Жизнь в USSA была не такой уж плохой. Выбор одежды был невелик, а у людей, казалось, было больше родинок, морщин и карбункулов на лице – Шэд не представлял даже, насколько косметическая хирургия изменила внешность обычных людей в его родном Нью-Йорке, – но с другой стороны, не было никаких джокеров с их мучениями и никаких бездомных на улицах, а врачи в Мемориальной клинике Жана Жореса подлатали его, не потребовав никакой страховки. Не было никакой дикой карты, или СПИДа, или Джокертауна, или таксианцев, или Роя, и не было Второй мировой войны, потому что социалисты пришли к власти в Берлине в 1919 году и удержали ее, и никто никогда не слышал о Гитлере, не было ни холодной войны, ни атомной бомбы, и Город большого яблока все еще танцевал бипбоп своим собственным, оригинальным способом.

Хотя, возможно, «танцевать бипбоп» было неподходящим выражением. Чего Шэду больше всего не хватало из своего родного мира, так это музыки. Джаз прекратил свое развитие примерно в сороковых. Музыкальные группы здесь в девяностых ездили в турне все с теми же Mood Indigo и Satin Doll, что и Дюк Эллингтон в тысяча девятьсот сороковом, это стоит отметить в примечании. Большинство музыкантов были черными, джаз и блюз оставались национальной культурой, формой «народного искусства», созданного «защищенным негритянским сообществом». Ранний рок-н-ролл считали ответвлением блюза и также ограничивали темнокожим населением. Белые исполнители не поощрялись, считалось, что они вторгаются в обособленную культуру, а без белой аудитории форма умерла.

Ни Чарли Паркера – к этому Шэду было особенно трудно привыкнуть, – ни Джона Колтрейна, ни Майлза Дэвиса. Диззи Гиллеспи солировал в чем-то, что называлось Народный оркестр форта Уэйн, и выдувал неплохие фишки, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он действительно мог.

В госпитале ему поставили диагноз «амнезия». Он просто не мог вспомнить, кто он был, почему его подстрелили или почему он был одет, словно на День всех святых. Полиция ему не поверила – устроила обыск с раздеванием под дулом пистолета прямо в отделении неотложной помощи, несмотря на протесты врача и медсестер, но его отпечатков пальцев не нашлось в Центральной криминальной компьютерной базе в Мэриленде (с тем несчастным оборудованием, что у них было, компьютерный поиск занял три дня), и у них не было повода для задержания. Они пришли к заключению, что он был незаконным иммигрантом, но к тому моменту как власти прибыли, чтобы выдворить его из страны, он уже выскочил в ночь, что было непросто с гипсовой повязкой на всю руку, и через двадцать четыре часа уже нашел работу по обслуживанию ужасного звукового оборудования в подпольном клубе самбы на Ист-Сайде. Оборудование все еще было ламповым и действительно нуждалось в хорошем обслуживании.

Подпольный клуб самбы… Незаконным был не сам клуб, незаконной была музыка. Самба была вне закона. Латиноамериканскую музыку считали губительной, потому что Южная Америка не входила в социалистический блок, а сотрудничала с императорской Японией. И несмотря на закон, существовали незаконные клубы самбы, расположенные по углам улиц в Гарлеме и на всем Ист-Сайде. В конце концов, это было Большое яблоко, здесь вы могли найти все. Если у людей не было рок-н-ролла, у них должно было быть хоть что-то. И некоторые крупнейшие покровители клубов были дочерями и сыновьями высших членов Партии фермеров и рабочих, так что это были достаточно безопасные заведения.

Шэд проводил свои свободные часы в поисках Мелка. Она исчезла в ту же секунду, как он попал в отделение неотложной помощи. Когда он спросил о ней персонал госпиталя, никто не смог ее вспомнить.

Он все еще не знал, почему она преследовала его. Он все еще не знал, то ли она помогла ему, то ли планировала это все с самого начала.

Отношение к нему здесь было другим, и ему понадобилось провести некоторое время на улицах, чтобы понять это. В его родном Нью-Йорке люди смотрели на него как на преступника или как на потенциального преступника. Были ювелирные магазины, не открывавшие перед ним двери, даже если он размахивал пачками денег. Но уровень преступности и количество убийств среди черных были здесь не слишком высокими, и люди смотрели на него по-другому. Защищенное негритянское меньшинство было исторически угнетаемой расой, боровшейся за равенство, которого они, несмотря на огромные общие усилия, кажется, так и не достигли.

Короче говоря, белые люди смотрели на него как на отстающего в развитии – добросердечного и заслуживающего сочувствия, но немного отсталого. Никто не ставил ему в вину, если он не справлялся с чем-то сам – в конце концов, это не он был виноват, а исторические обстоятельства, – и это означало, что никто не ждал от него многого.

После того как Шэд выяснил это, он сумел отлично вписаться. Опека над ним нравилась ему несколько меньше, чем страх перед ним, но он оставался самодостаточным внутри, кем бы он ни был. Маски, которые он носил, стали другими, но по-прежнему оставались масками.

Он все еще носил маску ночи, лучшую из всех. После того как клуб закрывался, он выходил на долгие прогулки, исследуя части города, которые в другой реальности были Джокертауном. Музыка играла в его голове, музыка, которой здесь даже не существовало, и картины возникали в памяти, образы портативного концентрационного лагеря, устроенного на старом складе, джокера в галстуке с простреленной головой, воспоминание о тяжелом взгляде Лизы Тригер, взгляде человека, прошедшего тюрьму, о ящиках с золотом и наркотиками, о Нельсоне Диксоне и Блезе, приветствующих друг друга на длинном столе для заседаний…

Зеленые холмы неведомого места, которое он, вероятно, больше никогда не увидит.

Подвешивать их на фонарях, понял он, было слишком милосердно.

Он точно знал, куда пойдет, когда окажется дома. И что он будет там делать.

Во время своих длинных прогулок в четыре утра он разрабатывал план, шаг за шагом. Невозможный на первый взгляд.

Но одной теплой августовской ночью он стал возможен. Она была тут, рисовала на тротуаре со своей бейсболкой, лежащей рядом. Мелок. Это было слишком нормально и слишком внезапно, чтобы он удивился. И он просто пересек улицу и опустил в ее кепку пятидолларовую монету с изображением Николая Бухарина. На ее рисунке была улица, залитая дневным светом с позолоченным Эмпайр-стейт-билдинг на заднем плане. Она поглядела ярко-зелеными глазами и слегка усмехнулась.

– Помнишь меня? – спросил он. – Я хочу вернуться домой.

Она странно хихикнула, от чего мороз пробежался у него по спине. Потом положила свой мелок в маленький мешочек на поясе, надела кепку на спутанные темные волосы, внезапно встала и схватила его за руку. Не обращая внимания на мелкую монету, зазвеневшую по земле, она почти бегом потянула его вниз по улице. Потом она грубо толкнула его в стену и обвила руки вокруг шеи. Слабый жалобный звук вырвался из ее горла. Ее ладони быстро лапали его. Она начала тереться бедрами о его промежность, словно старая шлюха. Работающая на автопилоте.

Запах разлагающихся отбросов комом встал в горле Шэда.

– Эй, – сказал он, – ты это серьезно, что ли?

Ее губы раздвинулись в оскале. Одна ладонь сжала промежность, пальцы другой скрючились перед лицом. Свет далеких фонарей блестел на острых перламутровых когтях. Яйца Шэда втянулись в пах.

– О’кей, – сказал Шэд, – все, что захочешь. Не возражаешь, если выйдем на свежий воздух? Мне от этого запаха дурно.

Она ничем не высказала своего отношения, так что он просто поднял ее на руки и пошел по стене на крышу. Это позабавило ее, и она погладила его член сквозь плохо пошитые пролетарские штаны. Оказавшись на крыше, он снял свой купленный на черном рынке пиджак из Маньчжурии и расстелил его. Уличная художница стянула свои «левайсы» вместе с ботинками, легла и снова странно захихикала. Он снял свою обувь и брюки и стал на колени между ее ногами. Запах ее возбуждения достиг его ноздрей, и он почувствовал, как кровь прилила к коже, ударила в голову и унесла его куда-то далеко.

Потом все было быстро и жестко. К тому моменту, как акт был закончен, его одежда была изорвана в клочки, на спине красовалось с две дюжины порезов. Едва дыша и борясь с тошнотой, он чувствовал себя так, будто его сбил и переехал груженный феромонами грузовик.

Шэд с трудом встал на ноги и принялся натягивать одежду. Девушка радостно посмотрела на него и начала кружиться по крыше: худые бледные ноги и ягодицы выделялись на фоне темного пальто, которое она так и не сняла. Он поднял и натянул свой пиджак. Ему было холодно, и он забрал немного тепла у все еще осенней ночи, его облако тьмы поднималось над зданием, когда он пил свободные фотоны.

Он спросил себя, хотела ли она этого с самого начала, и если да, то почему ходила вокруг да около. Может быть, она влюбилась в него.

Забавный способ продемонстрировать любовь.

Уличная художница зашла со спины, обвила руки вокруг его талии. Она прижалась к нему очень крепко и принялась раскачиваться туда-сюда, перенося вес с одной ноги на другую. Ее руки спустились ниже, надавив на член.

– У меня квартира здесь недалеко, – сказал он. – Не возражаешь, если мы пойдем туда, или все должно происходить прямо на улице?

Она снова никак не высказала своего отношения. Шэд поднял ее, укрыл их обоих темнотой и пошел по прямой, вверх и через здания, пока не пришел на свой незаконно занятый чердак. Он включил свет, незаконно подключенный к городской сети. Уличная художница уже лежала на кровати: ноги разведены, руки вытянуты к нему.

Шэд посмотрел на обнаженное влагалище и худые ноги в тяжелых ботинках. Маленькие камешки от рубероида на крыше все еще липли к коже.

– Не много времени в своей жизни ты отводишь на романтику, – сказал он. Он склонился, принялся расшнуровывать ботинки. – Давай по крайней мере снимем это, хорошо?

Второй акт был немногим менее бешеным, чем первый. После него Шэд лежал лицом вниз на кровати, а она осторожно слизывала кровь из ран, которые ему нанесла. К этому моменту стало очевидно, что купалась она нечасто. Он затащил ее в душ и тер всю, пока она вертелась, танцуя на кончиках пальцев, и теплая вода плескала вокруг.

Когда он вручил ей одно из своих пролетарских полотенец, она с подозрением обнюхала его, прежде чем использовать. Голая, с мокрыми волосами, она выглядела теперь лет на двенадцать, не старше. Великолепно, подумал Шэд, теперь к списку своих преступлений он добавил педофилию.

Он достал из кармана бумажник и вынул фото, бережно вырезанное из New York Herald and Worker за 1988 год, который он нашел в библиотеке. Он показал ей фото.

– Это куда я хочу попасть, – сказал он ей. – Остров Эллис. Рокс. О’кей?

Она взяла картинку, посмотрела без интереса и отдала ему. Потом забралась в его узкую постель, свернулась калачиком и закрыла глаза.

Он сел на краю кровати и посмотрел на нее. Ее тело было покрыто шрамами и костными мозолями, на одном плече был желтый ушиб. По стороне одного бедра бежал длинный ножевой порез. Шэд провел по шраму пальцем, и печаль подкатила к горлу.

– Дерьмо, девочка, – сказал он, – ты не должна жить так. Даже в моем родном мире можно найти кого-нибудь, кто позаботится о тебе. Черт, я позабочусь о тебе. И не важно, что ты не можешь говорить. – Он посмотрел на нее. – Ты меня понимаешь? Я позабочусь о тебе, о’кей? Там, в мире, где у меня больше денег, с которыми я знаю, что делать. Мы можем жить как короли. В любом месте, как захочешь. О’кей?

Уличная художница спала.

Он свернулся рядом с ней, обхватив со спины, и попытался обдумать, что за предложение он только что сделал. Заботиться о немой дикой девочке-джокере, чьи таланты ограничивались рисунками мелом и неразборчивым животным сексом. Определенно, понял он, это не тот вид отношений, который одобрят социальные службы.

Ему на ум пришли и другие возможные последствия. Если это была ее обычная модель сексуального поведения, она могла быть носителем любого числа болезней, некоторые из которых были ему известны лишь по названию, а некоторые могли происходить из других миров. Может быть, ему стоило промыть член спиртом. А если ему удалось оплодотворить ее… ну. Оба родителя были дикими картами, что означало стопроцентную вероятность, что и ребенок будет носителем соответствующей цепочки в ДНК, и 99 процентов на то, что он либо умрет, либо станет джокером, когда вирус проявит себя.

Он задался вопросом, насколько печально все может обернуться.

Он узнал это позже, утром, когда уличная художница ткнула его локтем, разбудив. Она толкнула его, перевернув на спину, и начала тереться промежностью о его член. Он встал почти мгновенно, и она потянулась вниз, схватив его так небрежно, словно это был кусок мыла. Ее пристальный кошачий взгляд был сфокусирован на нем. Его зрение было лучше, чем ее, он видел в большем диапазоне спектра.

Введя член, она склонилась над ним, бедра принялись раскачиваться. Когти впились в матрас, проколов простыни. Ее рот приоткрылся и издавал странные клокочущие звуки. Он мог заглянуть ей в рот и в инфракрасном спектре рассмотреть обрубок языка, затянутый узловатым шрамом.

Кто-то вырезал ей язык.

Она заснула мгновенно, уронив голову ему на грудь. Шэду хотелось плакать.

Заботиться о ней? Какая ирония.

Несколько часов спустя он проснулся от поскрипывания мелка. Он открыл слипшиеся глаза и увидел уличную художницу в ее одежде, рисующую что-то на полу из ДСП. На пластиковой тарелке рядом лежал надкусанный сэндвич с польской колбасой, хранившейся у него в холодильнике.

Он посмотрел на часы и увидел, что уже полдень. Он оделся, сделал себе бутерброд и смотрел, как она работает.

Она рисовала пещеру – искривленные стены, сталактиты, странный подземный свет. Набросок занимал все пространство пола, и большая его часть еще не была закончена.

– Рокс, – сказал Шэд. Он снова показал на вырезку. – Остров Эллис. Ты понимаешь?

Она взглянула на него, поморщилась и вновь вернулась к наброску.

Шэд холодно представил себе будущее, в котором этот ребенок тащит его из одного мира в другой, время от времени занимаясь с ним сексом. Любовный раб мультиверсума. Чудесно.

Это случилось той ночью, когда Мелок почти закончила свою работу. Шэд надел самую темную свою одежду, черные кенийские вельветовые брюки, ботинки, в которых он прибыл сюда, свой стеганый маньчжурский пиджак. Если они собирались заняться спелеологией, там наверняка будет холодно. Он сделал два пакета еды, завернул их в фольгу. Один положил в карман, другой отдал Мелку. Он подумал о фонарях и решил, что это стоящая инвестиция. Спустился в магазин и купил два больших электрических фонарика.

Он стал позади нее, посмотрел на растущую картину, положил ладонь на ее плечо. Она раздраженно взглянула на него и сбросила руку.

Кажется, романтика ушла из их отношений.

Картинка углубилась, проступило третье измерение, придав объем сверкающей пещере.

Девочка взяла его руку, и реальность осталась позади.

Темнота, полная темнота. Шэд чувствовал себя как дома.

Он включил фонарь, и Роберт Фаллон Пэнн набросился на него из тьмы с удавкою в руке, дико улыбаясь забрызганными кровью губами.

Нилу было десять лет, когда он в последний раз видел Пэнна. Партнер Пэнна, Стэн Баркер, сношал Нила сзади, в то время как Пэнн играл со своею удавкой, затягивая ее туже, пока Нил не начинал терять сознание, а потом ослабляя и продлевая агонию.

Он, его отец, его мать и его маленькая сестра провели выходные под пытками, и Нил был последним из оставшихся в живых. Стэн Баркер только что перерезал горло его отцу, и Шэд помнил, каким липким стал пол, как скользили его ладони и колени в темной жидкости, в то время как Пэнн дергал свою удавку на горле, а Баркер держал его за бедра…

И теперь Боб Пэнн вернулся, смотрел на него искоса, и кровь стекала по губам, потому что он только что откусил соски миссис Картер. Молния прожгла нервы Шэда. Он крикнул и замахнулся фонариком. Каким-то образом Пэнн уклонился.

Мелок смотрела с нетерпением. Она схватила Шэда за рукав и потянула к Пэнну.

– Нет! – завопил Шэд. Он оттянул Мелок подальше от Пэнна, толкнув ее на землю, и бросился на противника.

Его кулаки и ноги прошли сквозь человека. Шэд слышал хихиканье Стэна Баркера и знал, что напарник Пэнна прячется где-то там, в темноте. Шэд закричал в ужасе и ярости и попытался выпить теплое тело Пэнна. Он не нашел ничего, словно Пэнн был призраком.

Мелок поднялась на ноги, прошла сквозь тело Пэнна и вернулась обратно. Шэд поежился.

К нему наконец вернулась способность мыслить здраво. Он потянулся, рубанул рукой тело Пэнна.

Мелок обернулась и пошла прочь. Свет ее фонаря взметнулся вверх.

Шэд снова провел рукой сквозь Пэнна. Сердце бухало в ребра. Горло саднило там, где полиция сделала трахеотомию, спасшую ему жизнь.

Пэнна там не было. Это была иллюзия.

Шэд всмотрелся пристальнее и увидел, что иллюзия Пэнна выглядела не очень-то жизненной – это был огромный непропорциональный шестнадцатилетний маньяк, каким его видела десятилетняя жертва.

Свет фонаря Мелка был уже едва различим. Шэд глубоко вздохнул и пошел за ней. Его позвоночник покалывало, когда он обернулся спиной к убийце его семьи.

Пэнн не преследовал его.

Шэд нагнал девушку. Его руки дрожали, как и голос.

– Где мы, черт возьми? – спросил он.

Естественно, Мелок ничего не ответила. Шэд заозирался.

Он был в Карлсбадских пещерах или очень похожей их копии. Высокие своды, неосвещенные проходы, постоянный ток воды. Пещеры, в которых скрывались призраки серийных убийц. Шэд спрашивал себя, уж не находятся ли они под песками Нью-Мексико, пока не увидел граффити, нарисованное на кварцевой стене.

ПРЫГНИ В БОГАТОГО

Каким-то образом, понял Шэд, он оказался именно там, где надо.

Потом раздались звуки шагов, бряцание оружия. Пронзительный скрип портативной радиостанции. Это не слишком походило на иллюзию.

Местные знали, что он тут. Он повернулся к Мелку.

– Возвращайся обратно, хорошо? Это идут какие-то плохие люди. Лучше нарисуй картинку и убирайся отсюда.

Она посмотрела на него темными глазами, пожала плечами, села на корточки и достала свой мел.

Он взобрался вверх по стене, укрылся темнотой и двинулся вперед по потолку, надеясь отвлечь преследователей на себя.

Шэд выключил фонарь и перешел в инфракрасный диапазон. Он вошел в зал высотой в двадцать футов, двинулся вперед между известняковыми колоннами и увидел джокеров, с полдюжины. Все они носили какую-то полувоенную форму, большая часть была вооружена «М-16». Их вел Кафка, легко узнаваемый в своем коричневом панцире, с уоки-токи и большим фонарем на четыре батареи в руках. Он не был вооружен. И при явной своей суетливости избегал прикасаться к другим джокерам.

Шэд помнил, у него была какая-то фобия – боязнь испачкаться.

Мощные фонари осветили некоторую часть лестницы. Шэд расширил область тени вокруг себя и ждал.

– Все так же никого не видно, – отрапортовал Кафка.

– Он прямо тут, – высокий, почти комичный голос раздался из шипящей рации. – Наблюдает за вами. И он откуда-то знает тебя.

Наблюдает за вами – прокатилась мысль в мозгу Шэда. Кто-то знал, что он тут, кто-то, кто не мог его видеть. Может быть, тот, кто вызвал к жизни Пэнна. Шэд попытался ни о чем не думать.

– Он знает обо мне, – предупредил высокий голос. – И он вас слышит.

Кафка резко подскочил, луч фонаря заплясал по стенам. Затем он забился под лестницу, вжавшись спиной в стену.

– Ты и ты! Туда!

Два джокера взяли оружие наизготовку, раздалось эхо их шагов.

– Он прямо здесь, – сказал высокий голос. – Прямо рядом с тобой.

– Верно, – ответил Шэд. – Он ослабил сцепление подошв, упал рядом с Кафкой, схватил его фонарь. Запрокинул луч, направив его на собственное лицо, и позволил темноте открыть часть его тела так, чтобы Кафка смог его рассмотреть. Правую руку он держал горизонтально под подбородком, касаясь ребром ладони горла.

– Кто поможет вдовьему сыну? – спросил он.

Винтовки загремели, взлетев к плечу, но Шэд стоял слишком близко к Кафке, чтобы они могли стрелять, и джокеры не видели, что происходит. Удивление Кафки ясно читалось даже на его нечеловеческом лице. Он с любопытством посмотрел налево, направо, потом склонился ближе, его глаза блестели в свете фонаря.

– Ты кто?

– Чужак, идущий на запад, чтобы найти утраченное.

– Откуда ты взялся?

– С востока.

– Какая у тебя задача?

– Топтать лилии под ногами.

Кафка вытаращился на него. Шэд ответил ему серьезным взглядом. Это было самое сложное – говорить всю эту чушь с совершенно невозмутимым видом.

– Ты поможешь мне брать? Во имя вдовьего сына?

– Кто ты?

– Мое имя в братстве – Гэйус Гракх. – Он сделал вид, будто теряет терпение. – Я что, мать твою, должен пожать тебе руку или как?

Кафка выглядел озадаченным.

– Кажется, я припоминаю имя.

– Я долго отсутствовал.

– Кафка! Кафка! – джокеры волновались, пытаясь фонарями пробить темноту, которую Шэд повесил между ними и Кафкой. – Ты в порядке?

– Я в порядке. – Кафка попытался выглянуть из-за плеча Шэда. Его жвалы нервно задвигались. – Чего ты от меня хочешь? – спросил он.

– Ничего. Я хочу знать, где живут джамперы.

– Кафка! – закричал высокий голос из уоки-токи. – Нет больше никаких египетских масонов! И ты это прекрасно знаешь. Он просто пытается надуть тебя!

– Это губернатор, я угадал? – спросил Шэд. – К нему у меня нет никаких дел. Только к джамперам. Так ты пропустишь меня или нет?

Кафка заколебался. Шэд расширил пространство ночи вокруг себя, забрав фотоны и погрузив Кафку в темноту. Джокеры позади начали откатываться от расширяющейся сферы.

– Кафка, – сказал губернатор. – Приведи его ко мне. Я с ним поговорю.

– Не уверен, что мне это нужно, – сказал Шэд. – Сомневаюсь, что нам есть что рассказать друг другу.

– Нет, есть, Шэд, – ответил высокий голос.

Удивление прокатилось в разуме Шэда. Никто не называл его так.

– Да, я знаю имя, которым ты называешь себя, – сказал губернатор. – Более того, я знаю то, чего ты не знаешь, – короткая пауза. – И мы должны обсудить твоего друга, маленькую Мелок.

– Кого?

Голос стал нетерпелив.

– Губернатор Блоут знает все и видит все, сын мой. Я знаю, что ты пришел не один, и другая группа охранников ищет твою подругу. Я не думаю, что у тебя есть время вмешаться до того, как они выполнят мои приказы, особенно если приказы будут быстрыми и жесткими.

Шэд заколебался. Он тянул со всем этим, чтобы дать Мелку время уйти.

Образы Баркера и Пэнна не шли у него из головы.

– Как я узнаю, что это не ловушка? – спросил он.

– Если это ловушка, ты убьешь меня. Я знаю о твоих способностях. Это маленький остров, и я… – странный высокий смешок, – не слишком приспособлен для бега.

Кафка велел охране возвращаться в свои казармы. Шэд позволил тьме расступиться. Джокер повел его вниз по длинному каменному коридору, затем по удивительной лестнице, выполненной из розового мрамора, словно лестница из фильма «Призрак оперы». Поднявшись по ней, они очутились в здании. Стены были покрыты слоями трескающейся белой краски, с обеих сторон были двери.

Шэд знал, что под островом Эллис не могло быть никаких обширных пещер. Очевидно, здесь все сильно изменилось.

Пингвин в цилиндре выехал на коньках из одной двери, сделал изящную восьмерку и въехал в другую.

Шэд вытаращил глаза. Он много ошивался в Джокертауне, но никогда не видел ничего подобного. И он был на коньках. Когда здесь даже не было льда.

Еще один смешок из уоки-токи.

– Брат Шэд, ты еще ничего не видел!

Кафка провел его на балкон, выходящий в большой зал, заполненный… ну, заполненный губернатором. Слизнеподобное тело, мерцающее влагой, покрытое пятнами смердящего черного вещества. Запах Блоута вызывал спазмы в горле Шэда. Руки, плечи и голова принадлежали мальчику лет восемнадцати. Выглядело так, будто слизняк пожирает его.

– Добро пожаловать на Рокс, – сказал губернатор.

– Благодарю.

Шэд поднялся по стене и ступил на потолок. Он шел, перевернутый, по штукатурке, пока голова его не оказалась над маленькой головой Блоута. Блоут следил за его передвижениями, даже несмотря на то что Шэд обернулся в темноту.

Кафка остался на балконе, нервно переминаясь с ноги на ногу. Со всеми своими фобиями, удивился Шэд, как мог Кафка находиться в одном помещении со своим боссом?

– Вы устроили бедному Кафке испытание на верность, – сказал Блоут. – Он думал, что все это осталось позади.

– Нельзя перестать быть масоном.

– Он знает, что вы должны были погибнуть. Он боится, что вы один из выживших агентов Астронома. Что вы можете убить его.

Жвалы Кафки зашевелились, когда он услышал это.

– Если б я хотел убить его, я б это сделал, – сказал Шэд. Он задался вопросом, стояла ли на выходе отсюда расстрельная команда. – Если мы собирались поговорить, – добавил он, – давайте приступим.

Блоут смотрел спокойно.

– Зачем вы здесь, Шэд?

– Я хочу убить всех джамперов на острове.

– И найти Тахиона, если получится. Я могу прочесть это.

– Тогда зачем спрашиваете? – ответ был резок.

– Я думаю, – сказал Блоут, – что позволю сделать вам одно и не позволю другое.

– Что одно? Что другое? И как вы остановите меня, если я не захочу вас слушать?

– Должен признать, ваше намерение убить джамперов обладает некоторой привлекательностью. А если вы сможете достать Блеза – их лидера, видите ли, он очень неудобная фигура, – это будет… ну, это решит ряд проблем.

– Если хотите, достану его первым.

– Сейчас он не на Роксе, к сожалению. Он проявляет беспокойство и сейчас поехал за «некоторым оборудованием».

– Я могу подождать.

– Бога ради, губернатор! – Голос Кафки взорвал тишину. – Зачем вы торгуетесь с ним? Сделайте что-нибудь!

– У меня не такой уж большой выбор, не так ли? – на этот раз Блоут ответил с интонацией мрачного подростка. – Учитывая, что мой премьер-министр все еще не определился, на чьей он стороне.

Когда Блоут посмотрел на Шэда, его глаза сверкали.

– На этом острове более ста джамперов, Шэд. Вы действительно могли бы убить их всех? Могли бы вы их убить всех?

Шэд помедлил. Дети, подумал он. Не все из них убийцы. Не все сумасшедшие.

– Тут не хватит фонарных столбов, чтобы развесить их всех, – сказал Блоут. – Это ведь ваш обычный метод, не так ли? Но хладнокровное убийство не ваш стиль. Никогда им не был. Вы просто толкаете фишку домино, и плохие парни начинают сами убивать друг друга. – Блоут кисло рассмеялся. – И это тоже может случиться. Рокс – несчастливый остров. Совсем несчастливый. – Он прищурился, взглянув на Шэда. – Вы считаете себя убийцей, и тем не менее это не так.

– Хватит болтовни, губернатор. Говорите, если вам есть что сказать. – Взгляд Блоута стал более пытливым. Шэд чувствовал холод, разливающийся по нервам.

– Вы думаете, что вы берсерк. Вы впадали в состояние берсерка, поэтому вы должны… – Блоут покачал головой. – Вы подверглись чужому влиянию.

Шэд коротко рассмеялся.

– Верьте, во что вам нравится, Блоут.

– Ваш разум… Он имеет те же ментальные характеристики, что и некоторые разумы моих граждан. Саван, Файл, Видео, Арахис… Даже Причуда. Я говорил с Тахионом, и он знает… – высокий голос затих.

Нервы Шэда кричали ему «беги», убей Блоута, заморозь его голову в куб льда и прорывайся наружу, пока Блоут не привел в действие подготовленную ловушку.

– Я теряю терпение, губернатор, – сказал он.

– Кто-то вмешался в ваш разум, – сказал Блоут. – Кто-то превратил вас в берсерка, заставил вас убивать.

Злость пронзила Шэда.

– Советую держаться подальше от моей головы! – рявкнул он.

Блоут не обратил внимания.

– Это очень тонко. Тот, кто сделал это, двигался постепенно, внося лишь легкие изменения. Маскируя ваши реакции, смещая акценты на ярость и насилие. – Лицо Блоута было сосредоточенно, полно решимости, почти восторга. – Да, он был внутри вас, это точно. Почти незаметно, но теперь я узнаю отпечатки пальцев. Тот же самый человек, что вел к безумию Арахиса, кто пробудил отвращение и ненависть Причуды к самому себе. – Взгляд Блоута ввинтился в сердце Шэда. – Это была не ваша естественная реакция. Это был некий грязный извращенец, получивший оргазм, используя ваш разум.

Губы Шэда пересохли.

– Ерунда, – сказал он. – Никого во мне никогда не было.

– Это дикая карта, – сказал Блоут, – кто поручится, что ею нельзя управлять мысленно на расстоянии?

– И кто это был? Назовите имя.

– Что вам сделали джамперы? – рыкнул Блоут. – Скажите точно. Я знаю, они вас похитили. Но они забрали лишь ваше тело. Что вы сделаете с человеком, который изменил ваш разум? Кто в пятнадцать лет послал вас по пути убийцы, заставив думать, что это ваша суть?

Шэд помедлил. Потом его наполнила холодная решимость.

– Он заслуживает смерти, – сказал он.

– Возможно. Этот человек определенно убийца. Но вы не обязаны убивать его. Теперь это ваш выбор. И вы можете не делать этого.

– Назовите мне имя.

Блоут прищурился.

– Давайте заключим сделку, Шэд. Имя в обмен на соглашение.

Шэд посмотрел на него.

– Говорите.

– Мне не нравится, что Тахион в плену здесь, на острове. Это позор. Много лет Тахион был лучшим другом джокеров. Его доставили сюда без моего позволения, и если вы заберете ее…

– Ее?

Блоут помедлил, потом продолжил.

– Сейчас Тахион находится в теле шестнадцатилетней девушки. – Слова, казалось, даются ему с трудом, а щеки его вдруг вспыхнули. Он говорил быстро, будто надеялся, что Шэд не заметит: – Вот сделка, Шэд. Вы оставляете в покое джамперов, забираете Тахиона с острова. Премьер-министр Кафка даст вам один из скоростных катеров. И я назову вам имя.

– А если кто-то попробует остановить меня?

Блоут подумал минуту, потом вздохнул.

– Поступайте, как считаете нужным.

– А Мелок?

Блоут снова хихикнул.

– Она давным-давно покинула остров, своим обычным путем. Я не стал бы досаждать ей в любом случае. Она была уже здесь раньше, и она…

– И она джокер.

Тон Блоута стал резок.

– Она джокер, с которым очень плохо обращались. Который, – прищуренный взгляд, – я вижу, вы понимаете.

– Вы знаете ее историю?

– Нет. Ее разум непрозрачен для меня. Но я могу догадываться. Ваша забота о ней говорит в вашу пользу. До того, как сенатор Хартман сделал вас убийцей, вы, должно быть, были хорошим человеком.

Шэд замер, пораженный. Хартман…

Хартман. Единственный, с кем он поддерживал связь все эти годы.

– Вы назвали имя. Но я еще не сказал «да».

– Вы сказали, – ответил Блоут. – Просто не произнесли этого вслух.

Шэд молчал.

– Кафка будет ждать вас с лодкой на восточной части острова, – продолжал Блоут. – Зодиак. Промокнете насквозь, но доберетесь быстро. Вам не стоит править к Джерси, власти установили там слишком много прожекторов, вас заметят.

– Прожектора мне не страшны.

– У них там есть радары. Подсоединены к ракетным установкам, как меня уверяет Кафка, и к чему-то, что они называют двадцатимиллиметровая система воздушной обороны «Вулкан». На мой вкус звучит довольно пугающе.

Шэд заколебался. Он мог поглощать фотоны в видимом, электромагнитном и инфракрасном спектре. Но он слабо контролировал то, чего не видел.

– Я подниму тревогу рано или поздно, – сказал Блоут, опережая его следующую мысль. – Предполагается, что я знаю все о том, что творится на острове. Но я скажу джамперам, что вы направились в Бруклин. Они будут искать в этом направлении.

– А куда я отправлюсь на самом деле? На Манхэттен?

– Он слишком хорошо патрулируется береговой охраной и военно-воздушными силами. Направляйтесь на юг, на Стейтен-Айленд. Вы должны без труда попасть в один из терминалов Бейона.

Шэд подумал об этом.

– Решено, – сказал Блоут. – Идите за моим другом пингвином. Он приведет вас прямо к Тахиону. – Шэд заколебался. – Идите быстро, – сказал Блоут, – пока не расползлись слухи о вашем появлении.

Идите быстро. Лучший совет, который он получил за сегодня.

Пингвин вкатился в зал, легко скользя по потолку. Черный дым, пахнущий серой, вился из его цилиндра. Пингвин беспечно прокатился вокруг Шэда и тихо проскользнул к выходу из административного здания.

Нэрвы Шэда звенели в тревоге, но ловушки он больше не ждал. Шэд последовал за пингвином в госпиталь, они миновали охранника-джокера так, что тот даже не заметил их. Горизонт на западе пылал: огромные прожектора освещали берег Джерси, весь остров был в их власти. Где-то вдалеке волны бились о волнорез. Холодный ветер с Атлантики насквозь продувал легкий маньчжурский пиджак.

Пингвин провел Шэда к двери в госпиталь и прошел сквозь нее, не открывая, лишь оставив легкий запах серы. Шэд открыл дверь – толстую сталь, изъеденную морской солью, – и вошел внутрь. Музыка отражалась от голых стен коридора, и Шэд услышал где-то смех, но поблизости никого не было. Ни охранников, ни какой-либо службы безопасности.

Пингвин скользнул к лестнице справа от Шэда. Шэд миновал два пролета. Мощный звук The Dead Kennedys заполнял пространство. Этажом выше были едва отделанные комнаты, приютившиеся под самой крышей. Белый мальчик спал на побитой ржавчиной кушетке. Его бум-бокс и обогреватель были воткнуты в толстый оранжевый удлинитель. На полу лежала полупустая миска с рисом и венскими колбасками. «М-16» подпирал стену.

Какой-то часовой.

О’кей, подумал Шэд. Попробуем пойти дорогой, предложенной Блоутом.

Он поглотил фотоны и призвал темноту, наполнив комнату тьмою, затем выдернул мальчишку из сна. Сломал одну руку, затем другую, шепнул в ухо:

– О’кей, парень, – сказал он, – вот как я это вижу. Я не хочу убивать тебя, а ты не хочешь умирать. Так что проведи меня к Тахиону и живи дальше, о’кей?

Мальчишка закричал, вопль, полный ужаса, отразился от стен громче, чем The Dead Kennedys. Шэд бил мальчика головой о стену, пока крик не смолк, затем опустил его на пол.

Дьявол. Такого рода вещи всегда срабатывают в фильмах.

Большинство комнат было отведено под склад. И только одна дверь была заперта, это был обычный деревянный засов. Шэд откинул засов и открыл дверь.

Боже, она казалась юной. И крошечной. Она едва доставала Шэду до груди. Холодная горечь прокатилась сквозь него, когда он понял, что она беременна.

Тьма утекла прочь, когда Шэд позволил Тахиону увидеть себя.

– Я Черная Тень, – сказал Шэд. – Я заберу тебя отсюда.

– Блоут сказал мне. – Ее голос был мягким. Вероятно, когда-то она была хорошенькой, подумал он. Сейчас она выглядела словно жертва войны.

– Он не сказал, что ты беременна. Ступай за мной.

Она прошла за ним из двери, глаза ее смотрели в пол. Она обернула плечи одеялом, но все равно дрожала. Она ничуть не походила на Тахиона, каким его помнил Шэд. Шэд не мог описать ее иначе, кроме как напуганная девочка.

Кто-то пытался сломать этого ребенка и, вероятно, преуспел.

Очевидно, никто не услышал крик часового. Шэд провел Тахиона на два пролета вниз, потом осторожно выглянул в коридор. Никого не было видно. Он открыл дверь и вышел наружу.

Там стояла темноволосая девушка с «М-16», небрежно переброшенным через левую руку, словно у усталого сторожа, возвращающегося домой с дежурства. Шэд узнал ту девушку, что оставила свой глаз в комнате Шелли. Сейчас у нее было два глаза, и они прищурились, когда она увидела Шэда без его плаща из тьмы, приближающегося к ней. Она сняла оружие с предохранителя и направила на него.

Шэд сделал еще шаг и ударил левой рукой в лицо, один раз и не слишком сильно, выхватывая автомат правой рукой. Он хотел просто оглушить ее на какой-то момент и забрать оружие.

Вместо этого он разнес ее по частям.

Нервы Шэда издали пронзительный вопль, когда голова девушки скатилась с плеч. Она упала на землю, потеряв оба глаза, и покатилась, рассыпаясь – ухо, челюсть, язык.

Тело опрокинулось, одна рука оторвалась, но она все еще двигалась. Вертелись руки и ноги, даже та рука, что осталась лежать в стороне. Глаза, как только они перестали подпрыгивать, завертелись и попытались сфокусироваться. Когда Шэд выдернул автомат, одна ладонь оторвалась в запястье, зацепившись за спусковой крючок. Палец нажал на пусковой механизм, оружие дернулось, выстрелив.

Желудок Шэда скрутило, пока он отрывал руку. Пальцы казались холодными и мягкими, как снежинки. Он бросил винтовку, подхватил Тахиона на руки и побежал, стараясь не наступать на части девушки.

Одеяло Тахиона хлопало на холодном ветру. Шэд услышал, что за ними кто-то бежит.

– Дург! – завопил Тахион. – Осторожно!

Шэд не знал, кто такой этот Дург. Он развернулся. Приземистый маленький человечек мчался за ними, отставая на двадцать ярдов, но явно сокращая расстояние.

– Он Моракх! – воскликнула Тахион. – Будь осторожнее!

Шэд понятия не имел, что такое Моракх, как не знал, что такое Дург, но судя по тону Тахиона, это было серьезно. Он замедлился и создал облака тьмы вокруг Моракха, затем переключился в инфракрасный спектр, как раз в тот момент, как коротышка споткнулся и упал. Шэд рассмеялся, затем помчался к заливу. Остров был крошечным, и ему нужно было убраться отсюда, пока не подняли тревогу.

Он услышал звук шагов позади, сперва медленный, потом ускоряющийся. Он оглянулся через плечо еще раз и увидел, что коротышка целеустремленно скользит сквозь тьму. Он двигался, крутя головой из стороны в сторону, как будто ориентировался по отзвукам своих собственных шагов.

Шэд опустил Тахиона на землю.

– Иди к заливу, – прошептал он. – Я тебя нагоню.

– Осторожней, – молила Тахион. – Моракхи смертельно опасны. Более опасны, чем можно представить.

– Как и я, раз уж на то пошло.

Тахион побежала, неловкая со своим животом.

Голова коротышки дернулась при звуке их голосов, и улыбка коснулась его лица. Он целеустремленно помчался к Шэду. На нем были джинсы, тяжелые ботинки и темная рубашка, плотно обтягивающая его огромный широкий торс. Его волосы были пепельно-серыми. Он выглядел как самый маленький Мистер Америка в истории.

Шэд встал на пути человека и поглотил жар от тела Моракха. Со времени прибытия на Рокс он уже поглотил много фотонов, и сейчас его эффективность оставляла желать лучшего. Моракх приостановился, не добежав жалких пять ярдов. Ярость исказила его черты.

– Кто не встанет лицом к лицу в честной схватке с Дургом эт-Моракхом бо Заббом? – требовательно спросил он.

– Я не встану, – ответил Шэд и начал поглощать еще больше фотонов. Но как только Моракх услышал слова Шэда, он начал двигаться с невероятной скоростью. Удивление мелькнуло в разуме Шэда, когда он уклонился от мощного удара, другой удар с разворота пришелся в бедро. Шэд почувствовал боль, пробежавшую по нервам. Шэд использовал силу удара, чтобы вывернуться прочь. Он упал на землю и покатился под яростным напором атак. Затем вскочил, приняв боевую стойку. Он потерял контроль над своим облаком тьмы, и оно рассеялось. Дург нападал на него, доставая и руками, и ногами.

Дург был несомненно быстрее и сильнее обычного человека. Но то же можно было сказать и о Шэде. И у Шэда было больше возможностей.

Дург усилил напор, пытаясь пробиться сквозь защиту Шэда. Шэд ушел с линии атаки и поймал Дурга ударом ногой с разворота, попав в солнечное сплетение. Затем снова сделал шаг в сторону и прыгнул, вновь ударив в солнечное сплетение с силой, которая заставила его содрогнуться.

Дург зарычал, но продолжал наступление. Шэд снова скрутился, как только противник подошел ближе. Обратный кулак и последовавший за ним обратный круговой удар ногой пришлись Дургу точно в лицо. Шэду казалось, что он бьет опору моста.

Дург ударил ногой в корпус. Шэд блокировал удар обеими руками, его сильно качнуло в сторону. Дург пробил брешь и развил успех. Кулаки и локти мелькали с огромной скоростью. Шэд сумел блокировать большинство ударов, но один отклонил лишь частично и почувствовал резкую боль, пронзившую левый бок. Он почувствовал, как гнутся его ребра, поглощая силу удара.

Шэд пальцами попытался достать глаза коротышки, затем зажал его голову в локтевом захвате и потянул назад. Боль пронзила руку Шэда. Это было все равно что тянуть грузовик с цементом.

Дург сморгнул кровь с глаз, и в это мгновение Шэд использовал свою дикую карту и потянул из него тепло. Дург задрожал, но его боевые инстинкты вынуждали его нападать. Шэд пнул его изо всех сил в колено, когда тот возобновил атаки. Это остановило Дурга лишь на мгновение. В ответ таксианец нанес удар пяткой, так что у Шэда клацнули зубы. Шэд блокировал одну атаку за другой, забирая жар из чужого, с холодным скептицизмом наблюдая, как бледнеет Моракх, но продолжая тянуть тепло.

Где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что Таксис был зимней планетой. Им должен нравиться холод.

Он продолжал поглощать фотоны. Других идей у него не было.

Дург опустил голову и напрягся. Боль прокатилась по ребрам Шэда, когда голова Моракха ввинтилась в его туловище. Шэд подался назад, его раненая нога подвернулась, и он упал, опрокинув на себя Моракха. В отчаянии он забрал все тепло, до которого мог дотянуться. Руки Моракха сомкнулись на горле Шэда, и воспоминания о Роберте Пэнне с его удавкой поднялось желчной горечью. Шэд прижал ладони к вискам Дурга.

Моракх вздрогнул и потерял сознание. Его кожа была ледяной. Шэд перекатил тяжелое тело и встал. Что-то хрустело в его левом плече и вдоль спины. Если ему повезло, он просто порвал мышцы и связки, если нет – сломал себе ребра. Он похромал к заливу.

Выстрелы вспороли воздух. Они были далеко.

– Несколько моих солдат, – сказал Кафка, – Блоут велел им искать вас на южной стороне.

Шэд посмотрел на деревянную лестницу, скользкую, ведущую к лодке, покачивающейся на конце фалиня. Он осторожно подхватил Тахиона, и его ребра разорвало болью. Он не обратил внимания и спустился по ступенькам. Волна намочила ноги до колен, пока он ждал, когда «Зодиак» подойдет ближе, а потом присел и прыгнул. Его поврежденная нога чуть сбила их с курса, но Шэд успешно приземлился на резиновое покрытие на дне лодки. Удержал равновесие, несмотря на усилившуюся качку, и поставил Тахиона, склонившись в полупоклоне. Подскочил к навесному мотору. Уставился на него, неуверенно потянулся к ручному стартеру.

– Там есть автостартер, – крикнул Кафка.

Шэд нашел его, порадовался, что не придется лишний раз совершать резкие движения.

– Спасибо, брат, – сказал он. Во имя сына вдовы.

Он завел мотор, газанул. Кафка кинул конец.

Они отчалили.

Кафка не помахал им на прощание. «Зодиак» подскакивал на волнах и падал вниз с глухим стуком, который пугал больше, чем боль в ребрах. Холодный ветер с Атлантики выстудил августовскую ночь. Брызги летели на обоих пассажиров, но лодка двигалась быстро. Шэд окружил лодку тьмой, забрав все тепло, до которого мог дотянуться. Он правил в залив, пока огни лодок береговой охраны не стали слишком яркими, а потом повернул на юг.

Если их и преследовали, то он ничего не видел.

Статуя Свободы пылала справа, ее факел, казалось, мерцал в мчащемся воздухе. Шэд отпустил темноту, чтобы Тахион могла увидеть это.

– Вот, – сказал он, – твой счастливый знак на сегодня.

Тахион смотрела с удивлением. Ее длинные светлые волосы развевались на ветру. Шэд не был уверен, что на лице ее сверкают слезы, а не капли воды.

– Свобода, – сказал Шэд.

Огни Бейона и южных доков Джерси-Сити вырисовывались впереди. А потом появилось что-то еще. Черная колонна, поднимающаяся из темноты прямо перед ними. Она издавала сосущий, рычащий шум.

– Осторожно! – закричала Тахион, и Шэд вывернул руль. «Зодиак» поднялся на гребень волны и упал. Столб прошел по левому борту. Шэд увидел нечто, вращающееся на вершине.

Он опустил на лодку покров темноты. Тахион смотрела на него, не видя.

– Что это было?

– Я не уверен. Возможно, это была дыхательная трубка субмарины.

– Что?

– Дыхательная трубка. Вроде перископов и радаров. Древние дизельные подлодки поднимались на поверхность за воздухом, пока немцы во время Второй мировой не придумали дыхательные трубки. Теперь они просто поднимают трубку и дышат через нее. Но я не знаю, остались ли у нас на флоте дизельные подлодки.

– Кому нужна подводная лодка здесь?

– Русским. Если нам везет.

– В Нью-Йоркском заливе?

– Нельзя провести атомную подводную лодку через Сэнди-Хук, она слишком большая. Но можно провести маленький дизель.

Что-то холодное пробежалось по позвоночнику Шэда.

– Слушай, – сказал он, – это слишком странно. Если это подводная лодка, они слышали нас через свои гидрофоны, и они знают, что мы пришли с острова Эллис. Если у них есть радиомачта, они могут сообщить кому-нибудь, что мы здесь. Не думаю, что хочу сейчас подходить слишком близко к Военному океанскому терминалу в Бейоне. Там может идти какая-нибудь военная операция. Я пойду дальше на юг.

– Куда?

– Не хотелось бы выходить в океан, ты замерзнешь там до смерти. Я думаю, мы пойдем до Килл-Ван-Калла. Мы затеряемся среди коммерческих судов и пристанем к берегу или в Джерси, или на Стейтен-Айленде.

Тахион ничего не сказала, просто плотнее завернулась в одеяло.

«Зодиак» почти все время подбрасывало на волнах, и Шэд видел не так уж и много, но он просканировал залив, когда лодка подскочила на гребень, и заметил два корабля береговой охраны, направляющихся к ним. Свет прожекторов скользил по воде. Оба шли прямым курсом к ним. Значит, это точно была субмарина, и она направляла их на цель.

Шэд начал идти галсами – на север, на юг, затем увеличил скорость и промчался между двумя кораблями. Оба они щеголяли темной военной камуфляжной окраской вместо обычной белой краски. На борту одного кричал громкоговоритель, но Шэд не понимал ни слова.

После его маневра лодки, казалось, потеряли их след. Может быть, расстояние было уже слишком большим, чтобы подводная лодка смогла различить гул их мотора.

Вскоре впереди показался пролив Килл-Ван-Калл, стяжавший в прессе имя убийцы, белый от кипящей пены и ярко освещенный. Где-то кричала сирена, ветер уносил звук прочь. Откуда ни возьмись появился вертолет, странная насекомоподобная машина, и прошел прямо над ними на высокой скорости.

Шэд удивленно посмотрел вверх и увидел странно выглядящую турель в форме шарикоподшипника на носу вертолета, короткое рыло, поворачивающееся то влево, то вправо, будто в поисках цели. Воздух из-под лопастей вспенил воду вокруг.

Ничего не видящая Тахион настороженно посмотрела вверх. Шэд свернул к побережью Стейтен-Айленда. Его голова дико крутилась, пытаясь не упустить вертолет из виду. Вертолет заложил вираж и снова вернулся, направляясь прямо к ним.

У них оборудование, видящее в инфракрасном спектре, понял Шэд, и попытался поглотить все тепло в воздухе вокруг, всосать каждый фотон. Тахион крупно задрожала под одеялом.

Турель на носу открыла огонь. Вода вскипела в десяти ярдах слева по курсу.

Слишком близко. Шэд резко направил «Зодиак» вправо.

Что случилось с правилами боевых столкновений? – подумал он.

Вертолет выпустил ракеты. У них были короткие крылья и нечто похожее на реактивный двигатель.

«Зодиак» дико подпрыгнул в приливном водовороте, потому что они вошли уже в пролив Килл-Ван-Калл. Вертолет снова развернулся, направляясь прямо на них. Шэд лихорадочно пытался понять, что за радар позволял им так точно определять их местонахождение.

– Твою мать! – прокричал он Тахиону. – Я просто сдамся, о’кей? Не говорите им, кто я. И я сбегу, как только представится возможность.

Тахион слепо на него посмотрел и кивнул.

Вертолет снова выстрелил ракетами, одна ослепительно-белая вспышка за другой. «Зодиак» содрогнулся. Белая вода обрушилась на лодку как ниагарский водопад. «Зодиак» подбросило, и Шэд полетел. Взрывная волна выбила воздух из легких.

Ледяная вода закипела вокруг него. Он закричал и сжал руками уши, когда накатила вторая взрывная волна. Вода полилась в его горло. Он вынырнул на поверхность, стряхнул воду с лица.

Накренившаяся неуправляемая лодка шла дальше, направляясь к Бейону. Шэд мельком увидел развевающиеся белые волосы, услышал отдаленный крик, а потом турель открыла огонь, вновь наполнив воду белыми фонтанами.

Волна перекатилась через его голову, и когда Шэд всплыл, лодки уже не было видно. Он высосал тепло и свет из воды и потянулся к берегу. Рев вертолета затих.

Вода была холодной, а заплыв казался бесконечным. Но прилив нес его в нужном направлении и донес. Наконец Шэд взобрался на пустынный пирс Стейтен-Айленда. И пока каждый вдох огнем разрывал его легкие, он смотрел на пролив Килл-Ван-Калл, видел его отсюда лучше, чем мог рассмотреть с лодки, и понимал, почему они так отчаянно пытались остановить любого, кто покидал Рокс.

Расположенные в защищенных водах Килл-Ван-Калла, скрытые от острова Эллис расползающимся хаосом Бейона, здесь стояли тихие ряды судов в военном камуфляже. Десантные корабли, корабли снабжения, маленький вертолетоносец с вертолетами на палубе. Вертолет, атаковавший их, был лишь одним из нескольких, патрулировавших суда. Грузовики – свет их фар тянулся так далеко, что Шэд не видел конца цепочки – выгружали бойцов на пирсе, и солдаты шли на десантные корабли.

Они собирались на Рокс, и они собирались туда сейчас.

Шэд стоял, мокрый, на пирсе и смотрел, как солдаты бегут вверх по трапам. Чувствовал, как болят его ребра, и пытался сложить победы и потери.

Он попал на Рокс и вернулся обратно, но человек, которого он пришел спасти, утонул или разбился о скалы. Он разрушил схемы вымогательства джамперов, но полиция не забудет, что сделало его тело, управляемое джампером. Он потерял Мелок, он потерял Шелли, а джамперы не потеряли никого.

Дерьмо. Он проиграл. Не было никаких побед.

И Шелли проиграла, и Тахион, и насколько он мог оценить силы вторжения, проиграли и джамперы, и Кафка, и Блоут.

Время скрыться и попытаться решить, что ему делать дальше.

Шэд повернулся и захромал вниз по пирсу, и ночь подняла свою радушную маску и поглотила его.