— Сменяю тебя, — сказала сержант Тви. Она несла вверх по ступенькам поднос с едой для Амалии Йенсен. Хотвинн благодарно выключил изображение Шалуна Ронни и передал Тви голопроектор, пистолет и управление наручниками.

— Пленница вела себя спокойно, — пробурчал он. Потом, тяжело ступая, сгибая и разгибая плечи, стал спускаться вниз по ступенькам. Разыскивая, что бы такое стукнуть.

Охрана пленных. Фу. Ломать шеи было больше в его стиле.

Для такого Хосейли, как Хотвинн, работы не было. Он был ростом 169 см, а ширина его плеч составляла 70 см в поперечнике. Его верхние руки были 58 см в обхвате, а грудь — шире последней градации на приборе, которым он пытался ее измерить. На его родной планете — пограничном мире, где власть Хосейли ограничивалась недостатком ресурсов и свирепым нравом местных форм жизни, на Хотвинна смотрели с почтительным благоговением и страхом. Вполне оправданным благоговением и страхом, как привык считать Хотвинн.

Он протопал в свою комнату, стараясь наступать на лилии на ковре. Комната была обставлена в местном слюнтяйском стиле: со всякими оборочками на окнах и кровати, плюшевыми коврами, вазами с цветами, слишком мягким матрацем на кровати, менявшим форму по команде. Это был образ жизни, которого Хотвинну следовало остерегаться. Если он не будет осторожен, такая жизнь может сделать мягким его самого.

А становиться мягче у Хотвинна не было ни малейшего намерения. Он был властным отпрыском Хосейли высшей марки, из числа пионеров, своей силой и волей раздвинувших границы Империи и покорявших целые планеты, заполненные чужеземцами, стоявшими ниже Хосейли по развитию. Изнеженный Император в своем гареме думал, что эти победы происходили по мановению его руки. Чушь! Это сделали личности, такие, как Хотвинн, и притом — самым лучшим и эффективным способом: проламывая головы.

Хотвинн считал себя кровавым разбойником — титаном в своей ярости, нагоняющим страх в своем веселье, плюющим на законы, придуманные для того, чтобы защитить тек, кто слабее его. Он не признавал никаких обычаев, кроме собственной воли, никаких мотивов, кроме собственного обогащения. Он презирал Признанных Грабителей, пользовавшихся дырами в законодательстве, проникая по ночам в темные дома. Лучше заявлять о себе в открытую. И Синн был ничем не лучше — использовал других, чтобы делать грязную работу. Единственной в этой толпе, кто хоть на что-то годился, была графиня — женщина, явно боготворившая силу, честь и отчаянные подвиги. Хотвинн был прирожденным разбойником, и если бы в юности его карьера вооруженного грабителя (и дезертира из армии) не была прервана трусливым мерзким слабаком-человечишкой (бросившим кирпич на голову Хотвинну в то время, как он сам прятался на балконе), Хотвинн и по сию пору оставался бы грабителем.

Со временем он пришел к заключению, что вступление в ряды Секретных Драгунов может послужить к его выгоде. Он мог изучать окружавших его дураков, вызнавать, какими способами они действуют, и когда придет время, бить самому, оставляя за собой разрушения и сломанные шеи.

Хотвинн протянул руку под кровать и вытащил футляр с мечом. Вынул меч с длинным стальным лезвием — для него никаких легких сплавов — и обеими руками продлял его над головой. Он отчетливо представил перед собой барона Сняла и разрубил видение надвое. Клинок вихрем плясал перед ним, кроша Синна на мелкие кусочки. Сердце Хотвинна бешено колотилось. Кровь быстрее побежала по жилам. Он — Хотвинн… Хотвинн… ХОТВИНН! Славный представитель своей расы! Яростный воин со стальным клинком! Кровавый разбойник с сердцем, полным бесстрашного величия!

Хотвинн ударил назад, и античная ваза разлетелась на куски, усеяв покрывало на кровати смятыми розами. Хотвинн зарычал и обрушил меч вниз. Меч пронзил ковер, затканный лилиями, глубоко вошел в пол и застыл, дрожа.

Хотвинн сплюнул. Это неподходящая комната. Негоднее задание. И товарищи у него неподходящие.

Легким движением он вытащил меч из пола. Меч повис в его руке, как знамение. Хотвинн взвесил ситуацию.

Его товарищи — его так называемое вышестоящее начальство — держали у себя эту женщину, Йенсен, ради выкупа. Держать в плену женщину — это он мог сделать и сам, для этого Тви или Синн не требовались.

Губы Хотвинна раздвинулись, язык перекатывался во рту. Ему пришла в голову великолепная идея. Врезать хорошенько Синну, подумал он. Врезать Тви. А потом перекинуть Йенсен через плечо, оставив гнусный слюнтяйский дом графини полыхать за его спиной. Прекрасная картина. Что за дело Хотвинну до Судьбы Империи?

Улыбка медленно сползла с его физиономии. А у кого именно предполагается потребовать выкуп за Йенсен? Этого он вспомнить не мог.

Ему надо держать уже востро и ждать своего шанса. Он знал — его час настанет.

Ухмылка Хотвинна стала шире. На ковер закапала слюна. Это будет замечательно.

— Я не защищаю дискриминацию, ты же понимаешь. — Разбитая губа Амалии Йенсен под воздействием полуживительной примочки зажила, опухоль тоже почти спала, и, хотя шрамы еще были заметны, припухлость и ощущение дискомфорта исчезли, и Амалия разговаривала я поглощала завтрак без всяких затруднений.

Она разговаривала и ела с подноса, лежа на кровати со скованными лодыжками. Тви больше не желала рисковать.

— Нет, не дискриминация. Просто разумные меры предосторожности. Восстание победило, потому что многие повстанцы занимали высокие посты в системе имперской бюрократии и военных ведомствах, и их положение позволяло им оказать помощь в уничтожении целых имперских эскадронов. Созвездию следует принимать меры предосторожности против таких случаев. Вот и все, что я предлагаю.

Тви все еще наслаждалась ролью светской похитительницы, она откинулась на стуле, перекинув ногу через подлокотник и сжимаю в кулаке парализатор.

— Значит, инопланетяне никогда не смогут занимать посты в органах управления? — поинтересовалась Тви. — И это, по-вашему, не дискриминация, мисс Йенсен?

Амалия нахмурилась над охлажденным напитком:

— Таково необходимость. Печальная необходимость, я признаю. Но человечество находится в слишком щекотливом положении, чтобы рисковать.

— Говоря строго с позиции наблюдателя, вы предлагаете чуть ли не предательство. Зачем кому-то сохранять лояльность по отношению к правительству, которое ему не доверяет?

— Возможно, через несколько поколений, после того, как угроза со стороны Империи станет менее острой проблемой…

— И я должна сказать, опять же строго с точки зрения наблюдателя, что у мс весьма наивное представление о ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ натуре.

Глаза Амалии Йенсен словно затуманила стальная пелена. Тви сообразила, что, по-видимому, она обижена тем, что Тви высказала свое суждение о ее виде. А, ладно, подумала она, какой смысл разыгрывать из себя ленивую светскую даму, если нельзя даже высказывать общие суждения? Кроме того, Амалия только этим и занималась по отношению ко всем расам, за исключением своей собственной.

— Да? — сказала Амалия. — Как это так?

— Потому что вы недооцениваете степень продажности человека, мисс Йенсен. Почему вы считаете, что индивидуум будет сохранять лояльность только из-за того, что он принадлежит к человеческой расе? Разве люди менее склонны к жадности, вымогательству и предательству, чем все остальные? Более того, если верить стереотипам… — заметив мрачный взгляд Амалии, Тви поспешила добавить: — которым я нисколько не верю, кстати. Но вы понимаете, о чем я? Если вы будете тратить все свои ресурсы на предотвращение предательства со стороны инопланетян, а начать с того, что они могут и не оказаться предателями, вы ведь можете упустить из виду предателей-людей.

— Я вовсе не сторонница того, чтобы тратить ВСЕ ресурсы на что-нибудь одно, — возразила Амалия. — И все же, можно ведь предполагать лояльность со стороны определенных видов, да? Зачем же еще так много людей, занимавших хорошие посты в Империи, поддержали Восстание, даже несмотря на то, что это противоречило их интересам?

— Прежде всего, жадность и шантаж.

Амалия сдвинула брови и оттолкнула поднос:

— Это неправда.

— Наверное, нет. Во всяком случае, не больше, чем в нескольких случаях. — Тви перебросила вторую ногу через подлокотник и поудобнее устроилась на подушке. — Я просто предлагаю парочку мотивов, которые вы, по-видимому, не учли для вашего собственного вида, но с большой радостью приписываете всем остальным.

Амалия Йенсен вздрогнула и отвела глаза:

— Я понимаю, для чего нужен Шалун Ронни, — сказала она, — только вот не могла бы ты как-нибудь избавиться от улыбки? Это ужасно отвлекает — когда приходится спорить с этой ухмылкой.

— Боюсь, что нет, мисс Йенсен.

Амалия вздохнула и опустила подбородок на руку:

— Что ж, значит, придется примириться с этим.

— Хороший совет, я бы сказала, для женщины в вашем положении.

— Бинго, — подумал Грегор Норман. — Очко в мою пользу.

Он посмотрел на цифры, сменявшиеся на компьютере, и откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке, в том месте, где микроэлектрод в его воротнике обеспечивал связь его мозга с компьютером. Лицо Грегора расплылось в улыбке. Шампанское, все еще искрившееся в уголках его сознания, сделало улыбку еще шире. Грегор кивал головой в такт Вивальди, музыку которого он проигрывал на троксанском магнитофоне, с минуту наслаждался своим триумфом, потом потянулся к эксплуатационной плате, расположенной на стене, и нажал идеограмму, означавшую «общий вызов»:

— Босс. Похоже, я кое-что нашел.

— Одну минуту.

Если бы Грегор не ждал появления Мейстрала, он ни за что бы ни услышал, как тот вошел. Этот человек двигался настолько бесшумно, что в первые месяцы ученичества Грегору приходила в голову мысль: а нет ли здесь чего-то сверхъестественного. В конце концов, он пришел к выводу, что все дело просто в хорошей тренировке, и стал сознательно подражать Мейстралу.

Грегор был хорошим вором, всегда был. Большую часть своей жизни он прожил своим умом, но знал, что никогда не сможет получить высший рейтинг в качестве Признанного Грабителя.

Проблема была в десяти очках за стиль. Люди, возглавлявшие списки: Элис Мэндерли, Джефф Фью Джордж, барон Дрэго — просто-таки источали стиль, двигаясь среди своих жертв с таким обаянием, что создавалось впечатление, что никто особо и не возмущался тем, что принадлежавшие им ценности продолжали исчезать. У Мейстрала, например, были все преимущества: хорошее происхождение, обучение в Империи, нужные связи в обществе. Когда Грегор еще подростком услышал про Мейстрала и Николь, он неделями просто лопался от отчаянной зависти.

Грегор был «НЕ-У», и в этом заключалась вся проблема. Если бы ему когда-нибудь довелось познакомиться с Николь, он не знал бы, как себя с ней вести, о чем говорить. Если он собирался стать Признанным Грабителем, ему необходимо было знать, как держаться среди этик людей, знать, как они говорили, о чем думали, как общались между собой. Грегор многому научился, просто наблюдая за Мейстралом. Он брал уроки дикции. Он узнал, что прическа, которую он любил носить на родной планете, обеспечила бы ему вызов на дуэль на половине планет Империи. Он узнал, что не следует наносить на лицо пастельный грим, как он любил это делать в юности, и научился говорить «возможно» вместо «наверное» и «деньги» вместо «бабки». Но Грегору предстояло еще многому научиться.

Поскольку Грегор ждал появления Мейстрала, он поднял глаза, как только тот вошел — по обыкновению, бесшумно — и встал позади правого плеча Грегора.

— По-моему, я нашел, — сообщил Грегор. — Я забрался в компьютеры телефонной компании и взял координаты графини Анастасии, в том числе, и адрес. Провел перекрестную проверку адреса при помощи файла охраны и выяснил, что Анастасия только вчера ввела дополнительную многостороннюю охрану, а это может означать, что она ожидала захвата Йенсен.

— Какого типа охрана? — поинтересовался Мейстрал.

— Липеры, скримеры и флэксы.

— Продолжай.

— Хопперов нет. Так что похоже, она охраняет не отдельные предметы, а какое-то помещение. Вроде комнаты, где содержится пленница.

— Ты можешь достать план здания?

— Наверное. Возможно. Я проверю управление планирования. Это даст мне возможность воспользоваться «пилер»-программой, которую нам продал Постон.

— Можешь узнать, кому принадлежит здание?

— Сейчас.

Все еще откинувшись в кресле, Грегор подал мысленную команду компьютеру и проследил, пока тот звонил в управление планирования, затем прорвался сквозь его защиту, как имперский крейсер сквозь экран насекомых. Пилер Постона оказался устройством грубой силы, без намека на элегантность. Здесь десять очков за стиль не заработаешь. Грегор улыбался, а по визуальным центрам его мозга бежали данные.

— «Вулвинн Лизез, Лтд.», — сказал он. — Заглянуть в хозяйственный компьютер графини, босс? Если мы сможем проверить ее поставки продовольствия, возможно, нам удастся узнать, сколько у нее людей в доме.

Мейстрал обдумал предложение:

— Если ты уверен, что таким образом мы себя не выдадим.

— Только не с пилером Постона. Я всегда могу повесить трубку и сказать, что ошибся номером.

— Очень хорошо. Тогда вперед.

Покачивая головой в такт Вивальди, Грегор запустил программу, и она весело заработала. Он поднял глаза на Мейстрала, стоявшего с отсутствующим видом, полуприкрыв веки. Грегор подумав об утреннем разговоре Мейстрала с Пьетро Кихано, и в его голове зародилась тревожная мысль. Он ПРЕДПОЛАГАЛ, что его хозяин просто играл с Кихано, но, зная Мейстрала, ничего нельзя было сказать наверняка.

— Босс? — спросил Грегор. — Насчет реликвии.

Выражение лица Мейстрала по-прежнему было отсутствующим.

— Да, Грегор?

— Вы ведь просто притворялись, что подумываете о том, чтобы продать эту штуку империалистам, правда? Я хочу сказать, мы ведь не стали бы этого делать, правда?

Взгляд Мейстрала устремился на Грегора. Под опущенными веками мелькнул намек на пристальное внимание:

— Тебя бы очень взволновало, если бы мы это сделали?

Грегор беспокойно заерзал на стуле:

— Ну, босс, я не Бог весть какого мнения о Созвездии и придурках, которые им управляют, но это не значит, что я хочу, чтобы над нами снова стояли инопланетники. И не только это — мой дедушка участвовал в Восстании и часто рассказывал мне, как это было — при Империи. Для многих людей в этом не было ничего хорошего, босс.

Улыбка Мейстрала была почти незаметной. Вивальди шел к кульминации, и Мейстрал казался отчужденным, витающим мыслями где-то вместе с музыкой.

— Возможность возвращения Империи, — заметил он, — представляется мне очень отдаленной.

— Кроме того. Эти люди выкрали нашу клиентку.

— Это не ускользнуло от моего внимания, Грегор.

Грегор нахмурился. Его это не успокоило.

Рука Мейстрал потянулась к магнитофону Грегора, открыла углубление и вынула Вивальди.

— Что там дальше? — спросил Мейстрал.

— «Улитка».

Рука Мейстрала взяла другую запись:

— Пусть будет «Улитка». Всегда любил до минор. — Он опустил кассету в углубление и нажал кнопку «пуск». Затем с улыбкой повернулся к Грегору.

— Что слышно у графини?

— Сейчас. — Грегор сосредоточил все свое внимание на данных, уже некоторое время мигавших в его мозгу. — Похоже, у графини вчера были гости. Много вина и обед на четыре персоны. — Он засмеялся. — Сегодня утром компьютер приготовил завтрак на пятерых. Второй завтрак тоже на пятерых. Интересно, из кого складывается цифра «пять»?

— Я уверен, мы сможем это разгадать.

— А ну-ка, посмотрим — она заказала кое-какие инструменты, дерево, фанеру.

— Похоже, ее светлость решила забить гвоздями пару окон.

— Похоже на то. А кроме того, она заказала тяжелый засов, кое-какой монтажный инструмент и изображение Шалуна Ронни в магазине маскарадных костюмов. — Он поднял глаза на Мейстрала: — Шалун Ронни?

В комнату полились звуки музыки. Мейстрал пожал плечами:

— Возможно, Шалун Ронни — ее любимая игрушка. Я сам любил его в детстве.

— А мне он никогда не правился. Наверное, это из-за улыбки. Она никогда не сходит с его физиономии.

Мейстрал кивал головой в такт скрипкам. Его глаза смотрели мечтательно:

— До минор. Я всегда любил эти первые четыре строчки.

— Я тоже, босс. — Грегор взглянул на Мейстрала. Его мозг сверлило беспокойство. Грегор знал, что Мейстрал уклонился от ответа на его вопрос по поводу реликвии — кстати, умело уклонился, — но его восхищение стилем Мейстрала не могло пересилить тревоги. Грегор ничего не имел против охоты за прибылью, но и идея возвращения Империи ему совсем не правилась.

Грегор пришел к заключению, что все это надо хорошенько обдумать.

У «Вулвинн Лизез» был небольшой офис в центре Пеленг-Сити. У двери находилась медная панель, которую, по-видимому, ежедневно полировали. Дверь была матовой снаружи, но прозрачной изнутри, так что служащий, сидящий в офисе, мог видеть приближавшегося клиента и выбрать соответствующую линию поведения. Роман переступил порог и взглянул на служащего сквозь розовые очки.

— М-ра Вулвинна, пожалуйста.

— М-р Вулвинн скончался восемьдесят лет назад, — сообщил служащий. Он был танкуэром и надменно смотрел на Романа сквозь прорези мигательных перепонок. — Я провожу вас к м-ру Клайву. Как мне о вас доложить?

— Меня зовут Кастор. Я личный ассистент лорда Грейвза. — И Роман протянул танкуэру карточку. Настоящий Грейвз был дальним родственником Мейстрала и жил в Империи. Это был тощий скупой молодой человек, который мог смертельно разобидеться, узнав, каким образом использовали его имя, но был слишком скаредным, чтобы послать письмо с жалобой.

— Сэр, — танкуэр поклонился, размахивая полосатым хвостом, и повел Романа в офис, отделанный лакированными панелями розового дерева. — Подождите здесь, пожалуйста. — Служащий указал на стул, затем на встроенный в стену бар: — Могу я предложить вам кофе, чаю, ринк, настойку кифа? Возможно, вина?

— Настойку кифа. Благодарю вас.

Роман потягивал напиток и втайне ощущал согревающую радость. Помимо чисто декоративных очков на нем был мягкий серый камзол с темным воротником, отделанный галунами с черными рюшами, старомодный горжет из вороненой уилкинсоновской стали и сапоги из коричневой кожи ручной выделки. Так мог одеваться кто угодно, только не слуга, и именно это доставляло Роману такое удовольствие. В глубине души он всегда считал, что из него вышел бы первоклассный лорд. Втайне Роман был доволен тем, что у Вулвинна все было поставлено по старинке, подсоединить компьютерные оказалось невозможно, и рекогносцировку пришлось проводить старомодным образом.

М-р Клайв оказался человеком — средних лет, с приятными манерами, одетым в костюм, сшитый по имперской моде. Роман обнюхал его уши и отклонил предложенное ему печенье.

— Это Джаспер? — спросил он, указывая на гладкую конструкцию из серебряного сплава, изящно возвышавшуюся в углу. Худший актер сказал бы «подлинный Джаспер».

— О, да, разумеется, — ответствовал м-р Клайв. — Основатель нашей фирмы, Вулвинн Старший, был коллекционером.

Роман сел, Клайв последовал его примеру.

— Поздравляю м-ра Вулвинна, у него отменный вкус, — произнес Роман. — Лично мне больше по душе Торфелкс, но я понимаю, что Джаспера в наше время найти нелегко. У лорда Грейвза имеется небольшая коллекция, которую он все время надеется пополнить, но, увы, теперь Джаспера найти гораздо труднее, чем во времена м-ра Вулвинна.

— О, да, разумеется, — пробормотал м-р Клайв.

— Лорд Грейвз желает совершить путешествие по Созвездию, — сообщил Роман, — он надеется провести месяц на Пеленге, это будет через восемнадцать месяцев, считая с сегодняшнего дня. Ему хотелось бы иметь соответствующую резиденцию.

— Его светлость несомненно пожелает иметь дом в городе.

— За городом, я полагаю. — У резиденции графини Анастасии был загородный адрес, и Мейстрал снабдил Романа описанием ее вкусов. — Поместительный дом, чтобы можно было развлекать в нем обширный круг знакомств его светлости. Элегантно обставленный, желательно деревом, с площадкой для крокета. Это возможно?

— О, да, разумеется, — сказал м-р Клайв в третий раз. — У нас имеется несколько зданий, которые могли бы зам подойти. Вы говорите, через восемнадцать месяцев?

— Разумеется, — сказал Роман, — да.

Роман осмотрел голографические изображения ряда резиденций, любая из них могла подойти под это описание. Он знал, что, учитывая размер арендной платы, которую они берут я месяц, «Вулвинн Лизез Лтд.» могли бы распрекрасно позволить себе ПОСТРОИТЬ крокетную площадку, если понадобится. Он бросал взгляд на адрес каждой из голограмм, и, когда появилась пятнадцатая резиденция, откинулся назад и поднял голову, чтобы взглянуть сквозь очки на здание в новогеоргианском стиле с узорчатой фарфоровой крышей.

— Провалиться мне на этом месте, — сказал он. — Это как раз во вкусе его светлости, если я хоть что-нибудь понимаю.

Уши м-ра Клайва подались вперед. Едва заметный свет, слишком слабый, чтобы его можно было назвать блеском, появился в его глазах:

— Позвольте, я покажу вам холл. Мрамор, вывезенный из Кускуса.

Роман замурлыкал, изображая восторг по поводу кускусского мрамора, обстановки, изысканного вкуса и заботливости, с которой был убран дом. Поскольку лорд Грейвз путешествовал в окружении многочисленных произведений искусства, Роман осведомился об охране и получил краткий обзор системы защиты поместья. Он попросил копию голограммы, чтобы иметь возможность послать ее лорду Грейвзу, и его светлость смог лично обозреть мебель и убранство. Роман поинтересовался, может ли он осмотреть дом. М-р Клайв ответствовал, что в настоящее время дом занимает графиня Анастасия и ее свита, но она сняла его только на месяц, и можно позвонить ей и спросить, не будет ли ей неудобен этот визит, не мог бы он записать телефон м-ра Кастора?..

Роман дал номер телефона в доме, где прятался в настоящее время Мейстрал, и поднялся, чтобы отвесить церемонный поклон. М-р Клайв проводил его до двери и обнюхал уши.

Роман заметил, что служащий полностью открыл глаза (что он счел за знак уважения) и на прощание кивнул танкуэру. Пока он шел по тротуару, вымощенному голубым кирпичом, его тайная радость росла. На несколько коротких минут, которые потребовались Роману, чтобы пройти двести ярдов, он полностью отдался во власть образа м-ра Кастора, помощника имперского лорда, наперсника аристократов, вращающегося в элегантном и изящном балете высших кругов Империи.

Если разобраться, то просто поразительно, что расшитый галунами камзол и пара розовых очков могут сделать с человеком. Вот Роман — полностью владеющий собой, мускулистый помощник знаменитого вора, шагает по улице, раздавая милостивые и изящные кивки прохожим, — живое воплощение «noblesse oblige» и великолепный образчик того, каким может быть Хосейли, если отбросить в сторону кое-какие мелкие запреты. Казалось, тайная радость Романа передавалась всем, кого он встречал, и они шли дальше с просветленным сердцем, вдыхая внезапно посвежевший воздух, довольные тем, что высокий, темный лорд-Хосейли казался таким радостным только от встречи с ними. Это чудо было маленьким — участок взаимного блаженства длиной в двести ярдов, но тем не менее, это было чудо.

Роман, все еще сияя от внутреннего удовлетворения от сознания того, что он — м-р Кастор, грациозно поднялся в свой флаер и отправился в свой чудесный путь в небо.

Графиня Анастасия услышал, что по телефону Мейстрала ответил робот, и повесила трубку. Мейстрал не отвечал весь день. По-видимому, он был в номере у Николь, растрачивая себя на отвратительные чувственные наслаждения, хотя вместо этого он мог быть здесь, сражаясь за Империю, как это делали его дед и отец.

От всего этого графине захотелось плеваться.

— Мейстрал, по-видимому, прячется, дожидаясь, когда пройдет срок ограничений, — заметил барон Синн. — Мы сможем связаться с ним завтра утром.

Нос у графини все еще был белым.

— Это возмутительно. Мне нужна имперская реликвия, и я хочу, чтобы это создание — Йенсен — УБРАЛОСЬ из моего дома.

— Бояться незачем. Она никак не сможет догадаться, где ее содержат. Никого из нас она не видела.

Графиня нахмурилась:

— Я беспокоюсь не об этом. Мейстрал… он ленив. Но при этом не лишен гордости.

Уши барона Синна задумчиво опустились:

— Вы хотите сказать, что он может причинить нам неудобства?

— Именно этого я и боюсь. К тому же он действует очень успешно, если что-то задумал. Возможно, нам следует усилить охрану вокруг дома. — Графиня положила руку на локоть барона, поглаживая густой мех. — Я знаю двоих людей. Мы использовали их в качестве охраны для собрания империалистов на случай подрывных актов.

Синн был задумчив:

— Чем меньше людей мы будем знать, тем лучше для нас.

— О, я не стану упоминать настоящей причины, почему они здесь. Просто скажу, что у меня есть повод подозревать неприятности. Мы можем дать им комнату внизу, так нам легко будет их вызвать, но мешать нам они не будут.

Диафрагма барона запульсировала:

— Очень хорошо, графиня, — произнес он. — Вызывайте их.

Улыбаясь, графиня Анастасия потянулась к телефону. Она почему-то была в приподнятом настроении. Даже при том, что эти двое мужчин не составляли никакой разницы, было утешением хоть что-то делать.

— Возможно, позже, — обратилась она к барону, — вы составите мне партию в крокет.

— Буду счастлив, миледи.

Сообщая телефону, чей номер вызывать, графиня мысленно представила себе гладкий желтый газон, щелканье молотков и мячей и легкий, свежий воздух. Барона Синна, разыскивающего свой мяч в куче фруктов-кибблов. Прелестно, прелестно. А пока она будет развлекаться, план будет продвигаться вперед. Большего графиня и не желала.

— Я собираюсь немного подумать, — Мейстрал только что сел за поздний завтрак — пару сэндвичей на подвесе. — Прошу вас не беспокоить меня, если у вас не будет полной уверенности в том, что дело срочное.

Мейстрал умел достаточно хорошо играть роль аристократа, чтобы у Грегора или Пьетро Кихано могла возникнуть мысль спросить, о чем он намеревался думать и сколько это займет времени. Только Роман знал Мейстрала достаточно хорошо, чтобы уловить легкую фальшь в его поведении, но Роман был на задании в «Вулвинн Лизез Лтд.».

А истина заключалась в том, что Мейстралу было нечего делать, пока Роман не вернулся с задания, а болтаться поблизости и глазеть на реликвию, пока Кихано продолжал брюзжать, он не желал. Мейстрал, которому в действительности хотелось досмотреть видео, пока он будет есть сэндвичи, а потом — вздремнуть, знал, что поддерживать определенный ореол таинственности было важным фактором для утверждения его положения лидера, и ему было прекрасно известно, что сообщение о том, как он собирается провести послеобеденный отдых, к усилению ощущения таинственности не послужит.

Мейстрал сидел, скрестив ноги, на кровати, пока вестерн приближался в своему очищающему концу — Джесс и Присцилла мертвы, Бэт ранен, Король одинок… при последних аккордах гитары в руках человека, удалявшегося в одиночестве в кровавый закат, комок подкатил к горлу Мейстрала. Трагедия была ужасна и великолепна, и Мейстрал сразу почувствовал себя лучше. Он подавил желание съесть третий сэндвич — вообще-то он бы съел что-нибудь другое, но кухня была епархией Романа, а готовить что-то, кроме сэндвичей, Мейстрал не умел. Поэтому он растянулся на кровати и попытался заснуть.

Возможно, такая реакция человека, чести которого только что было нанесено смертельное оскорбление, могла показаться странной. Может быть, ему следовало топать ногами, бушевать и строить кровавые планы отмщения. Несомненно, Мясник Роберт так бы и поступил. Но Мейстрал был более небрежен в этик вопросах — на самом деле, у него не было ни малейшего намерения посылать вызов барону Синну или кому бы то ни было, и рисковать своей шкурой больше, чем он рисковал ею до сих пор. Мейстрал сказал это только из тех соображений, чтобы произвести впечатление на Кихано, а также потому, что Роман ожидал это услышать. Мейстрал не хуже любого другого мог сыграть роль.

Он знал, что безнадежно отстал в моральном отношении, но сознание этого, похоже, не слишком его тревожило. Вне всякого сомнения, совести у него тоже не хватало.

Так, без зазрения совести, с нервами, успокоенными сэндвичами и безопасной видеотрагедией, Мейстрал спал крепко.

Перед тем, как разбудить Мейстрала, Роман переоделся в соответствующее платье, и, с сожалением распростившись с м-ром Кастором, повесил расшитый галуном камзол в шкаф. Мейстрал, привыкший к тому, что его будили в самое неподходящее время, полностью проснулся, как только Роман тихонько поскребся в дверь.

При первом взгляде на Мейстрала, растянувшегося на кровати, Роман понял, что тот опять предавался низменным развлечениям. Подавив спазм возмущения, он доложил Мейстралу о результатах своих изысканий и наблюдал, как Мейстрал просматривал голограмму резиденции Анастасии. Мейстрал пробежал ее дважды, нервно крутя бриллиант на пальце, затем поднял глаза.

— Нам необходимо составить план, — произнес он. — Как ты думаешь, м-р Кихано умеет обращаться с пистолетом?