Когда мы возвращаемся домой, я чувствую себя так легко, словно я – перышко в комнате без гравитации. Когда мы отъезжали от океана, Кошка сказала, что хотела бы закатить для нас вечеринку. Она хочет пригласить нас всех к себе в квартиру, потому что мы ее уже приглашали. Мы опять поедим лазаньи, а еще у нее отлично получаются домашние чипсы из сладкого картофеля. А уж ее десерты из мороженого со сливками вообще пользуются бешеной популярностью.

– Среди кого? – спрашиваю я.

– Среди меня, – отвечает Кошка со смехом.

Ну что ж, мне этого вполне достаточно.

Мне так не хочется, чтобы этот вечер заканчивался, что я приглашаю Кошку зайти к нам и поздороваться с папой, ведь он всегда так рад ее видеть. Я даже говорю ей, что она должна сама рассказать папе про вечеринку. Мы все еще болтаем, когда я поворачиваю ключ в замке, а потом срываюсь с места и бегу по коридору с воплями о том, что со мной пришла Кошка.

Добежав до гостиной, я останавливаюсь. На диване рядом с папой сидит Перл; между ними пристроился Билли. Папа приглашает меня присоединиться и говорит, что рад слышать о том, как я хорошо провел время. Он благодарит Кошку за то, что она разрешила мне съездить с ней на работу.

– Не за что, – отвечает Кошка и легонько пихает меня локтем. – Ты просто с ума сойти какой молодец, Бекет.

Возникает неловкая пауза, когда Перл молча меняет позу. Она разглаживает свою оборчатую юбку и закрывает подолом ноги.

Кошка уже поворачивается, чтобы уйти, но я напоминаю ей, что она собиралась кое-что спросить у папы.

– Ах да! – Нервная улыбка мелькает у нее на губах. – Я тут устраиваю небольшое торжество.

На глаза ей падает прядь волос, и Кошка затыкает ее за ухо. В ушах у нее сережки в форме крошечных ножниц.

– С вашей стороны было так мило позвать меня к себе на праздник, и я подумала, что надо бы вас всех отблагодарить. Ничего особенного, просто посиделки.

Папа смотрит на Перл, ожидая ее одобрения. Но лицо Перл остается абсолютно невозмутимым: ни нахмуренных бровей, ни улыбки – ничего!

– Хм… э… Ну я не знаю, – отвечает папа, поворачиваясь к Кошке. – Можно я сообщу о своем решении попозже?

Температура в комнате упала на несколько градусов. Я плотнее заворачиваюсь в куртку и дрожу. Может, папа забыл включить обогреватель?

Билли, почуяв неладное, тут же встревает в разговор:

– А Перл можно тоже прийти?

– Спасибо, Билли, – отвечает Перл и принимается ворковать над ним. На вечеринке, правда, она вела себя с Билли совершенно иначе. А теперь прямо не может от него оторваться, ни дать ни взять муха на куче навоза. – Что-то меня совсем не приглашают на все эти веселые вечеринки. Видимо, я не так популярна, как думала.

Щеки Кошки напоминают красные яблоки. Она говорит, что, разумеется, Перл может прийти. А ей самой лучше пойти и заняться своими инструментами: надо почистить все расчески и ножницы.

– И еще раз спасибо, Бекет. – Она пихает мятую купюру мне в ладонь. – Надо будет повторить нашу вылазку когда-нибудь.

– Странно, как она вообще стала парикмахером, – бормочет Перл, когда Кошка с папой удаляются по коридору. – С таким-то гнездом на голове. Она что, в бурю попала по дороге?

Я думаю о том, как мы провели вечер. Какая разница, как выглядят Кошкины собственные волосы, если она провела вечер, заботясь о чужих? И когда она опустила окно в машине, ей было наплевать на прическу – она хотела, чтобы я увидел океан.

Когда папа возвращается, я уже не так уверен, что хочу, чтобы Перл оставалась с нами. Совсем не так, как когда отправлял эсэмэску. Предполагалось, что это станет для всех приятным сюрпризом. Но Перл, кажется, злится, хотя и не признается в этом. Она перебирает нитку бус, похожих на леденцы, и говорит:

– Разве это не очаровательно? И раз уж мы так отлично ладим, то, может, заглянешь на мою выставку портретов ню, Стивен?

– Ладно, – отвечает папа. – Загляну как-нибудь.

Перл опускает голову папе на плечо и говорит, как будет весело. Она чмокает его в щеку – ну точь-в-точь как курица клюет зерно. Папа сияет – он уверен, что ему понравится. Он ведь ни разу не был на настоящей выставке.

– Ты был слишком занят своей рыбой, – усмехается Перл. – Но раз ты написал мне и умолял вернуться, то я готова дать нам шанс.

Папа выглядит озадаченным; брови его ползут наверх, как две гусеницы в стеклянном лифте.

– Итак, – продолжает Перл. – С завтрашнего дня мы начнем все сначала. Оставим прошлое в прошлом. Больше ни слова о Кошке и Камий.

Папа молчит и смотрит на Билли; тот кивает. Он переводит взгляд на меня, и я не знаю, что делать, то ли кивать, то ли мотать головой. Через секунду папа соглашается с Перл, а потом добавляет, что время идет к ужину и можно заказать пиццу. Он выбирает с ананасами и пепперони, и, когда ее доставляют, мы все едим, сидя перед телевизором. Совсем как раньше.

Перл вытирает уголок рта бумажной салфеткой. На белом остается след от красной помады.

– Ты ведь сам знаешь, что не справляешься без меня, Стивен. Только посмотри на себя… живешь тут в этой ужасной мрачной квартире с искусственными цветами…

Лилии никакие не ужасные, хочу сказать я, но молчу. Внезапно меня накрывает волной печали: наверно, мне не захочется поговорить с Перл о маме, как я только что поговорил с Кошкой.

– А еще эта ужасная женщина со скрипучим голосом, живущая по соседству.

– Кошка, – на этот раз я все-таки поправляю Перл, дожевывая корочку от пиццы. – И она не ужасная.

Я не могу промолчать, нет, только не после вечера, проведенного с Кошкой. Не после того, как она выслушала мой рассказ о маме.

– Как я и сказала, – говорит Перл, не обращая на меня внимания, – эта ужасная женщина со скрипучим голосом по соседству.

Надо перебраться от нее подальше. И как можно скорее.

Она злобно смотрит на папу, словно говоря: ну что, поспорь со мной. Но папа молчит, хотя знает, что голос у Кошки никакой не скрипучий. Она разговаривает очень мягко, и я вроде не слышал от нее ничего ужасного. Я думаю о том, как Кошка вела себя сегодня: стригла всех этих стариков, шутила с ними, они весело смеялись… И о том, как она вела себя со мной. Мне стало лучше после разговора с ней.

Перл продолжает:

– Я могу рисовать обнаженную натуру где угодно. Возможно, нам лучше переехать в город, поближе к культурной жизни. Ты сможешь получить работу в офисе вместо этой ужасной возни с рыбой. Да, персичек?

Она надувает губки так очаровательно, как у нее только получается.

Но работа в офисе совсем не для папы. Он любит рыбу. Он может пересказать вам всю энциклопедию рыб от адриатического лосося до язя.

Перл улыбается и тянется за последним куском пиццы одновременно с Билли. Я жду, что она поделится с ним, но вместо этого Перл вгрызается в кусок и тут же швыряет его обратно в коробку. Говорит, что уже наелась и зря его взяла.

Потом она высвобождается из объятий Билли и поднимается с дивана:

– Итак, завтра в четыре в Зале собраний в церкви Святого Варфоломея. Обычно по понедельникам я в Тауэр-Пойнт, но не завтра.

– Ладно, – тихо отвечает папа. – А потом мы сможем все подробно обсудить. Мне кажется, нам надо поговорить. Нас ждут перемены.

Перл не отвечает, но ее глаза устремлены на папу. Если бы можно было просверлить человека взглядом, то в папе уже была бы дыра. Да и не только в нем, стена за его спиной, улица, город и весь мир тоже бы пострадали.

– Я покажу тебе, – говорит наконец Перл, – что без меня ты ни на что не годен. – Она мечтательно улыбается. – Сколько мужчин отдали бы многое, лишь бы оказаться на твоем месте.

Да уж, думаю я. Вспомнить хотя бы Голого Мужика.

– И подумай о Билли. Ему нужна мать, и я, видимо, единственная, кто может выступать в этой роли. – Перл щелкает языком и кивает. – Ох, если бы роды не убили его родную мать, все сложилось бы совсем иначе.

В глазах у папы взрываются миллионы крошечных фейерверков.

– Ой, прости, – быстро извиняется Перл. – Я не имела этого в виду. Забудь. Прости, Билли, у меня вырвалось… Я совсем глупая. Пожалуйста, прости меня. Ты совсем ни при чем, совсем. Я просто думала вслух.

Билли улыбается во весь рот, но я-то вижу, как улыбка постепенно гаснет у него в душе.

– Прости, – повторяет Перл, избегая встречаться со мной взглядом.

Ну и правильно. Мои глаза полны злобы. Да и я весь целиком очень зол на Перл.

– Завтра после школы Бекет с Билли останутся у Кошки, – вздыхает папа. – Тогда я смогу прийти.

– Думаю, нам стоит забыть о твоей соседке. – Перл с улыбкой смотрит на папу, но его лицо остается серьезным. – Да и в любом случае Бекету нянька уже не нужна. Я думаю, он уже достаточно взрослый, чтобы последить за Билли два-три часа после школы. Правда, золотце?

Я быстро киваю, лишь бы она уже поскорее ушла. Будто прочтя мои мысли, Перл встает и ждет, пока папа не принесет ее розовое пальто и не поможет его надеть.

– В четыре. Не опаздывай, – еще раз повторяет Перл.

И она уводит папу в коридор.

Их шаги тихо замирают вдали. Билли, молотя ногами по дивану, смотрит на надкусанную пиццу.

– Я ведь не виноват, что мамочка умерла? Правда, Бекет? – тихо говорит он. – Никто ведь не виноват, да? – Билли смотрит на меня, и уровень воды в его глазах поднимается все выше. – Я не убивал мамочку, честно. Меня не посадят в тюрьму?

– Забудь про Перл, – шепчу я, протягивая к братишке руки. Я обнимаю Билли и потом говорю: – Ты слышал, что она сказала? Она сказала, что просит прощения и совсем не это имела в виду. Я думаю, она просто перепутала. Ты знаешь, что у мамы была эклампсия. Ты с этим никак не связан.

– Но если бы я не был у нее в животике, с ней бы все было хорошо.

– Нет, все совсем не так.

– Ты врешь, – плачет Билли. – Я вижу это в твоих глазах.

Ужас в том, что… мама, без сомнения, осталась бы жива, если бы не ждала ребенка. Эклампсия случается только у беременных. Я готов отпинать себя ногами за то, что разрешил Билли задать этот вопрос. Братишка берет пульт, включает телик и смотрит на экран. Я хочу сказать Билли: «Посмотри на меня». Но он на меня не смотрит. Время от времени он смеется, чисто и звонко, как колокольчик. Только меня не обманешь.

Я слышу, как Перл повторяет папе в коридоре, что ей не нравится Кошка, и спрашивает его, зачем он вообще написал ей, если его интересует другая женщина. Папа говорит, что не писал ей, да и вообще не понимает, о чем она. Я подпрыгиваю на месте, как блоха с шестом, бегу в коридор и распахиваю дверь настежь. Притворюсь, что просто хотел попрощаться. Надо под любым предлогом остановить их, пусть только не обсуждают сообщение, которое я послал с папиного телефона. Но когда дверь раскрывается, я вижу кое-что.

Кое-что, что, наверно, мне не полагалось видеть.

Что-то, от чего мой желудок переворачивается, как блин на сковородке.

Что-то, что заставляет меня усомниться во всем на свете.

У меня немножко дрожат колени. Перл замечает меня краем глаза и твердо говорит: «Стой тут», а потом раскрывает дверь на улицу. Уходя, она чмокает папу в щеку; след от помады напоминает разбитое сердце.

– Это не то, что ты подумал, – едва закрыв дверь, говорит папа.

– А что я подумал?

– Не знаю, но это точно не то.

Папа прислоняется к стене, и розы на обоях украшают его лысую голову, словно венок.

Я больше ничего не говорю и ухожу в ванную. Хорошо, что все это закончилось. Я клянусь себе, что никогда не стану встречаться с человеком, который будет заставлять меня повышать голос или злиться. Я закрываю дверь и долго-долго стою, глядя в зеркало. Вот так выглядит человек, который ничего не понимает? Он растерялся? Грустит? Напуган? Вот так чувствуют себя люди, когда взрослеют? Если да, то я хочу опять стать маленьким. Если любить – значит причинять друг другу боль, я не хочу принимать в этом участие. Как жаль, что я отправил это тупое сообщение. Я бы хотел вообще не знать о том, что взрослые ругаются, что они говорят и делают такое, о чем потом жалеют. Почему мир такой сложный? Зачем я вообще родился? Я сглатываю – мне стыдно за такую мысль. Я повторяю про себя, как я рад, что родился. И как я рад, что Билли родился тоже.

Перед сном я иду в нашу комнату и слышу, как Билли там с кем-то разговаривает. Я заглядываю в открытую дверь, но потом резко убираю голову и прислоняюсь к стене, прислушиваясь.

– Я думаю, что, если бы не я, мама была бы жива, Брайан, – шепчет он.

– Почему ты говоришь так, Билли? – отвечает он сам себе низким голосом – он явно притворяется улиткой, хотя я бы на его месте говорил в сто раз медленнее.

– Перл сказала, что все было бы иначе, если бы мамочка не умерла, рожая меня. Перл бы так не сказала, если бы это было неправдой, – тихо отвечает братишка своим обычным голосом. – Я думаю, поэтому папа с Перл и ругаются. Они очень злятся. Папочка злится, потому что Перл сказала, что мамочка умерла из-за меня. Но я был очень маленький и ничего не помню, Брайан. Наверно, я очень плохой.

– Хм… Нет, я так не думаю. А может, Перл ошибается? – отвечает Билли голосом Брайана.

– Эхххх. Я не знаю, Брайан. Она взрослая, а взрослые все знают.

– Мы, улитки, тоже все знаем. – Голос Билли снова меняется.

– Я в курсе, Брайан. – Я слышу, что Билли замолчал. Мне хочется пробить стену кулаком, как делают супергерои, и спасти брата. Но я не могу. – Но мне нужна мамочка, и очень тяжело, что я их постоянно теряю. Может, если бы меня не было, Бекет бы смог удержать хоть одну.