Историк нарисовал последний иероглиф, поставил точку и, вздохнув, отложил кисточку. Потом провел ладонями по лицу, по седым волосам, которые на глазах начали наливаться чернотой. Щеки зарумянились, разгладились морщины… Что-то грузно плюхнулось на стол рядом с раскрытой книгой. Это был попугай, как всегда взъерошенный, одноглазый.

Попугай прошелся по столу и укоризненно выговорил:

— Иногда меня посещает странная мысль: не ошиблась ли я? Может, было бы лучше оставить тебя в катакомбах с дыркой в сердце?

— Я был бы не против, — после долгого молчания ответил Ву.

Тысяча лет… И еще полтыщи. Всякие личные желания давным-давно умерли, инстинкт самосохранения тоже, однако он никак не мог подвести черту: удерживала тревога за судьбу человечества. Его выживание зависело от него. Ву задумался: может, и в этом он ошибается?.. Вот и попугай, нахохлившись, изрекает:

— Не вижу никакой необходимости в продолжении маскарада…

— Маскарада? Иллюзия порой бывает куда убедительнее, чем реальность.

Он еще раз бросил взгляд на исписанную последнюю страницу. Столбцы древних китайских иероглифов заполняли ее всю, только внизу оставалось место. Для самого последнего, самого важного и необходимого значка, который, как дверь в комнату, одновременно служит и входом, и выходом.

Вздохнул, обмакнул кончик кисти в тушь и каллиграфически вывел — конец.

Вот он, итог, но не всей книги, а только длинной, длинной главы…