Сцена первая
Спальня в старом фешенебельном отеле на Золотом побережье в городе Сент-Клауд. Думаю, это должен быть отель, похожий на «Гранд-отель» в Монте-Карло, в пальмовых рощах. Стиль – условно мавританский. Основная деталь – огромная двуспальная кровать на переднем плане. Комната затемнена – на окнах шторы. Плетеные стулья и кресла, на латунной цепи висит мавританский светильник. Окна во всю стену выходят на галерею. Дверь ведет в коридор, но стен нет, они только предполагаются. На кровати две фигуры: спящая женщина и бодрствующий молодой мужчина. Он в белых шелковых пижамных штанах. Лицо спящей женщины покрыто черной полумаской без прорезей для глаз. Она тяжело дышит и мечется в постели, – видимо, ее мучают кошмары. Молодой человек закуривает свою первую с утра сигару.
За окном слышны нетерпеливые крики птиц, шелест их крыльев. В коридоре появляется темнокожий официант Флай, несущий две чашки кофе на подносе. Он стучит в номер. Чанс – так зовут мужчину – поднимается, причесывает у зеркала свои редеющие светлые волосы, затем приоткрывает дверь.
ЧАНС: Ах, это ты: Хорошо. Поставь сюда.
ФЛАЙ: Слушаюсь, сэр.
ЧАНС: Смешай бром с водой и принеси мне.
ФЛАЙ (подходит к столику): Руки с утра дрожат?
ЧАНС (передергиваясь после лекарства): Открой немного шторы. Зачем так широко? Я говорю – немного. (При свете дня мы впервые различаем черты его лица. Ему под тридцать, но выглядит он несколько старше, хотя его еще можно назвать необычайно красивым. Слышны звуки колоколов, хор начинает петь «Алилуйю».) Не знал, что сегодня воскресенье.
ФЛАЙ: Да, сэр. Пасхальное воскресенье.
ЧАНС (потягиваясь): Хм-хм.
ФЛАЙ: Поют в епископальной церкви, а колокола звонят в католической.
ЧАНС: Я включу твои чаевые в чек.
ФЛАЙ: Благодарю вас, мистер Уэйн.
ЧАНС: Откуда ты знаешь мое имя?
ФЛАЙ: Я был официантом в Большом бальном зале, когда вы приходили по субботам танцевать с очень красивой девушкой, с дочерью Босса Финли, кажется?
ЧАНС: Я увеличу твои чаевые на пять долларов, если ты навсегда забудешь все, что тебе обо мне известно. Тебя зовут, кажется, Флай? Закрой дверь без шума. (Стук в дверь.) Кто там?
ГОЛОС (за сценой): Джордж Скуддер.
Входит Джордж Скуддер, корректный, делового вида молодой человек с приятной внешностью. Он мог бы быть представителем Торговой палаты, но в действительности он врач, ему лет тридцать семь. Короткая пауза. Флай выходит.
ЧАНС: Как ты узнал, что я здесь?
СКУДДЕР: Заместитель управляющего, принявший вас ночью, позвонил мне и сообщил, что ты вернулся в Сент-Клауд.
ЧАНС: И ты решил прийти и приветствовать меня?
СКУДДЕР: Кажется, твоя дама нездорова…
ЧАНС: Принцессе было ночью дурно.
СКУДДЕР: Тебе удалось подцепить принцессу? (Насмешливо.) Ну-ну.
ЧАНС: Она путешествует инкогнито.
СКУДДЕР: Да уж конечно, раз она тебя таскает за собой.
ЧАНС: Хочешь кофе?
СКУДДЕР: Нет. Зачем ты вернулся в Сент-Клауд?
ЧАНС: В Сент-Клауде у меня мать и девушка. Как поживает Хэвенли, Джордж?
СКУДДЕР: О ней мы поговорим потом. (Смотрит на часы.) У меня мало времени. Через двадцать пять минут мне надо быть в больнице.
ЧАНС: По-прежнему оперируешь?
СКУДДЕР: Я теперь возглавляю клинику… Зачем ты здесь?
ЧАНС: Я слышал, моя мать больна.
СКУДДЕР: Однако ты спросил, как поживает Хэвенли, и не спросил, как поживает твоя мать. Она умерла, Чанс. Две недели назад.
Чанс поворачивается спиной к Скуддеру и идет к окну. На шторах – тени от крыльев птиц.
ЧАНС (опускает шторы и снова оборачивается к Скуддеру): Почему мне не сообщили?
СКУДДЕР: Ты знаешь, почему. За три дня до ее смерти тебе отправили телеграмму в Лос-Анджелес, до востребования. Ответа на нее не последовало. А вторую телеграмму мы послали после ее смерти, в тот же день. Но и на эту телеграмму ответа не было. Твою мать похоронили на церковные деньги на вашем фамильном участке. Правда, не знаю, зачем я это тебе рассказываю, ведь все в городе знают, что тебя ее судьба интересовала мало.
ЧАНС: Как она умерла?
СКУДДЕР: Она долго болела, Чанс, и ты это знаешь.
ЧАНС: Да, она была больна, когда я уезжал в последний раз.
СКУДДЕР: У нее было больное сердце. Но люди не оставили ее, а преподобный Уоккер был с ней ее последние часы.
ЧАНС (зажигает погасшую сигару. Напряженно): Никогда она не знала счастья.
СКУДДЕР: Счастья? Она так этого и не узнала. Повидай священника Уоккера. Боюсь только, его не обрадует встреча с тобой.
ЧАНС: Она умерла. К чему говорить об этом?
СКУДДЕР: Надеюсь, ты не забыл о письме, что я написал тебе вскоре после твоего отъезда?
ЧАНС: Я ничего не получил.
СКУДДЕР: Я писал по адресу, который дала мне твоя мать.
ЧАНС: Я часто переезжал с места на место… О чем ты писал?
СКУДДЕР: Я писал о том, что известной тебе девушке пришлось перенести из-за тебя ужасную операцию. Я писал, что тебе не следует никогда больше показываться в Сэнт-Клауде – для твоего же блага. Но ты, видимо, не думаешь о своем благе.
ЧАНС: Какая операция? Какая девушка? Хэвенли? Хэвенли, Джордж?
СКУДДЕР: Ты что, не можешь говорить об этом тихо?
ЧАНС: Хэвенли? Какая операция?
СКУДДЕР: Не называй имен, Чанс. И поскорее уезжай отсюда, пока отец и брат девушки не узнали о твоем приезде. Не вздумай видеться с самой Хэвенли. Вот все, что я хотел сказать.
ЧАНС: Господи! Что с Хэвенли? Ты должен мне сказать!
СКУДДЕР: Я же сказал, никаких имен… Мы не одни в этой комнате… Я спущусь вниз и попрошу Дэна Хэтчера – ну, того самого, что сообщил мне о твоем приезде, – немедленно прислать тебе счет, а ты тем временем разбуди свою спящую красавицу… И советую не останавливаться в пути, пока не пересечете границу штата…
ЧАНС: Ты не уйдешь отсюда, пока не объяснишь, что с Хэвенли.
СКУДДЕР: Слишком много надо объяснять… И вряд ли об этом следует кому-нибудь рассказывать. Особенно тебе. Ты превратился в подонка, преступника – иначе тебя и не назовешь. Надеюсь, ты не забыл, что обещал сделать с тобой отец этой девушки? Ты не забыл… Тебе следует помнить об этом. Ведь исполнение его… предписания дорого тебе обойдется.
ЧАНС: К угрозам я привык. Я не покину Сент-Клауд без моей девушки.
СКУДДЕР: У тебя нет девушки в Сент-Клауде. Через месяц Хэвенли станет моей женой. (Поспешно уходит.)
ЧАНС (потрясенный услышанным, подходит к телефону): Алло! Сент-Клауд, 525. Алло, тетушка Нанни?.. Это Чанс, да, Чанс. Я остановился в отеле «Ройял Палмз» и… Что случилось, что случилось с Хэвенли?.. Почему вы не можете говорить?.. Джордж Скуддер был здесь и… Тетя Нанни? Тетя Нанни! (На другом конце повесили трубку. Спящая женщина внезапно закричала во сне. Чанс бросил трубку, подбежал к постели.) Принцесса! Принцесса! Эй, принцесса Кос! (Сдергивает с нее полумаску.)
ПРИНЦЕССА (приподнимается, диким взглядом смотрит на Чанса): Кто вы? Помогите!
ЧАНС: Тише, тише…
ПРИНЦЕССА: О… мне снился… ужасный сон…
ЧАНС: Все в порядке. С вами Чанс.
ПРИНЦЕССА: Кто?
ЧАНС: Я.
ПРИНЦЕССА: Я не знаю, кто вы.
ЧАНС: Вы сейчас вспомните, принцесса.
ПРИНЦЕССА: Не знаю. Ничего не знаю.
ЧАНС: Что с вами? Вам нечем дышать?
ПРИНЦЕССА: Мне не… хватает… воздуха! Скорее! Я умираю! (Чанс извлекает из чемодана маленький кислородный цилиндр и маску. Устанавливает трубочку для вдыхания возле ее лица. Принцесса падает на подушки. Вскоре ее панически-прирывистое дыхание выравнивается. Кричит на него.) Какого черта вы засунули это в саквояж?
ЧАНС: Вы велели положить туда все ваши ценности.
ПРИНЦЕССА: Я имела в виду бриллианты, и вы отлично знали это, негодяй.
ЧАНС: Принцесса, я не думал, что у вас снова будут приступы. Я надеялся, что при мне паника не повторится. Я…
ПРИНЦЕССА: Дайте таблетку и джина…
Звонит телефон.
ЧАНС (берет бутылку джина и направляется к телефону; садится, зажав бутылку между колен): Алло! О, алло, мистер Хэтчер… Да? Но, мистер Хэтчер, когда мы прибыли вчера ночью, нас об этом не предупредили, мисс Александра дель Лаго…
ПРИНЦЕССА (кричит): Не называйте моего имени!
ЧАНС: …слишком утомлена. Мистер Хэтчер, в таком состоянии она не может продолжать путешествие. Уверен, вы не захотите взять на себя ответственность, если что-нибудь случится с мисс дель Лаго…
ПРИНЦЕССА (снова кричит): Не называйте моего имени!
ЧАНС: …если она тронется с места в таком состоянии…
ПРИНЦЕССА: Повесте трубку! (Чанс повинуется, подходит к ней, подает стакан.) Хочу все забыть, хочу забыть, кто я…
ЧАНС: Он сказал, что…
ПРИНЦЕССА (пьет): Пожалуйста, замолчите. Я забываю!
ЧАНС (принимает пустой стакан): Хорошо. Забывайте. Что может быть прекраснее! Я бы и сам хотел забыть, если бы мог…
ПРИНЦЕССА: Я могу! Я хочу. Я забываю… забываю… (Снова ложится.)
Чансу приходит в голову некая мысль. Он достает из чемодана магнитофон, ставит на пол, около кровати, включает.
ПРИНЦЕССА: Где вы там?
ЧАНС: Ищу зубную щетку.
ПРИНЦЕССА (отбрасывает кислородную маску): Уберите, пожалуйста.
ЧАНС: Вы уверены, что больше не понадобится?
ПРИНЦЕССА (смеется, все еще задыхаясь): Да, слава Богу. Уберите ее поскорее. Я выгляжу в ней ужасающе.
ЧАНС (забирает маску): Нет, почему – даже экзотично. Вы похожи на принцессу с Марса или на насекомое под увеличительным стеклом.
ПРИНЦЕССА: Благодарю.
ЧАНС: А дышите, как скаковая лошадь, пробежавшая целую милю. Вы уверены, что вам не нужен врач?
ПРИНЦЕССА: Ради бога, нет…
ЧАНС: Почему вы так страшитесь докторов?
ПРИНЦЕССА (быстро, задыхаясь): Ничего же не случилось. Со мной часто так бывает. Меня что-то тревожит… И я задыхаюсь. Вот и все. Я просыпаюсь и не знаю, где была, кто… был со мной, на меня наваливается панический страх.
ЧАНС: А сейчас, принцесса, вам лучше?
ПРИНЦЕССА: Не совсем. Но я приду в себя. Приду.
ЧАНС: Вы полны комплексов, толстеющая леди.
ПРИНЦЕССА: Как вы меня назвали?
ЧАНС: Толстеющая леди.
ПРИНЦЕССА: Почему? Разве моя фигура изменилась?
ЧАНС: После неудачи вы изрядно прибавили в весе.
ПРИНЦЕССА: Какой неудачи? Я не помню.
ЧАНС: Вы так хорошо управляете своей памятью?
ПРИНЦЕССА: Да. Пришлось научиться. Где я? В больнице? А вы кто, вы мужчина – сиделка?
ЧАНС: Я забочусь о вас, но я не сиделка.
ПРИНЦЕССА: Но вы служите у меня, не так ли?
ЧАНС: Я не получаю у вас жалования.
ПРИНЦЕССА: Я просто оплачиваю расходы?
ЧАНС: Вы оплачиваете счета.
ПРИНЦЕССА: Так-так. Понимаю. (Трет глаза.) Вижу вас очень смутно. Разве я не ношу очков? Где мои очки?
ЧАНС: Вы упали в них.
ПРИНЦЕССА: Они разбились?
ЧАНС: Одно стекло треснуло.
ПРИНЦЕССА: Хорошо, дайте мне то, что от них осталось. Просыпаясь в обществе мужчины, я, по крайней мере, должна знать, как он выглядит…
ЧАНС (поднимается, идет к чемоданам, закуривает): Вы знаете, как я выгляжу.
ПРИНЦЕССА: Нет.
ЧАНС: Да.
ПРИНЦЕССА: Да говорю вам – не помню. Все вылезло из головы.
ЧАНС: Я не верю в потерю памяти.
ПРИНЦЕССА: И я не верю. Но в то, что случилось с тобой, приходится верить.
ЧАНС: Вы мне нравитесь. Вы прелестное чудовище.
ПРИНЦЕССА: У вас молодой голос. Вы молоды?
ЧАНС: Мне двадцать девять лет.
ПРИНЦЕССА: Достаточно молоды. Хороши собой?
ЧАНС: Считался самым красивым парнем в этом городе.
ПРИНЦЕССА: А город большой?
ЧАНС: Средний.
ПРИНЦЕССА: Я так и думала. Я люблю хорошие приключенческие романы. Я читаю их перед сном, и если мне удастся уснуть, – значит, они хороши. Но ваш вряд ли заинтересует меня. Найдите мои очки.
Чанс подает ей очки. Она надевает их и разглядывает его.
ЧАНС: Я отвечаю вашим требованиям?
ПРИНЦЕССА: Кажется. (Отбрасывает очки в сторону.) Выньте разбитое стекло, а то осколки попадут мне в глаз.
ЧАНС (выполняет приказ, затем швыряет очки на столик у постели): Вы любите командовать, не так ли?
ПРИНЦЕССА: Я привыкла к этому.
ЧАНС: А если вами будут командовать?
ПРИНЦЕССА: Который час?
ЧАНС: Я заложил часы. Посмотрите на свои.
ПРИНЦЕССА: Где мои?
ЧАНС: Они стоят. На них пять минут восьмого. Платиновые?
ПРИНЦЕССА: Нет. Это обычное белое золото. Я никогда не вожу с собой очень дорогие вещи.
ЧАНС: Почему? Вас часто обкрадывали? Или вам часто приходилось падать вниз?
ПРИНЦЕССА: Куда?
ЧАНС: Вниз. Или вы не знаете, что это такое?
ПРИНЦЕССА: Подайте телефон.
ЧАНС: Зачем?
ПРИНЦЕССА: Я сказала – подайте телефон.
ЧАНС: Я не глухой. Спрашиваю – зачем?
ПРИНЦЕССА: Хочу выяснить, где я и кто вы такой.
ЧАНС: Полегче на поворотах.
ПРИНЦЕССА: Дадите телефон или нет?
ЧАНС: Успокойтесь, а то снова начнется приступ. (Обнимает ее за плечи.)
ПРИНЦЕССА: Пожалуйста, оставьте.
ЧАНС: Расслабьтесь, обопритесь на меня. (Прижимает ее к себе.)
ПРИНЦЕССА (замирает, чуть вздрагивая, как подстреленный заяц): Ужасное чувство… Потеря памяти – это как ловушка. Будто кто-то, кого я любила, умер, а я не могу вспомнить, как это было.
ЧАНС: Но свое-то имя вы помните?
ПРИНЦЕССА: Да.
ЧАНС: Как вас зовут?
ПРИНЦЕССА: Есть причины, по которым я предпочитаю не называть вам свое имя.
ЧАНС: Но я его знаю. В «Палм Бич» вы зарегистрировались под вымышленным именем, но я узнал подлинное. И вы подтвердили мне его.
ПРИНЦЕССА: Я принцесса Космонополис.
ЧАНС: Да, вы были известны как…
ПРИНЦЕССА (резко поднимается): Нет. Замолчите… Где моя машина?
ЧАНС: На стоянке отеля, принцесса.
ПРИНЦЕССА: А, значит, это отель?
ЧАНС: Это старый фешенебельный отель «Ройял Палмз» в Сэнт-Клауде.
Мимо окон пролетают птицы, тени крыльев сквозят по шторам, слышны их нежные, тоскливые крики.
ПРИНЦЕССА: Как грустно кричат птицы. Похоже на крики чаек. Наверно, эти птицы больны. (Чанс смотрит на нее и улыбается своей мимолетной улыбкой.) Я хочу подняться. Пожалуйста, помогите мне.
ЧАНС: Что вы хотите? Я подам.
ПРИНЦЕССА: Я хочу подойти к окну.
ЧАНС: Зачем?
ПРИНЦЕССА: Посмотреть.
ЧАНС: Я могу описать вам вид из окна.
ПРИНЦЕССА: Вы убеждены, что я доверюсь вашему описанию?
ЧАНС: О-ля-ля!
ПРИНЦЕССА: Боже мой! Я просила помочь мне, а вы… (Встает и, неуверенно покачиваясь, осторожно, как бы боясь чего-то, подходит к окну. Долго смотрит на яркий солнечный день.)
ЧАНС: Ну и что вы видите? Как вы находите мой город?
ПРИНЦЕССА: Я вижу пальмовый сад.
ЧАНС: И широкое шоссе за ним…
ПРИНЦЕССА: Да. Полоска песка, а дальше ничего, кроме воды и… (Слабо вскрикивает и отворачивается от окна.) О Боже, я вспомнила то, что хотела забыть. Будь проклят конец моей жизни! (Глубокий судорожный вздох.)
ЧАНС (бросаясь на помощь): Что случилось?
ПРИНЦЕССА: Помогите! В постель! О Боже, не зря я старалась все забыть!
ЧАНС (отводит ее в постель. Он, несомненно, сочувствует ей): Кислород?
ПРИНЦЕССА: Нет. Где лекарство? Надеюсь, вы не забыли его в машине?
ЧАНС: А, лекарство? Оно под матрасом. (Достает из-под матраса маленькую коробочку.)
ПРИНЦЕССА: Что за дурацкое место вы выбрали! На свете существуют горничные. Они стелют постели и могут обнаружить то, что лежит под матрасом.
ЧАНС: И что тогда?
ПРИНЦЕССА: Ничего хорошего. Год в тюрьме, в самой модерновой, для выдающихся наркоманов. А вы, прекраснейший, глупейший юноша, не знаете, что тогда?
ЧАНС: Как вам удалось провести таможню?
ПРИНЦЕССА: А я не имела с таможней никакого дела. Корабельный врач прописал мне курс уколов, и лекарство преспокойно пересекло океан. Правда, этот молодой джентльмен решил потом пошантажировать меня… (Решительно надевает домашние туфли.)
ЧАНС: Ну и что? Не вышло?
ПРИНЦЕССА: Конечно, нет… Кто поверит такой чепухе? Вы слишком много говорите и задаете ненужные вопросы. (Поворачивается лицом к залу. Тотчас объект ее внимания резко меняется.) У меня нервы расшатаны. Мне это необходимо. Долгие годы они убеждали меня… Они говорили, что я настоящая актриса, – не мимолетная звезда, чья карьера связана только с молодостью, и глупо бояться быть на экране или на сцене женщиной средних лет… Нет, надо уметь точно определить время, когда лучше всего уйти. Я сумела. Я ушла вовремя. Ушла? Куда? Зачем? На мертвую планету… Куда можно уйти от искусства, от себя? Я действительно была настоящей актрисой. И вот я отправилась на Луну… Но на Луне нечем дышать. Я стала задыхаться на этой испепеленной планете, где дни текут за днями, не принося с собой ничего, и тогда я обнаружила… (Чанс встает и направляется к ней с приготовленной сигаретой.) Я обнаружила это. И другое, что помогает усыпить тигра, бушующего во мне… О, этот ненасытный тигр! Он мечется в джунглях моей души… Где бы я ни была, чтобы я ни делала, он всегда ненасытен, всегда бушует. Ах, если бы я и в самом деле была стара. Но я не стара… Я просто не молода, не молода… Я больше не молода…
ЧАНС: Мы все уже не молоды…
ПРИНЦЕССА: Пока этот тигр – жажда творчества – бушует во мне, я не могу стать старой…
ЧАНС: Никто не хочет стареть.
ПРИНЦЕССА: Звезды в отставке иногда дают уроки. Или занимаются живописью. Рисуют цветы в горшках или пейзажи… Я тоже могла бы писать пейзажи планеты, по которой я мечусь, как потерянный странник. Если бы только я сумела нарисовать пустыню и странников, если бы смогла нарисовать. Печально… Дайте закурить… Экран – точное зеркало… Есть такая штука – крупный план. Камера приближается в плотную, а ты стоишь неподвижно, и твоя голова, твое лицо как бы попадает в раму картины, освещенной ярким светом…. И вся твоя страшная жизнь кричит, пока твоя улыбка…
ЧАНС: А может быть, это вовсе не был провал?
ПРИНЦЕССА: Не провал? После крупного плана они зашевелились… Люди в зале… Я слышала их шепот, их насмешливый шепот… «Это она?» «Неужели она?» «Она?» Я надела на премьеру платье со шлейфом…. После этого крупного плана я поднялась с места, и началось бесконечное отступление – прочь, прочь, прочь…. Навек. Невыносимо длинная дорога, и нечем дышать…. Но я все еще несу королевский шлейф моего платья…. Какой-то маленький незнакомый человек, цепляясь за меня, кричал: «Остановись, остановись!» Я повернула и ударила его…. Отпустила шлейф и ринулась вниз…. Споткнулась, конечно, и покатилась… по мраморным ступенькам, как пьяная портовая шлюха… на дно… Руки, сострадательные руки… без лица, подняли меня…. А потом… лечу, лечу, не останавливаясь… Господи, это еще не прошло…. Нельзя оставить сцену, когда в твоем сердце еще живет и мечется душа актрисы, в твоем теле, в твоих нервах…. Нет, это уже прошло…. Рано или поздно человек теряет то, во имя чего он живет. Тогда – или умираешь, или находишь что-то взамен. Это мое что-то еще… (Подходит к постели.) Не понимаю, почему я рассказываю вам все это. Я ведь совсем вас не знаю.
ЧАНС: Очевидно, я внушаю доверие.
ПРИНЦЕССА: Если так, то я сошла с ума. Скажите мне, что за море там, за пальмовым садом и шоссе? Я вспомнила, как мы свернули на запад от моря и поехали по Старому испанскому шоссе.
ЧАНС: Мы снова вернулись к морю.
ПРИНЦЕССА: Какому?
ЧАНС: К заливу.
ПРИНЦЕССА: К заливу?
ЧАНС: К заливу непонимания.
Бьют колокола.
ПРИНЦЕССА: Воскресенья всегда тянутся бесконечно. Верно, мальчик?
ЧАНС: Не называйте меня так. Это звучит унизительно.
ПРИНЦЕССА: Почему, Карл?
ЧАНС: Я не Карл. Я Чанс.
ПРИНЦЕССА: Но вы назвались Карлом. Вы не преступник?
ЧАНС: Нет. (Она внимательно смотрит на него, идет к двери, открывает ее и оглядывается.) Вы все еще не доверяете мне.
ПРИНЦЕССА: Человеку, который скрыл свое имя.
ЧАНС: В отеле «Палм Бич» вы тоже зарегистрировались под чужим именем.
ПРИНЦЕССА: Да. Чтобы избежать репортеров и соболезнований, от которых я бегу. (Подходит к окну. Пауза.) Итак, мы не пришли к пониманию.
ЧАНС: Нет, мэм.
ПРИНЦЕССА (отворачивается от окна и смотрит на него): Почему все-таки?
ЧАНС: У каждого что-то свое на уме.
ПРИНЦЕССА: Что же у вас на уме?
ЧАНС: Вы говорили, что ваш огромный капитал вложен в одну из второразрядных студий Голливуда и вы могли бы устроить мне контракт. Я не очень поверил вам. Правда, вы не похожи на авантюристок, с которыми я встречался прежде, но авантюристки бывают разного пошиба. Когда мы впервые остались в вашем номере… вы достали бланки для контрактов, и мы подписали их. И три типа, которых я нанял в баре, засвидетельствовали его у нотариуса.
ПРИНЦЕССА: Что у вас еще на уме?
ЧАНС: Я не очень верю в это. Вы знаете, что такие бумаги можно купить за шесть долларов в любом канцелярском магазине. Меня обманывали настолько часто, что я потерял веру во все…
ПРИНЦЕССА: Вы правы.
ЧАНС: Контракт, который мы подписали, полон лазеек.
ПРИНЦЕССА: Честно говоря, да. Я могу от него отказаться в любую минуту. И студия тоже. У вас есть хоть капля таланта?
ЧАНС: К чему?
ПРИНЦЕССА: К игре, бэби, к игре.
ЧАНС: Сейчас я уже не уверен в этом. Прежде у меня было множество шансов проявить себя, но когда я бывал почти у цели, всякий раз что-то не получалось.
ПРИНЦЕССА: Из-за чего? Из-за чего? Вы сами знаете, из-за чего? (Чанс поднимается. Жалобная музыка слышна отчетливее.) Страх?
ЧАНС: Нет, это не страх, это ужас…. Иначе бы я не превратился в вашего лакея, который таскается с вами по всей стране. Стал бы я это делать!.. Если бы не ужас, я давно был бы звездой первой величины.
ПРИНЦЕССА: Карл!
ЧАНС: Чанс… Чанс Уэйн. Вы и это не в силах запомнить.
ПРИНЦЕССА: Чанс, вам не к лицу эта отвратительная грубость…. Вернитесь к своей юности.
ЧАНС: Чтобы быть подобранным первой встречной богатой лавочницей?
ПРИНЦЕССА: Я не авантюристка, поверьте мне.
ЧАНС: Принцесса, вы знаете, что весь наш разговор записан на магнитофон?
ПРИНЦЕССА: О чем вы?
ЧАНС: Послушайте. Я прокручу пленку. (Достает магнитофон.)
ПРИНЦЕССА: Откуда это у вас?
ЧАНС: Вы купили мне в Палм Бич. Я сказал, что мне нужно работать над дикцией. (Включает магнитофон.)
Голоса Чанса и принцессы: «Как вам удалось провести таможню?» – «А я не имела с таможней никакого дела. Корабельный врач прописал мне курс уколов…»
ПРИНЦЕССА: А вы ловкий парень.
ЧАНС: Ну, и как вы себя чувствуете на этом бочонке с порохом? (Выключает магнитофон.)
ПРИНЦЕССА: Это шантаж? Где мое норковое манто? (Чанс презрительно срывает его со спинки стула и швыряет ей.) Где саквояж с драгоценностями? (Чанс поднимает саквояж с пола и бросает на постель. Она открывает саквояж и перебирает украшения.) Каждый предмет детально описан и застрахован у Ллойда в Лондоне.
ЧАНС: Так кто же ловкач? Будете считать деньги?
ПРИНЦЕССА: Я не вожу с собой наличных.
ЧАНС: Уже заметил. Вот ручка, можете подписать чек. (Принцесса смеется.) Если вы так смеялись и на экране, нечего удивляться провалу вашей последней картины.
ПРИНЦЕССА: Вы что, всерьез пытаетесь шантажировать меня?
ЧАНС: Вам придется поверить в это. Вы угодили в грязь, принцесса.
ПРИНЦЕССА: Язык подонков понятен всякому, кто хоть однажды столкнулся с ними. Вы плохо играете эту роль, это не ваша роль, Чанс. Страшно подумать, до какого же отчаяния надо докатиться, чтобы шантажировать меня. Меня! Александру дель Лаго! Это так глупо, трогательно, беспомощно… Вы вдруг стали мне близки, Чанс! Где вы родились? Верно, вы из хорошей семьи с прочными традициями, и только одно помешало вам – лавровый венок, полученный слишком рано и без достаточных усилий… Где альбом с вырезками о ваших маленьких театральных успехах и с фотографиями, на которых вы повсюду на заднем плане?
ЧАНС: Здесь, здесь. (Вытаскивает из ее сумки чековую книжку и протягивает ей.) Подписывайте или…
ПРИНЦЕССА: Или что? (Показывает ему на ванную комнату.) Примите холодный душ. Я не люблю потные, разгоряченные тела. Виши условия я могу принять только при неукоснительном выполнении моих. Я плачу за хорошую работу!. Уберите! И вашу ручку, она течет…. Когда монстр встречает монстра, один из них должен уступить, а я никогда не сдаю позиций. Я гораздо старше вас, и я талантлива от природы… Вы поставили маленькую карту против козырного туза. Вы поторопились. Чеки подписывают потом. Я могу заплатить вам, Чанс, поскольку вы мой слуга. Слуга – запомните это. Я была звездой и научилась обходить налоги. Мой муж был принц великой коммерции. Он научил меня обращаться с деньгами… А теперь, Чанс, пожалуйста, запомните, на каких условиях я согласна платить вам… (Пауза.) Забудьте легенду обо мне. Даже если у меня действительно больное сердце и день моей смерти определен, никогда не упоминайте при мне слово «смерть», никогда, никогда… Считается, что я жажду смерти, но я хочу жить – безумно, бесстыдно, на любых условиях. У меня есть только один путь – забыть все. (Чанс отходит к окну. Она говорит тихо): Чанс, можете ли вы дать мне забвение? Вы нужны мне. И если я говорю «сейчас» – это значит сейчас. А потом я позвоню кассиру и прикажу оплатить чеки наличными…
ЧАНС (медленно оборачивается и смотрит на Принцессу): И вам не стыдно?
ПРИНЦЕССА: Мне – стыдно. А вам?
Занавес
Сцена вторая
Когда поднимается занавес, Принцесса подписывает чеки. Чанс, одетый в темные брюки, модные носки и ботинки, натягивает рубашку.
ЧАНС: Пишите, пишите. Что, чернила кончились?
ПРИНЦЕССА: Я начала с конца чековой книжки, где цифры крупнее.
ЧАНС: Но что-то быстро остановились.
ПРИНЦЕССА: Хорошо. Еще один, с начала. За ваши заслуги. Как видите, они не слишком велики.
ЧАНС (берет трубку телефона): Портье, кассу, пожалуйста.
ПРИНЦЕССА: Зачем?
ЧАНС: Вы сами должны сказать кассиру, что посылаете меня получить по чекам… для вас.
ПРИНЦЕССА: Должна? Вы сказали – должна?
ЧАНС: Касса? Одну минуту. Принцесса Космонополис. (Передает ей трубку.)
ПРИНЦЕССА (в трубку): Но я не вызывала кассу. У меня остановились часы, я хотела узнать время… Пять минут четвертого? Благодарю вас… Сейчас пять минут четвертого. (Вешает трубку, с улыбкой глядит на Чанса.) Давайте не будем ссориться по пустякам, побережем силы для более крупных сражений. Я сама получу деньги для вас, как только приведу в порядок свое лицо. Я не хочу оставаться одна в таком виде. Мне надо привести в порядок свое лицо, чтоб оно стало таким, какое известно миру, мой мальчик. Может быть, когда мы лучше узнаем друг друга, нам незачем будет спорить по пустякам… Приоткройте жалюзи. Я не вижу в зеркале своего лица. (Чанс как будто не слышит.) Откройте жалюзи!
ЧАНС: Вы хотите…
ПРИНЦЕССА (резко): К сожалению, это необходимо! Открывайте!
ЧАНС (повинуется. Остается у открытого окна и смотрит в пространство): Я родился в этом городе. Я родился в Сэнт-Клауде.
ПРИНЦЕССА: Хорошее начало. Расскажите о себе. Мне это интересно. Поверьте, я хочу знать вашу историю. Заставьте себя рассказать все. Пусть это будет, как ваша проба в кино. Я буду следить за вами в зеркале. И если вам удастся увлечь меня, значит, у вас талант. Тогда я свяжусь со своей студией и сообщу, что еще жива и встретила молодого человека по имени Чанс Уэйн, который прямо создан стать великой звездой.
ЧАНС (выходя на авансцену): Этот город, где я родился, жил и откуда уехал десять лет назад, – Сэнт-Клауд. Я родился здоровым ребенком весом в двенадцать фунтов, но с каким-то особым качеством в крови… скажем, с потребностью быть не таким, как все. Небольшая компания, с которой я дружил, была сборищем снобов – основой ее были громкие имена и семейные капиталы. Ни того, ни другого я не имел, хотя и был тогда звездой и законодателем. (Принцесса тихо засмеялась в своем неосвещенном углу сцены.) Единственное, что я имел…
ПРИНЦЕССА (оборачивается со щеткой в руках, она видна в пыльном луче света): Красота? Скажите! Скажите это! Вы были красивы? Я тоже. Я говорю об этом с гордостью, и не важно, что все уже позади.
ЧАНС: Да… а другие… (Принцесса вновь начинает причесываться, и внезапно луч света, в котором она возникла, исчезает.) Почти все мои сверстники осели здесь, и что называется, «устроились» – женились, занялись бизнесом, обзавелись детьми… Девочки стали почтенными матронами, играют в бридж, парни – члены Торговой палаты – посещают нью-орлеанские клубы средней руки, участвуют в карнавалах. Куда как чудно! Тоска… Я ждал, надеялся на что-то большее… И получил, получил то, чего хотел!.. Когда они были еще ничем, я уже пел в хоре в самом грандиозном шоу в Нью-Йорке, в «Оклахоме», и портреты мои печатались в «Лайфе»… В ковбойском костюме, в шляпе с широчайшими полями: «Йи-пи-ай!..» Но мой единственный талант – умение любить. Нью-Йорк принадлежал мне! Вдовы миллионеров, жены, дочери из знаменитых семей Вандербруков, Мастерс, Халловей и Коннот, чьи имена не сходят с газетных полос, кого каждый знает в лицо…
ПРИНЦЕССА: Хорошо платили?
ЧАНС: Я давал гораздо больше, чем получал взамен. Стареющим я возвращал ощущение юности, одиноким дарил понимание и иллюзию привязанности, печальным, потерянным старался вернуть надежду… Но всякий раз, когда я мог получить то, чего добился, – а хотел я многого, – когда до цели оставался всего лишь шаг, воспоминания о моей девушке гнали меня назад, к ней… А когда я возвращался домой – Боже, что тут творилось… Какие кипели страсти! Город жужжал, как осиное гнездо. Ну а потом – война в Корее. Меня мобилизовали. Я чуть было не загремел в пехоту, но все же сумел пристроиться во флот. Морская форма была мне больше к лицу…
ПРИНЦЕССА: Хм!
ЧАНС (передразнивая): Хм! Я не мог вынести эту идиотскую дисциплину! По-ря-док… Я думал – все, конец. Мне было двадцать три – самое время жить. Я знал, что юность не протянется вечно. Я кто знал, когда кончится эта проклятая война? Кто тогда вспомнит о Чансе Уэйне? В жизни, какую я вел, нельзя упускать ни минуты. Надо торопиться… Иначе тебя выкинут… и жизнь промчится дальше, но уже без тебя.
ПРИНЦЕССА: Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
ЧАНС: Я говорю о параде! Параде жизни, где каждый должен отвоевать свое место… Однажды, причесываясь, я заметил на гребенке несколько волосков. Это был тревожный знак – я понял, что лысею. Тогда у меня еще были густые волосы. А что с ними станет через пять лет? А что, если к концу войны я совсем облысею? Я пришел в ужас, меня стали преследовать ночные кошмары. Я просыпался в холодном поту, сердце мое колотилось. На берегу я так напивался, что на утро не мог понять, где и кто лежит рядом… Мне казалось, что я не доживу до конца войны и не вернусь домой, что моя жизнь – вся неповторимая радость быть Чансом Уэйном – улетучиться, как дым, от первого соприкосновения с кусочком горячей стали, оказавшимся в то же время и в том же месте, что и моя голова… Вообразите! Все – мечты, надежды, стремления – все исчезнет в одно мгновение, как арифметическая задачка, написанная мелом на доске и стертая мокрой губкой. Все кончится крошечной пулей, которая, возможно, и не предназначалась мне. И вот я сломался, сдали нервы. Врачи признали меня негодным к дальнейшей службе. Я вернулся домой. И тогда заметил, как все изменилось – и город, и люди… Вежливы? Пожалуй, но не сердечны. Уже не было заголовков в газетах… так, крошечная заметка на последней странице: «Чанс Уэйн, сын миссис Эмили Уэйн, проживающей по Норт-Франт-стрит, демобилизован по болезни и вернулся домой на поправку». Тогда-то я и понял: единственное, что у меня осталось, – Хэвенли. И она стала мне дороже всего на свете.
ПРИНЦЕССА: Хэвенли – это имя девушки?
ЧАНС: Хэвенли – имя моей девушки в Сент-Клауде.
ПРИНЦЕССА: Из-за Хэвенли мы остановились здесь?
ЧАНС: Зачем бы еще нам здесь останавливаться?
ПРИНЦЕССА: Так. Меня использовали. А почему бы и нет? Она хорошенькая?
ЧАНС (вынимает фотографию): Здесь ей пятнадцать. Я сделал этот снимок однажды ночью на песчаной косе, в заливе. Тогда я стремился к ней так же, как сейчас.
ПРИНЦЕССА: Счастливая судьба.
ЧАНС: Принцесса, люди в этом мире делятся на тех, кто умеет любить и находит в этом величайшее счастье, и на тех, кто способен лишь наблюдать и завидовать, болезненно завидовать. Зрители и актеры… Я не говорю о любви, которую можно купить. Я говорю о настоящей любви, связавшей нас с Хэвенли… Мне никогда не забыть тех долгих бессонных ночей, которые мы провели вместе. Наверно, на свете немного найдется людей, которым довелось испытать такое.
ПРИНЦЕССА: Бесспорно. Продолжайте.
ЧАНС: Каждый раз любовь возвращала меня в Сент-Клауд.
ПРИНЦЕССА: Завидное постоянство в нашем изменчивом мире.
ЧАНС: Да. Я возвращался к ней за исцелением.
ПРИНЦЕССА: И она врачевала ваши раны? Почему же вы не женились на этой маленькой исцелительнице?
ЧАНС: Разве я не сказал вам, что Хэвенли – дочь Босса Финли, крупнейшего политического воротилы штата?
ПРИНЦЕССА: Он был против?
ЧАНС: Разумеется. Он подсчитал, что дочь Босса Финли стоит в тысячу раз больше, чем Чанс Уэйн. В последний раз, когда я приехал сюда, она позвонила мне из кафе и назначила свидание у моря, на песчаной косе, где мы обычно встречались. Начался прилив… Я услышал шум моторной лодки. И увидел ее на фоне заката. Она стояла вся в радугах водяной пыли, а лодка кружила вокруг косы. Она кричала: «Чанс, убирайся отсюда! Не смей приезжать в Сент-Клауд! Ты лжец, Чанс! Мне надоело твое вранье! Мой отец прав! Ты мне больше не нужен!» Потом она перестала кричать, махнула на прощание и повернула обратно.
ПРИНЦЕССА: Это конец вашей истории?
ЧАНС: Конец моей истории зависит от вас. Хотите мне помочь?
ПРИНЦЕССА: Хочу. Я не враг вам.
ЧАНС: Сейчас я объясню вам свой план. Я встречаюсь с Хэвенли и показываю ей контракт. Потом мы сразу уезжаем – вы и я. Недалеко, в Нью-Орлеан. Там мы останавливаемся в «Рузвельт-отеле» под своими именами: Александра дель Лаго и Чанс Уэйн. Вы тут же собираете пресс-конференцию… и объявляете, что приехали провести конкурс. Нужна талантливая молодая пара для дебюта в картине. Вы собираетесь доказать всем свою веру в молодость. Вы устраиваете конкурс, приглашаете членов жюри, но ваш голос – решающий.
ПРИНЦЕССА: А вы и?..
ЧАНС: Ну, конечно, я и Хэвенли победим. Мы увозим ее из Сент-Клауда и вместе отправляемся на вашу студию.
ПРИНЦЕССА: А что будет со мной?
ЧАНС: С вами?
ПРИНЦЕССА: Вы, верно, забыли, что внимание мне сейчас ни к чему?
ЧАНС: Вы сможете доказать, что вам важны не только собственные интересы.
ПРИНЦЕССА: Но это неправда.
ЧАНС: Притворитесь.
ПРИНЦЕССА: Ненавижу притворяться.
ЧАНС: Понимаю. Время сделало это. Время и мир, в котором вы жили.
ПРИНЦЕССА: И куда вы так стремитесь… (Идет к телефону.) Касса? Алло, это касса? Говорит принцесса Космонополис. Я посылаю к вам молодого человека. Оплатите чеки наличными. (Вешает трубку.)
ЧАНС: Я хочу взять ненадолго ваш Кадиллак.
ПРИНЦЕССА: Зачем, Чанс?
ЧАНС: Люблю пускать пыль в глаза. Мне хочется проехать по улицам Сент-Клауда в вашей машине, в красивом костюме, купленном вами. Я хочу, чтобы все видели меня.
ПРИНЦЕССА: Чанс, вы потерянный маленький мальчик, и я действительно хочу вам помочь.
ЧАНС: Моя проба удалась?
ПРИНЦЕССА: Подойдите сюда, поцелуйте меня. Я люблю вас. (Поворачивается лицом к залу.) Неужели я это сказала? Неужели? (Снова к Чансу, протягивая ему руки.) Вы еще совсем ребенок.
ЧАНС (обходит ее и опускается в кресло): Мне нужна реклама! Чтобы всем натянуть нос. Я в вашем Кадиллаке, в роскошном костюме…
ПРИНЦЕССА: Я покупала вам хорошие вещи?
ЧАНС (снимает со стула пиджак): Первоклассные. Я проеду сегодня по улицам Сент-Клауда в Кадиллаке с открытым верхом, и пусть все, кто считал меня ни к чему не пригодным, увидят. Я брошу им в лицо контракт, который мы с вами заключили, реальный или фальшивый – все равно. А завтра вы получите машину, и то, что останется от ваших денег. Сегодня вечером все должно решиться.
ПРИНЦЕССА: А что, если я позвоню в полицию?
ЧАНС: Вы этого не сделаете, принцесса. Машину вы найдете на стоянке отеля, а оставшиеся деньги – в отделении для перчаток.
ПРИНЦЕССА: А где будете вы?
ЧАНС: С моей девушкой или нигде.
ПРИНЦЕССА: Чанс Уэйн, все это ни к чему, поверьте мне…
ЧАНС: Ложитесь спать… Вы неплохой человек. Просто случайно попали в дурную компанию.
ПРИНЦЕССА: Когда я вас увижу?
ЧАНС (в дверях): Кто знает? Может быть, никогда.
ПРИНЦЕССА: Никогда – это очень долго. Я буду ждать, Чанс. (Посылает ему воздушный поцелуй.)
ЧАНС: Пока. (Уходит.)
Принцесса смотрит ему вслед, занавес медленно закрывается.
Сцена третья
Терраса в доме Босса Финли. Стиль – викторианская готика – можно определить по контурам двери справа и одной белой колонне. На сцене немного плетеной мебели, выкрашенной в белый цвет. Мужчины тоже во всем белом: на сцене все должно быть белым и голубым, ярким, как полотна Джорджии О'Киф. Как и раньше, стен нет, действие происходит на фоне неба и моря, панорамируемых циклорамой. Близость залива ощущается по ярким отблескам света и крикам чаек. Когда поднимается занавес, Босс Финли стоит в центре сцены, Джордж Скуддер неподалеку.
БОСС (кричит): Том!
ТОМ МЛАДШИЙ (за сценой): Я, сэр!
БОСС: Ты проверил? Это он?
ТОМ МЛАДШИЙ (входя): Хэтчер говорит, что он звонил к ним в номер, и Чанс Уэйн взял трубку. Хэтчер говорит…
БОСС: Хэтчер говорит… Кто такой Хэтчер?
ТОМ МЛАДШИЙ: Дэн Хэтчер.
БОСС: Дэн Хэтчер для меня значит ровно столько, сколько просто – Хэтчер, то есть – ничего.
СКУДДЕР (спокойно, почтительно): Хэтчер, Дэн Хэтчер – помощник управляющего отеля «Ройял Палмз». Он информировал меня сегодня о том, что Чанс Уэйн вернулся в Сэнт-Клауд.
БОСС: Этот Хэтчер умеет держать язык за зубами?
СКУДДЕР: Полагаю. Я дал ему понять, что осторожность в этом деле…
БОСС: Осторожность… Как с той операцией, что ты сделал моей дочери… Так осторожно, что любой клакер на митинге вылезает с вопросом… Я только хочу знать: Уэйн уехал?
ТОМ МЛАДШИЙ: Хэтчер говорит, что эта старая кинозвезда, с которой Чанс связался…
СКУДДЕР: Александра дель Лаго…
ТОМ МЛАДШИЙ: …не в состоянии ехать дальше.
БОСС: О'кей! Ты доктор? Отвези ее в больницу. Вызови «скорую помощь» и выставь из отеля.
СКУДДЕР: Без ее согласия?
БОСС: Ну, скажи, что у нее что-нибудь заразное… тиф, бубонная чума, что там еще. Помести в карантин. Их нужно разлучить, и после этого мы выкинем Чанса Уэйна из отеля. Я требую, чтобы к завтрашнему дню его здесь не было. Завтра начинается в полночь.
ТОМ МЛАДШИЙ: Я знаю, что делать, папа. Можно взять яхту?
БОСС: Ничего не проси, ничего не говори мне… Только делай что-нибудь! Где твоя сестра?
ТОМ МЛАДШИЙ: Валяется на пляже, как мертвец, которого вынес океан.
БОСС (кричит): Хэвенли!
ТОМ МЛАДШИЙ: Джордж, я хочу взять тебя на эту морскую прогулку.
БОСС (зовет): Хэвенли!
СКУДДЕР: Я знаю, что ты задумал, Том, но меня, пожалуйста, не впутывай. И значит об этом не хочу.
БОСС (снова зовет): Хэвенли!
ТОМ МЛАДШИЙ: Ладно, не впутывайся. Поглядите только на этого чистюлю доктора, у которого отняли лицензию за незаконные операции. Он еще кочевряжится по поводу совершенно справедливого дела!
СКУДДЕР: Но я доктор с репутацией, и лицензия при мне. Я главный врач больницы, основанной твоим отцом…
ТОМ МЛАДШИЙ: Ну и ничего тебе знать об этом.
СКУДДЕР: Я не могу себе этого позволить…
Босс закашлялся. Скуддер уходит на террасу, на ходу выписывает рецепт.
БОСС: Хэвенли, иди сюда, крошка. (Скуддеру.) Что ты там пишешь?
СКУДДЕР: Рецепт от кашля.
БОСС: Разорви и брось. Я харкал и плевался всю жизнь и дальше буду харкать и плеваться.
Слышен сигнал автомобиля.
ТОМ МЛАДШИЙ (выскакивает на террасу и хочет бежать): Папа, это приехал он!
БОСС: Ни с места! Ни с места, Том!
ТОМ МЛАДШИЙ: Я и не иду никуда.
ЧАНС (за сценой): Тетя Нанни! Эй, тетя Нанни!
БОСС: Чего он кричит!
ТОМ МЛАДШИЙ: Зовет тетю Нанни.
БОСС: А где она?
ТОМ МЛАДШИЙ: Трусит по аллее, как крольчиха от собаки.
БОСС: А он?
ТОМ МЛАДШИЙ: Уехал.
Тетя Нанни появляется у террасы, она страшно возбуждена, ищет что-то в кошельке.
БОСС: Что ты там ищешь, Нанни?
НАННИ (внезапно останавливается): О, я и не заметила тебя, Том. Ключ ищу.
БОСС: Дверь открыта, Нанни, широко открыта, как дверь в Храм Божий. (Нанни смеется.) А почему ты не ответила тому милому мальчику в Кадиллаке, а, Нанни?
НАННИ: О, я думала, вы его не заметили. (Переводит дыхание и поднимается на террасу, закрывая свой белый кошелек.) Это был Чанс Уэйн. Он вернулся в Сент-Клауд, остановился в «Ройял Палмз»… Он…
БОСС: Что же ты не приняла его? Ты же была так ему предана.
НАННИ: Я ходила в отель просить его уехать, но…
БОСС: Он в это время красовался в большом белом Кадиллаке.
НАННИ: Я ему оставила записку, я…
ТОМ МЛАДШИЙ: И что же было в записке, тетя Нанни? «Люблю, целую»?
НАННИ: Просто: «Уезжай из Сент-Клауда немедленно, Чанс».
ТОМ МЛАДШИЙ: Он и уберется, да только не в белом Кадиллаке.
НАННИ (Тому-младшему): Надеюсь, ты ничего дурного не задумал? (Оборачивается к Боссу.) Ведь правда, Том? Силой делу не поможешь. Так ничего не решишь. Оставьте это мне, я сделаю, чтобы он уехал из Сент-Клауда. Я добьюсь, обещаю. Хэвенли, наверное, не знает, что он вернулся. Видишь ли, Том, Хэвенли говорит, что это был не Чанс… Она говорит, это был не Чанс.
БОСС: Моя жена была такая же доверчивая. Ты совсем как твоя покойная сестра, Нанни. Готова поверить любому обману… А теперь иди и скажи Хэвенли, что я хочу ее видеть.
НАННИ: Том, она не настолько хорошо себя чувствует, чтобы…
БОСС: Нанни, а ведь тебе есть за что ответить.
НАННИ: Мне?
БОСС: Да, тебе, Нанни. Это ты пригрела Чанса Уэйна и потворствовала совращению Хэвенли. Так что иди за ней. Тебе есть за что ответить. Есть, есть за что.
НАННИ: Чанс был самым красивым, самым милым и прелестным мальчиком во всем городе, он был таким, пока ты, ты…
БОСС: Иди, иди за ней! (Нанни уходит. Через минуту слышно, как она зовет: «Хэвенли! Хэвенли!») Странное дело, просто удивительно, стоит человеку добиться высокого общественного положения, как любой, кого он приютит под своей крышей, спешит сделать ему пакость…
ТОМ МЛАДШИЙ: Включая и меня, папа? Ты несправедлив.
БОСС: Что ты сделал полезного для меня? А?
ТОМ МЛАДШИЙ: Я весь прошлый год посвятил организации клубов «Юность за Тома Финли».
БОСС: Я тащу Тома Финли – младшего на своем горбу.
ТОМ МЛАДШИЙ: Тебе повезло, что это именно я.
БОСС: Почему ты думаешь, что мне повезло?
ТОМ МЛАДШИЙ: Про меня за последние полгода написали в газете больше, чем…
БОСС: Один раз про дебош в столице штата, другой – о вождении автомобиля в пьяном виде. Я выложил пять тысяч, чтобы замять эти дела.
ТОМ МЛАДШИЙ: Ты несправедлив.
БОСС: В школе тебя тащили, как упрямого мула на гору, из колледжа вышибли за слабоумие.
ТОМ МЛАДШИЙ: Меня приняли снова.
БОСС: По моему настоянию. С липовым экзаменом. Ответы заранее рассовали по карманам. А уж о нравственности что и говорить. Все эти клубы «Юность за Тома Финли» на самом деле просто банда подонков с моим именем и фотографией на значках.
ТОМ МЛАДШИЙ: А как насчет твоей собственной нравственности, папа? Как насчет мисс Люси?
БОСС: Кто такая мисс Люси?
ТОМ МЛАДШИЙ (смеется так, едва удерживается на ногах): Кто такая мисс Люси? Ты даже не знаешь, кто она? Это женщина, которую ты за пятьдесят долларов в день держишь в отеле «Ройял Палмз».
БОСС: Что ты болтаешь?
ТОМ МЛАДШИЙ: Которая ездит по шоссе с мотоциклетным эскортом под вой сирены, как царица Савская, когда отправляется в Нью-Орлеан, чтобы снимать проценты со счетов. И ты еще спрашиваешь, кто такая мисс Люси? Кстати, она говорит, что ты слишком стар для любовника.
БОСС: Вранье… Кто сказал, что она так говорит?
ТОМ МЛАДШИЙ: Она это написала помадой на зеркале дамской уборной в «Ройял Палмз».
БОСС: Что написала?
ТОМ МЛАДШИЙ: Цитирую: «Босс Финли слишком стар, чтобы работать в постели».
Пауза. Тяжело дыша, они стоят друг против друга. Скуддер незаметно перешел на дальний конец террасы.
БОСС: Вранье!
ТОМ МЛАДШИЙ: Пожалуйста.
БОСС: Однако я выясню.
ТОМ МЛАДШИЙ: Я уже выяснил. Папа, почему бы тебе от нее не отделаться, а?
БОСС (отворачивается, смотрит в зал, старыми, налитыми кровью глазами, как будто оттуда ему задали вопрос, которого он не расслышал): Не лезь в чужие дела. Подумать только – человека, выполняющего высокую, священную миссию, благодаря которой он занял высокое положение, этого человека публично пригвождает собственный сын. (Хэвенли появляется на галерее.) А, вот она, вот она, моя малышка. (Останавливает ее.) Не уходи, моя прелесть. (Тому-младшему и Скуддеру.) Оставьте нас. (Том-младший и Скуддер уходят. Говорит Хэвенли.) Не уходи, постой, крошка. Мне надо тебе что-то сказать.
ХЭВЕНЛИ: Папа, я сейчас не могу разговаривать.
БОСС: Это очень важно.
ХЭВЕНЛИ: Но я не могу, не могу сейчас разговаривать.
БОСС: Ладно, не разговаривай, только послушай.
Хэвенли не хочет слушать, собирается уйти, Босс задержал бы ее силой, если бы в этот момент на веранду не вышел старый слуга, негр Чарльз. У него в руках трость и сверток в подарочной упаковке. Все это он кладет на стол.
ЧАРЛЬЗ: Пять часов, мистер Финли.
БОСС: Что? Да, спасибо.
Чарльз включает светильник у двери. Этот момент отмечает перемену в сцене. Освещение становится нереалистично: свет исходит не от светильника, а от радужного сияния в небе. Поет морской ветер. Хэвенли поднимает лицо навстречу ему. Позднее, вечером, погода может быть штормовой, но сейчас порывы ветра приносят лишь свежесть с залива. Хэвенли все время смотрит туда, в сторону залива, свет мягко высвечивает ее лицо. В облике ее отца вдруг появляется странное достоинство. Глядя на свою очень красивую дочь, он становиться почти величавым. Когда Чарльз исчезает, он подходит к ней, как старый придворный, почтительно приближающийся к принцессе или инфанте. Это естественное чувство, которое каждый стареющий отец испытывает по отношению к прекрасной, юной дочери, напоминающей ему покойную жену, когда-то страстно любимую.
БОСС: Ты все еще красивая, девочка!
ХЭВЕНЛИ: Я, папа?
БОСС: Конечно, глядя на тебя, никто и думать не решается…
ХЭВЕНЛИ (смеясь): Я хорошо набальзамированная мумия, папа.
БОСС: Не говори так больше. (Увидев появившегося опять Чарльза.) А ну, возвращайся в дом!
Звонит телефон.
ЧАРЛЬЗ: Слушаюсь, сэр, я только…
БОСС: Проваливай! Если меня, я дома только для губернатора штата и президента нефтяной компании.
ЧАРЛЬЗ (за сценой): Это снова мисс Хэвенли.
БОСС: Ее нет.
ЧАРЛЬЗ (за сценой): Прошу прощения, но ее нет.
БОСС: Крошка, ты говоришь и делаешь такие вещи в присутствии людей, как будто тебе совершенно безразлично, что у них есть уши, чтобы слышать, и языки, чтобы потом болтать. А в результате становишься предметом разговоров.
ХЭВЕНЛИ: Становлюсь?..
БОСС: Становишься предметом разговоров, скандала, а это может повредить той великой миссии, которую…
ХЭВЕНЛИ: Пожалуйста, не произноси передо мной одну из своих речей, идущих от «гласа Божьего». Было время, когда ты мог меня спасти. Ты же не позволил мне выйти за него замуж, а он тогда был юный и чистый. Ты вместо этого изгнал его, изгнал из города. А когда он вернулся, ты меня увез да еще пытался выдать насильно за пятидесятилетнего богача, который был тебе зачем-то нужен.
БОСС: Но, дорогая…
ХЭВЕНЛИ: А потом за второго, за третьего – и от всех ты что-то ожидал. Меня не было, и Чанс уехал. Пытался стать таким же, как те, с кем ты хотел породниться… И он уехал… И он пытался… Нужная дверь не открылась, он стал толкаться в другие… Ты женился по любви, почему же мне этого не позволил? Когда душа моя была еще жива, а мальчик юн и чист.
БОСС: Ты меня упрекаешь за?..
ХЭВЕНЛИ (кричит): Да, папа, упрекаю! Ты и маме разбил сердце… Мисс Люси…
БОСС: Кто такая мисс Люси?
ХЭВЕНЛИ: О, папа, она стала твоей любовницей задолго до маминой смерти. А мама тебе была нужна лишь для респектабельности… Можно, я уйду, папа?
БОСС: Нет, нет, не уйдешь! Я еще не все сказал. Как ужасно все это слышать от собственного ребенка… (Обнимает ее.) Завтра утром, когда начнется пасхальная распродажа, я отправлю тебя с мотоциклетным эскортом прямо в «Мэзон Бланш». Приедешь в магазин, иди сразу в кабинет к мистеру Харви Петри и скажи ему, чтобы он тебе открыл неограниченный кредит. Потом спустись вниз и накупи себе всего, ну, как будто собираешься замуж за принца Монако… Купи полный гардероб и меха тоже – до зимы подождут. Платья? Самые роскошные. Туфли? Покупай, пока не надоест. Я много заработал продажей лицензий на подводную добычу нефти, так что, знаешь, крошка, я хочу, чтобы ты купила себе и драгоценности. Ты скажи Харви, чтоб он сам мне позвонил. А еще лучше, пусть мисс Люси тебе поможет выбрать. Она умная, как амбарная крыса, когда дело доходит до камешков, – это точно… Погоди, а где это я купил булавку, которую принес твоей матери? Последнее, что я ей подарил перед смертью… Я знал, что она умирает, когда покупал эту булавку… Я дал за нее пятнадцать тысяч, только чтобы она поверила в выздоровление… Когда я приколол эту штуку к ее сорочке, бедняжка расплакалась… Она сказала: «Господи, Босс, зачем умирающей такой большой бриллиант?» А я ей ответил: «Милая, ты только погляди на цену. Что там написано? Видишь, там пять цифр? Сначала единица, потом пятерка, а потом три нолика? Вот и рассуждай, – сказал я ей, – если бы ты умирала, если допустить хоть возможность такого исхода, вложил бы я пятнадцать тысяч в бриллиантовую булавку, чтобы заколоть тебе саван?» И старая леди засмеялась. Она повеселела, как маленькая птичка, села в постели и весь день принимала визиты, смеялась, болтала – и все с этой бриллиантовой булавкой… А умерла она к полночи, и бриллиант так и был приколот к ее сорочке. И только в самую последнюю минуту она поняла, что бриллианты вовсе не доказательство, что она не умрет. (Возвращается на террасу, снимает пиджак и надевает смокинг.)
ХЭВЕНЛИ: И ты ее так и похоронил?
БОСС: С булавкой? Конечно, нет. Я ее наутро отнес обратно в магазин.
ХЭВЕНЛИ: Значит, она тебе не стоила пятнадцати тысяч?
БОСС: Да разве мне было не все равно, сколько она стоит? Я человек широкий. Я бы и бровью не повел, если бы пришлось выложить миллион… конечно, будь он у меня в кармане. Одна улыбка твоей матери, которую она мне подарила утром в день своей смерти, окупила бы все эти расходы.
ХЭВЕНЛИ: Да, ничего не скажешь, широкая у тебя душа.
БОСС: Кто может в этом усомниться? Кто? (Смеется. Хэвенли начинает смеяться почти истерически. Вскакивает. Хочет уйти. Он бросает свою трость и хватает дочь за руку.) Постой, постой. Слушай, я тебе еще хочу сказать кое-что. На прошлой неделе в Нью-Бетесда, когда я говорил об угрозе для белых женщин Юга, которую таит в себе десегрегация, какой-то наемный крикун из толпы заорал: «Эй, Босс Финли, а как насчет своей дочери? Что это за операцию ей сделали в больнице Тома Джека Финли в Сент-Клауде?» Тот же вопрос в столице штата…
ХЭВЕНЛИ: И что ты ему ответил?
БОСС: Его выдворили из зала и привели в чувство на улице.
ХЭВЕНЛИ: Папа, это иллюзия власти.
БОСС: Это не иллюзия, это – власть.
ХЭВЕНЛИ: Очень жаль, что моя операция принесла тебе столько неприятностей. Но, знаешь, еще хуже, что нож доктора Скуддера убил юность в моем теле и сделал меня сухой, холодной, пустой старухой. Мне кажется, когда дует ветер с залива, я стучу, как мертвая, высохшая виноградная лоза. Но больше я не буду тебе помехой, папа. Я уйду в монастырь. Я твердо решила.
БОСС (кричит): В какой еще монастырь? Это протестантский штат! Дочь в монастыре! Это угробит всю мою политическую карьеру! Сегодня вечером я выступаю перед клубом «Юность за Тома Финли» в большом зале отеля «Ройял Палмз». Моя речь передается по телевидению, и ты, сударыня, пойдешь туда со мной. Наденешь белоснежное платье – цвет девственницы. На одном плече у тебя будет эмблема клуба «Юность за Тома Финли», а на другом бутоны лилий. Ты выйдешь со мной на сцену – ты с одной стороны, а Том-младший – с другой, для того чтобы раз и навсегда опровергнуть слухи. И чтобы на лице у тебя играла счастливая, гордая улыбка. Ты должна прямо смотреть на толпу в зале. Глядя на тебя, всю в белом, ни один человек не осмелится повторить всю эту грязь. Я очень рассчитываю на эту компанию, она должна принести мне поддержку молодых избирателей в том крестовом походе, который я возглавляю. И ты, и Том-младший должны быть рядом со мной. Пусть все видят белую юность Юга, который грозит опасность.
ХЭВЕНЛИ (с вызовом): Я не собираюсь этого делать!
БОСС: Я не спрашиваю: «Сделаешь ли?», я говорю: «Ты это сделаешь».
ХЭВЕНЛИ: А если все-таки я откажусь?
БОСС: Откажешься так откажешься. Последствия, правда, могут прийтись тебе не по вкусу. (Звонит телефон.) …Чанс Уэйн вернулся в Сент-Клауд.
ЧАРЛЬЗ (за сценой): Дом мистера Финли… Мисс Хэвенли? Прошу прощения, ее нет.
БОСС: Я приказал его выставить, и его выставят из города. Как ты желаешь: чтобы он уехал в белом Кадиллаке, в котором он сейчас гоняет по Сент-Клауду, или в машине мусорщика, идущей на городскую свалку?
ХЭВЕНЛИ: Ты посмеешь?
БОСС: Хочешь убедиться?
ЧАРЛЬЗ (входит): Опять вам звонили, мисс Хэвенли.
БОСС: Наше общество одобряет решительные и жесткие меры против тех, кто хочет замарать чистую южную кровь. Черт, когда мне было всего пятнадцать лет, я босиком спустился с красных песчаных гор, как будто глас божий позвал меня. Я твердо уверен, что он позвал меня. И ничто, никто, никогда меня не остановит, никогда… (Протягивает к Чарльзу руку за подарочным свертком, тот падает его.) Спасибо, Чарльз. Я еще успею заехать к мисс Люси. (Печальная, неопределенная нота прозвучала в его голосе на последней реплике. Он поворачивается и тяжело уходит.)
Занавес
Конец первого акта.