Мы приходим домой. Папа сидит на диване, будто ничего не случилось. Словно он не уходил в самоволку и мне не пришлось весь день просидеть в школе, пытаясь придумать, что я буду делать, если он не вернется. Я решил, что мы с Билли переедем жить на Ибицу к Бабуле Ибице. Я даже написал на уроке ей письмо.

Ола, Бабуля Ибица!

Адьос,

Мы решили, что хотим приехать к тебе жить на Ибицу. Мы помним, что ты сказала, когда уехала, что теперь для тебя настало время подумать о себе. Но мы думаем, что ты этим занимаешься уже года два и пришла пора подумать и о нас. Мы поможем тебе в этом, когда прилетим следующим рейсом. Я готов массировать тебе ноги (за плату). Боюсь, что бесплатно делать это уже не смогу: есть закон об эксплуатации детского труда. Прошли времена, когда дети чистили печные трубы. Хотя я знаю, что ты застала те дни и поэтому считаешь, что это все пустяки.

Бекет Рэмзи, практикующий доктор

Папа с нами не приедет. Я понимаю, что это для тебя большая неожиданность, но ты же сама говорила, что людям старше двадцати пяти лучше не жить с родителями. Поэтому папа и не приедет на Ибицу. Пожалуйста, не огорчайся. У тебя будем мы, и мы, в отличие от папы, не пахнем макрелью. Кстати, с нами в чемодане приедет улитка. Брайан – так зовут улитку – много места не займет. Единственное, что нужно, – это свежезастеленная кровать после долгого пути (скорее всего, твоя). У меня он уже ночевал, поэтому пусть его теперь берет кто-нибудь другой. Брайан не любит бывать на солнце. И в песке. И в море, если подумать, тоже. На самом деле, мы думаем, Испания ему не очень понравится, поэтому мы и спрашивать его не стали.

Билли Рэмзи, заклинатель улиток

Мы входим в гостиную, и я понимаю, что письмо Бабуле Ибице можно выбрасывать. Папа поднимает на нас взгляд и самым будничным голосом говорит «Привет». Вот так, запросто. У него в ногах лежит мешок с мусором, такой большой, словно это мешок для подарков Санта-Клауса. Папа убрал мусор, оставшийся после вечеринки.

Одним гигантским прыжком Билли подскакивает к папе и вжимается ему в живот, как в огромную зефирку.

– Привет, папочка! А меня прошлой ночью тошнило, как кота подзаборного, – с гордостью заявляет Билли, отскакивая обратно от живота. Я бормочу: «Как пса», но Билли игнорирует меня и, обняв папу, продолжает: – Прямо везде. Я думал, это лимонад, но потом я увидел морковку. Я не ел морковку на празднике, папа, правда.

– Это киш. Мне пришлось вытирать его при помощи коврика из ванной. – Я сжимаю челюсть и швыряю школьный рюкзак в угол. Скрестив руки на груди, я встаю прямо перед папой: – Почему ты не подходил к телефону? Пап, что происходит? Ты должен нам рассказать.

У папы слегка подрагивают руки, и кадык в горле бегает туда-сюда, как шарик по спиральной горке.

– Прости, что не сказал тебе ничего. Когда я вернулся, вы уже ушли в школу. Вот и все, что я могу сказать.

– Но ты мог позвонить нам с телефона Перл.

Папа приглаживает Билли волосы и говорит тихо:

– Боюсь, что не мог. Она к тому времени уже ушла, а мой телефон забрали. Сказали, что будут искать важные сообщения, но там ничего такого не оказалось.

Я спрашиваю, кто это ему сказал. Папа сглатывает и за десять секунд успевает воспользоваться дневным запасом морганий. Да, он моргает 28 800 раз.

– Полиция, – шепчет он.

– Полиция? – эхом отзываюсь я. – Почему они взяли твой телефон?

Так, теперь я совсем ничего не понимаю. Когда папа признается в том, что его арестовали и посадили за решетку, легче не становится.

– Посадили за решетку? – повторяю я.

Похоже, я превращаюсь в попугая-повторюшу (и становлюсь таким же тупым, как все попугаи).

Папа берет меня за руку, и я чувствую, как вспотели его пальцы.

– Не делай скоропалительных выводов, – тихо говорит он.

Я качаю головой, но внутри у меня уже разжегся маленький костер, и я пытаюсь спалить на нем свои выводы, и как можно быстрее.

– Там случилась полная неразбериха, – продолжает папа. – Я ничего не делал.

Так, давайте-ка проясним кое-что. За «ничего» под арест не сажают. Я довольно часто «ничего не делаю», и меня пока что не арестовали. Бабуля Ибица ничего не делает и называет это «пенсией». Она тоже еще на свободе. Папа просит Билли сходить проведать Брайана перед ужином. Билли исчезает в коридоре.

– А потом помой руки, – кричит папа ему вслед.

Мне кажется, это тайный сигнал, означающий: Бекет, я хочу поговорить с тобой наедине.

Я прав.

– Я хотел поговорить с тобой наедине, Бекет. Пожалуйста, пойми, мне правда очень жаль. Я совсем не хотел, чтобы так случилось…

Папа объясняет, что собирался выйти буквально на полчасика. Когда я спрашиваю его, что же случилось на самом неделе, он сглатывает и объясняет, что произошло небольшое недоразумение, спор, если мне угодно. Он снова пытается сказать, что «ничего» не сделал.

– С кем ты поругался?

Папа, судя по виду, особо не пострадал. Наверно, дрался с кем-нибудь, кто гораздо меньше его. С хиляком каким-нибудь. Но я вообще не могу себе представить дерущегося папу. Это совсем не в его духе. Во всяком случае, это совсем не похоже на папу, к которому я привык.

Долго стоит тишина, а потом папа говорит:

– С Перл.

Перл?!

– Слушай, Бекет, ты должен мне поверить. Я ее и пальцем не тронул. Перл кричала, и я просил ее прекратить. Она схватила мой телефон, и я попытался его выхватить. Она проскользнула у меня под рукой и позвонила с моего номера в полицию. Сказала, что я на нее напал. Но это неправда.

Ничего хуже в мире просто не бывает. Даже если бы я сидел на толчке в общественном туалете и внезапно понял, что в кабинке нет бумаги, это было бы не так ужасно. Я во все глаза смотрю на папу и думаю: Мой отец напал на Перл, и полиция посадила его в тюрьму. Потом мой мозг переключается: Мой отец никогда не злился так сильно, даже когда Билли разбил телевизор кирпичом. (Это был не кирпич из набора кубиков, а самый настоящий, который Билли нашел в саду. Он решил, что кирпич надо принести домой, приютить и обогреть.)

– Перл отказалась от обвинений, – объясняет папа.

Голова моя падает на грудь. Желудок чуть не выпрыгивает из горла.

– Почему ты так ненавидишь Перл? – тихо спрашиваю я.

– Ох, Бекет, нет, – вздыхает папа. – Ты неправильно все понял. Я люблю Перл.

Любовь? Ненависть? Я совсем запутался.

Папа спрашивает, не хочу ли я заказать китайской еды на ужин. Он даже предлагает купить пачку печенья с предсказаниями на десерт. Словно это печенье уберет весь бардак из нашей жизни.

Когда мы заканчиваем ужин, папа приносит маленькие печеньица в виде полумесяцев и раздает по кругу.

На папином значится: Ты многому научишься на своих ошибках.

На моем: На все есть причина.

На печеньице Билли: Чтобы стать старым и мудрым, надо побыть юным и глупым.

Когда Билли забирает остатки своего печенья, чтобы показать Брайану, я говорю папе, что подумал над его словами.

– У меня есть мысли по этому поводу, – бормочу я. – Ну, то есть, если вдруг ты разозлишься на Перл…

Папа отчаянно трясет головой.

– Ну ладно. Но если бы ты злился, то уйма книг могла бы тебе помочь. Есть психологические пособия на любой случай, и я уверен, что мы нашли бы то, которое бы тебе пригодилось. Хм… – Слова застревают у меня в горле. – Я просто говорю, что есть книга, которая бы научила тебя не злиться на Перл.

– Я не злился. И такой книги нет, – вздыхает папа. – Но спасибо тебе, сынок.

– Ладно. – Я молчу, а язык мой описывает круги по нёбу. – Тогда просто держись подальше от Перл. Если она тебя так злит, что ты оказываешься в тюрьме, тогда тебе точно не нужно с ней общаться.

Я думаю о том, что это мы с Билли во всем виноваты. Нам так была нужна Перл, что мы и не подумали о том, что это все может нехорошо закончиться. Мне так стыдно. Еще хуже, чем когда Билли принес домой косеножку, из которой я сделал коротконожку, случайно наступив на нее.

– Когда я увидел вчера Перл и поговорил с ней, то понял, что все испортил. Вы оба были так рады ее видеть. – Папа откидывается на диване и потягивается. – Я знаю, что она очень раскаивается. Она обещала, что больше никогда не… – Слова замирают у папы во рту. – Впрочем, ты прав, Бекет. Наверно, пока лучше подождать, пока все уляжется. Не стоит говорить с Перл.

Позже, когда я уже ныряю под одеяло, звонит телефон. Я слышу папины шаги и гудок, как когда соединяется линия. А потом:

– Перл, я так рад, что ты позвонила. Я хотел поговорить с тобой.

Из глаза у меня выкатывается крохотная слезинка.

– Ох, папа, – бормочу я. – Что же ты делаешь?

Я поворачиваюсь к стене и чувствую щекой что-то острое. Готов поклясться, что это Билли подсунул мне Брайана. Я включаю мобильник, чтобы подсветить кровать.

Свет падает на бумажного журавлика. Он поджидает меня здесь, словно зная, что мне необходимо в жизни волшебство. Мне нужно во что-то верить.