На следующее утро Форестера вызвали телетайпом в столицу он должен был присутствовать на последнем заседании Совета безопасности. Правительство уже готовилось сложить полномочия в день выборов, призванных ратифицировать либо отклонить соглашение с гуманоидами. Однако предвыборные страсти накалялись — фанатичные противники машин проводили ожесточенную кампанию против андроидов.

Некоторые лидеры лейбористов опасались, что машины принесут с собой безработицу, хотя гуманоиды и обещали такое сокращение рабочего дня и повышение зарплат, какого никогда не удавалось добиться забастовками. Главы религиозных организации опасались, что знание и могущество гуманоидов откроет людям дорогу к вседозволенности и оттолкнет их от религии. Бюрократы неодобрительно относились к идее общества без сословий и классов.

Однако гуманоиды быстро изучили искусство политики. Они открывали офисы в каждом населенном пункте, демонстрируя всем желающим свои способности и благожелательность. Многочисленные машины стучались в двери, называли жителей по именам и призывали прийти на выборы и проголосовать в пользу соглашения, обещая райские кущи. Когда день выборов наконец наступил, лишь некоторые скептически настроенные граждане проголосовали за то, чтобы остановить наступление машин. Одержавшие победу гуманоиды не придали этому особого значения и предлагали свои услуги в равной степени сторонникам и противникам. Они издали приказ о расформировании правительства и немедленно приступили к уничтожению военного потенциала. Форестер задержался в столице еще на несколько дней, чтобы лично засвидетельствовать, как гуманоид вложил ручку в трясущиеся пальцы президента и продиктовал ему текст отречения от должности.

После того как члены расформированного Совета безопасности по очереди пожали на прощание руку бывшему президенту, тот шепнул Форестеру:

— Я вне игры. Теперь все зависит только от вас.

Посмотрев в его влажные подслеповатые глаза, Форестер молча кивнул. Он осознавал, что вся тяжесть секретного проекта отныне лежит лишь на его собственных усталых плечах. Однако, покидая правительственное здание, он чувствовал и некоторое облегчение — точно так же гуманоиды возьмут контроль над военным флотом Трипланетного альянса и избавят его собственную планету от невидимых детонаторов. Наконец-то можно было отправиться в Стармонт, к Рут и научным изысканиям, которые он так любил. Захваченный предвыборной горячкой, он совсем забыл о своей ночной поездке на старый маяк. Марк Уайт, его подозрительные сторонники и ненависть, питаемая ими к гуманоидам, — казалось, что всему этому просто нет места в наступающем светлом будущем.

Гуманоиды изъяли служебный самолет Форестера, объяснив, что подобные примитивные механизмы представляют опасность для человека. Когда один из андроидов отвез его в аэропорт, доктор обнаружил приготовленное для него совершенно новое и необычное средство передвижения: нечто длинное, зеркальное, в форме слезинки, лишенное крыльев и любых других движителей. Две машины проворно помогли Форестеру войти в овальную дверь, за которой оказалось полое пространство аппарата, прозрачного изнутри. Плотный материал покрывал все механизмы, и нигде не было видно панели управления. Дверь за спиной доктора закрылась сама собой.

— Каков принцип работы аппарата? — поинтересовался Форестер.

Машина, стоящая позади него, произнесла нейтральным голосом:

— Дверь управляется скрытым родомагнитным лучом.

Второй андроид стоял в противоположном конце аппарата и молча смотрел прямо перед собой. Он ни к чему не притронулся, но машина бесшумно поднялась в воздух. Первый гуманоид разложил низкую кушетку, вмонтированную в стену, и поинтересовался, не желает ли доктор присесть. Но Клэй не собирался отдыхать. Острое беспокойство овладело им, и десятки вопросов готовы были сорваться с языка.

— Крейсер двигается благодаря энергии превращения вещества. Конверторы находятся на Крыле IV, и энергетический заряд доставляется в нужную точку скрытым родомагнитным лучом. Сила, которая двигает корабль, создается в родомагнитном поле, — проинформировала доктора бесстрастная машина.

— А дальше? Какова стабилизационная способность поля?

— Не в нашей компетенции давать вам такую информацию. Люди, которые пользуются нашими услугами, вряд ли нуждаются в этом знании, а наука часто используется во вред Основной Директиве, — ответил андроид.

Форестер почувствовал себя неуютно. Оставшееся время он просто наблюдал за тем, что происходило снаружи. Крейсер быстро поднялся к перистым облакам, вошел в ионосферу. Доктор мог видеть, как медленно вращается его планета, как горы делаются маленькими и плоскими, а красные солнечные лучи падают на землю. Так же неожиданно, как и взлет, гуманоиды осуществили посадку на странном поле.

«Это — Стармонт?!»

Знакомые пейзажи бескрайней пустыни были ответом на его безмолвный вопрос, но все остальное вокруг изменилось. Новые стены и башни поднимались отовсюду, сияющие пастельными тонами в солнечных лучах. Возникшие из ниоткуда прекрасные сады заполняли неизвестные, вероятно, привезенные с других планет, растения.

Дверь крейсера не имела специальной ручки, но бесшумно открылась сама, как только доктор подошел к выходу. Предупредительные машины помогли ему спуститься на землю, пожалуй, слишком уж оберегая от возможных травм. Форестер едва дышал, глядя на новый коричневый тротуар и посадочную полосу в надежде увидеть лица жены и друзей. Внезапно он ощутил острое чувство безысходности.

Экзотические сады, посыпанные гравием аллеи и высокие стены виллы не стали для доктора сюрпризом — он знал, что вечно движущиеся машины перестраивали все вокруг в некое подобие рая. Еще мгновение Форестер не мог понять, что же именно было не так. Он пристально всматривался в зеленые сады на месте здания администрации и не понимал, почему высокие толстые стволы посаженных гуманоидами деревьев вызывают у него такое беспокойство. Наконец он понял, что не видит белой бетонной башни главного телескопа. Форестер с силой выдохнул и снова посмотрел на янтарно-голубую виллу на вершине горы.

В голосе его звучало обвинение:

— Где он? Где большой рефлектор?

Совершенный телескоп был его жизнью. Путь к его постройке был дольше, чем полет кораблей с Крыла IV. Он помог Форестеру открыть родомагнетику, и тот искренне рассчитывал провести остаток жизни возле него, изучая отдаленные галактики в поисках намека на первичную материю Вселенной.

Теперь же на месте телескопа стояло новое прекрасное сооружение. Осознание этого вызвало у доктора настоящий шок. Какой-то краткий миг он пытался поверить, что гуманоиды просто перенесли драгоценный инструмент на другое место, но машина спокойно ответила:

— Обсерватория была уничтожена.

Ужас обуял доктора и на время заставил его забыть о первоначальной ярости. Голос его звучал хрипло:

— Но почему? Вы не имели права…

— Все необходимые права устанавливать и развивать наш контроль над вашей планетой были даны нам посредством свободных выборов. А пространство, которое занимал телескоп, понадобилось для постройки вашего нового жилища, — бесстрастно произнес гуманоид.

— Я хочу, чтобы рефлектор вернули на место.

Грациозная машина застыла на месте глыбой льда, и казалось, ее металлические глаза не способны видеть окружающее.

— Это невозможно, сэр. Оборудование обсерватории слишком опасно для вас — вы легко можете пораниться тяжелыми инструментами, разбитым стеклом, электрическим током, воспламеняющейся бумагой или пленкой, можете отравиться ядовитыми растворами для фотографий.

Форестер дрожал от возмущения.

— Вы обязаны вернуть мой телескоп. Я намерен продолжить астрофизические исследования.

— Научные изыскания больше не нужны, сэр, — на тонком металлическом лице отражалась лишь обычная доброжелательность. — На других планетах мы уже имели возможность убедиться, что любые знания редко делают людей счастливыми, а научные достижения часто используются для разрушения. Некоторые безумцы даже пытались атаковать Крыло IV незаконно укрываемым оружием.

Форестер чувствовал, что его трясет от негодования.

Мелодичный голос, звучавший так заботливо и по-дружески, продолжал:

— Поэтому, Клэй Форестер, вы должны забыть свою научную деятельность. Займитесь чем-нибудь, что сделает вас счастливым без вреда для окружающих. Мы предлагаем философию или шахматы.

Миниатюрная машина спокойно слушала, как доктор проклинает ее на все лады. Темное высокоскулое лицо отливало бронзовым и голубым, и гуманоид сохранял торжественный вид. Новая волна страха затопила Форестера, и он хрипло спросил:

— Где моя жена?

На протяжении нескольких месяцев ратификационной кампании он находился вдали от Стармонта, боясь хоть чем-то выдать тайну проекта «Молния». Тем не менее он каждый вечер звонил Рут и разговаривал с ней, пока вскоре после выборов телефоны не изъяли. Доктор обещал, что скоро вернется домой, и они вновь соединят свои жизни, разорванные когда-то вспышкой сверхновой. Не в силах унять дрожь, Форестер размышлял, почему жена не встречает его.

Звонкий голос гуманоида произнес:

— Рут здесь. Она ждет вас в новой комнате для игр.

— Вы не скажете ей, что я вернулся домой?

— Ее уже известили.

— И что она сказала?

— Она спросила, кто вы такой.

Ужас заставил доктора задержать дыхание.

— Что? С ней все в порядке?

— О, она в полном порядке с тех пор, как мы вернули ей счастье.

— Вернули — что?

— Она была несчастна. Мы поняли причину ее проблем лишь несколько дней назад, в ту ночь, когда вы сообщили ей по телефону, что возвращаетесь домой. Гуманоид нашел ее плачущей в постели, — ворковал металлический голос.

Волна гнева заставила доктора сжать кулаки.

— Ну и что? Да, у нас были проблемы, но Рут не была несчастна. Что вы с ней сделали?

— Мы спросили о причине ее слез. Она сказала, что стала нервной с тех пор, как ей стало нечего делать в офисе или по дому. Она боялась вашего возвращения, потому что утрачивала молодость и красоту, — ответила машина.

— Но это неправда! Рут еще совсем молода! — Форестер нетерпеливо взмахнул рукой перед лицом неподвижного андроида.

— По сравнению с нашими телами из металла и пластика любое человеческое тело является очень хрупким и недолговечным Ваша жена боялась старости много лет — так она нам сказала. Но мы уничтожили ее страхи и сделали ее снова счастливой.

— Отведите меня к ней!

Едва дыша, Форестер последовал за гуманоидом по новому красноватому тротуару. Огромные двери бесшумно открылись, как только они приблизились. Пройдя мимо янтарных колонн, доктор попал в свое новое жилище, из которого еще не выветрились запахи новой синтетики. Стены покрывало некое подобие светящегося атласа, который мог становиться прозрачным либо принимать любую окраску по желанию владельца. Широкие ниши вдоль стен украшали живописные сцены из истории других миров, должно быть, тех, которые гуманоиды подчинили раньше. Однако Форестеру сейчас было не до чудесных новшеств.

В дверях комнаты для игр его едва не сбила с ног волна тяжелого запаха. Он хорошо знал его — так пахли духи Рут. Их аромат всегда нравился доктору, но сейчас он просто ударял в голову. Стены огромной комнаты сплошь покрывали яркие гобелены, изображающие играющих детей и животных, — наверное, гуманоиды скопировали их из какой-нибудь детской книжки.

Форестер обнаружил жену сидящей прямо на полу, вытянув ноги, в позе ребенка трех-четырех лет. Было похоже, что она вылила на себя целый флакон духов — запах стоял просто невыносимый. Гуманоид стоял возле нее и следил за ней с неусыпным вниманием. Поначалу Рут даже не заметила мужа.

Хриплым от страха и ужаса голосом доктор позвал ее:

— Рут! Рут, дорогая! — Колени его подгибались.

Она строила башенку из мягких разноцветных пластмассовых кубиков. Движения молодой женщины были осторожны, а на лице застыло сосредоточенное выражение. Услышав голос мужа, она повернула голову в его сторону, но не сделала никакой попытки встать. Посмотрев на доктора, она залилась веселым смехом, и Форестер понял, что ни возраст, ни внешность в самом деле больше не волнуют ее.

— Рут, бедняжка моя!

Она выглядела столь же молодой, как в ту ночь, когда голубой свет сверхновой разлучил их. Ее нежная кожа порозовела от лосьонов и массажа, а темные волосы были перекрашены в светло-русый цвет. Брови выщипаны, пожалуй, слишком сильно, а помада на губах слишком яркая. На ней было прозрачное голубое неглиже, которое раньше казалось ей чересчур откровенным. Вся тревога и страх полностью исчезли из ее огромных сияющих глаз.

— Привет! — наконец сказала она ему по-детски мягким и торжественным голосом, не выпуская из рук мягкие пластмассовые кубики. Длинные алые ногти странно сочетались с ее теперешней манерой держать вещи. — А ты кто?

Ужас на время лишил Форестера дара речи, но он заметил, что она все же узнала его. Пластиковый кубик выпал из ее руки и покатился по полу. Гуманоид мгновенно подхватил его и положил возле девушки, но она не притронулась к игрушке. В темных глазах жены доктор увидел напряжение — она словно силилась что-то вспомнить. Наконец Рут тихонько прошептала:

— Тебя зовут Клэй. Правда, Клэй?

Звучание ее неуверенного голоса вызвало слезы на глазах Форестера. Он рванулся к жене:

— Моя радость! Что они с тобой сделали?

Ее удивленные глаза засветились необъяснимой тоской и радостью, тонкие белые руки протянулись в импульсивном порыве навстречу Форестеру. Она не чувствовала охватившего его страха, но, рванувшись к мужу, опрокинула башенку из кубиков. Глаза ее по-детски округлились, а пунцовые губы искривились от громкого восклицания — совсем как ребенок, у которого отобрали игрушку.

— К вашим услугам, Рут Форестер. — Быстрый маленький гуманоид помог ей собрать кубики, и она принялась строить башенку заново. Растущая неуверенность ушла из ее глаз. Поглощенная игрой, она улыбалась от удовольствия. Форестер услышал счастливый детский лепет. Она забыла его.