Во время антракта между «звездами», вероятно, была драка. Она все еще держится за локоть и корчится от боли, у него на лице — царапина. Оба тяжело дышат.
Феличе (шепотом). Готова?
Она кивает — спектакль продолжается.
Кувшин с мыльной водой и соломинка — пускать пузыри.
Клэр. Вчера ты сказал: «Ничего не поделаешь, ничего».
Феличе. В детстве мы пускали пузыри на запасной лестнице, а не в гостиной.
Клэр. Вообрази-ка: сидим сейчас прямо перед зрителями и пускаем пузыри! Но мы уже не дети, вот и приходится делать это из окна гостиной…
Феличе. Даже если мы будем пускать пузыри из окна гостиной, это еще не значит, что у нас с мозгами все в порядке.
Она подходит к нему и прикладывает к его поцарапанной щеке кусочек ваты. Он закрывает глаза, будто этот нежный жест привел его в блаженное состояние.
Клэр. Ты выдохся, Феличе?
Он слегка покачивается.
Боюсь, я тоже.
Феличе. Придумай что-нибудь, пока я…
Клэр. Хорошо. А ты сядь и подыши спокойно. Отдохни немножко, а я…
Обхватив голову обеими руками, он садится на диван. Клэр тихо трогает клавишу, потом наклоняется и смотрит на авансцену.
Когда отец прекратил свои спиритические сеансы и астрологические прогнозы за несколько дней до этого… необъяснимого случая… Ну, а на самом-то деле он их не бросал…
Феличе. Во всяком случае по своей воле…
Клэр. Мама заперла его квадрант, карту ночного неба и личный гороскоп.
Феличе. И оставила только потрепанную рубашку — я ее сейчас ношу: на ней его знак зодиака, асцендент и карта неба, каким оно было на рассвете того дня, когда здесь, в Нью-Бетесде, он появился на свет!
Клэр. Знаешь, мне казалось, он смирился. По крайней мере, не протестовал. Даже когда она завела речь о психиатрической больнице: «Я смотрю, ты опять поплыл. Хорошо бы тебе там отдохнуть. Ну что, сам отправишься или мне…» Он стал таким спокойным, что это спокойствие меня забеспокоило. Почти всегда сидел, где сейчас ты, и смотрел на потертый ковер, на эту розу посредине, как она вспыхивает словно угли, да-да вспыхивает словно угли, как его глаза — и твои тоже. А потом ковер загорелся. Когда горит ковер в деревянном доме, — горит весь дом. Феличе, вникни, этот дом — деревянный, и роза — вот-вот вспыхнет!
Берет до диез. Он смотрит на нее яростным взглядом, но она опять берет эту ноту, на сей раз громче.
Феличе ( закрывая глаза ) . Реплику!
Клэр. Ты ведь придумал, что мы должны сегодня сделать?
Феличе. Да, и дольше откладывать нельзя.
Клэр. Написать жалобу…?
Феличе. Да нет, какие там жалобы, ведь их даже не рассматривают! Нет. Сегодня мы должны выйти из дома.
Клэр. Куда-то пойдем или…
Феличе. На гроссмановский рынок.
Клэр. Туда?
Феличе. Да, именно туда!
Клэр. Но мы уже пробовали и не получилось.
Феличе. Потому что не было достаточно веской причины; да и погода не благоприятствовала.
Клэр. А сегодня…?
Феличе. Гораздо больше оснований. И я твердо знаю, что сегодня нам просто необходимо пойти на гроссмановский рынок, потому что… Не хотел тебе говорить, но… почтальон все же пробрался за преграду из подсолнухов и оставил уведомление — больше нам не будут…
Клэр. Доставлять продукты?
Феличе. Доставлять продукты на ступеньки дома…
Клэр. А я знала! Ведь срок оплаты счетов давно уже истек.
Феличе. И потому мы должны пойти на гроссмановский рынок, прямо в контору мистера Гроссмана и поговорить с ним лично.
Клэр. В его контору! А где она? Наверное, ютится где-нибудь в никому не известном уголке этого заброшенного лабиринта…
Феличе. Попросим клерка указать нам контору Гроссмана и проводить к ней.
Клэр. Если клерк нас увидит, то сделает вид, что и не заметил вовсе.
Феличе. Не сделает. Ведь мы войдем туда с важным видом, словно пара…
Клэр. Преуспевающих, платежеспособных покупателей?
Феличе. Да, и скажем им: «Пожалуйста, проведите нас к мистеру Гроссману.» Мы должны убедить его, что, несмотря на всю дурную славу и на все обвинения, страховая компания «Акме» все же выплатит нам отцовский страховой полис, ну скажем, первого числа следующего месяца, да-да, первого сентября.
Клэр. Но ты же знаешь, что этого не будет — они прислали какую-то отписку, из трех предложений в ответ на наш запрос на двадцати страницах — а мыто писали и переписывали целую неделю!
Они стоят на авансцене в разных углах, не глядя друг на друга.
И ведь…
Феличе (делая быстрый шаг). Страховая компания «Акме»…
Клэр (делая быстрый шаг). Сообщила, что деньги по страховке…
Феличе (делая быстрый шаг). Конфискованы.
Клэр (делая быстрый шаг). Да, страховка может оказаться недействительной…
Феличе (делая быстрый шаг). В случае…
Клэр (делая быстрый шаг). Да, в случае, если страхователь… (Умолкает, затыкая рот кулаком.)
Феличе (делая быстрый шаг). В случае, если страхователь убил сначала жену, потом себя и…
Клэр. К сожалению, забыл про своих детей.
Феличе. Это называется «юридическим крючкотворством»…
Они вновь поворачиваются друг к другу.
Клэр. Что ты знаешь о законотворчестве, Феличе?
Феличе. Я знаю, что в ряде случаев юридическим крючкотворством нужно пренебречь в интересах человека… Мы должны сказать о том, что видели, а видели только мы: мать сначала убила отца, потом себя и…
Клэр. Легкое вранье — это одно, а абсолютная противоположность истине — совсем другое.
Феличе (бешено). Какая истина заключена в куске металла, взорвавшегося от рук человека, которого довели до сумасшествия?..
Пауза.
Ну? Так что? Мы будем и дальше жить с этим или забудем?
Клэр. Порой наш страх это…
Феличе. Наш собственный знак…
Клэр. Мужества…
Феличе. Верно! Так дверь все еще открыта. Мы идем?
После паузы она отходит от него на шаг.
Клэр. Посмотри-ка, на улице есть люди?
Феличе. Конечно, есть, на улице всегда есть люди; улицы и созданы для того, чтобы по ним ходили.
Клэр. Я имею в виду тех парней. Ты же знаешь, тех жутких, они…
Феличе. О да. Ты встала на тротуаре и крикнула им: «Стойте!» Заткнула пальцами уши и кричала: «Стойте, стойте!» Они остановились, а потом перешли на другую сторону. Я хочу спросить: «Боже, ну для чего ты это делала? Почему так кричала?»
Клэр (вместе с ним). Они уставились на меня, ухмылялись и…
Феличе (вместе с ней). Ты сказала, они тебя обругали.
Клэр (вместе с ним). Да, и тем же мерзким словом, которое написано на нашем заборе.
Феличе (вместе с ней). Да, ты говорила. Но я смотрел — на заборе ничего нет!
Клэр (вместе с ним). Но если ты ничего не слышал, почему тогда не пошел в гастроном один? Почему побежал со мной домой?
Феличе (вместе с ней). Потому что ты обезумела, и я за тебя испугался — мало ли что ты можешь…
Клэр (вместе с ним). И что, ты подумал, я сделаю?
Феличе (вместе с ней). То, что сделали отец и мать, когда…
Клэр (вместе с ним). Довольно, дальше играть нельзя.
Феличе. Давай дальше!
Клэр. Реплику!
Феличе. Несколько дней назад ты…
Клэр. Нет, ты, ты, а не я! Я не могу спать в доме, где спрятан пистолет. Скажи, где ты его спрятал. Мы его сломаем, выбросим вместе! Реплику!
Феличе (спокойно). Я вынул из него патроны, а куда положил, — как нарочно, забыл.
Клэр. «Как нарочно, забыл!» Врешь же! Даже во сне помнишь. Феличе, в доме живет смерть, и ты знаешь, где она прячется.
Феличе (диким голосом). Итак: ты хочешь жить в домах с запертыми дверьми?
Клэр. Это у тебя мания запирать двери после своей психушки!
Феличе. Да, однажды я имел удовольствие — испытать все это — удобство, безопасность, благотворное влияние…
Клэр. Запертых дверей!
Феличе. Психушки!
Клэр. Что поделаешь, раз ты позволил себе утратить всякий контакт с реальностью.
Феличе. Что реального осталось в этом…
Клэр. Перестал разговаривать! Смотрел и не узнавал!
Феличе. Да, онемел и ослеп…
Клэр. А я? Я ведь тоже была здесь!
Феличе. О, не думаю, чтобы и ты после всего понимала, где находишься! Ты…
Клэр. Достаточно, чтобы по утрам вставать, а не прятаться весь день под одеялом!
Феличе. Это говорит о стремлении…
Клэр. О возможности…
Феличе. Следовать своим привычкам!
Клэр. Это служит доказательством…
Феличе. К черту доказательства!
Клэр. Тихо ты! Отдай пистолет, я отнесу его в подвал и там разобью топором. Только тогда наконец в этом доме можно будет спокойно спать.
Феличе. Иногда сам не знаешь, почему не спится. (Силы покидают его. Шаги становятся медленнее, он изможден. Они идут навстречу друг другу из разных концов авансцены).
Клэр. Потребность что-то найти…
Феличе. В пустых карманах?
Клэр. Не всегда ж они пустые! Иногда я кладу туда свой камень, но и он не приносит мне счастья!
Пауза. Тяжело дыша, они смотрят друг на друга. Очень медленно, с потерянным видом он притворяет дверь — почти до конца.
Феличе. Да, у тебя ангельский лик! Нет, я больше не могу — даже и не проси! — не могу в тебя больше целиться, словно ты какая-то невообразимая мишень. И даже вывести за дверь не могу: ее нельзя закрыть, не заперев на замок, — вот я ее и не закрыл. Клэр, дверь все еще открыта.
Клэр (с улыбкой, в которой легкая грусть). Да, она приоткрыта, но этого вполне достаточно, чтобы уловить смысл происходящего…
Феличе (вместе с ее последними словами). Так мы идем или даже эту возможность упустим?
Клэр. Мы идем — и сейчас же. Так даже вопрос не стоял, ты ведь знаешь.
Феличе. Хорошо. Наконец-то согласилась.
Пауза.
Клэр (напуская на себя требовательный вид). Но ты ведь не одет как следует. Для такого выдающегося случая я хочу, чтобы ты хорошо выглядел. Закрой-ка на минутку дверь.
Феличе. Если ее сейчас закрыть, она может уже никогда не открыться.
Клэр. Я только — только поднимусь и принесу твой летний пиджак и к нему какой-нибудь хороший галстук. (Идет в глубь сцены.) О, а ведь ступенек-то нет!
Феличе. Декорацию не достроили.
Клэр. Знаю-знаю, ты мне говорил. (Смотрит на авансцену.) Я поднялась наверх, а ты остался в гостиной один.
Феличе. Да, я остался один в этой комнате, с открытой дверью. С улицы доносились какие-то голоса, крики, дьявольский смех. «Психи, психи, психи, пси-и-хи!» И я ее захлопнул, а ведь только что сказал…
Клэр. Ты сказал, что она может уже никогда не открыться. (Внезапно поворачивается и смотрит на авансцену.) О, так ты еще здесь!
Феличе. Да, конечно. Жду тебя.
Клэр. А разве я долго…?
Феличе. Нет, но я не был уверен, что ты и в самом деле вернешься.
Клэр. А я вернулась, и вот твой пиджак, а вот галстук. (Протягивает пустые руки.)
Феличе. Но их не видно.
Клэр (с притворной улыбкой). Надень же свой невидимый пиджак и невидимый галстук.
Феличе. Я покажу это жестами…
Клэр. А, какая разница! Причешись!
Феличе. Где расческа?
Клэр. Во внутреннем кармане. Я ее туда положила.
Феличе. Правда? Да, спасибо… (Делает жест — достает расческу из невидимого пиджака.)
Клэр. О, дай я это сделаю! (Приглаживает пальцами его волосы.)
Феличе. Достаточно. Так хорошо.
Клэр. Постой спокойно еще минутку.
Феличе. Нет-нет, достаточно Клэр.
Клэр. Да, так хорошо, теперь ты джентльмен — ну как такому не отпустить в кредит, да у нас в Нью-Бетесде — в любом магазине!
Феличе. Гммм…
Клэр. А ведь дверь-то закрыта. Почему ты закрыл ее?
Феличе. Потому что летит пыль.
Клэр. Как летит, если ветра нет?
Феличе. Был, потому я и…
Клэр. Закрыл дверь. А ты в состоянии открыть ее еще раз?
Феличе. Да, конечно. (Опять включает магнитофон. Затем, после небольшого колебания, распахивает дверь настежь.)
Клэр. Чего же ты ждешь?
Феличе. Жду, чтобы ты вышла.
Клэр. Иди первый. Я за тобой.
Феличе. Но откуда я знаю, пойдешь ты или нет?
Клэр. Если я что-то решаю — то уже окончательно.
Феличе. Тогда и выходи первой.
Клэр. А ты за мной? И только я выйду — ты тут же и защелкнешь…
Хватает ее за руку и насильно тащит к двери. Она тяжело дышит.
Феличе. Выходи!
Клэр. Посмотри, есть ли…
Феличе. Никаких парней на улице нет!
Клэр. Можно мне шляпу-то поправить?
Феличе. Перестань заниматься ерундой. Ведь день-то не вечен — и ты это знаешь. Выходи!
Он толкает ее в отрытую дверь. Она тихо вскрикивает. Он закрывает дверь и выходит, лицом к публике.
Здесь в спектакле должна быть маленькая пауза, пока я пройду за сцену осветить фасад. (Уходит за сцену.)
Клэр (испуганным шепотом). О Господи, не оставляй меня здесь одну!
Феличе. Только на секунду, на одну секунду. (Он идет за кулисы. Дверь освещается янтарным светом. Он возвращается, берет ее за руку и проводит немного вперед.) Какой прекрасный день!
Клэр (напряженно). Да!
Феличе. Лучше и не придумаешь, если вообще можно придумывать дни.
Клэр. Да!
Феличе. Не понимаю, чего мы здесь ждем. А ты?
Клэр качает головой и пытается засмеяться.
Стоим, будто такси ждем. А отсюда до Гроссмана всего-то полквартала.
Клэр. Не знаю почему, но меня трясет. Ничего не могу с собой поделать. На мистера Гроссмана это произведет плохое впечатление.
Феличе. Назад ты уже не вернешься. Я тебе не позволю.
Клэр. Феличе, пока ты будешь у мистера Гроссмана, я могла бы позвонить в бюро помощи — тем людям, которых мы не хотели принять у себя. Теперь я могла бы пригласить их к нам и ответить на все вопросы. И мы могли бы получить от них помощь, даже если мистер Гроссман нам не поверит.
Феличе. Клэр, перестань морочить мне голову. Пошли.
Клэр. Я что-то забыла в доме.
Феличе. Что?
Клэр. Свой, свою…
Феличе. Видишь, ты даже не знаешь что, значит, не важно.
Клэр. Нет важно, даже очень… Ах, вату, я затыкаю ею нос, когда идет кровь, а это может произойти почти в любое время. Вон какая пыль от известки!
Она быстро поворачивается к двери, но он становится у нее на пути, заслоняя дверь руками. Она негромко вскрикивает и бежит к окну. Он тоже бросается к окну и не дает ей в него влезть.
Феличе. В окно ты не влезешь!
Клэр. Нет влезу! Пусти, я должна! У меня сердце болит!
Феличе. Я что — насильно должен тащить тебя к Гроссману?
Клэр. Как только попаду в дом — тут же позвоню в бюро помощи, клянусь тебе!
Феличе. Врунья! Врунья и трусиха!
Клэр. О Феличе, я…
Бежит к двери. Он остается у окна. Она заходит в интерьер и, сжимая руки, смотрит на него из комнаты. Он перешагивает через низкий подоконник, и секунду они молча смотрят друг на друга.
Феличе. Если мы не можем пройти полтора квартала до гроссмановского рынка, тогда мы не сможем больше жить вместе ни в этом доме, ни вообще где-либо — только в разных зданиях. Поэтому слушай, Клэр: или ты выйдешь, и мы пройдем всю эту процедуру у Гроссмана, или я ухожу навсегда, и ты останешься здесь одна.
Клэр. Ты же знаешь, что я сделаю, если останусь одна.
Феличе. Да, поэтому я беру ее за руку и кричу прямо в лицо: «А ну-ка выходи!» И тащу к двери.
Клэр. А я, я за что-то ухватилась, вцепилась… вцепилась — насмерть!
Феличе. Да уж, вцепилась!
Клэр. Вцепилась в то, чего нет на сцене, — в стойку перил, двумя руками — и оторвать он меня не смог.
Феличе. Ну и оставайся одна! Я ведь уйду и не приду никогда! Буду идти себе, идти, идти и идти. И все дальше и дальше!
Клэр. А я буду ждать!
Феличе. Чего?
Клэр. Тебя!
Феличе. Долго же тебе придется ждать, дольше, чем ты думаешь. Итак, я ухожу. Про-щай! (Отходит от окна.)
Клэр (кричит ему вслед). Но только ненадолго! Возвращайся скорее!
Феличе. Как же! (Выходит на авансцену и, тяжело дыша, рассказывает публике.) Надеюсь, зрители представят себе фасад дома — а я как раз перед ним и стою, — он закрыт подсолнухами, и меня почти не видно. Итак, я стою там — и ни шагу дальше. Без нее я не могу существовать. Нет, не оставлю ее одну. Я брошен на произвол судьбы, мне так холодно. А позади дом. Чувствую, как он тихо дышит мне в спину и даже греет. Словно любимая рядом. Я уже сдался. А он такой старый, обветшалый, теплый, и словно успокаивает, шепчет: «Ну не уходи же! Брось эту затею. Войди и останься.» Приказывает, но так нежно! И что было делать? Конечно, подчиниться. (Поворачивается и входит в дом.) И я вернулся, тихо-тихо. А на сестру даже не взглянул.
Клэр. Нам стыдно смотреть друг другу в глаза. Стыдно, потому что так быстро сдались.
Феличе. Пауза, тишина — мы сидим, не глядя друг на друга…
Клэр. С виноватым видом.
Феличе. Ничто не сотрясает дом. Ни бурных сцен, ни упреков, ни оскорблений.
Клэр. И только дневной свет.
Феличе. Да, неправдоподобно золотой дневной свет на…
Клэр. Мебели, которая гораздо старше нас…
Феличе. Теперь я понимаю: этот дом превратился в тюрьму.
Клэр. Я тоже вижу — это тюрьма, но что ж тут удивительного? Феличе, что я сделала с визиткой из бюро помощи?
Феличе. По-моему, ты положила ее под…
Клэр. О, под бабушкину свадебную фотографию. (Достает визитку и идет к телефону.) Сейчас я их позову!
Феличе. Думаю, самое время.
Клэр (нерешительно поднимая трубку). Держу — а гудка нет. Прямо не могу, хочу закричать: «Ну помогите же, помогите!»
Феличе. Так он…
Клэр (вешая трубку). Иногда замолкает, совсем ненадолго, а потом опять включается, ты же знаешь.
Феличе. Да, знаю. Конечно.
Клэр. Ну что, побудем здесь, может, опять заработает?
Феличе. Дождемся, что бюро закроют. Может, лучше пойти к соседям — и позвонить от них? Скажем, наш почему-то не работает.
Клэр. Правильно. Так почему ты не идешь?
Феличе. Пойди ты. Такие вещи у тебя лучше получаются. Но посмотри! (Показывает на окно.) Вон же соседка снимает с веревки белье. Крикни ей.
Клэр затаила дыхание. Потом бросается к окну и кричит, задыхаясь.
Клэр. Пожалуйста, можно я… пожалуйста, можно мы…
Феличе. Слишком тихо, громче!
Клэр (отходя от окна). И ты действительно вообразил, что я буду звонить в бюро помощи и просить на глазах у этих злобных соседей, звонить по их телефону и в их присутствии? Ведь это они дали рогатку своему сыночку, чтобы он нас обстреливал!
Небольшая пауза.
Феличе. Ты спрашивала, что делает человек, когда ему уже ничего не остается.
Клэр. Такого я не спрашивала. (Немного помедлив, окунает соломинку в мыльную воду.)
Феличе. Вместо того, чтобы позвать соседку, — пускать в окно пузыри! Они красивы, конечно, как и твой камень, но это значит, что мы сдались, и мы это знаем… А теперь я легонько дотрагиваюсь до ее руки — это сигнал: я готов произнести очередную реплику из «Спектакля для двоих». (Трогает ее руку.) Клэр, вчера, или позавчера, или сегодня, ты говорила, что где-то видела коробку с патронами от отцовского пистолета.
Клэр. Нет, нет, я не…
Феличе. Говори не «нет», а «да», Клэр… И затем я достаю эту часть реквизита, которую она всегда ненавидела и боялась настолько, что даже отказывается помнить, что в пьесе есть патроны.
Клэр. Я сказала — без них можно обойтись!
Из-под кипы лежащих на пианино нот Феличе достает пистолет.
Он что — всегда там лежал?
Феличе. Пистолет и патроны — ты нашла их позавчера — нигде и никогда не фигурировали, ни в одном из представлений этой пьесы. Сейчас я вынимаю холостые и вставляю боевые, причем проделываю это с таким хладнокровием, будто выбрасываю из вазы увядшие цветы и ставлю туда свежие. Да, с таким хладнокровием, что…
Но его пальцы дрожат, и пистолет падает на пол. Клэр зевает, а затем смеется, затаив дыхание.
Прекрати!
Клэр закрывает рот ладонью.
А теперь я…
Пауза.
Клэр. Ты забыл, что дальше? Ужас! Ведь и я не помню.
Феличе. Нет, не забыл. Дальше я кладу пистолет на середину столика — за ним мы обсуждали отношение природы к особям, которые считаются уникумами, — а потом… (Кладет пистолет на столик и умолкает.)
Клэр. И что дальше? Не помнишь?
Феличе. Помню… однако сейчас я… (Включает магнитофон.) Беру соломинку, погружаю ее в воду и пускаю пузыри из окна гостиной, и мне абсолютно наплевать, что подумают соседи. Конечно, иногда мыльные пузыри, не взлетев, лопаются, но на этот раз, представьте, они взлетают в золотом свете дня, над золотыми головками подсолнухов. А потом я поворачиваюсь к сестренке, у которой ангельский лик, и говорю ей: «Посмотри же! Ты видишь?»
Клэр. Да, вон тот очень красивый и все еще не лопнул!
Феличе. Иногда мы смотрим на мир одними глазами — и притом одновременно.
Клэр. Да, до тех пор пока нас не запрут в разных зданиях и не будут выпускать в разное время под прицелом всевидящего ока, тебя — санитаров, меня же — сиделок. (Берет ноту.) О, как же долго, как долго мы ездили вместе, а теперь приходит время расстаться. Да, снова к подсолнухам и мыльным пузырям — с дороги не свернешь, даже если она ведет назад… (Смотрит на публику.) Баловни природы свое отыграли.
Феличе не реагирует.
Феличе, представление окончено! (Она останавливает пленку — гитарную мелодию.)