БЛАГОДАРНОСТИ

Эта книга стала реальностью, и я чувствую необходимость поблагодарить всех, кого когда-либо знала, встречала и с кем мне доводилось сталкиваться в жизни. Я имею в виду преподавателей литературного мастерства, друзей, с которыми потеряла связь, всю мою группу детского сада, парня, который в прошлые выходные купил мне и моим подругам коктейли «Джолли Рэнчер», и всех остальных. Очевидно, мне придется урезать список, приведенный ниже. Вот он.

Огромная благодарность моему агенту Джессике Папин за ее помощь, обширные познания в издательском деле, настойчивость и, конечно, за то, что она обнаружила мое странное послание в огромной куче писем и решила взглянуть на мою работу. Спасибо моему редактору Алице Фогельсон за советы по стилю и замечательное чуткое редактирование. Спасибо Лине Перл, которая стала первооткрывателем моей рукописи, Дженнифер Сьютор, Джейсону Пьюрису, Джудит Реган и остальным сотрудникам издательства «Реган Медиа» за их профессионализм, приверженность своему делу и неутасающий энтузиазм.

Особая благодарность моему отцу за мои прекрасные зубы, артистические гены и обучение всем премудростям футбола; моей сестре Эрин (также известной под именем Мидж) за чувство юмора и постоянные афоризмы. Я также хочу поблагодарить удивительных людей, с которыми, возможно, даже слишком весело проводила время: Эллисон Берт, Лоури Уилкес и Камилль Браун — моих дорогих друзей, которым частенько приходилось мириться с моими нелепыми выходками и танцевальными па. Спасибо Патрику Мекисону — всегда обаятельному, очаровательному и великолепному; Тише Лин, «партнерше по преступлениям» в «Эс энд эс» и единственной сотруднице компании по связям с общественностью; а также потрясающему фотографу и стилисту Дейдре Малвихилл. Еще раз благодарю всех вас за любовь, поддержку, вдохновение и веру в то, что однажды из меня получится писатель. Общение с вами по-прежнему делает каждый день моей жизни ярче и насыщеннее. Также я благодарю Пабло Феньвеса, Вика Хенли, Тришу Делли Пицци, Джейсона Пола, Салли и Джерри Моррис, Маурин и Джила Оле, Эллисон Гаравузо, Дэвида Мекисона, Мэтта и Марни Циммер и Пэта Маккарти, я по вам очень скучаю.

Еще хочу поблагодарить… Мне кажется, я произношу речь на церемонии вручения «Оскара», и уже включили музыку — дают понять, что пора покинуть сцену. Спасибо всем моим друзьям в «Эс энд эс», особенно Мэри Бет Томас, Стэйси Тримбл, Кейше Джексон, Рении Маркес, Лизе Левинсон, Эллисон Тайлер, Джону Харди, Ларри Нортону, особой группе по продажам (самой веселой компании на конференциях по продажам или в любом другом месте) и Рику Рихтеру (который НЕ был прототипом ни одного героя в этой книге ни внешне, ни внутренне).

Большое спасибо сотрудникам бара «Кевин Св. Джеймс», где всем известно мое имя, особенно: Шинед, Колину, Рори, Питеру, Самире, Джо, Кевину и Тимми — парню, который посещает этот бар так часто, что мог бы уже там работать.

И последняя, но не менее важная благодарность моей матери — Джоан Уильяме. Слова не могут передать, как сильно я люблю тебя и как мне тебя не хватает.

Всем бывшим, нынешним и будущим ассистентам посвящается…

 

МИКАЭЛА

Такое впечатление, что я участвую в рекламном ролике магазинов «Олд нейви» . Вы наверняка видели рекламу, где безликие подростки так рьяно отплясывают, как будто в этом заключается смысл их жизни. Единственное отличие в том, что здесь, в этой комнате, все одеты по-разному, никто не танцует и я старше всех — больше чем на десять лет.

— Микаэла Марш?

Все ожидающие поворачиваются и таращат глаза. Поднимаю руку:

— Это я.

Встать со стула — настоящее испытание для меня из-за узкой и короткой черной юбки. Она такая обтягивающая, что приходится сидеть на самом краешке и крепко сжимать колени, чтобы случайно не продемонстрировать окружающим все свое «богатство». Эта юбка не шире тряпки для мытья посуды, но в ней я кажусь выше. С моими «колоссальными размерами» — пять футов два дюйма — приходится использовать все возможное, чтобы немного увеличить рост.

Протягиваю руку ассистенту по подбору актеров. Ее поражает мой профессиональный жест, и на рябом лице появляется странное выражение. Не сомневаюсь, я первая, кто изъявил готовность пожать ей руку. Ведь она всего лишь ассистентка. Ей ничего не остается, как ответить мне. Слабое рукопожатие — над ним необходимо поработать.

Но больше, чем безвольная рука этой девушки, меня взволновал ее возраст — не старше шестнадцати! Конечно, все работающие на этих должностях кажутся очень юными. Их место на уроке геометрии в десятом классе, но никак не в моем мире, и они не могут соперничать со мной.

Мысли о возрасте заставляют меня содрогнуться, но я быстро выбрасываю их из головы. Отвратительные сомнения. Я не позволю себя отвлечь. Эти пробы для «Коралгейблз» (или «КГ» — для посвященных) чрезвычайно важны для меня. Протягиваю ассистентке портфолио и резюме.

— Следуйте за мной, — повелевает она, и мы проходим в пустой кабинет без окон, залитый ярким светом флуоресцентных ламп.

Великолепно! Страшно подумать, какой бледной старухой я выгляжу в подобном освещении. Несколько мелких морщинок — подчеркиваю, несколько! — уже наверняка превратились в борозды, словно нарисованные нестираемым толстым маркером. И в довершение всего — одна из ламп часто мигает.

За столом для переговоров расположились женщина и двое мужчин. На кресле в центре комнаты, уставившись в пустоту, сидит чернокожий молодой парень с осветленными кудрявыми волосами. Напротив стоит пустой стул. Я рассматриваю его, прикидывая, как половчее сесть и подняться с него в обтягивающей юбке.

— Это Микаэла Марш, — сообщает ассистентка, протягивая мое портфолио.

— Привет, Микаэла, — хором произносят присутствующие, разглядывая фотографии. Они поднимают на меня глаза, и я улыбаюсь идеальной улыбкой, сообщающей, что «я не боюсь». Ни капельки! У меня классическая внешность жительницы южной Калифорнии: загорелая кожа, голубые глаза и светлые волосы до плеч. Двигаясь дальше к югу, вы заметите дерзкую грудь и безупречное крепкое тело. Меня можно сравнить с миниатюрной Тайбо Барби. Нет сомнений, подобная внешность слишком идеальна для одной женщины. Очень жаль, что вся моя красота рукотворна. Все самое лучшее для папиной малышки!

Женщина откашлялась.

— Меня зовут Эрин Малоун. Я провожу кастинг для пилотной серии. Справа от меня — Джейсон Карр, исполнительный продюсер «КГ», слева — Билл Бонд, ведущий сценарист.

Оба кивают мне и улыбаются. Я отвечаю им, растянув губы еще шире, — безупречная улыбка из рекламы зубной пасты, белые отполированные зубы. Кроме того, я преследую еще одну цель — натянуть кожу, чтобы замаскировать морщины на лице. Мне пришлось несколько дней практиковаться перед зеркалом, чтобы освоить эту улыбку.

— А это Брэндон Ист. Он играет Рико — ведущую роль в этом сериале, — продолжает Эрин.

Брэндон сидит, вытянув ноги, и то ли очень скучает, то ли под кайфом, а может, и то и другое. Он безразлично здоровается со мной. Я продолжаю победно улыбаться, старательно демонстрируя, что идеально подхожу для этого сериала о двадцатилетних студентах университета Майами. Но кое-что меня беспокоит. Я уже встречалась с Эрин много лет назад, на пробах — вы не поверите! — для «Беверли-Хиллз 90210». Вспомнит ли она меня? Внезапно ощущаю себя бабушкой Уолтон .

— Какой текст вы подготовили? — спрашивает Эрин. Она похожа на клиента-мошенника компании «Дженни Крейг» . — Роль Селесты или Симоны?

— И ту, и другую, — отвечаю я, уверенно улыбаясь. — Я выучила обе роли.

Это производит впечатление. Джейсон Карр и Билл Бонд кивают, и все трое начинают шептаться. Я учтиво стою, вытянув руки по швам и развернув правую ногу. Это классическая поза участниц конкурсов красоты. Я освоила ее, когда, подобно Джон Бенет , прокладывала путь через конкурс «Мисс южная Калифорния». Пожалуйста, поймите меня правильно. Как любой образованный человек, я знаю: эти конкурсы унизительные, крайне отвратительные и никому не нужные мероприятия. Я почти не сомневаюсь, что Мишель Пфайффер чувствовала то же самое. Но посмотрите, как много эти конкурсы ей дали!

Каждые несколько секунд совещающаяся троица поднимает головы, изучающе меня рассматривает и вновь принимается о чем-то говорить. Что ж, теперь я действительно пропала! Они пытаются вспомнить, где видели меня раньше. Ведь я занятая актриса и — благодарю тебя, Господи! — не нахожусь в простое. В числе моих достижений роль подружки Джерри в шоу «Заинфельд», окружного прокурора в сериале «Закон и порядок», проститутки номер три в сериале «Полиция Нью-Йорка». Еще я снималась в рекламных роликах, среди которых были кафе «Денниз» и «Пицца хат», пиво «Миллер лайт» и женское белье «Плейтекс». Терпеть не могу рекламу, но в моем резюме должно же быть написано хоть что-то. Все не так уж просто! Я исполняла роль в пилотной серии одного телевизионного сериала. К тому моменту я снялась уже в бесчисленном количестве пилотов, но канал Эн-би-си выбрал именно тот, чтобы сделать из него сериал, состоящий из тринадцати эпизодов, и все знали, что это будет нечто особенное. И вот здесь наступает самое неприятное. За две недели до премьеры продюсеры сообщили мне, что у них изменился подход, а это на языке Лос-Анджелеса означало «готовься, сейчас будет больно». Они сказали, что представляют мою героиню немного иначе — повыше и с более длинными волосами. Тогда мне пришлось обзвонить всех знакомых и сообщить, что я не буду играть Фиби в новом сериале под названием «Друзья». А неделю спустя я пила прозак.

Так что сейчас, перед этими людьми, я чувствую себя героиней программы «Старинные передвижные театры». Эрин изучает меня, прищурившись и сжав губы. Билл смотрит немного рассеянно. Наверное, он недавно стал продюсером и еще не выработал иммунитет к красивым актрисам. Видимо, он размышляет, как бы связаться со мной попозже. Джейсон пристально вглядывается в мой рот. Мои губы скорее подходят Джулии, а не Анджелине, спасибо моему «близкому другу» — коллагену. Вероятно, Джейсон прикидывает, умею ли я доставлять наслаждение. Умею. В этой области я очень одаренная особа.

Глаза Эрин заблестели, и я понимаю, что мои худшие опасения оправдались. Мне даже послышалось, как в голове этой дамы что-то щелкнуло. Она вспомнила тот давний кастинг для «90210». Мне кажется, я чувствую, как нагревается ее мозг, пока она старается подсчитать: сколько точно лет может быть этой девушке Микаэле? Тот сериал снимался десять лет назад, значит, ей — о ужас! — тридцать с небольшим.

И это означает конец. Пока-пока! Увидимся! Sayonara!

В этот момент Брэндон перестает глазеть по сторонам и почему-то начинает изучать свое предплечье.

— Почему бы тебе не почитать за Селесту? — улыбается Джейсон.

— Хорошо.

Я устраиваюсь на краешке стула и замечаю на руке Брэндона покрытую коркой язву размером с десятицентовую монету. Он тут же начинает ее расковыривать.

Эрин громко кашляет.

— Э-э… Брэндон, страница двенадцать, пожалуйста.

Парень выходит из транса и ищет нужную страницу.

— Думаю, нам следует объяснить тебе, какой мы представляем эту героиню, — произносит Джейсон.

Взмахиваю ресницами.

— Да, это было бы неплохо.

Джейсон поднимается и встает перед столом.

— Характер Селесты очень сложный. Эта девушка находится в привилегированном положении, но хочет добиться успеха в жизни без помощи родителей. Днем она учится, а по вечерам поет «ар энд би». Она красива, настойчива, умна и обладает ангельским голосом.

— Душа ее сексуальна, как у Бейонсе, — говорит Билл.

— Ведет себя, как Пинк, — вторит ему Джейсон.

— Юна, как Аврил, — добавляет Билл.

— И конечно же, пышет здоровьем «сексуальной соседки», словно первая победительница конкурса «Американский идол», как там ее имя? — вставляет Джейсон.

Я расплываюсь в широкой улыбке, но внутри у меня все клокочет. Какого черта я здесь делаю? Бейонсе? Пинк? Аврил? «Американский идол» ? Зародыши! Зиготы! Мне столько лет, что я могла бы быть их… старшей сестрой!

— И вот в этой сцене Рико и Селеста встречаются впервые в жизни. Это происходит на яхте ее родителей, стоящей на пристани. Селеста на кухне чистит плиту. Она просто одета, на руках резиновые перчатки, и Рико, которого наняли помыть палубу, решает, что она тоже здесь работает. Селеста так красива, что он не может устоять и хочет рассмотреть ее поближе.

— Микаэла, начни, пожалуйста, с этого момента, — просит Эрин.

Киваю. Я знаю эту сцену наизусть, поэтому сразу устремляю взгляд на Брэндона.

— Если ты подойдешь еще ближе, то окажешься сверху!

Брэндон не смотрит на меня. Ему так скучно, что он не может пошевелиться и, уставившись в пустоту, бормочет:

— Что ж, не такая уж плохая идея!

Мне остается только смотреть на цветущий прыщ на носу этого парня.

— Как тебя зовут, мальчик-юнга?

Брэндон неестественно медленно тянет слова:

— Я Рико. И я не мальчик, а мужчина. Думаю, мы могли бы пойти ко мне домой после работы.

— Ты домогаешься всех женщин, с которыми работаешь? — спрашиваю я, обращаясь к прыщу.

— Нет, — вяло отвечает Брэндон, — только таких горячих, как ты!

— Я не работаю здесь. — Мой голос звучит строго. — Я здесь живу. И моему отцу будет интересно узнать, кого именно он нанял. Ты кабан, олицетворение мужского шовинизма.

Неожиданно Эрин прерывает нас:

— Спасибо. Достаточно. Мы с тобой свяжемся.

Брэндон снова начинает ковырять язву. Джейсон и Билл в недоумении смотрят на Эрин, не понимая, почему она так быстро меня остановила. Очевидно, только мы вдвоем знаем, что происходит. Я осторожно поднимаюсь со стула и выдавливаю милую улыбку.

— Была рада познакомиться с вами, — говорю я.

— Взаимно, — отвечают трое за столом, а язва Брэндона начинает кровоточить.

Я унижена, но заставляю себя выйти из кабинета с высоко поднятой головой и задерживаюсь ненадолго за дверью, чтобы подслушать их разговор.

— В чем дело? — спрашивает Билл. — Эта девочка может играть!

— Этой девочке уже за тридцать, — отрезает Эрин.

— Тридцать? — кричит Брэндон. — Мне ведь всего девятнадцать.

— Мы все прекрасно это знаем, — фыркает Эрин.

— Но ей никогда не дашь тридцать, — произносит Джейсон.

— Поверьте мне. Она приходила на кастинг, который я проводила для «90210».

Джейсон бьет ладонью по столу:

— Так вот кого она мне напомнила

— Дженни Гарт.

— Кого? — спрашивает Брэндон.

— И поэтому тоже она нам не подходит. Вы же не хотите, чтобы персонажи сериала напоминали героев «Беверли-Хиллз»? — говорит Эрин.

— Но это лучшая Селеста, которую мы видели за целый день, — возражает Билл. — Она единственная правильно произнесла слово «шовинизм».

Но Джейсон придерживается иного мнения.

— Наш сериал должен стать настоящим прорывом на телевидении. Мы ищем актеров одного возраста с персонажами, которых они будут играть.

— И, утвердив на роль тридцатилетнюю, нарушим наши планы, разве не так? — констатирует Эрин.

— Думаю, ты права, — соглашается Билл.

— Итак, кто следующий? — спрашивает Эрин.

* * *

Слава Богу, прозак помогает контролировать депрессию, потому что я постоянно слышу одно и то же: «Ты слишком стара!» или «Ты очень похожа на… (подставьте имя любой самоуверенной блондинки наших дней)». В течение многих лет меня сравнивали с Дженни Гарт. В последнее время называют имена Гвинет, Камерон, Риз или Кирстен. Единственная актриса, на которую я не похожа, — это Лиза Кудроу, что ужасно, потому что тогда я могла бы получить ту роль . Какая ирония: я готова на все, чтобы изменить внешность, и в итоге становлюсь похожа на кого-то другого. Лучше бы я осталась в первозданном виде.

Да уж, но тогда бы все говорили, что я напоминаю Данин Гарофало или Велму из «Скуби-Ду».

У меня есть десять минут, чтобы добраться до офиса, расположенного в двадцати минутах езды, и я жму на газ. Лицо краснеет, давление повышается. Глубокий вдох. Задерживаем дыхание. Выдох. Расслабилась. Вспомни все, чему ты научилась, занимаясь йогой. Гоню отрицательные эмоции. Прикуриваю. Скоро я доберусь до места. Бессмысленно рисковать и провоцировать аварию. Хотя, если этому суждено случиться, я смогу выдать нечто в стиле Халли Бэрри:

— Я с кем-то столкнулась? Офицер, но это невозможно! Я бы почувствовала, если бы это произошло!

Виктория Раш может подождать. Как и ее занудный муженек Лорн — я-трахаю-всех-подряд — Хендерсон. И все же на всякий случай я включаю мобильный. В ту же секунду раздается звонок.

— Микаэла, ты где? — В голосе Кортни Коллинз — ассистентки Лорна — звучит паника.

— Стою в пробке, — выкручиваюсь я.

— Виктория и Лорн тебя ищут.

Плохо дело. Открываю сумку и бросаю взгляд на два аккуратно отпечатанных графика. Лорн должен быть на массаже, а Виктория в студии. Зачем я им понадобилась?

— Мэри уволили, — сообщает Кортни. Бью по тормозам, машину заносит — мне едва удается избежать столкновения с соседним автомобилем. — Когда ты приедешь?

— Минут через пять, не позже, — снова вру я.

— Виктория хочет, чтобы я работала на студии, пока мы не найдем кого-нибудь еще.

— Скажи ей, мы обязательно подберем кандидатуру к концу недели.

— Так долго?

— Нам нужно дать объявление и побеседовать с людьми.

— Я ассистентка Лорна, а не ее, — раздражается Кортни. — Почему я должна ее ублажать?

«Потому что ты спишь с ее мужем!» — хочу я ответить, но сдерживаюсь. Я всегда такая: не позволяю себе перейти границы.

— Побудь там еще немного, — прошу я. — Скоро приеду.

Закончив разговор, съезжаю на скоростную полосу и начинаю лавировать между машинами. Не могу поверить: это случилось именно сегодня, когда я знала, что опоздаю. В течение восьми месяцев я управляю империей Виктории Раш и Лорна Хендерсона и пережила увольнение как минимум двадцати сотрудников. Интересно, следующей буду я?

Доезжаю до Брентвуда за девять минут — это рекорд. Здесь я, не снижая скорости, поворачиваю на Бичвуд-лейн и паркую машину в нескольких шагах вниз по улице. Снова собираю волосы в хвост, достаю с заднего сиденья свободную блузку на пуговицах и Длинную юбку. За несколько секунд из белокурой богини я превращаюсь в девушку, с какими обычно знакомятся за тридцать секунд до закрытия бара. Ищу очки с толстыми стеклами в красной оправе, навсегда прославившиеся благодаря Салли Джесси Рафаэль, и в этот момент телефон звонит снова. Я пугаюсь до смерти.

— Сейчас буду, — истерически кричу в трубку.

— Микаэла, это Джеб.

Джеб — помощник моего агента. Может, он звонит с хорошими новостями?

— Неудачный день? — усмехается Джеб. Скользкий парень: общаясь с ним, я всегда начинаю нервничать.

— Рэндаллу не звонили продюсеры «КГ»? — интересуюсь я. Вдруг они передумали? Может, мой возраст не в счет и они хотят, чтобы я вернулась и прочитала роль Симоны — невинной девственницы?

— Рэндалл сказал, что они решили попробовать кого-нибудь помоложе, — отвечает Джеб. — А еще они считают, что ты слишком похожа на Дженни Гарт.

— Отлично, — кривлюсь я. — Спасибо за горькую правду.

— Микаэла, для меня ты по-прежнему очень привлекательна.

— Благодарю! — Очки нашлись на дне сумки.

— Рэндалл хочет встретиться с тобой за ленчем в среду. Ты свободна?

Плохо дело. Что хочет обсудить мой агент? Терпеть не могу параноидальные мысли, но я все время боюсь, что он вот-вот откажется представлять мои интересы. Правда, он пока не делает этого, потому что, когда необходимо, я могу быть очень убедительной.

— Конечно. Во сколько?

— В час. Он сказал, ты знаешь место.

— Отлично.

Отключаю телефон, цепляю очки на нос и выпрыгиваю из машины. Несусь ко входу, набираю код и жду. пока откроются огромные, причудливо украшенные ворота. В этот момент я вспоминаю про зубы и пытаюсь отыскать их в сумке. Зубы сделал друг моего отца — дантист, он настоящий профессионал, и цвет получился как надо — желтоватый оттенок холодного чая. Засовываю зубы в рот — и полностью преобразившаяся женщина спешит в сторону дома.

 

ДЖЕБ

Агентство по работе с талантами «Ауткам» — день (замедленная съемка)

Это типичное для Голливуда шикарное агентство: куча столов, постоянно трезвонящие телефоны. Здесь работают влиятельные агенты и их скромные бедняги ассистенты.

А это я: немного за двадцать, симпатичный крепкий парень, в темных очках и одежде черного цвета — очень похож на Нео из фильма «Матрица». Я больше не могу выносить все это дерьмо. Медленно вхожу в офис с АК-47 и выпускаю очередь по всем находящимся там засранцам. Пули ударяют в стены, столы, двери и… тела некоторых самых влиятельных агентов в городе. Головы лопаются, как арбузы, руки и ноги летят в стороны и… подождите! Я кое-что пропустил. Стриптизерши. Может быть, даже одна цыпочка с членом, настоящим или пристегнутым. Не разобрать, потому что она стоит вдалеке. Две другие полностью обнажены. Ни стрингов, ни фольги на сосках — ничего. Только туфли на высоких каблуках. Черные лакированные лодочки с каблуками в пять дюймов, черт меня подери! Да, стриптизерши в сцене расправы на рабочем месте! В этом есть нечто от старины Оливера Стоуна — в стиле «какого-черта-они-здесь-оказались?». Итак, вот он я — великолепно играю разгневанного сотрудника, поднявшегося из ада. Откидываю голову и хохочу как маньяк! Отстреливаю пару носов — отличные выстрелы! — моя собственная версия ринопластики! Может, добавить немного выбитых мозгов, а-ля ДжФК ? Нет, это будет уж слишком по-стоуновски. Великолепный крупный план: случайная пуля бьет в промежность! Пара выстрелов в пах — прощай, дряхлая простата! Целюсь в яйца, но где же члены? Камера крупным планом берет агентов: у них нет гениталий! Ничего, ни черта! Камера отъезжает, и мы видим огромный офис, залитый кровью распластанных тел, похожих на куклу Кена, у которой вообще не было яиц. А я стою в центре этой кровавой сцены и победно поднимаю руки.

Быстрая смена кадров

Прожектор вертолета освещает мою фигуру: я выхожу из здания, держа руки за головой, и опускаюсь на колени. Ко мне устремляются полицейские с наручниками. Камера едет вниз: меня ведут сквозь разъяренную толпу к полицейской машине, где на заднем сиденье уже дожидается легендарный адвокат Джонни Кохран. Меня запихивают внутрь.

Джонни:

— Осторожно, береги голову! Думаю, мы все знаем, что произойдет дальше. Звон монет! Сценарий продается за миллион долларов, у него шикарный рейтинг! А автору и не нужна эта глупая популярность. Актеры будут биться насмерть за главную роль. Снова, снова звон монет! Я уже слышу приговор критиков: «Фильм „Игрок“ похож на студенческую работу». Я гений, черт возьми! Блум:

— Джеб!

Быстрая смена кадров Агентство по работе с талантами «Ауткам» — день

— Соедини меня с Бобом Бушем!

Мне никогда не понять, почему эти придурки сами не могут набрать номер! У них что, паралич конечностей? Зачем им посредник? Поднимаю трубку и звоню продюсеру. Боб Буш сейчас очень популярен: он снял домашней камерой фильм о лесбиянках и вампирах и показал его на фестивале независимого кино «Сандэнс». Проект собрал пятьдесят миллионов долларов. Буш — идиот, и его популярности хватит всего на год, но пока я помню его телефон наизусть.

Ассистент Буша отвечает сразу же:

— Офис Боба Буша.

— Джейн, это Джеб, — представляюсь я. Она вздыхает. Не знаю, почему она меня не любит? — Что на тебе надето?

— Ч-чем могу помочь? — запинаясь, спрашивает девушка.

Я видел Джейн однажды, когда она привозила нам сценарий. Одна из жеманных цыпочек, закончивших «Вассар» , наверняка с упругой задницей, строит свою жизнь по «Настольной книге выпускника частной средней школы» и редко трахается.

— Я надеялся сделать тебе массаж, — говорю я. — Языком.

— Джеб, это не смешно. Зачем ты звонишь?

— Я уже сказал.

— Я серьезно. У меня нет времени на глупости. Можно подумать, она занимается исследованиями стволовых клеток!

— А обычно что мне нужно? Боб может поговорить с Блумом?

— Подожди, пожалуйста. Я узнаю, свободен ли он.

Естественно, он не занят. Продюсеры всегда свободны. Им нечего делать. Пока я жду ответа от Боба, замечаю, что постукиваю ручкой под какую-то глупую церковную песню. Немедленно прекращаю это занятие и смотрю на Джима. Вот откуда раздается противное завывание! Он напевает, печатая письмо. Джим — ассистент Паркера Кинга, старшего агента. Его взяли на работу совсем недавно, этот парень всегда подтянут и смотрит вокруг широко открытыми глазами. Он и не подозревает, что его дни сочтены. Его вышвырнут вслед за Паркером, который трахает одну из любовниц компаньона. Похоже, наши агенты не особо готовы делиться своими высококлассными шлюхами.

Слышу голос Джейн:

— Джеб, Боб на линии. Переключаю на офис Блума.

— Боб на первой линии.

Когда Блум звонит продюсерам или еще какому-нибудь влиятельному лицу, я выключаю звук на своем аппарате, но продолжаю слушать разговор. Считаю, что нужно постоянно совершенствоваться, особенно в нашем бизнесе. Блум снимает трубку:

— Боб, как дела?

— Отлично, просто замечательно. Наконец-то дали зеленый свет фильму об Элиане Гонсалесе . Нам удалось заполучить Джонатана Липники на главную роль.

— Липники. Интересный выбор.

— Знаю, знаю. Ему придется снять очки, выучить испанский и немного подзагореть, но мы к этому готовы. У малыша есть талант.

— У малыша? Разве ему сейчас не девятнадцать?

— Он может играть и более юных.

— Что ж, молодец. Заслуживаешь поздравлений.

— Да, и ты тоже. В рейтинге влияния «Энтертейн-мент уикли» ты на семьдесят восьмом месте.

— Спасибо.

— Думаю, в следующем году будешь в числе первых пятидесяти.

— Ладно, хватит обо мне, — говорит Блум, хотя это его любимая тема. — Я знаю, у тебя есть какой-то грандиозный замысел.

— Конечно, есть! — ликует Буш. Его голос напоминает тявканье чихуахуа под кайфом. — Студия готова запустить проект, сама идея им нравится, но необходимо участие известного актера.

— Я весь внимание.

Боб набирает побольше воздуха:

— По направлению к Земле движется гигантский метеорит, размером с Техас…

— Это уже было, — прерывает его Блум, — дважды. «Армагеддон» и «Столкновение с бездной».

— Нет. Те фильмы об астероиде и комете. А этот — о метеорите.

Пауза. Наконец Блум обретает дар речи:

— Понятно. Продолжай.

— Итак. Гигантский метеорит, размером с Техас, летит в сторону Земли… — Боб замолкает. В трубке тишина.

— И?..

— Пока это все. Но идея предназначена для Тревиса Траска.

— Боже мой, Боб! — с отвращением восклицает Блум. — Ты можешь хотя бы закончить предложение ? Кто-то в этом городе выполняет свою работу?

И это говорит самый ленивый агент в Голливуде! — Держись меня, Рэндалл! Я сделаю из твоего парня настоящую звезду, — вдохновенно заявляет Боб.

— Он уже ею стал.

— Звездой блокбастеров! Пока у него были главные роли — где? — в двух молодежных фильмах и каком-то некоммерческом провальном проекте. Представь, какие здесь открываются возможности. Мы сделаем из него молодого Шварценеггера. Огромный бюджет, гигантские сборы, немыслимые гонорары.

Блум обдумывает услышанное.

— Кто режиссер?

— Выбирай любого. Это ведь блокбастер. Любой идиот может снять такой фильм.

— И каков сюжет? Герой должен остановить комету?

«Блум, ты гений! Как ты догадался?»

— Метеорит, — поправляет Боб.

— Да что угодно!

— Специальная команда ученых…

— Ученые — это скучно.

— Ты прав. А как тебе такая идея? Это будет не простой метеорит, а осколок солнца — в буквальном смысле огненный шар. А как можно потушить пламя? С помощью огромного шланга! Главными героями могут стать пожарные, специальная группа, тайно подготовленная к этой миссии. Ведь пожарные — всеобщие любимцы, как считаешь?

— Возможно. Но в космосе нет воды.

«Откуда этот придурок знает? »

Замечание Блума на секунду поставило Боба в тупик, но он тут же нашелся:

— Забудь о шланге. Пусть это будет группа архитекторов и инженеров. Они возведут гигантскую стену на пути метеорита.

— Тревис — архитектор? В его-то возрасте?

— Кому какое дело? — отмахнулся Боб. — Может, в детстве он великолепно управлялся с «Лего»?

— Неплохо.

— Они построят гигантскую стену, загонят комету в черную дыру и спасут мир.

— Не знаю, — тянет Блум. — Ненавижу архитекторов. Видел бы ты того идиота, который строил наш дом.

— Ради Бога, Блум, какое это имеет значение? Дело ведь в Тревисе Траске. Я пытаюсь придумать фильм. Блум, алло, ты слушаешь?

— Нужно хорошее название, — произносит Блум. — Что, если назвать его «Судный день»?

— Нет, я уже придумал — «Огненная дыра».

— Отлично, — говорит Блум. — Пока в этом проекте мне нравится только название и перспектива участия Тревиса.

Тут я отключаюсь от линии. Эти идиоты не имеют ни капли творческого чутья, не говоря уже о том, что не в состоянии распознать оригинальную идею, даже если она материализуется и прольется на них дождем со светомузыкой.

— Отличный галстук.

Поднимаю глаза и вижу этого неудачника Джима.

— Спасибо.

Он машет листком бумаги у меня перед носом.

— Тебя не интересует «Марч Мэднесс» ?

Джим скопировал турнирную таблицу Национальной спортивной студенческой ассоциации из газеты «Ю-эс-эйтудэй». Ищу в списке свою альма-матер — университет Вайоминга, но его там нет. Не набрали необходимых очков. Ковбои всегда плохо играли в баскетбол.

— Каждый ставит по двадцать баксов, — объясняет Джим. — Надеюсь выиграть долларов двести.

«Они понадобятся тебе, парень. Когда твоя задница лишится здесь места».

— Нет, спасибо.

Он хмурится, как будто я только что испортил воздух.

— Если услышишь, что кто-то хочет сыграть, скажи мне.

— Конечно, Джим.

Смотрю, как он скачет по холлу в поисках желающих сделать ставку. Он прекрасно знает, что я никому не стану рассказывать.

— Воды! — раздается вдруг вопль Блума.

Кидаюсь в так называемый холл. А ведь я могу сделать с водой для Блума все, что угодно: помочиться в стакан, плюнуть, добавить транквилизатор или — мне больше всего нравится эта идея! — капнуть немного визина. Об этом мне рассказала стюардесса, с которой я как-то трахался. Всего пару капель, и пожалуйста — мгновенная диарея!

Вот черт, опять я несу эту чушь, свойственную ассистентам ! Но у меня нет другого выбора! Я не настолько крут, чтобы учиться в Гарварде и писать для студенческого юмористического журнала. Попробуй предложи идею создать юмористический журнал в городе Ларами, Вайоминг, и тебя изметелят, а потом, истекающего кровью, привяжут к забору. А какой смысл составлять резюме, если у меня нет связей? Я никого не знаю, полезных знакомств — ноль. И все, что мне остается, — это давно известная стратегия «начать с самого дна и зубами прогрызать себе путь наверх». Я решил попробовать. Голливуд — единственное место, где от технических работников требуется хорошая подготовка: приличное образование и звание бакалавра гуманитарных наук, высокий средний балл, членство в студенческой организации. Со временем меня повысили до ассистента, в чьей должности я и пребываю по сей день. Ни в одной компании я не задерживался надолго, успел поработать в «Уилльям Моррис», Администрации гражданского воздухоплавания, в «Герш» и Международной организации по вопросам переселения, но каждый раз что-то не складывалось. Вероятно, у меня проблемы с мотивацией. Единственное, что утешает, — я крупнее и сильнее большинства гомиков, на которых работал. Они должны знать, что если меня спровоцировать, я выдеру их и заставлю обращаться ко мне «сэр».

Быстрая смена кадров Холл — день

Питание здесь организовано, как и в любом другом офисе: холодильник с остатками неизвестной еды, автомат с питьевой водой, круглый стол и четыре стула. Тут же болтается телка по имени Тесс. Она ассистент одного из партнеров и выглядит как военнопленная: бледная, исхудавшая, страшненькая. Тесс никогда ни с кем не трахается, пугается меня и подскакивает, словно у нее невроз, полученный на поле боя.

— О, Джеб, привет, — стонет она.

И я замечаю, что глаза девушки полны слез. Тут же поворачиваюсь к ней спиной и открываю холодильник. Нет никаких сомнений: она плачет — шмыгает носом и пытается ровно дышать. Беру бутылку «Эвиан» и захлопываю дверцу.

— Джек такая сволочь, — всхлипывает она.

Мне не хочется смотреть на нее, но другого выхода нет. Вот черт! Лучше бы я этого не делал! Тесс в истерике: тушь течет по щекам, сопли — из носа, слюна скапливается в уголках рта. Отвратительное зрелище!

— Он бросил в меня свой ноутбук, потому что я отдала его рубашку в химчистку, а не в прачечную. Он едва не попал мне в голову.

Я пытаюсь успокоиться, насколько это возможно, и смотрю на нее с сочувствием: забота во взгляде, чуть склоненная голова, скорбная мина. Но теперь она считает, что мне ее жаль. Я уже выхожу из холла, когда слышу ее стон:

— Что же мне делать?

Не поворачиваюсь и продолжаю идти. Давным-давно я усвоил, что не стоит связываться с чужими проблемами. Не хочу показаться бесчувственным. Но послушайте, она такая тощая, а я ведь не собака, чтобы бросаться на кости!

Иду по коридору, стараясь не встретиться ни с кем взглядом. Название этого агентства следует писать как «Ауттрах», потому что здесь все трахают всех. Младшие агенты спят со старшими, старшие с партнерами, партнеры друг с другом. Они не трогают ассистентов, потому что мы зародыши человека, инертный материал, пустышки. Агентство арендует комнаты во «Временах года», считается, что для серьезных клиентов из Нью-Йорка, но в действительности — это место интимных встреч. У старших агентов и партнеров есть ключи. Ассистенты составляют особые графики, чтобы они не пересеклись. Блум трахает двух партнеров, он даже распространил активность за пределы офиса и общается с парой клиентов, включая Микаэлу. Эта девчонка прекрасно знает, что нужно делать. Но повторюсь, в этом городе все основано на сексе. И если вы не трахаете кого-то в буквальном смысле, вам стоит делать это фигурально.

Единственная польза от работы в «Ауткам» в том, что у Рэндалла Блума оказался вполне сносный характер и, после того как я спас ему жизнь, он согласился прочитать мой сценарий. Это произошло во время ленча в «Соре» — ему в горло попала виноградина. Все застыли в оцепенении: этакий семейный пикник нациста фон Бюлова. Все, кроме меня. Мне пришлось резко надавить ему на живот. И этим я не только заслужил должность ассистента, но и достиг своей основной цели: кто-то согласился прочитать мой чертов сценарий. Вы, наверное, думаете, что просмотреть хороший сценарий — не такое уж большое одолжение в городе, где постоянно нужен новый материал. Но легче закрутить любовь втроем с сестрами Хилтон, чем добиться, чтобы твой сценарий прочли.

Честно говоря, я думал, что наконец-то мне несказанно повезло. Рэндалл Блум не будет скрываться от меня, ведь я его спас. Он прочитает мой сценарий, только и всего. Я просил не так уж и много.

И он непременно сделает это. Я уверен. Сценарий лежит в боковом отделении его портфеля. Каждый вечер, когда он уходит домой, я напоминаю ему про это. Я знаю, скоро он найдет время. Может, сегодня посмотрю на него грозным взглядом. Поиграю мускулами. Я заставлю его сдержать слово.

 

КЕЙША

Черт возьми, этот парень ненормальный.

Снова устроил здесь вечеринку, как будто он Роберт Дауни-младший после реабилитации. Я даже не могу припарковаться, потому что пять машин заблокировали проезд. Приходится остановиться на проезжей части. Сейчас десять утра, а музыка звучит так громко, что вот-вот перебудит всех местных жителей. У него в голове шумит, как в колонках! От басов венецианское окно грозит вылететь прямо в сад. Беру завтрак для Тревиса — упаковку из двенадцати «Маунтин дью» и десяток пончиков «Криспи крем» — и направляюсь к дому. Нет, я не работаю в службе доставки «Флай». Мой босс — девятнадцатилетний Тревис Траск, самый популярный герой тинейджеров после еще одного белого парня по имени Лео.

— Привет, малышка.

— Лу, выметайся из частных владений.

— Вообще-то тротуар не является его собственностью, — звучит ответ.

Кожа Лу очень темная — цвета кофе эспрессо и абсолютно гладкая. Мускулы на своих местах, длинные косички-дреды собраны сзади в хвост. Огромный фотоаппарат с телеобъективом свисает с шеи.

— Скажи это полицейским.

— Перестань. Зачем ты так со мной?

Я успела сказать, что у него улыбка, как у Дэнзела? Должна признать, в Лу что-то есть.

— Почему бы тебе не последить за Джастином Тимберлейком или еще каким-нибудь популярным парнем, который поет под фонограмму, не попадая в такт? — интересуюсь я.

— На Джастине не заработаешь столько, сколько на Тревисе Траске.

— Кто ты по гороскопу? — спрашиваю я.

Мой вопрос застал его врасплох. Он широко улыбается:

— Я Лев, малышка.

— Из чего следует, — бормочу я, — что ты слишком самоуверенный, властный и эгоистичный.

— А какой у тебя знак?

— Не твое дело! — поворачиваюсь я. Мой знак — Рыбы. А огненные и водные знаки не смешиваются. Понимаете, о чем я?

— Малышка, объясни, почему ты так себя ведешь? Помоги мне сфотографировать твоего босса, и мы поделим деньги, шестьдесят на сорок.

— Я не торгую Тревисом.

— Что ж, тогда хорошего тебе дня, — говорит он. А я отдаю должное его вежливости.

Пробираюсь мимо машин к дому. В нем пять спален, три ванные комнаты, бассейн. Из окон открывается вид на долину. Дом был построен в начале семидесятых, из чего следует, что он уже далеко не в лучшем состоянии. Зато расположен в Энсино — одном из самых модных мест в этом районе, и поэтому его стоимость достигает двух миллионов двухсот тысяч.

У двери музыка слышна еще сильнее. Захожу внутрь, и мне кажется, что рушится плотина. Мощный звук практически сбивает меня с ног. Это рэп с очень «милыми» словами: «Ниггер, ниггер, дерни триггер». Исполнителя зовут А'Айт — для всего белокожего населения «Олл Райт», что означает «все в порядке». На его диске «Собьем спесь с белых» есть песни с названиями «Вставь чуваку», «Моя хата в огне» и «Ф*@к #%&*».

Я не понимаю этот сумасшедший хип-хоп. Знаю, большинство моих братьев и сестер по крови скажут, что нужно аннулировать мою афроамериканскую карточку, но ничего не могу с собой поделать. У меня более тонкий музыкальный вкус. Я предпочитаю джаз, и это у меня в крови. Мой отец — знаменитый Эдди Кристи, пианист и основатель «Квартета Эдди Кристи». В конце пятидесятых — начале шестидесятых они выпустили больше альбомов, чем любая другая джазовая группа. Близкими друзьями отца были Сэмми Дэвис-младший и Нэт Кинг Коул. Но я никогда не видела их, да и отца едва знала. Он умер, когда мне было шесть лет. Единственное мое воспоминание о нем: высокий человек с темно-коричневой кожей и тонкими усами, от которого всегда пахло кубинскими сигарами и бренди. У него были крупные ладони с тонкими пальцами — такими же, как у меня.

В доме пахнет, словно в баре перед закрытием. Я иду в сторону гостиной, но не вижу ни единого человека. Современная мебель не сочетается с жизнью в стиле «Семейки Брэди». У замшевых дивана и кресел — хромированный каркас. Кофейный столик стоит на основании из гранита, а сверху накрыт стек-дом, по форме напоминающим почку. Две большие скульптуры из металла тоже выполняют функции мебели. Хотя их нельзя назвать слишком прочными. Однажды я попробовала присесть на «оттоманку», и она не выдержала вес моей толстой задницы.

Ковер с длинным золотистым ворсом завален бутылками «Столичной» с фруктовым вкусом и пустыми пивными банками. Яркие пакеты от чипсов «Ранч доритос» и упаковка от гамбургеров из «Ин энд Аут» валяются на кофейном столике рядом с металлическим подносом, на котором рассыпан белый порошок. Тут же я вижу голубую стеклянную трубочку Тревиса, несколько свернутых листков бумаги и дорожки кокаина, словно ожидающие жадного вдоха.

Басы сотрясают комнату, как подземные толчки во время землетрясения. Хочу выключить музыку и открываю полку со стереоаппаратурой. Это домашняя цифровая развлекательная система, собранная из лучших компонентов: проигрыватель цифровых дисков «Сони», усилитель и тюнер «Ямаха», кассетная дека «Накамиши», домашний музыкальный автомат «Денон», сабвуфер и колонки «Бозе». Черт возьми, постоянно забываю, как она выключается! Жму на все кнопки подряд. Басы начинают звучать еще громче, и кажется, сейчас упадут картины со стен. Мне удается справиться с басами, но теперь верхние частоты верещат так пронзительно, что еще немного и мои барабанные перепонки не выдержат. Нахожу нужную кнопку, но при этом случайно включаю радио. А'Айт больше не поет, зато во всю глотку орет журналист Говард Стерн, издевающийся над какой-то порнозвездой. Где же выключается громкость? Не вижу ни одной ручки! Только кнопки и голубые лампочки. Нажимаю еще на одну кнопку, но на этот раз включается телевизор — сцена из «Криминального чтива». Самюэль Л. призывает меня сохранять спокойствие, как это умеет делать автогонщик Фонц. Я уже почти теряю хладнокровие, когда наконец нахожу нужную кнопку. Бью по ней, и дом погружается в зловещую тишину. Где-то вдалеке слышен лай соседской собаки.

Очень хочу есть. По дороге на кухню едва не наступаю на двух обнаженных молодых людей, в бессознательном состоянии лежащих за диваном. Парня я узнала сразу. Это Поуки-пихун — главный почитатель таланта Тревиса. Его прозвали так из-за привычки трахать кого угодно в юбке. Грязные светлые волосы повязаны краской банданой, на правом предплечье — татуировка обезглавленной женщины. Однако ненависть Поуки к женскому полу не мешает ему прижиматься к девушке, лежащей рядом с ним. Я не Кристи Лав, но не могу не заметить, что эта девушка очень похожа на проститутку, а ее грудь, гордо торчащая вперед, как оранжевые дорожные конусы, может означать лишь одно — она стриптизерша. Смотрю на сморщенный член Поуки, интересно, насколько он может увеличиться в размере? Решаю, что не сильно. Перед тем как уйти из комнаты, еще раз украдкой бросаю на него взгляд.

Вхожу на кухню одновременно с Мартой. Это экономка — миниатюрная мексиканка лет шестидесяти с седыми волосами, уложенными в стильную копну. Марта — большая любительница огромных ярких серег. Сегодня из каждого уха свисает миниатюрный ярко-розовый автомобильный ключ. Мы с Мартой знакомы давно. Честно говоря, она меня вырастила, одна без чьей-либо помощи. Мамы никогда не было дома, а потом, еще до того как я начала ходить, она умерла от передозировки наркотиков в номере мотеля в Вегасе. А через несколько лет, когда умер отец, Марта стала моим официальным опекуном.

— Ковер за диваном нужно почистить пылесосом, — сообщаю я.

Марта поджимает губы:

— У этого парня вечеринки каждый день. Это плохо. Опасно.

— Ты сама знаешь, что делать.

Марта исчезает в кладовке, что-то бормоча. Ставлю коробку с «Маунтин дью» и пончиками на край стола. Очень хочется открыть ее, но я борюсь с этим желанием. Как и все Рыбы, я тяготею к излишествам, и мой организм удерживает воду, поэтому я немного полновата. Я пообещала себе есть поменьше сладкого, но не могу с собой справиться. Касаюсь коробки, потом сжимаю руками талию, чтобы осознать, где в итоге осядут эти маленькие пончики. Что ж, мне нужно похудеть всего на пятнадцать фунтов. Я ведь не такая толстая, как Стар Джоунз. Эта тетка похожа на огромный черный кожаный диван в парике. Кроме того, я высокая. Конечно, не такая, как игроки женских команд НБА, — я никогда не выйду на поле и не буду играть, но все же моих пяти футов девяти дюймов вполне достаточно. Подумаешь, сбросить всего лишь несколько фунтов! В моем гороскопе на сегодня написано: «Не нужно себя стыдиться, личные изменения происходят медленно, но попробовать, несомненно, стоит!»

Решаю проявить выдержку и ухожу из кухни. Марта уже в гостиной, рядом с Поуки и его девчонкой. Она держит пылесос над головой парня, смотрит на меня прищурившись и резко нажимает кнопку. Ужасный шум заставляет «гостей» проснуться.

— Что за… — бормочет Поуки.

Девушка садится и трет глаза. Увидев склонившуюся над ней Марту, она прикрывает грудь и оглядывается в поисках одежды. Поуки не столь застенчив. Он медленно поднимается с пола, потягивается, подняв руки над головой, и направляется в холл — его причиндалы раскачиваются в такт ходьбе. Девушка находит под диваном скомканный топ и юбку и, прикрываясь одеждой, направляется вслед за Поуки, как хорошо выдрессированная собака. Громко хлопает дверь: они исчезают в одной из спален.

Замечаю еще одну фигуру на заднем дворе рядом с бассейном. Этого зовут Фрог-лягушка, у него зеленые взъерошенные волосы и плохая кожа. Он напоминает труп, лежащий на животе на одном из шезлонгов. Смотрю на Марту:

— Траву следует постричь!

Марта кивает и исчезает в гараже. Через несколько секунд она появляется около бассейна с газонокосилкой, за которой тянется длинный оранжевый шнур. Остановившись в нескольких футах от Фрога, она включает мотор. Газонокосилка все ближе к голове парня, и мне уже становится не по себе, а тот стонет, зевает и сползает с шезлонга. На некоторое время замирает у бассейна, его рвет в воду, он вытирает рот рукой и плетется в дом. Марта выключает «борца с сорняками» и направляется в гараж.

Я иду в офис. Моя нынешняя работа совсем не похожа на то, чем я занималась раньше. У меня диплом социального работника, я трудилась в Департаменте транспортных средств. Там меня все устраивало, вот только платили мало. Нащупываю выключатель за шкафом и включаю свет. В комнате все как обычно: книжные полки от пола до потолка, факс, ксерокс, компьютер и телефонная станция на три линии. Включаю компьютер, чтобы проверить свою почту. Отвратительная вонь из гостиной продолжает преследовать меня. Ненавижу работать здесь. Гораздо лучше, когда Тревис на съемках и рядом со мной профессионалы. Конечно, это нельзя назвать настоящей работой. Я всего лишь отвечаю на звонки, записываю сообщения, по просьбе босса приношу еду и напитки и заказываю наркотики у распространителя. Если Тревису нужна компания, я организую приезд его друзей. А в основном болтаюсь без дела. Иногда помогаю ассистентам режиссера или людям, отвечающим за питание. Думаю, именно это и навредило моей фигуре.

Закончив съемки в последнем фильме, Тревис решил отдохнуть несколько недель, но они растянулись на шесть месяцев. И вот я сижу здесь, в этом доме, и мне нечем занять время. Обычно я читаю сценарии, которые присылает агентство Тревиса — «Ауткам». Сейчас, например, на моем столе их десять, и это только те, которые я прочла за неделю. Все отвратительные. И все же, если мыслить глобально, мне не на что жаловаться. Тревис вполне сносный босс, учитывая, что он на пять лет меня младше. Немного туповат, но при этом безобиден. Мне только хочется, чтобы он завел себе новых друзей.

Автоответчик пуст. Опять же все знают, что нет смысла звонить Тревису до полудня, независимо от того, дома он или нет. Открываю график встреч, на этой неделе назначена всего одна — с его менеджерами. Звонит телефон.

— Алло?

— Это Кейша Кристи?

Не узнаю голос, хотя догадываюсь, кому он может принадлежать.

— Ее нет. Вы оставите сообщение?

— Это Джозеф Сандерс из налоговой службы. Она может перезвонить мне по номеру триста семьдесят шесть, сорок два, тридцать один.

— Я передам, — отвечаю я и вешаю трубку. Вот черт! Они выследили меня и на работе.

Желудок сводит, и мысли снова устремляются к сладкому. Выхожу из офиса и присоединяюсь к Марте на заднем дворе. Она приносит две чашки кофе и коробку с пончиками. В бассейне на поверхности воды плавает отвратительная блевотина, оставленная Фрогом. Как хорошо, что скоро придет человек, который чистит бассейн. Мы сидим на кованой мебели и любуемся дымкой, висящей над долиной Сан-Фернандо. Марта открывает коробку.

— Пончик?

— Конечно, — тянусь я через стол и беру один.

 

ГРИФФИН

Весну в южной Калифорнии ни с чем не сравнить: лазурное небо, сияющее солнце, легкий бриз, ежегодный пересмотр должностей и шанс получить повышение и прибавку к зарплате… Я чувствую удовлетворение именно от таких мелочей, хотя искренне надеюсь, что мое повышение нельзя будет назвать незначительным.

Сворачиваю с бульвара Сансет и въезжаю в подземный гараж офисного здания. Направляюсь к одному из шести парковочных мест, отмеченных табличкой «ДжейТиЭ», что значит «Джонни Тредуэй энтерпрайзес», и ставлю машину рядом с черным «мерседесом» босса. Забираю вещи с сиденья и осторожно, чтобы не разлить чай из двух чашек, стоящих на картонном подносе, иду к двери.

— Доброе утро! — приветствует меня охранник по имени Стью. — Вы еще не прочитали мой сценарий?

Жму кнопку лифта.

— Прочитал.

— Как вы думаете, он понравится Тревису?

— Не уверен, что этот сценарий для Тревиса. Мы хотели бы отойти от фильмов с убийствами.

По его лицу скользит разочарование.

— Послушай, — решаю подбодрить его, — вполне вероятно, он подойдет другому актеру.

— Может, попробую написать еще что-нибудь. Хорошего вам дня, — кивает охранник.

— И тебе, Стью, — отвечаю я и захожу в лифт.

Как только двери закрываются, я ухмыляюсь и качаю головой. В этом городе все пишут сценарии. К несчастью, большинство из них ужасны, и именно по ним снимают фильмы. Я не могу читать весь мусор, который отсеивается уже на предварительном этапе. Сейчас бюджеты фильмов переваливают за сто миллионов долларов, и конечный продукт мог бы быть получше. Но похоже, все эти высокобюджетные ленты выпускаются с единственной целью: решить наконец старую и сложную задачу — сколько взрывов и пинков под зад может уместиться в рамках одного фильма? Но я готов дать надежду Стью, потому что каждый должен стремиться к осуществлению своей мечты, и не важно, реалистична она или нет. Возможно, мой подход немного эгоистичен, ведь нельзя заранее знать, когда в мусоре отыщется бриллиант.

На пятом этаже я иду по длинному коридору, прохожу офис «Троллей рекорде», кабинет доктора Маркоса Сантоса, зубного хирурга, «Бад энд бад» и представительство Государственной финансовой инспекции в офисе 525. Распахиваю дверь, Люси — секретарь в приемной — приветствует меня. Она испанка, ей около сорока, и у нее трое детей-подростков. Люси чихает и тянется за салфеткой.

— Доброе утро, Гриффин.

— Доброе утро! — Ставлю портфель на серое кожаное кресло. — Давно он здесь?

— Восемь минут, — смотрит она на часы.

Протягиваю ей одну из двух чашек:

— Этот чай называется «Здоровье».

— О! А с чем он?

— Жасмин, женьшень и цветочные экстракты. Моментально вылечит твой грипп.

— М-м-м, как вкусно пахнет, — говорит Люси, сняв крышку, — спасибо.

— На здоровье, — подмигиваю я ей. — Тебе нельзя болеть, не представляю, что бы я без тебя делал. Меня поддерживают только твоя доброта и сияющая улыбка.

— О, Гриффин! — улыбается Люси. Поворачиваю подставку для сообщений.

— Кто-нибудь звонил?

— Микаэла. Виктория уволила Мэри.

— Ты шутишь?

Я не удивлен. В конце концов, бедная девушка имела несчастье работать на Викторию Раш. Сколько же ей удалось продержаться? Месяц? Или три недели?

Тру подбородок.

— Эта женщина неисправима, как и еще один человек, которого мы знаем.

— Это так, — соглашается Люси.

— Ты не позвонишь в «Вэрайети» ? Пусть они дадут объявление.

— Уже позвонила.

— Вот за что я тебя люблю! — Беру чай, портфель и иду к огромной двери, отделяющей приемную от остальной части офиса. — Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать.

— Естественно, — улыбается Люси.

Задним местом толкаю дверь и направляюсь прямо к своему столу. Положив вещи, на цыпочках подхожу к гигантскому офису Джонни, вытягиваю шею и прислушиваюсь. Единственный доносящийся до меня звук — знакомое жужжание солярия «Тропи-калрей0441». Я знаю, что он будет лежать в нем еще двенадцать минут, поэтому сажусь за стол и смотрю на календарь, формально до моего существенного повышения и прибавки к зарплате остается один месяц и один день. Я чувствую себя вполне готовым, чтобы после работы ассистентом стать настоящим менеджером. Сказать, что я задержался на этом месте, было бы преуменьшением.

Чем занимается менеджер? Эта работа настолько многогранна, что в двух словах о ней не расскажешь. Основное — это предотвращать все потенциальные проблемы еще до их появления, управлять, консультировать и следить за всеми, кто работает на вашего клиента. Я обязан от имени клиента убедиться, что все схватки выиграны и выбран лучший путь достижения цели. В награду за это мне полагается пятнадцать процентов от общего дохода клиента. Честно говоря, я не получаю этих денег, ведь пока еще я не менеджер. Моя зарплата — триста долларов в неделю, без страхового пособия, и полные карманы мелочи, которой я могу свободно распоряжаться. Все свое свободное время я трачу на поиски очередной звезды. Пролистываю «Л.А. уикли», пробегая глазами каждую страницу, и делаю заметки ручкой «Кросс» — подарок моего брата на окончание колледжа. Нужную информацию заношу в личный маленький блокнот. В нем хранятся названия и адреса всех заведений города, где можно увидеть пьесы, комедийные постановки или альтернативные представления. По крайней мере раз в неделю я обязательно смотрю что-нибудь новое. Через некоторое время возвращаюсь, чтобы снова увидеть тех же актеров и проверить, не подвела ли меня интуиция. Прежде чем рекомендовать кого-либо Джонни Тредуэю — суперменеджеру многих звезд, — я должен быть уверен на тысячу процентов. Честно говоря, в определении «суперменеджер» есть некоторое преувеличение. В созвездии Джонни всего две звезды: комедийная примадонна Виктория Раш и новый чудо-мальчик Голливуда Тревис Траск. Я нашел Тревиса, когда он играл в одноактной пьесе в Венеции. В тот момент он был практически бездомным и не слишком опрятным. Тем не менее в нем было нечто особенное: скрытая под внешностью Адониса сила. Сейчас я присмотрел еще одного потенциального клиента. Его зовут Барт Абельман, и он эстрадный комик. Я увидел его в «Импров» в Мелроуз, и он произвел на меня сильное впечатление. Возможно, пресловутая молния все-таки может ударять дважды!

— Гриффин! — раздается из офиса вопль Джонни.

Хватаю блокнот, расписание встреч и устремляюсь во владения босса. Офис длиной в тридцать футов обставлен изысканной мебелью. Огромное венецианское окно выходит на бульвар Сансет. Джонни принимает солнечные ванны, на нем голубые пластиковые очки и плавки-танга фирмы «Спидо». У него зализанные назад крашеные черные волосы, в щеки вживлен имплантат, чтобы черты лица казались более четкими, и постоянный загар благодаря солярию, в котором он сейчас возлежит.

— Брызгай! — требует он.

Хватаю бутылку с насадкой-спреем, наполненную минеральной водой «Эвиан», и трижды брызгаю на Джонни.

— Хочу тебя кое о чем спросить, — говорит он.

— Давайте.

— Сегодня утром передо мной ехала лесбиянка, и на заднем стекле ее машины была наклеена большая картинка с радугой. Что это значит?

Джонни, с первого дня осведомленный о моей сексуальной ориентации, назначил меня «старейшиной» гомосексуалистов.

— Как вы узнали, что она лесбиянка? Может быть, девушке нравится радуга.

— На бампере ее машины надпись: «Радуйтесь: я черная и розовая!» — Он в изумлении качает головой. — Ты представляешь? Она получит пулю в голову.

Джонни — несдержанный и хвастливый задира — в восторге от подобных комментариев. Смотрю в окно. Утренняя дымка еще не рассеялась, и все кажется одноцветным.

— Ты не ответил на мой вопрос, — говорит Джонни.

— Понятия не имею, но могу выяснить.

— Кое-кому следует больше знать о своих традициях.

Джонни часто называет меня «кое-кто». Например, он говорит: «Кое-кому нужно соединить меня с тем-то и тем-то». Или: «Кое-кому следует вымыть мою машину». Или: «Кое-кто должен заказать…» Думаю, кое-кто должен врезать по его королевской заднице!

Звенит таймер. Поднимаю крышку солярия, Джонни садится, снимает очки и протягивает их мне. А я даю ему красно-коричневое полотенце от Ральфа Дорена. Он оборачивает его вокруг загорелой задницы и проходит за огромный полированный стол орехового дерева. Мне не дозволено садиться без приглашения. Когда ему вздумается, он скажет:

— Садись. Какие планы на эту неделю?

Сажусь и открываю расписание.

— В полдень у вас горячий масляный маникюр. Завтра ароматерапевтический массаж. В среду за ленчем встреча с Рэндаллом Блумом, в четверг деловая встреча с Тревисом Траском. В пятницу вы не заняты.

— Тяжелая неделя, — говорит Джонни и откидывается в кресле, закинув руки за голову, так что становятся заметны имплантаты на месте грудных мышц. — Я хочу пить.

Я подхожу к мини-холодильнику, расположенному в двадцати дюймах от кресла Джонни. Достаю «Капри сан» — фруктовый напиток со вкусом черешни, вставляю соломинку и выливаю содержимое в хрустальный бокал для вина фирмы «Уотерфорд». Подаю его Джонни через левое плечо и возвращаюсь на место.

— Как дела с Тревисом? — интересуется он, одним глотком выпивая половину бокала.

— Контракт пока ни с кем не подписан.

— Любая студия в городе готова заплатить ему двадцать миллионов, а этот идиот не может принять решение?

— Он хочет сделать перерыв.

— Перерыв! Малыш снялся всего в трех фильмах!

Стараюсь не морщиться, когда Джонни употребляет слово «малыш». Кем он себя воображает? Луисом Б. Майером ? Хотя он прав. Тревис Траск сыграл главную роль всего в трех фильмах… но бюджет каждого из них был до смешного мал, а сборы переваливали за пятьдесят миллионов, и все только благодаря нашей девятнадцатилетней звезде.

— Они снимались подряд, один за другим, — нахожу я объяснение.

— Разве он не понимает, что люди скоро забудут о его существовании?

— Джонни, я уже говорил ему об этом. А он заявляет, что ждет подходящего проекта.

Джонни разводит руками:

— Он мечтает о выдающейся роли! Помнишь, Ди Каприо пошел тем же путем, а в итоге снялся в двух дерьмовых фильмах, растолстел и обрюзг! — Джонни ставит локти на стол и начинает шевелить пальцами, как будто играет на кларнете. Этот ритуал означает, что мой босс глубоко задумался. Пальцы движутся все быстрее, пока не приходит прозрение. Или мысль на худой конец. И часто не самая хорошая мысль. Он хлопает ладонями по столу. — Тебе нужно с ним поговорить. Ты молод и быстрее найдешь с ним общий язык, кроме разговоров о женщинах, конечно. Скажи ему, он должен наконец остановиться на каком-то проекте.

— Или что?

— Что за вопросы? — кричит Джонни. — Мне нужно оплачивать счета!

По правде говоря, Джонни ненавидит своих клиентов. После того как они подписывают контракт — минимум на три года, — он перекладывает всю работу на подчиненных, то есть на меня. А сам практически ни за что не отвечает — неплохую синекуру нашел себе мой босс.

Джонни берет со стола сценарий.

— Вот, например, что я прочитал вчера вечером. Я был просто потрясен.

На обложке написано: «Подними пушку!»

— И о чем же он? — осторожно спрашиваю я.

— Помнишь стрельбу в школе в Колорадо? Тревис превосходно подходит на роль одного из киллеров. Эштону Кэтчеру предложено сыграть его друга. Есть еще отличная небольшая роль для кого-то постарше: учитель, рискующий жизнью ради спасения детей.

Я знаю, что это означает. Джонни хочет играть в этом фильме. После того как за большую взятку он получил роль без слов в последнем фильме Тревиса, мой босс считает себя драматическим актером.

— Проект, конечно, заманчивый. Но ведь мы хотели, чтобы Тревис снимался в серьезных фильмах, — говорю я.

Моя наглость ставит Джонни в тупик, он поднимает брови — густые и неухоженные, несколько длинных волосков торчат в разные стороны. И я вдруг вспоминаю, что «серьезные фильмы» были моей идеей, а не его.

— Мы хотели, чтобы я заработал денег. Много денег. Он может сниматься хоть в «Лепрекон-восемь», мне без разницы. Меня волнуют мои пятнадцать процентов за менеджмент, оплата за консультации и членство в Гильдии киноактеров, если, конечно, в этом фильме окажется подходящая для меня Роль.

— Конечно! — резко меняю я тональность. — Обязательно покажу этот сценарий Тревису и узнаю его мнение.

— Ради всего святого, попробуй подкупить его. Скажи, что студия предложит самые лучшие условия.

К нему смогут прилететь все его друзья. Мы обеспечим его кокаином, проститутками, чем только пожелает! — Джонни смотрит на мои колени. — Кое-кто не хочет это записать?

— Тревис предпочитает марихуану или грибы, — отвечаю я и пишу: «Чертов дурак», — в своем блокноте.

— Мы должны уговорить его. В нашем бизнесе нужно постоянно работать, или все решат, что ты умер. Наверное, именно это ты и захочешь объяснить мелкому идиоту.

Киваю и пишу: «Твою мать».

— Кстати, о деньгах, ты был в банке сегодня утром? — спрашивает Джонни.

— Да, выписка с депозитного счета у меня на столе.

Он качает головой.

— Позвони моему брокеру и попроси его купить еще акций «Ай-би-эм».

Записываю: «Режьте меня на куски».

— Так, а где рейтинги? — интересуется Джонни.

Перебираю бумаги в поисках листа с распечаткой рейтингов Нильсена за прошлый вечер.

— Виктория снова последняя в своем возрастном интервале.

Джонни вздыхает и снова начинает рассматривать пальцы.

— Сколько недель это длится?

— Восемь.

— Очень плохо, что они решили включить ее в рейтинг. Я боялся этого. Она слишком стара. Никого больше не интересует Виктория Раш. Черт, даже мне она абсолютно безразлична.

— Думаю, у нее до сих пор есть преданные поклонники.

— Ну, если бы геи были выделены в отдельную демографическую единицу, это имело бы смысл.

— Но это уже произошло, — усмехаюсь я. — Как думаете, кто подтолкнул сериал «Следователи ВМФ» в первую двадцатку?

Джонни безучастно смотрит на меня.

— Показатели рейтинга только повышают значимость Тревиса. Он должен наконец что-то решить.

— Да, конечно.

— Есть что-то еще? — спрашивает Джонни, вытирая лицо уголком полотенца.

— Барт Абельман сегодня вечером выступает в шоу Лено по телевизору.

— Кто?

— Комик, о котором я вам рассказывал. Вы видели его записи.

— Меня не интересуют комедийные актеры.

— Он выдающийся комик, — продолжаю настаивать я. — Появился на одном из прослушиваний для шоу «Сегодня вечером» и сразу же получил разовый ангажемент. Думаю, нам стоит отправить его на фестиваль комедийных искусств в Аспене. Если с ним поработать, у него будут неплохие шансы. Смешных людей не хватает.

— Послушай, для успеха в нашем бизнесе нужны хорошие задатки. А посредственных комиков масса. Кроме того, никому не удавалось быть смешным со времен Эмо Филипса. А он уже покойник.

— Эмо Филипс жив.

— Правда? — изумляется Джонни.

— Думаю, вам стоит своими глазами взглянуть на выступление Барта. Я ведь оказался прав по поводу Тревиса.

Джонни машет в сторону двери:

— Меня не интересуют комедианты. Все они абсолютно одинаковы: евреи-неудачники, считающие, что их обижали в детстве. Что-нибудь еще?

Смотрю на расписание. На девять вечера карандашом вписано имя женщины.

— У вас сегодня свидание. Я сделал заказ в «Азия деКуба».

Губы Джонни растягиваются в похотливой ухмылке.

— Напомни, как ее зовут.

— Волария.

— Вола… как? — закатывает глаза Джонни. Осторожно произношу по слогам:

— Во-ла-рия.

— Почему у моделей такие странные имена? — Джонни смотрит в потолок, пытаясь понять, о ком идет речь. — Блондинка с большими сиськами?

— Брюнетка с грудью среднего размера. Вы познакомились с ней на прошлой неделе на благотворительном мероприятии. Ей двадцать два, и она из Мемфиса. — Вижу, что это ни о чем ему не говорит, и добавляю: — Штат Теннесси.

Мой комментарий сильно раздражает босса.

— Я знаю, где находится этот чертов Мемфис.

Беру со стола каталог белья «Тайна Виктории» и пролистываю его в поисках нужного снимка.

— Вот здесь.

— О да! — восклицает Джонни, рассматривая длинноногую брюнетку в сиреневой кружевной комбинации и чулках.

Пытаясь расшевелить его память, продолжаю:

— Она учится в Южнокалифорнийском университете на ветеринара.

Джонни подносит снимок к лицу.

— Что-то не так?

— Я вижу растительность! — Он бросает мне каталог. — Смотри, вот здесь.

— Может, это тень.

— Тень, твою мать, — фыркает Джонни. — Знаешь, если хорошенько посмотреть, иногда и соски видно.

— Никогда этого не замечал. Он презрительно усмехается:

— Как думаешь, горячая девочка?

— Она очень привлекательная женщина.

— Была бы еще лучше, будь у нее член. Вот что ты думаешь.

— Честно говоря, я совсем не думал об этом.

— Конечно, как бы не так! Знаю я вас! Все вы думаете только об одном!

— Откуда вам знать? — огрызаюсь я, прекрасно понимая, что вступаю в опасную зону.

— Что ты сказал? — хмурится Джонни.

Повышение. Прибавка к зарплате. Повышение.

Прибавка к зарплате. Решаю уступить. Нет смысла расстраиваться из-за тупых комментариев.

— Она красивая девушка, — поднимаюсь я. — Не сомневаюсь, вы прекрасно проведете время.

Он смотрит на меня, как бык на красную тряпку.

— Что-нибудь еще?

Откашливаюсь.

— Если отделить зерна от плевел, то на сегодня это все.

— Так-то! О чем я говорил? — спрашивает Джонни. — Пойди и принеси мне орехов! — И, с отвращением взмахнув рукой, он отпускает меня.

 

РЕЙЧЕЛ

— Рабочее название — «Дни и ночи в Пуэрто-Валларта», — говорит странная девушка, стоящая перед классом. Очень худая, с жирными волосами, в мятой одежде из секонд-хэнда. Терпеть не могу судить о человеке по внешности, но она, видимо, сидит на героине или кокаине. Правда, в жизни я ни разу не встречала наркоманов, поэтому не могу знать наверняка. А может, она хиппи — питается лапшой в «Фиш», пахнет витаминами, не бреется и ест только овощи. Здесь очень много вегетарианцев, наверное, потому что все заботятся о здоровье. Ведь мы в Голливуде, и этим все сказано. Я слышала, что сейчас появились полные вегетарианцы, отказавшиеся от всех продуктов животного происхождения, даже от молока и сыра. Их называют «веганс». Правда, похоже на имя героя из сериала «Звездный путь»?

Я не единственная, кто наблюдает за странной бедной девушкой. Когда она сдает конспект, все замечают, что он написан от руки. А ведь существует правило: все работы должны быть напечатаны. Смотрю на моего друга Малика — единственного темнокожего парня в классе. На нем цветное, коричнево-зелено-красное, африканское ожерелье. Он качает головой и ворчит — обычное поведение, потому что его раздражают практически все белые, а я почему-то являюсь исключением.

— Ох, Дженис, наступило новое тысячелетие, мо-ясет, ты напечатаешь следующую работу? — раздается голос профессора Берроуза из конца класса. Вот, значит, как ее зовут. Забавно, внешность совсем не соответствует имени. Я знала девушку по имени Дженис в Шугарленде, она была наполовину индианка. Или по крайней мере так говорила. Но потом кто-то рассказал мне, что у нее было кожное заболевание.

— Я не люблю машины, — сообщает Дженис. — Они мешают чистоте творческого процесса.

Но профессора Берроуза так просто не собьешь с толку.

— Тогда продолжай, с нетерпением жду момента, когда мы сможем обсудить твое великолепное произведение.

Несколько человек засмеялись. Берроуз бывает иногда очень язвительным, что не слишком хорошо для учителя. И все же я ему сочувствую. Внешне он похож на урода из триллера «Фарго» — мой любимый герой! — но не смирился с этим. Ни один из его сценариев так и не появился на экране. Ему, правда, удалось продать парочку, но писательским трудом он так и не смог заработать достаточно денег, чтобы перестать преподавать. Думаю, его огорчает и то, что он читает лекции не в настоящем университете — Южнокалифорнийском или Калифорнийском, — а в колледже Санта-Моники, простом «общинном» колледже, также известном как тринадцатый и четырнадцатый класс. Но я не вижу в этом проблемы. Уверена, работа преподавателя на любом уровне — очень почетное занятие.

— Это сценарий о любовном треугольнике между двумя женщинами и мужчиной, — начинает Дженис. — Фильм будет похож одновременно на «Пурпурный легион» и «Девять с половиной недель», только все герои — меннониты.

— Кто такие меннониты? — вовремя спрашивает кто-то, ведь я тоже не знаю ответа на этот вопрос.

— Они похожи на секту амиши, — объясняет Дженис. — Только им разрешено пользоваться электричеством, водить машину и слушать радио.

И мой сюжет о крайне впечатлительной девушке из маленького городка в Техасе, которая уезжает от матери-алкоголички в Голливуд, чтобы писать сценарии, сразу перестает казаться мне странным.

Дженис читает сценарий:

— Рут не в состоянии контролировать влечение к женщине и уговаривает Эстер заняться сексом в конюшне. Входит Джебедайа. Сначала он приходит в ярость, но потом чувствует нарастающее возбуждение и присоединяется к девушкам. Все трое влюбляются друг в друга. Но они понимают: нужно бежать, чтобы избегнуть огласки в общине. Герои останавливаются в Мексике, где простые ленивые мексиканцы не возражают против их образа жизни. Так они и живут в бунгало на пляже, в идеальной гармонии и согласии и любят друг друга.

— Этот сценарий достоин «Оскара», — говорит Берроуз. — Какие будут комментарии, ребята?

Малик поднимает руку:

— А в этом фильме есть темнокожие?

По тому, как он спрашивает, понимаю, что парень снова готов взорваться.

— Малик, не нужно каждую историю переводить в плоскость гражданских прав, — пытается образумить его профессор. — В этом сценарии так много других недостатков, что расизм стал бы последним в их списке.

Но Малик уже не может остановиться.

— Расовая дискриминация заметна сейчас в каждом фильме. Вспомните последних лауреатов «Оскара», за исключением мюзикла «Чикаго», который в любом случае нельзя назвать настоящим фильмом. «Властелин колец» — ни одного чернокожего во всем Средиземье. «Игры разума» — ни одного чернокожего в студенческом городке, «Красота по-американски» — ни одного в целом районе.

— Подожди секунду, — перебивает парень из задних рядов, — в «Гладиаторе» был один герой-негр.

— И кого он играл! — огрызается Малик. — Раба, черт возьми!

— Понятно, — замечает профессор Берроуз. — Дискриминация по национальному признаку в кинофильмах. Интересная идея.

— У каждого режиссера собственное видение. Если он не представляет чернокожего актера в какой-то роли, то и не должен чувствовать себя обязанным взять его, — замечает коренастый парень, сидящий в первом ряду.

— Именно о таком арийском подходе я и говорю, — ворчит Малик.

— Ты называешь меня бритоголовым? — встает с места коренастый.

Перепалка принимает опасный оборот, и профессор прерывает их:

— Может, вам двоим продолжить выяснять отношения в «Шоу Джерри Спрингера»? — Нахмурившись, он встает перед классом, жестом показывает Дженис, что та может вернуться на место, и выдерживает долгую паузу, глядя в потолок. — Каким бы интересным ни был этот спор, должен сказать, что он совершенно бессмысленный. Когда смотришь серьезную картину, следует забыть о своих мелких проектах— «триумфах человеческого духа». Бессердечным администраторам студий, принимающим решения, наплевать на артистические способности, расовую гармонию или рвение нашего парня. — Он идет по классу и говорит все громче и громче: — Их целевая аудитория — не достигшие половой зрелости фанаты видеоигр с постоянно стоящими членами. Они решают, какие фильмы должны сниматься сегодня. Поэтому им нужны погони на машинах, взрывы, кровь, кишки, бесплатная обнаженка и рок! — Лицо профессора покраснело, кулаки сжались. — Вопросы?

Никто не осмеливается поднять руку. Я боюсь встретиться с ним взглядом. Он выглядит сейчас как Джеффри Дамер — сошедший с ума серийный убийца. Профессор сканирует взглядом класс, всматриваясь в наши лица и тяжело раздумывая, что бы еще такое сказать. Наверное, он надеется, что мы запомним его советы на всю жизнь.

— Ладно, какой в этом смысл! — с горечью произносит он, поворачивается, собирает вещи и выходит из класса.

* * *

— Я не верю его словам о целевой аудитории, — говорю я Малику по дороге домой. — Он преподнес это так, будто в Голливуде нет хороших людей.

— А их и нет.

— Но это невозможно, я не могу с этим смириться. Я здесь, потому что мне нравится писать, и я хочу создать что-то способное затронуть души людей.

— А я здесь ради денег. Это единственный город в мире, где твою жизнь может полностью изменить один сценарий. Этот малыш из экспедиции в «Уильям Моррис» завтра сможет ездить на «порше каррера-четыре».

Не понимаю его мотивов, особенно в том, что касается машины. Мы же все стоим в одних и тех же пробках, разве не так? Малик не сказал мне ничего нового. Я читала бесчисленное количество историй о никому не известных людях, которые достигли успеха в Голливуде благодаря хитрости и изворотливости.

— Хочешь перекусить? — спрашивает Малик.

— Извини, не могу, нужно искать работу, — отвечаю я.

* * *

С трудом въезжаю на своем двухцветном — грунтовка и золото — «додж колт» на заправку «Юнион-76». Дверь со стороны водителя не открывается, поэтому перелезаю через ручник и выхожу с другой стороны. Достаю из переднего кармана шорт два доллара и протягиваю их служащему, потом вынимаю мятую тряпку, которая служит пробкой бензобака, и заливаю бензин. Сегодня у меня юбилей. Я живу в Калифорнии уже ровно три месяца и официально не имею ни гроша. До этого момента были деньги, которые мне Удалось скопить в кафе «Старбакс» — дома, в городе Шугарленд, Техас. Я проработала там два года и, если честно, рассчитывала, что собранной суммы хватит На более длительный срок. Но повторюсь, Лос-Анджелес — абсолютно другой мир. Бак заполнен бензином на два доллара, я ставлю шланг на место и засовываю назад тряпку.

Снова открываю дверь со стороны пассажирского сиденья, перебираюсь через рюкзак и оказываюсь за рулем. Завестись удается не сразу. Замечаю, что дама в «лексусе» смотрит на меня как на ненормальную. Я привыкла к взглядам, которыми меня награждают за то, что я езжу на такой ужасной машине, — ее не приняли бы даже на «автомобильное кладбище». Дядя Дуэйн подарил мне ее на шестнадцатилетие. Он автомеханик и собирает автомобили из разрозненных деталей. Вот почему невозможно открыть водительскую дверь моей машины. Но после пяти лет и ста тысяч пройденных миль эта старушка все еще верно мне служит. В последнее время, правда, она почему-то начала рассыпаться на части. И еще она очень шумная. Кажется, я потеряла часть глушителя на бульваре Пико на прошлой неделе.

Я все еще не могу поверить, что живу в Лос-Анджелесе. Работа в Голливуде всегда была моей мечтой. И все из-за небольшого фильма под названием «Шугарленд-экспресс», снятого еще до моего рождения. Это был первый художественный фильм Стивена Спилберга, и после него мой маленький и тихий родной город приобрел известность. Представьте себе, в какой восторг пришли жители, когда в наше «болото» на съемки настоящего фильма приехала целая съемочная группа. Многим довелось побывать статистами, и они по сей день обсуждают это событие. Наблюдение за Голди Хоун тоже было важным занятием, особенно когда она отправилась в местную парикмахерскую укоротить свои знаменитые локоны.

Первоначально я направлялась в Лос-Анджелес, чтобы поступить в Школу кино и телевидения при Калифорнийском университете. Боже мой, по-моему, само название звучит устрашающе! Школа кино и телевидения при Калифорнийском университете! Там такая высокая конкуренция! Из восьмисот претендентов они набирают всего человек пятьдесят. Однажды я уже подавала документы, но меня не приняли. Поэтому мой план был таков: приехать сюда, походить на занятия в местный колледж и пробиваться, пока не получится. В ближайшие дни я должна получить ответ. Но даже если меня примут, занятия начнутся только осенью, поэтому догадайтесь, кому нужна работа? Есть лишь одна сложность: я не готова к любой работе. Понимаю, что разборчивость неуместна, когда от голода тебя отделяют всего два цента, но ничего не могу с собой поделать. Знаю точно, я не хочу работать официанткой, няней или снова возвращаться в «Старбакс». И дело не в том, что мне не нравится это кафе. Я с удовольствием там работала, ведь вас считают не просто служащим, а партнером. А поскольку я дважды получала звание «сотрудник месяца» — в два раза больше, чем остальные, — мне практически гарантировано место в любом кафе этой сети в мире. По крайней мере так говорил мой бывший менеджер. Но нет: я не хочу вот так просто возвращаться к кофе. Мне кажется, это будет огромный шаг назад, а я намерена двигаться вперед. Итак, каждую среду, когда выходят новые объявления, я изучаю специализированные издания. Мне нравится их так называть, потому что я сразу же ощущаю свою причастность. Здесь, в «городе мишурного блеска», очень важно владеть профессиональным жаргоном.

И я вспоминаю: сегодня среда. Останавливаюсь у ближайшего киоска и пролистываю «Вэрайети». Ничего интересного. Тогда беру «Голливуд репортер». Маленький индус — хозяин киоска — пристально на меня смотрит, потому что я никогда не покупаю у него журналы, но надеюсь, он не станет грубить. Иностранцам в этой стране и так приходится тяжело после одиннадцатого сентября.

Быстро переворачиваю «Репортер» и читаю объявления. В глаза сразу бросаются слова «личный помощник». Они напечатаны жирным шрифтом над объявлением следующего содержания: «Известной деловой голливудской паре требуется ассистент. Обязанности: прием телефонных звонков, работа с факсом, выполнение поручений и другие. Обязательно наличие водительского удостоверения и личного автомобиля. Предпочтение отдается студентам колледжа».

Я едва могу дышать. Сердцем чувствую — это то, что я искала.

 

МИКАЭЛА

Я трачу слишком много времени на размышления, с кем бы переспать, чтобы добиться успеха. Ничего не могу с собой поделать. Я одержима желанием стать популярной актрисой. Правда, никогда не планировала прокладывать себе путь наверх через постель. Впервые оказавшись в Лос-Анджелесе, я все делала честно. Директора по кастингу и продюсеры постоянно приставали ко мне, но я отклоняла их ухаживания — не хотела жертвовать самоуважением ради роли. Потребовался год, чтобы понять местные правила игры. Как только я начала оказывать сексуальные услуги, мне тут же стали предлагать роли. Итак, теперь мой подход: возбуди его! Если это необходимо, я готова на все!

Сижу в офисе Виктории в ожидании инструкций. Офис расположен в цокольном этаже стандартного особняка, в той его части, где раньше располагался винный погреб. Каким бы роскошным ни был дом, на помещениях для сотрудников они явно сэкономили. Офис — комната десять на десять, сырая и темная. Сложное оборудование для наблюдений занимает в ней почти все пространство. На стене — десять тринадцатидюймовых телевизионных экранов, отражающих все происходящее в каждой точке поместья. Компьютер, лазерный принтер, факс, многофункциональный телефонный аппарат и система двусторонней связи громоздятся на столе размером с приставной столик. Гора проводов, напоминающая вывернутые из дуршлага спагетти, свисает из удлинителя, закрепленного на потолке. За книжной полкой находится сейф, где мы храним лекарства Виктории. Там столько таблеток, что их хватило бы для работы мобильного военно-полевого госпиталя. У нее небольшая проблема со здоровьем, и два курса лечения в клинике «Бетти Форд» ничего не изменят. Иногда в дни сильного стресса я беру для себя пару таблеток ксанакса.

Пытаюсь согреть дыханием руки, потом растираю их. Я уже упоминала о температуре? Лорн требует, чтобы в доме было пятнадцать с половиной градусов, а поскольку в винном погребе на десять градусов холоднее, чем в остальных помещениях, я вынуждена постоянно носить теплую куртку с капюшоном. Снова тру руки и борюсь с желанием натянуть капюшон. Достаю косметичку, чтобы нанести немного бальзама для губ. Я все еще пугаюсь себя в этом образе. Мои коричневые вставные зубы ужасны, а очки делают немного похожей на Тутси. Маскировка позволяет мне здесь работать. Если бы я выглядела шикарно — как обычно, Лорн не давал бы мне прохода. Я бы переспала с ним, будь уверена, что это мне поможет. А поскольку это не так, не хочу отвлекаться. Мне нужна работа, и пусть я получаю всего десять долларов в час, зато могу оплачивать дешевую квартиру. Трудно представить, что я уехала с Парк-авеню, чтобы жить в студии над гаражом своего арендодателя в районе Маре-Виста. Крашу губы и внимательно смотрю, не прибавилось ли у меня морщин. Звонит телефон. Беру со стола наушники.

— Слушаю.

— Микаэла? — Это Мэри Джейн Гэй, последний пресс-агент Виктории. И она в панике. — Канал Эй-энд-и не будет делать программу «Биография» о Виктории.

Плохие новости. В последнее время продюсеры относятся к Виктории с пренебрежением. «Ради Бога, они рассказывали о Мередит Бакстер!» — любит говорить она. И должна признать, я ее понимаю.

— У них уже распланированы программы до конца года. Они даже не станут рассматривать ее кандидатуру.

— Рассматривать? — Тру переносицу.

— Зато «Лайфтайм» заинтересовался. Они хотят сделать о ней программу из цикла «Портрет в деталях». Это ведь хорошо, правда?

Кажется, что телефонная линия трещит от ее страха. Дни Мэри Джейн сочтены. Сколько я работаю у Виктории, столько же она пытается добиться, чтобы телеканал Эй-энд-и снял историю ее жизни. Моя хозяйка уже выгнала пять пресс-агентов. Она считает, что «Лайфтайм», или «Вагина-вижн», как она его называет, — это последняя надежда. И конечно же, будет недовольна.

— Скажи ей, что я очень сожалею, — безнадежно просит Мэри Джейн, — и передай, что не оставлю попыток…

— Обязательно скажу, — обещаю я и беру из сейфа первый на сегодня ксанакс.

Когда я заканчиваю разговор, в офис входит Кортни — ассистентка Лорна. Ей едва исполнился двадцать один год, а грудь у нее, как у сорокалетней женщины — матери пятерых детей.

— Я так устала, устала, устала от глупостей Виктории! — в ярости рычит она и падает в кресло.

— Мы найдем кого-нибудь до конца недели.

— Она та-а-акая противная! Бедный Лорн. Не знаю, почему он не разведется с этой мерзкой старухой! Он мог бы найти себе кого-нибудь получше, — жалуется она. Киваю. Кортни машет руками. — Я не понимаю! Он говорит, что хочет развестись, но ничего для этого не делает.

— Он сказал тебе, что хочет развода? — насторожилась я.

Она понимает, что проговорилась, и ее лицо розовеет.

— Э нет, это всего лишь предположение. Просто почему бы ему не хотеть развода?

— А что тебя наводит на эту мысль?

— Просто думаю, и все, — бросает она на меня гневный взгляд.

— Где Лорн? — интересуюсь я.

— Сейчас он с ней. — Кортни смотрит на часы. — А позже мы должны поехать по магазинам.

— По магазинам?

— Ему нужна новая одежда, я помогу выбрать.

— Понятно.

Она встает.

— Не знаю, почему он задерживается, пойду посмотрю.

Кортни поднимается по лестнице, я закатываю глаза, а потом решаю выйти глотнуть свежего воздуха. Прохожу мимо теннисного корта, бассейна с черным дном и скалой с искусственным водопадом, застекленного павильона, пруда, в котором плавают десять пятнистых золотых рыбок, каждая размером с большого лосося. Сбрасываю куртку и сажусь на красивую кованую скамейку в английском саду, снимаю очки и наушники, распускаю волосы и встряхиваю головой. Потом стягиваю хлопковую рубашку с длинными рукавами и остаюсь в топе на бретельках. Что же сделать, чтобы получить следующую роль? В этот момент мимо проходит Лорн.

— Микаэла?

— Вам помочь? — спрашиваю я, быстро надевая очки.

Он изучает меня секунд тридцать, потом произносит:

— Я и не подозревал, что ты такая привлекательная!

Вот черт! Он собирается за мной приударить. Надеваю рубашку и начинаю ее застегивать.

— Нет, я действительно так думаю, — подходит он ближе. — Сними очки.

Делать нечего, и я смотрю на него, кося глазами, как герой комиксов мистер Магу.

— У тебя красивые глаза, не думала сделать лазерную коррекцию?

Мое лицо искажает гримаса, и я сдерживаюсь, чтобы не заговорить противным голосом:

— Нельзя, у меня слишком чувствительная роговица.

Взглядом он уже раздел и ощупал меня.

— Ты занимаешься спортом? Заставляю себя покраснеть и фыркаю:

— Нет!

— Держу пари, у тебя шикарное тело. Но ты прячешь его за этой одеждой!

Прикрываю рот, как будто смущена.

— Может, мы могли бы как-нибудь пообщаться? Поехали бы по магазинам.

— Хорошо, — соглашаюсь я и одариваю его широкой улыбкой, демонстрируя все свои коричневые зубы. В шоке от отвратительного зрелища, он отталкивается, сминая герань и кошачью мяту. И тут же теряет ко мне всякий интерес.

Подходит Кортни и окликает его.

— Ты готова? — смотрит он на нее.

Они уходят, а я достаю из кармана сигареты и закуриваю. Можно расслабиться, пока Виктории что-нибудь не понадобится. И естественно, в туже секунду из интеркома слышится ее крик, эхом разлетаясь по отдаленным углам поместья. Бросаю сигарету и несусь в дом. Придется сообщить ей неприятные новости о программе «Биография», а мне этого совсем не хочется. Жаль, что не запаслась достаточным количеством ксанакса Вот черт!

 

ГРИФФИН

На служащего «Шайя брассери», отгонявшего машину Джонни на парковку, черный «мерседес» стоимостью в сто тысяч долларов не произвел особого впечатления. Я привез босса в ресторан на ленч с Рэндаллом Блумом — важным агентом из «Ауткам». Джонни выходит из «колесницы», и его сразу же приветствует метрдотель Дон Харди, человек настолько осведомленный, что является источником постоянной опасности.

— Добрый день, мистер Тредуэй! — лучится он.

У Джонни свои правила общения. Он разговаривает только со знаменитостями и директорами студий, а всех остальных игнорирует, и Дон не является исключением. Джонни беспокойно осматривается в поисках Рэндалла Блума, но не видит его. Их встреча была назначена на полдень. Беглый взгляд на часы подтверждает, что сейчас уже четверть первого. Джонни намеренно опаздывает на встречи. Он считает, что приехавший первым заведомо теряет преимущество в любых переговорах.

— Где Блум? — Он пожирает меня глазами.

— Я могу вам помочь? — вмешивается Дон.

Джонни смотрит на Дона с любопытством и отвращением, не в силах поверить в наглость этого слуги! Как он смеет к нему обращаться?!

— На двенадцать у него назначена встреча с Рэндаллом Блумом, — объясняю я. Достаю мобильный и набираю номер.

Холодный душ от Джонни не испугал Дона.

— Вы не хотели бы присесть, мистер Тредуэй? Как только мистер Блум приедет, я проведу его к вашему столику.

Джонни скорее предпочтет операцию на прямой кишке, чем сядет один за столик. Люди, облеченные властью, никогда не бывают одни.

— Мы подождем в баре, — говорю я.

— Если он не появится через пять минут, он уволен, — сообщает мне Джонни. — В Ассоциации агентов Калифорнии есть немало парней, готовых представлять интересы Тревиса.

Единственный человек, способный уволить Рэндалла, — Тревис Траск, но это не мешает Джонни сыпать пустыми угрозами. Он гордо вышагивает к бару, где никто не догадается о его одиночестве.

— Я смотрю, мистер Тредуэй, как обычно, само очарование, — говорит Дон. — А я-то считал засранцем Овица.

Киваю, не отрывая телефон от уха. Джеб отвечает после второго гудка.

— Где он? — спрашиваю я.

— Этот урод еще не на месте ? — удивляется Джеб.

— Нет еще.

— Подожди, я позвоню ему по другой линии.

Джонни стоит рядом с фикусом, изо всех сил стараясь не привлекать внимания, и жестом подзывает меня к себе.

— Я жду, — шепчу я.

Джонни щелкает пальцами и показывает на пол, как будто дает команду собаке. Спокойно подхожу, старательно демонстрируя, что делаю это по собственной воле.

— Пошли мистеру Вайнштейну то, что он пьет, — бурчит Джонни.

С другой стороны бара Харви Вайнштейн беседует со своим спутником. Инструктирую бармена и наблюдаю, как он исполняет просьбу. Харви смотрит на бармена, а потом с пренебрежением на нас. Похоже, книга Питера Бискинда, где автор обрушивается на Харви с жесткой критикой, не заставила его изменить своему неприкрытому неуважению ко всему человечеству. Джонни глупо улыбается и поднимает чашку с кофе.

— Что он говорит?

Один из моих многочисленных талантов — умение читать по губам. Ребенком я всегда хотел знать, о чем шепчутся взрослые, и пристально наблюдал за ними. С тех пор прошло много времени, но маленькое детское развлечение превратилось в условный рефлекс. К сожалению, я сделал ошибку, рассказав об этом Джонни, и тот постоянно просит продемонстрировать мои способности.

— Кто это, черт возьми? — спрашивает спутника Харви.

— Понятия не имею, — улыбается тот, поднимая бокал.

Джонни шепчет:

— Ну?

— Они не знают, кто вы, — говорю я.

— Толстый ублюдок, — морщится Джонни, отворачиваясь и допивая кофе.

Джеб снова на линии.

— Он уже у входа.

— Спасибо. — Я оборачиваюсь и вижу, как Рэндалл входит в ресторан.

Неустрашимый Рэндалл Блум вплывает внутрь со своей фирменной усмешкой, говорящей, что ему известно то, чего не знают другие. Не факт, что это правда, но производит большое впечатление на окружающих. Блум похож на бухгалтера, а не на одного из самых влиятельных агентов в городе. На нем безупречно выглаженный темно-синий костюм от Армани, легкие кожаные туфли от Гуччи и очки в титановой оправе от Дольче и Габбаны. Ему всего тридцать, а он уже член клуба лысеющих мужчин.

Встречаю Рэндалла в середине зала. Он улыбается и протягивает мне руку.

— Злится?

— Да, — говорю я, здороваясь с ним.

— Отлично, — подмигивает мне Рэндалл и направляется к бару.

Они с Джонни приветствуют друг друга, как два приятеля после долгой разлуки: широкие улыбки, рукопожатия и похлопывание по спине. Поздоровавшись, оба прихорашиваются, словно петухи, с удовольствием рассматривая чужое «оперение».

— Хорошо выглядишь, Джонни, — улыбается Рэндалл. — Неплохой костюм.

— Неплохой — не то слово. Джорджио Армани, коллекция «Блэк лейбл». Пять тысяч.

— Прада, — демонстрирует Рэндалл лацкан пиджака. — Семь пятьсот. Кто занимается твоим гардеробом?

— Пепе из «Барниз».

— Мне пришлось отказаться от его услуг, — хмурится Рэндалл. — Он постоянно пытался всучить мне вещи от уже не модных дизайнеров. Думаю, он до сих пор одевается от «Обсешн».

Джонни заметно встревожился, но пытается казаться безразличным.

— И кто теперь тобой занимается?

— Пабло из «Прада».

Дон прерывает это представление и ведет их к столику. Джонни шествует по залу, как Иисус по воде — радушно улыбается, подмигивает, обещает значимым людям как-нибудь позавтракать с ними и игнорирует всех остальных. Сажусь у стойки бара, чтобы хорошо видеть их обоих, и заказываю содовую.

Дон возвращается и садится рядом.

— Привет, Гриффин.

— Как жизнь?

— Ты ведь знаешь, все как обычно. Баскетбол с Нелли, азартные игры с Аффлеком.

— Ты очень занятой человек.

— И это говоришь ты! — улыбается он и придвигается ближе. — Послушай, у меня есть шикарная идея для Тревиса. Это очень серьезно, и я не хочу рассказывать о ней абы кому.

Как и миллион других глупцов, Дон хочет быть продюсером: самая высокооплачиваемая и требующая меньше всего знаний работа в нашем бизнесе. Делаю глоток содовой.

— Что же это за идея?

Он придвигает стул еще ближе и шепчет:

— Ты помнишь, какой успех имел «Влюбленный Шекспир» ? Как тебе идея снять фильм «Влюбленный Гитлер» ? Представь, что он был очаровательным молодым парнем — без усиков — и безнадежно любил женщину, которую не мог получить. И вот в этом вся суть — она еврейка.

Удивленно поднимаю брови:

— Получается, что холокост был результатом несчастной любви?

Дон хлопает ладонью по стойке бара:

— Именно так!

— Звучит захватывающе, но думаю, в этом городе такая идея не пройдет, — говорю я.

— Ты прав, — грустно кивает Дон. — Здесь слишком много жидов. Что ж, буду думать.

— Конечно, Дон.

Досыта набив животы салатом из экологически чистого молодого латука, Джонни и Рэндалл заводят деловой послеобеденный разговор. Они обсуждают сборы за прошлый уик-энд, кого из глав студий можно уволить и кто с кем трахается. Очень быстро беседа становится скучной или, правильнее сказать, совсем скучной.

— Что ты еще припас для меня? — равнодушно спрашивает Джонни.

— Как Виктория? — интересуется Рэндалл.

— Скоро расторгну с ней договор, — кривится Джонни. — Старая седая кобыла давно уже не та, какой была раньше.

— Не сомневаюсь.

— Где эта пресловутая голливудская дискриминация по возрасту, когда она так нужна? — Джонни машет рукой перед носом, будто пытается развеять неприятный запах. — Давай поговорим о Тревисе.

— Я нащупал пару проектов, которые могут идеально ему подойти, — улыбается Рэндалл.

— Например? — спрашивает Джонни, оглядывая зал. Встретившись взглядом с Мартином Скорсезе, он расплывается в улыбке.

— Предыстория к «Последнему императору». Все в восторге от этой идеи.

— Все? — удивляется Джонни.

— Все, кто в курсе, конечно, — идет на попятный Рэндалл, и это не нравится Джонни. Отступление — защита слабаков.

А Рэндалл, полный энтузиазма, продолжает:

— Там есть все необходимое: масштаб, экзотическое место действия, костюмы, иностранный акцент, тонны крови.

— Как он называется?

— «Следующий за последним императором».

— Что-то мне это не особо нравится. Что еще?

Я вижу, как Рэндалл расслабляется. Он понимает, чего хочет Джонни. Тому нужен проект, в котором была бы для него роль.

— Сейчас идет работа над сценарием фильма о метеорите.

— Метеорите ? — повторяет Джонни.

— Метеорит угрожает Земле, и группа специалистов летит в космос, чтобы попытаться направить его в черную дыру.

Джонни старается не перебирать пальцами. Он никогда не делает этого прилюдно, что определенно свидетельствует о его слабости.

— Что ж, звучит оригинально.

— Называется «Огненная дыра».

Джонни хлопает ладонью по столу и громко смеется:

— Очень напоминает мне одну рыжеволосую дамочку!

Рэндалл фыркает, будто ему действительно смешно, и продолжает:

— Этот фильм станет событием следующего лета, настоящим хитом. Речь идет об огромном бюджете, шикарных спецэффектах, серьезной маркетинговой компании и большом количестве «крутых» парней. — Он делает паузу, чтобы Джонни оценил сказанное, и наносит решающий удар: — Многие из них — второстепенные герои.

Пальцы Джонни начинают подрагивать. Он представляет себя в роли «крутого» парня. Конечно, игрушечный солдат Джо ему не конкурент!

— Мы планируем предложить Тревису главную роль и, может быть, пригласить Кэтрин Зета-Джонс к нему в пару.

— Ты разыгрываешь меня? Она ему в матери годится. Пусть это будет та аппетитная малышка из «Пиратов Карибского моря»! — Джонни снова оглядывает зал и вздыхает. Этот феерический проект — сплошной «экшн» — может помочь ему начать актерскую карьеру. Как характерный актер, он, несомненно, будет играть в нескольких эпизодах. Настоит на том, чтобы самому выполнять все трюки. Если Стивен Сигал смог, то и он сможет. В конце концов, до первого фильма Сигал был всего лишь инструктором по айкидо. А потом — спасибо Овицу, его наименее талантливому ученику! — своим неугомонным талантом завоевал поклонников по всему миру.

Рэндалл чувствует, как мечутся мысли в голове у Джонни. Если продюсерам необходим Тревис, они дадут роль этому эгоистичному придурку. В любой другой ситуации они бы уперлись, но им очень нужен этот молодой актер — лидер по сборам в билетных кассах. Деньги, черт возьми, деньги!

Джонни сдерживает улыбку. Никогда нельзя демонстрировать свою заинтересованность. —. Пришли мне сценарий.

— Нам нужно, чтобы Тревис снимался в фильме «Огненная дыра», — возбужденно сообщает мне Джонни на обратном пути.

Смотрю на него в зеркало заднего вида:

— А что, Эштон занят?

— Они хотят Тревиса. Это наш фильм для нашего клиента.

«Этого человека видно насквозь».

— Сегодня же скажи об этом Тревису, — приказывает Джонни. — И сделай так, чтобы он согласился с идеей.

А с чем еще он может согласиться, ведь сценария не существует.

— Постараюсь, — говорю я и понимаю, что Джонни уже забыл о другом «очень важном» проекте. Его внимания хватает ненадолго. — А как быть с «Подними пушку!»?

— К черту его!

— Хорошо.

— И договорись о встрече с Пабло из «Прада», желательно на сегодня.

* * *

Джеб сразу поднимает трубку: — Слушаю.

— «Огненная дыра»? Вы смеетесь надо мной? — Я доставил Джонни в офис и теперь выезжаю из га-Ража на своей машине.

— Звучит как название порнофильма о рыжеволосой красотке с ядерной киской.

— Кто придумал эту чушь ?

— Боб Буш. Он считает, что это нечто оригинальное. Поэтому воздержись от старых пердунов, типа Аффлека, Дэймона или Уилла Смита, и подбери молодежь.

— Джонни хочет, чтобы у Тревиса была копия сценария. Как можно скорее.

— Копия чего? — спрашивает Джеб. — Сценария еще нет.

— Неужели нет даже предварительного варианта или краткого содержания?

— Пока есть только название.

— Может, ты напишешь страничку с приблизительным содержанием?

— Не знаю, выясню у Боба.

— Не нужно углубляться. Герой блокбастера спасает мир, завоевывает сердце девушки, и все в таком роде. Хорошо бы дать ему стимул.

— Ладно, — говорит Джеб и понижает голос до конспиративного шепота: — Послушай, я узнал кое-что об одном классном независимом проекте. Они наконец снимают «Над пропастью во ржи».

— Ты шутишь?

— Продюсером будет знакомый одного знакомого. Он знает внучатого племянника Сэлинджера. Угадай, кто идеально подходит для главной роли?

Мне придется рассказать об этом своему болвану боссу. Вот действительно достойная роль для нашего клиента.

 

КЕЙША

Сижу в патио и расслабляюсь, поглощая глазированные шоколадом жареные пирожки, и тут звонит телефон.

— Алло?

— Кейша? Это Гриффин, я уже еду.

Быстро глотаю и смотрю на часы. Сейчас час сорок.

— Хорошо, — говорю я, но выходит «хршо».

— Как дела у нашей молодой звезды? — интересуется он.

— Прошлой ночью снова устраивал вечеринку.

— Была компания на ночь?

— Как обычно.

— Эх, хорошо быть молодым, красивым, богатым и знаменитым! — смеется Гриффин.

— Должно быть, неплохо, — бормочу я.

— О чем ты? Ты имеешь все это и даже больше.

Интересно, относится ли это «и даже больше» к моему весу, но я решаю не обращать внимания на эту Фразу. Ведь Гриффин не такой.

— Я — нет, — отвечаю я. — А вот мой отец был знаменитым. И будь я богата, обошлась бы без этой паршивои работы.

— Да уж!

Сегодня в моем гороскопе написано: «В последнее время ваше финансовое положение переживало спады и подъемы, а сейчас для вас начинается период некоторой стабильности». Черт возьми, неужели это правда?

Раздвигаются стеклянные двери, и выходит Марта. Она кивает, раскачиваются серьги в форме миниатюрных игральных костей.

— Мистер Тревис проснулся.

— Хорошие новости, Гриффин, — сообщаю я. — Парень пришел в сознание.

— Увидимся, — прощается он сквозь треск в трубке.

Выключаю телефон и слизываю с пальцев крошки. Я уже съела два пончика, а в животе по-прежнему урчит. Эти пончики околдовали меня. Я выяснила, что в каждом из них около пятнадцати граммов жира, плюс-минус несколько граммов, в зависимости от того, с кремом они или с шоколадом. Я уже съела два: тридцать граммов — рекомендованная дневная норма жира для человека, сидящего на диете. Если съем еще один, будет уже сорок пять. Не так уж плохо, потому что не превышает нормы потребления жиров для тех, кто не на диете, — шестидесяти граммов. Формально, если в течение дня больше не буду есть, я не переедаю. И я беру еще один глазированный пончик.

Возвращаясь в офис, прохожу мимо спальни босса и слышу, как он и какая-то девушка говорят про Эминема.

— Эй, Кейша! — вопит Тревис.

Замираю на месте, засовываю остатки пончика в рот и вытираю пальцы о брюки.

— У-у-у? — мычу я, пытаясь проглотить его.

— У меня на сегодня есть планы? — спрашивает Тревис.

Дверь спальни открыта, Тревис пристроился позади девушки и трахает ее. Она крепко держится за изголовье кровати.

Откашливаюсь.

— Гриффин уже едет.

Круглая крепкая задница Тревиса блестит, как чисто вымытая тарелка.

— Зачем? — оглядывается он. Быстро отступаю за дверь.

— Обсудить какие-то проекты.

— У нас есть «Маунтин дью» ?

— Да.

Девушка начинает стонать от удовольствия, и мне ужасно хочется еще раз взглянуть на них, но я не могу себя заставить — и так уже видела достаточно.

— Постой, Кейша. Еще кое-что.

— Да? — Стараюсь не смотреть в комнату. Особенно теперь, когда тела громко хлопают друг о друга, и стонут уже оба.

— Может, скажешь позже? — предлагаю я.

— Нет! — кричит он. И потом сразу же: — Да!

Звук учащается, становится все громче, Тревис вопит, как подстреленный зверь, и падает на постель рядом с девушкой.

Я глубоко вздыхаю и стараюсь дышать ровно. Меня почему-то колотит. Я уже давно не занималась любовью, но разве можно достичь настоящего оргазма, слушая, как это делает кто-то? Или все-таки можно? Пожалуй, лучше уйти, но я не могу сдвинуться с Места. Ноги словно приросли к полу.

— Кейша, можешь принести мне травки? Она на кофейном столике.

— Конечно! — Я с облегчением чувствую, что снова могу двигаться.

Уходя, я слышу, как он говорит девушке:

— Это было почти так же круто, как аттракцион «Гадюка» в парке «Волшебная гора».

* * *

Мы сидим за кофейным столиком, Тревис напротив нас с Гриффином — локти на коленях, подбородок упирается в ладони. Из одежды на нем только клетчатые трусы-«боксеры». Не нужно быть гением, чтобы понять, почему плакатами этого парня обклеены стены в спальнях молоденьких девушек по всему миру. Он не хорошенький, он просто супер! Парень превзошел самого Мака Дэдди! Но есть одна проблема: беспорядочный секс, наркотики и рок-н-ролл начали портить его внешность. Кожа выглядит нездоровой, под безжизненными, налитыми кровью глазами — черные круги. Челка, выкрашенная в русый цвет, топорщится надо лбом.

— Тебе понравилось что-то из прочитанных сценариев? — спрашивает Гриффин.

Я хмыкаю. Можно подумать, Тревис читает что-нибудь, помимо надписей на обложках своих любимых компакт-дисков. И даже те ему тяжело даются.

— Не особо, — бормочет Тревис и тянется за сиреневой стеклянной трубочкой, лежащей перед ним на столике.

Гриффин смотрит на меня. Он мил, как обычно: серо-голубые глаза и сексуальная улыбка. На нем всегда отличный костюм и галстук. Честно говоря, я уже давно пытаюсь добиться расположения этого парня. ОН вызывает во мне трепет. Не знаю, что происходит, но мои гормоны приходят в возбуждение.

— Есть один проект, который, я думаю, тебе великолепно подходит, — говорит Гриффин.

Тревис открывает большую круглую пластиковую коробку и берет немного травы. Кругом разносится противный запах, и мы с Гриффином морщимся. Тревис протягивает нам емкость:

— Марихуана-призер?

— Что? — удивляется Гриффин.

— Эта ерунда — победитель Кубка марихуаны девяносто девятого года. Ну, в Амстердаме. Неплохо цепляет.

— Нет, спасибо, — отказывается Гриффин.

— Уверен?

— Абсолютно, — серьезно отвечает Гриффин. Похоже, он ни разу в жизни не пробовал наркотики. — Так вот, для тебя есть отличный проект. Под названием «Над пропастью во ржи».

Тревис набивает травой трубочку.

— Фильм о бейсболе?

— Нет, это классическое произведение. Все читали… — морщится Гриффин.

— Ты не знаешь, где моя зажигалка? — спрашивает Тревис, не обращая на Гриффина никакого внимания.

Нахожу ее и подталкиваю в его сторону. Тревис закуривает, глубоко затягивается и предлагает трубочку Гриффину. Тот отмахивается обеими руками.

— Нет, спасибо, мне нравится здесь, на планете Земля. — И продолжает рассказывать: — Как я уже говорил, «Над пропастью во ржи» — это квинтэссенция подростковых страхов. История об одном дне из жизни Холдена Коулфилда, и именно в этот день его исключают из подготовительной школы. Для независимого проекта у фильма неплохой бюджет. А снимать будет студия «Мирамакс», что и хорошо, и плохо.

Тревис снова затягивается. Я вижу, как дымок по трубочке начинает движение в сторону его легких.

— Гвинет предложена эпизодическая роль, — продолжает Гриффин. Но его слова не достигают цели. В этот момент в комнату заявляется этот несчастный урод Поуки. Он тоже в «боксерах», но волосы мокрые, значит, недавно был в душе или — на худой конец — в бассейне. На плечах все еще блестят крошечные капли воды. — Привет, Поуки, — здоровается Гриффин.

Поуки кивает в ответ и приветствует Тревиса, подняв вверх два пальца. Потом плюхается на диван с ним рядом и берет марихуану.

— Те цыпочки уже уходят?

— Да, — говорит Тревис.

— Я не собираюсь думать о сексе еще целый час, — сообщает Поуки и глубоко затягивается. — Знаю, что смогу это сделать.

Гриффин откашливается.

— Тревис, мы только что начали разговор. Может, Поуки подождет в другой комнате, пока мы не закончим?

— Все в порядке, он классный парень, — отмахивается Тревис. Поуки давится, и Тревис стучит его по спине. — Дружище, ты как?

Гриффин ждет, пока Поуки придет в норму, и снова начинает говорить:

— Проект, о котором я рассказывал, очень актуален.

— Какой проект? — интересуется Поуки.

— Что-то о бейсболе , — объясняет Тревис.

— К черту бейсбол, — заявляет Поуки, а Тревис корчится от смеха: он в восторге от своего приятеля.

Гриффин напряженно улыбается. По гороскопу он Близнецы, а в работе этот знак стимулируют сложные задачи, требующие напряжения интеллекта. Может, ему стоило попробовать немного марихуаны? Тогда он настроился бы на одну волну с Бивисом и Баттхедом.

— Этот проект не для меня, — сообщает Тревис.

— Полная ерунда, приятель, — поддерживает его Поуки.

Гриффин встречается со мной глазами. Могу гарантировать, его нервы почти на пределе.

— Хорошо, тогда скажи мне, что тебя устраивает?

— Что-нибудь с пушками? Это «стрелялка»? — спрашивает Поуки, выдыхая дым в сторону Гриффина.

Гриффин разгоняет его рукой.

— Дружище, я как раз собирался показать тебе… — Тревис возбужденно тычет в ковер напротив телевизора. — Видишь это пятно? Я думал, там стояло что-то тяжелое, пока меня не осенило: это же отпечаток моей чертовой задницы! Я так много играл в «Большое автомобильное ограбление», что протер ковер!

Тревис и Поуки закатываются в приступе хохота, кашляя и отплевываясь.

Гриффин в недоумении ждет. Тревис снова затягивается травкой, долго не выдыхает и хрипит:

— Мне нравятся истории о бандах.

— Как «Бладс» и «Грипс» , — вставляет Поуки.

— «Крипе», — поправляю я его.

— Знаешь, например, историю о школьном побоище в Колорадо, когда парни расстреляли всех одноклассников? Я бы мог сыграть одного из них.

Поуки кладет трубку на стол.

— Классно, а я был бы другим киллером.

— Да, мы с тобой могли бы уложить всех в кафетерии и библиотеке, — ухмыляется Тревис и поворачивается к Гриффину: — Поуки хочет быть актером.

Гриффин натянуто улыбается:

— Это замечательно.

— Я должен заботиться о своем друге, — говорит Тревис и бьет себя кулаками в грудь — хип-хоп «Аве, Цезарь!».

Я никогда не понимала, почему белые парни подражают темнокожим.

Губы Гриффина растягиваются в широкой фальшивой улыбке.

— Мне нужно сделать несколько звонков. Может, кому-то и понравится эта идея. Давай подумаем, что я могу им предложить.

Тревис и Поуки радостно хлопают друг друга по рукам. Удивленно смотрю на Гриффина.

— А что произошло с этими парнями на самом деле? — интересуется Поуки.

— Они пристрелили друг друга, — отвечает Гриффин.

— Мы сможем сделать в фильме другой финал?

— Ты снова потакаешь ему, — укоряю я Гриффина, провожая его к машине.

— Нет, — качает он головой, — все не так. Взгляни на это. — Он открывает портфель и протягивает мне сценарий под названием «Подними пушку!».

Я в шоке.

— Черт возьми!

— И это еще не самое худшее. Я должен был убедить Тревиса сняться в фильме о метеорите.

— В каком фильме?

— Ну, понимаешь, метеорит угрожает Земле, Земля наносит ответный удар.

— Разве этого уже не было? — спрашиваю я.

— Снимали про комету и про астероид.

— А это не одно и то же?

— Ты не поверишь, но Джонни хочет, чтобы Тревис снялся в этой дряни!

— И что ты собираешься делать?

— Ты слышала Тревиса. Он хочет стрелять в людей.

— Но ты ведь говорил, у него есть потенциал, чтобы стать действительно хорошим актером.

— Это так, — вздыхает Гриффин, — он очень талантлив. Я пытаюсь помочь ему принять правильное решение, но не могу заставить действовать против собственной воли.

— Фильм о комете? — повторяю я.

— О метеорите, — поправляет Гриффин. — У меня связаны руки. Джонни хочет, чтобы он снимался. А все, что хочет Джонни…

— Джонни получает.

— Ура! — произносит Гриффин. — Запиши меня на следующую неделю в это же время. Я расскажу ему об «Огненной дыре».

— У этого проекта такое название ? Да, — морщусь я — они ненормальные!

— И не говори.

Зубы у Гриффина идеальные, как в рекламе мятной жвачки. Вот черт. Почему все нормальные парни геи?

— Ты ждешь повышения через месяц, поэтому сейчас не станешь ни с кем спорить, — говорю я.

— Ты права, — соглашается Гриффин, прижимаясь щекой к моей щеке. Близнецы постоянно в движении.

Снова чувствую дрожь.

— Но мы еще встретимся на этой неделе? — в отчаянии спрашиваю я. Что со мной? Мне нужно остыть.

Гриффин уже садится в машину.

— Да, конечно, в четверг. В это же время, на этом же месте.

— Отлично! — улыбаюсь я.

Смотрю, как он уезжает, и отправляюсь проверить почтовый ящик.

— Отличный парень, — раздается голос из кустов.

Я вижу, как появляется Лу, и закатываю глаза.

Телеобъектив его аппарата сегодня еще больше вчерашнего.

— Он работает у этого засранца менеджера, как там его? Джонни Тредуэя? Правильно?

— Возможно… — Открываю ящик и достаю пакет с купонами на скидку и журнал «Хай тайме».

— А еще он менеджер Виктории Раш.

— Вот и выслеживай ее! — Я закрываю ящик. — Она крупная знаменитость.

— Америке не нужны фотографии ее обвисшей задницы, они хотят видеть моего мальчика.

— А ты что, теперь являешься голосом Америки?

— Я только объясняю тебе, что продается, — говорит он, глядя в мою удаляющуюся спину. — Ты подумала над моим предложением?

— И думать не о чем! — отвечаю, даже не обернувшись.

— Как же мне тебя убедить? Отмахиваюсь и продолжаю идти. Но парень не унимается.

— Эй, ты так мне и не сказала, кто ты по гороскопу! — кричит он. — Послушай, малышка! Может, нам суждено быть вместе.

Его шуточки устарели, как и вопросы типа «А твое какое дело?».

— Сомневаюсь.

— И что же мне делать?

— Держись от меня подальше, — оборачиваюсь я.

— Тогда хорошего тебе дня! — кричит он. Напрасно он старается казаться милым. Он по-прежнему враг, а об этом я помню всегда.

 

ДЖЕБ

Агентство «Ауткам» — ранний вечер

Сейчас половина седьмого вечера. Большинство сотрудников уже закончили работу. Но только не я. Мой придурок босс все еще здесь: ему делают маникюр, а я не могу уйти раньше его. Занимаю время, заполняя карточки с сообщением об отказе от сотрудничества. У нас длинный список клиентов, которые скоро перестанут быть ими. Карточки выглядят вполне представительно. Их уже целая стопка. На каждой напечатан очень простой текст: «С сожалением сообщаем, что наше агентство больше не представляет ваши интересы». Другими словами: ты — отстой, у тебя нет таланта, на тебе не заработаешь денег, успехов тебе, идиот!

Минг заканчивает полировать ногти босса и приходит ко мне за оплатой. Эта сексапильная девушка напоминает Мулан из мультфильма, и я подмигиваю, передавая ей конверт с банкнотами. Она краснеет и опускает глаза. Наверное, она может расплакаться, если предложить ей заняться сексом. Фантазии о гейшах приходят мне в голову, и я моментально возбуждаюсь, но тут же осознаю, что остается всего несколько минут, чтобы переговорить с Блумом до его ухода.

Быстрая смена кадров: офис Блума — ранний вечер

Стучу в дверь его кабинета.

— У вас есть пара минут?

Блум тут же вскакивает и начинает складывать вещи в портфель — достаточно осторожно, чтобы не испортить маникюр. Он понял, что я собираюсь спросить его о сценарии. «Не читал и не собираюсь», — написано на его лице.

— Мне тоже нужно с тобой поговорить, — сообщает он.

Я невольно расслабляюсь. Может, он уже прочел? Решаю не медлить и спрашиваю:

— Вы прочли мой сценарий?

— Да… — Блум вынимает из портфеля бумаги, избегая моего взгляда. Плохой знак.

— И?..

Он протягивает мне сценарий.

— К сожалению, я знаю о существовании трех проектов на ту же тему.

— Вы знаете три истории о том, как белый игрок участвует в лиге афроамериканских команд? — сжимаю я кулаки.

— Эта тема — дискриминация наоборот — сейчас очень популярна, — кивает Блум. — Ты зарегистрировал сценарий в Гильдии?

Кулаки сжимаются еще сильнее.

— Нет, я ждал вашего мнения. Мне хотелось представить им максимально исправленную копию.

Блум, кажется, успокаивается.

— Каждый новичок сталкивается с трудностями. Зарегистрируй его. Сценарии постоянно крадут.

— Крадут? Вы единственный человек, читавший его!

— Джеб, я обращаюсь к тебе как к другу: нужно быть осторожным в этом городе.

Мои бицепсы наливаются силой, и я чувствую напряжение в области шеи. Вот чертов лгун! Блум, должно быть, заметил мое состояние, и на его лице отражается волнение. Я действительно могу выглядеть устрашающе, если захочу.

Блум закрывает портфель и обходит стол.

— Есть еще кое-что, о чем я хотел поговорить с тобой, и это не очень приятная тема, — начинает он. — Уверен, для меня это даже сложнее, чем для тебя.

— В чем дело?

Блум разглядывает только что отполированные ногти.

— Я хотел сказать тебе завтра, но почему бы не сделать это сейчас? — тянет он. Я мог бы отгрызть ему нос, разжевать и выплюнуть прямо в эту чертову рожу. — Мы больше не нуждаемся в твоих услугах.

Я не уверен, правильно ли его понял.

— Что, простите?

— Сегодня утром состоялось совещание партнеров. Мы вынуждены провести сокращения, потому что впереди реструктуризация. И к сожалению, это означает увольнение некоторых ассистентов. — Он делает паузу и пренебрежительно ухмыляется. — Ты знаешь, мы очень избалованы, а ведь многое можем делать сами.

«Как бы не так, придурок!»

— Но ты не единственный, — снова становится он серьезным. — Ассистент Паркера Кинга тоже будет уволен.

— В связи с сокращениями? — уточняю я, борясь с желанием задушить Блума.

— Извини, Джеб, ты был прекрасным ассистентом, — хлопает он меня по плечу, выходя из офиса. — И послушай, дружище, если тебе потребуются рекомендации, я никогда не откажу.

 

РЕЙЧЕЛ

Мне немного жаль тех, кто работает в «Кинко». Захожу туда отправить по факсу резюме и вижу, что там толпится больше людей, чем в студии крутого музыкального шоу на Эм-ти-ви во время выступлений Бритни. Приходится встать в очередь, передо мной оказывается человек двадцать, и никто не хочет терпеливо ждать. Жаль, что они не понимают: работа в «Кинко» не является жизненной целью Трикси и Лэнгли — двух сотрудников, стоящих за прилавком. (У обоих традиционные таблички с именами.) Может, Трикси и не стоит висеть на телефоне, но, мне кажется, ей сообщают плохие новости. Так и есть, она вешает трубку и в слезах убегает.

— Ну и где теперь она шляется? — ворчит лысый парень. Очередь волнуется и брюзжит.

Лэнгли безуспешно пытается увеличить фотографию чьей-то любимой игуаны. Похоже, процесс может затянуться надолго. Но к счастью, возвращается Трикси. По черным пятнам туши в уголках глаз можно догадаться, что она сильно плакала. Мне хочется броситься и обнять ее, но впереди так много людей, что, боюсь, со мной расправятся еще до того, как я доберусь до прилавка.

Томясь в ожидании, я пытаюсь позитивно настроиться на предполагаемую работу. И когда подходит моя очередь, уже переполнена положительными эмоциями. Особенно по отношению к Трикси. Когда та отправляет мое резюме, я широко улыбаюсь и говорю:

— Не переживай, ладно? Завтра наступит новый день.

— Какого черта тебе надо? — огрызается она.

* * *

Поворачиваю на Пятую улицу и оставляю машину под небольшим навесом у дома, где я снимаю жилье. Ответ из Калифорнийского университета может прийти в любой день, но, подходя к почтовому ящику, я стараюсь особо не надеяться. Это может случиться сегодня, завтра, послезавтра или еще позже — в любой день. Или вообще никогда! И все же я расстраиваюсь, обнаружив, что в ящике ничего нет. Чувствую странную пустоту внутри.

Но я борюсь с грустными мыслями, поднимаюсь по шаткой лестнице и вставляю ключ в замок. И в этот момент слышу, как в квартире кто-то занимается сексом. Это Дэн — мой сосед, с которым мы вместе арендуем жилье. Отличный парень, но с некоторыми сложностями.

Стучу в дверь.

— Дэн, я пришла!

— Не входи! — орет он.

В течение нескольких секунд за дверью слышится возня, потом хлопает дверь спальни Дэна. Вхожу внутрь и вижу все доказательства состоявшегося соблазнения: четыре пустых банки джин-тоника «Зима» на кофейном столике рядом с двумя миниатюрными свечками. И — фу! — пустая пачка «Мальборо лайт» рядом с переполненной пепельницей.

Белье Дэна валяется на диване. Подвигаю его, сажусь и смотрю на часы. До Стоуна еще три часа — я имею в виду Стоуна Филипса, ведущего программы «Дэйтлайн» на Эн-би-си. Я тащусь от него! Он такой красивый и умный! И высокий!

Включаю телевизор, начинается шоу «Рики Лэйк». «Давай, Рики! Давай, Рики!» — я люблю эту песню.

Через двадцать минут Дэн выходит из комнаты: полотенце обернуто вокруг талии.

— Извини за беспорядок, — говорит он.

— Мне казалось, мы никому здесь не разрешаем курить! — Это одно из правил нашего дома. Два других: не есть и не трахаться на диване.

— Но эта девчонка выглядит так сексуально, когда курит. Тебе стоит посмотреть.

Дверь открывается, и из комнаты Дэна выходит женщина, напоминающая сорокалетнюю версию певицы Блонди. Ее макияж размазался, и она не натуральная блондинка — два дюйма темных волос, отросших от корней, делают ее похожей на скунса. Дэн провожает ее и через несколько минут возвращается.

— И как давно вы знакомы? — интересуюсь, не глядя на него. Я хочу, чтобы он понял: я разочарована и знаю, что он способен на большее.

Он собирает свое белье.

— Около трех часов. Она покупала одеколон для мужа.

Вот черт! Ведет себя, как Ричард Гир в «Американском жиголо», только ему за это не платят. Я знаю Дэна всю жизнь и люблю как брата, но иногда он очень сильно меня раздражает. Не говорю уже о том, насколько аморальны его поступки и каким чрезмерно упрямым он может быть. И я считаю, что он не должен работать в «Мейси». В средней школе Шугарленда Дэн был одним из самых умных учеников.

— Тебе не надоело спать с незнакомыми женщинами? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит он и идет в душ.

Нас часто принимают за родственников, и мы действительно похожи. Дэн — пять футов десять дюймов, долговязый, с фигурой пловца: длинные руки и ноги, широкие плечи и крепкие грудные мышцы. У него темно-коричневые, почти черные волосы, а глаза— цвета джинсовой рубашки. Мы похожи на близнецов, за исключением двух мелких деталей: я на четыре дюйма ниже и совсем без груди.

Дэн всегда говорил, что смотается из Техаса при первой возможности, и клялся забрать меня с собой. И как вы думаете, что произошло? Мы здесь! Он тащил меня, а я упиралась и кричала! Я не хотела уезжать от матери: она алкоголичка, и я боялась оставить ее без присмотра. Но Дэн убедил меня, что все к лучшему, и думаю, он прав.

В нашей маленькой квартирке две спальни, зеленые пушистые ковры, тканевые обои цвета травы и узор из голубых маргариток от «Раббермейд» на ванной. Район Венис совсем не спокойный и не богатый, почти каждую ночь здесь слышны выстрелы и сирены полицейских машин. Но ведь мы живем рядом с пляжем, настоящим пляжем и голубой водой! Единственный пляж, который мы знали в детстве, находится в Галвестоне, в часе езды от Хьюстона, и там не так уж плохо, если вас не волнуют нефтяные пятна на воде. А в море в Венис можно купаться по-настоящему. Практически всегда. Но наше любимое занятие — наблюдать за необычными людьми. Особенно нам нравится старик на роликах, всегда одетый в балетную пачку и охотничью шапку. Если бы мне хватило смелости, я бы подошла, обняла его и попросила рассказать о детстве.

Дэн выходит из душа, плюхается на диван рядом со мной и спрашивает:

— Что сегодня в шоу «Рики» ?

Я смотрела невнимательно, поэтому Дэн читает надпись на экране: «Католические священники и влюбленные в них женщины-заключенные». И сразу же женщина в оранжевом спортивном костюме через спутник из окружной тюрьмы города Литл-Рок заявляет о своей любви к отцу Фланагану: «Отец, я все для вас сделаю. Все, что угодно».

— Как дела с работой? — спрашивает Дэн.

— Отправила резюме какой-то знаменитости.

— Кому?

— Не знаю, одной голливудской паре.

— Рейч, если не сложится, я завтра же могу договориться о тебе в «Мейси». Назови, какую косметику ты хочешь продавать: «Ланком», «Клиник», «Эсте Лаудер». Я дружу со всеми, кроме женщин из «МАК» — эти настоящие стервы.

— Мне нужна работа, которая даст мне шанс, — объясняю я. — Думаю, для меня это единственная возможность.

— Но ведь можно совмещать учебу с работой?

— Для этого нужны связи.

— Для того чтобы получить работу, за которую не платят?

— Дэн, мы уже давно не в Шугарленде.

В этот момент отец Фланаган начинает рассказывать о роли воздержания. Он говорит об этом как о заболевании, и я понимаю, что тоже больна.

— Шерил Лэнзинг заходила сегодня, — сообщает Дэн.

— Кто?

— Ну она вроде президент одной из студий. Думаю, Эй-би-си. Очень красивая женщина. Я готов переспать с ней, если это поможет твоей карьере.

— Очень мило с твоей стороны. — Стараюсь, чтобы это прозвучало иронично. Я не большой специалист в подобных интонациях. Как-то читала статью о силе иронии, но ничего не поняла. Да и кому понравится жить в мире, полном иронии? Жизнь достаточно сложна и без попыток разобраться, что в действительности имеет в виду говорящий.

Звонит телефон. Дэн сидит ближе, поэтому он смотрит на определитель. Если надпись сообщает «не зарегистрирован в районе», мы понимаем, что сейчас нам снова предложат товары по телефону. По закону продавцы не должны звонить, но некоторые ему не подчиняются. Дэн не отвечает на такие звонки, а я не возражаю. Мне жаль, что правительство приняло жесткие меры именно против этих людей, ведь все, что они пытаются сделать, — это заработать на хлеб для тех, кого любят.

— Что такое «Холи-Понд»? — спрашивает Дэн.

— О Боже! — кричу я. — Ты сказал «Холи-Понд» ?

— Да!

— Я знаю, кто это! — Вскакиваю с дивана. — Это меня!

Дэн поднимает трубку, прежде чем я успеваю остановить его.

— Алло, — говорит он, — да, она здесь. Секунду, я узнаю, может ли она ответить.

Дэн — молодец, всегда приходит мне на помощь. Но я ужасно нервничаю! Он протягивает мне трубку, и я, трясясь как лист, беру ее.

— Алло! — Чувствую, что становлюсь красная, как свекла, руки потеют. Паника! Паника! Стараюсь успокоиться. — Да, это Рейчел.

Дэн начинает меня передразнивать. Отворачиваюсь, чтобы сконцентрироваться. Дама говорит энергично и строго.

— Меня зовут Микаэла Марш, я из «Холи-Понд продакшнс». Я только что получила твое резюме. Когда ты сможешь подъехать на интервью?

— В любое время, — отвечаю после маленькой паузы.

— Завтра в час дня устроит?

— Да, мадам, — пищу я.

— Отлично. Приезжай в Брентвуд, дом сто шестьдесят два по Бичвуд-лейн.

Не могу найти, чем записать адрес. Паника! Паника! Мы должны всегда держать ручку рядом с телефоном. Я никак не усвою это! Дэн хлопает меня по плечу и протягивает карандаш.

— Сто шестьдесят два по Бичвуд-лейн в Брентвуде, — повторяю я, записывая.

— Ты знаешь, где это? — спрашивает дама.

— Да, мадам, — лгу я.

— Отлично, увидимся завтра, и, пожалуйста, не опаздывай.

— Можете не сомневаться. Я буду вовремя! — Кладу трубку, поворачиваюсь и смотрю на Дэна.

— «Можете не сомневаться»… — снова корчит он рожу. — Где ты набралась таких выражений?

— Я еду на интервью в «Холи-Понд продакшнс»! — кричу я.

— Что это?

— В объявлении говорилось об известной голливудской деловой паре, но я знаю, кто это! Виктория Раш и Лорн Хендерсон!

Логотип «Холи-Понд» появляется в титрах последнего комедийного сериала с участием Виктории — «Мидлайф». И когда Дэн увидел эти слова на определителе, я сразу же догадалась! Я так сильно переволновалась, что едва не ринулась прямиком в ванную. Паника! Паника!

Нужно взять себя в руки. У меня не лучшие шансы. На собеседование в «Холи-Понд» придет масса других претендентов, и, возможно, более квалифицированных, чем я. Но я готова работать усерднее любого из них. И если получу шанс лично поговорить с Королевой телевидения, то попробую убедить ее взять меня.

— Виктория Раш! — Дэн поражен. — Я бы справился с ней за минуту!

Не обращаю на него внимания и отправляюсь в комнату, чтобы подыскать в гардеробе что-нибудь подходящее для серьезного интервью. У меня нет элегантной одежды, не говоря уже о деловой. Достаю пару черных брюк, в которых работала в «Старбакс», и пытаюсь определить, что лучше всего надеть вместе с ними. Только выцветшая голубая хлопковая блузка с подходящим по цвету кардиганом выглядят более или менее прилично. Дэн входит в комнату с громким свистом.

— Полиция моды! — говорит он, зажимая нос. — "Ы арестованы!

— Но это все, что у меня есть, — оправдываюсь я.

— Не может быть. — Он принимается рыться в моем гардеробе. Одну за другой достает все вещи, разочарованно качает головой и кладет их на место. — Ты права! Тебе нечего надеть!

Валюсь на постель.

— Замечательно!

— Не ной! Дай мне сотворить чудо! — Он возвращается к шкафу и в итоге выбирает черные брюки и голубую блузку с кардиганом. — А как насчет обуви? Только не те поношенные черные мокасины! — предупреждает он. — Тебе нужны новые туфли.

— Мне нужно новое все, — мрачно киваю я.

Дэн соглашается.

— Думаю, ты не собираешься идти туда с такой прической?

Поднимаю руку и трогаю резинку, удерживающую челку.

— А что в ней плохого?

Дэн стаскивает ее с моей головы.

— Так гораздо лучше! — Он хватает щетку с комода и проводит ею по волосам.

— Нужно их подрезать, — решаю я.

— Это сделает Ханс.

— Не хочу, чтобы Ханс меня стриг.

— Как ты можешь так говорить? — задыхается Дэн. — Это один из лучших парикмахеров в Лос-Анджелесе, он стрижет Микки Рурка.

— Я так волнуюсь, что у меня сводит желудок.

— Послушай, расслабься. Я уверен, ты получишь эту работу.

— Ты действительно так думаешь?

— Я бы тебя нанял.

Вот за что я больше всего люблю Дэна. Он всегда знает, что сказать. И он верит в меня.

— Спасибо, Дэн. Ты мой самый лучший друг!

— Знаю, — говорит он. — Теперь поспи немного. — И уходит из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Прежде чем лечь, я, как обычно, читаю молитву. Во-первых, благодарю Господа за замечательный день и все, что он принес мне. Потом прошу блага для всех моих друзей и родственников, особенно для моей мамы, которой иногда не помешала бы поддержка. А сегодня вечером не могу удержаться и прошу еще кое о чем: помочь мне стать личным ассистентом одной из самых знаменитых женщин в мире! Неужели это происходит на самом деле? Я понимаю, что снова начинаю волноваться. Я люблю Голливуд! Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Голливуд тоже полюбил меня!

 

ГРИФФИН

— Дорогой, это ты?

— Да, Мэл. — Я вхожу в нашу квартиру на втором этаже двухэтажного дома в Западном Голливуде. Во дворе есть маленький прямоугольный бассейн, что делает наш дом похожим на «Мелроуз-плейс».

— Я опять готовлю твое любимое блюдо, — говорит Мэл. — Coq au vin blanc .

— Отлично! — Снимаю пиджак от Кельвина Кляйна, который ношу со времен окончания колледжа, и просматриваю почту: как обычно, счета из банка и магазинов. Разбираю их и слышу громкий вздох, Мэл стоит в дверях в белом переднике и поварском колпаке — отличительный признак выпускников Калифорнийской школы кулинарного искусства.

— Ты должен говорить: «Привет, дорогой! Я дома», — укоряет Мэл. Его пышные усы напоминают гусеницу, разместившуюся над верхней губой.

— Ты выглядишь нелепо, — говорю я ему.

— Когда у меня будет собственное телевизионное шоу, я начну выглядеть нормально. Хочу назвать его «Бистро». Здорово звучит, как думаешь? — спрашивает он.

Прохожу в гостиную и падаю на диван. Мэл идет за мной.

— У кого-то на работе был неудачный день? — Будь любезен, не называй меня так.

— Как?

— Кто-то.

— Ладно, — удивленно смотрит он на меня.

— Постоянно слышу это от Джонни.

— Извини.

Мэл сидит на ручке дивана, положив ногу на ногу, и тяжело вздыхает — прямое свидетельство приближающейся нотации.

— Ты такой умный. Зачем растрачиваешь стэндфордское образование на шоу-бизнес? Ты мог бы стать врачом или адвокатом, — говорит он, как самая настоящая еврейская мать. — А еще лучше, если бы и тем и другим!

— Нет, я занимаюсь именно тем, чем хочу. Мэл, открывать новые таланты — в этом что-то есть! Это такая гонка, ничто в мире с ней не сравнится! Ты ищешь золото, долгими неделями и месяцами вкладываешь огромный труд, и вот наконец он — самородок, о котором ты мечтал. Это волшебство, перед которым невозможно устоять!

— О Господи, сегодня вечером у нас поэтическое настроение.

— Это очень возбуждающий процесс, даже лучше, чем секс.

— Бедный испорченный мальчик! — вздыхает Мэл, качая головой. — Ты так похож на брата и такой Же страстный. Словами не описать, как сильно ты мне его напоминаешь.

Я в шоке. Не могу вспомнить, когда в последний Раз меня сравнивали с Роджером. На каминной полке стоит фотография Мэла и Роджера. Это была последняя зима в жизни моего брата, и они отдыхали в Палм-Спрингс, отмечали пятую годовщину.

— Мне не хватает его, Мэл. Он сжимает мое плечо:

— Мне тоже, дорогой!

Я не говорю о брате. Ни с кем. Никогда. Это слишком грустная тема. Я уже год не виделся с родителями, потому что, недовольные занятием, которое я себе выбрал, они обязательно вспомнят Роджера. Но я докажу им.

— Когда-нибудь я стану менеджером, и у меня будет свое агентство, — уверенно заявляю я.

Он гладит меня по волосам, и я чувствую приближение спора, который возникает у нас каждую неделю.

— Гриф, я волнуюсь за тебя. Нормальный парень, который притворяется геем, — это так же ужасно, как гей, делающий вид, что он гетеросексуал. Нет, я не так выразился: это еще ужаснее.

— Джонни Тредуэй никогда не взял бы меня на работу, знай он, что я не гей. Он чувствует угрозу от гетеросексуалов. Ему нужен «мальчик для битья», и я буду им, сколько понадобится.

— Не понимаю. Брайан Лаурд был очень успешным агентом, гетеросексуалом, женился на Кэрри Фишер, и на пике карьеры бросил ее и сбежал с «голубым». А Джон Голдвин из «Парамаунт»? Я слышал, он устроил настоящую оргию прямо на съемочной площадке, когда ушел от женщины, с которой жил.

Тогда все было по-другому. Еще до того, как «голубая» мафия начала бороться за влияние с могущественными гетеросексуалами, которые управляли этим городом. Я же хочу войти в круг Дэвида Геффена и тусоваться с Элтоном Джоном.

— И что же? Разве тебя не тревожит, что ты живешь во лжи? — качает головой Мэл.

— Я сказал неправду о собственной сексуальной ориентации всего лишь одному человеку. Я не думал, что все об этом узнают.

Мэл кивает.

— Как только у нас появляется новенький, мы рассылаем сообщение. Может, ты действительно гей, но не знаешь этого?

— Почему у вас всегда так получается? Пол Ньюман? Гей. Брюс Уиллис? Гей. Клинт Иствуд? Определенно, гей.

— Как узнать, нравятся ли тебе мужчины, не попробовав?

— Я уверен, что не хочу, чтобы кто-то на меня мочился, и, естественно, этого не пробовал.

— О-о! Может, мы могли бы начать с этого момента?

Стук в дверь. Мэл идет открывать, а я продолжаю изучать счета.

— Привет, Руби, — слышу я его голос. — Гриффин, это к тебе.

Иду к двери и здороваюсь с Руби. Моя девяностолетняя соседка похожа на бладхаунда в халате и домашних тапочках. На лице она нарисовала брови и губы — почти в тех местах, где они были раньше.

— Сегодня в восемь мы играем в покер, — сообщает она дребезжащим прокуренным голосом. — Ты с нами?

— Приду с огромным удовольствием.

— Я сообщу всем, — отвечает Руби и ковыляет Дальше по коридору.

Когда я закрываю дверь, Мэл говорит:

— Она так похожа на Рут Гордон из фильма «Ребенок Розмари».

— В противоположность Рут Гордон в «Как ни крути — проиграешь», — парирую я.

Мы смеемся.

* * *

В квартире Руби в центре гостиной установлен покерный стол, затянутый сверху зеленым войлоком. За ним могут уместиться восемь человек, но сегодня играют четыре старые женщины и я. В этой игре, проходящей раз в неделю, я занял место своего брата. Все мои партнерши живут в этом доме и знают друг друга уже больше сорока лет. Они давно овдовели и часто рассказывают мне истории из своей молодости, когда они были актрисами и снимались во второсортных малобюджетных фильмах.

— Сдает Роуз, — сообщает Руби и делает глоток бренди. Комната пропитана сладким, тошнотворным запахом духов, сигарет и старости.

Роуз семьдесят. Она самая молодая «девушка» из всей компании и всегда безупречно одета. Сегодня вечером она в костюме цвета лаванды и маленькой белой шляпке. Она заканчивает тасовать карты и кладет их перед Мардж, которая сидит справа от нее.

— Снимай, — говорит Роуз.

Мардж похожа на старого моржа, одетого в длинное свободное платье, обладает великолепным боковым зрением и редко поворачивает голову, глядя только вперед или вниз. Она снимает колоду, и Роуз начинает сдавать.

— Пять карт и еще одна, — объявляет Роуз. Когда напротив Делл ложится туз, Роуз рявкает: — Делл, твоя ставка.

Делл — чернокожая старуха: на ней надето нечто красно-желтое, а сама она кожа да кости. Страдающая сонной болезнью, она снова задремала, и ее тихий храп напоминает глухое шипение радиатора. Крики Роуз будят ее.

— Один доллар, — сообщает Делл.

— Я не потяну, — говорю я, складывая карты.

— И я тоже, Гриффи, — заявляет Руби.

Роуз называет свою ставку. Мардж еще предстоит принять решение. Она осторожно отклоняется назад.

— Мардж, не нужно смотреть по сторонам, — замечает Роуз.

— Я только потянулась, — невинным тоном отвечает Мардж.

— Единственное, с чем ты тянешь, — это с честной игрой, — возмущается Делл.

— Я участвую, — говорит Мардж.

Она вбрасывает фишку, и Роуз продолжает сдавать. Руби толкает меня локтем:

— Хочу познакомить тебя со своим внучатым племянником.

— Зачем? — улыбаюсь я.

— Он еще не заявил об этом открыто, но я знаю, что он гей.

— Как ты определила? — интересуется Мардж.

— Ему нравится новая песня Шер, — объясняет Руби.

Мардж сбрасывает карты.

— Мне она тоже нравится, но это ведь не значит, что я лесбиянка.

Роуз выигрывает, сгребает фишки и передает карты.

— Делл, просыпайся, тебе сдавать!

Делл открывает глаза и берет карты.

— Давайте делать ставки с дамы, — касается она моей руки. — Ничего личного.

— Нет проблем, — отвечаю я.

Делл сдает карты, и в этот момент стучат в дверь. Руби смотрит на меня:

— Не будешь так любезен?

— Да, конечно.

Открываю дверь и вижу чернокожего подростка: руки в карманах мешковатых джинсов, в ухе серьга с бриллиантом в один карат, а на шее длинная толстая золотая цепочка с богато украшенным драгоценными камнями крестом. Первая моя мысль: «Как эта маленькая звезда рэпа Bay Bay-извините, Бау Bay— узнал о нашей игре? »

— Моя ба здесь? — спрашивает он.

— Делл, к тебе пришли, — сообщаю я, придерживая дверь, пока парень проходит к покерному столу.

Делл оборачивается.

— Это мой внучек? Иди, обними меня. Кенвин пока живет со мной, — объясняет она нам.

Парень подходит и быстро обнимает ее. Долгие, больше пары секунд, нежности с бабушкой — это сейчас не круто.

— Кенвин такой умный, — сообщает Делл. — Собирает мне компьютер.

— Зачем тебе компьютер? — бросает Руби.

— Хочу найти себе мужчину, правильно, Кенвин?

— Именно так, ба.

— Есть сайт знакомств для нас, чернокожих, правда, я подумываю и о приятном еврее.

Ты собираешь компьютеры? — спрашиваю я Кенвина. Тот застенчиво кивает, изучая пол. — Это здорово! Сколько тебе лет? Тринадцать? — Он снова кивает. — Ты немногословен, да, Кенвин? Тебе принести что-нибудь? Коку, конфету, штаны по размеру?

Мои слова вызывают у него улыбку, правда, мимолетную. Присоединяюсь к дамам, когда те заканчивают очередной круг.

Роуз открывает карты:

— «Полный дом». Короли против семерок.

— Мы видим твои чертовы карты, — шипит Мардж.

— Конечно, видите. Ты подглядываешь сегодня весь вечер.

— Послушай, Рип ван Винкл-морщинкл, — вспыхивает Мардж, — возьми свои слова назад.

— Взять назад? — Делл поднимается с кресла… И начинается «кошачий концерт». — Не раздражай меня, ты, толстозадая, волосатая, бесчестная мошенница, никчемная склочница…

— Давай, продолжай! — кричит Мардж.

Такое впечатление, что я оказался в центре съемок низкосортного телевизионного сериала, который можно было бы назвать «Золотые девушки испортились».

 

МИКАЭЛА

Ненавижу лежать на мокром после секса. Мысль о том, что влага, оставленная двумя телами, просачивается сквозь простынь и наматрасник, отвратительна, особенно если это происходит в номере отеля. Даже в люксе «Четырех сезонов», где никогда не узнаешь, кто оставил до тебя на кровати свою ДНК.

Рэндалл Блум выходит из ванной комнаты и надевает брюки.

— Может, задержимся еще немного? — мечтательно спрашиваю я.

Мы никогда не остаемся больше чем на полчаса — это максимум, но я должна заставить его считать, что он мне интересен. Я раскинулась на кровати, простыня стратегически прикрывает мою грудь, оставив обнаженным только левый сосок.

Рэндалл берет рубашку.

— Мне нужно возвращаться в офис.

Смотрю на его бледную лысину. Сквозь кожу с обесцвеченными пятнами и парой веснушек проглядывают капилляры. В этот момент я понимаю: Рэндалл похож на свой пенис.

— Как ты думаешь, стоит мне покрасить волосы в темно-рыжий цвет?

— Конечно, — говорит он, застегивая рубашку.

Его вообще не интересует, какого цвета у меня волосы и как меня зовут. Все, что волнует Рэндалла, — мгновенная эрекция. Но к его могучему возбуждению моя ослепительная внешность не имеет никакого отношения. У него встает только по одной причине: моя БК, или, говоря языком дилетантов, Бритая Киска. Мужчинам нравится легкий доступ и чистое рабочее пространство, не говоря уже о факторе порно, что само собой разумеется. Моя БК — секрет моего успеха. Каждой девушке нужно иметь такую же, мне стоит написать об этом книгу.

— Может, я их немного подрежу и сделаю стрижку «боб», — добавляю я.

Рэндалл не собирался снова со мной спать. Предполагалась недолгая беседа за ленчем. Но разве он может концентрироваться на деле, когда кровь отливает от головы и скапливается в головке маленького члена? Хотя, нужно отдать ему должное, не такой уж он и маленький. Шесть дюймов — размер не гигантский, но больше среднего.

— Ага, — бурчит Рэндалл. Он не слушает меня — слишком сильно чувство вины. Ведь дома у него жена и ребенок. Богатая жена. Но первобытные инстинкты иногда берут верх. Куда же деваться мужчине ? — Кое-что меня беспокоит, — говорит он бесстрастно, садясь на край кровати и надевая носки.

Дело плохо! Я знаю, что он собирается сказать. «Ты растеряла талант. Ты уже немолода. Нам нужно сокращать наши убытки». Надо действовать быстро. Прежде чем он успевает открыть рот, я сажусь и стягиваю простыню до талии.

— Все в порядке?

Рэндалл оборачивается и смотрит на меня. Это его первая ошибка. Он возбуждается, когда видит вблизи мои идеальные, формой напоминающие слезу, груди.

— Не совсем.

— Ты постоянно думаешь о работе, тебе нужно больше отдыхать, — мурлычу я, старательно подражая страстной Лорен Бэколл. Он снова отворачивается и надевает туфли. Я не позволю ему сказать это сейчас. — Может, нам уехать куда-нибудь, например, на остров Каталина. Остановиться в маленьком пансионе. — Кладу руку ему на бедро. — Или поехать вдоль побережья в Монтеррей?

Рэндалл понимает, что я что-то говорю, но мысли его очень далеко.

— Что?

Придвигаюсь к нему сзади и начинаю растирать плечи.

— Дорогой, ты так загружен.

И тогда он произносит:

— Мы больше не будем с тобой работать. Это не моя идея, а решение агентства. Они планируют развиваться в другом направлении, хотят представлять интересы занятых актрис.

Выпрыгиваю из постели и встаю против него.

— Знаю, меня не приглашали сниматься в течение нескольких недель…

— Шестнадцать месяцев. — Рэндалл обращается к моему пупку. Он боится смотреть на БК, и усилие, с которым он себя сдерживает, смертельно для него.

— Я занята на этой дурацкой работе. Мне трудно находить время для прослушиваний, — мурлычу я.

— Это не моя проблема, — холодно отрезает Рэндалл. Он пытается завязать шнурки, но я мешаю ему.

— Хорошо, я буду чаще ходить на пробы, завяжу с работой.

— Больше проб — значит, больше отказов. — Рэндалл украдкой взглядывает на БК. Он слаб, как и все мужчины.

— Я уверена, все не так уж плохо. Посмотри, ведь с «Друзьями» почти получилось.

— Это было сто лет назад. Вытираю воображаемый пот со лба.

— Тебе не кажется, что здесь жарко?

— Послушай, ты красивая девушка с прекрасным телом. Может, пора уже отказаться от мечтаний, остепениться и выйти замуж? Иногда приходится смириться с тем, что в жизни возможно не все. Но люди и после этого живут в свое удовольствие. Просто нужно направить освободившуюся энергию на что-то другое. Мой тебе совет: не уходи с работы.

— Мне нравится, когда ты так на меня смотришь, — шепчу я.

— Микаэла… — начинает он, но я беру его руку и трогаю себя между ног.

— Посмотри, что ты со мной делаешь.

— Мне действительно нужно идти, — вздыхает Рэндалл.

— Ты меня так заводишь! — Я прижимаюсь к нему грудью и нежно целую в шею. — Ты уверен, что тебе действительно нужно идти?

— Уверен, — говорит он. Его руки бездействуют, но я чувствую, что он возбужден. Трусь бедрами о его колени, и вот, не в силах сдерживаться, он уже зарывается лицом в мою грудь. — Но пожалуй, могу немного задержаться.

— Я так рада, — шепчу я, лаская языком его ухо, и решаюсь нанести удар. — Дай мне еще немного времени. Я уверена, что смогу получить роль.

— Хорошо, — говорит он, задыхаясь и стягивая с себя одежду.

Я облегченно вздыхаю, опускаясь на кровать. Не так просто добиться своего! Спасибо, Господи, что он мужчина! Пенис — лучший друг актрисы!

* * *

Я ужасно голодна. После секса у меня всегда просыпается аппетит. Достаю из сумки баночку арахиса «Плантерс». Я придерживаюсь низкоуглеводной вегетарианской диеты, но питаюсь только орехами. Хотя и разными сортами. Сегодня арахисом, завтра кешью, потом грецкими, фисташками и австралийскими орехами. Можно сказать, сижу на ореховой диете. Кладу в рот горсть арахиса и начинаю медленно жевать. В еде очень важно не спешить, потому что это вредит пищеварительной системе. Одним глотком выпиваю полбутылки «Эвиан». Я все еще голодна, но теперь мне нельзя есть семь часов. Делаю глубокий вдох и усилием воли пытаюсь остановить голодные спазмы. Еда — сплошной контроль. А я всегда себя контролирую.

Мне предстоит обед с отцом. Каждый месяц он приезжает в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть, как я живу, дать мне денег и попытаться уговорить вернуться с ним в Нью-Йорк. Мать никогда не сопровождает его. Мы не очень ладим друг с другом — одна из причин, почему я живу отдельно, хотя она и не знает об этом.

Отец любит поесть, и это заметно. Он невысокий жизнерадостный человек с толстой талией и аккуратной седой бородкой. Мы всегда обедаем в дорогих модных ресторанах — «Кэмпанайл», «Патина» или «Крастачеан» — такие места часто посещает Виктория. Верю, что когда-нибудь добьюсь настоящего успеха и смогу позволить себе заказывать орехи в лучших ресторанах города. Мы легко смешиваемся с другими завсегдатаями, потому что соответствуем вековому клише: успешный голливудский продюсер и его любовница-старлетка. Наши встречи всегда проходят одинаково. Во-первых, мы обсуждаем мою худобу. «Ты выглядишь как выживший узник лагеря смерти», — любит повторять отец. И мне приходится доказывать ему, что я нормально питаюсь, поглощая огромное количество еды: например, жареную телячью отбивную со сливками и яблочный пирог с мороженым на десерт. (И обязательно много жидкости, чтобы потом легче было очистить желудок.) Затем мы обсуждаем мою мать и все благотворительные мероприятия, на которые она таскает отца. Он ненавидит ее друзей. Говорит мне, что если ему еще раз придется обедать с Херманом и Митци Шварц, он положит этому конец. Он не понимает, как я могла бросить его одного с этой сумасшедшей женщиной.

Потом отец рассказывает о своей практике. Он пластический хирург и надеется скоро оставить работу и поселиться в Аспене. Мать не любит Аспен — ненавидит холод, поэтому он планирует жить там один. И каждый раз оживляется при мысли о жизни без матери в превосходных апартаментах комфортабельного кондоминиума в горах Колорадо.

К концу нашей встречи отец неизбежно задает наболевший вопрос:

— Когда ты собираешься покончить с актерством, Дорогая?

— Ты имеешь в виду мою актерскую карьеру? — стиснув зубы, улыбаюсь я.

— Разве можно назвать карьерой восемь предложений за десять лет? Будь ты бизнесменом, давно бы уже обанкротилась.

Опускаю глаза и перебираю на коленях салфетку. Пора делать шелковые накладки на ногти.

— Почему ты не хочешь вернуться домой и остепениться? — спрашивает он и понижает голос: — Ты ведь не молодеешь и знаешь это.

— Спасибо, папа, — морщусь я.

— Но это правда. Недавно мы с твоей матерью вспомнили о твоем возрасте и ужаснулись. — Нервно оглядываюсь, не слышит ли кто-нибудь его слов. — Но потом поняли, насколько стары сами, и вот это уже был настоящий шок.

— Я не хочу возвращаться в Нью-Йорк.

— Почему?

— Здесь гораздо больше возможностей. В прошлый вторник у меня состоялось очень многообещающее прослушивание.

— Мне больно видеть, как ты выбиваешься из сил. Если вернешься, я куплю тебе квартиру, буду оплачивать все твои счета. Тебе не придется работать ассистентом.

— Меня устраивает работа на Викторию Раш, — обманываю я. Беру блестящую десертную ложку и смотрю на свое отражение.

Отец хотел еще что-то сказать, но передумал и широко улыбнулся, меняя тему:

— Угадай, кого я встретил в «Бергдорф»? Округляю глаза:

— Неужели Эрни Финклынтейна?

— Как ты догадалась?

— Да ты вспоминаешь его каждый приезд.

— Хорошо бы вам встретиться с ним, Сильви.

— Тише! — прерываю его. — Теперь меня зовут Микаэла! Сколько можно об этом говорить?

— Мы с матерью ненавидим твой сценический псевдоним и не понимаем, что плохого в имени Сильви. Оно вполне устраивало твою бабушку и должно подходить тебе, — ворчит отец.

У меня начинают гореть щеки. Какое счастье, что никто этого не слышит.

— Маленький Эрни Финкльштейн. Помню, как он приходил на твои дни рождения и следовал за тобой повсюду, как щенок. Но знаешь, он давно уже не маленький. По меньшей мере пять футов шесть дюймов, а может, даже пять и семь. Густые волосы. Жаль, что ты его не видела. Он был одет в лучший костюм, какой я когда-либо видел, и покупал еще пять. Парень всегда имел великолепный вкус, это передалось ему от Эрни-старшего, ведь у того ателье в Швейном квартале. Но ты, конечно, знаешь это. Хорошие люди эти Финкльштейны!

Я уверена, Эрни все еще необходимо хирургическое вмешательство, чтобы удалить букву «Л» со лба. Он ходил за мной не только в дни моего рождения, но и в школе, в церкви и по всему району. Сейчас для такого поведения придумали термин: домогательство.

— Папа, давай сменим тему!

— Ты знаешь, сколько Эрни заработали прошлом году?

— Меня это не волнует.

— Десять миллионов! — хлопает отец в ладоши.

— И что?

Он основал Интернет-компанию, одну из немногих, которым удалось выстоять. И кстати, работающую легитимно, в отличие от мошенников из «Эн-Рон» или ужасной Марты Стюарт! Нет, только не Эрни! Он честный миллионер, очень одинокий и все еще тоскующий по той малышке, которую раньше звали Сильви Киршбаум.

— Все это здорово, — вздыхаю я, — но Эрни Финкльштейн работает не для меня. И никогда к этому не стремился.

— Я уже говорил тебе, что недавно он купил пент-хаус на Пятой авеню? — спрашивает отец. Мне хочется спрятаться от него под стол. — Но сейчас самое интересное: он приезжает сюда по делам, и я дал ему твой телефон.

— Папа! Зачем? Я не хочу с ним встречаться.

— Чего стоит простой обед?

— Я очень занята. У меня работа, уроки актерского мастерства и прослушивания. Я не смогу найти время.

— Нужно найти, — настаивает отец.

— Папа…

— Сделай это для меня, дорогая. Надеюсь, ты будешь приятно удивлена.

Он не собирается сдаваться. Пытается выдать меня замуж с тех пор, как я окончила среднюю школу.

— Ладно, хорошо.

Отец наклоняется и целует меня в щеку.

— Думаю, ты получишь удовольствие.

— Это всего лишь обед. Один раз. И ничего больше.

Он жестом прерывает меня.

— Не устанавливай себе ограничений. Может, пока он будет здесь, ты захочешь встретиться с ним еще раз.

— Не думаю, — отворачиваюсь я.

Отец не обращает на это внимания и довольно усмехается. Наверное, уже планирует свадебную церемонию в отеле «Уолдррф-Астория».

 

КЕЙША

Ненавижу входить в пустой темный дом, и не потому, что мне страшно. Просто очень хочется, чтобы кто-то спросил, как прошел мой день, или обнял меня, как в сериале «Шоу Косби», пусть даже всем известно, что такого не бывает в жизни. Марта снова вернулась в домик для гостей, а я все время провожу здесь. Только автоответчик приветствует меня, но и тот не слишком дружелюбен. Сколько себя помню, я одинока в этом доме. Раньше он принадлежал отцу, теперь же все здесь мое. Как обычно, на автоответчике светится красный ноль. Что ж, и я рада тебя видеть. Кладу сверху конверт со счетом, но красный свет все равно пытается пробиться сквозь бумагу.

И только теперь я замечаю, что это за конверт. Это не простой счет, а бумаги из Внутренней налоговой службы. И присылают их не первый раз. Они занимаются моим делом уже полгода: утверждают, что я должна погасить задолженность, оставшуюся за отцом. И хотя его нет в живых, ответственность лежит на наследниках. В счете стоит немалая сумма: со всеми штрафами и процентами они хотят получить сто тысяч долларов. Но у меня нет таких денег. И не так Много знакомых, которые располагают подобными суммами. Это, должно быть, ошибка. А если и нет, почему я должна им верить? Отец не может защитить себя. У него наверняка имелась серьезная причина, чтобы так поступать. Это было их дело, и я не собираюсь вмешиваться.

Дом совсем не изменился с тех пор, как здесь жил отец. В нем царит атмосфера музыки шестидесятых годов, думаю, Ленни Кравиц наверняка оценил бы ее. Никогда не чувствовала необходимости менять что-либо. И сейчас не хочу. Иногда я воображаю, что отец и мама по-прежнему дома. Я привыкла думать, что если оставить все как есть, они могут вернуться.

Иду на кухню и беру банку кока-колы. Мне следует пить диетическую, но я никак не могу привыкнуть к отвратительному послевкусию. Открываю шкафы в поисках чего-нибудь съедобного. Недавно я купила много рисовых кексов, сухих соленых крендельков и поп-корна без масла. Но не в настроении есть все это. Достаю из мусорной корзины банку с арахисовым маслом и лезу в нее пальцем. Обещаю, всего один раз, и окончательно ее выброшу. Но масло такое мягкое и вкусное, что я не могу остановиться. И все же мне чего-то не хватает. Беру бутылку шоколадного сиропа «Херши» и выжимаю его прямо в банку. Снова пробую, и мое лицо озаряет улыбка. Ну вот, теперь это можно назвать приятной едой. С банкой в руках направляюсь в маленькую комнату, где в углу стоит черное пианино отца. Оранжевая пепельница по-прежнему на крышке, а рядом видны пятна, образовавшиеся в течение многих лет от бокалов виски со льдом. Ящик под сиденьем забит изжеванными карандашами и нотами с набросками отца. Достаю последний папин альбом и ставлю его на проигрыватель. Ложусь на кушетку и смотрю в потолок, а звуки квартета заполняют комнату. Я помню наизусть каждую запись. Совсем не сложно представить, что мне шесть лет и папа сидит в комнате рядом со мной и сочиняет милые песни. Мне запрещали беспокоить его, когда он работал. Но стоило услышать, что он играет, и музыка притягивала меня, как манит медведя мед, самый вкусный из тех, что он пробовал в жизни. Я часто застывала в дверях, очарованная звуками музыки и запахом его сигары, и смотрела, как дымок образовывал нимб вокруг головы отца. Он резко обрывал игру и, не оборачиваясь, говорил глубоким баритоном: «Я чувствую в комнате маленькую девочку». Застигнутая врасплох, я задыхалась и застывала, как статуя. А отец подвигался и хлопал ладонью рядом с собой. Я шла на цыпочках через комнату и садилась. Папа снова начинал играть, а я завороженно смотрела, как его длинные тонкие пальцы исполняли на клавишах изящный танец. Мои ноги не доставали до пола и раскачивались в такт мелодии. Я смотрела на профиль отца: плоский широкий нос, полные губы, короткие ухоженные усы и круглый подбородок. Когда ему нравилось звучание музыки, он брал карандаш и записывал. А потом, перед тем как взять из пепельницы дымящуюся сигару, подмигивал мне.

— Кейша?

— Я здесь, Марта, — говорю я, когда Марта входит в заднюю дверь.

Она уже сняла грязно-розовый рабочий халат и переоделась в шорты и футболку.

— Ужин почти готов, — сообщает она.

— Отлично, — отвечаю я и делаю еще глоток колы. Марта смотрит на банку арахисового масла и кривится:

— Это тебе не на пользу.

— Вся моя любимая еда не идет мне на пользу. Марта качает головой, берет банку и уносит на кухню. Она замечает, что пол давно не мыт, и я чувствую, что приближается очередной ее приступ наведения чистоты. В этот момент раздается звонок в дверь. Марта возвращается в комнату и удивленно смотрит на меня. К нам никто не приходит, даже продавцы всякой ерунды, которые стучатся в каждый дом.

— Кто это может быть, как думаешь? — спрашивает она.

— Ш-ш-ш, тихо.

Это, видимо, тот мужчина, который звонил мне: высокий, с пресным лицом и в дешевом костюме, который плохо на нем сидит. Он выглядит примитивно, как запеченная картошка без сыра и сливочного соуса. Мужчина снова звонит в дверь и теребит галстук. Через несколько секунд он достает из кармана пиджака визитную карточку и кладет ее на крыльцо. Я вижу, как он идет по улице, садится в «камри» и уезжает.

— Кейша, что происходит? — удивляется Марта.

— Ничего, — говорю я. — Кто-то пытается продать мне какую-то ненужную ерунду.

Марту удовлетворяет мой ответ, она возвращается в комнату и выключает музыку.

— Пойдем, тебе нужно поесть чего-нибудь теплого.

Упоминание о теплой еде вызывает многочисленные спазмы в желудке, и я немедленно забываю о человеке из Внутренней налоговой службы.

 

РЕЙЧЕЛ

Ура! Я стою у дома Виктории Раш. Честно говоря, я здесь уже второй раз. Впервые приезжала сюда прошлой ночью вместе с Дэном, чтобы разведать дорогу: я даже засекла время и замерила расстояние от нашей квартиры. Я так счастлива, что сама Виктория Раш будет рассматривать мою кандидатуру! И ведь я знаю мельчайшие подробности ее жизни, потому что выписываю журнал «Пипл». Думаю, если вам неизвестна Виктория Раш, значит, последние двадцать три года вы просидели отшельником в пещере. Первый сериал с ее участием был снят в семидесятые годы и назывался просто «Виктория». Этот проект длился десять лет и был отмечен большим количеством премий «Эмми». В восьмидесятые она играла главную роль в «Блу Белл» и тоже получила несколько «Эмми». «Мидлайф» — ее третье шоу — нельзя назвать успешным. Такие проекты именуют «незрелой продукцией», а критики считают его полным провалом, что впервые происходит с Викторией. Это фильм о группе разведенных людей, которые живут в одном многоэтажном доме. Он чем-то напоминает сериал «Друзья», но героям около пятидесяти. Сначала рейтинг был неплохой, однако через несколько серий «Мидлайф» оказался в беде с заглавной буквы «Б».

Виктория Раш дважды побывала замужем до того как встретила Лорна Хендерсона — мужа номер три, на двадцать лет моложе ее. Их отношения — классическая голливудская любовная история. Ему был двадцать один год, он работал в отеле, в один роковой вечер открыл дверцу ее «ягуара» — и вспышка! Репортеры хлынули в Каламазу — родной город Лорна в Мичигане. Они раскапывали байки о его постоянных проблемах с работой, сомнительном романе с учительницей истории в тринадцатилетнем возрасте и шестимесячном заключении за неоднократное управление автомобилем в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.

Но любовь выстояла под напором «желтой прессы». Я помню репортаж о свадьбе Виктории и Лорна, опубликованный в журнале «Ин стайл». Церемония обошлась почти в миллион долларов, была организована модным дизайнером Колином как-его-там и проходила в шикарном отеле «Беверли-Хиллз». Под шелковыми тентами знаменитые кинозвезды вместе с бледными родственниками Лорна из Каламазу потягивали шампанское. «Пипл» посвятил этому событию несколько глянцевых страниц с фотографиями. Тогда мне казалось, что я стала участницей этого праздника.

А теперь посмотрите: я стою на улице, где расположен ее особняк. Маленькое ничтожество из городка Шугарленд в Техасе скоро окажется в доме самой Виктории Раш. Иногда в жизни происходят непостижимые вещи, в это трудно поверить, но это так.

С дороги дом Виктории почти не виден. Снаружи участок ограждает высокая кирпичная стена, а за ней растет несколько огромных деревьев. Следуя инструкциям Микаэлы, оставляю машину в конце улицы. Очевидно, Виктория не хочет, чтобы машины прислуги портили внешний вид ее дома, и я не буду с этим спорить.

Расправляю новый темно-синий пиджак и с удовольствием смотрю на брюки, которые очень удачно с ним сочетаются. Пара абсолютно новых лодочек на низком каблуке от Кеннета Коула завершает ансамбль. Вернувшись сегодня утром домой с занятий по писательскому мастерству и собираясь переодеться для интервью, я обнаружила все это богатство на кровати. Рядом лежала записка:

Р!

Теперь у тебя есть что надеть. Постарайся не испачкать и не снимай ярлыки. Завтра мне нужно будет вернуть одежду. Никто не узнает.

С любовью, Дэн.

P.S. Туфли я купил.

Поворачиваю зеркало заднего вида, чтобы взглянуть на себя, раздается треск, и оно остается у меня в руке. Но даже это не может меня расстроить, ведь скоро я увижу Викторию Раш! Держу зеркало над головой и проверяю прическу. Может, Дэн и прав, так выглядит лучше. Моя мама обычно говорила: «Плохие волосы, значит, плохой человек». Или мне кажется, что она так говорила. Когда она пьяна, она лишь бормочет. А трезвой она не бывает.

Еще раз делаю глубокий вдох, поправляю волосы и через пассажирское сиденье выбираюсь из машины. У въезда в поместье на металлическом столбе закреплена квадратная коробка сигнализации. Нажимаю на кнопку и отпрыгиваю, услышав громкий голос:

— Да?

— У меня назначена встреча с Микаэлой! — кричу в микрофон, почти прижимаясь к нему ртом.

— Подходи к служебному входу, — произносит голос, и сразу же раздается громкий звонок. Потом сами по себе начинают открываться ворота. Я вхожу и попадаю в атмосферу, наполненную прекрасными запахами. Площадка перед домом Виктории — уменьшенная копия ботанического сада Лос-Анджелеса. Повсюду розы, тюльпаны и множество других цветов, названий которых я даже не знаю.

Моему взгляду открывается огромный трехэтажный особняк с четырьмя колоннами, как в Белом доме, и у меня перехватывает дыхание. Не успеваю нажать на кнопку у служебного входа, как дверь открывается, и я вижу светловолосую девушку в больших красных очках и утепленной куртке.

— Рейчел?

— Да.

На голове у нее черные наушники, провод от которых тянется к устройству типа пейджера, закрепленному на поясе.

— Привет, я Микаэла. Иди за мной, — говорит она и уходит по засыпанной гравием дорожке, которая ведет вокруг дома на задний двор. Мы проходим теннисный корт, очень симпатичный пруд и еще один модный китайский пруд с золотыми рыбками. Крепко сжимаю губы, чтобы не разинуть рот. Наконец Микаэла приводит меня в гостевой дом. Теперь понятно, почему она одета в теплую куртку. Температура внутри напоминает мне о рядах с замороженными продуктами в магазине «Ральф». Руки сразу покрываются мурашками. И если бы я случайно не знала, кто хозяин дома, сейчас все могло бы проясниться: Виктория Раш и Лорн Хендерсон смотрят на меня с двух огромных портретов, висящих на стене.

Улыбаюсь, несмотря на нервную дрожь. Да что там — меня просто колотит! Ладони потеют так сильно, что это видно невооруженным глазом. Последний раз я испытывала подобные ощущения, когда мама заставила меня спеть «Глубоко в сердце Техаса» на конкурсе «Маленькая мисс Хьюстон».

— Присаживайся, — улыбается Микаэла, и я замечаю, что у нее такие коричневые зубы, будто она много лет жует табак. Стараюсь не пялиться на нее, а ведь она была бы очень хорошенькой, если бы избавилась от очков и пользовалась отбеливающей зубной пастой.

Она замечает, что мне холодно.

— Лорн хочет, чтобы температура в доме постоянно держалась на уровне пятнадцати с половиной градусов.

— Он здесь? — оглядываю я комнату.

— Нет, но нам приходится следить за температурой на тот случай, если он вдруг войдет.

Пот уже начинает капать с рук. Когда Микаэла не смотрит на меня, вытираю их о брюки и тут вспоминаю просьбу Дэна не пачкать одежду. Молюсь о том, чтобы от пота не осталось пятен.

— Как ты видишь, здесь у нас основной пост, — объясняет Микаэла — сама серьезность, как Сиповиц — огромный парень, похожий на медведя, из сериала «Полиция Нью-Йорка». — Я ассистент Виктории и отвечаю за ежедневную деятельность «Холи-Понд продакшнс». — Продолжаю улыбаться и снова вытираю руки. — Это очень важная работа. Ты, наверное, понимаешь, что я получила много резюме, но именно твое привлекло мое внимание.

— Правда? — удивленно спрашиваю я.

Микаэла вчитывается в мое резюме. Через несколько секунд я начинаю нервничать. А что, если там нет ничего, что может заинтересовать ее? Вдруг она перепутала меня с кем-то, чей опыт гораздо лучше? Паника! Паника!

— Ты работала в «Старбакс» и, вероятно, привыкла обслуживать сложных клиентов, — наконец говорит Микаэла.

Какое облегчение!

— Да, конечно, в основном посетители очень требовательны, особенно когда им забывают принести первую чашку кофе.

— Виктория и Лорн крайне требовательны, — мягко улыбается она.

Я ожидала этого, ведь, в конце концов, они очень известные люди. У них нет времени на мелочи.

— Эта должность предполагает работу в доме и выполнение всех пожеланий хозяев. Нас здесь трое, и мы стараемся, чтобы им было комфортно.

— Трое?

— У Виктории два ассистента, и у Лорна есть личный ассистент — Кортни.

— У Лорна есть ассистент? Для чего? — удивляюсь я.

— Лорн ведь тоже снимается в «Мидлайф» и, гм, ведет активную жизнь.

— О!

— Как ты понимаешь, работа крайне разнообразна. И поверь мне, каждый день приносит новые испытания. Как личный ассистент Виктории ты должна постоянно быть в пределах досягаемости, всегда!

Твои обязанности: заказывать ей ленч, помогать разбирать гардероб или паковать вещи перед поездкой. Что бы она ни пожелала, ты выполняешь. — Микаэла делает глоток воды и берет толстый блокнот, состоящий из трех частей, скрепленных белыми кольцами. — Это Книга правил. Здесь вся информация о Лорне и Виктории, которая может тебе понадобиться: личные и медицинские данные, отношение к религии, информация о бывших супругах, увлечениях и так далее. Вот карты, которые отражают самый быстрый путь в любую часть дома, диаграммы с расположением всего необходимого и список кодов сигнализации, сейфовых комбинаций, а также номера пейджеров, мобильных и домашних телефонов всех тех, кто на них работает: адвокатов, бухгалтеров, пресс-агентов, массажистов, парикмахеров, маникюрш, стилистов, гадалок на таро и многих других. Книга правил постоянно меняется и обновляется.

Я таращусь на огромную книгу, которая далее больше, чем справочник в «Старбакс». А я-то считала его огромным. Понимаете, очень сложно определить, чем различаются кофейные зерна. Особенно когда пытаешься описать разницу между сортом «Эфиопия лекемпти» и «Эфиопия сидамо». Единственная книга толще справочника «Старбакс», которую я видела в жизни, — это полное собрание сочинений Вильяма Шекспира.

— Необходимо, чтобы каждый ассистент знал содержание Книги наизусть, — говорит Микаэла. Вздыхаю в надежде, что сумею справиться с задачей. Она улыбается: — А теперь расскажи немного о себе.

Меня убивают ее грязные зубы. Может, она не знает, что «Крэст» выпускает отбеливающие полоски? Тем не менее мне удается расслабиться, и я чувствую, что мои ладони наконец-то перестали потеть.

— Я из города Шугарленд в Техасе… Раздается телефонный звонок, и Микаэла нажимает кнопку на пейджере у талии.

— Да? — Она сразу начинает тереть виски. — Скажи ей, что «Лирджет» может долететь до Нью-Йорка за четыре с половиной часа, это самое быстрое, и то только при условии сильного попутного ветра, — говорит она.

Скрещиваю ноги, потом снова ставлю их ровно и чувствую: ладони снова вспотели. Осторожно вытираю их о брюки. Надеюсь, Микаэла не заметит. Мне нужно излучать уверенность, а не потеть, как школьница на первом уроке гимнастики. Микаэла снимает очки, и я замечаю, что у нее очень красивые глаза. Может, ей стоит принять участие в программе «Возможности пластической хирургии»? И почему-то ее лицо мне кажется знакомым, но я не могу вспомнить, где ее видела.

— Я обзвонила все компании на Западном побережье, совершающие чартерные рейсы. «Конкорд» больше не летает. Да, Кортни, я уверена!

Смотрю в окно на человека, который чистит бассейн: распыляет в воду белый порошок, а потом берет большой сачок и достает листья. Он выглядит спокойным, и я ему завидую. Надеюсь, когда-нибудь тоже буду так себя чувствовать.

— Отлично! — Микаэла заканчивает разговор, глубоко вздыхает и снова надевает очки. — Извини, о чем мы говорили?

— Я из Техаса, приехала сюда год назад в надежде…

Телефон снова звонит.

— Извини, — говорит она, а мне становится неудобно сидеть. — Скажи, пусть примет снотворное. А когда проснется, будет уже на месте. Ее отвезут прямо в «Рейнбоу рум» для выступления, а потом она сразу полетит домой, — объясняет Микаэла.

Знаменитый ресторан «Рейнбоу рум»? Я почти забыла о певческой карьере Виктории, но, может, и к лучшему. Мне неприятно упоминать об этом, но она не может взять ни одной ноты… благослови ее Господь. Микаэла поворачивается ко мне спиной и шепчет:

— Сколько ксанакса она уже выпила сегодня? — Ждет ответа. — Выясни и перезвони мне! — Она отключается и тянется за тайленолом. — Извини, Кортни помогает работать с Викторией, пока мы не найдем кого-то. Видишь, здесь бывают очень беспокойные времена.

— Да, — соглашаюсь я, стараясь, чтобы Микаэла поняла: я готова к этой работе. — Конечно, вижу.

— А как ты справляешься с напряжением? — интересуется она. Но телефон опять звонит, и она кричит: — Что ? — Но тон быстро меняется. — Да, Виктория, — говорит она спокойно и мягко.

Выпрямляю спину. На другом конце линии Виктория Раш!

— Да, четыре с половиной часа с попутным ветром. Правильно. — Она внимательно слушает. — Конечно, я сказала им, кто вы! — Руки Микаэлы трясутся, когда она закуривает. Ничего удивительного, что у нее коричневый налет на зубах. Она, наверное, и кофе много пьет. — Яне уверена, что Ф-15 разрешено брать на борт гражданских лиц. Но немедленно свяжусь с военно-воздушными силами. — Она заканчивает разговор, записывает большими буквами «Военно-воздушные силы» и дважды подчеркивает эти слова.

Снова звонок. Микаэла Нажимает кнопку и говорит мягко:

— Слушаю. Привет, Мэри Джейн! — Молчит несколько секунд и начинает волноваться. — Выступление в «Рейнбоу рум» отменили? Как это возможно? Сколько билетов продали? Только шесть? Вот черт!

Мне кажется, что это не очень хороший знак.

— Я сообщу ей, — говорит Микаэла и смотрит на меня: — Думаю, на этом мы закончим.

— А разве вы больше ничего не хотите знать? — теряюсь я. — Я печатаю со скоростью шестьдесят пять слов в минуту, выучила «Майкрософт ворд» и «Эксель»…

— Ты умеешь отвечать на звонки и бегать по лестницам?

— Конечно.

— У тебя все получится. Когда ты готова встретиться с Лорном? Мы не можем принимать новых сотрудников без его одобрения. — Я так потрясена, что не в силах сдвинуться с места. Микаэла тушит сигарету. — Сейчас можешь?

— Э-э-э…

— Оплата десять долларов в час, — добавляет она.

— Вот этот да! — Я никогда не зарабатывала и семи пятидесяти.

Микаэла записывает адрес на листочке.

— Когда приедешь в студию, спроси Кортни Коллинз, и она проведет тебя к Лорну.

— А я не увижу Викторию? — с трудом выдавливаю я.

— Скорее всего нет. Она сегодня не очень хорошо себя чувствует, но если ты получишь работу, то скоро с ней встретишься.

Изо всех сил стараюсь скрыть разочарование Убеждаю себя, что встреча с Лорном может быть в некотором роде такой же впечатляющей.

Микаэла протягивает мне листок.

— Найдешь выход? Мне нужно сделать несколько звонков.

— Да, конечно. И спасибо тебе большое. Ты не пожалеешь об этом решении.

— Очень на это надеюсь, — говорит она.

Я снова в машине и не могу сдержаться: кричу «Я сделала это!» — и бью кулаками в потолок, правда, не очень сильно. Не хочу, чтобы на меня упала лампочка.

Называю свое имя охраннику у ворот «Си-би-эс Рэдфорд студиос». Он изучает список и, обнаружив в нем мое имя, выдает мне карту и объясняет, в какую сторону ехать. Въезжаю в ворота, очень довольная собой, и еду вдоль огромных павильонов, где снимаются мои любимые сериалы. Мимо проносятся большие грузовики с камерами и осветительным оборудованием. Спешат члены съемочных групп, важные мужчины в строгих английских костюмах не торопясь передвигаются на машинках для гольфа. Не уверена, но, кажется, я видела Вупи Голдберг или огромного рэппера, который на нее похож. Вот именные парковочные места, предназначенные для машин Джима Белуши и Джейми Гертца. Проезжаю мимо зданий, разделенных на небольшие офисы, и трейлеров разных размеров, которые служат костюмерными. Как здесь кипит жизнь! Это настоящее волшебство — мой личный маленький кусочек рая! Паркуюсь, выхожу из машины и чувствую, что у меня кружится голова. Следуя указаниям и карте, подхожу к огромному бежевому фургону с надписью «Лорн Хендерсон» на двери. Стучу.

— Входите! — раздается женский голос.

Открываю дверь и оказываюсь в двухкомнатном офисе. В первой комнате, меньшей по размеру, стоят стол и шкаф для документов. Повсюду разбросаны черные пакеты из «Барниз» и коробки с дизайнерской обувью, а радио настроено на канал, передающий старые песни. На столе стоит ваза с красными розами, рядом открытка со словами «Я тебя люблю!» без подписи.

— Ты Кортни? — спрашиваю я.

— Да, — улыбается изящная девушка с огромной грудью и каштаново-рыжими волосами. Кортни отбрасывает в сторону пакеты и предлагает мне сесть на маленький стул, стоящий напротив ее стола.

— Я пришла к Лорну Хендерсону. Ее приветливость испаряется.

— Зачем?

— На собеседование в качестве нового ассистента Виктории.

Она вздыхает с облегчением:

— А, хорошо! Как тебя зовут?

— Рейчел Берт.

— И откуда ты? — Она достает из коробок туфли — на каждом ярлыке указана сумма в четыреста пятьдесят долларов — и примеряет по одной из пары. Потом садится на стол и с удовольствием изучает свои ноги.

— Я из Техаса, из города рядом с Хьюстоном.

— Это рядом с Далласом ? — чешет в затылке Кортни и тут же отвлекается: из приемника звучит песня Эм Си Хаммера «Тебе не нужно это трогать», и она увеличивает громкость. — Я так люблю эту песню! Я танцевала под нее на первом вечере в хореографическом училище! — восклицает Кортни и кружится по комнате: на одной ноге туфелька с высоким каблуком, на другой — тенниска на толстой платформе. Она подпевает, имитируя движения певца.

Это самое странное собеседование за всю мою жизнь. Интересно, я тоже должна подпевать? Наблюдаю за танцем Кортни, пока не заканчивается песня, настолько длинная, что ее огромная грудь уже успевает мне порядком надоесть.

— Итак, — Кортни наконец возвращается за стол, — у тебя есть какие-нибудь вопросы?

— Как это — работать на Викторию Раш?

Кортни морщится, как будто откусила кусок мыла.

— Я работаю не у нее. Я ассистент Лорна. А сейчас лишь помогаю, пока не наймут кого-нибудь.

— А как тебе работается с Лорном?

Лицо Кортни озаряет широкая улыбка.

— Он самый лучший! Хочешь с ним познакомиться ?

* * *

Прежде чем выйти из трейлера, Кортни полностью обновляет макияж, а я снова вытираю о брюки потные ладони. Похоже, ткань вверху уже немного промокла. На маленькой машинке для гольфа с надписью «собственность Лорна Хендерсона„“ мы едем в павильон, где снимается „Мидлайф“. Входим внутрь, и мне снова кажется, что я попала в холодильник. Глаза постепенно привыкают к темноте, и я вижу четы-Ре знакомые комнаты. Вот гостиная, где герои проводят почти все время, следующая дверь ведет в спальню Виктории, еще одна — в кабинет ветеринарной клиники, где она работает. Три камеры установлены напротив декорации кухни. Сверху нависают огромные прожекторы. На стульях из алюминия сидят, крепко сжимая сценарии, продюсеры и сценаристы. Кортни подходит к какому-то человеку в наушниках:

— Где Лорн?

— Посмотри в трейлере Виктории.

Кортни не нравятся эти слова. Она бледнеет итак быстро уносится по темному коридору, что я почти теряю ее из виду. А потом кто-то появляется из-за угла.

— Ага! Кортни! Именно эту девушку я и искал! — подмигивает Лорн Хендерсон. О Боже! Это действительно он! Стараюсь вести себя как обычно.

Она демонстративно отстраняется от него.

— Это Рейчел. Она пришла на собеседование, на место ассистента Виктории.

Лорна удивляет холодность Кортни, но он реагирует как настоящий профессионал и протягивает мне руку:

— Лорн Хендерсон.

Твердо пожимаю ее и замечаю, что его ладонь такая же липкая, как и моя. В жизни он гораздо ниже ростом. Если бы я не знала, что это действительно Лорн, то приняла бы его за двойника, подменяющего патрона на автошоу и съездах избирателей. На телеэкране он выглядит гораздо привлекательнее. Мужу Виктории всего тридцать пять, но в жизни дашь не меньше пятидесяти: неровная кожа, недельная щетина. Но стоит ему улыбнуться, и становится понятно, это он — собственной персоной. От усмешки Лорна может занервничать сам Билл Клинтон.

— Мы тебя искали, — недовольно произносит Кортни.

— У Виктории снова приступ, ей нужно уснуть. Давайте вернемся в павильон. Репетиции на сегодня закончены. — Лорн пытается пропустить нас вперед, но Кортни намеренно держится сзади.

— Что ты там делал? — шепотом спрашивает она.

— Успокаивал ее, ты ведь знаешь, что с ней происходит, — еле слышно отвечает он.

— Я работаю на тебя, а не на нее, и мне это совсем не нравится, — говорит она.

— Давай обсудим это позже, — просит Лорн и предлагает нам сесть. А потом, щелкая суставами на пальцах, обращается ко мне: — Ты откуда?

— Из Техаса.

— О, штат Одинокой Звезды!

— А в Техасе есть канал Эйч-би-оу ? — интересуется Кортни.

— Да, — отвечаю я и понимаю, что эта девушка тупа, как пробка.

Лорн закрывает глаза и вращает головой, разминая шею.

— Твои планы на будущее связаны с шоу-бизнесом?

Краснею. Никто из знаменитостей еще не спрашивал меня об этом.

— Я хочу писать.

— Да? А кто не хочет? — фыркает Лорн и поворачивается из стороны в сторону — разминает поясницу. — Микаэла должна была рассказать тебе о работе. В ней нет ничего сложного.

— Да, конечно.

— И когда ты можешь приступить?

— В любой момент.

— Отлично, очень хорошо. — Он улыбается Кортни и хлопает себя по плечам. — Как насчет небольшого массажа? — Пока она растирает ему плечи, он говорит: — Значит, надеюсь, увидимся завтра.

Я сияю от счастья.

— Огромное спасибо! Я очень жду этого момента, мистер Хендерсон.

— Мы все здесь общаемся неформально. Можешь называть меня Лорн.

Мне приходится снова заехать в офис, чтобы взять все необходимое: пейджер, сотовый телефон, мелкие деньги и Книгу правил. Первое, что я вижу, открыв ее, — это надпись жирным черным шрифтом: «Никогда не смотри в глаза Виктории!» Потом Микаэла достает юридический документ на двадцати пяти страницах.

— Это соглашение о конфиденциальности, — говорит она, переворачивая страницы, пока не доходит до последней. — Подпиши здесь.

— Может, мне стоит сначала прочесть его?

— У тебя будет копия. Это обязательство в течение семи лет после увольнения не обсуждать работу ни с кем, особенно с прессой.

— Или что?

Тебе предъявят иск в размере семисот пятидесяти долларов за каждое печатное слово или пять тысяч долларов за секунду видеозаписи. В Книге правил есть таблица с подробностями. — Подписываю документ, и Микаэла протягивает мне еще один лист: — Здесь тоже нужна твоя подпись. — На этой странице всего одно предложение: «Виктория Раш и Лорн Хендерсон имеют право уволить любого сотрудника в любое время и по любой причине». Микаэла хмурится: — К сожалению, люди у нас постоянно меняются! — Провожая меня, она говорит: — Что ж, увидимся завтра.

— Завтра, — улыбаюсь я.

— Не забудь принести куртку.

В этот вечер, когда Дэн приходит с работы, я вылетаю к нему из угла комнаты с бутылкой шампанского за пять долларов.

— Перед тобой новый личный ассистент Виктории Раш! — сообщаю я. Дэн визжит от восторга и крепко обнимает меня. — Эй, осторожно с костюмом, — улыбаюсь я.

— Этот костюм помог тебе получить работу. Повернись, я хочу посмотреть, как он сидит.

Поворачиваюсь и покачиваю бедрами.

— Хочется думать, что моя личность тоже сыграла в этом какую-то роль.

— Да уж, — смеется Дэн.

Протягиваю ему бутылку:

— А теперь открывай шампанское, нужно произнести тост.

Он берет бутылку и направляется в кухню.

— Ведь именно ты сказал, что я получу эту работу. О Боже, Дэн, я так счастлива! Может, это мой счастливый билет. — Тянусь за телефоном. — Нужно позвонить маме, она будет в таком восторге! — Автоответчик включается через пять гудков. «Оставьте сообщение, если хотите». После сигнала говорю: — Мама, у меня отличные новости! Позвони мне.

Дэн достает из шкафа два ярко-красных пластиковых стаканчика.

— Ну и как Виктория? Действительно выглядит старой?

— Она не выходила из трейлера, но я познакомилась с Лорном.

Пробка стреляет вверх, Дэн разливает шампанское, протягивает мне стакан и произносит тост.

— За Рейчел! — сияя, говорит он. — Я всегда знал, что ты возьмешь этот город штурмом.

— Спасибо, — благодарю я и чувствую, что у меня перехватывает горло. Не могу поверить! Я, маленькое ничтожество неизвестно откуда, буду работать с Викторией Раш!

— Что это за пятна на брюках? — вдруг спрашивает Дэн. — Надеюсь, это не пот?

 

ГРИФФИН

Как и было обещано, студия организовала вечеринку для Тревиса в клубе «Гадюшник» — заведении для «змей» больших и малых с соответствующим названием. Ожидание заключительного выступления специально приглашенного гостя — рэппера А'Айта, также известного как Барни Клейтон, — только усиливает вакханалию. Любители поглазеть на звезд, похожие на бдительного стража Аргуса, толпятся в проходе, стараясь попасть внутрь. Три обкуренных парня на роликах пытаются выяснить, где именно умер от передозировки Ривер Феникс. Мы заперты между бархатными веревочными ограждениями и огромными громилами: ждем швейцара, который пока еще не почтил нас своим присутствием. У него есть список нежелательных посетителей — самый важный документ на каждом частном мероприятии, который определяет тебя как человека. В нем имена нескольких сотен избранных, которым позволено пройти внутрь этих элитных бастионов суперсчастья, а если тебя нет в списке, тогда твоя жизнь бессмысленна — пакуй вещи и отправляйся домой в Иллинойс, где тебя ждет старая скучная работа.

Появляется швейцар, и каждый пытается привлечь его внимание. Он же стоит, выпятив грудь и купаясь в лучах славы, — хорошо подстриженный человек в костюме от Гуччи, с микрофоном в ухе и списком в руках.

— Не пускайте Дэвида Аркетта. И меня не волнует, с Кортни он или без, — обращается страж к одному из охранников.

Громила кивает головой размером с гидрант, а швейцар начинает пропускать гостей. Через несколько минут мое имя найдено в списке, и мне разрешено войти.

В зале темно и прохладно. Двести пятьдесят самых близких и дорогих Тревису людей и тех несчастных, кто стремится стать близким и дорогим другом, но пока тщетно. Гости собрались очень разные: скудно питающиеся модники, спортсмены-экстремалы, участники разных музыкальных групп, играющих рэп-рок, и, конечно, парни из телевизионного гей-шоу.

Свита А'Айта — пять жирных афроамериканцев в темных очках и одежде от Томми Хилфигера — расположилась в углу зала. Их презрение к белым очевидно, и они пристально следят за боссом. Измотанные бармены подают эксклюзивные напитки. Они бы с удовольствием поучаствовали в этом расточительном празднике, вместо того чтобы обслуживать участников попойки. Время от времени, незаметно пожимая друг другу руки, гости обмениваются наркотиками. Все это оплачивает студия.

Я курю у бара. Тревиса не видно, а его распутные закадычные друзья Поуки и Фрог зацепили молоденьких актрис из программы «Прогноз погоды». Наконец я вижу нашего чудо-мальчика: он идет за руку с А'Айтом. Они прорываются сквозь группу поклонников в забитый людьми отдельный кабинет. А'Айт наклоняется, что-то говорит, и сидящие там разбегаются в разные стороны, как тараканы на кухне при яркой вспышке света.

Жду, когда они удобно устроятся, и только после этого подхожу.

— Тревис, как жизнь?

Он поднимает на меня глаза и говорит:

— А что? Присаживайся…

Я сажусь под пристальным взглядом А'Айта.

— Все в порядке, продолжай, — обращается к нему Тревис.

А'Айт молчит. Длина волос у этого парня не меньше одного фута, что делает его похожим на озлобленного аккордеониста Бакуита. Он продолжает разглядывать меня, и я отвожу взгляд.

— Дружище, он наш. Это мой менеджер, — объясняет Тревис. Я в восторге, что он считает меня своим менеджером, жаль, что это только его мнение. — У А'Айта есть отличная идея по поводу фильма для нас, — сообщает мне Тревис.

— Какая бы она ни была, я запишу. — Не могу удержаться от колкости и достаю блокнот и ручку «Кросс».

— Как я уже говорил, это фильм о чернокожем полицейском, — начинает А'Айт. — Он убивает белых людей, оказывающихся на линии огня. Белый парень убегает с места преступления… — Для усиления драматического эффекта А'Айт достает из куртки девятимиллиметровую пушку и наводит ее на меня: — Бах! И белый падает!

Записываю в блокноте: «Идиот!» — и киваю:

— Понятно!

Широкая улыбка А'Айта демонстрирует Форт-Нокс в миниатюре.

— Белого парня задерживают безо всякой причины. Ниггер требует предъявить права и регистрацию. — Он делает вид, что спускает курок. — Бах! Мертвый белый босяк, о-го-го!

— Интересно, — говорю я и пишу: «Чертов псих!» Он не отводит пистолет еще несколько секунд, но потом все же решает убрать его.

— Да, это полная противоположность тому, как мокрицы-копы суют героин нам в задницы!

— Дружище, мне нравится! — кивает Тревис и поворачивается ко мне: — А ты что думаешь?

Кашляю.

— А кого именно будет играть Тревис?

А'Айт без энтузиазма реагирует на мой вопрос.

— Он будет единственным белым, кого любит полицейский. Что думаешь?

— Думаю, хорошо, что ты убрал пушку, — говорю я, но А'Айт не понимает юмора. И, не дожидаясь, когда он снова достанет пистолет, продолжаю: — Уверен, это очень оригинальная идея.

— Это ты мне говоришь? — уточняет он.

— Подумай, как ее можно реализовать, — командует Тревис и снова обращается к А'Айту: — Гриффин — классный парень. Я буду сниматься в фильме про парней, которые устроили бойню в школе. Вот почему студия устраивает эту вечеринку!

— Слышу шелест купюр, — усмехается А'Айт, оглядывая зал. — Скажи этим черномазым, что если они не поскупятся, у меня есть саундтрек.

— Хорошо, — отвечаю я и пишу: «Ни за что! „Поворачиваюсь к Тревису: — Знаешь, на самом деле эта вечеринка по поводу твоей главной роли в «Огненной дыре“.

— Яне буду стрелять в школе ? — удивляется Тревис.

— Этот фильм гораздо лучше, — вру я. — Он тебе понравится.

— А я буду в нем стрелять? Вздыхаю:

— Посмотрим, что можно сделать.

Свита А'Айта пробивается к нам через толпу. Они идут плечом к плечу и похожи на надвигающийся шторм.

— Будем на связи, — бросает мне А'Айт.

— Замечательно.

Перед тем как уйти, он обнимает Тревиса:

— Ну бывай, дружище.

Тревис смотрит на него с обожанием:

— Этот парень такой талантливый! П. Дидди в подметки ему не годится.

— Ты абсолютно прав. Тревис обнимает меня:

— Ну что ж, теперь пора повеселиться.

Два часа спустя я томлюсь в отдельном кабинете с Тревисом, Фрогом и двумя несовершеннолетними девицами. Им едва исполнилось шестнадцать, но они изо всех сил стараются казаться старше: толстый слой макияжа и топы, открывающие грудь. Поуки сидит в соседнем кабинете, закинув руки за голову, а под столом кто-то делает ему минет. Фрог уходит, и Тревис решает, что пора трахнуть одну из девчонок. Но, как щедрый человек, поворачивается и к другой, давая ей шанс.

Допиваю пиво и сообщаю:

— Я ухожу!

Тревис на секунду прерывается и извлекает язык изо рта одной из девушек.

— Дружище, вечеринка только начинается!

— Для меня вечеринка уже закончилась, — зеваю я.

Тревис отстраняется от девушек и вскакивает.

— Подожди здесь, не уходи!

Мы наблюдаем, как молодой принц уносится стрелой и исчезает в толпе преданных пьяных друзей.

— Куда это он? — спрашивает одна из девушек.

— Не знаю, — отвечаю я.

— Мэнди, мы уже перешли грань, — шепчет другая девушка.

— Подумаешь! Многие ли могут похвастаться, что их лишил девственности Тревис Траск?

Взъерошенный и потный Поуки подходит и садится рядом со мной.

— Парень, ты не знаешь, где тут можно раздобыть травки?

— Нет.

— Вот черт! — Он зажигает грязный измятый косяк размером с мизинец и исчезает.

Не проходит и пяти минут, как возвращается Тревис и тянет за собой еще одного парня.

— Гриффин, это Джеймс. Он меня стрижет.

— Привет, Джеймс, — говорю я, и тот бросает на меня томный взгляд.

— Он милый, — сообщает Джеймс Тревису и садится рядом со мной. У него подведены глаза, светлые волосы идеально пострижены.

— Знаешь что? — обращается к нему Тревис. — Подстриги Гриффина за мой счет.

Лицо Джеймса озаряет вспышка радости.

— Конечно!

— Меня не нужно стричь.

— Я могу сделать немного короче, — прикасается Джеймс к моим волосам.

Тревис хлопает меня по плечу:

— Отблагодаришь меня позже.

— Мне действительно нужно идти, — поднимаюсь я.

— Выпей еще, — не унимается Тревис.

— Да, милый, — вторит ему Джеймс, — выпей еще.

— Официант! — кричит Тревис, снова вернувшийся в объятия девушек.

— Ну же, Гриффин, — хлопает накрашенными ресницами Джеймс. — Дорогуша, расскажи мне о себе.

Отодвигаюсь от него.

— Думаю, тебе стоит знать, у меня есть постоянный партнер.

— И у меня, милый, и у меня! — подмигивает Джеймс.

* * *

Устало поднимаюсь домой и слышу чей-то голос:

— Эй, Джи!

Оглядываюсь и замечаю Кенвина, сидящего в шезлонге у бассейна. Мне нравится, как он ко мне обратился, но тут я вспоминаю, что чернокожие называют так своих приятелей.

— Что с тобой? — спрашивает он.

— А ты что здесь делаешь? Уже поздно.

— Не могу заснуть.

— А я могу. — И я продолжаю подниматься по лестнице.

— Ба говорит, что ты гей.

Что знает один… Подхожу к нему и чувствую: нам предстоит длинный разговор.

— Это правда.

— Но ты не похож на гея.

Меня поражает наглость этого парня, но я все равно пытаюсь объяснить:

— Понимаешь, не каждый гомосексуалист ведет себя вызывающе. Это такой стереотип. Хотя так думать проще всего, потому что явных геев постоянно показывают по телевизору и в кино. Но не все же такие, как Стивен Коджокару. К счастью!

— Ты не гей, — настаивает Кенвин.

Никто раньше не подвергал сомнению мою сексуальную ориентацию. Стоит сказать, что ты гей, и окружающие обычно верят тебе.

— Мне жаль разуверять тебя, но, сколько себя помню, я всегда был им. — Приходится говорить штампами. — Леопард не может изменить цвет пятен. А теперь, если ты позволишь…

— Нет, все это не соответствует твоей биографии, — отчаянно качает головой Кенвин.

Ему удается меня заинтересовать, и я решаю развить тему:

— Какой биографии?

— Ну сведениям, из которых делают вывод о человеке. Их можно найти про любого. Смотри, ты утверждаешь, что ты гей, но по информации, которую я собрал…

— Какой информации?

— Справки из колледжа и школы, медицинские сведения, отчеты полиции.

— Кенвин, о чем ты говоришь?

— Об информации, Джи. Информация — это сила.

Правда? А я всегда считал, что геи — это сила.

Может, меня неправильно информировали?

— И что, ты меня проверяешь?

— Я проверяю каждого, — объясняет Кенвин. — Никогда не знаешь, как это может пригодиться.

— Понятно, — начинаю я нервничать. — Ну и как, нашел что-то интересное?

— Массу! — Кенвин смотрит в усыпанное звездами небо. — Ты встречался с девушкой из группы поддержки все четыре года, пока учился в средней школе, тебя выбрали королем бала и потом приглашали на вечера встреч. Ты был полузащитником в футбольной команде и получил стипендию для учебы в Стэнфорде. Там ты вступил в тайное братство «Сигма Чи», подхватил триппер от одной из подружек, а твой средний балл — три с половиной, — говорит он.

Я потрясен. Насколько же умен этот парень?

— Сначала ты работал помощником менеджера на фабрике по выпечке чизкейков в Вудленд-Хиллз. С одной девушкой ты жил полгода, но она сошла с ума, напала на тебя с отверткой и подожгла твою квартиру.

Лорейн! О Боже! Девушка, навсегда излечившая меня от любви к прекрасному полу!

— Все это незаконно, — возмущаюсь я. Не понимаю, откуда он знает обо мне так много. Но потом я вспоминаю, что он собирает компьютер для «ба».

— Джи, мне ничего не нужно. Но если тебе понадобится информация о ком-нибудь, я смогу раздобыть ее. За небольшую плату.

— О, правда? — Мне хочется проучить его. — К твоему сведению, молодой человек, ты ничего обо мне не знаешь!

— Оставь, Джи! Расслабься. Я никому не скажу. — Кенвин поднимается и уходит в темноту. — И помни, если я буду тебе нужен, ты знаешь, где меня найти.

 

РЕЙЧЕЛ

Приходится остановиться у газетного киоска на бульваре Сан-Висенте, чтобы купить журналы для Виктории: «Пипл», «Ю-Эс», «Нэшнл инкуайрер», «Глоуб», «Экзаминер» и «Стар». Осторожно складываю их на заднее сиденье и, как обычно, пробираюсь на водительское место. В этот момент жужжит пейджер. У меня никогда раньше не было этого средства связи. Я всегда считала, что им пользуются только наркоторговцы и те, чья деятельность наносит здоровью нации не меньший вред. Хорошая новость состоит в том, что звук раздается из машины. Плохая — я не представляю, где лежит этот пейджер! Роюсь в вещах на переднем сиденье, и тут звонит сотовый телефон.

По крайней мере я знаю, где он. Но сталкиваюсь с новой проблемой: как ответить на звонок? Нажимаю несколько кнопок — ничего не выходит, а мои ладони становятся липкими от пота. Телефон выскальзывает из рук, продолжая звонить, а затерявшийся пейджер вторит ему своими сигналами. Наконец я попадаю в нужную кнопку, и в машину врывается крик Микаэлы:

— Рейчел, ты меня слышишь?

Подношу телефон к уху:

— Алло?

— Я только что отправила тебе сообщение на пейджер! — нервничает она. — Почему ты не перезвонила?

— Я в машине. Отъехала от киоска и направляюсь к дому.

— Урок первый. После сигнала пейджера немедленно перезванивай. Даже если ты на унитазе, меня это не волнует.

Морщусь. Совсем не обязательно переходить на грубости.

— Да, хорошо.

— Планы на день изменились. Лорн уехал из города на эти выходные, а Виктории сделали вчера экстренную процедуру, поэтому она будет не в форме.

— С ней все в порядке?

— Все нормально, обезболивающее лежит в офисе. Теперь послушай, это очень важно. Одна таблетка викодина каждые четыре часа — это максимум. Не больше. Что бы она ни делала, не уступай ей и не обращай внимания на ее крики.

— Она будет кричать? — пугаюсь я.

— Поверь мне, ей не больно. Это все игра. У тебя есть код сигнализации?

Открываю блокнот.

— Да.

— И у тебя есть Книга правил.

— Да, она здесь, — отвечаю я нерешительно.

— Тебе необходимо помнить о двух вещах. Не смотри ей в глаза и делай все, что она потребует. Поняла?

— Гм…

— Ладно, — говорит Микаэла, — Берти уже в доме, я тоже скоро приеду. Позже свяжусь с тобой по пейджеру. И еще, Рейчел, обязательно перезванивай в течение десяти секунд — буду засекать время.

Микаэла вешает трубку, я кладу телефон и еду дальше. Через пять минут пейджер снова оживает. В этот момент я нахожусь в плотном потоке машин. Съезжаю на обочину и набираю номер, светящийся на маленьком экранчике. После первого звонка Микаэла снимает трубку.

— Молодец, — хвалит она и отключается.

— Спасибо, — ворчу себе под нос. Я и не представляла, насколько это может быть серьезно.

Еду прямо к дому. К воротам подхожу с сумкой через плечо, руки заняты газетами и журналами. Мне удается набрать код, и я терпеливо жду, пока откроются ворота. Вхожу и тороплюсь в дом. Не успеваю нажать на звонок у служебного входа, как дверь резко распахивается, и я вижу крупную негритянку. Она рассматривает меня. Несколько газет выскальзывают из моих рук и ползут вниз.

— Рейчел?

— Да. — Газеты падают на землю.

— Поднимай их и иди за мной, — командует она.

Собираю газеты и прохожу на самую шикарную кухню из всех мною виденных. Прямо как в программе «Лучшие дома» на Эм-ти-ви: белый мраморный пол, длинные столы, очень красивое современное оборудование. В углу даже стоит кирпичная печь для пиццы, как на кухне в «Калифорния-пицца». Снова начинаю мерзнуть, а моя куртка осталась в машине. Выдыхаю и ожидаю увидеть пар изо рта, как у мальчика из фильма «Шестое чувство».

— Вы Берти, да? Экономка?

Берти смотрит на меня, как Уизи из сериала «Джефферсоны», но с недовольным видом: сложила руки на груди и нахмурилась.

— Я читала о вас в Книге, — объясняю я.

— Тогда ты, вероятно, знаешь, что сегодня у меня выходной, а я здесь. И мне это совсем не нравится, — заявляет она.

Я что-то читала о том, что Берти работает четыре дня в неделю. Пачка журналов выскальзывает у меня из рук.

— Можешь положить их туда, — показывает она на черный гранитный бар. — Я буду здесь всего два часа. Виктория и Лорн обычно спят в это время, поэтому тебе приличествует многое сделать до их пробуждения!

Приличествует? Я даже не знаю, что означает это слово.

— Начнем сначала. Разложи прессу в алфавитном порядке. — Она подходит к бару и разбирает издания. — Таблоиды справа, журналы слева. — Берти кладет «Экзаминер» поверх «Нэшнл инкуайрер». — Ты записываешь? Я не люблю повторять, — раздраженно, как школьная учительница, говорит она.

Когда Берти заканчивает, замечаю ошибку.

— А разве «Стар» не должен лежать последним? — интересуюсь я.

— «Стар» — самый важный журнал, он всегда наверху.

— Но тогда перед «Нэшнл инкуайрер» должен идти «Глоуб»?

— Нет, это любимый журнал Виктории, поэтому его мы кладем вторым.

— А как же «Экзаминер» ? Почему он лежит после «Нэшнлинкуайрер» и «Стар»?

— Ты задаешь слишком много вопросов.

— Я пытаюсь понять.

— Раскладывай их в том порядке, как я показала. И не нужно постоянно о чем-то спрашивать. Лорн и Виктория не выносят этого.

Берти идет через всю кухню к холодильнику и открывает его.

— Холодильник всегда должен быть полон. — Она показывает на ряды банок с диетической колой и витаминной водой. — Каждая банка должна быть чисто вытерта и стоять в соответствующем ряду.

На верхних полках холодильника нет ничего, кроме диетических напитков: «Диет кола», «Диет пепси», «Диет спрайт», «Диетсевен-ап» и «Диет Доктор Пеппер» — все напитки выстроены в ряды, как маленькие солдатики. Нижние полки заняты различными сортами витаминной воды, расставленной в алфавитном порядке, — от «Баланс» до «Стресс би». Каждый ряд обозначен маленькой белой наклейкой с указанием конкретного названия. Невероятно, но названия указаны на всех предметах, даже самых очевидных, как будто кто-то не мог наиграться со стикер-машиной или заранее готовился к наступлению старости и болезни Альцгеимера. На масленке написано: «Масло». В отсеке для яиц лежат только яйца, но соответствующая табличка все равно есть. Даже на полке с заводской надписью «Охлажденное мясо» есть маленькая белая наклейка «Охлажденное мясо».

В кухню заходят два подростка. Один из них — Мэтт, пятнадцатилетний сын Виктории от первого брака. Он держит за руку девушку с колечком в брови.

— Доброе утро, Мэтт, — натянуто улыбается Берти.

— Мама встала? — интересуется тот. Яблочко от яблони недалеко падает. Черты лица у него мамины, как и натуральный цвет волос.

— Еще нет, — продолжает улыбаться Берти. Мэтт достает из холодильника две банки с содовой.

— Мэтт, это Рейчел, — представляет меня Берти. — Теперь она работает здесь.

— Удачи, — роняет Мэтт, но в его словах не слышится искренности. Они с девушкой удаляются в сторону холла.

— Он кажется милым ребенком, — говорю я в основном для того, чтобы заполнить паузу.

— Он придурок, — отрезает Берти.

* * *

Полный осмотр дома занимает около часа, и я очень переживаю, смогу ли когда-нибудь ориентироваться здесь сама. Дом напоминает мне настольную детективную игру «Клу», потому что здесь есть библиотека, танцевальный зал, бильярдные и оранжерея — я не шучу. В каждой комнате — дорогая антикварная мебель, шелковые персидские ковры, ценные произведения искусства, портреты Виктории разных возрастов, написанные каждый в особой технике, или фотографии. Самая большая, которая когда-то появилась на обложке «Вэнити фэр», висит в гостиной. Везде — в холлах, ванных, в спортивном зале — стоят телефоны, а рядом лежит небольшая заламинированная схема этажа с желтой стрелкой, под которой, словно в торговом центре, написано: «Вы находитесь здесь».

Второй этаж в основном занимают спальни. Берти показывает мне комнату Мэтта и машет рукой в сторону остальных комнат:

— Это гостевые спальни, но они чаще всего пустуют.

— Родственники разве не приезжают?

— Виктория отдалилась от семьи после происшествия.

— Какого происшествия?

— Очевидно, кто-то не читал Книгу правил, — вздыхает Берти. — Там все написано: черным по белому на странице четыреста двадцать один.

— Я пока успела прочитать только три четверти, — признаюсь я.

Последний пункт в экскурсии — комнаты хозяйки, занимающие весь третий этаж. Поднявшись по лестнице, Берти указывает на двойные двери:

— Вот здесь Виктория находится почти все время. Если ты думаешь, что занятия на велотренажере — это серьезная тренировка, подожди, пока не проделаешь этот путь сто раз в день.

— По крайней мере подтяну задницу, — улыбаюсь я, но Берти не до шуток. Она направляется к лестнице.

— А сейчас я покажу тебе офис.

— В доме для гостей, да?

Впервые за весь день Берти смеется:

— Если бы! Микаэла проводила там показную беседу.

Вслед за Берти спускаюсь по огромной винтовой лестнице, которая удивила бы даже режиссера «Титаника». Оказавшись на первом этаже, мы проходим через кухню и кладовую, спускаемся еще по одной лестнице и оказываемся в офисе. Теперь я понимаю, что ее так рассмешило. Офис расположен в ужасном винном погребе, и здесь еще холоднее, чем во всем доме. Все мое тело немедленно покрывается мурашками.

Берти показывает на телефон:

— Когда Виктории или Лорну что-то нужно, они звонят по интеркому. Ты должна поднять трубку и нажать вот здесь. Эти линии протянуты по всему особняку, поэтому можешь отвечать, где бы ни находилась. — Она сдвигает книжную полку на стене, демонстрируя небольшой сейф. — Здесь мы храним лекарства Виктории, он закрыт по вполне понятным причинам. — Берти достает флакон с надписью «Викодин» и протягивает его мне: — Это ее лекарство на сегодня. И помни…

— Я знаю, — гордо перебиваю ее. — Только по одной каждые четыре часа.

Берти смотрит на часы.

— Ну, мне пора.

— Но Микаэлы еще нет! — Я вижу, что она уходит. — Постойте! — кричу я и бегу за ней. — А если Виктория проснется до ее приезда?

— Дашь ей то, что она попросит.

— Но мы никогда не встречались. Она удивится, когда я отвечу на звонок.

— Она знает, что в эти выходные начинает работать новый ассистент.

— Может, вы останетесь на всякий случай? — Я мгновенно обливаюсь потом.

— Мне не заплатят за то, что я пришла сюда сегодня. Птенцу пора выбираться из гнезда. Пора учиться летать. Пока!

И с этими словами она уходит. Я сажусь у телефона и молюсь, чтобы Виктория не позвонила.

* * *

Проходит час. Я сижу, дрожа от холода, и смотрю в мониторы — иногда вижу садовника или кого-то из прислуги. Листаю Книгу правил, читаю главы под названием: «Любимые блюда Лорна», «Как чистить щетку для волос Виктории» и «Наши любимые туфли». Целая глава посвящена «Лос-Анджелес Лейкерс-101». Как мне удается понять, все работающие в доме должны обладать обширными знаниями об этой команде, потому что у Лорна и Виктории есть абонемент на матчи с ее участием. Я ничего не знаю о бейсболе, поэтому прочитываю главу дважды и даже пытаюсь задать себе пару сложных вопросов.

Изучаю план дома: предположим, я в гараже, а мне нужно попасть в кинозал. Я знаю, что это можно сделать несколькими способами, поэтому вожу пальцем по схеме, пока не нахожу оптимальный путь: через боковой вход подняться по задней лестнице на второй этаж, бегом в другой конец дома, еще раз вверх, и — ура! — я на месте! Теперь найдем путь из танцевального зала в…

В этот момент в динамике раздается слабый усталый голос:

— Берти?

Это Виктория! О Господи! Паника! Паника! Книга правил падает, я хватаю трубку и, естественно, жму не на ту кнопку.

— Алло? — кричу я. Мертвая тишина.

— Берти? — повторяет Виктория, на сей раз несколько раздраженно.

Что ж, ведь она плохо себя чувствует, а я не знаю, как ей ответить! Какая же я бестолковая! Нажимаю другую кнопку — снова тишина. Прежде чем окончательно растеряюсь, нужно взять себя в руки и спокойно подумать.

— Вот черт! — ругается Виктория и отключается.

Надо действовать быстро. Я хорошо знаю, как добраться до комнаты хозяйки. Выбегаю из офиса, словно там пожар, и преодолеваю лестницу в два прыжка. Пробегаю кухню и гостиную, мчусь вверх, прыгая через три ступеньки. Добравшись до комнат Виктории, я едва перевожу дыхание. Толкаю большие двойные двери и оказываюсь в гигантской гостиной с камином. Виктория слышит мои шаги.

— Берти?

Направляюсь на голос вдоль ряда больших белых колонн. В середине комнаты стоит огромная кровать с муслиновым пологом на четырех основаниях. В противоположную стену встроен домашний кинотеатр. Когда я выхожу из-за угла, мое сердце буквально замирает. О Боже! Это она! Вот только выглядит Виктория, как будто ее переехала бетономешалка: лицо красное, опухшее и покрыто толстым слоем вазелина. Знаменитых кокетливых глаз почти не видно. Повязка на лбу поддерживает крашеные медные волосы, и это делает Викторию похожей на трусливого льва. В ярко-желтой шелковой пижаме она сидит в изголовье кровати, опираясь на гору подушек.

— Кто ты, черт возьми? — рявкает она.

Я помню, что не должна смотреть ей в глаза, поэтому покорно склоняю голову и рассматриваю свои ноги.

— Здравствуйте, я Рейчел. Ваша новая ассистентка, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал профессионально, но не могу сдержать эмоции. — Я была вашей поклонницей с самого детства!

— Где Берти?

— Ушла час назад.

Не могу удержаться и решаюсь взглянуть на нее. Хоть и с таким лицом, но это сама Виктория Раш! Кто-нибудь, ущипните меня!

— В чем дело? Ты что, не видела человека после химического пилинга?

— Я могу помочь? — спрашиваю, отводя глаза. О Господи! Говорю, как продавщица в магазине «Гэп».

— Да, можешь. Позвони Микаэле и скажи, чтобы она немедленно тащила сюда свою задницу.

Поднимаю глаза, вспоминаю, что это запрещено, и опять утыкаюсь в пол.

— Она будет здесь с минуты на минуту.

— Тогда дай мне обезболивающее.

Я делаю глубокий вдох, потому что лекарство в офисе.

— Да, мадам! — Стартую, как герой книги Джона Гришема, спасающий свою жизнь. Возвращаюсь в офис тем же путем, хватаю бутылочку и несу ее хозяйке. — Я уже здесь, — едва могу вымолвить — сердце колотится, будто я выпила слишком много кофе. — Вот, возьмите, — протягиваю ей одну таблетку.

Виктория хватает ее.

— Дай мне пузырек.

— Но Микаэла сказала, что вы должны принимать по одной таблетке каждые четыре часа.

— Я сказала, дай его мне! — шипит она.

К счастью, в этот момент появляется Микаэла.

— Доброе утро, Виктория. Я вижу, вы уже познакомились с Рейчел.

— Где ты, черт возьми, была? — кричит та. Меня это тоже интересует.

— Вы же знаете, по субботам утром я безвозмездно работаю в центре для инвалидов, — говорит Микаэла.

— Мне больно, — стонет Виктория.

— Примите таблетку.

— Но мне очень, очень плохо, — умоляет она, используя все свое актерское мастерство, принесшее ей такое количество наград.

— Хорошо, еще одну, но это все. — Микаэла забирает у меня пузырек, высыпает несколько таблеток на ладонь и дает одну Виктории.

Я в шоке. Из сериала «Скорая помощь» я знаю, что нельзя давать больным все таблетки, которые они требуют.

— Мне нужна вода, — шепчет Виктория.

— Рейчел, пойдем, я покажу тебе, где холодильник, — говорит Микаэла.

Но я изучила план и прекрасно знаю, где он находится. Едва мы выходим в холл, Микаэла шепчет:

— Я не дала ей таблетку.

— Но я видела.

Она высыпает несколько штук на ладонь.

— Здесь есть таблетки из сахара, они отмечены маленькой черной точкой. Видишь?

Да, действительно, на некоторых видна черная крошечная точка. Я облегченно вздыхаю, и мы входим в ванную комнату, достойную королевы. Пол здесь из модного сейчас мрамора, все краны покрыты золотом. По разным сторонам расположены раковины и унитазы для хозяина и хозяйки. Здесь также есть сауна, парная и джакузи, размером напоминающая детский бассейн в клубе Шугарленда. Микаэла берет бутылку «Мульти В», и мы возвращаемся к Виктории.

— Пожалуйста, — говорит она.

— Соломинку, — сюсюкает Виктория.

Я беру одну с прикроватного столика, вынимаю из упаковки и вставляю в бутылку. Виктория делает глоток и включает телевизор.

— Если вам что-то понадобится, мы будем внизу, в офисе, — говорит Микаэла, и мы направляемся в сторону двери.

Виктория смотрит «Званый вечер». Слышна знакомая мелодия заставки: тра-та-та-та.

— Вот черт! — орет Виктория.

Микаэла немедленно разворачивается, и мы устремляемся к хозяйке. На экране — фотография Виктории, под ней цифры. Диктор говорит: «Мы поздравляем Викторию Раш, которой сегодня исполняется пятьдесят пять лет».

— С днем рождения! — улыбаюсь я. Виктория неприязненно на меня смотрит. Ой, видимо, не любит она дни рождения…

— Как они узнали, что сегодня мой день рождения? — спрашивает она Микаэлу.

— Это всем известно.

Виктория переключает канал.

— Позвони им и скажи, чтобы больше никогда не упоминали мой возраст.

— Немедленно сделаю, — обещает Микаэла и кивает мне: — Пошли!

Как только мы выходим из спальни, я спрашиваю:

— Ты действительно будешь звонить в эту программу?

— Конечно же, нет.

— А что ты скажешь Виктории?

— Навру, что все улажено.

Обдумываю ее слова. Разве это правильно? Должно быть, она прочитала мои мысли.

— Это Голливуд. Ложь здесь de rigueur .

Киваю, недоумевая, что значит последнее слово и как оно пишется.

— Эй, Рошель! — кричит Виктория. Я полностью парализована.

— Она меня зовет?

— Все в порядке, иди узнай, что она хочет, — успокаивает Микаэла.

Плетусь к Виктории.

— Да?

— Хочу грелку для ног «Фут бадди», — заявляет она.

— Она любит заказывать всякую дрянь из телемагазинов. Иди и запиши номер, указанный на экране, — объясняет Микаэла. Делаю это и выхожу из спальни, осторожно закрыв за собой дверь. — Все не так уж плохо, как считаешь? — улыбается мне Микаэла.

— Она даже не запомнила мое имя.

— Ну по крайней мере близка к нему. Это хороший знак. Ей потребовался целый месяц, чтобы не называть меня Сью.

* * *

В конце первого рабочего дня я иду по дорожке к воротам, высоко подняв голову. Я всегда горжусь хорошо выполненной работой. Никогда не забуду первый день в «Старбакс». Несмотря на пару ошибок — например, забыла положить шоколадный сироп в кофе мокко, — я великолепно себя чувствовала, потому что помогла множеству людей начать новый день. Но теперь я ассистент Виктории Раш. «Старбакс» остался в далеком прошлом.

Сажусь в машину и замечаю женщину в короткой юбке с длинными светлыми волосами. Она убирает сумку в джип, припаркованный напротив моей машины. И тут она поворачивается:

— О, привет, Рейчел, ты меня напугала.

— Микаэла? — Я потрясена. Очков нет, и зубы больше не коричневые. — Где твои очки?

— Мне не нужны очки. И те зубы ненастоящие. Это своего рода маскировка, понимаешь?

— Нет.

— Мне не нужны проблемы. Лорн постоянно шарит глазами, и если я буду выглядеть крайне непривлекательно, он не станет смотреть в мою сторону.

— Но каждому заметно, какая ты хорошенькая, не важно, в очках или без.

Мой комплимент смущает Микаэлу, и она выглядит озадаченной. В своем новом качестве эта девушка кажется мне еще более знакомой.

— Я нигде не могла тебя видеть?

— Я актриса, снималась в нескольких фильмах.

И тут я вспоминаю.

— Ты снималась в «Зайнфельд», играла девушку с волосами в носу.

— Да, это была я, — краснеет она. Может, ее уже перестали узнавать?

— Вот здорово! — восторгаюсь я. — И Джерри тоже классный. Он всегда такой?

— Более или менее.

— Более или менее? — удивляюсь я.

— Майкл Ричарде гораздо забавнее.

Теперь понятно.

— Вот это да! Здорово! Буду с нетерпением ждать, когда эту серию покажут снова и я смогу похвастаться, что знаю тебя.

Хочешь поехать со мной? — улыбается она. — Познакомлю тебя с ребятами-ассистентами, с которыми мы постоянно общаемся по работе. Мы встречаемся каждый четверг в кафе «Трейдер Вик»

Не могу поверить своему счастью! У меня новая работа, и я завожу новых друзей.

— С удовольствием!

Микаэла открывает дверцу машины:

— Езжай за мной.

— Хорошо. — Я лезу через пассажирское сиденье.

 

МИКАЭЛА

«Трейдер Вик» принадлежит к сети полинезийских ресторанов и расположен в отеле «Беверли-Хилтон». Он оформлен так безвкусно, что его можно сравнить разве что с мюзиклом «На юге Тихого океана» в исполнении учеников средней школы. Мы собираемся здесь, потому что зал этого заведения всегда пуст и нам разрешают курить. Единственный плюс — они подают отличные напитки со скидкой, а в зале так темно и противно, что это место является великолепным пристанищем для группы ассистентов, не желающих, чтобы их обнаружили. Когда мы с Рейчел входим в ресторан, навстречу поднимается Гриффин. Он всегда старается поцеловать меня в щеку — почти все мужчины ведут себя так.

— Как дела, Мик? — подмигивает он и выглядит, будто только что сошел с картинки из каталога «Абер-кромби энд Фитч»: великолепно уложенные волосы, светло-голубые глаза и прекрасная кожа. Его тщательно ухоженная внешность не оставляет сомнений: он уделяет ей очень много внимания. Действительно идеальный парень — и, естественно, гей.

— Отлично, Гриффин. Познакомься с Рейчел. Она новый ассистент Виктории.

Рейчел делает шаг вперед и заметно нервничает.

— Приятно познакомиться.

— И мне. Вижу, ты выжила в первый день! — пожимает ей руку Гриффин.

— Да. — Рейчел становится пунцовой, как ее джемпер от Дж. Кру. Не сомневаюсь, Гриффин ей очень понравился.

— Гриффин — ассистент Джонни Тредуэя, менеджера Виктории, — объясняю я.

Она кивает:

— Да, я читала о нем в Книге правил.

— А, печально знаменитая Книга правил! Мне кажется, некоторые произведения Толстого будут покороче. Пойдемте за столик. Вон там сидит Кейша, — говорит Гриффин.

Мы подходим. Кейша пьет «Май Тай» и что-то жует. Кейша — полная девушка, ответственная, но совсем не агрессивная и чем-то напоминает королеву Латифу, только вызывает чуть меньшее раздражение.

— Яичный ролл? — предлагает она.

— Нет, спасибо, — хором отвечаем мы и садимся.

Мы с Гриффином сразу же закуриваем. Смотрю на свое отражение в зеркале над баром. Лицо напоминает раздутую физиономию мертвеца, извлеченного из реки. С этим зеркалом что-то не в порядке.

— Привет, я Рейчел, новый ассистент Виктории, — обращается Рейчел к Кейше.

— О Боже! — возбуждается та.

— Тише, тише, — успокаиваю я. — Давайте не будем пугать бедную девочку.

К нам подходит Коко — официант-малазиец, из тех вечно веселых азиатов, которые всегда готовы угодить и постоянно улыбаются. Он знает по-английски всего два слова:

— Привет! «Май Тай»?

— Три, пожалуйста, — говорит Гриффин.

— Что такое «Май Тай» ? — спрашивает Рейчел.

— Очень популярный тропический коктейль, в нем много ликера, — объясняет он. — Тебе понравится.

Рейчел смотрит в меню и недовольно хмурится:

— Десять долларов? Но это очень дорого.

— Двух порций тебе вполне хватит, к тому же Коко так мил, что делает нам скидки, — объясняет Гриффин.

Официант уходит, и я спрашиваю Кейшу:

— Как Тревис?

— Все так же.

Эта девушка немногословна, потому что ее рот постоянно забит едой. Поясняю Рейчел:

— Она работает у Тревиса Траска.

— У самого Тревиса Траска? — Ее глаза округляются от шока.

— Поверь мне, в этом нет ничего особенного, — мрачно уверяет Кейша.

Но Рейчел не верит.

— В жизни он такой же классный?

— О да. Действительно классный. Как геморрой! — усмехается Гриффин.

Коко приносит наш заказ. Звонит телефон. Все тянутся к своим аппаратам. Рейчел в панике роется в сумке. Гриффин достает из кармана мобильный.

— Не мой, — сообщает он.

Загадочный телефон продолжает трезвонить.

— Не мой, — говорит Кейша.

Открываю сумку и понимаю, что виновник паники — мой телефон. Не взглянув на определитель, отвечаю:

— Алло?

— Сильви? — Это мой отец. Кто-нибудь, пристрелите меня! — Тебе звонил Эрни Финкльштейн?

— Пап, я тебе перезвоню. — Не даю ему возможности ответить и отключаюсь. Смотрю на ногти — они в ужасном состоянии!

— А Кортни к нам присоединится? — спрашивает Рейчел.

— О Боже, нет! — говорю я и глубоко затягиваюсь. — Мы не любим Кортни.

— Почему?

Гриффин смотрит на нас с Кейшей.

— Осторожнее с ответом, дамы.

— Эта девушка выполняет обязанности ассистента всем телом, — объясняет Кейша.

— Она спит с Лорном, — дополняю я. — Эти выходные они провели вместе.

Рейчел поражена.

— Какой ужас! А Виктория знает?

— Конечно, знает, но ее это не волнует.

— А почему она продолжает жить с ним ?

— Они так и не подписали брачный договор. В случае развода ей придется делить с ним огромную сумму денег.

— И она разрешает ему спать с Кортни? — ошеломленно спрашивает Рейчел.

— Она, наверное, счастлива, что ей не приходится спать с ним самой. Кто бы захотел, он такой отвратительный!

Гриффин рассмеялся, но в этот момент зазвонил его телефон, и он, извинившись, отходит от столика.

Появляется Джеб, полный неуемной пугающей энергии, как тасманийский дьявол — зверек из семейства сумчатых. Галстук развязан, но болтается на шее. Изо рта торчит докуренная почти до фильтра сигарета. Не знаю, зачем Гриффин приглашает его. Я как-то поинтересовалась, и он ответил, что предпочитает держать психов поближе.

— Ко ко! — зовет Джеб и изображает человека, делающего глоток спиртного. — «Куэрво». Двойную порцию! — Он втискивается между мной и Кейшей. — Вам когда-нибудь хотелось убить и расчленить много людей ?

Рейчел испугана, причем очень сильно. А Джеб придвигает стул ко мне поближе и выдыхает в ухо:

— Что случилось?

— Ничего, — отстраняюсь я.

— Отличная юбка, — говорит он, берет мой бокал и делает большой глоток.

Гриффин возвращается за столик.

— Привет, Джеб. Как дела в агентстве?

— Отлично. С сегодняшнего дня я снова официальный безработный.

— Вот черт! — Кейша давится яичным роллом.

— А мне казалось, что у вас с Рэндаллом Блумом наконец-то наладились отношения, — удивляюсь я.

— Да, все было в порядке, — закуривает Джеб. — Настолько хорошо, что этот ублюдок украл мою идею.

Гриффин жестом подзывает Коко.

— Мы возьмем еще по порции.

— И еще одну упаковку яичных роллов, — добавляет Кейша. Поверьте моему слову — ей не следует больше есть.

Джеб хватает мой бокал и делает еще один большой глоток.

— Я читал сегодняшние газеты…

— Можешь не продолжать, съемки фильма по твоему сценарию начинаются в следующем месяце, — произносит Гриффин.

— Именно так, и в главной роли будет этот чертов толстяк Джаред из рекламы кафе «Сабвэй».

— Может, тебе обратиться в Гильдию сценаристов? — предлагаю я.

Джеб рычит и скалится, как породистый пес.

— Мне не нужна эта гильдия. Сборище придурков. Они всегда всех покрывают. Но не беспокойтесь, я расквитаюсь с Рэндаллом, вот увидите.

— Так тебя уволили без причины? — подает голос Рейчел. Она нервничает и потеет. А я-то совсем забыла о ее присутствии.

— Что это за гениальная личность? — спрашивает Джеб.

— Я Рейчел, новая ассистентка Виктории Раш.

Джеб громко хохочет:

— Так-так, какая же по счету? Номер двести тридцать четыре?

— Джеб! — перебиваю я. Вот черт, ей не следует об этом знать!

— Почему у меня возникло ощущение, что работа у Виктории не такое уж большое счастье? — спрашивает Рейчел, вытирая руки. Я заметила, что она постоянно так делает. Может, у нее навязчивое состояние?

— Эта девушка заслужила волшебный колпак со звездами, — презрительно усмехается Джеб.

Коко приносит новые напитки. Мы с удовольствием смакуем их. Но Рейчел ждет ответа. И Гриффин решает объяснить ей все.

— Рейчел, послушай, проблема с Викторией в том, что ей нравится увольнять людей. Она получает от этого удовольствие, потому что чувствует свое превосходство.

— Многим это нравится, — вставляет Кейша.

Рейчел выглядит такой потерянной, что я начинаю ей сочувствовать.

— Но ведь это несправедливо.

— Это Голливуд, детка, — поясняет Джеб, и на лице у него появляется крайне драматичное выражение. — И здесь ничего не делается по справедливости.

— Или в соответствии с логикой, — добавляет Гриффин. — Сомневаюсь в интеллекте и дееспособности тех, кто продолжает снимать Тома Арнольда.

— Ты уже давно работаешь у Виктории, — поворачивается ко мне Рейчел. — Как вышло, что тебя еще не уволили?

— Не знаю, думаю, мне не повезло. И работаю я всего год, хотя это действительно кажется большим сроком.

— Срок нашей работы нужно считать, как возраст собаки, — говорит Гриффин. — Я работаю на Джонни три года, но ощущение такое, что прошел двадцать один.

Рейчел вцепилась зубами в соломинку и быстро опустошает бокал.

— Может, Виктории нужен помощник, который смог бы до нее достучаться.

— Эта женщина непостижима, дорогая, — охлаждает ее пыл Кейша. — Делай свою работу и надейся, что она от тебя не устанет.

Рейчел достает из бокала соломинку и начинает нервно грызть ее.

— Я постараюсь стать ей другом. Я встречала таких людей — пусть неизвестных, но тоже крайне раздражительных, — нужно попытаться понять их.

— Нельзя подружиться со зверем, — говорит Гриффин. — Не стоит даже пытаться. Они наши работодатели, а не друзья. И ни один из них не достоин нашей дружбы.

— Чертовы придурки, — подхватывает Джеб. — Я проломлю Блуму грудь и вырву его гадкое сердце.

Рейчел извиняется и уходит в сторону туалетов.

— Сколько она продержится? — интересуюсь я.

— Две недели, это максимум, — отвечает Гриффин.

— Десять дней, — говорит Кейша.

— Мне кажется, я ей понравился, — замечает Джеб. — Я бы ее трахнул.

 

ДЖЕБ

Рядом с резиденцией Рэндалла Блума — вечер

Камера снимает сверху, а потом опускается на уровень улицы

Это престижный район: особняки стоимостью в миллион долларов, ухоженные газоны, дорогие автомобили на круговых подъездных дорожках и низкорослые люди из дальних стран, ухаживающие за обитателями этих домов и их потомством.

Паркуюсь немного ниже по улице и глушу мотор. Беру пачку «Кэмел» с приборной панели, достаю сигарету и сую ее в рот. Закуриваю и смотрю на трехэтажный особняк в средиземноморском стиле. Он чертовски большой: три спальни и восемь туалетов. Блум может справлять нужду в восьми разных местах! Двенадцать тысяч квадратных футов абсолютной роскоши на троих! Неплохо! Хотя, видимо, следует принять закон против этого!

Крупный план

Часы в машине показывают восемь пятнадцать. Чертов лжец будет здесь с минуты на минуту, как раз к ужину. Его жена — ее зовут Эшли — любит готовить, у нее кулинарный талант. Она стряпает всякую причудливую ерунду: каре ягненка, говядину «Веллингтон», фаршированных корнуоллских кур. Главное, как она это подает.

Каждый раз, когда я выполнял личные просьбы этого придурка и Эшли открывала мне дверь, меня поражала ее потрясающая внешность. «Как здесь вкусно пахнет!» — говорил я. И не кривил душой. Кто знал, что еда может быть таким мощным афродизиаком? «Вы, должно быть, непревзойденный кулинар».

Она краснела — ив этот момент выглядела еще привлекательнее — и говорила, что я должен как-нибудь прийти к ним на ужин. Но меня никогда не приглашали. Конечно, ее вины здесь нет, думаю, этот придурок посмеялся в ответ на ее предложение.

И тогда я делал то, зачем приехал: забирал одежду, чтобы отвезти в химчистку, забытый сценарий или карманный компьютер — и уезжал. Я всегда торопился: Эшли заставляла меня нервничать. Она была, понимаете, как Мечта. Девушка, которую я всегда хотел, но у меня никогда такой не было. Отлично. Вот и Блум за рулем черного кабриолета «порше». Он выходит из машины, в этот момент в доме открывается дверь, и на пороге появляется Эшли. Она машет ему, она ждала его. О Боже, за что это мне? Первой реакцией было пригнуться, но потом я понял, что она не может меня заметить — моя машина слишком далеко. А кроме того, все ее внимание приковано к Блуму. Господи, какая она красивая! Не сомневаюсь, под футболкой от Дж. Кру и шортами цвета хаки скрывается крепкое упругое тело. У Эшли серо-голубые глаза и потрясающие ресницы. Этой женщине не нужно пользоваться тушью. Ее волосы цвета мускатного ореха блестят и переливаются, кожа бархатная и эластичная. Но странно: она машет рукой и улыбается этому придурку, а тот выглядит расстроенным. Интересно, в чем дело?

Из дома выбегает ребенок. Это пятилетний мальчик, отличный малыш! Каждый раз, когда я был у них в доме, он разговаривал со мной и совсем не смущался. Большинство детей меня боятся. А этот был настолько дружелюбен, что даже странно. Вот какое здесь воспитание: минимум искренности, ублажай всех. Но Эшли однажды сказала мне, что малыш симпатизирует мне не просто так. Он очень разборчив в общении, поэтому я, очевидно, хороший человек. Не знаю, как я не умер, услышав это.

Блум потрепал сына по голове, словно собачонку, и радостно улыбнулся. Это его жизнь, и он имеет все: чертова американская мечта. Все, что нам нужно, — это камины, яблочный пирог и звездно-полосатый флаг, развевающийся на заднем дворе. Песни Пэта Буна. Терпеть не могу этого урода. Но больше всех я ненавижу Рэндалла Блума.

Какого черта я здесь сижу? Почему бы мне не поехать в книжный магазин, в отделе книг по самообороне я всегда знакомлюсь с классными дамочками. Они, конечно, немного не в себе, но кто из нас нормален?

Уезжаю с мыслями об Эшли.

 

РЕЙЧЕЛ

Итак, в доме Виктории и Лорна в «пустую» неделю (так называется время, когда они не заняты на съемках) состоится очень большое и серьезное совещание. Гриффин сказал мне, что основная его цель (это его слова, а не мои) — придумать, как избежать закрытия сериала «Мидлайф». Мне впервые приходится заниматься деловыми вопросами в доме Виктории. Обычно это входит в обязанности Микаэлы. А я только заказываю товары из телемагазинов. Например, сегодня утром Виктория пожелала мио-стимулятор «Эбтроник», овощерезку «Куик чоп» и чемоданы «Перфект фолд». На совещании должны быть несколько исполнительных продюсеров, поэтому целое утро я пополняю запасы в холодильнике.

Достаю симпатичные бокалы. Очень сложно выбрать лучшие, потому что в доме Виктории вся посуда высокого качества. Пришлось спросить. А если продюсеры захотят перекусить? У нас ничего нет: ни картофельных чипсов, ни соленых сухих крендельков. Вспоминаю, что Виктория мало ест. Честно говоря, я никогда не видела, чтобы она ела.

— Что это, черт возьми, такое? — раздается вдруг крик.

Я пугаюсь до смерти. Поворачиваюсь, вижу Лорна у вазы с фруктами и интересуюсь:

— Все нормально?

Лорн берет банан, и вена на его шее начинает пульсировать.

— Разве он выглядит нормально? — вопрошает Лорн. Я знаю, что это провокационный вопрос. Очевидно, что-то не так. — Бананы должны быть желтыми. Ни зелеными, ни коричневыми, ни какими другими. — Киваю, но буря еще не миновала. — Если я говорю желтый, значит, полностью желтый. Не наполовину, как этот! — Он тычет бананом мне в лицо. — Ты понимаешь, о чем я? — Снова киваю. Он закрывает глаза, глубоко вздыхает и кладет банан на стол. — Надеюсь, этого больше не повторится.

— Да, сэр.

Раздается звонок от входных ворот, я смотрю в монитор и вижу троих. Это Дастин Лукас — исполнительный продюсер и главный сценарист, Амбер Лили — соисполнительный продюсер и Тайлер Уонтон — младший продюсер. (Их фотографии есть в Книге правил.) Открываю ворота в резиденцию — мне нравится это слово, я чувствую себя одной из Кеннеди, когда произношу его, — и несусь из офиса вверх по лестнице, чтобы встретить прибывших. У входа я дружелюбно приветствую их:

— Здравствуйте!

Продюсеры проходят внутрь, бормоча под нос «привет». Пока не увидела их лично, я и не подозревала, насколько они молоды, всего на пару лет старше меня. Похоже, им холодно и неуютно. Мне хочется дать каждому свитер. Провожу их в танцевальный зал, и они садятся за стол, вмещающий двадцать человек. С потолка свисает великолепная хрустальная люстра, блестящие подвески отбрасывают отблески по всему залу. Жизнерадостным тоном, который я освоила в «Старбакс», интересуюсь, что им принести.

— Теплое белье? — шутит Дастин Лукас. Амбер и Тайлер нерешительно смеются, но с таким видом, как будто не отказались бы глотнуть спиртного. Дастин откашливается. — Воды будет достаточно.

— Нам то же самое, — говорит Амбер, показывая на себя и Тайлера.

Несколько секунд на размышление, и я решаю подать каждому «Бэланс», «Фокус» и витаминную воду «Эсеншиал». Потом зову Викторию и Лорна, возвращаюсь на кухню и останавливаюсь у мраморной стойки бара на случай, если вдруг им понадоблюсь. Лорн и Виктория входят в зал. Лорн подходит к каждому из троих и здоровается так, словно еще никогда не испытывал подобного счастья. Виктория садится на другом конце стола, никого не поприветствовав. Ее лицо немного красное после химического пилинга, но корка уже сошла. Лорн занимает место рядом с женой и самоуверенно берет слово:

— Виктория недовольна.

— Мы долго и тщательно размышляли над сложившейся ситуацией, — начинает Дастин. У него осветленные волосы с черными концами, и, нервничая, он начинает косить. Видно, что и сейчас он волнуется.

— И?..

Мы хотим добавить любовную линию и таким образом стимулировать интерес к сериалу. Зрителям нравятся хорошие романтические истории, и они обожают Викторию, поэтому любовь в сериале, несомненно, принесет ей еще большую популярность, — объясняет Дастин, глядя прямо в лицо Лорну. Очевидно, что все предложения обращены к нему, а не к его жене, хотя это всегда был ее сериал.

Лорн размышляет над сказанным, а в разговор вступает Тайлер. У него длинные — до подбородка — волосы, заправленные за уши.

— Мы считаем, что объектом интереса Виктории должен стать новый ветеринар из клиники.

Лорн заинтригован.

— Гм… в этом действительно что-то есть.

Теперь подошло время Амбер. У этой девушки проколота бровь, и кашляет она, как заядлая курильщица, но так часто, что это может быть признаком загадочного заболевания, программу о котором я видела как-то по телевизору: синдрома Туретта.

— Мы также думали над возможностью появления новой соседки по комнате. — Она опять заходится в кашле.

Лорн поднимает глаза и смотрит на люстру, словно тоже размышляя над этой идеей. Виктория изучает маникюр. Я не должна наблюдать за происходящим, но не могу удержаться. Виктория совсем не накрашена, но все равно выглядит замечательно.

— Или новый чудаковатый сосед? — предлагает Дастин.

Лорн поворачивается к Виктории:

— Дорогая, как ты считаешь?

— Кто будет играть этого великолепного возлюбленного? — вздыхает Виктория.

Похоже, Дастин чувствует облегчение, ведь Виктория в принципе не возражает против идеи. Он глубоко вздыхает и на секунду перестает косить.

— Мы считаем, что нужно пригласить кого-то узнаваемого, с хорошим рейтингом на телевидении.

— Как Том Селлек, игравший парня Моники в «Друзьях», — говорит Амбер.

— Мне нравится Том Селлек, пусть это будет он, — кивает Лорн.

Дастин вскакивает, его глаза снова смотрят в разные стороны.

— Честно говоря, она упомянула Тома Селлека в качестве примера. Мы думали о другом актере.

— Том Селлек занят? — спрашивает Лорн.

На лбу Дастина появляются капли пота.

— Тома Селлека даже сравнивать нельзя с тем, о ком мы думали. Это один из самых обожаемых актеров в мире.

Лорн толкает Викторию локтем:

— Они думают о Пи Ай Магнуме. Ты можешь в это поверить?

Виктория снова начинает разглядывать ногти. Дастин в отчаянии.

— У нас есть еще один вариант — такой же популярный, но более подходящий актер.

Амбер снова душит приступ кашля, а Тайлер странно смотрит на Дастина.

— Может, нам стоит позвонить Тому? Я знаю его агентов, — предлагает Тайлер.

— Абсолютно верно, он подошел бы нам идеально.

Лорн хлопает ладонью по столу:

— Отлично! Думаю, мы закончим на этом. Хорошая работа. Продолжим на следующей неделе. — Он прикасается губами к щеке Виктории. — У меня дела. Увидимся позже.

Лорн уходит, продюсеры тоже не теряют времени и направляются к двери. Они уже на пороге, когда раздается голос Виктории.

— Кого вы хотели предложить? — спрашивает она. Все как один поворачиваются, стараясь не смотреть ей в глаза. — Кто должен был играть моего возлюбленного? — повторяет вопрос Виктория. — Вы сказали, это кто-то известный.

Продюсеры боятся открыть рот, и повисает мертвая тишина. Наконец Дастин говорит, обращаясь к полу:

— Это не важно. Вы хотели Селлека, и вы его получите.

— Я никогда не говорила, что он мне нравится, — повышает голос Виктория. — И больше всего меня раздражает то, как он носит брюки. Где у него талия, в конце концов? Под мышками? А что не так с тем, кого вы хотели предложить?

Все трое краснеют. Амбер начинает кашлять и разглядывать руки.

— Мы думали о Пате Харрингтоне.

Дастин и Тайлер съеживаются, будто Амбер только что выдернула чеку из гранаты. Виктория на секунду задумывается, а потом взрывается:

— Шнайдер? Герой видеоклипа? Он будет новым ветеринаром? Парнем, которого я полюблю? Чья это была идея?

— Это придумала Амбер, — хором заявляют Дастин и Тайлер.

Амбер кашляет так сильно, что начинает задыхаться. Виктория смотрит на нее взглядом Монтесумы, превращающим человека в камень.

— Ты уволена.

Продолжая кашлять, Амбер пытается объяснить:

— Я понимаю, что Пат Харрингтон — плохой выбор. Но мне нужно выплачивать закладную. Может, кто-нибудь другой? Я слышала, Эмерил хотел сняться еще в одном комедийном сериале…

Тайлер и Дастин стоят опустив головы, как щенки, нагадившие на ковер. В глазах Амбер появляются слезы.

— Виктория, пожалуйста! — Она смотрит на коллег в поисках поддержки, но те не отрывают глаз от пола. — Прошу вас!

— Не заставляй меня повторять сказанное, — произносит Виктория. — Ты знаешь, как я этого не люблю.

Поняв, что помощи ждать неоткуда, Амбер топает ногой и громко визжит:

— Я надеюсь, что этот долбаный сериал закроют!

В отдалении хлопает дверь, и в доме воцаряется тишина, как на похоронах. Не хватает только ряда стульев, гроба и приглушенных рыданий.

— Виктория, увидимся в понедельник, — прощается Дастин.

— Нет, этого не будет, — выносит она приговор. Продюсеры оборачиваются и смотрят на своего палача. — Вы двое тоже уволены.

Задерживаю дыхание и наблюдаю, как они уходят. Вот это да! Ребята правы, Виктория увольняет всех подряд. Обещаю себе дома перечитать Книгу правил, хотя уже почти выучила ее наизусть.

— Чертовы идиоты! — ругается Виктория, входя на кухню.

— Мадам, вам что-нибудь нужно? — Я вся внимание.

— Не-а, — отвечает она. Как ни странно, Виктория выглядит вполне довольной. И настроение у нее почти хорошее.

Уголком глаза замечаю, что она достает из холодильника банку диетической кока-колы, открывает крышку и делает глоток. Я замерла, опустив голову, и жду распоряжений. Сердце колотится, а на ладонях снова выступает липкий пот. Потом я вспоминаю Книгу правил: Виктория любит быть одна.

— Если я вам понадоблюсь, буду в офисе, — пищу я.

— Представляешь, они хотели, чтобы я влюбилась в Шнайдера! Бог мой! Почему не в Арнольда Хоршака? Этот халтурщик тоже не работаллет двадцать! — говорит она.

Я не знаю, как реагировать на ее слова. Виктория хлопает рукой по столу.

— Вот почему телевидение в загоне. За все отвечают молокососы, родившиеся после семьдесят пятого! А ты знаешь, что в том году делала Виктория Раш? Она была гостьей-соведущей абсолютно нового шоу под названием «Субботний вечер в прямом эфире». Эта одержимость молодежью выходит из-под контроля, — продолжает она.

Решаю, что правильнее вежливо кивать.

— Когда я начинала, телевидение было гораздо лучше. Никто не боялся рискнуть. Мой первый сериал шел целый год, прежде чем стал популярным. Сейчас у Виктории уже нет такого шанса. Если несколько серий не дают немедленного результата, проект сразу же закрывают, — жалуется она.

Я снова вежливо киваю.

— Именно содержание сделало великими мой сериал и сериалы типа «Дела семейные». И в них не было никакой политкорректной ерунды, как в наши дни. Мы говорили о важных темах, таких как аборты, расизм, сексуальная дискриминация и контроль рождаемости. Мы не только развлекали зрителей, но и образовывали их. Ты видела серию, где у меня был роман с женатым чернокожим профессором? А потом я забеременела и решила сделать аборт. Нас тогда номинировали на «Эмми», — сообщает она. Киваю.

— О, как нас ругали за ту серию! Мы получали письма, угрозы, Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения заявила, что мы не торопились бы с абортом, не будь родителями ребенка люди с разным цветом кожи. Джимми Сваггерт призывал владельцев телестанций по всей стране бойкотировать наш сериал. Христианская коалиция заявила, что мы пропагандируем аборты как способ контроля рождаемости. Все считали, что мы сошли с ума, затронув эту проблему. Но мы и пошли на такой шаг, чтобы заставить людей обсуждать его, — не может успокоиться Виктория.

Я снова киваю. Не могу поверить, что фактически беседую с Викторией Раш. Не важно, что говорит только она. Она же Виктория Раш, ей платят за то, чтобы она говорила.

— А сейчас самое интересное, что можно увидеть на экране, — это сериал типа «Два члена и собака» — с шутками предпубертатного периода двух онанистов-идиотов, у которых играют гормоны.

Никогда не видела этот сериал. Должно быть, он идет по Ю-пи-эм.

Виктория берет банку с колой.

— Ты не знаешь, куда направился Лорн?

— Он сказал, что за покупками, — отвечаю я, глядя в пол.

— Забавно, мне он ничего не покупает, — говорит Виктория.

Я в замешательстве — не знаю, что ответить.

— А где Мэтт?

Я и не думала, что должна следить за передвижениями ее сына, но, мне кажется, на эту тему есть статья в третьем разделе Книги правил. Прежде чем успеваю признать ужасную ошибку, Мэтт собственной персоной входит в комнату. Вместе с ним появляется запах спиртного.

— Привет, Мэтти, — сюсюкает Виктория. Он открывает холодильник.

— В этом гадком доме постоянно нечего жрать.

— Берти приготовит тебе все, что захочешь, — кладет ему руку на плечо Виктория.

— Меня достала ее еда. Знаешь, почти все матери готовят.

— Может, поедем куда-нибудь пообедаем? Только ты и я?

— Какого черта ты меня разводишь? — рычит Мэтт и уходит.

Мне хочется провалиться сквозь землю. С какой ненавистью он это сказал! Лицо Виктории становится мертвенно-бледным.

— Я буду у себя, — говорит она, едва сдерживаясь.

— Хорошо, Виктория! — восклицаю я с энтузиазмом девушки из группы поддержки. И сразу же понимаю, что веду себя как полная идиотка. Нужно расслабиться! В конце концов, Виктория — обычный человек. И чувствует себя потерянной, как и большинство из нас. А может, даже больше.

— О, и еще, Рошель… — в ее голосе снова появляются неприятные нотки, — принеси мне чай и газеты.

— Хорошо, мадам.

Рано или поздно мне придется сказать Виктории, что меня зовут по-другому. Но не сейчас, ведь имя Рошель звучит вполне похоже. Это не такая уж большая проблема, правда?

* * *

Прошла неделя. Я должна находиться у телефонов в офисе, но сижу на лестнице около винного погреба, потому что увидела мышь. И какой бы забавной она ни была, меня это не волнует: мне не нужна компания Стюарта Литла. Микаэла сейчас на каком-то прослушивании. Обстановка вполне спокойная. Я подала Виктории на ленч макароны в соусе из кедровых орехов — пришлось вытащить все орешки, потому что она любит только их запах, а наличие в еде не переносит. Потом я заказала для нее эпилятор «Нэдс», пылесос «Шарк» без мешка для сбора пыли и гриль. Телефон звонил всего три раза. Сначала это был новый пресс-агент Виктории, которого интересовала оплата. Потом парикмахер-стилист подтвердил встречу. Третьей звонила Кортни, она искала Лорна. А в остальном — никаких проблем. Поднимаюсь наверх— там теплее, а я замерзаю — и чуть не сталкиваюсь с Лорном.

— Мне кто-нибудь звонил? — спрашивает он.

— Кортни. Он кивает.

— Позвони ей и скажи, что я еду.

— Хорошо, сэр.

Он поворачивается, чтобы уйти, и вдруг оглядывается:

— Какой процент свободных бросков у Шака в этом сезоне?

Ничего себе! Я считала, что его интересуют «Лейкерс». Лицо Лорна перекосилось от злости.

— Ты в курсе, что должна знать ответ?

— Да, сэр. Не могу ответить прямо сейчас, но выясню и тут же сообщу вам, — краснею я.

Лорн закатывает глаза и вздыхает.

— Это крайне важная информация. Сообщи мне в машину, когда узнаешь.

— Да, сэр.

Он уходит, а я не успеваю ничего выяснить, потому что звонит телефон.

— Микаэла?

— Привет, Гриффин! — Сразу же узнаю его взволнованный голос. — Это Рейчел. Микаэла будет позже.

— У нас проблема, — говорит он. И я понимаю, что это серьезно.

— Что случилось? — шепчу я.

— «Мидлайф» закрыли.

— О Господи! — едва могу выговорить.

— Где Виктория?

— Гадает на таро.

— Сколько еще это продлится? Смотрю на часы.

— Минут тридцать.

— Ладно, хорошо. Передай, что к ней едет Джонни. Скоро увидимся.

Он вешает трубку так быстро, что я не успеваю обдумать его слова. Где носит Микаэлу ? Я не собираюсь сообщать Виктории плохие новости. Это ее работа. Звоню ей на сотовый, но она не отвечает. Отправляю сообщение на пейджер. Проходит пять минут, она не перезванивает. Да уж, на ее месте я бы тоже нарвалась на проблемы с большой буквы «П». Теперь я должна сообщить Виктории о приезде Джонни и при этом не ляпнуть лишнего. Не сомневаюсь, она поинтересуется, зачем понадобилась эта экстренная встреча. Медленно поднимаюсь по лестнице и останавливаюсь у дверей гостиной, пока меня никто не заметил. Мадам Бибка — гадалка на таро — как раз объясняет что-то Виктории. Она не похожа ни на одну предсказательницу из тех, что я видела до сих пор: ни шарфа на голове, ни огромных колец в ушах. Мадам Бибка одета в элегантный деловой костюм и модные туфли и выглядит, как русская Элли Макбил, только не такая тощая.

— Звезды и месяц означают приближение перемен, — с забавным акцентом произносит гадалка.

Глаза Виктории расширяются.

— Каких перемен?

— Больших, серьезных, несущих изменения в жизни, — объясняет мадам Бибка.

Неужели эти карты действительно могут предсказать будущее?

— А что-нибудь поконкретнее?

Мадам Бибка открывает следующую карту и произносит:

— А-а-а!

— Что «а-а-а»?

— Я вижу большие перемены в карьере и семейной жизни.

— Сериал закрывают, и я развожусь?

Мои ладони начинают потеть. По первому пункту она абсолютно права.

— Это говорю не я, на это указывают карты! — заявляет гадалка.

Умна! Все сваливает на таро. И так снимает с себя ответственность за ужасные пророчества и плохие советы. Из нее вышел бы отличный адвокат!

Сбитая с толку, Виктория размышляет над услышанным. Может, ее ввели в заблуждение? А мадам Бибка уже собирает карты.

— Наше время вышло, — сообщает она.

— Ладно. Вы приедете на следующей неделе, да?

— Да, — подтверждает мадам Бибка с жуткой улыбкой и уходит.

Вхожу в комнату.

— Гм… Виктория? — пытаюсь привлечь ее внимание.

— Что? — резко оборачивается она.

— Сюда едет Джонни.

— Он не сообщил причину? — Она явно недовольна.

Вспоминаю слова Микаэлы: «Если сомневаешься, твое спасение — ложь, ложь и только ложь!» Чувствую, как кровь приливает к лицу.

— Нет, мадам.

— Мой сериал закрывают! Мадам Бибка оказалась права, черт возьми! Джонни никогда не приезжает сам, если только не происходит чего-то действительно важного! — Она садится. — Мне нужно принять таблетку, немедленно.

Бегу в офис за таблетками. Возвращаюсь и вижу, что Виктория абсолютно неподвижно уставилась в стену, как зомби, и я не могу понять, дышит ли она.

— Виктория?

— Что?!

Подпрыгиваю от испуга. Благодарение Богу, она все еще жива!

— Вот, пожалуйста, — протягиваю таблетку и бутылочку витаминной воды «Стресс би».

Виктория глотает таблетку и отпивает из бутылки.

— Принеси мне диетическую колу.

— Да, мадам. — Подхожу к бару, ставлю пузырек с таблетками и открываю мини-холодильник.

— Из кухни, — приказывает она и поясняет в ответ на мой удивленный взгляд: — Там она лучше охлаждается. Поторапливайся, скоро начнется представление!

Вернувшись из кухни, я вижу, что пузырек с таблетками переместился на кофейный столик рядом с Викторией. Все ясно, она приняла еще несколько таблеток, но я понятия не имею, сколько именно. Что, если три, или четыре, или пять, или шесть? О Господи! Не ЗЕШЮ, что теперь делать! Может, мне повезло и ей попались заменители из сахара?

— Моя карьера закончена, — бормочет Виктория. — Сериал закрыли. Выступление в «Рейнбоу рум» отменено.

— Я могу что-то еще для вас сделать?

— Толстая тетка допелась, — вздыхает она.

— Холодный компресс на голову? — предлагаю я.

— Воткни в меня вилку.

— Мадам?

— Теперь целых три недели будут говорить только об одном: Виктория Раш в роли тетушки Мэйм в театре Берта Рейнольдса в городе Юпитер, Флорида.

Я не понимаю, о чем она. Забираю пузырек с таблетками и на цыпочках выхожу из комнаты. Снова набираю номер Микаэлы, но та не отвечает. Вешаю трубку и возвращаюсь в гостиную. Виктория по-прежнему разговаривает сама с собой, но в остальном выглядит как обычно. По крайней мере по голливудским меркам. По стандартам города Шугарленд все происходящее ненормально. Оставляю Викторию одну и ухожу на кухню ждать приезда Джонни и Гриффина. Через полчаса раздается сигнал от ворот. Захожу к Виктории, прежде чем выйти к входной двери. Та прикладывается к бутылке джина «Бомбей Сапфир». Кажется, она пока в норме, только немного расстроена. А кто бы устоял на ее месте ? Открываю дверь и не успеваю поздороваться, как Джонни буквально сбивает меня с ног.

— Где Виктория? — рычит он.

— В гостиной. Вам принести что-нибудь выпить? Джонни быстро пересекает холл. Не могу сказать,

что он производит впечатление хорошего человека. Смотрю на Гриффина.

— Не бери в голову. У этого деятеля врожденное расстройство личности, что мешает ему быть любезным, — объясняет он.

Я уже начинаю привыкать к тому, как разговаривает Гриффин. Он такой умный. Наверняка именно ему доверили произносить прощальную речь на выпуске в колледже.

— Как она?

— Не очень.

Мы с Гриффином направляемся к гостиной и замираем у двери, прислушиваясь. Джонни сразу переходит к делу:

— Все утро я вел телефонные переговоры с парнями с телевидения. Виктория, я пытался все уладить. Но похоже, есть проблемы. Эти ублюдки хотят закрыть сериал, — говорит он. Виктория только глубоко вздыхает в ответ. — Я сражался с ними больше трех часов.

— Он разговаривал с этими «парнями» не больше десяти секунд, — шепчет мне Гриффин. — Был в спа-салоне, ему делали скраб горячей солью.

— Говорю тебе, у них мозги в задницах, — продолжает Джонни. Он говорит, как Джимми Кэгни — маленький человек из старых гангстерских фильмов.

Мой отец любил этого актера и собрал все ленты с его участием. Он часто ходил по дому и копировал его, открывая только одну половину рта: «Что это ты сказала ? Весь мой обед — это один паршивый грейпфрут? Ну что ж, ладно! Вот тебе, получи этот чертов грейпфрут!» Может, именно из-за этого моя мать пристрастилась к алкоголю.

— Что эти идиоты знают об искусстве?! — распаляется Джонни. — Говорят, что комедийные сериалы уже никому не нужны, телевидение, освещающее реальные события, ушло в прошлое, а будущее — за поиском новых сегментов.

— А это что еще такое? — спрашивает Виктория.

— Я задал им точно такой же вопрос, — отвечает ей Джонни. — Похоже, они и сами не знают.

— Какой… еще… проект… закрыли? — с трудом выговаривает Виктория. Кажется, язык не умещается у нее во рту.

— Понятия не имею, но, возможно, все. Это кровавая бойня. Головы летят с плеч.

Заглядываю за угол. Виктория, похоже, готова расплакаться.

— Кто об этом знает? — бормочет она.

— Мы и телеканал. Вот и все. Но естественно, в понедельник эта новость появится во всех газетах.

Виктория закрывает глаза, словно молится, и начинает раскачиваться взад-вперед.

— Что с ней? — спрашивает Гриффин.

— Понятия не имею. — Я все увереннее вру. Не Думаю, что ее менеджеру стоит знать о том, что она злоупотребляет лекарствами.

Джонни украдкой смотрит на часы.

— Послушай, но к этому можно отнестись и по-другому. Давай вернемся на Эй-би-си и обсудим с ними тот еженедельный сериал, на который раньше у тебя не было времени.

Виктория резко открывает глаза, будто к ней приложили такие штучки с током, как в сериале «Скорая помощь».

— Что? Ты что, сдурел? Это дерьмо?

— Мы имеем в виду один и тот же фильм? Я говорю о «Не трогай мою новую жену»: о женщине, которая преследует невесту бывшего мужа.

— Я думала, ты говоришь о «Вода, везде вода» — о психопатке, которая постоянно моет руки.

— Нет, тогда мы с тобой пришли к единому мнению. Не думаю, что тебе подходит роль психически больной женщины.

— Какого черта мы вообще говорим о них? Эти долбаные проекты ниже моего уровня. Ты считаешь меня настолько безнадежной?

Надеюсь, Джонни не станет честно отвечать на этот вопрос.

— Виктория, знаешь, давай поговорим, когда ты будешь лучше себя чувствовать, — предлагает он.

— Нет, — с трудом произносит она. — Я хочу говорить сейчас, мистер Ничтожная Задница.

— Я позвоню тебе завтра утром. — Джонни игнорирует ее слова и встает.

— Не утруждай себя, неудачник!

— Виктория, возьми себя в руки. Это еще не конец света.

— Для тебя — да. Ты уволен!

— Гриффин! — кричит Джонни.

Гриффин проноситься мимо меня в комнату.

— Да?

— Мы уезжаем прямо сейчас!

— Убирайся! — кричит Виктория, пытаясь подняться, но падает, споткнувшись о кофейный столик.

— Господи! — выходит из себя Джонни.

Гриффин пытается ей помочь.

— Убери от меня грязные руки! — продолжает орать Виктория и колотит по нему крошечными кулачками.

— Рейчел! — зовет Гриффин. — Мне нужна помощь!

Быстро вхожу в комнату и опускаюсь на колени рядом с хозяйкой.

— Виктория?

Она поворачивается и смотрит на меня:

— А ты кто такая?

— Я ухожу, — спокойно заявляет Джонни.

Гриффин по-прежнему пытается помочь Виктории, но та уползает от него, визжа, как поросенок. Вспоминаю ужасную сцену из старого фильма «Избавление», когда веселого актера с красным лицом заставили сделать нечто похожее. Думаю, ему это совсем не понравилось. Виктории тем временем удалось втиснуться между кофейным столиком и диваном.

— Найди Лорна, — просит меня Гриффин, и я бегу к телефону.

— Мы знакомы? — спрашивает Виктория, уставившись на Гриффина. Она все еще у дивана, но теперь лежит на спине.

— Я ассистент Джонни, — поясняет Гриффин.

— Ты знаешь, сколько денег заработал на мне этот кровопийца? И это лучшее, на что он способен? Какой-то тупой телефильм о бывшей жене — даме средних лет с сильно поврежденными мозгами?

Кортни долго не подходит к телефону и тяжело дышит, когда снимает трубку.

— Алло?

— Кортни, это Рейчел, — шепчу я, поворачиваясь спиной к Виктории, чтобы та не слышала. — Ты не знаешь, где Лорн?

— Почему я должна знать, где Лорн? — возмущается она.

— Сериал Виктории закрыли, она выпила слишком много таблеток. Нам необходимо найти его!

Кортни молчит почти минуту.

— Я передам, — наконец цедит она и вешает трубку.

Подхожу к Гриффину и тихо сообщаю:

— Она сказала, что найдет Лорна.

— Пусть поищет у себя между ног! — кричит Виктория. — Именно там эта маленькая шлюха найдет Лорна! — Потом она смотрит прямо на меня: — Ты, из Техаса, готовься, ты следующая!

— Виктория, этого никогда не произойдет, — говорю я, стараясь не расплакаться. — Я не такая.

— Все кончено, — причитает она, — моя жизнь, карьера. Со мной все кончено.

Звонит телефон Гриффина. Он вынимает его из кармана и отвечает. Слышу яростный голос Джонни:

— Кое-кому нужно немедленно направить долбаную задницу в сторону машины.

— Уже иду, — отвечает Гриффин. Протягиваю Виктории подушку:

— Не хотите подложить?

Она поднимает голову, и я подсовываю под нее подушку. Виктория вздыхает, закрывает глаза и мечтательно произносит:

— Я умерла. Я вижу впереди яркий свет. Господи, я иду к тебе, я устремляюсь к свету.

— Пожалуй, я вас оставлю, — говорит Гриффин Провожаю его до выхода и начинаю плакать.

— Это все моя вина, — всхлипывая, признаюсь я. — Оставила ее одну с полным пузырьком таблеток. Мне так жаль!

— Рейчел, успокойся, — утешает он, мягко прикасаясь к моей руке. — Она ведет себя так уже многие годы.

— Меня уволят, я уверена.

— Никого не уволят, и с ней все будет в порядке. Проснется и ничего не вспомнит, кроме новости о сериале, конечно.

— Но Джонни уволили.

— Она увольняла его уже раз десять. Поверь мне, она и не вспомнит о происшедшем.

— Ты действительно так думаешь? — хлюпаю я носом.

Звонит телефон Гриффина.

— Пойду, пока меня не выгнали, — торопится он. Открываю дверь и благодарю его. — Держись, — подбадривает меня он. — Все не так уж страшно.

Когда я вхожу в гостиную, начинает звонить телефон. Я боюсь снимать трубку.

— Алло? — наконец нервно говорю я.

— Викторию Раш, пожалуйста.

Виктория растянулась на полу и полностью отключилась. Но я же не скажу об этом.

— Она не может сейчас подойти. Что ей передать?

— Это Мэгги из офиса доктора Митчелла. Доктор просит ее приехать как можно скорее, чтобы обсудить результаты анализов.

Хватаю блокнот.

— Результаты анализов? Какие-то проблемы?

— Это конфиденциальная информация. Доктор Митчелл не принимает по субботам, но для Виктории он сделает исключение.

— Хорошо, я обязательно передам ей.

— Спасибо.

Повесив трубку, смотрю на Викторию. Она храпит, широко открыв рот. Что, если она действительно больна? И вдруг ей станет хуже из-за того, что она выпила эти таблетки? Решаю сесть на пол рядом с ней и не уходить, пока она не проснется или не приедет Лорн.

 

ГРИФФИН

— К черту эту суку! — возмущается Джонни на заднем сиденье «мерседеса».

Вижу его в зеркале заднего вида: губы крепко сжаты, а на искусственных скулах выступил пот.

— Боже мой, здесь так жарко! Я потею, как Майкл Джексон в окружении маленьких детей, — жалуется он.

Регулирую климат-контроль, хотя пульт управления находится прямо под рукой у Джонни.

— Двадцать лет — слишком долго, чтобы выносить все это дерьмо! — говорит он.

«Как и три года, мерзавец!» Вдруг он вспоминает:

— А нам полностью оплатили восемь серий? «Нам?»

— Да, полностью.

— Снова скажу, да пошла она. У меня есть другие клиенты. Как дела с Тревисом и тем фильмом?

— Он еще не принял решение.

— Они организовали для него чертову вечеринку! Сколько это будет тянуться?

— Не знаю.

— Ты же гей, возьми у него в рот! Я знаю, ты мечтаешь об этом!

Я так шокирован его наглостью, что изо всех сил жму на тормоз. Джонни не может удержаться на месте и бьется лбом о переднее сиденье.

— Твою мать! Ты что, хочешь убить меня?

— Кое-кто должен всегда пристегиваться, — с сарказмом замечаю я, чувствуя горький привкус во рту. В последнее время мой желудок начал исполнять свою версию блюза, посвященного жертвам извержения вулкана на острове Монтсеррат. Меняю тему в надежде, что это поможет. — У Барта Абельмана сегодня прослушивание перед фестивалем комедийных искусств в Аспене.

Джонни тянется за ремнем безопасности.

— Кто это ?

— Эстрадный комик, о котором я вам говорил. Думаю, нам следует подписать с ним контракт. Вокруг его имени уже поднимается шумиха.

— Я сказал, меня не интересуют комики.

— Я знаю, но ему нужен агент, а вокруг уже появились «акулы». Жаль, если мы его потеряем. — Делаю паузу, чтобы Джонни заглотил приманку. Он терпеть не может, когда шанс уплывает от него, даже если это чужой шанс.

Он начинает перебирать пальцами, размышляя, и наконец произносит:

— Хорошо. Проверь все и доложи мне. Если в нем действительно что-то есть, возможно, я и передумаю.

— Договорились.

Джонни даже не догадывается, что Барт Абельман уже является его клиентом.

— И если он все же поедет на этот фестиваль, я не буду оплачивать тебе дорогу. Ты все время говоришь «мы» и «нас», поэтому рискуй собственными деньгами.

«Жадный ублюдок!»

— Хорошо, нет проблем.

Снова придется занимать у Мэла. Ненавижу такую жизнь! Где этот чертов зантак?

* * *

Пробираюсь через толпу в «Импров». У бара собрались комики, которым предстоит выступать, желающие оказаться на их месте менеджеры и представители всевозможных компаний и агентств. Зрители заняли места и ждут начала шоу. Они не знают, что сейчас состоится очень важное прослушивание перед фестивалем комедийных искусств в Аспене. Сегодня вторник, и в зале собралось всего двадцать восемь человек, в основном туристы. Барт стоит у дальнего конца барной стойки. Он худощавый, с темными вьющимися волосами и виноватыми грустными глазами. Подхожу и протягиваю ему руку.

— Ну как ты?

— Немного нервничаю, — отвечает он, здороваясь со мной. — Мне приходилось работать с большинством из присутствующих. Все они популярны, а кто я ?

— У каждого из вас есть семь минут, чтобы показать себя. Не волнуйся! У тебя все великолепно получится.

— Именно это я ему и твержу, — встревает в разговор женщина и наступает мне на ногу, пытаясь втиснуться между нами. У нее напряженное лицо и тонкие золотисто-каштановые волосы, изо рта торчит «Вирджиния Слим 100». — Я Анна Абельман, Жена Барта. — Ростом она не больше пяти футов, а множество мелких зубов делает ее похожей на пиранью.

— Гриффин Маркетт, приятно познакомиться, — с воодушевлением трясу я ее руку.

Она затягивается сигаретой.

— Я слышала, ты работаешь на Джонни Тредуэя?

— Правильно.

— Он будет здесь? — Она выпускает дым мне в лицо.

— Он занят, а я приехал, чтобы присутствовать при триумфе Барта. — Подмигиваю Барту, и тот улыбается.

— Привет, я Крима Уит, — неожиданно перебивает нас тучная чернокожая дама. — Буду выступать первой. Не пропустите.

— Привет, Крима. Я Гриффин Маркетт. С удовольствием посмотрю.

Она подходит ближе.

— Я случайно услышала, что Джонни Тредуэй — твой босс. Я ищу себе агента.

Анна встает между нами и пристально осматривает Криму с ног до головы.

— Мы еще не закончили разговор. Ты позволишь?

— Вот моя визитка. — Крима лезет в сумочку. — Позвони мне.

Она уходит, переваливаясь с ноги на ногу, а Анна шипит:

— Нахалка!

— Ты абсолютно права. Я здесь только ради Барта. Кроме того, мне не нужно смотреть ее выступление. И так ясно, что самое смешное в этой женщине — ее имя.

— Список клиентов Джонни впечатляет, правда? — спрашивает она.

— Да, и в нем есть имя твоего мужа.

Анна снова затягивается.

— Барту постоянно звонят разные менеджеры с предложением создать для него телевизионное шоу. Вы сможете это сделать?

Моя улыбка становится столь елейной, что Джонни, увидев ее, мог бы мной гордиться.

— Мы именно это и планируем.

— Барт не побоится расстаться с вами, если не получит того, на что рассчитывает. Мы уже давно в этом бизнесе, и он заслуживает большего.

— Дорогая, — нежно обращается к ней Барт, — давай не будем сейчас беспокоиться об этом.

Анна бросает на него пронзительный взгляд.

— Нужно сразу четко обозначить свои требования.

Ох уж эти жены актеров, всюду сующие нос! Нет ничего хуже! А эта, похоже, готова максимально осложнить мне жизнь! Женщины ее типа не понимают, что путь к славе и богатству — рискованное предприятие даже при самых благоприятных условиях, и лишь малое количество браков не распадается в самом его начале. Уверен, Анна провела многие годы, слушая тупые шутки. Она сопровождала Барта на выступления в захолустье и с ужасом наблюдала, как его менее талантливые коллеги достигают пусть небольшого, но успеха. Если бы она еще хоть немного переживала за мужа, но этой женщиной управляют лишь собственные амбиции. Она ждет момента, чтобы извлечь выгоду из его успешного прорыва.

— Чем ты занимаешься? — интересуюсь я.

— Я актриса.

Ура! Я улыбаюсь:

— Что ж, это замечательно! Барт, пойду уточню, когда твой выход.

Через несколько секунд я оглядываюсь и вижу, что они о чем-то яростно спорят. Надеюсь, это не помешает Барту быть смешным. Анна стремительно удаляется, а Барт подходит ко мне, напоминая побитую дворняжку.

— Послушай, дружище, — говорит он, — мне жаль, что она так вела себя. Иногда она немного перевозбуждается.

Я вынужден говорить глупости, чтобы он чуть-чуть расслабился.

— Барт, дорогой, не волнуйся об этом. Она заботится о тебе. Видно, что она очень тебя любит.

— Нуда, — соглашается Барт, но не слишком уверенно.

— Сколько вы уже женаты? — спрашиваю я.

— Семь лет.

— Это срок!

— И не говори, — хмурится Барт.

Я чувствую, как болит его душа. И знаю, что сегодня он сможет поразить всех.

 

НИКАЭЛА

Можно сказать, что Рейчел пристала ко мне, словно плесень к гнилым продуктам. Не понимаю, как это случилось, ведь у нас с ней нет ничего общего. Она напоминает мне щенка: наивного, счастливого, всем довольного и не слишком умного. Рейчел с восторгом обсуждает мою любимую тему: меня. Ее интересуют все подробности моей карьеры: ангажементы, занятия, агенты, актеры, с которыми я снималась, и все остальное. Неоднократно рассказанные истории не кажутся мне такими уж интересными — хотя, наверное, это не так, ведь я — их главная героиня. Но Рейчел настолько увлечена ими, что я начинаю приукрашивать действительность, и она становится все более захватывающей. Эта девушка напоминает мне младшую сестренку, которую я никогда не хотела иметь.

Тем не менее Рейчел быстро осваивается и уже продержалась у нас дольше, чем я предполагала. Пожалуй, она вполне устраивает Викторию, и это позволяет мне чаще отлучаться из офиса. Я стараюсь посещать как можно больше прослушиваний, сделала себе новое портфолио: на папке написано мое новое имя — Микаэла Лиль Марш.

Кроме того, я решила раздвинуть горизонты, то есть завязать отношения с другими агентами. Рэндалл Блум, несомненно, хорош, но не уделяет мне должного внимания. Я по-прежнему сплю с ним дважды в месяц, но он теряет ко мне интерес, даже несмотря на БК. Он бросит меня, это лишь вопрос времени. Поэтому я рассылаю свои резюме и портфолио по всем лучшим агентствам города. И не получаю ни одного ответа.

И вот в субботу утром, в «Фармер маркет», со мной происходит очень интересная история. Я беру австралийские орехи и вдруг чувствую, что на меня кто-то пристально смотрит. Оборачиваюсь и вижу женщину лет сорока в дизайнерской одежде и с очень короткой стрижкой. Наверное, узнала меня по сериалу «Зайнфельд». Она идет за мной, а потом, видимо, решившись, окликает.

— Да? — поворачиваюсь я.

На ней темно-серый костюм от Сьюзан Лазар и лодочки от Берберри.

— Извини, что побеспокоила. Ты ведь актриса?

— Да.

— Я так и подумала. Ты выглядишь ослепительно. Мой «гей-радар» немедленно определяет: лесбиянка.

— Большое спасибо, — говорю я и собираюсь уйти, но женщина продолжает:

— Не хочешь выпить со мной кофе?

— Нет, спасибо.

Она прикусывает губу и, очевидно, расстраивается. Но потом открывает сумочку «Келли» от «Гермес»:

— Вот моя визитная карточка. Меня зовут Бонни Адаме, я подбираю актеров в фильм Барри Левинсона. Есть роль, на которую ты могла бы претендовать. Если это тебе интересно, позвони мне.

Мой настрой тут же меняется, и я протягиваю руку:

— Здравствуй, Бонни. Я Микаэла Лиль Марш. Она берет мою руку в свою — изящную, но твердую.

— Лиль?

— Это мое каббалистическое имя, — отвечаю, потупив глаза.

Бонни нравится мой ответ, и она легонько проводит пальцем по моей руке.

— Ты уверена, что у тебя нет времени на кофе? Хлопаю ресницами и решаюсь.

— Почему бы и нет?

Чашка кофе переходит в коктейли и ужин, а в итоге мы оказываемся у нее дома — отведать десерт. Я еще никогда не спала с женщиной и поэтому немного нервничаю. Но Бонни по крайней мере очень холеная и аккуратная. Она живет в просторной квартире с двумя спальнями в многоэтажном доме на бульваре Уилшир. Едва мы заходим внутрь, она наливает два бокала шампанского и включает музыку. Под серенады Норы Джоунз мы выходим на балкон и любуемся открывшимся видом.

— Ночью город такой красивый, — говорит Бонни.

— Да, это так, — соглашаюсь я и делаю большой глоток шампанского.

Чтобы пройти через это, мне нужно еще много выпить. Интересно, когда Бонни сделает первый шаг. Это происходит быстро. Она снимает очки и подходит ко мне сзади. Я стараюсь не отшатнуться, когда она обнимает меня за талию и нежно целует в шею.

— Тебе нравится?

Вспоминаю свой первый сексуальный опыт. Мне было четырнадцать, и я была с Солом Гринблаттом в синагоге на углу Парк-авеню и Шестьдесят восьмой улицы. Его тоже беспокоило, нравится ли мне. Но что я могла почувствовать, если он кончил, не успев даже расстегнуть брюки?

— Конечно, — отвечаю я и допиваю шампанское.

У Бонни тонкие и сухие губы. Ее руки проникают ко мне под блузку и устремляются вверх.

— У тебя шикарное тело, — шепчет она.

— Спасибо, — бормочу я, а она уже ласкает мою грудь.

Закрываю глаза и стараюсь возбудиться. Но потом снова открываю их, потому что мне вдруг кажется, что на нас смотрит мой отец.

— Мне нужно еще выпить, — быстро говорю я.

Бонни берет мое лицо в ладони и целует. Ее язык мягко исследует мой рот. Оторвавшись, она произносит:

— Пойдем со мной, — и ведет меня в спальню. — Устраивайся поудобнее.

Хозяйка квартиры исчезает в ванной, а я присаживаюсь на край кровати. Мне очень неуютно, и я борюсь с желанием убежать из этого дома с громким криком. Но ведь я уже здесь! Господи, я провела с этой женщиной целый день и не могу просто так уйти. Если я оставлю ее, то прослушивание мне не светит. А похоже, это будет что-то серьезное: романтическая комедия, режиссер Барри Левинсон, бюджет восемьдесят миллионов долларов. Бонни сказала, что я идеально подхожу на главную женскую роль, а он ищет неизвестную актрису, и поэтому… я остаюсь. Не такая уж большая цена за то, чтобы навсегда изменить свою жизнь.

Бонни возвращается в комнату в шикарном белье.

— Все в порядке?

— Конечно, — нервничаю я. — Все нормально. Она садится рядом и прикасается к моим волосам.

— Ты уже делала это раньше? «Спала с кем-то ради чего-то?»

— Никогда не была с женщиной, — признаюсь я.

— Тогда ложись и расслабься. Обещаю, это будет незабываемо.

Мне кажется, я снимаюсь в низкосортном порнофильме. Слабо улыбаюсь, пока она расстегивает пуговицы на моей блузке. Я могу пройти через это. Я актриса. Мне нужно просто лежать и делать вид, что Бонни — мой агент.

* * *

Я пережила первый в жизни опыт лесбийской любви и должна признать, это было не так уж плохо. Бонни пришла в полный восторг, обнаружив мою БК. Я ведь вам говорила, она творит чудеса. Чуть позже, когда она достала большой черный фаллоимитатор, ситуация осложнилась. Но, если потребуется, я готова снова пройти через это. Однако хочу кое-что прояснить: тот факт, что я спала с женщиной, не делает меня лесбиянкой. Мой указательный палец равен по размеру безымянному. И сериал «Мир "Л"» не является моей любимой телевизионной передачей. Я не переживаю, что Мелисса Этеридж снова вышла замуж за свою подругу. Я по-прежнему люблю пенисы, если вам это интересно! Когда я уходила от Бонни утром, она просила меня позвонить ей по поводу прослушивания. И это еще одна удача моей маленькой «бритгины».

Мне опять предстоит обед с отцом. Прошел месяц, и он снова приехал. Папа появляется здесь с регулярностью месячных. Мы встретились в «Дан тана» — маленьком итальянском ресторанчике на бульваре Санта-Моника и не успели сесть, как отец принялся за свое:

— Ты болеешь? «Если сомневаешься…»

— Недавно болела гриппом.

— Я куплю тебе средство для увеличения веса, которое используют в бодибилдинге. Тебе нужно нарастить немного мяса на кости.

— Не нужно этого делать, папа.

Я заказываю блюдо, которое Рози О'Доннелл съела бы с беспечной несдержанностью: цыпленок с сыром «пармезан» и фетуччине «Альфредо» . В перерывах между отвратительным поглощением жирной пищи отец сообщает, что мать перестала с ним разговаривать.

— Что ты такое сделал? — интересуюсь я.

— Твою мать всегда сложно было понять, — пожимает он плечами.

— Только не тебе, — прищуриваюсь я.

Он вздыхает и признается:

— Я сказал ей, что не хочу больше работать с Херманом и Митци Шварц.

Не могу поверить, что отец наконец сказал матери, как сильно эти двое раздражают его. Ему на это потребовалось двадцать лет.

— И что она ответила?

— Ничего! Неделю со мной не разговаривала.

— Мне очень жаль.

— Жаль? Это самое счастливое время в моей жизни за много лет! Я снова чувствую себя ребенком.

Не могу удержаться и тихонько посмеиваюсь. Отцу требуется не так много времени, чтобы снова поднять тему Эрни Финкльштейна. Он звонил трижды с момента нашей последней встречи с отцом, но я говорю, что Эрни не появлялся.

— Это странно, — удивляется отец. — Он очень хотел пообщаться с тобой.

— Может, он лишь проявил вежливость? Возможно, у него уже есть девушка.

— Нет, Эрни одинок. Поверь мне.

— Может, он гей. Подумай об этом, уж очень он аккуратно одевается.

— Тогда мы сами спросим его об этом, — произносит отец, бросая взгляд на часы.

Не могу понять, меня затошнило от еды или от его слов.

— О чем это ты?

— Я позволил себе пригласить его пообедать с нами.

— Здесь? — Мне хочется умереть.

— Да, у него деловая встреча, но он сказал, что приедет, как только освободится. Должен быть с минуты на минуту.

— Папа! О Господи! Зачем ты так со мной поступаешь? Я не хочу видеть Эрни Финкльштейна. Меня не волнуют его деньги. Он мне не нравился в прошлом и не понравится сейчас.

— Сильви, прекрати все так драматизировать.

— Тихо! — Оглядываюсь по сторонам, не слышал ли кто его слов, и выхожу из-за стола. — Мне нужно идти.

— Куда ты?

— Домой. — Я наклоняюсь и чмокаю его в щеку.

— Сильви…

— Люблю тебя. — И я поспешно ухожу из ресторана.

У входа я протягиваю служащему квитанцию и жду, пока подгонят мою машину. И в этот момент понимаю, что меня сейчас очень легко заметить. Я одна стою около ресторана, а Эрни может появиться в любой момент. Достаю очки и коричневые зубы, потом стягиваю волосы в хвост. Напротив меня останавливается «линкольн». Закрываю лицо сумочкой и стою затаив дыхание. Из машины выходит мужчина. Боюсь смотреть в его сторону. Кажется, он колеблется. Почему бы ему не пройти внутрь? К счастью, подгоняют мою машину. Бегу к ней, сажусь и уезжаю, ни разу не оглянувшись!

 

КЕЙША

Расправляюсь с третьим пончиком, когда раздается телефонный звонок. На линии помехи, но я все равно различаю мужской голос, приятный, как чистая столешница.

— Я могу услышать Тревиса?

Я вдруг начинаю нервничать: такое со мной бывает перед каким-нибудь важным событием. Например, перед землетрясением в Нортридже. В ночь перед ним мне казалось, что все мое тело исколото иголками. А потом, в четыре тридцать утра, — грохот, и мы все оказываемся в аду! У меня очень хорошо развита интуиция, это свойственно Рыбам.

— Кто его спрашивает?

— Его брат Ленни.

Брат? У Тревиса нет брата. Это, наверное, шутка. Да и говорит он не как белый человек. Скорее, как диджеи, вещающие на волнах «Ар энд би» поздно ночью: например, в программах «Интимный разговор» или «Тихий шторм».

— Он сейчас не может подойти. Вы оставите сообщение?

— С кем я говорю? — вежливо интересуется «брат».

— Я Кейша, ассистент Тревиса.

— Привет, Кейша. Я Ленни. Приятно тебя слышать. А сейчас, когда мы познакомились, не могла бы ты поискать моего маленького братишку? — Голос звучит чарующе, но в нем слышится угроза. Не сомневаюсь, что-то должно произойти. Закрываю коробку с пончиками.

— Откуда мне знать, что ты действительно его брат? — спрашиваю я.

— А почему ты считаешь, что это не так? — дразнит он меня.

Чувствую, что краснею, встаю и направляюсь в дом.

— Тревис никогда не говорил мне о тебе.

— А что ты хочешь знать? — злорадно усмехается Ленни.

— Сколько тебе лет?

— Недавно исполнилось двадцать восемь.

— С днем рождения! — улыбаюсь я.

Зачем я вообще разговариваю с этим незнакомцем? В моем сегодняшнем гороскопе написано, что я заслуживаю «отдых и веселье», а не флирт неизвестно с кем.

— Спасибо, дорогая, — урчит Ленни. — Жаль, что тебя не было рядом, чтобы отметить со мной это событие.

Мои щеки горят, будто я долго сидела на солнце.

— Через год будет еще один день рождения. — Сомнений нет: я действительно с ним флиртую.

— Забудь об этом. Что скажешь о сегодняшнем вечере?

— Что скажу? — Нервная дрожь постепенно охватывает ноги и начинает подниматься к спине.

— Поэтому я и звоню. Если потороплюсь, то успею на четырехчасовой рейс.

— А где ты сейчас ? — удивляюсь я.

— В Аризоне.

— Подожди, попробую найти Тревиса, — обещаю я и перевожу телефон в режим ожидания.

Своего босса я нахожу в спальне. Он лежит на кровати и разглядывает фотографии в журнале «Ю.Эс мэгэзин». Иногда я спрашиваю себя, умеет ли этот парень читать.

— Ты знала, что Кристофер Рив может шевелить пальцами на ногах? Правда, круто? — спрашивает он, увидев меня.

Что ж, подписи под фотографиями ему понятны.

— Звонит твой брат, — говорю я и протягиваю ему трубку.

Тревис отбрасывает журнал.

— Лен? — кричит он.

Я еще ни разу не видела его таким возбужденным. У Тревиса действительно есть брат.

— Где ты? Когда приезжаешь? Подожди, об этом все узнают! Ты не поверишь, у меня такой дом! Ты видел меня на церемонии награждения по Эм-ти-ви в номинации «Лучший молодой актер» ? Мне столько нужно тебе рассказать! — Тревис не может остановиться.

Оставляю его одного и возвращаюсь в офис. Перекладываю пачку сценариев на столе, когда он буквально врывается в комнату.

— Угадай! — Мой босс с трудом сдерживает эмоции.

— Приезжает твой брат, — говорю я.

— Да! — Он хватает меня за руки и кружит по комнате.

— У меня голова отвалится! — смеюсь я.

— Извини. — Он останавливается. — Я в таком восторге! Последний раз мы виделись восемь лет назад!

— Почему так давно?

— Он был в тюрьме, его только что выпустили.

Улыбка исчезает с моего лица. Я флиртовала с бывшим заключенным. Прогноз на сегодня предупреждал, ведь звезды всегда все знают заранее.

— Что он сделал?

— Убил человека, но он не виноват.

— Несчастный случай?

— Нет, Лен это сделал намеренно. Тот придурок приставал к женщине на парковке, и Лен не сдержался.

— У него такой дурной нрав?

— Он ничего не может с собой поделать. У него была тяжелая жизнь. Когда умерли родители, нашей судьбой занимались социальные службы. Ленни было пятнадцать, а мне всего пять. Мы хотели быть вместе, но семьи попечителей не брали сразу двоих. Поэтому нас разлучили. Ленни постоянно убегал и искал меня. Потом мы сбежали вместе. Естественно, нас поймали и снова разлучили. Когда Ленни попал в тюрьму, я ушел из дома и начал жить на улице. Я бы и сейчас бродяжничал, если бы не случилась вся эта история с кино.

Иногда я забываю, что белые дети тоже становятся жертвами системы.

— Я не знала этого, — признаюсь я.

— Никто не знает, и я не хочу никому ничего сообщать, — говорит он и снова ликует: — Господи! Ленни вернулся! Теперь мы всегда будем вместе!

Не знаю, что и думать. Я счастлива за Тревиса, но не уверена, готова ли работать у него, если рядом будет ошиваться бывший заключенный. Тем более с которым я заигрывала.

— Может быть, отправить лимузин в аэропорт?

— Да, это было бы здорово! Позвони в «Дельту» и купи ему билет. — Он протягивает мне обрывок страницы из журнала, который только что читал. — Вот все данные. Рейс в четыре часа. Билет в первый класс.

— Хорошо.

Я отправляюсь звонить в «Дельту» и бронирую билет для Ленни. Когда я заканчиваю разговор, входит Тревис и говорит, что отпускает меня до конца недели.

— Хочу провести это время с Ленни. — Его голос дрожит от возбуждения. — Поверить не могу, что он вернулся! — И начинает громко, как маленький ребенок, плакать. — Мой большой брат приедет домой! Господи, благодарю тебя! Спасибо, что наша маленькая семья снова собирается вместе! — Он выбегает из комнаты в слезах.

Не знаю, что тут сказать, но, пожалуй, актеры самые ненормальные люди на нашей планете.

* * *

Проходит неделя, и я возвращаюсь на работу. Обычно в доме толкутся прихлебатели, но сегодня на подъездной дорожке единственная машина — «порше-кайен» Тревиса. Быстро прохожу через ворота и направляюсь к дому.

— Доброе утро, малышка!

Оборачиваюсь и вижу Лу, переминающегося с ноги на ногу у почтового ящика, как обычно, со своими чертовыми фотоаппаратами — сегодня их восемь. На нем новый свитер с символикой «Лейкерс».

— Ты не устал постоянно здесь торчать? — спрашиваю я.

— Где Тревис? — интересуется Лу. — Он уже несколько дней не выходил из дома.

— Мы прорыли тоннель под бассейном, выходящий прямо на дорогу. Теперь он может уходить из дома, не рискуя с тобой столкнуться.

— Правда? — удивляется Лу. — Недавно поздно вечером кто-то приехал с вещами. Видимо, погостит какое-то время, — сообщает он. Я молчу. — Кто этот загадочный гость?

— Не твое дело, — отрезаю я.

Тороплюсь к дому, открываю входную дверь и почему-то начинаю нервничать. Во-первых, не слышно громкой музыки, от которой обычно качаются стены. Захожу в холл. Знакомые запахи — сигарет, травки, секса — исчезли. Пахнет чем-то другим, и черт меня возьми, если это не аромат бекона! Я слышу, как он шипит на сковородке. В животе у меня раздается громкое урчание. Еще я слышу голос Тревиса из кухни. Это очень странно, я привыкла, что он спит до полудня. Может, я оказалась в одной из серий «Секретных материалов» ? А за утлом притаились Малдер и его напарница? Осторожно иду в сторону кухни. Слышу еще чей-то голос. Не Поуки, не Фрога и не других постоянно ошивающихся здесь друзей-идиотов, значит, это преступник, с которым я говорила по телефону. Захожу в кухню.

— Тук-тук.

Кейша, привет! — радостно восклицает Тревис. Он сидит за стойкой бара, а у плиты стоит его тайнственный гость. — Входи, познакомься с моим братом!

Переступаю через порог. Ленни стоит ко мне спиной, босой и без рубашки. Он занят беконом. Я вижу великолепную спину: мускулы перекатываются на ней, как ручей по камням.

— Лен… — начинает Тревис.

Ленни перекидывает полотенце через плечо и поворачивается. Чувствую, что сейчас упаду в обморок. На меня смотрит Мак Дэдди, возведенный в квадрат.

— Это Кейша. Кейша, это Лен.

Ленни направляется ко мне с протянутой рукой. О Боже! Он выше и стройнее младшего брата, с такими же зелеными глазами, песочно-светлыми волосами и дьявольской улыбкой. Он, должно быть, Скорпион. Ленни подходит ближе, оглядывает меня с головы до ног, и я слышу, как колотится мое сердце. Подаю ему руку, и он осторожно прикасается к ней губами.

— Приятно лично познакомиться с тобой, — ласково говорит он. Этот парень действует на меня, как заклинатель на змей.

— Ты голодна? — интересуется Тревис. Молчу и чувствую, как увлажняются мои трусики. — Лен умеет готовить шикарный омлет. Ты обязательно должна попробовать.

— Э нет, спасибо. Я уже завтракала. — Я вынуждена лгать. Обещаю себе, что больше не притронусь кеде.

— Ладно, но ты многое теряешь, — предупреждает Тревис.

Не могу отвести глаза от Ленни. Интересно, каков его знак зодиака. Я умру, если мы окажемся несовместимы, или мне придется поменять дату рождения. Наконец нахожу в себе силы отвернуться.

— Думаю, тебе это не понадобится, — говорю я Тревису, показывая на коробку с шестью банками «Маунтин дью» и пончиками «Криспи крем».

— Нет, теперь я предпочитаю здоровую пищу.

— Я должен привести этого парня в норму, — вступает в разговор Ленни.

Улыбаюсь и отворачиваюсь. Знаю, что он смотрит на меня, и боюсь встретиться с ним взглядом, потому что не представляю, как себя вести.

— Ну что, Кейша, давно ты работаешь у моего братишки?

Теперь я вынуждена посмотреть на него. Ленни стоит, облокотившись на барную стойку и скрестив на груди руки. Полотенце свисает с плеча. Он напоминает мне красавцев с поздравительных секс-открыток, которые парни посылают подружкам. С надписью: «На день рождения дарю тебе этот „лакомый кусочек“».

— Почти год, — отвечаю я.

— Отлично, — говорит он и смотрит на меня в упор.

Но я не выдерживаю его взгляда. Сияющие глаза цвета изумруда — это для меня слишком. Мне кажется, я сейчас упаду в обморок. Опускаю глаза и вижу мышцы на животе Ленни. У него великолепный пресс — шесть кубиков или двенадцать, как правильно сказать? Вот бы изучить их. Языком.

— Ты уверена, что не хочешь позавтракать с нами? — спрашивает он.

— Уверена, — пищу я.

Тревис ухмыляется. Он понимает, что делает со мной его большой брат. Ленни возвращается к плите, и я заставляю себя не смотреть в ту сторону — знаю, что Тревис наблюдает за мной.

— А где твои друзья? — интересуюсь я.

— Тревис собирается завести себе новых друзей, правда? — обращается к брату Ленни.

— Мне нравится эта идея.

Я готова исполнить танец на потолке в стиле Лайонела Риччи. Большой брат появился здесь всего неделю назад, а уже видны положительные изменения.

— Кейша, — просит Ленни, — расскажи мне о Джонни Тредуэе и этом парне Гриффине.

— Что тебя интересует?

— Кто правит бал?

— Ну, Джонни — босс, а Гриффин делает основную работу.

— Позвони этому боссу и скажи, что мы с Тревисом приедем к нему завтра утром.

— Хорошо, я узнаю, свободен ли он.

— Нет, дорогая. Как хочешь, но это неправильный подход. Мы скажем ему, когда нужно освободить время. Завтра, во вторник, в одиннадцать часов утра.

— Хорошо, — снова пищу я.

— Лен хочет встретиться со всеми моими партнерами, — объясняет Тревис.

— Я займусь этим прямо сейчас!

Не успеваю пройти и половины коридора, как слышу за спиной слова Ленни: «Она очень хорошенькая!» Вот это да! Никто раньше не называл меня хорошенькой! Решено, больше никакой еды! Надоело быть похожей на толстых вздорных теток, с которыми я работала в Департаменте транспортных средств. Захожу за угол и чуть не сбиваю с ног Марту.

— Извини.

— Что с тобой? Ты вся красная, — хмурится Марта.

— Ничего, — говорю я. — Просто меня кое-что задело. — Не знаю, что значит эта фраза, я слышала ее как-то вечером в сериале «Уилл энд Грейс», и звучит она вполне подходяще.

— Тебе только что кто-то звонил, — сообщает Марта. — И сказал, что это важно.

— Кто? — спрашиваю я, хотя, черт возьми, догадаться несложно.

— Какой-то Джозеф.

Снова этот парень из Внутренней налоговой службы, Джозеф Сандерс.

— А, да, мой друг Джо. Он не сказал, зачем звонит?

— Нет, — отвечает Марта, и я чувствую облегчение. По крайней мере этот человек неболтлив. — Кейша, что-то тут не так, — продолжает Марта. — Не этот ли Джо постоянно ошивается у нашего дома?

— Не понимаю, о чем ты, — удивляюсь я и торопливо ухожу в офис.

Марта идет следом. Знает, что я ее обманываю.

— Почему ты не хочешь сказать мне, что происходит, hija ? — сердится она.

— Ничего не происходит.

Марта качает головой и решает больше не развивать эту тему.

Набираю номер Гриффина, в офисе меня переключают на его сотовый телефон.

— Привет, Кейша, — говорит он. — Что стряслось в такой ранний час?

— Многое. Начиная с брата Тревиса.

— У Тревиса есть брат?

— Именно так, Гриффи! И даже не пытайся увести его у меня.

 

ДЖЕБ

Рядом с домом Рэндалла Блума — день

Стою на улице напротив особняка Рэндалла Блума. Даже в самых смелых мечтах я осознаю, что такого дома у меня никогда не будет. Черт возьми, я не потянул бы даже налоги! Пришлось бы копить, экономить и питаться всего один раз в день, чтобы оплатить коммунальные услуги! Но самое странное — я не знаю, зачем здесь оказался. Я вовсе не тот пресловутый идиот, который постоянно возвращается на место преступления, ведь я не совершал ничего противозаконного. Это Рэндалл Блум, черт его подери, пошел на преступление! Он уволил меня! После того как украл мой сценарий. Но я расквитаюсь с этим ублюдком, именно поэтому я здесь и уже почти готов совершить преступление.

На мгновение представляю себе, как на лимонно-желтом «хаммере» въезжаю через тяжелую парадную дверь. Несусь по лестнице и хватаю этого голого засранца Блума до того, как он успевает спрятаться в секретной комнате. Естественно, он не собирался спасать Эшли и ребенка, а в первую очередь заботился о своей шкуре. Изо всех сил бью его в пах и заставляю просить пощады перед дрожащей от страха семьей.

— Ты, — кричу я, — вонючий трусливый ворюга!

Не знаю почему, но именно эту воображаемую фразу я произношу, копируя произношение и манеры губернатора Шварценеггера. Это нелепо. Вся моя жизнь нелепа. Нужно как-то справиться с гневом. Это вредно для здоровья.

Я снова безработный и не знаю, чем заняться. Вчера вечером заходил в магазин «Варне энд Ноубл», шатался по рядам книг о самообороне и улыбнулся одной симпатичной брюнетке. Так эта сука достала баллончик со слезоточивым газом. Из-за улыбки! Но чего я ожидал? Любая женщина, которая ищет смысл жизни среди книг о самообороне, немного не в себе, разве не так?

Может, стоит пробежаться, скажем, миль десять в быстром темпе? Похоже, других дел у меня нет. Направляюсь к машине, и в этот момент на улицу въезжает «рейнджровер» Эшли. Надеюсь, что она меня не заметила. Опускаю голову и ускоряю шаг. Слышу, как она подъезжает к дому, глушит мотор, выходит из машины и захлопывает дверцу своего «чуда автомобильной техники».

— Джеб? Это ты? — кричит Эшли.

Черт возьми! Я должен идти вперед, но не могу не оглянуться. У нее такой сладкий голос, он просто очаровывает меня. Неужели она не знает, что я уволен? Блум должен был обязательно рассказать ей. А может, и нет. Жаль, что я не был сегодня в душе. Поворачиваюсь и машу ей издалека.

— Хорошо, что ты здесь. Поможешь мне с пакетами? — спрашивает она.

Значит, не знает. Иду к ней и стараюсь быстро придумать объяснение.

— Был неподалеку и решил узнать, не нужно ли отвезти вещи в химчистку.

— Какой ты заботливый! — Эшли открывает дверцу машины и вынимает ребенка из детского кресла. Тот подбегает и обхватывает руками мои ноги.

— Джеб! — кричит он, как все маленькие дети почти в истерике от счастья. — У меня есть машина для мягкого мороженого «Спондж Боб». Хочешь посмотреть?

— Конечно! — Я осторожно освобождаюсь из его объятий. Симпатичный маленький ублюдок. И очень похож на Эшли.

— Классно! — пищит он.

Эшли протягивает мне два пакета из магазина бакалейных товаров «Гелсен» и улыбается:

— Ты не представляешь, как там сегодня много народу.

Нет, не представляю. Я даже не могу себе представить, что покупаю там продукты. То есть мне, как и любому другому, нравится, когда в магазине специальный человек помогает делать покупки, но я не могу себе этого позволить.

— В конце недели в магазине всегда много народу, — улыбаюсь я в ответ, сожалея, что не почистил зубы.

На Эшли голубая футболка с V-образным вырезом, короткие шорты цвета хаки и белые теннисные туфли. Эта одежда великолепно подчеркивает ее загорелые ноги.

Беру пакеты, и в этот момент Эшли замечает, как плохо я выгляжу.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — интересуется она. — Надеюсь, Рэндалл не слишком тебя загонял?

Боюсь сразить ее своим дыханием, поэтому едва открываю рот.

— Я простудился.

— Ты принимаешь осцицилиум? — спрашивает она.

— Э нет, — бормочу я. — До этого момента я даже не знал, как правильно произносится это название.

— Я дам тебе немного, — смеется Эшли. — Это великолепное средство, просто волшебное.

Мы направляемся к дому, а у меня в голове уже рождается неприличная фантазия с участием медсестры. Эшли открывает сумочку «Биркен», достает ключи и отпирает дверь.

Быстрая смена кадров В доме Блума — день

Этот чертов дом выглядит как иллюстрация из журнала «Архитектурный дайджест». И здесь постоянно что-то меняется, появляются новые вещи. На сей раз это нелепая греческая ваза в холле.

— Новая? — спрашиваю я.

— Да, тебе нравится?

— Нет. — Не знаю, что на меня нашло. Слово вырвалось само по себе, и мне хочется забрать его назад.

Но глаза Эшли заблестели от удовольствия.

— Потрясающе! Я тоже терпеть ее не могу! Рэндалл купил ее в магазине рядом с «Айви». Он в восторге от нее.

Могу случайно разбить, если хочешь, — предлагаю я. — Если он платил платиновой карточкой «Американ экспресс», она должна быть застрахована примерно на месяц.

— Ты такой забавный! — хохочет Эшли.

Смех делает ее еще краше. Иду за ней на кухню.

— А вот и моя машина для мороженого, — сообщает малыш.

А я и не знал, что он здесь. Подхожу, восхищаюсь и говорю ему, что он самый счастливый на свете, а у меня в его возрасте не было такой игрушки. Он спрашивает у Эшли разрешения посмотреть телевизор.

— Хорошо, дорогой, но не больше двадцати минут, а я пока приготовлю ленч, — соглашается Эшли и поворачивается ко мне: — Я знаю, нехорошо разрешать ему смотреть телевизор. Но ты не подумай, у нас много других занятий.

— Уверен, у вас очень плотный график, — киваю я, понимая, что выгляжу как полный осел.

Эшли начинает вынимать продукты, и я ей помогаю.

— Ты не голоден? — неожиданно спрашивает она. — Я с удовольствием сделаю тебе сандвич.

— Конечно, то есть если это не очень сложно…

— Совсем несложно. Вернулся малыш.

— Ура! — хлопает он в ладоши. — Сандвичи! Боже мой, этот ребенок радуется всему подряд!

Не сомневаюсь, это будущий продюсер.

Я сажусь, а Эшли с улыбкой смотрит на нас.

— Ты будешь с горчицей или майонезом ? — спрашивает она.

— И с тем, и с другим.

— Я тоже.

ОНА ХОЧЕТ МЕНЯ.

— Джеб, — теребит меня малыш, — посмотри, я покажу тебе свои карты.

Он что-то болтает, но мне трудно сконцентрироваться. Эшли достает продукты с нижней полки холодильника. О Боже, у нее великолепная попка! Не могу поверить, что я здесь! Это наверняка сон! Сейчас я проснусь в своей квартире без кондиционера и буду потеть, доводя себя до экстаза, в сороковой раз просматривая фильм с порнозвездой Дженной Джеймсон.

Быстрая смена кадров Белые буквы на черном фоне: час спустя

Малыш уже поел и вернулся к телевизору. Я помогаю Эшли убирать тарелки.

— Так приятно, когда рядом есть кто-то взрослый, — говорит она. — Пойми меня правильно, мне нравится быть мамой, но достаточно утомительно сидеть одной с пятилетним ребенком в течение двадцати четырех часов.

— Не сомневаюсь, — соглашаюсь я, как полный придурок.

— Рэндалл постоянно на работе, часто до позднего вечера. Неужели у людей в этом городе нет личной жизни, или они задвинули ее на второй план? — Эшли произносит это так, что я понимаю — она начинает сомневаться в необходимости таких поздних совещаний и в самом факте их существования.

— Люди в Голливуде очень целеустремленные, — расплывчато отвечаю я. — Если хочешь достичь успеха, по-другому нельзя.

— Тебе нравится работать в «Ауткам». Это не совсем то, к чему я стремлюсь, но один из способов пробиться.

— То есть ты не хочешь быть агентом ?

— Господи, конечно же, нет! — восклицаю я и тут же сожалею об этом. — Конечно, по сути, я не имею ничего против этой работы. Но я хочу писать. — «По сути»? Я что — заговорил, как гей?

— Правда? — оживляется Эшли. — Я и не подозревала, что ты думаешь о карьере писателя.

— Ну это моя мечта, — смущаюсь я. А ведь это мне совсем не свойственно. Что со мной происходит в последнее время? Наверное, так чувствуют себя женщины, когда переживают так называемый переломный момент.

— А что ты пишешь?

— В основном сценарии. Но у меня есть несколько опубликованных стихов! — И зачем я только рассказал об этом?

— Поверить не могу! — потрясается Эшли. — Я писала стихи в колледже! Мне так хочется прочитать твои. Покажешь их мне?

— Конечно, — говорю я. Неужели ей действительно интересно? — Если только смогу найти.

— Удивительно, как мы составляем представление о людях! Никогда бы не подумала, что ты писатель.

— А что ты обо мне думала?

— О, не знаю. Ты — с таким телом и вообще — может быть, актер. Разве писатели не должны быть занудными и лысыми?

— Ты говоришь забавные вещи, — смеюсь я.

Эшли так на меня смотрит, что мне хочется ее поцеловать, и я вдруг начинаю сильно нервничать. Это желание очень острое, но я боюсь испугать ее. Поверить не могу, каким замечательным человеком она оказалась! Я представлял ее совсем другой: типичная голливудская жена, вышедшая замуж за богатого засранца, одна из этих девчонок на «ренджроверах». Но похоже, я ошибался.

— Что ж, пожалуй, пойду, — говорю я.

— Конечно… — Она выглядит расстроенной. — Не хочу тебя задерживать.

— Спасибо за ленч, — благодарю я.

Почти уже у двери я слышу, что она зовет меня по имени. В мыслях сразу же возникает обычная для меня небольшая фантазия: Эшли заваливает меня на пол в холле и спрашивает, думал ли я, что смогу полюбить такую женщину, как она.

— Чуть не забыла, — спешит ко мне Эшли. — Вот лекарство. Принимай по одному пакетику каждые восемь часов. Просто высыпай порошок под язык. — Беру три маленьких пакетика из ее теплой ладони и благодарю. — Ив следующий раз, когда будешь поблизости, не забудь принести стихи.

— Хорошо.

Как в тумане, иду через двор. Уже у машины вспоминаю, что забыл взять вещи для химчистки. Собираюсь было вернуться и позвонить в дверь, но эта мысль пугает меня. Эшли пугает меня. Я в эйфории, кружится голова, и нет ни малейшего намека на эрекцию.

 

РЕЙЧЕЛ

— Рейчел!

Открываю глаза и вижу изумленное лицо Дэна, склонившегося надо мной.

— Тебя к телефону!

Застонав, натягиваю одеяло на голову. Он разбудил меня, когда мне снился Стоун Филипс, с которым мы катались на катке в «Рокфеллер-центре». Этот сон повторяется время от времени.

— Рейчел! — снова трясет меня Дэн.

— Что? — тру я глаза.

Дэн протягивает мне трубку и пожимает плечами:

— Не знаю, кто это. Но она сказала, что это срочно.

Смотрю на часы — семь тридцать утра — и беру трубку.

— Алло? — хрипло говорю я.

— Рейчел, это Микаэла. Извини, что разбудила тебя, знаю, сегодня воскресенье, но тебе нужно как можно скорее приехать в дом.

У меня пересохло во рту.

— Что случилось?

— Лорн и Виктория серьезно поссорились вчера вечером. Она обратилась за судебным запретом и собирается через час сделать заявление для прессы.

— О Боже!

— Ты последняя видела ее в пятницу. Может, произошло что-то необычное?

У меня перехватывает дыхание.

— Что ты имеешь в виду?

— Кроме того, что закрыли сериал.

Я знаю, что у меня могут быть проблемы, но все же решаюсь:

— Она выпила слишком много таблеток.

— Нет, это не то. Было что-нибудь, что могло ее расстроить?

— Я не знаю.

— Звонки, факсы, письма…

И вдруг я вспоминаю!

— Звонили из офиса доктора Митчелла и приглашали Викторию обсудить результаты анализов.

— Не объяснили, в чем причина?

— Медсестра сказала, что это конфиденциальная информация. Я оставила Виктории записку.

— Я уже еду. Увидимся в доме, — говорит Микаэла. Вешаю трубку и выпрыгиваю из постели.

— Все в порядке? — спрашивает Дэн.

— Не думаю. Через час Виктория дает пресс-конференцию! — Хватаю джинсы и натягиваю их.

— Пресс-конференцию? Тебя покажут по телевизору?

— Не знаю. — Переворачиваю вещи в ящике и вытаскиваю черную футболку.

— Ты ведь не собираешься ехать в таком виде? А если попадешь в кадр? Этот цвет не подходит.

Футболка повисает у меня на шее.

— Ты действительно думаешь, что меня могут показать по телевизору?

— Конечно, на пресс-конференциях всегда шатаются люди с камерами.

— Ты прав! — Снимаю футболку. — Помоги мне подобрать что-нибудь из одежды. Нужно принять душ! — Бегу в ванную и открываю кран. Но, едва начав раздеваться, ужасаюсь: у Виктории проблемы, а я думаю о своем теледебюте! Иногда я бываю такой эгоистичной! Выключаю воду и снова одеваюсь. — Дэн, у меня на это нет времени!

— Конечно, есть. Только поторапливайся, я сделаю тебе макияж! — Он оглядывает комнату. — Где твоя синяя блузка на пуговицах?

— Она грязная, — отвечаю я и снова надеваю черную футболку.

Дэн роется в корзине с грязным бельем, находит блузку и расправляет ее.

— Она сильно помялась. Сейчас поглажу, — говорит он. Но я уже в гостиной, ищу ключи от машины. — Это займет пару секунд, — настаивает Дэн, не выпуская из рук блузку. Когда-нибудь он станет очень хорошим мужем.

— У меня нет времени. — Я хватаю сумочку. — Позвоню тебе позже.

— Ты не хочешь почистить зубы?

Бегу в ванную и сую в рот зубную щетку.

— Почищу по дороге.

— Но…

— Позвони моей маме, скажи, чтобы она включила новости.

* * *

На Бичвуд-лейн так много машин и людей, что я вынуждена припарковаться за три улицы до дома Виктории. Два полицейских автомобиля, машина охранной фирмы «Вестек» и несколько фургонов, принадлежащих журналам и телекомпаниям: программа «Хард копи», Си-эн-эн, «Е!», «Афера», «Экстра» и «Энтертейнмент тунайт» — машины выстроились вдоль улицы, спутниковые антенны нацелены в небо. Интересно, приедет ли Стоун? Я этого не вынесу!

Пробиваюсь сквозь толпу любопытных соседей, фотографов и телерепортеров с блокнотами, микрофонами и диктофонами. Высоко в небе кружат вертолеты местных новостных каналов.

Журналистка в желто-розовом костюме говорит в камеру:

— Я стою у дома актрисы Виктории Раш. Через полчаса здесь состоится ее пресс-конференция. Сведения о причине этого события поступают самые противоречивые, мы сообщим вам детали, как только получим информацию. А пока ходят слухи о том, что браку Виктории с Лорном Хендерсоном пришел конец. Полицейским Лос-Анджелеса хорошо знаком этот особняк стоимостью в несколько миллионов долларов, поскольку их неоднократно вызывали сюда для разрешения домашних конфликтов.

Протискиваюсь к воротам, где мне преграждают путь четыре охранника из «Вестек». Неподалеку стоят двое полицейских, курят и заигрывают с бойкой репортершей. В этот момент один из вертолетов, принадлежащий испанской радиостанции, опускается очень низко, лопасти неистово вращаются и вызывают настоящую бурю: бейсболки, штативы от камер и бумага кружатся в потоках воздуха. Люди с проклятиями пригибаются, а один из полицейских бежит к машине за мегафоном.

— Внимание! Вы опустились слишком низко и нарушаете спокойствие! — кричит он. — Немедленно улетайте!

Вертолет закладывает крутой вираж и исчезает, а толпа снова начинает бурлить. Делаю шаг вперед.

— Чем могу помочь? — спрашивает меня один из охранников.

— Я здесь работаю.

— Конечно, малышка. А теперь отойди.

— Я ассистентка Виктории. Свяжитесь с домом. Несколько репортеров услышали мои слова и спешат к нам.

— Вы знаете, что произошло? — спрашивает меня серьезный парень в очках.

— Нет, сэр, не знаю. — Я снова поворачиваюсь к охраннику: — Пожалуйста, мне действительно необходимо попасть внутрь.

— Отойди, — рявкает он. — Больше не буду повторять.

Манеры этого охранника напомнили мне Билли Фентона — хозяина «Мотеля 6», расположенного сразу на выезде из Шугарленда. Два-три раза в неделю он приходил в «Старбакс», вынимал стеклянный глаз и пугал им людей. Но однажды уронил его на пол, и глаз разлетелся на мелкие осколки. У Билли не было денег на новый протез, поэтому ему приходилось носить черную повязку, как пирату, благослови его Господь!

Безуспешно пытаюсь дозвониться в дом. Набираю номер Микаэлы. Но она не берет трубку. Потом какой-то парень бьет меня по голове большим меховым микрофоном и даже не извиняется. Гневно смотрю на него, но он невозмутимо продолжает проталкиваться к воротам.

Подбегает толстая дама, потная, с красным лицом. На ней футболка с надписью «Юниверсал студиос», а в руках карта звездного неба, на которой отмечена звезда, названная в честь Виктории.

— Что происходит? — пыхтит она, снимает темные очки и вытирает их о футболку. — Я приехала из Кантона, это в Огайо. Я постоянная поклонница Виктории.

— Она по-прежнему красива, — отвечает пожилой мужчина в спортивных шелковых шортах.

Кто-то ему возражает:

— Если она сделает еще одну подтяжку, то глаз не будет видно.

Клянусь, некоторые люди ведут себя так низко!

 

ГРИФФИН

Никак не могу понять, зачем Микаэле эти постоянные нелепые переодевания. Ее зубы и очки настолько театральны, что она могла бы вместе с Джеки Мэсон играть главную роль в «Кэтскиллс». Ей повезло, что в Голливуде каждый сосредоточен на собственной персоне, иначе ее уловку давно бы уже раскрыли.

Мы сидим в гостиной Виктории, Джонни вышагивает перед нами.

— Ты не в курсе, что все это значит? — обращается он к Микаэле.

— Нет.

— Но ты ведь работаешь у этой женщины, разве не так? — машет он руками. — Боже мой! Для чего же Виктория собрала пресс-конференцию?

Может, она хочет рассказать всему миру об огромном мешке с дерьмом — своем менеджере?

— Может, она хочет сообщить всем, что сериал с ее участием закрыт? Или предъявить иск телекомпании за дискриминацию по возрасту? — предполагаю я. — Или…

Глаза Джонни округляются.

— Если она предъявит иск, это станет концом ее карьеры. К ней больше никто не приблизится. Думаю, в любом случае все кончено, и тем более если дело в этом чертовом иске.

— Я не собираюсь обращаться в суд, но спасибо тебе за доверие, — холодно произносит Виктория.

Мы вздрагиваем, когда она входит в комнату в черном шелковом костюме и туфлях из крокодиловой кожи.

— Классно одета, — шепчу я Микаэле.

— Ей сшили этот костюм вчера вечером.

— Похоже, она собирается о чем-то объявить.

Волосы Виктории высоко заколоты. Кажется, она совсем не накрашена, что странно для женщины, посещавшей курс красоты известной визажистки Тэмми Фэй. Кожа на лице Виктории приглушенного бледно-желтого цвета, а на носу сухая и красноватая. Под воспаленными глазами пролегли темные круги.

— Виктория, что происходит? — встает Джон. — Я очень переживаю.

Морщусь от его неискренности и лезу в карман за таблеткой «Тамс» . Я глотаю их сейчас, как мятные пастилки. Покупай я их по рецепту, давно бы уже прослыл наркоманом.

— Если Лорн тебя обидел, клянусь, я заставлю его заплатить за это, — кипятится Джонни.

Виктория присаживается на низкую кушетку.

— Пресса уже собралась?

— Да, — отвечает Джонни.

— Си-эн-эн?

Джонни смотрит на меня. Такой суматохи в Брентвуде не было с момента убийства Николь Браун Симпсон.

— Приехали репортеры всех крупных телекомпаний, — киваю я, — а также съемочные группы «Энтертейнменттунайт», «Хард копи» и «Экстра».

— А телешоу «Окно в Голливуд» ? — интересуется Виктория. Не успеваю ответить, как она уже поворачивается к Микаэле: — Где Мэтт?

— Я разбудила его полчаса назад и попросила спуститься.

— Позвони ему снова.

— Конечно. — Микаэла выходит из комнаты и через мгновение возвращается.

Мы нервно переглядываемся, а Виктория застывает на кушетке в состоянии, похожем на транс. Наконец Мэтт удостаивает нас своим появлением. Он не торопясь входит в комнату в мятой футболке и обрезанных джинсах.

Виктория спускает ноги с кушетки.

— Мэтти, подойди, сядь со мной. Мэтт уходит в другую сторону.

— Откуда тут вертолеты?

— Я собираюсь сделать заявление и хочу, чтобы ты меня поддержал, — объясняет она, протягивая ему руку, и ее глаза наполняются слезами. — Я больна, Мэтти. Пожалуйста, ты — единственное, что у меня осталось.

Мэтт садится, но по его виду понятно, что его волнует только он сам. Я поражен, насколько в этом он похож на свою мать.

* * *

— Вот она!

— Она уже здесь!

Виктория, Джонни и Мэтт идут по подъездной дорожке навстречу толпе. Мы с Микаэлой держимся позади. Виктория опирается на руку Мэтта, как будто от этого зависит ее жизнь, а парень борется с желанием высвободиться и убежать.

Толпа напирает, как стая касаток, окружающая раненого морского льва. Охранники и полицейские изо всех сил стараются сдержать людей. Шумят камеры, перематывается пленка, репортеры устремляются к нам, подняв диктофоны высоко над головой и громко выкрикивая вопросы:

— Виктория, в чем дело?

— Виктория, браку наконец пришел конец? Внезапно замечаю знакомое лицо в бушующей толпе.

— Это Рейчел? — спрашиваю Микаэлу.

Она поднимает голову, но Рейчел уже исчезла среди папарацци, и мы потеряли ее из виду.

— Виктория ужасно выглядит, — несется отовсюду. — Что с ней стряслось?

Ворота оживают, медленно открываются, и толпа репортеров, почуяв запах жареного, устремляется вперед. Все что-то кричат, а полицейские стараются удержать бегущих, не позволяя им прорваться на территорию дома. Виктория, Джонни и Мэтт приближаются к импровизированному подиуму. Мы с Микаэлой остаемся сзади.

— Это ее ребенок? — кричит кто-то.

— Как его зовут?

— Джон.

— Нет, Джим.

— Мэтт, — поправляют их.

Виктория поднимает руки, как Моисей, и толпа постепенно замолкает. Она смотрит на огромное количество микрофонов и молчит, изо всех сил стараясь казаться печальной, но нет сомнений — актриса наслаждается всеобщим вниманием.

— Уверена, вас всех интересует вопрос, почему я решила дать пресс-конференцию, — наконец начинает Виктория с необычным для нее хладнокровием. — Я понимаю, ваше время очень дорого, может, даже дороже, чем вы думаете, поэтому сразу перехожу к делу. — Она глубоко вздыхает. — На прошлой неделе я была у врача и узнала, что жить мне осталось совсем недолго.

В толпе раздаются взволнованные крики. Даже если вы ненавидите Викторию, а многие испытывают к ней именно это чувство, сейчас очень хороший момент, чтобы изменить свое отношение. Я поражен. Смотрю на Микаэлу, она удивлена не меньше, чем я: стоит с открытым ртом.

Репортеры выкрикивают вопросы, но Виктория снова поднимает руки и просит тишины.

— Пожалуйста, будьте добры, мне трудно говорить, разрешите, я закончу, — произносит она.

Толпа с неожиданным уважением относится к ее просьбе. Думаю о том, что дыхание смерти может изменить даже самого подлого репортера желтой прессы. Снова вижу Рейчел — это действительно она, и она плачет.

— Мой брак с Лорном Хендерсоном завершен. За время нашей совместной жизни мистер Хендерсон имел несчетное количество любовных связей, я же виновата в том, что игнорировала их, потому что любила его и очень хотела наладить совместную жизнь. — Толпа начинает беспокоиться — людей не волнуют ее семейные проблемы. Виктория понимает, что внимание ослабевает.

— Лорн заразил меня вшами! — быстро добавляет она. Снова поднимается шум, но Виктория опять призывает к тишине. — Это не обычные вши, распространенные в Америке, а особый вирулентный штамм из Суботицы, в Югославии. И никакое лекарство не может уничтожить этих мелких букашек.

— От чего вы умираете?

— Да! Что вы имеете в виду, говоря, что вам недолго осталось?

— У вас рак?

— Пожалуйста, будьте милосердны! — просит Виктория.

Милосердны? Это уж слишком, несмотря на смягчающие обстоятельства.

— Я хочу в одиночестве предстать перед туманным будущим и постараюсь сделать это мужественно и достойно. И пока силы не покинут меня, я буду идти вперед и постараюсь оставить яркий след в своей карьере.

Последние слова Виктории трогают меня. Так тяжело в это поверить! Микаэла тоже очень переживает. Она берет меня за руку и сжимает ее. Смотрю на Джонни. Тот стоит рядом с Викторией и пытается переварить информацию. Я отчетливо слышу всхлипывания в толпе. Громче всех плачет Рейчел.

— Сколько вам осталось?

— Я не знаю, сколько еще проживу, — говорит Виктория, наконец прямо отвечая на вопрос. — Но постараюсь максимально использовать это время. Я хочу, чтобы все знали — болезнь не помешает мне работать. Скажу честно, я решила, что в сериале «Мид-лайф» нужно показать мою реальную жизнь. Виктория Пенни, как и я, неожиданно обнаружит, что умирает. И мы будем наблюдать за ее последними днями — так же собираюсь жить и я: в спокойствии и с достоинством, — заявляет она.

Спокойствие и достоинство? Вот что происходит, когда актеры сами пишут себе слова.

— Мой сериал станет первым, где главная героиня поспорит с собственной смертью, — сообщает Виктория. Крик нарастает, и она снова поднимает руки, на этот раз напоминая Иисуса Христа. — Я также хочу сообщить вам, что часть гонорара решила пожертвовать на благотворительные цели.

Когда актеры говорят так неопределенно, значит, эта часть составит ничтожно малую долю. Возможно, десять долларов с каждого миллиона.

— Кто дизайнер вашего костюма? — раздается вопрос. Все оглядываются. Опять эта гордячка из «Ин Стайл» со своими неуместными вопросами.

— Каролина Эррера, — отвечает Виктория, на секунду забывшись. Потом благодарит всех за поддержку, спускается с подиума и направляется к дому.

Толпа неистовствует. Полицейские и охранники изо всех сил стараются удержать ситуацию под контролем, но начинается настоящая свалка. Везде слышится ругань, бьется дорогое оборудование, вспыхивают драки. Я уже собираюсь догнать Викторию, когда вижу, как толстая дама бьет кулаком в глаз фотографу со словами: «Это тебе за принцессу Диану, ублюдок!»

— Ужасно, — шепчет мне Микаэла по дороге к дому. — Не могу поверить, что это происходит на самом деле. Мне ее так жаль.

Не знаю, что ответить. Встречаюсь взглядом с Джонни, и тот поднимает большие пальцы. Какого черта? И тут до меня доходит. Теперь сериал никто не сможет закрыть. Джонни будет получать свою долю, пока Виктория жива. Наверное, он надеется, что ее заболевание развивается медленно и болезненно. Он уже представляет себе сумму, которую получит за ее съемки в инвалидной коляске и с кислородной маской.

Микаэла быстро проходит мимо меня в дом, а Джонни подходит ближе.

— Мы добьемся, что этот сериал купят сразу несколько каналов, — шепчет он.

Никогда не видел его таким счастливым. Впервые в жизни начинаю сомневаться, действительно ли я создан для этой грязной работы.

 

МИКАЭЛА

— Сначала самое главное, — бушует Виктория. — Выключите этот чертов кондиционер!

Она слишком спокойна и деловита для женщины, которая недавно узнала, что смертельно больна. Я этого не понимаю. Иногда я бываю бесчувственной, но только не сейчас. Я очень подавлена. Естественно, в отличие от Рейчел, веду себя сдержанно. Она плакала, пробиваясь через кордон охранников, а теперь плачет еще сильнее.

— Отныне температура в моем доме должна быть не ниже двадцати четырех градусов, — объявляет Виктория.

Рейчел торопится переключить температуру. Надеюсь, она возьмет себя в руки — а то потеет еще сильнее обычного. Но когда она возвращается, ее лицо сияет от восторга.

— Вам только что звонил Чарли Роуз. Они просят об эксклюзивном интервью для программы «60 минут-II».

— Я что, недостаточно хороша для обычных «60 минут» ? Когда они объявятся? Когда я буду на смертном одре?

Печаль мгновенно возвращается к Рейчел, и ее глаза снова наполняются слезами.

— Мне так жаль, мадам…

Виктория отводит взгляд и требует сигарету. Я достаю одну из своей пачки, подаю ей и подношу зажигалку. Прикурив, Виктория благодарит меня.

— Я не курила три года, — говорит она. — Лорн не выносил этого. Но это больше не важно, правда? — Она глубоко вдыхает дым и радостно сообщает: — По-прежнему великолепные ощущения!

Не понимаю ее. Я вообще ничего не понимаю.

— Виктория, что делаем дальше? — спрашивает Джонни.

— Я хочу, чтобы обо мне писали как можно больше. Я готова выступить в качестве приглашенной звезды в «Уилл энд Грейс» и даже в «Голливудских крестиках-ноликах». Я напишу книгу для детей. Не сомневаюсь, Эй-энд-и теперь снимет программу о моей жизни. Единственное, что поможет мне пережить это тяжелое время, — любовь и поддержка моих поклонников. — Мы с Рейчел записываем ее слова. — Теперь, когда Лорн исчез из моей жизни, я не хочу, чтобы в доме оставались его вещи: фотографии, одежда, обувь, диски, клюшки для гольфа, тренажеры, машины. Не желаю больше ничего этого видеть.

— Отправить все это ему? — наивно спрашивает Рейчел.

Виктория, шагавшая до этого по комнате, останавливается.

— Ты с ума сошла? Все это было куплено на мои деньги. Он ничего не получит. Отдайте все благотворительным организациям. Мне в любом случае нужно списать их со счетов.

— Куда бы вы хотели передать его вещи? — спрашиваю я.

— Куда угодно. Можете найти нуждающийся хоспис здесь, в Лос-Анджелесе. Это нас вполне устроит, правильно? И мне нужно как можно скорее переговорить с Лебовицем. Скажите ему, я хочу подать на развод не срочно, а немедленно! И, Джонни…

— Да, Виктория!

— Позвони на телевидение. Мне нужны новые сценаристы и новые продюсеры. Только взрослые, пожалуйста! Молодежь слишком переоценили, особенно в этом городе! Мы должны начать работу над серией, в которой все выясняется.

— Выясняется что? — тупо спрашивает Джонни.

— Моя героиня узнает, что скоро умрет. Я хочу, чтобы это была первая серия осеннего цикла.

Мы смотрим на нее во все глаза. Виктория знает, что ее ужасное заболевание интересует нас так же сильно, как и безумствующих репортеров, большинство из которых все еще толпится перед домом.

— Я понимаю, почему вы на меня так смотрите, — говорит Виктория. — И собираюсь посвятить вас в детали. Ведь все вы для меня как члены семьи. — Рейчел безуспешно пытается сдержаться и громко всхлипывает. — Но я не могу сделать этого. Так что это будет моя личная битва. И я не боюсь. Честно говоря, во многом чувствую себя даже сильнее и увереннее, чем когда-либо. Есть старое изречение: «Жить так, словно каждый миг последний». Я никогда раньше не понимала его смысла. Но теперь все иначе. Вот что я собираюсь делать и предлагаю вам тоже попробовать.

— Но как сценаристы узнают, о чем писать, — спрашивает Гриффин, — если не рассказать им, что происходит?

— А для чего им эта информация? Если рассказать, что у меня рак, здоровые люди потеряют интерес к нашему шоу. Думаю, хватит и того, что жить мне осталось недолго. Ради Бога, даже мне этого достаточно. А вы считаете, что это мало для сериала.

— Хорошая мысль, — замечает Джонни. — Неизвестность пугает гораздо сильнее.

— Именно так, — соглашается Виктория.

— Мне очень нравится! — По лицу Джонни блуждает дебильная улыбка. — Скажу честно, я в восторге.

— Ну и чего вы ждете? — огрызается Виктория. — У нас не так много времени!

— Я сейчас же отправляюсь на телевидение, — говорит Джонни. — Позвоню, как только будут новости. — Он поспешно удаляется в сопровождении Гриффина.

Виктория переключает внимание на нас с Рейчел.

— Сообщайте мне обо всех, кто будет просить об интервью, — приказывает она, глядя на меня.

— Обязательно.

— Не знаю, как быть с Барбарой Уолтере. Она, конечно, позвонит, но, по-моему, это глупое шоу «Вью», которое она сейчас ведет, подрывает ее статус серьезной журналистки.

— А мне оно нравится, — говорит Рейчел. — Особенно часть под названием «Горячие темы».

— А мне эта новая веселая блондинка не внушает доверия, — замечаю я.

— Хорошо, в любом случае я приму решение, когда придет время. А теперь пойдемте. — Виктория направляется к лестнице.

Через спальню она проходит в огромную гардеробную, по площади равную гаражу на три машины.

Вижу свое отражение в одной из зеркальных стен и понимаю, что маскарад мне больше не нужен. Я снова могу выглядеть привлекательно! Эта девушка еще способна возбуждать! Снимаю очки, вытаскиваю зубы и сую их в карман. Жаль, что здесь такое ужасное освещение. Обнаруживаю новую морщинку на лбу. Ботокс , я уже иду! Быстро отворачиваюсь от зеркала.

Виктория медленно проводит рукой по костюмам Лорна. Открывает ящик, вынимает футболку, подносит ее к лицу и вдыхает запах.

— Что она делает? — шепотом спрашивает Рейчел.

Пожимаю плечами.

Виктория достает пару трусов-«боксеров», внимательно их разглядывает и бросает на пол. Потом открывает все ящики и вываливает из них белье, спортивную одежду, носки, футболки и майки. Она мечется по комнате, распахивая дверцы шкафов. Оттуда летят дизайнерские костюмы и куртки. Она швыряет через плечо галстуки, сдергивает с вешалок рубашки и брюки, словно сошедшая с ума героиня Фей Данауэй в фильме «Дорогая мамочка», на лице которой написано: «Больше никаких проволочных вешалок». Мы с Рейчел пригибаемся, когда Виктория начинает швырять обувь. Кроссовки «Найк», «Нью баланс», мокасины от Бруно Магли, туфли «Прада» и «Гуччи» пролетают над нашими головами и с глухим стуком ударяются о противоположную стену. Закончив, Виктория отступает назад, чтобы оценить проделанную работу. Мы втроем стоим по колено в вещах Лорна. Виктория прижимает руку к груди и глубоко вздыхает.

— Позовите прислугу.

Три горничные, появившиеся в гардеробной, не могут поверить своим глазам. Но беспокойство на их лицах сменяется восторгом, когда Виктория предлагает им забрать эти вещи.

— Ваши мужья будут выглядеть шикарно в этих костюмах, — улыбается она.

Ловлю себя на мысли, что эта женщина выглядит необычайно счастливой для умирающей.

Виктория уходит, мы с Рейчел следуем за ней, а горничные набрасываются на щедрые дары как оголодавшие гиены. И тут Виктория оглядывается и впервые за все время пристально на меня смотрит. Теперь я похожа на себя настоящую, и она чувствует, что что-то изменилось. Но не знает, что именно, и ее это не слишком волнует.

— Девочки, вы тоже можете взять что-нибудь, — говорит она, и мы с Рейчел возвращаемся.

Рейчел внимательно рассматривает галстуки.

— Какие из них самые дорогие?

— «Николь Миллере».

Она выбирает пять самых ярких.

— Вот это да! Мой сосед Дэн будет пользоваться большим успехом. Правда, он и сейчас не страдает от его отсутствия, — улыбается она.

Рейчел такая странная!

Через несколько минут вещи исчезают из гардеробной. Горничные выходят, нагруженные отвоеванной в тяжелой борьбе добычей. И часть шкафов, принадлежавших Лорну, остается абсолютно пустой.

— В Эль-Сегундо появятся несколько великолепно одетых садовников-гватемальцев, — говорю я Рейчел.

— Идите сюда! — зовет нас Виктория, и мы направляемся в ее спальню. Си-эн-эн уже показывает репортаж о пресс-конференции. — Все постельные принадлежности нужно сжечь. Кто знает, какая еще гадость там ползает?

Мы с Рейчел переглядываемся. Это постельное белье может стоить не меньше десяти тысяч — ради Бога, это же «Дьюкс» — и будет великолепно смотреться в моей спальне после очистки от вшей.

— Вы уверены, что его нужно именно сжечь?

И вдруг мы слышим голос Лорна и поворачиваемся к телевизору — толпы репортеров атакуют его у входа в отель «Пенинсьюла».

— Я заявляю, что не несу ответственности за здоровье Виктории, — говорит он. — Она наркоманка, у нее серьезные проблемы с психикой. Не понимаю, почему она так нападает на меня.

— Правда, что во время семейной жизни у вас были многочисленные связи на стороне? — спрашивает один из репортеров.

— Нет, это ложь. Ни сейчас, ни во время совместной жизни с Викторией у меня не было ни единого романа. Моей огромной ошибкой стало то, что я дарил ей всю свою любовь.

— Вы только послушайте его, меня сейчас вырвет! — кричит Виктория.

— Вы заразили ее вшами? — звучит еще один вопрос.

— Я даже не буду отвечать. Это глупо! Проблема в том, что Виктория фригидна. У нас не было секса на протяжении двух лет.

Виктория показывает телевизору средний палец. — У самого крошечный член! — Мы с Рейчел удивленно на нее смотрим. — Подождите, вот появятся у вас мужья! — раздраженно говорит она. — Я не знаю ни одной семейной пары, продолжающей заниматься сексом. По крайней мере друг с другом. — Мы замерли и не можем двинуться с места. — Что уставились? Давайте пошевеливайтесь!

Приятно видеть, как быстро Виктория оправилась от потрясения. Я бы даже сказала, слишком быстро! Похоже, эта история со смертельным заболеванием— полная чушь.

 

ДЖЕБ

«Стрип молл» — раннее утро

— Я еду в спортивный зал и по-прежнему думаю об Эшли. Проезжаю мимо химчистки, которой владеют корейцы. Именно сюда я отдавал одежду семьи Блума. И вдруг у меня возникает великолепная идея. Быстро разворачиваюсь, останавливаюсь у химчистки и захожу внутрь. Парень за прилавком знает меня. О, Джеб! — сияет он. Это единственное, что я понимаю из целой фразы. — Ты приехала за чистая одежда!

— Конечно! — киваю я, и он приносит несколько вещей.

Телефон-автомат — раннее утро

Снимаю трубку и набираю номер Эшли.

— Алло?

От ее мелодичного голоса у меня по телу бегут мурашки.

— Эшли, это Джеб.

— Привет, Джеб, — радуется она.

Пока все идет нормально!

— Я около химчистки. Ты дома? Здесь есть кое-что для вас, и я мог бы заехать к тебе по дороге на работу.

— Спасибо тебе большое, Джеб. Да, я буду дома.

— Не за что, скоро увидимся, — говорю я и вешаю трубку.

Рядом с домом Блума — утро

Подъезжаю к дому и паркуюсь рядом с «рейндж-ровером». Быстрый взгляд в зеркало заднего вида — вроде бы все в порядке: чисто выбрит, хорошо пахну и одет в свежевыглаженную рубашку. Беру желто-коричневую папку со своими стихами и вещи из химчистки с заднего сиденья. Эшли не сразу открывает мне дверь, но встречает меня широкой улыбкой:

— Привет, Джеб!

— Привет! — отвечаю я и показываю одежду: — Куда положить?

В доме Блума — утро

— Вешай вот сюда, — кивает Эшли в сторону вешалки. — Потом отнесу наверх.

Вешаю одежду и протягиваю ей папку:

— Мои стихи.

— Здорово! — оживляется она. — Мне не терпится их прочитать!

— А где Джереми? — спрашиваю я. Неужели запомнил имя этого малыша?

— Он на занятиях, учится слушать музыку. Сегодня у них драматические кантаты Моцарта. Я должна забрать его через час.

Вполне логично!

— Я могу еще что-нибудь для тебя сделать?

— Ничего не приходит в голову, — смеется Эшли. — А как ты? Есть время выпить кофе?

Что, черт возьми, происходит? Она не знает, что ее муж меня уволил, — это очевидно. А теперь еще и просит остаться.

— Конечно, я могу задержаться ненадолго.

На лице Эшли снова появляется замечательная улыбка.

— Прекрасно!

Иду за ней на кухню и сажусь за стол.

— Рэндалл загружает тебя работой, даже когда уезжает из города? — интересуется Эшли.

Из города? Приятно, черт возьми!

— Ты же его знаешь! Постоянно чем-нибудь занят.

— Конечно, знаю, — вздыхает Эшли, наливая мне кофе, и предлагает сахар и сливки.

— Только сливки, спасибо.

Я чувствую запах ее духов: что-то свежее, зеленое, пахнущее огурцом. Это опасная тема! Нужно держать себя в руках!

Эшли приносит мне чашку с блюдцем и садится рядом.

— Джеб, расскажи мне что-нибудь интересное. О работе.

Я мог бы начать с истории о своем увольнении.

— На моем уровне нет ничего особо интересного, — говорю я.

— Можно задать тебе вопрос?

— Конечно.

Она заметно нервничает, делает глоток, и на чашке остается яркий след губной помады.

— У Рэндалла не бывает странных разговоров по телефону?

— Каждый день.

Она широко открывает глаза:

— С кем ?

— Ему звонят продюсеры, режиссеры, актеры. Они все странные.

— Ага… — Ее явно интересует что-то другое.

— Эшли, давай спрашивай, — прищуриваюсь я.

Она делает еще один глоток кофе, не зная, как правильно сформулировать вопрос. Глубоко вздыхает.

— Мне очень неловко, но, может, ты знаешь. У него есть любовница? — И напряженно смотрит на меня.

Я чувствую себя Буддой, готовым поделиться секретами духовного преображения с очень симпатичной ученицей.

— А почему ты так думаешь? — спрашиваю я.

Эшли теребит бриллиантовую сережку.

— Не знаю, у меня такое странное ощущение! — Кажется, она вот-вот расплачется. — Извини, что втягиваю тебя в это.

Прикасаюсь к ее руке: кожа такая мягкая и гладкая.

— Насколько я знаю, — говорю я, хотя не понимаю, зачем это делаю, — у него нет любовницы.

«Он трахает шлюх, клиентов и всех остальных, кого только может притянуть к своему члену!»

— Похоже, у меня появляются параноидальные мысли, — пытается улыбнуться Эшли. — Я слишком много времени провожу одна. Извини, ты, наверное, думаешь, что я ненормальная.

— Совсем нет.

— Дело в том… — Эшли пытается сдержать слезы.

Не знаю, что ее мучает, но, похоже, этот брак под угрозой.

— Выпьешь еще кофе? — предлагает она.

— Конечно! — Я смотрю, как Эшли пересекает кухню. На ней брюки-капри цвета хаки и белая хлопковая рубашка с короткими рукавами. Она босиком, ногти покрыты коралловым лаком. Эшли возвращается к столу, садится и притягивает колено к груди.

— Ты где родился?

— В Ларами, штат Вайоминг.

— А я в Таллахасси, во Флориде, — улыбается Эшли. — Я так скучаю по дому.

— Калифорния не похожа на Флориду, да?

— Нет, дело не в этом. Здесь красиво. Но я скучаю по семье. Вижу их слишком редко.

— Почему?

— Рэндалл не хочет, чтобы я уезжала. Он так много работает. Разве это жизнь? Он ведь почти не видит сына. Даже если в выходные нас приглашают на детский праздник, мы едем туда вдвоем с Джереми.

Опять старая история. Вот уроды! Зачем им вообще семья?

— А почему бы твоим родителям не прилететь в гости? — предлагаю я. — У вас здесь достаточно места.

— Отец нездоров и плохо переносит полеты.

Не понимаю, о чем думает Блум! Ее отец болен, черт возьми! Какой бесчувственный идиот!

Эшли широко улыбается и пробует сменить тему:

— А ты как развлекаешься?

Ее вопрос застает меня врасплох. Я никогда не развлекаюсь.

— Не знаю. Занимаюсь спортом. В хорошую погоду люблю посидеть в уличном кафе. Люблю долгие пешие прогулки. — Зачем я сказал это?

— Мне тоже нравится ходить пешком, — говорит Эшли. Ну вот, значит, я не зря упомянул их. — У тебя, наверное, много друзей.

— Не очень. Люди считают меня слишком грубым. — Поверить не могу, что признался в этом. Что со мной происходит? Разве Эшли врач? Или ей интересны все эти глупости? Не понимаю, почему не наброшусь на нее прямо здесь и сейчас ? Очевидно, она хочет потрахаться. Что же меня останавливает?

— У меня тоже мало друзей, — вздыхает Эшли.

— Мне трудно в это поверить.

— Это правда. У меня нет ничего общего с женами партнеров Рэндалла. Они заняты только магазинами, совместными ленчами и обсуждением нянь. А я не понимаю, для чего нужна няня. Джереми мой сын, и я хочу сама о нем заботиться. Я должна всегда быть рядом, если что-то случится.

Пытаюсь представить Эшли обнаженной, а себя сверху, стонущего и потеющего, но ничего не выходит. Вижу, как мы, держась за руки, гуляем по пляжу и любуемся закатом. Откуда я взял это? Какие-то открытки с видами Калифорнии!

— Пожалуй, мне пора на работу. — Я нервничаю, и у меня кружится голова. Может, я заболеваю гриппом? Говорят, сейчас ходит вирус! Правда, вирусы появляются постоянно. Если кто-то еще раз скажет мне об этом, я не вынесу и прихлопну его.

— Можно задать тебе личный вопрос ? — спрашивает Эшли.

— Конечно.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать пять.

— Надо же, ты моложе, чем я думала, — хмурится она.

— А сколько тебе ?

— Гораздо больше, — смущенно улыбается она.

— Ты выглядишь не старше двадцати шести.

Ей нравится этот комплимент. Она широко улыбается и хлопает ресницами.

— Приятно слышать.

Она избегает моего взгляда, и я тоже отвожу глаза и встаю.

— Спасибо за кофе.

— Ты действительно должен идти ?

— Да. — Почему я нервничаю, как школьник?

— Послушай, — спрашивает Эшли, направляясь к двери, — ты разбираешься в садоводстве?

— В садоводстве? — Похоже, она не хочет, чтобы я уходил.

— Хочу посадить овощи на заднем дворе, но не знаю, как это сделать. Даже купила несколько книг.

— Я тоже не большой специалист в этом вопросе.

— Впрочем, все это глупости. Даже не знаю, зачем я сказала. Забудь об этом.

— Нет, совсем не глупости. Нужно есть овощи, выращенные своими руками, правильно?

— Так ты мне поможешь?

— С удовольствием.

— Не хочу, чтобы Рэндалл знал об этом. В это, конечно, трудно поверить, но он не одобряет мою идею.

— Ничего не надо объяснять. Это твой небольшой огород, а я специалист по овощам.

Эшли смеется и выглядит довольной. А я более чем счастлив!

— Может, ты заедешь как-нибудь во время ленча? Мы поработаем в саду, и я сделаю тебе сандвич или еще что-нибудь.

Или еще что-нибудь?

— Великолепная идея. Лучшего занятия во время перерыва не найти, — говорю я. А хотел бы сказать: «Что ж, красотка, готовься потрахаться!» Вот вам и оговорка по Фрейду!

 

ГРИФФИН

У меня есть все основания для морального удовлетворения. Чего не скажешь о физическом: в желудке пожар, как на нефтяных скважинах в Ираке. Барт Абельман имел колоссальный успех на фестивале комедийных искусств в Аспене. Теперь его хотят заполучить все телеканалы. Эн-би-си предложил самые лучшие условия для его раскрутки. Обычно это означает, что будет написан сценарий и, возможно, по нему даже снимут пилотный выпуск. А это дает возможность получить место в сетке программ следующей осенью или в крайнем случае в середине сезона. Джонни будет очень доволен этим известием. Он сейчас поглощен новостями о Виктории, вызывающими у него обильное слюнотечение. И пребывает в таком хорошем настроении, что я решил заговорить о повышении именно сегодня.

Вхожу в здание, и со мной здоровается охранник Стью:

— Доброе утро, Гриффин.

— Доброе утро.

Он выходит из-за стола.

— У меня появилась новая идея по поводу Тревиса. Что, если ему сыграть спятившего серийного убийцу животных?

— Серийного убийцу животных? — переспрашиваю я.

— Да, скажем, когда этот парень был ребенком, на него набросилась собака. И, допустим, сильно его изувечила. И теперь он бродяжничает и убивает животных.

— Очень оригинальная идея, — усмехаюсь я.

— Мне тоже так кажется. Я придумал это вчера вечером, когда ложился спать. Знаешь, у меня постоянно появляются разные идеи, ничего не могу с этим поделать.

— Я бы ушел от рассказа о его лечении и сразу приступил к основному действию.

— Именно так я и думал! — Стью сияет от удовольствия.

Сажусь в лифт.

— Удачи тебе!

Я начинаю лгать не хуже Джонни. Вхожу в офис и здороваюсь с Джуди.

— Как дела?

— Телефон звонит не умолкая. Ларри Кинг просит об эксклюзивном интервью с Викторией. А я, честно говоря, не могу отойти от шока.

— Понимаю. Это настоящая трагедия. Самому не верится.

— Это только доказывает истинную ценность жизни. В глобальном смысле большинство наших проблем ничего не значат, ведь правда?

Мы склоняем головы и некоторое время молчим. А потом снова возвращаемся к рабочим вопросам.

— Между прочим, — говорит Джуди, когда я уже направляюсь к себе, — Рэндалл Блум звонил уже дважды. Он спрашивает, согласился ли Тревис сниматься в фильме о комете.

— Метеорите.

— Он приедет к одиннадцати.

— Блум?

— Нет, Тревис.

— Зачем?

— Не знаю, так просили передать. Еще звонили с Эн-би-си… — Она делает паузу и перебирает бумаги на столе. — По поводу какого-то Барта Абельмана.

— Барта? Ну конечно, это наш новый клиент.

— Ты нашел еще одну звезду? — радуется Джуди.

— Очень на это надеюсь. Барт должен встретиться с Его Величеством. Вот черт, он ведь тоже придет к одиннадцати.

— Не стоит волноваться. Тревис всегда опаздывает.

— Ты права.

— Я сообщу тебе, как только приедет мистер Абельман.

Подхожу к своему столу, кладу вещи и слышу знакомое жужжание солярия. Смотрю на часы. Он будет лежать в нем еще десять минут. Поднимаю трубку и звоню Тревису.

Кейша отвечает после второго гудка:

— Гм… алло?

Мне все время кажется, что она разговаривает по телефону с набитым ртом.

— Кейша, это Гриффин. Что это за история с приездом Тревиса?

— Понятия не имею, ты сам сможешь спросить у него.

— Он читал содержание «Огненной дыры»?

— А он вообще что-нибудь читает?

— Там всего-то две страницы.

Две страницы высоких слов о несуществующем сценарии. Если по невероятному стечению обстоятельств Тревис вдруг согласится, студия заплатит миллион баксов сценаристу, и через три недели Тревис получит первую черновую копию.

— Это очень важно, — продолжаю я. — Я надеялся, что в этот раз он сделает исключение.

— Я попрошу его, но, кажется, они с братом уже едут к вам.

— С братом?! — Волоски на шее встают по стойке «смирно». — Кейша, что происходит?

— Ленни вернулся неделю назад. Он на десять лет старше Тревиса. В детстве их разлучили и отдали в разные семьи. Это грустная история. Если тебе интересно мое мнение, она могла бы лечь в основу великолепного фильма. Ленни удивительно на него влияет. С его приездом не было ни вечеринок, ни наркотиков, ни друзей-неудачников. Поверь мне, этот бывший заключенный — настоящая удача.

— Бывший заключенный? — Я глотаю несколько таблеток «Тамс». — Давай начнем с этого.

— Пусть Ленни сам все расскажет. Он очень хочет встретиться с Джонни.

— Звучит пугающе, — говорю я.

— И не вздумай положить на него глаз, — предупреждает Кейша. — Он мой.

— Что? — Но она уже повесила трубку.

Сомневаюсь, стоит ли начинать сегодня разговор о повышении. День может оказаться весьма напряженным.

— Гриффин! — зовет Джонни.

Начинаются будни. Бегу в его офис — он лежит на спине в своем «электрическом гробу» и рявкает:

— Брызгай!

Подскакиваю, хватаю бутылку воды и несколько раз орошаю Джонни.

— Тревис согласился сниматься в фильме про комету?

— Мы спросим у него, когда он приедет.

— Он едет к нам в офис ?

— Да.

— Ну наконец-то маленький идиот образумился. Позвони Рэндаллу и попроси привезти сюда контракты.

Решаю сообщить новости до того, как Джонни перевозбудится от радости.

— Тревис едет с братом.

— С братом? Кого волнует его долбаный брат? Мне нужно делать фильм! Гриффин, хватит тратить мое время!

— Еще я пригласил познакомиться Барта.

— Кого?

— Комика. Он произвел фурор в Аспене.

— У меня нет на него времени. Брызгай!

Поливаю его водой еще несколько раз.

— Вчера поздно вечером мне звонили представители Эн-би-си, они хотят делать пилотный выпуск его шоу.

Джонни поворачивается и смотрит на меня сквозь защитные очки.

— Я тебя слушаю, — говорит он.

— Они считают, что он лучший комик, после «Зайнфельда».

— Еврей?

— Да, думаю, Барт Абельман — еврей.

Это может быть и немецкая фамилия, — защищается Джонни. — Эйблман, — произносит он с немецким акцентом и добавляет: — И его тупой брудер — Дисэйблман.

Неплохая шутка, но я сдерживаю смех.

— Все это очень хорошо, — перебирает пальцами Джонни. — Эн-би-си всегда испытывала слабость к евреям. Мунвес — еврей, ты знаешь об этом?

Он в очередной раз доказывает, как плохо владеет ситуацией. Решаю не поправлять его, хотя Лес Мунвес на самом деле — президент Си-би-эс.

— Я не знал.

— Только вблизи в нем можно различить еврея. Его всегда хорошо фотографируют.

— Счастливчик! — замечаю я.

— Сообщи мне, когда приедет герр Абельман.

Звучит таймер, я поднимаю крышку и протягиваю Джонни полотенце. Он снимает очки, смотрит на меня с неким подобием улыбки, и тут меня покидает страх и я решаюсь:

— Джонни, не уверен, что вы помните, но сегодня мы планировали обсудить мое повышение.

Он вытирается, делая вид, что ничего не слышал.

— Джонни?

— А разве уже прошел год?

— Да я вкалываю на вас уже три года! Я уже нашел одну суперзвезду и думаю, Барт будет популярен не меньше Тревиса, а может, даже больше. А это означает шоу на телевидении, что даст реальные деньги.

— Слушай, дружище, можешь мне не рассказывать. Ты как будто читаешь проповедь при крещении. Этот бесталанный Ларри Дэвид был всего лишь партнером в «Заинфельде», а заработал двести пятьдесят миллионов долларов.

— Об этом я и говорю. У Абельмана есть способности.

— Что еще в моем расписании на сегодня ? — спрашивает Джонни, оборачиваясь полотенцем, и садится за стол.

Но я не позволяю ему сменить тему.

— Я сделал все, что от меня требовалось, и даже больше. Вы просили меня поработать еще год и обещали, что после этого я стану компаньоном со всеми привилегиями, деньгами на представительские расходы и зарплатой в шестьсот пятьдесят долларов в неделю.

— Барт Абельман уже здесь, — сообщает Джуди по интеркому.

— Проводи его, — говорит Джонни и тянется за одеждой. — Мы обсудим твой вопрос позже.

— Когда?

— Мне сложно говорить об этом, ведь я не знаю, будет ли Тревис сниматься.

— Как это связано?

— Я еще в здравом уме и не могу повышать человека, который не в состоянии заключить сделку.

— А как же вся тяжелая работа, которую я проделал, чтобы достичь того, что мы сейчас имеем?

— Это была тренировка. А теперь ты в основной лиге. И если хочешь пробиться в стартовый состав, я должен знать, из какого теста ты сделан.

Не успеваю ответить, потому что входит Барт.

— Привет, дружище! — встаю я. — Рад тебя видеть. Как твоя жена? — Моя способность нести чушь начинает меня путать.

— Все в порядке!

По его интонации понимаю, что с женой, как обычно, проблемы.

— Сегодня звонили с Эн-би-си, приглашают нас на переговоры. Они хотят нам кое-что предложить.

— Круто! — ухмыляется Барт.

— Ради Бога, Гриффин, ты не хочешь познакомить меня с новой звездой телеканала Эн-би-си?

Поворачиваюсь к Джонни:

— Барт Абельман, Джонни Тредуэй. Знакомьтесь.

Джонни натягивает через голову бледно-лиловую рубашку-поло и подает Барту руку.

— Приятно познакомиться, — с воодушевлением говорит он. — Пожалуйста, присаживайся.

Барт садится, и я занимаю место рядом с ним.

— Как я понимаю, ты комик получше Ларри Дэвида.

— Не знаю, мне он нравится. Это один из моих кумиров.

— И моих тоже. У меня есть диск с записью всех его программ. Каждый раз нахожу в этом парне что-то новое.

— Вы видели номер с бисквитными тортами?

Джонни хлопает рукой по колену и так сильно хохочет, что я немного пугаюсь. Очевидно, он понятия не имеет, о чем говорит Барт.

— Это самый смешной эпизод, который я видел в жизни, — заявляет Джонни.

— Этот человек настоящий гений, — соглашается с ним Барт.

— А ты что можешь?

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — теряется Барт. — Я комик. Всего лишь стою на сцене и шучу.

— Великолепные шутки, — перебиваю я. — Очень современные.

— Давай, насмеши меня, — командует Джонни. — Хочу увидеть тебя в деле.

Я вижу, что Барту не нравится эта просьба, и предлагаю посмотреть кассету с записью шоу «Сегодня вечером».

— У меня в столе есть копия, — говорю я, вставая.

— Почему я должен смотреть кассету, если передо мной сам герой? — удивляется Джонни.

Мертвая тишина. Барт таращится на меня, недоумевая, во что он вляпался, подписав контракт. Мой желудок бунтует.

— Честно говоря…

И тут снова включается интерком, и голос Джуди прерывает Барта. Уверен, он рад этому не меньше меня.

— Джонни, — пищит Джуди, — Тревис Траск приехал.

Джонни вскакивает со стула, как будто к нему подключили электрический ток. Торопясь к двери, он хлопает Барта по плечу.

— Я чувствую, что уже люблю тебя. Я прослежу, чтобы Гриффин договорился о встрече с представителями Эн-би-си, и мы тебе позвоним.

Он быстро уходит, а Барт в смятении поворачивается ко мне.

— Я все испортил, да? — спрашивает он.

— Совсем нет! Джонни сегодня думает о другом. Тревис Траск приехал для обсуждения серьезного проекта. Речь идет о сделке в двадцать миллионов долларов, а Джонни никак не может принять решение и от этого сильно нервничает.

— Могу себе представить.

Понимаю, что говорю, как все придурки в этом городе, и ненавижу себя за это.

— Не переживай из-за Джонни, — утешаю я Барта. — Здесь я отстаиваю твои интересы. Чем меньше тебе придется с ним общаться, тем лучше.

— Неловко все получилось. Наверное, стоило все же пошутить.

— Это бесполезно. У Джонни нет чувства юмора. Его любимый комик — Эмо Филипс.

— О Господи! Надеюсь, ты шутишь.

— К сожалению, нет. Но не обращай внимания, он все равно один из самых влиятельных менеджеров в городе.

— Я ничего в этом не понимаю.

— Мало кто понимает. В нашем бизнесе заняты в основном идиоты. Он заправляется глупостью и абсолютно нелогичен. Но ты не должен волноваться — выходи на сцену и будь самим собой, а я проложу для тебя широкую большую дорогу через все это дерьмо.

Мы выходим в холл и сталкиваемся с Джонни, который идет нам навстречу, обняв Тревиса за плечо. Широчайшая улыбка моего босса угрожает сохранности имплантатов в его щеках. Брат — копия Тревиса — идет за ними. Барт видит молодого суперпопулярного актера и окончательно тушуется.

— Привет, Тревис, — здороваюсь я. — Как жизнь?

— О, дружище, отлично! — обнимает он меня. — Познакомься с моим братом Ленни.

Мы с Ленни обмениваемся рукопожатием, у этого парня очень крепкая рука.

— Отлично выглядишь, — обращаюсь я к Тревису.

Я говорю это каждый раз, и чем хуже он выглядит, тем убедительнее звучат мои слова. Но сегодня он действительно неплохо смотрится. Тревис кажется таким отдохнувшим, что даже светится изнутри.

— Познакомься с Бартом Абельманом. Это новый очень популярный эстрадный комик. Барт протягивает руку:

— Приятно познакомиться.

— Абельман! Я видел твое выступление в «Фабрике смеха»! И так хохотал, что едва не описался! Ты такой крутой!

— Спасибо! — Барт явно смущен. — Очень приятно слышать.

— Сообщи мне, когда снова будешь выступать, — добавляет Тревис и поворачивается ко мне: — Джеймс передает тебе привет. Похоже, он влюбился в тебя, парень. Интересуется, когда ты придешь подстричься.

— Хватит болтать, — прерывает нас Джонни. — Пойдемте в мой офис. Нам нужно многое обсудить. — Он провожает Тревиса и Ленни к себе в кабинет и выглядывает из-за двери. — Барт, я тебе позвоню.

Барт в отчаянии смотрит на меня:

— Ты сообщишь мне потом, ладно?

— Сразу, как только свяжусь с Эн-би-си, — улыбаюсь я, чтобы скрыть смущение.

— Кто-нибудь хочет пить? — интересуется Джонни и жестом отправляет меня к холодильнику. — Здесь огромный выбор: вишня, апельсин, виноград, дыня — все, что душе угодно.

— Я не хочу, — говорит Тревис.

Ленни бросает взгляд на солярий, быстро оглядывает кабинет и моментально составляет представление о Джонни Тредуэе. А тот щелкает пальцами в мою сторону:

— Персик.

Как обычно, вставляю в пакет соломинку и готовлю для него сок, стоя за столом из красного дерева.

Ленни расхаживает по офису, поднимает разные предметы и ставит их на место, как будто ищет наркотики. Джонни, заметно нервничая, наблюдает за каждым его движением, а потом поворачивается к Тревису с натянутой улыбкой.

— Итак, это твой большой брат Ленни, — произносит он. — Был один интересный персонаж по имени Ленни в книге о мышах Стейнуэя.

— Стейнбека, «О мышах и людях», — поправляю я.

— Я не читал. Только краткое содержание. Но у него был рейтинг три из пяти возможных.

— У тебя тут много интересных вещиц, — замечает Ленни. — Пожалуй, я наведаюсь сюда после закрытия и «обчищу» твой офис.

Джонни нервно смеется. Он хочет надеяться, что Ленни шутит.

— А ты острослов почище того комика, с которым мы только что заключили контракт. Ты выступаешь?

— Нет, — отвечает Ленни, даже не улыбнувшись.

— И когда ты приехал? — интересуется Джонни, беспокойно ерзая в кресле.

— Неделю назад.

— Тебе нравится?

— Великолепно! — язвительно отвечает Ленни, изучая точную копию китайской вазы десятого века.

— Итак, сегодня я пригласил вас для того, чтобы сказать: фильм «Огненная дыра» может стать хитом следующего лета. Мы уже запланировали премьеру на четвертый уик-энд июля. У этой картины гигантский бюджет, и тебе готовы заплатить двадцать миллионов. Поэтому, возможно, здесь нечего обсуждать и вопрос уже решенный.

— Давай для начала выясним одну вещь, — остановил его Ленни. — Это не ты нас позвал. Мы сами приехали. С этим все ясно?

— Конечно, да, абсолютно, — смешался Джонни.

— Теперь начнем сначала. Сколько ты получаешь из этих двадцати миллионов?

— Пятнадцать процентов. Это норма в нашем бизнесе, — закашлялся Джонни.

Ленни ставит вазу на место.

— Извини, возможно, я ничего не понимаю в голливудских делах, но разве этот вопрос не обсуждается?

— Вообще-то нет.

— Мне с трудом в это верится, — говорит Ленни. — Если я скажу тебе, что могу заплатить только десять процентов и на эти условия уже согласны парни из офиса с другой стороны улицы, ты что, предложишь мне пойти к ним?

— Какие парни с другой стороны улицы?

— Ответь на вопрос, Тредуэй.

— Ну… э-э-э… нет, не совсем. Но я не могу уменьшить ставку. Так не делается! Если я поступлю подобным образом с Тревисом, мне придется снизить ее и с остальными.

— Тревис — это не остальные. Десять процентов от двадцати миллионов — чуть больше, чем пятнадцать от четырех сотен в неделю.

— Я с этим не спорю! — Джонни пытается улыбнуться, но даже из противоположного угла кабинета я вижу, что его лоб становится влажным.

— Хорошо, неплохое начало. Ты получаешь десять процентов, и это наш подарок. И относиться к ним ты будешь соответственно. Мы хорошо друг друга Поняли?

— Думаю, да, — мямлит Джонни. — Мне нужно взглянуть на контракт.

— К черту контракты. Они существуют для того, чтобы их нарушать.

— Это ненормально, — возмущается Джонни. — Тревис, ты разрешаешь брату говорить от твоего имени?

— Мне кажется, он неплохо справляется, как считаешь?

— И что же ты делаешь, чтобы получить такую приличную сумму? — интересуется Ленни. — Судя по тому, что рассказал мне братишка, всю работу здесь выполняет твой секретарь.

— Я его ассистент, — поправляю я. Но естественно, не собираюсь подавать в суд из-за семантической ошибки.

— Фактически Гриффин мой партнер, — объясняет Джонни.

Партнер? Я не ослышался? Нет. Он сказал это, черт его подери!

— Мы все здесь одна команда. У меня много клиентов, — продолжает Джонни.

— Тогда, видимо, хорошие сценарии достаются кому-то другому, — замечает Ленни.

— Прости? — не понимает Джонни.

— Я прочитал две страницы об «Огненной дыре». Кто написал это дерьмо? Чья-то секретарша? И почему вы не прислали весь сценарий? Уверен, это полная чушь.

— Они пока дорабатывают его.

— Отлично, мы не торопимся и можем подождать.

— Понимаешь, Ленни, я играю на вашей стороне. И иногда нужно действовать быстро. Сейчас именно такой случай.

— Не для меня, — качает головой Ленни.

— Гриффин, ты не хочешь ему объяснить?

— Нет, — говорю я. — Почему бы вам не продолжить?

Джонни вытирает лоб.

— Что ж, Ленни, ты действительно плохо знаком с нашим бизнесом. И прежде всего тебе следует знать, что большинство в Голливуде не заинтересовано в производстве хороших фильмов. Мы оставляем это иностранцам. Нам нужны ленты, которые приносят деньги, а «Огненная дыра» уже дает доход. Мы еще даже не заключили договор, а на нас посыпались деньги. Это разве не замечательно?

— А мне все равно. Мой брат хочет сниматься в хорошем кино. В тюрьме я слышал идеи получше.

— В тюрьме?

Ленни садится на край стола, за которым сидит Джонни, и близко наклоняется к нему:

— Я долгих восемь лет был заперт в федеральной тюрьме штата Аризона. Из-за того, что какой-то придурок достал меня и я был вынужден его убить. Мне не нравится, когда меня кто-то раздражает. Ублюдки, которые наживаются на моем брате, определенно вписываются в эту категорию.

— Я никогда не наживался на Тревисе, — теряется Джонни.

— Куда уходят платежные чеки моего брата? Джонни вытирает лоб рукой.

— Сначала в агентство, а потом мне.

— Тогда, может, ты объяснишь, как получилось, что у Тревиса, заработавшего пять миллионов за последние три года, осталось всего четыреста тысяч?

Боюсь, я не в состоянии тебе помочь. Агентство берет десять процентов, потом я свои пятнадцать, какая-то сумма уходит на расходы, но все остальное сразу получает твой брат. Может, Тревис не умеет правильно распорядиться деньгами? Как считаешь, Тревис? Мне кажется, он ведет достаточно расточительный образ жизни. Например, этой чернокожей девушке он платит тысячу долларов в неделю.

Кейша зарабатывает в три раза больше, чем я? Вот черт!

— Знаешь что, — произносит Ленни после многозначительной паузы, — по дороге сюда я был готов дать тебе шанс. Но ты мне не нравишься. Ты долбаный тунеядец! Живешь за счет таланта других людей. И вся твоя система ценностей ни к черту не годится. Ты считаешь себя влиятельным человеком, а на самом деле ничего не значишь. Единственный важный здесь человек — это мой братишка. Думаю, в этом городе полно других лодырей, которые понимают это и постараются вести себя подобающим образом.

— Мне не нравится, когда меня называют тунеядцем, — возмущается Джонни. — Я нашел Тревиса…

— Не ты, а он, — указывает на меня Тревис.

— …и я занимался его карьерой с самого первого дня.

Ленни кладет большую тяжелую ладонь на плечо Джонни:

— Что ж, мой друг, я официально освобождаю тебя от твоих обязанностей.

— У нас контракт! — визжит Джонни.

— Хотелось бы взглянуть на него. Если ты не против.

— Гриффин… — жалобно смотрит на меня Джонни.

Не знаю, как себя вести. Если принесу копию контракта, сразу выяснится, что прошло уже три года и Тревис больше не является нашим клиентом. Как спасать задницу босса? И свою в том числе, ведь, если задуматься, восемь минут назад я официально стал партнером.

— Все наши контракты хранятся у адвоката, — быстро нахожусь я. — Мы не держим их здесь по… гм… причинам безопасности.

Конечно, последняя фраза была абсолютно лишней, как волос на куске мыла.

Холодный взгляд Ленни останавливается на мне.

— Нам могут прислать копию по факсу?

Джонни кивает мне, хотя нет никакого адвоката, хранящего у себя контракты.

— Позвони ему.

— Сейчас вернусь! — Я быстро иду к выходу. Но Ленни поднимает трубку телефона на столе Джонни и холодно останавливает меня.

— Звони отсюда, — командует он.

— Хорошо.

Направляюсь к столу, стараясь не нервничать, набираю домашний номер и изо всех сил прижимаю трубку к уху, чтобы заглушить мелодичный голос Мэла на автоответчике. Мне нужно имя. Ничего не приходит в голову. Лихорадочно оглядываю комнату и вдруг вспоминаю великолепную финальную сцену из фильма «Подозрительные лица». Смотрю на холодильник. И вижу бокал Джонни.

— Капри, пожалуйста! — громко говорю я в трубку. — Карлоса Капри! — О Господи! Карлос Капри! С таким же успехом я мог бы попросить Карлоса Капри-сан. Прикрываю трубку рукой и шепотом сообщаю: — Они переводят звонок в его офис.

Джонни смотрит на Ленни.

— Понимаю твою озабоченность, но меня действительно волнуют только интересы Тревиса.

— Конечно, именно так, — кивает Ленни.

Я выдерживаю паузу и отчетливо произношу:

— Карлос может поговорить с Джонни Тредуэем ? — Киваю, слушая воображаемый ответ. — Гм… понятно. Не знаете, когда он должен вернуться? Хорошо. Пусть он нам перезвонит. Это срочно. — Вешаю трубку. — Он уехал на ленч в «Уорнер бразерс». Должен вернуться к трем.

Я горжусь тем, что сделал, кроме, пожалуй, глупого имени. Но деталь с «Уорнер бразерс» должна компенсировать мою промашку. Джонни неодобрительно смотрит на меня и встает.

— Господа, если нет других вопросов, думаю, мы можем закончить наше небольшое совещание.

— Я хочу видеть контракт. — Ленни спокоен, как удав. Его трудно сбить с толку. Думаю, я тоже был бы крут, если бы знал, что голыми руками могу убить человека.

— Я пришлю, как только мы его получим, — обещает Джонни. — И, Тревис, пока мы улаживаем это маленькое затруднение, подумай, пожалуйста, о двадцати миллионах.

— Контракт, дорогуша. — Ленни сверлит его взглядом. — Я хочу, чтобы факс в доме Тревиса выплюнул его в три ноль одну.

Они уходят, и на сей раз Джонни не провожает Тревиса до лифта. Вместо этого он захлопывает дверь и поворачивается ко мне. Его лицо пылает всевозможными оттенками красного цвета.

— Капри? Что с тобой, черт возьми? Ты умственно отсталый?

Он берет хрустальный бокал и швыряет в меня. Пригибаюсь, уворачиваясь, и бьюсь лбом об степлер.

— О, больно.

— Что мне теперь делать? — кричит Джонни.

— Не уверен, что у нас есть выход, — отвечаю я, потирая ушибленное место. — Три года истекли два месяца назад. Формально Тревис уже не ваш клиент.

— Я же велел тебе составить новые контракты!

— Я сделал это. Они у меня в кабинете. Тревис не мог найти время подписать их.

— Тогда измени этот хренов контракт. Пусть он будет на пять лет.

— Это незаконно.

— Меня это не волнует. Он не знает, что подписывал, и копии у него нет. Этот маленький придурок жил в коробке под причалом в Санта-Монике, когда я нашел его.

:— Когда я нашел его, — исправляю ошибку. Пальцы Джонни лихорадочно движутся.

— Исправь этот чертов контракт, — приказывает он.

Я стою на месте.

— Не строй мне глазки, ты, мелкий гомик! — Он продолжает ругаться, и слюна брызжет изо рта на стол.

— Даже и не думал! — бормочу я. Внезапно осознаю, что мое повышение зависит от готовности пойти на преступление, и ухожу искать контракт. Мне нужно выпить! Какое счастье, что я собираюсь в «Трейдер Вик».

 

КЕЙША

Мы с Микаэлой и Гриффином грустим за нашим постоянным столиком в «Трейдер Вик». Коко приносит уже вторую порцию напитков. Впервые в жизни у меня не урчит в животе и я не ем яичные роллы. А ведь, признаться, живу ради них. Эта китайская еда действует на меня успокаивающе.

— Я оказался в довольно сложной ситуации, — хмурится Гриффин и делает большой глоток. Очевидно, у парня проблемы. И плюс к ним большая шишка на лбу, которая синеет на глазах.

— Скажи ему, что ты не будешь этого делать, — советует Микаэла. На ней обтягивающие кожаные брюки, которые я не смогла бы натянуть даже на руки. У нее наверняка расстройство на почве еды: должно быть, два пальца в рот — ее любимое занятие.

— Он меня уволит.

— Это лучше, чем оказаться в тюрьме, — предупреждает Микаэла.

Не стоит нарушать закон ради босса, — вступаю я. Конечно, я доставала наркотики для Тревиса гораздо чаще, чем Моника брала у Билла. Немного зелья считается в Калифорнии мелким преступлением. Поэтому у меня никогда не было с собой больше восьми доз.

— И откуда взялся этот Ленни Траск? — вздыхает Гриффин и смотрит в мою сторону. — Между прочим, тебе следовало предупредить меня. Я не предполагал, что он такой козел.

— А мне он нравится, — отвечаю я. — Особенно когда защищает своего братишку.

— Ради Бога, он преступник, вышедший из заключения. И дал это понять четко и ясно: «Я знаю тысячу способов расправиться с такими придурками, как вы».

— Правда? — удивляюсь я. — Он так сказал?

— Ну не совсем так. Но это подразумевалось.

— Никогда не видела его таким, — говорю я и начинаю нервничать больше обычного.

Гриффин это тоже замечает и осуждающе качает головой:

— Кейша, тебе нужна помощь.

— Что ты сказал? — сердито смотрю на него.

— Я вижу, ты одержима этим уголовником и не можешь трезво мыслить.

Качаю головой. Мой гороскоп советовал избегать сегодня общения с Близнецами.

— Ты ничего не понимаешь.

— Разве ты не видишь, что происходит? Тревис уволил бухгалтера, а теперь старается избавиться от Джонни. Ведь Ленни может запросто смыться с деньгами брата. А ты ничего не замечаешь, потому что помешалась на нем, как школьница. Кейша, послушай, я не думал, что ты так безнадежна.

Он и представить себе не может всей глубины этой безнадежности.

Появляется Джеб, плюхается на стул рядом с Гриффином и радостно говорит:

— Всем привет!

Он выглядит гораздо опрятнее, чем в прошлый раз, и кажется счастливым. Это довольно странно, потому что он стандартный Овен: грубый, агрессивный и раздражающий. Истинный зодиакальный Баттхед.

— Мы в хорошем настроении? — удивляется Гриффин. — Только не говори, что ты нашел новую шикарную работу.

Джеб делает знак Коко.

— Ну в некотором роде.

— Где? — интересуется Микаэла.

— Лучше промолчу. Я ассистент у очаровательной, красивой, доброй и успешной женщины!

Мы потрясенно смотрим на Джеба. Он краснеет. Парень, похоже, совсем запутался.

— И все? Никаких деталей? — спрашивает Гриффин.

— Ну вам известны мои достижения. Боюсь сглазить! — Джеб просит появившегося Коко принести содовой. Вода? Мы снова смотрим на него так, как будто он рехнулся.

— Мне нужно завязывать с алкоголем, — объясняет он. — А как ваши дела?

Отвожу глаза, борясь с желанием побольнее ударить Гриффина.

— Гриффин останется без работы, если откажется нарушать закон, — сообщает Микаэла.

— Джонни хочет, чтобы я подделал контракт Тревиса. Если откажусь, мы потеряем нашего самого ценного клиента.

— И ты готов на это?

— Не знаю.

Внезапно я понимаю: Гриффин собирается обмануть моего босса. И что с того, что Тревис — глупый смазливый ребенок? Он не заслуживает, чтобы с ним так поступали.

— Привет всем! Извините, что опоздала. — К столику приближается Рейчел и выглядит, как самая счастливая белая девочка после Синди Брэди .

— Гендальф, — обращается к ней Гриффин, — тебя еще не уволили?

— Нет, глупый, — улыбается Рейчел. — Посмотрите, что Виктория отдала мне. Мы разбирали ее одежду, и он оказался ей больше не нужен. — Рейчел открывает пакет из магазина «Барниз» и достает джемпер без рукавов цвета фуксии. — Это кашемир.

— Красивый, — цедит Микаэла сквозь зубы.

— На нем был ценник. Пятьсот семьдесят пять долларов!

— Она никогда ничего мне не дарила, — сердится Микаэла, и я не виню ее за это. Это уже слишком.

Улыбка исчезает с лица Рейчел, и она убирает джемпер. А к столу осторожно подходит белая девушка с косичками до плеч и подозрительно спрашивает:

— Извините, это встреча ассистентов?

— О, Мэрилин, привет, — радуется Рейчел, как маленький щенок.

— А, вот ты где! — замечает ее Мэрилин. — Я тебя не видела. Босс разбил мои очки.

— Специально?

— Трудно сказать.

— Знакомьтесь, это Мэрилин, — представляет Девушку Рейчел. — Ассистентка Алека Болдуина.

— Готова поспорить, ты с удовольствием что-нибудь выпьешь, — говорит Микаэла.

— Да, это правда, — нервно улыбается Мэрилин.

— Рекомендую «Май Тай», — предлагает Гриффин, снова закуривая. — Действует быстро и эффективно.

У кого-то звонит сотовый. Проверяю свой и вижу, что пропустила еще один звонок от парня из Внутренней налоговой службы. Он до сих пор так ничего и не понял.

Рейчел достает телефон и с гордостью объявляет:

— Это меня!

Она отходит от столика, чтобы поговорить, а Мэрилин заказывает «Май Тай».

— Ну, что представляет собой Алек ? — интересуется Микаэла.

— А об этом можно говорить? — пугается Мэрилин. — Я имею в виду — вы здесь обсуждаете свои ощущения и все такое?

— Ощущения? Я не понимаю, — пожимает плечами Гриффин.

— Как во время лечения ?

— Это больше похоже на встречу Общества анонимных алкоголиков, — замечает Микаэла.

И тут у меня наступает прозрение. Микаэла очень точно выразилась, поняла самую суть. Наши встречи действительно похожи на общение анонимных алкоголиков.

— Так и есть, — говорит Гриффин, ощутивший то же самое, что и я. — Очень похоже. Мы группа поддержки для людей, измученных ужасными боссами.

Тогда я рада, что оказалась здесь, — начинает свой рассказ Мэрилин. — Рейчел сказала, что вы собираетесь каждую неделю, и уверяю вас, я стану завсегдатаем.

— Он настолько плох?

— Ужасен. Мне приходится выслушивать бесконечные рассказы о том, как Ким разбила ему сердце. Поверьте, он твердит об этом часами. Еще одна любимая тема: почему он не стал суперзвездой и теперь вынужден играть небольшие роли в малобюджетных фильмах за паршивые сто тысяч в неделю.

— Сто тысяч в неделю? — возмущается Джеб. — Бедный парень. Как можно жить на такие деньги?

Возвращается Рейчел.

— Что тут у вас происходит?

— Так это ты сказала Мэрилин, что у нас здесь группа поддержки ассистентов? — спрашивает Микаэла.

— Разве не так? Я ошиблась?

Гриффин прикидывается участником собрания анонимных алкоголиков.

— Привет, меня зовут Гриффин. Я ассистент. Хлопаю в ладоши. Остальные, оценив шутку, присоединяются.

— Привет, я Микаэла. Я здесь впервые и очень волнуюсь. Я тоже ассистент. Но к тому же еще и актриса. У меня есть с собой фотографии, если кому-то будет интересно.

Мы аплодируем и смеемся.

— Здравствуйте, я Джеб. Еще совсем недавно я работал ассистентом. Для меня это было довольно трудное время, и я до сих пор стараюсь справиться с тяжелыми последствиями.

— Правильно, Джеб.

Подходит моя очередь.

— Меня зовут Кейша. Я ассистент, и к тому же у меня темная кожа. Я работала в Департаменте транспортных средств, поэтому привыкла к плохому обращению. Но работа ассистента — это отдельная история.

Все хлопают и смеются, а Гриффин делает знак, чтобы нам принесли еще выпить. Потом наступает очередь Рейчел.

— Я Рейчел и тоже ассистент. Я достаточно долго не работала и благодарна за то, что меня приняли! — Черт возьми, она начинает плакать! — Мне нравится моя работа, — говорит она, вытирая слезы. — Я здесь, потому что хочу выполнять ее как можно лучше!

Боже мой, я и не представляла, что у этой девушки такие проблемы с головой!

 

РЕЙЧЕЛ

У Микаэлы ненатуральные груди. Нет, я не пялюсь а нее постоянно, но сегодня она надела обтягивающую футболку, которая особенно подчеркивает ее бюст. Грудь не должна быть твердой и идеально круглой, как бейсбольный мяч. Честно говоря, сама я практически плоская, но достаточно видела и слышала, чтобы понять — она должна быть мягкой. А груди Микаэлы можно сравнить с искусственными фруктами. Мне ужасно хочется спросить ее об этом, но я никак не могу решиться. Некоторые вещи являются очень личными. Лучше я задам Микаэле другой вопрос.

— Сколько тебе лет?

— Невежливо спрашивать девушку о возрасте, — морщится она.

— А я не обижаюсь, когда меня спрашивают. И сразу говорю, что мне двадцать. Какой смысл притворяться кем-то, если ты им не являешься?

— И сколько, по-твоему, мне можно дать?

— Тридцать два.

Она задерживает дыхание.

— Но я не такая старая. Я действительно так выгляжу?

Понимаю, что задела ее, и вспоминаю ее же наставление: «Если сомневаешься, твое спасение — ложь, ложь и только ложь!»

— Я шучу. Ты выглядишь не старше двадцати девяти.

Но это ей тоже не понравилось.

Мы с Микаэлой сидим во внутреннем дворике. Она курит, а я пью витаминную воду «Пауэр С», потому что мне не хватает витамина С. Мы ждем, когда Виктория закончит с доктором Шазу. Он не настоящий врач, а целитель из Индии, работающий со знаменитостями. С Викторией он занимается раз в неделю: монотонно произносит какие-то тексты и лечит чем-то вроде ароматерапии — когда он уходит, неприятным запахом пропитан весь этаж. Смотрю на яркий тлеющий кончик сигареты Микаэлы. Ей не стоит курить, это очень неженственно. Она выдыхает дым через нос, и я думаю, не сжигала ли она когда-нибудь волоски в носу.

— Тебе не кажется странным поведение Виктории? — спрашивает она.

Удивленно моргаю:

— Я ничего не замечала.

— Об этом я и говорю. Предполагается, что она умирает, а я не вижу никаких лекарств, кроме обычных викодина, валиума и ксанакса. Их она глотает, как «тик-так».

— Может, помочь уже нельзя и они стараются смягчить процесс.

— И что это тогда?

— Что «это»?

— Что ее убивает.

— Тихо! Она уволит нас, если услышит. Ты ведь помнишь, что она сказала.

Микаэла пожимает плечами, но понижает голос: — Не знаю, мне все это не нравится. Вся желтая пресса страны безрезультатно пытается выяснить, что происходит.

— В «Уикли уорлд ньюс» считают, что Викторию похитили инопланетяне, а вместо нее посадили двойника, который не протянет в земной атмосфере больше нескольких месяцев, — напоминаю я Микаэле.

Она смотрит на меня, как будто я ненормальная.

— Сомневаюсь, что эта газета заслуживает доверия больше, чем все остальные.

— В Шугарленде у меня был учитель испанского, который утверждал, что его похищали инопланетяне, — рассказываю я. Это правда. Его звали сеньор Малдонадо. Он говорил, что им нравилось толкать и колоть его разными предметами, и, за редким исключением, это было muy mal .

— Да, все это полная чушь. Она сидит у Ларри Кинга, предается воспоминаниям о крутой карьере и строит планы, ведь сериал получает такой неожиданный и великолепный поворот сюжета. Но стоит ему задать вопрос о болезни, она уклоняется от ответа и уходит.

— А мне передача очень понравилась. И Виктория держалась ровно. Тебе не кажется, что в последнее время она обрела внутреннее спокойствие? Это видно по ее лицу.

— Не говори глупости. Это же ботокс! — возмущается Микаэла.

— Микаэла!

Мы обе вскакиваем и оборачиваемся. Из дома выходит Виктория.

— Расплатись с Шазу, пожалуйста. Он ждет в холле, — говорит она.

— Конечно! — вскакиваю я.

— Нет, Рошель, не ты. Я хочу, чтобы это сделала Микаэла.

Ой-ой-ой! Что это значит? Я начинаю нервничать, и мои ладони покрываются потом.

— Сейчас вернусь, — кивает Микаэла и уходит в дом.

Смотрю на хозяйку:

— Вам что-нибудь нужно, мадам?

— Нет, нам нужно поговорить. Пойдем, — приказывает она.

Я иду за ней в дом. Желудок сводит, и мне срочно нужно в туалет, но я стараюсь ровно дышать и надеюсь, что все пройдет. Меня уволят, я знаю! Плетусь за Викторией до ее комнаты.

— Садись, — говорит она, показывая на большое мягкое кресло в углу.

Комната в дыму от горящих ароматических свечей. Мне хочется разогнать его рукой, но я сдерживаюсь. Сажусь и уговариваю себя не плакать, когда она меня уволит. Виктория садится в такое же кресло и смотрит на меня, отчего я нервничаю еще сильнее, если это вообще возможно. Я стараюсь, как этого требуют правила, не смотреть на нее, но не знаю, на чем еще можно остановить взгляд. Глаза шарят по комнате, как будто я сумасшедшая, а голова начинает кружиться.

— Болезнь заставила меня многое переосмыслить, — начинает Виктория.

Ну вот оно! А я так старалась! Заказывала все, что она просила. Ведь только сегодня утром принесли блинницу «Пэнкейк уизард» и брошюру Карлтана «Больше никаких процентных выплат до февраля 2007 года!».

— Я слишком долго вела невоздержанную жизнь, но правда в том, что в душе Виктория Раш — обычная девчонка. — Она говорит так мягко и тихо, что я боюсь задремать. — Я выросла во Флориде, в Холи-Понд — это маленький провинциальный городок, в котором нет ни модных магазинов, ни ресторанов. Моя семья жила в трейлере. Самым радостным событием на неделе был поход с отцом в закусочную «Дэйри куин» в пятницу вечером. — Она умолкает, а я чувствую, что мой живот сейчас лопнет. Если впереди вся история ее жизни, мне конец. И этому креслу тоже! — Я потратила так много денег на всякие пустяки. К примеру, вот эта комната. Ты знаешь, сколько я заплатила дизайнеру интерьеров только за одну эту комнату?

— Нет, мадам.

— Мне стыдно тебе признаться. Прежняя Виктория хвасталась бы этим, но Виктория настоящая стала совсем другой, — произносит она.

У меня урчит в животе. Газы бурлят и распирают меня. Надеюсь, она ничего не слышит.

— Видишь этого ужасного жирафа? — спрашивает она.

Конечно, вижу. Он керамический, достигает трех футов в высоту, и на шее у бедняжки напряжена мышца, как у настоящего жирафа в зоопарке Санта-Бар-бары. Я о нем читала.

— Я заплатила за него десять тысяч долларов.

— Вот это да! Огромные деньги.

— А теперь скажи мне, Рошель, какой в нем смысл?

— Декоративный ?

Она встает, подходит к камину и берет красное с золотом китайское блюдо.

— Угадай, сколько оно стоит?

Пожимаю плечами.

— Пять тысяч. Золото, двадцать четыре карата. Пять тысяч за тарелку, из которой ты никогда не будешь есть. Она стоит здесь на подставке без всякой пользы. Это так называемый предмет роскоши. — Виктория ставит тарелку и берет золотую рамку для фотографий. В ней ее моментальный снимок вместе с Мэттом. — Вот еще один. Угадай, сколько это стоило?

— Восемь тысяч?

— Девять девяносто девять, — качает головой Виктория. — Я купила ее в «Уоллмарт» . — Перед тем как поставить рамку на место, она гладит лицо сына. — А теперь скажи мне: какой из этих трех предметов самый ценный?

Никогда не думала, что мне придется разгадывать загадки. О Боже! Надеюсь, я отвечу правильно.

— Фотография Мэтта?

— Конечно, — одобряет она и садится. — Виктория Раш хочет упростить свою жизнь. Она с тоской вспоминает те времена, когда многие вещи делала сама. Она не знает, в какой момент стала настолько беспомощной. В этом смысле слава — забавная вещь! Ты усердно трудишься, чтобы подняться на вершину, но, оказавшись там, расслабляешься. Перестаешь уделять внимание личным связям, духовности и единению со всем миром. Мы все объединены одной космической силой. Рошель, поверь мне, твое вхождение в эту силу зависит от баланса в твоей жизни. Тебе все ясно?

Киваю, но почти ничего не понимаю. Меня увольняют или нет?

— Короче говоря, Виктории Раш не нужно так много помощников.

Вот оно! Неопределенности больше нет. Я чувствую, как мои глаза наполняются слезами. Снова задерживаю дыхание и смотрю в пол. Не хочу, чтобы она видела, как я плачу.

— Я решила оставить тебя и уволить Микаэлу.

Мои ягодицы разжимаются, что очень опасно, и я поднимаю голову.

— Как? — Оказывается, я смотрю ей прямо в глаза, но ничего страшного не происходит.

— В последнее время я не очень довольна работой Микаэлы. Кроме того, мы с тобой гораздо лучше подходим друг другу.

Мои руки перестают потеть.

— Правда?

— Да, — подтверждает она. — Рошель, в тебе что-то есть. Не могу точно определить, что именно, возможно, твое простодушие, перед которым невозможно устоять.

— Спасибо, — говорю я.

— Пожалуйста, сообщи об этом Микаэле.

— Я ? — У меня снова схватывает живот. — Я должна сказать ей, что она уволена?

— Ты же не думаешь, что это буду делать я?

— Гм… нет, мадам.

— Хорошо. Теперь, если не возражаешь, я ненадолго прилягу. Это лечение меня изматывает.

Я вынуждена сесть на лестницу, чтобы взять себя в руки. Виктория сказала, что «мы подходим друг другу». Знаменитая женщина хорошо ко мне относится! Но как быть с Микаэлой? Теперь она моя подруга. Как сказать ей, что она уволена? Спускаюсь вниз и вижу ее в холле со стопкой газет.

— Где ты была? Опускаю глаза.

— Виктория хотела поговорить со мной.

— О чем?

— О разных вещах. — Как я могу сказать ей прямо?

— Каких вещах? — раздражается Микаэла.

— Она хочет жить проще, — начинаю я.

— И?..

— Сбалансировать свое единение…

— Что?

— Ей нужен только один ассистент, — выпаливаю я.

— Я уволена? — спрашивает она.

Делаю такое лицо, как будто меня мучают газы, что недалеко от истины.

— Ты шутишь?

— Извини, я думала, она выгонит меня. Я шокирована не меньше, чем ты.

— Если она сокращает штат, то почему оставляет тебя? Я работаю здесь дольше.

— Она считает, что мы лучше подходим друг другу, — шепчу я.

— Она разговаривала с тобой раньше?

— Мы много разговаривали.

— Когда, например?

Я молчу. Дело в том, что по-настоящему я никогда не беседовала с Викторией. До сегодняшнего дня. Но теперь она изменилась. Может, новая Виктория на пороге смерти смогла проникнуть в мою душу и понять, какая я замечательная девушка.

— Микаэла, прости, — говорю я. Мне действительно жаль. Но было бы гораздо хуже, если бы уволили меня, поэтому я немного смущена. Чувствую себя плохим человеком, но ведь я не делала ничего дурного.

— Не знаю почему, но я не сержусь на тебя, — вздыхает Микаэла. — Ты так и осталась бестолковой.

— Это низко — так говорить.

— Ты права, — соглашается Микаэла. — Извини.

— Мистер Мерчинсон — мой преподаватель английского в средней школе — считал, что я многое вижу не так, как окружающие. Но я не бестолковая. Он думал, что именно это качество делает меня хорошим писателем.

— Только не рассказывай мне, что ты написала сценарий о молодой девушке из Шугарленда, которая приезжает завоевывать Голливуд, и обо всех очаровательных и странных людях, которых она оставила, отправившись на поиски своего «я».

— Ничего себе! Откуда ты знаешь?

— Да так, простое предположение, — усмехается Микаэла.

— Большая часть сценария о ее отношениях с матерью-алкоголичкой. О том, как тяжело ей вырваться на свободу. Думаю, хорошая книга должна затрагивать в человеке неожиданные чувства.

— Значит, ты спала с ним?

— С кем?

— С твоим учителем английского?

— Нет… — Я никогда не умела лгать. — Да, один Раз.

— Удачи тебе, Рошель! — сердито говорит Микаэла и уходит.

— Увидимся в «Трейдер Вик», да? — кричу я ей вслед, но она не отвечает.

Не знаю, радоваться мне или огорчаться. Я в тупике.

* * *

— Как мне поднять тебе настроение? — спрашивает Дэн.

Я сижу на диване, притянув колени к груди.

— Хочу, чтобы позвонила мама. Я оставила ей миллион сообщений.

Дэн не отвечает, и я понимаю, о чем он думает. Он считает, что моя мать в кашемировом джемпере цвета фуксии, который я отправила ей, без сознания валяется в «О'Херихаи» — единственном ирландском баре за семьсот миль от города. Интересно, кто в таких случаях отвозит ее домой?

— Ты не скучаешь по Шугарленду? — любопытствую я. — По ненормальному бармену-ирландцу, ребятам в «Старбакс», сеньору Малдонадо и его пришельцам? Девушке-полуиндианке с кожной болезнью? По тому, как плакал мистер Мерчинсон, говоря о Шекспире?

— Нет, — говорит Дэн, и он не лукавит. — И она не была индианкой. У нее просто плохая кожа.

Не знаю, как справиться со своими чувствами. Я действительно счастлива, что меня не уволили, но мне жаль Микаэлу. В этом городе очень сложно завести друзей, а мне казалось, что мы стали ближе.

— Хочешь, поедем в мексиканский ресторан? — предлагает Дэн.

— Нет, мой желудок еще не отошел от разговора с Викторией.

— Рейч, возьми себя в руки! Я понимаю, ты расстроена из-за Микаэлы, но ведь ты не виновата. Виктория выбрала тебя. Вот и все. Постарайся радоваться, ладно? Ты ведь теперь часть этого бизнеса.

— Я никогда не получу ответ из Школы кино и телевидения, — ною я. — Им не понравился мой сценарий.

Дэн открывает ящик стола, достает остатки марихуаны и начинает скручивать сигарету. Как здорово иметь такого друга, как Дэн! Он очень хорошо меня знает и понимает, что именно мне нужно в подобном настроении. А со мной такое часто бывает. Мистер Мерчинсон тоже знал эту мою особенность. Он говорил, что я слишком чувствительна, и такие люди, как я, страдают и от чужих проблем также.

— Вот что делает тебя писателем, — сказал он мне однажды. — А ты, конечно, знаешь, что Кьеркегор говорил о писателях.

— Кто?

— Он говорил: «Весь мир можно разделить на тех, кто пишет, и тех, кто не пишет».

— И какая часть лучше? — спросила я.

Но в ответ он лишь шикнул на меня, а потом закрыл дверь в класс и погасил свет.

 

ГРИФФИН

Обмануть бывшего заключенного оказалось не так уж сложно! Ленни Траск хотел увидеть контракт собственными глазами. Никаких проблем, амиго! Я отсканировал оригинал, изменил срок действия с трех лет на пять и распечатал новую копию, только без подписи. Мне оставалось лишь расписаться, и это тоже было несложно: я миллион раз подделывал подпись Тревиса на фотографиях для поклонников и журналистов. Никогда не думал, что в мои обязанности будет входить «беловоротничковая преступность» , но разве у меня есть выбор? Мне нужно начать поиск своего «я»! Поднявшись выше по «цепи питания», я перестану заниматься преступной деятельностью. Все знают, что я хороший парень! Но Джонни предъявляет ко мне, как к работнику, очень жесткие требования, и я вынужден выполнять их. Меня нельзя привлечь за это к ответственности! Я постоянно убеждаю себя в этом. Наверное, Эйхман думал так же.

Закусываю губу и вздыхаю.

Получив документ, Ленни внимательно изучает его, а потом протягивает Тревису:

— Это твоя подпись?

Пока Тревис изучает подделку, мой желудок сходит с ума.

— Ага.

Ленни показывает ему текст:

— Видишь это? Никому не давай обязательств на такой срок! Усек?

Тревис испуганно кивает и уходит из комнаты.

— Тебе не поздоровится, если контракт не настоящий, — поворачивается ко мне Ленни.

Меня снова начинает мучить изжога.

— Можешь не сомневаться, с ним все в порядке. Он пристально смотрит на меня:

— А по-моему, ты дрожишь, приятель.

— С чего мне волноваться? — нервно поправляю я воротник.

— Это ты мне скажи.

— Тут и говорить нечего.

— Расслабься! — хлопает он меня по спине. — Я просто тебя испытываю. Вижу, ты хороший парень! Вот твоего босса я не люблю!

Чувствую такое, сильное облегчение, что готов обнять Ленни.

— Лен… — Тревис входит в комнату, таща за собой набитый рюкзак. — Так мы едем?

— Как только проводим Гриффина.

— Ребята, куда это вы собрались? — интересуюсь я.

— В небольшое путешествие, — сообщает Лени.

— На пару дней, да?

— Может, на пару дней или на пару недель, а возможно, и на пару месяцев, правильно, Тревис? Решим по ситуации.

— А как же «Огненная дыра»? — В моем голосе появляются панические нотки. — Тревис, мне нужно твое согласие. И могу назвать тебе двадцать миллионов причин, почему ты должен сказать «да».

— Давай, — говорит Ленни, подталкивая меня к двери, — только реальных.

— Ладно, но как я вас найду?

— Это подождет, — говорит Ленни, обнимая меня чуть сильнее, чем требуется. — Если я и усвоил что-то в жизни, так это то, что никогда нельзя вести переговоры с позиции слабого. А сейчас вы с Джонни выглядите не очень. Мы нужны вам, а не наоборот.

— Но мы представляем интересы Тревиса, — пытаюсь протестовать я.

— Конечно, но пятнадцать процентов от ничего — это ноль. — Ленни открывает дверь, ухмыляясь, точно как его братишка, и захлопывает ее за моей спиной.

Глотаю две таблетки «Тамс», сажусь в машину и возвращаюсь в офис. Не знаю, как сообщить Джонни плохие новости. Но сейчас мои мысли заняты Ленни: этот парень чертовски умен. Мне есть чему у него поучиться. Конечно, он новичок в нашем бизнесе, поэтому и от меня может кое-что перенять.

Когда Ленни вернется, мне стоит многое с ним обсудить.

* * *

— Он согласился, — сообщаю я Джонни, пытаясь изобразить некий энтузиазм.

— Слава Богу! — кричит тот, выскакивает из солярия и, пританцовывая, направляется к телефону.

Его пыла с лихвой хватило бы на нас двоих. — Свяжись с Рэндаллом Блумом и скажи ему, что вопрос с «Огненной дырой» решен. Мы сразу отправим контракт Тревису, а потом позвоним в «Вэрайети».

— Я бы не торопился, — спокойно говорю я. — Он купился на подлог, но абсолютно не заинтересован в этом фильме.

— Что?!

— Даже хуже. Тревис и Ленни отправились в небольшое путешествие. Ленни сказал, что они «с нами свяжутся».

— Небольшое путешествие? Кто, в конце концов, здесь главный? Куда и на сколько они отправились?

— Я могу ответить только на один из этих вопросов. О том, кто здесь главный. И ответ — Ленни.

— Немедленно найди этого сукина сына, или ты уволен!

— Уволен? Я? Джонни, я так не думаю. В мире есть только два человека, которые знают правду о контракте Тревиса, и я — один из них.

— Ты что, шантажируешь меня, сволочь?

— Джонни, ты сделал это своими руками.

— Ты, неблагодарный маленький…

— Давайте поговорим о Барте Абельмане, — предлагаю я.

Похоже, Джонни тяжело дышать. Он поворачивается ко мне спиной, считает до десяти и прилагает все усилия, чтобы обуздать свои буйные эмоции.

— Это тот комик, с которым мы подписали контракт, — прихожу я на помощь. — Или, правильнее будет сказать, я убедил вас подписать с ним контракт.

Джонни не оборачивается. Проходит некоторое время. Думаю, он крайне взбешен.

— Эн-би-си будет снимать пилотный выпуск шоу. Они прислали нам на рассмотрение список тех, кто займется его производством.

Джонни наконец оборачивается. Он слегка успокоился.

— Только пилотный выпуск? Почему мы не требуем сразу шесть передач? — возмущается он.

— Думаю, это неразумно и маловероятно. Но я верю в Абельмана, у него все получится. И еще, Джонни, мы наверняка найдем для вас хорошую роль.

— В пилотном выпуске?

— Может быть, сначала выход без слов, чтобы представить ваш персонаж.

— Отправь Абельману бутылку вина, — говорит он. — Но не слишком хорошего.

— Уже сделал.

— Тогда позвони Блуму и расскажи ему плохие новости о фильме. Может, ему удастся раскопать еще один великолепный несуществующий сценарий.

Ухожу из офиса Джонни и понимаю, что мой босс— полный болван. Звоню Кейше из своего кабинета.

— Их здесь нет, — сообщает она.

— Я знаю. Но если они позвонят с дороги, скажи Ленни, что мне очень нужно с ним поговорить.

— Значит, — Кейша явно ухмыляется, — ты тоже хочешь этого парня!

— Говори о себе! — И я вешаю трубку.

* * *

У нас с Бартом совещание с двумя создателями шоу в офисе телекомпании Эн-би-си. Обязанности создателей шоу полностью соответствуют названию должности: они в буквальном смысле делают программу, начиная со сценария, подбора актеров, самого производства и окончательного монтажа. Другие продюсеры и начальство телекомпании будут время от времени вмешиваться и что-то портить, но пока что мы распоряжаемся сами.

По дороге в телестудию Барт спрашивает меня об этих людях. Объясняю ему, что я выбрал наиболее опытных в создании сериалов, и оба они начинали с эстрады.

— Они так и не достигли больших успехов на этом поприще, но великолепно пишут, и я знаю, что являются профессионалами своего дела. Думаю, ты будешь доволен.

Мы встречаемся с создателями шоу в их временном офисе, площадью не больше туалета в трейлере и таком же вонючем. Их имена Билл Дэниеле и Дейв Лоури, и выглядят они соответствующе: два седеющих парня, сломленных десятью годами низких заработков. Мы знакомимся, и Билл, вытирая очки о рубашку, сразу переходит к делу.

— Итак, Барт, Эн-би-си поручило нам сделать для тебя шоу. У тебя есть какие-нибудь мысли?

Он постоянно проводит языком по кривым передним зубам. Мне кажется, это побочный эффект от какого-нибудь антидепрессанта.

— Вы ставите меня в сложное положение, — заявляет Барт. — Я думал, мы все вместе обсудим.

— Тебе первое слово, — вступает в разговор Дейв.

— Ребята, зачем вы издеваетесь над моим клиентом? — не выдерживаю я.

— Извини, — говорит Билл. — У нас было тяжелое утро.

— Все началось с офиса.

— Восемнадцать долбаных лет в бизнесе, и эта Дыра — лучшее, что нам смогли предоставить.

— Меня не волнует офис, — уверяет Барт. — Я счастлив, что здесь оказался. Мне кажется, это замечательная возможность для всех нас.

Билл с Дейвом переглядываются. Только абсолютный новичок способен с такой наивностью относиться к этой работе. Если бы не излишняя сентиментальность, слова Барта могли бы оживить нашу беседу. Но к счастью, Барт в полной эйфории.

— Я размышлял об этом, — продолжает он. — Шоу об эстрадном комике уже было в «Зайнфельде», бар как место действия сразу же напомнит «За ваше здоровье!». Я подумал о боулинге, но такая идея была у Эда Салливана, и мужлан со Среднего Запада не подходит — тогда мы влезем на территорию Дрю Кэрри.

Я поражен. Нет сомнений, Барт основательно подготовился. Производители шоу тоже под впечатлением.

— Что, если сделать все как в жизни? Шоу о милом еврейском мальчике, который родился и вырос здесь, в Лос-Анджелесе. Ну или в Долине. Всю неделю они с женой работают в маленькой парикмахерской, обслуживают своих придурковатых клиентов, выполняя, так сказать, функции психиатров. И действительно помогают людям. Но дома их жизнь — настоящий ад. Они ненавидят друг друга.

Я просто поражен. И Билл с Дейвом тоже.

— Здорово, — хвалит Дейв.

— Действительно классно, — соглашается Билл. — Обычно нам ничего не нравится, но это многообещающая идея.

— Как ты это придумал?

— Что значит придумал? Это моя жизнь.

— Ты работаешь в парикмахерской? — изумляется Дейв.

— Но мне же нужно на что-то жить, правда?

— А что ты можешь сделать с этим? — спрашивает Билл, проводя руками по редеющим волосам.

— Ну, чуда не обещаю, но я неплохо создаю иллюзию волос.

Мы все смеемся. Здорово! Такого эмоционального заряда я не ощущал со времен средней школы.

— Не знаю, сможем ли мы как-то это использовать, — продолжает Барт. — Но я еще и фокусник-любитель. — Он протягивает руку к моему уху и вынимает из него мое водительское удостоверение.

Не могу поверить! Как он, черт возьми, сделал это?

— А еще я неплохой карманник, — улыбается Барт, демонстрируя старый «Таймекс» .

Дейв смотрит на запястье и понимает, что это его часы.

— Господи! — говорит он. — Мне кажется, у нас уже есть готовое шоу!

* * *

Две недели спустя по дороге домой я заезжаю к Барту, чтобы узнать его мнение о первом варианте сценария шоу «Абельман» — это его рабочее название. Барт живет в запущенной квартире в районе Вэн-Найс, который никогда не благоустраивали и, видимо, не собираются. Нахолсу место для машины недалеко от дома Барта, оставляю ее и иду пешком. Странное ощущение, когда ты единственный белый человек на улице. Я посвистываю, улыбаюсь и старательно притворяюсь, что мне ни капельки не страшно.

Барт открывает дверь, и его лицо озаряет радостная улыбка.

— Привет! Спасибо, что зашел!

— Милое место, — лгу я. Здесь ужасно. В переулке напротив дома настоящая свалка. Из квартиры наверху слышна ругань.

— Что-нибудь выпьешь? — спрашивает он меня.

— Нет, спасибо.

— Ты прав. Нужно быть трезвым, чтобы без проблем вернуться к машине. Это опасный район. — Смотрю на него, он смеется. — Шучу, и все же я серьезен. Но не волнуйся, я провожу тебя. Ребята меня знают.

— Можно вздохнуть с облегчением. А то я уже боялся идти назад.

Он снова смеется и спрашивает:

— Ну как тебе сценарий ? Или хочешь, чтобы я сам сказал об этом?

Отдаю бумагу Барту. Он действительно забавный.

— Лучше скажи, что ты об этом думаешь? — спрашиваю я.

— Мне кажется, он отличный. Нужно только сделать жену немного мягче, а в остальном все замечательно.

— Я тоже так считаю!

Барт смеется. Наверное, он решил, что это шутка.

— Меня беспокоит только одна вещь, — говорит он.

— Какая?

— Игра. Я эстрадный комик, не знаю, смогу ли стать хорошим актером.

Смеюсь, но замечаю, что Барт серьезен. Он действительно волнуется.

— Я никогда не играл на сцене, даже в школе. Анна — вот кто настоящий актер в нашей семье!

— Твоя жена?

— Она играла медсестру Уилсон в сериале «Госпиталь» два года назад. Почти три месяца. У Анны все отлично получалось, но ее героиню убил сумасшедший пациент, и на этом все кончилось. — Барт понижает голос. — Она просила узнать, может ли участвовать в пробах на роль жены.

— Барт, неприятно тебе это говорить, но думаю, это невозможно. Нам нужен кто-то известный.

— Гриффин, ты должен что-нибудь придумать. Умоляю тебя. Какую-нибудь маленькую роль. Все, что угодно. Даже пары реплик будет достаточно.

— Хорошо, — киваю я, понимая, что он в отчаянии. — Посмотрю, что можно сделать.

— Взгляни, я так волнуюсь, что у меня трясутся руки.

— Тебе не о чем беспокоиться, тебя ждет большой успех.

— Даже не верится, еще в прошлом месяце я стриг людей.

— И снова будешь это делать — на национальном телевидении, за кучу денег.

— С этой ролью я справлюсь. Любой парикмахер, который будет смотреть шоу и увидит, как я держу ножницы, поймет, что я не самозванец.

— Барт, ты действительно первоклассный комик. Я бы не ходил за тобой по пятам, если бы не знал, что у тебя есть все данные.

В этот момент в комнату входит Анна. Интересно, как долго она готовила это «великое появление». Очевидно, провела немало времени, накладывая макияж, чтобы скрыть свое сходство с пугалом.

— Привет, привет, привет! — явно переигрывает она. — Мне показалось, я слышала голоса.

Было бы странно, если бы она ничего не слышала. Площадь квартиры не больше четырехсот футов. Встаю, широко улыбаюсь и жму ей руку.

— Рад тебя видеть, Анна.

Она бросает взгляд на мужа и резко произносит:

— Почему ты не сказал, что здесь Гриффин?

Чувствую, что должен защитить своего клиента, и борюсь с желанием врезать ей, потому что понимаю — это не моя территория.

— Ты предложил гостю выпить?

— В общем, да, — заикается Барт.

— Конечно, предложил, — уверяю я. — Но я тороплюсь. Хотел только узнать, как ему понравился сценарий.

— У меня есть несколько замечаний! — сообщает Анна.

— Да? — Этого-то я и боялся.

— Мне кажется, что персонаж жены получился несколько карикатурным. Не знаю, специально ли так сделали и откуда у сценаристов эта идея, но она вряд ли вызовет симпатии зрителей.

— Знаешь, я всего лишь менеджер и не занимаюсь этим. У меня нет ни капли творческого таланта.

Анна внимательно смотрит на Барта. Тот отводит глаза и начинает теребить застежку на папке со сценарием. Тогда она снова обращается ко мне:

— А Барт сообщил вам, что у него нет никакой актерской подготовки?

— Сообщил, — отвечаю я. — Барт всегда откровенен с нами. Я готов сравнить его Филиппом Бэем — возможно, лучшим играющим тренером в этом бизнесе.

Филипп Бэй, — с усмешкой цедит она. — Этот заурядный комик? Со всем моим уважением, Гриффин, я училась с ним восемь лет назад. И даже тогда его техника была устаревшей.

— А кто тебе нравится? — выдавливаю улыбку.

— Ну, я закончила мастерскую Джейсона Пола и неплохие курсы мастерства у Гилберта Олса. — Она выдерживает паузу, чтобы понять, произвели ли на меня впечатление эти знаменитые имена.

— Боюсь, не знаю никого из них, — признаюсь я. — Они местные?

— Да.

— Понятно.

— Дорогая, — мягко вступает Барт, — если Гриффин говорит, что Филипп Бэй…

— Если Гриффин говорит! Если Гриффин говорит! — кричит она. — Я теперь только это и буду слышать? Если Гриффин говорит! Господи, ведь он даже не менеджер! Когда ты наконец протрешь глаза, Барт?

Мне хочется задушить ее. Смотрю на Барта. Тот чуть не плачет.

— И что ты собираешься делать? — шипит она. — Плакать?

Порнозвезда Лизи Борден не могла бы сравниться с этой женщиной, разве что только в росте! На месте Барта я бы избавился от всех острых предметов в доме. Но он даже не смеет поднять на нее глаза. Или посмотреть в мою сторону.

Анна снова бросает на меня пронзительный взгляд:

— Вы уже обсуждали подбор актеров?

— Да, — отвечаю я. — Барт сказал мне, что ты хочешь участвовать в пробах на роль жены. Думаю, это замечательная идея.

— Правда? — восклицает Анна.

Она удивлена, и Барт тоже. Я вижу его боковым зрением. Надеюсь, это слезы благодарности.

— Да, — подтверждаю я. — Конечно, не мне решать и не Барту. Тебе придется пройти прослушивание вместе со всеми остальными. Но у меня хорошее предчувствие. Ведь тебе прекрасно знаком этот характер или, правильнее сказать, менее сумасбродный его вариант. И ты близко знаешь Барта.

— Очень мило с твоей стороны, — говорит она, мгновенно меняясь. — Как мне отблагодарить тебя за этот шанс?

Если не ошибаюсь, она мне себя предлагает. Но возможно, это змеиное движение языка — всего лишь нервный тик.

— Эй, — тороплюсь я. — Не смотри на меня так. Барт все за тебя сделает. — Я тут же понимаю свою ошибку. Мне нужно помочь Барту выбраться из этого ужасного брака. А вместо этого я устанавливаю шаткий мир.

— Это мой Барт, — угрожающе произносит она.

— Что ж, рад был вас видеть, — встаю я. — Барт, не волнуйся насчет сценария. Если телекомпании он понравится, они позовут целую команду сценаристов, чтобы его испортить.

— Что, прости?

— Шучу, Барт. В смысле «испортить». А команда сценаристов — это обычное дело.

— А что не так с Дэниелсом и Лоури?

— Все в порядке. Они по-прежнему участвуют в съемках. Возможно. Но знаешь, Эн-би-си стремится к лучшему. Они собираются привлечь по-настоящему талантливых парней, чтобы отточить текст, реплика за репликой.

— Как это странно, — удивляется Барт.

— Да, — соглашаюсь я и подхожу к двери. — Ладно, ты знаешь, где меня найти. Анна, удачи тебе на пробах.

— Спасибо, Гриффин, — воркует она.

— Давай я провожу тебя до машины, — предлагает Барт.

— Не нужно.

— Если кто-то начнет приставать, скажи, что за тобой стоит Рэбби.

— Хорошо, мне это нравится. Меня защищает Рэбби.

Тороплюсь к машине, стараясь не привлекать к себе внимания как к потенциальной жертве, и понимаю, что у меня закончились «Тамс».

 

КЕЙША

Ленни и Тревис вернулись, и я должна держать это в секрете. Их не было всего неделю, но они не хотят, чтобы об этом узнал Гриффин. Это очень сложно, потому что тот постоянно звонит, и конца этому не видно. Мне приходится лгать, и от этого я плохо себя чувствую — ничего не могу с собой поделать. Но надо быть преданной боссу, ведь он платит мне зарплату. Кроме того, наши с Гриффином отношения так и не наладились после его выступления в «Трейдер Вик». Проблема в том, что мне нравится этот парень. Иначе я рассказала бы Ленни правду о контракте. И какая-то часть меня хочет это сделать. Но разрушать жизнь Гриффина? Ради чего? Разве другой менеджер будет лучше, чем Тредуэй? Не думаю.

В это же время нужно быть осторожной с Ленни и Тревисом. Меня замучили проблемы, а они живут так, будто им не о чем беспокоиться в этом мире. Как дети в летнем лагере. Каждый день физические нагрузки, правильное питание, заплыв в бассейне, потом отдых на солнце. Такой распорядок дня на пользу Тревису: у него начинают появляться мускулы.

Услышав плеск воды в бассейне, я делаю вид, что мне что-то нужно в гостиной. Иду туда в надежде увидеть Ленни в его симпатичных маленьких плавках. Ничего не могу с собой поделать — я Рыбы. Любопытство всегда берет над нами верх.

Можете мне не верить, но сама я тоже постепенно прихожу в норму. Даже не занимаясь спортом. Когда вы едите так много, как я раньше, единственное, что нужно сделать, — это остановиться, и все отложения постепенно исчезнут. Я уже похудела на четырнадцать фунтов и прекрасно себя чувствую. Нельзя сказать, что я некритично отношусь к своей внешности, но мое отражение в зеркале начинает мне нравиться. Разница очевидна, по крайней мере для меня. Я никого не осуждаю. Знаю двух сестер, которые выглядят так, словно у них в брюках по две банки консервированной ветчины, и их это совсем не беспокоит. Скажу честно, некоторые даже гордятся своим весом и носят обтягивающую одежду, чтобы все могли любоваться их пятыми точками, как у Дж. Ло.

Больше всего я опасаюсь, что стану похожей на Опру. У этой телеведущей постоянные проблемы с лишним весом, но стоит ей похудеть, у нее улучшается настроение, и она снова набирает килограммы. Метание из одной крайности в другую не идет на пользу. И я не хочу становиться ее последовательницей.

О Господи, а вот и Ленни! Выходит из бассейна и надевает шикарный белый халат. Убегаю в офис, стараясь не думать о нем. Но этот парень так привлекателен, что я все сильнее влюбляюсь. Достаточно один раз взглянуть на него, и я теряю аппетит. Он мой личный наставник в диете. Не могу объяснить, как это происходит. Даже когда его нет рядом, мне достаточно о нем подумать, и чувство голода пропадает. Что этот парень со мной делает? Что именно я чувствую?

— Кейша?

Это он. Подошел неслышно и усаживается на край моего стола. Он прекрасен!

— Что случилось? — спрашивает Ленни. На нем уютный халат, и пахнет от него водой и чистотой.

— Все в порядке, — стараюсь я говорить спокойно.

Он пристально смотрит, и я чувствую, как по рукам бегут мурашки. Может, он хочет куда-нибудь меня пригласить? Не воспользоваться ли черной магией? Задерживаю дыхание и улыбаюсь своей лучшей улыбкой, от которой у меня всегда сводит челюсть.

— Ты такая милая девушка.

Вся кровь, которая есть в моем теле, приливает к лицу.

— Спасибо.

— И великолепно справляешься с работой, — продолжает он;

Я сияю, как звезда джаза Эл Джолсон, и хочу его расцеловать. В моем гороскопе на сегодня написано, что нужно немедленно реагировать на все, связанное с работой.

— Но мы должны расстаться с тобой. — О нет, он не мог этого сказать! — Нам очень неприятно так поступать. Я посмотрел цифры, мы не в состоянии платить тебе зарплату. Хотя бы до тех пор, пока Тревис не приступит к очередным съемкам.

Замечаю, что он все время говорит «мы». Но Тревиса здесь нет. Интересно, он в курсе, что его большой брат меня выгоняет?

— А Марта?

— И с ней мы расстаемся по тем же причинам.

— Ленни, мне нужно оплачивать счета.

— Я понимаю, — кивает он. — Поэтому мы предлагаем тебе остаться еще на две недели. А потом заплатим еще за две. Думаю, месяца достаточно, чтобы найти новую работу, как считаешь?

— Думаю, да.

Он кладет руку мне на плечо:

— Кейша, мне действительно очень жаль. Как только Тревис начнет сниматься, мы возьмем тебя назад.

Да? И когда это произойдет, белый долбаный придурок?

— Хорошо, — говорю я.

Уже у двери он поворачивается ко мне:

— Кстати, я уеду из города на пару дней. Посмотри за моим братишкой, ладно?

Ленни выходит из комнаты, и я застываю в шоке. Без денег, без работы, скоро у меня и дома не останется. А как же Марта? Куда она пойдет? Что же тебе делать, сестренка? Думаю, прежде всего ответить на звонок.

— Алло? — рявкаю я. У меня сейчас не лучшее настроение.

— Могу я поговорить с Кейшей Кристи?

Узнаю голос парня из Внутренней налоговой службы. Неужели у него нет занятия лучше, чем ходить за мной по пятам? Интересно, он все в том же дешевом костюме?

— Ее нет, — отвечаю я, стараясь как можно лучше имитировать интонации белой женщины. — Ей что-то передать?

Подозреваю, что я говорю с Кейшей Кристи, — слышу я. Вот черт! — Если это так, надеюсь, она понимает, что проблема не решится сама собой. Тем более она не такая уж маленькая.

Вешаю трубку. Я услышала достаточно. Нужно разгребать массу дерьма, а тут еще этот чертов бюрократ дышит мне в спину.

* * *

Направляюсь к машине и вижу, как из кустов выбирается Лу, обвешанный фотоаппаратами.

— Спокойной ночи, Кейша, — гудит он низким голосом.

Я так расстроена из-за увольнения, что не обращаю на него внимания. Пытаюсь открыть машину, но ничего не выходит. Лу подходит, чтобы помочь мне.

— Давай, я попробую, — предлагает он и, взяв ключи, с легкостью отпирает дверь.

— Спасибо, — бормочу я, забираясь внутрь.

Но он придерживает дверцу, не давая мне ее захлопнуть. Сердито смотрю на него.

— Ты хорошо выглядишь, малышка. Вижу, что у тебя плохое настроение, но выглядишь ты отлично. Как тебе удалось так быстро сбросить вес?

— Вес? Что? Разве я была толстой?

— Яне говорил этого. Или мужчина не может сделать комплимент хорошенькой девушке?

Лу прав. Может, он не такой уж плохой парень. И, сама не понимая, что делаю, вдруг спрашиваю:

— Сколько, ты говоришь, мы можем получить за фотографию Тревиса?

Его глаза загораются.

— Зависит от того, что это будет. Тревис на Родео-драйв стоит всего пятьдесят баксов, а вот Тревис в какой-нибудь «ситуации» может принести нам тысячи.

Завожу машину и прихожу в себя. Это же сумасшествие! Я не могу так поступить! Где мое самоуважение?

— Забудь об этом, — отрезаю я. — Я ничего тебе не предлагала.

Захлопываю дверцу, жму на педали и уезжаю.

* * *

Час спустя, когда я разделываюсь с третьим по счету «Криспи крем», звонят в дверь. Решаю, что это снова парень из налоговой службы, но, осторожно посмотрев в глазок, вижу Лу. Открываю дверь, кипя от негодования.

— Какого черта ты здесь делаешь? Кто тебе дал мой адрес? — кричу я.

— Я пришел извиниться, — говорит он и, похоже, не лукавит.

— За что?

— За то, что пытался втянуть тебя в свои дела. Неужели он сказал это?

— Ты серьезно?

— Не буду рассказывать тебе красивую историю о том, как когда-то мечтал стать серьезным фотографом. Это будет неправдой. Работой я зарабатываю на жизнь, она мне нравится, и я не собираюсь извиняться. Но мне не стоило предлагать это тебе. Ты хорошая девушка, я уверен, и поэтому пришел сюда извиниться.

— А ты не пудришь мне мозги ? — сомневаюсь я в его искренности.

— Черт возьми! А что мне от тебя может быть нужно?

— Не знаю. Извини, у меня был тяжелый день. Меня уволили.

— Шутишь?

— Заходи, у меня вроде есть пиво, если хочешь.

— Ну что ж, с удовольствием.

Лу входит, и я закрываю за ним дверь.

— Вот это да! — Он поражен. — Ты одна живешь в таком доме?

— Да, Марта переехала в домик для гостей.

Лу проходит в комнату и замечает коллекцию записей отца.

— Ты очень любишь джаз, да?

— Можно и так сказать.

Лу внимательно разглядывает комнату, замечает на стене золотые диски и «Грэмми» и подходит ближе, чтобы рассмотреть их.

— Постой! Эдди Кристи был твоим отцом? — спрашивает он.

Я киваю.

— Вот это да!

Я иду за пивом. Вернувшись, вижу, что он разглядывает один из альбомов отца.

— Твой старик был легендой, малышка!

— Он и для меня легенда. Ведь мне исполнилось всего шесть, когда он умер.

И внезапно я начинаю плакать. Лу подходит и обнимает меня. Уже очень давно я не была в объятиях мужчины, дольше, чем готова это признать. Продолжаю плакать, но мне становится лучше. Приятно, когда тебя обнимают. Вот черт!

 

РВЙЧЕЛ

Сегодня я видела Викторию обнаженной. Сначала это показалось мне очень странным, но потом я привыкла. Она хотела, чтобы я обработала воском ее спину внизу. Там растут тонкие темные волоски, и она их терпеть не может. Я ее понимаю. В средней школе я знала одну девушку с бородой. Ее звали Денис. Надеюсь, у нее все хорошо! Это было действительно печальное зрелище, потому что, не побрившись с утра, — к двенадцати часам она обрастала щетиной, как мужчина.

Мне пришлось разложить массажный стол. Это было непросто, но как только я справилась, Виктория сбросила одежду и взобралась на него. От удивления я невольно открыла рот.

— В чем дело? — поинтересовалась она в свойственной ей неприятной манере. — Ты никогда не видела обнаженную женщину?

Что ж, знаменитую обнаженную женщину я никогда не видела, тем более лично. Но это произошло сегодня утром. С приездом в Лос-Анджелес я узнала многое, о чем раньше и предположить не могла.

Интересно, чем сейчас она занята? Я внизу, жду сигнал интеркома, но когда он наконец раздается, подскакиваю на месте.

— Рошель?

— Да, мисс Раш?

— Поднимись ко мне, — приказывает она.

Иду наверх, размышляя, что на этот раз сделала неверно. Виктория расхаживает по комнате в маленьких трусиках-танга. Стараюсь не смотреть, хотя у нее великолепное тело для женщины ее возраста.

— Взгляни на меня, — говорит она и наклоняется так близко к моему лицу, что мне приходится отступить. Похоже, она только что пользовалась скрабом. — Ты видишь морщины?

— Мадам?

— На моем лице, Рошель! У меня на лице есть морщины?

— Нет, мадам, — лгу я. Кое-где видны мелкие морщинки, но я не хочу ее обидеть.

— Смотри внимательнее, — командует она и придвигается совсем близко. Мне неловко от такой близости с обнаженной знаменитостью. Это невероятно, но от нее пахнет вареными яйцами! Пристально разглядываю ее лицо. Она внимательно следит за мной.

— Ничего не вижу, — наконец сообщаю я.

— Ничего?

— Нет, — уверяю я. — Никаких морщин… Но зато два седых волоска в бровях.

Не знаю, зачем я это сказала. Может, хотела, чтобы осмотр закончился, и боялась, что этого не произойдет, пока я не выдам что-то конкретное.

— Что? — Виктория в ужасе.

— Всего два, — пытаюсь успокоить ее я. Она несется к зеркалу с подсветкой и кричит:

— Принеси мне пинцет!

Протягиваю пинцет, и она как сумасшедшая начинает выщипывать брови. Пытаюсь на цыпочках выйти из комнаты, но меня останавливает грозный рык:

— Разве я разрешила тебе уйти?

— Нет, мадам.

Она продолжает свое занятие, а я стою рядом, сжав руки, как школьница, которую только что отругали.

— Где Мэтти?

— У своего друга.

— Какого друга? У него их много!

— У Тейлора.

Она опускает руки.

— Он убрал комнату?

— Я не знаю.

— Почему бы тебе не проверить?

В комнате Мэтта настоящий свинарник. Грязная одежда разбросана по полу, кровать не убрана, упаковки от еды и скомканные салфетки «Клинекс» уже не умещаются в переполненной мусорной корзине. Возвращаюсь к Виктории.

— Он не убрал.

Она поднимает только что выщипанную бровь:

— Я не разрешила уходить, пока он не уберет комнату. Верни его немедленно.

— Но я не знаю, где живет Тейлор! Виктория открывает баночку с кремом.

— Это записано в Книге!

Ну конечно! Я бегом спускаюсь в винный погреб И открываю раздел «Друзья Мэтта». Тейлор живет в Таузенд-Оукс, а это достаточно далеко от Брентвуда. Поднимаюсь наверх. Виктория накладывает под глаза крем бирюзового цвета и издает очень странный звук, как будто сморкается: «Ханва! Ханва!»

Объясняю, что до дома Тейлора ехать достаточно долго, особенно сейчас, в самый пик.

— Пусть это будет тебе уроком, — говорит она и дважды издает этот странный звук.

— Мне? — Я сбита с толку.

— В будущем ты должна следить, чтобы он убирал свою комнату.

— Хорошо, мадам, — подчиняюсь я. — Извините. Я вернусь, как только смогу.

— Нет, — заявляет она. — Быстрее.

Проходит целый час, прежде чем я доезжаю до места. Трижды нажимаю на звонок, но никто не открывает. В конце концов на пороге появляется подросток. Темные волосы стоят торчком, на шее — собачий ошейник с заклепками.

— Мэтт здесь? — спрашиваю я.

— А ты кто?

— Меня зовут Рейчел. Я ассистент его матери.

— Подожди здесь, — говорит он и захлопывает дверь.

Слышу приглушенные голоса. Потом выходит Мэтт.

— Чего тебе?

— Твоя мать хочет, чтобы я привезла тебя домой.

— Зачем это? — изумляется он.

— Ты не убрал свою комнату.

— И что?

— Я только выполняю поручение. И буду тебе очень признательна, если сейчас ты поедешь со мной.

— Дружище, если ты сейчас останешься, — вмешивается Тейлор, — она может не пустить тебя в поход в следующие выходные.

— Твою мать! — кричит Мэтт. — Ты прав! — Он выбегает из дома, а я тихо благодарю Тейлора за помощь. В ответ тот захлопывает дверь перед моим носом.

Мэтт стоит около моей машины и кривится:

— Ты повезешь меня домой на этом куске дерьма?

— Выглядит действительно не очень, но до сих пор она ни разу меня не подводила.

— А моя мама знает, на чем ты катаешь ее драгоценного сыночка?

— Вряд ли, — честно признаюсь я.

Мэтт обходит машину и открывает дверцу со стороны пассажирского кресла.

— Подожди, — кричу я. — С моей стороны дверь не открывается, поэтому я перелезаю там.

— Ты серьезно, черт возьми?

Я забираюсь в машину. Мэтт тоже садится и захлопывает дверь. Я прошу его пристегнуться. Он даже не пробует возражать. Парень нервничает, и я не могу винить его за это. Выруливаю и пытаюсь его разговорить:

— Чем ты любишь заниматься?

— Мне нравится, когда мне делают минет. Если тебе это по вкусу, мы можем подружиться.

Я немедленно прекращаю разговор и концентрируюсь на дороге: автомобильный поток на трассе 101 очень плотный. Впереди едет машина с номерным знаком, на котором написано «Райтер» . Очень оригинально! В Лос-Анджелесе, вероятно, не менее двадцати тысяч писателей, и думаю, идет настоящее соревнование за оригинальный номерной знак, по которому окружающие могут определить, чем ты занимаешься. Пытаюсь придумать другие варианты: «Райтер», «Ритер», «Айрайт4ю» «Рерайт». Когда-нибудь, если повезет, мою машину тоже украсит один из таких номеров. Но я не хочу будить в себе напрасную надежду — устала ждать ответа.

— Поверить не могу, что у тебя нет радио, — жалуется Мэтт.

Поворачиваюсь и смотрю на мальчика, которому нравится минет.

— Есть, но оно не работает.

— Почему не починишь?

— У меня нет денег.

— Неудачница хренова.

— Мэтт, — огорчаюсь я, — почему ты такой озлобленный?

— Потому что ты не берешь у меня в рот.

— Ты со всеми девушками так грубо разговариваешь?

— Сделай мне минет, и все обсудим.

— А каково было бы твоей маме услышать это?

— Ни хрена она не почувствует. Думает только о себе.

— Ты поэтому злишься?

— А то!

— А где живет твой отец?

— В Сан-Франциско.

— Неплохо. Я слышала, там очень здорово. Сама не была, зато видела фотографии. Он снова женился?

— Нет. Теперь он настоящий гомик. Думаю, это мать его так обломала. У отца есть любовник, который регулярно вышибает из него дерьмо, но он не возражает. Уверен, это лучше, чем жизнь с матерью.

— Мэтт, мне кажется, ты должен дать маме шанс. Она сильно изменилась, с тех пор как узнала о своей болезни. Ты разве не заметил?

— Откуда ты, черт возьми? У тебя такой странный акцент.

— Я из Шугарленда, это в Техасе.

— Там все такие доверчивые?

— Доверчивые? Не понимаю, что ты имеешь в виду. В Шугарленде много интересных и необычных людей. Хотя, конечно, есть и доверчивые. В «Старбакс», например, была девушка, которая готовила сандвичи. Она верила всему, что ей говорили. Однажды кто-то сказал, что ученые клонировали овцу и назвали ее Долли. И она поверила в это!

— Какая же ты зануда! Зачем ты мне это рассказываешь? Какой кошмар сидеть здесь с тобой! Надеюсь, никто из знакомых не увидит меня в этой дерьмовозке.

Несколько минут мы едем молча.

— Знаешь, Мэтт, — наконец говорю я, — твоя мать замечательная женщина и очень тебя любит. Точно знаю — ты самый важный человек в ее жизни. Если ты покинешь Викторию, она будет несчастна. — Мне кажется, я пытаюсь пробудить его от сна.

— Это правда? — смотрит на меня Мэтт.

— Да, — уверяю я. — Так и есть.

Мэтт улыбается. Я впервые вижу его улыбку, и он кажется довольно милым. Чувствую себя прекрасно. Мои слова, видимо, дошли до цели.

* * *

Когда мы возвращаемся домой, Мэтт выскакивает из машины и несется в свою комнату. Викторию я нахожу на кухне, она накрывает стол на двоих. Достала хорошую посуду: красивый фарфор, серебряные приборы и хрустальные бокалы.

— Я могу помочь? — спрашиваю я.

Она раскладывает приборы на две льняные салфетки.

— Нет, я все уже сделала.

— Может, вы хотите, чтобы я заказала еду?

— Я уже позвонила в небольшой итальянский ресторанчик, который нравится Мэтти. Скоро все привезут. Не пропусти звонок.

Я немного озадачена. Виктория никогда не заказывает себе еду. Похоже, она хочет угодить сыну. Надеюсь, наш разговор в машине немного смягчит его отношение к матери. Но боюсь, этого не произойдет. Несколько минут спустя Мэтти входит в кухню с большой спортивной сумкой.

Виктория делает вид, что ничего не замечает.

— Привет, Мэтти! Обед скоро привезут. Я заказала для тебя лазанью «Четыре сыра». Может быть, сядешь?

— Не могу. Я должен успеть на самолет. Кровь отхлынула от лица Виктории.

— Куда ты собрался?

— В Сан-Франциско. Только что разговаривал с отцом. В аэропорту меня уже ждет билет.

У меня разрывается сердце. Это я во всем виновата. Мое первое желание — немедленно спрятаться, но я не могу пошевелиться.

— Зачем тебе ехать к этому придурку? — Голос Виктории звучит пронзительно, хотя она старается себя контролировать. — Я думала, ты здесь счастлив.

— Ненавижу это место, — цедит он. Виктория бросается к сыну:

— Мэтти, не делай этого! Я умру без тебя!

— Почему ты не можешь вести себя как нормальный человек? Зачем постоянно все извращать и доводить до максимума ?

Он стремительно уходит, а Виктория бежит за ним к двери, падает на колени и хватает за ноги:

— Мэтт, дорогой, мой маленький мальчик! Я умоляю тебя! Не разбивай мое сердце! Я не могу без тебя жить.

— Так не живи, — бросает он и освобождается от ее объятий.

Я в шоке. Это я во всем виновата.

— Вам принести воды? — выпаливаю я. Думаю, сейчас ей помогла бы витаминная вода «Спасение». И внезапно понимаю, какой глупый вопрос задала. Иногда я бываю такой дурой! При чем здесь вода? Она только что потеряла сына! Зачем я сказала все это Мэтту? Какая же я идиотка!

Не успеваю подойти к Виктории и помочь ей подняться, как она уже сама вскакивает на ноги. Слезы высохли.

— Слава Богу! — глубоко вздыхает она.

— Простите? — Я ничего не понимаю.

— Мне нужно отдохнуть от этого монстра. Пусть отец-засранец пообщается с ним какое-то время.

Не могу поверить! Чтобы мать сказала такое о собственном ребенке? О маленьком существе, которое когда-то было размером с горошину или еще меньше, росло, росло, а потом выбралось на свет, все сморщенное и липкое, в первый день своей жизни! Викария понимает, о чем я думаю.

— Рошель, не смотри на меня так! Если тебе не повезет, однажды ты тоже станешь матерью и вспомнишь этот семинольный момент.

Думаю, она хотела сказать «семенной», но, может, я ошибаюсь. Возможно, у племени индейцев-семинолов есть какой-нибудь странный ритуал, в котором участвуют подростки? Нужно посмотреть в Интернете!

— Я вам сочувствую, — говорю я. — Я знаю, Мэтти вас очень любит.

— Почему ты так решила?

— Ну, в Шугарленде напротив нас жила одна женщина. И у нее был сын, похожий на Мэтти и примерно его возраста — очень озлобленный мальчик. Однажды он катался на роликах под дождем, и в него ударила молния. За один вечер он стал совсем другим человеком. Отец Пит сказал, это было чудо. И в данном случае я готова с ним согласиться.

— Рошель, ты очень странная девушка.

— Да, мадам, — соглашаюсь я и даже радуюсь, что она отвлеклась, потому что понимаю: мне не стоило рассказывать ей эту историю. У нее плохой конец: ужасная кровавая бойня и длительный срок тюремного заключения. Уверена, Виктории не хотелось бы слышать об этом. Вспоминаю тучного мужчину средних лет, который переехал жить в тот дом через несколько недель после того, как специальная бригада отчистила всю кровь. Он занимался дрессировкой собак. На его визитке была нарисована собака в военной форме — явно хорошо выдрессированная. И рядом было написано: «Чак Макгивиллрей — заклинатель собак». Летом он любил расхаживать по дому голый и не задергивал шторы. Это было отвратительно. И, выглядывая из окна спальни, я видела, как этот огромный розовый человек переходит из комнаты в комнату, сопровождаемый собаками.

Виктория быстро поднимается по лестнице.

— Позвони в ресторан и отмени заказ, — распоряжается она.

— Хорошо, мадам.

Мне немного жаль, что сегодняшний день так закончился. И очень жаль, что приходится отменять доставку еды. Мы с Викторией могли бы вместе поужинать. Это было бы здорово. Иногда мне кажется, что она могла бы стать такой матерью, которой у меня никогда не было. Может, я подсознательно оттолкнула от нее Мэтта? Нет, лучше не думать об этом: такие мысли меня пугают. В моем сознании есть области, которые лучше не тревожить.

* * *

Мой беспокойный сон прерывает звонок сотового телефона.

— Алло? — хриплю я.

— Рошель?

Часы показывают половину третьего утра.

— Да, мадам?

— Я не могу уснуть.

— Я оставила две таблетки снотворного на ночном столике.

— Я уже выпила их и еще два валиума, ничего не помогает. Приезжай, я хочу разобрать гардероб.

— Сейчас?

— Конечно, сейчас, ты что, идиотка? Существует только настоящий момент. Carpe diem , и все такое.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Уже еду.

Встаю, ополаскиваю лицо и одеваюсь. Интересно, стоит ли рассказать об этом случае другим ассистентам в «Трейдер Вик» на следующей неделе? Я слышала от них двести или триста невероятных историй, но эта может оказаться самой скандальной.

— Рейчел? — Это Дэн.

— Иди спать, — шепчу я.

Но он уже трет глаза и выходит из своей спальни.

— Куда ты собралась, черт возьми?

— К Виктории.

— В это время?

— Я согласилась на эту работу, прочитала Книгу правил и приняла на себя все обязанности, перечисленные на странице четыреста семнадцать, вот только не могу вспомнить, в каком порядке.

— Это сумасшествие, равноценное жестокому обращению!

— Не совсем, — говорю я. — Смотря с чем сравнивать. Я слышала истории и похуже.

— Я хочу прийти на одно из ваших собраний по четвергам.

— Извини, ты не можешь, только ассистенты.

— Не стоит тебе сейчас ехать к Виктории. Ты должна сообщить куда-нибудь о ее требованиях.

— Куда?

— Не знаю, разве у вас нет профсоюза или какой-нибудь похожей организации?

— Конечно, нет. Мы же ассистенты.

— Утех, кто работает в «Ральфе», есть профсоюз. У уборщиков универмагов есть профсоюз.

— Дэн, мне пора. Я нужна ей.

— Это ужасно.

— Что? — спрашиваю я.

— Ты хоть понимаешь, что эти же слова говорила о своей матери?

Он прав. Но ведь моя мать тоже во мне нуждалась, разозлиться бы на Дэна за то, что вспоминает о том времени, но разве не он помог мне собраться с силами и уехать из дома? Дэн твердил мне: «Рейчел, ты тоже человек. И у тебя есть своя жизнь». Я не забыла его слова. Не думаю, что поверила ему, но я их помню.

— Она умирает, — объясняю я Дэну.

— Журнал «Пипл» не уверен в этом.

— Что ты имеешь в виду?

— Они опубликовали статью, где все так называемые эксперты в области психического здоровья заявляют, что ей нужно сказать правду до того, как весь мир начнет сомневаться в этой бредовой истории.

Дэн всегда говорит «так называемые» про психологов. Его отец — один из трех психологов в Шугарленде — был вынужден уехать из города после истории с Бетти Шварц — директором средней школы.

— Как ты можешь говорить такое?

— Даже если она больна, нехорошо вызывать тебя среди ночи. А твои постоянные переработки? Ты занята по шесть, иногда даже по семь дней в неделю. Вчера вечером пришла в полночь. И перестала посещать курсы сценаристов.

— У меня нет на них времени.

— Ты делаешь ошибку, Рейчел. Ты не прислуга, связанная условиями контракта.

— Мне пора, — открываю я дверь.

Дэн идет следом за мной.

— Рейч, мне это совсем не нравится!

Убегаю. У меня нет времени на споры с Дэном. И я не полная дура! Понимаю: в чем-то он прав. Хорошо, в основном!

Еду по пустым мрачным улицам и размышляю над ситуацией. Конечно, Виктория меня использует. Но она ведь страдает, и рядом с ней должен кто-то быть. Похоже, что этот человек — я. Думаю, в этом есть нечто магическое или даже сверхъестественное, как сказал бы отец Пит. Я, маленькое ничтожество из Шугарленда, — единственный человек в мире, к кому Виктория Раш может обратиться за помощью в трудную минуту. Раньше я видела ее по телевизору. И даже в самых смелых мечтах не могла представить, что однажды стану ее лучшим другом.

Вхожу в дом, поднимаюсь к Виктории и зову ее по имени. Ответа нет. Осторожно вхожу в комнату и вижу, что она лежит в кровати.

— Виктория? — Молчание. Наверное, она меня игнорирует. Иногда ей это свойственно. На цыпочках приближаюсь еще немного. — Виктория?

Я уже начинаю беспокоиться. Но потом слышу высокий храп, похожий на свист чайника. Она крепко спит, сжимая в руке телефонную трубку. Несколько секунд рассматриваю ее: волосы спутались, и в уголке рта скопилась слюна. Удивительно, как невинно выглядят спящие, — каждый напоминает младенца Иисуса, даже, наверное, серийные убийцы и этот парень Джеб. Может, вам интересно мое мнение? Так думаю, мир был бы гораздо лучше, если бы некоторые спали постоянно.

Виктория фыркает, как поросенок, когда я забираю у нее телефон. Застываю на месте и жду несколько секунд, пока она снова не начинает храпеть. Потом кладу трубку среди пузырьков с таблетками. Их, естественно, очень много.

— Спокойной ночи, Виктория, — шепчу я и выхожу из комнаты, осторожно закрывая за собой дверь.

Нет смысла возвращаться домой, раз я уже здесь. Поэтому ложусь прямо на ковер у двери. Вдруг она меня позовет?

 

ГРИФФИН

Я испытываю настоящее, ни с чем не сравнимое удовольствие, наблюдая, как парни взмывают вверх и забивают мяч в корзину. Если НБА прекратит свое существование, чем еще смогут заняться семифутовые «небоскребы» в кедах? Конечно, отправиться в Голливуд! Именно эта мысль помогла Родману и Шаку заключить контракты со студиями. Я лежу на диване в «боксерах» и смотрю игру «Лейкерс» против «Кинге». Какое блаженство! Впервые за долгие месяцы мой желудок спокоен. Во время рекламы переключаюсь на кабельный канал И-эс-пи-эн, транслирующий конкурс «Сильнейший мужчина мира»: двое огромных мутантов разбивают пивные бочонки о кирпичную стену. До этого они зубами тянули туристические автобусы на сто метров. Именно за такие программы я люблю средства массовой информации.

Стучат в дверь. Тянусь за пультом и увеличиваю звук. Снова стучат. Со стоном заставляю себя подняться с дивана и неторопливо иду к выходу.

— Кто там?

— Кенвин,

Открываю дверь и смотрю на парня.

— Привет, Джи!

— Как дела у моего любимого друга-хакера?

— Эй, я не хакер. У меня есть то, что белые назвали бы «способности к бизнесу». — Он проносится мимо меня в гостиную и кивает на телевизор: — Любишь баскетбол?

— Да, — отвечаю я. — Некоторым геям тоже нравится спорт.

— Все еще придерживаешься этой версии?

— Кенвин, что ты хотел?

Он берет пульт и рассматривает его.

— Мне нужна твоя помощь. Удивительная храбрость!

— В чем?

Он по-прежнему смотрит на пульт.

— Ты ведь работаешь на Тревиса Траска, да?

Я удивлен и не понимаю, куда он клонит.

— Откуда ты знаешь? — Во взгляде, брошенном на меня, читается, что я проявляю крайнюю степень слабоумия. — Так в чем дело? — вздыхаю я.

— Моей девушке очень нравится Тревис, и я подумал, не сможешь ли ты достать для меня его фотографию с автографом.

— Твоей подружке нужна фотография Тревиса?

— Она не моя подружка, — в свою очередь, вздыхает он. — Пока. Но если я подарю ей эту фотографию, может, она захочет ею стать. Ты понимаешь, о чем я?

— Конечно, понимаю.

— А в обмен на это обещаю никому не рассказывать, что ты не гей. И пусть это будет подлинный автограф. Даже не пытайся его подделать.

Мне следовало бы поторговаться об условиях сделки, но уж очень она комична. И как он узнал о моих способностях подделывать документы? Протягиваю руку:

— Согласен.

Как настоящий профессионал, Кенвин отвечает на рукопожатие и уходит. Возвращаюсь к игре. «Кинге» вырвались на семь очков вперед. Играть в четвертом тайме осталось девять минут. Снова стучат в дверь.

— Ты достал меня! — кричу я. Но в ответ слышу другой голос, и это определенно женщина.

— Подожди минуту, — вскакиваю я. Открываю дверь и впускаю Микаэлу.

— О, Гриффин! — плачет она. — Как я рада, что ты дома!

— Что случилось? — пугаюсь я. — В чем дело?

— Ты не поверишь, какой у меня сегодня был день, — говорит она, садится и закуривает. — У тебя есть пепельница?

— Возьми вот это. — Я подвигаю к ней банку с диетической колой.

— После того как меня выгнала Виктория, все повернулось еще хуже. Я осталась и без агента. Мне прислали открытку с заранее отпечатанным текстом. Там, где должно быть мое имя, — пусто. Всего одно предложение, даже не позвонили.

— Ох, Микаэла, мне очень, очень жаль.

— Я трахалась с этим придурком дважды в неделю. Но он все равно от меня избавился.

Микаэла — очень сексуальная женщина для своего возраста. Всего несколько лет назад я с удовольствием пообщался бы с ней. Но с женщинами покончено — эта чертова психопатка Лорейн меня излечила. Кто мог предположить, что у нее пограничное состояние? Кто знал, что она нападет на меня с отверткой и сожжет мой дом?

— Почему ты считаешь, что должна спать с ними ради карьеры? — спрашиваю я, чувствуя себя священником нетрадиционной ориентации. Интересно, наверное, я должен посоветовать ей прочитать несколько молитв.

— Перестань, Гриффин. Вспомни Мэрилин Монро. Ее передавали из рук в руки, как блюдо для пожертвований, и, видимо, она не возражала. А в конце концов получила то, что хотела, ведь так?

— Что? — спрашиваю я. Ее логика привела меня в замешательство. — Смерть?

— Ладно, — соглашается Микаэла. — Может, это не лучший пример. Но очень многие женщины проложили себе путь наверх через постель.

— А гораздо больше застряло в середине пути.

Микаэла снова закуривает.

— Я даже с женщиной спала. Познакомилась с директором по кастингу, и та обещала устроить мне прослушивание на роль в фильме Барри Левинсона.

В юности я возбудился бы от этой мысли: две женщины, тела блестят от пота, воздух наполнен мускусным запахом. Но последняя эрекция была у меня, когда я увидел Барта Абельмана на сцене и сразу же понял, что должен заключить с ним контракт. Как я уже говорил, талант — это сильнейший афродизиак.

— Тебе понравилось? — спрашиваю я, хотя мне это совсем не интересно. Делаю это только ради Микаэлы, потому что ей хочется услышать этот вопрос.

— Думаю, да, — вздыхает она и снова затягивается сигаретой. — Я легла и позволила ей выполнить всю работу.

— Микаэла, ты достойна большего!

Я говорю это как агент. Мне она нравится, я ей сочувствую, но кто-то должен сказать этой девушке, что здесь ей больше нечего делать. Может, стоит подумать о театре? В Лос-Анджелесе двести или триста маленьких театров, которые никто не посещает.

— Ты презираешь меня за то, что я спала с женщиной?

— Совсем нет!

Еще одна ложь. Я считаю, что Микаэле нужно найти милого скучного парня, выйти за него замуж, переехать в Белэр и завести детей. Но не смею сказать ей об этом, потому что ее сердце будет разбито.

— Я не могу вечно быть ассистентом.

Боюсь, она снова расплачется.

— А ты и не будешь, — уверяю я. Станешь обычной женой какого-нибудь парня, навсегда озлобленной тем, как с тобой обращались в Голливуде. — Я устрою тебе прослушивание для пилотного выпуска шоу Барта Абельмана.

Не знаю, зачем я это сказал, и уже сожалею о своих словах. Конечно, у Микаэлы есть талант, но он есть и у десяти тысяч других симпатичных девушек, и это только в нашем районе. Единственное, чего они не могут понять: бывает талант и Талант.

— Барт Абельман ?

— Эстрадный комик. Очень забавный парень.

— Это меня убивает! Ты поднимаешься на сцену, произносишь несколько шуток, и телекомпания делает для тебя шоу.

— Не унывай, выше голову! Это всего лишь пара неудач! Все изменится! — Возможно, к худшему.

Микаэла дрожащей рукой подносит сигарету к губам.

— Может, мне чего-то не хватает? У тебя так бывало: ты в чем-то уверен, а потом оказывается, что ошибался?

— Нужно подумать.

Но я и так знаю ответ: конечно, время от времени я совершаю ошибки. Например, мне казалось, что я уже пришел в себя после тех событий с Лорейн. Думал, что пройдет время, кто-то будет нежен со мной, и я снова стану нормальным здоровым парнем. Но этого так и не произошло. Секс с женщинами или с мужчинами меня ни капли не интересует. Это так грязно. А от некоторых людей действительно плохо пахнет. Нет, это занятие больше не для меня. Все, что мне теперь нужно от жизни, — это сила и власть.

— Так и не могу поверить, что меня выгнали из «Друзей», — всхлипывает Микаэла, вытирая слезы.

А я не могу поверить, что она опять принялась за свое. Мне нравится эта девушка, но, черт возьми, ей давно уже пора распрощаться с прошлым. Пытаюсь придумать, как бы ее ободрить, но, к счастью, она продолжает:

— Меня все еще мучают ночные кошмары, а ведь прошло уже черт знает сколько сезонов. Я даже не могу сказать «лет». Я так запуталась, что могу говорить только об этих дурацких «сезонах». «Я ездила в Европу в прошлом сезоне». «До конца сезона мне нужно найти новую квартиру». Господи, я схожу с ума!

— У тебя все будет хорошо, — уверяю я, хотя почти не слушаю. Думаю о вздорной жене Барта Абельмана и о прочих ненормальных в этом городе. Я никогда не стану похожим на них.

Каждый раз, когда я слышу эту чертову песню… — Микаэла начинает напевать, напоминая мне сумасшедшую бездомную женщину, хранящую вещи в магазинной тележке, — мне хочется утопиться в том нелепом фонтане. Это я была Фибс. Должна была стать знаменитой. «Эмми» была бы моей наградой. А Брэд Питт — моим мужем.

— Дженнифер Энистон вышла замуж за Брэда, — уточняю я.

Микаэла встает и начинает метаться по комнате, как пантера в клетке. Смотрю, как она докуривает, и украдкой бросаю взгляд в сторону телевизора. Вот это да! Ничья за минуту до конца! Микаэла подходит к камину и берет фотографию Мэла и Роджера в Палм-Спрингс.

— Это твой брат? Вы очень похожи.

— Да.

Она изучает снимок.

— Чем он занимается?

— Он был менеджером по персоналу, — откашливаюсь я. — Его не стало два года назад. Сбила машина, за рулем сидел пьяный.

Микаэла задерживает дыхание.

— Какой ужас! Мне очень жаль…

Киваю и снова чувствую дискомфорт в желудке. Мэлу давно следовало убрать отсюда это фото. Очень тяжело сдерживать себя и не думать о Роджере. Можно сказать, что мое сердце разрывается, когда я его вижу. Микаэла садится рядом и берет мою руку.

— Хочешь поговорить об этом?

— Нет.

Я знаю, что она тоже не хочет говорить об этом. Она хочет говорить о себе. Я понимаю ее желание и не переживаю по этому поводу, что поможет мне достичь успеха.

— Я такая жалкая! — Ну вот, что я говорил? — Мне уже много лет. Я никогда не стану актрисой и не смогу устроить личную жизнь.

— О чем ты? — протестую я. — Мужчины готовы убить друг друга ради такой женщины, как ты!

— Так, значит, я права? Мне не быть актрисой? Как тяжело с такими людьми!

— Микаэла, я этого не говорил!

— И никто меня не полюбит. Как они смирятся с этим? — говорит она, театрально жестикулируя. — Пластические операции, обесцвеченные волосы, имплантаты. Даже если кто-то сможет разглядеть меня настоящую, то решит, что я была некрасивой.

— Я считаю, ты очень красивая.

— Конечно, ты так считаешь. Но ты не относишься к нормальным мужчинам. У них нет чувств.

Замечаю, что «Кинге» забивают три очка, и на этом игра заканчивается. Ура! Мэл проиграл мне двадцать баксов, уж я найду им применение. Открывается дверь, и — легок на помине! — входит Мэл.

— Привет, дорогой! Я дома! — поет он. Когда же ему надоест эта избитая фраза!

— Ты должен мне двадцать баксов.

— «Лейкерс» проиграли? О, Микаэла, привет! Что ты здесь делаешь? Ты ведь не собиралась соблазнять моего Гриффина?

— И мечтать не могу. Ладно, я уже собиралась уходить.

— Не уходи из-за меня. Мы с Гриффином не занимаемся сексом раньше девяти часов.

Микаэла встает, не обращая на него внимания.

— Спасибо, Гриф! Ты настоящий друг!

— Я ничего не сделал!

— Увидимся в «Трейдер Вик». — Она машет мне на прощание и уходит.

Дверь закрывается, и в ту же секунду Мэл начинает громко, так чтобы Микаэла услышала, кричать:

— Ты настоящая проститутка! Ты был с этой грязной девчонкой! Как ты мог так поступить со мной после всего, что мы пережили вместе!

— Мэл, заткнись, черт возьми! Это не смешно! — протестую я.

Но Мэл считает по-другому. Смеясь как сумасшедший, он падает на диван, не в силах справиться с приступом хохота.

— Дурак!

Мэл продолжает хохотать и с трудом выговаривает:

— Я думал, что поддерживаю твою легенду. Я ведь твой бойфренд, правильно? Или я недостаточно хорош для парня, у которого серьезные проблемы с сексом?

— Перестань, ладно? Я не в настроении.

— Эй, я знаю, как я выгляжу. И в курсе, что совсем не привлекателен. Я старый, лысый, с большими бедрами и обвисшей задницей.

— Мэл, ты очень красивый. А теперь, пожалуйста, оставь меня в покое.

Он садится рядом и смотрит на меня в присущей ему веселой девичьей манере.

— Перестань, Гриффи! Тебя что-то тревожит? Мэл здесь, с тобой, как всегда!

— Думаю, мне нужна профессиональная помощь, — серьезно говорю я.

— Слушаю тебя.

Мне кажется, в последнее время я не то делаю… Во-первых, вся эта история с гомосексуализмом. Похоже, из нее ничего не вышло. В Голливуде много влиятельных геев, но их влияние и помощь совсем не такие, как я рассчитывал. Они даже хуже гетеросексуалов — в первую очередь беспокоятся о себе.

— А ты чего ожидаешь? Это ведь человеческая натура.

— Достало все!

— А по поводу влияния ты прав. Посмотри на ситуацию в «Дримуоркс… Эс-кей-джи». — Он отчетливо выговаривает каждый слог. — Буква «лжи», с которой начинается слово «гей», стоит в самом конце. Может, называйся они «Джи-эс-кей», этот год не стал бы для них катастрофически плохим.

— Есть еще кое-что, — говорю я.

— Что?

— Это связано с Тревисом Траском. Мы не хотели потерять его как клиента, поэтому я изменил контракт и подделал его подпись.

Мэл бледнеет.

— О, Гриффи! Гриффи, Гриффи, Гриффи! Это плохо. Очень плохо.

Конечно, в этом нет ничего хорошего. Я и сам знаю. И мой желудок тоже в курсе.

 

РЕЙЧЕЛ

О Господи! Сегодня я видела самого Мори Сейфера из программы «60 минут». Это было так здорово! Интересно, знаком ли он со Стоуном? Он приехал брать интервью у Виктории, и вы даже представить себе не можете, как много людей с ним было: продюсеры, оператор, осветитель и звукорежиссер, два ассистента, очень приятных внешне и отнюдь не в стрессовом состоянии. Очевидно, Мори — неплохой босс, может, потому что такой старый. У оператора целый час ушел на то, чтобы превратить гостиную в мини-студию. В кухне я приготовила напитки и закуски и даже осмелилась подойти к мистеру Сейферу и узнать, не хочет ли он чего-нибудь. Он попросил чашечку черного кофе. Я сварила свежий и подала его в фарфоровой чашке из специального шкафа. Еще я рассказала ему, что раньше работала в кафе, и отметила, что он предпочитает арабское мокко трехлетней выдержки. Мне показалось, он оценил мои знания. Сделав глоток, Сейфер сказал, что это лучший Джо, который он пил в жизни. Не знаю, почему он так назвал кофе, но этот ведущий так стар, что я решила не обращать внимания.

Перед началом интервью я побежала в офис, чтобы попробовать дозвониться маме. Ей нравится программа «60 минут», а мне она кажется излишне серьезной. Я больше люблю «Дэйтлаин» на Эн-би-си. И вовсе не из-за Стоуна, а потому что она выходит несколько раз в неделю, в ней всегда показывают судебные разбирательства и можно позвонить и проголосовать, виновен подсудимый или нет. Мне нравится чувствовать сопричастность. Мамы нет дома, поэтому я оставляю ей сообщение.

Виктория хорошо держится во время интервью. По крайней мере вначале. Она откровенно рассказывает о жизни с Лорном, говорит, что сначала любила его, но из-за его измен это чувство угасло.

— Вы расскажете нам о своей смертельной болезни? — спрашивает Мори.

Думаю, именно этого вопроса все ждали, потому что комната сразу погружается в тишину.

— Я не могу, — отвечает Виктория.

Мистер Сейфер начинает раздражаться и злиться.

— Послушайте, Виктория, — говорит он, стараясь сдержаться, — единственное, в чем вы признались, — это вши. Очень серьезное заявление! У каждого второго в этой комнате были вши!

— Правда? — удивляется она, явно смущенная.

Мистер Сейфер дает сигнал оператору, чтобы тот снова начинал съемку. (Мне так нравится слово «съемка», что я готова произносить его бесконечно!)

— Я хочу знать, — сурово говорит он, — и весь мир хочет знать, Виктория, окончание этой истории.

— Какой истории? — тупо повторяет Виктория. Думаю, ей не стоило принимать так много таблеток.

— Истории о том, что вам недолго осталось жить, — поясняет Сейфер.

Клянусь, он вне себя. Кажется, вот-вот ее ударит.

— Когда я была маленькой, у меня жила кошка, — бормочет Виктория. — Ее звали Пусси. Сейчас это уже не модно, правда? Хотя в одном сериале на Эйч-би-оу, по-моему, был герой по имени Большой Пусси?

Ой-ой! По-моему, у нас проблемы. Лицо мистера Сейфера медленно наливается кровью. Все уставились на Викторию. Мне хочется защитить ее: взять на руки и отнести в постель. Но я никогда не смогла бы ее поднять.

— Это круче, чем шоу Леттермана с Фаррой Фоссет, — шепчет один из звукооператоров своему коллеге.

— Виктория, вы с нами? — из последних сил сдерживается Сейфер. — Земля вызывает Викторию. Виктория, начинайте.

— Окружающие всегда пользовались моей добротой, — бубнит она.

Я знаю, это уже не Виктория. Ситуация напоминает мне уроки у миссис Айлин Мендт в средней школе. Она всегда мрачно одевалась и занималась черной магией. Ее едва не уволили за фотографии в полуобнаженном виде в «Уиккан уикли».

— Вы читали статью в последнем выпуске «Пипл»? — спрашивает мистер Сейфер.

Я надеялась, что он не станет поднимать эту тему. Вчера я солгала Виктории, сказала, что журнал еще не вышел. Но думаю, ведущий уже устал изображать из себя хорошего парня.

— Люди начинают задаваться вопросом…

Кто-нибудь снимите с меня это дерьмо! — визжит Виктория, пытаясь снять микрофон с шелковой блузки, и сдергивает ее с плеч. Потом с трудом поднимается на ноги и, шатаясь, уходит, демонстрируя всем одну обнаженную грудь, совсем как Джанет Джексон во время перерыва в игре на Суперкубок по американскому футболу. Спешу за ней и поддерживаю под локоть, когда она поднимается по лестнице.

— Вполне достаточно, чтобы повеселиться, — произносит кто-то.

Я не верю своим ушам! Представляю себе передачу, где знаменитые в разных областях люди переживают разные неприятные моменты, а сотрудники «60 минут» сидят в задней комнате и смеются. Пожалуйста, скажите мне, что мир не столь ужасен и жесток! Пожалуйста, скажите мне, что таких людей нет на свете!

Укладываю Викторию в постель, и она просит меня принести ей письма от поклонников. Обещаю сделать это, как только провожу съемочную группу.

— Какую съемочную группу? — спрашивает она, закрывая глаза, а я тихонько ухожу.

Прощаюсь с мистером Сейфером, благодарю его и прошу прощения за то, что съемка прошла не так гладко, как он рассчитывал.

— Тебе не за что извиняться, — успокаивает он. — Это было одно из самых великолепных интервью за всю мою жизнь.

Они уехали, а я вхожу в дом и слышу звонок интеркома. Виктория хочет знать, почему мне требуется так много времени, чтобы принести ей письма от поклонников. Сегодня пришло всего три письма, но я Поднимаюсь наверх и зачитываю их вслух. Первое письмо от женщины, которая просит Викторию перед смертью выслать ей фотографию с автографом. (Думаю, ей не следовало писать о смерти.) Второе от постоянного поклонника, который описывает несколько неудачных моментов в сценарии шоу. Третье пришло от маленького мальчика из Атланты, штат Джорджия.

Дорогая Виктория!

Мне всего десять лет, но моя мама говорит, что ты самая классная из всех, кого показывают по телевизору. Мне очень жаль, что ты умираешь. Я хочу сказать тебе, что не надо бояться. У меня была мышь-песчанка, она умерла в прошлом месяце. Ей было тяжело, но я говорил с ней ночью в своих молитвах, и она согласилась стать твоей, когда ты окажешься на небесах. Она сказала, что будет ждать тебя слева от ворот, и святой Петр знает, что она там. Между прочим, ее зовут Тигра. Она тебе понравится.

Твой друг Стиви Данн.

Виктория начинает плакать, а я не знаю, что делать. Вдруг у нее нервный срыв?

В конце концов ложусь к ней в постель, обнимаю и держу до тех пор, пока она не успокаивается. Потом бегу в шикарную ванную комнату, мочу горячей водой полотенце и приношу его Виктории.

— Спасибо, — любезно благодарит она и хлопает рукой по кровати рядом с собой, чтобы я села. — Должна сказать кое-что, чтобы перестать волноваться.

Если нужно удалить еще несколько волосков, я с удовольствием это сделаю, но, оказывается, дело совсем в другом.

— Что случилось, Виктория?

Стараюсь походить на монашек из фильма Джейн фонды. Правда, я так и не поверила, что Джейн Фонда одна из них. Я все время думала о ее крепком теле под одеянием, или как там они называют свои балахоны?

— Я солгала!

— О чем?

— Я не больна, — признается она.

Я в таком шоке, что не могу вымолвить ни слова. В это невозможно поверить!

— Конечно, я умираю. Лет через сорок или пятьдесят меня не станет, и Господь знает, что ждать не так уж и долго. Поэтому по большому счету я сказала правду.

— Я не понимаю.

— А чего тут понимать? Я не хотела, чтобы закрывали мой сериал, — объясняет она.

Я потрясенно молчу и сжимаю полотенце так сильно, что вода течет мне на юбку, оставляя на ней большое мокрое пятно.

— Почему ты на меня так смотришь? Считаешь, что я ужасная женщина?

— Нет, — мямлю я. Но это такая явная ложь, что тут же приходится ее исправлять. — Если только чуть-чуть…

— Что мне делать? — спрашивает Виктория.

Не знаю, что и ответить. Я всего лишь простая девчонка из Шугарленда, штат Техас. Самое значительное событие там — это состязание по поеданию перца «хабанера», которое проходит каждый год четвертого июля. Этот перец muy caliente . К нам съезжаются Участники со всего мира. В прошлом году с рекордным временем победил один низкорослый парень из Венесуэлы. После победы он долго и бессвязно говорил на родном языке, а мой учитель испанского из средней школы пытался переводить. И оказалось, что коротышка сделал это ради народа своей страны, который голодает из-за ненормального диктатора-президента, придурка по имени Как-то там Чавес. Но я не уверена, что мой учитель правильно все понял, и в итоге победителя стащили со сцены.

— Не смотри на меня так! О чем ты думаешь?

— О состязании по поеданию перца в Шугарленде.

— Что?!

Понимаю, что мне не стоило говорить этого, но я слишком расстроена признанием Виктории.

— Поверить не могу в то, что вы сказали. Лучше бы я этого не знала! — Мой голос прерывается.

— Только никому не рассказывай, — требует Виктория. — Поняла? Если проболтаешься, я выслежу и прикончу тебя.

Вечером, когда я возвращаюсь домой, Дэн встречает меня у порога. Его широкая улыбка напоминает о чеширском коте из «Алисы в Стране чудес».

— У меня для тебя большой сюрприз, — говорит он, пряча руки за спину.

Какой? — спрашиваю я, но мне совсем неинтересно. Я все еще в шоке от признания Виктории. Думаю о том, действительно ли программа защиты свидетелей настолько плоха, как о ней говорят. Правда ли, что некоторые исчезнувшие свидетели оказываются не в милых домиках привлекательных рыбацких поселков, а становятся жертвами тех самых агентов правительства США, которые должны были их защищать? Ведь в этом что-то есть, правда? Люди исчезают, а мы не знаем, как именно.

— Закрой глаза, — требует Дэн.

— Нет настроения, — отмахиваюсь я.

— Что с тобой?

— Голова раскалывается.

— Сядь и закрой глаза, — настаивает он, усаживая меня на диван.

— Не хочу!

— Ну пожалуйста! — просит он.

Зажмуриваюсь и чувствую, что он кладет мне в руки большой конверт. Открываю глаза. Не могу поверить! Это письмо из Школы кино и телевидения при Калифорнийском университете. Я в глубоком шоке. Дэн улыбается.

— Видишь, конверт большой, а не маленький. Думаю, можно предположить, что это значит.

Разрываю конверт и быстро пробегаю глазами письмо.

Дорогая Рейчел!

Прими наши поздравления. Приемной комиссии очень понравился твой необычный сценарий «Бредущие в Шугарленде». Мы с удовольствием сообщаем, что ты принята в Школу кино и телевидения на осенний семестр 2004 года, и с нетерпением ждем встречи с тобой.

Поверить не могу, я сделала это! Если бы ужасней секрет Виктории не лежал камнем на моем сердце, я начала бы прыгать на диване и расцеловала Дэна. Вместо этого я говорю:

— Это, должно быть, ошибка.

— Что с тобой происходит? — спрашивает Дэн. — Они же сами написали: сценарий «Бредущие в Шугарленде». Ты знаешь, как тяжело туда попасть? Ты должна скакать от радости и орать на всю округу.

— Наверное, я заболеваю… — Встаю, ухожу в свою комнату и закрываю дверь.

— Рейчел, что происходит, черт возьми? — стучится Дэн.

— Ничего. Очень многое нужно теперь сделать, вот и все! — Это, конечно, так, но мои слова звучат крайне неблагодарно.

— Я могу помочь? — спрашивает Дэн.

— Нет, спасибо. Я справлюсь.

— Хочешь, заполню за тебя анкету?

— Какую анкету?

— Для школы, глупенькая. Тебе нужно подтвердить получение письма и свое намерение посещать занятия.

— Я займусь этим завтра.

— С тобой действительно все в порядке?

— Да, — лгу я. — Просто чувствую себя немного простуженной и волнуюсь за Викторию.

— Ты не должна мучить себя мыслями о Виктории! — требует Дэн. — Я вытащил тебя из Шугарленда не для того, чтобы ты нашла себе новую мать.

— У меня нет навязчивых мыслей по ее поводу. И я знаю, что она не моя мать.

— Рейч, разве ты не видишь сходства? Твоя мать— алкоголичка. Виктория — наркоманка. История повторяется.

— Дэн, я знаю, ты желаешь мне добра. И я тебе благодарна. Но давай больше не будем поднимать эту тему.

— Рейчел, ты слишком добра, и это тебе вредит. Ты самый преданный человек, которого я только знал в жизни. Но иногда следует подумать о себе и позаботиться о собственных потребностях. Особенно сейчас. Я так горжусь, что тебя приняли!

— Спасибо, — благодарю я.

— Я здесь, если понадоблюсь.

— Ты замечательный человек, Дэн. Это правда.

Раздеваюсь и ложусь в постель, даже не почистив зубы. Как сложен мир! И люди совершают плохие поступки. И арабы нас не очень любят. Ничего не понимаю. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил смысл жизни. Какое-то время я лежу, глубоко задумавшись. Потом принимаю решение. Беру телефон и звоню Виктории.

— Алло? — отвечает она.

Даже не верится, что она сама взяла трубку, но это частная линия, и, думаю, не многие знают ее номер.

— Виктория, — говорю я. — Это я.

— Кто?

— Рейчел.

— Я не знаю никого по имени Рейчел.

— Тогда Рошель.

— Ах, Рошель. Что же ты сразу не сказала?

— Я должна вам кое-что сообщить.

— Что именно?

— Вам нужно сознаться во лжи. Я не могу держать это внутри себя. Правда меня убивает.

— Послушай меня, маленькая чертовка. Я тебя предупреждаю…

— И еще, — неожиданно для себя самой перебиваю я. — Я не позволю так со мной разговаривать. — Неужели я только что сказала это?

— Что?!

— Вы меня слышали.

— Ах ты, тварь! Как ты смеешь так говорить со мной?!

— А вы как смеете? Вы не моя мать!

— Ты забыла, кто я?

— Я знаю, кем вы были раньше!

Стоит мне сказать это, и я понимаю, что веду себя крайне жестоко. Но может, ей это необходимо?

— Ты уволена!

— Мне жаль, Виктория. Но не в том смысле, как вы думаете. Я работала ради вас. Вы не найдете более преданного друга за пределами Шугарленда, но всему есть предел! — Мне кажется, я всю жизнь хотела сказать эти слова, правда, своей матери. Но в данной ситуации это тоже имеет смысл, и я довольна. Мне даже становится немного легче. — Виктория, я знаю, вам будет тяжело в это поверить, но вы мне небезразличны. Я сделаю вид, что не уволена, — просто мы решили немного отдохнуть друг от друга, чтобы собраться с силами и взять себя в руки.

— Я разговариваю с сумасшедшей! — кричит она.

— Виктория, я знаю, вам тяжело. Когда я была маленькой девочкой, моему отцу тоже пришлось делать сложный выбор. И он ошибся и — увы! — умер под прицельным огнем полиции. Они сказали, что в этот момент он смеялся, и, наверное, так и было. Отец всегда говорил, что последним будет смеяться он. Но боюсь, сейчас ему уже не весело.

Виктория бросает трубку, и я тоже вешаю свою. Как ни странно, я абсолютно спокойна. Честно говоря, я даже стала лучше относиться к себе и к жизни в целом. Если это пробное расставание с Викторией не сработает, первое, что я сделаю утром, — загляну в «Старбакс» в Брентвуде. Я знаю, что они ищут дружелюбных и привлекательных людей, готовых сотрудничать с клиентами.

 

ГРИФФИН

Захожу в «Трейдер Вик» и не верю своим глазам: как много новых лиц! Все наши, конечно, тоже здесь, но вместе с ними еще двадцать или тридцать новичков. Они заняли все столики в другой части зала, и облако дыма уже затянуло все вокруг.

— Вот это да! Что здесь происходит? — спрашиваю я Микаэлу.

Она поднимает на меня глаза и пожимает плечами:

— Понятия не имею, я только что приехала.

Замечаю Рейчел. Она машет мне рукой. В ней что-то изменилось. И улыбается она, как слабоумная. Вижу девушку, которая работает у Алека Болдуина. Все остальные мне незнакомы. Нахожу свободное место рядом с Кейшей.

— Кто эти люди? Что здесь происходит?

— Точно не знаю, но слышала, что за последние дни Рейчел разослала сообщения всем, с кем когда-либо виделась в Лос-Анджелесе.

— Ходят слухи, что Виктория ее уволила.

— Сама она считает по-другому, — говорит Микаэла.

Кто-то стучит по стакану. Смотрю в зал. Это Рейчел. Она встает, и все замолкают.

— Спасибо, что вы собрались здесь сегодня. Для тех, кто не знаком со мной: меня зовут Рейчел, и я ассистент, хотя формально сейчас в простое, как говорят в нашем бизнесе.

— Привет, Рейчел! — сливаются в унисон несколько голосов.

— Добро пожаловать тем, кто здесь впервые. Познакомьтесь, пожалуйста, с Гриффином и Микаэлой. Их можно назвать основателями нашей еженедельной группы поддержки.

— Привет, Гриффин! Привет, Микаэла!

Это очень странно. Сначала мне кажется, что аналогия с собраниями анонимных алкоголиков завела Рейчел слишком далеко. Но потом я понимаю, что нам это, пожалуй, нужно. По крайней мере мне-то уж точно. Вижу, что Микаэла уставилась на меня в растерянности. Уверен, что и ей сейчас нужна поддержка — любая!

— Гриффин работает у Джонни Тредуэя, а Микаэла у… — Рейчел останавливается, не зная, как закончить предложение.

— Раньше я была ассистентом Виктории Раш, — приходит на помощь Микаэла. — Но недавно меня уволили.

Зал ободряюще шумит — большинство присутствующих, похоже, знают, что это такое — быть уволенным.

— Кто хочет начать? — спрашивает Рейчел.

Худой нервный парень поднимает руку. Рейчел кивает ему и садится. Парень встает.

— Привет, меня зовут Билл, и я ассистент.

— Привет, Билл, — кричу я вместе со всеми присутствующими в зале.

— Я работаю в «Метро-Голдвин-Майер». Обязан первым приезжать к девяти утра и уходить после всех в восемь вечера. Каждый день мне приходится брать домой не меньше четырех или пяти сценариев, читать их и готовить краткий обзор к следующему утру.

Люди шумят, ободряя и поддерживая его. Билл садится.

— А что вы делаете, когда босс обращается к вам с необоснованной просьбой? — спрашивает Рейчел и смотрит на меня. — Ты можешь рассказать нам, Гриффин?

— Постараюсь сделать все, что от меня потребуется, — пожимаю я плечами.

Крупный напыщенный парень встает со своего места.

— Меня зовут Эрик, я работаю в «Юниверсал». А если нужно нарушить закон?

Все смотрят на меня затаив дыхание.

— Думаю, это зависит от каждого и от того, какая именно будет просьба.

— Каждый вечер в шесть часов мой босс заставляет меня брать его «порше» и курсировать по бульвару Санта-Моника в поисках молоденьких мальчиков.

«Расскажи о своем вопиющем примере». Но почему-то я решаю заняться терапией.

— И как ты себя чувствуешь в этот момент?

— Ужасно! Мой босс — извращенец, растлевает малолетних. Я не хочу иметь с этим ничего общего.

— Ты всегда можешь отказаться.

— А если он меня уволит?

— Это серьезный вопрос, как думаете? — потираю я подбородок. — Какой ценой обходится тебе работа? Готов ли ты пожертвовать самоуважением? Если тебе противно смотреть на себя в зеркало, как ты одеваешься по утрам?

Размышляю над собственным положением. С тех пор как подсунул Тревису поддельный контракт, я тоже не задерживаюсь перед зеркалом. Будь я супергероем, меня звали бы Капитан Лицемер.

— Добрый вечер, — поднимается с места симпатичная девушка. — Меня зовут Дейдре. Я работаю ассистентом в производственном отделе студии «Нью-Лайн».

По реакции парней в зале видно — они рады, что эта девушка здесь.

— Привет, Дейдре!

— Отличные ножки! — шепчет Джеб.

— И все же, почему они относятся к нам как к идиотам? — спрашивает девушка.

— Конечно, все мы можем ошибаться, но ведь есть ассистенты, по сравнению с которыми Джессика Симпсон выглядит, как Мэрилин Мэнсон. И это создает превратное впечатление обо всех нас, — объясняю я. — Мы должны понять, что отсутствие к нам определенных требований, кроме наличия пульса и водительского удостоверения, дает возможность получить эту должность идиотам всех мастей.

— Хорошо, но если не брать в расчет тех, кто портит все дело, почему они все равно относятся к нам как к дерьму? — спрашивает другой парень.

— К сожалению, не так просто объяснить все сложности этого бизнеса. Но даже в этом случае многое останется непонятно, — отвечаю я. Все уставились на меня с глупыми лицами. Решаю объяснить: — Подумайте о том, что наша должность предшествует всем другим. Большинство людей начинают работать ассистентами, а потом, поднимаясь наверх, пытаются отыграться. Это одна из привилегий тех, кто в итоге достигает успеха. Теперь пришла твоя очередь превратить жизнь другого человека в маленький ад и получить удовлетворение от своей изобретательности. Я бы не удивился, узнав, что некоторые руководители с интересом обсуждают своих ассистентов, стараясь превзойти друг друга в дикости и необычности причиненных им унижений.

Присутствующие качают головами, понимая, как это все несправедливо. Делаю большой глоток «Май Тай» и чувствую боль в желудке. Как может этот напиток с любимым когда-то вкусом вызывать такой сильный приступ?

— Я не оправдываю их поведение, это самая настоящая паранойя. Крепкая основа нашего бизнеса, позволяющая ему процветать, — отрицание всего и вся. Представьте край пропасти у себя под ногами, и это будет великолепной метафорой. Мы все боимся потерять работу.

— Я рад, что очутился здесь сегодня. Раньше мне казалось, что я один переживаю весь этот кошмар, — говорит кто-то из присутствующих.

— Мы все здесь в одной лодке, — замечает Микаэла.

— Нам нужно образовать некое подобие клуба, — предлагает Рейчел.

— А я думал, это и есть клуб, — слышится голос.

— Формально мы не являемся организацией, — возражает Рейчел, — и у нас нет определенной Цели.

И что ты предлагаешь? — спрашивает Кейша Глаза Рейчел сверкают от возбуждения.

— Почему бы нам не создать профсоюз, как это было в «Норме Джин»?

— Кто такая Норма Джин? — спрашивает кто-то.

— Помните фильм с Салли Филдс в главной роли?

— «Норма Рэ», — поправляю я. — А актрису зовут Салли Филд.

Снова вижу пустые глаза. Они не имеют представления о том, кто такая Салли Филд. О Господи!

— Как бы ее ни звали, это фильм о женщине, которая работала на фабрике, где очень плохо относились ко всем сотрудникам, — рассказывает Рейчел. — А потом из Нью-Йорка приехал один парень и уговорил Норму Рэ помочь ему создать на фабрике профсоюз.

— И это сработало? — спрашивает Кейша.

— Да, — кивает Рейчел.

— Мы не можем объединиться в профсоюз. — Джеб первый заговорил о том, что понимаем мы все.

— Почему нет? Актеры, режиссеры, сценаристы, члены съемочных групп — в нашем бизнесе у всех есть профсоюз, — недоумевает Микаэла.

— Мы слишком много работаем и слишком мало получаем, — возражает еще кто-то в зале.

— Как говорили в том фильме, если мы объединимся, наши голоса сольются в единый хор. И тогда мы сможем потребовать, чтобы к нам относились по-человечески, — говорит Рейчел.

— И справедливую оплату!

— И соответствующее рабочее место!

— Пособия по болезни! — фантазирую я, но быстро возвращаюсь к реальности. Это безумие!

— Подождите минуту! — прерывает всех ассистент из «Даименшион филмс». — Все это не поможет.

Наши боссы посмеются, а потом нас уволят. Не знаю, как вы, а я не могу рисковать работой.

— Если мы попробуем расшатать систему, все ассистенты заплатят за это. Если нам так плохо сейчас, что произойдет, пригрози мы создать профсоюз? — соглашается Мэрилин.

— Но если у нас все получится, от этого все выиграют, — замечает кто-то.

— Правильно! — кивает Рейчел. — Тем, кто работал вместе с Нормой Рэ, урезали зарплату и увеличили рабочий день. Друзья возненавидели ее за это. Она стала изгоем, умер ее отец.

И я решаю задать прямой вопрос:

— Вы понимаете, как тяжело будет создать профсоюз? — Пустые взгляды. Мертвая тишина. Смотрю на парня из «Дайменшион». — Можно не сомневаться, нас тут же уволят, ничего не изменится, и все старания окажутся бесполезными.

Большинство из присутствующих согласны со мной.

— Как жаль, что мы ничего не можем сделать, — качает головой Кейша.

Вдруг встает парень в очках с толстыми стеклами:

— А если сделать вид, что у нас есть профсоюз?

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. Он оглядывает зал.

— Меня зовут Марти. Я работаю в «Сони».

— Здравствуй, Марти, — приветствуем его все вместе.

— Скажем, мы сделаем вид, что существует профсоюз ассистентов. Попросим друзей-актеров изображать наших представителей и разбираться с теми, кто больше всех нарушает наши права.

Все молчат.

— Я лишь подумал… — краснеет Марти.

И тут в зале начинается радостное возбуждение.

— Это решит проблемы!

— Неужели мы сделаем это?

— Почему нет, если попробовать? Нам нечего терять.

Эта мысль кажется мне вполне разумной, достойной обсуждения. Вижу Джеба, сидящего напротив меня. Понимаю, что если представителя будет изображать сильный, суровый мужчина, это окажется вдвойне эффективным.

— А как мы назовем наш профсоюз? — спрашивает Микаэла.

— Я знаю! ГАГ! — вскакивает Рейчел.

Никто не понял, что она имеет в виду, поэтому ей приходится пояснить:

— Группа ассистентов Голливуда! Вот так!

* * *

По дороге домой я вспоминаю истории, которые ассистенты рассказали о боссах, и это придает мне силы. Хотя многое я предпочел бы не знать. Например, девушке из Эм-джи-эм приходилось держать пенис своего босса, когда тот мочился, — «сильнее, не так сильно» — хотя, конечно, в этом случае имелись смягчающие обстоятельства: после аварии на мотоцикле у него была сломана рука. И еще история, когда уже другой девушке пришлось подтирать боссу… Нет, этого вам лучше не рассказывать.

Был еще один парень, Чарли, он работает на Рона Коварда. Все ждали откровений по поводу его босса. Но Чарли развеял миф о том, что Рон — засранец!

— Он лучший босс, который у меня был. Я его обожаю!

Присутствующие освистали Чарли. Я не думаю, что он вернется.

Вечер прошел очень весело, и многие излили душу, а идея о фальшивом профсоюзе оказалась правильной. Это мои братья и сестры по оружию, и им тоже не так просто решить проблему самоуважения. Перед уходом я отвел Рейчел в сторону и признался, что вечер произвел на меня очень большое впечатление.

— Просто я люблю людей, — произнесла она с приятным акцентом уроженки Техаса. — Силу быка нельзя определить по размеру его рогов.

Какая странная девушка! И напоминает мне героиню какого-то фильма. Не знаю, кого именно, но обязательно вспомню.

По дороге домой чувствую, что эйфория постепенно ослабевает из-за мыслей о Тревисе, которые меня изводят. Я совершил очевидный подлог, а забыть такую ошибку совсем не просто. Как раз наоборот. Вся моя будущая карьера — да что уж там, все мое будущее — зависит от способности справиться с этой деликатной ситуацией.

 

КЕЙША

Сегодня в моем гороскопе написано: «Вам повезет: вас ждут неожиданные перемены, общественное признание и творческие успехи». Вы верите в такую ерунду? Я безработная, бездомная, чернокожая девушка без копейки денег, за три недели не съевшая ни одного «Криспи крем».

— Кейша, привет!

Это Тревис. Он входит в офис, подавленный и недовольный.

— Как дела?

— А как ты думаешь? — спрашиваю я. Зачем церемониться? Что он может мне сделать? Уволить? — Дерьмово.

— Мне очень жаль, что нам приходится с тобой расставаться.

— Но не так, как мне.

— Как только я начну сниматься, тут же снова найму тебя на работу.

— А пока что мне делать? Голодать?

— Знаешь, — вдруг замечает Тревис, — раз зашел разговор, ты выглядишь очень привлекательно. Сидишь на диете?

— Нет. Но, опасаясь, что меня уволят, я стала экономить на еде.

— Правда?

Господи, мне нравится этот парень, но какой же он тугодум! Может, это определенная компенсация? Если Господь дает тебе хорошую внешность, он лишает тебя мозгов.

— Трев, я шучу.

На его лице появляется улыбка на миллион долларов. Нет, на двадцать миллионов!

— Я не хочу, чтобы ты исчезала! И прошу тебя, не надо меня ненавидеть!

— Я не ненавижу тебя!

Он роется в огромной стопке сценариев на моем столе.

— Тебе не попадалось ничего хорошего в последнее время?

— Не здесь.

— Я прочитал «Над пропастью во ржи», — сообщает Тревис.

— Я любила эту книгу.

— Да, Гриффин как-то рассказывал мне о ней. И оказалось, что Лен тоже читал ее в тюрьме. Он говорит, что она у него одна из самых любимых.

— Тебе понравилось?

— Да, особенно эпизод на странице двадцать семь, где он спит на скамейке в Центральном парке и его кусает волк.

— Что ты сказал?

— Волк, понимаешь, волк. И он превращается в оборотня.

— Холден Каулфилд превращается в оборотня? — Ты вроде бы говорила, что читала ее.

— Я читала книгу, а не сценарий.

— А в книге нет волка?

— Конечно же, нет.

— Тогда я ничего не понимаю, это был лучший момент, — недоумевает Тревис.

Звонят в дверь. Смотрю на экран монитора и вижу у ворот грузовик из компании по организации вечеринок. Смотрю на Тревиса. Он опускает голову, как провинившийся ребенок.

— Трев, что происходит, черт возьми?

— Ничего, — пытается он уйти от ответа. — Я скучаю по друзьям и хочу устроить небольшую вечеринку, пока Ленни нет в городе.

— Ему это вряд ли понравится.

— А он не узнает, — заявляет Тревис.

Понимаю, что не хочу быть замешанной в эту историю, прямо говорю ему об этом и начинаю собирать вещи. Тревис останавливает меня:

— Я не могу найти телефон фирмы, которая привозит отличную тайскую еду. — Если вам интересно, речь вовсе не о еде. Это служба эскорт-услуг, замаскированная под доставку еды. — Не помнишь, как звали двух маленьких официанток, которых они присылали в прошлый раз? — интересуется Тревис.

Клянусь, парень заводится от одного воспоминания о них.

— Конечно, помню. Маленькую с большой грудью звали Фан, а ту, которая еще меньше, но с большей грудью, — Тайм.

— Да! — радуется Тревис. — Правильно!

Еще я помню, что именно два повара привезли нам под видом еды: одна коробка холодной лапши и еще одна с холодными пельменями. Лапша выглядела так, будто была приготовлена неделю назад. А вот пельмени оказались неплохими. Это было в то время, когда я ела все подряд. Еще имелся большой пакет пирожков с предсказаниями внутри, и это были самые странные предсказания, которые я видела в жизни. Я съела первый и прочитала: «Поцелуй того, кто слева от тебя». Второй: «Сними что-нибудь из одежды». Даю Тревису номер телефона и направляюсь к двери.

— Я знаю, Трев, ты меня не послушаешь, но вечеринку нужно отменить. Ты меняешься к лучшему, и мне будет жаль, если ты все испортишь.

— Не волнуйся. Все под контролем. Выхожу из дома и натыкаюсь на Лу.

— Привет, Кейша, — воркует он. — Как жизнь?

— Хорошо… — Чувствую сильный дискомфорт из-за того, что произошло вчера ночью, и не могу поднять глаза.

— Что ты делаешь в субботу?

— В эту субботу?

— Да, хотя, возможно, мне стоит забронировать несколько суббот подряд.

— У меня нет никаких планов, а что?

— Хочешь, пойдем поужинаем?

— Зачем тебе это? — почему-то спрашиваю я и сразу же жалею об этом. Дело в том, что у меня не слишком высокая самооценка. Уже давно меня никуда не приглашал мужчина!

— Ты смотрелась в зеркало в последнее время? — спрашивает он.

Лу попал в точку. Я видела себя в зеркале. На днях взглянула, а потом наклонилась и посмотрела внимательнее. И вот что я вам скажу: мне понравилось то, что я увидела.

— Когда ты подъедешь?

— В семь тридцать.

— Буду ждать, — киваю я и направляюсь к машине. Знаю, что он провожает меня взглядом, и мне это нравится. Дж. Ло может оставаться со своими большими выпуклостями. А я не хочу таскать на себе задницу такого размера. Мне нравится моя нынешняя попка.

* * *

Вечером я сижу дома, размышляю о Тревисе и переживаю. Я знаю, что ничем ему не обязана, но решаю все же поехать и проверить, как у него дела. Собираюсь с силами и еду.

Лу не видно на улице, зато вся подъездная дорожка и близлежащие обочины заполнены машинами. Иду к дому и слышу, как надрывается музыка. Не сомневаюсь, соседи в ярости.

Вхожу через центральную дверь — комнаты выглядят так, будто по ним пронесся торнадо. Марте все это совсем не понравится. То тут, то там попадаются лежащие тела, надеюсь, это не мертвецы.

Смотрю в сторону бассейна. Музыка сводит с ума, а человек двадцать трясутся под нее и аплодируют, словно смотрят какое-то шоу. Подхожу ближе. Конечно же, это Фан и Таймер — девушки из службы доставки еды. Они стоят на трамплине и раздеваются, танцуя. Их груди как будто стальные. Не хотела бы я получить в глаз одной из них. Ищу в толпе Тревиса, но его там нет. Захожу в дом. Вижу Поуки и Фрога, на столе перед ними лежит гора кокаина, похожая на муравейник. Они раскладывают дорожки на голой заднице какой-то девушки.

Иду на кухню и вижу знакомый «подарок» от так называемой службы доставки еды. Беру один из пирожков с предсказанием. «Расскажи всем о своем самом большом страхе». Вот только слово «страх»

написано без буквы «с». Больше всего я боюсь, что Внутренняя налоговая служба засадит мою черную задницу за решетку. Они утверждают, что задолженности по налогам моего отца приближаются к ста тысячам, и если до этого дойдет, они заберут у меня дом. Я безработная, нищая и, судя по всему, довольно скоро могу стать бездомной.

— Ты не видел Тревиса? — спрашиваю я парня модельной внешности.

— Нет. — Он манерничает, как гомосексуалист. — Но надеюсь, что скоро увижу.

Кто эти люди? Неужели Голливуд стал Меккой для извращенцев? Как будто, если ты не похож на других, тебе ничего не остается, кроме как идти на запад.

В подвале танцуют два парня и две девушки, отхлебывая небольшими глотками водку «Скай».

— Все это ломает мне кайф, — жалуется один из них. — Нам нужно держаться поближе к кокаину.

— Кто-нибудь видел Тревиса? — спрашиваю я.

Все четверо смотрят на меня в крайнем удивлении: кто, черт возьми, привел сюда черномазую? Возвращаюсь в дом и слышу, как в одной из спален кто-то очень шумно занимается сексом. Заглядываю внутрь. Девушка, снимавшаяся вместе с Тревисом в последнем фильме, трахается сразу с двумя парнями, но моего босса среди них нет. Подхожу к его спальне и колочу в дверь.

— Тревис, ты здесь? — Тишина. Стучу снова. — Тревис? — Поворачиваю ручку и толкаю дверь. В комнате никого. Я уже собираюсь уходить, но замечаю, что в ванной горит свет. — Тревис? — Вхожу и вижу его. Он сидит, опустив голову в унитаз. Я ничуть не преувеличиваю. Вы можете себе представить, чего я только не повидала за время работы здесь, но такое происходит впервые. — Тревис! — Ухватившись за мокрые волосы, поднимаю ему голову. Он не дышит! — Тревис! — Хлопаю его по щекам, а потом хватаю телефон со стены, набираю 911 и умоляю о помощи. — Это Тревис Траск! — кричу я. — Он не дышит!

Мне обещают прислать бригаду и требуют оставаться на линии. Они хотят, чтобы я попробовала оказать ему первую помощь. Меня сильно трясет, и я не знаю, как взять себя в руки.

— Где вы находитесь? — спрашивает оператор.

— В ванной комнате.

— Мистер Траск с вами ?

— Да!

— Что он делает?

— Ну не пляшет же, черт возьми!

— Мисс, вы должны успокоиться.

Мое сердце колотится с частотой миллион ударов в минуту, а она хочет, чтобы я успокоилась! Бросаю трубку! Подхожу к Тревису и изо всех сил нажимаю ему на грудь. Он начинает кашлять, и один чертов пельмень вылетает у него из горла.

— Тревис?

Он в полном беспамятстве, взгляд затуманен.

Входит Фрог, как пришелец с другой планеты, и, взглянув на нас, оценивает ситуацию по-своему:

— Все уже трахаются, все, кроме меня!

— Немедленно выметайся отсюда! — ору я. — Вечеринка закончена, сюда едет полиция. — Фрог становится еще бледнее, чем обычно, и исчезает, как вспышка молнии на небе. Снова поворачиваюсь к Тревису: — Тревис? Ты в порядке? Ты меня слышишь?

Он все еще слишком слаб, чтобы двигаться, но сознание уже начинает возвращаться.

— Кейша, ты спасла мне жизнь, — хрипит он. — Ты спасла мою чертову жизнь.

Я это сделала, так ведь? Поверить не могу. Я действительно спасла ему жизнь. Беру полотенце, смачиваю его немного и вытираю Тревису лицо и лоб.

— Я не знаю, что тебе сказать, — лепечет он слабым голосом.

— Тише. Не нужно ничего говорить.

— Это дерьмо застряло у меня в горле, я пытался привлечь их внимание, потому что не мог даже дышать. А все решили, что я прыгаю для того, чтобы повеселить их. Потом я прибежал сюда и пытался справиться сам.

— Хорошо, а теперь помолчи.

Позади нас начинается суета. Входят два врача с чемоданчиками. Тревис еще слишком слаб, не может подняться, и я считаю, что сейчас не стоит тормошить его. Врачи измеряют пульс, изучают его состояние, обсуждают цвет кожи и размер зрачков, но, похоже, причин для серьезного беспокойства нет. Они просят меня рассказать, что произошло, и продолжают осмотр, повторяя, как сильно ему повезло.

— Я знаю, — соглашается Тревис.

Через пару минут врачи заканчивают.

— Все в порядке, — говорит один из них. А второй достает крошечный цифровой фотоаппарат и фотографирует Тревиса, лежащего на полу рядом с унитазом.

— Эй, вы не имеете права!

Но они поворачиваются и уходят. Я бросаю Тревису, что сейчас же вернусь, и бегу за ними. Проношусь по опустевшему дому через открытую входную дверь и вижу, как врачи бегут к «скорой помощи». Больше нет ни одной машины, все успели смыться.

— Вернись, придурок! — кричу я, начиная отставать. Я уже вижу этот снимок на обложке скандального «Нэшнлинкуаирер». Понимаю, что меня это не должно волновать, но ничего не могу с собой поделать. Я беспокоюсь за него. Что бы ни говорили о Тревисе, он неплохой мальчик!

— Кейша! — Это Лу. Он появляется в начале подъездной дорожки, рядом с машиной «скорой помощи».

— Останови их! — ору я.

Лу первым успевает к машине, парень с фотоаппаратом пытается оттолкнуть его. Но Лу в два раза крупнее, и тот сдается.

— Он сфотографировал Тревиса! — запыхавшись, подбегаю я.

— Кто из них?

— Вот этот.

Лу смотрит на парня и протягивает руку:

— Давай взглянем на твой фотоаппарат.

Никогда не замечала, какие у него большие руки.

Интересно, о чем это свидетельствует?

— Кто ты такой, твою мать? — хорохорится врач.

— Сомневаюсь, что это имеет значение, — спокойно отвечает Лу. — Я раза в два крупнее тебя, и думаю, мне понравится потоптаться на твоем горле. — Парень все понимает, лезет в карман и подает Лу цифровой фотоаппарат. Тот смотрит на фотографию и восхищенно присвистывает: — Отличный снимок, штук двадцать пять, не меньше! — Тут он замечает, как я волнуюсь, бросает фотоаппарат на асфальт и дважды бьет по нему каблуком. — Ой! — прищуривается он.

— Твою мать! — ругается врач.

— Выметайтесь отсюда, — приказывает Лу. — И радуйтесь, что мы не вызвали полицию.

Парни садятся в машину и уезжают.

— Поверить не могу, что ты сделал это, — говорю я Лу.

— Ну ты же все понимаешь.

— Нет. В чем дело?

— Я задумался, чем зарабатываю себе на жизнь. Вся эта беготня, фото знаменитостей и попытки продать их подороже. А я помню себя ребенком. Одиннадцатилетний мальчик из Чикаго: худой, страшный, немного потерянный. И вот однажды мой папа-таксист приходит домой и показывает большой старый фотоаппарат, который обнаружил на заднем сиденье машины. Он сказал мне, что полдня искал его владельца, заново проезжая весь маршрут, но так и не нашел. И решил, что отдаст фотоаппарат мне, потому что на прошлый день рождения я не получил от него подарков. — (Надо же, Лу рассказывает мне такие вещи!) — Я мечтал стать известным фотографом, настоящим мастером, но оказалось, что умею лишь неплохо фотографировать друзей в неловких ситуациях.

— Лу, ты ухаживаешь за мной? — неожиданно понимаю я.

— Да, — смеется он.

— О Господи, Тревис! Я совсем о нем забыла!

Бегу в дом вместе с Лу. Тревис уже сидит в кровати и удивленно смотрит на нас. Похоже, к парню постепенно возвращаются силы.

— Кейша, — мечтательно произносит он, — мой ангел! — И поворачивается к Лу: — Ты знаешь, что эта девушка спасла мне жизнь?

— Ничего особенного, — отмахиваюсь я, но на самом деле очень горжусь собой.

— Ты не уволена, — сообщает он мне.

— Тебе не кажется, что сначала нужно оговорить это с Ленни?

— Нет, — качает головой Тревис. — Есть вопросы, которые мужчина должен решать сам.

Это слова из его последней роли, и он произносит их именно так, как они звучали в фильме. Вполне убедительно! Я слышала их уже миллион раз, но по спине у меня по-прежнему бегут мурашки.

— С тобой действительно все в порядке? — интересуюсь я.

— Кейша, я видел свет, — мечтательно произносит он. — Это был яркий свет, именно такой, как рассказывают. Ослепительно яркий! И я уже шел к нему.

— Не хочу слушать эту ерунду, — говорю я. — Пойду позвоню Марте. Нужно все убрать, до того как вернется Ленни.

 

ДЖЕБ

Задний двор дома Блума — день

Мы с Эшли расположились рядом с бассейном. Кусты роз, лопаты, мешки с землей и удобрением. Это лучшая неделя в моей жизни: садоводство во время ленча. Каждый день в час дня я приезжаю с растениями и всем необходимым для посадки, а после работы мы с Эшли едим на кухне. Мы уже посадили небольшой огород: помидоры, огурцы, зелень и тыквенные. Мне нравится это занятие. Поверить не могу, что это я, большой Джеб, стою на коленях в грязи и играю в садовника. Но я действительно работаю с удовольствием. Поворачиваюсь и смотрю на Эшли.

Крупный план

ВОЛОСЫ ЭШЛИ убраны под шляпу от солнца с широкими полями. На шее, у самых корней, вижу прекрасную родинку, похожую на крохотный кусочек угля. Отвожу глаза, чувствуя, что начинаю возбуждаться. Это не самое главное.

— Посадим сначала желтые, а потом розовые, или вперемешку? — спрашивает она.

— Лучше посадим их вместе. — Мне нравится говорить о «нас», словно мы единое целое.

Эшли кивает, внимательно рассматривая участок.

— Думаю, ты прав, — улыбается она. Это самое прекрасное зрелище, какое я когда-либо видел в жизни. Ее улыбка излучает больше тепла, чем солнце в самый жаркий день. Опять сюсюканье! Нужно немедленно заканчивать с этой ерундой!

Я так близок к Эшли, что чувствую запах ее шампуня. Мне хочется признаться ей в любви, но думаю, она знает об этом. Она стоит на коленях, смотрит на меня и снова улыбается. Я вижу у нее под блузкой кружевное белье персикового цвета. Отвожу взгляд и принимаюсь за розовые кусты.

Все это очень странно. Первые два дня мы работали вместе. На третий день она призналась мне, что читала мои стихи и плакала, лежа в постели. Сказала, что Рэндалл пришел домой поздно, как обычно, и застал ее в слезах. Но она не могла объяснить ему причину.

— Знаешь, я не в состоянии нормально с ним разговаривать, — призналась она мне. — Особенно обсуждать свои чувства.

* * *

Мы целый час работаем под палящим солнцем, а потом идем на кухню, чтобы позавтракать.

Пока мы едим или делаем вид, что едим, Эшли рассказывает мне о своем детстве, романтических мечтах и вечном поиске идеальной половины. Но все сложилось совсем не так, как она ожидала.

— Что делать, если однажды ты наконец встречаешь человека, которого искал всю сознательную жизнь, но уже слишком поздно, потому что ты давно с другим? — спрашивает она.

Не знаю, как быть. Эшли действительно хочет услышать мой ответ? Или таким образом она пытается мне что-то сказать? Она так напряженно на меня смотрит, что мне приходится отвести взгляд — может, это ошибка.

— Да, — шепчет она сдавленным голосом, — слишком поздно. Тебе лучше вернуться в офис до того, как Рэндалл начнет тебя искать.

Чувствую себя настоящей сволочью! Почему я не рассказываю ей правду о работе? И, что более важно, о своих чувствах к ней? Не знаю, в чем причина. Думаю, я все тот же слабый ребенок, каким был когда-то! Я ухожу якобы на работу и пребываю в крайне подавленном состоянии до тринадцати ноль-ноль следующего дня, когда снова возвращаюсь к ней. Мы сажаем фуксию и напряжены до предела. Делаем вид, что вчера ничего не произошло и мы не говорили о страсти, романтике и поиске того единственного человека в мире, с кем чувствуешь свою неразрывность.

Смотрю на Эшли. Ее щека в земле.

— Ты испачкалась.

— Где?

Я вытираю грязь и в этот момент решаюсь сказать правду:

— Я хочу тебе кое в чем признаться.

Голос Блума:

— Эшли!

Камера уходит вправо и показывает лицо Рэндалла Блума. Он одновременно потрясен и напуган, взбешен и охвачен презрением.

Камера показывает мою реакцию, а потом снова этого придурка с букетом цветов в руке.

— Джеб! — Голос Блума дрожит. — Какого черта ты здесь делаешь?

— Это моя вина! — Эшли поднимается на ноги и бросается на мою защиту. — Я попросила его помочь мне с садом.

Блум в ярости пересекает двор и тычет в меня пальцем:

— Я тебя уволил!

— О чем ты? — удивляется Эшли. Он покровительственно обнимает ее:

— Ты в порядке?

— Да, — высвобождается она.

— Дорогая, вернись, пожалуйста, в дом, — обычным своим противным голосом произносит мой бывший босс. — Я разберусь с этим.

Эшли в ужасе смотрит на меня:

— Уволен? Что это значит? Почему ты не сказал мне?

— Не хотел потерять тебя, — объясняю я.

— Что ты сказал моей жене, твою мать? — кричит Блум, доставая телефон. — Я звоню в полицию!

Мне очень хочется врезать ему кулаком по губам. Но я осознаю, как жалок Блум и как несчастна Эшли. Не стоит с ним связываться!

Я смотрю на Эшли, пытаясь найти правильные слова.

— Эшли, мне… мне кажется, я лю…

— Полиция? Это Рэндалл Блум. Срочно…

Я убегаю до того, как он успевает закончить предложение. Чувствую себя трусом и неудачником. Представляю себя сорокалетним в супермаркете «Севен илевен», где, вероятно, мне суждено трудиться остаток своей жизни. Возможно, даже придется носить чалму, чтобы не отличаться от жизнерадостных коллег.

В течение двух дней я пытаюсь дозвониться до Эшли, чтобы все ей объяснить, но она не подходит к телефону. Не нахожу себе места, так хочу услышать ее голос. Кажется, сама жизнь зависит от этого разговора. Подъезжаю к ее дому, паркуюсь на другой стороне улицы и жду. Проходит час, потом еще один. Я уже теряю надежду увидеть ее снова, но в этот момент «рейнджровер» въезжает на улицу и движется в мою сторону. Машина останавливается, и я бегу к ней. Эшли одна.

— Эшли?

Она резко оборачивается:

— Ч-что тебе здесь нужно?

— Я должен с тобой поговорить.

— Джеб, думаю, тебе лучше уйти.

— Пожалуйста, дай мне две минуты. Это все, о чем я прошу!

Она пристально смотрит на меня, словно дает мне время. И я, запинаясь, начинаю говорить:

— Эшли, прости, что не сказал тебе правду! Ты не представляешь, как мне жаль! Я давно хотел все рассказать и даже уже пытался. Но не мог собраться с духом, потому что боялся потерять тебя. Ты все, что у меня осталось в жизни.

— И ты надеешься, что я поверю ? Думаешь, смогу доверять тебе? Я рассказала тебе интимные подробности своей семейной жизни, говорила о чувствах, мечтах и надеждах, а ты посмеялся надо мной!

Нет, Эшли, все совсем не так. Для меня это никогда не было смешным. Я в жизни не был так серьезен! — Хочу сказать ей о своей любви и не смею. — Возможно, ты никогда не сможешь меня простить, но я не виню тебя за это. Просто знай, что последние недели, когда мы встречались, те часы, что я провел рядом с тобой, — лучшее время в моей жизни!

Я не жду ответа, не хочу давить на нее. Поворачиваюсь, ухожу к машине и уезжаю, изо всех сил стараясь не смотреть в зеркало заднего вида и не плакать — неизвестно, чего я хочу сильнее.

Приезжаю в свою отвратительную маленькую квартирку, такую душную, что невозможно дышать. Ложусь на кровать и молюсь, чтобы зазвонил телефон. Но он не звонит. Я начинаю дремать, мне снятся кошмары, я просыпаюсь и пишу стихотворение:

И, словно в ответ, раздается телефонный звонок. Беру трубку:

— Алло?

— Это Эшли.

— Эшли! — У меня перехватывает дыхание.

— Джеб, ты должен объясниться. Я хочу знать правду и услышать все с самого начала.

И я рассказываю ей всю правду, а час спустя уже еду к отелю «Каса дель Map», где в комнате 682 меня ждет Эшли.

Она открывает дверь, и мы смотрим друг на друга, как мне кажется, целую вечность. Потом она распахивает руки, и мы целуемся.

Немного позже, обнаженные, мы оказываемся в кровати и предаемся любви. Я даже не буду описывать свои чувства. Я словно впервые в жизни занимаюсь любовью. И дело вовсе не в гормонах! Два тела, двигаясь в унисон, сливаются в единое целое.

Не знаю, может ли простой смертный вынести столько счастья.

 

ГРИФФИН

Я принял решение и направляюсь к Тревису каяться в своих грехах.

Кейша и Тревис сидят в гостиной вместе с Ленни. У двери стоят две сумки. Обстановка очень грустная.

— Кое-кто уезжает? — киваю я на сумки и морщусь, понимая, что, как Джонни, сказал «кое-кто».

— Нет, — говорит Кейша. — Ленни только что вернулся.

— Тебя не было в городе? — спрашиваю я.

— Ты слышал о том, что произошло? — игнорирует он мой вопрос.

— Да, Кейша рассказала мне, что ее уволили. Надеюсь, вы скоро передумаете. Она потрясающий человек!

— Мы не об этом.

И Тревис рассказывает абсолютно невероятную историю. Признаюсь, мне не верится, что пельмень, выскочивший у него из горла, пролетел через всю ванную комнату и вдребезги разбил зеркало.

— Потрясающая история!

— А ты-то зачем приехал? — интересуется Ленни.

— У меня тоже есть своя история…

Я открываю портфель, достаю оба контракта Тревиса — настоящий и поддельный — и объясняю, как это сделал. Потом отдаю им подписанное мной письменное признание в том, о чем только что поведал. И прошу их отказаться от сотрудничества с Джонни, потому что с этим человеком не стоит иметь дело.

— Я догадывалась, что что-то не так, — замечает Кейша. — Джонни с утра оставил уже два сообщения. Хочет немедленно говорить с Тревисом и Ленни.

— Значит, он больше не мой менеджер? — уточняет Тревис.

— Нет, не твой. У тебя нет обязательств ни перед кем, кроме самого себя.

— Для чего ты рассказываешь нам об этом? — задает вопрос Ленни. — Только говори правду, парень!

— Я ужасно себя чувствовал, — признаюсь я. — Джонни угрожал меня уволить, а я не хотел снова оказаться на улице, особенно после того, как принес ему в жертву три года жизни. Поэтому в минуту слабости принял неверное решение.

Ленни, естественно, приходит в ярость от моего поступка и кричит, что я козел и он возненавидел нас с Джонни с самого первого дня, едва увидев, и все в таком роде.

— Мне очень жаль. — Вот и все, что я могу сказать.

Неплохая мысль, — вдруг замечает Ленни. — Ты стоишь тут, раскаивающийся и несчастный, а я, преисполненный благодарности, уговариваю братишку подписать с тобой контракт. И все потому, что ты напортачил, но потом во всем признался. И естественно, с этого момента ты начинаешь великолепно работать.

— Не совсем так. Я ухожу из этого бизнеса.

— Полная чушь!

Тревис просит Ленни оставить меня в покое. Говорит, что они должны благодарить меня и радоваться удачному стечению обстоятельств. А потом туманно намекает на какой-то «ослепляющий белый свет».

— Ленни, я действительно ухожу и уже оставил заявление на столе Джонни.

— Чем же ты собираешься заниматься? — спрашивает меня Кейша.

— Даже не знаю, ведь я всегда хотел быть продюсером и, наверное, когда-нибудь им стану. А пока размышляю, не открыть ли зоомагазин.

— Ты разыгрываешь меня, черт возьми?! — кричит Ленни.

— Нет. Во время учебы в средней школе я подрабатывал в зоомагазине и много знаю о животных и рептилиях.

— Правда? — приходит в восторг Тревис. — Мне всегда хотелось иметь ящерицу с вращающимися глазами.

— Это хамелеон, — поясняю я. — За ними не так просто ухаживать. Лучше завести бородатую ящерицу.

— Мне стоило бы сдать тебя полиции, — резко прерывает нас Ленни, устав слушать про ящериц.

— Я не стал бы тебя винить. Но лучше бы ты этого не делал.

— Лен, остынь, — просит брата Тревис. — Оставь меня в покое.

— Мне очень жаль, что все так случилось, — говорю я. — Но теперь вы по крайней мере освободились от Джонни.

— А как насчет Блума? — спрашивает Ленни.

— Его я тоже не слишком люблю. Он недальновидный и не чувствует хороший материал. И дело не в сумме, которую он указывает на чеке. Иногда лучшее предложение исходит от того, кто платит последним.

* * *

— Ты ведь не собираешься уезжать из города? — спрашивает Кейша, провожая меня.

— Нет, конечно. Я позвоню тебе. Должен же кто-то время от времени кормить меня ужином.

— Слушай, Гриф, ты всегда мне нравился, — говорит Тревис. — Не забывай нас.

— Спасибо. Увидимся. И удачи тебе!

— Прости, что меня вырвало тогда в твоей машине.

— Да ладно!

Сажусь в машину, где и через четыре месяца после того случая все еще воняет, несмотря на то что салон мыли трижды. Я направляюсь к Барту. Несколько раз ловлю враждебные взгляды чернокожих, но они меня не волнуют. Сейчас я чувствую себя лучше, чем все предыдущие месяцы. Мне кажется, я могу победить чемпиона Всемирной федерации борьбы Стива Остина по прозвищу Холодный Камень.

Нажимаю на звонок и слышу слабый голос Барта из-за двери:

— Кто там?

— Это я, Гриффин.

— Гриф, — не сразу откликается он, — сейчас не самое подходящее время.

— Я ненадолго.

— Может, позвонишь мне позже?

— Нет, — настаиваю я, — сейчас. «Позже» не будет.

Он молчит. Прижимаю ухо к двери:

— Барт, все в порядке?

— Не совсем.

— Барт, пожалуйста, впусти меня.

Он возится с замком, цепочкой, и дверь со скрипом открывается. Барт отворачивается, но я замечаю, что его левый глаз распух и заплыл, а кожа приобрела характерный оттенок.

— Господи! Что случилось?

Я захожу внутрь и уже собираюсь продолжить расспросы, но замечаю Джонни, сидящего на замызганном диванчике в комнате. Он поднимает на меня глаза и мерзко улыбается. Я в шоке, и у меня на это есть несколько причин. Во-первых, он оказался здесь. Во-вторых, он узнал адрес Барта и предпринял это путешествие. И в-третьих, он сидит на этом диване в костюме стоимостью три тысячи долларов.

— Гриффин, а мы только что тебя обсуждали, — сообщает Джонни.

— Я так понимаю, вы прочли мое заявление об уходе?

— А ты, значит, приехал, чтобы увести у меня моего нового любимого клиента?

— Вовсе нет. Я приехал поговорить с Бартом, узнать, как у него дела. Вам ведь известно, что у него серьезные опасения по поводу пилотного…

Да, да, да, — перебивает меня Джонни, — он боится, что не справится. Ему непонятен сам процесс: подготовка сценария, работа с семнадцатью людьми, которые называют себя продюсерами этого шоу. Но мы с ним все обсудили. Я здесь ради Барта, он это знает, и если понадобится, я буду на съемочной площадке ежедневно. Я прав, Барт?

— Барт, пожалуйста, скажи мне, что не веришь всей этой болтовне, — прошу я. Мне тяжело смотреть на его глаз. — Это Анна сделала?

Он кивает.

— Она была на пробах. Прождала целый час, а потом ее прервали на полуслове. Ужасно, правда?

— Мне очень жаль это слышать, — говорю я.

— Неужели? Джонни утверждает, что это ты все подстроил! Попросил продюсеров посмеяться над ней, потому что мне страшно не повезло с ней в браке.

Поворачиваюсь и потрясенно смотрю на Джонни:

— Ты неподражаем!

— Спасибо, я тоже так думаю. А сейчас, будь добр, оставь нас. Нам с Бартом нужно кое-что отрепетировать.

Это уж слишком! Но он не лжет — замечаю копию сценария с исправлениями на коленях Джонни.

— Пожалуйста, не слушай его! — обращаюсь к Барту. — Он самый самовлюбленный придурок в этом городе и больше всех печется о собственных интересах. Хотя таких, как он, здесь множество! Он и имя твое узнал всего пару недель назад.

— Гриффин, мне жаль тебя, — хмурится Джонни.

— Вы ведь говорили, что не любите эстрадных комиков. Мне силой пришлось протолкнуть его вам в горло!

— Гриффин, ты все время лжешь, — нараспев произносит он.

— А где Анна? — спрашиваю я.

— Она уходит от меня.

— Мне очень жаль. — Не знаю, почему я это говорю. Думаю, когда вы привыкаете ко лжи, она становится вашей второй натурой.

— Все правильно, это твоя вина!

— Барт…

— Не думаю, что сейчас нам стоит волноваться за Анну, — встревает Джонни. — Из-за таких, как она, потерпели крах многие великие мужчины.

Крах?! Это же мое слово!

— Господи, Барт, послушай же меня, — умоляю я. — Ты ведь не хочешь этого шоу! Для тебя это непривычная работа. И думаю, тебе не стоит за него браться. Ты прекрасно заработаешь как эстрадный комик, и только так, если хочешь заниматься именно этим.

— Знаешь, Гриффин, — цедит Джонни сквозь зубы, — еще ведь не поздно предъявить тебе обвинение.

— Иди ты к черту, Тредуэй! — резко обрываю я, не отводя взгляда от искаженного лица Барта. — Барт, ты великолепный комик. Кто сказал, что этого недостаточно? Тебе не нужно шоу, особенно если ты действительно считаешь его банальным. И скажу честно, я с тобой согласен. Из-за бесконечных изменений в сценарии он становится только хуже.

— Гриффин, выметайся отсюда, — вскакивает Джонни. — Повторяю в последний раз!

— Барт, не делай этого. Если уж участвовать в шоу, пусть оно будет достойным. Не берись за дело только потому, что несколько бездушных и бездарных придурков внушают тебе, что оно замечательное. Ты достаточно умен, чтобы иметь свое мнение.

— Разве кое-кто не торопится на биржу труда? — орет Джонни.

Я раздавлен: мне так хотелось помочь Барту, но, судя по всему, это безнадежно.

— Барт, если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти, — говорю я, направляясь к двери.

По дороге домой я стараюсь не думать об ужасе последних недель. Пытаюсь сконцентрироваться на будущем. Замечаю, что проехал зоомагазин на бульваре Уилшир, останавливаюсь и захожу в него. Там продается очень забавная маленькая бородатая ящерица. У меня тоже была такая, ее звали Спайк. Есть еще очень красивый королевский питон. Я спрашиваю разрешения посмотреть на него поближе, беру его в руки, и он тут же меня кусает. Парнишка-продавец начинает извиняться, но рана совсем неглубокая и через несколько секунд перестает кровоточить. Может, мне стоит пойти учиться на юриста?

Еду по бульвару Сан-Висенте, замечаю кафе «Стар-бакс» и понимаю, что мне необходимо выпить кофе. Захожу и теряю дар речи: за прилавком стоит знакомая девушка.

— Рейчел, что ты здесь делаешь?

— Ничего особенного. Похоже, Виктория не хочет, чтобы я вернулась.

— Но почему же именно «Старбакс» ?

— А что здесь плохого? Я люблю людей. Вчера, например, готовила фрапуччино для Белицио Эль Торо.

Мне хочется поправить ее, но решаю не делать этого.

— И Дени Де Вито заходил несколько дней назад. Господи, я еще со времен фильма «Такси» знала, что он маленький, но в жизни его рост немного шокирует. Интересно, может, он лилипут? — тараторит Рейчел. — А еще заходил один парень-еврей и держался так, будто все ему противно, хотя он делает это не специально, у него такое лицо.

— Гэри Шэндлинг. — Угадать было совсем несложно.

— Правильно, именно он. С ним была молоденькая девушка, она говорила с британским акцентом и все время умоляла его признаться ей в любви.

— А он?

— Нет, я не слышала, чтобы он сказал это.

— Я бы выпил кофе с пенкой, — говорю я.

— Хороший выбор. Одну минуту!

— Ты ничего не слышала о Виктории?

— Нет, — отвечает она слишком быстро, — я ничего не слышала о Виктории. А ты?

— Я слышал, что с сериалом снова возникли проблемы. Телекомпания не в восторге от того, что героиня страдает неизвестным заболеванием. Они считают, что зрители не так мудры, чтобы вынести такое количество неопределенности.

— Не могу не согласиться, — неохотно произносит Рейчел, и я замечаю странное выражение на ее лице.

— Что-то случилось? — спрашиваю я.

— Ничего, — отворачивается она. — А что могло случиться?

Теперь я понимаю: она что-то скрывает, какую-то информацию о Виктории.

— В телекомпании все очень расстроены, — пытаюсь я найти разгадку на ее лице. — Но Виктория проявляет завидное упрямство, отвергает все три болезни, которые ей предложили.

— Какие же?

— Рак, ботулизм и СПИД.

— Ничего себе, они все ужасны!

Беру кофе и делаю глоток, по-прежнему размышляя о причинах ее подавленности.

— Это лучший кофе, который я пил в жизни, — одобряю я.

— Хочешь знать, в чем секрет?

— Конечно.

— Меньше воды. Все просто, правда? Нужно, чтобы кофе был restreto. Это итальянское слово. Означает «узкий» или «ограниченный». Знаешь, от кого я это узнала?

— От кого же?

— От Паваротти.

— Лучано Паваротти?

— Да, — хвалится Рейчел. — Он ехал на машине во Флориду и остановился выпить кофе в «Стар-бакс» в Шугарленде.

Не знаю, верить ли ее рассказу. Рейчел часто напоминает мне героя одного популярного фильма, но никак не могу вспомнить, какого именно. Замечаю на прилавке сценарий.

— Что это? — спрашиваю я.

— Мой сценарий.

— Твой? А я и не знал, что ты пишешь.

— Именно поэтому я сюда и приехала.

Неприятно, что она так говорит. Каждый дурак думает, что может писать. В Гильдии сценаристов Америки состоит десять тысяч человек, и девяносто процентов из них постоянно сидят без работы. Самое странное, что этим людям порой удается продать свои творения. А на место каждого члена гильдии претендует уже около десяти новых писателей. Вот и посчитайте.

— О чем твой сценарий?

— Да так, ничего особенного. Это история взросления в Шутарленде, штат Техас.

Теперь мне по-настоящему ее жаль. Я знаю, что у каждого писателя в нижнем ящике стола обязательно есть необычная, откровенная и странная история о жизни подростка на Лонг-Айленде или в другом месте, где он пережил период взросления. И похоже, никто из них не понимает, что окружающим нет никакого дела до их первого поцелуя, не говоря уже об ужасном падении из домика на дереве. Люди хотят развлекаться.

— Здорово, — говорю я и замираю в ожидании взрыва в желудке. Но ничего не происходит. Я вдруг сознаю, что не выпил ни одной таблетки антацида с того момента, как положил заявление на стол Джонни. — Кто-нибудь уже читал его?

— Только в Школе кино и телевидения при Калифорнийском университете.

«Этот и семнадцать тысяч других сценариев», — думаю я. Ничего не могу с собой поделать. Иногда у меня бывают негативные мысли, но это результат работы в нашем бизнесе.

— И он им понравился?

— Похоже, — спокойно сообщает она. — Я принята.

— Тебя приняли?! — кричу я. Она растерянно молчит, а мне досадно, что в моем голосе прозвучало такое удивление. С тем же успехом я мог бы назвать ее идиоткой. — Это замечательно!

— Спасибо, — улыбается она.

— А можно, я его почитаю? — спрашиваю я. Не знаю, правда, зачем, ведь я ухожу из этого грязного бизнеса. Но видимо, от старых привычек тяжело отказаться.

— Конечно. Возьми эту копию. Я перечитываю его, пытаюсь что-то исправить, но делала это так много раз, что, похоже, все уже бессмысленно.

Я благодарю ее, забираю сценарий и ухожу. Только позже, уже дома, вспоминаю, что не заплатил за кофе.

 

МИКАЭЛА

Бонни Адаме пригласила меня на вечеринку в отель «Беверли-Хиллз».

— Очень важно, чтобы ты пришла, — сказала она. И добавила: — Между прочим, вчера за завтраком я рассказала о тебе Барри!

Значит, с фильмом Барри Левинсона еще не все потеряно. Даже не верится! Как и в то, что Бонни сама мне позвонила. Об отношениях в Голливуде говорят так: здесь люди не едят друг друга, а всего лишь не перезванивают. И я с этим согласна. Ведь Бонни понадобилось так много времени, чтобы позвонить мне.

Подъезжаю к отелю, служащий дает мне квитанцию и забирает машину. Я уже направляюсь в холл, когда слышу, что кто-то зовет меня по имени — моему настоящему имени.

— Сильви?

Я тут же начинаю нервничать. Господи, прошу тебя, только не это! Поворачиваюсь и вижу, что ко мне приближается Эрни Финкльштейн.

— Я знал, что это ты.

— Но я так изменилась! — Стараюсь, чтобы в голосе не было паники. — Как ты меня узнал?

— Твой отец дал мне фотографию из твоего портфолио, — смеется он. — Ты выглядишь превосходно! — Ну естественно. А вот Эрни совсем не изменился с того момента, как был ребенком, за исключением костюма от Хьюго Босса и туфель от Бруно Магли. И это не комплимент. Он приближается улыбаясь. Замечаю, что, к счастью, Эрни серьезно занимался зубами! А еще обращаю внимание на его глаза: темные и волнующие. Странно, что не видела их раньше.

— Ты теперь Микаэла, да?

— Да.

— Я звонил тебе…

— Я была очень занята, Эрни.

— Пожалуйста, не надо ничего объяснять. Я перестал тебе звонить по единственной причине: мне стало казаться, что я тебя преследую. Конечно, мне по-прежнему хочется набрать твой номер, но сейчас это случается не чаще тридцати или сорока раз в день.

Он улыбается. Думаю, он шутит, и улыбаюсь в ответ.

— Эрни, дело не в тебе, я серьезно.

— Да я и не обижаюсь.

— Ладно, — бросаю я взгляд на часы, — у меня встреча с продюсером, и я уже опаздываю.

— Я буду здесь до пятницы в апартаментах «Сан-сет». Мне бы хотелось пригласить тебя на чашечку кофе. Но даже поговорить было великолепно, так что — спасибо.

Господи, его слова привели меня в замешательство. В жизни не слышала ничего подобного. И самое странное, что он действительно так считает.

— Рада была повидать тебя, Эрни.

— И я тебя, — отвечает он.

Мне кажется, что Эрни начнет умолять меня остаться, но он дружески машет рукой, и я быстро ухожу. Иду через холл и замечаю, что двое посыльных замолчали и уставились на меня. Отлично! Значит, я выгляжу сексуально. Правда, я это и без них знаю!

Иду по длинному коридору к одному из люксов. Стучу в дверь. Через секунду мне открывает женщина, втиснутая в такое узкое и короткое платье от Дольче и Габбаны, что лучше бы ей переодеться.

— Привет! Я Микаэла.

Женщина — ровесница Бонни и тоже делала операцию на глаза.

— Микаэла, конечно же, заходи! Мы ждем тебя. Я Рита Пателли.

Почему-то ее имя мне знакомо. И я вспоминаю: она возглавляет недавно созданную студию. Оказывается, Бонни знакома со множеством влиятельных людей. Интересно, здесь ли Барри? Эта мысль возбуждающе действует на мою БК.

Иду за Ритой в комнату. Там — на диване с коктейлями в руках — расположились еще три девушки, одетые в деревенские блузки, джинсы «Севен» и дизайнерские сандалии с ремешками. Все они стройные, красивые и по-своему привлекательные. Одна — темная брюнетка, другая — рыжая, а третья — шатенка. Я блондинка, и все вместе мы составляем квартет. Мы похожи на «Спайс герлз», не хватает только темнокожей. Внимательно рассматриваю их лица и не вижу ни одной морщинки. Похоже, они еще совсем молоды. Рыжая поднимается мне навстречу. Пожалуй, она моего возраста.

— Привет, я Дейзи, — говорит она.

— А я Лили, — улыбается брюнетка.

— Я Триш, — представляется шатенка. Здороваюсь со всеми, и в этот момент из спальни появляется Бонни, подходит и целует меня в щеку.

— Микаэла, я так рада, что ты смогла прийти! Что-нибудь выпьешь?

— Да, пожалуй, один «космо». Совершенно ясно, что здесь происходит. И похоже, нужно выпить много, чтобы пережить этот вечер.

* * *

Вечеринка начинается вполне безобидно. Девушки, особенно молоденькие, много пьют и болтают, то и дело с беспокойством поглядывая друг на друга и не понимая, что здесь происходит. Потом Рита Пателли приносит кокаин. Она высыпает его на кофейный столик и делает восемь дорожек, по две для каждой из нас. Бонни не участвует — сидит в кресле и смотрит на нас томным взором. Дорожки исчезают, всем становится веселее. Кто-то включает музыку. Рита насыпает на столик еще кокаина, так что можно ни в чем себе не отказывать. Меня подзывает Бонни.

— Милая вечеринка, — говорю я.

Она сжимает мою руку:

— Я рада, что ты так считаешь. Окажи мне одну услугу.

— Конечно.

— Я хочу, чтобы ты поцеловала Лили, — шепчет она.

— Что? — удивленно поднимаю я брови.

— Пора начинать вечеринку, — нежно прикасается она к моему лицу. — Иди и займись с ней сексом. Давай, сделай это для меня.

Смотрю на Лили. Девушка уже не нервничает, а смеется над какой-то историей, которую рассказала ей Триш. Она похожа на королеву вечера встречи выпускников, правда, выпускников средней школы какой-нибудь очень отдаленной фермерской общины, где людей не смущает запах навоза.

— Ну давай же, — умоляюще просит Бонни и проводит пальцами по моим губам.

— Я не хочу!

Теперь наступает ее очередь поднять ухоженные в салоне Жоржет Клингер брови. Она отпивает мартини, прежде чем заговорить:

— Я бы не пригласила тебя, если бы знала, что ты не хочешь участвовать.

Осторожно подбираю слова:

— Конечно, хочу, но я впервые в подобной ситуации.

— Микаэла, всегда что-то происходит впервые, — говорит она. — Я знаю, ты не станешь меня расстраивать.

— Извини, — оправдываюсь я. — Я немного нервничаю.

Похоже, это признание ее возбудило.

— Ты не пожалеешь, — шепчет она мне на ухо.

— Хорошо, — соглашаюсь я и залпом выпиваю коктейль.

Алкоголь обжигает горло, и глаза наполняются слезами. У меня кружится голова, когда я иду в сторону Лили и сажусь рядом с ней. В этот момент Рита забирает Триш и Дейзи и уводит их в спальню. Смотрю на Бонни. Она с улыбкой наблюдает за мной и напоминает акулу. Трогаю Лили за плечо и, когда та поворачивается ко мне, целую в губы.

Лили ведет себя так, словно ждала меня всю жизнь, и я удивляюсь, как Бонни удалось срежессировать эту сцену. Язык Лили исследует мой рот, руки сражаются с пуговицами на моей блузке. Мне кажется, что ко мне пристает юная Натали Портман. Рот Лили такой мокрый, будто в нем находится фильтр для очистки воды. Я истекаю слюной и ужасно себя чувствую — не хочу предстать перед Барри Левинсоном в таком виде. Лили гладит меня между ног, и я тут же отстраняюсь.

— Что случилось? — с удивлением спрашивает она. Розовая помада размазана по ее губам.

— Мне нужно в туалет.

Прохожу мимо спальни и вижу на кровати полуобнаженных Триш и Риту Пателли. Они ласкают друг друга. Вхожу в ванную комнату и застаю там Дейзи. Она вздрагивает, но продолжает вдыхать кокаин, рассыпанный по краю раковины. Помада Лили размазана у меня по всему лицу. Я выгляжу как клоун.

— Хочешь? — протягивает мне трубочку Дейзи.

— Да, — говорю я и втягиваю в себя немного порошка, который обжигает мне нос.

— Первый раз? — спрашивает она.

Зажимаю нос и закрываю глаза.

— Если ты об этой лесбийской оргии, то да — это со мной впервые.

Дейзи высыпает из пузырька еще немного кокаина.

— Ты давно знаешь Бонни?

— Пару недель.

— И у кого ты должна проходить пробы? — интересуется она.

— У Барри Левинсона, — отвечаю я, цепенея от шока.

— Отлично. А Роб Райнер хочет, чтобы я играла главную женскую роль в его следующем фильме. Он ищет новое лицо.

— Она тебе так сказала?

— Ага, восемь месяцев назад.

Похоже, меня сейчас вырвет. Шатаясь, выхожу из ванной, иду мимо спальни и вижу, как голова Риты качается между ног Триш.

В гостиной Бонни и Лили, в позе шесть на девять. Вижу симпатичную загорелую попку. Не сомневаюсь, она принадлежит Лили. Интересно, моя бы тоже неплохо смотрелась в этой позе? Но мне становится противно от одной этой мысли. Хватаю сумочку и несусь через холл к выходу. Слышу, как Бонни дважды зовет меня по имени, но я убегаю.

Сдерживая тошноту, иду по уже знакомому коридору в сторону холла и вспоминаю слова Эрни: апартаменты «Сансет». Мне очень хочется навестить его, может, во мне звучит голос Сильви. И я направляюсь к его номеру.

Эрни, одетый в шелковую пижаму, открывает дверь. Похоже, он крепко спал.

— Сильви? — изумляется он. — Ч-что ты здесь делаешь?

— Сама не знаю, — отвечаю я. — Ты не хочешь угостить меня ужином?

 

КЕЙША

В конце концов я сделала это. Устала сопротивляться, пошла в здание, где расположены органы власти, и встретилась с парнем из Внутренней налоговой службы и еще одним, таким же ненормальным, как он. Как они и твердили мне в течение нескольких месяцев, мой отец не заплатил более ста тысяч долларов налогов, включая проценты и штрафы. И очень сожалели, что эту ситуацию невозможно урегулировать. Чертовы бюрократы!

Я уже уходила, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться перед этими ужасными бессердечными людьми, когда у лифта меня остановил темнокожий парень. Он сказал, что понимает, как мне сейчас тяжело, но ведь я не держу зла против него лично, а поэтому не поужинать ли нам с ним как-нибудь.

И тут я заметила обручальное кольцо у него на пальце. Он быстро спрятал руку и сказал:

— У нас с женой есть договоренность…

Мне сразу стало ясно, что это кобель.

— Если она позвонит и подтвердит это, я с удовольствием с тобой встречусь. — Подошел лифт, и, не говоря больше ни слова, я ушла.

Признаюсь честно, его внимание мне польстило. В последнее время в супермаркете ко мне обязательно кто-то пристает. И скажу вам, мне это нравится.

И вот прошло две недели. Я осторожно пакую папины пластинки. Риэлтер сказала мне, что дом можно продать без проблем, и я выставила его за миллион двести тысяч долларов. Мой отец умер в нищете и с огромными долгами, но, похоже, он все-таки успел позаботиться о своей маленькой дочке.

Я изучаю дома возле пляжа в Марина дель Рей. Видимо, именно там я и подыщу себе что-нибудь. Мне нужна квартира с двумя спальнями, потому что я хочу забрать с собой Марту. Я нашла несколько неплохих вариантов стоимостью приблизительно в шестьсот тысяч, а это значит, у меня еще останется немного на черный день. Не верится, что это возможно! Я проделала путь от сломленной, безработной девушки, которую преследовала Внутренняя налоговая служба, до почти что белого человека. Изменения в жизни пугают меня! С нетерпением жду ежемесячного собрания членов кондоминиума.

За стопкой пластинок я нахожу старую папину сигару. Тянусь за ней, и половина тут же рассыпается, как панцирь высушенного жука. На этикетке написано: «Кохиба». Подношу сигару к носу — аромат табака все еще чувствуется — и откладываю в сторону, задумавшись, как бы сохранить ее.

Раздается звонок в дверь. Входит Лу. Он целует меня, словно именно этого от него и ждут. Впрочем, так оно и есть! Но ничто не сравнится с тем, что он делал со мной в субботу ночью. Мы сначала целовались, а потом столько всего произошло! Но думаю, подробности не имеют к вам никакого отношения.

— Привет, малышка, — говорит он. — Как дела?

— Не жалуюсь. — Заглядываю в его глаза цвета корицы и вспоминаю свой гороскоп: «Берегите энергию для того, кто рядом с вами».

Беру Лу за руку и веду его в спальню.

— Малышка, куда мы идем? — спрашивает он. — Мне казалось, я должен помочь тебе с вещами.

— Я вижу того, кто рядом со мной, — отвечаю я. — И полна энергии.

— Что? — Он удивлен, но вполне доволен.

 

ДЖЕБ

Спальня Эшли — ночь

Я смотрю на Эшли — она спит рядом со мной. Ее сын сегодня остался с Блумом в отеле «Четыре сезона». Это первая официальная ночевка мальчика с отцом с того момента, как Эшли объявила Рэндаллу о разрыве их отношений. Жаль, что меня не было рядом! Как бы мне хотелось увидеть выражение его лица, когда она сказала, что влюблена в меня — ассистента-неудачника.

Я ненавижу Рэндалла Блума и все, что с ним связано, и не хочу больше иметь ничего общего с этим вонючим бизнесом. Сейчас я обдумываю пару возможностей. Первая — это работа персонального тренера. И вторая: мы с Эшли открываем компанию по ландшафтному дизайну.

Я очень люблю Эшли и полюбил ее до того, как узнал, что у ее отца масса акций «Майкрософта». Он начинал это дело вместе со своим приятелем Биллом Гейтсом. Поэтому деньги никогда не были важны для Эшли, и, как вы понимаете, это очень хорошо для меня.

Эшли говорит, что при желании я могу писать целыми днями, но я уверен, что мне это не нужно. Я ведь не очень хороший писатель. Все мои наброски или законченные вещи похожи на произведения настоящего писателя, которые он выбросил в мусорную корзину, посчитав негодными. И во всех моих сценариях одинаковый конец: серьезный мордобой на последних минутах, когда рассвирепевший положительный герой побеждает врагов — в стиле Гари Купера из фильма «Ровно в полдень». Но ведь, если задуматься, почти все фильмы заканчиваются большой дракой, даже последняя серия «Властелина колец», поэтому я не единственный придурок, которому приходят в голову такие идеи.

Пока я не могу переехать в дом, потому что это может навредить маленькому Джереми. Мы хотим, чтобы события развивались естественно. Ему еще нужно привыкнуть к тому, что его отец — нехороший человек, и со временем он поймет это. Недавно я брал его с собой на рыбалку в Агура-Хиллс. Там есть два пруда, полные форели. Но у нас долго не было ни одной даже слабенькой поклевки, а потом — бац! — и малыш поймал рыбину. Я помог ему ее вытащить. Никогда в жизни не видел, чтобы кто-нибудь так пугался рыбы. Но это был неплохой опыт. У меня появляются обязательства перед этим маленьким человеком, и он мне очень нравится. Правда, иногда при определенном освещении он напоминает мне Блума. И тогда мне хочется расколоть пополам его голову. Но конечно, я всегда сдерживаюсь.

Ранним утром Эшли делает мне еще один чудесный завтрак: мексиканские рулеты и бублики с копченой лососиной. Ей нужно поехать за Джереми, привезти его домой и собрать в детский сад. А я направляюсь к себе, чтобы обдумать предстоящий день. Я сегодня тоже занят: мне предстоит сделать нечто очень странное, и поэтому я немного волнуюсь. Не знаю, помните ли вы девушку из Эм-джи-эм, босс которой сломал руку и заставлял ее держать его пенис, «сильнее, но не слишком сильно»? Так вот, гипс у этого босса — Свена Норгаарда — сняли уже несколько месяцев назад, но, похоже, ему все еще нравится, когда держат его пенис. И я собираюсь немного побеседовать с ним.

В приемной Эм-джи-эм я говорю, что пришел к Свену Норгаарду. Меня спрашивают, назначено ли мне. Отвечаю «нет» и показываю удостоверение. Рядом со словами «Министерство труда» в правом верхнем углу наклеена моя фотография. Далее написано: Бюро криминальных расследований. Мне казалось, что это слишком, но Гриффин попросил своего друга из художественного отдела студии «Уорнер» сделать именно такую надпись. Он сказал, что это звучит «восхитительно пугающе». Это его слова. Я бы никогда не сказал «восхитительно» в таком откровенно «голубом» контексте.

Гриффин — хороший парень и нравится мне все больше. Обычно я держусь подальше от этих грязных акул, но Гриффин не пугает меня. Я даже не уверен, что он гей. Во всяком случае, ко мне он ни разу не приставал, хотя обычно я пользуюсь популярностью у голубых. Я не шучу.

Лифт останавливается. Меня провожают в офис Норгаарда, мы проходим мимо стола, за которым сидит молодая девушка, вынужденная месяцами держать пенис своего шефа. Я чувствую, как она напрягается, и стараюсь не встретиться с ней взглядом.

У Норгаарда роскошный угловой офис. Он встает, жмет мою руку, а я представляюсь: Питер Харвуд. Это имя я выбрал себе сам. Сначала оно звучало как Хардвуд , с буквой «д», но Гриффин посчитал, что смысл такой фамилии слишком очевиден.

— Мистер Норгаард, на вас поступило несколько жалоб, — приступаю я к делу.

— Жалоб ? Каких жалоб ?

— Давайте назовем их жалобами сексуального характера.

— Что?!

— Не нужно волноваться, мистер Норгаард. Мне не нравится, когда люди рядом со мной волнуются. Уверен, вы тоже этого не любите!

Не слишком хорошая фраза — я процитировал героя фильма «Халк». Но все идет неплохо, учитывая, что это первая проба, я не актер, и мой главный талант состоит в том, что я могу разломать этого парня пополам, как прут.

— Я должен позвонить своему адвокату, — заявляет Норгаард.

Потрясающе! Гриффин очень умный парень! Он сказал мне, что Норгаард быстро потянется к телефону и будет пугать адвокатом. Если бы я работал в этом бизнесе, мне бы хотелось, чтобы мои интересы представлял кто-нибудь, похожий на Гриффина. Дело не только в том, что он умен. Он еще и хитрый, а именно эти качества я ценю в менеджере.

— Хорошо, — соглашаюсь я как можно спокойнее. — Это ваше право. Но в таком случае мне придется дать делу ход, присвоить ему номер, то есть оно станет официальным, информация просочится в прессу, и возникнет много проблем.

— Не понимаю, — говорит Норгаард. — Вы разве здесь не по официальному делу?

— Нет, конечно же, я здесь официально. Но и — как бы это сказать? — с «дружеским» визитом. — Мне очень нравится последнее предложение, надо запомнить его и пересказать Гриффину. — Я надеюсь и не сомневаюсь, что мы сможем разрешить эту проблему до того, как она разрастется, уничтожая жизни и карьеры.

Норгаард обдумывает мои слова.

— Кто пожаловался? — спрашивает он.

— Знаете, мистер Норгаард, я уже два года работаю в Бюро криминальных расследований, и каждый раз мне задают этот вопрос. Вы ведь умный человек и, уверен, сами знаете ответ.

Это было великолепно. Я сказал все именно так, как написал Гриффин, слово в слово.

— У меня есть некоторые мысли, — признается мой собеседник.

— Мне кажется, мистер Норгаард, вы хороший человек. И судя по фотографии на вашем столе, у вас замечательная семья.

— Спасибо.

— Понимаю, сейчас вы о многом размышляете. И поражены тем, что кто-то связался с нами и пожаловался на вас. Кроме того, вы разочарованы в том, кто это сделал.

— Вы правы в обоих случаях.

— И вот что я предлагаю вам сделать, и поверьте, это хороший совет. Думаю, вам стоит найти способ повысить этого человека.

— Повысить ее?

— Именно так. Если вы поступите наоборот и решите, к примеру, уволить этого сотрудника, то, можете мне поверить, наше министерство обрушится на вас, как тонна кирпичей.

— Понятно, — говорит он совсем не радостно.

— Я свяжусь с этим человеком через несколько недель, скажем, к концу месяца. Если она будет удовлетворена продвижением, я лично проверю, чтобы этот небольшой грешок исчез из вашего дела, и вы больше никогда обо мне не услышите.

— Вы это гарантируете?

— Даю слово. — Я поднимаюсь, крепко жму его руку и ухожу.

Спускаюсь на лифте в вестибюль, пересекаю подземную парковку и в прекрасном настроении сажусь в машину. Выезжаю и сразу же звоню Гриффину.

— Это я.

— Как все прошло? — спрашивает он.

— Года через три эта девушка будет управлять студией.

 

МИКАЭЛА

Сразу после того ужасного случая с Бонни и ее молоденькими подругами-лесбиянками мы с Эрни Финкльштейном отправились поужинать в «Бастайд». Я справилась с основным блюдом, и меня не затошнило.

— Спасибо, что провела со мной время, — сказал Эрни. — Я ждал этого момента с девяти лет.

Он был такой забавный, скромный, благодарный и очаровательный, что я фактически сдалась.

Когда мы вернулись в отель, он повел себя как истинный джентльмен.

— Не хочу тебя обидеть, поэтому не стану приглашать к себе. Я знаю, что ты не такая девушка.

Понимаю, что мне следовало поцеловать его в щечку и уйти, но я не могла сдержаться:

— Пригласи меня. Для тебя я именно такая девушка.

Эрни понравилась моя БК. Он взглянул на нее и едва не потерял сознание.

Следующие четыре дня я фактически жила в его номере. Заказывала еду, плавала в бассейне, ела, смотрела телевизор, снова ела, ходила на массажи и разные процедуры для лица и ждала, пока Эрни вернется после многочисленных деловых встреч. Он был таким умницей! Ни разу не пришел с пустыми руками: маленькое платье от Неймана Маркуса, сумочка от Марка Джейкобса, замшевый жакет от Фреда Сегаля. А по вечерам он водил меня в шикарные рестораны и сам делал заказ.

Однажды он заказал бутылку дорогого французского вина, и, когда официант принес ее, Эрни сделал глоток, пополоскал вином рот, почмокал губами, как утка, и сказал нечто абсолютно недопустимое.

— Этот виноград собран на западном склоне холма, — произнес он крайне раздраженно. — Днем его недостаточно освещало солнце!

Оказалось, что Эрни шутит, и мы весело посмеялись вместе с сомелье, хотя минуту назад тот, казалось, был на грани сердечного приступа. Эрни сказал, что вино такое замечательное, что даже его язык улыбается.

За день до отъезда Эрни в Нью-Йорк я отвела его в салон Луиса Микаэла в Беверли-Хиллз. Там его великолепно постригли. Он не стал похожим на Джорджа Клуни или еще какого-то красавца, но выглядит теперь процентов на семьсот лучше: милый еврейский мальчик с великолепной стрижкой.

Жизнь, какая же она сложная! Эрни уехал всего два дня назад, мы созваниваемся по три-четыре раза в день, а я по-настоящему скучаю по нему. Мне кажется, он собирается сделать мне предложение и, видимо, скоро. По крайней мере я на это надеюсь. Впервые в жизни мне легко представить себя замужней женщиной с детьми. И это для меня очень серьезно! Я всегда внушала себе, что не стану заводить Детей до сорока лет, когда моя жизнь и так будет кончена, но сейчас мне вдруг расхотелось ждать этого момента. Я хочу жить нормальной жизнью прямо сейчас! А мой папа — он так горд, вне себя от счастья, что я ем нормальную еду и встречаюсь с Эрни.

Есть еще один момент — мне приходится реально смотреть на вещи. Вероятно, я не смогу стать актрисой, и уже устала пытаться. Я сделала все возможное и несколько раз подошла совсем близко, но, видимо, мне уготована другая судьба. Очень больно признавать это. Но разве у меня есть выбор? Может, я не самая умная в мире, но и не глупее прочих, и знаю, что есть другая жизнь помимо Голливуда. И уверена, что в новой великолепной роли сумасшедшей еврейской жены и матери у меня будет много возможностей проявить актерский талант.

Эрни только что звонил. Он должен лететь в Париж по делам и спрашивал, поеду ли я с ним. Я еще не была в Париже. Сажусь за компьютер и набираю в строке поиска «непристойности по-французски».

Вот это да! Будет весело!

Ах, Эрни! Ты самый лучший!

 

ГРИФФИН

Сценарий Рейчел, вне всякого сомнения, один из трех лучших, которые я читал в жизни. Два других — это «Бульвар Сансет» и «Бешеный бык».

Я перевернул последнюю страницу и долго не мог успокоиться: такое сильное впечатление он произвел на меня. Я понял, что столкнулся с настоящим оригинальным талантом и следующий мой шаг может изменить жизнь Рейчел и мою тоже.

А еще я ясно понял, кого именно она мне напоминает, — Форреста Гампа. Именно так, Рейчел написала историю в стиле Форреста Гампа, только от женского лица. Форрест всегда жил в ее душе.

Я позвонил ей домой, чтобы серьезно поговорить о сценарии.

— Рейчел! — сказал я. — Не хочу много говорить: мне очень понравился твой сценарий «Бредущие в Шугарленде».

— Правда? — удивилась она. Бедная девочка! Даже не представляет, насколько она талантлива! — Как мило с твоей стороны! Мне никогда не говорили таких приятных вещей.

— В ближайшие недели и месяцы ты услышишь гораздо больше приятных слов от разных людей.

— От кого-нибудь известного?

— Еще пять минут назад, — решил я еще больше ободрить ее, — я был готов уйти из бизнеса и открыть зоомагазин.

— Зоомагазин! Это замечательно! Мой дядя Руфус тоже хотел открыть зоомагазин. Но у него не было денег. Поэтому он начал рассылать по почте головастиков, весьма преуспел и стал миллионером. По почте ты получаешь двух маленьких живых головастиков в запечатанных пробирках с водой. А еще маленький аквариум с крошечными лабиринтами и красивой задней стенкой, чтобы головастики не скучали.

— Я знаю, Рейчел, — прервал я ее. — Я читал о твоем дяде Руфусе в сценарии.

— Да, конечно. Прости, пожалуйста. Не буду тебе докучать.

— Рейчел, ты мне совсем не докучаешь. Этого никогда не случится.

— Приятно слышать! Просто не верится, может, это сон?

— Нет, Рейчел. Это я, Гриффин. У нас с тобой серьезный разговор, и мы бодрствуем. Хотя, может быть, мой мир реальнее, чем твой.

— Ты очень милый человек. Единственным гомосексуалистом, которого я знала в Шугарленде, был ночной менеджер клуба «Денниз», это вниз по улице рядом со «Старбакс». Но он был женат, имел двоих детей и боролся с влечением к повару, симпатичному маленькому негру по имени Слик.

У меня не хватает смелости признаться Рейчел, что я не гей. Хотя и настоящим гетеросексуалом меня не назовешь. Я снова начал ходить к Барри. Он мой врач, и мы пытаемся с ним во всем разобраться. Барри считает, что нет ничего страшного в моем равнодушии к сексу, но его очень взволновал тот факт, что у меня вызывает эрекцию талант.

— Можно я задам тебе вопрос о Дэне? — спрашиваю я Рейчел и ощущаю эрекцию.

— Моем соседе?

— Он реален?

— Конечно, мы вместе снимаем квартиру.

— Он читал сценарий?

— Он от него в восторге.

Это показалось мне немного странным. Дэн в сценарии — очень яркий персонаж, который пренебрегает своими способностями и практически все время, когда не спит, охотится на замужних женщин. И именно он помог героине Рейчел преодолеть зависимость от матери-алкоголички.

— А в сценарии все правда?

— Да.

Теперь понятно. Такую великолепную историю невозможно выдумать!

— Рейчел, можно еще вопрос?

— Что бы ты ни спросил, я постараюсь ответить как можно лучше.

— Не возражаешь, если я буду представлять твои интересы в отношении этого сценария? Обещаю, я приложу все усилия.

— Довериться тебе? — сказала она. — Это будет честь для меня.

Позже в тот же день мне позвонил Барт Абельман. Извинился, что не сразу понял, какой Джонни придурок, и умолял меня вытащить его из телевизионного шоу.

— Я ненавижу его. Я ненавижу все с ним связанное. Мне противно сидеть за столом для совещаний в компании шести евреев, двух католиков и пресвитерианина и слушать, как они пытаются придумать шутки. Гриф, эти парни ужасные зануды. Пожалуйста, освободи меня от всего этого.

— Да, Барт, я тебя слушаю.

— Я хочу всего лишь работать на эстраде. Разве это плохо?

— Нет, в этом нет ничего плохого!

Это моя ошибка. Барт и телевидение несовместимы. И вина лежит полностью на мне. Но если он хочет вернуться на эстраду и заниматься только этим, я могу проследить, чтобы ему хорошо платили. Барт слишком талантлив, чтобы получать маленькие деньги.

— Господи, Гриф, спасибо тебе. Я уже чувствую себя гораздо лучше.

— Не волнуйся ни о чем. С этого момента я буду беспокоиться за нас обоих.

— Кстати, ты не знаешь хорошего адвоката, специализирующегося на разводах?

Всего за одно утро я прошел путь от возможного владельца зоомагазина до продюсера и менеджера в одном лице. А потом зазвонил телефон. Это был Ленин Траск.

— Нам нужно поговорить, — сказал он.

Когда я приехал к ним в то утро, Ленни и Тревис ждали меня в гостиной.

— Что-нибудь выпьешь? — предложил Ленни.

— Пиво было бы кстати.

Пока он ходил за пивом, я внимательно рассматривал Тревиса. Господи, он в отличной форме! Может, я действительно гей?

— Как дела, Тревис? — спросил я. — Замечательно выглядишь.

— И чувствую себя тоже отлично. Нам с Ленни утром делали колонотерапию.

— Замечательно.

— Я впервые принимал эту процедуру. Было довольно горячо.

— Я тоже никогда не делал, но если это так здорово, как ты говоришь, пожалуй, стоит попробовать.

— Только не волнуйся, когда увидишь этот ужасный шланг у себя за спиной.

— Постараюсь.

— Хотя у тебя же огромный опыт в этой области.

Ленни вернулся и принес пиво. Я взял стакан, поблагодарил его, и брат Тревиса устроился напротив меня.

— Ну как, уже открыл зоомагазин?

— Еще нет. Сейчас как раз размышляю над этим.

— Отлично, — одобряет Ленни. — Потому что у меня есть к тебе предложение.

— Слушаю.

— Я хочу, чтобы мы представляли интересы моего брата.

— Мы?

— Да, ты и я. Партнеры. Пятьдесят на пятьдесят.

— Пятьдесят на пятьдесят от доходов Тревиса?

— Нет, от всего. Я хочу заняться менеджментом. Всю прошлую неделю я встречался с агентами и менеджерами, начиная с Уильяма Морриса до «Юнайтед энтертейнмент» и Ай-и-эм. Все они придурки.

— Не буду с этим спорить.

— Поэтому я предлагаю тебе сделку. Мы соглашаемся на «Огненную дыру», берем десять процентов от двадцати миллионов и открываем офисы в Беверли-Хиллз. С Тревисом в качестве клиента и твоими знаниями у нас скоро отбоя не будет от тех, кто захочет иметь нас своими менеджерами.

— Мне нравится все, что ты сказал, кроме «Огненной дыры». Ужасная идея! Честно говоря, трудно даже назвать это идеей. Для Тревиса было бы огромной ошибкой согласиться на роль в этом фильме.

— А я должен там убивать? — спрашивает Тревис.

— Дружище, нам нужны деньги, — говорит Ленин, не обращая внимания на брата. — Ты знаешь, сколько стоит квадратный метр площади в Беверли-Хиллз?

— Я понимаю, что нам нужны деньги. И мы их получим. Но не таким способом. У Тревиса есть талант. Если мы будем правильно с ним обращаться, из парня выйдет новый Пол Ньюман.

— Парень с заправкой для салата? — спрашивает Тревис.

— И у меня есть для него сценарии.

— Какой? «Над пропастью во ржи»?

— Холден Каулфилд в образе оборотня? Нет, Ленин, не такой.

— Оборотень? Этого нет в книге.

— Зато так написано в сценарии.

— Что происходит с людьми? Почему нужно все изгадить?

Не волнуйся об этом. У меня есть сценарий под названием «Бредущие в Шугарленде». Он великолепен, настоящая находка, и для Тревиса там есть роль второго плана.

— Как это?

— А вот так. Главная роль — женская, а Тревис смог бы сыграть ее лучшего друга — Дэна.

— А я там буду стрелять?

— Нет, но тебе придется переспать с большим количеством сексуальных замужних женщин.

— Я мог бы.

— Не понимаю, — сказал Ленни.

— Вот что можно сделать: если Тревис соглашается, фильм состоится. Мы с тобой будем его продюсировать. Тревис поработает две или три недели, и мы реально запросим по миллиону в неделю. Одновременно мы будем искать сценарий хорошего блокбастера, и когда найдем его, попросим двадцать миллионов.

— Не знаю, за десять процентов от двух или трех миллионов мы не так уж много сможем купить в Беверли-Хиллз.

— Ты не прав. К тому же нам не придется за них платить. Пусть платит студия.

— Какая студия?

— Да любая. Они все мечтают работать с Тревисом Траском.

— Ты в этом уверен?

— Я еще ни в чем не был так уверен в жизни. Ленни, доверься мне. Из нас выйдет отличная команда.

Ленни задумался на мгновение, потом встал, протянул мне руку, и мы обменялись крепким рукопожатием.

— Отлично, — сказал я, вставая. — С работой мы определились. Позвони Кейше, пусть она быстрее двигает сюда.

— Сегодня воскресенье, — удивился Тревис.

— Это Голливуд.

Ленни проводил меня до двери.

— Парень, ты мне нравишься, — произнес он. — И думаю, я могу тебе доверять. Но не подведи. Если это случится, я с тобой разделаюсь.

 

КЕЙША

Хочу рассказать вам, как с сентября изменилась моя жизнь. Каждый день я просыпаюсь в шикарном кондоминиуме в Марина дель Рей. Квартира великолепна: в ней две просторные спальни, высокие потолки, несколько окон выходят на океан. Пока не знаю, как использовать вторую спальню. Я планировала, что там будет жить Марта, но она решила больше не работать и уехать в Мексику. Я немного помогла ей: подарила пятьдесят тысяч долларов. Она заслужила эти деньги, и я могла себе это позволить: многие хотели купить дом отца, и его цена выросла.

Очень часто я просыпаюсь рядом с Лу. Мне он нравится. Может быть, я даже разрешу ему переоборудовать вторую спальню в мастерскую. Теперь я лучше понимаю работу папарацци. Лу не из тех, кто охотится за компрометирующими снимками. Нет, конечно, неплохо подкараулить целующуюся парочку и заработать приличную сумму. Но Лу не полезет на забор, чтобы сфотографировать обнаженную Джулию Роберте, когда она орет на своего бестолкового мужа. Можно сказать, он выполняет важную общественную работу: каждый хочет увидеть в прессе фотографии голливудских знаменитостей, и особенно они сами. Если вы позволите мне процитировать Лу: «Они недовольны, когда мы фотографируем, но еще громче жалуются, если их фотографии перестают появляться в журнале „Пипл“».

Дело в том, что я знаю: Лу — хороший парень. Разве я когда-нибудь забуду тот день, когда Тревис едва не захлебнулся в унитазе, а Лу разбил камеру врача «скорой помощи» прямо на подъездной дорожке? Тот снимок мог принести кучу зеленых, но он уничтожил его. Лу показал, какой он на самом деле.

А теперь расскажу вам о работе. Гриффин и Ленин стали партнерами и открыли офис в десяти минутах ходьбы от моего дома, на углу Уилшир и Оушн-авеню. Гриффин решил, что в Беверли-Хиллз слишком много народу, очень жарко летом и плохой воздух. И он прав по всем трем пунктам. Наш район расположен немного выше, отсюда открывается вид во все стороны, включая бассейн на крыше шикарного соседнего здания. Похоже, что в договор о найме квартир в этом доме включен пункт, допускающий отсутствие одежды. Любой мужчина, оказавшийся в нашем офисе, будь то агент, менеджер, курьер или кто-то из друзей, заводится, увидев, какие таланты «пропадают» около бассейна.

А наши замечательные кабинеты! Вся мебель изготовлена по специальному заказу, у каждого стола — роскошное кресло за шестьсот долларов. Сейчас в нашем офисе работают Гриффин, Чарлз — его ассистент-гей, только что окончивший Гарвардскую школу права, Ленни и я. Время от времени появляется чернокожий парень по имени Кенвин. Он настраивает компьютеры и телефонные линии, проверяет соединения проводов, и благодаря ему вся техника работает без сбоев. Мы называем его нашим специалистом по информации, потому что именно он помогает нам добыть любую информацию — легальную или нет — о ком угодно.

И еще — самое важное я приберегла напоследок. У меня есть отличные новости. Похоже, этим летом мы запустим в производство наш первый фильм «Бредущие в Шугарленде». Тревис будет играть в нем роль второго плана. Все должны понять: его нужно ценить не только за смазливую мордашку. Ну и, конечно, фильм поможет нам осуществить задуманное. Сейчас идут поиски актрисы на роль главной героини.

Да, чуть не забыла. Помните этого ненормального Джеба? С мускулами даже на мочках ушей? Он обручился с бывшей женой бывшего босса и, говорят, может теперь не работать до конца жизни. Нам это кстати, потому что каждые две-три недели мы просим его помочь Группе ассистентов Голливуда — сокращенно ГАГ. Я не могу точно объяснить, чем ГАГ занимается или кто в нее входит, но знаю — каждый ее член так или иначе участвовал в посиделках в «Трейдер Вик», которые до сих пор, между прочим, проходят с большим успехом. Думаю, вам не помешает небольшая подсказка. Вы видели когда-нибудь фильм «Звездная палата» с Майклом Дугласом? Судьи и адвокаты организуют там «комитет бдительности», потому что устали иметь дело с системой, при которой настоящие преступники оказываются на свободе из-за различных юридических формальностей. Теперь вы понимаете? Мы не наказываем людей в прямом смысле, а стараемся направить их на правильный путь.

— Чарлз, черт тебя побери! — кричит Гриффин на своего несчастного замученного ассистента, выходя из кабинета с ручкой в руке. — Это разве похоже на стержень среднего размера?

— Простите, сэр?

— Я просил средний стержень! Ты принес мне тонкий! Он царапает бумагу! Терпеть не могу писать таким!

— Извините, сэр, — опускает голову Чарлз.

— А ты чего уставилась? — смотрит на меня Гриффин.

— Ничего. — Я хитро улыбаюсь. — Мне кажется, здесь может потребоваться помощь ГАГ.

Гриффин сконфужен, и, черт возьми, не напрасно. Однажды мы обсуждали эту тему: как в Лос-Анджелесе власть портит людей. Хотя еще неизвестно, испортила ли людей власть или именно плохие люди ногтями и зубами прокладывают себе путь наверх. Честно говоря, я так и не знаю ответа. Если вы вдруг найдете его, пожалуйста, дайте мне знать.

— Извини меня, Чарлз, — говорит Гриффин.

— Я сбегаю в магазин во время ленча.

— Отлично. Соедини меня с Гамп.

Это значит, что он хочет поговорить со звездной сценаристкой Рейчел. Не знаю, почему он зовет ее Гамп, но признаю, это имя идеально ей подходит.

 

РЕЙЧЕЛ

День, когда Гриффин позвонил и сказал, что ему очень понравился мой сценарий, был самым замечательным в моей жизни с приезда в Лос-Анджелес. А на следующий день позвонил Дэн и хотел срочно со мной поговорить. Я как раз делала двойной мокколатте, поэтому сначала закончила, а потом попросила Нугунду — парня из Ботсваны с огромными бесцветными глазами — ненадолго подменить меня.

— Я не могу, мэм-саиб, — ответил он с забавным, едва различимым британским акцентом. — Не умею обращаться с этой адской машиной.

— Всего на одну минуту, — попросила я. — Если кто-то подойдет, улыбнись, у тебя это здорово получается, и скажи, что не говоришь по-английски.

— На каком языке, мэм-саиб?

— Не важно. Если хочешь, на суахили. И пожалуйста, прекрати меня так называть. Мы же в Америке.

— Я не говорю на суахили, мэм-саиб.

Я вышла в служебное помещение и взяла трубку. Знаю, это нарушение правил, если только не случилось что-то чрезвычайное. Я волновалась и надеялась, что не произошло ничего страшного.

— Дэн, это я. Что стряслось? Что-то с матерью?

— С твоей другой матерью.

— Какой другой матерью?

— Викторией.

— Викторией? Она позвонила?! — Я не могла поверить его словам. Я не видела ее уже три недели и не надеялась услышать снова. — Чего она хотела?

— Не знаю, — ответил Дэн. — Но мне показалось, она в отчаянии. И просит, чтобы ты ей немедленно перезвонила.

— Я не могу. Я работаю.

— Рейч, послушай, эта женщина была сама не своя.

Я все же позвонила Виктории и услышала, что она немедленно хочет меня видеть. Я объяснила, что больше не являюсь ее ассистенткой, у меня хорошая работа в кафе «Старбакс» с большими возможностями и неплохими льготами, и я перезвоню ей, когда освобожусь.

— Нет! — орала она в трубку. — Ты нужна мне немедленно! Ты меня поняла?

— Я заеду к вам после работы, — сказала я и повесила трубку. Пожалуй, можно взять для нее коробку новых очень вкусных шоколадных конфет, которые мы только что получили. Я люблю шоколад!

Как и обещала, после работы я подъехала к дому Виктории. Она сама открыла мне ворота, и это показалось мне странным. Поднимаясь к дому, я заметила, что сад выглядит запущенным, как будто в последнее время за ним не ухаживали. Это тоже меня удивило, но все равно я не ожидала того, что увидела внутри. Дом и особенно кухня были в страшном беспорядке. Повсюду валялись упаковки с остатками еды, даже из отличного индийского ресторана «Акбар», расположенного на бульваре Уилшир, и замечательного маленького итальянского кафе «Пицци-котти» на бульваре Сан-Висенте.

— Господи, Виктория, — Я постаралась скрыть шок, который испытала, — что здесь произошло?

— Я всех уволила.

— Даже садовника?

— Особенно садовника. Он работал на «Нэшнл инкуайрер».

Я заметила, что в конце холла около лестницы в подвал разбито зеркало.

— Вот это да! Что произошло?

— Я разбила его. Я разбила все зеркала в доме. В них я выгляжу толстой.

Конечно, они полнили ее. Она не была толстой по меркам, скажем, города Бредфорда в Пенсильвании, но по голливудским стандартам Викторию можно было назвать тучной.

— Вы разбили все зеркала в доме?

— Что с тобой? — заорала она. — Почему ты повторяешь каждую мою фразу? Ты совсем ненормальная?

— Виктория! — Я даже топнула ногой, чтобы продемонстрировать, что не шучу. — Я не позволю так со мной разговаривать. И не позволю плохо отзываться о ненормальных…

Я уже собиралась рассказать ей о Дэви Фуллере, маленьком мальчике из Шутарленда, который любил прятать чужую обувь. Каждый раз, когда я смотрела в его лицо и на очки с толстыми стеклами, у меня разрывалось сердце, потому что Дэви Фуллер тоже хотел стать писателем. Но я взглянула на Викторию и поняла, что она не в настроении выслушивать чужие истории.

— Почему ты покинула меня? — спросила она, смягчившись.

— Что, простите?

— Почему ты меня бросила? Мне казалось, мы подходим друг другу.

— Не стоит говорить о прошлом, — сказала я. — Сначала нужно навести здесь порядок.

— Как ты считаешь, зачем я позвала тебя?

— Не знаю.

— Я позвонила, потому что постоянно о тебе думаю, — призналась Виктория.

Ее слова меня взволновали. Микаэла рассказала мне во всех подробностях о том, что произошло между ней и одной дамой — директором по кастингу, и я не хочу, чтобы со мной случилось нечто подобное.

— Я никак не могу забыть, что ты сказала мне в тот день.

— О чем?

— Что я должна во всем признаться. Вот это да! Серьезное дело!

— Вы решили сказать правду?

— Да, — подтвердила Виктория. — Позвони Рэндаллу и Джонни. Они должны приехать и помочь с пресс-конференцией.

Я пошла в грязную кухню, взяла телефон и сначала набрала номер Рэндалла. Он не смог ответить, потому что на другой линии обсуждал с кем-то свои права на ребенка. Потом я позвонила Джонни. У него тоже были проблемы.

Я вернулась к Виктории и сказала, что они оба заняты. От Рэндалла ушла жена, а от Джонни — самый важный клиент, Тревис Траск. Кроме того, Джонни обжег в солярии пенис и готовит иск производителю.

— Его «самый важный клиент», — произнесла Виктория, холодно глядя на меня.

Я поняла, что задела ее чувства, и исправила ошибку:

— Один из его самых важных клиентов.

— К черту их! — отмахнулась она. — Они оба уволены.

— Может, нам стоит позвонить Гриффину?

— Кто такой Гриффин?

— Вы должны его помнить. Симпатичный парень, который работал на Джонни.

— Этот гей? Он больше не ассистент Джонни? — удивилась Виктория.

— Нет. Он собирался открыть зоомагазин, но потом передумал.

— Ты совсем свихнулась? — злобно спросила Виктория. — Я что, должна выйти к прессе с владельцем зоомагазина, представляющим мои интересы?

— Нет. Вы не дали мне закончить. Сейчас он менеджер и продюсер. Тревис ушел к нему.

— Почему ты сразу этого не сказала?

— Не знаю. Истории получаются независимо от моих желаний. Они как будто сами себя рассказывают.

Виктория покачала головой и посмотрела на меня так, будто я самое странное существо, которое она видела в жизни.

— Хорошо, — решилась она. — Звони ему.

Приехал Гриффин, мы сели в гостиной и все обсудили. Потом сделали несколько телефонных звонков, и через сорок минут у ворот собралось десятка Два репортеров, операторов и фотографов.

Мы с Гриффином вышли к ним вместе с Викторией. Гриффин попросил всех успокоиться, сообщил, что Виктория хочет сделать заявление, не будет его повторять и не станет отвечать на вопросы, даже если они будут касаться моды. Меня поразило, как Гриффин со всем справился. Я была счастлива, что такому профессиональному молодому человеку понравился мой сценарий и он решил представлять мои интересы.

Виктория откашлялась.

— Я хочу сказать, что солгала, сообщив о своей смертельной болезни. Эта ложь была жестом отчаяния, и поводом для нее стали две сокрушительные личные проблемы. Во-первых, мой муж разлюбил меня. И во-вторых, сериал с моим участием оказался на грани закрытия. Я, конечно, не считаю, что эти личные страдания могут оправдать мое вопиющее поведение или реабилитировать меня. Но сегодня хочу попросить прощения у своих поклонников и заявить всему миру, что я готова жить дальше без лжи.

Репортеры как будто сошли с ума: они кричали, задавали вопросы и как обезумевшие напирали на ворота, но Виктория развернулась, и мы все трое ушли в дом — маленькие и стойкие, как солдатики.

— Вы были великолепны, — оценил Гриффин. — Вы должны гордиться собой.

Даже в доме были слышны пронзительные крики репортеров, похожие на вопли диких животных. Я пошла в кухню и позвонила в службу уборки — нужно было привести дом в порядок. А еще я постаралась запомнить, что при первой возможности нужно будет посмотреть значение слова «вопиющий». Похоже, Гриффин очень его любит.

В тот же день, когда Гриффин вернулся в офис, представитель телекомпании уже ждал его у телефона и сообщил, что они закрывают сериал. Пока Гриффин размышлял, как преподнести эту не такую уж неожиданную новость Виктории, Кейша сказала, что на другой линии телеканал «Лайфтаим». Они видели выступление Виктории по Си-эн-эн, были очень тронуты и хотели бы снять телевизионный фильм по этой драматической истории. Это будет фильм о самоуважении и успехе, превратностях любви и отчаянных усилиях сохранить вечную молодость. Короче говоря, фильм о женщинах во всем их многообразии.

Гриффин позвонил Виктории с хорошими новостями, а она впервые не назвала этот канал «Вагина-вижн». В «Лайфтаим» не сомневались, что этот фильм ждет колоссальный успех, и Виктория должна иметь к нему непосредственное отношение. Она станет исполнительным продюсером наравне с Гриффином и Ленни Траском. Они втроем смогут держать под контролем каждую деталь: сценарий, режиссера, подбор актеров и даже места съемок.

— А еще я обсуждаю вопрос о производстве ток-шоу, — сообщил ей Гриффин.

— Ток-шоу? — воскликнула Виктория. — Для меня? На «Лайфтаим»? Мое собственное ток-шоу?

— Мы могли бы сделать его к следующей осени.

— О, Гриффин, ты гений! Я тебя обожаю.

— Я знаю, — ответил ей Гриффин.

Два дня спустя, когда желтая пресса опубликовала все новости, Виктории позвонили Джонни Тредуэй, Рэндалл Блум и семнадцать других менеджеров и агентов. Вот что услышали они на автоответчике: «Если вы агент или менеджер и хотите представлять мои интересы — идите к черту! Все остальные оставьте, пожалуйста, сообщение».

* * *

На следующей неделе Гриффин пригласил меня на ленч в «Грилл». Еда была очень вкусная. Недалеко сидела Кортни Лав. Похоже, трезвая. Еще там был дурацкий парень из сериала «Друзья», он выглядел грустным, наверное, потому что его жизнь внезапно закончилась. Я, как и миллион людей, смотрела последнюю серию «Друзей» и не могу сказать, что она произвела на меня впечатление. Мне кажется, они слишком перестарались, а вот Дэн не мог сдержать слезы.

— Никогда не была в таком дорогом ресторане, — сказала я Гриффину. И это правда. Не верится, что маленькая тарелка супа из злаков может стоить девять долларов!

— Заказывай что хочешь, — предложил Гриффин. — Я плачу.

Мне хотелось заказать меч-рыбу за двадцать восемь долларов, но я не сделала этого по нескольким причинам и выбрала салат «Кобб». Мне он показался не слишком интересным. В Шугарленде в кафе «Дениз» этот салат был гораздо лучше и всегда разный, особенно если Слик заменял обычного повара. Он добавлял в салат разные неожиданные продукты. Никогда нельзя было угадать, что вы в нем обнаружите.

— Гамп, ты не догадываешься, зачем я пригласил тебя сюда?

— Угостить ленчем?

И тогда он сообщил мне главное:

— Мы продали твой сценарий кинокомпании «Сони».

— Ты шутишь!

— Ты готова это услышать?

— Что?

— За семьсот пятьдесят тысяч долларов, — сказал он.

Я испытала настоящее потрясение. Это правда. Чтобы кто-то купил мой сценарий? Я написала его только потому, что это моя жизнь и я любила всех, кто меня окружал. Но чтобы кто-то проявил к нему внимание? Понять это было выше моих сил.

— Отметь этот день в календаре. Сегодня твоя жизнь изменилась навсегда и, может быть, даже к худшему.

— Что?

— Шутка, маленькая шутка. Сегодня великий день, Рейчел.

— Я понимаю… Даже не знаю, что сказать… О Господи, я просто оцепенела!

— Будет еще лучше.

— Неужели еще какие-то новости?

— Они спешат начать работу. В следующий вторник у нас творческая встреча на студии.

— Нет, во вторник я не могу. Утром, в самое напряженное время, я работаю в «Старбакс», а днем еду к Виктории, чтобы помочь ей с бумагами.

— Рейчел, мне кажется, ты не расслышала, что я сказал. Ты только что заработала без одной четверти миллион долларов.

— Правда?

— Да.

— Разве эти деньги не пойдут на создание фильма ?

— Ох, Рейчел, — вздохнул Гриффин и сладко улыбнулся. — Ты мой персональный маленький Гамп. Надеюсь, ты никогда не изменишься.

* * *

Я пригласила Дэна в «Мелисс», чтобы отпраздновать это событие. Ему пришлось отменить свидание с замужней дамой сорока четырех лет, с которой он встречался уже пару месяцев. Она очень мила, и у нее твердая грудь, как у Микаэлы, но я все равно его не понимаю. Уже много лет Дэн твердит мне о моих проблемах с матерью, которая в четырнадцатый раз проходит курс реабилитации, но мне кажется, ему пора задуматься и о себе. С другой стороны, может быть, проблема во мне и в особенностях моего мышления. Может, Дэну просто нравятся немолодые женщины, и это никак не связано с его матерью.

— Мы можем купить квартиру в доме Кейши, — сказал Дэн. — Правда, было бы здорово?

— Кейша заплатила восемьсот тысяч. Где мне взять еще пятьдесят?

— Можно сделать по-другому. Ты платишь тысяч двести, покупаешь квартиру в кредит, и у тебя еще остается приличная сумма в банке.

— Вот это да! Классно! Кто это придумал?

— Думаю, теперь ты уже не пойдешь в Школу кино и телевидения?

— Что? Ты шутишь? Конечно, пойду. Мне многому нужно научиться.

— А что это за маленькие черные крупинки? — спросил Дэн. — Они напоминают мне рыбьи яйца.

— Не знаю. Это называется «икра».

* * *

Во вторник я пришла в офис Гриффина, и мы вдвоем поехали на встречу в «Сони». У ворот стоял охранник, который тут же нас пропустил, а специальный человек забрал нашу машину. Я была поражена и сказала об этом Гриффину, предположив, что он является для них очень важной персоной.

— Дело не во мне, — ответил он. — Все это из-за тебя.

— Не может быть! — Гриффин такой шутник.

Мы поднялись по лестнице, заплаканная девушка спросила, не хотим ли мы что-нибудь выпить. Она принесла нам воды и провела в очень красивую комнату для переговоров. Вокруг большого стола сидели и ждали нас восемь человек. Все встали, чтобы поздороваться. Они были очень рады нас видеть. Каждый представился, назвал свою должность на студии — большинство оказались президентами, вице-президентами или еще кем-то — и уверил, что очень рад со мной сотрудничать.

— Рейчел, — начал мужчина, сидящий во главе стола, — хочу признаться, что поражен вашим сценарием. Вы великолепно изобразили героя, такой талант, как у вас, я встречаю впервые. Я в восторге от Слика — маленького повара в «Дениз» и женатого ночного менеджера, который был влюблен в него.

— А мне понравился огромный сосед с розовой кожей, — вступила одна из женщин. — Заклинатель собак, который ходил голышом по дому, включив везде свет.

Они все заговорили одновременно:

— А замечательный Билли Фентон, менеджер «Мотеля 6», который любил пугать людей стеклянным глазом!

— Я в восторге от отца Дэна, так называемого эксперта по душевному здоровью, и его интрижки с директрисой Бетти Шварц.

— Не забудьте отца самой героини, — сказала другая женщина. — Он погибает смеясь, под шквальным огнем, окруженный полицейскими.

— А как вам дядя Дуэйн и немыслимые автомобили-франкенштейны, которые он собирает?

— А мне очень понравился Паваротти и то, как он объяснил принцип приготовления хорошего кофе. Может, нам удастся уговорить его сыграть самого себя?

— А что вы скажете о девушке — наполовину индианке с кожным заболеванием?

— Или о сеньоре Малдонадо, который верит, что его похищали пришельцы?

— А мальчик, которого ударила молния, когда он катался на роликах в дождь?

Неужели я не сплю? Эти милые, умные, заботливые люди нашли время, чтобы прочитать мой маленький сценарий, и он им понравился!

Жизнь — это настоящее чудо. Я в Голливуде! Я, Рейчел Берт, дважды получала звание «работник месяца» в кафе «Старбакс». Но никогда меня не выбирали самой популярной, умной, очаровательной или еще какой-нибудь! А теперь я буду работать над фильмом по моему сценарию вместе с такими замечательными людьми!