— Тише, тише, — мягко бормотал Тайлер, осторожно извлекая стрелу из плеча полковника Бишопа, — теперь тише.
Стрела вышла с каким-то хлюпающим звуком. Из раны хлынула кровь. Тайлер прижал чистую тряпочку к ране, ноздри его раздувались от запаха крови, который распространился вокруг и стал частью того, чем они теперь дышали.
— Я буду жить? — спросил полковник, судорожно вздыхая, когда Тайлер помогал ему сесть.
— Ты еще спляшешь с Энни на Рождество. — Тайлер прислонил полковника к дереву и поднес к его губам кружку с водой. — Я смотрю, ты лишился волос.
Полковник осторожно рассмеялся и поднял было руку, чтобы потрогать макушку, но тут же его лицо исказила гримаса боли.
Он с недоумением осмотрелся вокруг и вдруг спросил:
— А что ты тут делаешь, Тай?
— Я ездил в Топшем: там мужчина сломал ногу. Услышал выстрелы и увидел дым. Казалось, горят все дома по эту сторону Кеннебека.
Он старался не думать о Делии. Если она мертва, то это непоправимо. Потом он постарается пережить эту боль. Если сможет.
Опустившись на одно колено перед полковником, Тайлер оглядел следы кровавого пира, которые оставили после себя абенаки. Прожив с ними десять лет, он должен был привыкнуть к виду смерти, но то, что он увидел, заставило его до боли зажмуриться, и черные круги заплясали перед его глазами. Казалось, что в них вонзились горящие щепки. Совать горящие щепки в глаза — любимая пытка абенаков.
Он заставил себя осмотреть мертвых. Поняв, что это лесорубы из Топшема, он испытал облегчение и чувство вины. Пока он не видел никого из Мерримитинга. Вдруг он заметил знакомую голубую куртку, но лицо человека, носившего ее, было слишком обезображено.
Полковник Бишоп проследил за взглядом Тайлера.
— Нэт Паркес, — сказал он. — Я видел, как с него сняли скальп. — Глаза его расширились. — И я видел как они захватили...
Рядом хрустнула ветка, и рука Тайлера потянулась за мушкетом. Он был заряжен и готов к выстрелу. Впрочем, он сомневался, что это индеец, — слишком уж шумел этот человек.
— Не стреляй, Тай, это я! — из леса показался Сэм Рандольф, а за ним еще двое мужчин из Мерримитинга. — Мы услышали выстрелы и... Господи! — воскликнул он, увидев побоище.
Тайлер почувствовал, как кто-то коснулся его руки и посмотрел вниз, на полковника. Его лицо блестело от пота.
— Я начал говорить... они взяли его жену...
— Жену Сэма?
— Нет, жену Нэта. Делию. Дикари увели Делию и миссис Хукер. И Сару. Сару Кембл.
Тайлер похолодел, в глазах у него потемнело.
— Как они были раскрашены? — услышал он издалека свой собственный голос.
— Волки... — прошептал Джайлз Бишоп и потерял сознание.
Тайлер посмотрел на север, на голубые холмы, покрытые елями.
«Малсум, — подумал он, — волк, тотем племени норриджгевоков».
***
Идя по камням и иглам, Делия в кровь сбила ноги. Она безумно хотела пить, ей казалось, что кто-то насухо вытер ее рот тряпкой. Даже дыхание стало мучительным и вырывалось из груди с шумом, похожим на уханье топора.
Лучи солнца, едва пробивавшиеся сквозь густые кроны деревьев, потускнели. Они бежали с тех пор, как покинули лагерь лесорубов. Но, если индейцы привычно пробегали милю за милей своей размеренной побежкой, то женщины выдохлись и еле передвигали ноги. К тому же все это время их мучили веревки, безжалостно впившиеся в их талии и руки.
Наконец им развязали руки, и Делия смогла обнять Элизабет, которая почти рухнула на нее. Элизабет затаила страх глубоко в душе, он отступил перед болью и усталостью, но ни боль, ни мучения, причиняемые веревками, не исторгли из ее груди ни единого стона. Делия боялась, что если ей не удастся вывести бедную женщину из шока, то Элизабет сядет на землю и так же равнодушно будет смотреть, как на ее голову опускается томагавк.
Делия понимала, что если они не выдержат, то дикари просто убьют их, как они чуть не убили уже Сару Кембл. Они пробежали всего милю, когда несчастная толстуха споткнулась и упала, уронив горшок, который индеец заставил ее нести на голове. Она стояла на четвереньках, тяжело дыша. Один из индейцев с ужасно размалеванным лицом, невозмутимо стоял рядом с Сарой, потом так же невозмутимо поднял дубинку над ее головой и приготовился опустить ее.
— Нет! — крикнула Делия и не раздумывая бросилась к этому человеку, и сбила его с ног. Она совершила ужасную ошибку, ибо теперь его гнев пал на нее. Он снова замахнулся дубинкой, и в его глазах она прочла свою смерть.
Вдруг между ними встал другой индеец, выше и сильнее других. Это, несомненно, был их предводитель: одного его слова оказалось достаточно, чтобы дубинка не опустилась на ее голову. Потом он схватил Делию за волосы, обрушив на нее каскад каких-то слов. Не поняв ни одного из них, она угадала их смысл — в другой раз она дорого заплатит за такую глупость. Он нажал пальцем на ее ключицу так больно, что она вскрикнула.
— Лузифи, — сказал он, и все засмеялись, хотя на его лице не было и тени юмора.
Он так вздернул Делию за волосы, что ей пришлось привстать на цыпочки, потом притянул ее к своему гладкому подбородку. На шее у него были четки. Она узнала в нем дикаря, который ел ее яблоко. Это он снял скальп с Нэта. Нэт...
— Лузифи, — повторил он и снова дернул ее за волосы, прежде чем опустить на землю.
После этого они задержались в пути всего один раз и то ненадолго. За это время индейцы успели выкопать запас штанов и гамаш, и быстро одеться перед тем, как снопа пуститься в путь.
Они, очевидно, боялись погони и старались уйти как можно дальше от Мерримитинга.
Когда индейцы остановились, был уже поздний вечер. Для стоянки они выбрали поросшую мхом поляну, по ней протекал ручеек. Женщины тут же упали на колени у ручья. Делии казалось, что еще никогда она не пила такой вкусной воды. Но она едва смочила рот, как ее оттянули за волосы. Теперь их привязали к разным индейцам, как рабов к хозяевам. Делию привязали к огромному индейцу с четками на шее.
В течение всего этого бесконечного дня, число их похитителей постоянно менялось; они исчезали в лесу, пока их не осталось трое. Сейчас они разожгли маленький костер, над которым почти не подымался дым. Один из индейцев принес куски пеммикана и слегка поджарил кукурузные зерна, вынутые из медвежьей шкуры. Потом произошло нечто удивительное — они перекрестились перед едой, на манер папистов.
Мужчины набросились на еду, громко чавкая, смеясь и дразня женщин, которые голодными глазами смотрели на них. Все, кроме Элизабет: она уставилась прямо перед собой, ничего не видя.
— Пожалуйста, — наконец сказала Сара Кембл тонким несчастным голосом, — разве вы не покормите нас?
Индейцы словно не слышали ее.
Делия наблюдала за человеком, к которому ее привязали У него были выступающие скулы, большой нос с горбинкой, горящие черные глаза, прикрытые тяжелыми веками, и спутанные черные волосы. По знакам внимания, которые оказывали ему другие индейцы, Делия поняла, что он у них вроде начальника. Когда все смеялись и кривлялись, его лицо оставалось непроницаемым. Этот человек казался олицетворением жестокости, он был твердым и острым, как острие томагавка Хотя он и спас ее недавно, Делия нисколько не сомневалась в том, что ему ничего не стоило убить их всех.
Было еще одно, что убеждало ее в его жестокости С его боевого пояса свисал скальп Нэта.
Абенаки заметил взгляд, который Делия бросала на скальп, и поднял его, перебирая волосы, измазанные кровью Его губы раздвинулись в дьявольской улыбке.
— Ты просто грязный кровавый ублюдок, — выдохнула она ему в лицо, зная, что он не понимает по-английски. Но он уловил ее интонацию: глаза его потемнели и губы сжались, однако он промолчал.
Делия смотрела на него, уже не желая скрывать гнев. В этот момент она, как пребывающая в шоке Элизабет, не думала ни о спасении жизни, ни о том, что он может с ней сделать. Впервые с того момента, как Делия увидела последствия резни в лагере, она освободилась от необходимости направлять свои силы на то, чтобы просто переставлять ноги. Только теперь она осознала весь ужас случившегося с Нэтом; горе острой болью отозвалось в ее сердце, и чувство вины обожгло ее. Последние слова, которыми они обменялись, были такими горькими. Она с содроганием думала о Тилди и Мэг, которые потеряли отца так скоро после смерти матери.
«По крайней мере, девочки уцелели — утешала она себя. — Должны были уцелеть. Ведь она не видела детских скальпов». Делия возблагодарила Бога за то, что все дети были за крепостными стенами на уроке Энни Бишоп.
Индейцы закончили трапезу, пустили по кругу трубку и наступила тишина. Делия вспомнила про Тайлера, и покой снизошел в ее душу. Конечно, Тайлер придет и спасет ее. Это лишь дело времени, и ей надо дожить до того дня, когда это случится. А еще она должна спасти остальных.
Табак подействовал на мужчин усыпляюще. Ночь сгустилась, и стало холоднее. Делия взглянула на Элизабет, надеясь, что она задремала, но та сидела все так же прямо, уставившись на тени деревьев позади мерцающего пламени костра.
Вдруг Сара Кембл начала раскачиваться взад-вперед, жалобно подвывая.
— Я не должна была оказаться тут. Во всем виноват Обедайя. Это он послал меня отнести этот стул миссис Севалл. Я не хотела идти. — Похититель Сары мрачно посмотрел на нее, и рука его легла на дубинку. Но Сара, ничего не замечая, продолжала причитать. — Я никогда не любила Нэнси Севалл. Я рада, что с нее сняли скальп. Рада, слышите? Но я не должна была оказаться здесь. Это все...
— Заткнись! — шикнула на нее Делия. — Или ты хочешь, чтобы тебя убили томагавком?
Сара тут же повернулась к Делии.
— Они убили твоего Нэта. Убили и сняли с него скальп. Это ему наказание за то, что он женился на тебе Я ему говорила, что ты просто дешевая шлюха из таверны, но он меня не слушал. Никогда. Теперь-то он, наверное, пожалел об этом.
Делия стиснула зубы и отвернулась. Но ярость сменилась непреодолимым желанием броситься на землю, рыдать и бить кулаками.
О, Нэт, Нэт...
Услышав вопли Сары, ее хозяин затянул низким голосом монотонную песню. Внезапно он вскочил на ноги и начал танцевать, изображая в пантомиме то, что произошло утром. Он пригласил жестом двух других присоединиться к нему, но они только кивали, показывая, что им нравится его пение, однако по-прежнему лениво сидели у костра.
Он закончил свой танец, высоко подпрыгнув в воздухе и потрясая томагавком. Откинув голову назад, он приложил сложенные ладони к губам и издал долгий резкий звук, похожий на вой волка.
На следующее утро он убил Сару Кембл.
Они снялись с места перед самым рассветом и направились к реке. На берегу индейцы вытащили из кустов большое шестиместное каноэ, замаскированное еловыми ветвями.
Сара уселась на землю и отказалась залезать в каноэ.
— Я не поеду. Оно перевернется. Я могу утонуть.
Она говорила так вежливо, словно отказывалась от чашки чая.
Разозленный упрямством Сары, ее похититель взмахнул концом веревки, но это не произвело на нее никакого впечатления.
— Нет, нет, нет. — Она затрясла головой, как упрямый ребенок. — Я не поеду, и вы не сможете меня заставить.
Делия заметила, как потемнело от ярости лицо индейца. Она начала потихоньку выбираться из каноэ, надеясь, что сможет образумить Сару, но ее дернули за веревку. Она упала на свое место, обливаясь слезами.
Элизабет вскрикнула — тоненько и жалобно, спугнув пару уток. Вслед за тем с берега донесся страшный булькающий звук. Делия бросилась на колени и закрыла Элизабет рот ладонью, не дав ей закричать еще раз.
— Тише, Лиз, тише, все хорошо, — мягко шептала она, поворачивая голову подруги так, чтобы та не увидела чудовищного зрелища на берегу. — Не кричи, все хорошо.
Индеец вскочил в каноэ, держа свежий скальп Сары. Элизабет билась в истерике, прижавшись к Делии.
Похититель Делии оттянул ее за волосы назад, оторвал ее руку от рта Элизабет, и тогда рыдания услышали все.
— Не убивайте ее! — воскликнула Делия, потому что крики женщины становились все громче, нарушая зловещую тишину над рекой.
Индеец вцепился в руку Делии и оттащил ее, прижав коленом ко дну лодки, но она вырвалась, работая локтями и кулаками и понимая, что если она не заставит Элизабет замолчать, то они убьют ее.
Делия впилась ногтями в щеку индейца. Он набросился на нее и сильно ударил по лицу. У нее потемнело в глазах, но тут же она снова начала сопротивляться. Вдруг Элизабет замолчала, зажав зубами кулак.
Вытерев ладонью кровоточащую губу, Делия посмотрела на человека, ударившего ее. Она никогда еще не испытывала такой ненависти.
— Плевать я на тебя хотела, ублюдок, подонок, дикарь кровожадный...
Он схватил ее за горло, потом приблизил к ней свое лицо. Ее ногти оставили на его щеке глубокие красные следы.
— Запомни, — сказал он на прекрасном английском языке, — может, я и дикарь, но не ублюдок. Мои родители были женаты, когда я родился. Мои люди зовут меня Духовидцем, но для тебя я хозяин.
Делия прикусила язык, чтобы слова не сорвались с ее губ. Рука сильнее сжала ее горло, перекрыв доступ воздуха.
Он смотрел на нее так долго, что у Делии потемнело в глазах. Потом он отпустил ее и, взяв весло, оттолкнул каноэ от берега.
— Ладно, — сказал он, пока Делия пыталась справиться с удушьем, — посмотрим, Лузифи, сохранишь ли ты присутствие духа, когда будешь бежать сквозь строй.
Сквозь строй.
Делия надеялась, что ужас, который она испытала, не отразился на ее лице. Желая доказать, что ее не напугали его слова, она беззаботно улыбнулась.
— Меня зовут Делия, — сказала она.
Ее слабая улыбка, не произвела никакого впечатления на бесстрастного индейца.
— У тебя теперь нет другого имени, кроме «авакон», — произнес он. — Рабыня.
Делия колебалась.
— А что значит «Лузифи»?
Он молча смотрел на нее черными холодными глазами.
***
Сначала они услышали звуки — крики, вопли, бой барабанов, лай собак. Потом донесся запах жареной рыбы. Перед ними расстилалось серебристое озеро, окруженное величественными темно-голубыми елями.
Деревня состояла из длинных домов и вигвамов, обнесенных частоколом из огромных стволов высотой двенадцать футов. Вокруг деревни простирались поля, засеянные кукурузой, ее сухие листья шуршали на вечернем ветру. Груды сельди, удобрения для кукурузных полей гнили в кучах за частоколами, отравляя воздух запахом жира и, гниения. Пламя от горящих сосновых сучьев мелькало в серой мгле, и дым вздымался кольцами над вигвамами и над множеством маленьких открытых костров. Воздух гудел от криков, песен, лая собак и барабанного боя.
Каноэ уткнулось в мягкий берег. Услышав короткую команду Духовидца, Делия выбралась на берег. Ноги ее затекли и не гнулись. Пренебрегая свирепым видом этого мужчины, она вернулась, чтобы помочь Элизабет. Та мелко дрожала, и в глазах ее застыл ужас. Делия начала успокаивать ее, но слова застряли у нее в горле.
Потому что она увидела то, что ей обещали, — строй.
Ворота были открыты. От входа и до низкого деревянного помоста в центре деревни стояли два параллельных ряда мужчин, женщин и детей. Вооруженные палками и дубинками, они орали, почти перекрывая грохот барабанов.
Духовидец остановился так резко, что Делия, которую он тянул за собой на веревке, чуть не наступила ему на пятки. Иезуитский священник в черном облачении стоял в воротах. К удивлению Делии, индеец стал перед ним на колено и склонил голову под благословение.
Священник остановил на пленницах голубые глаза фанатика. Он был страшно худой — кожа да кости. Его губы вытянулись в две острые линии, над которыми нависал нос, загнутый как крючок для ловли рыбы.
Духовидец сильно дернул за веревку, и Делия вцепилась связанными руками в его плечо, чтобы не упасть. Его тело было твердым, как мрамор, и лоснилось от масла, и Делия цеплялась за него, качаясь от головокружения, пока он не отбросил ее.
Она чуть не падала от усталости. С тех пор как она ела, прошло уже четыре дня; за все это время она нашла лишь несколько корней и орехов для себя и Элизабет. Теперь, почувствовав запах жареного мяса, она была готова выпрашивать еду хоть на коленях. Она бывала голодна много раз в жизни, но так, как сейчас, никогда.
Духовидец приказал ей что-то на языке абенаки. Она посмотрела на него, стараясь не выказать страха, от которого у нее во рту был металлический вкус, как от крови.
— Раздевайся, — приказал он, на этот раз по-английски.
Делия оглядела длинный ряд людей, готовых обрушить свои дубинки и палки на ее голое тело. Подвывание мужчин и пронзительные вопли женщин и детей достигли самых высоких нот. У некоторых женщин и девушек были черепаховые погремушки и браслеты из медвежьих когтей, привязанные к коленям и щиколоткам. Они топали ногами, потряхивая погремушками в такт барабанному бою. Несколько мальчиков играли на камышовых флейтах, между тем как другие описывали круги над их головами, размахивая длинными шнурами из раковин и производя жуткий скрежещущий звук.
Впервые Делия заметила столбы для скальпов — высушенных и раскрашенных, которые окружали помост.
В бостонских тавернах Делия слышала рассказы про белых пленников, которых раздевали и прогоняли сквозь строй. Обычно они не заставляли бежать женщин. Иногда...
Внезапно Духовидец приблизил к ней лицо, и его губы растянулись в усмешке.
— Раздевайся, Лузифи, ну!
Тонкая рука с голубыми венами легла на плечо Делии.
— Я советую вам подчиниться, — сказал французский священник, — или он сорвет с вас одежду. И он сделает это не слишком деликатно.
«Защити меня, Господь», — взмолилась Делия и дрожащими руками расшнуровала корсаж. Платье сильно истрепалось и запачкалось в пути, но она и не представляла себе, как защищает женщину одежда, даже если это лохмотья. Она поняла это, только стоя обнаженной перед холодными глазами Духовидца и ревущей толпой.
— Теперь ты, — прорычал Духовидец, ткнув негнущимся пальцем в Элизабет. — Раздевайся.
Элизабет стояла не шевелясь и застыв от ужаса. Духовидец шагнул к ней, подняв нож.
— Нет! — Делия схватила его за руку, съежившись от прикосновения к его холодному, покрытому жиром телу. При виде ножа Элизабет закатила глаза и медленно опустилась на землю. — Ты не можешь заставить ее сделать это, — кричала Делия, — разве ты не видишь, что она беременна? Это убьет ее.
Он недоверчиво уставился на Делию.
— Она побежит, если только ты не захочешь занять ее место.
У Делии задрожали ноги, но она кивнула.
— Хорошо. Я сделаю это за нее.
Он долго смотрел на нее.
Потом сказал почти печально:
— Лузифи, дважды ты этого не выдержишь.
Делия взглянула на двойной длинный ряд абенаки, жаждущих крови.
Она вздернула подбородок.
— Меня много раз били, — сказала она, чтобы укрепить свой упавший дух. — В том числе и специалисты в этом деле. И никакие кровожадные темные дикари не одолеют Делию Макквайд.
Духовидец схватил ее за руку и толкнул вперед.
— Беги! Быстрее беги!
Делия побежала. Она перебирала ногами так быстро, что первые удары просто скользили по ней. Но абенаки стояли теснее в середине строя, и удары сыпались чаще. От боли она обезумела и почти ослепла.
Она подняла руку, чтобы защитить лицо, и сильнее заработала ногами, но они вязли в мягкой земле. Помост был прямо перед ней, и она ликовала оттого, что смогла через это пройти.
В этот момент ребенок в возрасте Тилди воткнул палку ей между ног.
Делия упала как подрубленное дерево, не успев даже подставить руки, чтобы смягчить удар. Она прикусила язык, и горячая соленая кровь наполнила ее рот. В ушах стоял страшный звон. Индейцы набросились на нее и стали безжалостно избивать.
Она ухитрилась встать на четвереньки. Глаза заливала кровь от удара, рассекшего ей лоб. Она вырвала дубинку из рук ребенка, из-за которого упала, и опустила ее на двух ближайших мучителей. Женщина отскочила, вскрикнув от удивления и боли, и выронила палку. Схватив и ее, Делия качаясь поднялась на ноги.
— А-ооу! — заорала она и двинулась на них. Она больше не была Делией Паркес, уважаемой женой фермера. Она снова стала Делией Макквайд, девчонкой из таверны, и обернулась к атакующим, размахивая дубинкой и выкрикивая все мерзкие, гнусные слова, которые выучила в портовых кабаках Бостона. Она била сейчас всех сразу — своего вечно пьяного отца, пьяниц, что лапали ее в «Весельчаке Лионе», Нэта, который брезговал ею и заставил чувствовать себя никчемной, Тома Муллинза, укравшего ее поцелуй, и Тая... Тай похитил ее сердце, а при этом оберегал свое собственное, пока не стало слишком поздно, слишком поздно... Она сражалась с ними всеми, со всеми мужчинами, которые мучили ее, распоряжались ее жизнью, хотели подчинить ее себе и плевали на то, чего хотела она.
Ошеломленные ее неистовством, индейцы стали пятиться от взмахов ее бешеной дубинки... вдруг сокрушительный удар вышиб дубинку из ее руки.
Она обернулась, задыхаясь, отбросив волосы с лица, и вся напряглась в ожидании удара томагавка Духовидца, который оборвет ее жизнь.
Но она увидела не Духовидца.
Этот человек был выше и шире в плечах, и к тому же лет на тридцать старше. Седые пряди виднелись в его длинных черных волосах, и морщины избороздили его резко очерченное лицо, особенно вокруг его черных, как маслины, глаз и твердого рта. На нем была расшитая рубашка и длинная юбка, отделанная перьями птиц и раковинами. На шее у него висело французское серебряное ожерелье, а на голове красовалась бобровая шапка с белым пером. Делия сначала думала, что вождь племени — Духовидец, но сразу поняла, что именно этот человек — глава племени.
От его взгляда кровь застыла у нее в жилах, Делия была уверена, что он прикажет убить ее. Но он повернулся к тем, кто раньше стоял в цепи, а сейчас сбился в орущую разъяренную толпу, и что-то спросил, указывая еа Делию. Индейцы тут же горячо заговорили, тыча в нее пальцами и потрясая кулаками.
В этот момент через толпу пробился Духовидец. Он что-то сказал резким хриплым голосом, и крики прекратились. Потом он с вызовом посмотрел на вождя.
Рядом с Делией появился священник в черной рясе.
— Обычно судьбу пленника решают женщины, — сухо пояснил он, — а они говорят, что ты должна умереть на костре. — Он показал на помост для пыток. — Они говорят, что у тебя сердце воина, и, значит, ты должна умереть смертью воина.
Его тонкие губы сложились в насмешливую улыбку.
— Ты должна быть польщена.
Делия нисколько не была польщена — она ужаснулась. Она посмотрела на высокого индейца, который объявил ее своей рабыней. Ей пришлось дважды глотнуть, прежде чем она смогла заговорить.
— А Духовидец, — громко спросила она, — что он говорит?
— Он заявил, что берет тебя своей второй женой. — Это было сказано вождем на чистом английском языке. Его голос прозвенел во внезапно наступившей тишине.
Делию попеременно охватывали облегчение и ужас. Она не собиралась умереть на костре, но другой вариант...
— А если я... — Она одарила Духовидца слабой и трогательной улыбкой. — Дело в том, что я... я, конечно, польщена, но...
«Делия, ты просто идиотка, заткнись, прежде чем тебя привяжут и поджарят как рождественского гуся».
Мрачные глаза Духовидца с вызовом оглядели ее.
— Ты обязательно станешь моей женщиной, Лузифи, — сказал он.
Но другой голос, более глубокий и резкий, оборвал его слова.
— Эта женщина принадлежит мне!