Пламя безумной страсти в ту ночь так и не разгорелось. Мы провели часы до рассвета на двух узких стальных койках, уснув мертвым сном, как хорошие солдаты перед сражением. Генерал Сангинариус мог бы гордиться нами.

– Сэр… – Это слово пробудило меня от сна. С трудом разлепив веки, я увидел нечто кошмарное.

Сияющие красные глаза смотрели на меня с металлопластовых стебельков. Череп существа был цельнометаллическим, с крестовидным гребнем из более темного сплава. Руки и большая часть туловища также были металлическими, зато нижняя часть лица и грудная клетка до солнечного сплетения весьма напоминали человеческую плоть.

Я ахнул и сел, чуть не уткнувшись лицом в глаз на стебельке, тревожно вспыхнувший от такой несдержанности. Сердце бешено стучало в груди, голова шла кругом.

– О Господи! – пробормотал я.

– П-п-примите мои извинения, с-с-сэр, – дребезжащим тенором произнесло существо. – Я не с-с-собирался пугать вас, но вам и ва-ва-вашей спутнице пора уходить.

Окончательно проснувшись, я как следует разглядел существо. Это был настоящий киборг, мультисерверное устройство, если мне не изменяет память. По-видимому, одна из ранних моделей. Кожа на его челюстях была изрезана глубокими морщинами, а мышцы груди, откуда выпирало настоящее попурри из трубок и шлангов, дрябло висели, как у старика. От него пахло машинным маслом и потом – не слишком приятное сочетание.

– Должно быть, ты шутишь, – услышал я голос Рэчел с соседней койки. – Это что, киборг?

– Разве не похож? – произнес женский голос. Вивид, та самая женщина, которая приветствовала нас вчера на пару с Роном, стояла в дверном проеме. – Что, никогда раньше не видела киборга?

– Нет, – ответила Рэчел, и в ее голосе прозвучало отвращение. Запрещенные образцы высокой технологии, даже устаревшие экземпляры, во многом оставались для нас тайной за семью печатями. – Откуда вы взяли его?

– Чарли – мальчик с фермы, – ответила Вивид. – Я нашла его, когда выполняла задание Фронта на Среднем Западе. Киборги там никогда не пользовались особым спросом, а Чарли к тому же едва не задавил того психа-фермера, у которого хватило смелости купить его. Убивать его они не стали, просто оставили на заброшенной ферме. Я нашла его, когда ехала на Восток, и взяла с собой.

Рэчел приблизилась к Чарли с таким видом, словно он мог укусить ее.

– Только посмотри – приборная панель поднимается и опускается в такт дыханию! Он не пугает тебя?

– Нет, но, может быть, это потому, что мы в чем-то сродни друг другу. Мой зародыш развивался в искусственной матке 5088-й модели.

Мы с Рэчел видели нерабочую модель в зале Запретных Технологий Смитсонианского института, где хранилась коллекция ужасов Божьей Десницы. Тогда зрелище показалось нам чудовищным, поскольку так говорил электронный гид. Предмет был похож на верхнюю часть торса беременной женщины, с искусственной маткой, выращенной биоинженерными методами. Половина головы была набита микроэлектроникой, от сосков отходили трубки с питательной жидкостыЬ, а брюшная полость была утыкана зондами и сенсорами, словно подушечка для иголок.

– Боже милосердный, – пробормотала Рэчел в ответ на признание Вивид. – Ты… у тебя все в порядке?

– Разумеется. Матка и есть матка – много ли ты помнишь о своем пребывании в материнском чреве? Мои предки были жокеями киберпространства, виртуальными пилотами Аскотского Центра текстурного картирования. Они собирались заработать миллионы на компьютерном планировании будущего. Им хотелось иметь детей, но мама не могла потерять свое место в команде, поэтому коллеги нажали на нужные рычаги и выбили для нее девять месяцев в 5088-й модели.

– Ужасно, – пробормотала Рэчел.

– Ужасно? Ничего подобного. Все отлично сработало, и, как видишь, я жива-здорова.

– Извини, – тихо сказала Рэчел. – Наверное, ты абсолютно нормальна, но я все же думаю, что рождение из машины… – Она не могла подобрать достаточно сильный эпитет.

Вивид звонко рассмеялась:

– Ты такая же, как и двести миллионов других американцев. Запрет новых биологических технологий был одним из самых популярных актов Десницы.

– И вполне оправданно, – добавила Рэчел. – Прекращение производства киборгов было одним из немногих добрых дел Десницы.

– Дерьмо собачье! Чуть больше моральной уверенности за счет нашей свободы? Это высокая цена, и нам приходится постоянно платить ее. Если ты разделяешь их взгляды на киборгов, то должна соглашаться и со всем остальным. – Она искоса взглянула на Рэчел. – Или ты все-таки не принадлежишь к Фронту?

Я выпрямился. До сих пор я молчал, но теперь должен был высказаться.

– Фронт тоже собирается учить нас, во что следует верить и о чем думать? Рэчел ничего не может с собой поделать: киборги внушают ей отвращение. Так ее учили с детства, и, хотя мы знаем, что наши учителя ошибались, для перемен потребуется определенное время. – Я встал и подошел к Рэчел. – Старые стереотипы поведения еще очень сильны в нас. Но чем больше мы будем знать о технологиях, запрещенных Десницей, тем легче нам будет принять то, что мы когда-то считали злом. Я хочу учиться, но принимать ваши идеи под принуждением… этого мне хочется не больше, чем отвергать их под принуждением Десницы.

Долгое время все молчали. Вивид была права со своей точки зрения, и мы тоже. Но тут добрый старый Чарли, олицетворявший золотую середину, нарушил молчание:

– Все это очень у-у-увлекательно, но мистер Эшанти и мисс Брак должны уйти отсюда до рас-с-света.

Мы невольно рассмеялись.

– Во всяком случае, мне нравится его практичность, – заметила Рэчел.

Чарли, оказавшийся превосходным поваром, приготовил для нас деликатесный омлет и подал настоящий черный кофе, хотя и не такой хороший, как у Данте. Вивид вручила нам новые “авенджеры” с запасными обоймами, а затем проводила до люка. С огнеметами в руках мы отправились по тоннелю к служебной комнате.

Внешнюю дверь мы открывали с большой осторожностью, но дикие кошки, должно быть, решили не дожидаться нашего возвращения. Правда, через несколько минут ходьбы по путям мы услышали за собой тихий топот лапок. Я не стал тратить времени даром, а сразу развернулся и нажал на курок огнемета. Яркая вспышка электрического пламени истребила все живое в радиусе шести футов от места удара. Оставшиеся в живых кошки взвыли и бросились наутек. После этого нас никто не беспокоил.

Мы вышли на улицу в предрассветных сумерках, сели в автомобиль и изучили список из трех имен: Адам Шонбрунн, Дейрдре О'Коннор и Брайан Эйвери.

– Шонбрунн работал в “Эсхатологии инкорпорейтед”, неподалеку от Уотергейта, – сообщила Рэчел. – В прошлом году я отслеживала кое-какие данные на них.

– Кажется, я помню, как ты упоминала об этом… картировщики Преисподней, верно?

Рэчел кивнула:

– Они пользовались исследованиями смерти и загробной жизни как прикрытием для картирования Преисподней. Это нелегально, но совершенно безвредно. Судя по тому, что мы видели в Преисподней собственными глазами, они были далеки от истины. Пожалуй, будет лучше, если я поеду к ним одна. Они знают меня, но, если я приведу с собой партнера, сразу же закроют рот на замок.

– Валяй, – согласился я. Картировщики Преисподней всегда поражали меня своим идиотизмом. Когда кому-то хочется лезть туда, куда все остальные не стали бы заглядывать ни за какие сокровища, – это выше моего понимания.

Я вернулся к списку:

– Остаются еще двое. Брайан Эйвери жил неподалеку от Макферсон-сквер в коммунальном доме, принадлежащем обществу под названием “Машина Очищения”.

– Звучит вполне чистоплотно.

– Последняя – Дейрдре О'Коннор. Ты только посмотри, на кого она работала!

Рэчел покачала головой и вздохнула:

– Еще один демон.

– Да. С этим мы еще не встречались.

Рядом с фамилией О'Коннор на листке бумаги было написано: “Амо-Амас-Амат филмз” (демон Асмодеус)”.

– Это порнокороль, о котором нам рассказывал Красавец. Одна я туда не пойду, Гидеон.

Я охотно согласился с ней: – Судя по тому, что я слышал, туда вообще лучше не соваться в одиночку. Давай сделаем так: я высажу тебя у картировщиков Преисподней, сам проверю этого Эйвери, а потом вернусь за тобой. На студию поедем вместе.

Офис компании “Эсхатология инкорпорейтед” находился в ветхом здании по соседству с опасным районом трущоб, но Рэчел без колебаний вышла из автомобиля. Все же я подождал, пока дверь за ней не закрылась, а потом поехал на восток, к Макферсон-сквер.

Мне пришлось поспрашивать на улице, прежде чем я нашел обиталище “Машины Очищения”. Дом стоял в узком переулке, напротив такого же древнего строения с маленьким полукруглым двориком. На фасаде этого строения красовалась надпись “СЕМЬ СМЕРТНЫХ ГРЕХОВ”, нанесенная краской из пульверизатора. Трое ребят в джинсах и жилетах из синтетической кожи сидели на ступенях крыльца и в открытую курили сигареты. Очевидно, полиция не часто заглядывала в эту крысиную дыру. Я указал на дверь противоположного дома и спросил юнцов:

– Скажите, здесь коммуна “Машины Очищения”?

Они не ответили, но посмотрели на меня так, словно я сказал что-то плохое об их мамочках. Затем самый большой парень в кожаном жилете, оставлявшем обнаженными его мускулистую грудь и руки, встал и вразвалочку подошел ко мне. Его лицо было бледным и прыщавым; схваченные лаком черные волосы торчали во все стороны лоснящимися иглами. Он улыбнулся, показав набор желто-зеленых зубов. Должно быть, эта улыбка казалась ему загадочной и угрожающей.

Затем он заговорил. Он произнес всего лишь три слова, причем первыми были “пошел на…”, но этого было достаточно, чтобы заткнуть ему пасть в киберкамере со сроком по одному году за слово.

– Я всего лишь спросил, – дружелюбным тоном отозвался я. Мне не хотелось ввязываться в драку. Беглец и убийца правоверных слуг императора не должен привлекать к себе внимание. Я развернулся и зашагал к противоположному дому, собираясь постучать в дверь, но тут на мое плечо легла тяжелая рука.

Мой новый знакомый снова произнес три заветных слова. Я повернулся и посмотрел на его ухмыляющуюся физиономию.

– Я уже слышал это, – вежливо ответил я. – Если у тебя есть что добавить, то я слушаю, а если нет, то меня ждут другие дела.

Моя речь не произвела на него впечатления. Он еще раз повторил свое заклинание – на этот раз погромче и с увеличенными паузами между словами. Очевидно, это были единственные слова, которые он знал, и я сомневаюсь, что он понимал их смысл.

Я взглянул на двух других парней, сидевших на крыльце.

– Скажите, чего он хочет? Дать ему косточку или погладить по головке?

Заговорил более высокий, расчесывавший свои длинные космы с тех пор, как я вошел в переулок. Его словарь оказался более обширным, но речь была не более вразумительной, чем у его приятеля.

– Ему западло, что ты винтишь к Чистякам, – объяснил он.

– Передайте ему, что мне очень жаль разочаровывать столь красноречивого молодого человека, но я вынужден это сделать. – Я повернулся и пошел прочь. На мое плечо снова легла рука, и я услышал первые два слова, произнесенные с той же интонацией. Но третьего я не услышал. Оно застряло в горле у паренька вместе с ребром моей правой ладони.

Я старался немного сдержать удар, поскольку никогда не считал невежество смертным грехом, но парень оказался ближе, чем я ожидал, и я ударил его сильнее, чем собирался. Он упал так, словно кто-то выхватил мостовую из-под его ног, и распростерся на асфальте. Его руки потянулись к горлу; секунду спустя он выкашлянул сгусток крови. У меня возникло подозрение, что я разбил ему гортань. Жаль, конечно, но если те три слова были единственными, которые он знал, то это небольшая потеря для человечества.

Двое других юнцов мгновенно вскочили и бросились ко мне – один с длинной заточкой, вынутой из сапога, а другой со своей металлической расческой, которую он держал как опасную бритву. Не теряя времени, я выхватил “авенджер” и направил его на них.

– Спокойно, джентльмены. – Я посмотрел на задыхающегося парня, валявшегося на мостовой. – Отведите вашего друга домой и постарайтесь показать его врачу. А если возникнут вопросы, можете сказать, что он нечаянно поранился электробритвой.

Заточка и расческа исчезли. Ребята поставили на ноги своего очаровательного компаньона. Он все еще харкал кровью, но было ясно, что выживет. Я подождал, пока они не скрылись в своей крысиной норе, а потом подошел к другой двери.

Мне даже не пришлось постучать. Дверь открыла юная девушка, выглядевшая так, словно она только явилась с кинопробы на “невинную фермерскую девочку из Оклахомы”.

– Заходите, брат, заходите быстрее, пока силы греха не восстали против вас!

Я поблагодарил ее и вошел. Кто может отказать, услышав такое приглашение?

– Я наблюдала за вами из окна, – сказала она. – И видела, как вы сражались с теми, кто глумится над добродетелью. Несомненно, Господь был на вашей стороне.

– Пистолет тоже не помешал.

Я огляделся вокруг. Здесь, в самом деле, было чисто – почти до тошноты. Помещение напоминало университетскую аудиторию, предназначенную для совместных молитв. Ничто не указывало на то, что местные обитатели когда-либо веселятся.

– Мисс, не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

– Здесь меня зовут Темперанс, – сообщила она. – Некоторые из нас берут себе имена великих добродетелей и стараются жить в соответствии с ними. В отличие от тех, кто живет напротив: они превращают себя в подобие семи смертных грехов.

– М-м-м, понятно. А где все остальные?

– Проводят время в молитвах, и медитации. Или творят добро в грешном мире, сдерживая силы Преисподней и выполняя задания Божьей Десницы.

Вот как? Я понял, что мне следует вести себя поосторожнее.

– Сегодня моя очередь стоять на страже у входа и следить за тем, чтобы ни один грех не проник в нашу обитель, – продолжала девушка.

– Что ж, я постараюсь… не грешить, – с запинкой отозвался я. – Послушай, Темперане, мне нужна информация об одном из членов вашей общины. Его звали Брайан Эйвери.

Ее лицо вытянулось, и мне показалось, что я заметил слезы в ее глазах.

– Ах да! Бедный, бедный мальчик. Он мужественно боролся с грехом, но, должно быть, потерпел неудачу.

– Что ты имеешь в виду?

– Два дня назад слуги Десницы послали его к престолу Всевышнего. Они бы не сделали этого, если бы он не заслуживал быстрой смерти.

У меня неожиданно вспотела шея.

– А ты не думаешь, что они могли ошибиться?

– Говорят, что такие приговоры оглашаются самим императором. А император никогда не ошибается, ибо получает указания от Всевышнего.

Я слышал эту болтовню и раньше, но сейчас она мне нравилась гораздо меньше. Однако сердиться на несчастное, убогое создание, стоявшее передо мной, было глупо.

– В чем же заключался грех Брайана Эйвери?

– Не знаю, – ответила она. – Нам казалось, что он шел по тропе доброты и справедливости. Я не видела в нем изъянов – лишь стремление бороться со злом и творить добро.

– Он когда-нибудь участвовал в распространении незаконных технологий? Имел отношение к запрещенным… – Я замолчал при виде ее потрясенного лица.

– О нет! – произнесла она с такой искренностью, что я сразу же поверил ей. – Брайан никогда не связывался с подобными вещами. Как и все остальные члены нашей общины.

– Извини. Он случайно не говорил по-латыни?

– Латынь?

– Это древний язык. Ты когда-нибудь слышала, как он говорит по-латыни что-то вроде vocabulum est… и так далее?

Она уставилась на меня, как на сумасшедшего.

– Нет, никогда.

– А во сне?

– Мы не делим друг с другом кельи для сна, – произнесла она таким тоном, как будто я оскорбил ее. – Но моя келья находится рядом с его дверью, и я ни разу не слышала оттуда ничего, кроме молитв.

– Хорошо, забудем об этом. Скажи, а где Десница осуществила свой приговор?

– Здесь. Они вошли, поднялись наверх и отправили его к Всевышнему прямо в постели.

– И никто не пытался предупредить его?

– Разумеется, нет! Кристофер дежурил у дверей. Он впустил их, а все остальные ждали, пока не свершится суд.

– Вы знали, зачем они пришли?

– Только Кристофер. Они спросили, где живет Брайан, и он объяснил им.

– А вы и пальцем не пошевелили.

– Да. Ведь это же Божья Десница! Она выкорчевывает наши грехи и отсылает их на суд Господа. Вы должны это понимать, ведь вы же американец.

– Да, – ответил я, ощущая стыд, гнев и бесконечную печаль. – Конечно, понимаю. Последний вопрос: сколько ему было лет?

– Брайану? Недавно исполнилось семнадцать.

Семнадцать. Никто не заслуживал такой смерти, не говоря уже о семнадцатилетнем подростке. Брайан Эйвери пытался очистить свою душу от несуществующих грехов, а между тем его так называемые друзья молча смотрели, как убийцы вершат свое грязное дело. Я подумал о “Семи Смертных Грехах” на той стороне улицы, затем о “Машине Очищения”, и будь я проклят, если знал, кто из них хуже.