Сегодня я видела Викторию обнаженной. Сначала это показалось мне очень странным, но потом я привыкла. Она хотела, чтобы я обработала воском ее спину внизу. Там растут тонкие темные волоски, и она их терпеть не может. Я ее понимаю. В средней школе я знала одну девушку с бородой. Ее звали Денис. Надеюсь, у нее все хорошо! Это было действительно печальное зрелище, потому что, не побрившись с утра, — к двенадцати часам она обрастала щетиной, как мужчина.

Мне пришлось разложить массажный стол. Это было непросто, но как только я справилась, Виктория сбросила одежду и взобралась на него. От удивления я невольно открыла рот.

— В чем дело? — поинтересовалась она в свойственной ей неприятной манере. — Ты никогда не видела обнаженную женщину?

Что ж, знаменитую обнаженную женщину я никогда не видела, тем более лично. Но это произошло сегодня утром. С приездом в Лос-Анджелес я узнала многое, о чем раньше и предположить не могла.

Интересно, чем сейчас она занята? Я внизу, жду сигнал интеркома, но когда он наконец раздается, подскакиваю на месте.

— Рошель?

— Да, мисс Раш?

— Поднимись ко мне, — приказывает она.

Иду наверх, размышляя, что на этот раз сделала неверно. Виктория расхаживает по комнате в маленьких трусиках-танга. Стараюсь не смотреть, хотя у нее великолепное тело для женщины ее возраста.

— Взгляни на меня, — говорит она и наклоняется так близко к моему лицу, что мне приходится отступить. Похоже, она только что пользовалась скрабом. — Ты видишь морщины?

— Мадам?

— На моем лице, Рошель! У меня на лице есть морщины?

— Нет, мадам, — лгу я. Кое-где видны мелкие морщинки, но я не хочу ее обидеть.

— Смотри внимательнее, — командует она и придвигается совсем близко. Мне неловко от такой близости с обнаженной знаменитостью. Это невероятно, но от нее пахнет вареными яйцами! Пристально разглядываю ее лицо. Она внимательно следит за мной.

— Ничего не вижу, — наконец сообщаю я.

— Ничего?

— Нет, — уверяю я. — Никаких морщин… Но зато два седых волоска в бровях.

Не знаю, зачем я это сказала. Может, хотела, чтобы осмотр закончился, и боялась, что этого не произойдет, пока я не выдам что-то конкретное.

— Что? — Виктория в ужасе.

— Всего два, — пытаюсь успокоить ее я. Она несется к зеркалу с подсветкой и кричит:

— Принеси мне пинцет!

Протягиваю пинцет, и она как сумасшедшая начинает выщипывать брови. Пытаюсь на цыпочках выйти из комнаты, но меня останавливает грозный рык:

— Разве я разрешила тебе уйти?

— Нет, мадам.

Она продолжает свое занятие, а я стою рядом, сжав руки, как школьница, которую только что отругали.

— Где Мэтти?

— У своего друга.

— Какого друга? У него их много!

— У Тейлора.

Она опускает руки.

— Он убрал комнату?

— Я не знаю.

— Почему бы тебе не проверить?

В комнате Мэтта настоящий свинарник. Грязная одежда разбросана по полу, кровать не убрана, упаковки от еды и скомканные салфетки «Клинекс» уже не умещаются в переполненной мусорной корзине. Возвращаюсь к Виктории.

— Он не убрал.

Она поднимает только что выщипанную бровь:

— Я не разрешила уходить, пока он не уберет комнату. Верни его немедленно.

— Но я не знаю, где живет Тейлор! Виктория открывает баночку с кремом.

— Это записано в Книге!

Ну конечно! Я бегом спускаюсь в винный погреб И открываю раздел «Друзья Мэтта». Тейлор живет в Таузенд-Оукс, а это достаточно далеко от Брентвуда. Поднимаюсь наверх. Виктория накладывает под глаза крем бирюзового цвета и издает очень странный звук, как будто сморкается: «Ханва! Ханва!»

Объясняю, что до дома Тейлора ехать достаточно долго, особенно сейчас, в самый пик.

— Пусть это будет тебе уроком, — говорит она и дважды издает этот странный звук.

— Мне? — Я сбита с толку.

— В будущем ты должна следить, чтобы он убирал свою комнату.

— Хорошо, мадам, — подчиняюсь я. — Извините. Я вернусь, как только смогу.

— Нет, — заявляет она. — Быстрее.

Проходит целый час, прежде чем я доезжаю до места. Трижды нажимаю на звонок, но никто не открывает. В конце концов на пороге появляется подросток. Темные волосы стоят торчком, на шее — собачий ошейник с заклепками.

— Мэтт здесь? — спрашиваю я.

— А ты кто?

— Меня зовут Рейчел. Я ассистент его матери.

— Подожди здесь, — говорит он и захлопывает дверь.

Слышу приглушенные голоса. Потом выходит Мэтт.

— Чего тебе?

— Твоя мать хочет, чтобы я привезла тебя домой.

— Зачем это? — изумляется он.

— Ты не убрал свою комнату.

— И что?

— Я только выполняю поручение. И буду тебе очень признательна, если сейчас ты поедешь со мной.

— Дружище, если ты сейчас останешься, — вмешивается Тейлор, — она может не пустить тебя в поход в следующие выходные.

— Твою мать! — кричит Мэтт. — Ты прав! — Он выбегает из дома, а я тихо благодарю Тейлора за помощь. В ответ тот захлопывает дверь перед моим носом.

Мэтт стоит около моей машины и кривится:

— Ты повезешь меня домой на этом куске дерьма?

— Выглядит действительно не очень, но до сих пор она ни разу меня не подводила.

— А моя мама знает, на чем ты катаешь ее драгоценного сыночка?

— Вряд ли, — честно признаюсь я.

Мэтт обходит машину и открывает дверцу со стороны пассажирского кресла.

— Подожди, — кричу я. — С моей стороны дверь не открывается, поэтому я перелезаю там.

— Ты серьезно, черт возьми?

Я забираюсь в машину. Мэтт тоже садится и захлопывает дверь. Я прошу его пристегнуться. Он даже не пробует возражать. Парень нервничает, и я не могу винить его за это. Выруливаю и пытаюсь его разговорить:

— Чем ты любишь заниматься?

— Мне нравится, когда мне делают минет. Если тебе это по вкусу, мы можем подружиться.

Я немедленно прекращаю разговор и концентрируюсь на дороге: автомобильный поток на трассе 101 очень плотный. Впереди едет машина с номерным знаком, на котором написано «Райтер» . Очень оригинально! В Лос-Анджелесе, вероятно, не менее двадцати тысяч писателей, и думаю, идет настоящее соревнование за оригинальный номерной знак, по которому окружающие могут определить, чем ты занимаешься. Пытаюсь придумать другие варианты: «Райтер», «Ритер», «Айрайт4ю» «Рерайт». Когда-нибудь, если повезет, мою машину тоже украсит один из таких номеров. Но я не хочу будить в себе напрасную надежду — устала ждать ответа.

— Поверить не могу, что у тебя нет радио, — жалуется Мэтт.

Поворачиваюсь и смотрю на мальчика, которому нравится минет.

— Есть, но оно не работает.

— Почему не починишь?

— У меня нет денег.

— Неудачница хренова.

— Мэтт, — огорчаюсь я, — почему ты такой озлобленный?

— Потому что ты не берешь у меня в рот.

— Ты со всеми девушками так грубо разговариваешь?

— Сделай мне минет, и все обсудим.

— А каково было бы твоей маме услышать это?

— Ни хрена она не почувствует. Думает только о себе.

— Ты поэтому злишься?

— А то!

— А где живет твой отец?

— В Сан-Франциско.

— Неплохо. Я слышала, там очень здорово. Сама не была, зато видела фотографии. Он снова женился?

— Нет. Теперь он настоящий гомик. Думаю, это мать его так обломала. У отца есть любовник, который регулярно вышибает из него дерьмо, но он не возражает. Уверен, это лучше, чем жизнь с матерью.

— Мэтт, мне кажется, ты должен дать маме шанс. Она сильно изменилась, с тех пор как узнала о своей болезни. Ты разве не заметил?

— Откуда ты, черт возьми? У тебя такой странный акцент.

— Я из Шугарленда, это в Техасе.

— Там все такие доверчивые?

— Доверчивые? Не понимаю, что ты имеешь в виду. В Шугарленде много интересных и необычных людей. Хотя, конечно, есть и доверчивые. В «Старбакс», например, была девушка, которая готовила сандвичи. Она верила всему, что ей говорили. Однажды кто-то сказал, что ученые клонировали овцу и назвали ее Долли. И она поверила в это!

— Какая же ты зануда! Зачем ты мне это рассказываешь? Какой кошмар сидеть здесь с тобой! Надеюсь, никто из знакомых не увидит меня в этой дерьмовозке.

Несколько минут мы едем молча.

— Знаешь, Мэтт, — наконец говорю я, — твоя мать замечательная женщина и очень тебя любит. Точно знаю — ты самый важный человек в ее жизни. Если ты покинешь Викторию, она будет несчастна. — Мне кажется, я пытаюсь пробудить его от сна.

— Это правда? — смотрит на меня Мэтт.

— Да, — уверяю я. — Так и есть.

Мэтт улыбается. Я впервые вижу его улыбку, и он кажется довольно милым. Чувствую себя прекрасно. Мои слова, видимо, дошли до цели.

* * *

Когда мы возвращаемся домой, Мэтт выскакивает из машины и несется в свою комнату. Викторию я нахожу на кухне, она накрывает стол на двоих. Достала хорошую посуду: красивый фарфор, серебряные приборы и хрустальные бокалы.

— Я могу помочь? — спрашиваю я.

Она раскладывает приборы на две льняные салфетки.

— Нет, я все уже сделала.

— Может, вы хотите, чтобы я заказала еду?

— Я уже позвонила в небольшой итальянский ресторанчик, который нравится Мэтти. Скоро все привезут. Не пропусти звонок.

Я немного озадачена. Виктория никогда не заказывает себе еду. Похоже, она хочет угодить сыну. Надеюсь, наш разговор в машине немного смягчит его отношение к матери. Но боюсь, этого не произойдет. Несколько минут спустя Мэтти входит в кухню с большой спортивной сумкой.

Виктория делает вид, что ничего не замечает.

— Привет, Мэтти! Обед скоро привезут. Я заказала для тебя лазанью «Четыре сыра». Может быть, сядешь?

— Не могу. Я должен успеть на самолет. Кровь отхлынула от лица Виктории.

— Куда ты собрался?

— В Сан-Франциско. Только что разговаривал с отцом. В аэропорту меня уже ждет билет.

У меня разрывается сердце. Это я во всем виновата. Мое первое желание — немедленно спрятаться, но я не могу пошевелиться.

— Зачем тебе ехать к этому придурку? — Голос Виктории звучит пронзительно, хотя она старается себя контролировать. — Я думала, ты здесь счастлив.

— Ненавижу это место, — цедит он. Виктория бросается к сыну:

— Мэтти, не делай этого! Я умру без тебя!

— Почему ты не можешь вести себя как нормальный человек? Зачем постоянно все извращать и доводить до максимума ?

Он стремительно уходит, а Виктория бежит за ним к двери, падает на колени и хватает за ноги:

— Мэтт, дорогой, мой маленький мальчик! Я умоляю тебя! Не разбивай мое сердце! Я не могу без тебя жить.

— Так не живи, — бросает он и освобождается от ее объятий.

Я в шоке. Это я во всем виновата.

— Вам принести воды? — выпаливаю я. Думаю, сейчас ей помогла бы витаминная вода «Спасение». И внезапно понимаю, какой глупый вопрос задала. Иногда я бываю такой дурой! При чем здесь вода? Она только что потеряла сына! Зачем я сказала все это Мэтту? Какая же я идиотка!

Не успеваю подойти к Виктории и помочь ей подняться, как она уже сама вскакивает на ноги. Слезы высохли.

— Слава Богу! — глубоко вздыхает она.

— Простите? — Я ничего не понимаю.

— Мне нужно отдохнуть от этого монстра. Пусть отец-засранец пообщается с ним какое-то время.

Не могу поверить! Чтобы мать сказала такое о собственном ребенке? О маленьком существе, которое когда-то было размером с горошину или еще меньше, росло, росло, а потом выбралось на свет, все сморщенное и липкое, в первый день своей жизни! Викария понимает, о чем я думаю.

— Рошель, не смотри на меня так! Если тебе не повезет, однажды ты тоже станешь матерью и вспомнишь этот семинольный момент.

Думаю, она хотела сказать «семенной», но, может, я ошибаюсь. Возможно, у племени индейцев-семинолов есть какой-нибудь странный ритуал, в котором участвуют подростки? Нужно посмотреть в Интернете!

— Я вам сочувствую, — говорю я. — Я знаю, Мэтти вас очень любит.

— Почему ты так решила?

— Ну, в Шугарленде напротив нас жила одна женщина. И у нее был сын, похожий на Мэтти и примерно его возраста — очень озлобленный мальчик. Однажды он катался на роликах под дождем, и в него ударила молния. За один вечер он стал совсем другим человеком. Отец Пит сказал, это было чудо. И в данном случае я готова с ним согласиться.

— Рошель, ты очень странная девушка.

— Да, мадам, — соглашаюсь я и даже радуюсь, что она отвлеклась, потому что понимаю: мне не стоило рассказывать ей эту историю. У нее плохой конец: ужасная кровавая бойня и длительный срок тюремного заключения. Уверена, Виктории не хотелось бы слышать об этом. Вспоминаю тучного мужчину средних лет, который переехал жить в тот дом через несколько недель после того, как специальная бригада отчистила всю кровь. Он занимался дрессировкой собак. На его визитке была нарисована собака в военной форме — явно хорошо выдрессированная. И рядом было написано: «Чак Макгивиллрей — заклинатель собак». Летом он любил расхаживать по дому голый и не задергивал шторы. Это было отвратительно. И, выглядывая из окна спальни, я видела, как этот огромный розовый человек переходит из комнаты в комнату, сопровождаемый собаками.

Виктория быстро поднимается по лестнице.

— Позвони в ресторан и отмени заказ, — распоряжается она.

— Хорошо, мадам.

Мне немного жаль, что сегодняшний день так закончился. И очень жаль, что приходится отменять доставку еды. Мы с Викторией могли бы вместе поужинать. Это было бы здорово. Иногда мне кажется, что она могла бы стать такой матерью, которой у меня никогда не было. Может, я подсознательно оттолкнула от нее Мэтта? Нет, лучше не думать об этом: такие мысли меня пугают. В моем сознании есть области, которые лучше не тревожить.

* * *

Мой беспокойный сон прерывает звонок сотового телефона.

— Алло? — хриплю я.

— Рошель?

Часы показывают половину третьего утра.

— Да, мадам?

— Я не могу уснуть.

— Я оставила две таблетки снотворного на ночном столике.

— Я уже выпила их и еще два валиума, ничего не помогает. Приезжай, я хочу разобрать гардероб.

— Сейчас?

— Конечно, сейчас, ты что, идиотка? Существует только настоящий момент. Carpe diem , и все такое.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Уже еду.

Встаю, ополаскиваю лицо и одеваюсь. Интересно, стоит ли рассказать об этом случае другим ассистентам в «Трейдер Вик» на следующей неделе? Я слышала от них двести или триста невероятных историй, но эта может оказаться самой скандальной.

— Рейчел? — Это Дэн.

— Иди спать, — шепчу я.

Но он уже трет глаза и выходит из своей спальни.

— Куда ты собралась, черт возьми?

— К Виктории.

— В это время?

— Я согласилась на эту работу, прочитала Книгу правил и приняла на себя все обязанности, перечисленные на странице четыреста семнадцать, вот только не могу вспомнить, в каком порядке.

— Это сумасшествие, равноценное жестокому обращению!

— Не совсем, — говорю я. — Смотря с чем сравнивать. Я слышала истории и похуже.

— Я хочу прийти на одно из ваших собраний по четвергам.

— Извини, ты не можешь, только ассистенты.

— Не стоит тебе сейчас ехать к Виктории. Ты должна сообщить куда-нибудь о ее требованиях.

— Куда?

— Не знаю, разве у вас нет профсоюза или какой-нибудь похожей организации?

— Конечно, нет. Мы же ассистенты.

— Утех, кто работает в «Ральфе», есть профсоюз. У уборщиков универмагов есть профсоюз.

— Дэн, мне пора. Я нужна ей.

— Это ужасно.

— Что? — спрашиваю я.

— Ты хоть понимаешь, что эти же слова говорила о своей матери?

Он прав. Но ведь моя мать тоже во мне нуждалась, разозлиться бы на Дэна за то, что вспоминает о том времени, но разве не он помог мне собраться с силами и уехать из дома? Дэн твердил мне: «Рейчел, ты тоже человек. И у тебя есть своя жизнь». Я не забыла его слова. Не думаю, что поверила ему, но я их помню.

— Она умирает, — объясняю я Дэну.

— Журнал «Пипл» не уверен в этом.

— Что ты имеешь в виду?

— Они опубликовали статью, где все так называемые эксперты в области психического здоровья заявляют, что ей нужно сказать правду до того, как весь мир начнет сомневаться в этой бредовой истории.

Дэн всегда говорит «так называемые» про психологов. Его отец — один из трех психологов в Шугарленде — был вынужден уехать из города после истории с Бетти Шварц — директором средней школы.

— Как ты можешь говорить такое?

— Даже если она больна, нехорошо вызывать тебя среди ночи. А твои постоянные переработки? Ты занята по шесть, иногда даже по семь дней в неделю. Вчера вечером пришла в полночь. И перестала посещать курсы сценаристов.

— У меня нет на них времени.

— Ты делаешь ошибку, Рейчел. Ты не прислуга, связанная условиями контракта.

— Мне пора, — открываю я дверь.

Дэн идет следом за мной.

— Рейч, мне это совсем не нравится!

Убегаю. У меня нет времени на споры с Дэном. И я не полная дура! Понимаю: в чем-то он прав. Хорошо, в основном!

Еду по пустым мрачным улицам и размышляю над ситуацией. Конечно, Виктория меня использует. Но она ведь страдает, и рядом с ней должен кто-то быть. Похоже, что этот человек — я. Думаю, в этом есть нечто магическое или даже сверхъестественное, как сказал бы отец Пит. Я, маленькое ничтожество из Шугарленда, — единственный человек в мире, к кому Виктория Раш может обратиться за помощью в трудную минуту. Раньше я видела ее по телевизору. И даже в самых смелых мечтах не могла представить, что однажды стану ее лучшим другом.

Вхожу в дом, поднимаюсь к Виктории и зову ее по имени. Ответа нет. Осторожно вхожу в комнату и вижу, что она лежит в кровати.

— Виктория? — Молчание. Наверное, она меня игнорирует. Иногда ей это свойственно. На цыпочках приближаюсь еще немного. — Виктория?

Я уже начинаю беспокоиться. Но потом слышу высокий храп, похожий на свист чайника. Она крепко спит, сжимая в руке телефонную трубку. Несколько секунд рассматриваю ее: волосы спутались, и в уголке рта скопилась слюна. Удивительно, как невинно выглядят спящие, — каждый напоминает младенца Иисуса, даже, наверное, серийные убийцы и этот парень Джеб. Может, вам интересно мое мнение? Так думаю, мир был бы гораздо лучше, если бы некоторые спали постоянно.

Виктория фыркает, как поросенок, когда я забираю у нее телефон. Застываю на месте и жду несколько секунд, пока она снова не начинает храпеть. Потом кладу трубку среди пузырьков с таблетками. Их, естественно, очень много.

— Спокойной ночи, Виктория, — шепчу я и выхожу из комнаты, осторожно закрывая за собой дверь.

Нет смысла возвращаться домой, раз я уже здесь. Поэтому ложусь прямо на ковер у двери. Вдруг она меня позовет?