1899

Монотонный голос нотариуса бубнил фразы, состоящие из сухих юридических терминов, что совершенно не вязалось с наэлектризованной атмосферой, которая царила в мрачной комнате. Слушатели застыли в немом, полном драматизма ожидании.

Был вечер. Все, кто имел хоть какое-то отношение к наследству, собрались в библиотеке на оглашение завещания умершего лорда Джонатана, главы клана и местного сквайра. Он прожил девяносто лет, последние из которых провел в своей комнате, тираня домочадцев. Ни у кого не было сомнений, что его племянник, Роджер Куртни, будучи ближайшим родственником, унаследует титул и владения. Роджер ждал этого момента терпеливо, за мизерную плату поддерживая земли и все хозяйство в относительном порядке. Вообще-то он служил стряпчим в компании в Пензансе.

И вот, наконец, свершилось: в возрасте тридцати восьми лет Роджер вступал в права наследования. Сохраняя невозмутимый вид, он уже ликовал, предвкушая счастливое будущее. Он слушал монотонный голос нотариуса, ни один мускул не дрогнул на его лице с резкими, четко вылепленными чертами. С ним вместе слушали все: его жена Кларисса, падчерица Арабелла и его собственные от Клариссы дети – близнецы, почти двумя годами младше Арабеллы, Ева и Руперт.

Присутствовали также Оливия – престарелая дальняя родственница; садовник, ворчливый старик с отвратительным характером, такой же коварный, каким был его хозяин в последние годы; экономка, проводившая больше времени в компании с бутылкой, нежели в хлопотах по хозяйству, но которую раньше, нельзя было выгнать, поскольку сэр Джонатан не разрешал. И, наконец, в дальнем углу, в тени, стояла высокая женщина. Иногда луч света, падавший из высокого окна, выхватывал прядь ее золотисто-рыжеватых волос и лицо с высокими скулами. Это была Леона Дарк, женщина, помогавшая по дому в течение последних нескольких лет, что-то вроде приходящей прислуги. Было видно, что она пришла сама по себе и сейчас стояла в стороне от остальных, одиноко, с гордо поднятой головой. Казалось, она вызывала у присутствующих негодование и напряжение, так как была здесь чужой. В конце концов, она всего лишь жена медника, Сарна Дарка – человека с дурной репутацией, который редко бывал в своей лачуге в Келин Вудс, затерянной в лесах, окаймляющих владения Куртни.

Роджеру никогда не нравилось ее пребывание в Фернгейте. Но Леона – одному Богу известно, где она откопала такое имя, – появлялась там, когда хотела. Очень похоже на нее, думал Роджер, злясь и не понимая, зачем этот высохший нотариус пригласил ее сюда.

Но ему предстояло это очень скоро узнать.

Огласив детально документ, включающий имена всех главных и второстепенных наследников, нотариус сделал короткую паузу, перед тем как прочитать дополнение к завещанию.

– «И Леоне Дарк из Келин Вудс я завещаю Оулесвик, со всем содержимым, землями, включая старый рудник «Веал Фэнси», который может быть восстановлен для добычи. Я делаю это в знак признательности и благодарности за ее заботу обо мне в последние годы моей болезни. Я не разрешаю оспаривать мое решение. Вышеуказанная земля принадлежала моей последней жене, Лидии, и никогда не была собственностью Куртни. Наконец на закате жизни я могу отдать долг, который давно собирался отдать. И желаю счастья Леоне и ее сыну Солу. Надеюсь, он оправдает мое доверие. Своей семье я не оставляю ничего, кроме того, что принадлежит ее членам по закону. Что они и заслужили своим отношением ко мне».

Вздох удивления слушателей нарушил тишину, пока нотариус переворачивал страницы. Потом, прочистив горло, нотариус сказал:

– Итак, леди и джентльмены, последний пункт заключает...

Его прервал возглас Роджера:

– Какая нелепость!

Он повернул голову и холодно взглянул на Леону, которая, не моргнув, встретила его взгляд. Какой-то момент казалось, что она осталась одна среди толпы наследников. Возмущение, ненависть – или нечто посильнее? – приковало их взгляды друг к другу, как будто их связывали невидимые прочные узы, которые невозможно разорвать.

Она двинулась к двери, опущенные веки не позволяли различить выражение ее глаз. Только фигура и походка выдавали презрение и злорадство Леоны.

Роджер успел только сказать:

– Я хочу повидаться с вами как можно быстрее. У меня есть предложение по поводу Оулесвика. – Его голос был спокоен и холоден, хотя в нем проскальзывала горечь разочарования.

– Правда? Извольте. Но я вам сразу говорю, что ни земли, ни рудника вам не видать.

И, подняв голову, кутая плечи в черную шаль, Леона Дарк направилась к выходу. Она была теперь довольно-таки грузной женщиной, но в ее походке все еще скользила вызывающая кошачья грация, которую Роджер помнил с тех пор, когда впервые встретил ее.

Гнев, переходящий в ненависть, кипел в нем, но все равно на миг воскресло былое желание. Однако Роджер быстро взял себя в руки, устыдившись мгновенной вспышки страсти. Она шлюха, не более того. Все знают. Но шлюху можно купить. И он сделает это. Надо сохранить Оулесвик и рудник, которые всегда были собственностью Куртни, что бы там ни болтал старый крючкотвор. В руднике «Веал Фэнси» оставалась медь. Там можно еще нажить целое состояние. Он консультировался с экспертами и знал это. И старик, очевидно, тоже знал, но был слишком скуп, чтобы вложить туда деньги и обновить оборудование.

Через полчаса все формальности были закончены.

Слуги разошлись, дети убежали, в комнате остались только Роджер, который мрачно взирал на лежавший перед ним на столе документ, и его жена, обидчиво заглядывающая через его плечо. Это была тонкая женщина с узким личиком, потерявшая всю былую привлекательность от бесконечного напряженного ожидания наследства старика и надежды на лучшую жизнь.

Роджер женился на Клариссе больше из романтического сочувствия, чем из желания, когда она осталась трогательной молодой вдовой с годовалой дочкой на руках. Она была из Лондона, ненавидела деревню, сельскую жизнь и мирилась с ними только по необходимости. К тому же она оказалась плохой хозяйкой, не умела вести дом. Лорд Джонатан никогда не любил Клариссу, да и слуги тоже. Когда родились близнецы, Роджер поначалу испытывал к ней благодарность за сына. К несчастью, мальчик пошел не в семью Куртни, был упрям, своеволен и капризен. Девочка, Ева, была чувствительной, застенчивой и некрасивой, только глаза были хороши, огромные, серые и блестящие, но их упорный взгляд, часто устремленный на отца, раздражал Роджера, вызывая ощущение неловкости. Ева прихрамывала, что придавало своеобразие ее походке.

Роджер никогда не понимал дочь и не пытался это сделать. Мать она также глубоко раздражала. Роджер про себя считал ее простушкой. Только Арабелла отвечала полностью его ожиданиям, но, по иронии судьбы, не была его родной дочерью. Поглядывая на нее иногда украдкой, он поражался, как Кларисса смогла произвести на свет такое удивительное существо. Если волосы жены, сейчас уже седеющие, были бесцветно-белокурыми, а кожа сухой, склонной к морщинам, то пышные локоны Арабеллы были цвета спелой пшеницы, глаза на свету сверкали нефритом, кожа была гладкой и чистой.

Молодость, разумеется, меланхолически напомнил себе Роджер. В возрасте Арабеллы и Кларисса, возможно... но нет! Даже в расцвете юности Кларисса и в подметки не годилась своей дочери. Наверное, ребенок унаследовал красоту отца. Тот был загадочной личностью, бросил свою молодую жену и, если ей верить, был убит в пьяной потасовке. Роджер никогда не вникал глубоко в прошлое Клариссы, так как, собираясь жениться во второй раз, все еще страдал от потери Анны, первой жены, которая умерла, родив мертвого ребенка. После стольких лет воспоминания и сейчас пробудили острую боль, хотя он пытался забыть прошлое.

Но это удавалось не всегда. Особенно вначале это было ужасно, действительно ужасно. В то время Роджер и встретил Леону. Произошло это в разгар лета, после полуночи, когда серебряный свет луны заливал землю. Не желая беспокоить домашних, Роджер отпустил кеб, не доезжая до дома, и, находясь под винными парами, пошел в неверном направлении. Вдруг он обнаружил, что находится в окрестностях Келин Вудс. Впереди, наполовину скрытая за деревьями, стояла хижина Дарка. С другой стороны блестела вода и над прудом склонилась женщина. В лунном свете была видна белеющая полуоткрытая грудь.

Это было укромное место, знакомое Роджеру с детства, когда он пробирался тихонько на заповедную территорию, чтобы ловить здесь рыбу. Но той ночью все казалось другим. Он стоял как завороженный, глядя на женщину из-за толстого ствола большого дуба. Она низко опустила голову и сильными руками в волшебном свете луны перекинула тяжелую массу блестящих золотистых волос через голову. Руки ритмично двигались в воде, блуза или шаль соскользнула на талию, обнажив бледные очертания фигуры экзотической нимфы. Роджер узнал Леону и вдруг под действием вина и колдовской ночи загорелся безрассудным непреодолимым желанием.

Он двинулся к ней. Леона подняла голову и несколько секунд смотрела на него в изумлении. Роджер видел резкие черты лица, высокие скулы и любопытный, ничуть не встревоженный взгляд. Потом она выпрямилась – юбка была высоко подоткнута на бедрах – и попыталась прикрыть грудь.

– Убирайся, – пробормотала она.

Но его руки уже были на ее теле и, сначала осторожно, предвкушая наслаждение, гладили шелковистую, атласную кожу. Влажный каскад волос, рассыпавшихся по спине и плечам Леоны, волшебство ночи и смутные тени усиливали желание Роджера. В бархатной темноте сверкали серебром листья и белела ее обнаженная фигура. Она не сопротивлялась, когда он овладел ею, а, когда все было кончено, стояла неподвижно и смотрела на Роджера с непроницаемым выражением на лице. Потом невозмутимо прикрылась шалью и пошла к своей хижине, пока он все еще возился со своей одеждой, пытаясь привести себя в порядок. Ему было стыдно и противно. Он трезвел, пробираясь по лесу.

– Шлюха, – бормотал он, зная, что это не так, но после взрыва страсти приходя в себя и понимая, что должен обезопасить свое будущее.

Леона была лишь отродье медника, не более того. А он – наследник Фернгейта.

На следующий день она явилась повидать его, но, к счастью, Роджер как раз в это время уезжал из поместья. Потом он удачно избегал ее несколько недель, а вскоре и вовсе женился вторым браком на Клариссе, и краем уха слышал сплетни, что Леона вышла замуж за Сарна Дарка.

На какой-то период она исчезла и не приходила помогать по хозяйству в Фернгейт. Кларисса незадолго до рождения близнецов рассказала мужу, что у этой «странной женщины» из Келин Вудс родился сын.

– Ужасно, – воскликнула она, всплеснув аристократическими ручками, – ужасно, что ребенок будет расти в таком окружении! Я слышала, этот кошмарный Сарн несколько раз попадался за кражу или за браконьерство. А его жену Леону нашли младенцем у двери лачуги, говорят, ее подбросила цыганка, и старая Сара подобрала – в надежде, что, когда девочка вырастет, будет ей помогать. Кухарка говорит, Леону хотели выдать за Дюка, старшего сына Сары, но он остался в Африке, когда началась война. Послушай, Роджер, мне кажется, нам надо быть разборчивее при найме прислуги. Мне бы не хотелось, чтобы наши дети соприкасались с людьми такого сорта. В будущем мы постараемся не брать приходящую прислугу, а обратимся в какое-нибудь респектабельное бюро по найму...

– Если у нас будут на это средства, – перебил ее Роджер. – Мне кажется, Кларисса, что пока мы можем прекрасно обойтись и без этого, а потом ты оправишься от родов и сможешь принимать больше участия в домашних делах. Ты знаешь старика, мы не должны его расстраивать, требуя то одно, то другое. Что касается Леоны – забудь о ней. Если понадобятся лишние руки на кухне, я уверен, миссис Пуллен все устроит.

Все было оставлено как есть. Леона появлялась в доме время от времени, но Роджер ни разу не встретился лицом к лицу с ее сыном Солом. Он избегал встреч с мальчиком, как будто боялся того, что мог увидеть. В тех редких случаях, когда он замечал Леону, которая шла в дом то с корзинкой яиц, то с выстиранным бельем на одной руке – за другую цеплялся ребенок, он осторожно скрывался в библиотеке или ускользал из дому. Ему было ужасно неприятно, что так все складывается. К тому же Роджер был совершенно уверен, что ребенок родился от этого негодяя Сарна, несмотря на длительные отлучки бродяги. Но иголочки страха и подозрения иногда покалывали, намекая, что может быть по-другому... Но, если даже эти подозрения справедливы, он, Роджер, не хочет об этом знать.

О Боже, только не это! – молился он.

Теперь, после подлого пункта в завещании старика, Леоне вполне может прийти в голову мысль таскать за собой мальчика через болото на ферму при любой возможности. Так и будет, если он, Роджер, допустит, чтобы этот абсурдный пункт завещания вступил в силу. Но он не позволит! Найдет способ и помимо суда. По закону Оулесвик принадлежит Леоне, но есть же обходные пути. Каждая женщина имеет свою цену – даже такая хитрая кошка, как Леона.

Роджер решил увидеться с ней как можно скорее.

Когда все успокоилось после отъезда нотариуса, Роджер решил прогуляться после обеда в Оулесвик. Ферма была заброшена еще шесть месяцев назад, когда ее арендатор умер, а его вдова уехала в Плимут. Тот человек был стар и не мог содержать ферму в порядке, но сложенный из камня дом, построенный у подножия холма, был хорош. Справа виднелись очертания заброшенного рудника, похожего на скелет.

Рудник сейчас мертв, но он оживит его. Ритмично постукивая, заработает насос, послышатся песни девушек, спешащих через болото на утреннюю смену. Оставшиеся без работы мужчины снова получат ее на руднике. Вырастут коттеджи для рабочих, где они будут жить в достойных условиях. Он будет хорошим хозяином и работодателем, экономным, когда это потребуется, но разумным и справедливым. Дети не будут работать под землей на «Веал Фэнси». Он заслужит добрую репутацию как владелец поместья и сквайр Трегвинина, а когда умрет, его сыну будет чем гордиться...

Его сын...

Горькое чувство разочарования возникло у Роджера при мысли о Руперте. Мальчишка только и делал, что разъезжал по окрестностям на своем пони Принце. Такое времяпрепровождение одобряла Кларисса. Надо с ней поговорить, она портит мальчика. Наследник Фернгейта должен узнать, что жизнь состоит не только из хороших манер и любезничания с девицами. Хорошая школа-пансион будет правильным шагом на пути к его образованию. Местный учитель не способен выявить способности ученика. Так же, как и Кларисса, мрачно решил Роджер.

Он постарался выбросить из головы неприятные мысли и через пять минут уже поднимался по тропинке через луг к ферме. Обернувшись, он окинул взглядом поместье Куртни. Быстро темнело. Башенки и каминные трубы создавали странное впечатление, будто дом находится прямо у моря, хотя неровный берег был в полумиле. За домом лежали леса, не видные отсюда, и овраг, криво прорезающий общественный выгон. Глупость какая – общественный выгон, подумал Роджер.

Резко повернувшись на каблуках, он продолжил путь. Случайный луч догорающего дня упал на крышу фермерского дома, и Роджер подумал, что, когда начнутся работы, здесь сможет жить управляющий.

Задумавшись о делах, он как-то совершенно забыл о Леоне и, сделав круг, вернулся домой. Однако она сама напомнила о себе. На следующий день, когда Роджер появился в своем офисе в Пензансе, она уже ждала его там.

– Вас ожидает леди, то есть какая-то женщина, – доложила секретарша, – миссис Дарк. Я проводила ее в заднюю комнату, мистер Роджер.

Она стояла у окна в темном платье, на плечи была накинута красная шаль, которая не могла спрятать стройные очертания статной фигуры. Голова не покрыта – ни шарфа, ни шляпы, рыжеватые волосы забраны вверх и перевязаны красной лентой.

Она медленно обернулась к открывающейся двери. Роджер постоял немного, глядя на нее, потом вошел и закрыл дверь.

– Почему вы здесь?

– Вы хотели меня видеть, – ответила она, – и я подумала, лучше сразу обо всем договориться, и поскорее. Я приехала верхом, на нашей Эбони. Но вы должны знать с самого начала, что я...

– Сядьте, – резко оборвал ее Роджер, потом смягчил тон, – лучше поговорить сидя. Это насчет завещания.

– Да, – ее тон тоже был резким, – но я предпочитаю говорить стоя.

Он пожал плечами.

– Как хотите. Так вот, по поводу Оулесвика...

– По этому поводу все было сказано вчера, в вашем прекрасном доме. Ясно, прямо и начистоту. Ферма моя, и я не отдам ее никому. Потом она перейдет к моему сыну, Солу. Я буду работать, а он, когда вырастет, продолжит мое дело.

С трудом сдерживая гнев, Роджер вздохнул и покачал головой.

– Послушайте, Леона...

– Миссис Дарк...

– Очень хорошо, раз уж вы гордитесь этим именем. Может, мне называть вас мадам? – Его губы искривила усмешка.

Она не обратила внимания на сарказм.

– Почему бы и нет, мистер Куртни?

– Владелица собственности, а?

– Вот именно.

Возникла пауза, Роджер с трудом оторвал взгляд от ее немигающего ответного взора, явно выражающего осуждение. Почему она никак не может забыть проклятое прошлое? Зачем будит память о том единственном, происшедшем много лет назад случае? А ведь будит, будит каждым изгибом своего тела, кошачьей грацией и вибрирующим хрипловатым голосом. Она ничего для него не значит и никогда не значила, за исключением внезапно возникшей потребности удовлетворить сексуальный голод. И в то же время одно ее присутствие каким-то неуловимым образом влияет на его мысли. Роджер почувствовал смятение, вспомнив мальчика, ее сына. Невозможно представить, что, поселившись на ферме, так близко от Фернгейта, они будут непрестанно попадаться ему на пути – в поле, на болоте или на тропе. Она не сможет нанести урон его репутации сквайра, но случайное слово – и начнутся сплетни. И потом, неужели рудник должен остаться в запустении из-за того, что такое упрямое создание без рода и племени, каким является Леона Дарк, хочет ему препятствовать?

Он попробовал смягчить тактику, предложив сделку, причем назвал сумму гораздо больше той, которую собирался предложить сначала. Леона слушала молча, пока он не произнес:

– Вы понимаете, что мое предложение более чем великодушно. Вы можете найти прекрасное применение этим деньгам – уехать куда-нибудь, приобрести коттедж и устроить своего... сына к кому-нибудь в ученики, например, в торговлю или в другое место. Подумайте, Леона, – имя вырвалось у него нечаянно, – будьте благоразумны. Лучше для нас обоих не встречаться.

И тут она рассмеялась.

– Конечно! Потому что мы не знаем наверняка, чьим сыном является Сол, верно?

Кровь отхлынула от лица Роджера.

– Возможно, вы и не знаете, но это ваше дело. Если вы думаете о его будущем, то примете мое предложение и уедете из этих мест.

– О нет! Я же сказала, что остаюсь. Скоро вернется из Африки Дюк – брат Сарна. Он хорошо разбирается в рудничном деле и, когда увидит «Веал Фэнси», думаю, возобновит там работу. Так что вы ничего не можете сделать. Ничего!

Роджер сделал шаг по направлению к ней, ненавидя ее в этот момент от всей души.

– Вы добивались этого! – взорвался он, забывая намерение оставаться спокойным. – Все эти дни, когда мой дядя болел, вы суетились вокруг, подлизывались к старику. Вы заставили его подписать этот пункт, но любой честный судья будет на моей стороне.

На губах Леоны мелькнула странная усмешка.

– Не думаю. Особенно если я расскажу всю правду. Я любила сэра Джонатана, бедного больного старика. И заботилась о нем.

– Не обманывайте себя. – Роджер выдавил презрительный смешок. – Советую вам хорошенько подумать.

Она не ответила, молча повернулась и направилась к двери. Потом бросила на прощание:

– Не провожайте. Я сама найду дорогу – во всем.

Он слышал, как за ней захлопнулась дверь, потом вторая, дальняя, и наконец шаги Леоны затихли на улице.

Роджер ослабил шейный платок, задыхаясь от возмущения и гнева. Будь она проклята и прокляты такие, как она! – думал он.

Хитрая шлюха! Но он все равно выиграет, употребив все свое влияние. Роджера охватило неприятное чувство, когда он услышал, что Дюк возвращается в Корнуолл. Он помнил, что мать Дюка собиралась женить его на Леоне много лет назад, но Дюк тогда уехал в Африку за золотом и не вернулся к назначенному сроку. Потом Леона забеременела и была выдана за Сарна или сама за него вышла после того, как он, Роджер Куртни, отрекся от нее. Теперь, когда начались волнения буров, Дюк решил, вероятно, что в Англии ему будет лучше. Может быть, он даже разбогател и теперь сможет начать новую, безбедную жизнь в своей стране. Беспокойные мысли охватили Роджера. Дюк всегда был нахальным, самонадеянным типом, и Роджеру не хотелось вступать с ним в борьбу, да и вообще иметь с ним дело. Знания в рудничном деле, которые Дюк приобрел за десять лет, проведенные в Африке, сделают его, однако, мощным союзником Леоны, если она вздумает проявить практический интерес к «Веал Фэнси». Но пока Дюк не приехал, есть надежда, что она передумает и примет предложение Роджера. Если нет...

Роджер стал думать о мерах, которые должен предпринять, чтобы одержать над ней верх.

Потом решительно отогнал мысли о ней и весь остаток дня занимался бумагами.

Кларисса в этот вечер была раздражена.

– Я ужасно устала вчера от этого нудного нотариуса. Нельзя допустить, чтобы эта ужасная женщина получила ферму, не правда ли? Ты же сам говорил, что рудник поможет нам стать богатыми, даже очень богатыми, а теперь твой дядюшка умер и оставил рудник ей. Это несправедливо.

– Конечно, но тебе не кажется, Кларисса, что в этом есть часть твоей вины?

– Моей?!

– Да. – Роджер рванул белый шейный платок. – Если бы ты больше времени уделяла хозяйству, приглядывала получше за кухней и за тем, что происходило наверху, дядя Джонатан не был бы предоставлен заботам Леоны. Ее не надо было пускать на порог, когда он стал болеть. А ты могла бы уделять ему больше внимания.

– Он никогда не любил меня, – сказала она угрюмо, – и ты знаешь это. Да я и пыталась вначале, но экономка не пускала меня дальше двери. Сама она тоже не много делала. И посмотри на нее – она теперь не лучше спившегося джином старика. Так что не надо меня обвинять, Роджер. Это нечестно.

Пожалуй, она права, неохотно подумал Роджер. Но домашние проблемы все равно требовали теперь внимания. Миссис Пуллен, получив причитающуюся долю наследства, теперь, очевидно, уедет к племяннице в Брайтон, так что придется нанять мальчика и горничную. Он надеялся, что Кларисса не заставит его разыскивать воспитанную прислугу, умеющую приседать и кланяться при первой возможности.

Он знал, что ему предстоит контролировать расходы жены. Она всегда была тщеславной женщиной, которую привлекали лишь безделушки и экстравагантные наряды, столь дорогие ее сердцу. В какой-то момент он смягчился и даже почувствовал к ней жалость. Она так много ждала в первые дни брака, и счастье придавало ей ту детскую непосредственность, которая восхищала его. Не ее вина, что его восхищение было мимолетным, так же как не ее вина, а его ошибка, что под хрупкой внешностью жены он не обнаружил глубины души.

Жизнь загадочна по природе, подумал Роджер. Иначе почему я, имея верную и почти идеальную жену, мать своих детей, все еще в мыслях ускользаю к другой женщине с кошачьими глазами, сверкающими как прозрачная вода, с голосом и волосами, наполненными летним золотом?

Спохватившись, он постарался настроиться на деловой лад. Он сделает все возможное, чтобы Леона не получила рудник.