Третья неделя учебы оказалась раз в десять спокойнее первых двух. Утром пятницы, когда я входила в двери школы, мне уже казалось, что жизнь наконец-то обрела черты нормальности. Что она становится такой же, как раньше, в предыдущей школе, в предыдущих классах, когда один, умноженное на один, равнялось одному, а слова «тайна» и «вопрос» не приходилось употреблять по десять раз на дню. Мама вновь волновалась о моих оценках, как раньше, и забывала, что вообще-то она сравнивает меня с братом, мои четверки и пятерки – с его пятерками с плюсом. Как будто мне и без того не хватало в жизни переживаний.

Я все-таки вступила в танцевальную команду, хотя Тейлор чуть из штанов не выпрыгивала, предупреждая меня, что тогда моя популярность рухнет сразу на пятьдесят процентов. И я присоединилась к школьному обществу защиты природы, что, по ее словам, отняло у меня оставшиеся пятьдесят процентов популярности.

Теперь у меня нулевая популярность. Что ж, вперед и с песней!

Новость о том, что я планирую возглавить большой торжественный концерт, который школа проводит каждую весну в пользу местной библиотеки, я решила пока попридержать. А то бы меня, пожалуй, с позором изгнали из-за столика в дальнем углу столовой.

И в довершение мне удалось воздвигнуть нечто вроде барьера вокруг себя, и, что интересно, эти границы практически не переступали, старались уважать. Наперекор здравому смыслу – впрочем, в последнее время это стало почти традицией, – Тейлор удалось завоевать мои симпатии. Серьезно, за маской показушницы скрывалась девушка гораздо более умная, чем она позволяла себе продемонстрировать, гораздо более чуткая, чем осмеливалась показать, и с кошмарным чувством юмора, без которого все было бы легче. Оказалось, что я с нетерпением жду наших ежедневных встреч в школе. Мне даже удалось затащить ее на заседание общества защиты природы – правда, пришлось сначала долго убеждать, что минус пятьдесят процентов популярности – это не ее случай.

Ну и бонусом у нас с мамой состоялось еще несколько в целом приятных, конструктивных разговоров. Единственное, что оставалось неизменным, – тренировки. Каждый день после уроков я мчалась в танцкласс и пропадала там до самого вечера.

Если посмотреть на последние несколько лет, сейчас я вела самую нормальную жизнь, но вместо того, чтобы упиваться этой нормальностью, я готова была над ней рыдать. Мне стоило бы, наверное, радоваться тому, что я до сих пор ничего не слышала кое о ком, кого должна была бы избегать до самой смерти, но, как я уже успела выучить – и наука эта далось нелегко, – сердцу не прикажешь. Мое сердце хотело Джуда.

Однако как мать не позволит ребенку съесть второй кусок торта, вкусного, но вредного, так и я не могла позволить своему сердцу вновь получить то, что оно хотело больше всего. Потому что знала: это разобьет его вдребезги.

– Доброе утро, красавица.

Я пихнула Сойера локтем в бок.

– Проваливай, чудовище, и не подходи ко мне, пока не придумаешь что-нибудь получше.

– Потерпи чуть-чуть. Я как раз над этим работаю и, думаю, в понедельник ты сильно впечатлишься, – отозвался он, протягивая стаканчик. Сойер уже несколько дней таскал мне по утрам кофе.

– Это вряд ли.

– Ты меня каждое утро чудовищем обзываешь. Тебе не жаль мое бедное нежное эго? От него бы уже одни клочки остались, если б я не знал, что ты меня просто дразнишь. – Мимо прошли парни из футбольной команды, и Сойер кивнул им, здороваясь.

– Или если б не был на пятьсот процентов уверен, что ты не чудовище.

Он игриво ухмыльнулся.

– Это ты прозрачно намекаешь, что я симпатичный?

– Если ты услышал именно это, то тебе нужен слуховой аппарат. – Я глотнула кофе. – Я всего лишь подтвердила, что ты не совсем чудовище.

– Кажется, это худший комплимент, который я слышал, – отозвался Сойер, обнимая меня одной рукой и притягивая ближе.

Я открыла было рот, чтобы заявить, что наши легкие и милые отношения объятий не предполагают.

– Как нога, Даймонд? – раздался голос за нашими спинами. Голос, от которого мои ноги примерзли к полу, зато все остальное тело немедленно растаяло.

Обойдя нас, Джуд скрестил руки на груди. Смерил взглядом руку Сойера, лежавшую на моей талии, повернулся ко мне. Я вдруг начала задыхаться, в груди заболело.

Дернув плечом, Сойер глянул на свою перебинтованную лодыжку:

– Да вроде заживает.

Джуд пристально смотрел мне в глаза.

– Я про другую ногу.

Сойер помолчал, явно застигнутый врасплох. Наконец ответил:

– С ней все в порядке.

– Хочешь, чтобы было и дальше? – Джуд сделал шаг вперед, по-прежнему не сводя с меня глаз. Если не считать синяка на скуле, он ничуть не изменился. Не знаю, чего я ожидала. Наверное, думала, что человек, только что выпущенный из тюрьмы после недели в камере, должен выглядеть иначе. Хотя, может, для того, кого арестовывали уже тринадцать раз, это все равно что неспешная прогулка в парке.

– Твоя рука лежит на том, что принадлежит мне. – Джуд сверкнул глазами.

– Твоя собственность поменяла владельца, когда ты оставил ее на тротуаре на произвол судьбы.

Сойер попытался подтянуть меня еще ближе, но я уже вышла из ступора и вывернулась. Смерила Даймонда яростным взглядом, потом, повернувшись, точно так же уставилась на Джуда. Я не для того надрывалась ради высоких оценок, не для того вкалывала летом официанткой, не для того старалась стать сильной и независимой, чтобы сейчас скатиться до уровня куска мяса, который не поделили два тупых ревнивых мужлана.

– Я не чья-то собственность. Не твоя, – я ткнула пальцем в грудь Сойера. Затем повернулась к Джуду: – И не твоя. – Финал фразы дался мне гораздо сложнее ее начала. – И вы оба сейчас оставите меня в покое.

Я пробралась мимо Сойера, сунула ему в руки стакан с недопитым кофе – ничего я от не хочу! – и бросилась по коридору, расталкивая встречных и пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Но впервые за неделю этому самому сердцу стало тепло.

Вот только отчего-то меня не радовало это тепло. Я чувствовала, что глаза Джуда следят за мной, и даже после того, как свернула за угол, мне все казалось, что пристальный взгляд сверлит спину между лопаток.

Меня подмывало прогулять первый урок, а то и пропустить весь день, но я не поддалась нездоровому порыву. Собралась с духом, мысленно напоминая себе, что не позволю двум парням, точнее, одному, заставить меня спустить собственную жизнь в унитаз. Я сильная, я знаю, как с этим бороться, да черт побери, я просто выше всего этого. И я собиралась до конца следовать политике «Притворяйся, пока сама не поверишь».

Сконцентрироваться не получалось. Все-таки надо было пропустить первый урок. Взвыла сирена звонка, а я ни строчки не законспектировала об «Оливере Твисте». Ой, ладно, два года назад я уже писала по нему эссе и получила пятерку.

Собирая книги в сумку, я заметила, что все как-то странно косятся на меня, прежде чем выйти из класса. Достаточно, чтобы я внутренне напряглась, готовясь к тому, что ждет меня за дверью.

Класс опустел – ушел даже мистер Питерс, – а я все никак не могла решиться выйти в коридор.

– Привет, Люс. – Джуд шагнул в класс, закрывая за собой дверь.

Больше всего в этот момент мне хотелось, чтобы Джуд подошел, обнял меня и сказал, что все будет хорошо, что вместе мы справимся, а то, что случилось в прошлые выходные, – просто ужасное недоразумение. Я ненавидела себя за эти мечты.

– Я с тобой не разговариваю, – прошипела я, пытаясь протиснуться к двери, но Джуд заслонил ее полностью.

– Почему?

Смерив его ледяным взглядом, я скрестила руки на груди.

– Не притворяйся, что ничего не случилось. Ты знаешь, почему я с тобой не разговариваю и не буду разговаривать больше никогда.

– Вообще-то, Люс, – он прислонился спиной к двери, – как раз сейчас ты вроде со мной разговариваешь.

Ох, не то у меня было настроение, чтобы выслушивать шуточки, даже от Джуда.

– Я не разговариваю. Я почти кричу. И буду кричать столько, сколько потребуется, чтобы ты осознал: я закончила нашу жалкую пародию на отношения. – Других слов, описывающих то, что было между нами, у меня не нашлось. – Я закончила.

Он помедлил, задумчиво изучая пол под ногами.

– Ты закончила?

– Ага. – Я изо всех сил делала вид, что мне плевать.

– А Даймонда это тоже касается? – Ярость бросилась ему в лицо. – Потому что он не тот, на кого тебе стоит тратить время.

– Нет. – Я попыталась отпихнуть Джуда от двери. – Это касается только тебя.

– Дай мне объяснить, – попросил он и взял меня за руки.

Я попятилась.

– Можешь объясняться до посинения. Ничего такого, что заставило бы меня передумать, я не услышу.

Мышцы у него на шее натянулись.

– То есть ты наконец-то решила последовать моему совету и держаться от меня подальше?

– Наконец-то, – с трудом выдавила я.

Джуд кивнул, натянул шапку на самые брови.

– Хорошо. Значит, все к лучшему.

А я только успела подумать, что сердце у меня больше не болит…

– Тогда, видимо, нам больше не о чем разговаривать. – Я дернула рукой, давая понять, что пора бы ему отойти от двери.

Джуд не двинулся.

– Нет. Есть о чем. – Взгляд у него стал стеклянным. – Я должен все тебе объяснить.

– Спасибо, конечно, но не стоит, – возразила я, снова порываясь выйти. – Я лучше пойду.

Джуд положил ладонь на ручку двери.

– Не раньше, чем я объясню, что произошло в субботу.

Я была близка к тому, чтобы сломаться. Сломаться и позволить ему вернуться. Не знаю, в чем была причина, – то ли в его потерянном взгляде, то ли в том, что я сама потерялась, но я знала: вернуться я ему не дам. Просто не могу этого допустить.

– Не нужны мне твои объяснения, Джуд! – рявкнула я. – Если ты забыл, так я лично там была. И видела все собственными глазами. Повторяю последний раз: наши отношения, какими бы они ни были, закончены. Так что побереги силы, потому что я свои на тебя тратить не собираюсь.

На этот раз, когда я попыталась пробиться к двери, он не стал мне мешать. Хотя часть меня по-прежнему хотела, чтобы он меня остановил.

Весь день Джуд ходил за мной по пятам, и конечно, все пялились на меня, как на циркового клоуна, и дружно избегали и меня, и моей девяностокилограммовой тени ростом 186 см. Он больше не сказал мне ни слова, хотя было ясно, что хотел, верил, ждал, что я сделаю первый шаг. Надеюсь, ему понравится ждать всю жизнь.

Я выскочила из класса за несколько минут до конца шестого урока и со всех ног бросилась к машине. Облегченно выдохнула, когда выехала с парковки, а мрачная фигура в зеркале заднего вида так и не появилась.

Очевидно, мне пора было перекраивать собственную жизнь. Пока что я могла только сбегать из нее, и помогало в этом единственное – танцы. Мне повезло: к тому моменту, как я приехала, танцкласс уже опустел. Я мысленно проследила свой путь, как из маленькой девочки в пышной юбочке превратилась в профессионального танцора, которого рады будут видеть у себя лучшие танцевальные школы страны. И все благодаря унаследованному от отца трудолюбию, грации, которую, как уверяла мама, я получила от нее, и ангельскому терпению мадам Фонтейн.

Она начинала тридцать лет назад, и за это время заброшенное здание в историческом центре города стало самой знаменитой в округе танцевальной студией. С виду в ней не было ничего особенного, но мадам Фонтейн совершенно справедливо все называли примадонной. В танцевальном мире она была легендой, говорили, что она из тех преподавателей, кто прожует тебя и выплюнет, но для меня она была святой. Она единственная, с кем я могла поговорить по душам, когда больше было не с кем. Пять лет назад, когда я всерьез собиралась бросить танцы, мадам Фонтейн закатила мне настоящий скандал, но при этом нашла столь правильные слова, что я справилась, переступила через боль и вскоре поняла, что танец способен не только маскировать страдания, но и исцелять их. Танец спас меня там, где не смогли спасти ни родители, ни врачи, ни даже я сама.

Кабинет директора тоже был пустым и темным. Заглянув внутрь, я разглядела на столе блюдо с сухофруктами, заботливо укрытое пленкой, а сверху – бледно-розовый клочок бумаги, на котором было одно-единственное слово: «Люси».

Вытащив из-под пленки курагу, я развернула записку.

Я знаю, что ты забыла поесть после школы, так что вот тебе немного вкусного. Не вздумай сказать кому-нибудь, что я размякла на старости лет. Работай усердно, а танцуй еще усерднее.

В этом была она вся – Матильда Фонтейн, легенда балета. Собственноручно высушенные фрукты, приправленные завуалированной угрозой – будь добра, впахивай до кровавых мозолей.

Впрочем, впахивать до кровавых мозолей на пальцах, на ступнях и в мыслях – именно это мне сейчас и требовалось. Я даже не стала переодеваться, так и осталась в легинсах и кашемировой тунике. Только стянула волосы в пучок, надела пуанты и быстренько сделала несколько упражнений на растяжку. Вставив в аудиосистему диск с Чайковским, я выкрутила звук до максимума и зависла в гранд-жете еще до того, как первые ноты заставили задрожать зеркальные стены класса.

Чтобы не повредить мышцы и связки, танцоры всегда разогреваются перед занятием, но мое сердце с девяти утра и так билось в два раза быстрее. Мне просто не нужно было никакого разогрева – я разогревала себя изнутри.

Я танцевала, пока не село солнце, а небо не почернело. Я танцевала, пока трижды не прозвучал весь диск. Я танцевала, пока не выдула два литра воды. Но какие бы тяжелые связки я ни выбирала, как бы ни сосредотачивалась на том, чтобы идеально исполнить каждое па, я не переставала думать о Джуде.

Финал «Лебединого озера» прозвучал в третий раз, и в зале стало тихо. Пот тек с меня ручьями, дыхание не восстанавливалось, и тело болело от шеи до кончиков пальцев на ногах. Отличное получилось занятие.

Я потянулась за очередной бутылкой воды, когда по залу разнесся тихий свист. Всего лишь свист, а я все равно узнала этот голос.

– Боже, ты прекрасна. Можно всю жизнь прожить, глядя, как ты танцуешь.

– А я-то думала, долго ли ты будешь меня искать, – сказала я, когда Джуд выступил из тени директорского кабинета. Казалось, за шесть часов, что мы не виделись, он стал старше лет на десять. Под глазами резко обозначились черные тени, на смуглой коже появился желтоватый оттенок, но больше всего постарели глаза.

– Примерно столько, сколько требуется, чтобы добраться сюда из школы, – ответил он, взявшись за косяк двери.

– Я в студии часов шесть уже торчу. – Сделав большой глоток воды, я позволила себе опуститься на пол и оперлась спиной о зеркало.

– Ну, и я почти столько же. Только не хотел мешать. Поэтому повел себя как добропорядочный вуайерист и смотрел на тебя через окно. – Он ухмыльнулся, пнув каблуком филенку двери. – А еще я чуть-чуть боялся, что ты сделаешь со мной что-нибудь ужасное, если я рискну тебя прервать.

– А-а… – Я легла животом на выпрямленные ноги, потянулась – от напряжения мышцы готовы были порваться. – Ну хоть правду сказал. Наконец-то, – пробормотала под нос, но достаточно громко, чтобы Джуд услышал.

– Я очень много правды должен тебе рассказать, Люс.

Таким потерянным я его никогда не видела. Его голос разбередил душу, и, прежде чем сама поняла, что делаю, я похлопала ладонью по полу рядом.

– Мне нужно потянуться, а тебе, кажется, нужно поговорить, – сказала я, заставляя себя тянуться на пределе возможного. – Совместим полезное с полезным.

Джуд пересек зал, подошел ко мне. Кажется, он все-таки расслабился, хотя лицо по-прежнему оставалось напряженным.

– Я ничего не приукрасил, – проговорил он, садясь и сползая по зеркалу спиной. – Ничего прекраснее в жизни не видел. Даже не подозревал, что ты офигительно талантлива. Станешь звездой какого-нибудь крутого балетного шоу, и миллионеры будут платить тыщи баксов за место в первом ряду, чтобы на тебя посмотреть. (Танцевального жаргона он не знал, да и вообще демонстрировал дремучее невежество, и я с трудом сдерживала ухмылку.) Или будет еще какое-нибудь фантастическое дерьмо.

Рассмеявшись, я разогнулась, выпрямила левую руку, потянула ее. Пихнула его в бок локтем правой.

– Скорее всего, ты прав. Я почти уверена, что посвящу свою жизнь этому самому «фантастическому дерьму».

– Как и я, малыш. – Джуд наклонил голову. – Только для тебя – это фигура речи, а у меня так будет в буквальном смысле. Твое имя будет красоваться на афишах, а мое станет номером в списке у начальника тюрьмы.

Я выдохнула и принялась растягивать вторую руку. Куда делась злость на него, которую я испытывала всего несколько часов назад? Вечно ее нет, когда она нужна.

– Слышал поговорку, что наше прошлое не определяет наше будущее?

Он открыл было рот, но так ничего и не сказал. Джуд, прикусивший язык, – то еще зрелище. Мои губы сами собой растянулись в улыбке. Он казался не таким пугающим, как обычно. Положив ладони на колени, он наконец заявил:

– Чья-то умная вонючая хрень. А кто это сказал?

Я пожала плечами:

– Я сказала. А что?

– Ты очень умная маленькая сеньорита, знаешь, Люс. – Джуд посмотрел на меня, и взгляд его потеплел. – Подозреваю, что твое имя будет не только на афишах, но и, например, на визитке, вместе с милым добавлением: Люси Ларсон, доктор философии, доктор медицины или чего там еще.

– Лести, пожалуй, хватит, Райдер. – Тыльной стороной ладони я стерла пот со лба. – У тебя, кажется, были какие-то объяснения? Честные объяснения, – добавила я.

– Да, все так. – Джуд стукнулся затылком о зеркало. – Ну почему правду так трудно говорить?

– Потому что это честность.

– Охренительно верно, – пробормотал он.

Если требовалось увести разговор от темы, Джуду просто не было равных. Тем хуже для него – потому что он имеет дело с чемпионкой по выведению людей на чистую воду.

– Райдер. – Я повернула его лицо к себе. Поглядела с выражением типа «хватит нести чушь». – Объяснения. – Наклонилась, поднимая брови. – Я жду.

– И командовать любит, – пробурчал Джуд себе под нос.

Ладно. Раз игра в хорошую девочку ни к чему не приводит, я решила взять инициативу в свои руки.

– Так ты угнал машину?

Господи, как можно так спокойно об этом говорить? Хотя чего удивляться, я ж с Джудом Райдером общаюсь…

Он потер ладони.

– Предпочитаю вариант «позаимствовал».

– Предполагаю, что точно так же говорит большинство уголовников, – заметила я – и осеклась. Надо было прикусить язык на два слова раньше.

– Да нет, ты права. – Джуд заметил, что я сама расстроилась от собственной резкости, и принялся меня утешать: – Я действительно уголовник. Рецидивист. И будь мне восемнадцать, меня бы посадили на месяц минимум, а не на несколько дней. Конечно, меня записали в угонщики, но, правда, Люси, я только позаимствовал машину. Я не собирался ее красть.

Я нетерпеливо выдохнула. На такие темы мне общаться еще не приходилось, и оттого сочувствия к Джуду я почти не испытывала.

– Объясни, пожалуйста, как такое может быть. Ведь машину угнали, это все говорят.

Он поерзал.

– «Шеви» стоял в гараже у моего приятеля. Деймон бросил Сауспойнт-Хай, недоучившись один год, и открыл свой автосервис. Он специализируется на восстановлении старых машин, настоящего хлама. Превращает их в таких красоток, что всякие доктора да адвокаты отваливают за них сотни тысяч. – Джуд оживал на глазах. – Видела бы ты, какой к нам тут попал «El Camino» – просто ржавая консервная банка, такую даже в металлолом фиг сдашь, а Деймон…

– Джуд, – перебила я его, – мне жутко приятно, что у тебя есть и другие увлечения, помимо девушек и председательства в клубе плохих парней всея Америки, но родители вот-вот начнут обрывать мне телефон, почему я не дома…

– Прости. – Он потер затылок. – Короче, я время от времени подрабатываю у Деймона. Если надо залезть под капот к сексапильной тачке и заставить ее замурлыкать, то мне нет равных.

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Даже не сомневаюсь.

– Ох, Люс. – Он наморщил нос. – У тебя очень, очень испорченное воображение. Ты в курсе?

– Учусь у лучших.

– Хм… – нахмурился Джуд. – Впрочем, сам заслужил.

– Именно, – подтвердила я.

– В общем, «шеви» поставили к нам на полное техобслуживание. Деймон на все выходные уехал из города к своей девушке, а меня оставил за главного.

Тут картина, которая до того была лишь отдельными точками, начала понемногу проясняться, и я невольно поморщилась.

– В субботу Деймон действительно уехал. Хозяин машины не ждал ее раньше понедельника, а ключи были в зажигании. – Джуд перевел дыхание. – Ну а я, будучи безнравственным идиотом, решил, что мне подвернулась отличная возможность.

– Но если Деймон уехал к девушке, а владелец «шеви» все равно хватился бы ее только через два дня, откуда копы узнали, что ты взял машину? – спросила я, чувствуя, как в сердце потихоньку возрождается сочувствие к Джуду.

– Потому что я забил на собственное правило номер один: всегда жди худшего. – Он вздохнул, потирая предплечья. – Девушка Деймона решила, что лучшего времени расстаться с его жалкой задницей у нее не будет, и отшила его. Он вернулся в гараж, увидел, что «шеви» нет, решил, что ее угнали, и позвонил копам.

– Подожди. – Я так и не поняла до конца. – А зачем Деймон приперся в гараж в десять вечера в субботу?

– У него над гаражом квартира, – ответил Джуд, немигающе глядя прямо перед собой.

– А потом копы нашли тачку, нашли тебя и арестовали.

– Приблизительно так.

– А почему ты не рассказал им все как было? – спросила я, принимаясь развязывать ленточки на пуантах – мне нужно было сосредоточиться на чем-то еще. – Неужели они не поняли бы, что все это – просто случайная ошибка?

– Люс, я без спросу взял чужую машину, – тихо ответил Джуд. – С точки зрения копов, никакая это не случайная ошибка. К тому же они позвонили хозяину «шеви», и этот ублюдок так разозлился, что грозился даже подать на Деймона в суд. Он и не заметил бы, что одна из его шести тачек проехала несколько лишних миль, если б Деймон… – Перебив сам себя, он стукнул кулаком по паркету. – Если б я ее не взял.

– Господи боже, Джуд… – У меня опять не нашлось слов.

– Я знаю. Знаю, – печально пробормотал он. – В общем, я не только подставил под удар бизнес своего приятеля, ради которого он впахивал как проклятый, чтобы чего-то добиться, но и обзавелся еще одной записью в личном деле и, походу, сам остался без работы.

В том, что касалось решения проблем, я была мастером. Но тут мне в голову не шло ничего путного.

– Может, тебе новую работу найти? – наконец предложила я.

Джуд горько рассмеялся.

– Я живу в приюте для мальчиков, и у меня куча приводов в полицию. Меня даже уборщиком в фастфуд не возьмут. У Деймона я работал неофициально, потому что нигде бы проверку анкеты не прошел, а приюты для мальчиков, как предполагается, обеспечивают нам всё, что нужно, поэтому технически мы даже не имеем права устраиваться на работу, пока не выйдем оттуда.

Взяв в руки один из моих пуантов, он любовался бледными атласными ленточками, пропускал их сквозь пальцы.

– Если тебе когда-нибудь что-то понадобится, деньги например, – откашлявшись, проговорила я, – у меня есть. Скопила за лето, пока официанткой работала. Ты мог бы взять их когда у…

Джуд выставил ладонь.

– Люс, спасибо, конечно, но не стоит. – Он зажмурился. – Это офигительно приятно, что ты предлагаешь мне помощь, но я никогда ни у кого не стану брать деньги. Особенно у тебя. Я не нуждаюсь в благотворительности, и милостыня мне тоже не нужна.

– Я такого и не говорила никогда.

– Не говорила. – Он открыл глаза и посмотрел прямо на меня. – Зато все остальные отличились.

В горле застрял комок размером с мяч, и я никак не могла его проглотить. Откашлялась еще раз и спросила:

– А зачем тебе нужны деньги? Копишь на колледж, или на машину, или еще на что-то?

При упоминании колледжа Джуд закатил глаза.

– Или просадишь все на жвачку? – Я наклонилась ближе.

– Это уже больше в моем стиле, но нет. У меня есть обязательства, понимаешь? Некоторые вещи, о которых нужно заботиться.

Я не понимала. Но сомневалась, что готова узнать об обязательствах Джуда.

– А из-за того, что мне нужно о них заботиться, мне нужна работа. Единственное, что я смог найти, пока не стал пахать на Деймона, – торговля дурью. – Он замолчал, ожидая моей реакции.

Внешне я вообще никак не отреагировала. Изнутри – просто разрывалась на части. Джуд, как мне теперь казалось, – человек с самым большим и добрым сердцем на Земле. И в то же время у него самый длинный «послужной список» из всех знакомых мне парней. Классический пример, как благие намерения приводят к печальным результатам.

Уткнувшись лбом в согнутые колени, я прошептала:

– Зачем ты вообще взял ту машину, Джуд?

Я не собиралась произносить это вслух – видимо, прорвались наружу размышления, почему Вселенная так несправедлива.

– Да ладно, Люс. Не мог же я появиться у тебя дома, не имея ничего, кроме ног, чтобы пойти с тобой на танцы.

– Мы могли воспользоваться еще одной парой ног – моими, например. Почему нет? – Я растирала нывший от напряжения свод стопы. – Или почему было не взять мою машину? Ты мог бы сам повести. – Я опять начала злиться, и сильнее, чем раньше.

– Потому что я до смерти устал ощущать себя пиявкой на теле общества. Потому что я устал от подачек и от жалости, с которой мне эти подачки швыряют. Но вообще-то больше всего – потому что девушка, которую я пригласил на бал, заслуживает самого лучшего. – Джуд еще ниже сполз по стене и потянулся к моим ногам. – Можно мне?

Стопа полностью спряталась в его руках. Сильными пальцами он нежно разминал мои мышцы.

– Джуд, но я не та девушка, которая хочет всего самого лучшего или нуждается в нем. У меня лучший на свете парень, все прочее не имеет значения.

Джуд молча сосредоточенно массировал мне ноги, словно боялся, что раздавит их, если не будет делать все как можно аккуратнее.

– С этим ты, похоже, вытянула короткую соломинку.

Я молчала. Мне не хотелось вываливать как на духу все, что я к нему чувствую. Я по-прежнему хотела Джуда, как никого прежде, но и вариант собирать себя по кусочкам еще более мелким, чем неделю назад, меня тоже не устраивал.

– И чтобы ты знала, я в курсе, что говорят все школьные засранцы: типа я тебя бросил, потому что попользовался и ты стала не нужна, или потому что была для меня обузой, и еще с десяток тупых идей. Но я оставил тебя одну только потому, что не хотел, чтобы ты загремела со мной в полицию, если меня заметут. – Его плечи напряглись под серым трикотажем. – Не хотел, чтобы тебя посчитали соучастницей и все такое. – Джуд поднял на меня отчаянные, горящие искренностью глаза. – Это правда. Чистейшая правда. Не позволяй этим ублюдкам передергивать факты, чтобы испортить тебе настроение, хорошо?

Я не стала упоминать, что с настроением у меня было бы получше, если б я знала, что меня не выбросили, как позавчерашний мусор, на обочину. Но я чувствовала себя и виноватой тоже – виноватой в том, что повелась на россказни других. Джуд заслуживает, чтобы хоть кто-то был на его стороне. И этим кем-то должна стать я. Потому что больше некому.

– Эй, Люс. – Он взялся за вторую ступню. – Хорошо?

Я закрыла глаза – последняя защита от слез.

– Хорошо.

– Люс? – Джуд забеспокоился. – Блин, только не плачь. Я того не стою. Не вздумай даже думать о слезах.

Я дважды глубоко вдохнула, выдохнула и только после этого открыла глаза.

– Я не плачу, – отозвалась я, стараясь убедить сразу и его, и себя. – Я просто расстроена. А когда я расстроена, у меня вечно глаза на мокром месте. Но, чтоб ты знал, ты стоишь того, чтобы плакать. Серьезно.

Он еще какое-то время разглядывал меня, прежде чем переключить внимание на мою стопу.

– И чем же ты расстроена?

– Возьми любую тему, буквально любую, и велик шанс, что что-нибудь в ней меня расстроит.

– Хорошая попытка замутить воду, Люс, очень хорошая. – Джуд усмехнулся уголком рта. – Но что конкретно расстраивает тебя прямо сейчас?

Чтобы честно ответить на это, требовалось долгое, запутанное, тяжелое объяснение, после которого я бы предстала перед Джудом совершенно открытой, не таящей никаких секретов, а этого любая девушка боится едва ли не сильнее, чем всего остального. Поэтому я выбрала самый несложный ответ.

– Меня расстраивает все, что произошло в прошлую субботу с полудня до полуночи. Весь тот долбаный день пошел псу под хвост. Все, что могло пойти не так, пошло не так. – Почувствовав, что сейчас взорвусь, я мысленно нажала тормоз и начала снова: – Я расстроена, потому что не понимаю, почему все пошло не так, как планировалось, и зачем тебе вообще нужно было брать ту дурацкую машину.

– Я взял ту дурацкую машину, – спокойно ответил он, – и взял бы еще сотню, потому что, хоть ты и говоришь, что не хочешь самого лучшего, я сам хочу давать тебе только самое лучшее.

Я тронула его за локоть:

– Но почему, Джуд? Почему ты, чтоб тебя, так зациклился, что мне обязательно нужно только самое лучшее?

Он дернул плечом, опустил глаза.

– Потому что, Люс. Потому что ты самый важный человек в моей жизни.

На этом месте я сломалась. Чертовы слезы! Человек, которого он знает всего несколько недель; человек, который отвернулся от него в тот момент, когда ему больше всего нужен был друг; человек, который убедил себя, что в этого парня не стоит влюбляться… И этот человек, я, – ему важнее всех на свете.

– Я не заслуживаю этого титула, – призналась я, теребя рукав туники, чтобы не смотреть на Джуда.

Он взял меня за подбородок.

– Почему? Потому что ты наконец признала, насколько я опасен, и чувствуешь вину за это?

Я сверкнула глазами:

– Нет.

– Тогда почему? – В его голосе не было вызова, только любопытство.

– Потому что у нас с тобой получается слишком хреновая история, чтобы у нее было светлое будущее.

– Черт, Люс. – Джуд наморщил лоб. – Не ты ли мне только что говорила, что наше прошлое не определяет наше будущее?

Господи, такой лицемеркой я себя никогда еще не чувствовала. Сил не оставалось – ни физических, ни моральных. Плечи у меня опустились, спина сгорбилась.

– Или это распространяется на всех, кроме меня?

Блин, у Джуда в жизни и так хватает гадостей, чтобы я подкидывала ему новые. Но я просто не могла поступить иначе. Я знала – откуда-то знала с совершеннейшей уверенностью, – что, если снова пущу Джуда в свою жизнь, все закончится гораздо хуже, чем в первый раз.

– Джуд. – Я закусила губу. – Я просто не могу. Не могу это сделать.

Он помрачнел.

– Понимаю, что не заслуживаю ни второго, ни третьего, ни хрен его знает еще какого шанса. Но между нами происходит что-то особенное, Люс, и ты это знаешь. Дай мне еще один шанс, еще только шанс, и я буду вести себя так идеально, что люди подумают, будто я одержим.

Боже, как мне хотелось сейчас отвернуться, не смотреть Джуду в глаза, но я была не в силах это сделать.

– Еще один шанс. Не потому, что я его заслуживаю, но потому, что его заслуживаем мы.

– Я не могу, – прошептала я.

– Не можешь или не хочешь?

Мне оставалось только одно – лгать. Только ложью можно было попробовать убедить Джуда, что я не борюсь ежеминутно с самой собой, не глушу желание быть с ним.

– Я не хочу быть с тобой, Джуд. – Слова обожгли мне горло.

Джуд сник – но только на мгновение.

– Чушь. – Он покачал головой. – Я столько раз имел дело с врунами, что вижу, когда мне станут лгать, еще до того, как человек откроет рот.

Мда. Я худший обманщик в округе, а Джуд – лучший из тех, кто способен это увидеть. Иными словами, глупо было надеяться провести его. Это, кстати, еще одна причина – тысяча первая, – почему у нас с Джудом ничего не выйдет.

– Я тебе не обычный вор, бандит или торговец дурью. Я не вру как дышу, так что откалибруй свой детектор лжи получше.

Его глаза изучающе, не моргая уставились на меня.

– Хорошо. Тогда убеди меня. Убеди, что не хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя.

Джуд не собирался отказываться от меня так запросто. Это было бы даже романтично, если б так не бесило.

– Я уже все сказала…

– Плевать на слова, – перебил он. – Я тебе не верю. Убеди меня действием.

Кажется, я снова забыла, как дышать.

– Мне стоит поинтересоваться, что это значит?

Джуд, ни словом не предупредив, потянул меня за лодыжки, и я заскользила по полу прямо к нему в объятия. Он склонился надо мной.

– Поцелуй меня. – Губы Джуда почти касались моих. – Убеди меня, что я всего лишь случайный парень, которого ты совершенно спокойно оставляешь в прошлом.

– Неплохая идея. – Голос у меня дрожал.

Джуд крепко обнял меня.

– К черту все. Поцелуй меня, Люс.

Я так и сделала, и в тот момент, когда мои губы прикоснулись к его, боль, пронизывающая мое тело до самых костей всю прошлую неделю, испарилась. Просто исчезла. Ее больше не было.

Джуд опустил меня спиной на пол, его рот не отрывался от моих губ. Его тело давило на меня всем весом, прижимало к полу и не давало мне разлететься на куски прямо здесь и сейчас. И черт возьми, это было потрясающее ощущение.

– Черт побери, Люс, – выдохнул Джуд, когда мои руки скользнули по его плечам, вцепились в спину. В следующую секунду его рука проникла под мою тунику, поднимая ее все выше и беззастенчиво изучая меня. Выпрямившись и сев, я подняла руки, предлагая снять тунику совсем. Джуд ее не снял – содрал одной рукой, а мгновением позже снова придавил меня к полу.

Мы тесно прижимались друг к другу, и Джуд точно был готов к тому, чтобы пройти весь путь до конца не останавливаясь. А я была готова с того самого дня, когда впервые его увидела. Я не думала о прошлом, когда его ладонь скользнула мне под лифчик; не думала о будущем, когда на смену ладони пришли губы; не думала о настоящем, потому что настоящим я сейчас и жила.

Его губы сдвинулись на мою шею, а руки путешествовали по ткани легинсов, стягивая их все ниже. Я приподняла бедра, чтобы облегчить Джуду задачу.

– Ты уверена? – Он прервался, чтобы спросить меня; его рот блуждал где-то у меня на затылке, даря мучительно сладкие сосущие поцелуи.

Никогда я не была так уверена в ответе, но в голову все-таки проник крошечный намек на реальность. Порою эта штука – реальность – действительно бывает ох какой отстойной.

– Подожди, – еле выговорила я между вдохами и сразу же захотела, чтобы рот мне намертво заклеили скотчем.

Джуд напрягся; руки его мгновенно замерли. Губы, правда, остановились не сразу. Наконец, нависнув надо мной, чтобы я могла видеть его лицо, он выдавил вымученную улыбку:

– О'кей. Жду.

Я слышала безмолвные вопросы, крутившиеся у него в мыслях и прекрасно отражавшиеся на лице. «Почему?» и «Сколько ждать?».

Респект тебе, Люси Ларсон, что смогла остановить процесс в самом разгаре.

– Дело не в том, что я не хочу этого, потому что я хочу, – сказала я, а сердце колотилось как бешеное. – Правда хочу. Но я не хочу, чтобы наш первый раз случился на полу, когда я к тому же потная и в позорно скучном нижнем белье.

Улыбнувшись, Джуд чмокнул меня в нос.

– Значит, в другой раз, – сказал он, возвращая легинсы обратно мне на талию, где им и положено было быть.

– В другой раз, – повторила я, теперь уже совершенно уверенная, что потный секс с Джудом на полу, по которому я ходила пятнадцать лет, всяко лучше, чем секс, отложенный на неопределенное время. И только собралась ему об этом сказать, как Джуд выпрямился, садясь и увлекая меня за собой.

– Кстати, проверку на нелюбовь ты все-таки провалила. – Подхватив с пола мою тунику, он натянул ее мне на голову.

– А проверка была до или после того, как ты меня раздел? – уточнила я, поправляя кофточку.

– До.

– Я просто уточняю, – заметила я, подтягивая рукава туники выше локтей, потому что поцелуи Джуда Райдера были горячими во всех смыслах и повысили мне температуру тела. – То есть это у тебя впервые?

– Я, пожалуй, все-таки попрошу разъяснений, что имеется в виду, прежде чем ты затянешь петлю на моей шее, – отозвался Джуд. Зрачки у него все еще были расширенные.

– Ты впервые занимался этим в балетном классе… – начала я и, глотнув воды и улыбнувшись, договорила: —…и тебе не дали?

– Впервые. – Он притянул меня к себе, усадил на колени.

– Ну хоть в чем-то я первая, – поддразнила я и взяла Джуда за руки.

Он не произнес ни слова, пока наши взгляды не встретились.

– Для меня ты первая во всем. Во всем, что для меня важно.

Я чмокнула его в губы.

– Но, Люс, пожалуйста, пообещай мне кое-что. – Джуд наморщил лоб. – Если я когда-нибудь опять облажаюсь, не важно, по какой причине: по недоразумению, из-за невезения или просто потому, что таким родился и мне на роду написано все портить… – Он перевел дух. – Пообещай мне, что ты уйдешь. Бросишь меня, как плохую привычку, и даже не оглянешься. Потому что бог знает до чего я могу дойти, если не смогу справиться с собой.

Реальность, если ты нас слышишь, укуси меня.

– Ты ничего такого не сделаешь, – сказала я, сама не понимая, хочу ли, чтобы это было правдой, или нет. А может, и то и другое сразу.

– Знаю. Но мне будет гораздо легче, если ты дашь такое обещание. – Тыльной стороной ладони Джуд провел по моей щеке. – Так у меня будет гораздо более мощный стимул не облажаться.

– Хорошо. – Я пожалела о своих словах еще раньше, чем произнесла их. – Обещаю.