— Вот так. — Нэт Паркес остановил повозку. Делия невольно отступила при виде безжизненного пожарища, где только остатки очага, черные и обуглившиеся, напоминали о прежней жизни.

— В прошлый раз я тут прошелся с граблями, — сказал Нэт, проследив за ее взглядом, — но ничего не уцелело, кроме пары горшков.

— Еще Хильдегард спаслась! — воскликнула Тилди. — Она не погибла в огне!

— Это потому, что ты взяла ее с собой в школу в тот день, когда напали индейцы, — заметила Мэг. — Надо было и мне захватить свой волчок.

— Папа вырежет тебе новый волчок, — успокоила ее Делия. — Правда, Нэт?

Нэт кивнул. Делия посмотрела на его бледное, печальное лицо, и к чувству потери, переполнявшему ее в этот солнечный весенний день, прибавилось гнетущее ощущение вины. Она вспомнила о погибших в огне вещах Мэри: о ее часах, прялке, вышивке. Это все, что осталось у Нэта от Мэри и тех десяти лет, что они прожили вместе. Теперь все это было безвозвратно утеряно.

Она взяла его за руку.

— Мне жаль, Нэт.

Он вздрогнул.

— Теперь весна, и мы все отстроим заново. Между прочим, полковник Бишоп обещал, что на следуюшей неделе нам помогут все поселенцы.

Он вернулся к повозке и стал сгружать тяжелый железный котел.

— Но и сейчас есть чем заняться. Вам с девочками пора приступить к заготовке сахара, если ты, Мэг, захватила ведро и воронки для сока. А я пока займусь полем. Похоже, после зимы на земле осталось столько камней, что их не убрать до следующего лета.

После особенно холодной зимы на земле оставались огромные камни. Прежде чем возделывать землю, надо было их вывезти. Повозка, на которой они сегодня приехали, идеально подходила для этого: у нее был легкий ход, так что погрузить на нее камни не составляло труда.

Время вывоза камней всегда совпадало с временем сахароварения. Сок собирали в ведра, делая зарубки на больших кленах, когда ночи были еще холодные, а дни уже теплые. Нэт со смущенной улыбкой показал Делии, как варят сахар. На этот раз он проявил большое терпение. Он выбрал клен почти двенадцати дюймов в диаметре и сделал на нем зарубку на солнечной стороне. Потом воткнул в отверстие носик от чайника, а снизу подставил ведро.

— Я разложу вам огромный костер для котла, — сказал Нэт. — Когда ведра наполнятся, перельете их в котел. — Он усмехнулся. — Кленового сока скоро будет так много, что хоть купайся в нем.

Делия старалась вызвать у него улыбку, но не могла.

Нэт кивнул.

— Ну что ж, — он посмотрел на поле через плечо, — если я вам понадоблюсь, то буду вон там.

Делия кивнула. Они еще постояли, пока Делия не отвернулась, почувствовав неловкость.

Эта неловкость возникла нынешним утром. Может, оттого, что они не завершили начатый накануне ночью разговор. Вернувшись со свидания с Таем, Делия уже не могла поднять на Нэта глаза, а тем более обсуждать их дальнейшую супружескую жизнь. Она свернулась калачиком на охапке сена в углу сарая, зная, что Нэт заметил ее состояние и покрасневшие от слез глаза. Наверняка ему хотелось узнать, что случилось, но не в характере Нэта было допрашивать ее. Он промолчал, и Делия — тоже.

Делии казалось, что этим утром у нее от горя болели даже кости, а в животе была какая-то странная пустота. Словно то, что она бесконечно любила, умерло в ней. Это была их необыкновенная любовь с Таем. Что бы ни сделала Делия — оставшись с Нэтом и девочками, как велела ей совесть, или последовала в ночь за Таем, как велело ей сердце, для нее все было плохо.

Она не могла и представить себя, как будет жить без Тая. Раньше она думала, что для нее достаточно просыпаться каждое утро с надеждой увидеть его. Но это было до того, как в течение нескольких месяцев она видела по утрам на подушке рядом с собой его лицо: глаза, небритые щеки, к которым она приникала губами. Тогда она каждый день просыпалась в сладостной истоме после бурных ночей любви. Ее мечты, казавшиеся неосуществимыми, воплотились: Тай полюбил ее и сделал своей женой. Как же может она предать эти мечты?

И все же... все же...

Все же была Тилди, которая нетерпеливо ждала, когда появится первая капля сока, и ее взгляд выражал радость и глубокую сосредоточенность. Как только капля выступила, она завизжала от восторга.

— Течет, Делия! Сок течет! Теперь-то у нас будут тянучки из кленового сахара?!

— Подожди, малышка. — Делия засмеялась сквозь слезы. — Тянучки будут, но в свое время.

Она встретилась взглядом с Мэг, и обе улыбнулись.

На щеках девочки расцвел румянец, а карие глаза блестели, как драгоценные камни. На ее губах играла улыбка, а неприязненной гримасы как не бывало. Делия никогда еще не видела Мэг Паркес такой счастливой и умиротворенной.

«Дети, — подумала Делия. — Разве могу я причинить им боль?»

Она посмотрела в сторону верховья реки, туда, где был дом Тая. Она знала, что он сейчас там, разбирает руины своего дома.

«Руины, — подумала она, — теперь все превратилось в руины: дома, жизни, любовь».

На ее глаза навернулись слезы, а сердце сжимала жгучая боль.

«Ох, Тай, Тай, Любовь моя! Моя любовь... Что же нам с тобой делать?»

***

Делия ошибалась.

Тай был в десяти милях от пожарища, оставшегося от его дома. Он шел через лес мягким и осторожным шагом индейца. Он нес с собой все, что у него осталось — ружье, мешочек с пулями, порох, томагавк и охотничий нож. В небольшом заплечном мешке было немного еды и одежда. Все его лекарства и инструменты погибли в огне, но то, что он смог найти на пепелище, Тай взял с собой.

В сердце своем он унес воспоминания.

«Даже если после этой ночи я никогда не смогу быть с тобой, знай, ты все равно останешься женой души моей, единственной моей любовью».

Он произнес эти слова в ночь их свадьбы, когда они стояли перед его вигвамом и смотрели на северное сияние. Но тогда Тай не думал, что когда-нибудь так случится и что это будет так больно.

Сначала он чуть не потерял Делию, потому что боялся полюбить ее. Потом он преодолел этот страх, дал свободу своему чувству. И что же? Теперь он потерял ее! Но таков был его свободный выбор. Даже сквозь пелену ярости и боли, застилавших ему глаза, он видел вчера, как сердце ее разрывается между любовью к нему и приемным детям. Тогда Тай-лер понял, что если любит ее, то должен облегчить ей муки, разделить их с ней.

И он ушел от нее.

Теперь он направлялся на север, вдоль Кеннебека, потому что снег здесь был тоньше, а солнце уже согревало верхушки деревьев. Приняв это ужасное решение, он ощутил спокойствие, похожее на оцепенение.

Боль затаилась где-то в глубине души, в подсознании. Он надеялся, что к тому моменту, как в нем вновь все всколыхнется и у его начнется агония, он уйдет уже так далеко, что желание вернуться станет неосуществимым.

«Богу известно, — подумал он с горечью, — я не из тех людей, кто приносят себя в жертву».

Теперь, когда он был свободен, его тянуло отправиться в поселение абенаки, но он не пошел туда. Там его терзали бы воспоминания о Делии и об их любви, а путь домой оттуда слишком легок. Он пойдет далеко вдоль реки, потом повернет на запад. Эссакамбит как-то говорил ему, что земля, которую йенги называют Америкой, простирается на запад до самого конца света, до другого океана, где по ночам прячется солнце. Вот туда, на край земли, он и отправится. Там он останется один со своими мыслями, воспоминаниями и мечтами о Делии.

У поворота реки он остановился, хотя еще не чувствовал усталость. Часто в детстве Эссакамбит заставлял его бежать весь день и всю ночь без воды и отдыха. Однажды, когда ему было двенадцать, его послали в лес, нагого, не дав с собой даже ножа. Он должен был вернуться через неделю, одетым, сытым и принести отцу в подарок мясо. А когда ему было всего шесть, он совершил переход из Кит-тари в Квебек, неся на себе узел такого же размера, как он сам. Тогда закалились его тело и дух. Однажды он уже потерял любовь и выжил.

«Я выживу и теперь, — сказал он себе, — я должен выжить». Мужчина, который все время получает уроки от жизни, обязан выполнять то, что ему предназначено, и идти вперед...

Он сел на бревно у реки и прислонил ружье к колену. Лучи солнца мягко согревали его лицо. От сильного ветра шла рябь по воде и шумели верхушки деревьев.

До него донесся запах сала и плохо выделанных шкур. Кто-то приближался.

Их было двое, и они старались не шуметь. Но воины абенаки вообще двигаются бесшумно. Возможно, это охотники. Вопрос в том, кто они: дружелюбные англичане или французы, скорее всего недружелюбные.

Медленно и осторожно Тай зарядил ружье. Пристроив его на колене, он положил палец на курок и стал ждать.

Они появились у реки через пять минут — Сильная Ложка и его подруга. Она согнулась под тяжестью груза, а он нес только свое ружье. Увидев Тайлера, он улыбнулся, показав гнилые зубы.

— Ты далековато забрался от дома, а док? — крикнул он, подойдя поближе.

Тай подождал, пока старый охотник встал прямо перед ним.

— Похоже, зима была удачной, — сказал Тай, кивая на кучу бобровых шкурок. Девушка держалась стоически, но Тай видел, что закрепленный на ее голове ремень, которыми были перехвачены шкурки, врезался в кожу лба.

— Мы идем в Фалмут, на закупочный пункт миссис Сьюзен Ты не слыхал, говорят, она хорошо пристроилась! Тай вздохнул.

— И за кого она вышла замуж? — спросил он, хотя его это вовсе не интересовало.

Охотник пожал плечами.

— За какого-то парня из Уэльса. Он раньше был бондарем, что ли. — Индеец почесывал бороду, наблюдая за Таем, и вдруг его лицо выразило смущение. — Знаешь, тут меня просили кое-что тебе передать. Я только теперь вспомнил. Нэт Паркес жив — его не убили и не скальпировали. Это был какой-то другой парень.

— Это мне уже сообщили. Но все равно спасибо.

Охотник заметил взгляд, который Тай бросил на его скво.

— Моя Несува поправилась с тех пор, как ты смотрел ее в Фалмуте, док. Я ей всю зиму давал жевать еловые побеги. Правильно?

Он удовлетворенно улыбнулся девушке, а та смущенно взглянула на Тая, поправляя тяжелый мешок на спине.

— Может, снимешь поклажу со своей женщины? — спросил Тай.

— Чего?

— Ну, помог бы тащить ей мешки.

— А зачем?

Тай снова вздохнул.

Охотник облизнул губы.

— У тебя нельзя хоть немного разжиться зерном?

— Нет, извини. — Тай положил на землю мешок, раскрыл его и достал оттуда кисет с табаком. — Но я могу предложить тебе покурить.

— Кинникинник?

Тай покачал головой.

— Нет, табак.

Охотник был явно разочарован, но все же взял протянутую ему трубку.

— Знаешь, я стал вроде почтальона, — сказал он, пуская кольца дыма — все послания передаю. То от тебя, то от полковника Бишопа, а теперь вот от одного парня в Пенобскот.

— О чем же твое новое послание? — спросил Тай, чтобы поддержать разговор.

— Бостон послал пару недель назад в Пенобскот военное судно. Оно выполняло миссию в Кастайне со своей пушкой и ухитрилось там угробить старого священника, Себастьяна Раля. Теперь абенаки просто с ума посходили. Они подняли свои боевые топоры после большого собрания всех племен, и теперь строят лестницы для осады, так что даже люди в форте не будут в безопасности.

Тая покоробило от этой колониальной политики. Если что и могло так настроить абенаки против поселенцев, так это гибель чх любимого французского священника.

— Ты уверен, что они намерены напасть первыми?

— Ты же лучше других знаешь — никогда не известно, что сделают абенаки. Но если меня спросят, как по-моему, куда они ударят в первую очередь, то я бы смело назвал Мерримитинг. Говорят, у одного безумца были видения, а в них что-то, связанное с этим местом. А потом — эй, что случилось?

Охотник уставился на пустой поваленный ствол, где минуту назад сидел доктор Тай, лениво глядя на солнце. Он огляделся — и река, и тропинка, которая вела в лес, были пустынны. Только белка сидела на ветке. Он взглянул на дымящуюся трубку, желая убедиться в том, что эта встреча ему не пригрезилась.

— И с чего это он вдруг исчез? — спросил охотник, ни к кому не обращаясь.

Пожав плечами, он продолжил свой путь вниз по реке. Его жена, Несува, молча шла позади него.

***

Половину лица он раскрасил белым, другую — черным и стал похож на обгоревшего. Это было необходимо, ибо видения убедили его, что он погибнет в огне. Он готов был встретить смерть с песней в сердце. Он умрет, но его народ спасется — разве не прекрасная смерть для воина?

Теперь видения посещали его постоянно. Ему уже незачем было прибегать к помощи водки, чтобы вызвать их. Он вновь и вновь видел одну и ту же картину, словно она являлась ему, чтобы он не забыл о своем предназначении.

Но теперь он ясно понимал смысл видений, будто они были написаны пиктограммами, как писали в его племени. Толпы иноземцев, заполняющие его землю, текли под предводительством Лузифи, дикой кошки. Но в видениях кошку побеждал малсум, волк. И иноземцы уходили назад, в океан, из которого пришли. В видениях волк убивал дикую кошку, и его народ снова получал во владение землю, пригодную для охоты.

Духовидец прикрыл глаза. Он видел перед собой лицо Лузифи — ее длинные черные волосы, вздернутый подбородок и золотистые кошачьи глаза.

Он взял красную охру, нарисовал на груди оскалившегося волка и, запрокинув голову, издал волчий вой.

— Я Духовидец, — пел он, — я Духовидец, вождь волчьего народа.

Это мы убьем Лузифи. Это мы очистим землю от пришельцев.

Болезненному сознанию Духовидца представлялось, что все племена абенаки снова поднимут томагавки против йенги. Но не они решат судьбу пришельцев. Так сказали духи. Именно он, Духовидец, должен убить Лузифи и притащить ее в поселение, где они сожгут ее. Тогда они вновь обретут свои земли.

Но почему Лузифы, тотем йенги, оказался в теле простой женщины, этого Духовидец не знал. Но йенги всегда были странной расой; отец говорил, что у них есть даже большие племена, которыми управляет женщина-сахем. Если они могут выбрать женщину сахемом, то почему бы и боевому духу их племени не вселиться в женщину? Да она и не простая женщина, у нее душа воина.

Она Лузифи, и ее необходимо уничтожить.

Теперь Духовидец готовил себя к битве и к смерти. Он намазал тело медвежьим салом, раскрасил грудь и лицо и спел свою песнь. Он собирался вернуться туда, где в первый раз схватил Лузифи.

Видения говорили, что он найдет ее там, а видения никогда не лгали.

***

Воздух был сладким от аромата кипящего сока. Когда Нэт прервал свою работу, перестав перетаскивать камни, ему показалось, будто он слышит, как сок капает в ведра.

Прерывая работу, он помогал Делии и девочкам поддерживать сильный огонь под котлом. В общем-то, он делал это для Делии, чтобы ей легче было варить сахар. Теперь он хотел больше помогать ей.

Он не убрал все камни с поля, некоторые оставил лежать. В своем альманахе он прочел, что камни на поле почему-то считаются хорошим удобрением, если их три раза обмакнуть в грязь. Когда Делия спросила его про оставленные камни, Нэт объяснил ей это немного суховато: произнести это вслух ему было как-то неловко. Но Делия улыбнулась, а он подумал, что ему приятно вызывать у нее улыбку.

Теперь, посмотрев на нее, Нэт увидел, что она проворачивает новые дырочки в стволах. Девочки следили за огнем. Убедившись, что все заняты своим делом и на него никто не смотрит, Нэт пошел знакомой тропинкой туда, где было кладбище, пока индейцы не сожгли его.

Скоро год, как умерла Мэри. Могила была завалена золой и грязью.

Раньше на мягком сером граните белели аккуратные буквы, но теперь буквы стали черными, а гранит потрескался от огня. Земля вокруг камня немного осела после зимы.

Сняв шляпу, он опустился на колени и потрогал пальцами буквы.

«Мэри...

Ты ведь знаешь, о чем я думал последние недели, пока поджидал Делию домой. Теперь я знаю, что ты здесь и слышишь меня. Не то чтобы я больше не любил тебя...»

Он на минуту закрыл глаза и присел на землю, положив шляпу на колено и свесив кисти рук.

«Мэри, я на следующей неделе заново отстрою дом, а Обедайя Кембл сделает нам новую кровать. Мери, я хочу... Я хочу разделить с Делией эту кровать как муж с женой. Мне очень жаль, если это тебя огорчает, ведь ты же знаешь, что за десять лет я ни разу тебе не изменил, даже не посмотрел на другую женщину. Но я подумал, что, может, там, где ты сейчас, ты не станешь возражать, наверное, теперь тебя не заботят радости плоти. Думаю, так оно и есть, потому что... брак — это не просто когда двое живут под одной крышей, а я ведь теперь женат на Делии, Мэри».

Он вздохнул и вытер губы тыльной стороной руки. Потом медленно поднялся на ноги.

«Но это не меняет того, что я чувствую к тебе, Мэри. И я надеюсь... надеюсь, что это не повлияет на то, что ты чувствуешь ко мне».

В этот момент Нэт внезапно подумал: а чувствует ли сейчас вообще что-нибудь Мэри, которую он знал и любил? Эта мысль поразила его. Если предположить, что от Мэри ничего не осталось, кроме костей, которые покоятся под этим камнем, то...

Услышав душераздирающий крик, Нэт в испуге поднял голову. Ему показалось, что крик донесся из могилы.

Потом он снова услышал крик: «Делия!» — это был голос Мэг.

Нэт заспешил, спускаясь с холма на своей деревянной ноге.

Делия билась в руках воина абенаки, который пытался увести ее с собой в лес. Кричала только Мэг. Делия сопротивлялась молча. Индеец схватил ее рукой за горло.

На миг ноги Нэта от страха приросли к земле. Как нарочно, он оставил свой мушкет на камне возле повозки. Он не успел бы добежать до него и выстрелить прежде, чем дикарь исчезнет в лесу вместе с Делией. Нэт огляделся, нет ли поблизости других дикарей.

Потом Нэт побежал к обнаженному разрисованному человеку, который боролся с Делией... он думал об одном — только бы спасти ее.

***

Лузифи сопротивлялась с упорством и одержимостью дикой кошки, и Духовидца поразило, что он не может с ней справиться. Ему казалось, что руки его налились свинцом и их тянет к земле, ноги дрожали, дышать было трудно, и он помотал головой, чтобы стряхнуть пелену, застилавшую глаза.

Увидев высокого светловолосого человека, неуклюже ковылявшего к ним по полю, Духовидец нащупал нож у себя за поясом. Между тем, Лузифи почти вырвалась, и он удерживал ее лишь за волосы. Духовидец запрокинул голову, чтобы издать боевой клич, но вместо этого почему-то рассмеялся.

Светловолосый приближался, Духовидец не видел его в своих видениях, но он слаб и справиться с ним не составит труда. Духовидец выкинул вперед руку и метнул нож прямо в грудь Нэту. Но отяжелевшая рука промахнулась. Духовидец подумал, что упустит обоих, но тут у светловолосого подвернулась нога, он замахал руками, пытаясь удержать равновесие, и угодил прямо под нож.

Нож погрузился ему в живот.

Светловолосый сделал еще несколько шагов вперед, потом упал в подтаявший снег.

— Нэт! — закричала Лузифи. Вырвавшись из рук Духовидца, она бросилась к упавшему мужчине. — Нэт!

Вдруг Духовидец повернул голову. Нет, то был не шум, а предчувствие, столь же яркое, как видение. Он увидел духа в человеческом обличий; тот появился из-за деревьев. Он увидел, как дух протянул к нему длинную руку, и вслед за этим вспыхнуло пламя...

Духовидец не слышал выстрела, который убил его. Но если бы он и услышал, то принял бы его за гром небесный.

***

Тай перезарядил ружье и, убедившись, что Духовидец мертв, поспешил к Делии и оттащил ее от Нэта. Указав на котел с кипящим соком, за которым рыдая прятались девочки, Тай сказал:

— Бери детей и беги в крепость, Делия. Сообщи обо всем полковнику Бишопу. Скажи, что часть племени абенаки собирается напасть на Мерримитинг.

Делия посмотрела на свои руки, залитые кровью и подняла на Тая глаза, в которых застыл ужас.

— Тай... Нэт, он...

Тайлер потряс ее за плечи.

— Делия! Ты должна предупредить Мерримитинг и спрятать детей за стенами крепости. — Он встряхнул ее сильнее. — Ты меня понимаешь?

Она кивнула, прикусив губу.

— Хорошо, — неожиданно он сильно и быстро поцеловал ее в губы, потом повернул и подтолкнул вперед. — Теперь беги, крошка Делия! Беги быстро, как можешь!

Делия побежала. Тай смотрел на нее, пока она не достигла того места, где сидели девочки. Она подхватила Тилди, взяла за руку Мэг, и все трое побежали по колее к поселку.

Тай опустился на колени перед Нэтом.

На него смотрели серые, потемневшие от боли глаза.

— Док? У меня очень болит живот.

— Тебе в живот вонзился нож, Нэт, — сказал Тай. У него не было с собой ничего, что могло бы облегчить боль. — Мне надо вытащить его.

Нэт то ли всхлипнул, то ли вздохнул.

— Делия...

— С ней все в порядке. И с девочками тоже. Теперь держись, Нэт, тебе будет чертовски больно...

Нож вонзился глубоко и выходил с трудом, так что Тай боялся, что это убьет Нэта. Но Нэт все еще дышал, хотя и очень тяжело, и то и дело стонал. Прикрыв его своей курткой, Тай стал прислушиваться, когда зазвонит колокол в крепости. Это означало бы, что Делия с детьми добралась благополучно. Однако он понимал, что даже если они будут бежать очень быстро, то на дорогу у них должно уйти не менее получаса.

Размышляя, как бы соорудить носилки, чтобы перевезти Нэта, Тай вдруг увидел повозку с камнями. Он подвел волов поближе и осторожно положил Нэта в повозку. От этого Нэт снова вскрикнул.

Оказавшись в повозке, Нэт вздохнул, и голова его беспокойно заметалась.

— Мэри...

— Держись, Нэт. Ты должен держаться!

Глаза Нэта на мгновение прояснились и остановились на лице Тая.

— Делия... скажи ей... я все собирался, но... так у меня и не получилось...

Тай сжал его плечо.

— Сам ей все скажешь, когда доберемся до Мерримитинга.

Нэт закрыл глаза. Началась агония. Боль казалась чем-то живым. Он почти видел, как она пожирает его изнутри, словно жадная голодная собака. Боль была непереносимой, и Нэт надеялся, что скоро умрет.

«Мэри...»

Теперь она была совсем рядом с ним. Впервые с того дня, как она умерла, Нэт явственно слышал ее голос, а ее образ, который начал стираться в его памяти, неожидано ярко встал перед ним. Ему почудилось, что ее губы коснулись его лба.

«Я иду, — сказал он ей, — Скоро, скоро...»

На какой-то момент смерть отступила, и тогда он почувствовал себя виноватым в том, что хочет умереть. Он оставлял детей и жену. Но чувство вины было несравнимо с желанием избавиться от этой ужасной боли... и с радостью, немыслимой радостью оттого, что теперь уже скоро он увидит свою Мэри.

Теперь они вновь встретятся и уже навсегда!

Колокола. Где-то далеко он слышал колокола.

«Как стране, — подумал Нэт, — что на небе есть колокола».

Голубое небо над головой стало невыносимо ярким, а колокольный звон приближался. Белый свет, льющийся на него, был холодным, очень холодным... Но он не замечал этого, потому что этот холод унял боль у него в животе.

«Скоро, — подумал он, — скоро, скоро...»

«Мэри».

Услышав шепот Нэта, Тай обернулся, чтобы успокоить его. Но слова замерли у него на устах, когда он увидел открытые безжизненные глаза.

Звон колокола далеко разносился в весеннем воздухе. По дорогам, ведущим к крепости, потянулись окрестные поселенцы — пешком, верхом, в повозках. С собой они взяли лишь самое необходимое. Скоро показался Мерримитинг.

Ворота были распахнуты, но вдоль стен уже стояли посты, ружья были направлены в сторону леса. В крепости суетился народ.

Двери блокгауза распахнулись, и Тай въехал во двор. Выбежав к нему навстречу, Делия застыла на месте; она переводила взгляд с неподвижного тела Нэта на лицо Тая. Он услышал крики Мэг.

— Пустите, меня, пустите!

Тай догнал Делию. Ему очень хотелось прижать ее к себе и утешить, но он не решился, боясь, что она не так поймет его.

— Он умер по дороге, Делия. Я делал что мог, но у него не было ни малейшего шанса.

Она остановилась и прикоснулась к его щеке.

— Спасибо тебе, Тай, — мягко сказала она.

И пошла к Нэту.

Она села возле него, взяла его руку, поднесла к губам и заплакала. Тай повернулся к ней спиной, страдая от ревности. Он не мог понять этого.

***

Солнце село, и сильно похолодало. Мороз разукрасил окна. Показалась луна, белая и круглая, как плотно сбитый снежок. Лес купался в ее ярких серебряных лучах.

Разведчики вернулись перед закатом. Один из них видел военную группу абенаки — более двухсот человек. Они грабили и сжигали фермы и дома, стоявшие в отдалении, но то, что конечной целью их похода был именно Мерримитинг, не вызывало сомнений.

Тайлер Сэвич, полковник Бишоп и Рандольф стояли возле пушки. Длинный черный нос орудия был устремлен на восток, откуда ждали абенаки.

Полковник с сомнением посмотрел на пушку и погладил ее ствол.

— Ты уверен, Сэм, что она может стрелять?

— Черт возьми, не уверен. — Для Сэма Рандольфа говорить было труднее, чем ворочать жернова; он комкал свою шляпу. — Не думаю, что от нее будет много проку. Но хоть разок выстрелить она должна.

Полковник посмотрел в непроглядную ночную тьму.

— У нас всего два заряда. Абенаки так много, что уложить всех двумя выстрелами мы не сможем.

— Нам и незачем убивать всех, — заметил Тай. Хватит и одного залпа. Абенаки не из тех, кто ищут славной смерти на боле боя. Главное — это убить как можно больше врагов, но сохранить себя для будущих битв. Покинуть поле боя они не считают позорным, поэтому, увидев, что понесли потери, они не станут рисковать. Абенаки пойдут туда, где им не смогут дать такого отпора.

Рука полковника Бишопа тяжело легла на плечо Тая.

— Молю Бога, чтобы ты оказался прав. Как ты думаешь, когда они нападут?

— Ночью. По крайней мере, задолго до рассвета.

Тай пошел прочь от пушки. Он не выпускал из рук заряженное ружье, готовый в любую минуту выстрелить. Ему придется это делать, потому что он не хочет ни умереть, ни потерять Делию. Но он знал, что каждый раз, нажимая на курок и видя падающего абенаки, будет вздрагивать от ужаса при мысли, что этот воин — его отец Эссакамбит.

Сейчас Тай был очень подавлен, пожалуй, больше, чем в то давнее время, когда Эссакамбит привез его к деду и оставил там.

Кто он — Тайлер Сэвич? Врач йенги? Или все-таки Бе-даги, сын сахема абенаки? Ему опять предстояло сделать выбор. Он был йенги по крови и по образу жизни, и теперь он должен сражаться за это.

Он прислонился к деревянной стене и посмотрел в небо. В нем сверкали звезды, а луну окружало матовое облачко. Абенаки верят, что Млечный путь — дорога в мир духов. Если людям из Мерримитинга повезет, то много воинов абенаки пойдет завтра по этой дороге.

— Тай?

Он выпрямился и медленно обернулся. К нему подошла она, его любовь. Кожа вокруг ее глаз потемнела, губы дрожали. Он раскрыл объятия, и она прижалась к нему.

Она обняла его, приникла к его груди и глубоко вздохнула.

— Как дети перенесли это? — спросил Тай.

Она еще теснее прижалась к нему и вздохнула еще глубже.

— Не думаю, что Тилди все поняла. Но Мэг... Она рыдала, пока не уснула. Почему мы умираем, Тай?

— Мы не хотели, чтобы он умер, Делия, — сказал он, отвечая на незаданный ею вопрос. Он понимал, что чувство вины неизбежно, ибо смерть Нэта снова открыла им путь друг к другу. Конечно, они всегда принадлежали друг другу, но смерть Нэта вернула им будущее и счастье.

Он обнял ее и молчал, понимая ее чувства и разделяя их.

Делия провела кончиком его пальца по своей губе.

— Я люблю тебя, Тайлер Сэвич.

Он поцеловал ее, но в этом поцелуе не было страсти: он шел из глубины его сердца.

Он поцеловал ее с любовью.

***

Они показались из леса с первыми лучами солнца, их леденящие душу военные крики взрывали тихий ночной воздух.

Сэм Рандольф поднес огонь к пороху. Полковник Бишоп стоял рядом с ним, подняв руку.

— Подожди, подожди, — мягко говорил он, — дай им подойти поближе, чтобы их можно было сосчитать, Сэм, сосчитать... — Потом он резко опустил руку. — Давай!

Пушка рванула, выбросив мушкетные ядра, гвозди и разный железный хлам в толпу атакующих индейцев. Выстрел прозвучал как гром, и все вокруг окутал дым. Военные кличи сменились воплями и стонами.

Откашлявшись от дыма и обернув руку тряпкой, чтобы не обжечься о горячий металл, Сэм Рандольф приготовился к следующему выстрелу.

Но на его плечо легла рука полковника Бишопа.

— Не надо. Смотри, док был прав. Они бегут!

Сэм вскрикнул от радости.

— Мы очистили поле боя всего одним выстрелом!

На всякий случай он все-таки перезарядил пушку, и все напряженно замерли, глядя, не вернутся ли абенаки.

Но Тай не стал ждать. Он перелез через частокол и поспешил к поляне, на которой лежали тела сраженных индейцев. Их было около дюжины.

Он хотел посмотреть, жив ли кто-то из них и знает ли он кого-нибудь.