Каникулы закончились, а мы все еще не нашли Перл. Я не придумал, как попрощаться с мамой, хотя этого мне хочется больше всего на свете. Самое сложное – это прощаться с людьми, с которыми хотел бы провести всю жизнь, до последней секунды. Я так много об этом думаю, что голова у меня стала совсем ватной. А это весьма некстати, ведь сегодня мой первый день учебы в школе Кровоточащего Сердца Господня. И мой одиннадцатый день рождения вдобавок! Папа кричит, чтобы я поскорей шел читать открытки.

Я тащусь на кухню. Билли машет у меня перед лицом пятью открытками сразу. Первая от папы. На ней человек играет в гольф на зеленом холме. Мне не нравится гольф. На открытке написано: «С сороковником! Твой мяч еще не укатился за горизонт». Папа пожимает плечами и говорит, что у него не было времени выбрать что-нибудь более подходящее.

Вторая открытка пришла от Бабули Ибицы. Папа сообщает, что сразу дал ей наш новый адрес. Ей не хотелось пропустить мой праздник. На открытке изображен синий медведь. Она считает, что мне до сих пор два года.

Третью открытку дарит мне Билли. Он говорит, что я сам могу открыть ее. На бумаге расплылось коричневое пятно. Увидев ужас на моем лице, Билли говорит, что это не мерзость какая-нибудь, просто раздавленный червяк.

Открытка номер четыре – от Женщины-Кошки. Она написала: «Маленькая птичка напела мне, что сегодня у тебя день рождения». Что за птичка? Наверно, белоголовый орлан, это ведь папа рассказал ей, пока мы играли в невидимый футбол.

Пятая открытка наверняка от Перл. Разорвав конверт, я смотрю на содержимое. Там написано: ПРИХОДИТЕ В ОПТОВЫЙ МАГАЗИН «БАФФАЛО». Дурацкая реклама.

Я не буду плакать. Не буду. Пусть и хочется. Потому что сегодня мой день рождения – день, когда все должно идти по-моему, – но он не задался уже с самого утра.

Папа видит, что я расстроен; он хлопает в ладоши и говорит: «Ну а теперь подарки». И кладет их на стол. Похоже, пластмассового скелета я не получу, если только папа не упаковал каждую косточку по отдельности. Подарок номер один: блокнот в твердом переплете. Билли с отвращением морщится.

Ну и поделом ему, не будет разворачивать чужие подарки.

– Это для твоих медицинских заметок, – улыбается папа, прихлебывая чай из кружки с надписью «Мировой папаша».

Я пытаюсь кивнуть, но у меня едва получается: разочарование лежит на плечах слишком тяжелым грузом.

Подарок номер два: подержанная энциклопедия лекарственных растений. Кто-то оставил заметки на полях. Когда я говорю, что предпочел бы новый экземпляр, папа отвечает, что с деньгами сейчас напряг и новые вещи на деревьях не растут. Тут он не прав: новые листья вырастают на деревьях каждую весну. Это так, просто к слову пришлось.

Подарок номер три: вязаная кофта от Бабули Ибицы. Есть особое место, куда отправляются такие кофты, а также новогодние свитера, шарфы и рукавицы, которые подойдут разве что длиннопалой горилле. Это место – под кроватью. Видимо, мысль о том, чтобы подарить что-нибудь такое, что подошло бы одиннадцатилетнему мальчику, обошла бабушку стороной. Также обошли ее стороной компьютеры, безалкогольные напитки, мобильные телефоны и планшеты (если не считать таких, картонных, для рисования).

Четвертый подарок: Билли презентует мне коллекцию дохлых мух в спичечном коробке. Он всегда спасает разных жучков и следит, чтобы с ними все было в порядке. Но не с этими мухами. С ними точно не все в порядке: они умерли. Билли тычет в коробок пальцем и говорит: муха номер один, та, которая без крыльев, – это Мистер Ходок. Я киваю. Муха номер два, без крыльев и лапок, – это Мистер Перекат. Я говорю, что в жизни не получал подарков лучше. Билли смеется и сообщает, что может достать мне еще жуков. Я говорю, что мое сердце вряд ли выдержит столько счастья.

Мы уже собираемся идти в школу, когда папа отводит меня в сторону.

– Есть еще подарок номер пять, – шепчет он дрожащим от волнения голосом. – Я решил не класть его на стол. Он-то тебе точно понравится, сынок.

Аллилуйя! Скелет в натуральную величину явно прячется в шкафу. Так я и знал. Сейчас папа достанет его, а я скажу, что назову его Мистер Косточкин. Все эти предыдущие подарки были лишь закусками, и теперь меня ждет основное блюдо. Сделаю вид, что сильно удивился. Разумеется!

К несчастью, мне не приходится делать вид. Я и правда не ожидал такого. Папа протягивает мне клочок бумаги, сложенный в непонятную фигуру, и говорит:

– А вот и твой подарок.

Папа улыбается – он рад видеть, что я так потрясен. Честно говоря, его этот предмет тоже удивил. Итак, папа двигал наши коробки и увидел на полу вот это. И подумал обо мне.

Да, именно это и случилось. Мой отец нашел обрывок бумаги на полу и подумал: Ого!

Вот что будет идеальным подарком ко дню рождения моего сына. Это, а не пластмассовый скелет, о котором он так просил.

– Я подумал, до чего это забавно. Ведь я нашел это как раз в твой день рождения. Все это напомнило мне один случай из прошлого.

Папа замолкает, и взгляд его туманится.

Затем он прикрывает веки и шепчет:

– Однажды, давным-давно, мы с твоей мамой пошли на свидание в отличную бургерную под названием «Третий лишний». Была такая раньше в Ханидаун-хиллз…

Ага!

Папа открывает глаза и вздыхает:

– Твоя мама взяла картошку фри, а я – тройной бургер с луковыми кольцами, мягкий, как балетные тапочки, и с жареным яйцом поверх булки…

Папа причмокивает, вспоминая блаженные минуты.

Потом трясет головой, точно очнувшись:

– Но сейчас я не о еде. Под конец ужина твоя мама сложила салфетку маленькой звездочкой. Она подарила мне ее вместе с поцелуем.

– Но это не звезда. Больше похоже на птицу, – отвечаю я, глядя на предмет. Нет уж, от меня папа точно поцелуя не получит. – Ты сказал, что мама складывала звездочки, так откуда тогда птица?

– Не знаю. Она просто лежала в гостиной в углу, как я и сказал. Я поначалу ее не заметил, а потом, когда передвигал вещи, смотрю – а что это тут у нас? Она напомнила мне о том свидании с мамой. Ту звезду я давно уже потерял, честно говоря. – Папа рассеянно скребет татуировку. – Если бы я знал тогда, сколько будет значить для меня эта звезда…

Слова уносятся вдаль, как воздушный шарик, выпущенный ребенком из рук.

Я смотрю на крошечную птичку в своей ладони, запихиваю ее в карман куртки и шепчу:

– Сегодня тупой день, и его не сделает лучше тупая птица, которую оставили предыдущие хозяева квартиры.

И ничто другое не сделает его лучше.

Папа доставляет нас в приемные покои школы Кровоточащего Сердца Господня. Секретарша, которая представляется как миссис Редька, протягивает папе кипу бумаг. Он заполняет их, и секретарша его куда-то уводит. Когда он исчезает, Билли дергает меня за рукав и шепчет, что это Перл должна была отвести нас в школу. Он спрашивает, не ответила ли она на эсэмэски, и я отвечаю, что пока нет, но еще не вечер.

– А что, если она забудет, кто мы такие? – бормочет Билли, переминаясь с ноги на ногу.

– Не забудет, – уверенно говорю я.

– А вот дедушка Альберт перед смертью забыл, – возражает Билли. – Когда мы навещали его, он ни разу не вспомнил, кто мы такие. Бабуля Ибица все твердила ему, что меня зовут Билли.

– Он был нездоров, – объясняю я.

Возвращается папа. Он сгребает нас с Билли в такие крепкие объятия, что кости у нас чуть не превращаются в порошок. Он отпускает нас только для того, чтобы пропустить спешащего куда-то мальчика. Весело помахав нам на прощание, папа уходит; мы смотрим, как он забирается в «Дона Карпеоне» и уезжает так далеко, как только позволяет ему сдутая шина. Одноглазая треска скрывается из виду.

Секретарша извиняется перед нами и отвечает на телефонный звонок; глаза Билли наполняются слезами.

– Я так хотел, чтобы Перл была тут… Больше всего на свете, – причитает он. – Мне хотелось, чтобы она обняла нас, как умеет она одна, и теперь мы остались без обнимашек.

Я отчаянно пытаюсь успокоить Билли, говорю ему, что Перл наверняка отлично проводит время в цирке. Кувыркается на гимнастическом коврике и смеется над тиранозавром. Билли вытирает глаза и признается: он больше не думает, что Перл сбежала с цирком, наверно, ее похитили пришельцы. Недавно он видел в небе странное свечение. Может, это был космический корабль?

– Или самолет? – улыбаюсь я.

Но Билли меня не слушает. Он говорит, что ему страшно. Вдруг Перл исчезла навсегда, как и мама?

– Но мама не улетела на ракете, – говорю я. – Уж это-то тебе известно.

Секретарша вешает трубку. Она объясняет мне, как пройти в мой новый класс, и уводит Билли. Они удаляются по коридору, и я слышу, как Билли говорит:

– Спасибо вам, миссис Редька.

– Рэдкин, – поправляет женщина со смехом.

Я гляжу через приоткрытую дверь в класс и внезапно слышу громогласный голос за спиной:

– Входи, они не кусаются.

Дрожа, я открываю дверь и заношу ногу за порог. Глаза всех детей устремляются на меня. Они будто зомби, почуявшие свежее мясо. Если я прав, то они как раз очень даже кусаются. Очень даже.

– Давай же заходи. В коридоре ты вряд ли чему-нибудь научишься.

Может, и нет, но хотя бы останусь в живых.

Как только я оказываюсь внутри, голос позади меня говорит:

– Меня зовут мистер Бигл. Класс, это Бекет Рэмзи, теперь он будет учиться с нами. Бекет, смотри, на заднем ряду есть свободное место. Пожалуйста, садись, и тогда я проведу перекличку.

Через несколько минут я сижу, играя с новым пеналом, а мистер Бигл выкрикивает имена. Когда он доходит до «Д», я достаю ручку и пишу «ПРОЩАЙ» у себя на костяшках. Это – седьмой номер в моем списке (придумать дизайн татуировки). Возможно, это будет лучшим способом попрощаться с мамой. Внутри буквы «о» я рисую грустное лицо, из глаз его катятся слезы. Они похожи на раздавленных мух. Потом до меня доходит, что я рисую несмываемой ручкой, и я начинаю облизывать руку, словно собака, которая хочет пить. Мистер Бигл дошел до «М».

– Ой, лизунчик, – шепчет из-за соседней парты девочка с тугими косами. Я прячу язык за зубами. – Хочешь браслет? Я сделала его специально для тебя. Честно. Для тебя.

Она запускает в меня резиновым браслетом с крохотной бабочкой-брелоком, и браслет приземляется мне на парту совсем рядом с пеналом.

Я пожимаю плечами. Как она могла сделать для меня браслет, если мы вообще впервые видимся?

– Я не ношу браслеты, – бормочу я в ответ.

Девочка отвечает, что этот точно захочу носить.

– Надень его, – улыбается она.

Отказываться дальше было бы грубостью, особенно в первый день в школе. Я натягиваю браслет и смотрю себе на руку.

– Хорошо смотрится, – бормочет девочка.

То ли у нее со зрением плохо, то ли она лжет.

– Кстати, меня зовут Асебен, и этот браслет – твой счастливый талисман. – Девочка бросает взгляд на мистера Бигла, который уже перешел к «П», и шипит: – Если снимешь его, тебя ждут неудачи. Ты должен носить браслет, пока он не свалится сам, и тогда с тобой произойдет что-нибудь восхитительное. Я узнала об этом из рассказа… там была женщина, которая носила зеленую нитку вокруг запястья. Предполагалось, что она защитит ее от опасности. И она не могла снять эту нитку, пока та не упала сама.

Я еле выдавливаю из себя:

– И что, упала?

– Да, когда женщина сломала руку.

– То есть от опасности ее нитка не защитила?

Ну отлично. Как раз то, что мне нужно: носить, не снимая, резиновый браслет с бабочкой, который мне подарила безумная девчонка. Надо бы побыстрее от нее смыться.

Оказывается, что она – не единственная из школы Кровоточащего Сердца Господня, от кого я предпочел бы держаться в стороне. Еще есть мальчик, который сидит как раз передо мной. Руки у него похожи на ломти ветчины, а лицо как у бульдога, который жует осу. Во время переклички он отозвался на имя Роберт Эбсолом. В середине первого урока я пошел в туалет, а когда вернулся, он посмотрел на меня, будто я мерзость какая-то. Я попытался улыбнуться, но он показал пальцем на мой ботинок. Оказалось, к нему прилипла туалетная бумага. Мистер Бигл очень обрадовался, увидев это. Он рассказал нам, что в среднем человек ходит в туалет примерно 2500 раз в год. Мальчик в первом ряду сказал, что он ходит в два раза чаще, и все засмеялись.

– Спасибо тебе, Донте Моффат, – говорит мистер Бигл и добавляет: – Всемирный день туалетов празднуется девятнадцатого ноября. А переработанная туалетная бумага – это не бумага, которую использовали два раза.

Третий человек, с которым я предпочту не общаться, – это девочка с такой толстенной косой, что позвонил Тарзан и спросил, можно ли ему забрать свою лиану обратно. На перемене эта девчонка подошла ко мне, сказала, что ее зовут Мими и что все рады видеть меня в классе. Но, добавила она, это только потому, что я новенький. Как только ко мне привыкнут, всем станет наплевать. А ей и сейчас уже наплевать. У нее слишком много дел: балет, шахматы, французский, кунг-фу. Вот еще, будет она тратить на меня время! Она злобно на меня зыркнула и куда-то скрылась.

Через час я понимаю, что мне вообще никто в классе не нравится. Когда приду домой, спрошу папу, а нельзя ли мне развозить с ним рыбу в фургоне. Ему придется лишь слегка поменять вывеску: «Дон Карпеоне и Джонни Форель».

Я пытаюсь придумать, как убедить папу, и тут мистер Бигл говорит, что пора закончить проект, над которым класс работал до каникул.

– Мы говорили о значимых предметах из нашего прошлого, но времени посмотреть на них у нас еще не было. Поэтому я попросил вас принести их сегодня в класс. А ты, Бекет, можешь просто рассказать нам о каком-нибудь предмете из детства. Необязательно показывать его. Может, ты и начнешь?

Я так поражен, что чувствую: внутренности мои вот-вот вывалятся и станут наружностями. Ничего себе задание. Но я хотя бы знаю, что за значимый предмет хочу описать: это мамино кресло. Хотя могу представить, что случится дальше: я говорю, что мой значимый предмет – это мамино кресло, и учитель спрашивает почему (учителя – это роботы, запрограммированные задавать вопросы). Мне придется солгать, потому что я не хочу рассказывать всем, что там я чувствую себя в безопасности, что там мама рассказывала мне сказки, а я сворачивался калачиком и чувствовал себя счастливым. Я не хочу рассказывать всем, что это важный предмет, потому что кресло у меня есть, а мамы уже нет. И потом, что бы я ни сказал, Роберт Эбсолом все равно фыркнет, Мими попытается задушить меня косой, а Асебен заставит меня надеть еще какое-нибудь украшение.

Руки у меня так трясутся, что, будь сейчас урок музыки, я смог бы играть на маракасах. Но так как сейчас о музыке нет и речи, мне приходится засунуть руки в карманы, чтобы никто ничего не заметил. Вот тогда-то все и происходит. Я нащупываю что-то: крошечную птичку, которую папа нашел на полу. Я вытаскиваю ее из кармана и кладу на парту. Может, я смогу сочинить про нее какую-нибудь историю. Мистер Бигл, заприметив птицу, восхищенно втягивает воздух; видимо, он так впечатлен, что я принес ее, даже не зная о домашнем задании, что всосал весь воздух из класса. Он говорит, что это гениально. Что я гениален. Я вижу, как щетинится Мими. Асебен показывает на браслет и шепчет: «Он удивительный!» Только при чем тут ее дурацкий браслет? Он пока не свалился, висит себе на запястье как приклеенный.

И тут мистер Бигл пишет на доске одно слово:

ЛЕГЕНДА