в галактике. Проксима была маленькой, слишком маленькой. Нам нужно увидеть что—то большее.

— Значит, осматриваем достопримечательности?

— Точно.

Перед ними собиралась небольшая толпа и Дэвид направился к ней. В ней смешались самые разные расы — нарны дрази бракири и даже пара людей. В первый раз с тех пор, как он покинул Проксиму, он видел, чтобы существа разных рас собирались в одном месте. С тех пор, как закончилась война, все снова разделились по своим обособленным группам — с немногими исключениями, такими как дрази и бракири.

Толпа собралась вокруг небольшого храма. Дэвиду он показался знакомым, но в последний раз он был на Казоми—7 много лет назад. Ему вспомнилось, что Джон как—то говорил о храме, который просила построить Деленн. Мемориал погибшим при вторжении дракхов, или еще что—то подобное?

— Она здесь. — взволнованно проговорил какой—то бракири. — Я чувствую ее.

— Кто? — поинтересовался Дэвид. Бракири взглянул на него так, словно он сумасшедший, и начал пробираться в передние ряды.

— Деленн. — сказал голос человека. Дэвид повернулся, чтобы взглянуть на стоявшего рядом с ним мужчину. Тот был одет в потрепанные одежды, а глаза у него были завязаны обрывком ткани. Он выглядел, словно паломник. Все, что ему было нужно для полноты образа — это деревянный посох и длинная седая борода. Пожалуй, он сошел бы и за безумного пророка.

— Я слышал, что она умерла. — заметил Дэвид. Это ранило. Он слышал от Сьюзен, что Деленн жива, но он не видел ее со времен Голгофы. Для него, запертого на Проксиме, все они были все равно что мертвыми, но вырваться оттуда и узнать правду — что она погибла в самом конце войны... Это было больно.

— Да. — проговорил человек. — Я убил ее. В первый раз. Иногда мне кажется, что все что случилось с тех пор — было просто сном.

— С вами... все в порядке? — недоуменно поинтересовался Дэвид.

— Если ты хочешь знать, не сумасшедший ли я, то ответ — нет. Больше нет. Я очень долго был безумен, но сейчас я в своем уме. И иногда я гадаю — благословение это или проклятие.

— Я знаю о чем ты говоришь.

Тот взглянул на него, и несмотря на слепоту этого человека, Дэвид почувствовал себя неловко, словно его пристально разглядывали. Затем тот кивнул.

— Да, как раз ты и можешь знать. Рад был тебя увидеть, извини уж за такую фигуру речи.

Слепец отвернулся.

— Ненормальный. — прокомментировал Зак.

— Хм. Вообще—то лично я заинтригован. Судя по всему, Деленн стала почти что святой.

— О, это началось давным—давно. На Проксиме была ее часовня, помнишь?

— Да, верно. Пошли, время двигаться дальше.

— Вы босс.

Они шли, и еще одно здание появилось перед ними. Раньше оно было высоким, пока какой—то катаклизм не смахнул несколько верхних ярусов. Его так и не восстановили, ворлонцы оставили его так как есть, как напоминание о враге, которому они противостояли.

На страже у дверей стояли двое дрази. Оба они выглядели сурово, и даже для дрази они выглядели суровей обычного. У одного на лице была густая паутина шрамов. У другого была лишь одна рука. Ветераны войны, вероятно — сражавшиеся при Забаре. Дэвид слышал много историй о том, что там было. И большинству из них ему не хотелось верить.

— Входа нет. — сказал тот что со шрамами.

— Я ищу генерала Куломани. Или.. генерала Вижака.

— Лорд—Торговец Куломани занят. — заявил однорукий стражник, подчеркивая новый титул Куломани.

— Как и губернатор Вижак.

— Значит они здесь. Хорошо... Я слышал. Вы можете передать им сообщение?

— Какое слово в "они заняты" тебе непонятно, человек?

— Скажите им, что здесь кое—кто, кто был на Голгофе.

— Слушай, ты... — процедил однорукий дрази, двинувшись вперед. Дрази со шрамами удержал его.

— Мы передадим сообщение.

— Ладно. Но если это шутка, человек, я из твоей головы сделаю сувенир.

— Совершенно не шутка. — заверил его Дэвид.

Прошли долгие пять минут. Зак выглядел гораздо беспокойнее чем Дэвид.

— Что, если они не вспомнят эту твою Голгофу?

— Они вспомнят. — хмыкнул Дэвид. — Никто, побывавший там, не забудет ее. Они могут не вспомнить мое имя, но это они будут помнить.

— И, я так полагаю, эта жизненно важная встреча — вторая причина, по которой мы сюда явились?

— Я слышал что они здесь, пытаются договариваться насчет гиперпространственных торговых маршрутов. Казоми Семь лежит на перепутьи нескольких из них. Я не был уверен, но я хотел увидеть эту планету, и... Я должен поговорить с ними.

— Что—то мне это не нравится...

— Ты не обязан тут оставаться.

— А на Проксиму мне возвращаться незачем.

— А что насчет Джулии?

— Это... ммм... она немного... хм... вообще, это не твое дело.

Ответ на просьбу Дэвида избавил Зака от дальнейших объяснений. Вполне ожидаемо, их обоих приказали пропустить без проволочек.

* * *

Пурпурный Трон не становился для нее ничуть удобней от проведенного на нем времени. Она и не воображала что он станет удобней. Если честно — она бы испугалась, если бы оказалось так. Трону не положено быть удобным креслом. Это место для вершения правосудия, оглашения законов и внушения страха врагам. Ничто из этого не бывает удобным и спокойным делом.

И все же, ерзая на неудобном сиденьи, Тимов, Леди—Консорт Императора Моллари Второго, думала, что пара подушек не помешала бы.

Дурла Антигнано был тем, для кого трон был бы идеально удобным. Сияние амбиций горело в его глазах. Она видела это, и старалась не выдавать своего понимания.

Это были не личные амбиции. Она легко могла это понять. Такие встречаются часто. Они хотят власти, и они уничтожат или втопчут в грязь любого, кто встанет на их пути. Проблема в том, что им не бывает достаточно власти. И, по большей части, они больные, жалкие существа, шарахающиеся от теней и видящие измену везде, куда бы они ни смотрели. Таким был Рифа, и бесчисленное множество других в истории Центавра.

Нет, Дурла хотел власти для его народа. Он хотел, чтобы Центавриане вновь стали великими. Он хотел чтобы они вновь были строителями империй, воителями и вождями. Он бы, не задумываясь, вырезал и разрушал целые планеты во имя своих амбиций.

Подобные, к счастью, встречаются гораздо реже. Но когда они появляются — они оказываются гораздо опасней.

Сейчас он докладывался ей. Последствия окончания войны. Еды, разумеется, не хватало. Их флот был не в состоянии патрулировать границы Центавра. Защитные системы родного мира лежали в руинах. Правительство рухнуло. Возле Иммолана были встречены пираты и рейдеры. Не было никого достойного заменить Джораха на посту Лорда—Генерала. Некоторые из удаленных провинций полностью вышли из—под контроля.

Хорошего было мало.

— Ваши рекомендации Дурла? — спросила она. Он простил бы ее фамильярность. Он был, несмотря на все его ошибки, истинным патриотом. Он, также, был единственным ее союзником в течении очень долгого времени. Чтобы скрыть их союз, она пустила слух что они любовники. Это давало неплохую маскировку и она была весьма удивлена тем, насколько шокирован был этим Дурла.

Он был очень привлекателен, пробивающаяся в его волосах седина лишь придавала изысканности его облику. Она представила его облаченным в белое и внутренне содрогнулась.

— Нам придется пойти на жертвы, леди. — сказал он. — Всем нам, от Императора до крестьянина. Он тоже пойдет на жертвы. Он был аскетичен и умерен. Ни жены, ни семьи, никакой показной пышности. Он был мужчиной старых времен и старых порядков, и он хотел вернуть те времена.

— На данный момент, родной мир не может быть защищен или даже сколько—то укреплен. Правительство должно сменить свое расположение. Два самых подходящих мира для новой базы — это Иммолан или Гораш. Я предпочел бы Гораш. Иммолан чересчур изолирован, Гораш же производит большую часть наших продуктов.

— Покинуть родной мир? — поинтересовалась она. Это был не первый и, должно быть, не последний случай, когда она слышала такую идею.

— После войны, восстаний, Плакальщиков Теней, чужой твари, порезвившейся над столицей, Инквизиции и самых недавних событий... что ж, леди. С родным миром покончено. Пусть остаются те, кто захочет остаться, Двор же должен переехать.

Должно быть, она выглядела не впечатленной, потому что он продолжил:

— Мы едва ли будем первой расой, которая ищет новый дом. Люди, разумеется. Минбарцы временно эвакуировали Минбар. Нарны... Буду откровенен. Этот мир — дыра для наших ресурсов, и мы не сможем накормить себя, а тем более — защитить себя, если будем цепляться за него. Это моя рекомендация и на это будут направлены мои действия, леди. Я информирую вас в порядке вежливости.

— Я благодарна за это, Дурла. — прохладно ответила она. — Сожалею, что мне приходится известить вас, что мой супруг все еще слишком тяжело болен, чтобы вернуться к своим обязанностям.

— Желаю ему долгого здравия.

И он действительно желал этого, это и было самым скверным.

Давным—давно, они вдвоем заключили сделку. Как только их мир будет свободен, Дурла стал бы Императором, а она и Лондо ушли бы в отставку. Но как—то, одному Великому Создателю известно как, Лондо удалось дожить до нынешних времен. Законы, касающиеся власти Императора, были совершенно четкими. Император может уйти в отставку, назвав своего наследника, но в этом вопросе он должен обратиться к Центауруму лично. Если он не может — то Центаурум волен назначить любого по своему выбору.

И это означало еще одну войну.

Лондо был все еще слишком слаб, чтобы уверенно стоять на ногах, не то, чтобы выступать с речью перед Центаурумом. Дурла не мог официально стать Императором, пока Лондо не выступит.

Он мог подождать. Он подождет, она это знала.

— Мы все желаем ему здравия. — ответила Тимов и холодок пробежал по ее телу. Она помнила Картажью и то, что Лондо сказал о его последнем пророчестве.

— Мы все желаем ему здравия.

* * *

Слепец спокойно брел по улицам, не думая о том куда он направлялся. Он ни с чем не сталкивался, не спотыкался и не натыкался на препятствия. Он был слеп — как всякий, кто вырвал бы свои глаза не в силах видеть то, что было перед ним, но он двигался уверенно.

Сейчас Казоми—7 была не той, что раньше; но с другой стороны — никто не остался прежним. Великие прошлого теперь умерли. И даже великие настоящего были прахом и пеплом. Он вспомнил Голгофу, — тот величественный, мертвый зал — и историю о резне, которая наполняла его.

Казоми—7, Центаври Прайм, Нарн, Забар, Бракир. Миры поглощенные огнем и кровопролитием чтобы напитать амбиции и надменность других. Какие—то из них выжили, но они уже не были прежними.

Не осталось ничего от того, что было до войны.

Когда—то он не знал сомнений и был уверен в себе. Он был красив и амбициозен. Его даже как—то выбрали седьмым самым сексуальным мужчиной среди живущих. Он поймал себя на том, что гадает — что же случилось с остальными шестью.

Он был безумен, очень, очень долгое время. Теперь же Декстер Смит был в здравом уме. И иногда ему хотелось снова стать сумасшедшим.

Возможно, на Казоми—7 было кое—что, стоящее внимания, но что бы это ни было, он этого не нашел. Храм Деленн, был всего лишь один из многих. Там ничего не было. Только множество паломников, таких же растерянных и потерявших надежду, как и он сам.

Порыв прохладного воздуха обдал его, и он понял что вышел на открытое пространство. Здесь пахло вскопанной землей и затхлостью неподвижного воздуха. Он замер на секунду, а затем понял — где он оказался.

Очень многие погибли на Казоми—7. Из—за дракхов, из—за ворлонцев, из—за войны. Многих из них не знали даже по имени, не говоря уже про их семьи и дома. На окраине был отведен участок земли и вырыта могила. В теории, мертвые были увековечены в храме, построенном Деленн; храме, который теперь был посвящен более ей, нежели тем, кому предназначала его она.

Мертвые же покоились здесь. Освященная земля, место покоя, место мира. Место...

Воспоминаний.

Он вспомнил сны которые он видел о том страшном городе — город, нет, целый мир, полный одними лишь мертвыми. Здесь же было то место, которому извращенно подражал тот город. Место, где мертвые могли пребывать в покое. Не в заточении.

Он пошел вперед, наслаждаясь холодным, освежающим воздухом. Здесь не было никаких оград, но ему не раз приходилось бродить, полагаясь на подсказки самого разного рода. Тут и там пахло едой, выпивкой, цветами. Оставлено здесь, без сомнения, безутешными родственниками, друзьями или теми, кто просто надеялся, что их мертвые были здесь, хотя бы именно на этом кладбище.

Он помедлил секунду, почувствовав что впереди кто—то есть, но затем продолжил свой путь. Он мало боялся того, что было из плоти и смертно. Все, чего он боялся было за целую вселенную отсюда, а кроме того, судя по тому, что он слышал — он было мертво.

— Кто здесь? — раздался голос. На английском. Человек. Мужчина. Примерно сорока с половиной лет.

— Просто странник. — ответил Декстер. — Когда—то у меня было имя, но, боюсь, теперь оно мало что значит. — Он приветственно протянул руку в направлении голоса.

— Ха. — сказал собеседник. — У меня имя все еще есть, и оно значит чересчур много. Он принял руку Декстера. Он был теплым. — Я хотел однажды сходить в храм, но там было чересчур много народа. Я не смог и близко подойти.

— Знаю. Я сам там был. Деленн бы это не понравилось.

— Вы знали ее? — голос звучал удивленно.

— Давным—давно. А вы?

— Какое—то время. И снова... потом. Было время, в начале и в конце, но между этим всё... Я любил ее.

— Думаю, ее любил всякий, кто когда—либо с ней встречался. — согласился Декстер. — Я — точно.

— В самом деле? — голос прозвучал ревниво. — Когда...? Нет, не говори мне. Я не хочу знать. Пусть у мертвых останутся их секреты, ладно?

— Какие уж теперь секреты... Пожалуй, я вернусь туда вечером. Может быть, тогда там будет поменьше народа.

— Я не пойду. Это не для меня. Это... место не для меня. Если честно, я не знаю — зачем пришел. Меня могут узнать слишком многие. Я просто хотел побывать там, где она... Это всегда было ее место, не мое. Я всегда был занят. — голос пробрел горькие нотки. — Слишком, будь оно проклято, занят.

И мы всё видим лишь тогда, когда становится слишком поздно.

Ты веришь в бога?

Декстер вздрогнул. Он моргнул бы, если бы ему было чем моргнуть.

— Я встречал нескольких. — ответил он. — Но вы, похоже, не про них, верно?

— Я никогда не был слишком религиозен. Я никогда особо не верил в Рай или Ад, но... Я видел Ад, и мест, где я его видел, было слишком много.

— "Ад — это другие люди." — процитировал Декстер.

— Но большинство из тех Адов мы создали сами. Мы, или нам подобные. Даже ворлонцы, Тени... когда—то они были такими, как мы. Юными и беспомощными, честолюбивыми, мечтающими о великом, а потом мечты стали ничем, и все что осталось — это мощь... Но я думал вот о чем — если мы можем создать Ад, то разве не можем мы создать также и Рай? Если достаточно сильно пожелаем этого.

— Да. — просто ответил Декстер.

— Ты говоришь так уверенно.

— Взгляни на Альянс. Он не продержался долго, согласен, но он был. Надежда, рожденная из отчаяния. И если он и потерпел неудачу — то в этом была вина не мечтателей. И не вина мечты, если уж на то пошло. Я сам был лидером какое—то время. Это продлилось недолго, но мы попытались. Лучше пытаться и потерпеть неудачу... ну... Ты понимаешь, о чем я.

— Но это не сработало. Ничего не вышло.

— Значит ли это, что нам не следовало пытаться?

— А ты как думаешь?

— Я думаю... — он помедлил. — Думаю, мы можем создать Рай. Может, и не навсегда — но ничто не длится вечно. В мире есть достойные люди, и если достаточное их число будет работать вместе... кто знает? И тут остались достойные. Я слышал, как пара таких говорила у храма. Говорила о создании чего—то нового. Что до остальных... Ну, Г'Кар все еще жив, насколько мне довелось слышать, также как и та его ученица. Забавно, когда я впервые ее увидел, она была просто маленькой девочкой. И даже тогда у нее было мудрости больше чем у нас остальных, вместе взятых, и готов поспорить, она многому научилась с тех пор. Император Моллари все еще жив. Куломани и Вижак выжили. Как и Дэвид Корвин, насколько я знаю.

— Точно? Это... это хорошая новость. Столько погибло... Я почти забыл о тех, кто выжил.

— Хе. Это несложно. Я даже слышал слухи, что генерал Шеридан все еще жив, что он все—таки не погиб, или что его вернули назад... и прочее в том же роде.

— Ты им веришь? — спросил мужчина со странным оттенком в голосе.

— Это было бы здорово. Но порой слухи — это всего лишь слухи, а прошлому лучше оставаться мертвым. Скоро появится новая Деленн и новый Джон Шеридан. И все это начнется снова, и, надеюсь, в следующий раз у них все получится куда лучше..

— Значит, ты в этом участвовать не собираешься?

— Я? Нет. Я больше не лидер, и я сделал слишком много ошибок. Я приехал сюда, чтобы кое—что сделать... но пока еще не знаю что.

— Что ж, удачи тебе.

— И тебе. Надеюсь ты найдешь то что ищешь.

— О, — задумчиво и чуть отстраненно ответил человек. — Думаю, я уже нашел.

Декстер улыбнулся, и повернувшись неторопливо двинулся в ином направлении. Запах кладбища вился вокруг него, и он был не так уж неприятен. Было что—то в этом человеке... что—то знакомое в его голосе. Что ж, он знал многих, и забыл большинство из них. Те долгие годы безумия сильно отразились на его памяти.

Затем его обдал запах, знакомый, притягательный аромат, и он вскинул голову, в первый раз со времени того вещего сна о конце войны, отчаянно желая видеть своими глазами.

Он двинулся быстрее, порываясь бежать, но он знал что это было бы глупо. Он легко мог бы споткнуться и упасть. Он не мог видеть — куда направляется, и даже пользуясь всеми остальными чувствами — случиться могло все, что угодно. Прямо перед ним могла быть яма, стена, или...

Он побежал.

Запах становился сильней и настойчивей. Он видит сон. Должно быть он видит сон. Это же не...

— Декстер. — произнес знакомый голос. Женский. Слегка хриплый, слегка чувственный, властный и прекрасный и... У него теперь был миллион слов для этого голоса, теперь, когда он узнал чувства отличные от простого зрения.

И у него также было имя для этого голоса.

— Талия. — выдохнул он.

Его кожу овеяло теплом а потом он коснулся ее, ощутил ее нежную кожу и ее длинные волосы, жар и влагу ее прикосновений, и он потерялся, вновь потерялся в безумии, но это было блаженное, волнующее безумие, от которого он не стал бы бежать.

Она поцеловала его, и он знал что видит сон, и он был не против — лишь бы только не просыпаться.

* * *

— Корвин, да? — сказал бракири. Он не стал вставать. — Прошу прощения, но я давно вас не видел.

— Со времен Голгофы. — ответил Корвин, подходя ближе. Он не слишком отчетливо помнил Куломани. Они сражались бок о бок как капитаны во флоте "Темных Звезд", и Куломани был Коммандером Вавилона—5 некоторое время, но кроме этого...

Он помнил, каким видел бракири на Голгофе. Хромавший, изуродованный, его лицо было маской боли. Он пережил резню, но та изувечила его тело. Даже сейчас, спустя столько лет, он выглядел страдальчески, и так и не оправился от ран.

— Зачем ты здесь? — спросил без обиняков Вижак. Дрази мало изменился. Дрази вообще редко меняются. Дэвид слышал истории о боях у Забара. То, что там творилось...

— Я хотел говорить с вами обоими. — сказал он. Он сделал еще шаг вперед и уселся на стул. Зак нерешительно мялся у дверей. Дэвида это устраивало. Его бы здесь не приняли за своего. — Если быть более точным, я хотел бы узнать ваши планы на будущее.

— Будущее? — поинтересовался Вижак.

— Извините, что перебиваю, — вежливо заметил Куломани. — Боюсь, я не очень хорошо вас помню, а разговор лучше вести при полном взаимопонимании. Мы полагаем — вы говорите от имени своего народа, в каком—либо официальной должности?

— Официальной? Не совсем. Проксима тяжело пострадала, и у нас не было времени на выборы и прочее подобное. Выжившие разбросаны по всему миру. Нет никого, кто был бы у руля.

— Тогда от чьего имени вы говорите?

Он пожал плечами.

— За себя, пожалуй. На Проксиме наверняка найдутся люди, которые ко мне прислушаются, но по большей части — только за себя.

— Чушь. — фыркнул Вижак.

— В самом деле? — спросил Дэвид. — А разве большинство событий не начиналось с немногих личностей? Сколько вас было на Казоми—7, когда был основан Альянс? Горстка.

— Говори. — кивнул Куломани. — Я слушаю.

— Вообще—то я хотел бы услышать вас. Что вы намерены делать теперь? Вы вели армии своих народов. Дрази и Бракири были союзниками. Итак — что теперь?

— Военные тайны? — поинтересовался бракири. — Это ты хочешь от нас узнать? Мы союзники, верно, но оба наших народа ослаблены, оба наших правительства... мягко говоря, не в лучшем состоянии. И Бракир и Забар опустошены войной. Выборов у дрази, несмотря на их быстротечность, не было с самого начала войны. Лорды—Торговцы погибли почти полностью, а меньшие Дома ищут славы и власти. Бракир стоял на торговле, а ее теперь почти что не стало.

— Но разве так должно быть? — спросил Дэвид, подаваясь вперед на сиденьи. — Мы все становимся настолько разобщены. Война закончилась, и армии, которые собирались, чтобы на ней воевать просто... рассыпаются, возвращаясь туда, откуда пришли. Но разве теперь нам уже не надо работать вместе?

Разве нам не нужно оставаться союзниками?

— В последний раз это плохо кончилось. — заметил Вижак. — И развалится снова.

— Вы так уверены? В самом деле?

— Альянс развалился, и даже более того. — подхватил Куломани. — И я знаю, что вы скажете. Вы обвините ворлонцев и инквизицию, нарнов за союз с Тенями, и дрази за попытку сбежать, Синовала — за то что он был, и центавриан — за их игры. Все эти вещи правда, но Альянс рухнул потому что недостаточно много людей желало, чтобы он существовал. Быть может, дело в том, что слишком много той прискорбной штуки... как там ее зовут люди? Ксенофобия? Но такова жизнь. Даже мы бракири, коммерсанты, торговцы и дипломаты... даже мы не потерпим, чтобы нами правил кто—то другой.

— Да. — проговорил Дэвид. — Итак, была ли порочна сама идея Альянса, или те, кто правил им? Разве это не могло быть сделано лучше?

— Это предмет для долгой дискуссии, и я сомневаюсь, что вы получите тот ответ, который ищете. Пожалуй, мне стоит задать вам вопрос, Корвин. Вы спрашиваете — не думаем ли мы о создании нового Альянса? Мы же спросим вас...

А почему мы должны об этом думать?

Корвин медленно выдохнул.

— В начале всего мы собрались вместе из простых надобностей. Ради банальных и скорых целей. Альянс изначально создавался ради того, чтобы пережить вторжение дракхов. Но у него появились более высокие и глобальные цели. Альянс был создан ради мира. И все расы работали воедино.

— Но расы не едины. Бракири не дрази. Минбарцы не люди.

— Так что — нам следует не дергаться и идти порознь? Мы проиграли бы войну, если бы мы поступили так. Мы проиграли бы даже одним Теням.

— Война закончена.

— Эта закончена. А что насчет следующей? И той, что будет после нее? — Дэвид помедлил, лихорадочно раздумывая. — Я же не говорю, что мы должны все делать именно так, как было в прошлый раз. В прошлый раз это потерпело неудачу, по многим различным причинам, но что, если...

— Что если мы попробуем снова, но лучше? Нам нужно торговать. Нам нужно помогать друг другу. Нам нужно знать о проблемах друг друга, и победах каждого из нас. Пограничные споры, и права на территории. Сколько рас сейчас осталось бездомными? Беженцы, бандиты, мертвые миры. Риск того, что где—то все еще остались ворлонцы, или того, что вернутся Чужаки.

Тут масса проблем с которыми надо разбираться. В наших руках осталась целая галактика, и на этот раз мы должны все сделать правильно. Может быть не такой Альянс, каким он был. Может быть, не единая армия, единое правительство и один лидер, но должно быть что—то...

Его глаза вспыхнули.

— Сообщество. — проговорил он.

— Мы должны построить сообщество.

Куломани откинулся в кресле. Он напряженно раздумывал. Дэвид мог это заметить.

— И с чего мы могли бы начать? — поинтересовался бракири.

— После этого я планировал отправиться на Центаври Прайм. Я слышал, что там находятся и Г'Кар и Император Моллари, что они больны, но выздоравливают. Я собирался говорить с ними.

— Глупо. — хмыкнул Вижак. Дэвид вздрогнул и взглянул на него. Тот чересчур долго молчал. — Путешествия опасны.

— И что теперь — мне надо махнуть на все рукой?

— Нет. — решительно ответил дрази. — Мы пригласим их сюда.

* * *

Она была сиянием, огнем, красотой, чудом и миллионом прочих вещей, для которых у него не было слов. Его кожу покалывало, когда он касался ее, и когда они целовались в его разуме вспыхивали странные картины.

Она пыталась объяснить ему когда—то, давным давно, на что это похоже — когда два телепата занимаются любовью, но он никогда не был особо одарен, как телепат и никогда не достигал того мгновения совершенного блаженства и близости, которое она описывала.

Теперь он познал этот миг.

Потом он плакал. Потом они разговаривали. Он не мог вспомнить большую часть разговора, но что—то из ее слов потом всплывало в его памяти. Во снах он вспоминал все в мельчайших деталях, но просыпаясь всегда забывал все вновь.

— Я думал ты умерла.

— Не умерла, просто изменилась. Мы сделали это.

— Сделали что?

— Все это. Мы уничтожили Сеть, освободили рабов. У нас есть свой собственный дом. Место для телепатов, телепатов всех рас.

И...

— Я так люблю тебя. Я видел сны об этом, год за годом, ту тварь которая вышла из портала, который мы создали, Абби кричащую тебе, и...

— Тебе это больше никогда не приснится.

— Я знаю... Знаю.

И...

— Они тоже ушли. Все они. И они тоже не вернутся назад. Мы... мы думаем, что все они погибли. Мы пытались использовать несколько врат из тех, что остались после ворлонцев, чтобы заглянуть в их вселенную, и... они работают не очень, но то, что мы увидели... Это прекрасно. Там все живое, только что рожденное, словно в Эдеме. Надеюсь что мы сможем однажды восстановить какие—нибудь из врат и пройти туда, чтобы увидеть все воочию.

— Надеюсь, вы этого не сделаете.

— Почему?

— Некоторые мечты должны остаться мечтами.

И...

— Для меня нет там места, верно? В этом вашем новом мире. Я недостаточно подобен вам.

— Нет. Прости...

— Нет, я понимаю. Я всегда это понимал. У тебя есть твой собственный новый мир, и... у тебя есть он. Вы... вы... вместе... снова?

— Да. Он принял то, что случилось с Абби. Он сказал, что он бы сделал то же самое. Я не знаю — легче от этого или нет.

— Ты заслужила счастье.

— Я счастлива. Ты помнишь кое—что, о чем мы когда—то спрашивали друг друга. Не помню, кто задал вопрос первым, но...

"Возможно ли чтобы мужчина одинаково любил двух женщин?"

"Если возможно то, что женщина одинаково любит двух мужчин."

И может ли быть это вообще.

И...

— Мне пора.

— Знаю.

— Ты больше не увидишь меня.

— О, я думаю что увижу.

— Как?

— Во снах.

И...

Конечно она ушла, как и сказала. Он не мог плакать, и он не мог увидеть ее, но все равно он отвел взгляд, и не заметил, как она, исчезая, осторожно проводит ладонью по животу, а по ее светящемуся лицу скользит легкая улыбка.

* * *

Его руки тряслись и он одевался медленно. Потребовалась вечность, чтобы застегнуть пуговицы на его мундире. Ему часто приходилось останавливаться и отдыхать, его дыхание сбивалось на хриплые одышливые всхлипы. Когда он закончил — он помедлил, глядя в зеркало и ужаснулся тому лицу, которое смотрело на него.

Лондо Моллари был стар. Нет, хуже того. Он был мертв. Он должен был быть мертв. Его смертная греза наступила и прошла, а он все еще был жив, пережив руки Г'Кара по какой—то случайности или насмешке судьбы, он должен был умереть. Они оба должны были умереть. Так ему грезилось.

Он понимал, что это должно было быть освобождением — знать, что он пережил то, что должно было стать его смертью, но он не чувствовал себя свободным. Пожалуй, это даже пугало. Когда он знал обстоятельства его смерти — он чувствовал себя почти бессмертным. Теперь же... теперь он болезненно осознал, насколько он был смертен.

Он мог бы стать последним. Это было даром его народа, грезы приносящие видения о том, когда они умрут, но этот дар уходил. Пророчиц сейчас совсем уже не стало. Телепатов было немного, и становилось все меньше. Кто—то, как его племянник Карн, Вир и прочие, никогда не видел смертной грезы. Как и Джорах, если уж на то пошло.

Он получил сообщение о смерти Карна в бою, и об отставке Джораха. Он не мог его винить и он его понимал. Казалось что все молодые умерли, и остались лишь старики, что озирались по сторонам погасшими глазами и спрашивали — куда же все ушли. Карн и приемыш Джораха, Линдисти... брак между ними, который когда—то обговорили они с Джорахом, много лет назад.

Он, наконец, отвернулся от зеркала, и он знал что должен сделать. Он откладывал это так долго, как мог, но больше это ждать не могло. Он обязан был нанести один, последний визит — его другу. Наверное, последнему другу, который у него остался.

Он шел нетвердыми, дрожащими шажками по коридорам его дворца, каждый уголок и каждый камень здесь был полон воспоминаний. Место, где умер Малачи, где он сражался с Картажьей, коридор, по которому он бежал после смерти Рифы, окно, в которое он смотрел на Теней и ворлонцев, сражавшихся в небесах, место, куда он убегал, когда был маленьким мальчиком, комната, где он узнал свой первый поцелуй...

Столько всего, что можно вспомнить и столько всего, что он предпочел бы забыть. И это все, что приносит тебе старость? Воспоминания — и ничего больше? Холод, озноб и великое множество сожалений?

Малачи. Он дал ему обещание, когда тот умирал. То обещание, как и множество других, осталось неисполненным.

Он шел дальше, опустив голову, молчаливый и хмурый, пока не пришел в сад, где сидел Г'Кар.

Нарн оправлялся от их схватки куда быстрее него; по крайней мере — в том, что касалось телесного здоровья. Нарны, как правило, были сильнее и выносливей центавриан, и сам Г'Кар был куда сильней и выносливее Лондо.

Но душа его была затуманена. Г'Кар редко заговаривал с окружающими, и почти не ел. Он выглядел сломленным, его глаз безучастно смотрели в никуда. С ним была девушка — его ученица, приемная дочь, или кем там она ему приходилась. Она была изящной — для нарнки, босонога, одета в белую с серым рясу, и несла шрамы от ее ранений со странным чувством гордости.

Позади них стоял одноглазый нарн, телохранитель Г'Кара. Та'Лон и сам был ужасно изуродован шрамами, а некоторые из тех шрамов были очень свежими. Никто не говорил что сталось с ним, когда безумие поглотило этот мир, но Лондо слышал слухи — про груды тел, про улицы, залитые кровью, про руки Та'Лона скрючившися как когти и про его безумный хохот. Даже во дворце слуги и дети со страхом рассказывали про одноглазого гиганта—нарна.

Впрочем, и у самого Г'Кара тоже был только один глаз.

Девушка заметила его и коротко улыбнулась. От этого ее лицо на миг стало прекрасным и совершенно детским. Она поднялась с каменной скамьи и коснулась руки Та'Лона. Они ушли вместе и молча.

Лондо подошел к его другу, к одному из самых старых его друзей. Тишина была полной и подавляющей, но он и не думал о том чтобы заговорить и нарушить ее.

Наконец, он протянул руку. Г'Кар поднял взгляд, и Лондо увидел в его единственном глазу смесь из жалости к себе, отвращения и ненависти к самому себе, которые наполняли пророка.

В конце концов, Г'Кар подался вперед и принял руку Лондо.

Лондо опустился на скамью и они вместе наслаждались покоем и тишиной сада.

* * *

Все было холодным и серым. Словно он умер снова, и застрял в каком—то пустом промежутке между раем и адом.

Джон Шеридан огляделся вокруг. Но если он умер — то где же Деленн? Он не мог представить, чтобы любой из богов, милосердный он или нет, стал бы разлучать их после всего этого. После всего, что они вынесли и претерпели, могут ли они быть разлучены навечно?

Она верила в место где не падают тени. Он не очень много знал про религиозные верования минбарцев; а если он и знал раньше — он не мог вспомнить это сейчас, но ему эта идея нравилась. Проблема была лишь в том, что он не верил что такое место есть.

Некоторые хотели, чтобы он остался после битвы. Некоторые хотели даже, чтобы он руководил ими — в точности, как планировал Синовал. Но все же он ушел. С него было достаточно руководства, достаточно командования, достаточно войны. Если рядом с ним не было Деленн — какой во всем этом был толк?

Она всегда была сильней чем он. Она бы выдержала, если бы погиб он. Она бы сделала что—то стоящее. Она немного рассказала ему про госпиталь, который она основала. Эта тема явно была для нее болезненной, но все же — она что—то сделала.

А он не мог ничего, кроме как скитаться.

Неудивительно, что скитания привели его на Казоми—7, где началась большая часть всего этого. Тут был храм, посвященный Деленн, но тот вечно был забит народом, так что Шеридан направился дальше — так же, как и тот слепой, с которым он говорил примерно час назад. Здесь трудно было следить за ходом времени. Порой все проносилось перед ним, словно иллюзия. Порой все было совершенно ясным и резким.

Но тот последний миг он помнил. Он никогда не смог бы его забыть. Свет, жгучий слепящий и режущий, свет, который готов был разорвать его на части. Она, оттолкнувшая его прочь...

И затем — то, что было после. Он уходит, пренебрегая тем, что ворлонец может убить его. Желая, чтобы ворлонец убил его. Ворлонцы боготворят смерть — говорили ему. На какое—то время он был с ними согласен.

Вот только его смерть обошла. Он уже умирал прежде, был возвращен обратно, и теперь казалось так, словно ему придется жить вечно.

Он шел все дальше, а затем он остановился и огляделся по сторонам. У него было иррациональное ощущение, что кто—то следует за ним. Здесь никого и нигде не было видно, и он двинулся дальше. Он не знал куда направляется. Он хотел уйти подальше ото всех, а возле храма было столько народу, что он просто хотел быть... где—нибудь в другом месте.

С края кладбище казалось огромным, но на деле оно было просто размыто туманом, темными облаками. И запахом мертвых. Изнутри оно было небольшим, особенно если помнить о количестве тех, кто был погребен здесь.

И погребены тут были не только они, но и их мечты, их надежды и слезы их любимых. Как много вместилось в такое небольшое место.

Он вновь остановился. Он сейчас был почти на границе района, на самой окраине города. Перед ним не было почти ничего, кроме открытого пространства, дорог и...

И пустоты. На мили и мили окрест не было ничего. Он поднял голову и взглянул в пространство над ним. Там тоже не было ничего.

Он пошел вперед и понял, что пересек границу кладбища. Здесь не было ни знаков, ни оград, или чего—то подобного, но он знал это. У него было такое ощущение.

Он остановился, помедлил и посмотрел назад. Он сделал один шаг назад на кладбище, и вновь почувствовал как пересекает невидимую границу.

Он вздохнул.

— Я знаю, что ты здесь. Вылезай, хватит прятаться.

Замерцало сияние и появился он, облаченный в черное и серебряное, алое и золотое. Он был не более материален чем призрак, и также, как призрак, он был прозрачен, но все же, когда Джон смотрел на него — ему казалось что внутри него он видит что—то иное. Не холодную сырую землю и кладбищенский туман — очертания и аура целого нового мира полного жизни, замыслов и будущего.

Он так заворожен был этой картиной, что почти не заметил слов.

— Да, Шеридан. — сказал Синовал. — Ты всегда слишком хорошо меня знал.