— Я НЕ ЗНАЮ ответа на этот вопрос, — сказал пациент. — Я пытался в этом разобраться, но ничего не получалось. Я не химик. Я только знаю, что сердце у меня бьется гораздо медленнее, чем у среднего человека: примерно сорок ударов в минуту вместо обычных семидесяти. Во мне есть что-то, что не дает мне стареть, но я понятия не имею, что именно.

— А как насчет болезней? — спросил Эд Грофф.

— Я переболел всеми, — фыркнул пациент. — Холера, сифилис, черная чума, сыпной тиф, дифтерия и пневмония, грипп... Но то, что во мне мешает стареть, оно не дает и болеть как следует. Сыпной тиф продолжался два дня, сифилис — день. С холерой было похуже, она уложила меня на целую неделю. Думаю, я неуязвим для большинства болезней, так как переболел уже всем.

— Значит, вы не делаете ничего, чтобы не стареть, — сказал Гарольд Миллер.

— Не делаю, — был получен ответ. — У меня было долгое младенчество и затяжное детство. Я не становился зрелым мужчиной лет до сорока. Что бы там не давало мне стареть, это что-то врожденное.

— Тогда вы — настоящая биологическая мутация, — заявил Гарольд Миллер.

Была лишь одна возможность решения проблемы старения до возникновения науки, и решена она была не людьми, а самой природой. В результате случайной комбинации генов, природа могла произвести человека, стареющего значительно медленнее обычных людей. Это и было решение, которое имел в виду Миллер, когда понял, что пациент говорит правду. Вероятно, это могло происходить не чаще, чем раз на миллиард рождений, но могло.

Может ли человек обнаружить все, что делает природа, может ли человеческий разум проникнуть во все секреты естественных процессов? Вся научная деятельность основывается на убеждении, что может.

Гарольд Миллер хотел было что-то сказать, но передумал. Вопрос этот был так важен, что он не знал, хочет ли задать его.

— Будете ли... — На секунду он заколебался, затем продолжал: — Вы поможете нам? Позволите нам исследовать вас? Позволите нам попытаться узнать, почему вы не стареете?

— На самом деле я все же старею, — поправил его пациент. — За каждые тридцать лет жизни я старею примерно на год, по моим прикидкам.

— Но...

— Я прожил уже так долго, что могу и дальше жить подобным образом, — перебил его пациент. — Да. Я помогу вам, чем смогу. Но с одним условием.

— Все, что скажете, — воскликнул Гарольд Миллер.

Он был слишком взволнован, чтобы мыслить ясно. Здесь, у них на руках, был единственный на Земле человек, который мог бы решить все их исследовательские проблемы. Тщательное, полное исследование этого пациента могло бы раскрыть один из наиболее охраняемых законов природы.

— Какое у вас условие?

— Вы будете держать в тайне правду обо мне. Вы не расскажете никому — и я имею в виду, вообще никому, — кто я такой.

— Обещаем, — ответили друзья в унисон.

— Тогда я помогу вам, — сказал пациент.

ОНИ ЗАБРАЛИ его из больницы в тот же день, несмотря на протесты молодого врача, который волновался по поводу слишком медленного сердцебиения и настаивал, что с этим нужно что-то делать. Гарольд и Рут Миллер отвезли пациента к себе домой. Поскольку он и Гарольд были так похожи друг на друга, и к тому же носили одинаковые имена, они решили представить его своим друзьям и сотрудникам Фонда, как кузена.

— Человеку в моем положении приходится научиться хранить свои тайны, — объяснил он. — Никакой рекламы. Нельзя никого посвящать в эту тайну, кроме тех, кто уже знает ее.

По тону его можно было подумать, что он полагал, что уже слишком много людей знают его секрет.

В доме Миллера его поместили в комнате для гостей. Рут Миллер обнаружила, что его присутствие породила тревожащую ее проблему.

— Я должна попросить тебя сосать мятные конфетки, — заявила она мужу.

— Зачем? — не понял он.

— Затем, чтобы я могла различать вас в темноте, — ответила жена.

— О, он не сделает ничего подобного! — дошло до Миллера.

— Откуда ты это знаешь? Он ведь живой мужчина, не так ли? — Этим она намекнула, что мужчина способен на все, что угодно.

Впервые Гарольд Миллер понял, что, с ее точки зрения, ситуация могла стать не такой уж идеальной.

— Мы придумаем пароль, — решил он. — Что-то вроде Джек Фрост. Ты говоришь: «Джек», и если я не отвечу: «Фрост», ты не пустишь меня в спальню.

— А что, если он подслушает пароль?

— Если он подслушает, мы просто изменим его.

— Когда? После?

— Ты делаешь из мухи слона. Этот человек очень важен. Будь же благоразумна.

— Для меня важно знать, кто спит со мной, — ответила Рут.

Но страхи ее оказались необоснованными. Старый Гарольд, кроме всего прочего, оказался истинным джентльменом. Живя вместе с ними, казалось, он чувствовал, что обрел настоящую семью. Молодой Гарольд понял, что этот человек невероятно одинок.

В биохимической лаборатории Фонда они начали свои тесты. По Фонду всегда бродили какие-то странные личности. И Старый Гарольд был принят остальным штатом, как один из таких. Он охотно сотрудничал со всеми. Он не только перестал быть одиноким, но впервые в жизни нашел людей, с которыми мог откровенно говорить, людей, которые поняли его и не стали поднимать на смех. Грофф хотел делать записи всего, о чем он рассказывал, и утверждал, что так можно раскрыть много загадок истории. Клерборн насмехался над этой идеей.

— Мы создаем историю. К черту загадки седой старины! — Клерборн, маленький человек с каким-то ущемленным личиком, был талантливым биохимиком, но чувствовал себя постоянно подавленным, хотя и старался побороть это ощущение. — Просто подумай, если мы сможем раскрыть эту загадку, впереди нас ждут миллионы! Миллиарды! — Он сощурился при мысли об этом и замолчал.

— Если вы собираетесь делать на мне деньги, то я пас, — заявил Старый Гарольд.

— Но почему? — вызывающе бросил Клерборн. — Деньги очень важны.

По тону его было понятно, что он считал деньги самым важным из всего существующего.

— Несомненно, их должно быть достаточно, чтобы хватило на прожитье, — ответил Старый Гарольд. — Но я много раз видел, как люди ломают себе жизнь, становясь слишком жадными или стремясь получить денег больше, чем им было нужно.

— Я тоже такого мнения, — поддержал его Молодой Гарольд. — Мы работаем здесь не за деньги, мы работаем ради Рода Человеческого. Если мы сумеем овладеть процессом замедления старения, это должно быть доступно всем людям, независимо от их расы, цвета кожи или общественного положения.

— Да вы оба просто сентиментальные идеалисты, — заявил Клерборн.

— Лучше пусть меня с благодарностью вспоминает хотя бы один человек, чем я буду иметь миллион долларов, — заявил Старый Гарольд. — Я не стану помогать вам разбогатеть. Да я бы сто раз уже мог разбогатеть, если бы захотел!

В этом он был непреклонен. Клерборн больше ничего не говорил на данную тему.

РАБОТА НАЧАЛАСЬ и продолжалась.

Они вчетвером образовали особую группу. Формально они входили в более многочисленную команду Фонда, большую часть работ которой финансировал человек по имени Моргеншталь. И как-то Моргеншталь посетил их. Он вошел в биохимическую лабораторию внезапно, сопровождаемый доктором Клакстоном, директором по научно-исследовательской работе Фонда. Молодой Гарольд поднял взгляд от микроскопа, где изучал образец крови, и увидел обоих, стоящих в дверях. Старый Гарольд сидел тут же. Они только что взяли у него очередной образец крови для анализа. Они так часто делали это, что он шутил, что они должны встроить ему в руку застежку-молнию, чтобы проще было вскрывать вену. Клерборн и Грофф работали с центрифугой.

— У нас гости, — сказал сидящий Старый Гарольд.

Голос его был тихим, но в нем крылось предупреждение, словно он уже видел когда-то и не любил этих людей.

Моргеншталь стоял в дверях. Ему было лет шестьдесят пять, и на его лице начали появляться серые пятна, отмечающие появление старости, носил он темные очки и опирался на тросточку. Он стоил больше миллионов долларов, чем было в нем фунтов весу, источником его богатств была нефть, и, по слухам, его не волновало, как он получил свои деньги, главное — он их имел. За последние несколько лет он заслужил репутацию филантропа. МОРГЕНШТАЛЛЬ ЖЕРТВУЕТ ЕЩЕ ОДИН МИЛЛИОН НА БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ — захлебывались все газеты. Недоброжелатели же шептались по углам, что этими деньгами он купил себе известность доброго филантропа.

Громадные суммы он пожертвовал Фонду, и наносил им регулярные визиты. Поскольку они тратили его деньги, то Моргеншталь утверждал, что имеет право удостовериться, что деньги тратятся с умом. И вот теперь его взгляд сфокусировался на Старом Гарольде.

— Дэнби! — сказал Моргеншталь, и лицо его побледнело.

Старый Гарольд колебался почти секунду.

— Дэнби? — спросил он, наконец. — Никогда не слышал ни о ком с таким именем.

Моргеншталь продолжал глядеть на него.

— Я никогда не забываю лиц.

— Наверное, вы ошиблись, сэр, — вмешался директор. — Это Гарольд Миллер, кузен нашего Гарольда Миллера. Вы можете отметить их сильное фамильное сходство друг с другом.

— Отметил, — сказал Моргеншталь. — И я также отметил сильное сходство этого человека с Джорджем Дэнби. — Голос его стал хриплым, на виске запульсировала вена.

Старый Гарольд сидел с самым беспечным видом.

— А когда вы были знакомы с этим Дэнби? — спросил он.

— Сорок лет назад. Мы тогда были совсем молодыми, — ответил Моргеншталь и ткнул тросточкой в колено Старого Гарольда. — Вы похожи на него. Думаю, вы и есть Дэнби. — И он снова ткнул в него тросточкой, словно хотел убедиться, что перед ним настоящий человек.

Старый Гарольд убрал колено, по лицу его пошли красные пятна.

— Лучше суньте свою трость по известному адресу, — сказал он со скрытым предостережением в голосе.

ВОЗМОЖНО, МОРГЕНШТАЛЮ не понравилось это предупреждение. Возможно, ему вообще не нравилось, когда кто-либо ему перечил. Возможно, его вообще не заботили чьи-либо чувства, кроме его собственных. И уж наверняка ему не понравилось упоминание об известном адресе.

— Так вы Дэнби? — спросил он.

— Сколько вы украли у него? — спросил вдруг Старый Гарольд.

Моргеншталь застыл. Глядя на него, молодой Гарольд Миллер подумал, что миллионера вот-вот хватит кондрашка. Руки у него затряслись, лицо принялось багроветь. Директор Клакстон выглядел не намного лучше миллионера. Челюсть у него отвисла, глаза вылезли из орбит. В биохимической лаборатории стало очень тихо. Еле слышно гудела центрифуга, но больше не было ни звука.

— Прошу прощения!.. — начал было Моргеншталь.

— Наверное, впервые в жизни вы у кого-то попросили прощения за свои дурные манеры, — тут же перебил его Старый Гарольд.

— Я пришел сюда не для того, чтобы меня оскорбляли! — сказал Моргеншталь.

Голос его походил на жужжание электропилы, распиливающей суковатое бревно.

— Я тоже пришел сюда не за тем, чтобы в меня тыкали тростью, — парировал Старый Гарольд.

— Джентльмены, джентльмены... — засуетился директор.

— Если вы его называете джентльменом, то избавьте меня от такой чести, — отрезал Старый Гарольд, в упор глядя на Моргеншталя.

— Прошу прощения... — прохрипел тот.

— Дважды за утро, как нарочно. Это уже действительно рекорд, — снова перебил его Старый Гарольд и усмехнулся.

Естественно, Моргеншталь тут же махнул в его сторону тростью.

— Уволить этого человека!

Всю жизнь он решал проблемы, увольняя кого-то. Если клерк был недостаточно расторопен — пусть пеняет на себя. Если бухгалтер допустил ошибку — немедленно избавиться от него. Если Старый Гарольд посмел разговаривать с ним непочтительно — гнать его в три шеи из Фонда!

— Да, сэр! — вытянулся в струнку вконец обезумевший директор.

Если все тут мгновенно не урегулировать, то Моргеншталь может лишить Фонд своей поддержки.

— Трудненько будет меня уволить, — хмыкнул Старый Гарольд.

— Это еще почему? — рявкнул Моргеншталь.

— Да меня никто и не нанимал. Я добровольно пожертвовал свое время и себя самого. А вы что пожертвовали — деньги?

Судя по тону Старого Гарольда, Моргеншталь со всеми своими миллионами не стоил и плевка на улице.

Стало похоже, что Моргеншталь вот-вот окончательно задохнется.

— Да вы знаете, с кем говорите? — просипел он.

— Черт, конечно, знаю, что говорю с крупнейшим вором, которого почему-то еще не вздернули, — ответил Старый Гарольд, и в словах его почудилась горечь. — Я знаю, что вы... Я имею в виду: видал ваши фотки в газетах достаточно часто, чтобы узнать вас, даже если бы встретил вас в аду.

— Это клевета! Преступление! Я свяжусь со своими адвокатами...

— Чтобы вчинить мне иск за диффамацию вашей чести и достоинства? — спросил Старый Гарольд. — Валяйте. Но прежде, чем они смогут доказать, что я действительно опорочил вашу честь и достоинство, им придется сперва доказать, что у вас вообще есть эти самые честь и достоинство, которые можно опорочить. Из того, что я слышал о вас, следует, что все стряпчие по темным делишкам будут три года вкалывать, не разгибая спины, чтобы хоть как-то залатать ваш испоганенный образ.

Тут уж директору удалось кое-как вытащить Моргеншталя из лаборатории. Он ушел, плюясь, ругаясь самыми грязными словами и клянясь отомстить.

Он ушел, а испуганная тишина осталась.

— Не нужно было так разговаривать с ним, — тихо сказал, наконец, Молодой Гарольд, который в душе сердечно приветствовал каждое слово Старого Гарольда. — Нам нужны его деньги.

— Конечно, конечно. Поскольку я оскорбил его, он станет угрожать прекратить пожертвования Фонду. Но не прекратит. А знаешь, почему?

— Нет.

— Потому что он не жертвует свои деньги, он тратит их на надежду, что вы тут найдете какой-то способ сделать его снова молодым. Своими деньгами он пытается купить себе жизнь.

— Кажется, вы многое знаете о нем, — заметил Клерборн.

— Да, кое-что, и ничего хорошего.

— Но откуда вы о нем знаете?

— Он был не так уж неправ, — неразборчиво проворчал Старый Гарольд, — думая, что узнал меня. Я действительно был разок Джорджем Дэнби. Откуда бы я о нем знаю? Сорок лет назад я был вместе с ним в нефтяном бизнесе. Он обманул и разорил меня. Вот откуда я о нем знаю. — Его лицо на мгновение выразило гнев, который тут же исчез. — Ладно, какое теперь это имеет значение? Он заграбастал деньги, которых жаждал. И много пользы это ему принесло? Я не завидую ему ни на цент.

Он замолчал, потому что распахнулась дверь. В лабораторию ворвался директор Клакстон. Лицо у него было багровым, и он пыхтел, как паровоз.

— Коллеги, я стараюсь быть хорошим парнем. Я пытаюсь сделать вас всех счастливыми. Но для работы Фонду требуются деньги, много денег. Да, я признаю, что, как и вы, презираю Моргеншталя — он напыщенный, властный тиран... Но он нам нужен. И, учитывая это, у вас нет оправданий за преднамеренное хамство. — Взгляд его остановился на Старом Гарольде. — Мне очень жаль, но я оказался перед необходимостью просить вас уйти. И, пожалуйста, не надо спорить.

Он взмахнул рукой, сокрушенно покачал головой и тихонько закрыл за собой дверь.