Рэчел только что напомнила мне о моем промахе. “Ты так чертовски неформален, что даже еще не назвал наши полные имена”, – заметила она. Возможно, она права, и пора заполнить некоторые пробелы. Я расскажу вам, кто мы такие и чем занимались… хотя понятия не имею, чем мы занимаемся сейчас.

В двух словах, мы любим друг друга и работаем на Божью Десницу, которая отчего-то невзлюбила нас. Меня зовут Гидеон Эшанти, возраст 32 года, место рождения – Вашингтон. Мою коллегу, подругу и любовницу (хотя это грязное слово) зовут Рэчел Брак. Ей 31 год, родилась она тоже в Вашингтоне.

У Рэчел европейский тип кожи, рост пять футов шесть дюймов, вес 130 фунтов. Рыжие волосы, голубые глаза, великолепная фигура. Очаровательное лицо. Мой тип кожи африканский, рост шесть футов один дюйм, вес 180 фунтов. Черные волосы, карие глаза. Что касается красоты, то я ей в подметки не гожусь, хотя, пожалуй, вы не стали бы швыряться в меня камнями. Вот так, теперь вы можете опознать наши трупы.

Мы работали следователями в ОИР, или Отделе искусственной реальности. Непыльная работенка, хотя вы бы так не сказали, судя по мокрому делу, которое мы провернули прошлой ночью. Большую часть времени мы сидим за своими мониторами и отслеживаем признаки, указывающие на нелегальную технологическую деятельность – ради выгоды или по любой другой причине.

Я фиксирую недозволенные или подозрительные сделки с программными компонентами и тому подобными вещами, которые могут привести к обнаружению и аресту любого, кто пользуется аппаратами виртуальной реальности. Рэчел сильна в составлении разведотчетов на основании различных источников информации: от конкретных лиц до электронного трекинга.

Другими словами, я гончая, а она хорек. Мы отлично работаем на пару и выявили массу грешников, что, в свою очередь, позволило произвести массу арестов.

Но мы не безупречны. Иногда мы выпускаем рыбку из сети и берем на себя роль судей, но об этом никто не знает. Пожалуй, это происходит потому, что у нас слишком мягкое сердце. А может быть, размягчение мозгов. Дело в том, что во многих случаях нелегалы не причиняют настоящего вреда ни другим людям, ни обществу в целом. Но если бы Десница узнала о них, им пришлось бы встретиться с судьей и палачом в одном лице.

Рэчел это немного беспокоит. Ей кажется, будто мы предаем не только Божью Десницу, но и самого Бога. Может быть, Десница и большой Парень – я не имею в виду Солюкса – в самом деле находятся в дружеских отношениях, но лично я в этом сомневаюсь. Попробуйте хотя бы недолго поработать в правоохранительной системе под контролем Десницы, и вы убедитесь, что ею управляют самые обычные люди, пользующиеся Божьим именем для оправдания своих поступков.

Почему же тогда я уже давно не ушел оттуда? Может быть, так и следовало поступить. Но мне всегда хотелось работать в правоохранительных органах. Мой отец, упокой Господи его душу, был полицейским еще в те времена, когда Десница не пришла к власти. Он плохо относился к новому режиму, так как считал, что людям не следует указывать, как им думать и кому молиться. Поэтому он вышел в отставку так быстро, как позволили обстоятельства, и умер пару месяцев спустя. Мне было всего лишь пятнадцать лет. Мама говорила, что у отца не выдержало сердце, когда он увидел, во что превращается департамент полиции.

Но мне хотелось пойти по его стопам. Кроме того, я обожал работать в киберпространстве, поэтому, разумеется, попал в ОИР. Там быстро смекнули, что я не святоша. Мои показатели по усердию и производительности труда всегда были отличными, но я так и не выбился в ряды Посвященных. После сегодняшней ночи стало ясно почему.

Биография Рэчел в основном похожа на мою. Фактически мы вместе ходили в высшую школу. Я помню ее, хотя в то время не уделял ей особого внимания, как, впрочем, и она мне. Время от времени я встречал ее во время стажировки в академии, но мы посещали разные семинары. Лишь четыре года назад, когда мы стали партнерами, я по-настоящему познакомился с ней.

Для меня знать ее означало любить ее, и наоборот. Но нам понадобилось еще три года, чтобы стать настоящими любовниками. Когда мы, наконец, разобрались в своих чувствах друг к другу, стало ясно, что если мы хотим продолжать работать, то возможность брака отпадает. Десница косо смотрит на партнеров по работе, связанных брачными узами. Да, один из нас мог подать в отставку, но дело в том, что, когда вы уходите с работы в Деснице, не достигнув пенсионного возраста, вам вряд ли удастся найти работу в каком-либо другом месте. Солейн Солюкс и его правительство вроде собаки на сене: либо любишь меня, либо никого.

Поэтому нам оставалось лишь стать “прелюбодеями”, как это называется на их жаргоне. Любая сексуальная связь, романтическая или нет, незаконна и наказывается тюремным заключением, если она не освящена браком через Божью Десницу. Насколько мне известно, за прелюбодейство еще никого не вычищали, даже в высших сферах – вроде того случая, когда администратора из Департамента правонарушений застали в уотергейтской комнате за плотскими утехами с консультанткой информационного центра “Божьего Гласа”. Он получил двадцать лет, она – пятнадцать, но, по крайней мере, оба живы, если можно назвать жизнью существование в Домах Покаяния.

Им повезло больше, чем помощнику секретаря в Департаменте благочестивого страхования, который имел несчастье влюбиться в мужчину и однажды был пойман с поличным.

Публичная порка и кастрация – высокая цена за желание провести ночь с кем-то по своему выбору.

Но я снова отклоняюсь от темы. Божья Десница оказывает такое воздействие на людей: вспоминаешь одну страшную байку, и на ум тут же приходит еще дюжина. Что касается Рэчел и меня, то нам не составляло труда встречаться друг с другом, избегая бдительных глаз и гнева Десницы. Мы оба живем в Башне, и, насколько я знаю, видеокамеры установлены только в лифтах и на лестничных площадках. Возможно, мы ошибались, и все-таки нас не стали бы вычищать за обычное прелюбодеяние. Опозорить и посадить в тюрьму – разумеется, но не убить.

Думаю, о серьезности наших отношений свидетельствует тот факт, что мы были готовы рисковать, зная, какая судьба нас ожидает в случае разоблачения. А теперь мы бежим, спасая свою жизнь, и черт меня побери, если я знаю, почему это произошло.

По крайней мере, у нас было где провести остаток ночи. Данте – один из хороших парней, пусть и не с точки зрения закона. С виду он добропорядочный специалист по ремонту электронных приборов, но в душе – неисправимый хакер, приторговывающий незаконно добытыми сведениями. Впрочем, совершенно невинными. Информация о действительно плохих парнях, которую он скормил нам в прошлом – включая сетевика, распространявшего детское порно, – позволила ему свободно блуждать в зоне нашей ответственности, не опасаясь возмездия.

Мы не могли воспользоваться моим автомобилем или машиной Рэчел: за ними наверняка наблюдали. Подземка тоже отпадала, так как агенты Десницы могли выследить нас по нашим кредитным кодам. Поэтому я украл автомобиль.

На минуту-другую это событие ошарашило Рэчел, но потом до нее дошло: раз уж они преследуют нас за убийство, какая-то паршивая автомобильная кража ничего не изменит. Они не могут убить нас дважды.

В моем спасательном комплекте имелся набор поддельных номерных знаков, а “гейтсмобиль” был таким старым, что моя универсальная карточка моментально открыла его. Мы поехали к Данте. Разумеется, это его хакерское имя, а не настоящее. Зачем компрометировать парня, который оказывает вам услуги?

Данте живет около вокзала Юнион. Когда мы проезжали мимо, я обратился к Рэчел:

– Не хочешь сесть на поезд и отправиться в неведомые страны?

– Как будто мы можем попасть на поезд! – фыркнула она, прекрасно понимая, что я шучу.

Квартира Данте расположена на чердаке. Это одна большая комната с занавешенным альковом и крошечный совмещенный санузел с узкой дверцей. Все остальное – кухня, гостиная, рабочее место и компьютерная станция – открыто нараспашку.

Около пяти утра мы позвонили в его дверь, и он открыл нам. Вид у него был совсем не сонный. Он хакерствовал, и мягкое сияние его монитора было единственным светом в комнате. Нелегалы большей частью работают поздней ночью; в это время суток сети не так загружены, хотя труднее улизнуть, если тебя зацепили.

Когда он увидел нас, его глаза расширились. В конце концов, мы все еще были представителями закона.

– Ого! – произнес он. – Привет, Рэчел и Гидеон. Каким ветром вас сюда занесло? Решили устроить очную ставку и расколоть очередного мошенника?

– Как раз наоборот, – ответил я. – Нас самих раскололи.

Данте озадаченно покачал головой и впустил нас внутрь. Его длинноволосая костлявая фигура двигалась с разболтанной легкостью. Мы устроились на кушетке, а он опустился в свое рабочее кресло – самое комфортабельное место в квартире, поскольку именно там он проводил восемнадцать часов в сутки. Пробежавшись пальцами по клавишам, он выключил монитор.

Мы с Рэчел поведали ему о ночном нападении чистильщиков и о том, как нам удалось спастись. Его глаза распахнулись еще шире.

– Вы, ребята, вычистили команду чистильщиков? Пожалуй, Солюкс вас за это по головке не погладит.

– Знаю, – сказал я. – Но мы хотим знать, отчего Десница вообще так взъелась на нас. Ведь мы ничего не сделали.

– Мы же сотрудники ОИР, будь он проклят, – добавила Рэчел. – Мы стоим на страже закона и верим в справедливость Десницы, даже если ее агенты… – Она замолчала, не в силах подыскать слова.

– … порой переходят все границы? – закончил Данте. – Обрушивают железный кулак на то, что когда-то было свободой мысли, речи и поведения? А знаете ли вы, что это началось еще задолго до Десницы… Проклятый чип “Клиппер”…

Он встряхнулся, словно мокрый пес, и широко улыбнулся:

– Возможно, они решили прижать вас к ногтю за мягкое обращение с парнями вроде меня. Большинство других сотрудников ОИР уже пустили бы меня в расход.

Рэчел покачала головой:

– Этого недостаточно. Мы отделались бы выговором, но смогли бы доказать, что ты стучишь на гораздо более опасных хакеров, и поэтому мы не трогаем тебя.

Я вспомнил один из недавних случаев:

– Помнишь, пару недель назад мы зацепили двоих ребят? Твое типичное программирование вероятностных характеристик в подпольном киберпространстве? Мы дали им еще один шанс, позволили уйти.

– За это нас не стали бы вычищать, – упорствовала Рэчел.

Данте рассмеялся:

– Вы, ребята, пытаетесь мыслить логически, а это ни к чему не приведет. Когда в последний раз Департамент правонарушений наказывал только негодяев? Если вы ослеплены священным светом Солюкса, позвольте вам напомнить: это обычная тирания. У кого-то наверху зачесалась задница, и внизу начинают чистить каждого десятого.

– Возможно, ты прав, – признал я. – Но в первую очередь нам нужно выяснить, что Десница имеет против нас… или думает, что имеет.

– На вашем месте я бы быстренько сел на 1087-й до Африканского побережья, – возразил Данте. – В прибрежных республиках сейчас сложилось нечто вроде высокотехнологичной свободной зоны. Не лучшее местечко, но Десница пока что туда не дотянулась.

– Мы не собираемся ударяться в бега, – сердито сказала Рэчел.

– Ты чертовски права, крошка. Мы всю жизнь работали на правительство, и я не собираюсь завязывать с этим лишь потому, что кому-то вздумалось пострелять. Я хочу получить ответы, даже если нам придется обратиться прямо к Солюксу.

– Можете быть уверены, до этого дело не дойдет, – заметил Данте. – Слушайте, дайте мне покопаться в подпольных сетях, идет? Может быть, всплывет что-нибудь интересное по вашему делу. Я не такой уж крутой хакер, но если что-то просочится наружу, то смогу узнать об этом. Тем временем вы можете маленько вздремнуть. Забирайтесь в мою берлогу, а я грузанусь еще на пару часов. Только… э-э-э, ничего не сломайте, ладно?

Он понимающе улыбнулся и повернулся к своему монитору. Мы с Рэчел воспользовались приглашением Данте, но он наверняка был разочарован: упав на матрац, мы не издали ни звука. Тот, кто говорил, будто опасность вселяет пламя в гениталии, имел в виду не нас, а кого-то другого. Мы устали. Нам было страшно, и все, чего нам хотелось, – это обнимать друг друга во сне.