ГЛАВА 1

Крики, улюлюканье, свист разбудили задремавшую на своем сиденье в третьем ряду от водителя Бет Кэрол. Она поняла, что автобус остановился. Должно быть, они уже в Калифорнии, в Кресент-Сити, сразу же после переезда границы с Орегоном. Она потрясла головой, чтобы проснуться окончательно, и посмотрела вперед, на то, что вызвало весь этот шум и гам.

Это была девушка с такими светлыми волосами, что казалась седой. Они возвышались над ее маленьким личиком огромной, тщательно начесанной башней. Даже сквозь плотную завесу сигаретного дыма Бет Кэрол могла различить длинные накладные черные ресницы, сильно раскрашенные голубыми тенями веки, яркий пухлый рот. На щеках лежали два ярко-красных пятна от неумело положенных румян. Висячие сережки из металла, ярко блестевшие при этом искусственном свете, были такими длинными, что задевали плечи, обтянутые белым пушистым свитером. Бет Кэрол с удивлением взирала на этот свитер. Вот это да! Огромные груди девушки, казалось, вот-вот прорвут тонкую шерсть. У девушки была тонкая талия, подчеркнутая туго затянутым пояском, а пышные бедра обтягивали узкие брючки. На ногах девушки были шлепанцы из пластмассы на высоченных каблуках. Вокруг одной из лодыжек что-то блестело… Ножной браслет. Да и сумка ее не могла не привлечь внимания – огромная, розовая, с аппликацией в виде белого пуделя в ошейнике из искусственных бриллиантов, по поверхности шла цепочка, поднимающаяся кверху.

У девушки был совершенно невероятный вид, как будто она явилась из какого-то другого мира. Бет никогда в жизни не видела ничего подобного, даже в кино. Непроизвольно она одернула рукава своей белой блузки, чтобы не были видны все еще красные, распухшие шрамы на ее запястьях. Она расправила синюю бумажную юбку, купленную специально для этой поездки в универмаге в Спокане.

– Итак, леди и джентльмены, – объявил по динамику водитель, – как видите, мы уже в Калифорнии.

Два солдата, сидевшие через проход от Бет Кэрол, дружно стукнули кулаками по спинкам сидений перед собой. Опять раздался свист и смешки.

– Ее мамочке надо было отвести эту девчонку в ванную и оттереть ей как следует физиономию, – послышался женский голос позади Бет. Затем она услышала, что кто-то произнес:

– Тсс… тсс… Ничего себе, подумала Бет, если все девушки в Калифорнии так выглядят, то это совсем непохоже на родные места… Она выглянула в окно на Кресент-Сити. Он был довольно сильно похож на Кур Д'Ален, откуда она приехала. Автобусная станция ничуть не отличалась от остальных. Изображение бегущей поджарой борзой, большие окна. Пара местных бездельников на скамейке, с интересом разглядывающая приезжих: их единственное развлечение. На земле валялась грязная ложка, в углу окна было прикреплено объявление о проведении церковного базара. Дальше дешевая лавчонка. А еще дальше, наверное, банк. Около десяти часов утра небо было серым, казалось, вот-вот пойдет дождь. Бет закурила сигарету и вздохнула: жаль, что нельзя выпить чашечку кофе.

Сначала она почувствовала запах духов, приторно-сладкий, затем и сама девушка неторопливо пошла по проходу. Она собирается сесть рядом со мной, сообразила Бет, почувствовав, как ее обволакивает душное облачко дешевых духов. Ей захотелось открыть окно, хотя она и знала, что станет слишком холодно и эти наседки сзади начнут тыкать ее в спину и без обиняков потребуют, чтобы она его закрыла.

– Место свободно? – спросила блондинка тонким голоском с придыханием.

Бет подняла глаза и увидела широкую улыбку, зубки у девушки были меленькие, похожие на детские молочные, на сиденье перед собой Бет заметила пухлую ручку с длинными ярко-красными ногтями.

– Да, свободно, – ответила она, улыбнувшись в ответ.

Девушка оглянулась, чтобы еще раз убедиться, что все глаза устремлены на нее. Она грациозно опустилась на сиденье и, приняв удобную позу, начала шарить в своей огромной сумке. Приторный запах духов был невыносим. Бет сделала глубокую затяжку, надеясь, что это поможет. Девушка вытащила новую пачку «Лаки страйк» и сунула сигарету в длинный мундштук. Она наклонилась через проход, чтобы зажечь сигарету от предложенной солдатом зажигалки.

Водитель нажал на рычаг, закрывающий дверь, и включил двигатель. Через минуту они медленно отъехали от станции и влились в поток грузовиков, «фордов», «шевроле» и прочих машин; двигавшихся по главной улице городка. Какой-то малыш, держась за руку матери, улыбнулся и помахал им.

Бет улыбнулась и тоже помахала ему.

– Прощай, грязная дыра, – с презрением произнесла блондинка, глядя мимо Бет в окно – на магазинчики, конторы, бензоколонки, постепенно переходящие в зеленые поля, на которых паслись черно-белые коровы, автобус так и подбросило, когда две здоровые телки пробежали по дороге в противоположном направлении. На окнах появились мелкие капли. Блондинка поигрывала длинным мундштуком, изучая свое лицо в зеркальце большой пудреницы, украшенной разноцветными камешками. Сначала она репетировала обольстительную улыбку, стараясь не обнажать мелкие зубы, затем стала изображать гнев. Она с довольным видом захлопнула пудреницу и бросила ее в сумку, не обращая внимания на молодого солдатика, сидящего по другую сторону прохода и всячески старающегося привлечь ее внимание.

– Однако все же придется вернуться сюда, – как бы про себя пробормотала девушка. И хотя ее слова никому конкретно не предназначались, Бет поняла, что та не прочь поговорить. Бет прямо чувствовала, как из той вырываются слова. Ну ладно, пусть поговорит. Так даже лучше, особенно после тех сексуальных маньяков, которые сидели рядом с ней с того самого момента, как Бет Кэрол села на этот автобус в Спокане. Это было два дня назад. Хотя ей казалось, что времени прошло гораздо больше, что она едет на этом автобусе уже целую вечность.

Вначале она ужасно боялась, когда сидела, съежившись, в женском туалете автобусной станции в шесть утра, с головой, обмотанной шарфом, и в темных очках, как будто кто-то преследовал ее. Во рту пересохло, а сердце колотилось так, как будто отец или кто-нибудь из его работников или ее сестры гнались за ней и каждую минуту могли появиться здесь и найти ее сидящей на крышке унитаза.

«О, вернись домой, Бет Кэрол, – стали бы они плакать и умолять. – Мы тебя любим. Все будет хорошо – так же, как и прежде. Все уже прошло. Этого просто никогда не было».

Бет мысленно нарисовала себе всю эту сцену. Кто бы там ни играл главную роль, он заверит ее, что все будет расчудесно. Гораздо чудеснее, чем было раньше. Если на сцене появится отец, то он торжественно поцелует ее в лоб и станет твердить, что в городе все уже давно обо всем позабыли, что он лично их просил об этом, а они лишь смотрели на него непонимающим взглядом.

«Ты уверен, папа?» – спросила бы она его, глядя в его серые глаза, столь задумчивые в обычной жизни, но сейчас полные любви и нежности, и сердце ее наполнилось бы радостью и ответной любовью. Затем он протянул бы ей руку и она взяла бы ее. И вместе они бы вышли в зал автобусной станции, и все пассажиры зааплодировали бы, а женщины улыбались бы сквозь слезы умиления, а мужчины говорили бы друг другу, что мечтают иметь такую дочку, как она, и любить ее так же, как ее отец.

Черта с два, Бет Кэрол горько улыбнулась про себя. Скорее всего, они подумают: «Слава Богу, что уехала». Причем все они. Отец, наверное, заметил, что она взяла только четыреста долларов из одной из старинных книг в кожаном переплете, в середине которой был сделан тайник и которая стояла среди таких же на полке в библиотеке, позади его большого дубового стола, вечно заваленного всевозможными бумагами и папками. Он, наверное, подумал: «Только четыреста долларов за то, чтобы отделаться от нее! Не так уж и дорого».

Она так боялась пропустить свой автобус, что без конца выбегала из туалета. Но он все еще стоял на конечной остановке вместе с другими автобусами. Наверху был указан пункт назначения: «Лос-Анджелес». Бет коснулась кончиками пальцев изображения бегущей собаки на его борту.

Затем тревога, беспокойство, страх, что она прямо здесь разрыдается, заставляли ее опять тащиться в убежище женского туалета, где она, прислонившись к кафельной стене и закрыв глаза, пыталась взять себя в руки и успокоить дыхание. Каждые несколько минут она осторожно подходила к ряду умывальников, снимала темные очки, чтобы убедиться, что в зеркале отражается именно ее лицо. Приблизив свое лицо к стеклу, она внимательно разглядывала его, словно ожидая, что оно станет выглядеть по-другому, боясь найти на нем следы разложения и порчи. Но нет. Она видела лишь бледный выпуклый лоб, голубые, с поволокой глаза. Короткий и прямой, как и у всех членов ее семьи, нос. Полные губы. Как ей иногда казалось, слишком полные. Это немного простило ее. Подбородок, тоже круглый, как у младенца. Вообще вся ее физиономия была какая-то младенческая, не вполне сформировавшаяся. У нее был хороший цвет лица, даже при этом бледно-сером освещении щеки светились здоровым румянцем. И ее сестра Луанн, самая хорошенькая из них всех, не могла не признать, что у Бет самый хороший цвет лица. Ей было шестнадцать, а у нее никогда не было ни одного прыщика.

Но тут распахивалась дверь в туалет, и Бет поспешно надевала свои черные очки и опускала голову. Но это оказывалась всего лишь какая-нибудь женщина, обычно с кожаной дорожной сумкой, вроде той, что была у нее, которая быстро проходила мимо и запиралась в одной из кабинок.

Когда по громкоговорителю объявили, что начинается посадка на автобус, идущий в Лос-Анджелес, Бет пошла первой. Она быстро пробежала в самый дальний конец автобуса и съежилась на сиденье у окна. Время от времени она бросала тревожные взгляды на дверь, как бы опасаясь, что кто-нибудь, может быть, даже отец, явится в последний момент, чтобы увести ее домой. Она не сразу обратила внимание на мужчину, севшего рядом с ней, пока не почувствовала его запахи – запах тела, лосьона и сигар. Краем глаза она взглянула на него. Совсем старик, быстро промелькнуло у нее в голове, годится в дедушки. И явно переживает сейчас полосу невезения, если вообще у него когда-нибудь было везение. Затем автобус отправился в путь, проезжая по темным, мокрым от дождя улицам Спокана, с его бесконечными рядами мрачных, серых контор.

Она чувствовала, как сильно бьется ее сердце, как неровно она дышит, испытывая огромное облегчение по мере того, как автобус мчался вперед, как у него переключалась скорость, как он тормозил на красный свет, трогался с места на зеленый, как притормаживал перед поворотами и то набирал, то сбавлял скорость. Кроме Бет и сидящего рядом с нею мужчины, в задней части автобуса никого не было. Она почувствовала на себе взгляд соседа и вздрогнула от отвращения, уловив, хотя утро еще только-только началось, мерзкий запах алкоголя. Бет прижалась к окну, стараясь сосредоточиться на том, что проплывало мимо: зданиях, которых становилось все меньше и меньше, случайных пешеходах под зонтом, струях дождя, размывающих все кругом. Мужчина что-то сказал ей. Она не обратила на него внимания и закрыла глаза в надежде, что он оставит ее в покое. Она чуть не подскочила на месте, когда почувствовала, как его ладонь коснулась ее руки.

– Простите? – вежливо спросила она своим детским голоском, чувствуя тем не менее непонятный страх. Теперь она повернулась к нему и смогла его хорошо рассмотреть. Он был очень противный – с водянистыми блеклыми глазами, серой щетиной на щеках и подбородке. И воняло же от него! Ужасный тип…

Двадцать долларов, – прошептал он. – Никто нас здесь не увидит сзади, киска. Я его вытащу, а ты немного поцелуешь.

«Этого не может быть, это не может происходить со мной», – с ужасом подумала Бет. Она отпрянула от него. Он положил свою волосатую руку на ее предплечье, а другой тер себе там, между ног. В автобусе было много людей и еще водитель. Она открыла рот, чтобы закричать, она хотела закричать.

– Только поцелуй его, малышка, и я дам тебе двадцать долларов, – прошептал он заговорщицким тоном.

Кричи же, кричи, твердила себе Бет, но смогла выдавить из себя лишь какие-то нечленораздельные, едва слышные звуки, по щекам ее потекли слезы. Мужчина разочарованно посмотрел на нее.

– Ну ладно, ладно, – пробормотал он, поднимаясь с места и двигаясь по проходу в переднюю часть автобуса.

Бет осталась на месте, окаменев от страха. Она тихо плакала, но на сей раз уже с облегчением. Досчитала до ста, затем до пятисот, до тысячи. Глубоко вздохнув, она схватила свою дорожную сумку и сумочку и пошла по проходу вперед, пока не нашла свободного места как можно ближе к водителю. «Это я сама виновата, – думала она, чувствуя легкую дурноту, – глупо садиться так далеко и совсем одной. Очень глупо. Но ведь ничего не случилось?» Поняв это, она почувствовала себя лучше и попыталась взять себя в руки. «Все, больше я прятаться не собираюсь», – решила она. И вообще в этом не было никакой необходимости. Никто ее не искал. Теперь она это знала точно. Всего лишь четыреста долларов. Дешево отделались. Вдвое дешевле, чем это стоило. От жалости к себе на глазах опять появились слезы, она пожалела, что не взяла все деньги.

Автобус шел мимо лесов северо-восточной части штата Вашингтон. Небо по-прежнему было затянуто тучами. Резкий порыв ветра обрушил на стекло дождевые струи, заставив ее вздрогнуть во сне.

Ей снился Бадди. Она видела его лицо, серьезные синие глаза, длинные ресницы, коротко остриженные, светлые, торчащие во все стороны кудряшки, его улыбку и такой чудесный изгиб губ. У него была необыкновенная улыбка. Великолепные зубы. Таких зубов больше не было ни у кого в его классе.

Ее отец называл семью Бадди и людей, подобных им, «белая грязь», они жили в «Ущелье мертвеца», где малыши месили грязь и болели без конца и, казалось, люди просто не представляли себе другой жизни, чем всю неделю работать на шахтах, а потом напиваться по субботам и устраивать драки. Бет передернуло, когда она подумала об этих людях, и особенно о семье Бадди. Его отец был самым отъявленным пьяницей, а мать – сущей ведьмой, вся семья жила в страшной развалюхе, одной из тех, куда она с сестрами развозила на отцовской машине благотворительные рождественские подарки. Они действительно были «белой грязью». Как еще можно было относиться к ним?

Но Бадди был совсем другим. Он был красив и в школе Лейксайд играл полузащитником в футбольной команде. Его красно-белая форма делала его таким же, как и все остальные. И Бет Кэрол была не единственной из богатых девочек, неравнодушных к нему и испытывающих непонятную радость, когда он неторопливо двигался по залу или же когда его команда выигрывала, и он уходил с поля, другие игроки похлопывали его по спине, а малыши на трибунах восторженно приветствовали.

И чтобы бы там ни говорили, между ней и Бадди все было по-особенному. Они могли до бесконечности разговаривать, когда им удавалось вдвоем сбежать куда-нибудь, и он рассказывал ей о том, что собирается добиться большого успеха. О том, что после окончания школы пойдет в армию, если его возьмут, возможно, это даст ему кое-какие привилегии в дальнейшем. Правда, его могут отправить в Корею, но он предусмотрел и такую возможность и усердно занимался машинописью, так что, если повезет, он станет служить писарем. Потом он поступит в колледж по квоте для отслуживших в армии, потому что хотя он и неплохой полузащитник, но есть и получше, и представители колледжей не рвут его на части, приглашая для бесплатного обучения.

«Да, Бадди, – шептала она, – ты действительно добьешься много. Я это знаю». Она мысленно представляла его себе в собственном кабинете, в прекрасном костюме, с новой машиной, ожидающей у дверей, – «кадиллак», а может быть, «линкольн». Она с восторгом думала об осуществлении его стремлений, этой нарисованной ее воображением картине. Оттого, что мысленно представляла и себя рядом с ним.

И как ей нравилось, когда он трогал ее, снова и снова шептал ее имя, когда они лежали вдвоем на брезенте в лодочном сарае, а лодки, привязанные к причалу, скрипели и хлюпали. Бадди… Она уже так давно не думала о нем. Во всяком случае, с тех пор, как все это произошло и ей пришлось думать о многих других вещах. Было так хорошо думать о нем опять, так, как она всегда делала, когда его не было рядом. Думать о его словах: «Знаешь, малышка, когда я с тобой, то знаю, что могу все на свете. Я чувствую себя сильным».

Думать о его ласках. О том, что она чувствовала, когда он гладил ее между ног, и пальцы его проскальзывали ей под трусики, прямо туда, вовнутрь. Ее всю бросало в жар. Она пошевелилась во сне, чувствуя, как теплеет у нее там, внизу. Она улыбалась.

Она неожиданно проснулась, резко выпрямившись в своем кресле, автобус мчался сквозь грозу, и бесконечные молнии раздирали небо. Солдат, сидевший рядом с ней, запустил руку ей под юбку.

– Прости, – проговорил он, заливаясь краской. Бет вытаращила на него глаза.

– Только ничего не говори, ладно? – взмолился он. – Он вышвырнет меня из автобуса, а мне необходимо вернуться в лагерь. Иначе решат, что я ушел в самоволку. Мне обязательно надо вернуться вовремя.

Она одернула юбку, чувствуя, как дрожит нижняя губа. Она не могла понять, что происходит с этими мужиками. Почему они считают, что могут делать подобные вещи? Кто дал им такое право?

– Ну пожалуйста, – умолял он со слезами в испуганных карих глазах. – Вот увидишь, я пересяду, – сказал он, поднимаясь. – Только ничего не говори.

Потом он ушел, пробираясь по проходу в заднюю часть автобуса. Бет осталась на своем месте, зная, что ей следовало бы пожаловаться водителю, и даже собиралась сделать это, но потом поняла, что ей жаль солдата. Но ведь это было правильно. Значит, он мог делать что хочет, потому что она заснула и была беззащитна, а теперь почему-то именно она должна была проявлять благородство. Через пару часов она видела, как он сошел в Беллингаме. Он быстро прошел по проходу, глядя прямо перед собой. В Беллингаме к ней подсела словоохотливая бабуля, которая без конца демонстрировала фотографии своих многочисленных сыновей и дочерей, а также их сыновей и дочерей, их кошек и собак и друзей, все они улыбались, сидя у новогодней елки или на природе на пикнике. С этой болтливой старушкой ни о чем не надо было думать. Но, по крайней мере, едино венное, что ей было нужно от Бет Кэрол, – чтобы та улыбалась и время от времени восхищалась ее детьми и внучатами.

И теперь вот эта девушка.

Бет почувствовала, что та уже готова, она просто-таки ощущала, как напрягаются у нее голосовые связки.

 

ГЛАВА 2

– Меня зовут Ферн Дарлинг, – сказала девушка своим неестественным детским голосочком, который она, должно быть, специально разработала, поскольку ни один нормальный человек таким голосом не говорит.

– А меня – Бет Кэрол Барнз.

Сидя рядом с ней, Бет отрешилась от впечатления, которое эта девушка производила с первого взгляда, и впервые взглянула на нее по-настоящему. У нее были красивые глаза. Они были голубые, а белки – необыкновенно белые, хотя Бет и поражало, как ей удается держать их открытыми с этими тяжеленными накладными ресницами. Но все же ее нельзя было назвать хорошенькой. Нос был слишком узким, а лицо плоское, как тарелка. Губы казались совсем не пухленькими, а, наоборот, узкими и прямыми, просто сильно накрашенными. Она налепила себе черную родинку и на щеку. В автобусе повис такой густой дым, что было трудно различить детали, однако было хорошо видно давно не мытую шею. Она дружелюбно смотрела на Бет и явно ожидала от нее чего-то, чего-то такого, что Бет Кэрол не сделала. Яркие губы огорченно покривились.

– Тебе не понравилось? – сказала она.

– Что не понравилось? – спросила Бет, не понимая, что за оплошность она совершила.

– Мое имя, – нахмурилась девушка. – Ферн Дарлинг. Тебе не понравилось мое имя.

– Я что-то не понимаю, – сказала Бет.

– Тебе разве не кажется, что оно звучит как у кинозвезды? – спросила девушка. – То есть вот ты, например, можешь его представить на большой афише – «Ферн Дарлинг»?

– Ну да, конечно, – сказала Бет Кэрол. – Думаю, что да.

– Ты думаешь, что да, или ты знаешь, что да? – настаивала девушка. – Ты даже не представляешь, как долго я придумывала это имя. Я полгода не могла заснуть, все соображала, что бы такое придумать, уж коли я решила.

– Что решила? – недоуменно спросила Бет. Они успели обменяться всего лишь несколькими фразами, но Бет совершенно ничего не понимала.

– Уж коли я решила отправиться в Голливуд и стать кинозвездой, – сказала девушка. – Знаешь, ведь для этого требуется подходящее имя. Я их перебрала сотни, даже тысячи. Но все были какие-то обычные. Ты представляешь, самые интересные уже разобраны. Я имею в виду – Рита, Лана, Ава, ну и, конечно, Мэрилин. Ее настоящее имя – Норма Джин Бейкер. Я прочитала об этом в журнале про кино. – Неожиданно лицо ее приобрело серьезное выражение, как будто она размышляла над чем-то важным. – А тебе не кажется, что Роуз будет лучше? – спросила она. – Роуз Дарлинг?

– Нет-нет, – сказала Бет. – Мне кажется, что Ферн Дарлинг звучит просто великолепно. По-моему, ты сделала правильный выбор.

– Ты уверена? – спросила девушка. – Потому что время еще есть.

– Абсолютно, – ответила Бет. Интересно, подумала она, неужели ей придется терпеть это еще целых два дня. Даже словоохотливая бабуся теперь казалась ей необыкновенно милой соседкой.

– Держу пари, ты небось думаешь, почему это я вдруг решила стать кинозвездой. – Было очевидно, что Ферн считает, что Бет просто больше не о чем думать.

– Ну конечно, – согласилась Бет, чувствуя, как бурчит у нее в животе. Она покраснела, жалея о том, что не поела, когда автобус останавливался в Кресент-Сити, и надеясь на то, что девушка ничего не слышала. Ужасно стыдно издавать подобные звуки. – Расскажи мне, – поспешно сказала она. – Мне будет интересно послушать.

– Значит, все это началось, когда я еще была совсем крошкой, – начала Ферн, смакуя каждое слово, каждый звук, и Бет внутренне содрогнулась, жалея о том, что та не начала с чуть более позднего времени, хотя бы лет с десяти. – Ты же знаешь, какими страшненькими бывают новорожденные младенцы – красными и сморщенными. – Она сильно наклонилась к Бет и шептала прямо ей в ухо, как будто делилась с ней страшной тайной. – Так вот я такой не была. Я с самого начала была розовенькой и хорошенькой, и у меня была копна светлых волос.

– А чем ты их красишь сейчас? – спросила Бет, оживляясь немного и радуясь, что может ненадолго отвлечься от собственных проблем и поговорить о чем-то другом. – В нашем городке многие девчонки пользуются пергидролем. – Бесполезно было добавлять, что это были дешевки, к которым мальчишки относились с презрением. Такие, над которыми они смеялись и про которых говорили гадости, но тем не менее бегали за ними табунами.

Было видно, как под румянами вспыхнули щеки и шея Ферн, которая все же казалась Бет сероватого цвета.

– Это мой природный цвет, – возмутилась она, слегка качая головой, как будто ее поразило, что Бет могла подумать что-либо другое.

– Ух ты, тебе повезло, – смущенно произнесла Бет, думая про себя: «Ну да, а я – Дуайт Эйзенхауер, президент Соединенных Штатов».

– Я побеждала на всех конкурсах красоты для младенцев, – продолжала Ферн. – Мамочка наряжала меня в хорошенькие платьица с оборочками и завязывала бантики в кудряшки. Розовые, желтенькие или нежно-голубые. – Она захлопала ресницами, глядя на Бет. Та решила, что она просто практикуется, чтобы убедиться, что у нее это получается. – Первый конкурс проводился на базаре, неподалеку от того места, где мы жили, мне тогда было всего несколько месяцев, – продолжала Ферн. – Потом конкурс организовал один фотограф, на Мейн-стрит, и я тоже его выиграла. – Она распахнула глаза и сказала с преувеличенным удивлением: – Ты представляешь, моя фотография до сих пор висит у него в витрине!

– Вот здорово! – восхитилась Бет.

– Затем у Элксов и Масонов, – бубнила Ферн. – Потом был городской конкурс. Потом во время окружной ярмарки. Каждый год что-нибудь проводилось. После конкурса младенцев были конкурсы красоты для детей. Я тоже выиграла их все. Все, представляешь! Все говорили, что я просто затмила Ширли Темпл.

– Наверное, твоя мама была здорово занята, – сказала Бет. – Ведь тебя все время надо было куда-то возить.

– Да, но ей это очень нравилось, – серьезно произнесла Ферн. – Всю свою жизнь она думала только обо мне. Она живет только для меня.

– Так как же она отпустила тебя одну в Голливуд? – спросила Бет. Она вдруг поняла, что Ферн, или как там ее, еще совсем девчонка. Похоже, ей нет и шестнадцати.

– О, она хочет, чтобы я добилась успеха, – неопределенно ответила Ферн. – Когда я устроюсь, мама приедет ко мне. Она приедет под звон колоколов.

– Здорово, – повторила Бет, прикидывая, что же из того, что ей рассказала Ферн, правда, если там вообще было хоть слово правды. Интересно, а ее мама знает, что она уехала?

– И мама сделала так, чтобы в третьем классе мне поручили на праздниках идти впереди с жезлом, – продолжала Ферн. – Тебе нравятся такие парады? И представляешь, – я в белой юбочке и шапочке с золотым шитьем и в белых сапожках. Как мне нравились эти сапожки! Я их просто обожала.

Она опустила голову и полезла в сумочку, и сердце Бет сжалось. Так, подумала она, сейчас начнутся фотографии. Но вместо этого Ферн вытащила жевательную резинку и засунула себе в рот.

– А за мной шла вся колонна, – рассказывала она. – Платформы на колесах, оркестр. И эти старые пердуны на лошадях, которые заваливали навозом все улицы.

«Старые пердуны»? Она так и сказала. «Старые пердуны». Сначала Бет Кэрол была просто шокирована, а потом засмеялась. Они действительно были старыми пердунами. Как и у них дома. Они тоже проводили такие парады – с марширующими оркестрами и украшенными цветами платформами и старыми пердунами на лошадях, воображающих себя ужасно крутыми со своими выпирающими животиками, пыхтящие и красные от напряжения, с трудом удерживающие флаги. И смущенными взглядами присутствующих, когда лошади наваливали свои кучи прямо посередине улицы.

Разумеется, ни она, ни ее сестры никогда не принимали участия в подобных парадах. Нет, девочки семейства Барнз были выше этого. Луанна, Патриция Джейн и Мэгги – хорошенькие, светловолосые, неприступные. Бет Кэрол была четвертой и не такой хорошенькой, как утверждали старшие девочки. Не столь яркая, поскольку волосы у нее были темно-русыми. На малышку Линду Мэри и вообще не обращали внимания.

Ужасно много девочек.

И что там говорить – когда она родилась, отец даже не пришел в больницу. Это было одним из семейных преданий, и Бет слышала его так много раз, как будто в этом было что-то замечательное. Он так возмутился, что Мэгги тоже оказалась девочкой, что был уже готов сдаться и отказаться от дальнейших попыток, но потом родилась она, и он даже не пришел в больницу, а когда через год родилась Линда Мэри, он опять не пришел в больницу. И тогда сдалась их мать и умерла от разочарования. Именно так и сказали ей и Линде Мэри: «что она умерла из-за того, что не родила мальчика. Некого было готовить к тому, чтобы взять на себя управление шахтами и заводами и всем остальным. Иногда Бет Кэрол и Линда Мэри беседовали об этом. Им казалось, что старшие девочки и тетушки чуть ли не одобряют эту смерть, как будто она, умерев, поступила достойно. Как японские камикадзе, о которых они слышали и которые во время второй мировой войны врезались в корабли и погибали во имя чести, если не могли победить. Но это было ужасно. Ходили и другие слухи, хотя прямо об этом и не говорилось. Что она покончила с собой. Бет Кэрол и Линда Мэри никогда об этом не говорили, хотя не думать не могли.

Ни та ни другая ее не помнили и не знали, какая она была. В девичестве она носила имя Элис Макнили, происходила из хорошей семьи из Уилмингтона, штат Делавер. Она познакомилась с их отцом на охотничьем балу, когда он учился в университете на востоке страны. Да, на свадебных фотографиях она была очень хороша в белом платье с вышитым жемчугами корсажем и жемчужной диадемой, к которой прикреплялась фата, прикрывающая ее светлые волосы, которые так и светились от направленной на нее лампы фотографа. И отец тоже казался очень красивым, хотя это лишь гордость и радость делали его таким, потому что в жизни он не был интересным мужчиной. У него были маленькие глазки, а лицо уже тогда казалось слишком мясистым. Губы его были чувственными и влажными. Однако все же в нем было нечто, что заменяло внешнюю красоту. В нем чувствовался настоящий мужчина, он обладал даже каким-то животным магнетизмом. Ну и еще деньги… Он смотрел на невесту, как будто выиграл самый большой в мире приз.

Фотографии их медового месяца тоже были очень красивыми. После венчания в церкви, куда ходили многие поколения семьи ее матери, и приема в загородном клубе они отправились в Нью-Йорк, где провели свою первую брачную ночь в гостинице «Плаза». Потом была еще фотография, где они, счастливые и улыбающиеся, стоят на нижней ступеньке океанского лайнера. Потом еще одна: мама на нижней ступеньке «Восточного экспресса», а отец – на ступеньку выше. Он обнимает ее одной рукой, как бы защищая, заботясь о ней. И оба они широко-широко улыбаются.

Даже на фотоснимках, где они сидят с маленькой Луанной на руках, они выглядят счастливой парой, довольной своей очаровательной дочуркой. Они все еще кажутся счастливыми, когда родилась и Патриция Джейн. После этого торжественных студийных снимков уже не было, как будто они не считали важным хоть как-то запечатлеть Мэгги, Бет Кэрол и Линду Мэри. Ее родители даже не стали придумывать имя для Линды Мэри, а доверили это своим трем старшим дочерям. И все это действительно было странно. Как будто старшие девочки жили в одной семье – счастливой, а младшие – в другой, несчастливой.

– Я довольно рано развилась, – рассказывала Ферн. – Когда я училась в пятом классе, у меня уже были вот такие здоровые сиськи. И пока я училась сначала в начальной, потом в средней школе, я все время выигрывала все конкурсы красоты. Меня избрали королевой. И я была королевой на выпускном балу. У меня было белое платье из атласа, и волосы я зачесала наверх, и все мне говорили, что я похожа на ангела, которыми украшают рождественскую елку. Даже директор школы пригласил меня на танец.

Бет бросила на Ферн полный сомнения взгляд. Возможно, все эти истории про парады и конкурсы красоты и правда, а может, конечно, и нет. Но в том, что Ферн Дарлинг – или как ее там настоящее имя – никогда в жизни не могла бы быть избрана королевой выпускного бала, Бет не сомневалась ни минуты. Как бы сказала Луанна, употребив два свои любимых слова, она была вульгарна и неотесанна, и как бы ни был мал ее городок – а может быть, именно потому, что он так мал, – там особенно соблюдается иерархия. Всегда есть семьи более богатые и уважаемые в городке, чем остальные, и на подобные роли выбирают дочерей именно из таких семей.

Вот, например, Луанна, которая сейчас училась на последнем курсе университета в Айдахо и специализировалась по педагогике, хотя совершенно не собиралась использовать в дальнейшем свое образование, поскольку единственными причинами, заставившими ее поступить в университет, были возможности в будущем говорить, что она имеет высшее образование, а также познакомиться с юношами из хороших семей, – так вот она действительно избиралась королевой и на вечере встреч в Лейксайдской школе, и на выпускном вечере. Так же как и Патрисия Джейн. А потом Мэгги. Ее очередь пришла бы потом, года через два.

Бет Кэрол вздохнула, думая, смогла бы она все же стать ею, если, конечно, забыть о скандале? Возможно, и нет, решила она, равно как и Линда Мэри. В них обеих чувствовалась какая-то неуверенность, неполноценность, как будто бы даже заброшенность, несмотря на принадлежащий семье собственный остров, огромный дом, занимающий целый квартал, бассейн, теннисный корт, зеленый ровный газон, простирающийся на целый акр и сбегающий к озеру, и лодочную станцию с лодками и катерами.

Но старших девочек избирали королевами красоты на выпускных вечерах в школе не потому, что они были очень хорошенькими, хотя они действительно были таковыми, и не потому, что они пользовались успехом, что тоже соответствовало истине, а потому что их отец Р. Миллард Барнз – где «Р» – это первая буква семейного имени Рэли – был владельцем компании «Барнз майнинг», а также множества других предприятий и более половины населения городка работали на него.

Бет мысленно видела своего отца в его ярко освещенном кабинете на заводе, рабочих, сгрудившихся вокруг него, виднеющиеся из окна трубы, изрыгающие смертоносные серые клубы дыма, насыщенного свинцом, от которого болели все детишки в городе, что компания категорически отрицала. Сейчас у отца был небольшой животик, если сравнить его с теми фотографиями, где он изображен с мамой. Темные волнистые волосы немного поредели на макушке, а на лице застыла постоянная гримаса недовольства. Маленькие глазки смотрят холодно, губы сжаты в зловещую усмешку, а мочки ушей стали необыкновенно длинными, как у дикарей на картинках в учебнике географии, которые специально вытягивали их для красоты. Когда он работал, то распускал галстук, снимал пиджак и закатывал рукава рубашки до локтей. Все на заводе боялись его до смерти. Однажды она слышала, как кто-то сказал, когда он прошел мимо: «Вон он идет, неумолимый, как судьба».

Ну вот, она опять расстраивает себя. Бет почувствовала, как у нее дрожат руки, а слабость заставила ее откинуться на спинку кресла. О Боже, с тех пор, как это произошло, она так боялась, так устала думать обо всем этом. Когда она пыталась мысленно разобраться в себе, то ей казалось, что шестеренки в голове крутятся вхолостую.

На соседнем сиденье Ферн засунула в свой мундштук еще одну сигарету и зажгла ее от золотой зажигалки.

– И знаешь, где я собираюсь жить, когда приеду в Голливуд? – весело спросила она.

Где жить, подумала Бет Кэрол, и сердце ее сжалось. Вот видишь, какая ты бестолковая, сказала она себе. Ты даже об этом не подумала.

– И где же? – спросила она.

– В «Студио-клаб»! – торжественно объявила Ферн. – Там сначала живут все звезды. Даже Мэрилин Монро жила там, прежде чем стала известной и богатой. Ты видала «Асфальтовые джунгли»? Или «Ниагару»? Я смотрела все фильмы с ней. Некоторые десять, а некоторые и по пятнадцать раз. Знаешь, что я делала? Я сбегала с последнего урока и шла в кино, когда половина фильма уже прошла, и с меня не брали денег. По-моему, она самая красивая девушка в мире.

– Да, она хорошенькая, – согласилась Бет, хотя лично ей больше нравились Грейс Келли, Ава Гарднер и Элизабет Тейлор. Да, когда она впервые увидела фильм с Элизабет Тейлор, она даже расстроилась. Просто невероятно, что женщина может быть так прекрасна.

– Если по-честному, – доверительно сообщила ей Ферн, – это из-за Мэрилин Монро я захотела стать кинозвездой. Знаешь, все в Кресент-Сити считали, что я на нее похожа. Меня часто даже останавливали на улице и говорили, что я на нее поразительно похожа. – Она с беспокойством взглянула на Бет. – Ведь тебе тоже так показалось? – спросила она, умоляюще глядя на нее.

– Да, конечно, – подтвердила Бет. – Ты очень на нее похожа. Вы – прямо как сестры-близнецы.

– Есть, правда, одно отличие, – сказала Ферн, понижая голос до шепота. – Видишь эту родинку? Понимаешь, она не настоящая. Я просто нарисовала ее карандашом для бровей, потому что у нее тоже есть родинка на этом месте.

– Может быть, она тоже нарисовала ее карандашом для бровей, – предположила Бет.

– Никогда об этом не думала, – отозвалась Ферн: Водитель объявил, что через десять минут они прибывают в Уку. Один из солдат, сидящих от них через проход, затряс своего соседа, чтобы тот проснулся. Женщина с младенцем и сумкой для пеленок заторопилась к туалету в дальнем конце автобуса. Все зашевелились, расправляя одежду, закуривая. Бет подумала о еде. Хороший американский бутерброд с сыром и майонезом. И стакан молока. У нее буквально потекли слюнки.

– Я уже продумала целый план, как сделать так, чтобы меня заметили, – сказала Ферн, открывая пудреницу и с обожанием глядя на свою физиономию. – Я пойду в ту закусочную на бульваре Сансет. Ну, ты знаешь, там все ночные клубы, вроде «Жиро» или «Мокамбо». «Шваб», тоже. Там бывают все звезды. Я буду просто сидеть там в углу. Я буду ходить туда каждый день, пока это не произойдет.

– И все? – разочарованно протянула Бет.

– Именно так они и нашли Лану Тернер. Я прочла об этом в киношном журнале. А ты любишь киношные журналы? Любишь читать про киноартистов?

– Мне не разрешают их читать, – сказала Бет:

– Почему? Разве твоя мамаша их не любит?

А и правда, вдруг подумала Бет, кто конкретно не позволял ей покупать киношные журналы? Их же всегда было полно в киосках: «Серебряный экран», «Современный экран». Каждый месяц привозили новые. И она с удовольствием почитала бы их, она бы даже с удовольствием стояла и поджидала доставляющий их пикапчик. Но она этого не делала. Она просто знала, что девушки из семейства Барнзов не читают киношных журналов. Об этом стали бы говорить, обсуждать. В таком городишке, как Кур Д'Ален, ничего нельзя скрыть.

– Моя старшая сестра не любит, – сказала Бет Кэрол. – Она считает, что они вульгарны.

– А, – произнесла Ферн ледяным тоном, всем своим видом выражая крайнее неодобрение.

– Она даже не имеет о них представления, – сказала Бет. – Ей кажется, что все кругом вульгарно. Это такой человек.

– Тем не менее, это так здорово, – быть богатой и знаменитой, – смягчилась Ферн. – Все будут смотреть на меня, куда бы я ни пошла, и будут говорить: «Это Ферн Дарлинг, самая красивая в мире девушка».

– Они и сейчас на тебя смотрят, – сказала Бет.

– Это не то, – сказала Ферн. – Когда я стану богатой и знаменитой, они будут меня уважать. Им будет интересно знать, в чем я сплю и какие духи предпочитаю. Ну и все такое. – Лицо ее помрачнело, и рот превратился в тонкую щель. – Я даже придумала, как все будет, когда я приеду в первый раз. Я буду сидеть на заднем сиденье большого черного «кадиллака» с открывающимся верхом, и он будет открыт, на мне будет норковое манто, а рядышком две собачки с бантиками, два пуделя. Я буду всем приветливо махать рукой, а они выстроятся на тротуарах и от зависти наложат в штаны. – Она захлопнула пудреницу. – Я знаю, что стану звездой, – торжественно пообещала она. – Я им покажу. Всем покажу.

Бет внимательно посмотрела на нее. Ну и ну! Ферн была действительно полна решимости. Бет даже не помнила, чтобы когда-нибудь встречала кого-то, кто бы так стремился к своей цели, как Ферн. Задумываясь о будущем, Бет иногда вспоминала стихи, которые она когда-то написала и которые так понравились ее учительнице английского. Несколько были даже помещены в школьном альманахе. Но ведь действительно все знакомые девушки, да и она сама, думали только о том, чтобы встретить свою любовь, выйти замуж и надеть на свадьбу шикарное белое платье, чтобы был большой и уютный дом, пара чудесных ребятишек. Но у Ферн все было иначе. Ее все это не волновало. Бет еще ни разу не встречала человека – мальчика или девочку, – которые бы так выражались. Она действительно была непохожа на других.

Автобус замедлил ход, а затем остановился у станции. Рядом было изображение ложки. От руки написанное объявление за стеклом гласило, что сегодня порционное блюдо – чили.

– Стоянка двадцать минут, – сказал водитель.

Дверь отворилась, и они оказались в Уке, штат Калифорния.

 

ГЛАВА 3

Все перед ними заторопились к выходу и, толкая друг друга, начали пробираться вперед.

Ферн закончила поправлять свою высоченную прическу и всунула ноги с ярко-алым педикюром в босоножки на шпильках. Браслет на ее щиколотке блеснул, отражая бледный солнечный луч. Сама же щиколотка была грязновата. Затем она поднялась, глубоко вздохнула, затянула пояс потуже и, виляя бедрами, пошла по проходу.

Солдаты тут же оживились и, заторопились за ней, подталкивая друг друга локтями.

Бет поднялась, одернула рукава блузки и стала ждать, пока сможет выбраться. В воздухе повис запах табачного дыма, несвежей пищи и немытых тел. В дороге укачало одного из малышей и его вырвало. Спускаясь по ступенькам, Бет Кэрол заметила светлую голову Ферн в окружении хаки, когда солдаты отталкивали друг друга, чтобы первыми открыть перед ней дверь столовой. Когда Бет зашла в зал, там оставалось лишь одно свободное место у стойки. Официантка металась в дыму и чаде между столиками и кухней.

Бутерброд, который официантка в конце концов шлепнула перед ней, был как раз таким, о котором она мечтала. Три кусочка американского сыра, много майонеза и листик салата. К нему еще дали маринованный огурчик и пакетик с хрустящей картошкой. Господи, думала она, заглатывая еду, до чего же вкусно. Время от времени она поглядывала на Ферн, сидящую за столиком в другом конце зала. Только посмотрите на нее, как она таращит глаза, хлопая ресницами, и выпячивает грудь, а все эти парни краснеют и заикаются и готовы горло друг другу перерезать из-за нее. Здорово, наверное, быть такой, подумала Бет. Такой уверенной в себе. Знать, чего ты хочешь и куда идти, чтобы добиться этого. У Ферн Дарлинг было мужество. Именно мужество. Интересно, что при этом чувствуешь, подумала Бет, но тут ей на глаза попалась официантка, и она заказала кусочек песочного лимонного торта.

– Ему уже два дня, – с сомнением сказала официантка.

– Ничего страшного, – ответила Бет, думая, что той просто не хочется менять сумму в счете.

– Ну, если вам не понравится, то я не виновата, – пожав плечами, ответила женщина.

Взрыв хохота со стороны стола, где сидела Ферн со своими ухажерами, заставил присутствующих повернуть головы в их строну. Бет видела, как Ферн грозит пальчиком одному из ребят, хотя по ее лицу было совершенно очевидно, что она на него ничуть не сердится. «Белая грязь», подумала Бет, улыбаясь про себя. Именно так бы выразились ее сестры о Ферн. И отец тоже, если бы вообще снизошел. Честно говоря, она не могла не признать, что тоже считает Ферн белой грязью. Но все равно иметь мужество – это замечательно. «А ты?» – спрашивала она себя, с трудом прожевывая кусок торта. Официантка была права. Он был отвратительным. «А что сделала ты, – твердила она себе, – ты просто сбежала. Это нечто совсем противоположное мужеству. Вот остаться – это было бы мужественным поступком. А то, что сделала ты, называется трусостью…»

Пассажиры автобуса группками потянулись к выходу из столовой. Бет бросила взгляд на счет, положила на стол деньги, прибавив десять центов на чай. Выйдя из зала, она заметила несколько новеньких. Одна мамаша держала на руках младенца и, наклонившись, помогала другому малышу подняться по ступенькам. Наверное, это нелегко, подумала Бет, путешествовать с двумя малышами. За ними шла пожилая пара. На женщине было яркое платье и белая соломенная шляпка с искусственными фруктами сбоку, мужчина же был одет в костюм с галстуком. Была еще пара подростков в джинсах, лет двенадцати, без багажа. Наверное, выйдут на следующей остановке. Они тоже так часто делали дома. Садились на автобус компании «Грэйхаунд», и тот их вез куда надо.

Ферн стояла у автобусных дверей и, не обращая внимания на двух стоящих рядом солдатиков, с беспокойством оглядывалась по сторонам. Бет поймала ее взгляд и помахала ей.

– А, вот ты где, – строго сказала Ферн. Она протянула руку и положила ее на плечо Бет.

Бет улыбнулась ей, неожиданно чувствуя симпатию и благодарность.

– Не отходи от меня, – хихикнула Ферн ей в ухо. – Ты видела что-нибудь подобное? Они просто как голодные псы.

«А ты похожа на сучку, за которой они гонятся», – подумала про себя Бет, но, разумеется, не произнесла этого вслух. Они сели на свои прежние места, и автобус тронулся.

– Ты где была? – спросила Ферн, залезая опять в сумочку за сигаретой. – Я думала, что ты подойдешь. Я хотела заказать лангет, но в таких тошниловках у них ничего приличного нет, одни котлеты. Я взяла котлету со всякими там причиндалами, шоколадный напиток и пирог. И это еле успела съесть. – Она с торжествующим видом вздохнула. – Они все спорили, кому за меня платить, – добавила она доверительным тоном. – Поэтому-то я и искала тебя. Чтобы они и за тебя тоже заплатили.

– Ну, спасибо тебе, – сказала Бет, чувствуя симпатию к этой девушке. – Это очень мило с твоей стороны.

– Знаешь, – сказала Ферн, тыкая ее кулаком в бок и широко улыбаясь, – мы, девушки, должны держаться вместе. Мы – против них!

– Мы – против них, – согласилась Бет совершенно искренне. Может быть, мы смогли бы подружиться, подумала она. Может быть, им стоит держаться вместе, когда они приедут в Голливуд. «В единении – сила» и все такое прочее. Забавно, но она даже не думала о том, что собирается делать после того, как уехала из Кур Д'Алена. Все ее мысли были связаны только с отъездом: как украла четыреста долларов в отцовской библиотеке, как бежала к лодочной пристани и отвязала одну из лодок. Она побоялась вытащить из сарая моторку, боясь, что собаки поднимут шум. Они начали бы носиться по берегу с визгом я лаем и перебудили бы весь остров.

Она сидела в лодке, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Сначала она пустила лодку дрейфовать, и лишь отдалившись от берега на немалое расстояние, начала грести. Она всегда боялась пересекать озеро, потому что так и не научилась плавать. Никто так и не удосужился научить ее. И ночь была такая темная, и вода, и небо, хотя луна и светила. А сосны и ели казались такими высокими, такими грозными. Слышались какие-то шорохи. Заухал филин, и она так перепугалась, ей показалось, что наступил конец света.

Если бы ее поймали, то это было бы хуже всего остального, ее бы просто отправили в психиатрическую лечебницу. В клинику Меннингера в Топеке, штат Канзас. В этом преимущество богачей: имеешь возможность платить за самый лучший дурдом. Бет закрыла глаза, вспоминая, как Луанна заехала за ней в больницу в своем маленьком белом открытом «форде» с красной обивкой, купленном ей отцом, когда она поступила в колледж.

Она сидела на стуле в приемном отделении больницы, длинные рукава прикрывали повязки на запястьях. Господи, как же неловко она себя чувствовала! Медсестра, сидящая за столиком, не смотрела на нее, и люди, снующие туда-сюда, тоже на нее не смотрели. Но все знали, что она там сидит. Все. Так всегда бывает в маленьких городках. Она представляла себе, как они сплетничают о ней.

И еще Луанна, заставляющая ее ждать, наказывая ее еще больше. Бет уставилась в пол, считая квадратики бледно-желтого линолеума, чередующиеся с серыми и белыми.

Казалось, прошла целая вечность, но наконец дверь отворилась, появилась Луанна собственной персоной и, нетерпеливо тряхнув светлыми волосами с безукоризненной стрижкой, сделала ей знак идти.

Если не шел снег или такой ливень, когда люди вспоминали о всемирном потопе, Луанна держала машину открытой. Бет Кэрол знала, что это рисовка – чтобы все в городе могли увидеть, что Луанна Барнз, старшая и самая красивая из сестер Барнз, приехала домой из колледжа. Если бы они только знали, как презирала она и их, и весь этот паршивый городишко.

Но по отношению ко мне она не чувствует даже презрения, думала Бет, плетясь за блистательной Луанной. Длинные загорелые ноги в теннисных шортах, на отвороте блузки – значок студенческого клуба, подаренный ее последним приятелем. Золотые волосы, где каждая прядка знает свое место.

Она оставила машину позади дома, там, где ее никто не мог увидеть. Кровь прилила к щекам Бет, когда она увидела, что верх машины поднят.

– Залезай, – приказала Луанна, сердито сверкнув глазами.

Она послушалась, аккуратно закрыв за собой дверцу. Луанна терпеть не могла, когда хлопали дверцей. Бет сидела молча, а Луанна, плотно сжав губы и глядя прямо перед собой, вела машину.

На главной улице, которую они никак не могли миновать, из кондитерских выходили ребятишки, прохожие рассматривали витрины магазинов. Окна прачечной, химчистки, мелких магазинчиков казались особенно чистыми и блестящими после недавнего дождя, над сосновым лесом, простирающимся до горизонта, зависли последние тучки.

– Видишь всех этих людей? – сказала Луанна, не глядя на нее. – И все они только о тебе и говорят.

Холодно-презрительный тон сестры заставил Бет вздрогнуть.

– Знаешь, что я однажды слышала? – продолжала та. – Что, слава Богу, Элис Барнз умерла и не дожила до такого.

Бет было так плохо, что она подумала, есть ли на земле такое место, где ей было бы хуже, чем в данную минуту. Она прижалась к дверце, стараясь быть как можно дальше от Луанны.

– Я умоляла папу не посылать меня за тобой, – сказала она. – Я умоляла его. Мне пришлось звонить ему на работу шесть раз. Папа, прошу тебя, говорила я, пошли кого-нибудь другого. Пусть поедет экономка. Любой. Я не желаю видеть эту потаскушку. Вообще никогда.

Бет низко опустила голову.

– Ты опозорила всю нашу семью, – сказала Луанна. – Ты сделала нас всеобщим посмешищем. Ведь ты понимаешь это?

– Мне очень жаль, что так вышло, – прошептала Бет, жалея, что она еще жива, жалея, что, когда резала себе осколком от разбитой бутылки вены, не довела дело до конца.

– Бадди Хэтчер! – с презрением выплюнула это имя Луанна. – Люди нашего круга не позволят таким типам, как Бадди Хэтчер, даже приближаться к себе, разговаривать с ними. – Она энергично тряхнула головой. – А ты, Бет Кэрол Барнз, позволяешь белой грязи вроде Бадди Хэтчера тискать себя, трогать себя своими грязными лапами. – Она замолчала, стараясь сдержать слезы ярости.

– Все было не так, – пробормотала Бет, поражаясь, как это Луанне удалось выразить все то, что происходило между ней и Бадди так, что это казалось ужасным и грязным. Ей ни с кем не было так хорошо, как с Бадди. Единственно, что ей хотелось, это кого-то любить, принадлежать кому-то. И чтобы ее любили. Ей хотелось вцепиться в лицо Луанне, заорать на нее, потребовать, чтобы она остановилась: «Остановись сейчас же! Не смей так говорить, ты, дрянь!»

– Наверное, он здорово потешался надо всем этим, – сказала Луанна с презрительной гримаской. – Белая грязь вроде него тискает одну из сестер Барнз. Представляю, как он рассказывал своим приятелям в туалете о том, как тискался с Бет Кэрол Барнз. Да, да, дочерью самого Милларда Барнза. Наверное, чувствовал себя героем. – Луанна повернулась, и Бет почувствовала, как эти синие холодные глаза буквально пронзили ее. – Ты меня слушаешь, Бэт Кэрол? – сердито спросила она.

Бэт Кэрол с несчастным видом кивнула, думая о том, что это самое тяжелое из всего, что ей пришлось пережить, хуже даже, чем тот вечер в лодочном сарае с Бадди. Он крепко обнимал ее, когда она отдалась ему на куче брезента. Ей было так хорошо, когда она почувствовала его внутри себя, она даже заплакала от счастья. Глаза ее были плотно закрыты, и она с трудом дышала, называя его по имени и шепча: «Я люблю тебя». И вдруг там оказался отец, он навис над ними и стал лупить Бадди по голой спине своими огромными кулачищами, сбивая его с нее. Бадди вырвался и, схватив брюки, побежал. Папа бросился за ним, сопровождаемый собаками, которые тоже приняли участие в преследовании, заливаясь от возбуждения радостным лаем. А тем временем Бет осторожно пыталась натянуть на себя одежду, готовая умереть со стыда.

– Но Бадди Хэтчер, это еще не самое худшее, – продолжала Луанна, когда перед ними уже возникла пристань. На воде покачивались две моторки, чтобы отвезти их домой.

Что же еще может быть, думала Бет, пока Луанна ставила машину на стоянку около пристани на место, где было написано ее имя, и выключала мотор. Она была такой же жестокой, как и всегда. В ней чувствовалось желание сделать больно.

– Хуже всего, – продолжала Луанна почти радостным тоном, – это то, что ты сказала о папе. Это-то все и решило.

– Что я сказала? – испуганно спросила Бет.

– Это когда тебя повезли в больницу, – сказала Луанна. – А вообще-то никто не поверил, что ты действительно хотела убить себя. Врачам стоило только взглянуть на тебя, и они поняли, что это лишь царапины. Но они сделали тебе какой-то укол, и ты наговорила все это про папу.

– Что я наговорила? – умоляюще спросила Бет. – Что я сказала?

Она мучительно пыталась вспомнить, как она лежала тогда на больничной кровати под капельницей. Все казалось белым и приглушенным – тихо сновали туда-сюда медсестры, иногда возле нее останавливался доктор и шепотом давал сестрам какие-то указания. Она помнила, что ей что-то снилось. То Бадди, то Бадди с лицом папы. Иногда отец с лицом Бадди. Иногда она кричала, вспомнив свои окровавленные запястья, эту страшную боль.

– Скажи мне, Луанна, – сказала она. – Ты должна мне сказать.

– О, это так отвратительно, что я даже говорить об этом не желаю, – сказала Луанна. – У меня просто нет слов. Это ужасно.

– Но что же я сказала? – взмолилась она. – Ну пожалуйста, Луанна. Ты мне должна сказать.

– Знаешь, он хочет тебя отослать, – улыбнулась Луанна.

Ну что ж, Бет так и думала. Что ей придется уехать, чтобы обо всем забыли. Она даже надеялась, что отец отошлет ее. Было так ужасно сидеть и ждать Луанну в больнице, когда все делали вид, что не смотрят на нее. А мысль о том, что ей придется опять пойти в школу, внушала ей смертельный страх.

– Тебя отправят в психиатрическую лечебницу, – торжествующе заявила Луанна. – Они будут держать там тебя всю жизнь, потому что ты чокнутая. Действительно чокнутая. – Она наклонилась и слегка ущипнула Бет за руку. – Это клиника Меннингера в Топеке. Там для тебя самое место.

– Он не может сделать это, – прошептала Бет.

– Правда? – сказала Луанна. – Почему нет? Что может ему помешать?

Бет молча покачала головой.

– А тебе не интересно узнать, что случилось с твоим приятелем? – весело спросила Луанна. – Стыдно! Ты даже не спросила. Вот как ты его любишь.

Только не психиатрическая лечебница, думала Бет. Только не это.

– Он так верен и предан, что вчера вечером уехал из города, – сказала Луанна. – Очевидно, пошел в армию. Скорее всего, его убьют в Корее, и на этом история закончится.

– Когда мне ехать? – дрожащим голосом спросила Бет.

– Завтра, – сказала Луанна.

Значит, сегодня ей надо убежать. И неважно, что с ней случится, все равно это лучше, чем навечно оказаться в дурдоме…

Она почувствовала на своем плече руку, кто-то сильно тряс ее, и она проснулась. Ей ударил в нос сильный запах дешевых духов.

– Ой, прости, – сказала Бет, протирая глаза.

– Ты так скрипела зубами и что-то бормотала, – недовольно проговорила Ферн.

– Мне снился сон, – пробормотала Бет. – Такой страшный!..

– А я все думаю, как я буду скучать по папочке, – сказала Ферн, придвигаясь к ней поближе. – Я тебе еще не говорила, что он – самый крупный банкир в Кресент-Сити? Нет, правда.

 

ГЛАВА 4

Бет улыбнулась про себя, восхищаясь изобретательностью Ферн. Королева красоты, двойник Мэрилин Монро, а теперь еще и дочь банкира. Она представила себе владельца крупнейшего банка Кур Д'Алена, в его превосходно сшитых костюмах из лучших магазинов Сиэттла и Нью-Йорка и в сверкающих ботинках. Его дочь училась на первом курсе в Вассаре, а сын заканчивал Браун и был потенциальным женихом одной из сестер Барнз. Она знала и других банкиров, приезжавших из Бойза, Спокана, Чикаго, Нью-Йорка, чтобы встретиться с ее отцом по делам, которыми они были связаны.

Ферн опять поправила грим, хмурясь, разглядывая свое отражение. Ферн никак не могла быть дочерью банкира, даже если зачесать ее волосы назад и вернуть им первоначальный вид, каким бы там он ни был, умыть как следует, надеть кашемировый свитер и плиссированную юбку. Неужели Ферн сама этого не чувствует? Неужели она думает, что в Голливуде поверят ее россказням?

Но все равно это было просто восхитительно, как Ферн буквально создавала свой образ по мере того, как они ехали. И кто может предугадать, какое блестящее прошлое она придумает себе, пока они доберутся до Голливуда. Может быть, в этом и есть что-то. Создать себя заново. Стать тем, кем хочешь.

И было очень трогательно, что Ферн искала ее на автобусной станции, хотела поделиться с ней своими ухажерами и даже заставить их заплатить за ее обед. Что это значило для нее самой, спрашивала себя Бет, когда кто-то платит за тебя? Значит ли это, что ты в чем-то выиграла? Все же это было очень великодушно с ее стороны, и похоже, что Ферн хочет с ней подружиться.

Другим ее ценным качеством было то, что она не задавала вопросов. Бет была рада забыть хотя бы ненадолго о своих бедах и немного подыграть буйной фантазии Ферн. Они были похожи на двух маленьких девочек, играющих в куклы, как обычно они играли с Линдой Мэри.

Бет была в крайне угнетенном состоянии. Ей даже в голову не приходило, что придется кому-нибудь рассказывать о себе. И что она скажет? Правду? Да, мой отец застал меня с мальчиком, и я порезала себе запястья осколком от бутылки кока-колы. Потом я сказала что-то ужасное про отца, и он решил отправить меня в сумасшедший дом. Я этого не хотела, поэтому украла у него четыреста долларов и убежала.

Ах, если бы рядом с ней сидел Бадди и они бы ехали вместе!.. Ей так захотелось быть рядом с ним, чтобы он обнимал ее, хотелось чувствовать, что ты нужна кому-то, а она испытывала это только с ним рядом. Когда они обнимались и целовались, и все остальное. Иногда она и сама не верила, что позволила Бадди сделать это. Никто из знакомых ей девочек никогда бы ничего подобного не сделал. По крайней мере до свадьбы. Это было дурно.

Но он был такой ласковый и он так хотел ее и обещал, что ей не будет больно, что в конце концов она согласилась. Он ошибся, говоря, что не будет больно. Он был очень осторожен, но ей все равно было больно в первый раз, и она испугалась, когда увидела кровь. Она чувствовала себя ужасно виноватой, однако, как ни странно, после этого у нее возникло чувство, что они стали как бы принадлежать друг другу. И ей нравилось слушать, как он мечтает о будущем, рассказывает о своих планах и о том, как он станет важным человеком и будет о ней заботиться, и они поженятся. Она только не могла настолько напрячь свое воображение, чтобы представить их семьи рядом. О чем они будут разговаривать? О том, что на днях его отец напился и попал в тюрьму? Или о том, как он в прошлый раз выбил зубы матери?

Бет и сейчас испытывала стыд, когда вспоминала о том времени, когда она с сестрами ездили в «паккарде» в «Ущелье мертвеца» в дом Бадди с рождественской корзинкой, которые они по приказу отца развозили семьям рабочих.

Вообще-то «Ущелье мертвеца» не было настоящим названием этой улочки. Ее просто все так называли. Это была грязная улица, ведущая на восток от свинцового завода. Дома там были похожи на лачуги из фильмов про Великую депрессию, с той только разницей, что в этих были водопровод, отопление и электричество.

Там было невозможно проехать, и шоферу приходилось надевать цепи на колеса «паккарда». Грязный снег, делавший дорогу почти непроходимой, был перед каждым домом завален ржавыми машинами, старыми матрасами и прочим мусором и барахлом. С ветки засохшего дерева перед домом Бадди свисала веревка с привязанной к ней старой покрышкой, которую малыши использовали как качели. В доме была куча малышей. Они стояли вокруг в своих драных пальтишках с распоротой подкладкой и смотрели, как она с сестрами подъезжает на великолепном сверкающем лимузине. И все детишки были такие хорошенькие! Светловолосыми и голубоглазыми, как Бадди.

Бет стояла вместе с сестрами около багажника, а шофер передавал им корзинки с подарками и едой. Она не могла понять, что они все делают на улице. Было очень холодно, и в морозном воздухе висело облако дыма из заводской трубы.

Луанна – как всегда впереди – подходила к двери и стучалась. Бет помнила, что она в тот день выглядела особенно хорошенькой. На ней была черная меховая шубка, золотистые волосы спрятаны под соболью шапочку. Остальные девочки сгрудились вокруг нее в своих шубках и сапожках, дрожа от холода и переминаясь с ноги на ногу.

И потом Бет не могла понять, почему все было так ужасно. В конце концов, во всех домах знали, что они должны приехать. Это происходило каждый год. Но мать Бадди побледнела, увидев их на пороге, как будто их появление чрезвычайно ее поразило. Какой же старухой она выглядела! Можно было подумать, что она не мать, а бабушка Бадди. Волосы спутаны, лицо покрыто морщинами, а рот ввалился так, что, похоже, эти истории о выбитых зубах соответствуют истине. В свитере с продранными локтями, грязном платье, спущенных чулках, из дырявых тапок торчат пальцы… Ей-Богу, можно было подумать, что она специально привела себя в столь жалкий вид.

Луанна проплыла мимо, как Королева Мая, неся в руках подарок, упакованный ее собственными руками, за ней прошли остальные с корзиной и другими подарками.

К этому времени лицо матери Бадди покрылось красными пятнами, и Бет изо всех сил старалась не показать, насколько ее потрясло то, что она увидела внутри. Здесь явно была драка. Разбитое стекло завешено драной простыней. На полу осколки стекла и кровь.

Весь потрескавшийся линолеум был в грязи. На столе стояли тарелки с объедками. Всюду валялись какие-то тряпки, одежда. Но в углу стоял огромный, совершенно роскошный телевизор, намного лучше того, что в их доме на острове. И еще проигрыватель на специальной Тумбочке, явно очень недешевый, имеющий отделение для множества пластинок. Но больше всего их поразила засохшая кровь. Они не могли оторвать от нее взгляда.

Бет была настолько смущена, что хотела оставить все свои приношения и скорее убежать. Но не тут-то было. Луанна должна была исполнить роль дамы-благотворительницы. Она расспросила женщину о детишках, пожелала всем счастливого Рождества от имени отца и сестер. Мать Бадди пробормотала что-то вроде того, не хотели бы они выпить по чашечке кофе, и было ужасно забавно видеть выражение ужаса, мелькнувшее на лице Луанны. Бет с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть. Ей показалось, что они пробыли там целую вечность.

Это было еще задолго до того, как они стали встречаться с Бадди, и только один раз. Потом, когда они приезжали туда, дом был убран, а мать Бадди с улыбкой встречала их у дверей, как и все остальные женщины. И Бет никогда не рассказывала Бадди о том визите.

Бадди… Какой же он хороший! Бет почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Тебе дать платок или что-нибудь? – хмурясь, спросила Ферн, как будто слезы Бет шокировали ее.

– Я просто вспомнила о своем мальчике, – сказала Бет, вытирая глаза тыльной стороной руки.

– Я тебя понимаю, – сочувственно сказала Ферн, ее тоненький голосок чуть дрогнул. – Я тоже вспоминаю о своем мальчике. Он так расстроился, когда я сказала ему, что еду в Голливуд. Он умолял меня не делать этого и выйти за него замуж. Он говорил, что не перенесет, если ему придется делить меня с моими поклонниками. «Я куплю тебе меховое манто и кольцо с бриллиантом, – говорил он. – Я повезу тебя в свадебное путешествие в Сан-Франциско, мы будем жить в большой гостинице и сходим на Рыбацкую пристань». – Она немного помолчала с легкой улыбкой на губах. – Я думала, он заплачет, когда я сказала ему, что должна ехать, что принадлежу всему миру.

При этих словах брови Бет поползли вверх, но она лишь улыбнулась. Пусть болтовня Ферн немного развеет ее и отвлечет от собственных печальных мыслей.

– Его отец – банкир в нашем городе. Другой банкир. У нас два банка. Его папа почти такой же богатый, как и мой, но все же не такой. И дом у них такой же огромный, как наш. Он стоит на холме и возвышается надо всем городом. И у них масса шикарных машин, а его мамаша ездит за платьями в Портленд. Ты бы только видела его двух сестер. Такие красотки. Обе блондинки вроде меня. Он мне всегда говорил, что я ему понравилась, потому что очень похожа на его сестер. Их зовут Джули и Эмили. Они учатся в Стэнфорде. А его самого зовут Кларк. Кларк Джонсон.

– А моего парня зовут Бадди Хэтчер, – сказала Бет, чувствуя симпатию к Ферн, потому что та тоже уехала от своего Кларка, так же как и она от Бадди. И если бы он не уехал первый, то получилось бы, что она его бросила. Они обе скучали по своим мальчикам. Они были две одинаковые девушки, тоскующие по своим любимым. – Его настоящее имя Элройд. Моя старшая сестра Луанна всегда говорила, что ее поражает, как это люди его класса дают своим детям такие нелепые имена. А тебе как кажется?

– Да, конечно, – сказала Ферн, как-то странно глядя на нее.

– Он пошел в армию, – сказала она. – Может быть, его убьют в Корее.

– Да, там жизнь дешево ценится, – сказала Ферн, поглаживая ее по руке. – А у Кларка отсрочка. И еще он учится в Стэнфорде. Понимаешь, там учились все Джонсоны, уже несколько поколений. Они жертвуют университету кучу денег. В газетах всегда печатают, сколько они дали.

– Образование – это здорово, – сказала Бет, кивая с улыбкой.

– Ну вообще-то они могли бы сделать что-нибудь и для города, – ворчливо проговорила Ферн. – Эти его сестры гоняют по городу в своих шикарных машинах и с презрением на всех смотрят. Такие воображалы! Нет, правда. Почему бы им не дать денег, чтобы построить больницу или еще что-нибудь. Сделать что-нибудь для людей, которые сделали их богатыми, вместо того чтобы тратить свои деньги где-то на стороне.

– Да, это непонятно, – сказала Бет, думая о своем отце, построившем больницу, библиотеку и давшем большую сумму на строительство парка.

– И знаешь, что они делают каждый год? – спросила Ферн. – Они устраивают четвертого июля большой праздник – карнавал. Устанавливают карусель, всякие аттракционы, балаганы, где можно заработать призы. Ну всякую ерунду, конечно, – игрушки, рыбку в аквариуме. Ну и все такое. Оркестр играет патриотическую музыку, и все раскрашено в красно-сине-белые-цвета. Полно еды – горячие сосиски, гамбургеры, капустный салат, картофельный салат, пирожки, пирожные. Для взрослых – холодное пиво, а для детей – кока и «Севенап». – Она еще немного подумала, как бы вспоминая. – И еще шарики. Красные, белые и синие, и если хочешь, то на любом напишут твое имя. И все бесплатно. Абсолютно все.

И все им кланяются и благодарят: «Спасибо вам» или: «Какой чудесный праздник» и все такое. Это так ужасно и так неприятно, когда так делают. Как будто они какие-то короли с королевами, а все остальные – пустое место. Неужели они думают, что мы не можем пойти в магазин и купить себе сосисок? Неужели они не понимают, как мы все себя чувствуем при этом?

Бет чувствовала, как пылают ее щеки, она заерзала на сиденье. Ей опять стало стыдно и за эти рождественские корзинки, и за больницу, библиотеку и парк. Она хотела объяснить Ферн, что они, наверное, думают, что делают добро, хотят как лучше. И вообще, не так уж хорошо быть богатым. Жить в огромном доме на собственном острове, иметь много машин, и одежды, и слуг, но при всем этом можно чувствовать себя одинокой и брошенной, как будто тебя никто не любит и никому нет до тебя дела.

– Но ведь можно туда и не ходить, – сказала она.

– Ничего подобного, – насмешливо возразила Ферн. – Ты обязана была идти.

– Не может такого быть – ведь у нас свободная страна.

– Хорошо, предположим, ты не идешь, – сказала Ферн. – А потом обращаешься в банк или просишь ссуды, чтобы купить машину или еще что-нибудь. Но все знают, что ты там не была, и подозрительно на тебя смотрят: а почему это она не была на празднике? Или идешь в магазин, чтобы купить что-нибудь в кредит, а продавец на тебя смотрит и думает: а почему это ее там не было, и вообще, значит, она не такая, как все. – Она сердито пыхнула своей сигаретой. – Ненавижу маленькие городки – все знают о тебе гораздо больше, чем ты сама. Это как в тюрьме.

– А другие. Им нравятся эти праздники? – спросила Бет.

– Да, очень нравятся, – возмущенно сказала Ферн. – Но знаешь, что я сделаю, когда стану богатой и знаменитой?

– Что?

– Я вернусь в Кресент-Сити и заткну все эти карусели им в задницу, – сказала она.

Как же она ругается, подумала Бет, краснея. Это отвратительно, как пьяный мужик. Она отвернулась от Ферн и посмотрела в окно. День уже клонился к вечеру, небо было подернуто серой пеленой, и лишь две-три звездочки просвечивали сквозь облака. Впереди виднелись пустые поля, огороженные низкими заборами. Здесь было совсем не так, как в Северном Айдахо, штате Вашингтон или Орегоне. Они проделали уже длинный путь, и еще ни разу здесь не шел дождь, а дома он шел постоянно. Дождь, мрачные сосновые леса, сильные метели зимой и это огромное черное озеро, которое, казалось, так и ждет от тебя какой-нибудь ошибки, чтобы тебя проглотить. Дома все было неизменно, тесно, как будто все сгрудилось в одном замкнутом пространстве. А здесь всего было понемногу. Вон у забора стоит, пощипывая траву, лошадь. Вдалеке виднеется фермерский дом, две коровы. И еще эти бескрайние поля, которые трудно разглядеть в сумерках. У Бет появилось какое-то странное чувство: как будто она болтается где-то между небом и землей и ей не за что уцепиться.

Пассажиры включали подсветку для чтения, откуда-то раздался голос молодого человека: «Я разбужу тебя в пять».

Бет начала представлять себе Ферн и все то, что она будет делать с каруселями, и ей стало смешно. Она не могла сдержать смех – это действительно было забавное зрелище.

– И горячие сосиски тоже, – добавила Ферн, тоже хихикая.

Где-то впереди замаячили огни небольшого городка.

– Стоим пятнадцать минут, – объявил водитель.

– Пошли, – сказала Ферн, – беря Бет за руку.

Сидеть с Ферн и солдатами за столом было похоже на то, как если бы она находилась на пороховой бочке, готовой взорваться каждую минуту. Парни всячески старались обратить на себя ее внимание, рассмешить. Они просто из кожи вон лезли. Просто поразительно! Бет глядела на них во все глаза. Когда они вернулись в автобус, парень, который расплатился по их счету, встал в проходе, наклонившись к Ферн, пока все остальные занимали свои места.

– Пошли туда, ладно? – услышала Бет. Она удивилась, почему это он оказался в выигрыше, а остальные отступились. Он вроде бы ничем не отличался от других. Обыкновенный солдатик с торчащими ушами, наверное, и бриться-то начал совсем недавно. Но ей все мужчины казались загадочными. Какая-то другая порода людей.

– Нет, – сказала Ферн.

– Я еще никого не видел красивей тебя, – продолжал уговаривать он. – Пойдем, малышка. Всего лишь на пару минут.

– Нет.

– Послушай, малышка. Я еду в Форт-Орд, а оттуда меня отправят в Корею воевать. Возможно, меня там убьют.

– А мне-то что? – сказала Ферн.

– Ну пойдем, – умолял ее он.

– Чтобы ты мог потом хвастаться перед своими дружками? – спросила она. – Сгинь с глаз моих!

– Да ладно тебе, – говорил он, покачиваясь в такт автобусу.

Ферн смотрела прямо перед собой, не обращая на него внимания. Наконец он отстал.

– «Пойдем посидим с тобой сзади, – передразнила она. – Ты такая красивая», – Она повернулась к Бет и посмотрела ей прямо в глаза. – Ты небось и не поняла, о чем идет речь, – сказала она тоненьким голоском с придыханием. – Ты, наверное, еще девушка, наверное, со своим мальчиком только за руки и держались. Бет так и сжалась.

– Трахаться, – произнесла Ферн. – Вот чего ему надо.

Это слово. Ну конечно же, она знала его. Все знают. Но сейчас она впервые услышала, как кто-то произносит его вслух. Она ахнула и захихикала от смущения.

– Им всем только одно и нужно, – продолжала та. – Мне мама говорила об этом, когда мне было еще десять. Она мне сказала: «Если у парня есть время, он будет трахать кого угодно. Он будет трахаться хоть с грязью. Они все такие».

– Она так сказала? Твоя мама?

– Я это и без ее слов знала, – сказала Ферн. – От нее и ее дружков.

– И у нее были друзья? Ничего себе! А что говорил твой папа?

– Ну, это было уже когда они разошлись, – на ходу придумывала Ферн. – Понимаешь, в нашем доме на одной стороне находится ее спальня, потом ванна, а потом моя спальня. – Ее язычок лизнул ярко-красные губы, в темноте глаза казались влажными и блестящими. – Так всю ночь я слышала, как в туалете спускают воду. Пошла подмываться, – говорила я про себя. Ну, знаешь, чтобы вымыть все это из себя, когда оно туда попадет. И всю ночь это продолжается. Три, а то и четыре раза.

Бет уставилась на нее, как завороженная.

– А еще? – прошептала она.

– А что еще? – ответила Ферн. – Им только и делов – трахаться.

Ферн тоже все время занималась этим, начиная с двенадцатилетнего возраста. Она спала со своим дедушкой, двоюродными братьями, зубным врачом, когда он лечил ее зуб.

– А ты не боялась забеременеть? – спросила Бет, вытаращив глаза. Потому что это самое страшное – забеременеть. Тогда твоя жизнь будет навсегда погублена, хотя иногда она не могла понять, почему это так хорошо, когда ты замужем, и так ужасно, если нет. Бадди всегда был очень осторожен и вынимал ею до того, как кончал.

– Я залетала, – сказала Ферн. – Два раза.

– И что ты делала?

– Две беременности – два аборта, – сказала Ферн, щелкнув пальцами. – Все очень просто.

– И что ты чувствовала? – спросила Бет. – Ты боялась?

– Конечно, боялась, – призналась Ферн. – Я ходила к одной бабке-мексиканке, она вообще могла меня угробить. Но ничего, она все сделала как надо. Через пару дней как будто ничего и не было.

– А тебе не было плохо? – спросила Бет.

– Немного было, – согласилась Ферн. – Во второй раз меня немного рвало.

– Нет, я хочу сказать, из-за ребенка, – сказала Бет. Ребенка? – спросила Ферн. – Я об этом и не думала.

Бет, затаив дыхание, слушала бесконечные рассказы Ферн. Та вспоминала, как она за десять баксов ходила с аптекарем в служебное помещение в аптеке. И она действительно трахалась с Кларком Джонсоном. Правда, только один раз.

– Это было как похищение, – сказала Ферн. – Представляешь, такой важный человек в городе. Я шла по улице, а он остановился около меня. Он сидел в папашкиной машине – это был открытый «кад», – он открыл дверцу и посмотрел на меня исподлобья, думал, небось, что неотразим. Как только мы выехали за город, он так и накинулся на меня. То есть даже не поцеловал. Вообще-то он у него был как мой мизинчик, так что мне было наплевать, да и сделал все дела за одну минуту. Ужасное разочарование. Я аж хотела врезать ему как следует. Да еще связываться с таким козлом.

– А ты не боялась, что он станет болтать? – спросила Бет. – Ведь иногда парни болтают, ну, чтобы похвастать друг перед другом. – Она вспомнила, как говорила Луанна о том, что Бадди, наверное, хвастал перед своими дружками. – А люди не болтали?

– Конечно, болтали, – устало произнесла Ферн. – Все болтали. Ну, ты же знаешь, как это бывает. Им больше делать нечего, вот они и болтают. Ничего, я об этом позаботилась. Я узнавала, что они сами скрывают, и тогда их прижимала. Потому что у всех есть что-то, о чем они не хотят, чтоб узнали другие. У каждого найдется какой-нибудь секретик.

Бет смотрела на нее во все глаза. Ей казалось, что она стала старше года на четыре. Откуда Ферн знает все это? Просто невероятно!

Ферн полезла в сумочку, вытащила сигарету, запихнула ее в мундштук и протянула Бет маленькую зажигалку.

– Видишь? – сказала она. – Это настоящее золото. Мне ее дал один парень, с которым я как-то была. Я показала ее ювелиру. Это настоящее золото. Восемнадцать каратов.

– Красивая, – сказала Бет и, повертев зажигалку в руках, вернула ее Ферн.

– Каждая девчонка сидит на золотых россыпях, – сказала та. – В этом-то и наша сила. Каждый раз за это можно прилично получить.

– Но если ты берешь за это деньги, то ты проститутка? – пробормотала Бет.

– Да, парни так и говорят. А если ты даешь им бесплатно? Тогда ты кто? Чистюля? – Она фыркнула. – Тогда ты просто дура.

Ну и ну, Ферн была так цинична. Она очень жесткая. Считает, что все вокруг такие же, как она. Она хватает все, что можно схватить. Ужасно, наверное, так смотреть на жизнь. Но с другой стороны, наверное, ее не так-то легко обидеть. Она никому не станет доверять настолько, чтобы потом почувствовать разочарование. Хорошо это или плохо?

Повернув голову, она увидела, что Ферн крепко спит, приоткрыв рот и раскинув ноги. Постепенно стали гаснуть фонарики на каждом сиденье. Фары пронзали чернильную темноту, а в небе сверкали миллиарды звездочек. Бет протянула руку и выключила свет. Она откинулась назад, стараясь найти позу поудобнее, и закрыла глаза. Она не хотела ни о чем думать. Уж тем более не о том кошмаре, который она недавно пережила. И не о той неопределенности, которая ожидала ее впереди. Чуть позже она почувствовала, как кто-то схватил ее за руку, и услышала испуганный шепот Ферн.

– Господи, как я боюсь, – простонала Ферн. – Как же я боюсь!

Бет обняла ее и почувствовала, как трясется от рыданий ее тело. Значит, все это было напускным. Просто бравада. Она почувствовала, как по ее собственным щекам текут слезы, и с ужасом подумала о том, что ждет ее впереди.

Но тем не менее ей стало легче. Каким-то образом тревога Ферн приглушила ее собственную. Слезы Ферн продемонстрировали ей, что есть в мире человек, который ей доверяет, который нуждается в ней. Она почувствовала, что они связаны, что она больше не одинока. Они стали подругами.

Спустя некоторое время две девочки спали крепким сном.

 

ГЛАВА 5

Бет разбудили утренние шумы. Мамаши тащили своих детей в туалет в задней части автобуса. Туда же двигались и старушки, и ребята в хаки. Раздавался хруст разворачиваемого пергамента и хлопанье крышек от кока-колы. В такую рань, о Господи! Она открыла глаза и ахнула.

На солнце сверкал залив Сан-Франциско, пересекаемый мостами. На волнах качались небольшие яхты, а в открытый океан направлялся большой океанский лайнер. В безоблачном синем Небе виднелась серебристая точка. Она догадалась, что это пассажирский самолет, прибывающий в аэропорт Сан-Франциско. Сердце ее вздрогнуло, и впервые за долгое время у нее возникло чувство, что все хорошо, что впереди ее ждет удача.

Ферн слегка похрапывала. Да, теперь они что-то вроде молочных сестер, с нежностью подумала Бет. После прошлой ночи все стало по-другому. Но она видела, что Ферн была из тех, кто по утрам теряет свой блеск. Казалось, что она слегка подтаяла. Помада размазалась по подбородку, синяя тушь комочками болталась на ресницах. Одна полоска мохнатых ресниц отклеилась и лежала на щеке мохнатой гусеницей. При солнечном свете волосы казались сальными и имели какой-то зеленоватый оттенок. Пуховый белый свитер казался облезшим. На шее и ногах виднелись грязные подтеки.

Наверное, я выгляжу ничуть не лучше, подумала Бет, извиняя Ферн. Она полезла в сумочку за пудреницей, но прежде чем осмелилась взглянуть на себя, закурила. Да, не лучше. Даже еще хуже. Бледная как смерть. Такая бледная, что стали видны веснушки на носу, которые к этому времени уже давно должны были исчезнуть. Да и шея не очень чистая. Воротник блузки залоснился. Тем не менее в глазах она заметила живой блеск. Даже какую-то искорку, теперь у нее уже была хоть какая-то надежда.

У меня есть подруга, подумала она, чувствуя, как от радости повлажнели глаза. Теперь они будут сражаться против этого мира вдвоем. Она стала думать о будущем, о Голливуде, о «Студио-клаб», где собиралась жить Ферн.

Это, наверное, что-то вроде женского общежития в университете, где жила Луанна. Там много девушек, они друг друга причесывают, красят друг другу ногти, подбегают к телефону, когда звонят их молодые люди. Только с той разницей, что в «Студио-клаб» девушки учатся петь, танцевать чечетку, а звонят им ребята вроде Рори Кэлуна или Роберта Вагнера. Ух ты, как здорово. Она подумала о Кэри Гранте, но это было глупо. Слишком стар, слишком серьезен.

И вообще она не сможет жить в «Студио-клаб». Она не сможет даже притворяться, что хочет стать актрисой. Да уж, даже сама мысль о том, что надо стоять перед всем классом и читать свои стихи, пугала ее до смерти. Она вздрогнула, вспоминая свои ощущения. Все смотрят. Мальчики на задних рядах – с презрением и скукой, а девочки – с надеждой, что она, Барнз, провалится. Щеки горят, коленки трясутся. Кошмар!..

Они подъезжали сейчас к Сан-Франциско, и вид из окна был восхитительный. Округлые холмы были усыпаны разноцветными домиками, тесно прижавшимися друг к другу. Такси и самые разнообразные автомобили сновали по крутым улицам, похожим на саночные трассы. Мимо них с лязгом пронеслась симпатичная кабинка подвесной дороги, и люди, сидевшие в ней, помахали им. На каждом углу стояли прилавки со множеством самых разнообразных и ярких цветов. Ферн заворочалась.

– Ферн, смотри, как красиво, – с восторгом произнесла Бет, дергая подругу за руку. – Посмотри на все эти цветы. Посмотри на подвесную дорогу. Правда, очаровательные? Прямо как игрушечные! Здорово, а?

– Мммм, – произнесла Ферн, с недовольной гримасой сбрасывая руку Бет и вынимая из сумочки свою пудреницу. – О Боже, ну и страшила!

– Да нет, не очень, – тактично произнесла Бет. Ферн посмотрела на очередь в проходе.

– В туалет попадешь через сто лет, – пробормотала она. – Черт, так писать хочется.

Она вытащила баночку крема «Пондз» и салфетку и стала стирать косметику. Она аккуратно отцепила полоску накладных ресниц, которая ночью отклеилась, затем и остальные тоже.

Бет с интересом смотрела на ее беззащитное, ничем не примечательное девчоночье личико.

– Ну что уставилась? – огрызнулась Ферн. – Никогда не видела, как снимают грим?

– Прости, – поспешно сказала Бет и опять отвернулась к окну. Еще одна с дурным настроением по утрам, подумала она. Совсем как Луанна. С той невозможно разговаривать, пока она не выпьет литр кофе и не выкурит дюжину сигарет.

– Юнион-сквер, стоянка пять минут, – объявил водитель.

Люди вокруг них стали собирать свои вещи. Ферн громко вздохнула и двинулась по проходу. Даже в такой час кто-то присвистнул, а кто-то из парней засмеялся.

Вот это уже настоящий город, подумала Бет. Такой красивый. Высокие белые дома, а между ними зеленые скверы с деревьями и клумбами. Она прижалась лбом к стеклу, чтобы читать названия улиц и магазинов, мимо которых они проезжали.

Вот «Ай-Магнин» – высокое здание, в витринах которого видны манекены в шикарных одеждах. «Париж-Сити», «Сакс Пятой авеню», «Гамп» – в его витринах виднелись лакированные столики, китайские вазы. Перед зданием с большим красным навесом над входом стоял черный «кадиллак». Швейцар открыл дверь, и из нее вышли две великолепно одетые дамы в шляпах и перчатках. Гостиница «Св. Франциска». Ого, это так здорово! Просто трудно поверить, что она действительно здесь. Взглянув на небо, она увидела, что сгущаются облака и собирается дождь.

Автобус остановился на невероятно мрачном автовокзале, все начали выходить, но Ферн все еще не появилась из туалета. Бет с тревогой смотрела в проход, думая, что ей стоит подойти туда и спросить, не случилось ли чего. Она медленно пошла в заднюю часть автобуса, думая о том, что там могло случиться. Может быть, Ферн потеряла сознание. Затем она сообразила: Ферн там с мужчиной. Наверняка. Она почувствовала, как краснеет, представив, как она бы постучала в дверь и помешала бы им. Да, это было бы ужасно, подумала она, выскакивая из автобуса и ища глазами дамский туалет.

Она стояла у умывальника, сняв блузку и протираясь влажным бумажным полотенцем. До чего же они с Ферн нелепая пара, подумала она. Ферн – обычная шлюха, а кто она, Бет Кэрол? Очевидно, просто сбежавшая из сумасшедшего дома. И до настоящего момента неудачница во всем. Она решила, что не станет рассказывать Ферн о том, что пыталась с собой сделать. Она все равно не поймет. Как ее отец бил Бадди! Как будто они были обыкновенными совокупляющимися дворнягами. Она и сейчас вся съежилась, вспомнив об этом.

За пятнадцать минут до отправления автобуса Бет уже стояла на платформе, глядя по сторонам. Она пыталась найти Ферн, но нигде ее не видела. Она также не видела группы молодых парней, которые могли бы сгрудиться вокруг Ферн. Уже почти все сидели на своих местах, и водитель включил двигатель, он уже было стал закрывать дверь, а Ферн еще не появлялась. О Господи, что же с ней случилось, думала Бет Кэрол, прошмыгнув в автобус. Но вот ее сумка. Стоит прямо под сиденьем, где она ее оставила. Может быть, она и вовсе не выходила. Ладно, это ее дела, с улыбкой подумала Бет. Ну и пройдоха.

И тут появилась Ферн. Она стояла прямо перед автобусом и что-то с серьезным видом шептала в ухо высокому солдату, наклонившемуся к ней. Она переоделась. Теперь на ней был розовый облегающий джемпер с большим вырезом, в который была видна верхняя часть груди. Она прошла по проходу в сопровождении на сей раз лишь одного солдата. Проходя, она даже не взглянула на Бет, не улыбнулась ей.

Бет поняла, что она нашла кого-то, из кого сможет выкачать немного денег. Ферн именно так и относилась к жизни. Она сама это говорила. Интересно, что подумают об этом в «Студио-клаб», подумала Бет. Она ни на секунду не сомневалась, что там вряд ли примирятся с тем, что Ферн будет заниматься этим за деньги. В конце концов, это же что-то вроде общежития. И кто же захочет жить с ней в одной комнате. Но Ферн на это наплевать. Ферн может делать что захочет, считая, что так и должно быть. Однако Бет все же испытывала какое-то странное чувство. Она не могла не признать, что ей было от всего этого немного не по себе. Однако надо привыкать к жизни такой, как она есть.

Сан-Франциско, со всеми своими очаровательными домиками, притулившимися на холмах, постепенно стал таять в тумане. Теперь они мчались по широкой автостраде, движение здесь было сильнее. По обеим сторонам дороги зеленели поля. Вскоре пошел дождь. Они проехали мимо автобуса-ресторана, и Бет успела разглядеть столики с розами в серебряных вазочках и женщину в нарядной шляпке, наклонившуюся к мужчине, который давал ей прикурить.

В Монтерее большинство солдат вышло из автобуса, чтобы направиться в Форт-Орд. Бет стала искать глазами Ферн, но так и не нашла. В автобус села еще одна группа солдат, и он снова отправился. Путь их лежал вдоль побережья огромного сверкающего Тихого океана, изгибающегося синей лентой, с участками песчаных пляжей, заполненных загорающими людьми и плескающимися в прибрежных волнах ребятишками. Она ненадолго задремала, и во сне ей снилось, как Бадди обнимает ее. Только у него было лицо ее отца.

Она проснулась из-за смутного чувства тревоги: Ферн все еще не вернулась на свое место. Что положено в такой ситуации делать подруге? Пойти в заднюю часть автобуса и посмотреть, где там она сидит. Спросить, все ли у нее в порядке. Но раздавшийся откуда-то гортанный смех ее успокоил. Это смеялась Ферн. У нее все хорошо, она там прекрасно проводит время.

Шоссе здесь было просто забито машинами. Большинство автомобилей были с открытым верхом, и пассажиры их казались того же возраста, что и она. Как здорово они смотрелись – светловолосые, загорелые. Вдоль берега виднелось множество пляжных домиков на сваях, некоторые стояли совсем вплотную, как бы поддерживая друг друга. Сквозь открытое окно она слышала крики чаек, время от времени ныряющих в море, и грохот волн, бьющих по песчаному берегу.

Но что-то здесь было совсем необычным. Это воздух. Он, казалось, стал светиться. И солнце такое ослепительное! Оно окрашивало море в золотой цвет. У Бет слегка закружилась голова от всей этой красоты, ей казалось, она вот-вот взлетит на воздух и поплывет. Она даже слегка испугалась и тут же отпрянула от открытого окна автобуса, ухватившись за спинку находящегося перед ней кресла.

По мере того как автобус приближался к Лос-Анджелесу, все кругом становилось ярче и пустыннее. Здесь было немало пустырей, заросших сорной травой, и небольших домиков с черепичными крышами и арками. Кусты были покрыты розовыми и белыми цветами, пальмы врезались в ярко-синее небо, а аромат апельсиновых цветов дурманил голову. Это все было похоже на рай времен Адама и Евы. Здесь, конечно, были и люди, но только в машинах – и никого на тротуарах.

На указателе, висящем над дорогой, было написано, что они едут по Голливудской автостраде, и автобус прибавил скорость. На ярко-зеленых холмах разноцветными пятнышками рассыпались домики с черепичными крышами. И наконец она увидела надпись, так хорошо ей знакомую по фильмам, журналам и кинохроникам:

«ГОЛЛИВУД».

Табло было огромным, невероятным. Как знамя, закрывающее собой половину холма.

Бет отвернулась, боясь взглянуть на него. Ей стало страшно, она попыталась вспомнить, почему вдруг решила приехать именно сюда. Ей просто хотелось уехать куда-нибудь, все равно куда, а Голливуд, казалось, был дальше всего от ее городка, если, конечно, не пересекать океана. Одна мысль об этом опять вызвала у нее головокружение. Не думай об этом, твердила она себе снова и снова. Думай о Ферн. О своей подруге. Думай о том, что тебе надо делать. Перво-наперво – найти пристанище и работу.

Бет Кэрол даже не подняла головы, когда водитель объявил о прибытии в Голливуд и Вайн. Если не смотреть, то это все будет казаться сном. Ей хотелось, чтобы автобус шел бесконечно. В Сан-Диего… В Мексику… Через несколько минут он въехал на территорию автовокзала и остановился.

– Голливуд, – произнес водитель. – Спасибо, что вы ехали на автобусе компании «Грейхаунд».

Вокруг нее пассажиры начали собирать свои вещи и устремились к двери. Водитель уже открыл багажное отделение и помогал им вытащить чемоданы и коробки. На автовокзале Бет видела множество людей, были там и ребятишки, они улыбались, прижавшись мордашками к стеклу.

– Вон бабушка, – раздался тоненький голосок, и женщина с ребенком устремилась к выходу. За ними двинулась группа солдат в хаки. Бет продолжала сидеть, ожидая Ферн.

Она чуть не заплакала от радости, когда почувствовала отвратительный запах этих мерзких духов. Наконец появилась Ферн. Она стремительно двигалась по проходу и смеялась. За ней шел последний из солдат. Он что-то быстро и горячо шептал ей. Бет могла представить себе, о чем он ее просит. Ферн тоже что-то прошептала ему в ухо, и он кивнул. Когда солдат нагнулся, чтобы вытащить дорожную сумку Ферн, Бет судорожно вцепилась в свою сумочку.

– Ферн, – сказала она, протягивая руку к девушке.

– Чего тебе? – недовольно бросила Ферн, отдернув руку.

– Да нет, просто я думала… – Она совершенно растерялась, пытаясь вспомнить, что именно она думала и почему она это думала.

– Знаю, что ты думала, киска, – насмешливо улыбнулась Ферн, обращаясь к солдату. – Ты считаешь, я похожа не лесбиянку? – спросила она его.

Бет Кэрол так бросило в жар, что она чуть не потеряла сознание. Она схватилась за спинку переднего кресла. Но ведь ты же моя подруга, крутилось у нее в голове. Мы же плакали, обнимая друг друга.

– Нет уж, благодарю, – бросила ей Ферн и, виляя бедрами, пошла вдоль прохода. Солдат с весьма смущенным видом последовал за ней.

Бет лишь через несколько минут смогла прийти в себя настолько, чтобы двигаться. Она вышла из автобуса последней. Она увидела на асфальте свой одинокий чемодан под золотым, равнодушным солнцем.

 

ГЛАВА 6

Бет с трудом прошла в двойные двери внутрь вокзала, в глазах ее стояли слезы злости и унижения. Что же произошло? – спрашивала она себя. Что я сделала не так? Был момент, когда Ферн открылась ей, и она изо всех сил старалась понять ее. А потом вдруг се гак грубо оттолкнули. Эти ужасные оскорбления. Лесбиянка. Бет раньше никогда не слышала этого слова, но сразу же поняла, что это значит. Это девушки, которые любят девушек. Неужели она заслужила это из-за того, что старалась быть с ней дружелюбной? Она остановилась, ей было стыдно, казалось, ее вываляли в грязи.

А без Ферн она чувствовала себя такой одинокой, такой беззащитной. Она огляделась, и ей показалось, что все на свете решили одновременно приехать в Голливуд. В зале было полно народа. Из динамиков каждую минуту неслось сообщение о прибытии или отправлении очередного автобуса. Около билетной кассы сгрудилась целая толпа солдат. Ребятишки с расширенными от любопытства и возбуждения глазами, с мордашками, перепачканными шоколадом, крепко держались за руки матерей. В дверь вошел огромный черный человек в белом костюме, белой летней шляпе и черной рубашке, похожей на шелковую. Из кармана торчал черный носовой платок. Глаза у Бет Кэрол расширились. Это был первый чернокожий, которого ей удалось увидеть воочию, и он ей показался совершенно необыкновенным, просто восхитительным.

Очень красивый мужчина в великолепном костюме стоял и серьезно разговаривал со светлоголовым мальчиком в джинсах, который ехал с ней в автобусе. Бет внимательно посмотрела на него. Она поняла, что видела его на экране. Не в самых главных ролях, но где-то близко – обычно друг главного героя. Мальчику было не больше четырнадцати, и вид у него был довольно испуганный. Интересно, о чем они говорят, подумала она. О чем могут разговаривать эти двое? Она была еще в большем замешательстве, когда увидела, что мальчик кивнул и они куда-то пошли вдвоем.

Кто-то тронул ее за руку, и она подскочила от неожиданности. Ферн, подумала она радостно и обернулась. Но нет. Это был просто какой-то алкаш, клянчащий мелочь.

– Нет, нет, – сказала она, стряхивая его руку. И еще здесь столько девушек, все в тесных блузках и облегающих брючках, на высоченных каблуках и сильно накрашенные. Женщины в летах были одеты так же. В автобусе Ферн казалась совершенно необычной. Здесь все были такими. Откуда они все это знали, думала она. Может быть, имеется какой-то свой язык одежды, действующей в пределах Калифорнии, который не знает только она? Ну и ну, думала она, можно подумать, что я прибыла на Луну.

Здесь слышалась музыка, проникающая через дверь, ведущую в бар. «Приди в мой дом». Это Розмари Клуни, которая пела здесь точно так же, как и дома в музыкальном автомате, в молочном баре. Оттуда слышались голоса, смех, звон посуды. Какой-то мужчина в клетчатом пиджаке спросил, не хочет ли она, чтобы он купил ей что-нибудь выпить.

Он был совсем старый. Лет пятьдесят. А ей – всего шестнадцать, да она и на этот возраст не смотрится. Что это со всеми этими людьми, недоумевала она.

– Нет, спасибо, – пробормотала она, качая головой. Она увидела свободное место, села и подумала, что в Голливуде ей придется нелегко. Здесь все уж слишком по-другому. Она не сможет приспособиться. Потом она вспомнила клинику Меннингера, обитый туфяками подвал. Себя в смирительной рубашке, всю в слезах. Она покачала головой и зажгла сигарету, жалея о том, что рядом нет Ферн. Пытаясь понять, что же все-таки сделала не так.

Ведь это не из-за того, что она рассказала Бет о всех парнях, с которыми имела дело. Нет, она гордилась этим, гордилась той властью, которую она имела над ними. Скорее это из-за того, что Ферн призналась ей, что боится, и расплакалась. Это была слабость, а люди типа Ферн не хотят, чтобы им напоминали о проявлениях слабости.

Слабая, сильная… Ну ладно, с этим покончено, думала она, зажигая следующую сигарету. Она находится там, куда мысленно стремилась. Она находится на автовокзале в Голливуде. И что ей теперь делать? Куда идти?

Стемнело. Она сидела здесь уже несколько часов. Она чувствовала какую-то слабость, немного кружилась голова. Черт, я же умираю от голода, сказала она себе. Ей показалось, что она вот-вот отключится, ей почему-то даже хотелось этого.

– Я все смотрю на тебя, милочка, – сказала какая-то женщина, сидящая рядом с ней. – С тобой все в порядке?

Бет повернулась и посмотрела на нее. На той была ярко-розовая блузка с вырезом, зеленые облегающие брючки и туфли на высоких каблуках без пятки. Сама она была старой и морщинистой, с неестественно желтыми волосами. В руках у нее был пребезобразнейший младенец. Но, вглядевшись повнимательней, Бет поняла, что это не младенец, а обезьянка.

Наверное, у меня галлюцинации, подумала она.

Женщина смотрела на нее сквозь очки в форме сердца с оправой, усыпанной разноцветными камешками.

– Вон видишь там телефон? – Она махнула куда-то в сторону. – Можешь позвонить по прямой линии в агентство «Помощь туристам». Они предложат целый список мест, где можно остановиться. Они тебе помогут.

Ну да, конечно, но они захотят узнать, кто я и откуда приехала, и сразу же позвонят отцу, подумала Бет.

– Меня должна встретить тетя, – солгала она.

– А она знает, что ты куришь? – сказала женщина, грозя ей костлявым пальцем, унизанным кольцами. – Девочкам в твоем возрасте не надо так много курить.

– Я обычно так много и не курю, – сказала Бет, сама удивляясь тому, что пустилась в объяснения с этой посторонней, чудного вида женщиной, но тем не менее она чувствовала благодарность за человеческое участие. – То есть я хочу сказать, что раньше я пробовала немного, а потом, я немного нервничала во время путешествия и это как-то само собой получилось.

– Это не лучшая привычка для приличной девушки, – назидательным тоном произнесла женщина. – И уж тем более в общественном месте. – Она опять о чем-то задумалась, а обезьянка оглядывала все вокруг блестящими глазами и ворочалась в своем одеяльце. – Нужно следить за тем, какое производишь впечатление, особенно в подобных местах, – продолжала женщина. – Я живу здесь неподалеку, напротив супермаркета. Этот супермаркет никогда не прекращает работу. Люди ходят туда за покупками всю ночь напролет. Ну что ты скажешь? Иногда, когда по телевизору нет ничего интересного, я прихожу сюда. Просто чтобы развеяться. Когда просто так сидишь одна в квартире, то становится так одиноко. Если бы у меня не было моей Ширли, я бы просто не знаю что делала. – Она что-то проворковала своей обезьянке. – Правда, она прелесть?

– Да, – вежливо ответила Бет, с отвращением глядя на обезьянку и мечтая о том, чтобы женщина ушла.

– Можешь мне поверить, милочка, в этом городе Ширли – единственное существо, с кем можно общаться, – сказала женщина. – Да, я прекрасно знаю, что говорят кругом. Голливуд – это место, где улицы вымощены золотом и можно мгновенно стать кинозвездой. Я тоже верила этому. Но это все неправда. Это ужасный город, а самое отвратительное место в нем – это автовокзал. Они приходят сюда на охоту, как стая хищников. Все эти извращенцы – они просто толпятся здесь. Старики в поисках хорошеньких мальчиков. Просто поражаешься.

Они богаты, знамениты, про них все время пишут, что у них роман с такой-то актрисой. Но все это видимость. А по правде они любят только мальчиков. Они их куда-то уводят, и кто знает, что там с ними потом происходит.

Бет почувствовала, что слова женщины испугали ее. Ее охватила дрожь.

– И еще приходят мужчины и ищут молоденьких Девушек вроде тебя. Молодых и невинных, которые еще не знают, каким жестоким и мерзким может быть этот мир.

Она что, сумасшедшая? – подумала Бет, отшатываясь от этой женщины с ее странной улыбкой и певучим голосом.

– Сейчас придет моя тетя, – сказала Бет Кэрол. – Я ей позвонила. Я приехала неожиданно. У нее день Рождения.

– Очень хорошо, милочка, – сказала женщина, поднимаясь и покачивая свою обезьянку. Эту мерзкую ужасную мартышку. – Желаю тебе хорошо провести время у своей родственницы. И не кури в общественном месте. Это производит неприятное впечатление.

Бет проследила глазами, как женщина выходит из зала, склонившись над своей обезьянкой. Она с облегчением вздохнула.

После того как ушла эта сумасшедшая, время, казалось, остановилось. Бет прошла в дамскую комнату, затем вернулась обратно. Все эти странные люди в своих Немыслимых туалетах продолжали сновать туда-сюда, занимаясь своими делами. Никто к ней не подходил, никто даже не смотрел на нее. Бет еще никогда в жизни не чувствовала себя столь одинокой и всеми покинутой. Она почувствовала, как от жалости к себе на глаза наворачиваются слезы. В животе забурчало. Она закурила и стала слушать Фрэнка Синатру, чей голос раздавался из музыкального автомата в баре.

Она, очевидно, ненадолго заснула, потому что увидела лицо своего отца. Он нежно улыбался ей и говорил, что она может вернуться домой, потому что все уже обо всем позабыли. Он раздавал им всем таблетки, от которых пропадает память. Ты же знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать, говорил он своим чудесным ласковым голосом. Он сказал: «Ты – моя любимица, Бет Кэрол. Ты не такая самовлюбленная, как твои сестры. Ты милая и добрая, и я люблю тебя больше всех. Раньше я тебе этого не говорил, потому что не хотел, чтобы твои сестры завидовали бы тебе и переживали. Я люблю тебя».

Она проснулась, как от толчка, с каким-то непонятным чувством. Как же ей хотелось, чтобы папа любил бы ее так же, как и она любила его. Господи, как же она старалась завоевать его любовь, но ничего не действовало. «Я люблю тебя», – сказал он в ее сне. Наяву он никогда так не говорил. Но ведь это же несправедливо! Ведь разве родители не должны любить своих детей? Разве это не само собой разумеется? Да, уж если у меня когда-нибудь будет ребенок, я буду так сильно любить его, мысленно поклялась она. Но почему-то при этом вспомнила эту отвратительную мартышку в голубом одеяльце. Наверное, пора действовать. Надо пойти перекусить, а то все уже начинает качаться перед глазами. Рядом с ней сидел молодой человек, который наверняка ей грезился, и это ее пугало. Он просто не мог сидеть здесь, потому что он меньше всего был похож на человека, который может сидеть на автовокзале Голливуда.

Он был старше ее, примерно того возраста, который интересовал ее сестру Луанну. Она живо представила, как ее старшая сестра перестает быть стервозой, которой она, в сущности, и является, и превращается в милую, очаровательную молодую особу, как всегда в присутствии симпатичного парнишки. У него были коротко остриженные, почти черные курчавые волосы. Ей показалось, что глаза у него тоже темные, с длинными загибающимися вверх ресницами. Лицо его было покрыто бронзовым загаром. Очень калифорнийским. На нем была сине-белая полосатая куртка-ветровка, совсем как у ее отца, белая рубашка с пуговками на воротничке и узким черным вязаным галстуком, брюки из серой шерстяной фланели с безукоризненной стрелкой, а его черные мокасины были украшены кисточками. Она чувствовала запах его лосьона. Чудесный запах, почему-то немного знакомый. Когда он повернулся и заговорил с ней, она не могла поверить, что это не сон.

– Простите, – сказал он. – Вы меня, возможно, не помните. Меня зовут Пол Фурнье. Я – приятель вашей сестры. Мы познакомились с ней в прошлом декабре на балу. Мы танцевали. Я даже помню мелодию. Вы там были самой красивой.

– Простите? – сказала она.

– Мы встречались на балу у Джейн, – сказал он. – Это было классно. Один из лучших в сезоне. Все так считают. Джейн тогда собиралась ехать учиться в Вассар? Или, может быть, в Редклифф?

Она подумала, что он с кем-то ее спутал, и почувствовала разочарование. Бет посмотрела ему прямо в глаза и мысленно взмолилась о том, чтобы совершилось чудо и она стала бы сестрой Джейн, кто бы она там ни была.

– Я просто глазам своим не поверил, когда увидел вас, – смущаясь, сказал он. – Меньше всего на свете я ожидал здесь встретить кого-нибудь из знакомых, а уж тем более вас.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Вы меня с кем-то путаете.

– Послушайте, если не хотите со мной разговаривать, то только скажите, – сказал он. – Но я никогда не забуду, как танцевал с вами в тот вечер. Вы для меня – как луч света. Я хотел вам позвонить, но вы были заняты кем-то другим, и я подумал, что, может быть, не стоит этого делать.

– Да нет, – попыталась она ему объяснить. – Меня зовут Бет Кэрол Барнз. Я только что приехала.

У нее опять все поплыло перед глазами. Ей показалось, что лампы в зале стали гореть ярче, вокруг них появились ореолы. Все это было так ужасно, так ее смущало. И, кроме всего прочего, она его обидела.

– С вами все в порядке? – спросил он.

– Я просто давно ничего не ела, – еле слышно ответила она.

Потом все стало происходить очень быстро.

Он обхватил ее за талию и помог пройти к двери в дальнем конце зала, которую она прежде и не заметила. Они оказались на автостоянке. Он провел ее через бесконечные ряды машин прямо к великолепному черному «ягуару» с открытым верхом. Она глотнула свежего воздуха, когда он помогал ей сесть в машину. Затем он положил в багажник ее чемодан.

– Сейчас возьму свои вещи и вернусь, – сказал он. – А потом отвезу вас куда скажете.

– Я не хочу…

– Нет-нет, – сказал он. – Все нормально. Мне это доставит удовольствие.

Интересно, он всегда добивается того, чего хочет?

печально думала Бет, глядя ему вслед. Но все равно очень мило с его стороны помочь ей. От свежего воздуха ей стало немного легче. Она откинулась на спинку и глубоко задышала.

Он принес ей плитку шоколада. Как это мило с его стороны. Она сняла обертку и буквально проглотила шоколадку. Ей стало лучше, туман перед кипами рассеялся.

– Вы такой добрый, – сказала она. – Спасибо, большое спасибо.

– Ну что вы, пустяки, – сказал он. – Куда вас отвезти?

– В какую-нибудь гостиницу, наверное. Не очень дорогую, – сказала она, опять чувствуя тревогу. – Может быть, в общежитие «Ассоциации молодых христианок»? Но я и сама не знаю. Одна девушка говорила что-то о «Студио-клаб». Но это, наверное, для девушек, которые собираются стать актрисами.

– Так вам, значит, негде остановиться, – сказал он. – Да мне все равно. Нет, правда. У меня есть деньги. Он на секунду задумался. Затем тронулся с места.

– Вот что я скажу. Давай сначала найдем место, где можно было бы перекусить, а потом я что-нибудь придумаю.

– Я не хочу быть вам в тягость, – сказала она печально. – Вы такой милый, и я просто не знаю…

– Мне это доставляет удовольствие, – сказал он, выезжая со стоянки на улицу, вдоль которой стояли небольшие домики и новые многоквартирные дома с пальмами у фасада. – Не думаю, что «Ассоциация молодых христианок» подойдет. Это очень далеко. И по дороге полно пробок.

Он свернул на широкую оживленную улицу, и Бет увидела супермаркет, о котором говорила та женщина. Над входом висели часы, стрелки которых быстро двигались по кругу и большое объявление гласило: «Мы не закрываемся никогда». Только подумать! Можно прийти за покупками тогда, когда захочешь. Она также вспомнила, что говорила женщина о мужчинах, которые охотятся за невинными девушками. Она с благодарностью посмотрела на Пола. Да, ей здорово повезло, даже не верилось.

Пол остановился на перекрестке на красный свет. На углу был большой магазин, в витринах которого выставлены саксофоны, кларнеты, набор ударных, внутри виднелось множество народу. «Музыкальный городок Уоллача». А это внушительное здание на противоположной стороне? «Национальная компания радиовещания» – Бет взглянула на табличку. Бульвар Сансет. Ух ты, прямо как в кино. Она почувствовала, что ее охватывает волнение. Весь этот новый для нее город, да еще и этот симпатичный юноша…

Пол рассказывал о том, как он собирается ехать на восток, чтобы поступить на подготовительный факультет в Чоуте, а затем поедет учиться в Йельский университет. Его отец хочет, чтобы он специализировался в экономике, но он хочет заниматься психологией. В конце концов, если научишься разбираться в людях, то больше уже ничего не нужно. И еще он хочет по вечерам ходить в юридическую школу. Потом он стал говорить о киностудиях и о том, что они совершают большую ошибку по отношению к телевидению. Они делают вид, что его не существует, что оно само исчезнет. Это же идиотизм. Если можно сидеть дома и смотреть все, что хочешь, бесплатно, то зачем же идти куда-то, где нужно будет платить?

Иногда Бет отвлекалась и не слушала его, но время от времени кивала головой и издавала какие-то междометия, знала, что ребята это любят.

Пол верил в кино, просто считал, что оно должно измениться. Он собирается стать продюсером и самому руководить работой. Именно так он и выразился.

– Ух ты, у вас такие честолюбивые планы, – сказала она серьезно. – Это просто здорово.

Услышав это, он, похоже, немного заважничал. Да, они все ужасно любят комплименты. Как будто одобрение еще больше убеждает их в правильности принятого решения.

– Хлеба и зрелищ, – сказал он. – Именно это и нужно народу.

Бет абсолютно не поняла, что он имеет в виду. Однако улыбнулась и кивнула, как бы показав, что полностью с ним согласна.

– А это «Сайро», – сказал он.

Перед зданием стояли хорошо одетые люди, они разговаривали и смеялись. Служители на автостоянке заводили туда «линкольны», «кадиллаки». Бет смотрела, раскрыв рот. Было так интересно видеть места, о которых приходилось только слышать.

Они проехали мимо «Мокамбо» и «Крещендо», афиша которого гласила, что выступает Билли Экстайн. Среди ночных клубов, магазинов одежды и галантереи стоял дворец. Она просто не знала, как еще можно было описать это здание. Великолепный фронтон, башенки, шпили. А прямо перед ним вращающаяся фигура девушки, едва прикрытой одеждой, высотой с трехэтажное здание, рекламирующая гостиницу в Лас-Вегасе. Здесь даже интереснее, чем в цирке.

– Здесь живет много старых киноактеров, – сказал Пол. – Это гостиница «Шато Мармон». Джин Харлоу. Грета Гарбо. – На другой стороне улицы стояла группка одноэтажных домиков – еще гостиница под названием «Сады Аллаха». Она слышала о ней.

– А вон – Кларк Гейбл, – сказал Пол.

И действительно, он стоял там собственной персоной. Раздавал автографы и улыбался, окруженный толпой поклонниц. Затем взял под руку очень красивую блондинку и пошел с ней в сторону ресторана.

Кларк Гейбл!.. Только подумать. Бет тихо произнесла его имя. На холме, возвышающемся прямо перед ними, горели тысячи огней, а в воздухе, казалось, носился аромат духов. Похоже на какой-то прекрасный сон, который неожиданно стал явью.

Впереди показался ресторан, весь состоящий из неоновых полукружий – космический корабль, готовый увезти их в следующее тысячелетие. Пол подрулил к расположенной поблизости стоянке и поставил машину между маленькой спортивной машиной и желтым «студебеккером».

– Я не могу туда идти, – сказала Бет.

– Почему?

– Я не одета, – сказала она. – Я буду чувствовать себя не в своей тарелке.

– До этого здесь никому нет дела. – Он улыбнулся. – В этом-то и состоит прелесть здешней жизни. Тут можно делать все, что хочешь.

– Правда? – спросила она.

– Правда, – заверил он.

В ресторане было полно народу. Все кабинки были заняты, около стойки тоже не было свободных мест. Многие стояли и ждали. Когда Пол толкнул массивную стеклянную дверь, все подняли головы. Можно было подумать, что Пол – самая известная в мире кинозвезда.

Все его знали, и все хотели, чтобы он сел с ними. А она была с ним. Метрдотель поздоровался с ним и несколько официантов тоже. Пол взял Бет под руку и повел ее в одну из кабинок к своим друзьям.

Она села, зажатая между Полом и хорошенькой девушкой по имени Дру, и смотрела во все глаза. Все говорили о пробах, о контрактах, о занятиях по актерскому мастерству и о том, что сказал им их агент. Бет еще никогда не видела таких симпатичных ребят. Все девушки были похожи на моделей, а юноши – на киноартистов. В них чувствовалась колоссальная энергия, и Бет не удивилась бы, если бы они вдруг вскочили и начали какое-нибудь представление.

Она все думала, каким образом им удалось стать такими – раскованными, готовыми что-то сыграть в подтверждение своих слов. Боже, а она-то оказывалась буквально на грани обморока каждый раз, когда учитель вызывал ее к доске… И все они были такими славными. Расспрашивали о ее жизни, говорили, что у нее потрясающая фигура. Красивые волосы. И все такое прочее.

Пол заказал ей лангет, а себе – чашку кофе, который пили и все остальные. Из их слов ей показалось, что нет ничего проще, как попасть в шоу-бизнес. Возможно, Ферн была права. Может быть, действительно единственное, что надо сделать, это сесть на табуреточку у стойки в закусочной, и кто-нибудь пройдет мимо и тебя откроет. Пол ухаживал за ней. Его рука лежала на спинке ее диванчика. Бет хотелось, чтобы он опустил ее ей на плечо, чтобы все видели, что она с ним. Он был очень проницателен. Похоже, догадался, о чем она думает, и наклонился к ней.

– У тебя необыкновенно красивые глаза, – прошептал он ей, слегка касаясь губами ее волос.

Бет показалось, что от его слов, от его близости, от запаха его лосьона она потеряет сознание. Боже, до чего же он хорош. Они все так думали. Она видела это по их взглядам.

– Я сейчас вернусь, – прошептал Пол. Он исчез за стеклянной дверью.

Но он ведь не может так поступить, подумала она. Он не может вот так предложить руку помощи, а затем бросить ее одну среди посторонних людей. Ей стало страшно, она почувствовала, что вот-вот заплачет и что все видят, как дрожит ее нижняя губа.

– Что случилось? – спросила девушка, сидевшая рядом с ней. Дру. Ее звали так.

– Ничего, – ответила она.

– Не беспокойся насчет Пола, – сказала она с таким видом, что Бет стало интересно, насколько хорошо она его знает.

– У него кое-какие дела. Он сейчас вернется.

Она повернулась к окну, пытаясь рассмотреть стоянку. Дру была права. Пол стоял рядом со своим «ягуаром» и разговаривал с каким-то человеком. Слава Богу, подумала она, когда он повернулся и пошел в сторону ресторана.

– У меня появилась блестящая мысль, – сказал он, втискиваясь в кабинку и усаживаясь, тесно прижавшись к ней бедром. – Мои все уехали. Они поехали в наш дом на Ямайке. Так что можешь остаться на эту ночь у нас. Можешь спать в комнате моей сестры. А то уже поздновато искать какое-нибудь пристанище. – Он с улыбкой смотрел на нее. – Как тебе мое предложение?

 

ГЛАВА 7

Когда они добрались до Беверли Хиллз, казалось, единственное, что их там ждет – огромный приветственный щит и зеленый остров посередине бульвара Сансет, покрытый цветами и кустарником. Там практически не было никакого движения. Можно было подумать, что они находятся в какой-нибудь деревенской глуши, только здесь все было так чисто и красиво. Пол нажал на газ, и «ягуар» помчался, рассекая ароматный ночной воздух.

Пол рассказал ей, что этот зеленый остров когда-то был дорожкой для верховой езды, и хотя кажется, что там ничего нет, но на самом деле за высокими, тесно растущими кустами прячутся роскошные особняки.

– А вот «Беверли Хиллз отель», – сказал он.

Гостиница – большое здание розового цвета, название которой было начертано светло-зелеными буквами, – стояла немного в глубине, и у входа росли худосочные пальмы и кусты, покрытые белыми цветами. Здесь же были разбиты и клумбы с розовыми, пурпурными и красными цветами. Все это казалось каким-то нереальным, как на почтовой открытке.

Все еще полная восхищения, она перевела глаза на него.

– Как-нибудь в воскресенье мы пойдем сюда перекусить, – сказал он. – Сюда все ходят перекусить. В зале «Поло». Ребята ходят туда после игры в поло. Поэтому оно и получило такое название.

Бет лишь улыбнулась и кивнула, но в голове ее царил полнейший сумбур. Она надеялась, что приняла правильное решение, когда согласилась остановиться на ночь в его доме. Он действительно заметно этому обрадовался, как будто она оказывала ему особую честь. Уверял, что это здорово, как будто вернулась его младшая сестренка Диана, потом он рассказал ей, как они привязаны друг к другу и как он скучает по ней.

– Она такая хорошенькая, такая же, как ты, – сказал он. – Ну и немного избалованна, это надо признать. Родители просто не спускают с нее глаз, особенно отец.

– А ты не ревнуешь? – спросила она.

– Ну, с мальчиками все по-другому, – сказал он. – Здесь надо следовать традициям, продолжать семейный бизнес. Вот, к примеру, школа. Я хотел учиться в местной школе. Я ведь живу здесь. Но нет. Я должен ехать в Чоут, а потом в Йель, потому что там учился мой отец.

– Твой отец тоже занимается кинобизнесом? – спросила она.

– Он занимается сдачей внаем нефтеносных и газовых месторождений, разработками. На бульваре Уилшир есть большое здание из мрамора с его именем на фасаде. Я тебе покажу.

– Наверное, твои планы ему не очень нравятся.

– Конечно, нет. Он кричит и скандалит и грозит лишить меня содержания. Он считает, что в кинобизнесе заняты лишь выскочки, у которых ничего нет за душой.

– Да, но тебе, наверное, не хочется, чтобы тебя лишили денег, – сказала Бет.

– В жизни нужно идти своей дорогой, – ответил Пол, обращаясь скорее к себе, чем к ней.

Только что они были окружены цивилизованным миром и вдруг оказались в совершенно пустынном месте. Лишь изредка вспыхивал огонек в попадающемся на их пути доме, а в остальном здесь было пустынно и тихо. Бет не могла понять, куда он везет ее, и сжала кулаки. Им даже машины не встречались на пути. Пол, очевидно, почувствовал, что она испугалась.

– Уже почти приехали, – сказал он.

Он переключил на вторую скорость, потом на первую и подъехал по подъездной аллее к высоким кованым железным воротам в кирпичной стене, метров трех высотой и увитой плющом, остановил машину и вышел, чтобы нажать на кнопку возле почтового ящика.

– Наконец мы дома, – сказал он, когда ворота со скрипом отворились.

Сначала Бет показалось, что она видит на траве отражение луны. Потом она поняла, что это озеро. Настоящее озеро, прямо здесь, всего в паре миль от бульвара Сансет. Прямо перед ними возвышался большой трехэтажный дом со множеством труб, как будто перенесенный сюда из французской провинции. Он был действительно огромный – настоящий замок. Никто не живет в таких домах. Она с уважением посмотрела на Пола, который в этот момент заводил своего «ягуара» в гараж на восемь машин.

Бет огляделась и увидела еще несколько машин, накрытых брезентом. Вид их был какой-то заброшенный и печальный. Пол помог ей выйти из машины и открыл багажник, чтобы вынуть ее чемодан. Бет огляделась вокруг – на деревья, на окружающий ее мир. Что я наделала, подумала она. Села в машину с человеком, совершенно мне неизвестным. Приехала в это пустынное место.

Пол зажег свет возле двери, ведущей из гаража в дом.

– Пошли, – сказал он. Она покорно пошла за ним.

Они попали в служебные помещения, затем на кухню, всю отделанную нержавеющей сталью и с плитой, которая могла бы подойти для хорошего ресторана. У большого вестибюля внизу вид тоже был довольно мрачный. Пол был там из белого мрамора, стены тоже белые, потолок отделан превосходной лепниной, но все почему-то занавешено белой тканью: мебель, даже картины на стенах. Через большую сводчатую дверь виднелась большая комната, очевидно гостиная, но там тоже все было покрыто белой тканью. В лунном свете, льющемся из окна, плясали пылинки. Она с трудом сглотнула. Неужели им приходится все так тщательно закрывать для того, чтобы ненадолго съездить на Ямайку?

– И надолго уехали твои родители? – спросила она едва слышно.

– Месяца на три, – ответил он неопределенно. – Пойдем, я тебе покажу кое-что, ты такого еще не видела.

– Я хочу уехать отсюда, – сказала она. – Пожалуйста, увези меня. Я тебя очень прошу.

Она с трудом дышала и понимала, что он не может не видеть, насколько она испугана. Испытываемый ею страх просто носится в воздухе, его нельзя не почувствовать.

– Ну, в чем дело? – спросил он, и вид у него был такой милый, как у напроказившего ребенка. – Не знаю, о чем ты там подумала, Бет Кэрол. Неужели я похож на Джека Потрошителя? Нет? Разве я собираюсь сделать тебе что-нибудь плохое? Нет! – Он взял ее чемодан и пошел в. сторону двери, из которой они только что вышли. – Ну, пойдем, – сказал он. – Постараемся найти гостиницу.

– Я ничего такого не имела в виду, – пробормотала она.

– Ну и что теперь? – спросил он.

– Нет, нет, все в порядке.

– Ну, женщина, ты даешь, – сказал он, качая головой. – Пойдем. Тебе понравится. Вот увидишь.

Бет взглянула на его открытое лицо. На обаятельную улыбку. Он действительно хотел сделать ей приятное.

– Хорошо, – согласилась она.

Она пошла за ним, разглядывая его сзади. Великолепно сшитый пиджак обтягивал широкие плечи. Спортивная походка. Очень легкая и пружинистая. Он остановился перед огромной стрельчатой дверью из резного красного дерева с позолоченными ручками.

– Ну-ка, закрой глаза, – сказал он.

Ей показалось, что где-то вспыхнул свет.

– Открывай, – сказал он.

С потолка свисали две огромные хрустальные люстры. Вдоль обитых деревянными панелями стен также стояли хрустальные канделябры. Бет показалось, что сверкающий паркетный пол зала был площадью никак не меньше акра. В противоположном конце – возвышение для оркестра. По обе стороны двустворчатые двери. Она представила себе этот зал, заполненный дамами в роскошных туалетах и мужчинами в смокингах, между ними снуют официанты, она даже услышала звуки вальса.

– Ну и ну! – могла только выдохнуть она.

– Ничего себе, а? – с гордостью произнес Пол. – В частных домах редко встретишь бальный зал, даже здесь, в краю, где властвует богатство и роскошь. И потому его часто используют для благотворительных балов. Женская организация, где ведет работу моя мать, здесь устраивает распродажи, чтобы собрать деньги.

– Прямо как в кино, – сказала она. – Я так и вижу здесь Вивьен Ли, Кларка Гейбла. И Бетт Дэвис, шокирующую всех своим красным платьем.

– Да, они бы не прочь, – подтвердил Пол. – Студии все время просят нас позволить снять здесь какую-нибудь сцену. Но мы не разрешаем. Знаешь, сколько разного оборудования необходимо, чтобы снять картину? Ты даже не представляешь, что может тогда произойти с полом. – Он легонько дотронулся до ее плеча. – Ты, наверное, здорово устала, – сказал он. – Пойдем. Я отведу тебя в комнату Дианы.

Она устала, ей хотелось принять ванну. Все то, что ей показывал Пол, внушало ей робость. Он сам внушал ей робость. Бет поднялась вслед за ним по широкой лестнице, затем шла по бесконечному широкому коридору. Наконец Пол отворил дверь, и они оказались в комнате Дианы.

Всюду были куклы. Куклы в стиле мадам Помпадур. Восточные куклы. Куклы в самых разнообразных национальных костюмах. Они сидели на полках, располагались в стеклянных шкафчиках. Там были и кукольные домики – целый город. В них стояла игрушечная мебель и крохотные фарфоровые сервизы. Казалось, посуда была сделана из настоящего серебра. Там стояла карусель с единорогом, Чеширский кот и карета в форме тыквы. Пол повернул выключатель, заиграла веселая музыка, и единорог с котом запрыгали вверх-вниз. Он включил игрушку.

– Это ей подарил один из деловых партнеров отца, когда ей было три годика, – сказал он. – И кукол тоже. Их всех дарили папины деловые партнеры, когда она была малышкой.

Как бы мне хотелось, чтобы у меня было бы такое же детство, подумала Бет, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– А сколько ей сейчас? – спросила она.

– Шестнадцать. Столько же, сколько и тебе.

– Ничего подобного, – возразила она. – Мне восемнадцать с половиной.

– Ну, прости, – сказал он. – Ты выглядишь намного моложе.

Они вошли в бело-розовую спальню. В центре стояла односпальная кровать с белым пологом. На окнах висели тоже белые занавески. В комнате стоял изумительный старинный столик. На стенах – хрустальные канделябры. В нише был установлен телевизор. Боже, до чего же прекрасно, когда тебя так любят, подумала она. И мама, и отец, не спускающие с тебя глаз. И еще заботливый старший брат.

– Прямо как во сне, – сказала она.

– Ванная вон там, – махнул рукой он. – Уже поздно, а мне рано утром надо отправляться по делам.

Тут до нее дошло, что он прощается с ней на ночь. Он собирается уйти. Но ведь он не может сделать этого.

– Я буду в своей комнате: три двери отсюда слева по коридору.

– Хорошо, – сказала она, храбро улыбнувшись. Он махнул ей рукой и ушел.

Бет набрала в ванну воды, в голове ее все перепуталось от множества событий, происшедших с нею за этот день. Их бы с лихвой хватило на целый год. Она уже с трудом могла вспомнить Ферн Дарлинг и то, что хотела сблизиться с ней, стать ее подругой. Потом Пол и все его друзья в кафе, их комплименты, их восхищение. Нет, положительно все было прямо как в сказке.

Она с наслаждением погрузилась в теплую воду, и снова ей в глаза бросились эти безобразные шрамы на запястьях. Сказка. Что бы там ни было. И пути назад нет.

 

ГЛАВА 8

Сначала Бет не могла сообразить, где же находится. Солнце слепило, все кругом было белым и розовым.

В дверь нетерпеливо стучали. Один раз, потом еще. Наконец она вспомнила.

– Войдите, – сказала она, садясь на постели и закутываясь в одеяло.

Это был Пол с подносом в руках.

Она уставилась на него, не веря своим глазам. Ей с трудом верилось, что все, что произошло с ней накануне, – не сон.

– Я принес тебе кофе и тосты, – сказал он, широко улыбаясь.

Господи, подумала Бет, он еще симпатичней, чем мне казалось. В нем не было ничего пугающего при свете яркого калифорнийского солнца, льющегося сквозь широкие окна. На щеке осталось маленькое пятнышко мыльной пены, которое он не стер при бритье.

– Спасибо, здорово, – сказала она. – Мне еще никогда в жизни не приносили завтрак в постель.

После этого он сказал, что ему необходимо ненадолго уехать, выразил надежду, что она хорошо выспалась, и исчез. Бет подбежала к окну и стала смотреть сквозь деревья, как Пол едет по аллее на своем прекрасном черном «ягуаре». День был такой чудесный, и ей казалось, что она вот-вот полетит. Ярко-синее небо и из окна виден краешек озера, сверкающего на солнце.

Она опять устроилась на кровати, потягивая кофе, и ей хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все это – не сон. Потом встала и включила телевизор. Дома в это время дня обычно ничего не показывали. Лишь в шесть пятиминутная программа новостей. А потом развлекательная передача. Милтон Берли, Люсиль Болл. Боже, до чего же она смешная! Даже отец Бет иногда смеялся во время ее выступлений.

На небольшом экране возникли фигуры, и Бет увидела девушку лет двадцати, которая рассказывала мужчине в смокинге о том, что ее муж погиб в Корее и что сегодня у них была бы первая годовщина свадьбы. Ведущий сделал скорбное лицо и похлопал ее по плечу, как бы показывая, что сочувствует. Потом появилась полная женщина средних лет, которая когда-то была названа где-то в Айове «Матерью года». У нее двенадцать детей, все они живы, и все добились успеха в жизни. Следом на экране возникла еще одна молодая женщина, со слезами рассказывавшая ведущему, что у нее есть маленький сын, который из-за полиомиелита не может ходить. Ведущий чуть не расплакался с ней вместе. И Бет тоже. Она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. О Боже, хоть бы она победила, подумала она. Это все так печально.

Выиграла женщина с больным сынишкой, и Бет сразу же почувствовала себя намного веселее. Ассистентка в купальнике, расшитом блестками, на высоких каблуках подошла к ней и накинула на ее плечи меховую горжетку, на голову водрузили корону, а в руки дали букет роз. Публика взревела от восторга, когда появился ее муж с маленьким мальчиком в инвалидной коляске. Они оба приветственно помахали публике, и было видно, что это очень храбрый мальчик. Оператор показал зрителей, в основном это были дамы среднего возраста, но попадались и мужчины, и ребятишки. Они все плакали.

И она получила столько призов! Во-первых, приглашение к Максу Фэктору, модному визажисту. Были еще и талоны на получение различных подарков и ужин для всей семьи в ресторане под названием «Суджи Тропикс» в Беверли Хиллз, где обычно ужинают кинозвезды. Потом им еще вручили приглашение посетить студию «Метро-Голдвин-Майер» с обедом в студийном кафе в компании с восходящей звездой Гори Макинтиром. Публика вопила от восторга и хлопала в ладоши, когда на сцене появился Гори Макинтир. Это был высокий симпатичный парень, немного похожий на Джона Дерека. Он улыбался и приветственно махал публике, а поднявшись на сцену, наклонился и поцеловал победительницу в щеку. Публика загомонила еще сильнее. Он пожал руку мужу и мальчику в инвалидной коляске. Затем объявили главный приз. Это был большой двухкамерный холодильник «Адмирал». Два парня вывезли его на тележке на сцену, и женщина закрыла лицо букетом роз, а по щекам ее катились слезы радости.

Это все так чудесно, подумала Бет. Сегодня ты – обычный человек и ничем не отличаешься от других, а потом вдруг тебя выделяют, и с тобой происходят совершенно невероятные вещи. Примерно что-то в этом роде случилось и с ней: она встретила Пола.

К тому времени, как началась программа «Час на кухне с тетушкой Эмили», Бет удалось наладить изображение. Это она здорово придумала – смотреть телевизор с кровати, правда, экран был очень маленький, да и телевизор был довольно старый. Наверное, одна из первых моделей, подумала Бет. Она села перед телевизором на пол по-турецки, облизывая пальцы и подбирая последние крошки от тостов, принесенных ей Полом. Это было уже давным-давно. Кстати, что-то долго его нет.

У тетушки Эмили было круглое доброе лицо. На ней были очки без оправы, а волосы стянуты в большой пучок. Она стояла у стола, на котором были аккуратно расставлены всякие приправы. На ней было симпатичное летнее платье и веселенький фартук с озорной надписью «Поцелуй повара».

Бет наклонилась поближе, и тетушка Эмили на мгновение исчезла, но потом возникла снова.

– Это называется «Яйца с креветками Фу Янг», – весело сказала она, – и, как вы видите из названия, милые дамы, блюдо это восточное.

Когда-нибудь я тоже смогу делать все это, подумала Бет. Надо лишь немного попрактиковаться, как, впрочем, и во всем. Она представила себя в большой светлой кухне, напичканной всевозможными электрическими приспособлениями. На ней хорошенькое платье, туфли с высокими каблуками и фартучек вроде того, что на тетушке Эмили. Она кладет на тарелку яйца с креветками Фу Янг собственного приготовления и слышит, как отворяется дверь.

– Я пришел, лапочка.

Это ее муж. Улыбаясь, она украшает блюдо веточками петрушки.

– Я здесь, – отзывается она, поправляя волосы. – Обед готов.

Он подходит к ней сзади и обнимает ее за талию. Она поворачивается, смотрит в его синие глаза, видит улыбку на лице.

Это, конечно же, Бадди.

На нем прекрасный костюм, в руке портфель. А лицо! Оно все светится любовью. Хотя, конечно, с его стороны было не очень хорошо уехать из города вот так, оставив ее в беде. Она не могла не признать, что этот поступок был не из мужественных. А кроме того, ей показалось, что несправедливо думать о Бадди сейчас, когда она живет в доме другого молодого человека.

Тетушка Эмили творила какие-то чудеса, взбивая крем для лимонного торта. Боже, как же ей хочется есть! Она чувствовала себя совершенно потерянной, и вообще ей было не по себе, потому что Пол так и не вернулся.

Она быстро приняла душ, оделась и вышла из комнаты Дианы, пытаясь вспомнить, с какой стороны они пришли накануне. Дом был такой огромный, здесь было даже хуже, чем на улице, где вообще не было никакой защиты. Даже ее гулкие шаги звучали одиноко, пока она спускалась по лестнице. В белом мраморном вестибюле в воздухе в солнечных лучах играли мириады пылинок.

И так тихо. Хоть бы зазвонил телефон или дверной звонок. Хоть какой-нибудь звук.

В холодильнике она нашла банку кофе, горбушку хлеба, немного масла на тарелке. В морозилке вообще ничего не было, кроме кубиков льда и бутылки водки. Ну, Пол такой общительный. Он, наверное, вообще никогда не ест дома. Жуя хлеб, она стала изучать содержимое полок. Там было несколько консервных банок. Пакет макарон. Открытая пачка пшеничных хлопьев. Они уже немного пересохли, но она запихнула в рот целую горсть.

О Господи, куда же подевался Пол? – в смятении думала она. Вернувшись в комнату Дианы, опять включила телевизор. Но изображение было неважным, и ей с трудом удавалось следить за тем, что происходит на экране. Может быть, полистать книги Дианы? «Нэнси Дрю и исчезающая лестница», «Доктор Дулиттл Хейди». Все это для малышей. Она подошла к секретеру и стала рассматривать фотографии Дианы в рамках. Такая хорошенькая девочка – длинные белокурые кудряшки, нарядные платьица. Здесь же были и родители: красивая женщина со светлыми волосами, интересный мужчина. Там была еще фотография светловолосого мальчика. Но это не Пол. Вот он, вместе с двумя белокурыми ребятишками.

Бет опять забралась в кровать и с несчастным видом закурила свою последнюю сигарету. Теперь ей даже этого не останется. Начинало темнеть. Она видела, как удлиняются тени, заполняя комнату. Даже если он и забыл о ней, когда-нибудь-то он вернется домой. Она закрыла глаза и стала считать. Сначала до ста. Потом до тысячи.

Ей снилось, что она сидит в лодке и плывет по ночному озеру. Луны не было, и в темноте она не знала, в каком направлении двигаться. Она сидела и прислушивалась в надежде, что какой-либо звук донесется с берега и укажет ей правильное направление. Но стояла тишина. Тогда она решила двигаться наобум и хотела взять весла. Но весел тоже не было. Она не могла двигаться ни вперед, ни назад. Она стала кричать. И вдруг почувствовала, как кто-то дотронулся до нее.

Это был Пол, который тряс ее за плечи.

– Тебе снился кошмар, – сказал он, глядя на нее с нежностью и заботой. – Я стучал, но ты не слышала.

– Ох, ты пришел, – вздохнула она.

– Прости, – сказал он с виноватым видом. – Я весь день думал о тебе и о том, как бы тебя устроить. Но меня задержали. – Он отвернулся, и его прекрасные длинные ресницы коснулись ее щеки. – Я так боялся, что не застану тебя.

Господи, он действительно чувствует себя виноватым, подумала Бет, и ее охватила теплая волна благодарности.

– Ничего, все в порядке, – сказала она, моментально забыв о всех своих переживаниях.

– Послушай, мне нужно кое-куда поехать и кое с кем увидеться. Не хочешь поехать со мной?

– Да, с удовольствием.

– По дороге я купил в китайском ресторанчике какой-то еды. Мы можем поесть в машине.

– Я буду готова через несколько минут.

 

ГЛАВА 9

Теперь она понимала, что значит выражение «сидеть на макушке мира». Город простирался под ними, как черный бархат, расшитый тысячей огоньков. Звезды были такими яркими, такими близкими, что казалось, только протяни руку – и схватишь одну.

Пол переключил на вторую скорость и протянул ей коробочку с едой. Он уже переоделся в белую рубашку и черный кашемировый джемпер.

– Кисло-сладкая свинина, – сказал он.

– Чудесно, – ответила она.

Когда они спустились вниз и поехали по прямой дороге, Пол передал руль Бет, а сам принялся за еду. Так они и ехали, передавая друг другу коробочки с едой. Теплый легкий ветерок ласкал ее щеки. Где-то поблизости ухнул филин, в кустах слышался шорох – очевидно, возились какие-то ночные зверюшки. Дорога стала извиваться книзу, и Пол опять сел за руль. Она смотрела на его профиль и думала, что он такой надежный, такой умный.

Они так долго ехали по шоссе в одиночестве, что Бет даже вздрогнула, услышав шум еще одной машины, остановившейся рядом с ними. Красная, сверкающая от многократных покрытий лаком старая колымага с открытым верхом. Нос лишь на несколько дюймов приподнимался над асфальтом, а сзади огромные колеса. В машине было двое парнишек. Тот, кто сидел за рулем, наклонился вперед и, встретившись глазами с Полом, поднял одну бровь, улыбнулся.

Пол смотрел прямо перед собой, плотно сжав зубы, она видела, как напряглось все его тело. Боже, только не это, подумала Бет, чувствуя, как напряжение охватывает и ее, когда Пол перевел рычаг на первую скорость.

Загорелся зеленый свет.

Завизжали покрышки, пахнуло горелой резиной, от черного выхлопа у Бет защипало в глазах. Стрелка спидометра поползла вверх. Колымага шла бок о бок с ними, лишь на несколько дюймов опережая их. А теперь уже почти на два метра. Пол перевел своего «ягуара» на вторую скорость и рванулся вперед. Они буквально летели вдоль дороги. Колымага шла рядом с ними, они пересекали ряды, мчась по извилистой гористой дороге. Бет чувствовала, как ветер бьет ей в лицо, выжимая слезы, волосы ее буквально стояли дыбом. Сердце билось с такой же скоростью, что и мчавшаяся машина. Впереди показался указатель крутого поворота. Пол снова перевел «ягуар» на вторую скорость. Казалось, колеса отрываются от земли. Но колымага по-прежнему была рядом, опережая их на несколько дюймов.

Теперь дорога шла прямо. Нога Пола, упиравшаяся в педаль газа, буквально стояла на полу. Спидометр показывал 100, 110, 120. Парень в колымаге замедлил движение и слегка свернул в сторону. Он проскочил мимо них, как будто они вообще стояли на месте.

Проехав несколько метров, он, должно быть, чуть притормозил. Задние огни пару раз им подмигнули, и они снова оказались в темноте, кругом были слышны лишь ночные шорохи и стрекот цикад. Когда Пол немного снизил скорость, к Бет вернулась способность нормально дышать.

– У меня не было ни малейшего шанса, – засмеялся он.

Бет закрыла глаза, дрожа, как осиновый лист.

– Битый-перебитый «форд» тридцать второго года, – пробормотал он. – Неплохо. Парень, должно быть, вложил в него целое состояние.

Бет открыла рот, чтобы что-то сказать, но у нее ничего не получилось. Она попыталась разобраться в своих ощущениях. Это был не страх, а что-то совсем другое, она даже не могла описать словами, что именно, но гораздо сильнее, чем просто страх.

– На дорогах Америки нет серийной машины, которая могла бы его обогнать, – объяснил он свое поражение. Объясняя больше себе, как показалось Бет, постепенно приходившей в себя. Не ей.

Через несколько минут Пол свернул с извилистого шоссе на ровную площадку, откуда хорошо был виден город.

– Может быть, устроим здесь пикник? – спросил он, протягивая ей одну из коробочек с едой.

Дрожащими руками она взяла коробочку и стала ковыряться в ней деревянной вилкой, не отрывая взгляда от расстилавшегося перед ними Лос-Анджелеса – бескрайнего моря огней.

Никаких ориентиров, думала она, чувствуя, как в ней поднимается тревога. Невозможно сказать, где находишься. Здесь не за что зацепиться глазом. Совершенно не за что. Даже красный огонек в небе двигался. Очевидно, самолет шел на посадку. Она слышала, как рядом с ней тяжело дышит Пол. Он также был не так уж спокоен.

– Если ты знал, что не сможешь выиграть, зачем же стал с ним соревноваться? – спросила Бет.

– Надо было попытаться, – с удивлением ответил Пол. – Безусловное поражение – отказ от попытки.

Бет задумалась над его словами. Он был прав, да, но попытка чего?

– Знаешь что, – сказал Пол, трогая машину, – ты мне нравишься. Ты – отличный парень.

– Спасибо, – сказала она с некоторым сомнением в голосе. То он говорил, что у нее красивые глаза и что девушка, за которую он ее принял, так много значит для него, а то вдруг отличный парень.

Вскоре они опять оказались в центре цивилизации, свернув в проезд, рассекающий гору, и влившись в поток автомобилей голливудской автострады. Пол свернул машину на голливудский бульвар.

Не может быть, твердила она себе, глядя то на указатель с названием улицы, то на саму улицу. Голливуд – это яркое, оживленное место, где кинозвезды приветствуют своих поклонников из своих открытых машин. Или прогуливают своих борзых на усыпанных бриллиантами поводках. Ну, и все в таком роде.

А здесь было полно мелких магазинчиков с объявлениями о распродажах. Закусочная на углу Голливуда и Вайн. Универмаг «Бродвей» – большое серое здание, которое вполне вписалось бы и в ее родной Спокан. Даже одежда на манекенах казалась старомодной и неряшливой. Мусорные урны на перекрестках переполнены. На тротуарах группками стояли солдаты и определенного вида девицы в очередях к кинотеатрам, которых здесь было превеликое множество. На скамейке у автобусной остановки спал пьяный. Огромные автобусы изрыгали черные клубы дыма, и казалось, что каждая вторая машина – полицейская.

Единственным по-настоящему великолепным предметом на голливудском бульваре был «ягуар», Пол и она сама, сидящая с ним рядом. Люди, стоящие на тротуарах, буквально толкали друг друга в спины, чтобы те оглянулись и взглянули на них. Рядом с Полом Бет и сама чувствовала себя знаменитостью. Она робко посмотрела на него, он ей широко улыбнулся и похлопал по руке.

Правда, он очень симпатичный, решила она, на мгновенье вспомнив Бадди и подумав о том, что рядом с Полом он, конечно, просто деревенщина.

Когда они вошли в ночной клуб, там было уже полно народу. Царил полумрак, так что Бет с трудом догадалась, что серая завеса – это сигаретный дым, повисший в воздухе. Когда какой-то мужчина около двери вопросительно посмотрел на нее, Пол взял ее под руку и провел к маленькому столику около сцены. Шум стоял просто оглушительный, все громко разговаривали и смеялись так, что почти не было слышно музыки, раздающейся из музыкального автомата. Когда глаза немного привыкли к темноте, Бет увидела, что за каждым из крохотных столиков сидит не менее четырех человек. Большинство людей было намного старше них, много негров. На женщинах нарядные платья, сверкающие ожерелья и сережки. Все мужчины в костюмах и при галстуках… Солдаты толпились у стойки бара с рекламой «Будвайзера», «Сиграма», «Дювара». На бармене белая рубашка с черным галстуком-бабочкой. Он что-то наливал в высокий стакан, разговаривая и смеясь с одним из клиентов, затем положил в напиток оливку. К ним подплыла официантка, также не первой молодости, с неестественно рыжими волосами, ярко-красными губами, очень сильно накрашенная. Тесные шорты едва прикрывали ягодицы, блузка с огромным вырезом делала ее груди похожими на дыни.

– Эй, малыш, что-то давно мы тебя здесь не видели, – сказала она, наклоняясь и целуя Пола в ухо.

Бет едва поверила своим глазам, когда он схватил рыжую в охапку и, притянув к себе, начал что-то шептать ей в ухо. Она фыркнула и облизала губы. Еще несколько минут назад ей казалось, что они с Полом здесь совсем чужие, как заблудившиеся в лесу детишки, но было похоже, что Пол и эта довольно дешевого вида девица – лучшие друзья. Неудивительно, что Пол не очень ладит с отцом, подумала Бет. Его отец, наверное, и не знает, что Пол посещает подобные заведения. А если б узнал, его хватил бы удар. Она почувствовала что-то вроде ревности, когда Пол заказал ей кока-колу, а себе «Дювар» и воду.

Потом вдруг стало совсем тихо, когда очень красивая негритянка поднялась и запела под аккомпанемент небольшого ансамбля. У нее была довольно светлая кожа золотистого цвета, в волосах, уложенных в высокую прическу, приколота белая гардения. Она была потрясающа. Бет еще не слышала ничего подобного. Ее высокий, как у ребенка, голос и все, что она исполняла, казалось таким печальным, что сердце сжималось от боли. И слова песен были о потерянной любви, о тоске по любимому. Как будто она пела историю жизни Бет. Рядом с ней был только Пол, а он не был ее любимым. Пока не был.

Бет слушала со слезами на глазах, но ей стало легче от того, что не она одна испытывала такие чувства. Когда негритянка кончила петь, ей так сильно хлопали и кричали, что Бет поняла: очень многие чувствуют то же самое. Песни задели душевные струны всех здесь сидящих.

Когда Пол вышел в туалет, к ней подошли несколько человек, стоявших прежде у стойки бара, и стали с ней заигрывать. Бет с некоторой надеждой думала, что ему это не понравится, но он не обратил на это особого внимания, бросил на стол несколько купюр и вышел в компании других молодых людей.

Они все забились в большой новый «олдсмобиль» и куда-то поехали. Пол сел где-то впереди, а Бет оказалась на заднем сиденье с четырьмя, а может быть, и с пятью парнями и девушками. Они буквально сидели друг на друге и при этом передавали друг другу небольшую самокрутку, сильно затягивались и подолгу задерживали дым в легких. Даже запах табака показался Бет каким-то странным, ни на что не похожим. Он был одновременно и тошнотворно-сладким, и терпким.

Совершенно непонятно, почему Бет почувствовала неожиданную симпатию к девушке, буквально сидящей у нее на коленях. Она начала хвастаться, рассказывая о том, какая у нее богатая семья, о своих сестрах, об острове и обо всем остальном. Но все же она чувствовала себя как-то странно. Все приобрело более четкие очертания – свет фонарей на улицах, свет фар проезжающих машин, – все, что говорили кругом, казалось чрезвычайно забавным, так что она все время хохотала и не могла остановиться. Затем кто-то еще начал хохотать.

Они просто мотались по городу, время от времени заскакивая в разные ночные клубы. Где-то в одном из них Бет добрела до дамского туалета. Там сидела негритянка в форме служительницы и решала кроссворд. На столике лежали свернутые полотенца, кубики мыла, расчески, маленькие флакончики с духами. Там же стояла тарелка, на которой лежала мелочь.

Бет посмотрела на себя в зеркало. Глаза красные, волосы торчат во все стороны. Боже, ну и видок! Кошмар. Хуже не бывает. Глядя на свое отражение, она опять захихикала и стала смачивать руки холодной водой.

– Тебе бы в твоем возрасте еще рано баловаться этой дрянью, – сказала женщина, протягивая ей полотенце. – А то у тебя будет много неприятностей.

– Мне восемнадцать с половиной, – сказала она заплетающимся языком, – значит, все в порядке.

Она полезла в сумочку и высыпала на столик ее содержимое: губная помада, пачка бумажных носовых платков, желудочные таблетки.

– Можешь говорить что угодно, – презрительно фыркнула женщина. – Но ты здорово под кайфом.

– Ничего подобного, – сказала Бет, опираясь на столик и запихивая все обратно в сумочку. – Но спасибо за полотенце.

Она опять начала шарить в сумочке, чтобы найти кошелек и дать чаевые. Нашла какую-то мелочь, но кошелька не было. Странно. Наверное, она уронила его в машине.

– Что-то не могу найти свой кошелек, – сказала она. – Пойду попрошу деньги у моего парня. Знаете, он из одной из самых уважаемых семей в Лос-Анджелесе. У него такой большой дом, что есть даже озеро на участке. Он очень хороший парень, и скоро у него будет своя студия.

– Давай-ка я лучше позвоню твоей маме, чтобы она приехала и отвезла тебя домой, детка, – предложила женщина. – Сколько тебе? Лет шестнадцать? Пятнадцать? Кто-то здорово морочит тебе голову.

– Моя мама умерла, – сказала Бет, опускаясь на одну из табуреточек напротив зеркала. – Как она могла так поступить? Как посмела она бросить меня одну в этом мире?

Она почувствовала, что плачет, и женщина смотрела на нее с тревогой и сочувствием.

– Занесешь в следующий раз, – сказала она, печально глядя на нее. – И будь поосторожнее, слышишь?

Когда она вернулась в машину, все просто умирали от голода. Они подъехали к круглосуточному универсаму и купили кексов, шоколадок и прочей ерунды. Бет подумала, что никогда в жизни не ела ничего вкуснее.

Они заехали еще в несколько мест, было уже действительно очень поздно. Все пили из кофейных стаканчиков, но Бет знала, что там полно виски. Каким-то образом вся их компания, кроме них с Полом, сменилась. Куда же делись остальные, подумала Бет, и кто эти новенькие? Парни держали в руках футляры с музыкальными инструментами и, войдя в клуб, сели на сцене вместе с оркестром. Потом они уходили. Приходили другие. Пела еще одна негритянка, очень большая. Тоже здорово. Так же, как и та, первая, только у нее в волосах не было гардении. У нее был потрясающий голос, как серебряный колокольчик, но ее пение не вызвало у Бет чувства, что кто-то совершено точно знает, что у нее на сердце, знает, чего ей хочется. А хочется ей, чтобы ее любили, чтобы кто-то нуждался в ней.

Уже светало, когда они вышли оттуда и опять оказались только вдвоем в своем «ягуаре», наслаждаясь свежим утром и солнцем, только-только начинающим освещать улицы города. Машин было мало, несколько прохожих направлялись к кафетериям с газетами под мышкой. Вид у Пола был такой же свежий, как и в ту минуту, когда они выходили из его дома накануне вечером. Бет вспомнила, как ужасно она выглядела в зеркале дамского туалета: глаза красные, волосы растрепаны. И там было еще что-то. Она попыталась вспомнить, но ей это никак не удавалось.

Бет никак не могла понять, что она испытывает. Она не устала, но нельзя было и сказать, что чувствовала себя бодрой и свежей. Она же выпила только немного коки и «Твинки», а ощущение – как с похмелья. Во всяком случае, ей так казалось. Может быть, это из-за новых впечатлений, новых людей, новых мест.

Когда она проснулась, ей показалось, что веки у нее склеились. Она лежала под одеялом, но, кроме туфель, на ней была та же одежда, что и в прошлую ночь. Шторы были задернуты, но она догадалась, что уже середина дня. Сильно хотелось есть. Бет поднялась и с трудом вышла из комнаты на лестницу. Казалось, она двигается, как в замедленной киносъемке. Когда она доплелась до кухни, ей показалось, что она затратила на дорогу несколько часов. В холодильнике стояли коробки с остатками еды из китайского ресторана. Она стала есть руками.

В доме было тихо и пустынно. Вообще время воспринималось ею как-то странно. Казалось, все, что она делает, длится целую вечность. И что-то еще беспокоило ее. Что-то грызло. Ах да, ее кошелек. Он исчез, и с ним вместе исчезли все ее деньги, все до копейки. Она села на кровать и закрыла лицо руками. Что ей теперь делать? Как она скажет об этом Полу?

 

ГЛАВА 10

Кофейня располагалась на самом верху холма, откуда открывался вид на океан, с его белыми барашками, похожими на кружевную отделку нарядного платья. Полная луна оставляла на его поверхности золотую дорожку, а звезды, казалось, были совсем близко. На столах неровным светом горели свечи, стены были увешаны плакатами времен второй мировой войны. «Болтун – находка для шпиона», «Дядя Сэм зовет тебя». Из репродукторов доносилась классическая музыка. Бет потягивала приготовленный в автомате кофе и смотрела, как рядом с ней двое парнишек играют в шахматы. За соседним столом девушка в спортивном трико с серьезным видом шевелила губами, уставившись в книжку, – читала какие-то стихи. Зал был наполнен жужжанием голосов. Как пытался объяснить ей Пол, это были в основном битники, богема. Они утверждали, что в жизни нет смысла, но, как говорил Пол, на самом деле они просто не верят, что смогут прожить ее со смыслом.

При звуке открывающейся двери она подняла голову, ожидая, что войдет Пол. Но это были два паренька в водолазках, джинсах и вельветовых курточках. Она почувствовала легкое разочарование.

Все ночи и вечера проходили подобным же образом. Когда Пол приходил домой, они садились в «ягуар», и начинался обычный круговорот. То это были особняки на Беверли Хиллз, там, где марокканский дворец стоял рядом с английским загородным домом. А рядом с ним итальянская вилла, французский домик, современный фермерский дом – только при нем не было никакой фермы. Все это было очень сумбурно, бессмысленно, лишь подъездная аллея отделяла плод фантазии одного владельца от другого. Больше всего Бет раздражал их какой-то несолидный вид, как будто за фасадом ничего не было и даже ребенок мог бы одной рукой все это разрушить. Ей было трудно поверить, что в этих домах действительно живут. Что там любят и ссорятся, что по утрам в своих детских просыпаются дети и спускаются вниз, чтобы позавтракать и отправиться в школу.

Они ехали по извилистой дороге Лорельского каньона. Бет с удивлением разглядывала эту причудливую смесь крохотных домишек, почти лачуг, и величественных особняков, ржавых, побитых автомобилей и пустых, заброшенных бассейнов наряду с великолепными парками, сверкающими новыми «кадиллаками» и «паккардами». Там был один дом с поворотным кругом для машин во дворе, переделанный в квартирки и студии. Одна из них принадлежала приятелю Пола, который делал снимки для журнала мод. Бет даже пожалела его, когда увидела, что у него на глазу черная повязка, и все думала, что же с ним произошло, не потерял ли он глаз вообще. Затем ей вдруг пришло в голову, что он старается быть похожим на одного из Хатвеев, чья физиономия украшает многие рекламные объявления. В нем было что-то такое… Но снимки были действительно превосходны. Огромные черно-белые фотографии с изображением красивых девушек, некоторые из них позировали рядом с леопардами, с пантерами.

Они заезжали в симпатичные домики в небольших ущельях в горах за бульваром Сансет около четырех часов утра, когда, как полагала Бет, все нормальные люди уже спят. Но все эти люди – сценаристы, музыканты, композиторы – именно в это время работали, принимали гостей. На их каминах стояло множество призов, полученных за работы. Почетные значки и всевозможные трофеи украшали стены, размещались на застекленных полках.

Они ходили в рестораны, ночные клубы. Один раз – даже в негритянском квартале в центре города, где Бет боялась идти в туалет, и где один негр играл на саксофоне, стоя прямо на стойке бара, и все, придя от этого буквально в неистовство, кричали и топали ногами. Ездили в студии художников в Венеции на самом берегу океана в стороне от шоссе, в квартиры, расположенные рядом с Лос-Анджелесским университетом, в которых жили студенты, бывали в «Парамаунте» на встречах с Вуди Германом и Стеном Кентоном, на концертах Дюка Эллингтона и его оркестра, на джазовых концертах в филармонии.

Но больше всего поражало Бет, что они ни разу не встречались с одними и теми же людьми. Там, в ее родном городке, все – богатые, бедные и средние – постоянно общались между собой, иногда по несколько раз на дню. А если и не виделись, то слышали, знали, все обо всех: кто болеет, кто с кем поссорился, а кто помирился. Только подумать о том скандале, который приключился с ней и Бадди! Теперь об этом будут говорить много лет. Ведь ей было стыдно не только из-за отношения семьи, из-за реакции отца. Все было гораздо серьезнее. Она, конечно, здорово подвела их. Но она подвела и всех остальных. Одобрение или неодобрение жителей города как бы помогали ей оценить собственные поступки, и их реакция подсказывала ей, как относиться к себе, что она из себя именно сейчас, сегодня представляет.

Здесь, в Лос-Анджелесе, никто бы не вспомнил ни о ней, ни о Бадди уже через несколько дней. Абсолютно не имело значения, что на ней надето, здесь сойдет все. И действительно – годилось все, что угодно, потому что все только что прибыли в город, только что привели себя в божеский вид, только что решили, кем они будут, и старались вести себя соответствующим образом. Здесь никто не делился воспоминаниями. Каждое утро, когда они вставали с постели, перед ними был новый мир. Чистая страница.

По тому, как здесь шла жизнь, можно было понять, что у каждого в любой ситуации еще остается шанс. Но это и немного пугало, потому что от тебя вчерашней ничего не оставалось. Ты все время была как на иголках, надо было что-то делать, а ты не знаешь как. Не на что опереться. Никаких ориентиров для самооценки, для оценки собственных поступков.

А может быть, это было только из-за Пола, из-за того, что он так любил вращаться среди совершенно разных людей, бывать в разных местах. Он, конечно, имел солидную основу. Его семья, ее положение в обществе. Этот великолепный дом и окружающий его ландшафт оставались на своем месте, когда они каждое утро возвращались домой, и каждый раз она удивлялась, что это не исчезло, не испарилось в воздухе, пока их не было. Пол знал, кто он такой, все в его жизни твердило ему об этом: его образование, его цели. Принципы, которыми он руководствовался: «Если хочешь чего-нибудь добиться, то надо сделать для этого все», «Поражение – это отказ от попытки», «Нужно хотя бы раз попасть в точку», «Это тебе не генеральная репетиция».

Так что Пол в порядке, и когда она была с ним, то и она тоже точно знала, кто она. Она слышала, как говорили: «Ну, вы знаете эту симпатичную девушку, с которой всюду появляется Пол». Ну и все такое. Но когда Пол куда-нибудь исчезал, и она оставалась одна, ей казалось, что она парит в безвоздушном пространстве.

Служительница в дамском туалете была права. Она действительно была тогда под кайфом, хотя и сама не знала об этом. То, что они все курили там в машине, – была марихуана, или, как они называли ее – «травка». Или дерьмо. Она хоть сама и не курила, но надышалась дымом. Она была так же опьянена, как и они. И это происходило снова и снова. На нее бросали сочувственные взоры, когда она заказывала свою коку, так что наконец она решилась взять себе то же, что и все, отличную вещь – коктейль из водки с лимонным соком. Это действительно было вкусно. И ей понравилось то, как она себя чувствовала после этого. Все было так весело, и она прекрасно вписывалась в любую компанию.

Все же иногда Бет просыпалась по утрам в маленькой кроватке Дианы с таким чувством стыда, что ей хотелось умереть. Чем веселее было накануне, чем сильнее все напивались, тем больше все выходили из-под контроля, по крайней мере по ее меркам. Все кругом целовались и тискались. И даже хуже. Иногда некоторые парочки делали это прямо там. Девушка с девушкой. Или парень с двумя девушками. А поскольку на следующий день они ни с кем из них больше не встречались, то не было ни смущенных взглядов, ни публичных обсуждений. Они тоже, наверное, понимали это. Возможно, они просыпались на следующее утро со словами: «О Боже, что же я натворила?» Но она могла знать реакцию только двух человек – свою и Пола.

Она испытывала чудовищный стыд от того, что произошло накануне ночью, – как будто она вывалялась в грязи. Даже хуже, чем когда отец застал ее с Бадди.

А Пол?

Казалось, он даже ничего не заметил, что ему все равно. Он не осудил ее. Он обращался с ней с прежним почтением, как и в день их первой встречи. Как будто они на собрании церковной общины. Братский поцелуй в щеку у дверей. Затем просто «спокойной ночи».

Лишь на третий день она собралась с духом и рассказала ему, что потеряла кошелек.

– Не может быть, – сказал он, и на лице его появилось выражение озабоченности. – Ах ты, бедняжка. – Казалось, он на секунду задумался, как бы пытаясь найти слова, чтобы ее успокоить. – Я посмотрю в машине, – сказал он наконец. – Может быть, он там. Поспрашиваю у ребят. Может быть, он кому-нибудь попался.

Но в машине его не было, и Бет не знала, звонил ли он своим друзьям. Вопрос о кошельке просто больше не поднимался. Вместо этого он повез ее в один из роскошных магазинов на бульваре Уилшир, который назывался «Джекс», и накупил ей множество всевозможных туалетов, расплатившись пачкой сотенных банкнот. Да, на продавщиц это производило сильное впечатление. Такой красивый, элегантный парень, да еще с такими деньгами. Он был похож на петуха, чистящего перышки перед ними, а они тем временем, хлопая глазами, переводили взгляд с него на нее, стараясь догадаться, кто она ему и что тут происходит.

Бет стояла с тесной примерочной, глядя на свое изображение – одно, другое, третье – во всех зеркалах. На ней было бледно-голубое льняное платье без рукавов с немного спущенной талией. На поясе две петельки с голубоватыми перламутровыми пуговицами. Этот голубой цвет как нельзя лучше подходил к цвету ее глаз. Она покрутилась в разные стороны, посмотрела на себя через плечо. Да, у нее такой нарядный, такой элегантный вид. Это было ее собственное платье, а не доставшееся ей после трех старших сестер. А ведь я такая хорошенькая, подумала она, улыбаясь своему отражению. Как мне только могло прийти в голову, что я некрасивая? Видя себя в этом платье, она чувствовала себя необыкновенно счастливой – просто королевой!

– Класс! – воскликнул Пол, когда она вышла к нему в зал. – Пойдем посмотрим еще.

И было еще и еще, в «ягуаре» едва хватило места для всех их покупок, когда они вышли из магазина.

Должно быть, я ему нравлюсь, думала она вне себя от счастья, если он купил мне все эти чудесные вещи и всюду меня возит. И он – настоящий джентльмен. Она просто с ума по нему сходила, только о нем и думала. Ей действительно становилось стыдно, когда она вспоминала о том, что позволяла делать с собой Бадди. Ей тогда казалось, что ее чувства к Бадди и были любовью, но, разумеется, это все ерунда. Они были просто детьми, не понимающими ничего в жизни.

– Только не меняй свою внешность слишком сильно, хорошо? – сказал Пол, держа одну руку на руле, другую на дверце «ягуара». – Я не хочу вместо Риты Хейворс увидеть Сэди Томпсон.

– Хорошо, – сказала она.

Она стояла на тротуаре, с каким-то непонятным чувством глядя на то, как он сидит в своей машине. Конечно же, он не должен идти с ней в салон красоты и держать ее за руку, пока ее причесывают и делают маникюр. Но все равно она испытывала какую-то тревогу… Эти две недели, что они знали друг друга, они были как будто связаны какими-то невидимыми нитями. Когда его не было, она была привязана к его дому, а если они отправлялись куда-нибудь вместе, она всегда знала, что он где-то поблизости, даже если и не видела его.

– И не стригись очень коротко, – добавил он. – Лишь подровняй волосы.

– Хорошо, – сказала она слегка дрожащим голосом. Он посмотрел в зеркало заднего обзора, выбирая момент для того, чтобы влиться в общий поток машин на бульваре Сансет. Бет стояла и смотрела, как он удаляется от нее. Он нажал на гудок, широко ей улыбнулся и исчез в потоке машин.

Она повернулась, глубоко вздохнула и взглянула на вывеску салона на белом мраморном фасаде. Он назывался «Секреты». Пол говорил, что это самый лучший. Сюда ходят киноактрисы, модели, дамы из общества. Сюда ходит его мать. Девушки из богатых семей. Вроде Дианы. Она тоже сюда ходила.

Внутри все было отделано белым мрамором, висели хрустальные люстры, кругом было множество цветов. Здесь царило оживление, носились симпатичные худенькие парнишки в облегающих брюках и девушки-негритянки в белых форменных халатиках. На круглом сиреневом диване сидели три женщины в сиреневых накидках, в бигуди, с салфетками на лбу и в сеточках для волос и попивали кофе из фарфоровых чашек, вполголоса беседуя между собой. На всех них были тонкие чулки, красивые туфли на высоких каблуках. Как она успела заметить, у одной из них на пальце рядом с обручальным было кольцо с огромным бриллиантом. Огромным! Она в жизни не видела такого большого. Перед ними на кофейном столике лежали пачки журналов. «Вог», «Базар Харпера», «Редбук», «Журнал для домохозяек».

Бет почувствовала робость, подходя к столу регистраторши, за которым сидела высокомерного вида блондинка в великолепной косметике и отсчитывала сдачу даме, которая, казалось, сошла с обложки модного журнала. С колотящимся сердцем Бет назвала свое имя, чтобы та проверила его по своему списку.

– Ага, – сказала она, глядя сквозь Бет, как будто та была пустым местом. – Он немного задерживается. Мы вас вызовем.

Бет стала листать один из журналов, совершенно не собираясь подслушивать, о чем беседуют между собой эти три дамы. Она действительно не собиралась делать этого, но как только уловила, что муж одной из них, той, у которой кольцо с бриллиантом, крутит роман со своей секретаршей, а две другие дамы – ее лучшие подруги и в данный момент они проводят что-то вроде военного совета, то просто не могла не вслушаться.

– Говорю тебе, не обращай внимания, – говорила одна из женщин. – Ты же, знаешь, Долли, как это бывает – когда им исполняется сорок и начинает казаться, что они слабеют, им нужна молодая курочка, которая раздвинула бы для него ножки и слушала бы его бред, и поэтому ему кажется, что он еще ого-го!

– Ну, не знаю, – говорила женщина, качая головой, плотно сжав ярко-красные губы. – Он ведь снимает для нее деньги с нашего счета. И счета приходят к нам, значит, он хочет, чтобы мне стало известно. В конце концов, я же знаю, что не покупала ночные рубашки и пеньюары в их отделе женского белья.

– Она права, – сказала третья женщина. – Ты ничего не можешь сделать. Помните, как у моего Ларри была такая же история? С маникюршей из его парикмахерской. Только тогда было не белье, а меховое манто. Норка, точно такая же, какую он подарил мне на Рождество. О Боже, как же меня оскорбило то, что этой дряни он подарил такое же манто, как и мне. Я плакала. Просто рыдала!..

Две другие кивнули, сделав серьезные лица, они помнили.

– А ведь именно мой отец дал ему возможность учиться в медицинском институте, и вот благодарность. Мои родители всегда считали его идеальным зятем. И мне было стыдно встречаться с ними, смотреть им в глаза. А дети? Ведь они же тоже чувствовали, что в семье что-то происходит. А я могла только плакать. Я им объяснила, что у меня климактерические явления. А что оставалось делать?

– Но эта уже совсем обнаглела, – сказала женщина с бриллиантом. – «Разведись, Ларри, – заявила она. – Разведись, или я вообще перестану с тобой встречаться».

– Вот в этом была ее ошибка, – сказала другая. – Она слишком энергично действовала, слишком торопилась. Такие вещи делать нельзя. Нужно, чтобы они думали, что инициатива принадлежит им. И к чему это в конце концов привело? Он же приполз назад с повинной. «Прости, я больше никогда не уйду».

– Они не любят перемен, – сказала третья женщина. – И не любят расставаться с деньгами – платить алименты, отдавать половину имущества.

– Да нет, пока это всего лишь белье, – сказала женщина с бриллиантом с некоторым сомнением в голосе. – Но он так помолодел. Он даже начал свистеть!

Они опять погрузились в мрачное молчание, отхлебывая свой кофе.

– Бет Кэрол? – услышала она мягкий голос. – Я готов обслужить вас.

– Спасибо, – еле слышно сказала она, глядя на Бобби Прайза. Пол поспрашивал и сообщил ей, что он лучший мастер.

Боб стоял прямо перед ней с застенчивой улыбкой. Загорелое лицо, карие глаза, темные волосы. Ух, до чего же он симпатичный! Она с сожалением взглянула на тех трех дам, направляясь вместе с ним в зал. Теперь она никогда не узнает, чем окончилась вся эта история.

Зал был огромный, кругом зеркала, в которых отражались многочисленные лампочки. Перед каждым зеркалом – мраморный столик, и всюду женщины – старые, молодые, среднего возраста. Некоторые, сидя в сеточках, делали маникюр. Другие держали ноги в мыльной воде, а педикюрщицы обрабатывали их ногти. Третьи привередливо изучали в ручные зеркальца свои прически. Четвертые пили кофе, рассматривая собственные отражения, пока мастера накручивали их волосы на бигуди или расчесывали их. И повсюду слышался гул голосов, приглушенный, как будто все кругом обменивались секретами.

– Я сейчас обслуживал клиентку, которой необходимо было срочно заняться, – улыбаясь, сказал Бобби, протягивая ей халатик-накидку. – Она отправлялась в Нью-Йорк, и надо было подсветлить корни волос. В сущности, этого можно было и не делать, по крайней мере, еще недели две.

– Понимаю, – робко заметила Бет.

– Я сказал: «Вам не надо сейчас этого делать», но она очень настаивала, а кроме того, надо было сделать маникюр и наложить косметику.

Бет молча слушала.

– Богатый муж всегда хочет, чтобы его жена всегда выглядела самым лучшим образом. Она, разумеется, вторая жена.

– Ух ты, – сказала она.

– Можете переодеться вон там, – сказал он, показывая на ряд кабинок для переодевания вдоль стены.

Одна из хорошеньких негритяночек занялась ею – вымыла голову, сделала массаж головы, даже массаж плеч. Так приятно, когда тебя так мнут, когда тобой занимаются, подумала Бет, сидя в кресле у Бобби и глядя на себя в зеркало. Бобби тоже смотрел на ее отражение, слегка прищурившись, как бы решая, что с ней делать. Пока он ее стриг, он разговаривал с ней вполголоса, указывая то на одну, то на другую женщину. Вот эта модель с рекламы «Честерфильд». Эта – только что получила контракт на студии «Фокс». Эта – замужем за самым крупным торговцем «кадиллаками» в Лос-Анджелесе. Эта – подруга одного известного гангстера. Багзи Сигел. По-моему, его недавно убили. А может быть, не его, а какого-то другого, но все равно гангстера. А эта замужем за Слимом Тейлором, парнем, который осваивает всю эту собственность в Вэлли. А эта – за владельцем «Мокамбо». А это – путана. Одна из самых дорогих в городе. Тысячу долларов за ночь.

– Все-все знаете, – сказала Бет, глядя через зеркало в его глаза. Он тоже смотрел ей в глаза. Заигрывал. Она это сразу почувствовала. Но как такое может быть? Ведь все эти мастера в салонах красоты – педики. Это ей сказал Пол.

– Только не делайте очень коротко, – сказала она.

– У вас прекрасные волосы, – сказал он, поднимая волнистую прядь. – И чудесные глаза. Вы ведь знаете это. Наверное, вам все об этом говорят.

– Да, – сказала она, краснея и чувствуя, как его пальцы касаются ее плеч. Может быть, они и не все педики, может быть, он хочет работать в кино или еще что-нибудь в этом роде.

– Я здесь живу у приятеля, чья мама часто приходит сюда, – сказала она. – Миссис Фурнье. И его сестра тоже сюда приходит. Ее зовут Диана.

– Фурнье, Фурнье, – сказал он. – Что-то знакомое, но я ее не знаю.

– А мне показалось, что вы знаете всех, – сказала она с легкой улыбкой.

– Я знаю только одно, – сказал он, наклоняясь к ней, – эта чистота, невинность… Вы в этом городе добьетесь большого успеха. Я это чувствую.

Интересно, подумала она, он это всем говорит? Может быть, это входит, так сказать, в программу. Все здесь было для нее внове. Теперь она просто не знала, с какой стороны все расценивать. Бет наблюдала за ним, пока сидела под сушильным колпаком, а маникюрша маленькими щипчиками работала над ее ногтями. Затем она стала смотреть и на других мастеров, суетящихся вокруг своих дам. У нее расширились глаза от удивления, когда она увидела, что один из них шлепнул другого по заду. Маникюрша что-то сказала ей.

– Простите, я не расслышала, – переспросила она, отодвигаясь из-под сушилки.

– У вас хорошие ногти, – сказала женщина. У нее были обесцвеченные волосы, покрытое морщинами лицо и очень яркая губная помада.

– Спасибо, – сказала Бет, опять забираясь под колпак и чувствуя, что голову жжет, как огнем. Хорошие ногти. Это хорошо? Да, наверное, если целый день только на них и смотришь. Бобби разговаривал с какой-то очень хорошенькой девушкой в бежевой накидке. Головы их почти соприкасались. Нет, он не такой, как другие.

– Мы с вами станем настоящими друзьями, – прошептал он ей, расчесывая ее волосы. – Я это чувствую.

Она почувствовала легкую дрожь, поскольку он явно заигрывал с ней. Сомнений не было.

Пол был в восторге, когда ее увидел, и она тоже была в восторге от его успехов – он сказал, что получил работу на студии в сценарном отделе. Это его первая серьезная удача. Она чуть не расплакалась от радости. Им необходимо это отпраздновать. Он просто должен пригласить ее на ужин в «Романов», и это было самое волнующее событие с момента ее появления в этом городе.

Бет немного нервничала, когда они туда пришли, хотя на ней было действительно очень красивое платье, одно из тех, что ей купил Пол: из черной тафты с широкой юбкой и черной сеткой, расшитой фианитами на корсаже. Благодаря Бобби, голова у нее была в идеальном порядке. На макушке волосы лежали гладко, а часть лба была прикрыта косой челкой. Концы волос слегка завивались. Пол, как всегда, был необыкновенно элегантен в черном костюме, сером шелковом галстуке с золотыми запонками. Владельцем ресторана был русский князь, который в свое время начал с пустого места, поскольку ничего не смог с собой увезти. Это был невысокий, довольно некрасивый, но очень милый человечек. Он поздоровался с Полом, как с давним другом, и поцеловал руку Бет, чем невероятно ее смутил.

Внутри было очень красиво. Все плавало в бледнорозовом цвете, от чего казалось особенно изысканным. Князь отвел их в один из кабинетов, и все сидящие за столиками и в нишах поднимали головы в надежде увидеть какую-нибудь знаменитость. Метрдотель и бровью не повел, когда Пол заказал для них обоих мартини.

– Хорошо, сэр, – сказал он как в кино.

Бет, надеясь, что ее волнение не отражается во взгляде, осмотрела зал. Народу было очень много, почти всюду она видела знакомые лица. Она едва перевела дух, узнав Хэмфри Богарта и Лорен Бэкалл, Роберта Вагнера и Натали Вуд, Джаннет Ли и Тони Кертиса. Они все были такими красивыми, что ей просто не верилось, что все это происходит наяву. Но они действительно сидели там, разговаривали и смеялись, пили и ели. Как и все обычные люди.

Пол заказал устрицы «Рокфеллер», бефстроганов, спаржу, такую нежную, что она буквально таяла во рту, и бутылку вина. Это был такой чудесный вечер, что Бет не сомневалась, что за этим последует не менее чудесная ночь. Пол заключит ее в свои объятия, будет обнимать, целовать, скажет, что любит ее и хочет на ней жениться.

Но, к счастью, этого не произошло.

Ее рвало всю ночь, потому что она не привыкла пить, не привыкла к такой обильной еде. А на следующий день выяснилось, что никакой работы он не получил. После этого они больше не вспоминали о вечере в «Романове». Честно говоря, с тех пор настроение его резко испортилось. Стоило ей только открыть рот, как Пол буквально набрасывался на нее. У нее было чувство, что она все делает не так, что она больше никогда не сможет угодить ему, что бы она ни делала. Но тем не менее они по-прежнему продолжали эти ночные вылазки, не пропуская ни одной ночи. Но радости это уже не доставляло. В поведении Пола чувствовалось какое-то отчаяние, он кидался в этот водоворот, и она вместе с ним.

Что-то на этот раз он слишком долго задерживается, думала Бет, допивая свой кофе. Его не было уже минут двадцать, может быть, и полчаса. И куда он все время исчезает, когда они выезжают вместе на эти ночные прогулки? Что он делает в это время и с кем общается? И почему она боится просто спросить его?

– Еще что-нибудь? – спросила официантка, подплывая к ней в своем спортивном трико, вид у нее был более подходящий для танцевального класса, чем для этой кофейни и беготни с подносами. Она бы выпила еще чашечку кофе, но вот-вот должен был вернуться Пол, а он обычно уводит ее сразу же, как появляется. По крайней мере, так было всегда.

– Нет, спасибо, – сказала она.

Она продолжала сидеть, и лишь когда ребята из струнного квартета потащили на сцену свои инструменты, распахнулась дверь, и вошел Пол. Бет сразу же почувствовала облегчение и стала подниматься. Но тут она заметила выражение его лица. Он был чернее тучи, просто страшен. О Боже, не надо, подумала она, снова опускаясь на стул. Что-то произошло. Произошло что-то действительно ужасное. И может быть, самым ужасным из всего было то, что она не смела спросить его, в чем дело. Она должна просто сидеть и молчать. Ждать, что произойдет дальше. Ребята на сцене начали играть, и все подняли головы, прекратили свои игры, закрыли книги. Пол тоже сидел и смотрел на них. Каждый мускул его тела был так напряжен, что ей казалось, что он вот-вот взлетит к потолку. Она знала наверняка только одно: его настроение никак не связано с ней. Он даже улыбнулся и похлопал ее по плечу, когда уходил в этот раз. А может быть, и нет. Может быть, выйдя по своим делам, он внезапно вспомнил какую-нибудь обиду, которую она ему нанесла. Но что? О Господи, хоть бы он сказал хоть слово! Музыканты играли, наверное, уже целый час, но она не слышала ни единой ноты. Она думала только о Поле, который сидел, уставившись прямо перед собой. Или же смотрел в пол. Он кого-то ждал.

– Пошли, – сказал он наконец, бросая на стол несколько долларов.

Бет встала и посмотрела на дверь.

В дверях стоял парень с крупной головой и мелкими светлыми кудряшками, коротко остриженными. Повязка на глазу. О Боже, со страхом подумала она. Это же тот самый фотохудожник, с которым… Она тогда еще сильно напилась. Дарби Хикс. Ну да, именно так его зовут. Она пошла за Полом, который подошел к открывшему для них дверь Дарби. Он бросил на нее взгляд, но, похоже, даже и не узнал.

Ночь была сказочная – теплая, тихая. Идя за двумя молодыми людьми, что-то горячо обсуждающими, Бет пыталась хоть что-то уловить из их разговора.

– И ты не можешь их от этого отговорить? – спрашивал Дарби. – А ты им предлагал деньги? Иногда это помогает.

– Да, предлагал, но это не подействовало, – рявкнул Пол.

Ух ты, он и с Дарби так грубо разговаривает, подумала Бет, значит, здесь дело не в ней. От этой мысли ей стало легче.

– Может быть, если ты предложишь им немного травки… – настаивал на своем Дарби.

– Да перестань ты! Ты прекрасно знаешь, как обстоят дела.

– А как они на тебя вышли?

– Не знаю, – сказал Пол. – Думаю, следили за мной от самого дома.

Что-то не так, поняла Бет, оглядывая стоянку. «Ягуар» исчез. Только не это! Его угнали. Вот, наверное, что произошло. Вот почему так разозлен Пол, почему приехал Дарби. Ее мысли сразу же перескочили на другое. Возможно, на Пола напали. Его могли убить. И что тогда будет с ней? Куда ей деваться? При этой мысли у нее буквально подкосились ноги.

Они поджидали ее около машины Дарби, потрясающего европейского «седана» с деревянной отделкой. Она прошмыгнула на заднее сиденье, надеясь, что они забудут о ее существовании. Надеясь здесь, в машине, услышать еще что-нибудь.

– Никогда не мог понять, зачем ты это сделал, – сказал Дарби, когда они выехали на узкую дорогу, ведущую к автостраде вдоль океанского побережья. – И что ты делаешь? Шесть машин? Восемь машин около дома? «Паккарды», «кадиллаки», «линкольны». Нет, ты идешь и покупаешь этот дорожный «ягуар». Какой в этом смысл?

– Прекрати! – раздраженно оборвал его Пол. – Не надо меня учить, как жить и что делать.

– Но ответь мне, – сказал Дарби, сворачивая на автостраду и переключаясь сначала на вторую, а потом и на третью скорость.

– Хорошо, я тебе скажу. Я купил ее, потому что мне этого хотелось, – сказал Пол. – Мне всегда хотелось иметь такую машину – как только они стали выпускать эту марку.

– Но ты же знал, что дела неважные, что на некоторое время это конец. Все это знали. И все-таки ты это сделал.

– Ладно, дружище, – сказал Пол. – Знаешь, что я всегда говорю. Это мое личное кредо: «Безусловное поражение – это отказ от попытки».

Бет пыталась понять, о чем они говорят, но была в полнейшей растерянности. Они с тем же успехом могли говорить по-китайски или на суахили. Но тем не менее она почувствовала облегчение и откинулась на подушки, глядя на проносившиеся мимо пляжные домики, лепящиеся друг к другу, на прибой, обрушивающийся на берег. На луну. Тон Пола изменился. В нем уже не было злости, раздражения. Вернулась ирония, он даже чему-то засмеялся. Он уже больше не злился.

 

ГЛАВА 11

Бет чуть с ума не сошла от беспокойства в следующие два дня, пока снова не увидела Пола. Ей было так легко и просто жить: не думать ни о чем, кроме того, когда вернется Пол и куда они поедут вечером. В тот вечер она слышала кое-какие обрывки разговора, когда они ехали домой из «Малибу». Дело было в деньгах. Автомобиль не угнали. Его забрали обратно в магазин, потому что Пол не делал взносы. Но как такое могло случиться? Что же произошло? Единственное, что она подумала, это то, что он превысил ту сумму, которую ему родители выдают на расходы. Она это понимала. Иногда и сама прибегала к этому, чтобы привлечь к себе внимание отца.

Она питалась только рисом и макаронами, открытые пачки которых она нашла в кухонном буфете. Днем бродила по саду и ела апельсины и персики, растущие на деревьях. Она высчитала, что дорога от дома до въездных ворот занимает у нее восемнадцать минут. Она стояла у этих ворот, глядя на кнопку, с помощью которой они открываются, и думала о том, что ей делать, если он ее бросит. Дорога от ворот к дому заняла двадцать минут, поскольку шла в гору. Она обошла все комнаты, поднимая простыни, чтобы рассмотреть мебель, повыдвигала ящики в комодах. Прошло, наверное, двадцать шесть или даже двадцать семь часов, прежде чем она решилась войти в комнату Пола. Но дверь была заперта.

Бет сидела на полу по-турецки и смотрела по телевизору Джона Камерона Свейза и его новости и сдирала остатки розового лака с ногтей. Как же хотелось снова пойти в «Секреты», чтобы за ней опять так ухаживали и делали все эти восхитительные вещи – мяли, массировали голову, плечи. Чтобы маникюрша приводила в порядок ее ногти. Она говорила, что у нее хорошие ногти. Бет подняла руку, растопырила пальцы и начала их рассматривать. Красивые, подумала она. Крепкие, розовые, с белыми полукружьями. На экране Джон Камерон Свейз сообщил, что взорвали еще одну атомную бомбу. Появилось неясное изображение огромного облака, взмывающего в небо, в сто раз больше, чем все предыдущие изображения подобных взрывов, которые она видела в кинохронике. О Боже, только не это, подумала она. Это ужасно, конец света. А она сидит здесь одна, голодная. Без гроша. А Пол, возможно, лежит где-нибудь мертвый. Должно быть, он умер, иначе он бы давно вернулся.

Ей показалось, что она слышит какой-то звук, и она задержала дыхание, чтобы уловить его получше. В вестибюле внизу слышались шаги. Но это не были шаги Пола. Не такие легкие и стремительные, как у него. У него спортивная походка. Бет бросилась в ванную и заперла за собой дверь. Сердце ее колотилось как сумасшедшее. Она прижалась к двери и прислушалась.

– Бет Кэрол. Бет, ты здесь?

Она почувствовала как все напряжение уходит, – это голос Пола. Но что случилось? У него такой странный голос, такой усталый. Она отперла дверь и медленно открыла ее. Он стоял в дверях ее комнаты, плечи опущены. По телевизору шел какой-то рекламный ролик.

– Я хотел уладить свои дела, – сказал он тихо. – Прости.

– Я боялась, что ты умер, – прошептала она.

– Я должен сказать тебе правду, – сказал он. – «Ягуар» забрали обратно в магазин. Я не мог вносить деньги. Я не получил в банке свой чек.

Вот, значит, в чем дело, подумала Бет. Все имеет свое объяснение.

– Служащий, который занимается передачей мне чека по доверенности, сейчас в отпуске. А никто, кроме него, не имеет права заниматься этим делом. Я просто не знаю, что делать.

– А твои родители… – начала она.

– Я пытался им позвонить. Но они где-то на яхте. Никто не может с ними связаться.

Такого просто не может быть, подумала она. Но тем не менее это было. И Пол рассказывает ей обо всем, что случилось, он доверился ей. Он впервые открылся перед ней. Он был таким добрым, так много сделал для нее. Чем же она может ему помочь? Что она может сделать?

– Я неважно забочусь о тебе, – смущенно произнес он, глядя на нее из-под своих лохматых ресниц. Он был похож на маленького мальчика. Ну какой же он милый, несмотря на свой характер, на свои непонятные вспышки ярости, казалось, ничем не спровоцированные. Вот у него столько проблем, а он о чем думает? О том, что неважно о ней заботится.

– Есть только один выход, – сказал он, подходя к ней и беря ее за руку. – Я вынужден просить тебя об этом Бет Кэрол. Я не знаю, что ты обо мне подумаешь, но мне приходится об этом тебя просить. Это наш единственный шанс.

– Попроси меня, Пол, – сказала она. – Попроси меня, о чем хочешь. Ко мне еще никто так хорошо не относился, как ты. И ты очень хорошо обо мне заботишься. Ты – просто чудо. Ты меня приютил.

– Понимаешь, есть один парень, – сказал он. – Он хочет поразвлечься сегодня вечером. Мне об этом сказал один бармен, мой приятель, и я ухватился за эту идею. – Я подумал: Бет Кэрол поймет, она не может не понять, в каком мы оказались тяжелом положении. И я велел ему все подготовить.

– Что? – спросила она, не понимая, о чем идет речь.

– Лучше всего, что он хочет только смотреть. Это самое легкое. Только мне необходимо найти еще одну девушку. Мне надо позвонить кое-кому.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – медленно, очень медленно произнесла она, так как до нее начало постепенно доходить.

– Тридцать долларов каждому, – сказал он, умоляюще глядя на нее.

– Нет, – выговорила она. – Я не могу.

– Только не говори мне этой ерунды, – сердито сказал он. – Значит, бесплатно ты можешь это делать, а когда нам нужны деньги, деньги, чтобы просто выжить, почему-то ты не можешь.

– Это совсем другое, – взмолилась она. – Я тогда выпила. Я не привыкла к этому. Я даже не поняла, что происходит.

– Другое, – презрительно бросил он.

– Но я даже не знала! – закричала она. – Я была как в тумане, как во сне!

Он стоял и смотрел на нее, засунув руки в карманы. Лицо его исказилось от бешенства.

– Я же не шлюха, – прошептала она.

– Хорошо, ты не шлюха, – тихо сказал он, недобрая улыбка исказила его губы. – Так кто же ты?

Бет отвернулась, ноги у нее дрожали – она осознала свое положение. Он так разозлился, что она больше не сможет взглянуть ему в глаза. А ведь у нее не было ни цента. И что еще хуже – у нее не будет и Пола. Нижняя губа у нее задрожала, и она ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

– Похоже, тебе нечего сказать. – Он говорил спокойно, однако она почувствовала, что спокойствие его притворное. Она подняла голову и взглянула на него, на белые пятнышки в углу его рта. – Тогда позволь мне сказать, кто ты есть. Ты откуда-то сбежала. У тебя на запястьях шрамы. Бродяжка – вот ты кто.

– Не поступай так со мной, – прошептала она. – Пожалуйста.

– И что там было? – насмешливо продолжал он. – Какой-нибудь парень? Или что-нибудь еще похуже? Ты, малышка, не можешь пожаловаться, что у тебя нет опыта.

– Возьми мои часы, – сказала она, расстегивая трясущимися руками браслет и протягивая их ему. – Их можно продать.

Он даже не смотрел на нее. Он просто стоял, весь напрягшись от ярости, как будто сдерживал себя, чтобы не наброситься и не избить ее.

– Хорошо, – сказала она. – Я это сделаю.

И тогда она Оказалась там, где и мечтала быть все эти дни, с их самой первой встречи. В его объятиях. Он целовал ее волосы, ее губы. Он прижимал ее к себе, гладил ее спину, ее бедра.

– Спасибо тебе, – шептал он. – Спасибо тебе, малышка. Я так и знал, что ты меня не подведешь.

Бет чувствовала, как Пол посматривает на нее, пока они ехали на одном из «кадиллаков». Она знала, что его смущает то, что он попросил ее сделать, ему даже стыдно. Ну еще бы, с горечью подумала она. Она ведь любила его всем сердцем и знала, что он тоже ее любит. Так как же он мог предложить ей такое? И что больше всего ее задело, так это его слова о том, что она бродяжка со шрамами на запястьях. Правда, тогда он был здорово зол. Поэтому так и сказал. И хотя то, о чем он попросил ее, было действительно ужасно, был ли у них выбор? Она печально смотрела в окно и думала о том, что им все же необходимо что-то есть. Что никто не может жить, питаясь одной лишь любовью, даже они.

Пол свернул вправо на бульвар Вентура в Вэлли. Теперь он ехал медленно, выглядывая в ряду множества мотелей тот, который им нужен. Скажи ему, чтобы он остановил машину, выскочи и уходи подальше, твердила она себе, но знала, что не сделает этого.

– Я буду на стоянке, – сказал он взволнованно. – Не беспокойся, все будет нормально. – Затем он произнес еще одно свое изречение-девиз: – Это лишь твое тело, а не душа. И не позволяй ему входить в тебя без этой резинки.

Другая девушка, с которой договорился Пол, была Дру – та самая хорошенькая брюнетка, которая говорила Бет, что она актриса, в тот самый первый вечер, когда они собирались в кафе на бульваре Сансет и у всех был такой вид, как будто они только что сошли с экрана. Бет почувствовала, как у нее расширились от удивления глаза, когда Дру закрыла за ней дверь.

Это была невыразительная комната, типичная для мотеля. Там стояли двуспальная кровать, пара стульев и столик. Небольшая тумбочка с бутылкой виски, несколькими стаканами и ведерком со льдом. Над ней зеркало, в котором отражалось ее лицо. И что такая славная девочка делает в подобном месте? – спросила она свое отражение. Она выглядела на десять-двенадцать лет старше, и вид у нее был ужасно несчастный.

– Он в ванной, – сказала Дру. – Хочешь выпить?

Бет кивнула, чуть не умерев со страху, когда услышала, как в туалете спускается вода. Пол уверял ее, что не будет ничего страшного. Этот мужик просто хочет смотреть, как она будет ласкаться с другой девушкой. А потом, возможно, и потрахает их. Но за это ему придется доплатить еще по двадцать долларов. А может быть, и не станет. Ему больше нравится смотреть.

– Привет, киска, – сказал мужчина. – Я рад, что ты согласилась.

Бет попыталась улыбнуться, больше всего на свете желая повернуться и убежать отсюда. Он казался вполне обычным человеком. Обычный мужчина лет сорока, он застегивал брюки и поправлял ремень над небольшим брюшком. У него были сильно поредевшие волосы и намечался второй подбородок. На нем были очки, белая рубашка, растегнутая так, что была видна нижняя сорочка, серые брюки. Он сел на кровать, и Дру уселась рядом с ним. Она начала массировать его плечи, одновременно расстегивая его рубашку.

Бет залпом выпила содержимое стакана, вытаращив глаза. Я не могу делать этого, думала она, когда Дру взяла ее за руку и потянула на кровать, чтобы она тоже присоединилась к ним. Руки – его и Дру – потянулись к ее одежде, стали расстегивать ее блузку, лифчик. Дру начала со стонами целовать ее, а мужчина тем временем стянул с нее трусики и юбку. Теперь Дру была совершенно голой, она уткнула голову Бет Кэрол себе между ног и вся извивалась, пока мужчина сосал ее груди, ее губы. Мужчина полез в нее пальцами. Он теперь тоже был голым. На его груди, почти женской, покрытой редкими волосиками, блестели капельки пота, на волосатом животе тоже. У него эта штучка была совсем крохотной, но торчала прямо.

Это не со мной, думала Бет, чувствуя, как кружится ее голова. Она встала и сделала большой глоток из стакана с виски. Мужчина потянул ее к себе, закрыв своими мокрыми губами ее рот, впиваясь ногтями в спину. Простыни смялись, от них воняло потом, сексом, разлитым виски. Теперь мужчина полусидел, откинувшись на подушки, и дергался, издавая какие-то странные звуки. Как будто мяукал. Он резким движением повернул к себе голову Дру, всунул свой член ей в рот и громко закричал, кончая. Бет лежала на животе, раскинув руки, и тяжело дышала. Она смотрела на них, не в состоянии поверить своим глазам, не могла поверить, что участвует в этом, не могла поверить, что это когда-нибудь кончится.

Прошел час. А может быть, и два.

– Спасибо, детки, что пришли, – сказал он, когда они собирались уходить. Он дал каждой по пятьдесят.

Спускаясь по ступенькам, Бет видела, как зажглись огни машины Пола. Он пару раз нажал на клаксон. Бет, не глядя на него, уселась рядом с ним на сиденье, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Грязная, оскверненная. Бет казалось, что, даже если ей придется прожить миллион лет, она не забудет этих рук, этих пальцев на своем теле, этих мокрых губ.

Как мог Пол заставить ее делать это, думала она, съежившись в уголке. Не было цены того, что она испытывала сейчас. Даже Пол.

Однако машина не двигалась с места. Бет знала, что Пол смотрит на нее, ждет, что она повернется и посмотрит на него. Но она этого не сделает. Она сидела и чувствовала, как тошнота подступает к горлу.

Она почувствовала, как он пододвигается к ней, как его рука ложится ей на плечо, ощутила его дыхание на своих волосах. Он повернул к себе ее лицо и поцеловал ее, поглаживая одновременно ее груди и бедра.

Бет почувствовала, что начинает задыхаться, открыла рот, чтобы впустить туда его язык, лизала его губы, притянула его к себе, ухватив за талию.

– Как ты мог так поступить со мной? – прошептала она, поглаживая его плечи, его лицо. – Я так люблю тебя. Ты же знаешь.

– Малышка моя, – выдохнул он, прижимая ее к себе, поглаживая ее бедра, раздвигая ей ноги. – О Боже, меня просто в жар бросало, когда я думал о том, что ты там делаешь.

Он засунул пальцы ей в трусики и ласкал ее там. Бет охватило такое желание, что ей казалось, что она больше не вытерпит ни минуты. Она расстегивала его брюки и просунула руку в прорезь. Она коснулась его члена – он был такой большой, такой твердый. Она держала его руками – такой огромный.

Он стянул с нее трусики и задрал юбку. Затем выключил зажигание и огни, спустил брюки и навалился на нее.

Бет притянула его к себе, судорожно прижимаясь губами к его рту, обвила его ногами, и он вошел в нее.

– Да, да, – всхлипывал он, тяжело дыша.

Он награждал ее различными эпитетами – сучка, шлюха. Говорил ей, как она возбуждает его. И она тоже награждала его эпитетами. Любимый. Ангел мой. Она чувствовала его вкус, смешанный с запахом виски, и она не знала, откуда этот вкус – где кончается он и начинается она. А может быть, они стали одним целым.

– Ну, ну, сейчас, – говорил он, тяжело дыша, голос его перешел в крик, и Бет почувствовала, как содрогнулось все его тело, почувствовала, как он толчками наполняет ее всю.

О, как же она хотела его, как мечтала об этом мгновении. О, Пол, думала она, совершенно ошеломленная, откинувшись на спинку кресла машины, все еще обвивая его руками и ногами, ты полюбишь меня, я заставлю тебя меня полюбить.

 

ГЛАВА 12

Самым трудным, как поняла Бет, было подняться и постучать в дверь. У него на лице всегда появлялось такое удивленное выражение, как будто она неизвестно кто: девушка из кондитерской, забежавшая для получения заказа на торт. Просто перепутала адрес. Посыльная из регистратуры.

Она себя чувствовала так же смущенно, как и они.

«Простите, кажется, я не туда попала», – всегда хотелось ей сказать. Или что-нибудь в этом роде. Но внизу в баре всегда сидел и нервничал, поджидая ее, Пол. Иногда он сидел в машине, припаркованной где-нибудь неподалеку.

Даже когда она проходила в комнату, мужчина обычно казался не менее смущенным, чем она. «Не хочешь выпить!» – с этого обычно начинался разговор, но обычно этим в основном и заканчивался, поскольку говорить особенно было не о чем. Не могла же она его спрашивать, что он делает в этом городе, поинтересоваться здоровьем жены и детей и тому подобное. А что он мог спросить ее? Как идут дела?

Ей пришлось придумать некую легенду. Вроде того, что она студентка Лос-Анджелесского университета, и ей приходится этим заниматься, чтобы помочь родителям платить за обучение. И еще она говорила, что чем больше на него смотрит, тем больше он ей нравится. Она говорила, что в нем что-то есть. Он не похож на других, хотя она знает еще очень мало мужчин. Она еще новичок. И как только сможет, она перестанет этим заниматься. И вообще, как приятно встретить такого милого человека, как он, потому что он даже не представляет, как это страшно, когда не знаешь, кто ждет тебя по другую сторону двери.

Они все, казалось, стесняются своего тела. Посмеиваются над жирком на талии. Они все стеснялись того, что лысеют. «О, я обожаю лысых, – смущено говорила она. – Это признак настоящего мужчины». И еще их всех смущал размер члена. Он такой маленький, говорили они, с сомнением оглядывая его, как будто видели в первый раз. «Ну что вы, – успокаивала она их. – Послушайте, я кое-что повидала в своей работе. У вас ничуть не хуже, чем у самых здоровых». Тем не менее, когда она наклонялась, чтобы взять его в рот, она не всегда была уверена, что не промахнется. И они все были такими одинокими. Это было ужасно. Пять минут секса и два часа разговоров. И это повторялось почти каждый раз. Бет Кэрол казалось, что она собирает истории разбитых судеб. Все они были несчастливы в браке, у них были отвратительные дети, а родители или только что умерли, или же умирали мучительной смертью. Они занимаются нелюбимым делом, на работе у них не ладится и их наверняка скоро уволят. А что потом? И, сказать по правде, все это ей казалось таким печальным. Казалось, все они загнаны в угол.

Она постучала в дверь небольшого дома в одном из переулков Голливуда, а когда дверь отворилась, на нее воззрился здоровенный детина, благоухающий лосьоном. Приветливое выражение его лица сменилось разочарованием, затем злостью.

– Это еще что? – заорал он. – Хотите меня в тюрьму упечь?

Затем он захлопнул дверь прямо перед ее носом, и она слышала, как он ругался, повернулась и пошла к машине, где сидел Пол над своими учебниками. Он действительно учился. Это так и было. Она знала это от Дарби. Он занимался только для того, чтобы его не забрали в армию и не послали в Корею. Дарби был в курсе. Он делал то же самое.

Самым ужасным был праздничный торт. Кто-то устраивал мальчишник, и ей пришлось сидеть внутри, в середине бисквита, скорчившись в своей тоненькой набедренной повязке и потея от жары. В таком положении она чувствовала себя «женщиной-змеей», и ей казалось, что если ее сейчас же не вынесут, то она от жары просто потеряет сознание и, когда торт откроют, найдут ее бездыханной. Наконец она услышала звуки песни: «Красивая девушка – это песня» – и вытолкнула верхушку торта, вскочив на ноги и разведя руками в стороны с широкой улыбкой на губах, и все эти болваны начали кричать и улюлюкать и хлопать в ладоши, а у будущего жениха был такой вид, как будто он от смущения готов провалиться сквозь землю. Она протанцевала какой-то танец, отрепетированный дома, и без конца улыбалась, а все эти мужики смеялись и бурно веселились.

В тот вечер она действительно отработала все свои деньги, да еще и премию впридачу. Они буквально все приставали к ней в этом кабинете, снятом в одном из лучших ресторанов города. Они дергали ее за набедренную повязку и пытались уложить ее, а один парень сунул голову ей между ног, пока все остальные стояли и подбадривали его криками, а Бет старалась вырваться. Они так не договаривались, думала она, уже было собираясь устроить большой скандал. Ну да ладно. Зачем портить им всем настроение.

Но больше всего ей нравилось их восхищение, то, что все эти мужики не только хотели ее, но и были готовы платить за это. И не только за секс. А чтобы поговорить с ней, чтобы раскрыть ей душу, потому что никто никогда их не желал слушать. А ведь считалось, что они большие и сильные и все на свете знают. Потому что мужчине не положено бояться, проявлять слабость или неуверенность.

– Бет, – услышала она голос, когда сидела в кресле у Бобби, который занимался ее волосами. – Я и не знала, что ты сюда ходишь.

Бет повернулась и увидела Дру. Широко улыбаясь, она садилась в ближайшее кресло, туда, где обычно дожидались Бобби его клиентки. Вот теперь она поняла, что значит желать провалиться сквозь землю. Ей просто хотелось умереть.

– Привет, – сказала она, едва слышно.

– Что нового? – весело спросила Дру, рассматривая собственное отражение в зеркале. Затем она наклонилась и сказала с серьезным выражением: – Бобби, я все думаю, не покраситься ли мне в рыжий цвет? Ты как думаешь?

– Новая Сьюзен Хейворд, – произнес Бобби своим мягким голосом с легкой усмешкой. – Мне это нравится. Потрясающая мысль. Он посмотрел на отражение Бет в зеркале. – А вы как считаете? Вам не кажется, что это прекрасная мысль?

– Да, отличная, – сказала Бет еле слышно.

Но потом они все смеялись и болтали, как старые друзья, и Бобби рассказывал им о Хедде Хоппер, его новой клиентке, которая по три месяца не моет головы и делает такие высокие начесы, что ей приходится все время носить шляпы, чтобы прическа не развалилась. А на днях у них была ужасная сцена, когда известный киноартист – красивый, но горький пьяница, каким-то образом пробрался в их складское помещение и устроил настоящий погром. Он стал все заворачивать в туалетную бумагу: цветы, стулья, лампы, клиентов – абсолютно все.

– Ну и как вы понимаете, это была суббота. Когда больше всего народу.

Но все равно никто не стал вызывать полицию. Было бы еще хуже. В конце концов ему это надоело, и он ушел.

Бет продолжала смотреть на Дру в зеркале, пока она рассказывала о пробах для «мыльной оперы», которая будет идти по пятнадцать минут каждый день пять раз в неделю. Она надела летнее, без рукавов, цвета пыльной розы платье, а вокруг шеи обернула шифоновый шарфик. У нее был такой очаровательный и невинный вид, что она могла бы рекламировать шампунь «Брек».

– Это роль инженю, – сказала она. – Только они хотят, чтобы она была рыжей.

– Ух ты, здорово, – сказала Бет. Но перед глазами ее стояла та сцена, когда они были с ней в мотеле, на бульваре Вентура.

Одна из симпатичных негритяночек увела Дру мыть голову, а Бобби наклонился и зажег сигарету с помощью золотой зажигалки, тоненькой, как листок бумаги.

– О вас идет слава, Бет, – сказал он своим проникновенным голосом. – Надо быть поосторожнее.

Она почувствовала, как немеет все ее тело, волоски на руках встали дыбом. Она потеряла голос – так это ее расстроило.

– Нет, нет, – прошептала она.

– А этот ваш парень, этот темноволосый парнишка, который привозит вас сюда. Говорят, что он торгует наркотиками, причем ворочает по-крупному.

– Нет, Бобби, – уверенно сказала она. – Это не так. Он богат. Нужно только прийти взглянуть на его дом, на участок. Представляешь, там есть даже озеро. Так зачем же ему заниматься такими делами?

– Не знаю. Но так говорят.

Это началось так же, как обычно. Этот клиент жил неподалеку от Сансет-стрит, рядом с рестораном «Ля Рю», одним из самых фешенебельных в городе. Там располагалось несколько небольших домов, сгрудившихся вокруг большого, выстроенного по олимпийским стандартам бассейна и двух теннисных кортов, пригодных для мировых чемпионатов, на которых при свете прожекторов тренировались две девушки.

Мужчина, открывший дверь ровно в девять, был, как с удивлением заметила Бет, очень приятным. Что-то около тридцати, светлые волосы, приятная улыбка и потрясающий загар. И весьма элегантный – на нем была домашняя клетчатая куртка, в зубах зажат мундштук из черного дерева.

– Меня зовут Дон, – сказал он, отступая в сторону, чтобы дать ей войти.

– А меня Джейн, – сказала она.

– Что-нибудь выпьешь? – спросил он. – Может быть, водку с лимонным соком?

– Отлично, – сказала она, оглядываясь вокруг.

Это была очень славная комната, с датской современной мебелью, светлой и кажущейся очень хрупкой. Одна стена была из сплошного стекла, сквозь нее были видны кусты и бассейн. В одном углу стоял рояль с раскрытыми нотами. Из стереосистемы слышались звуки классической музыки. Великолепный мужик и великолепное местечко… И зачем он тратит на это деньги, подумала она. Господи, он же может иметь кого угодно. Она удивилась, что он не отменил ее вызов.

– Надеюсь, вам понравится, – сказал он, протягивая ей напиток в красивом хрустальном бокале, тоже очень стильном, с такой тонкой ножкой, что казалось, она хрустнет, если сжать ее сильнее.

– Да, спасибо, – поблагодарила она.

– Не хотите ли присесть? – спросил он.

– Да, спасибо, – повторила она, направляясь к дивану.

И тут она их увидела. Два меховых комочка, которые зевали и царапались. Это были сиамские котята, не больше трех-четырех месяцев от роду.

– Ой! – воскликнула она. – Какие хорошенькие! Просто прелесть.

– Малер и Моцарт. – Он улыбнулся. – Я музыкант.

– Ой, ну какая прелесть, – сказала она, опускаясь на колени, чтобы их погладить, потискать их шелковистую плоть. Как же приятно чувствовать их теплоту, их щекочущие мокрые язычки.

– Вы меня удивили, – сказал он, усаживаясь рядом с ней.

Она вопросительно взглянула на него, положив одного котенка к себе на колени и слушая, как тот замурлыкал.

– Во-первых, ты очень хорошенькая, – сказал он. – И потом, ты выглядишь как школьница.

– Нет, уверяю вас, – заверила она.

– Право, у тебя такой вид, – сказал он. – Но это еще лучше. – Он чокнулся с ней и улыбнулся. – Допивай, – сказал он. – Мы прекрасно проведем время.

Обычно Бет много не пила, ей хватало одного бокала на весь вечер, но Дон заставил ее допить и налил еще, с улыбкой протягивая бокал. Она сделала глоток, чувствуя, что ей как-то не по себе. Глаза как будто не могли сфокусироваться, мысли спутались. Она машинально поглаживала котенка, покусывающего ее руку. Она даже не заметила, как Дон поднял ее и, толкнув дверь, внес в спальню и положил на широкую кровать. Она с трудом села и посмотрела на Дона. Теперь их было двое. Дон Первый и Дон Второй, они то сливались воедино, то снова расходились. О Господи, подумала она в полном смятении. Здесь что-то не так, так не может быть. Он что-то подсыпал ей в бокал. Точно подсыпал.

Она уронила голову на подушку, и он раздел ее, переворачивая во все стороны, как тряпичную куклу, затем разделся сам. Он – они взяли свои члены в руки и стали тереть их, пока те не напряглись. Он стал наносить ей быстрые короткие удары, затем связал запястья и привязал веревки к ногам, а их концы прикрепил к столбикам кровати так, что она оказалась распростертой в самом беспомощном положении.

– Нет, не надо этого делать… – начала было она, но он запихнул что-то ей в рот и крепко завязал. Он сумасшедший, подумала она, стараясь вернуть себе ясность мыслей. Я сейчас умру. Он меня убьет. Она попыталась набрать воздуха и закричать, несмотря на кляп, но тут чуть не потеряла сознание от дикой боли, когда он что-то воткнул в нее. Что-то большое и гладкое, как стекло. Она сделала отчаянную попытку поднять голову, издать хоть какой-то звук. Вот теперь я и правда умираю, подумала она даже с некоторым удивлением. Но тут ее поглотила тьма. Спасительная тьма…

Около нее сидел Пол и вытирал ее лицо мокрым полотенцем, когда она пришла в себя. Веревки, связывавшие ее, лежали на полу.

– Этот подонок, – пробормотал Пол, прижимая ее к себе и тяжело дыша. – И еще в своем собственном доме. Даже не снял номер в мотеле, даже не назвался другим именем.

Бет стонала от боли, в голосе Пола ей послышалось что-то необычное. Господи, он же страшно напуган, подумала она. Он растерян. Господи, он еще совсем мальчишка.

– Он не запер дверь, – сказал он как бы себе самому. – Просто вышел, сел в машину и уехал, оставив тебя прямо так.

Он протер мокрым полотенцем ее всю, бедра, между ног. Она заметила, что край покрывала забрызган кровью. Ее кровью, догадалась она. О Господи! Как же это?

Пол нашел ее одежду, неловко одел ее, пока она, всхлипывая, лежала на кровати. Когда он проносил ее через гостиную, она заметила, что все там было чисто и убрано. Бокалы были вымыты, пепельницы вычищены. В углу играли котята, толкая и покусывая друг друга.

– Ну как, нравится? – спросил Бобби, вытягивая руку и демонстрируя свое запястье. В голосе прозвучало довольство.

Бет вздрогнула, глядя на его отражение в зеркале. Господи, неужели она так и будет дергаться по малейшему поводу, подумала она. Да, тогда она здорово испугалась. Да и Пол тоже. Он так нянчился с ней. Принес ей супа. Он все время так переживал. Был просто вне себя, честное слово. Но это ее не утешало. Она все больше и больше думала, что дело даже не в ее физических страданиях. Она чувствовала себя беззащитной. Ведь кто угодно мог когда угодно сделать с ней все, что захочет.

– Если он хотел грубого секса, – с возмущением говорил Пол, – то он должен был предупредить. Я бы никогда не позволил тебе идти к нему. Никогда.

Бет лежала на кровати и думала, не потому ли Пол проявляет такую заботу о ней, что если бы с ней случилось действительно что-нибудь серьезное, то он тоже бы оказался впутанным в это дело. Так думать было ужасно, хотя, с другой стороны, после всего того, как он приютил ее, чек на его содержание так и не пришел. Кроме того, ее начало тревожить и еще кое-что: те слухи, которые дошли до нее от Бобби, о том, что Пол торгует наркотиками. Все те места, куда они с ним ездили и где он неожиданно исчезал то на стоянке, то в мужском туалете. Она также вспомнила слова Дру, сказанные в их первый вечер, что Пол пошел по своим делам.

Бет бросила взгляд на красивый именной браслет на руке Бобби, затем взглянула в его симпатичную физиономию, веселые глаза.

Это белое золото, – сказал он, перебирая массивные звенья цепочки. – Но ведь это же все равно золото, как ты думаешь?

– Наверное, золото, – согласилась она. – Правда, очень красивый.

– Это из «Булгари», – радостно сказал он. – Это самый лучший магазин. Они в прошлые выходные возили меня в Нью-Йорк, и мы жили в «Плазе». Они знают, как я люблю получать подарки. И они отвели меня в «Булгари» и сказали, что я могу выбрать сам, что захочу.

Чудно, что Бобби говорил «они», хотя Бет ни на минуту не сомневалась, что он имеет в виду «он». Она полагала, что он просто не хочет, чтобы кто-нибудь догадался, что он педик, хотя ему можно было не беспокоиться. С чего бы? В конце концов, все мужчины здесь были педиками. И кого это волновало? Он взял одну влажную прядь и накрутил ее на розовые бигуди, затем следующую.

– Тебе не надо было туда ходить, – прошептал он ей прямо в ухо. – О нем все знают. Он всегда практикует грубый секс. Пару месяцев назад он прямо-таки искалечил одну девушку. Ему пришлось отправить ее в больницу. Когда-нибудь он зайдет слишком далеко.

– О чем ты говоришь? – спросила она.

– Вот этот твой дружок, он знал, – сказал Бобби. – Он крутится повсюду. И он позволил тебе туда пойти.

Она почувствовала, как дрожь прошла по спине.

– Не понимаю, о чем ты, – сказала она.

– Надо было спросить меня, – сказал Бобби. – Я бы тебе сказал, Бет Кэрол. Я хочу тебе помочь. Я хочу стать твоим другом. Ты не такая, как другие девушки. Их ничем не проймешь. Но в тебе есть что-то женственное, что-то очень нежное. Мужчинам это нравится. Мы должны заботиться друг о друге, разве не так? Используй их, прежде чем они используют тебя.

 

ГЛАВА 13

Еще один чудесный день, подумала Бет Кэрол, глядя, как Пол выводит из гаража большой «паккард». Небо было бледно-голубое, такое, каким его обычно изображают на своих рисунках дети. Солнце нахлобучило на деревья золотые короны, и озеро под его лучами сверкало и казалось волшебным. Цветы на клумбах были такими яркими и красивыми, что трудно было поверить, что они настоящие. Нет, это, наверное, обман, как и все в Лос-Анджелесе, где на поверхности все прекрасно и великолепно, а если копнуть глубже, то увидишь грязь и мерзость. Она вспомнила популярную здесь шутку о том, что под искусственной мишурой прячется настоящая мишура. Но это было не совсем так. Ничто здесь не было тем, чем казалось первоначально.

Она смотрела на Пола, на изгиб его щек, на волосы, которые слегка пушились около ушей, очень аккуратных, плотно прижатых к голове. Она с трудом могла поверить, что всего через несколько дней после того ужасного происшествия с Доном Пол пришел и сказал, что ее приглашают на ночь, но ей не надо беспокоиться. Это старый клиент, который специально заказал именно ее. Бет сидела, уставившись на него, и понимала, что ничего не изменилось. Может быть, он только станет более тщательно отбирать для нее клиентов, только и всего.

– Послушай, – сказала она через пару минут, – я хочу тебя кое о чем попросить.

– Лучше оденься, малышка, – широко улыбнулся он. – Этот мужик ждет тебя. Ты ему действительно понравилась. Так что придется пойти. – И он пропел: «Никто, кроме тебя».

– Пол, ты действительно думал, что знаком со мной, когда мы впервые встретились?

У нее сжалось сердце, когда она увидела, как кровь отхлынула от его лица. У него был такой вид, как будто его ударили, как будто она вонзила в него нож.

– Как ты можешь даже спрашивать об этом? – наконец спросил он, задохнувшись от возмущения. – Послушай, Бет, если ты мне не веришь, то между нами все кончено.

Она неловко заерзала в кресле, сама не зная, верит ли ему. Да, конечно, верит. Просто ее сбили с толку все эти мелкие несоответствия, которые она не могла выбросить из головы. Штрихи, которые как-то не укладывались в общую картину.

– Ох, Пол, – сказала она виновато. – Не расстраивайся. Ну, пожалуйста. Я верю тебе. Правда.

– Тебе не остается ничего другого, – сказал он, беря ее за руки, поднимая из кресла и прижимая к себе. – Ты – девушка, которую я люблю. И ты это знаешь.

И она знала, что это так и есть, он действительно любит ее. Потому что никто не сказал бы такие важные слова, если бы они не были правдой.

У Бет никогда не было проблем в гостиницах с гостиничными детективами или лифтерами. Как говорил ей Пол, она слишком молодо выглядит, у нее слишком ухоженный вид и она слишком хорошо одета, так что всюду считали, что она просто живет в этой гостинице. Однако в этот вечер лифтер в форменной куртке и белых перчатках как-то странно посматривал на нее. И Бет понимала почему. Она была так испугана, так тряслась – казалось, вот-вот упадет в обморок.

– С вами все в порядке, мисс? – спросил он, открывая дверь лифта.

– Наверное, перезагорала сегодня у бассейна, – сказала она, стараясь улыбнуться. – Здесь в Калифорнии такое жаркое солнце.

– Надеюсь, что вам здесь понравится, мисс, – сказал он, улыбаясь ей в ответ. – И послушайте моего совета: не забудьте надеть шляпу, когда будете выходить завтра утром.

– Спасибо, – сказала она, выходя из лифта. – Спокойной ночи.

Она не помнила, как дошла, как оказалась у дверей номера. Она, должно быть, простояла так несколько минут, прежде чем собралась с духом и постучала. За дверью ее должен был ожидать, насколько она понимала, довольно молодой и симпатичный человек с приятными манерами, а внизу ее ждал Пол.

Открывшему дверь мужчине было около тридцати, хотя его волосы уже сильно поредели. С большими синими глазами, курносым носом и ртом, как у пупсика. Высокий, а пальцы протянутой руки длинные и тонкие. Он совсем не был похож на бизнесмена, каким был, как утверждал Пол. В нем чувствовалась порода, так же как и у Пола. Он ей улыбнулся. Было видно, что он действительно рад ей, подумала Бет и успокоилась.

– Заходите, – смущенно произнес он.

Это была гостиная номера-люкс, с двумя диванами, расположенными напротив друг друга, разделенными низеньким столиком. На стенах висели неплохие эстампы. На столике стояли букеты роз и в ведерке со льдом бутылка шампанского. Бет с недоумением оглядывалась по сторонам, удивляясь, что он все это устроил для нее.

– Я очень рад, что вы смогли прийти, – сказал он. – Я думал о вас. Все время думал о вас.

– Спасибо, – сказала она, покраснев, пытаясь вспомнить, что тогда было между ними. Вроде бы ничего особенного, казалось ей. Что касается секса, то все было очень быстро – заняло несколько минут. А потом ему захотелось поговорить, и она несколько часов слушала его.

А теперь выяснилось, что он все это приготовил для нее. Ей стало радостно. Он с волнением смотрел, как она пьет шампанское, и ждал, что она что-нибудь скажет, выскажет свое одобрение. И он был просто счастлив, когда она не преминула это сделать.

Потом, когда все уже было кончено, он подошел к комоду и вытащил маленькую, красиво завернутую коробочку. В ней был золотой браслет с брелоком – радугой, украшенной крохотными сапфирами, рубинами и топазами.

– Ух ты, спасибо! – воскликнула она, когда он застегнул его на ее запястье – впервые в жизни ей сделал подарок мужчина, которого она покорила. – Это так мило с вашей стороны.

– Вам действительно нравится? – спросил он, слегка краснея.

– Да, очень, – сказала она, думая о том, как в следующий раз пойдет в салон красоты и покажет его Бобби, пусть он знает, что она тоже получает подарки за свою работу.

Потом он сказал, что хотел бы пригласить ее на ужин, но она ответила, что не может, потому что… ну, в общем, она должна встретиться с одним человеком. И тут же подумала, что объяснение может показаться совершенно дурацким, поскольку всего минут двадцать назад они лежали в объятиях друг друга и он был в ней, а теперь она говорит, что не может с ним поужинать.

– Но мы еще увидимся? – спросил он обиженно.

– Ну конечно же. – Она поцеловала его в щеку, поблагодарив еще раз за прелестный браслет.

Но он был не один такой. Бет получала предложения и подарки и от других. Один мужчина сказал, что хотел бы снять для нее квартиру и предоставить ей машину и содержание. Но он был женат и внешне очень непривлекателен. Однако все равно ей льстило его внимание. Внимание их всех. Льстили подарки. Но крупные чаевые предназначались только ей, и Пол ничего о них не знал. А то, о чем он не знал, не могло его каким-то образом задеть. Она еще раз взглянула на него, когда он вышел из машины, чтобы затворить ворота.

Когда Бет оставалась одна, то пересчитывала деньги. Теперь у нее было четыреста долларов – больше, чем в потерянном кошельке. Она знала, сколько примерно сможет получить за драгоценности. Благодаря Бобби. Он обычно подносил безделушку к лампе, висящей над зеркалом, прищуривал один глаз, на секунду задумывался и называл цену. Ей-Богу, можно было подумать, что он настоящий ювелир. И таким образом у нее набегало еще триста долларов, если заложить вещи, а если продать, то и того больше – примерно тысяча. Трофеи. Именно так она их называла. Побольше трофеев. Сюда относились и комплименты, и восхищенные взгляды, и слова, которые ей так часто говорили: «Ты – единственная, кто меня когда-либо выслушал». Это ей как бы заменяло счет в банке.

Но тем не менее ей доставляло радость обладать вещами. На всякий случай. А вдруг она в один прекрасный день останется на улице. Она сможет по крайней мере снять квартиру. Правда, непонятно, что тогда делать, как устанавливать контакты, чтобы продолжать заниматься своим ремеслом, да и без посредника это слишком опасно. Она подумала было о Бобби, но он не подойдет. Он слишком занят собой, тем, что вьет собственное гнездышко.

Временами ее одолевала какая-то смута. Иногда у них с Полом все было прекрасно. Откуда-нибудь появлялись деньги. Тогда они всюду разъезжали, обедали в ресторанах, развлекались, и он покупал одежду, осыпал ее комплиментами. Потом опять мрачнел, начинал ныть, что у них нет денег, что им даже не на что поесть. Они, разумеется, не голодали, покупая еду на те деньги, что она приносила, но они не могли есть так, как хотел Пол. В «Фраскати», «Сканди», у «Перино». Там, где он любил бывать.

Иногда он начинал высказывать самые невероятные идеи о том, где добыть деньги. Он не будет заниматься тем, чем раньше, когда он буквально купался в деньгах, а теперь она не сомневалась, что это была торговля наркотиками. Именно поэтому он и пришел тогда на голливудский автовокзал. Там торговцы забирали марихуану, которую привозили с юга. А потом запасы кончились, и он изменил жизнь Бет, превратив ее в проститутку. Конечно, все было не так просто. Если бы она не хотела этого, то могла бы уйти от него. Но она этого не хотела. Она хотела остаться с ним. Но если деньги, которые позволяли им посещать все эти злачные места, были заработаны на марихуане, то как быть с фондом, о котором он говорил, и чеком на его содержание? Существует ли он вообще? Теперь очередным его проектом было кино. Настоящий фильм с сюжетом, характерами, режиссерской работой. Нет, это не будет чистой порнухой. Просто парень с девушкой будут немного заниматься любовью. Снимет его, конечно, Дарби. Но нужно только все организовать, найти время и студию. Она лишь мысленно улыбалась. Нет, неплохо получать деньги, ничего не делая, чтобы твоя продукция вышла в свет и приносила доход, а ты тем временем будешь заниматься другими проектами, которые тоже будут приносить доход.

– Я не стану этого делать, – сказала она, качая головой. – И не проси меня об этом. Пол, ты что? А вдруг меня кто-нибудь узнает?

– Никто тебя не узнает, – уверял он ее, а глаза его при этом блестели фанатичным блеском. – На тебе будет парик. Тебя загримируют Клеопатрой. Костюм и все прочее. Так должно быть по сюжету.

– А кто будет этим парнем?

– Так, один парнишка. Славный. Он работает на бензозаправке на Голливудском бульваре. Мы заплатим ему сотню. Его выгнали из квартиры.

– А ты? – спросила она. – Ты там будешь?

– Да, конечно, – сказал он. – Я же продюсер.

– Тогда я этого делать не буду. Если там будешь ты. Они обо всем договорились. Он будет на площадке, все подготовит, все расскажет. Но все время съемок будет отсутствовать. О Дарби она даже не подумала. О том, что она будет делать это с каким-то мужчиной, а Дарби снимать на пленку. Дарби, со своим высокомерным видом и фальшивой повязкой на глазу, потому что ему кажется, что это производит впечатление.

Они решили снимать в большой комнате с каменными стенами в доме Гудини, где снимал жилье Дарби. Когда-то эта комната была танцевальным залом, и жившие там детишки устраивали новогодние вечера, а потом уже и свадебные. В будние дни она пустовала, поскольку, пока они занимались съемками, остальные жители дома обычно бывали на работе.

Бет ждала встречи с Дарби, этим парнем и другой девушкой, которая тоже должна будет сниматься. Пол сказал, очень важно, чтобы было две девушки. Надо, чтобы мужчины, которые будут смотреть этот фильм, мечтали о девушках, которым этого хочется все время, и если бы нашлось подходящее место и время, то эти девушки делали бы это и с ними, хотя в реальной жизни никто такого на улицах не видел. Поэтому должны быть две девушки. Бет в длинном светлом парике была лесной феей, а другая девушка в длинном черном парике должна исполнять роль ее подруги. Как сказал Пол, это тоже важно – цвет волос. Мужикам больше нравятся блондинки. Он бы и вторую девушку сделал блондинкой, но темные волосы сильнее оттеняли ее белокурые пряди и, кроме того, не возникало опасения, что их будут путать. Парень должен появиться лишь незадолго до конца в гриме и костюме сатира с рожками. Он будет как бы заменять и воплощать собой всех тех мужчин, которые не могут найти себе девушку. Поэтому его роль была не самой главной. Главное – это девушки.

Это типичная психология Пола, думала она с горечью, проходя в коридор, ведущий в каменный зал. Пол мог заниматься с ней этим только после того, как она расставалась с другим. Господи, если кому уж и нужна помощь психиатра, так это ему.

Из комнаты раздавались голоса – там Дарби покрикивал на осветителя. О Боже, вдруг с ужасом подумала Бет, чувствуя холодок в животе, ведь здесь будет полгорода. Шесть или семь человек суетились в комнате, налаживая свет. Декорации представляли собой поляну – на стене был повешен нарисованный кем-то задник, кругом разбросана искусственная трава, принесенные кем-то здоровенные камни и несколько деревьев в кадках. Все выглядело очень натурально. Бет даже вздрогнула. Они там о чем-то спорили – в каком порядке должны идти эпизоды и какой эффект произведет этот фильм, когда они его сделают. «Старик, это будет сногсшибательно!» Можно подумать, они собираются снимать мировой шедевр. И только посмотрите на Дабри, подумала она, улыбаясь. Изображает из себя бывалого киношника, надел шейный платок. Господи, какие же они еще дети! Она оглядела мужчин, пытаясь понять, кто же из них будет сниматься с ней. Они все были почти неотличимы друг от друга. Может быть, он еще не пришел.

В зеркале Бут увидела, что другая девушка спускается по лестнице на залитую светом съемочную площадку. Это была стриптизерка, знакомая Пола, работающая в «Розовой кошечке» на бульваре Санта-Моника. Очень славная девушка. Бет как-то была вместе с ней у одного коммерсанта из Чикаго, который пожелал «групповуху». Гример передал ей халатик, и она стала оглядываться в поисках места, где можно было бы переодеться. Сегодня ей не понадобятся ни пояс для чулок, ни сами чулки. Даже не будет бюстгалтера под платьем. Текста у нее тоже не будет, как сказал Пол. Вот и отлично. На это ее уже бы не хватило. Она улыбнулась Майре. Та была пышечкой, своими сиськами могла сбить с ног любого мужика. Они поздоровались, и Майра пошла переодеваться. Ею занялся другой гример. Ну прямо съемки художественного фильма, подумала Бет с удивлением. Невероятно.

Гример наложил на ее лицо тон, на веки положил серо-коричневые тени, затем карандашом придал ее глазам чуть раскосую форму и приклеил черные, загибающиеся кверху ресницы. Бет наблюдала за его работой в зеркале. Она действительно стала похожей на Клеопатру – во всяком случае, такой ее изображали на картинках. Ей стало легче – как будто она надела маску, спрятавшись от всех и одновременно наблюдая за другими. Двое ребят отрабатывали на площадке мизансцены для нее и Майры, Дарби давал им указания, а Пол одобрительно кивал головой, засунув руки в карманы. Кто-то принес ей чашку кофе как раз в тот момент, когда гример начал рисовать ей рот. Она потрясла пальцами и закатила глаза, чтобы высказать благодарность. Затем гример, встав на колени, начал красить ей ногти. И наконец прикрепил к волосам белокурый парик. Он был взят напрокат в костюмерной в «Мелроуз» неподалеку от «Парамаунт». Бет знала, что там берут напрокат всевозможные костюмы и аксессуары киноартисты.

Она взглянула на свое отражение в зеркале, на светлые локоны, обрамляющие ее лицо, на синие глаза, подчеркнутые черным гримом, на яркие губы. Пол был прав. Ее не узнал бы и собственный отец.

– Давайте-ка немного порепетируем, – сказал Дарби своим командирским тоном. Они прошли в заднюю часть площадки, откуда должны были выйти.

Сюжет был достаточно прост. Бет должна была выплыть на сцену, протянув вперед руки и стараясь казаться воздушной, а Майра просто следовала за ней. Они должны исполнить что-то вроде танца в своих прозрачных одеяниях, затем Бет опускалась на траву, а Майра с томлением в глазах опускалась перед нею на колени. Она начинала медленно раздевать ее, ласкать и все такое, а Бет делала вид, что томится от желания и тоже начинала раздевать Майру. Потом появляется тот парень, и они занимаются любовью втроем, вот и весь фильм. Он должен длиться всего восемь минут и быть немым. Возможно, они потом запишут звук. Постанывания, классическая музыка, так чтобы те мужчины, которые будут его смотреть, почувствовали подъем, чтобы от фильма у них улучшилось настроение, чтобы они поняли, что это не просто порнуха с групповухой.

Бет почти не замечала наблюдавших за ней мужчин – прожектора ослепили ее, но она знала, что вся группа внимательно наблюдает за тем, как она опускается на искусственную траву, срывает искусственный цветок, как Майра медленно стягивает с себя легкую ткань, прикрывающую ее грудь. В комнате раздались смущенные смешки. Похоже, что эта сцена действительно на них действует возбуждающе.

Майра изображала страсть, набрасываясь на нее, и в конце появился этот парень. На нем были спортивные шорты, футболка и короткие коричневые носки, прикрывающие лишь щиколотки. Это был самый обычный парень лет двадцати, и вид у него был весьма смущенный. Шли часы, ей казалось, что этому не будет конца. Все время было что-то не так. То свет. То позы. Она чувствовала себя коровой, когда выходила на площадку.

– Выплывай! – орал ей Дарби. – Подними руки вверх, черт возьми!

Когда он подошел к ней, чтобы придать ей нужную позу, чтобы показать ей, что он хочет, она почувствовала в его прикосновении, заметила в его плотно сжатых губах нетерпение. Он низко наклонился над ней, и она ощутила запах его лосьона. Бет сама не знала, хочет ли она, чтобы он видел, как она это делает. Хочет ли она спровоцировать его, чтобы он еще раз приблизился к ней.

Но Дарби вел себя лишь как профессионал, она это поняла и испытала некоторое разочарование. Можно было подумать, что он имеет дело с неодушевленным предметом.

Через некоторое время это уже всем надоело. Члены съемочной группы тоже потеряли интерес. Все было очень по-деловому, особенно действия Дарби. Интересно, думала Бет, сдержал ли Пол свое слово и ушел ли из комнаты на время съемок. Он может наговорить ей все, что угодно, и она никогда не узнает правды. Это из-за прожекторов. Они такие яркие. К ней подошел гример, промокнул ее полотенцем, поправил грим. Кто-то принес бутерброды из ближайшей закусочной, и они сделали перерыв на обед.

День уже клонился к вечеру, когда они начали снимать последнюю сцену. Это было ужасно, потому что парень никак не мог заставить свой член встать, как он с ним ни возился. Он все продолжал свои попытки, пока Бет и Майра отдыхали. Дарби проявлял терпение, пытаясь всячески его подбодрить, а остальные члены группы курили в ожидании, когда наступит чудесное мгновение и он заработает. Но она могла понять, почему у парня не получалось. Когда они начали съемки несколько часов назад, наверное, каждый мужчина в группе хотел бы быть на его месте, хотел бы этим заниматься с этими двумя девушками. Но потом началась работа. Прожектора. Владело им не желание, а необходимость, не мудрено, что ничего не получалось, да еще при всех. У Дарби был такой вид, как будто он не знал, что ему делать дальше. В конце концов, им необходимо было снять эту сцену, а то не будет фильма.

Сначала сосала Майра, а парень стоял с таким видом, как будто вот-вот умрет от стыда. Затем ее сменила Бет, и это отчасти сделало свое дело. Камеры стали снимать крупный план, а она закрыла глаза, чтобы изобразить экстаз. Но парня хватило ненадолго. Его пенис опять стал мягким. Иногда мужиков действительно жалко. Они никогда не знают, как он себя поведет, никогда не знают – будет ли он действовать. Неудивительно, что им все время приходится что-то доказывать. В финале предполагалось, что он должен кончить ей на живот, на грудь, на лицо. Все же ему удалось чуть-чуть напрячься и выдавить ей на грудь несколько капель, и Дарби сказал, что на этом они закончат.

С клиентами все было по-другому. Ею восхищались, говорили, какая она красивая, а здесь она чувствовала себя ужасно, как кусок второсортного мяса в лавке. И в группе сначала царило такое возбуждение, а спустя некоторое время можно было подумать, что снимается документальный фильм о добыче железной руды или еще что-нибудь в этом роде. Обычно после того, как она была с кем-нибудь, Пол не мог дождаться момента, когда отвезет ее домой и сам с ней этим займется. Но на сей раз все было по-другому. По дороге домой он был так погружен в свои мысли, что с тем же успехом мог находиться и в Аризоне.

– Когда мы все смонтируем, будет отлично, – произнес наконец Пол. – Парень, конечно, сплошное разочарование, – но все, что нужно, там есть. Немного отредактируем, наложим звук, все будет отлично. – Она поняла, что он собирается сказать что-то о ней. Она ни на секунду не верила, что он выполнит свое обещание и уйдет из комнаты, когда начнутся съемки. Конечно, он был там все это время.

– Это было отвратительно, – сказал он.

Она знала, что так и получится, если Пол увидит ее с кем-нибудь, она знала, что он именно это будет чувствовать. Что она дрянь. Он всегда говорил, что она продает только тело, но верил в это не больше, чем она сама. Она делала то, что он хотел от нее, и он ненавидел ее за это. В этом и состояла правда. Буду ли я этим заниматься или не буду, все равно он будет недоволен, думала она с горечью. Если бы я только не любила его. Но это невозможно было представить. Потому что она его любила. Очень любила.

 

ГЛАВА 14

Бет Кэрол почувствовала изменение атмосферы в «Секретах» сразу же, как переступила порог салона. Обычно там царило возбужденное оживление, вызванное появлением очередной звезды. Как, например, Барбары Пейтон, этой хорошенькой блондинки, которая ходила с Франчотом Тоуном, а также и Сонни Тафтсон, и они как-то здорово подрались из-за нее в каком-то ночном клубе. Это была еще та штучка, она ходила по салону в расстегнутом халатике-накидке, надетом на голое тело, демонстрируя все свои прелести, хотя Бет не могла понять зачем. Мужчины, работающие там, не обращали на нее внимание или же приходили в ужас, а женщины считали, что это вульгарно. Она видела здесь также Шелли Уинтерс и Клер Тревор, а как-то раз даже Хеди Ламарр, когда та вставала из кресла Бобби. Это было потрясающе и странно, поскольку обычно Бобби сам приходил к ней на дом.

– Еще здесь бывали девушки, которые общались с гангстерами, вроде Микки Коэн, у которой были потрясающие драгоценности и туалеты, все они были похожи на моделей. Еще вызывающие зависть девицы на содержании у богачей, которые вертели этими богачами, как хотели. Были еще и проститутки, вроде Дру, выдающие себя за актрис или моделей. А также проститутки, которые ни за кого себя не выдавали.

У каждой из здешних женщин была своя история, особенно у тех, кто не был подружками гангстеров, кинозвездами, содержанками или проститутками. Обычно они говорили о своих детях, туалетах, диетах, каникулах, прислуге, психиатрах и декораторах. Но чаще всего о мужчинах. Если речь шла о бывшем муже, то они рассказывали о том, каких трудов им стоило добиться приличных алиментов, о том, что их не хватает на детей, и о том, что их бывшие мужья не навещают детей, а если и навещают, то покупают им множество подарков, чтобы досадить бывшим женам и представить их в дурном свете.

А что они рассказывали о своих мужьях и любовника! Можно было подумать, что все они – ничтожества, которых необходимо без конца воспитывать, чтобы они работали и зарабатывали деньги для того, чтобы эти дамы сидели здесь, наводили красоту и хвастались друг перед другом.

Но было в их тоне и еще кое-что, что Бет не могла не почувствовать. Да, презрение – безусловно, и оно было неподдельным, как будто им было противно, что эти болваны позволяют так водить себя за нос. Но еще звучал и страх. Она слышала, как именно таким тоном говорили об ее отце люди, работавшие на него, – с презрением, даже с ненавистью. Однако все они боялись его, поскольку все от него зависели. Он мог уволить их в любую минуту, даже если у него и не было никакого повода. Да, возможно, с этими дамами было так же. Ведь их мужья и приятели вполне могли найти себе другую, и тогда они оказывались на обочине. Жены переходили в категорию разведенок, единственной надеждой которых было найти себе другого мужчину, который бы стал о них заботиться.

И вот, пока их красили, причесывали, делали массаж и накладывали косметику, они обсуждали свои женские уловки, позволяющие им действовать наверняка в охоте на мужчин. Бет потихоньку училась искусству обольщения: как придерживать руку мужчины, когда тот протягивает зажигалку, как кокетливо бросать взгляды из-под опущенных ресниц… Ну и все такое. Она попробовала так себя вести тоже, и мужчины начинали волноваться. Значит, действует.

Бет хотела вертеть мужчинами, но ей также хотелось выйти замуж, принадлежать человеку, который бы любил ее и заботился о ней всю жизнь. А потом она бы завела ребеночка, который бы принадлежал ей, и тоже любила его и заботилась о нем всю жизнь. Иногда ей даже снилось, как она идет по проходу в церкви под руку с отцом. И такая красивая. Одна девушка привела бы в порядок ее лицо, наложив косметику, другая бы сделала маникюр. Бобби бы тоже был там. Причесал бы ее, надел фату. У нее было бы длинное красивое платье в стиле ретро – с высоким воротом и старинными кружевами ручной работы вокруг шеи и на манжетах. И еще длинный шлейф. Очень длинный шлейф. Она слышала органную музыку, видела белые банты, украшающую все скамейки в церкви, нарядных гостей. Пол ждет ее у алтаря в серых в полоску брюках, черном фраке с веточкой белого подмаренника из ее букета в петлице и в сером шелковом галстуке. Рядом с ним стоит шафер и волнуется, что забудет в нужный момент подать кольца. Она не хотела сосредотачиваться на лице шафера, чтобы представить его себе позже. Однако как-то само по себе получалось, что там возникало лицо Дарби. Она решила, что это неизбежно. Обычно шафером становится лучший друг жениха.

А когда няня принесет ей в первый раз малыша, он будет в голубом одеяльце. Она посмотрит ему в личико, и он откроет свои голубые глазенки, а на щечках появятся ямочки. Она погладит его по светлым волосенкам, а он вцепится в ее палец своей очаровательной крохотной ручонкой. Она спустит лямку своей нарядной ночной рубашки и почувствует, как он своим нежно-розовым ротиком сосет ее грудь, а Пол стоит у кровати с гордостью и любовью на своем красивом смуглом лице.

Все тяжелые времена останутся позади. Приедут его родители. И они будут гордиться и им, и ей. И своим внуком-первенцем. И еще Диана. Она тоже будет здесь и со слезами умиления будет смотреть на своего племянника. Иногда она даже представляла себе, что ее подружкой на свадебной церемонии будет Диана. И от этого испытывала некоторые угрызения совести, потому что это должна бы быть Линда Мэри, с которой они вместе росли и были очень близки. Но кого бы она ни выбрала на роль подружки, все равно все будет прекрасно, и самое главное, что никто не будет злиться, и все будут счастливы.

Об этом мечтали многие здесь в «Секретах» – и посетительницы, и девушки, работающие в салоне. Все они хотели найти какой-то ключик, который бы открыл дверь к счастью, пытались найти формулу, которая сделала бы их любимыми навеки.

Сегодня в салоне было так тихо, что ей даже стало не по себе. Женщина, стоящая у кассы, рыдала, вытирая слезы кружевным платочком.

– Что случилось? – спросила она девушку в регистратуре – глаза у той тоже были красными и опухшими от слез. Бет почувствовала, как по спине пробежали мурашки от страха услышать что-нибудь ужасное.

– Это Норман. С ним произошел несчастный случай. Он умер.

Норман был симпатичный паренек, постоянно крутившийся по залу. Он всегда отпускал довольно двусмысленные шуточки, но над ними невозможно было не смеяться. У него причесывалась Ширли Бут. Не может быть, чтобы он умер.

– О Господи, – произнесла Бет. – Автокатастрофа?

– Его убили, – сказала девушка едва слышно, смаргивая слезы с век.

Убили? Но ведь людей убивают только в кино. Этого не может быть.

Потом темнокожая девушка вымыла ей голову, и Бет села в кресло Бобби, который и рассказал ей о том, что произошло, своим приятным голосом, в котором, однако, чувствовалось какое-то возбуждение, как будто ему доставляло удовольствие пересказывать эту историю. Он ей сказал, что Норману нравился грубый секс и он часто фланировал по голливудскому бульвару или Айвару до большого газетного киоска, иногда крутился возле мужских туалетов в открытом кино для автомобилистов. Но на этот раз он подцепил не тех, кого следовало. Скорее всею, это были солдаты, решившие поразвлечься. Вообще-то полиции ничего неизвестно. Они знают только, что их было четверо. Потому что осталось пять грязных стаканов. Может быть, они просто переусердствовали, потому что Норману нравилось, когда его связывали и избивали. Во всяком случае, они избили его до смерти вот этой самой штукой, которой ворочают дрова в камине, – кочергой.

Они, кроме того, еще ограбили дом. Они всегда так делают. Забрали прекрасное столовое серебро, оставленное Норману его матерью, шесть наручных часов и все его золотые запонки. И еще угнали машину, что уж совсем глупо.

– Ну подумай сама, у кого хватит мозгов угонять автомобиль МДЖ-ТК 1948 года, у которого колеса со спицами? – спросил Бобби. – Фараоны найдут его за пять минут.

– Не понимаю, почему ты решил, что это солдаты, – сказала Бет. – Разве в армию берут таких?

И тогда Бобби объяснил ей, что вообще-то солдаты мальчиков не любят, они предпочитают девушек. Возможно, у них не было денег, чтобы заплатить девушке, или не было денег, чтобы купить и девушку, и выпивку, и травку. А педик сам платит, да еще и угостит и даст травки, если она у него есть. А секс он и есть секс. Плохо только, когда ситуация выходит из-под контроля. Как у Нормана.

– Ну, их поймают, – сказала Бет. – Их отправят в газовую камеру.

– Фараоны ничего не станут делать, – сказал Бобби. – Обычное убийство очередного педика. Это происходит на каждом шагу.

– Ну что ты, Бобби, – усомнилась Бет. – Такого не может быть.

– Ты знаешь хоть одного фараона, которому было бы дело до педиков? – спросил Бобби. – Вот, например, фараоны из полиции по борьбе с проституцией. Знаешь, что они делают? Они идут в мужской туалет и стоят над писсуарами, держа его руками. И ждут, когда кто-нибудь станет с ними заигрывать. Тогда они его избивают. То же самое они проделывают в барах для голубых. И в мужских туалетах открытых кинотеатров для автомобилистов.

– Какое им дело? – спросила Бет, чувствуя себя неловко, даже немного виноватой за то, что она тоже когда-то говорила или делала. – Почему люди не могут делать то, что им хочется? Кому они мешают?

– Это считается незаконным, – с озадаченным видом произнес Бобби. – «Приставание к прохожим».

– Но все же? – смущенно пробормотала она. Тогда Бобби стал рассказывать ей о всяких других случаях. О том, как между кабинками в мужских туалетах проделывают дырки и мужики просовывают туда свою штучку, а с другой стороны другой мужик сосет, и они даже не видят друг друга. Или о том, как по выходным они все собираются на бульваре Санта-Моника позади «Сейфуэй» и занимаются этим прямо на газонах, а окрестные жители просто бесятся от возмущения и звонят в полицию.

Чем больше Бобби рассказывал ей об этом, тем противнее ей становилось. Глядя на него в зеркале, она не могла себе представить, что он способен на подобное. Но ведь он же наверняка рассказывает о себе, решила она. А иначе откуда ему знать обо всем этом?

Их глаза встретились.

– Ты неправильно обо мне думаешь, – сказал он, покраснев.

– Я ни о чем не думаю, – быстро ответила она, тоже залившись краской. – Я просто не понимаю, зачем они это делают, чего хотят.

– Настоящей любви, – ответил он.

– Таким способом? – спросила она.

– Да, – ответил он.

Вечером, Бет, стучась в двери дома на Голливудских холмах, все еще думала о том, что произошло с Норманом. Бедняга – весь в крови, с головой, раскроенной кочергой. Еще она думала и о других мужчинах, которые, как сказал ей Бобби, были голубыми. Среди них немало кинозвезд, которых студиям приходится защищать. Рок Хадсон, например. Этому невозможно было поверить. Такой высокий, красивый, мужественный. Бет где-то читала, что он когда-то водил грузовик. Ребята в салоне действительно были женственными, особенно некоторые из них, такими же женственными, как и многие девушки, посещающие его. Но Рок Хадсон? И еще ходили слухи о некоторых других. Рандольфе Скотте и Кэри Гранте. Тайроне Пауэре. Джеймсе Дине, который, как уверял Бобби, любит, когда о его кожу гасят сигареты. Уолли Коксе и Марлоне Брандо. Он рассказал ей о всех тех гадостях, которые они делали друг с другом, о том, что они только не запихивают друг в друга. Откуда только становится все известно! Одна мысль о том, как два мужика целуются, вызывала у нее тошноту.

Она, конечно, целовала девушек, и они ее целовали, но это просто потому, что этого желали видеть мужчины, и потом, девушки никогда не относились к этому серьезно. Настоящая любовь. Именно этого они и ищут, как сказал Бобби. Это вызывало у нее самое сильное удивление. Господи, до чего же все сложно, запутанно, до чего же все отличается от того мира, в котором она росла и воспитывалась, когда мужчина и женщина женились, заводили семью, детей.

Когда дверь открылась, чтобы ее впустить, она услышала громкую музыку, доносившуюся из проигрывателя. В комнате было полно дыма, так что у нее защипало глаза. Восемь или десять человек, находившихся в комнате, пребывали в различной стадии одетости, а также опьянения. Раздавались взрывы хохота. Кто-то сунул ей в руку стакан с какой-то жидкостью.

Один парень целовал девушку, запустив руку в вырез ее платья. На диване сидел еще один с расстегнутыми брюками, а девушка, стоящая перед ним на коленях, энергично работала ртом. Через дверь, ведущую в спальню, слышались стоны и вскрики. На низеньком столике, раскинув руки и ноги, лежала девушка, другая просунула голову между ее ног, обтянутых черными сетчатыми чулками, пристегнутыми к черному поясу и обутыми в замшевые туфли на высоких каблуках. Девушка на столе приподнялась на локтях, демонстрируя свои огромные груди с коричневыми сосками. Несколько мужчин с увлечением наблюдали за ними. Бет заметила презрительный изгиб ее тонких губ, когда она обвела комнату своими прищуренными глазами. На голове возвышалась башня из обесцвеченных волос. Это была Ферн Дарлинг, девушка из автобуса.

Бет Кэрол почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, когда их глаза встретились. Она увидела, как на лице Ферн появилось озадаченное выражение, та явно пыталась вспомнить, где она ее видела, затем мысленно отмела новую прическу Бет Кэрол, ее неяркую косметику, элегантное платье. Бет вся сжалась от неловкости, когда увидела, что Ферн наконец узнала ее. Затем с издевательской усмешкой она оттолкнула от себя другую девушку и переменила позу, предлагая себя Бет. Волосы на ее лобке были выбриты в форме сердечка и покрашены в розовый цвет.

Кто-то сменил пластинку. Какой-то мужчина налетел на стенку и разбил свой стакан, рассыпавшийся по полу мелкими осколками. Бет повернулась и выскочила через открытую дверь прямо в теплую калифорнийскую ночь, с ее ухоженными клумбами, тощими пальмами, широкими чистыми улицами и воздухом, напоенным ароматом апельсиновых деревьев.

 

ГЛАВА 15

И тем не менее Бет знала, что с каждым днем выглядит все лучше и лучше, как будто такая жизнь идет на пользу ее внешности. Однако по мере того, как шло время, она чувствовала себя все более и более растерянной. Мир вокруг казался ей каким-то нереальным. Здесь не было настоящего, не было понятия «сейчас». Не было и прошлого. Но ведь когда-то все были обычными детьми, у которых имелись мамы и папы, братья и сестры, которые росли в небольших домиках в Платте, штат Небраска, или Де-Мойне, штат Айова, или хотя бы в Кур Д'Ален, штат Айдахо, учились в школах, переживали из-за отметок, из-за отношения к себе своих товарищей. Старались сделать кому-то приятное, старались, чтобы их любили.

Со всеми этими мыслями ей помогали справиться транквилизаторы. Иногда она принимала по четыре штуки в день, а иногда, забывая, принимала ли таблетку или нет, на всякий случай глотала еще одну, если ей было не по себе. Это и еще коктейли из рома или водки с лимонным соком. Она полюбила их. Они были приятны на вкус, придавали смелости.

Она оступилась, выходя из машины, и ухватилась за дверцу, чтобы не упасть.

– С тобой все в порядке? – недовольно спросил Пол.

– Разумеется, – с достоинством ответила Бет, расправляя плечи.

– Я вернусь после занятий, – сказал он, глядя на часы. Не на те дорогие золотые часы, которые были на нем в день их первой встречи. Те исчезли одновременно с «ягуаром». Эти были подешевле, сортом похуже. Все упиралось в деньги. Бедняга Пол. Он из-за этого постоянно пребывал в мрачном расположении духа. – Если я немного задержусь, спустись в холл и сделай вид, что ты приезжая, – добавил он.

– Знаю, знаю, – небрежно бросила она, отворачиваясь, чтобы не испытывать боли, видя, как он уезжает, бросая ее на произвол неизвестного мужчины, ожидающего ее за дверью. Конечно, без его поддержки ей тяжелее, подумала она, направляясь в сторону одного из домиков позади гостиницы «Беверли Хиллз». Но она не могла сказать об этом Полу, чтобы не злить его.

Ночь была сказочная, светила огромная луна, и черное небо было усеянно множеством ярких звезд. Она легко различила Большую Медведицу – созвездие было похоже на рисунок из ее школьного учебника. Она слышала, как трещат в ночи цикады. Наконец собралась с духом и позвонила.

Ей сразу стало легче, когда она увидела лицо открывшего ей дверь мужчины. Можно было подумать, что он и сам не знал, чего ожидает, а тут вдруг ему принесли чудесный, роскошный подарок, завязанный серебряными ленточками. И этим подарком была она. Он к тому же заказал шампанское. Она увидела в другом углу бутылку, охлаждающуюся в ведерке.

– Меня зовут Джейн, – робко произнесла она.

– А меня Уилбир, – ответил он, беря ее за руку. – Просто не могу поверить своим глазам. Ты самая красивая девушка на свете.

– Спасибо, – сказала она, испытывая настоящую радость. Как ей нравилось, когда ей говорили такие слова, как ей нравилось, когда ею восхищались. Она начинала чувствовать свою власть, чувствовала себя более уверенной, ей казалось, что она может заставить любого сделать ради нее все на свете. Покорить мир и бросить его к ее ногам.

Он начал суетиться, упрашивая ее присесть и открывая шампанское. Она заметила, что он по-настоящему волнуется, и подумала, приходилось ли ему раньше платить за любовь, решив, что если нет, то это даже очень мило. Наконец он смог извлечь пробку из бутылки, зализ пеной все вокруг, и он протянул ей бокал с гордым видом победителя.

– Спасибо, – сказала она, осушая его и отодвигая бокал подальше, чтобы он не смог его снова наполнить. Еще до приезда сюда она выпила три ромовых коктейля. Или, может быть, четыре? Во всяком случае, алкоголь ей помог, немного ее успокоил.

Потом он рассказал ей, что недавно овдовел, что он приехал из Сан-Диего, где является владельцем военного завода, выполняющего государственные заказы, и, может быть, она как-нибудь смогла бы приехать туда и он показал бы ей свой завод. Он сказал, что у него работают тысяча рабочих.

– А теперь расскажи о себе, – сказал он, придвигаясь к ней поближе и жарко дыша.

– А я учусь в Лос-Анджелесском университете, – серьезно сказала она, кладя ладонь на его руку, поглаживая ее. Шампанское, выпитое после этих трех или четырех коктейлей, подействовала на нее возбуждающе. Да еще эти таблетки…

– Ужасно, что малышке приходится этим заниматься, – сказал он, понижая голос, и, обхватив ее за талию, прижался к ней, и его губы скользили по ее щеке, по ее волосам. – Это несправедливо, что мерзкие старики запихивают в нее свои штучки, чтобы малышка могла учиться в университете.

– Ну вы такой славный, – сказала Бет Кэрол, откидываясь на спинку дивана, чувствуя, как его рука гладит ее бедра, задирает юбку. Голова ее кружилась. Теперь он, тяжело дыша, поднес ее руки к своим брюкам, чтобы она расстегнула их и вытащила его член.

Он стал стягивать штаны, и она увидела, что клиент уже готов.

– Иди сядь мне на коленки, – произнес он охрипшим голосом, спуская брюки. – Иди сядь на большую папочкину штучку.

Он потянул ее на себя и, разведя ей ноги, направил рукой свой член в нее. Бет почувствовала его внутри себя и стала двигаться вперед-назад, глядя на его лицо, пока он снимал ее блузку, расстегивая бюстгальтер и, наклонив голову, начал сосать ее соски.

– Малышке это нравится? – залепетал он.

– Да, да, – произнесла она, задыхаясь, но он вытащил член из нее и отнес ее в спальню, где осторожно положил на широкую кровать.

Она лежала и смотрела, как он раздевается. Возится с запонками, расстегивает рубашку. Забавно, все мужики все-таки становятся в определенном возрасте очень похожими друг на друга – у всех намечается лысина, брюшко, все носят очки. Затем он склонился над ней и начал сосать ее губы, лизать веки, а она, постанывая, гладила его член.

– Я хочу, чтобы ты меня попросила об этом, – прошептал он.

– Да, да, – пробормотала она.

– Только мамочка не должна нас видеть, а то она ужасно рассердится. Мы не скажем мамочке, что папочка делает с малышкой, правда? А то она очень-очень рассердится. А теперь скажи, малышка. Скажи мне: «Папочка, пожалуйста, потрахай меня. Я не скажу мамочке, что ты со мной делаешь. Я обещаю».

Она изо всех сил пыталась произнести слова, которые он подсказывал ей, пока он гладил ее, ласкал, целовал, лизал ее пальцы ног и соски.

– Ну скажи, малышка, – шептал он, обжигая ей ухо горячим дыханием. – Скажи, пожалуйста.

В полутьме его лицо было невозможно разглядеть, а его слова, эти ужасные вещи, которые он требовал, чтобы она произнесла, так и звучали в ее ушах.

– Папочка, – прошептала она, обнимая его за плечи и глядя ему в лицо. – Ох, папочка, – проговорила она, и в это мгновение лицо, маячившее перед ней, обрело знакомые и любимые черты – маленькие серые глаза, пухлый чувственный рот, даже большие мочки ушей. Лицо ее отца. Все же он наконец снизошел до того, чтобы заметить ее, оценить любовь к нему, принять и полюбить. Он собирался с ней сделать то, о чем она в душе давно мечтала, и это было так просто. Ей нужно было только попросить об этом. Сказать ему это. Позволить ему это. «Папочка, я хочу, чтобы ты меня потрахал». – Вот и все.

– Ах ты, маленькая сучка, – говорил мужчина, – скажи папочке, чтобы он потрахал тебя. Говори. Говори.

– Папочка, – заныла она, но его терпение кончилось, и он вставил в нее свой член, пока она старалась сфокусироваться на его лице, на лице своего отца.

И где-то в глубине сознания она понимала, что это неправильно, что не так должен папочка демонстрировать свою любовь к ребенку, что она не этого хотела, не об этом просила. Но она почувствовала, что его член пронзил ее, что его руки прижимают ее к себе, крепко держат ее, несмотря на все ее попытки вырваться.

Откуда-то до ее слуха донесся жуткий вопль, в котором слышались такая боль, такая тоска, что Бет просто не могла вынести его, не могла поверить, что этот крик издала она сама.

Мелькали красные огни, слышался вопль сирены. На тротуарах стояли люди и смотрели, как мимо них проносится «скорая помощь» с Бет Кэрол. Лежа на носилках, Бет то приходила в себя, то снова погружалась во тьму, она просто-таки физически ощущала радость прохожих из-за того, что в машине не они. Все было зыбко и нечетко, как на телеэкране, затем перед глазами возникла белая пелена.

Открыв глаза, она увидела белый потолок, белые стены, белые простыни, покрывающие ее. Она поморщилась, увидев, что в руку ей воткнута игла, прикрепленная к капельнице. На стуле у окна сидел Пол, закрыв лицо руками. Ой, как же он разозлился, подумала она, как бы в полусне. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить, что же произошло. Вспомнила лицо отца совсем рядом со своим лицом, его руки, крепко обнимающие ее. Он просил что-то ему сказать. Но что же? – думала она. Ведь он ее совсем не любит, и, кроме того, он так рассвирепел тогда из-за Бадди. Но все же он обнимал ее и о чем-то просил. О какой-то услуги. Но о чем? О чем? Она снова открыла глаза. Пол смотрел на нее, его лицо такое бледное, несмотря на загар. На нем была та самая куртка, что и в день их знакомства на автовокзале.

– Как ты могла так со мной поступить? – спросил он.

О чем это он? Бет нахмурилась, пытаясь понять. Она лежит в больнице с капельницей в руке, а он рядом с ней на стуле. А она до этого сделала ему что-то плохое. Она посмотрела на него и испытала прилив нежности, заметив страх в его глазах.

– Где я? – спросила она.

– Ты в больнице – Военном синайском госпитале, в психиатрическом отделении, – сказал он, как будто не веря своим словам. – На третьем этаже, единственном, который они запирают.

– Но почему? – спросила она.

– Потому что ты чокнулась, вот почему, – ответил он. – И еще у тебя обезвоживание и недоедание. – Он провел руками по волосам и добавил чуть не плачущим голосом, глядя на нее с беспомощностью: – Мне ведь только двадцать два.

Бет совершенно не понимала, что он имеет в виду. Зачем он сказал это. Она знала, сколько ему лет.

– Они хотят продержать тебя здесь несколько дней, – сказал он. – Они хотят, чтобы ты немного окрепла, сделать кое-какие анализы. Они хотят, чтобы ты побеседовала с кем-нибудь из них, с психиатром. Ты же знаешь, как это бывает с врачами. Уж коли попадешь им в руки, они так просто от тебя не отстанут.

Бет даже почувствовала некоторое облегчение. Она будет просто лежать, сестры станут приносить ей еду. С ней будут возиться, измерять температуру, ей ничем не придется заниматься. Значит, они хотят, чтобы она поговорила с психиатром. Ну что ж, она слышала, как все эти женщины в «Секретах» рассказывают о своих психиатрах, и ей было интересно, что чувствуешь, когда разговариваешь с ними и тебя внимательно выслушивают и отнесутся серьезно к твоим проблемам. Да, конечно, они тебя выслушают, но это лишь прелюдия для того, чтобы им самим рассказать о себе и услышать в ответ, какие они замечательные. Она смотрела на Пола, который теперь ходил взад-вперед по палате, время от времени выглядывая в окно. Ему необходимо успокоиться. Он просто заболеет, если не возьмет себя в руки.

– Как я смогу оплатить все это? – спрашивал он, – Что мне делать?

Бет подумала о деньгах, о безделушках, спрятанных между страницами книжек Дианы, в складках платьев Дианиных кукол, сидящих на полках, с которыми она иногда играла, придумывая истории их жизни, как они делали с Линдой Мэри, когда она была совсем девчонкой.

Она смотрела на него, качая головой.

– Если бы я только мог получить свой трастовый чек, – сказал он с отчаянием в голосе. – Если бы я только мог связаться с родителями.

– Пол, но ведь тот служащий, который занимается твоими чеками, должен был вернуться из отпуска через две недели. А прошло уже два месяца. Какой банк дает своим работникам двухмесячный отпуск? Ерунда какая-то.

Он стоял, отвернувшись, краска покрыла его лицо и шею.

– Знаешь, я не очень-то верю, что у тебя существует трастовый фонд, – сказала она задумчиво. – Думаю, правда то, что мне когда-то сказал про тебя Бобби: ты торгуешь наркотиками, поэтому-то мы и ездили во все эти места и ты вечно исчезал то в мужском туалете, то на стоянке. Все эти дешевого вида девицы и подозрительные парни – ты чувствовал себя с ними в своей тарелке. Я говорила Бобби, что он ошибается, и что ты не можешь заниматься наркотиками. Ведь ты живешь в имении родителей, где есть даже озеро, и все эти машины, и целая бригада уборщиков и все такое.

– Ну посуди сама, малышка, – огрызнулся он. – Если бы я торговал наркотиками, то зачем бы я стал ломать себе голову, как вытащить тебя отсюда? Я бы просто-напросто продал партию наркотиков.

– Тебе просто нечего продавать, – тихо сказала она. – Да, я знаю, что вы с Дарби думали, что я ничего не понимаю из ваших разговоров, и поначалу я действительно ничего не понимала. Но потом в «Секретах» я слышала разговоры, что сейчас ничего нет, и это было даже предметом шуток, они смеялись и говорили, что, может быть, им стоит выяснить у Боба Митчела, не осталось ли у него чего-нибудь после его провала. Или, возможно, у Микки Коэна, потому что его магазин расположен по соседству и по-соседски он должен помочь. Ваша беда в том, что вы считаете, что девушки ничего не знают. Но со временем я сопоставила кое-какие факты, и получается, что Бобби прав. Ты и в самом деле торгуешь наркотиками.

Он с ненавистью смотрел на нее, сжав зубы.

– Ты хочешь заниматься большими делами, стать владельцем студии, – сказала она. – Но ведь про это будут помнить.

– Я не собираюсь слушать всю эту чушь, – резко произнес он, – и меня не касается, что с тобой будет. – И добавил с издевкой: – Не звони мне, малышка. Я сам тебе позвоню.

– Поэтому-то ты и был в тот вечер на автовокзале, – сказала она. – В том пакете, что тебе передали, были наркотики.

Он стоял и смотрел на нее, засунув руки в карманы брюк. Затем поправил галстук, одернул рубашку и направился к двери, как будто принял какое-то серьезное решение, как будто решил вычеркнуть ее из своей жизни. Как будто она и не лежала здесь на кровати, как будто ее вообще здесь не было. Но ведь он не может этого сделать, с ужасом подумала она. Он не может просто так уйти и оставить ее одну. Она же любит его. И он любит ее.

– Я донесу на тебя! – закричала она. – Вот увидишь, ты преступник!

Он остановился как вкопанный и сказал, положив руку на ручку двери и не оборачиваясь:

– Можешь меня не запугивать, Бет Кэрол. – В голосе его прозвучала горечь. – Я не собираюсь уходить.

– Я люблю тебя, Пол, – сказала она.

– Я тоже тебя люблю. – Он вздохнул и, медленно приблизившись, сел на кровать и обнял ее.

Бет прижалась к нему, чувствуя его теплоту, ощущая запах его лосьона, ощущая и еще кое-что: торжество. Я победила, подумала она.

– Ты права, – сказал он, покачивая ее. – Я действительно продавал наркотики. Правда, неопасные. Всего лишь марихуану.

– Но почему? – прошептала она.

– Это из-за отца, – ответил он. – Он лишил меня содержания. Он давит на меня, чтобы я отказался от мысли заниматься кино. И я должен буду поступить в Коммерческую Высшую школу Вартона, а после ее окончания вступить в дело отца.

– О Боже, – сказала она. – Какой кошмар.

– Ты же понимаешь, что я не могу сделать этого, малышка, – прошептал он, касаясь губами ее волос. – Мне легче умереть, чем согласиться на это.

– Конечно, понимаю, милый, – сказала она. – Конечно, понимаю. – Она легкими движениями стерла слезы с его и со своих щек. Какой же он целеустремленный, как верен своей мечте, какой сильный. Он действительно такой замечательный, как она и думала вначале, прежде чем в их жизни стали происходить вещи, заставившие ее в нем усомниться.

– Так, значит, ты действительно из-за этого был там в тот вечер, когда мы встретились, – сказала она.

– Да, это правда, – слегка дрогнувшим голосом произнес он. – И какое счастье, я встретил тебя. Я просто не поверил своим глазам, когда увидел тебя. Это было как сон.

– Мне тоже так показалось, – сказала она. – Скажи, ты действительно подумал, что узнал меня, милый? Потому что иногда мне в голову приходила мысль…

– Конечно же, я подумал, что знаю тебя, малышка моя, – сказал он. – Конечно.

– Однажды, когда ты разозлился на меня, ты сказал, что знаешь, что я сбежала, что я бродяжка, – сказала она. – Ты же видишь мои шрамы.

– Но это было уже позже, – успокоил он, приподняв пальцем ее подбородок и глядя ей в глаза, и ей показалось, что она вся полна им, что, кроме них, в мире больше не осталось никого. – Знаешь, ведь не только ты можешь сопоставлять кое-какие факты и делать выводы.

– Милый мой, – вздохнула она.

– Ты ошибаешься только в одном, – сказал он, прижавшись губами к ее волосам. – Никто ни о чем не будет помнить. По крайней мере, в этом городе. У него нет памяти.

В дверь, толкнув ее плечом, вошла медсестра в накрахмаленном халате с подносом в руках. Она улыбнулась, увидя их.

– А теперь, молодой человек, вам надо уходить, – сказала она, ставя поднос на тумбочку около ее кровати. – Часы посещения закончились.

Пол улыбнулся своей обворожительной улыбкой и, нагнувшись, быстро поцеловал Бет в губы.

– Я рад, что ты все знаешь, – прошептал он. – Мне стало легче, когда все открылось.

– Я люблю тебя, – сказала она.

После того как медсестра взяла на анализ ее кровь, мочу и измерила температуру, Бет выключила свет в палате и откинулась на подушку, удивляясь тому, что у нее хватило смелости бросить вызов Полу, угрожать ему. Но как же она была счастлива, что смогла сделать это. Она была счастлива, что наконец-то узнала правду. Это объясняло и бесконечное пребывание семьи на Ямайке. Они просто выжидали. Ей не надо было складывать по кусочкам эту головоломку. Она была уже рада, что находится в больнице, что здесь нет ни таблеток, ни алкоголя, ни лапающих и использующих ее мужчин.

Ну, в сущности, она не могла их винить. Уж если кто и использовал ее, так это Пол. Но сейчас все между ними прояснилось. Они любят друг друга. Бет Кэрол вспомнила, какую нежность она испытывала к нему, когда они сидели здесь, на ее кровати, обнявшись, и лицо его было мокрым от слез, она и сейчас чувствовала на кончиках пальцев их влагу. Пол Фурнье плакал из-за нее. Какой же он милый, какой хороший.

При свете луны, проникающем сквозь окно, она как бы видела его. Он был обнажен и приближался к ней, а на лице его светились любовь, нежность, желание. Она представила себе его спортивную походку, его широкие плечи, темные курчавые волосы, покрывающие его грудь и живот и доходящие до паха. Его член был твердым и возвышался над пушистыми яйцами среди густых вьющихся волос, покрывающих внутреннюю сторону бедер. Она должна была быть готова принять его, она должна быть еще влажной после другого мужчины. Это всегда его возбуждало необыкновенно, он даже не мог доехать до дома, чтобы не овладеть ею. Они обычно не проезжали и квартала, как он начинал сдирать с нее трусики, задирать ее юбку, кусать ее соски и вонзать в нее свой член, громко крича при оргазме. Ее также сильно возбуждало то, что он так сильно хотел ее, и она тоже начинала стонать, может быть, даже громче, чем он. При этой мысли она почувствовала, что краснеет.

Бет подумала о всех тех мужчинах, с которыми она была за эти два месяца. Об их восхищенных взглядах, о том, как они ценили ее, о том, как ей нравилось, что им было с ней настолько хорошо, что они были готовы заплатить за это деньги, платили ей дополнительно, потому что им нравилось разговаривать с ней, слушать себя и свои собственные слова, которые они больше не могли никому в жизни сказать. Она вспомнила того молодого лысеющего мужчину, который постоянно приглашал ее и обращался с ней как с королевой. Она, пожалуй бы, даже не удивилась, если бы узнала, что он немного в нее влюблен. Она чувствовала это. Каждый раз, когда он приглашал ее, она ждала, что он сделает ей предложение. Квартиру, безопасное и безбедное существование. Некоторые другие тоже были готовы на это.

Однако все они не имели для нее ни малейшего значения. Ничто не могло сравниться с тем, как оживала она, чувствуя на своих губах губы Пола, когда все ее тело вибрировало от его прикосновений. Ничто не могло с этим сравниться.

Тем не менее в ее мозгу начали роиться сомнения относительно Пола, относительно всего того, что он ей сказал. В конце концов, он ей уже так много лгал. Почему она должна верить ему сейчас?

 

ГЛАВА 16

Пол не шутил, когда сказал, что третий этаж госпиталя запирается. Темнокожий санитар, который вез ее на кресле, отпер два замка, чтобы открыть дверь. Даже крохотное окошко палаты было зарешечено. Бет решила, что это сделано для того, чтобы никто не смог разбить его стулом, а может быть, и не поэтому, поскольку окошко было таким малюсеньким, что, даже разбив его, невозможно было бы через него выбраться.

Но, кажется, никто и не стремился к этому. Когда ее вывозили в кресле для проведения каких-либо исследований, большинство больных просто сидели в своих халатах и смотрели в пустоту. Медсестры сказали ей, что им дают какие-то новые средства. Несколько раз она просыпалась ночью от криков, от торопливых шагов санитаров и медсестер по коридору. Но это было скорее исключением из правил и происходило чрезвычайно редко. Обитые матами стены, смирительные рубашки – все это уже давно вышло из употребления, как ей с радостью доложили медсестры.

Большинство больных были женщины, и большинство из них, как рассказали медсестры, попали сюда из-за чувства тревоги или депрессии. Сестры к ней очень хорошо относились, возможно, из-за того, что она была здесь самой молодой. Они причесывали ее, красили ей ногти, всячески баловали. И еще они любили сплетничать о других пациентах, особенно о тех, кого только что привезли. Здесь были две больные чуть постарше нее, только что родившие, страдавшие тем, что называют родовой депрессией или даже родовым синдромом. Это случается, когда происходят какие-то гормональные нарушения, молодая мать не может ухаживать за своим ребенком, все время плачет и даже пытается его убить. Убить ребенка? Она даже подумала, что сестры так своеобразно шутят, но потом поняла, что это, должно быть, правда. Две пациентки пытались покончить с собой, и это Бет хорошо понимала. Понимала отчаяние и стыд, чувство собственной ненужности, толкнувшее их на страшный поступок.

Но больше всего медсестер приводило в возбуждение появление пациента в одной из специальных палат. Обычно это бывали кинозвезды с припадками белой горячки, которые, упившись до последней степени, крушили ресторанные столики, или бегали с ружьем за женой, или же глотали целую упаковку снотворных таблеток из-за несчастной любви к другой кинозвезде. Господи, медсестры вели себя в этих случаях как свихнувшиеся поклонницы.

Однако еще сильнее они волновались, когда появлялся психиатр, интересный мужчина, у которого когда-то была большая практика на Бедфорд-Драйв, там имели свои кабинеты почти все местные психиатры. Медсестры в шутку называли это место «Кушеточное ущелье». У него лечилось множество киноактеров, директоров и продюсеров, других всевозможных шишек и просто богатых дам, навещающих своих психиатров между посещениями салона красоты и ресторана. У него была красивая жена, двое детей и дом с бассейном в Беверли Хиллз. Один из его пациентов как-то ухитрился приподняться на кушетке во время консультации и увидел, что его психиатр сидит в большом кожаном кресле и рыдает.

Пациент был необыкновенно растроган, решив, что этот парень действительно сочувствует и сопереживает ему. Потом это случилось еще раз, уже с другим больным. И еще, и еще. Наконец психиатрическому обществу стали известны его странности, так он очутился здесь, в клинике.

Медсестры были возбуждены до предела. Они только о нем и говорил. Как они объяснили Бет, дело было в том, что врачи обращались с ними как с людьми третьего сорта. Они должны были вставать при их появлении, открывать для них дверь, ну и выполнять всякие прочие обязанности, казавшиеся им унизительными. И поэтому они испытывали что-то вроде злорадства, но Бет это не нравилось, поскольку психиатры как боги. И все это знают. Они не имеют права разваливаться, как простые смертные. Это нарушает порядок вещей.

Но как бы там ни было, чувствовала она себя прекрасно. Покой, сон, хорошее питание сделали свое дело. У Бет налились груди, бедра, в глазах появился живой блеск, и когда она смотрела на свое отражение в зеркале, то видела в них что-то новое. Возможно, жажду жизни. Что-то такое…

Пол тоже это заметил. О, он был таким внимательным. Приходил к ней каждый вечер после ужина и приносил великолепные розы на высоких стеблях, над которыми ахали и охали медсестры и из-за которых ее немного поддразнивали. Он сказал, что ей не о чем беспокоиться, потому что он нашел деньги, чтобы заплатить за ее пребывание в больнице. От этих слов у нее мурашки пробежали по спине, поскольку это, возможно, означало, что он снова стал торговать наркотиками. Но он, конечно, мог занять деньги и у Дарби. Скорее всего, у Дарби, поскольку, похоже, у того неплохо пошли дела.

Каждый день в больницу приходили добровольные помощники, они приносили больным различные газеты и журналы. Их звали «карамельками», потому что на них были бело-розовые полосатые переднички. В основном это были пожилые дамы, хотя попадались и молодые девушки из богатых семей. Бет была рада, когда приходили пожилые дамы, их сочувствие ее не унижало, чувствовалось, что их родная дочь может оказаться в таком положении. Но когда приходили девушки помоложе, многие из которых были незамужними, несмотря на зрелый возраст, в основном принадлежавшие к богатым и известным семьям, вроде семьи Пола, из тех, что устраивали благотворительные балы или посещали больницы, когда не были заняты покупкой дорогих и роскошных туалетов, или верховыми прогулками, или еще чем-нибудь в этом роде, то Бет чувствовала большую неловкость.

Но тем не менее она с интересом просматривала журналы мод, приносимые «карамельками», и однажды, сидя в кресле у окна, обратила внимание на несколько страниц со снимками, сделанными Дарби. И как она ни ревновала Пола к Дарби, не могла не признать, что его снимки были самыми лучшими. Еще пристрастилась к чтению газет. Особенно колонок, рассказывающих о светских новостях. Ей доставляло удовольствие произносить имена Доэни, Доквейлера, Хотчикса, Дугласа, Чандлера. Она старалась заучить их наизусть.

Ей также нравилось просто сидеть и смотреть в окно. Прямо внизу был небольшой парк, где детей катали на пони, карусели и еще кое-какие аттракционы, а еще буфет, где родители могли купить горячие сосиски, гамбургеры, коку, сахарную вату и воздушные шарики.

Забавно, думала Бет, когда санитар вез ее вдоль коридора. Она сбежала из дома, чтобы не попасть в подобное место, и все же она здесь. И тут совсем неплохо. Медсестры очень милые. К ней нередко забегают молодые врачи и ординаторы просто поболтать. И одна из врачей была даже девушка, что казалось странным не только ей, но и сестрам, которые испытывали некоторое смущение, общаясь с ней. А еще вкусная еда, забота. Медсестры рассказывали, что некоторые пациенты просто приходят сюда, когда чувствуют, что жизнь на воле слишком сложна. Так что можно было сказать, что она попала в добрую и заботливую семью, и здесь совсем не страшно, совсем не так, как она раньше думала. Иногда ей даже приходило в голову, что было бы не так уж плохо остаться здесь навсегда.

Санитар остановился напротив двери с табличкой «Доктор медицины Марк Росс», исполненной золотыми буквами. Ага, значит, это кабинет заведующего отделением, ей придется впервые встретиться с ним. Бет с трудом сглотнула, чувствуя в животе неприятный холодок. Интересно, что он о ней подумает? Одна из медсестер причесала ее и завязала волосы розовой лентой. Губы она покрасила помадой такого же розового цвета. На ней была красивая розовая ночная рубашка и такого же цвета кружевной пеньюар, который ей принес Пол. Ногти были покрыты лаком такого же розового цвета, что и помада, и лишь в последнюю секунду Бет заметила, что сломала ноготь большого пальца. Вид этого сломанного ногтя так расстроил ее, что она как-то не сообразила взять пилочку и придать ему хоть какую-то форму. Он был отвратительным, с неровными зазубринами, и она зажала его другими пальцами, все время думая о том, чтобы его не показывать.

Это была большая угловая комната с шестью окнами, три из которых выходили на Голливудские холмы. На полках было множество медицинских книг в кожаных переплетах, а на низеньком датском журнальном столике разбросаны многочисленные медицинские журналы. Еще стоял низенький диван, несколько стульев, расставленных вокруг другого столика современного дизайна, над ним на стене висело множество дипломов и грамот в рамках. Полуденное солнце заливало комнату и почти ослепило ее, и она могла различить лишь силуэт человека, стоявшего перед ней. Он повернулся, прошел несколько шагов, сел в кожаное кресло у стола и широко улыбнулся. Бет услышала, как закрылась дверь.

Она с некоторым испугом посмотрела на него и увидела его доброе открытое лицо, веселые искорки в синих глазах, почувствовала исходящую от него доброжелательность и понимание. Она сразу же прониклась к нему симпатией, как будто была знакома с ним всю жизнь, как будто они уже миллион раз бывали в подобной ситуации, и он всегда помогал ей.

– Меня зовут доктор Росс, – сказал он, положив локти на стол и соединив пальцы рук. На нем был белый пиджак, белая рубашка и темно-бордовый галстук в полоску.

– Меня зовут Бет Кэрол Барнз, – робко произнесла она, пожимая протянутую ей руку и не желая отпускать ее никогда. Ей хотелось думать, что он не заметит сломанного ногтя.

– Так сколько вы уже у нас? Пять дней? – спросил он, листая находящуюся перед ним историю ее болезни. Она была просто огромная, забитая какими-то бланками разных цветов. Похоже, здесь страниц пятьдесят – шестьдесят, в которых занесено каждое ее слово, каждое яйцо всмятку, которое она съела. Она почувствовала, как пересохло у нее во рту. Интересно, думала она, что же еще написано там про нее.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.

– Намного лучше, спасибо, – пробормотала она.

– У вас был сильный приступ, – сказал он спокойно. Бет напряглась, видя, как он ждет ее ответа, просматривая свои бумаги.

– Ты же, наверное, слышала о доверительных отношениях между врачом и пациентом, Бет? – спросил он, и голос его прозвучал с такой теплотой, с такой добротой.

Черт подери, ей не устоять перед этой доброжелательностью. Она почувствовала, что вот-вот заплачет. Она медленно покачала головой.

– Понимаешь, все, что пациент рассказывает доктору, это полная тайна, – сказал он с улыбкой, подталкивая ее на откровенный разговор. – Даже в суде мы не имеем права рассказывать ни о чем, что узнали от пациента. Ты меня понимаешь?

– Да, – сказала она.

– Вот тебя нашли обнаженной, без сознания в одном из домиков позади гостиницы «Беверли-Хиллз», – сказал он, читая какую-то страницу. – Кто-то, не назвав себя, позвонил в полицию.

– А, – сказала она.

– Когда тебя осмотрели в приемном покое, то стало ясно, что незадолго до этого у тебя были с кем-то интимные отношения. Она кивнула.

– Ты не хочешь поговорить об этом? – спросил он.

– Ну, я встретила этого мужчину, он мне показался очень симпатичным, – сказала она. – И когда он предложил зайти к нему выпить бокал шампанского, я решила, почему бы и нет. – Она умоляюще посмотрела на врача. – Он был очень приличный человек, – добавила она. – У него большой завод в Сан-Диего, там работает тысяча человек. Он пригласил меня как-нибудь приехать и посмотреть его завод.

– Он заплатил тебе за то, что имел с тобой интимную связь? – ласково спросил он.

– Нет, что вы! – с оскорбленным видом ответила она. – Просто он мне понравился. Он очень сильный, и, когда он мне это предложил, я согласилась.

– И как ты считаешь, что же произошло? – спросил он. – Такие вещи с тобой часто происходят?

– Что именно? – не поняла она.

– Ты раньше часто теряла сознание во время интимных отношений?

– Ну, я часто хожу на вечеринки, – ответила она неопределенно. – Знаете, как это бывает. Немного выпьешь. Поздно ложишься. Забываешь поесть.

– Так, значит, было именно так, – сказал он, делая у себя какие-то записи.

– Да, мне так кажется, – сказала она. – По крайней мере, мне ничего другого в голову не приходит.

– Твои родители живут здесь, в Лос-Анджелесе? – спросил он.

Бет так и застыла, чувствуя, как в груди снова зарождается страх.

– Как хочешь, – сказал он ей, – ты мне можешь рассказать абсолютно обо всем, ты же знаешь.

– Я живу у своего друга, – сказала она. – Он из старой калифорнийской семьи. Сейчас они уехали.

– Так, значит, ты не из Лос-Анджелеса? – подсказал он.

– Нет, нет, – призналась она. – Я из Айдахо.

– Твои родители знают, что ты здесь? – спросил он. Она покачала головой.

– Почему бы тебе не связаться с ними и не сообщить о себе? Они, наверное, волнуются.

– Нет, – ответила она.

– Почему ты так в этом уверена, Бет Кэрол? – спросил он.

– Я знаю, – угрюмо сказала она.

– Это имеет какое-нибудь отношение к шрамам на твоих запястьях? – спросил он. – Что заставило тебя это сделать?

– Если вы думаете, что я хотела себя убить, то вы ошибаетесь, – пробормотала она. – Просто что-то нашло. Я слышала, что так говорили врачи, когда думали, что я сплю. Это неглубокие порезы, они так сказали.

– Так что же случилось? – спросил он. – Знаешь, иногда то, что кажется ужасным, со временем теряет свою драматичность. В конце концов понимаешь, что все не так уж и страшно.

– Да, это так, – согласилась она.

– Это из-за мальчика? – спросил он. Она опять кивнула.

– Тебя с ним застали?

– Да, – с трудом произнесла она.

– Ну, это нередко происходит с подростками, – сказал он. – Гораздо чаще, чем ты думаешь. А потом родители начинают понимать, что это не такая уж ужасная вещь. Родители всегда готовы простить.

– Если родители тебя любят, то наверное, – сказала она.

– А ты думаешь, твои родители тебя не любят?

– У меня только отец. И я не думаю, что он любит меня. Я просто это знаю.

– Ну, мужчины обычно очень заняты своими делами, – сказал он сочувственно. – Они тратят так много времени, чтобы зарабатывать деньги, что ребенку частенько кажется, что его не любят. Но это совсем не так. Просто у отца так выстраивается шкала ценностей. Он считает, что выполняет свои основные обязанности, обеспечивая свою семью.

– Послушайте, – сказала она, – к моему отцу это не относится. Он меня не любит.

– Почему ты так уверена в этом, Бет Кэрол?

– Потому что он хотел, чтобы я родилась мальчиком. – Она вздохнула. – Я его подвела. Он мне этого так и не простил.

– Так, может быть, тогда именно тебе необходимо простить его в душе, – сказал он.

Она смотрела на него немигающим взором, не понимая, о чем он. Наверное, какой-то психологический трюк, решила она. Что-то из взрослой жизни. Господи, никто не любит отца так, как любит своего она. Что ей нужно прощать? Она ничего не понимала.

– С тех пор как ты у нас, ты поправилась почти на два килограмма, – пробормотал он, снова листая ее бумажки. – И ты хорошо спишь.

– Да, все очень хорошо, – сказала она.

– У тебя хороший аппетит. Ты реагируешь на то, что происходит вокруг тебя. Тебя интересуют другие больные. Ты читаешь газеты и журналы. Ты смотришь телевизор в холле.

– Да, это так, – сказала она, чувствуя, как звучит гордость в ее ответе из-за того, что все – и медсестры, и врачи, и ординаторы – отметили, что она вполне нормальна, что реагирует на окружающее как здравомыслящий человек. Она даже почувствовала некоторое разочарование и грусть, предугадывая его дальнейшие слова. Он скажет ей, что ей пора выписываться, что с ней все в порядке. И ей опять придется вернуться к тому, что ждет ее на воле. Она не станет больше заниматься тем, чем занималась раньше. Она придумает какой-нибудь другой способ помочь Полу, пока не вернется его отец. Ведь можно же что-нибудь придумать. Однако одна только мысль о том, что ей придется уйти отсюда, из этого спокойного, безопасного места, вызвала тревогу в ее душе. Она взглянула на доктора Росса, думая о том, чтобы попросить у него одну таблетку успокоительного. Одну лишь таблетку.

Теперь наступила его очередь вздыхать. Он откинулся на спинку стула, заложив руки за голову. Он выглянул в окно, и она почувствовала, как ее охватил страх, от которого буквально зашевелились волосы на голове.

– Даже не знаю, как тебе это сказать, – начал он медленно после ужасно длинной паузы, показавшейся Бет вечностью.

О чем это он? – с тревогой думала Бет. Может быть, у нее какая-нибудь ужасная болезнь? Она скоро умрет? Она ухватилась за ручки кресла так, что побелели пальцы. Что бы там ни было, она не хочет об этом знать. Не говори мне, чуть не выкрикнула она. Пожалуйста, не говори мне.

– Ты знаешь, что ты беременна, Бет Кэрол? – спросил он, и у нее вдруг так закружилась голова, что ей показалось, что она теряет сознание. Но она не может быть беременной, этого просто не может быть. Такое случается только с «белой грязью», девицами, о которых в их городке говорили шепотом, с презрением и насмешкой, которые ходили по улицам с низко опущенной от стыда головой. Бет знала, что значит быть беременной для незамужней девушки. Это значит, что вся твоя жизнь загублена. Значит, ты становишься изгоем, тебя никогда не примут дома.

Но несмотря ни на что, она вдруг улыбнулась. Она чуть не рассмеялась в полный голос. Ребеночек. Ее собственный, ее самый родной ребеночек. Ребенок, о котором она мечтала, которого всегда хотела, которого она сможет прижать к сердцу. Ох, как же она будет любить его, заботиться о нем. Она машинально поднесла руки к груди, как бы баюкая его у сердца. Он будет принадлежать ей, он никогда ее не предаст. И она сможет любить его всем своим изболевшимся сердцем. Она просто чувствовала его шелковистые светлые волосенки, его теплую спинку на своей ладони. Она была счастлива, и ей было безразлично, кто знал об этом. Кого волнует то, что она отвержена? Здесь никто ни на что не обращает внимания. Она может быть всем, чем угодно. Вдова военного, погибшего в Корее. Она уже слышала, как объясняет, что она так печальна от того, что его отец погиб, так и не успев увидеть его, она буквально представляла сочувственный взгляд, который будут бросать на молодую мужественную женщину.

– С тобой все в порядке? – спросил он с тревогой. – Может быть, тебе дать что-нибудь? Чашечку чая?

– А вы уверены? – спросила она, чувствуя, как дрожат ее руки, как перехватывает горло.

– Да, мы в этом не сомневаемся, – сказал он.

– Знаете, – медленно начала она. – Я действительно очень хочу ребенка. Я всегда хотела ребенка. И я буду очень хорошей матерью. Вот увидите. Но понимаете, у моего друга еще все так неопределенно. Он хочет иметь свою студию, но на это нужны и деньги, и время, а он пока сделал только один фильм, и, понимаете, он вряд ли женится на мне, пока чего-то не добьется.

– Не сомневаюсь, тебе придется о многом подумать, – сказал доктор. – Я все понимаю.

– Я не могу воспитывать его одна, – думала она вслух. – То есть я хочу сказать, что если я буду растить его одна, то смогу устроиться лишь на работу с неполным рабочим днем, за которую буду получать гроши, а у моего ребенка все должно быть самое лучшее.

– Понимаю, – кивнул он.

– То есть у него должна быть чудесная детская, вся в кружевах и все такое, полно игрушек. – Она посмотрела на него, чтобы убедиться, что он понимает ее, но, очевидно, он понимал. Эти психиатры должны все знать, они столько всего наслушались. – Я уже все продумала, – продолжала она. – Стены должны быть нежно-голубые и одеяльца тоже. А когда он немного подрастет, то у него будут комбинезончики, в которых ходят малыши. Они такие симпатичные с этими помочами, с пуговичками на плечах и с белыми рубашечками. И еще белые ботиночки и белые носочки.

– Да, да, Бет Кэрол, – я все понимаю.

– И я не смогу иметь ничего подобного, – чуть не со слезами проговорила она.

– Ты знаешь, кто отец ребенка? – спросил он. Отец? О Господи! Она даже не подумала об этом. Она готова была умереть, лишь бы не оказалось, что это кто-нибудь из тех, с кем она делала это за деньги. Она готова была умереть. Она была в таком шоке, что просто не знала, что сказать, она стала мысленно вспоминать, кто кончал в нее, кто нет. Кто предохранялся. А кто нет. Нет, все же, скорее всего, это Пол. Он никогда не предохранялся, и он делал это чаще, чем все остальные. И ему все же придется жениться на ней, ничего тут не поделаешь. А потом приедет его отец. Он поможет нам. Он не может не помочь им, когда Полу придется нести ответственность за жену и ребенка.

– Он на мне женится, – прошептала она. – Я это точно знаю.

– Ну что ж, возможно, вы вдвоем и сможете что-нибудь придумать, – сказал доктор. – В конце концов, если у вас стабильные отношения и вы любите друг друга, то вы будете не первой парой, которая женится уже в ожидании ребенка.

– Нет, так не получится. Я знаю, так не будет.

– А если отдать его на воспитание? – предложил он. – Существует несколько вполне надежных агентств, у которых на примете имеются благополучные обеспеченные пары, которые ждут своей очереди на усыновление ребенка.

– Вы хотите сказать, что я должна родить, а потом отдать своего ребенка? – медленно спросила она.

– Знаешь, я мог бы тебе помочь, – сказал он, широко улыбаясь. – У меня есть друзья, они хотели бы кого-нибудь усыновить. Очень приятные люди, Бет Кэрол. Образованные, симпатичные. Он тоже психиатр, работает на медицинском факультете в Лос-Анджелесском университете и еще имеет частную практику в Беверли Хиллз. И она – чудесная женщина, очень добрая, интеллигентная. До того как они поженились, она играла на виолончели.

Она сидела, тупо уставившись на него. Машинально она начала грызть свой сломанный ноготь.

– Я уверен, что они оплатят все расходы во время твоей беременности, – ласково сказал он. – Ну и, разумеется, твой счет за пребывание в больнице.

– Доктор Росс, я не стану рожать ребенка и отдавать его чужим людям, – сказала она. Голос ее звучал громко и уверенно. Видимо, ему тоже так показалось. Он резко выпрямился и уставился на нее. – Я не собираюсь никому отдавать свою плоть и кровь.

– Ну что ж, Бет Кэрол, – сказал он. – Сама понимаешь, что я не могу предложить тебе другого варианта.

– Мне ведь только шестнадцать, – сказала она.

– Боюсь, ничем не могу тебе помочь, – сказал он, прикрывая глаза, как будто бы от боли.

 

ГЛАВА 17

Бет Кэрол сидела очень прямо, прислонившись к спинке стула и поставив ноги вместе, каждая мышца ее тела была в напряжении. Она оглядела других девушек, сидящих в приемной. Здесь было и несколько юношей, которые держали своих подружек за руки. За стойкой около входа медсестра просматривала карты, указывая на что-то другой медсестре. Они выглядели так же, как выглядели бы медсестры в любом другом заведении.

– Тэмми, приготовься, – сказала она, оглядывая комнату.

Светловолосая девушка с хвостом и челкой испуганно вскочила. Бет решила, что ей было около двадцати. Все девушки в приемной были очень молоденькими, кроме одной, голова которой была замотана шарфом, а на носу были темные очки. Она сидела, уткнувшись в потрепанный номер «Тайм». Она была старше, ей, должно быть, около тридцати.

Глаза Бет широко распахнулись, когда она увидела, как Тэмми, выпрямившись, подошла к сестре, та похлопала ее по плечу и открыла дверь в кабинет, как будто собиралась лишь запломбировать ей зуб или что-то в таком же роде. Во всяком случае, так казалось. Все казались спокойными, листали журналы. Но что-то такое витало в воздухе. Не ужас. Но все же страх, который бывает в приемной дантиста. Страх ожидания-когда-тебя-вызовут.

Бет, так же как и все остальные, вздрогнула, когда открылась входная дверь. На этот раз был действительно испуг. Но это были не полицейские, готовые потащить их в тюрьму и прикрыть это заведение. Это была еще одна молоденькая девушка, которая вошла так неуверенно, как будто сомневалась, туда ли она попала. Может быть, и в самом деле кабинет дантиста, как гласила вывеска снаружи. Она прошла через приемную к стойке, и все остальные девушки вернулись к своим журналам, снова уцепились за руки своих приятелей или, глядя прямо перед собой, продолжали курить.

Все происходило так быстро. Всего лишь несколько дней назад она сидела здесь же, в кабинете врача, и он беседовал с ней, а потом Пол шел рядом с ней к машине и помогал ей садиться, прощался с медсестрой, а Бет благодарила ее. Это было сияющее утро, с чистым голубым небом, легким ветерком, который ласкал ее щеки. Еще один день в раю, как говорил Пол. Рабочий поливал мостовую. Она посмотрела в окно машины на дома, где на лужайках садовники подстригали кусты, какая-то женщина прогуливала немецкую овчарку, с трудом удерживая ее на поводке. Но у нее перед глазами продолжал стоять доктор, сидящий на стуле за письменным столом, она продолжала смотреть на него. Дым от его сигары висел в воздухе.

Три месяца беременности.

Неужели она в городе уже три месяца?

Должно быть, это ребенок Бадди. Ее любимого, красивого Бадди, который любил ее, хотел жениться на ней и заботиться о ней. Несколько мгновений она сидела, закрыв глаза, представляя себе крошечную копию Бадди, свернувшуюся у нее в животе. Но ведь он всегда был так осторожен. Он всегда прерывал акт прежде, чем заканчивал. Лишь в ту последнюю ночь могло что-то произойти, со всей этой неразберихой. Бадди был в ней, когда вошел отец.

Пол так внимателен, он обращался с ней так, как будто она была из стекла. Когда они вернулись в поместье, она пошла посидеть около бассейна, и, казалось, каждую минуту рядом с ней был Пол на тот случай, если ей что-нибудь понадобится. Он даже впервые спросил ее, не хочет ли она вечером пойти в кино. Так же, как другие молодые влюбленные пары.

Бет ожидала во внутреннем дворике, пока Пол стоял в очереди за билетами. На ней были такие же туфли, как у Дженет Гейнор и Нормы Шерер, но не Джоан Кроуфорд. Ей-Богу, у нее самая крошечная ножка. Внутри театр был действительно роскошен. Все вокруг было красным и золотым, сверкал черный лак, все было выдержано в восточной манере.

Фильм был очень остроумным. Играли Грегори Пек, Эдди Алберт и эта новая девушка по имени Одри Хепберн. Он назывался «Римские каникулы».

– Ты находишь Одри Хепберн очаровательной? – спросила она Пола, когда они направлялись к стоянке рядом с театром, где их ожидал блестящий «паккард».

– Да, – согласился он, открывая перед ней дверцу.

– Держу пари, что она станет звездой, – заметила Бет Кэрол.

– Не думаю, – возразил он, – в наши дни в каждом новом фильме появляется новая актриса, но потом о ней уже ничего не слышно.

Да, он прав, думала она, когда они направлялись в ресторан, где собирались пообедать. Она тоже замечала, что в новых фильмах появлялись новые актрисы, но потом они пропадали. Ей-Богу, Пол очень умен. Это действительно так. Но вот чего она не знала, так это того, как он отреагирует на ее сообщение о том, что у нее будет ребенок. Это было странное чувство. Пол разговаривал с ней так, как будто их было двое, но на самом деле их было трое, но только она одна знала об этом. Или, может быть, ребенок тоже знал об этом? Она не знала, на что они способны на третьем месяце беременности. Господи, три месяца. Осталось еще только шесть.

А она даже не знала, что забеременела. Цикл начался у нее лишь два года назад, и иногда бывало так, что по два месяца ничего не было. Поэтому и на этот раз она ни на что не обратила внимания, особенно учитывая все то, что происходило: приезд в Лос-Анджелес, новые впечатления, приятели. Она содрогнулась, вспомнив обо всех этих приятелях, которые побывали внутри нее, там, где был ее ребенок. О, как она могла позволить им это, когда в ней было его тельце, которое росло и доверяло ей. И конечно, тот факт, что она ждет ребенка, объяснил ей и все другие вещи. Такие, как тошноту по утрам, недомогание, нежность в груди. Она думала, что все это происходило просто потому, что она так жила. От таблеток. От попоек. Парни сосали ее соски, даже иногда кусали их.

Пол припарковал машину как раз перед рестораном. Бет посмотрела на него слегка разочарованно. Вывеска перед входом гласила «Фогкаттерз». Внутри тем не менее было очень мило, они сразу же прошли в свою кабинку, официант тут же принес меню и большую тарелку с различным мясом, потому что это было все, что они подавали.

– Мне мартини, – сказал Пол официанту, – просто пару капель вермута. А что ты хочешь, малышка? – спросил он, поворачиваясь к Бет.

– Молока, – ответила она.

– Благодарю, мисс, – произнес официант, записывая заказ.

– Молока? – переспросил Пол. – Ты именно это пила в больнице?

– У нас будет ребенок, – выпалила она.

* * *

Дверь, куда заходили все девушки вместе с медсестрой, медленно открылась. Бет подняла глаза, почувствовав напряжение в приемной. Девушка уже стояла в приемной. Правда, она чуть побледнела, но она была здесь. Первая, вышедшая из кабинета после того, как Бет пришла в приемную. Все глаза были прикованы к ней, когда она прошла через приемную, открыла дверь и исчезла. Все расслабились, а из груди Бет вырвался вздох облегчения. Она открыла старый номер журнала и принялась читать письма к издателю.

– Ты тоже, да? – произнес рядом с ней утомленный голос. – Все это действительно омерзительно, хочу тебе сказать.

Бет повернулась и посмотрела на девушку, которая усаживалась рядом. Светлые волосы, стянутые резинкой на затылке в хвост, тонкая шея, которая не казалась особенно чистой. Яркие голубые глаза, тонкие губы, огромные груди, обтянутые светло-зеленой трикотажной кофточкой, белая юбка, высокие каблуки, на голой белой ноге браслет. Ферн Дарлинг. Желудок Бет сжался, и она отвернулась. Если Ферн думает, что ее присутствие здесь – это то же самое, что присутствие самой Ферн Дарлинг, то у нее на этот счет было другое мнение.

– Послушай, – сказала та, дотрагиваясь до руки Бет. – Вот уж никак не ожидала увидеть тебя здесь. Когда я встретила тебя в автобусе, ты мне такой не показалась.

– Какой? – холодно спросила Бет.

– Такой, которая способна совершить что-либо подобное. Я считала тебя действительно изысканной, не думала, что ты обманываешь, что занимаешься проституцией.

– Я и не обманывала и ничем не занимаюсь, – зло прошептала Бет.

– Тогда почему ты здесь?

– Мне дали неверный адрес, – прошептала она в ответ.

Ферн начала хохотать, запрокинув голову. Все в приемной посмотрели на нее. Дверь открылась. Вышла еще одна девушка, прошла через приемную к выходу. Исчезла.

Бет сидела с горящими щеками.

– Так что же случилось? – спросила Ферн, ее плечи все еще вздрагивали от смеха.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – отрезала Бет.

– Ах, перестань, – возразила Ферн, – что же случилось?

– Я встретила парня.

– И кто он? – спросила Ферн.

– О, он очень привлекательный. Он живет в огромном поместье с настоящим озером, дом огромный, в нем полно антиквариата и картин. У него восемь машин.

– Боже мой, – сказала Ферн, глядя на нее с восхищением.

– Но его отец зол на него, потому что он хочет заняться кинобизнесом, а отец этого не хочет и не желает давать ему денег до тех пор, пока он не согласится поступить в Школу бизнеса Уортона, а затем заняться семейным бизнесом.

– Школа бизнеса Уортона, – произнесла Ферна. – Никогда не слышала о такой.

– Это в Пенсильвании, – пояснила Бет. – Он из одной из старейших семей Калифорнии. Он очень богат и влиятелен.

– Так это от него ты забеременела? – Ферн предложила ей сигарету.

Бет взяла одну и наклонилась к Ферн прикурить.

– Нет, от того парня, о котором я тебе рассказывала, – ответила она, – от того, который остался дома.

Ферн смотрела на нее все с тем же восхищением.

– Господи, – сказала она, – а мне казалось, что и масло не растает у тебя во рту.

– А как ты? – спросила Бет. – Как «Студио-клаб»? Ты там работаешь?

– О мужчины!.. – Ферн вздохнула, на ее губах появилась горькая улыбка. – Не успела я дойти до входной двери, как уже какая-то мерзкая личность нашептывала мне какие-то ласковые фразы.

– Так ты сидишь за стойкой, как мне говорила?

– Да, – ответила она, – иногда.

– То есть?

– Вокруг полно мерзавцев.

– И это все? – спросила Бет; думая о городе, о том, что пишут в журналах и газетах, о том, что показывают в кино и о том, что есть на самом деле. В действительности все вокруг похоже на песок. Он все время движется. Просто не за что ухватиться.

– Ну и потом, – пробормотала Ферн, – я занимаюсь еще кое-чем. Помимо всего этого, знаешь ли.

– Чем?

– Я журналистка, – ответила Ферн.

– Кто? – переспросила Бет, глядя на нее широко открытыми глазами.

– Ну, в каком-то смысле, – сказала Ферн, наклоняясь к ней и понизив голос. – Я занимаюсь тем, что продаю информацию журналу. Он называется «Секреты» и печатает информацию обо всех кинозвездах. Грязь, ты знаешь. Я сообщаю им информацию, а они мне платят.

– Боже, – произнесла Бет, пораженная изобретательностью Ферн.

– Да, – сказала Ферн, – так что все в порядке. Информация о том, как какая-нибудь кинозвезда мужского пола любит носить женские трусики. Или о том, как через шесть недель супружества недавно поженившийся счастливой паре уже приходится за это платить. Или о том, как известная всей Америке кинозвезда пьет. Ну, ты знаешь…

– Ты все это выдумываешь? – спросила Бет.

– Конечно, нет, – возмущенно возразила Ферн. – Это все правда. Я-то точно знаю, что все это правда.

– Я бы побоялась, – прошептала Бет. – Я хочу сказать, они не разозлятся?

– А кого волнует то, что они будут злиться? – хмыкнула Ферн. – А если они не хотят, чтобы это стало известно, то не нужно этим заниматься. Что они смогут возразить? Что это неправда? Но я сохраняю записи. Имена, даты, места. – В ее глазах загорелся злорадный огонек, который Бет помнила еще при встрече в автобусе. – Иногда, – добавила она, – я могу извлечь из этого больше, чем если этот материал будет напечатан, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Шантаж, – выдохнула Бет.

– Называй это как хочешь, – согласилась Ферн, выпуская кольцо дыма, потом еще одно.

– Ну а сюда как ты попала? – спросила Бет.

– Черт, даже не знаю, – ответила Ферн.

– А ты знаешь, чей он? – спросила Бет.

– Господи, даже понятия не имею, – сказала Ферн. – Я троим сказала, что это их ребенок, и от всех троих получила деньги.

– Они были в ярости? – спросила Бет.

– Кого волнует, были они в ярости или нет, и вообще, что они там чувствовали, – ответила Ферн, давя сигарету в пепельнице. – Я хочу сказать, никто не собирается приставлять им нож к горлу, в конце концов.

Все-таки она жутко вульгарна, подумала Бет, удивляясь, как могла раньше думать, что они с Ферн могли бы стать подругами. Боже, как она говорит. Она никогда не слышала, чтобы даже парни разговаривали так, как Ферн. Даже тогда, когда хотели казаться грубыми.

– А это недурное место, – произнесла Ферн, оглядывая других девушек, которые сидели в кожаных креслах, шторы на окнах, медсестру за стойкой с цветком.

Хотя бы она замолчала, с отвращением подумала Бет. Такая дрянь!.. Господи, почему именно Ферн суждено было этим утром оказаться рядом с ней. Бет уже почти хотела, чтобы назвали ее имя. Но в то же время в действительности она не желала этого.

– Видишь девушку в темных очках и шарфе? – прошептала Ферн. – Это Кара Конуэй.

– О нет, – возразила Бет. – Кара Конуэй – кинозвезда. Что ей здесь делать?

– То же самое, что и нам, – прошептала в ответ Ферн. – Аборт.

– Прекрати, – попросила Бет. – Она не пришла бы сюда. Это просто нелепо.

– Почему? – опять прошептала Ферн. – Это не то же самое, что сделать прическу. Ты не можешь вызвать кого-нибудь на дом.

Помимо своей воли Бет внимательно посмотрела на девушку. Она решила, что та действительно очень похожа на Кару Конуэй.

– Я сейчас вернусь, – сказала, вскакивая, Ферн. – Посмотри за моим местом, хорошо?

Бет наблюдала, как Ферн прохаживалась по комнате и вдруг упала на колени рядом с креслом девушки. Наблюдала изумление на лице девушки. Она наклонилась, чтобы расслышать, что ей говорила Ферн. Через минуту та вернулась, и ее лицо светилось триумфом.

– Все в порядке, это она, – сообщила она, падая в кресло. – Это принесет мне по меньшей мере две сотни долларов.

– О, Ферн, – произнесла Бет. – Ты не сделаешь этого.

– Нет, сделаю, – сказала она.

– Но у нее будут неприятности, – заметила Бет.

– Почему меня это должно беспокоить? – возразила Ферн. – Это жестокий город. Здесь нужно уметь выжить.

Девушки шли непрекращающимся потоком. Входили. Исчезали за дверью. Выходили. Растворялись на бульваре Санта-Моника, в своих собственных жизнях.

– Бет Кэрол, – произнесла медсестра, обводя глазами приемную.

Бет встала, по ее телу прошла дрожь ужаса.

– Скажи мне номер своего телефона, – попросила Ферн, роясь в сумочке в поисках записной книжки. – Может быть, я позвоню тебе как-нибудь.

Бет посмотрела на книжечку Ферн, все исписанную красными чернилами, многие имена были вычеркнуты, другие написаны крупными буквами.

– Крествью 88731,– произнесла Бет.

– Крествью, – повторила Ферн, вновь глядя на нее с восхищением. – Это же Беверли Хиллз.

– Да, – кивнула Бет. – Послушай, если будешь звонить, то после одного звонка повесь трубку и набери номер опять. Хорошо? Потому что он не разрешает мне отвечать по телефону, когда звонят ему.

– Хорошо, – согласилась Ферн.

– Но это ничего не значит, – добавила Бет.

– Эй, подожди, – окликнула ее Ферн.

– Что? – обернулась Бет.

– Как тебя зовут?

– Бет Кэрол. Бет Кэрол Барнз.

– Хорошо, – сказала Ферн.

Она перелистывала свою записную книжку, а Бет шла к улыбающейся медсестре.

– Сегодня чудесное утро, правда, дорогая? – сказала медсестра, похлопывая Бет по плечу, обнимая ее за талию и подталкивая к двери.

Внутри все было как в обычном кабинете врача. Одна из маленьких комнат была похожа на смотровую, посредине стояло обтянутое кожей гинекологическое кресло, покрытое чистым листом бумаги.

Прощай, моя крошка, подумала Бет. Она оглядела комнату, с ужасом посмотрела на кресло, от страха у нее пересохло во рту.

– Думаю, доктор объяснил вам все, когда вы встречались с ним, дорогая, – произнесла медсестра добрейшим голосом. – Теперь вы можете раздеться и надеть вот этот халат. – Она выжидательно посмотрела на Бет. – Вы принесли пояс и салфетку? – поинтересовалась она.

– Они у меня в сумке, – пробормотала Бет задушенным голосом.

– Пояс тоже наденьте, дорогая, – сказала медсестра, снова похлопав ее по плечу, – салфетку подложите под спину.

– Хорошо, – ответила она.

– Потом ложитесь на стол, а я приду через минуту или две, чтобы сделать вам укол.

– Хорошо, – повторила она.

– Не волнуйтесь, дорогая, – сказала сестра. – Это самая простейшая операция в мире. Часика через два вы забудете о том, что произошло.

– Хорошо, – опять сказала Бет.

Сестра открыла дверь, еще раз улыбнулась ей и исчезла. Вот он, этот момент истины, подумала она, парализованная страхом. Скоро все будет закончено. Она останется такой же, как была, будет лишь чуть мудрее. Не нужно будет придумывать никаких глупых историй о том, что она вдова. Ничего. Не будет хорошенького ребенка, который любил бы ее, доверял ей и знал бы, что она способна сделать все на свете, чтоб позаботиться о нем.

– Ты сможешь иметь ребенка в любое время, – сказал ей Пол. – Это еще не конец света.

Она так и стояла, щелкая замком сумочки, когда через несколько минут вошла медсестра.

– Что-нибудь не в порядке? – спросила она ласково.

– Я передумала, – прошептала Бет, она отрывисто дышала, ее ногти впились в сумочку.

– Вы хорошо подумали, дорогая? – спросила сестра. – Я знаю, что это важное решение.

– Да, – ответила Бет.

– Ну, если вы понимаете, что делаете… – медленно произнесла сестра.

– Да.

– Хорошо, – сказала сестра, – Желаю вам всего хорошего, дорогая.

– Спасибо, – сказала Бет, расправляя плечи.

– Вы должны понимать, что мы не можем вернуть вам деньги, – добавила сестра.

– Это неважно, – пробормотала она.

Все глаза в приемной были прикованы к ней, когда она открывала дверь. Она посмотрела на то место, где сидела Ферн, и увидела, что ее не было.

 

ГЛАВА 18

– Спи, малыш, когда ветер качает верхушки деревьев, Твоя колыбель тоже будет качаться…

Бет знала, что у нее никогда не было особо хорошего голоса. Она мягко напевала сама себе, стараясь, чтобы в ее голосе звучала любовь, и поглаживала свой живот под ночной сорочкой. Она представляла, что ребенок получает всю ту любовь, которую она посылает ему. Она почти чувствовала, как он просыпается там, внутри. Зевает, поворачивается. Но, может быть, еще слишком рано. Она поглаживала свои груди, которые набухали под ее пальцами. Готовила их к его ротику. Должна ли она кормить грудью, подумала она, нахмурившись, лежа на узкой кровати Дианы. Сейчас никто этого не делает. Она слышала это от девушек из салона красоты. Это портит груди, говорили они. Они обвисают, как у старой коровы на пастбище.

Она решила, что будет кормить. Неважно, как будут выглядеть ее груди. Она представляла себя в кресле-качалке у окна в залитой солнечным светом комнате. Он есть, а она с обожанием смотрит на его белокурую головку. Одна из его маленьких ручек ухватилась за ее палец. Она, покачиваясь, тихо напевает ему. На ней надето что-то светло-голубое, на плечи накинута шаль из белого кружева. Вокруг люди. Которые делают ей подарки.

Теперь она пела громче, почти во весь голос. В конце концов, ее все равно никто не слышал. Никто не беспокоил. Они были одни, Бет Кэрол и ее ребенок. Это все еще был ее секрет.

Ее глаза наполнились горячими слезами, когда она подумала о Поле, о том, как он опять исчез. Ну, ей следовало знать это, уныло повторяла она себе. Он был напуган, когда ее заточили в Маунт-Синай. Она знала, что это правда. Но он был там все время, и когда она вернулась домой – тоже. Он не мог сделать для нее многого. Бет помнила, как она великолепно себя чувствовала, когда ей удалось затронуть какие-то чувства в нем. Потом, когда она ему сказала, что у нее будет от него ребенок, он был сначала шокирован, потом озабочен. Действительно, озабочен тем, что же им делать. На его лице читалось желание, глубоко запрятанное острое желание увидеть своего сына, отражение самого себя. Она пристально смотрела на него, чувствуя легкую вину оттого, что все может быть совсем не так, когда родится ребенок. Их интимные отношения начались, когда она была в городе месяц или около того, так что с этой стороны все было в порядке. Ребенок родится лишь чуть раньше положенного срока. Это происходит очень часто.

Но что он подумает, когда увидит ребенка? Он будет светловолосым и голубоглазым. Он не может родиться другим, тогда, возможно, Пол обо всем догадается, и это будет ужасно. Но об этом придется беспокоиться, когда придет время.

– Ты сможешь иметь ребенка в любое время. Это не конец света.

Он сказал ей именно это. Даже теперь она помнила внезапную боль, разочарование, слезы. Она плакала и плакала.

Он ждал ее на улице, когда она вышла из кабинета врача, где делали аборты. Машина стояла перед входом. Он смотрел прямо перед собой и яростно курил. Когда она подошла к машине, он повернулся, увидел ее и сильно побледнел.

– Все в порядке? – спросил он.

– Все чудесно, – ответила она.

– Было больно? – спросил он, заводя машину.

– Нет.

– Я отвезу тебя домой, – сказал он, – и уложу в кровать.

Она молча сидела рядом с ним и думала, что она будет делать, когда он узнает, что она не покончила со всем этим. Он действительно нервничал по этому поводу. В пепельнице было по меньшей мере двадцать сигарет. Даже, наверное, больше.

Он помог ей подняться по ступеням, останавливаясь через каждые два шага, чтобы быть уверенным, что с ней все в порядке. Когда она легла в постель, он сидел рядом с ней, включив телевизор. Он лишь однажды оставил ее, ненадолго спустившись вниз, чтобы разогреть ей супу. Каждый раз, когда она поднимала на него глаза, она видела, что он тоже на нее смотрит. Чтобы убедиться, что она нормально себя чувствует и не собирается умереть у него на руках.

Может быть, поэтому он был так внимателен, зло подумала она. Если бы она умерла у него, то у него были бы неприятности. Это была угроза его карьере, и неважно, что он говорил. Или, может быть, это было из-за того, что она сказала ему в больнице в ту первую ночь. Что она донесет на него.

В семь часов вечера она увидела, что он ерзает на стуле и посматривает на часы.

– Куда ты собираешься? – спросила она, когда он встал и распрямился. Она услышала тревогу в своем голосе. Разочарование.

– Мне нужно кое с кем встретиться, – ответил он, – я уйду всего на часок.

Ей следовало это знать. Он был таким же, как всегда. Почему все то, что случилось с ней, должно было изменить его? Она не хотела, чтобы он знал, как она разочарована. Она отвернулась, чтобы он не мог видеть ее слез.

– С тобой все в порядке, правда? – спросил он. – Приступов боли нет?

– Все в порядке, – ответила она.

Когда он, переодевшись, вернулся из своей комнаты, она заметила, что на нем была новая розовая рубашка и черный галстук, новый бледно-голубой хлопчатобумажный пиджак.

– Я ненадолго, – сказал он, целуя ее волосы, – я обещаю.

Пол и его обещания, подумала она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Он сказал, что уходит на час, а сейчас уже скоро рассвет. Комната окрасилась розовым светом. Еще один прекрасный день. Что должно произойти, подумала она, чтобы он начал вести себя так, как этого хотелось ей? Какой ключ ей подобрать к нему? Как надавить, чтобы изменить его?

Она услышала какой-то звук из холла. Звонил телефон. Звонок. Молчание. Потом телефон зазвонил снова. Это был сигнал, на который ей можно ответить. Он беспокоится, счастливо подумала она и посмотрела на маленькие часы, которые стояли рядом с кроватью. Не было еще и шести часов утра, а он уже звонит, неважно, где он и с кем, но он думает о ней. Бет выпрыгнула из постели, ринулась в холл, схватила телефонную трубку, ответила.

– Бет Кэрол?

О нет, подумала она, все ее тело обмякло от разочарования, когда она услышала слабый голос. Ей следовало знать, что Ферн окажется надоедливой. Звонить кому-то в это время…

– А, привет, – ответила она.

– Просто хочу узнать, как все у тебя прошло? – спросил голос.

– Ты знаешь, который сейчас час, Ферн? – строго произнесла Бет. – Ферн, еще нет шести часов. Еще не рассвело.

– Здесь уже почти светло, – ответил голос. Это был слабый голос испуганного ребенка. Бет почувствовала, что у нее мурашки пошли по коже. – Я ждала, – извинился голос.

– Что произошло? – спросила Бет.

– Я не знаю, – ответила Ферн. – Раньше никогда такого не было. Я хочу сказать, что что-то не в порядке.

– Что? Что? – спрашивала Бет.

– О Господи, – слабо произнес голос. – Мне было так больно. Я выпила аспирин и еще подумала, что на этот раз все не так, как всегда. Но я думала, что все будет хорошо. – Она остановилась, вздохнула. – А сейчас у меня кровотечение. Сильное.

– О Господи! – ужаснулась Бет. – Ты позвонила врачу? Его номер записан на той карточке, которую они нам давали, когда говорили, что нам следует принести и что не следует есть. На той карточке.

– Там автоответчик, – сказала Ферн. – Я не смогла дозвониться до доктора.

– О нет, – произнесла Бет. – Мне очень жаль, Ферн, правда.

– Но с тобой все в порядке? – спросила она.

– Да, все чудесно.

– Это хорошо. Я поговорю с тобой немного.

– Ферн! Ферн! – закричала она. – Доктор перезвонит тебе? Ты сказала, чтобы он перезвонил тебе?

– Да, – ответил все тот же уставший голос. – Но я не знаю. Кровотечение очень сильное.

– Ферн, Ферн, я не знаю, что делать, – потерянно сказала Бет. – Я не знаю, как доехать. Что мне делать?

– О нет, все хорошо, – ответила она. – Все хорошо. Я просто хотела…

– Я знаю, – перебила ее Бет. – Я возьму такси. У меня есть деньги. Где ты?

– Я не хочу беспокоить тебя, – сказала Ферн почти шепотом.

– Ох, перестань! – почти в истерике закричала Бет. – Просто скажи мне, где тебя найти. Я уже еду.

Бульвар Сансет состоял из череды рынков, заправочных станций, домов с внутренними двориками, построенными в 20-х годах, окруженных деревьями и кустарниками с белыми и желтыми цветами. Подъехало такси. Бет огляделась. Все было спокойно, лишь несколько парней поливали стоянки, готовясь к наступающему дню. Справа было «Кафе де Пари» с его очаровательной открытой террасой, где преобладали красный, белый и голубой цвета. Еще слишком рано даже для школьников, поняла Бет. Слишком рано даже для того, чтобы искать настоящую любовь. Тем не менее это было ее любимое время, когда солнце еще не полностью взошло, небо голубовато-розовое, вокруг разлита свежесть.

– Я с трудом нашел ваш дом, – сказал водитель такси. – Я здесь недавно, и в этом районе никогда не бывал прежде. Здесь великолепно.

Его произношение было жутким. Нью-Йорк. Теперь она это знала. Симпатичный, с широкой улыбкой, живыми глазами.

– Вы не могли бы ехать быстрее? – спросила она.

– Я приехал сюда три недели назад из Нью-Йорка, – сказал он. – Да, из доброго, старого Нью-Йорка. Великий город, но Голливуд – это что-то особенное. Я это уже знаю.

Пересечение Дорог Мира, коллекция офисов и магазинов. Рядом католическая церковь. Сияющие машины. Кафетерии и приемные врачей.

– Послушайте, – сказал он. – Вам нравится Стэн Кентон? Он уже две недели играет в «Бальбоа Болрум». Вы не хотели бы пойти со мной как-нибудь вечером?

Бет переводила взгляд с названий улиц на домах на адрес, нацарапанный ею. Боже, она с трудом могла прочитать то, что сама же и написала.

– Я на самом деле не водитель такси, – сказал он. – Я актер. То есть вас приглашает не водитель такси.

– Вы не могли бы кое-что сделать для меня? – спросила она. – Вы не возражаете против того, чтобы выбросить сигарету? Я жду ребенка, и меня мутит от дыма.

Ей действительно пришлось зажать рот рукой, когда она открыла дверь комнаты мотеля и ей в нос ударил запах дешевых духов Ферн. Кроме того, пахло нестиранной одеждой и чем-то еще похуже. Болезнью. Шторы были задернуты, и Бет с трудом разглядела фигуру, которая лежала в простынях на двуспальной кровати.

Ферн застонала, и Бет похолодела, спрашивая себя, что она здесь делает, и надеясь на то, что ребенок простит ее за то, что она притащила его в такое ужасное место. Она прошла через комнату, переступая через груды одежды, брошенной на полу. Она искала лампу, которая, как она знала, в мотелях всегда находится где-то рядом с кроватью. Включила ее.

Перед ней на кровати лежала Ферн, ее светлые волосы прилипли к вспотевшему лбу, глаза на маленьком побелевшем лице были закрыты. Она металась, опять застонала, сминая окровавленные простыни. На полу валялась груда красных полотенец. Красных от крови Ферн, с ужасом догадалась Бет, удивляясь, что не потеряла сознание. Она положил руку на лоб Ферн, почувствовала жар. Она горит, подумала Бет, вздрагивая. Что же мне делать?

– Ферн, – позвала она. – Ферн, я здесь. Девушка открыла невидящие глаза. Она помотала головой, стараясь сфокусировать взгляд.

– Ты приехала, – прошептала она.

Ее голос звучал хрипло. Ни о чем больше не думая, Бет сняла трубку, набрала номер.

– Доброе утро, госпиталь «Маунт Синай» слушает.

– Доктора Росса, пожалуйста, – сказала она, стараясь убрать из голоса истерические нотки.

– Прошу прощения, доктор Росс будет после восьми часов. Вы перезвоните?

– Я должна поговорить с ним сейчас, – сказала она. – Это Бет Кэрол Барнз, я его пациентка. Это очень срочно. Вопрос жизни и смерти.

– Одну секунду, подождите, пожалуйста. Я соединю вас, мисс Барнз.

– Да, Бет Кэрол.

Бет почувствовала огромное облегчение, услышав его голос, и села.

– Я здесь с моей знакомой, – сказала она. – Ей очень плохо. Она вся горит, у нее кровотечение. Все действительно очень плохо. Я никогда не видела такого количества крови.

– Она сказала, что случилось? – быстро спросил он. У нее в мозгу сработало предупреждение. Если она скажет ему правду, то, возможно, доктор Росс просто позволит ей умереть.

– Я не знаю, – ответила она.

– А что она сказала, когда позвонила вам, Бет? Я знаю, что вы расстроены, но постарайтесь вспомнить.

– Она ничего не говорила, – упрямо повторила она, – я клянусь.

– Дайте мне адрес, – сказал он. – Я пошлю «скорую помощь». Я встречу вас здесь. Постарайтесь сохранять спокойствие, Бет Кэрол. Это недолго.

Она действительно живет как свинья, с отвращением подумала Бет, пробираясь в ванную, чтобы намочить полотенце холодной водой и положить его на лоб Ферн. Рассыпанная пудра, открытые коробочки с косметикой, бигуди были повсюду. В раковине и на полу кровь, таблетки. Казалось, что не прошло и минуты, как в дверь постучали, прибыла «скорая помощь», чтобы забрать Ферн. Ее вещи намокли от крови, ноги, когда ее накрывали простыней, казались безжизненными. Бет видела, что около мотеля рядом с машиной «скорой помощи» стояли другие постояльцы мотеля. Стояли у своих открытых дверей.

Мужчина в коричневом купальном халате, который был управляющим мотеля, тоже стоял рядом с машиной. Боже, как это все ужасно, думала Бет, идя рядом с носилками. Она увидела, что Ферн открыла глаза.

– Бет Кэрол, – слабо произнесла она.

– Не разговаривай, – сказала ей Бет. – Все будет хорошо. Честно.

– Я не забуду этого, – сказала Ферн. – Вот увидишь. Если я стану кинозвездой, то благодаря тебе.

О, конечно, подумала она. Ты станешь кинозвездой тогда же, когда я – королевой Англии.

– Не думай об этом, – сказала она неловко.

– Вы едете, мисс? – спросил ее один из прибывших на «скорой помощи».

– Нет, нет, не еду, – ответила она.

Дверцы машины захлопнулись, завыла сирена. Бет почувствовала себя слегка одинокой, когда машина уехала. Но тут подошел управляющий мотелем и спросил, кто будет платить по счету за комнату. Он даже схватил ее за руку, пытаясь запугать.

– Что, если она умрет? – спросил он. – Что мне делать с ее вещами?

– Послушайте, – сказала Бет, качая головой и отступая. – Я даже толком не знаю эту девушку. Я встречалась с ней всего пару раз. Понятно?

Она пошла прочь со стоянки мотеля, разыскивая глазами телефонную кабинку, подозвала такси.

– Это могли бы быть мы, малыш, – прошептала она своему животу, усаживаясь на заднее сиденье машины. – Ах, как нам повезло! Как повезло!..

 

ГЛАВА 19

Бет всегда поражал вид особняка при дневном свете, это был огромный каменный дом с двенадцатью трубами, которые напоминали французскую провинцию. Или он был похож на Сан-Симеон, который построил тот издатель, что недавно умер. Он был тоже огромен. Там, правда, не было озера, или она просто его не видела. Но там был зоопарк, а здесь его не было. Она выглядывала из заднего окна желтого такси. Это был один из тех дней, когда приходили садовники. Их должно было быть десять. Она напомнила себе, что надо спросить у Пола, почему у них нет зоопарка. Может быть, его семья просто не хотела этого?

Она скрестила и выпрямила ноги, слегка ерзая на сиденье, она нервничала, поскольку сейчас они подъезжали к входу. Пожалуйста, Господи, сказала она себе. Пусть бы он еще не вернулся. Позволь мне не объяснять ему, где я была и что делала.

Она сморщила от отвращения нос, когда представила себе ту отвратительную дыру, где жила Ферн, ужасный запах ее духов, грязное белье, разбросанную косметику, да и саму Ферн. Отличное место для людей такого пошиба. Дом, где они жили с Полом, был в миллионе миль от того места. Отличное место для ее ребенка. Как близок был тот звонок, подумала она, Ферн вновь встала перед ее глазами. Она опять увидела эту кровь. Лишь в эту минуту она полностью осознала, что у Ферн была замечательная возможность умереть. В конце концов, сколько крови может потерять человек? Казалось, что в ней не должно было остаться и капли.

А как ужасно, что служитель со «скорой помощи» решил, что она поедет вместе с Ферн! Неужели он не понял, что это лишь случайное знакомство? И администратор мотеля, который решил, что она будет оплачивать счета Ферн… Господи, на что же она похожа? Нет, она просто сделала то, что должна была сделать. И, как это было ни смешно, этот поступок заставил ее хорошо думать, о себе самой. Возможно, она была в шоке, но она это сделала. Дозвонилась до доктора Росса и была там, пока не стало ясно, что с Ферн все в порядке.

Она посмотрела на гаражи, увидела лишь одно свободное место.

– Вот сюда, – сказала она водителю с облегчением: Пол еще не приехал.

– Спасибо, – сказал он, когда она расплатилась с ним, дав на чай.

– Не беспокойтесь о воротах, когда выедете, я закрою их из дома.

– Спасибо, мисс, – поблагодарил он.

Итак, где же он? Бет чувствовала себя несчастной, она прошла через заднюю дверь на кухню, открыла холодильник и налила себе стакан апельсинового сока. Хорошо, что он по крайней мере подумал об апельсиновом соке. Хотя это не такое уж большое дело. Самое меньшее, что он мог сделать. В конце концов, это он уложил ее в больницу. И заставил ее пойти на аборт. Избавиться от собственного сына. Как он может быть таким бесчувственным? Она могла бы умереть, так же как и Ферн. Глаза наполнились слезами жалости к самой себе, когда она взбивала яйца, жарила бекон, положила пару кусочков хлеба в тостер. Налила себе стакан молока. Она почти видела, что ребенок тоже готов к завтраку.

У Пола не было причин отсутствовать всю ночь, если, конечно, у него не появилась другая девушка. Она впервые сказала это самой себе. И даже знала, какой тип девушки это будет. Простая, вульгарная, с большой грудью. О, она видела, что он часто смотрит на подобных девиц особенным взглядом. Одна из тех официанток, или артистка стриптиза, как Майра, с которой она снималась в кино. Это было бы смешно. У них обоих одна и та же девушка. Перестань думать о подобных вещах, твердо сказала она себе. У тебя должны быть чистые, хорошие мысли. Ради ребенка. Все ради ребенка.

Она заставляет себя не заботиться о том, что делает Пол и с кем он это делает. О, она любит его больше жизни. Но думать должна о ребенке, о будущем их семьи. Так что ей нужно быть сильной. Она просто обязана.

Она вдохнула запах жарящегося бекона и почувствовала легкую тошноту. Может быть, это от яичницы, подумала она. Она прислушалась. Подъехала машина.

У Пола было хитрое выражение лица, когда он вошел через заднюю дверь и увидел ее на кухне.

– Я думал, что ты еще спишь, – извиняющимся тоном сказал он. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Где ты был всю ночь? – спросила она, чувствуя, как подступают слезы, когда она начала бить его по руке обоими кулачками. – Как ты осмелился явиться домой в это время? Я могла бы здесь умереть?

– О, ради Бога! – воскликнул он, ловя ее за кисти. – Возьми себя в руки! Я иду спать.

– С кем ты был? – кричала она. – С какой-нибудь дешевой шлюхой, я знаю это. Кто? Кто она?

– Мы поговорим попозже, – пробормотал он и вышел.

Бет села за стол, уронив голову на руки. Она плакала и плакала, пока совсем не осталось слез.

Дэлбер Феликс. Любимый муж… Нет.

Дарнелл Берта, возраст 97, жительница района… Нет.

Может быть, она и не умерла, решила Бет, сидя за кухонным столом на следующее утро и просматривая газеты. А может быть, умерла, но в больнице узнали ее настоящее имя. Может быть, посмотреть на возраст, подумала она. 47, 73, 81… О, вот одна, которая могла быть ею. «Сондерс Джоанна, возраст 24. Любимая дочь Германа и Клэр Сондерс, обожаемая сестра Дебби и Брайана Сондерсов. В автомобильной катастрофе…»

Это безнадежно, подумала она, бросая газету на пол. Звонить в госпиталь было тоже бесполезно.

– Я хочу узнать о пациентке, – сказала она, все же позвонив.

– О ком вы хотите узнать?

– Ферн Дарлинг.

– Вы родственница?

– Нет. Я просто приятельница.

– Прошу прощения, но мы даем информацию о пациентах только родственникам.

– Но с ней все в порядке?

– Прошу прощения.

Единственное, что она могла придумать, это позвонить доктору Россу, может быть, он ей что-нибудь расскажет. Но она не будет этого делать, конечно же. Одно дело было беспокоить доктора Росса, когда речь шла о жизни и смерти. Но она не может позвонить ему только потому, что ей нужно знать, как чувствует себя пациентка или как она себя чувствовала. Это будет неправильно. Можно сесть в такси и поехать туда, но этого она не станет делать ни за что на свете. Признать, что она знакома с Ферн Дарлинг, перед всеми медсестрами? Никогда.

Ах, кого это волнует, подумала она, опять поднимая газету. О, здесь что-то о Спинстерс. Они давали благотворительный бал в отеле «Хантингтон» в Пасадене. Она просмотрела ряд улыбающихся лиц, не узнав никого из них. Прочитала имена. Патриция Делани. Филли Баббит. Элис Фентон. Джоанна Гастлин.

Настоящие имена. А не придуманные имена девушек и парней, которых она встречала с Полом. Его сестра Диана, наверное, тоже была бы на этом балу, если бы не уехала с родителями на Ямайку. А возможно, и нет. Эти девушки старше. Восемнадцать, наверное. Даже девятнадцать.

Она представила там свое имя.

Элис Фентон. Патриция Нейшн. Бет Кэрол Барнз.

Теперь этого никогда не произойдет, может быть, я сделала ошибку, подумала она, поглаживая свой живот. Может быть, это не такая уж и хорошая идея. Но потом она напомнила себе, что семья Пола относится к числу лучших фамилий. Что сама она была Барнз, из Барнзов из Айдахо. Потом все будет чудесно. Конечно, Полу следует отправиться в Школу бизнеса Уортона. Он должен заняться бизнесом своей семьи. Конечно, у каждого есть свои мечты. Но приходится отказаться от них, так диктует жизнь.

Бет вздохнула и вернулась к светской хронике. Никто из этих людей, чьи имена здесь упоминались, не имел отношения к кинобизнесу или к телебизнесу. В перечне этих имен не было кинозвезд, режиссеров, даже директоров студий, перед которыми буквально преклонялся Пол. Все выглядело так, как будто она, Пол, их приятели жили в одном мире, который они считали самым лучшим и важным, а газета сообщала о совершенно другом мире, который мог находиться на луне. Так какой же из них был реальным, спрашивала она себя, просматривая фотографии. Наверное, тот, о котором сообщалось в газете.

Тот, который не был построен на песке, где все менялось каждую минуту. Нет, тот был реальным, а этот фальшивым, и они никогда не пересекутся.

Она остановила взгляд на одной из фотографий, прочитала подпись под ней. Роджер Хортон, его очаровательная жена Битси, бывшая Фелисити Каннингэм, их двухлетний сын Роджер. Хортоны – одна из самых известных фамилий. Может быть, самая влиятельная, потому что владеет газетой. Владеет ею поколениями. Взяв газету, она подошла к окну и при свете, лившемся в комнату, опять посмотрела на фотографию. Ее глаза расширились, когда она вгляделась в лицо Роджера Хортона, в его приятное выражение, в то, как он держал Роджера на сгибе руки, как обнимал за талию Битси. Она много раз была вместе с этим парнем, это он подарил ей драгоценности. Он был тем, кто, как она считала, был почти влюблен в нее. Ее щеки загорелись, когда она узнала его. Слава Богу, она теперь далека от всего этого, а если она и Пол натолкнутся на него после того, как поженятся, тогда она что-нибудь придумает. Она знала, что придумает.

– Я беспокоился о тебе, – сказал Бобби, положив руки сзади ей на плечи и встречаясь с ней взглядом в зеркале. – Ты должна была позвонить.

– О, я не думала… – начала было она, заволновавшись при его словах. Они были ей приятны. Странно, но она никогда не ждала, что кто-нибудь заметит ее, никогда не ждала, что кто-то позаботится о ней.

– Все прошло хорошо? – спросил он, наклоняясь к ней, почти шепча на ухо. – Как доктор, имя которого я тебе дал?

– О, все было хорошо, – кивнула она, вспомнив, что говорил ей Пол. «Спроси у своего парикмахера. Они всегда кого-нибудь знают. Они знакомы со многими девушками». Он оказался прав. Бобби даже не колебался. Он просто протянул руку к толстой записной книжке и открыл нужную страничку.

– Теперь все закончено. – Он предложил ей сигарету, дал прикурить. – Вчера их закрыли.

– О нет, – у нее волосы встали дыбом, когда она представила, что это могло произойти тогда, когда она сидела там, что она могла увидеть, как туда врываются полицейские.

– Да, это ужасно, – согласился он и посмотрел на нее так, как будто случилось что-то еще волнующее. – Была напечатана статья в «Конфиденшл», знаешь, эта ужасная газета. Все говорят, что не читают ее, но, однако, все это делают. Там было напечатано, что на бульваре Санта-Моника был кабинет, где делали аборты, после чего девушки умирали или попадали в больницу. И знаешь, кто там был? Кара Конуэй. – Он вздохнул, отхлебнул кофе, затянулся. – У нее был роман с… о, я забыл его имя, глава студии, который женат на одной из дочерей кинозвезды. Уорнер? Майер? Ну, один из них. Я никогда не запоминаю имен.

Итак, Ферн жива, подумала Бет. И она сделала то, что собиралась. Заработала свои две сотни долларов. Закрыла кабинет.

– Так что с ее карьерой, считай, кончено, – продолжал Бобби. – Она скрывается где-то.

– Что с ней будет? – пробормотала Бет Кэрол, глядя в зеркало на свое побледневшее лицо. – Ее отправят в тюрьму?

– Нет, – ответил Бобби, – вот доктор наверняка попадет в тюрьму. Но Кара? Что они смогут доказать?

– Ну, доктора следует посадить в тюрьму, – с негодованием сказала Бет. – Я точно знаю, что он убийца, Бобби. Он чуть не убил мою знакомую.

– Ну, я не знаю, – пробормотал Бобби, расчесывая ей волосы и глядя на нее в зеркало. – Я знаю девушек, которые побывали у него. Пятьдесят, должно быть. Сто. И со всеми все было в порядке.

– Но моя подруга… – начала Бет.

– Теперь всем придется искать кого-то еще, – перебил ее Бобби. – Я думаю, что приятель Кары отделался от нее. Она никогда больше не будет работать после всего этого.

– Но, Бобби, если они ничего не смогут доказать…

– А им и не нужно ничего доказывать, – возразил он. – Достаточно слухов. С ней все кончено.

Боже, это ужасно, подумала Бет, карьеру может испортить даже то, что не доказано!..

– Теперь ты понимаешь, почему я беспокоился, – сказал Бобби, массируя ей лицо. – Я спать не мог, все время думал о тебе. Когда я услышал, что ты назначила мне время, я почувствовал облегчение.

– Бобби, – произнесла она, взглянув на него, – я не сделала этого.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, нахмурившись.

– Я не сделала этого. Когда я пришла туда, то поняла, что совершаю ошибку. Я оставила ребенка.

Секунду он пристально смотрел на нее, потом упал на стоящий рядом стул.

– Ты сумасшедшая? – прошептал он. – Ты погубила свою жизнь. А теперь, после всего того, что случилось, у тебя нет даже одного шанса. Теперь некуда идти.

Он напугал ее, теперь у нее не было альтернативы. Теперь она была приговорена.

– Никогда не слышал ничего подобного, – произнес он. – Так привязать себя!

– Но это же мой ребенок, – прошептала она. – Я не могла убить его, Бобби. Я просто не могла.

– Бет, никто из парней не захочет иметь дело с ребенком от другого парня, – сказал он, взяв ее руки в свои. – Ты что, не слышала разговоров девушек вокруг? Ты что, не знаешь, как здесь обстоят дела?

– Мне все равно, – безразлично сказала она.

– Как ты собираешься заботиться о нем? – спросил он.

– Я собираюсь выйти замуж за Пола, – ответила она. – Он будет заботиться обо мне и о ребенке.

Бобби вздохнул, медленно поднялся, взял прядь ее влажных волос, чтобы накрутить на бигуди.

– Одна моя клиентка находилась в том кабинете, когда туда ворвались полицейские, – продолжил он. – Самое ужасное то, что она с мужем собиралась недели через две в Нью-Йорк по важному делу, и им меньше всего хотелось того, что произошло.

– Они арестовали ее? – спросила Бет Кэрол.

– Нет, они ее отпустили, – сказал Бобби, покачав головой. – Но у них уже есть девочка и мальчик. Они не хотели больше детей.

– Я уверена, что они будут любить этого ребенка, когда он родится, – сказала Бет.

– Возможно, – мрачно согласился Бобби.

– Скажи, Бобби, – медленно произнесла она. – Мне интересно…

– Да?

– Ты видел новый фильм «Римские каникулы»? Я думала, может быть…

– И ты тоже? – Он усмехнулся ее отражению в зеркале.

– Что ты думаешь?

– Короткие волосы великолепны на Одри Хепберн, но для тебя это плохо. У нее длинная шея и определенная форма головы. Твое лицо мягче. Ему нужна большая объемность.

– А что ты думаешь о другой моей идее?

– Какой другой идее?

– Выйти замуж за Пола, – ответила она.

– Ничего глупее никогда не слышал, – ответил он, коротко улыбнувшись.

– Ты просто не знаешь Пола, – возразила она, – он совсем не такой, как ты думаешь.

– Я хочу спросить тебя еще кое о чем, – сказал он так, как будто вспомнил об этом внезапно. Возможно, это и на самом деле было так. – Ты знаешь кого-нибудь в «Конфиденшл».

– Конечно же, нет, – ответила Бет. – Почему я должна знать кого-нибудь в подобном месте?

– О тебе там вскользь упоминалось, в том же номере, где было написано о Каре. Бет Кэрол Барнз, очаровательная дебютантка, приехав в город, разбивает сердца.

Ах, нет, подумала Бет и почувствовала, что у нее засосало под ложечкой. Это Ферн, желая отблагодарить ее, написала о ней в издании, хуже которого быть не может. Что мне теперь делать, думала она.

– Нет, я никого там не знаю, – пробормотала она. – Должно быть, это просто совпадение.

– Вот и я так подумал, – сказал Бобби.

Когда Бет входила в дом через заднюю дверь, она услышала, как зазвонил телефон. Опять зазвонил дважды. Она сняла трубку на третьем звонке, тяжело дыша после того, как бежала через холл.

– Бет Кэрол? Привет, это Ферн.

– Ферн, – повторила она. – Ты где?

– Я все еще в больнице. Чертов доктор пропорол мне матку. Поэтому мне и было так плохо.

– Сейчас все хорошо?

– Да, в порядке, – ответила она. – Черт, я только опомнилась после операции, когда пришли полицейские. Парочка детективов и парочка полицейских в форме, как будто я собиралась убегать.

– Что они хотели?

– Они хотели знать, что случилось. Чего еще им хотеть? – спросила она. – В конце концов, и так было понятно, что случилось, это я им и сказала.

– Они закрыли тот кабинет, – сказала Бет. – Туда ворвались полицейские и арестовали доктора.

– Да? – спросила безразлично Ферн.

– А Каре Конуэй пришлось уйти со студии. И мой парикмахер говорит, что из-за этого ее карьера окончена.

– Я хочу сообщить тебе что-то действительно интересное об этой Каре Конуэй, – сказала Ферн. – Ты не поверишь.

– Что? – спросила Бет.

– То, что случилось, привлекло внимание. Как ты думаешь, кто мне позвонил, предлагая работу?

– Кто?

– Как насчет Гедды Хоппер? Лоуэллы Парсонс? – с триумфом сказала Ферн. – И сэр Джордж Дин, с канала новостей.

– Боже, сэр Джордж Дин, – с завистью выдохнула Бет, – он был возведен в рыцарское достоинство королем. Именно поэтому он сэр Джордж Дин.

– Да? – удивилась Ферн. – А я думала, что это просто его имя.

– Я пыталась тебе позвонить, – продолжала Бет. – Но они не захотели ничего мне сообщать.

– Ты просто не знаешь, как это делается, – неопределенно сказала Ферн. – Есть много разных способов. Всегда можно все разузнать, если знать, как это сделать.

– Так ты собираешься работать на одного из них? – спросила Бет.

– Да, – ответила Ферн. – На сэра Джорджа Дина. Я встречусь с ним сразу же, как только выйду отсюда. Я буду работать на него. Он называет это работать ногами. Ходить везде и собирать для него новости.

– Почему ты выбрала его, а не Лоуэллу Парсонс или Гедду Хоппер? – поинтересовалась Бет. – Они же более знамениты.

– Да, я знаю, – согласилась Ферн, – но он собирается больше платить. И еще знаешь что? Я ему позвоню, когда меня будут выписывать, и он пришлет за мной свой лимузин. Потрясающе, да?

– Потрясающе, – сказала Бет сквозь стиснутые зубы.

– Да, он сказал, что пришлет машину с шофером за мной, а я сказала: «Сэр Джордж, вы имеете в виду лимузин?», а он ответил: «Да». Думаю, лимузин это просто к слову.

– Наверное, – согласилась Бет.

– Я хотела тебя спросить, – сказала Ферн, – видела ли ты заметку о себе? Я назвала тебя там очаровательной дебютанткой.

– Я слышала об этом, – сказала Бет.

– Тебе понравилось? – спросила Ферн.

– Да, чудесно. Спасибо.

– Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты приехала тем утром и вызвала доктора, за все. Я не ожидала этого.

– Была рада тебе помочь, – жестко ответила Бет. – Ты собираешься возвращаться в свою комнату?

– Нет, – ответила Фэрн, – я сказала сэру Джорджу Дину, что сейчас мне негде жить, что я и раньше жила то тут, то там, и он обещал что-нибудь подыскать для меня.

– Администратор хотел узнать, кто будет платить по счету, – сказала Бет.

– К черту администратора, – ответила Ферн. – Я просто хотела быть уверенной, что ты читала то, что написала я о тебе.

– Хорошо, Ферн, – сказала Бет. – Еще раз спасибо.

– Мне пора идти. Ты же знаешь, как здесь. Я позвоню тебе, когда устроюсь, и дам номер своего телефона.

– Отлично, – согласилась Бет. – Поздравляю тебя. Я действительно рада за тебя.

После того как Ферн повесила трубку, Бет долго сидела у кухонного стола, думая о Ферн, о том, что чувствует к ребенку, который рос у нее в животе, такому чудесному и доверчивому. Теперь она не могла от него избавиться, даже если бы и захотела. Она думала о том, что ей скажет Пол, когда узнает, что она не сделала аборт. Она предполагала, что он скажет. Он велит ей убираться. И куда же она тогда пойдет?

 

ГЛАВА 20

«Очаровательная Лана Тернер, любимица очаровательных дам этого города, кинозвезда, снявшаяся в этом году в трех фильмах, на грани того, чтобы прервать свою блестящую карьеру», – читал сэр Джордж Дин, глядя на письменный стол с таким брезгливым выражением на своем патрицианском лице, как будто перед ним лежали не бумаги, которые он читал, а что-то дурно пахнущее. На нем был безукоризненно сшитый костюм, красивый галстук и цветок в петлице. Пальцы, лежащие на бумагах, были длинные и как бы заостренные, на мизинце левой руки кольцо. Возможно, печатка, которые так любят англичане. Другие кольца были с бриллиантами, но их носят гангстеры и метрдотели итальянских ресторанов.

Ах, нет, думала Бет, стоя у гладильной доски, перед ней был один из длинных черных носков Пола. Подразумевается Говард Хьюз, которого все знают и который меняет девушек, ну как носки. Лана Тернер совсем не так глупа. Она может иметь кого угодно. Бет сморщила нос, почувствовав запах горелого, и сняла утюг с носка.

«Это наши новости из Голливуда», – произнес сэр Джордж Дин, его руки лежали на письменном столе, а на тонких губах играла улыбка. – Благослови вас Бог, и до следующей встречи».

Все-таки следует признать, что в нем что-то грандиозное, подумала Бет, расстегивая молнию на брюках еще на несколько дюймов. Господи, они уже тесны ей, подумала она, положив выглаженный носок на стопку других. Она взяла белые шорты Пола, пощупала, хорошо ли они высохли и можно ли их гладить.

Конечно, сэр Джордж Дин казался великолепным из-за своего английского акцента. Бет была просто влюблена в него. И из-за того, как он умел смотреть на все сверху вниз. И из-за чудесной одежды. Даже Пол признал, что никогда не видел подобных костюмов, они, наверное, от Сэвиль Роу, единственное место, где умеют шить элегантную одежду. А рубашки! Как сидит воротничок, манжеты высовываются ровно на столько, на сколько нужно, и неважно, как он при этом перекладывает бумаги или двигается. Конечно, все рубашки Пола были готовыми, он покупал их у «Брукс Бразерз», как и все остальные свои вещи, и очень заботился о том, чтобы они были в порядке. Он был благодарен, когда она предложила гладить их, но сказал, что с этим хорошо справляется китайская прачечная. Так что ей пришлось просить об этом, и в конце концов, когда он был раздражен до того, что готов хлопнуть дверью, он разрешил ей попробовать на старых вещах, если это доставит ей удовольствие и займет ее.

Если верить тому, что она читала, сэр Джордж Дин каждую ночь посещал лучшие ночные клубы и рестораны, ездил в антикварном серебристом «бентли», который во всех отношениях был похож на «роллс-ройс», но на том месте, где была эмблема «роллс-ройса», стояла буква «Б». И в довершение всего его шофером был маленький восточный человек в серой униформе, крагах и высоких черных ботинках.

Бет распрямилась, почувствовав острую боль в спине. Хорошо бы придумать, как гладить сидя, подумала она. Интересно, что ей носить через три недели, когда будет ясно, что она не влезет ни в один костюм своего гардероба. А Пол все еще ничего не замечает. У него нет времени заметить – так он занят и счастлив. Раньше, до того, как он решил поступить в класс школы кино и начал снимать документальный фильм, она никогда не видела его таким счастливым. Фильм назывался «Как снимать кино», это действительно была грандиозная идея, потому что они снимали этот фильм на «Метро-Голдвин-Майер», лучшей студии Голливуда, где работали все, кто делает настоящее кино.

– Подумай о контактах, – говорил Пол, глядя на нее блестящими глазами, он весь светился радостью оттого, что нашел способ попасть на студию, что его карьера наконец началась.

Горячие слезы жалости наполнили ее глаза, когда она взяла шорты и положила их на стопку выглаженного белья. Бедный Пол, подумала она. Потому что все это кончится ничем. Ему все равно придется поехать в школу бизнеса. Это очевидно. Он не в силах будет содержать ее и ребенка на те деньги, которые он зарабатывает в кино, во всяком случае сейчас. За то, что он снимал сейчас, ему вообще не платили. По сути, это он платил им за то, что ходил в школу. Мужчины, подумала она, качая головой, они действительно как маленькие мальчишки.

Она будет заботиться о нем: гладить, оставлять ему любимые лакомства на кухне, и неважно, когда он будет возвращаться домой. Он будет находить напоминание о ней, о ее любви и преданности. Глаза Бет расширились от отчаяния, когда она увидела желтый отпечаток на белых шортах, которые гладила. Господи, подумала она, вытирая слезы. Утюг слишком горячий. Они испорчены.

Это ужасно. Безнадежно. И еще эти брюки, они просто убивают ее. Она едва может дышать. Она расстегнула молнию до конца, спустила их на бедра и вздохнула с облегчением, освободив живот. Она погладила носки и шорты, но уже так устала, что ей хотелось лечь и проспать до утра. Когда она шла через комнату до кровати Дианы, она почувствовала, что у нее слегка затекли ноги, и она с огромным облегчением упала на кровать. Бюстгалтер тоже добивал ее. Он врезался ей в спину. Она расстегнула блузку, освободила грудь. Она лежала и смотрела на себя. Потом улыбнулась от удовлетворения.

Впервые у нее появилась настоящая грудь, она всегда завидовала девушкам, у которых она была. И бедра тоже. И конечно, ее животик, но он еще был незаметен, когда она носила такие узкие брюки, как сейчас. Смешно, но теперь на нее чаще обращали внимание. Когда она ждала автобуса, многие парни в «кадиллаках» и «линкольнах» останавливались и предлагали ей подвезти. А когда она вышла из автобуса и поднималась в гору к дому, они тоже останавливались. Интересно, что им всем нравятся пышные девушки. Как Ферн. Хотя, кто знает, может быть, сэр Джордж Дин, посмотрев поближе на Ферн, понял, что совершил ужасную ошибку, предложив ей работу.

Бедняжка Ферн. Никто не захочет такую, которая выглядит как проститутка. Никто из мужчин не захочет ничего иметь с ней, только переспать. Никто, похожий на сэра Джорджа Дина, да и никто другой, не захочет нанять ее. Бет казалось, что Ферн остается лишь заниматься проституцией, пока она не состарится, а потом она станет уличной шлюхой, а потом официанткой в каком-нибудь кафетерии, если повезет.

Бет встала, почувствовав, что проголодалась. Все, что она делала последние дни, это либо ела, либо спала. Она просто делала то, чего хотелось ребенку, в чем он нуждался, как будто она была куклой, в животе которой сидел ребенок и дергал ее за веревочки. Он стал занимать в ней много места. Она с трудом дышала. В одежде, во всяком случае. И у нее едва хватало сил поднять руки. Она разделась и повесила вещи в гардеробной.

Ее настроение поднялось, когда она посмотрела на свое отражение в зеркале ванной комнаты. Мой ребенок, с гордостью подумала она, проводя руками по животу, который отяжелел от его присутствия, по грудям, которые набухли, соски увеличились, готовясь к его ротику. Но она должна была дать ребенку еще кое-что. Но это было трудно, потому что она хотела заставить мужчину, которого любила, жениться на ней до его рождения. Она не хотела, чтобы ее ребенок был незаконнорожденным. Ублюдком. Нет, в его свидетельстве о рождении должны быть записаны мама и папа, и ей придется каким-то образом добиться этого.

Она пристально разглядывала себя в зеркало, думая о тех парнях, которые теперь обращали на нее внимание, потому что она так выглядела. Думала о тех деньгах, которые она могла бы заработать с ними. О деньгах, о которых не узнал бы Пол. Но она вспомнила о своем решении ничего не иметь с ними, даже не принимать предложений подвезти. Она теперь принимала такие предложения лишь от дам, которые жили на этой улице и которые всегда подвозили детей, возвращающихся из школы. Они думали, что она тоже ребенок. Они все думали, что она ходила в школу для девочек, которая была в нескольких кварталах отсюда, и всегда расспрашивали ее, знает ли она ту или другую девушку. Иногда спрашивали, знает ли она их дочерей. Бет кивала и улыбалась и старалась не отвечать определенно на вопросы, где она жила и кто ее родители.

Она повернулась перед зеркалом, думая о том, что нужно принять душ, накинуть халат и спуститься вниз поужинать.

Она стояла на цыпочках, подняв руки над головой, широко улыбаясь зеркалу. Вдруг ее охватил страх, и она уронила руки, потому что почувствовала, что в комнате что-то изменилось.

Сзади стоял Пол с побелевшим лицом, остатки улыбки застыли на его лице.

Бет тоже застыла, ее глаза избегали смотреть на отражение Пола в зеркале. Что он здесь делает? – подумала она. Ее ноги дрожали. Он должен был быть в школе, снимать фильм. В зеркало она увидела, что он закрыл глаза, как будто от боли. Она стояла как идиотка, прикрываясь руками.

– Скажи мне, о чем ты думала, – произнес он хриплым, полным ярости голосом. – Я действительно хочу это знать.

– Я не смогла убить нашего ребенка, – ответила она с рыданием в голосе.

– Ты… что? – переспросил он. Его голос дрожал, на лбу пульсировала жилка, глаза стали яркими от ярости. – Я ползал на коленях, выпрашивая у людей деньги, а ты не сделала этого?

Она повернулась к нему, ее губы тряслись, она чувствовала себя беззащитной и испуганной, стоя перед ним обнаженной. Она знала, что этот момент когда-нибудь наступит, но гнала от себя эти мысли. Какое ужасное чувство, что она предала его!

– А деньги? – спросил он.

– Они не вернули их, – ответила она.

– И что должно было случиться, когда я бы узнал? – поинтересовался он. Он действительно пытался понять, она это видела. Пол и его психология…

– Я думала, что ты смиришься, – пробормотала она.

– Как? – спросил он. – О чем ты говоришь?

Она стояла, чувствуя себя как пойманное животное, не знала, что сказать.

– Может быть, накинешь на себя что-нибудь? – раздраженно поинтересовался он.

– Мы любим друг друга, – сказала она, подходя к гардеробу и надевая халат. – Я люблю тебя. Ты любишь меня.

– О черт! – Он вздохнул и закрыл лицо руками.

– Мы могли бы пожениться, – беспомощно произнесла она.

– Ты действительно живешь в мире грез, – заметил он.

– Но другие люди так делают, – сказала она, усаживаясь рядом с ним, так что их колени почти касались.

– Теперь, я думаю, уже поздно что-либо предпринимать, – сказал он.

Она жалко кивнула, вспомнив, как она представляла себе эту сцену. Пол, возможно, обнимет ее. Сунет руку в карман и достанет оттуда бриллиантовое кольцо. Позвонит в газету и объявит об их бракосочетании.

– Ты действительно думаешь, что что-то из себя представляешь? Тебя только что выписали их психбольницы. Ты пыталась совершить самоубийство. И ты думаешь, что я женюсь на тебе?

Ее голова дернулась, как будто он ударил ее. Она почувствовала, что на глазах выступили слезы.

– Ты любишь меня, – прошептала она. – Ты говорил мне.

– Этого недостаточно, – возразил он.

– Я думала, если мы поженимся и родится ребенок, приедет твой отец.

Он фыркнул:

– И лишит меня наследства.

– Ты поедешь в школу бизнеса, как он хочет, – просила она.

– О черт! – выругался он. – Просто не верится.

– Все будет хорошо, – умоляла она. – Вот увидишь. Я буду с тобой. Я буду для тебя всем. Ты не пожалеешь.

– Я не собираюсь жениться на тебе, Бет Кэрол, – отрезал он. – Можешь забыть об этом. Я не собираюсь портить себе жизнь.

– Я сделаю тебя счастливым, Пол, – продолжала она, подсев к нему поближе и поглаживая его ногу. Халат распахнулся и приоткрылись ее груди. Она видела, что он смотрит на них, сам того не желая. Она узнала его взгляд. Он хочет меня, поняла она. Прямо здесь, в комнате Дианы, он хочет меня. Несмотря ни на что.

Тем не менее она была поражена, когда он склонился над ней и взял ее сосок в рот.

– Ты выглядишь сейчас совсем иначе, – хрипло сказал он.

– Не так уж я изменилась, – выдохнула она, проводя рукой по его брюкам. Он возбуждается, подумала она удовлетворенно. Если бы можно было слиться с ним сейчас, то тогда она бы забыла все, что он только что ей говорил. Все обидные ужасные слова. Имеет значение только то, что делается, а не говорится. Это было одно из утверждений Пола. Бет нежно поцеловала его рот, почувствовала, что его дыхание учащается, что он обнимает ее.

Его язык раздвинул ее губы, а она начала расстегивать его рубашку. Она провела рукой по черным волосам на его груди. Он гладил ее волосы, ласкал ее, крепко прижимая к себе. Бет чувствовала себя слегка виноватой при мысли о том, что сейчас должно было произойти, зная, что сейчас он войдет в нее, а она обещала своему ребенку, что его не будут беспокоить, что ее тело будет только его территорией. Может быть, ему не понравится это, думала она, чувствуя, как учащается ее пульс, как растет ее возбуждение при мысли о Поле. Бет почти видела, как хмурится ребенок, и ей было нехорошо от этого, но иного пути не было. Это должно было доказать что-то важное им обоим, а ребенку придется простить ее, потому что сейчас она сражается за свою будущую семью.

Пол стянул халат с ее плеч, ласкал их, целуя ее грудь, гладил волосы на ее лобке. Она расстегнула его брюки, опустилась на колени и взяла это в рот. Он действительно возбужден, думала она с удовольствием. Она слышала, как он тяжело дышал.

Было так прекрасно заниматься любовью с кем-то, кого любишь, кто тебя любит, думала она, когда Пол поднял ее на руки и понес к кровати Дианы. Положив ее, он быстро разделся, бросив вещи на пол, чтобы поскорее обнять ее. Он целовал ее рот, ее веки. Здесь, поняла она. На кровати ее сестры. Это тоже имело огромное значение.

Бет съежилась, когда поняла, что Пол целует ее там, так же как это делал один из парней, с которым она была за деньги. Она вся горела, чувствуя его язык и руки на ее бедрах. А затем он вошел в нее. Она задохнулась, обвила его талию ногами. Обычно, когда он брал ее, то это было всего несколько толчков. Но не на этот раз. Это продолжалось и продолжалось и затрагивало ее так, как никогда раньше.

– Давай, малышка, давай, – повторял он и внимательно смотрел на нее сверкающими глазами.

– Я люблю тебя, – прошептала она. Она все крепче сжимала ноги вокруг его талии, обнимала его руками, прижималась плечами. Она чувствовала, что сейчас взорвется, и надеялась, что это не повредит ребенку.

Это был ее первый оргазм, поняла она спустя несколько мгновений. Теперь она знала, что это такое. Пол стал двигаться быстрее, вскрикнул, откинув голову, и она почувствовала, что он кончил. Она лежала, обнимая его и ожидая, что сейчас он оттолкнет ее, как это он делал обычно.

Она лежала в его объятиях, он зарылся лицом в ее шею, их тела прильнули друг к другу, она прислушалась к его ровному дыханию и поняла, что он уснул. В ее объятиях. На кровати Дианы.

Все будет в порядке, думала она, ее веки сомкнулись, она почувствовала, что засыпает. Я не знаю, что произошло, но я победила.

 

ГЛАВА 21

– Я не знал, что ты уезжала, – сказал ей Бобби, расчесывая ее влажные волосы.

Темнокожая девушка поставила перед ней чашку кофе. Он сильно загорел, думала она. Должно быть, выходные провел с друзьями в Малибу на побережье. И новые часы. Золото.

– Я не уезжала, – возразила она, не понимая, о чем он говорит.

У них с Полом все так чудесно эти дни, что ей не хотелось выходить из дома, даже сюда. Но, конечно, сюда она должна была прийти и привести себя в порядок, чтобы у них с Полом и дальше все было так же хорошо. Боже мой, думала она. Все эти дни он не выпускал ее из рук. Она с трудом в это верила, но догадывалась, почему это происходит. Однажды вечером она рассматривала себя в зеркало, восхищаясь собой, восхищаясь тем, как толкается ребенок, и вдруг она поняла, что выглядит точно так же, как все эти официантки, артистки стриптиза, которых обожал Пол. У нее сейчас были такие груди и бедра, что впору было выступать на сцене «Розовой кошечки», где Пол сидел бы в первом ряду, аплодируя как сумасшедший, и бросал ей десятидолларовую банкноту.

– Я читал, – упрямо сказал Бобби, – что ты проводила время на семейной вилле на юге Франции.

– А? – спросила она, непонимающе глядя на него в зеркало.

– Я читал это в колонке сэра Джорджа Дина, вот где, – добавил Бобби. – Великолепная дебютантка Бет Кэрол Барнз на семейной вилле на юге Франции после того, как разбила сердца в Голливуде.

– О, сэр Джордж Дин, – произнесла она. О, Ферн, сказала она себе с улыбкой.

– Леди Джордж Дин, мы его так называем, – сказал он доверительно, наклоняясь к ней.

– Бобби, ты говоришь это обо всех, – пожаловалась она. – Если все в этом мире такие, для чего же тогда все эти девушки причесываются, приводят себя в порядок. В чем смысл?

– Нет, не все, – заметил Бобби. – Я никогда не говорил этого. Но сэр Джордж Дин – да. Я знаю это наверняка.

– Есть только один способ знать это наверняка, Бобби, – ответила она, глядя на него в зеркало. Это странно, но теперь, когда она не принимала таблетки и вообще ничего такого, она могла говорить об этом, если это делал кто-то другой. Бобби было плохо в это утро. Его рука дрожала, он сказал, что через секунду вернется, а потом она почувствовала запах ликера. Она была уверена в этом.

– Ну, это не информация из первых рук, – сказал он, – но мои друзья брали меня туда, и это было очевидно. Я был очень близко к нему и клянусь, что леди Джордж был накрашен. Бьюсь об заклад.

– О, Бобби, – хихикнула она.

– Дом великолепен, – продолжал он. – Антиквариат, ковры. Восточные слуги.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Естественно, – ответил он. – На нем был смокинг и жилет.

– У меня есть подруга, которая работает на него, – сказала Бет. – Я думаю, что именно поэтому мое имя упоминается в его колонке.

– Ты становишься знаменитой, – с восхищением сказал Бобби. – Все будут знать, кто ты.

– Надеюсь, – сказала она, думая, как она сама к этому относится.

Когда они с Полом поженятся, она, возможно, позвонит Ферн, и та что-нибудь напечатает. «Очаровательная дебютантка Бет Кэрол Барнз выходит замуж за известного отпрыска Пола Фурнье, венчание состоится в церкви при шестнадцати приглашенных». Что-нибудь в этом роде. Пол был так мил эти дни, так внимателен. Он даже пригласил ее сегодня на обед со своими друзьями. Еще одна молодая пара, которая живет в Брентвуде. Она была уверена, что они ей понравятся. Это тоже было впервые. Еще раз впервые.

* * *

В сумерки Пол и Бет подъехали к двухэтажному дому Джойси и Эдди Ньюфелдов в Брентвуде, к западу от Вествуда и Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Бет сразу оценила этот дом с белыми воротами и множеством фруктовых деревьев в саду. Когда Пол открыл дверцу машины, она почувствовала запах цветов.

– Замечательно, правда? – сказал Пол, улыбаясь и беря ее за руку. – Много места между домами. Церкви, школы, большой торговый центр в нескольких кварталах.

– Очень мило, – согласилась Бет, облизывая губы и стараясь припомнить все то, что говорил ей Пол о своих друзьях. Эдди Ньюфелд был звездой футбола, а теперь он страховой агент. И Джойси была очень мила. Дверь им открыл Эдди сразу же, как только Пол позвонил. Он оказался симпатичным парнем, высоким и широкоплечим, с толикой лишнего веса. Джойси, миниатюрная блондинка, выглядывала из-за спины мужа.

Пол представил их, Бет улыбалась, надеясь, что никто не замечает, что она еле влезла в свое платье. Оно было мандаринового цвета. Пояс платья был застегнут на последнюю дырочку. Скоро придется носить одежду для беременных, мрачно подумала она, когда одевалась. Эта мысль была ей невыносима. Она чувствовала себя такой непривлекательной. Но все это стоит того, напомнила она себе, вспоминая последние дни, проведенные с Полом. Может быть, это повредило ребенку. Но даже доктор говорил, что все в порядке. Этого не следует делать лишь в последние недели. Она заранее обдумывала, как бы удовлетворять Пола, чтобы он не вернулся к своим проституткам.

– Какой у вас очаровательный дом, – сказала она, почувствовав руку Джойси Ньюфелд в своей.

– О, вам нравится? – радостно отозвалась та. – Я вам все покажу.

Бет позволила провести себя в гостиную с камином, из которой французское окно было открыто прямо в сад. С кирпичной террасы были видны освещенный бассейн, фруктовые деревья, цветущие кусты, клумбы. Столовая тоже была очаровательна, стол был уже накрыт.

– А это моя радость и гордость, – сказала Джойси, проводя Бет в кухню.

– Чудесно! – У нее даже перехватило дыхание, когда она все увидела. Плита, холодильник. Это была мечта, а не кухня. У нее тоже когда-нибудь будет такая.

Они присоединились в гостиной к мужчинам. Те стояли с напитками в руках у открытой двери. Бет услышала, как Эдди рассказывал Полу, как сложно построить бассейн, что теперь нужно обнести его забором, чтобы не случилось какого-нибудь несчастья.

– Что вам предложить, Бет Кэрол? – спросил он, подводя ее к дивану.

– Только апельсиновый сок, если у вас есть, – сказала она извиняющимся тоном.

– Конечно, есть, – сказала Джойси, встречаясь глазами с мужем. – Сейчас принесу. Устраивайтесь, Бет Кэрол.

Потом она вернулась, и они сидели все вместе, беседуя как старые друзья. Джойси все время говорила о своей семье. О том, что ее родители раньше жили в Аркадии, а теперь живут в Калифорнии, чем занимался ее отец, что сейчас он отошел от дел и занимается розами.

Потом Эдди рассказывал о своей семье. Об отце, который занимался продажей скобяных изделий, о том, что он тоже собирается заняться этим бизнесом.

Бет думала о том, какие чудесные эти Джойси и Эдди, совсем не похожи на тех людей, которых знал Пол. Как правило, Пол смеялся над такими людьми, как Джойси и Эдди, называя их ограниченными.

– Ну а теперь, Бет, ты должна рассказать нам о себе, – сказала Джойси, глядя на нее яркими, влажными глазами.

– Да особо нечего и рассказывать, – ответила она, чувствуя себя так, как будто устраивалась на работу.

– Может быть, начать с родителей? – подсказал Эдди.

– Мой отец – глава горнорудной компании на северо-западе, – ответила она, не понимая, почему этому так обрадовался Эдди, удивляясь, почему он с торжеством посмотрел на Джойси. Какое это имеет для них значение?

– А твоя мать? – спросил Эдди. – Что с ней?

– Она умерла, когда я была совсем маленькой, – ответила Бет, чувствуя себя неловко и искренне жалея о том, что они сюда пришли.

– О, это ужасно, – быстро сказала Джойси, ее глаза наполнились слезами, и она погладила Бет по руке. – А что с ней случилось?

– Послушай, Джойси, – сказала Бет, – я не хочу говорить об этом.

– Моя дорогая, – сказала Джойси, – мне очень жаль, что ты так расстроилась. Я все понимаю. Это, должно быть, ужасно, потерять мать в таком раннем возрасте.

Бет закусила губу и попыталась поймать взгляд Пола, но он с улыбкой переводил взгляд с Джойси на Эдди.

Обед был хорош: бефстроганоф и рис. Но у Эдди и Джойси был миллион вопросов: о ее сестрах, об истории семьи, о том, были ли в ее семье сумасшедшие. Только я, хотелось ей сказать, чтобы они заткнулись, но тут вскочил Пол и начал говорить о фильме, который он снимал, и о том, что ему предложили работу в отделе сценариев. Бет впервые слышала об этом предложении. Она низко склонилась над тарелкой. Это отодвинет поступление в школу бизнеса, отодвинет их будущее. Но, возможно, все это неправда. Пол говорит все это просто, чтобы произвести на них впечатление. Боже, он такой же лжец, как и все в этом городе. Только Полу не нужно лгать. Он богат. Но он все-таки делает это.

Джойси порхала вокруг, раскладывая по тарелкам лимонный пирог, который она испекла сама.

– Кофе? – спросила она Бет.

Она просто засияла, когда Бет отказалась.

После того как все выпили кофе, Джойси сказала, что она хотела бы показать Бет второй этаж, да и Полу тоже.

– Чудесно, – согласилась Бет, чувствуя, что резинка трусиков врезается ей в талию, а бюстгалтер режет ребра, как бритва. Может быть, после этого мы отправимся домой, подумала она. Джойси взяла ее за руку и повела вверх по ступенькам, Эдди и Пол следовали за ними. Она не понимала, почему Пол поддерживает знакомство с этими людьми. Они все время говорили о деньгах, которые они вложили в страховые полисы, о своем светлом будущем, о том, что они застрахованы от всего. А эти их вопросы! Это просто грубо. Ей не хотелось признаваться себе в этом, но она просто ненавидела Джойси и Эдди Ньюфелдов. Она не хотела больше их видеть. Она скажет об этом Полу, как только они выйдут отсюда. Пусть расстраивается. Ей все равно.

Может быть, они клиенты Пола? Может быть, они покупают у него травку? А может быть, Пол хочет, чтобы они вчетвером занялись сексом? От этой мысли ее замутило.

Джойси провела ее в спальню. Там стояла кровать королевских размеров, покрытая вышитым покрывалом.

– Это я вышивала сама, – сказала Джойси.

– Очаровательно, – отозвалась Бет, прикидывая, сколько это заняло времени. Вечность, решила она, но покрывало ей понравилось.

Комната была чудесной, с бледно-зелеными стенами нежного оттенка, с подходящими шторами на окнах, ранней американской мебелью, которая, возможно, была настоящей.

Потом Джойси показала ей ванную, тоже бледно-зеленую, где висели вышитые полотенца. Пол и Эдди следовали за ними.

Джойси распахнула перед ней следующую комнату.

У Бет перехватило дыхание. Это была детская, с бледно-желтыми стенами, белыми шторами, сияющим потолком. Здесь были сотни игрушек, качели, ночник в форме эльфа.

– Ах, вы ждете ребенка, – выдохнула она. – Как чудесно.

– Рядом находится комната няни, – еле слышно сказала Джойси. – Она будет находиться здесь постоянно. А годика через два мы заведем собаку. Коккер-спаниеля. Они хорошо ладят с детьми.

– Когда вы ожидаете? – спросила Бет, с симпатией глядя на Джойси. Теперь ей было все понятно: нервозность, разговоры о безопасности, о будущем.

Она увидела, как побледнело лицо Джойси, как она посмотрела на мужа. Пол посмотрел в сторону. Бет вздохнула, чувствуя, что дрожит.

– И сколько вы собираетесь заплатить за нашего ребенка? – спросила она, стараясь казаться спокойной. Ей это плохо удавалось. В ее словах слышались слезы.

– Это не совсем так, дорогая, – сказал, покраснев, Эдди и протянул руку в ее сторону. Джойси выглядела так, как будто вот-вот потеряет сознание.

– Это не продается! – закричала Бет и кинулась вниз по ступенькам прочь из этого очаровательного дома, а сзади в объятиях мужа рыдала Джойси.

Ничего не видя из-за слез, она бежала по дороге. Потом дорога осветилась светом фар, потом Пол боролся с ней, заталкивая ее в машину, крича на нее, она тоже кричала так, как будто ее убивают.

– Десять тысяч долларов, – снова и снова повторял он, а она рыдала, размазывая по щекам слезы. – У нас было бы десять тысяч.

Машина дернулась в сторону, свет фар выхватил очертания деревьев, Пол пытался справиться с машиной. Он убьет нас обоих, подумала она.

– Ты шлюха! – орал он. – Сука!

– Выпусти меня! – кричала она, колотя его по руке, по плечу, хватаясь за руль. Он пытался оторвать ее руки.

– Останови машину!

– Я знаю, чего ты пытаешься добиться. Ты хочешь обмануть меня, хочешь дать своему ублюдку имя! Дать ему мое положение в обществе.

– Не смей так называть ребенка! – билась она в истерике. – Не смей, ты чудовище, животное!

– Думаешь, я не знаю, что этот ребенок не мой? – тоже истерично орал он. – Ты переспала со всеми в городе, а теперь пытаешься повесить это на меня. Не выйдет, дорогая.

Всхлипывая, Бет откинулась на сиденье. Она закрыла глаза. Теперь он ехал медленнее, осознала Бет. Она пыталась восстановить дыхание, положив руки на живот.

– Это наш ребенок, Пол, – сказала она, пытаясь вложить в слова убежденность. – Я пользовалась мерами предосторожности с другими, как ты говорил мне. Ты один ничем не пользовался. Именно поэтому я уверена.

Он смотрел прямо вперед, сжав губы, его пустые глаза отражали свет проезжавших мимо машин.

Она поняла, что сейчас они едут по центру Лос-Анджелеса. Он остановился перед входом старого кирпичного дома с освещенным фойе. На фасаде была надпись: «Христианская ассоциация молодых женщин».

Страх сковал ее, когда она увидела, как Пол похлопал по карману и достал свой бумажник.

– Вот двадцать долларов, – сказал он, протягивая ей купюру. – Это все, что у меня есть.

Бет сидела с открытым ртом, тупо уставившись на него.

– Твои вещи я привезу завтра, – сказал он, не глядя на нее. – Я сделал все, что мог. Я не знаю, чем еще могу тебе помочь.

– Пол, не делай этого, – попросила она. – Мы достанем денег. Я обещаю. Мой отец даст нам. Он богат, ты это знаешь. Он не позволит, чтобы что-то случилось с его внуком. Я знаю его. Я клянусь.

Он вздохнул, прислонился спиной к сиденью, все еще держа деньги в руке.

– А если будет девочка? – спросил он наконец.

– Джойси и Эдди могут удочерить ее, – ответила она.

– Ты лжешь.

– Ты можешь сказать им об этом прямо сейчас, – сказала она. – Найди телефон-автомат. Я скажу им это сама.

Он смотрел на нее подозрительными глазами.

– Клянусь тебе жизнью ребенка, – сказала она.

– О черт, – сказал он и завел машину.

Бет выглянула в окно, посмотрела на случайных прохожих на улице, на полицейскую машину. Ее сейчас занимал вопрос: кто из них больший жулик, Пол или она.

 

ГЛАВА 22

– Так что приходи, посмотришь мое жилище, – говорила ей по телефону Ферн. – Это маленький домик для гостей позади сэра Джорджа Дина, он просто очарователен.

– Я не могу, Ферн, – ответила Бет, с трудом переводя дух после того, как спешила к телефону. Она села на стул рядом со столиком, расставив ноги и выпятив вперед живот.

– Приезжай, – настаивала Ферн. – Я так давно тебя не видела, я не знаю, как ты выглядишь.

– Вот тут ты права, – мрачно подтвердила Бет. – Но я не могу, я действительно не могу.

– Ты должна сказать мне почему, – настаивала Ферн.

– Я беременна, – прошептала Бет, – вот почему.

– О, опять. – В голосе Ферн послышалось отчаяние. – Дай мне подумать минутку. Все ходят к Тиюана, и я слышала, что там все в порядке. Чисто, ну и все такое.

– Это не то, Ферн, – сказала Бет. – У меня будет ребенок. Доктор говорит, что в любую минуту.

– Ты хочешь сказать, что не сделала тогда аборт? – изумленно спросила Ферн.

– Я не могла убить моего ребенка, – с чувством собственного достоинства произнесла Бет.

– С ума сойти, – рассмеялась Ферн. – А я-то пишу о том, что ты ездишь то в Нью-Йорк, то в Европу, а ты собираешься рожать ребенка.

– Ох, не надо, – сказала Бет, пытаясь усесться поудобнее на стуле, чувствуя себя так, как будто она уже не существует, что теперь она всего лишь вещь. Ее съели заживо. Она не может пройти двух шагов без отдыха, спина убивает ее, а спит она так много, что иногда ей кажется, что она скорее мертва, чем жива.

– Вы поженились? – спросила Ферн.

– Нет еще, – призналась Бет.

– Вам лучше бы пожениться, – сказала Ферн.

– Это легко сказать, – заметила Бет, проводя рукой по волосам. – Пол даже видеть меня не может. Он не разговаривает со мной. Он находится дома лишь тогда, когда ему нужно читать рукописи для его работы. Он закрывается в спальне, и я его не вижу. У него кто-то есть, какая-то шлюха. А здесь я, жду ребенка…

– Я думала, ты ждешь ребенка от того парня, который остался у тебя дома, – озадаченно сказала Ферн.

– Да, – неохотно признала Бет. Ей следовало бы помнить о том, что Ферн собирает слухи, нужно запоминать все, что она ей говорит. – Но он не знает этого. Я ему сказала, что это его ребенок. Ты можешь понять это, Ферн?

– Конечно, – согласилась Ферн. – Это единственное, что можно было сделать. А почему бы мне не приехать и не повидать тебя? Ты мне все расскажешь. Может быть, выработаем план.

Действительно, приятно будет кого-нибудь увидеть, подумала Бет. Кроме Бобби, конечно, который приходил каждые две недели, чтобы уложить ее волосы, когда ей становилось совсем невмоготу. Он был так поражен домом, был уверен, что она может заставить Пола жениться прежде, чем родиться ребенок. Он говорил, что он так думает, и вообще он был замечательным. Это он купил ей одежду для беременных. Покупал вещи для ребенка. Даже колыбель. Но будет замечательно встретиться с другой девушкой и обсудить план в отношении Пола. Бобби не годился для этого. Он был слишком занят своими собственными проектами, новым домом, который для него сняли, с чудесной английской и французской мебелью, дорогими поездками, куда его брали, подарками, которые ему делали. Его настроение часто менялось. То он был почти в эйфории, то через секунду в слезах и близок к самоубийству. Может быть, от спиртного или от таблеток?

И кроме того, чем грузнее она становилась, тем испуганнее делался взгляд Бобби, когда он смотрел на нее. Бет чувствовала себя ужасно оттого, что она так непривлекательно выглядела даже в глазах Бобби, хотя какое ему дело?

– Я прихвачу каких-нибудь сандвичей, – говорила Ферн. – Я приеду к часу, хорошо?

– Не сегодня, – возразила Бет. – В пятницу, я приготовлю ленч.

– Но сегодня же только понедельник, – пожаловалась Ферн.

– В пятницу, – повторила Бет. – Буду ждать тебя. И зачем я это сделала, подумала она, повесив трубку, у меня нет даже сил встать. Тем не менее это будет хоть какое-то разнообразие. Из маленькой комнаты открывается чудесный вид на сад. Именно там они и будут есть. Нужно снять там чехлы с мебели. Достать фарфор. Это несложно. В буфете двенадцать разных сервизов, на двадцать четыре персоны каждый. А какое серебро? О, еще нужны хрустальные вазы для цветов. Она может срезать цветы в саду. И еще нужно заказать вина. Ферн захочет вина. Или нет? Может быть, она любит водку или ром? Хорошо, она закажет все. Что еще? Еда. Что ей подать? Теперь она даже чувствовала себя не такой уставшей, как обычно.

С улицы раздался звонок, Бет нажала кнопку, чтобы открыть ворота, прошла через дом, открыла парадную дверь, ждала у ухода. Было жарко, над головой светило яркое голубое небо, она промокнула капельки пота, которые собирались над верхней губой. Под мышками и под бюстгалтером было влажно. Тем не менее она выглядела настолько хорошо, насколько позволяло ее положение. Она позвонила Бобби, и он уложил ей волосы. Она сделала маникюр и надела развевающееся цветастое платье для беременных, которое издали походило на пляжный ансамбль.

Ее пульс участился, когда она увидела что-то серебристое, приближающееся к ней по аллее и сверкающее в лучах солнца. Ах, это же «бентли» сэра Джорджа Дина, именно такой, какой она представляла, читая о нем, а за рулем восточный шофер. На заднем сиденье виднелись неправдоподобно белые волосы Ферн. Бет стояла, прикованная к месту, машина подъехала, и шофер поспешил помочь Ферн выйти из машины.

– Привет, Ферн, – сказала она.

Ферн молча стояла, уставившись на трехэтажное здание, ее глаза были круглыми от изумления.

Бет должна была признать, что испытывает разочарование при взгляде на внешний вид Ферн. А что она ожидала, спрашивала она себя, что за те месяцы, что они не виделись, Ферн, работая на новом месте, превратится в девушку совсем иного класса? Как Розалин Рассел, например, в красивом костюме? Но нет.

На Ферн была голубая с серебряной нитью кофточка без рукавов и с глубоким вырезом, из которого чуть не выпадали груди. Узкие брюки с серебристыми кнопками. Туфли без задников и с открытыми пальцами на высоких каблуках. И как всегда, на ней был золотой ножной браслет. Даже косметика была все той же, и такого же сероватого оттенка осталась шея.

Бет шагнула к Ферн, взяла ее за руку, улыбнулась. Поняла: что-то все-таки изменилось. Духи. Это «Джой», самые дорогие духи в мире.

– Здорово снова увидеть тебя, – сказала Ферн. – Что за дом! Знаешь, я все это время думала, что ты надуваешь меня.

Старая, добрая Ферн, подумала Бет, почувствовав прилив нежности к ней. Она провела ее через широкий мраморный холл в очаровательную мраморную комнату, окна которой выходили на бассейн, на столе стояли цветы, серебро и чудесный фарфор, около приборов лежали вышитые льняные салфетки, которые она отгладила накануне. Она действительно была довольна, что заказала различное спиртное, Ферн попросила двойной мартини с двумя оливками.

– Ну, что нового, Ферн? – спросила Бет, опускаясь на стул напротив. Боже, похоже, она даже рада видеть ее.

– Дай подумать, – сказала Ферн, отхлебывая мартини, и облизывая губы, – Барбара Стенвик и Роберт Тейлор разводятся.

– О нет, – растроенно произнесла Бет. – Только не Барбара Стенвик и Роберт Тейлор!

– Я всегда думала, что он мерзавец, – заявила Ферн. Потом Ферн угощала ее историями о своей жизни и работе на сэра Джорджа Дина. Она тоже называла его леди Джордж Дин, так же как и Бобби; истории были невероятными: о шантаже, угрозах, о чудесных подарках, которые рекой лились в дом. Она рассказывала о ночных клубах, которые они посещали, о ресторанах, вечерах, премьерах, о том, что все до смерти боялись сэра Джорджа Дина, потому что он за минуту мог уничтожить любого, что иногда и делал, часто просто для смеха.

– Ты встретила кого-нибудь? – спросила Бет.

– Ты, должно быть, шутишь, – сказала Ферн, прикуривая еще одну сигарету. – Я встречаюсь со всеми, ты что, не слышишь меня?

– Я имею в виду, ну, знаешь. Парня.

– А, романтика, – широко улыбаясь, сказала Ферн, откинувшись на стул и выпуская кольцо дыма перед своим маленьким личиком. – Их полно вокруг шныряет. Как всегда.

– Ты больше не… – Бет понизила голос.

– Ты хочешь спросить, не занимаюсь ли я проституцией? – Ферн усмехнулась. – Конечно, да. Сэр Джордж Дин говорит, что это мое секретное оружие.

– Ну, пора есть, – сказала Бет, поднимаясь на ноги с горящими щеками. Она никогда не привыкнет к тому, как разговаривает Ферн, даже если они будут знать друг друга тысячу лет.

Ей было приятно, что Ферн нравится то, что она приготовила. Бифштекс, крабы, омары, подливка, которую она сделала по рецепту, услышанному по телевизору. Ломтики авокадо. Ломти пышного французского хлеба с маслом, которые она подогрела в плите. Взбитые сливки на десерт. Ферн смотрела на нее с восхищением, со смехом призналась, что она обычно есть холодные консервы.

– Он дурак, что не женится на тебе, – мягко сказала Ферн, откидываясь на спинку стула и поглаживая живот. – Из тебя выйдет потрясающая жена.

Бет казалось, что они сидят так часами, Ферн курит, а она рассказывает ей о Поле и о его семье, которая хочет, чтобы он занялся семейным бизнесом. О том, что сама она хочет, чтобы Пол женился на ней прежде, чем родится ребенок. Ребенок будет частью семьи Фурнье, у него будет тоже общественное положение. Она уже присматривается к частным школам. Ферн, казалось, все это не волновало. Она выпила один мартини, потом другой, потом еще один. Было чудесно все рассказывать подруге, чтобы потом выработать линию поведения.

– Ну вот теперь ты знаешь, как обстоят дела, – закончила Бет.

– Я хочу задать тебе вопрос, – сказала Ферн, сузив глаза. – Но не хочу задеть твои чувства.

– Ну что ты, – заверила ее Бет.

– Ты действительно веришь этой чепухе?

– Что ты имеешь в виду? – спросила Бет, внезапно испугавшись.

– Это же все глупо, – сказала Ферн, – его родители вместе с сестрой отсутствуют шесть или семь месяцев. Сначала они были на Ямайке, теперь он говорит, что они поехали в Англию. И все это лишь для того, чтобы заставить его пойти в школу бизнеса?

Бет медленно кивнула.

– Он заставляет тебя заниматься проституцией, теперь он продает травку и работает в студии, где ему платят сотню в неделю, если повезет?

Бет жалко кивнула.

– И не вышвырнул тебя по той причине, что ты сказала ему, что когда родится ребенок, то приедет твой отец с деньгами?

Бет уставилась на нее, нижняя губа ее отвисла.

– Все это бессмыслица, – твердо сказала Ферн, постучав своими длинными, красными ногтями по столу. – Им следовало бы быть здесь, верно? А они бросили своего дурака на улице и приказали ему вернуться. Именно это они сделали.

– Думаю, так, – слабо произнесла Бет.

– Все это чепуха, – заключила Ферн, допивая мартини. – Знаешь что, давай посмотрим у него в кабинете.

– Я не могу этого сделать, – сказала Бет, почти не дыша.

– Ну а я могу, – ответила Ферн. – Если нужно что-нибудь узнать о жизни парня, то лучше всего это сделать в его кабинете, порывшись в бумагах. Поверь мне, я знаю.

– Все в спальне, – сказала Бет испуганным голосом. – Она заперта.

– О, это ничего не значит, – заверила ее Ферн. – Пошли.

Ферн не потребовалось и минуты, чтобы открыть спальню Пола пилочкой для ногтей.

Эту комнату Бет видела лишь однажды мельком. Здесь стояла массивная кровать, на полу лежал черно-белый ковер, по стенам были развешаны работы американских примитивистов. Стол был завален рукописями и бумагами.

– Ну, посмотрим, что здесь у этого парня, – сказала Ферн. – О Господи, здесь почти все в алфавитном порядке.

Бет стояла в проеме двери, облизывая сухие губы. Предательство. Она увидела, как из другой двери появилась Ферн.

– Иди сюда, Бет Кэрол. Все документы здесь.

Она неуверенно проследовала на голос Ферн, увидела, что та сидит за большим старинным столом и, высунув язык от усердия, пытается открыть замок. Стол стоял у окна, которое выходило в сад, на стенах были полки, заполненные книгами.

– Эврика, – с удовлетворением сказала Ферн, – разбирая бумаги. – Здесь ничего, и здесь ничего.

Хорошо бы ничего и не было, молилась Бет, наблюдая, как Ферн читает бумаги, открывая один за другим ящики стола.

– Ну вот, – пробормотала она, вынимая альбом в кожаном переплете.

Пусть это будут семейные фотографии, с надеждой подумала Бет. С того места, где она стояла, она могла видеть, что это газетные вырезки.

– Что это? – спросила она с дрожью в голосе.

– Подойди – увидишь, – ответила Ферн, листая страницы.

 

ГЛАВА 23

Заголовок в «Нью-Йорк таймс» гласил: «Самая ужасная катастрофа в истории авиации унесла 107 жизней». «Авиационная катастрофа! – кричала «Нью-Йорк пост». – В авиационной катастрофе погибло 107 человек».

Были еще такие же вырезки и еще серые фотографии остатков самолета.

В одной из газет было написано: «Финансист Марвин Кендалл, его жена и сын оказались среди жертв авиационной катастрофы». И опять фотографии. Фотографии человека, о котором Пол говорил, что он его отец. Марвин Кендалл. Фотографии женщины, которую он называл своей матерью. Фотографии юноши, которого Бет узнала, потому что такая же была в комнате Дианы. Говард Кендалл 21 год, недавний выпускник Йельского университета.

Были фотографии дома, в котором они сейчас сидели, фотографии окрестностей, озера. Биография Марвина Кенделла. Фотографии зданий, которыми он владел в Лос-Анджелесе. Перечислялись его школы. Его клубы. Один из самых богатых людей Америки. Его дочь Диана семи лет, выжила.

Бет стояла, опершись на плечо Ферн, слегка покачиваясь, слова на страницах мелькали у нее перед глазами. Расплывался стол. И Ферн тоже.

– О черт, не падай в обморок! – воскликнула Ферн, подхватывая ее и усаживая на стул. Потом она вернулась к вырезкам.

– Вот, – сказала она с триумфом в голосе. – В катастрофе также погибла Маргарет Фурнье, секретарь Кендалла. – Она посмотрела на Бет, чтобы убедиться, что та поняла. – Он сын секретаря. Маргарет Фурнье. Это была его мать.

Потом она посмотрела другие ящики. Посмотрела письма, счета.

– Он что-то вроде смотрителя здесь, – сообщила Ферн. – Получает две сотни долларов в месяц.

Пол и его фантазии, подумала Бет, чувствуя, как бьется ребенок. Сын секретаря. Смотритель. Что я сделала, спрашивала она себя, закрыв глаза. Господи, помоги мне. Пожалуйста.

– Эй, а вот и твоя папка, – засмеялась Ферн. – Здесь все твои проделки, учтены все деньги, которые тебе платили, все деньги, которые были потрачены на твою одежду. Учтены даже расходы на салон красоты. Расходы на операцию. Счета из больницы. – Она протянула руку к еще одной папке с улыбкой на лице.

Бет увидела, как возрастал ее интерес, когда она перелистывала папку.

– А вот это потребители наркотиков, – пробормотала она. – Ну прямо кто есть кто в Голливуде. А вот это вот сюда. – Обычным движением она сунула папку в свою огромную сумку.

– Посмотри, – продолжала Ферн, – это твое.

Бет посмотрела на то, что было у Ферн в руке. Ее бумажник. Она думала, что потеряла его, когда впервые пришла в этот дом. Трясущимися руками она взяла его из рук Ферн. Открыв его, она увидела свое невинное лицо. Денег не было. Она так и знала.

– Вот еще бумаги, – сказала Ферн. – Письма, которые писала ему мать. О, они очень старые, относятся к тому времени, когда она только начала работать на Марвина Кендалла.

– Я хочу выпить, – прошептала Бет.

Ферн встала, распрямилась, посмотрела в окно.

– Я тоже, – ответила она. – Тебе что принести?

– Мартини. Двойной.

– Хорошо, – сказала Ферн, похлопав ее по плечу. – Знаешь, что я думаю, Бет. Ты перестаралась.

Слова Ферн все время крутились в сознании Бет, когда она вспоминала все происшедшее. Ах, это была такая чудесная мечта, думала она с горечью. Ее глаза наполнились слезами. Даже теперь, спустя много часов, она не могла поверить, что все кончено. Не могла поверить, что ничего не было. Я хотела дать тебе все, малыш, думала она, лаская свое лоно, чувствуя очертания ребенка внутри. Весь мир на серебряной тарелочке, серебряная ложка у тебя во рту. И что теперь?

Она села прямо: ей послышался шум за дверью. Нет, ничего. Во рту был ужасный вкус после мартини. Немного воды. Это поможет. Она прошла в ванную, открыла кран, зачерпнула ладонями воду, хлебнула. В зеркале она увидела свое распухшее от слез лицо с потерявшими надежду глазами. Через открытое окно спальни она услышала машину Пола. Наконец-то. Был третий час утра. Но она не спала, она была готова к встрече: Она была готова его убить за то, что он сделал с ней. И убила бы, если было бы чем.

Она вернулась в спальню. Он заметил ее, на его лице появилось выражение неудовольствия.

– Что-то не так? – спросил он без всякого интереса. – Время ехать в больницу? Начались схватки?

Она молча смотрела на него. Он выглядел чудесно, свежим и великолепным в своем новом летнем пальто, безукоризненно отглаженных брюках. Она почувствовала страстный прилив любви к нему, удовольствие от того, что смотрела на него. Я, должно быть, сумасшедшая, сказала она себе. Или то, или я еще не до конца осознала правду.

– Я все знаю, – сказала она, трясясь всем телом. – О Марвине Кендалле, о том, что твоя мать была его секретарем.

Он нахмурился и побледнел под своим загаром. Это хорошо, подумала Бет.

– Я читала ее письма, где она говорит, что пошла на эту работу, потому что при ней мог быть ты. Вы могли жить здесь, тут был ваш дом.

– И что же? – вежливо спросил он.

– Ты учился в дорогой школе и в университете, но только потому, что мистер Кендалл платил за это, только поэтому. Потому что ты и Говард были друзьями все эти годы. А твоя мать писала, что мистер Кендалл собирался оставить тебе средства. Чтобы тебе было с чего начинать жизнь.

– Да, он так сказал ей, – ответил Пол.

– Но он этого не сделал, не так ли? – вскрикнула Бет. – Тебе пришлось крутиться самому. Поэтому ты продавал наркотики. И не только травку, как говорил мне. И ты пользовался девушками. Так же, как и мной. Я видела папки. Все.

Ее глаза были залиты слезами, но она яростно смотрела ему прямо в лицо. Она видела его ужас, видела, как он облизывал нижнюю губу. Он старался выиграть время, чтобы подумать. Боже, он ведь умен, подумала она, и так очарователен. Она ненавидела себя за подобные мысли. Но это было так, несмотря ни на что.

– Что ты сделала? – прошептал он. – Ты позвонила в полицию? Ты просматривала мои папки с полицейскими?

– Ты украл мой бумажник, – сказала она, – чтобы быть уверенным, что я не смогу уйти, чтобы пользоваться мной, как проституткой.

Он был рядом с ней, его запах, его близость были непереносимы. Он схватил ее за запястья, его глаза были безумными.

– Кто смотрел с тобой мои папки, Бет? – выспрашивал он ее. – Кто? Ты должна сказать мне. – Она видела, что он умирал от страха.

Она помотала головой, у нее почти остановилось дыхание, когда она увидела, что он замахивается, чтобы ударить ее.

– Она взяла твою папку, – произнесла она. – С твоими клиентами.

– Кто? – закричал он, дернувшись всем телом, как будто от выстрела.

– Моя подруга, – ответила она.

– Подруга? – удивился он. – Какая подруга?

– Ты говорил мне, что любишь меня, – простонала она, – ты говорил мне это.

– Скажи мне, как ее зовут, малышка, – спросил он нежным голосом, убрал прядь волос с ее рта, гладил ее по волосам.

– Ее зовут Ферн, – пробормотала она.

– Что она собирается делать с папкой? – спросил он настойчиво, но так ласково, что она не могла сопротивляться.

– Я не знаю.

– Ну вот что, – сказал он, – утром мы позвоним ей, встретимся с ней и заберем папку. Мы вместе проведем день. Мы так давно не были вместе. Но ты же знаешь, какая у меня работа. Мне надо работать ради нас обоих.

– Я все знаю о твоей работе.

– Мы поедем в Санта-Барбару, пообедаем. Мне там нравится.

– Все, что ты говорил мне, ложь.

– Может быть, возьмем с собой твою подругу. Это хорошо, что у тебя есть подруга. Она вернет мне папку, и мы все забудет.

– Она этого не сделает, – сказала Бет.

– Сделает, – усмехнулся он. – Зачем она ей?

– Она может сделать с ней что угодно, – ответила Бет. – Она работает на сэра Джорджа Дина. Она собирает для него информацию.

Он тяжело вздохнул. Полез в карман, достал пачку сигарет, прикурил. Сел рядом с ней. Через открытое окно было слышно, как пели сверчки.

– Как ты мог лгать мне, Пол? – спросила она, ее голос был больше похож на рыдание. – Я доверяла тебе, я любила тебя. Я готова была сделать для тебя все на свете.

– Я не все время лгал, – мягко возразил он. – Одно было правдой. Я люблю тебя. Действительно люблю.

– О нет, – прошептала она, – нет.

Он выбросил сигарету, поставил ее на ноги и обнял так, как умел только он.

– Уже поздно, – сказал он. – Тебе пора спать, любимая. Мы поговорим утром.

Бет позволила уложить себя в постель, он укрыл ее простыней, поцеловал в губы.

– Я люблю тебя, – прошептал он, – это правда. Верь мне.

Она лежала, натянув на себя обеими руками простыню, смотрела, как он поворачивался, как выходил из комнаты. Как он хорош, думала она с сожалением, в то же время она говорила себе, что она сумасшедшая, если ей в такую минуту приходят в голову подобные мысли.

Он был ничем. Это было даже слишком мягкое выражение… И тем не менее даже один взгляд на него делал ее счастливой, возвращал к жизни. Он сказал ей, что любит ее, что это правда, но что еще он мог сказать? И тем не менее стал бы он говорить это, думала она, если бы это не было правдой?

 

ГЛАВА 24

Бет лежала, безнадежно уставившись в потолок, положив руки на свой огромный живот. Она знала, что не сможет уснуть. Ее мысли бесцельно блуждали с одного на другое. Пол предатель. Она сказала ему, что у Ферн его папка по наркотикам. Его мать – секретарь. Пол – смотритель, слуга. Слезы потекли из уголков ее глаз.

Господи, как жарко, как душно. И так ночь за ночью. Ее ночная рубашка была влажной, она вытерла пот со лба. Никак нельзя было устроиться поудобнее, потому что начинал шевелиться ребенок. Она смотрела, как простыня, которой был укрыт ее живот, то поднималась, то опускалась. Она чувствовала, что ребенок проснулся и хочет выйти из нее. Недавно доктор говорил, что это произойдет скоро, в ближайшие две недели.

– Бедный малыш, – прошептала она, поглаживая живот. – Я хотела сделать как лучше, дорогой. Действительно хотела. Я так старалась.

Когда она наконец задремала, ей приснился чудесный сон, самый лучших из всех, что она когда-либо видела. Там был ее отец. Он всегда был в ее снах. Но самым прекрасным было то, что там была ее мать, она уже забыла, когда последний раз видела ее во сне. Отец выглядел так, каким она его видела во время их последней встречи, а мать, как на фотографиях во время медового месяца, вся в сером и белом, и с перьями. Во сне она видела себя ребенком на руках матери, она смотрела на отца, а отец любящим взглядом смотрел на мать. Мать нежно качала ее и улыбалась совсем как на фотографиях, она пела колыбельную, а кто-то аккомпанировал ей. А может быть, звенели маленькие хрустальные колокольчики.

Мать теперь качала ее сильнее. Перестань мама, ты пугаешь меня, сказала она во сне. Нежный звон хрусталя превратился в пугающий звук ломающегося на тысячи осколков стекла. Все здание качалось, когда Бет проснулась в своей кровати. Она закричала.

Снаружи доносился рев. Весь мир раскалывался на части. Все в комнате ходило ходуном, перевернулось бюро, разлетелись фотографии Дианы и ее умершей семьи. Бет все кричала и кричала, откинувшись на подушки от невыносимой боли, которая пронизывала ее. Ребенок готов был появиться на свет. Именно сейчас, когда мир рассыпался на миллион кусочков.

Наступил момент, когда рев слегка затих, раскачивание уменьшилось. Трясущейся рукой Бет попыталась зажечь лампу. Света не было. Она проползла через комнату, чтобы выглянуть в окно. Что-нибудь сохранилось, думала она, но тут острая боль лишила ее дыхания. Она уцепилась за подоконник, едва соображая, что стоит в луже воды, которая выливалась из ее тела.

Каким-то образом здесь оказался Пол, он крепко прижимал ее к себе, она слышала стук его сердца так же хорошо, как и свой собственный.

– Сейчас родится ребенок, – прошептала она. – Прямо сейчас.

– Нет электроэнергии, – пробормотал он, – ворота не откроются.

Бет закричала от страха и болей, которые приходили все чаще. Боль была настолько сильной, что ее нельзя было пережить. Пол отнес ее на кровать, она кричала, а дом содрогался. Комната освещалась неясным пламенем свечи, она видела лицо Пола, бледное и испуганное, он вытирал ее лоб теплой тканью, вздрагивал, когда она вонзала ногти в его руку. Она будет мучиться много часов, подумала она, ей этого не вынести. Зажжется свет, она поедет в больницу, а все это будет просто плохим сном. Ночным кошмаром. Он скоро окончится. Она проснется.

– Это его головка, – сказал Пол, – я вижу его головку.

Не здесь. И не сейчас. Ты не хочешь этого, обращалась она к ребенку. Но несмотря на это, она тужилась все сильнее и сильнее. Все, что угодно только бы прекратилась боль.

Еще один толчок.

Вопль.

Он вышел из нее, он был сам по себе. Должно быть, так себя чувствует бутылка шампанского, когда из нее вылетает пробка.

– Замечательный ребенок, – произнес Пол дрожащим голосом. – Мы можем позвонить твоему отцу и сообщить ему хорошие новости.

 

ГЛАВА 25

– Мы назвали его Рэли, – сказала в телефонную трубку Бет, лежа на кровати. – В честь моего отца. Пол сказал, что если мы так назовем ребенка, то отец будет обязательно присылать нам деньги. – Она посмотрела на простыню, которая прикрывала ее. Было так странно видеть, что живот плоский. – О, Ферн, я знала, что он будет тронут. Я просто знала это. Он прислал пятьсот долларов и сказал, что пришлет еще.

– Рэли? – переспросила Ферн с неудовольствием в голосе. – Глупое имя. А как насчет настоящего имени? Тимоти, Энтони, или Кристофер? Вот это настоящие имена.

– Но тогда это будет не в честь моего отца, – сказала Бет, слегка раздражаясь. Какая все-таки Ферн тупая. – А какое время ребенок выбрал, чтобы появиться на свет? – добавила она. – Как раз во время землетрясения, когда все вокруг рушилось.

– Кстати о землетрясении, – хихикнула Ферн. – Я хотела тебе рассказать. Я была с тем парнем, и тут все начало двигаться. Я подумала: вот это парень. Со мной раньше ничего подобного не было, а потом я шлепнулась на пол.

– Я никогда в жизни не была так напугана, – прошептала Бет, опять ощущая тот страх. Боже, первые два дня не работал телефон, не было света. Игрушки Дианы валялись на полу. Многое разбилось. Попадала мебель, были утрачены ценнейшие вещи. А ребенок лежал в своей колыбели и засыпал, как казалось Бет, лишь на минутку.

Наконец включили электроэнергию. Они сидели в ужасе вдвоем перед телевизором и смотрели на разрушенные здания, поваленные деревья. Бет укачивала ребенка, чувствуя, как по ее щекам текут слезы, когда она слушала рассказы напуганных людей, которые потеряли все. Эпицентр землетрясения был не здесь, а в Бейкерсфилде, чуть севернее. Она даже не могла смотреть на съемки оттуда. Это было слишком ужасно.

– Мне казалось, что пришел конец света, – добавила она охрипшим голосом.

– Да? – сказала Ферн. – А мне это показалось интересным: все вокруг качается и катится. Вот это приключение!

– Ферн, ты должна видеть ребенка, – перебила ее Бет. – Он такой очаровательный. У него огромные голубые глаза и ресницы, уже сейчас. А на голове светлый пушок. А ямочка, одна, на правой щеке. О, он такой красивый!

– Я думаю, – с сомнением сказала Ферн.

– Ты не поверишь, но Пол нашел ему работу. Он будет сниматься в кино, когда ему будет пятнадцать дней.

– Да? И кого же он будет играть?

– Младенца, – ответила Бет. – Он будет играть роль ребенка.

– О Боже, – вздохнула Ферн. – Это я понимаю. Я имею в виду чьего ребенка? Сэр Джордж Дин может что-нибудь написать об этом. «Рождение звезды». Гениально. Почему-то извращенцы ужасно сентиментальны. Бог знает почему.

– Это фильм Сьюзен Хейуорд, – сказала Бет.

– Понятно, – сказала Ферн, а Бет показалось, что она видит, как Ферн зажала телефонную трубку между ухом и плечом и делает записи. – Итак, Рэли Барнз и его первая роль, роль младенца. Замечательно, да?

– Да, замечательно, – счастливо согласилась Бет, думая о том, как здорово, что о Рэли напишет сэр Джордж Дин, может быть, даже упомянет о нем в своем телевизионном шоу, а ему всего лишь пять дней. Она чувствовала, что ее груди набухли от молока, что оно струится по ночной сорочке. Полу пора бы вспомнить о том, что ребенка пора кормить и принести его от агента, которому он понес его показывать.

– Ферн, – сказала она, – тебе нужно посмотреть на него, когда я кормлю его грудью. Он так жадно ест. У него самый чудесный ротик. Как бутон. Знаешь, когда он сосет мою грудь, это самое чудесное ощущение в мире. Он так близок мне, я испытываю к нему такую нежность. Я как будто была рождена для того, чтобы быть матерью Рэли.

– Перестань, – прервала ее Ферн. – Это меня утомляет.

– Как бы там ни было, он действительно очаровательный, – неудовлетворенно закончила Бет.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Ферн.

– Слабость, естественно. О, это было ужасно, Ферн. Я никогда не испытывала подобной боли. Возьми самую ужасную боль и умножь на миллион, и то будет недостаточно, – сказала она. – Я просто не могу описать тебе этого.

– И не надо, – сказала Ферн. – Ты будешь в порядке через пару недель? Сможешь выбраться из этого дома? Это хорошо, что твой старик прислал тебе немного денег. Тебе хватить на некоторое время. А потом ты сможешь попросить еще.

– Ах, я не могу звонить ему, мне стыдно.

– Ну так напиши ему. Какая разница?

– Ну, Пол нашел работу для ребенка. Нужно кое-что сделать. Нужно разрешение на работу. Я же не могу уехать, пока не покончу со всем этим? И кто знает? Может быть, эта работа будет продолжаться долго? Может быть, недели.

– Что я слышу? – спросила Ферн. – После всей лжи и после всего того дерьма, через которое ты прошла, ты говоришь, что не хочешь оттуда уезжать?

– Он принимал Рэли, – сказала Бет. – Видела бы ты его лицо, когда он впервые держал его на руках. На его лице было написано такое изумление. Он любит его, Ферн. Я знаю это.

– Да, уверена, – сказала Ферн. – Он смотрит на дорогое маленькое личико и видит еще один источник дохода. Вот что он видит, и ты знаешь это.

– Это неправда, – возразила потрясенная Бет.

– Правда.

– Но ты придешь посмотреть Рэли? – спросила Бет. – Ферн, ты же моя лучшая подруга.

– Думаю, что так, – согласилась Ферн.

– А когда ты придешь, ты не окажешь ли мне услугу? – спросила Бет. – Не принесешь ли ты обратно папку, которую взяла из стола Пола? Он меня все спрашивает и спрашивает. Он очень расстроен, Ферн, правда.

– И ты думаешь, что я это сделаю? – спросила Ферн со смехом. – Что у тебя в голове, Бет? Камни – вот что у тебя в голове.

Да, ей и впрямь следует проверить голову, мрачно думала Бет, оглядывая огромную комнату. Здесь было, наверное, около трех сотен малышей с мамами. Дети постарше читали книжки, играли, просто толкали друг друга. Многие из них плакали. Матери большей частью выглядели ужасно, решила она. Поношенная одежда, спущенные петли на чулках. А некоторые сидели с бигудями в волосах, которые были прикрыты шарфами. В конце концов, что может быть важнее показа ребенка съемочной группе? Неужели нельзя хотя бы причесаться? Было даже двое отцов. Они действительно странно здесь выглядели. Как они будут очаровывать режиссера, который привык общаться только с мамами?

Она придирчиво оглядела детей. Темноволосые дети с оливковой кожей могут отправляться домой прямо сейчас. Работу получали лишь такие, как Рэли, светловолосые, розовенькие, с большими голубыми глазами. Иногда рыжеволосые. Но в основном блондины с голубыми глазами. Американские малыши. Так думала Бет.

Все казалось таким волнующим, когда Рэли получил свою первую работу. Ей тогда в голову не приходило, что ей придется сидеть на съемках весь день, держать Рэли, кормить Рэли, развлекать Рэли. Но было приятно встречаться со знаменитыми актерами, настоящими звездами.

Она вспомнила, как Сьюзен Хейуорд сказала:

– Привет, какой красивый ребенок.

Бет так восхищалась Сьюзен Хейуорд, что пробормотала что-то невнятное. Но зато она заметила, что Сьюзен Хейуорд так же красива в жизни, как и в кино. У нее были чудесные золотисто-каштановые волосы и такие же золотисто-каштановые глаза, а на подбородке очаровательная ямочка.

Бет надеялась, что она познакомится с Грегори Пеком, который тоже играл главную роль. Этого не случилось, но он был очень вежлив. Всегда улыбался ей, когда проходил мимо, – высокий, с приятным лицом.

А вообще-то очень скучно наблюдать за ними, за тем, как они репетируют с куклой, которая исполняла роль Рэли. Девушка из специальной службы следила, чтобы Рэли не работал более двадцати минут подряд.

Рэли действительно все удавалось. В нем чувствовалась личность, даже в этом возрасте. Он любил смотреть по сторонам и совсем не плакал, – его почти сразу же утвердили на роль ребенка в фильме, который снимала студия «Уорнер бразерз».

Почти все время рядом был Дарби, который постоянно фотографировал Рэли. Он ждал, когда Рэли улыбнется. Снимал Рэли, когда тот спал, когда смотрел широко распахнутыми глазами на мир, когда по его щеке бежала слеза. Дарби был великим фотографом: лучшей фотографией в городе был большой портрет Рэли в середине, а по сторонам четыре маленьких.

Самым смешным было то, что новые фотографии нужно было делать каждые две недели, потому что маленькие дети очень быстро меняются. Бет не могла удержаться от смеха, когда Дарби подходил на цыпочках к колыбели Рэли, как будто ожидал, что он превратился в чудовище. Но Рэли становился все симпатичнее и симпатичнее. И умнее.

Бет смотрела на его белокурую головку, когда он спал, завернутый в одеяло, на ее руках. Он был таким красивым ребенком. И характер чудесный! Шел ко всем. Даже если видел этого кошмарного Дарби, который вырисовывался перед ним со своей ужасной аппаратурой, Рэли все равно протягивал свои маленькие ручки и начинал булькать и ворковать.

В самом начале, пока у Рэли еще не установился режим, он просыпался днем и ночью в любое время, чтобы поесть и поиграть. И жизнь казалась Бет невыносимой. Она уже забыла, когда спокойно спала всю ночь, так как все время прислушивалась к каждому вздоху и движению ребенка. Бывали дни, когда она все время проводила на съемках, а бывали и такие, как сегодняшний, когда просматривали детей для рекламы, для телевидения или кино, для газеты или каталога.

Бет с трудом переносила то, что иногда Рэли отвергали. Ее сокровище отвергали. От одной этой мысли слезы выступали на глазах. Однажды это случилось потому, что он был слишком очарователен. Никто не посмотрит на товар – вот что сказал режиссер. Вот уж глупость.

Но чаще всего Рэли был нарасхват. Его выбрали для каталога Баллока и каталога Сакс, для каталога Сиерс, для газеты. Он снимался в телевизионной рекламе талька, детских присыпок, хлопчатобумажных тампоном, мыла – это было великолепно. По сути, получая сотню долларов здесь, две сотни там, тысячи за рекламу, если она шла какое-то время, да плюс те деньги, которые ежемесячно присылал отец Бет, Рэли хорошо поддерживал их жизнь. Ее мучило чувство вины из-за этого, но она не жаловалась на то, что и сама очень сильно устает.

– Я заберу его ночью, – сказал Пол.

Бет молча стояла, не в силах ничего сказать.

Но все именно так и произошло. Теперь Рэли жил в комнате, которая находилась рядом с комнатой Пола и которую он оборудовал под спортивный зал. Сюда был снесен весь его спортинвентарь: экипировка для поло, теннисные ракетки, рапиры и защитные маски. Она мечтала о детской с колыбелью в кружевах, с овечками, нарисованными на стенах. А вместо этого пол, покрытый матами, и фильмы, демонстрируемые прямо на стене, без звука. Кино Эрролла Флинна, Дугласа Фербенкса. Фильмы, где Пол играл в поло, в теннис. И у Рэли не было колыбели. Лишь игровой манеж. Чтобы он мог смотреть в любую сторону, объяснял ей Пол.

Однажды Бет, войдя в зал, увидела, что Пол подбрасывает ребенка в воздух. Он ворковал и улыбался, раскидывая в стороны ноги и руки. Внезапно Пол бросил его Дарби, который, казалось, и не собирался его ловить. Вот тут Бет дико закричала. Рэли, которого испугал ее крик, начал плакать.

– Что вы делаете с моим ребенком? – хрипло спросила она. – Вы могли уронить его.

– Мы учим его доверять, – холодно ответил Пол. Доверять Полу Фурнье, мрачно подумала она. Это было смешно. Но она должна была согласиться и с этим. Что бы они ни делали, Рэли это чрезвычайно нравилось.

Ночью, когда Рэли просыпался, Пол приносил его к ней в комнату, чтобы она покормила его. Их что-то объединяло в эти минуты, когда Рэли сосал ее грудь, а Пол сидел рядом, разговаривая с ней.

– Тебе нужно научиться водить машину, малышка, – сказал он.

– О, я не могу, Пол. И не проси меня.

– Почему?

– Потому что я боюсь.

– Но почему бы не попробовать, – настаивал он. – Здесь, в имении. Хорошо?

– Я не могу, – ответила она, и ее глаза наполнились слезами.

– Но тебе придется. Ты не можешь жить в Южной Калифорнии и не уметь водить машину.

– Не заставляй меня, – просила она.

– Хорошо, хорошо, – смеялся он, поднимая руки вверх.

Он мог быть таким очаровательным, правда. И он так много делал в эти дни. Все время, казалось, рядом были страховые агенты, которые выясняли, что было разрушено во время землетрясения. Кроме того, он отрабатывал в студии положенное время. Потом организовывал все просмотры для Рэли, возил ее туда, потому что, как он любил повторять, она не умела продать стакан воды умирающему от жажды в пустыне, потом отвозил домой. Иногда у нее мелькала мысль, что он все еще продает наркотики, но потом она решила, что вряд ли. Во-первых, потому что Рэли теперь приносил достаточно денег, а во-вторых, потому что его папка была все еще у Ферн. Ферн даже думала, что Пол побывал в ее доме, чтобы вернуть эту папку.

– Я не знаю, почему ты думаешь, что это был Пол, – сказала Бет, когда Ферн сообщила ей об этом. – Послушай, Ферн, у тебя так много материала на различных людей, можно насчитать тысячу, которые захотели бы вернуть эту папку.

– Нет, это был твой приятель, – возразила Ферн, и ее тонкий голосок дрожал от ярости. – Кто бы еще привел в порядок все мои документы? Я хочу сказать, что только один человек в мире может оставить место преступления в большем порядке, чем оно было до того.

– Это еще ничего не доказывает, – стояла на своем Бет.

– Хорошо, просто скажи ему, что подобные материалы я храню в сейфе сэра Джорджа Дина. И еще скажи ему, что я держу злую собаку. Большую злую собаку с очень острыми зубами.

Смешно, в самом деле, что Ферн подозревает Пола. Кроме того, она не дала этому делу ход, хотя, может быть, просто ждала удобного момента.

Рэли, который лежал у нее на руках, открыл глаза и потянулся в одеяльце. Бет почувствовала прилив невыразимой нежности, глядя на его доверчивую улыбку.

Мой малыш, думала она, гладя его светлые волосы. Ты такой красивый. А за твою улыбку можно отдать все. Она стоит того.

– Рэли Барнз, – прозвучало в приемной.

Ах, нет, нервно подумала Бет. Еще рано. Еще не приехал Пол. На сей раз ей все придется делать самой. В конце концов, он не может винить ее в том, что не смог приехать сюда вовремя.

Она вскочила на ноги, расправила одеяльце Рэли и чуть не споткнулась о ребенка, который подполз к ее ногам.

 

ГЛАВА 26

Она нервничала и потому плохо расслышала имя парня, который придержал ей дверь. У него были соломенного цвета волосы, чудесный чистый взгляд и обаятельная улыбка.

– Я Бет Кэрол Барнз, – представилась она. – А это Рэли Барнз.

– Привет, – ответил он, улыбаясь Рэли и покачав перед ним пальцем. Рэли посмотрел на него и, заворковав, схватился за палец.

Комната очаровательная, подумала Бет, оглядевшись.

Бледно-желтые стены с рисунками животных, игрушечные лошадки, куклы, телефоны, мягкие игрушки, даже высокий стульчик, обтянутый бархатной материей. Софиты и камеры окружали стол, покрытый мягким одеялом. Режиссер указал ей на стул перед своим письменным столом, улыбнулся, сел напротив.

– Вы знаете что-нибудь о «Симилаке»? – спросил он.

– О да, – ответила Бет. – Я пользуюсь «Симилаком». До трех месяцев я кормила его грудью. Говорят, что малышам это полезно. А потом, когда мы стали всюду показывать Рэли, это стало не очень удобно, и Пол, мой муж, сказал: «Если верить книгам, то в три месяца можно перестать кормить грудью», и мы попробовали «Симилак», и Рэли просто обожает его.

– Давайте посмотрим, – сказал он, листая какие-то бумаги на столе. – Ваш агент…

– Нелл Гарбер, – подсказала она. – Сначала Пол занимался всем сам. Но потом нам потребовался кто-то, кто бы знал, что и где происходит. И все называли Нелл Гарбер.

– Да, она лучшая, – улыбнулся он, просматривая фотографии Рэли. Поднес одну, из каталога «Сакс», к свету, просмотрел несколько кадров из рекламы тампонов. Улыбнулся, прочитав отрывок из статьи сэра Джорджа Дина.

– Камера тебя действительно любит, приятель, – сказал он.

Рэли открыл рот, посмотрел на него.

– Это национальная реклама, – сказал режиссер, обходя стол и протягивая руки, чтобы взять Рэли. – У меня в резерве уже есть три ребенка, но все недостаточно хороши. А у этого малыша уже видна индивидуальность. Он просто излучает ее.

Поосторожнее с моим ребенком, хотелось ей закричать, когда он с Рэли подошел к зеркальной стене. Малыш наклонился, пытаясь дотянуться до своего отражения.

– Точно такой же мальчик, да? – пробормотал режиссер. Он подошел с Рэли к столу, на который были направлены камеры и положил его на стол, отбросив одеяло.

Ах, он такой очаровательный, подумала Бет, глядя на него затуманившимися глазами, в своем бело-голубом вязаном костюмчике и крошечных голубых башмачках. С широкой улыбкой на лице он лежал, дергая ручками и ножками. Режиссер подхватил его, повертел из стороны в сторону. У Бет даже дыхание перехватило, она хотела было запротестовать, но ребенок был в восторге. Бет казалось, что она умрет на месте, когда режиссер опрокинул ребенка назад. Но Рэли не возражал. Он взвизгнул от восторга, засмеялся и замахал ручками.

– Вот это парень, – сказал режиссер, передавая ребенка Бет. – Это лучший ребенок, какого я когда-либо видел. Такой естественный. Но все дело в том, – заметил он, – что дети иногда начинают кричать как резанные, если их забирают у матери.

– О, Рэли ничего не боится, – сказала она. – Это я боюсь. Я боюсь всего. А он даже умеет плавать.

– Правда? – изумился режиссер, его глаза удивленно расширились.

– Да, – подтвердила Бет. – Мой муж прочитал где-то, что дети могут легко плавать в возрасте шести недель, и он научил его. Рэли плавает как рыба.

– У вас дома есть бассейн? – спросил он.

– О да, – со смехом сказала Бет. – У нас есть даже озеро.

– Тогда зачем вам все это? Я хочу сказать, что большинство женщин делают это ради денег. Если бы не их дети, им пришлось бы работать на какой-нибудь телефонной станции или в магазине. Они таскают малышей по этим просмотрам, получают деньги за их фотографии, кричат на агентов, пытаясь продать ребенка как можно дороже. Они считают, что это они зарабатывают деньги, которые делает их ребенок.

– О, я не из их числа.

– Может быть, вы хотели быть актрисой?

– Ах, нет. Никогда. Я бы умерла, если бы мне пришлось стоять перед камерой.

– Тогда скажите же мне, – настаивал он. – Вы, Бет Кэрол, единственная мать, которая пришла сюда, хотя у нее дома есть озеро. Мне просто любопытно.

– Это для Рэли, – ответила она. – Он любит это, ему нравится внимание. Ему даже нравится свет софитов.

– Сколько ему сейчас? – спросил режиссер, глядя на папку Рэли. – Три месяца и две недели, а вы говорите, что делаете это для него? Вы хотите сказать, что знаете, чего он хочет?

– Да, – ответила она. – Мы уверены в этом.

* * *

Лучше всего Рэли смотрелся, как думала Бет, в национальной рекламе чистки ковров. Его головка была в сияющих белокурых локонах, он стоял на четвереньках и полз к камере как ракета, а на его лице с сияющими глазами была широкая улыбка. Из уголка рта на подбородок струйкой сбегала слюна, но режиссеру это понравилось. Это выглядит более естественно, сказал он.

В этой рекламе Рэли выглядел так, как выглядели братья и сестры Бадди. Да и сам Бадди, наверное, был таким же в детстве.

Бет вздохнула, думая о том, что было бы, если бы они с Бадди остались вместе, если бы они жили все в том же маленьком городе, и Рэли родился бы там. Что бы произошло с ними тремя? Немногое, думала она. Были бы они счастливы? Некоторое время – возможно, решила она. Она выросла там, она не знала ничего лучшего. Может быть, ей помогал бы отец и дал денег Рэли на колледж. Но нет. В тех условиях, может быть, и нет. Все в порядке только потому, что она с Рэли здесь. Отец не имеет отношения к нынешней ситуации, только этим можно объяснить то, что он посылает ей деньги. Может быть, чтобы держать ее подальше. В ответ на ее письма, которые Пол заставлял ее посылать, он не написал ей больше одной строчки.

Реклама «Симилака» была очаровательна, да и сухого молока тоже. Она была в газетах, женских журналах, прошла по телевидению. Ужасно то, что произошло при рекламе «Джелл-О». Сама того не желая, Бет улыбнулась. Рэли сидел на руках режиссера, как обычно улыбаясь и булькая. Режиссер отправил в рот Рэли ложечку с «Джелл-О», а потом произошло нечто удивительное, потому что Рэли любил «Джелл-О», особенно клубничное. Но на этот раз его лицо приобрело задумчивое выражение, а потом он выплюнул все на рубашку режиссера.

Чего Бет терпеть не могла, так это тех случаев, когда режиссеру требовалось, чтобы ребенок плакал. Тогда они всеми способами добивались того, чтобы это случилось. Например, когда снималась реклама апельсинового сока, режиссер просто выдернул соску изо рта Рэли. Большинство детей в таком случае забились бы в истерике. Но не Рэли. Он просто посмотрел на режиссера так, как будто тот был не в своем уме, а потом нахмурился. Режиссер рассмеялся.

Теперь, когда деньги буквально сыпались на них, ей все равно не казалось правильным, что все они живут на то, что зарабатывает маленький ребенок. Дарби теперь переехал к ним. Они с Полом ставили для Рэли пластинки на иностранных языках, заставляя его висеть на кольцах, и все время бубнили о Спарте, о Древней Греции, об идеальном союзе духа и тела.

Откровенно говоря, она ненавидела все то, что они делали с Рэли. Что было бы плохого, если бы Рэли просто наслаждался жизнью, как всякий маленький ребенок? Но все дело было в том, что Рэли и так наслаждался жизнью. Он великолепно проводил время.

Рэли, Рэли.

Боже, иногда Бет казалось, что она больше не существует сама по себе. Сначала ей нравилось, что Рэли был центром всеобщего внимания. Рэли – то, Рэли это. Но иногда ей хотелось спросить, «Эй, а как же я? Я уже не в счет?»

Агент Рэли относилась к ней так, как будто ее вообще не было, а другие матери ненавидели ее, потому что, как только она входила с Рэли, они знали, что их малыши могли надеяться лишь на то, чтобы их взяли в резерв, а это лишь сто долларов. Она чувствовала эту неприязнь, никто не разговаривал с ней, она опять начала курить, а по вечерам выпивала пару коктейлей, потому что чувствовала себя одинокой, а ребенок все время был с Полом и Дарби.

Дарби не обращал на нее никакого внимания. Лишь однажды ночью, когда она еще кормила Рэли, он принес ребенка вместо Пола.

– Но я не могу, – сказала она. – Перед тобой. Я смущаюсь.

– У тебя удобная память, – сказал он холодно, и она заволновалась, все вспомнив. По крайней мере, они решили, что ничего не будут делать с тем фильмом, который сняли. Они не хотели, чтобы тот грязный фильм ассоциировался с их начинающимися карьерами. Это смешно, мрачно подумала Бет. Она видела лишь одну начинающуюся карьеру, карьеру Рэли Барнза.

Она надеялась на то, что они с Полом опять будут вместе. В конце концов, прошло уже много времени. Около шести месяцев. О, он был очень внимателен к ней. Он возил ее по магазинам, она испытывала удовольствие, покупая очаровательные вещи, оттого, что продавщицы обращали на нее внимание. Только они и обращали, горько подумала она.

Даже Бобби любил Рэли больше, чем ее, а Бобби, в конце концов, был в первую очередь ее другом.

Это несправедливо, думала она. Это просто нечестно.

 

ГЛАВА 27

Это великолепно, думала Бет. Ее глаза сияли, когда она выглядывала с заднего сиденья лимузина сэра Джорджа Дина. Все казалось таким чудесным сегодня. Вокруг цвели деревья, благоухали клумбы, она чувствовала себя как в сказке. Бет улыбалась своим мыслям, с трудом удерживаясь от того, чтобы не запрыгать на сиденье от радости. Где бы они ни была сегодня, она чувствовала себя так же. Даже в пещере. Даже на Чертовом острове.

– Это было как гром среди ясного неба, да? – спросила ее Ферн, выпуская облачко сигаретного дыма.

– Я просто не могу в это поверить, – хихикнула Бет. Дорогая Ферн. Кто бы подумал, что две таких разных девушки могут быть такими хорошими друзьями. Она так мило выглядит сегодня, почти респектабельно, в своем черном платье с глубоким вырезом.

– Эй, поосторожнее, подруга, – попросила Ферн, высвобождаясь из ее объятий. – Ты помнешь меня.

– Это потому, что я счастлива, – прошептала Бет. – Как будто сон воплотился в жизнь.

Она откинулась назад на сиденье, стараясь вспомнить каждое слово, которое ей говорил Пол, каждое слово, которое говорила она, каждое прикосновение. Неужели это было лишь прошлым вечером, когда она сидела перед телевизором и, плача, смотрела «Я люблю Люси», жалея себя.

Так давно никто не обращал на нее внимания, что, когда раздался стук в дверь, она подумала, что ей послышалось.

– Войдите, – сказала она с рыданиями в голосе.

– Что такое, малышка? – сказал Пол, входя в комнату. – Что случилось?

– Я не знаю, – пробормотала она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Она чувствовала, что он стоит рядом, гладит ее волосы.

– Несчастный ребенок, – произнес он сочувственно, опускаясь подле нее на колени и озабоченно хмурясь. – Пойдем, дорогая, – произнес он. – У меня есть для тебя великолепные новости. Улыбнись-ка.

– Хорошо, – дрожащим голосом согласилась она, попыталась улыбнуться, но начала плакать еще сильнее. Он обнял ее, прижал к груди. – Я думала, что все будет иначе, – жаловалась она. – Я хочу сказать, что, когда родился Рэли, я думала, что буду ему матерью, буду заботиться о нем. А теперь я его даже не вижу. Ты один постоянно рядом с ним. Ты и Дарби. А я сижу здесь, и никто не заботится обо мне. Никто меня больше не любит.

– Дорогая, – утешал он ее. – Это неправда, и ты знаешь это. Рэли любит тебя, ты знаешь. И я люблю тебя. Ты это тоже знаешь.

– Ты даже не подходишь ко мне, – завывала она. – Прошло уже шесть месяцев после того, как родился Рэли, тебе не нужно столько ждать. Доктор сказала, что достаточно и шести недель.

– Дорогая, – вздохнул он, целуя ее волосы и поглаживая по руке. – Я знаю, что пренебрегал тобой, мне очень жаль. Но ты же знаешь, как все было с Рэли, нужно было заниматься его карьерой, чтобы его жизнь пошла по правильному пути.

– То, что ты делаешь с Рэли, неестественно, – всхлипывала она. – Все эти физические упражнения, фильмы без перерыва, пластинки. Он же просто ребенок. Это нечестно.

– Я думал, что услышу что-то другое, – улыбнулся он. – Думал, что моя девочка нуждается во внимании. Вот что я думал.

– Я так стараюсь… – продолжала она.

– Я знаю это, – сказал он, легко целуя ее в губы. – Я ценю это, малышка. Это действительно так.

– А этот ужасный Дарби, – безнадежно добавила она. – Ему нужно жить именно здесь? Когда он уедет, Пол? Он думает, что я грязная, ты же знаешь. Я чувствую это всякий раз, когда он смотрит на меня.

– Бет Кэрол, ты все выдумываешь, – возразил он. – Он вовсе не думает, что ты грязная.

– Тогда почему он так себя ведет? – спросила она, повысив голос. – Почему он думает, что лучше других? Что он выше всего этого?

– Он просто очень скрытый человек, – сказал Пол.

– А знаешь, что думаю я? – усмехнулась она. – Я думаю, что он влюблен в тебя. Иначе почему он здесь? Уверена, что не из-за меня.

– Дорогая, ты просто немножко ревнуешь, – ответил он. – Дарби и я проводим много времени с Рэли, поэтому ты чувствуешь себя покинутой. Разве я не прав?

– Я не знаю, – сказала она. – Я просто больше ничего не понимаю.

– Теперь все изменится, дорогая, – сказал он, поглаживая ее грудь и бедра. – Наконец случилось что-то чудесное. Мы можем пожениться.

– Пожениться? – задохнулась она, спрашивая себя, действительно ли он произнес эти слова. Она с недоверием уставилась на него.

– Да, если ты хочешь этого, – с готовностью откликнулся он. – Я не мог предложить тебе это раньше. Но наконец это случилось. Большая новость. Рэли будет новым ребенком Гербера. Он будет во всей телевизионной и печатной рекламе. Его личико будет на каждой банке детского питания Гербера, на каждом листке рекламы в местах продажи.

– Это невероятно! – воскликнула она, чувствуя радость и гордость за своего красивого ребенка, своего чудесного, великолепного ребенка. – Но я не понимаю…

– Это контракт на год… – гордо сказал Пол. – Это пятьдесят тысяч долларов.

– Это же уйма денег, – медленно произнесла она.

– Великолепное время, малышка, – сказал он. – Дальше будет еще лучше. Половина того, что он отныне будет зарабатывать, пойдет в его опекунский фонд. Это обеспечит ему образование. Он будет готов к жизни.

– Но я не понимаю, Пол, – произнесла она тонким голосом. – Все это чудесно для Рэли, но я не понимаю, какое отношение это имеет к нашему браку?

– Дорогая, мне нечего было предложить тебе, пока это не случилось, – хрипло прошептал он. – О, я знаю, Рэли зарабатывает деньги, но все это еще не было карьерой. Даже не было началом карьеры. Он мог решить, что все это ему не нравится. Такое случается со многим детьми. Теперь есть будущее. Теперь мы в безопасности, мы можем начать. Понимаешь малышка?

– Думаю, да, – сказала она неуверенно.

– Что с тобой, Бет Кэрол? – спокойно спросил он. – Ты не хочешь за меня замуж? Ты не любишь меня?

Любит ли она его? – спрашивала она себя, глядя в его умоляющие карие глаза. О да, она любила тот образ, который он создал для нее, но все это оказалось ложью. Но это Пол, настоящий Пол. Как она относится к нему?

– Я люблю тебя, Бет Кэрол, – сказал он. – Я хочу всегда заботиться о тебе. О тебе и о Рэли.

– Я люблю тебя, Пол, – прошептала она, зарываясь лицом в его шею. – Я всегда тебя любила, с тех пор, как впервые увидела тебя.

– Дорогая, – произнес он.

– Но лжи больше не должно быть, – сказала она. – Я хочу всегда знать, что на самом деле происходит.

– Больше не будет лжи, дорогая, – пообещал он, одной рукой лаская ее грудь. – Бет Кэрол Фурнье. Мисс Пол Фурнье. Ну как, звучит?

О, какое чудесное имя, подумала она, а Пол в это время ласкал губами ее губы, пробежал языком по ее зубам.

– Пол, я хочу что-то сказать тебе, – выговорила она хрипло, отстранившись от него. – Это о Рэли… Его отец не ты. Я сказала тебе так потому, что ты любил меня и позволил остаться. Его отец – парень из моего города, с которым меня застал отец.

– Я подозревал это, – произнес он через минуту дрожащим голосом. – Это всегда волновало меня. В Рэли нет ничего моего. Я пытался увидеть хоть что-нибудь, но не мог.

– Я просто не могу больше лгать, Пол, – слабо сказала она.

– Хорошо, малышка, – сказал он, гладя ее по волосам. – Ты же знаешь, что я люблю Рэли. Я бы не смог любить его больше, даже если бы он был моим ребенком.

– Так это не имеет для тебя никакого значения? – спросила она.

– Да, дорогая, – прошептал он, – никакого.

Как чудесно, что он воспринял это так спокойно, думала она, чувствуя его губы на своих губах, слушая его учащающееся дыхание, когда он дотронулся до ее груди, расстегивая блузку.

Она чувствовала огромное облегчение, сделав такое ужасное признание. Она теперь опять ощущала себя чистой.

Он обнимал ее, и было так приятно опять чувствовать себя в его объятиях. Она прильнула к нему, чувствуя все его мускулы. Погрузилась в запах его одеколона, по которому она тосковала все эти месяцы. Она почти плакала от потрясения, благодарности, желания, когда он уложил ее на кровать. Она наблюдала, как он двигался по комнате, выключил свет, телевизор, раздевался, аккуратно вешал одежду на один из стульев.

Потом он стоял возле нее в лунном свете, который разливался по его плечам и лицу.

– Посмотри на меня, дорогая, – хрипло сказал он, раздев ее. Он благоговейно дотрагивался кончиками пальцев до ее груди, рта. – Моя жена, – прошептал он, целуя ее губы, соски, возбуждая ее своими прикосновениями. Она дрожала от желания, когда он развел ее ноги, зарылся лицом в ее влажность. Я сейчас потеряю сознание, думала она, и сердце плясало у нее в груди. Он все понял и вошел в нее. Она обвила ногами его талию, руками – шею, вскрикнула, когда он довел ее до оргазма.

– Мы – одно целое, – прошептал он ей в ухо, когда она лежала, закрыв глаза и вздрагивая всем телом.

– Я люблю тебя, – простонала она в ответ.

Она с трудом поверила своим глазам на следующее утро, увидев его рядом с собой в постели. Ах, как он был красив, когда спокойно спал. Длинные черные ресницы лежали на его щеках, а кожа была такой розовой. Ночью они долго разговаривали о том, как они будут получать свидетельство о рождении Рэли, что Пол будет там записан его отцом. В конце концов, он единственный, кого Рэли будет знать как своего отца. В этом есть смысл. И нужно пожениться, как можно скорее. «Моя жена». Он опять назвал ее так. «Я люблю тебя, – сказала она ему, ее глаза были широко распахнутыми и праздничными. – Я буду всегда любить тебя».

* * *

– Мне трудно понять этого парня, – сказала Ферн, прикуривая еще одну сигарету. – Так же, как мне трудно понять, что же общего между тем, что у ребенка будет этот контракт, и тем, что внезапно предложил тебе твой приятель.

– О, Ферн, – сказала Бет, отрываясь от своих грез, – было бы чудесно, если бы ты не подвергала сомнению поступки Пола, ну хотя бы сейчас. – Она раздраженно вздохнула, прикуривая сигарету, глубоко затянулась. – Ну подумай хоть немного. Рэли не стал бы ребенком Гербера без Пола, правда? Я не смогла бы сделать этого. Я так пугаюсь среди всех этих людей. Я бы все испортила. Без Пола ничего бы не было.

– Ты хочешь сказать, что ребенок Гербера – это Пол? – смеясь, произнесла Ферн. – Это потрясающе.

Приблизительно так, подумала Бет и тоже рассмеялась.

– И где вы собираетесь все оформить? – поинтересовалась Ферн.

– Боже, я не знаю, – вспыхивая, ответила Бет. – Понимаешь, Рэли уже восемь месяцев, а мы только теперь собираемся пожениться, это так стыдно. Я сказала Полу: «Почему бы нам не поехать в Мексику? Никто ничего не будет считать по пальцам, если это произойдет там», но он сказал, что не будет этого делать, потому что этот брак может оказаться недействительным.

– Ах, этот наш парень хочет быть уверенным в том, что все законно, – заметила Ферн.

– А мне всегда хотелось красивого венчания в церкви, – задумчиво произнесла Бет. – Я еще маленькой девочкой мечтала об этом.

– Да, на тебя это похоже, – согласилась Ферн.

– Все об этом мечтают, – защищалась Бет, – держу пари, что и тебе хотелось бы этого.

– Это никогда не приходило мне в голову, – озадаченно сказала Ферн. – Я хочу сказать, что это белое платье гарантирует то, что у невесты еще никого не было и ее старик отдает ее парню целенькой. Это же ясно, если подумать…

– Я просто не знаю, – ответила Бет. – Может быть, мы просто поедем в Вентуру или в Санта-Барбару. Я слышала, что Санта-Барбара – чудесное место. – Она повернулась и положила свою руку на руку Ферн. – Но где бы мы ни поженились, – твердо сказала она, – я хочу, чтобы ты присутствовала на свадьбе.

– О, только не я, – отказалась Ферн. – У меня не тот тип.

– Нет, только ты, – неуверенно возразила Бет, заметив, что лицо и шея Ферн так покраснели, что она не знала, куда девать глаза.

– Хорошо, я подумаю, – согласилась она в конце концов.

– Если ты не согласишься, – сказала ей Бет, – я больше никогда не буду с тобой разговаривать.

– Ты смущаешь меня, – ответила Ферн.

– Ты – моя лучшая подруга, Ферн, – призналась Бет, – и всегда ею будешь.

– Господи, если ты не перестанешь, – ответила та, – я выйду из машины и пойду пешком. – Она выпустила клубы дыма и добавила: – Ты хочешь, чтобы все было красиво. Вечер, фотографии. Чтобы было потом о чем вспомнить.

– Да, мне хотелось бы, – призналась ей Бет.

– Что, если я попрошу сэра Джорджа Дина устроить эту свадьбу? – спросила Ферн. – У него великолепный дом, а если будет хорошая погода, мы можем расставить столы на террасе. У него полно слуг-азиатов. Нужна музыка. Что-нибудь действительно величественное. Арфа, например.

– Но зачем ему все это? – усомнилась Бет. – Он ведь даже не знает нас.

– Как я уже тебе говорила, – пояснила Ферн, – он очень сентиментален. Обожает свадьбы, детей, всю эту чушь. Это действительно восхищает старого гомосексуалиста.

 

ГЛАВА 28

Ферн продолжала решать, кого из этих неправдоподобных людей пригласить на свадьбу, и обе они очень много смеялись.

– Здесь, Като, – сказала Ферн, и шофер мягко подкатил к обочине. Две девушки посмотрели на них с завистью, отметила Бет, когда Като помогал им выходить из автомобиля.

– Благодарю, Като, – смущенно произнесла Бет.

– Жду тебя через два часа, – сказала ему Ферн, когда он открыл перед ними дверь в салон. – До свидания, Като, – добавила она, легко махнув рукой. – Это не настоящее его имя, – прошептала она в ухо Бет. – Я называю его так, потому что он от этого сходит с ума.

– Ну, кого еще мы можем пригласить? – спросила Бет, глядя на трех дам, которые сидели на диване. Их глаза расширились, когда они оторвались от своих журналов и взглянули на Ферн. – Как насчет Греты Гарбо? – предложила она. – И Уильям Холден. Мы забыли Уильяма Холдена.

– Знаю, – торжественно сказала Ферн. – Королева Елизавета. Это поразит всех? Сэр Джордж Дин может попросить ее. Он говорит, что она приходится ему кузиной.

– Действительно? – спросила Бет.

– Ну, кто знает? – ответила Ферн, оглядываясь вокруг. – Ты же знаешь, как здесь все. Могут сказать, что человек с Луны приходится тебе дядей, а если ты не поверишь, то на тебя могут обидеться.

– Нам, наверное, придется подождать несколько минут, – сказала Бет, когда они подошли к стойке секретаря. – Бобби всегда так занят, у него всегда что-то срочное.

– Да, ты говорила, – улыбнулась Ферн. – А тут очень мило.

– Тебе действительно нравится? – спросила Бет. – Здесь есть все, что нужно. Массажист. Кафетерий. Все.

Она надеялась, что сделала правильно, приведя Ферн сюда, но все же немножко волновалась. Эти дамы таращили на них глаза, а кое-кто из работников салона даже хихикали за их спинами. Но наконец вышел Бобби, который устремился им навстречу с сияющим видом. Бет поднялась, представила Бобби Ферн, Ферн Бобби, и уже через минуту они хихикали и болтали о предстоящей свадьбе, они пригласили его, и вообще все было так, как будто все трое давно были друзьями.

– Ну, как ты меня находишь? – спросила Ферн, сидя в кресле Бобби, а Бобби рассматривал ее в зеркало. – Невеста захотела, чтобы ты посмотрел на меня и сказал, что ты думаешь о моей внешности. Как я выгляжу?

– Ты выглядишь, – сказал он, – просто великолепно. Ты – произведение искусства.

– Вот видишь! – с торжеством в голосе сказала Ферн, поворачиваясь к Бет, которая сидела в кресле рядом.

– Может быть, зубы, – размышлял он. – Они слишком мелкие. Тебе нужно поставить коронки.

– Да, зубы, – согласилась Ферн. – Что-нибудь еще, Бобби?

– Нет, ничего.

Должно быть, он шутит, подумала Бет. Неужели он не видит, что она вульгарна, неужели не слышит, как хихикают и шепчутся за ее спиной, а он говорит, что подкачали только зубы. Она пристально вглядывалась в его лицо, пытаясь увидеть там следы иронии. Боже, подумала она с отчаянием, он действительно думает то, что говорит. Он считает, что Ферн выглядит просто потрясающе.

– Ну так как насчет свадьбы, Бобби? – спрашивала Ферн.

– Я не знаю, что надеть, – беспомощно признался он с глупой улыбкой на лице.

– Верно, – согласилась Ферн. – Нам всем надо подумать, в чем мы будем на свадьбе.

Ферн сказала, что нужно заехать в это потрясающее место на бульваре Голливуд. Оно называется «Фредерикс». Бобби предложил посмотреть, что предлагают отделы готового платья. Он даже вздрогнул, когда Ферн назвала «Фредерикс», с торжеством подумала Бет. Он явно лебезил перед Ферн. И все это лишь потому, что она работает на сэра Джорджа Дина, над которым Бобби всегда смеялся.

– Многие свои вещи я купила в «Джекс», – вставила Бет.

– Это слишком обычно, – сказал Бобби, накручивая прямые волосы Ферн на большие розовые бигуди. – С волосами нужно что-то сделать, – громко сказал он. – Концы секутся.

– Мне нравится «Фредерикс», – твердо повторила Ферн.

– Я думаю, что надену серый костюм, – мечтательно произнес Бобби. – Перламутрово-серый. Двубортный. В котором часу состоится свадьба?

Все это очень странно, подумала Бет. Обычно Бобби так пассивен. Едва жив, откровенно говоря, а теперь он собирается взять на себя поход по магазинам.

На следующий день, когда лимузин сэра Джорджа Дина подъехал к особняку, чтобы забрать ее, Бобби вместе с Ферн уже были на заднем сиденье автомобиля. Когда они приехали в отель «Сакс», любимая продавщица Бобби уже отобрала для них прелестные вещи. В машине Бобби рассказал им, что когда-то она была богатой дамой, жила в большом доме в Бел-Эйр и все всегда покупала в этом магазине. После смерти мужа оказалось, что он ей ничего не оставил. Тогда она пошла работать в «Сакс», где чувствовала себя как дома. Похоже, что она уже лет пятьдесят здесь, думала Бет, глядя на правильные черты ее благородного лица. Все было со вкусом, все ей очень шло.

– Мои поздравления, дорогая, – сказала она, взяв обе руки Бет в свои. – Вы будете очаровательной невестой.

Потом Бет вошла в примерочную с Бобби и Ферн, ей помогали примерять платья, костюмы мягких тонов: бежевых, серых, бледно-голубых. Продавщица входила и выходила с грудами коробок, сумок, шарфов, шляп, а Бет пыталась разглядеть себя в зеркале в том или ином наряде сквозь пелену сигаретного дыма.

– Розовое, – сказала Ферн.

– Нет-нет, – возразил Бобби.

– А что тебе нравится, дорогая?

Бет Кэрол чувствовала головокружение, пытаясь осознать радость происходящего: она выходит замуж, ее друзья выбирают ей платье, красивое платье.

– Я не знаю, – беспомощно произнесла она.

– Мы еще вернемся, – сказал Бобби, и они отправились по другим магазинам. Пешеходы останавливались чтобы поглазеть на Ферн, а парни, которые тормозили на перекрестках на красный свет, сигналили, чтобы привлечь ее внимание.

В других магазинах было то же самое. Бледно-зеленый костюм, кружевное платье с высоким воротником.

– Мы подумаем, – мягко говорил Бобби.

– Мне все-таки нравится розовое, – упрямо повторила Ферн, когда они уселись на заднее сиденье лимузина и направились к «Фраскатти», где у них был заказан ленч.

– Как приятно вас видеть, мисс Дарлинг, произнес метрдотель, взяв руку Ферн и приложив ее к губам. Он кивнул Бет и Бобби и провел всю компанию через переполненный ресторан, гудящий от разговоров и взрывов смеха, на закрытую террасу, где их ожидал столик, покрытый красно-белой клетчатой скатертью. У Бет челюсть отвисла, когда она увидела, кто сидит рядом с ними. Это были Тони Кертис и Джек Леммон. И еще кто-то, чье лицо показалось ей знакомым.

– Привет, Ферн! – крикнул он, широко улыбаясь, и помахал ей рукой, в то время как метрдотель придвигал ей стул, усаживая за стол и спрашивая, удобно ли, устраивает ли ее стол, все ли в порядке.

– Чудесно, Жак, – ответила она. – Мне мартини. Им принесли корзиночку с хлебом, напитки, и все, кто был в ресторане, все кинозвезды, останавливались, чтобы поздороваться с Ферн, сообщить ей, в каких фильмах снимаются или еще только собираются сниматься. Своего рода рабочий материал. Бобби пил один мартини за другим и смотрел на Ферн с широкой глупой улыбкой на лице. Следовало признать, что и сама Бет, под стать им обоим, пила один коктейль за другим. Когда часа через два они покидали ресторан, ее слегка покачивало. «Во «Фредерикс» действительно забавно», – думала Бет, переходя от одного прилавка к другому и хихикая, пока Бобби и Ферн в другом отделе выбирали платье. Она не могла поверить, что бюстгалтер, который она держала в руках, на месте сосков имеет вырезы; она даже покраснела, потому что считала, что бюстгалтер для того и носят, чтобы никто не видел твоих сосков. А эти черные кружевные трусики… Господи, кто покупает эти вещи, думала она, краснея, она даже смутилась оттого, что находится в таком месте и разглядывает все эти вещи.

Бет Кэрол казалось, что они провели в магазинах целую вечность, а в «Фредерикс» пробыли так долго, что пора было платить ренту. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, как Бобби задержался в «Нью-Риттерс» и в других местах, где продавали мужскую одежду.

Все магазины были отделаны деревянными панелями и выглядели как библиотеки в английских загородных домах, если верить фильмам. Бобби мерял все костюмы своего размера, кроме коричневых, в каждом магазине. Потом пришло время рубашек, галстуков, продавцы давали ему советы, а Бобби лишь хмурился и мотал головой. Потом перешли к туфлям. Бет и Ферн сидели и курили, ибо устали до смерти. Наконец подошел Бобби и сказал, что он нашел то, что нужно, но хотел бы продемонстрировать им. Они должны были высказать свое мнение, прежде чем он заплатит.

Ферн посмотрела на Бет и вздрогнула.

Они покинули магазин, когда он уже закрывался. Бет вернулась домой так поздно, что Рэли уже спал. Она почувствовала себя виноватой – бросила ребенка на весь день. Но каково же было ее удивление, когда она увидела в своей постели спящего Пола. О, он должен был бы рассердиться, что она приехала так поздно и так много выпила. Но он лишь повернулся на другой бок, когда она легла рядом, и стал ласкать ее, сказал, что любит, и назвал своей женой. «Спасибо, Гербер, – думала она, гладя его по волосам, вдыхая запах одеколона. – Спасибо за то, что все мои мечты стали явью».

Утром, после ночи любви, ее ноги дрожали. Все, что она смогла сделать, это кое-как привести себя в порядок к тому времени, как появились Бобби и Ферн.

Но они выглядели не лучше: Бобби был бледен, а Ферн, похоже, наложила косметику на вчерашний грим. Тем не менее это был великолепный день, и Бет чувствовала себя счастливой.

Облака походили на взбитые сливки на бледно-голубом фоне, когда они медленно ехали по бульвару мимо поместий. Газоны окружали здание отеля «Амбассадор» с его ночным клубом, где появлялись такие звезды как Марлен Дитрих, Лена Хорн, Гарри Белафонте. Аллея с цветущим деревьями и клумбами цветов вела к дому, где жил издатель Уильям Рэндолф Херст, который умер года два назад. Рядом располагался «Перино», самый популярный ресторан в городе.

Бобби сделал глоток из серебряной фляжки и предложил им. И тут появился зеленый шпиль «Баллокс Уилшир». Оно похоже на собор, подумала Бет. Никогда не видела ничего красивее.

Оно и внутри походило на собор. Всюду чувствовался хороший вкус. Витал запах дорогих духов. Продавщицы выглядели действительно высокомерными, а посетители как будто бы сошли со страниц светской хроники.

– Черт, – пробормотала Ферн, когда они вошли в лифт, который обслуживал служащий в униформе и белых перчатках. – Откуда они берут свою одежду? Из Армии Спасения, что ли?

– Я нахожу, что они выглядят чудесно, – прошептала Бет. – Я хочу сказать, они такие изысканные.

– Каждому свое, – заметила Ферн, выходя на этаже, где продавались лучшие платья.

К ним тут же поспешила улыбающаяся продавщица, чтобы помочь.

– Мне нужно платье для особого случая, – сказала Бет.

– Да, она выходит замуж, – добавила Ферн.

– О, поздравляю, – расцвела женщина. – Я могу вам предложить самое красивое свадебное платье. Оно поступило к нам лишь вчера.

– Я хотела бы что-нибудь менее официальное.

– Давайте я вам лишь покажу его, – предложила женщина. – В конце концов, это не принесет вреда.

– Ну… – протянула Бет, пожалуй. Потрясающее платье, думала Бет, стоя в огромной примерочной и глядя на свое отражение в трех зеркалах. Нежные кружева падали на бледно-кремовую атласную ткань, которая облегала талию, белая длинная юбка заканчивалась длинным шлейфом. Рукава платья слегка присборены на плечах.

– Это кружева ручной работы, – сказала продавщица, застегивая на спине Бет перламутровые пуговицы.

– Конечно, – прошептала Бет.

Неподражаемо, думала Бет, глядя на свое отражение в зеркале. Серебряный обод, который выглядел как корона, собирал облако фаты, которая падала сзади.

– Сейчас это очень модно, – сказала продавщица, удовлетворенно улыбаясь. – Ну а что думаете вы?

Иногда в мыслях, когда она была еще маленькой девочкой, Бет видела себя в подобном наряде. Но мечтам было не сравниться с тем, что показывало ей зеркало. Потому что никогда не предполагала, что существует такое свадебное платье.

– Я хочу показаться своим друзьям, – сказала Бет и выпорхнула в соседнюю комнату.

– Боже, как ты красива, – произнес Бобби, не в силах оторвать от нее взгляда.

– Ничего себе шуточки, – презрительно усмехнулась Ферн. – Не увлекайся, милочка.

Нижняя губа Бет задрожала. Она потащилась обратно в примерочную. Если бы можно было перевести время назад, жалобно думала она. Если бы только не было Бадди. И Пола. И всех остальных. И главное, Рэли. Как дешево она продала право носить такое платье, выглядеть в день свадьбы так, как ей хотелось. Но как она может так думать о Рэли! Она мечтает о том, чтобы он никогда не родился? Это самое ужасное, что она когда-либо делала!..

– Как мне стыдно, – сказала она продавщице, которая помогала ей аккуратно через голову снять платье. – Ах, как мне стыдно за себя…

– Моя дорогая девочка, – сказала женщина, побледнев. – Не надо, пожалуйста.

Я никогда не буду так выглядеть, думала Бет. Никогда не увижу гордость на лице отца, когда он поведет ее к человеку, которого она любит. Никогда не увижу лица сестер и подруг на свадьбе. Мне этого не вынести, думала она, плетясь следом за Бобби и Ферн, которые рассматривали китайскую вазу из чудесного фарфора и другие изысканные вещи в секции подарков, а служащие внимательно следили за жадными пальцами Ферн и Бобби.

У меня никогда не будет свадебных подарков, горько думала Бет. Белых коробочек, перевязанных белыми атласными ленточками. Не будет поздравительных открыток. Не будет белого свадебного платья.

– Эй, Бобби, посмотри, – сказала Ферн, дергая его за руку и показывая на вазу, стоящую на одном из столиков. – Это точно такая же, как у тебя.

Откуда ей знать, что есть или чего нет у Бобби? – подумала Бет, пристально глядя на Ферн. До нее медленно дошло, что произошло, когда она посмотрела на Бобби.

Он густо покраснел и выглядел очень виноватым. Ферн и Бобби, подумала Бет. Это слишком. Действительно слишком.

– Ну и что? – сказала Ферн с оттенком раздражения, когда они были в дамской комнате, приводя себя в порядок. – Мало ли что происходит между друзьями?

– Но он гомосексуалист, – сказала Бет дрожащим голосом.

– Да? – произнесла Ферн. – Я бы этого не сказала. – И все-таки не стоило этого делать, – настаивала Бет.

Ферн повернулась и посмотрела на нее в зеркало, перед которым они стояли в красивой, отделанной мрамором комнате. Чернокожая девушка в черной униформе и белом переднике, мурлыкая, меняла полотенца.

– Знаешь, – сказала Ферн, покачав головой, – иногда я раздумываю: откуда ты появилась, подруга?

 

ГЛАВА 29

Ее смущало то, что свадьба будет в доме сэра Джорджа Дина перед всеми этими людьми, и там же будет Рэли, но все дело было в том, что сэр Джордж Дин согласился устроить свадьбу в своем доме именно потому, что он был очарован Рэли, этим чудо-ребенком.

– Не заставляй меня делать это, – просила она Пола.

– Мы должны, – умолял он. – Подумай, что это значит для карьеры Рэли, малышка. Ты же знаешь, какая бешеная конкуренция в этом бизнесе. Всегда может быть осечка. Но если на его стороне будет сэр Джордж Дин… подумай об этом.

– А ты не можешь побывать хоть раз в моей шкуре? – спросила она. – Я выхожу замуж, и тут же мой ребенок?

– Перестань беспокоиться о том, что скажут люди, любимая, – сказал он, погладив ее волосы. – Нужно привыкать к здешним обычаям. Никто никого не волнует. Никто ничего не помнит.

– Ты все время повторяешь это, Пол, – задумчиво произнесла Бет, – но знаешь что? Мне кажется, ты просто пытаешься убедить в этом самого себя.

В этот день все было действительно чудесно. Сэр Джордж Дин прислал за ними машину. Они ехали вместе со съемочным оборудованием Дарби, детской коляской Рэли с маленьким рулем впереди, сумкой с пеленками и сменой белья на всякий случай – Бет казалось, что со всем этим они могли бы путешествовать шесть месяцев по Африке. Дарби и Пол выглядели такими красивыми, как никогда. На Поле был пиджачный костюм и серый шелковый галстук. В последнюю минуту она вспомнила, что забыла костюм, который собиралась надеть, когда они отправятся в свадебное путешествие на одну ночь, но наконец они выехали.

На мгновение Бет прислонилась головой к сиденью, измотанная бессонной ночью. Она пыталась запомнить все то, что ей следовало делать. Она беспокоилась, что что-то перепутает и будет глупо выглядеть.

И вот они едут по бульвару Сансет поздним вечером, в лучах заходящего солнца, которое окрашивает ночные клубы, рестораны, магазины в розовый цвет, а туристы в машинах с любопытством смотрят на них, гадая, не кинозвезды ли они. Бет повернула маленькое бриллиантовое колечко, которое ей подарил Пол. Мой муж, думала она, глядя на него. Я постараюсь сделать тебя очень счастливым.

Некоторое время лимузин петлял вдоль высокой ограды, пока не подъехал к воротам, спрятавшимся в листве. Бет наблюдала, как шофер звонит от ворот по телефону. Во рту у нее пересохло, а сердце сильно билось. Потом они въехали в очаровательный двор, заполненный разговорами и звуками музыки. Два или три азиатских мальчика в белых куртках и черных брюках окружили машину, помогли им выйти, выгрузить вещи, Бет провели ко входу.

Сэр Джордж Дин, поцеловав ей руку, пожелал всего наилучшего. Бет едва замечала окружающих ее хорошо одетых мужчин и женщин, которые весело болтали, от которых распространялся запах дорогих духов. Появилась Ферн, схватила ее за руку и потащила через холл с современными картинами в комнату, где они будут ждать и приводить себя в порядок. У Бет засосало под ложечкой.

Она с трудом переводила дыхание, глядя на свое отражение в огромном зеркале на одной из дверей огромной гардеробной с цветастыми стенами. Она расправила юбку своего платья из органди, которое было цвета небеленого полотна, как назвала его продавщица в «Саксе» на Пятой авеню, где они в конце концов сделали покупку, хотя на самом деле оно было светло-бежевым. Декольте отделано кружевом того же цвета, рукава присборены над локтем. Она три раза меняла туфли, прежде чем подобрала пару подходящего цвета, но теперь все выглядело чудесно, заметила она, поворачиваясь перед зеркалом. Теперь остались только перчатки и шляпка с бархатными лентами сзади.

Она увидела в зеркале отражение Ферн, которая прикуривала сигарету. Одета она была так же, как и всегда, лишь цвет ее наряда сегодня был более мягким, лиловато-розовым.

– Мне сейчас будет плохо, – пожаловалась Бет, жалобно глядя на Ферн.

– Не падай, – сказала Ферн, инстинктивно подхватывая ее. – Ты сегодня выглядишь просто потрясающе. Твои глаза сияют. Эй, это же самый счастливый день твоей жизни, так?

– Так, – согласилась Бет. Через дверь она услышала звуки фортепиано, первые аккорды свадебного марша.

– Нам пора, – сказала Ферн, всовывая ей в руки букет из орхидей. – А теперь держись на ногах, хорошо?

Бет кивнула и размеренными шагами последовала за Ферн к двери. Она натянуто улыбнулась пианисту, который ответил ей со своего места ободряющей улыбкой. Через открытие французские двери они видели вымощенный кирпичом патио, элегантных мужчин и женщин, расположившихся на маленьких красно-золотых стульях, судью в темном костюм при галстуке, который стоял под деревом, увитым розовыми и белыми розами, Дарби в темном костюме с белой розой в петлице (его подбородок был выдвинул вперед, а тело напряжено). И Пола, который был таким красивым, что почти разбил ее сердце, когда слегка нахмурился и сильно побледнел.

И вот уже она стоит рядом с ним, судорожно сглатывая, чтобы смочить пересохший рот, рука дрожит, когда он берет ее своей дрожащей рукой, а глаза всех этих людей, которых они не знают, устремлены лишь на них.

Бет старается сосредоточить свое внимание на судье, старается вникнуть в то, что он говорит, судорожно вонзает ногти в руку Пола.

– Мы собрались сегодня здесь, чтобы присутствовать при бракосочетании этого мужчины, Пола Эндрю Фурнье, и этой женщины, Бет Кэрол Барнз…

– …взять этого мужчину в мужья, любить, почитать и повиноваться, в болезни и здравии…

– …Да, – прошептала она.

– …эту женщину в жены, любить и заботиться…

– Да, – пробормотал Пол еще менее внятно, чем она.

Затем Пол надел ей обручальное кольцо, тонкое колечко с крошечными бриллиантами, а судья объявил их мужем и женой.

– Можете поцеловать невесту, – улыбаясь, сказал он Полу.

Пол обнял ее и мягко поцеловал. Потом ее схватила в крепкие объятия Ферн и звонко поцеловала в щеку. Дарби поцеловал тоже в щеку, то же самое сделал судья, а пианист в это время играл «Приход невесты».

О, как я счастлива, думала Бет, оглядывая всех этих незнакомых людей, которые толпились вокруг нее, поздравляли и желали счастья, быстро прикасаясь к ней своими прохладными благородными щеками. Подошел Бобби с какой-то девушкой под руку, выглядевший невероятно красивым в своем черном костюме, который он в конце концов решился купить. Он смахнул слезу и произнес дрожащим от волнения голосом, что надеется, что она будет счастлива.

– Это моя подруга, – смущенно сказал он. – Сэнди.

– Надеюсь, что вы будете счастливы, – сказала девушка, протягивая ей руку.

– Благодарю, – ответила Бет, пожимая ее руку и стараясь скрыть свое потрясение, когда она взглянула ей в глаза. Девушка очень красива, подумала она с оттенком зависти. У нее густые светлые волосы и мягкие карие глаза, высокие скулы и полные красные губы. Она была в узком голубом платье, и Бет инстинктивно почувствовала, что ее ожерелье и серьги были из настоящих бриллиантов и сапфиров. На руке сверкало кольцо с самым большим и красивым бриллиантом, какой когда-либо доводилось видеть Бет.

– Бобби мне много рассказывал о вас, – сказала девушка. – Он в восторге от вас.

– О вас он мне тоже много рассказывал, – ответила Бет. – О том, как вы веселитесь, обо всех ваших поездках.

– О да, – засмеялась девушка. – Мы всегда куда-то ездим.

– Это, должно быть, чудесно, – отозвалась Бет.

– А ваш малыш, Рэли, – добавила девушка. – Бобби просто обожает Рэли.

– Спасибо, – ответила Бет, другие подходили, чтобы поздравить ее. Она видела, как Бобби наклонился и поцеловал девушку в губы и они направились под руку к бару, где, болтая, маленькими группками стояли гости.

Кто-то дотронулся до ее плеча, она обернулась и увидела Дарби, который делал ей знаки, чтобы она присоединилась к Полу, Ферн, судье. В его руке была камера, еще две болтались на шее. Она подошла к Полу, почувствовала, как он приобнял ее за талию, когда щелкнула камера. Еще щелчок.

Уголком глаза она видела Рэли, который сидел в своей колясочке в новом очаровательном костюмчике, его волосы золотились в последних лучах солнца. Маленьким ручками он ухватился за колесо перед ним и с удивлением смотрел на сэра Джорджа Дина, который присел перед ним на корточки и делал пальцами движение, которое обычно делают взрослые перед маленькими детьми.

Ах, как он очарователен, подумала Бет. Они будут так счастливы все вместе!

– Поцелуй невесту, Пол, – командовал Дарби.

Бет заметила, что рядом с ним стоит сэр Джордж Дин со своей камерой. Они позировали с бокалами шампанского. Потом Дарби передал аппарат сэру Джорджу Дину и занял место рядом с ними. Потом они с Полом позировали под деревом вместе с судьей. Посредине стоял сэр Джордж Дин, обнимая их обеими руками. Дарби целует ее в щеку. Ферн целует Пола.

– Пойдемте, дорогая, – сказал сэр Джордж Дин, – я хочу познакомить вас с моими друзьями.

Сэр Джордж Дин переводил Бет Кэрол от группы к группе. Гости, казалось, говорили на всех языках и с всевозможными акцентами. Когда сэр Джордж Дин подводил ее к ним, они оставляли свои разговоры и очень мило восхищались невестой и всей церемонией. Одна из дам в чудесных драгоценностях даже взяла ее руку и стала восхищаться ее кольцом.

Другие говорили о вечеринке с коктейлями, как думала она, но потом оказалось, что так называется пьеса, написанная мистером Элиотом, который был американцем, но переехал в Лондон и работал в банке. Многие говорили об Одри Хепберн, которой был присужден приз за роль в «Римских каникулах».

– Мне она так нравится в этой роли, – заметила Бет.

– Правда, дорогая? – сказал молодой человек, дотрагиваясь до ее руки. – Мне тоже. А вам нравится сюжет?

– О, да, – ответила Бет Кэрол.

– Я смотрел этот фильм десять раз, – признался он. Бет лишь улыбнулась и кивнула, потому что сэр Джордж Дин потащил ее дальше, представляя то одному, то другому.

– Семья, – произнес он, и его глаза затуманились. – Вам повезло, дорогая, что у вас есть семья. И такой красивый, маленький мальчик. Я просто готов заплакать от восторга, такой он красивый.

– Вчера он сказал первое слово, – сообщила Бет, взяв бокал шампанского, который предложил ей официант. – А ему всего лишь восемь месяцев.

– Бог мой! – сказал сэр Джордж Дин со своим британским акцентом. – Как рано. И что же он сказал?

– «Эй»! – сказала Бет Кэрол. – Вот что.

– Ах, дорогая, – ответил сэр Джордж Дин, проводя ее дальше. – Это чудесно, я обязательно упомяну об этом в своем репортаже. Обещаю вам.

Она чувствовала возбуждение от этого вечера, от выпитого шампанского. Но куда делся Пол? Она уже начала волноваться. Кроме того, ей необходимо найти ту маленькую уборную, которую она заметила. И еще Рэли, ей нужно проверить, чтобы его уложили спать где-нибудь. Хотя об этом ей, наверное, не стоило беспокоиться, усмехнулась она. Рядом с Рэли, этим чудо-ребенком всегда был кто-то, кто желал бы позаботиться о нем.

 

ГЛАВА 30

Когда Бет Кэрол вышла из уборной, она почувствовала напряжение между двумя фигурами, которые стояли близко друг к другу в тени в конце коридора. Не то чтобы они что-то делали, они даже не дотрагивались друг до друга, но… Она постояла с минуту в коридоре, прежде чем ее глаза привыкли к полумраку.

Это Пол, поняла она, и у нее засосало под ложечкой. Одной рукой он опирался на стену рядом с белокурой головкой Ферн.

– Невеста, – позвала ее Ферн своим тонким голоском и улыбнулась. – Ну, что ты думаешь по поводу вечера. Не правда ли, великолепно?

– Чудесно, – согласилась она, встречаясь глазами с Ферн, переводя взгляд на Пола. Выражение его лица было абсолютно безразличным. Какое облегчение. Ах, она слишком хорошо его знала, своего мужа. – А я уже волновалась, куда ты исчез, – сладко произнесла она.

– О, мы чудесно провели время, – сказала Ферн. – Я собиралась сделать мистеру свадебный подарок.

– Свадебный подарок? – повторила Бет, она только сейчас заметила папку в руках Пола. – А, свадебный подарок, – глупо повторила она еще раз.

– Это моя папка, – хрипло сказал Пол.

– Да, – улыбнулась Ферн. – Он спрашивает меня: «Ты сделала копии?» И это благодарность за широкий жест? Я вас спрашиваю.

– Ты сделала копии? – спросил Пол. И опять возникла эта напряженность, отметила Бет. Она посмотрела на Ферн.

– А ты как думаешь? – спросила Ферн, улыбаясь и облизывая губы. – Ты что же, не доверяешь мне?

– Нет, – с улыбкой ответил Пол.

– Ну, тогда нам придется подождать и посмотреть, что будет, – предложила Ферн и, взяв Бет под руку, вернулась к гостям. Пол следовал за ними.

Бет сидела по правую руку от сэра Джорджа Дина, глядя на море голов за другими столами, на официантов, которые разливали вино, уносили тарелки. Пол схватил ее под столом за руку, но она не почувствовала себя от этого лучше. Эти женщины… О, конечно, они выглядели красивыми. Но какие-то слишком сделанные. И мужчины… Их было раза в два больше. Слишком хорошо сшитые костюмы, слишком выглаженные. Даже в самых молодых из них было что-то перезрелое. Что-то такое, что рядом с ними даже гомосексуалисты из салона красоты казались невинными, как дети. Потому что все они были гомосексуалистами. Она была уверена в этом.

А как были украшены столы – она никогда не видела ничего подобного, даже в журналах. Белые скатерти с серебряными нитями. В центре стола стояло пальмовое дерево. Подсвечники тоже имели форму пальмовых деревьев. Вокруг всевозможные разновидности фарфора. И большие красные цветы с длинными желтыми пестиками, которые она знала-на-что-походили. Тарелки белые, с абстрактными голубыми деревьями. А бокалы для вина. Их было три вида, различных форм и размеров. Бет смотрела на сэра Джорджа Дина и делала то же, что и он.

Она думала, что пища на свадьбе должна быть особенной, но нет, на первое, как обычно, подали суп. Бет с трудом в это верилось. Но она никогда не пробовала подобного супа. Он был очень вкусным и легким. Потом официанты принесли рыбу. Совсем чуть-чуть, очень красиво украшенную. Она должна была признать, что все это было замечательно. Потом последовал десерт – лимонный щербет. Наконец все закончено, подумала она, вздохнув. Она никогда не станет вспоминать об этом, она согласилась на все это только ради карьеры Рэли. Ее глаза затуманились, когда она подумала об этой своей жертве. Официант унес щербет и уже предлагал ей огромную серебряную тарелку с тонко нарезанными кусочками мяса и крошечными овощами: картофелем, грибами, которые выглядели очаровательно.

– Спасибо, – прошептала она, в то время как другой официант наполнял ее бокал красным вином. Все замечательно, восхищенно думала она.

Потом подали салат. Лишь несколько листочков какого-то чудесного салата, который она никогда раньше не пробовала. Бет посмотрела на сэра Джорджа Дина с уважением. Стол был выше всех похвал. Она отхлебнула белого вина, которое было подано к салату, чувствуя себя уже намного лучше, от вина у нее слегка кружилась голова.

Официанты молча убирали тарелки, заменяя их другими. Лишь свечи освещали ожидающие лица, когда был подан свадебный пирог, при виде которого у всех перехватило дыхание от восхищения. Он был четырехъярусным, а на вершине точная копия Бет в том наряде, который был на ней в этот день, день ее свадьбы, самый счастливый день ее жизни.

Как это мило со стороны сэра Джорджа Дина – так хлопотать, думала Бет, и слезы струились по ее щекам. Он, должно быть, узнал от Ферн, как она будет одета. Других Объяснений не было. Она нашла глазами Ферн. Ферн широко ей улыбнулась.

– Я хочу предложить тост, – сказал сэр Джордж Дин, его голос дрожал от волнения, когда он поднялся. – За мистера и миссис Пол Фурнье, за их любовь, за их счастье. За то, чтобы они были счастливы всю свою жизнь.

И все те люди, о которых Бет думала, что они смеются за ее спиной, аплодировали, а некоторые даже вытирали слезы, и двое попросили слова.

– Спасибо всем, – сказал Пол, вставая. Он поднял ее на ноги, обнял за талию. – Я так тронут, что все вы пришли, чтобы пожелать нам счастья. Сэр Джордж Дин, – продолжил он, поднимая бокал, – у меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность за этот чудесный вечер, за ваше гостеприимство и доброту. И конечно, хочу выразить особую благодарность за то, что вы так добры к нашему сыну Рэли в ваших выступлениях по телевидению и в газетах. Это так чудесно.

– Но больше всего, – сказал он, сжимая ее талию, – я хочу выразить благодарность Бет Кэрол за то, что она приняла предложение стать моей женой. – Он замолчал, все зааплодировали. – Лучше позже, чем никогда, как говорится.

Все хлопали в ладоши, и по комнате прокатился теплый, понимающий смех. Бет шептала слова благодарности. Включили свет. Дарби был уже здесь, щелкая камерой. Сэр Джордж Дин тоже сделал снимки. Все обнимались. Вместе они отрезали первый кусок свадебного пирога, и Бет кормила Пола, а Пол кормил ее.

– Я люблю тебя, – сказал ей Пол, глядя на нее влажными глазами. – Я всегда буду заботиться о вас обоих, Бет Кэрол.

– Я люблю тебя, – прошептала она в ответ. – И всегда буду любить.

Он обнял ее и крепко поцеловал.

* * *

Бет вся светилась, когда вместе с Полом, рука в руке, она переходила мостик, ведущий ко входу в отель «Бел-Эйр». В воде выгибали шеи лебеди. Бледный лунный свет играл на поверхности воды, на тропической растительности по берегам, на крышах зданий. В приемной она разглядывала деревянный полированный пол, восточные ковры, прекрасные статуэтки. Потом коридорный отпирал их номер, и Пол, подхватив ее на руки, внес в комнату.

Она была прелестна, вся в персиковых и серых тонах, стеклянная дверь открывалась прямо в сад. На столике стоял букет розовых роз и замороженная бутылка шампанского в серебряном ведерке. Она подошла к трюмо, посмотрела на свое отражение в зеркале. Ее лицо светилось счастьем. Помимо своего отражения, она увидела в зеркале отражение Пола, который старался казаться искушенным, когда давал коридорному на чай.

– Ну вот мы и здесь, миссис Фурнье, – сказал он, когда коридорный бесшумно закрыл за собой дверь.

– Да, мистер Фурнье, – ответила она шепотом. – Разве это не чудесно? Разве все не чудесно, дорогой?

– Я никогда не чувствовал себя более счастливым, – сказал он, заключая ее в объятия и глядя ей в лицо.

– Я тоже так счастлива. – Она протянула ему губы для поцелуя.

– Ну а теперь я схожу в бар за напитками, а невеста в это время приготовится, – сказал он, смеясь и целуя ее в волосы.

– Ах, я не хочу, чтобы ты оставлял меня, Пол! – воскликнула она, прильнув к нему.

– Но так всегда делается, любимая, – возразил он.

– Хорошо, – неуверенно произнесла она. – Хорошо. Конечно.

– Постарайся быть красивой для меня, – сказал он от двери. – Даже красивее, чем сейчас.

– Конечно, дорогой, – заверила она, глядя на него сияющими глазами. – Ты можешь рассчитывать на это.

– Лишь Пол, и я, и малыш, всего нас трое, – напевала она, пуская воду в ванной и взяв белое пушистое полотенце. Ночью, когда вернется Пол, все будет так чудесно, мечтательно думала она, скользнув в шелковую ночную рубашку, расправляя на груди кружева и складки. Это подарок Ферн, вспомнила она счастливо, поворачиваясь перед зеркалом. Но наверняка выбирал Бобби, сразу виден отличный вкус. Бет все еще напевала, слегка подкрашиваясь. Коснулась губ розовой помадой. Расчесала волосы, которые облаком окаймляли ее лицо, накинула пеньюар и вернулась в главную комнату, в спальню, где благоухали розы и таял лед в ведерке с бутылкой превосходного французского шампанского.

В любую минуту может войти Пол, в возбуждении думала она. Она потушила свет, оставив лишь ночник у огромной кровати, осторожно откинула покрывала, сняла пеньюар и художественно, как ей показалось, бросила его на спинку стула. Да, она будет лишь в ночной рубашке, решила она и со счастливой улыбкой на лице скользнула в кровать.

Летели секунды, минуты. Она ждет уже около часа, думала она с отчаянием. Что могло случиться? Бет встала, пересекла комнату, включила телевизор и попыталась сосредоточиться. В конце концов, ничего не могло случиться по дороге от номера до бара. Он должен вернуться с минуты на минуту.

Должно быть, она заснула, потому что вскочила, услышав голос Пола.

– Любимая! – спросил он. – Ты спишь?

– Нет, нет, – запротестовала она, жмурясь от света ночника.

– Прощу прощения, что так долго отсутствовал. Но представь, кого я встретил и кто предложил мне выпить.

– Кто? – спросила она, устраиваясь на подушках и наблюдая, как он развязывает галстук, расстегивает рубашку.

– Джек Уорнер, – ответил он. – Ты можешь в это поверить? И мы начали разговаривать, не мог же я встать и уйти, как ты думаешь? Не от Джека Уорнера, во всяком случае.

– Я беспокоилась, – сказала она, пытаясь подавить зевоту.

– Теперь больше не о чем беспокоиться, малышка, – сказал он, укладываясь в постель, обнимая ее и притягивая к себе. – Знаешь, о чем я думаю? – спросил он, целуя ее в волосы. – Мы оба сегодня очень устали. Сегодня я лишь обниму тебя. Ты не возражаешь?

Она лежала в его объятиях, уткнувшись лицом в его грудь, ее глаза были широко распахнуты, она жадно вдыхала исходящий от него запах. Это был запах «Джой», самых дорогих духов в мире. Духов Ферн.

 

ГЛАВА 31

– Случилось вот что, – начала Бет, прочищая горло. Бобби расчесывал ее влажные волосы. – Рэли был приглашен на день рождения. Пол сейчас так занят. Встречи с инвесторами, Пол ведь собирается снимать четыре фильма, один из них «Приключения Робин Гуда», где Рэли будет играть одну из главных ролей. Еще «Зорро», «Капитан Блад», а один я никак не могу запомнить. Пол часто берет Рэли с собой, чтобы показывать его. Все это доставляет удовольствие пятилетнему ребенку, ведь правда?

В зеркале Бет видела отражение Бобби, он неопределенно покачал головой.

– Позвонила миссис Уайлдинг, поскольку день рождения был у ее маленького сына, – продолжала Бет. – И я подумала, что это чудесная идея, потому что Рэли играет с другими детьми только на съемочной площадке или на репетициях. Это все Пол, Пол и Дарби. «Ах, мы не хотим, чтобы Рэли испортился, – передразнила она. – Ах, мы не хотим, чтобы у Рэли были такие манеры». Я спросила Пола, можно ли Рэли пойти на день рождения. Он ответил, что слышал об этом мистере Уайлдинге. Он знаменитый режиссер или что-то в этом роде. И адрес тот же. Это на Беверли Хиллз, один из самых шикарных особняков. Пол сказал, что Рэли последнее время приходилось много работать, так что он может пойти развлечься. – Ну, Рэли был так взволнован. Я поехала в «Сакс», потом в «Мэгнин» и в конце концов в «Шварц», где нашла чудесный подарок. Маленький гоночный автомобиль – копия какого-то известного автомобиля, и он работает на батарейках. Потом я побеседовала с Рэли, сказала ему, что он должен отдать подарок маленькому мальчику, у которого будет день рождения, что он не может оставить его себе. Она засмеялась, вспомнив разговор. «Думаешь, я маленький? – спросил он меня. – Я все понимаю, мама. Мне, в конце концов, уже пять лет».

– Я всегда не любил этого, – пробормотал Бобби. – Дарить подарки. Я плакал.

– Мы приехали туда, – продолжала она. – Это был чудесный дом в средиземноморском стиле. Недалеко от Сансет. Красная черепичная крыша, дверные проемы в форме арок, всюду экзотическая растительность. Райские птички. Дверь была открыта, там стояла девушка. Рэли побежал в открытые двери, а я подошла к девушке и сказала: «Здравствуйте, миссис Уайлдинг. Я Бет Кэрол Фурнье. Я мать Рэли Барнза. Спасибо, что вы пригласили нас». – «Я не миссис Уайлдинг. Я одна из ее секретарей, – ответила девушка. – Миссис Уайлдинг в саду с детьми и их родителями». – Она показала мне, куда пройти, чтобы я могла найти хозяйку дома. Это было что-то необыкновенное, – продолжала Бет. – Там бегало, играло, резвилось двадцать или тридцать детей, там был бассейн, была устроена карусель. Были фокусник, акробаты, пять или шесть клоунов. Среди детей сновали слуги, которые наблюдали, чтобы детям было хорошо. Матери сидели под навесами вокруг столов с цветными скатертями, которые были украшены чудесными букетами цветов, или гуляли среди детей и беседовали. Там был настоящий режиссер и настоящий кинооператор, которые снимали все, что происходило. Я подошла к девушкам, представилась и спросила, как мне найти миссис Уайлдинг, потому что мы незнакомы. Они тоже представились. Одна из них указала мне на лужайку и сказала: «О, вот же она, в бледно-лиловом платье». Я оглянулась, посмотрела на девушку, на которую мне указали, и, Бобби, я чуть не потеряла сознание. Угадай, кто это был?

– Кто? – спросил он.

– Элизабет Тейлор! – выдохнула она. – Она была так красива, красивее всех на свете. Глаза фиалкового цвета, совсем такие, как в фильмах. А кожа – как фарфор. И волосы иссиня-черные. Я просто не могла поверить своим глазам. Конечно же, именно она и была миссис Уайлдинг, потому что она замужем за Майклом Уайлдингом, актером. Рэли замечательно провел время, все говорили, что он очень красивый и что все завидуют мне. А дети катались, бегали вокруг, веселились. Мы сидели за столами, а официанты принесли нам ленч: очаровательные маленькие сандвичи, кресс-салат, огурцы, клубнику, канталупы, ананасы, чернику. Все было просто замечательно. Когда дети немного устали, привели шотландских пони, с маленькими собачками на спинах, которые ходили под музыку. Дети были в восторге, а мамы смеялись и аплодировали. Ничего более чудесного я не видела. Клоуны помогли детям сесть на пони, катали их по кругу. Очень медленно, конечно. И Рэли был единственным кто умел ездить верхом. Я гордилась им, Бобби. Потом принесли пирог. Трехъярусный, со свечами. И малыш Элизабет Тейлор, по-моему, его тоже зовут Майкл, задул их все. Я действительно отлично провела время, – продолжала она, – три мамы попросили у меня номер телефона и сказали, что наши дети должны играть вместе, а мы – как-нибудь вместе пообедаем. И Рэли все понравилось.

– Какой великолепный день, – с завистью в голосе произнес Бобби.

– Да, – горько добавила она. – Потом мы вернулись домой, и опять все было хорошо. Пол вернулся домой к обеду, а Дарби не было. Мы были семьей: Пол, Рэли и я. Я накрыла стол в маленькой столовой. Я все рассказала Полу, как все было чудесно, как я довольна и как я была поражена, что миссис Уайлдинг оказалась Элизабет Тейлор. Рядом был Рэли, я была счастлива. И знаешь, что сказал Пол?

– Что? – спросил Бобби.

– Он спросил: «Ты ходила в таком виде?» Я ответила: «Да, а что?» А он сказал: «Ты надела свитер наизнанку», – прошептала Бет, и слезы потекли по ее щекам. – Это было так обидно.

Бет вытерла слезы. Бобби вздохнул.

– Он все еще встречается с твоей подругой Ферн, – безнадежно добавила она. – Во вторник вечером, например. Он, конечно, говорит, что работает. Он всегда так говорит. Но я-то знаю. Неужели он не понимает, что благоухает ее духами, когда возвращается. Она, должно быть, купается в них. Ее приближение можно почувствовать за милю.

– Ты обещала мне, что не будешь оскорблять ее, Бет Кэрол, – вздохнул Бобби.

– Да, тогда дай ей понять, что нельзя так поступать со своей лучшей подругой. Она не должна протягивать к нему руки.

– Пол тоже делает это, – возразил Бобби. – Для танца нужны двое.

– Ах, Бобби, – сказала Бет. – Неужели ты не понимаешь, что Ферн работает у сэра Джорджа Дина только потому, что ложится со всеми в постель? И мужчины многое рассказывают ей, поэтому сэр Джордж Дин и держит ее. – Она на минуту погрузилась в молчание, думая о Ферн и Поле. – Может быть, для нее это и хорошо, – сказала она. – Я хочу сказать, ты видел когда-нибудь мужчину, который бы захотел жениться на Ферн, захотел заботиться о ней? Это просто смешно.

– Я думаю, она просто не хочет выходить замуж, – мягко сказал Бобби, накручивая ее волосы.

– Конечно, хочет, – возразила Бет, – каждая девушка хочет.

Почему он так думает? – удивлялась она, хмурясь. Потом ее внезапно озарило.

– О, понимаю, – торжественно произнесла она. – Ты тоже продолжаешь с ней спать.

– Ты мыслишь лишь в одном направлении, – раздраженно ответил он.

– Мне нужен верный муж, который приходит ночевать домой, – сказала она. – Это что – много?

– Если сделать выводы из того, что я слышу каждый день, может быть, да.

– Я хочу собственный дом, где бы мы жили втроем, – мечтательно сказала она. – О, я знаю, трудно иметь большой дом, но зачем мне такой? Я хочу иметь маленький уютный домик. Но Пол думает иначе. Если он сможет заключить контракт для Рэли, знаешь, что он собирается делать? Он собирается подыскать особняк. Он говорит, что сейчас подходящее время для этого. Недвижимость почти ничего не стоит.

– Все мои клиенты говорят, что недвижимость – это хороший способ вложения капитала, – согласно кивнул Бобби.

– Для Пола не это главное, – возразила Бет. – Ничто в мире не может доставить Полу такого удовлетворения, как владение особняком, который принадлежал Кендаллам, где его мать работала секретарем, а он был сыном прислуги. Он не может забыть этого даже несмотря на то, что мистер Кендалл дал ему прекрасное образование, заплатив за него в школе в университете.

– Но, возможно, сделка не состоится, – предположил Бобби.

– И конечно, если подумать, – зло продолжала Бет, – не Пол добился такого успеха, что может позволить себе купить его. Это Рэли.

– Рэли не сумел бы сделать карьеру, если бы не Пол.

– Да, я знаю это, – согласилась Бет. – Но Рэли тоже имеет к этому отношение, не так ли? А если хоть один раз подумать о том, чего я хочу? – Она вздохнула, чувствуя, что сейчас опять заплачет. – Знаешь, Бобби, – сказала она. – У меня такое чувство, что я уже сделала все, для чего была предназначена. Я родилась для того, чтобы отдаться мужчине, как и каждая девушка в этой комнате. Что я и сделала.

– Ну? – сказал Бобби.

– Но это не сработало, – объяснила она. – Я отдала себя, но я осталась. Я существую сама по себе.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказал Бобби. – Почему бы тебе не родить еще одного ребенка? Тогда тебе будет чем заняться.

– Пол не хочет даже слышать об этом, – ответила Бет. – Для него Рэли – это все. Он даже проверяет мой график, перед тем как… даже проверяет график.

– Почему бы тебе не увлечься тем, что делает Рэли?

– Пол не позволяет мне, – призналась Бет.

– Но ведь это и твой ребенок, – нахмурился Бобби. – Я не говорю о том, чтобы ты вела переговоры по контрактам или снимала фильмы. Но какое-нибудь маленькое дело. Если он увидит, что может рассчитывать на тебя, он позволит делать тебе больше.

– Ты действительно так думаешь? – с сомнением в голосе спросила она, глядя в лицо Бобби.

– Не вижу причин, почему бы не попробовать, – сказал он. – В конце концов, единственное, что он может сделать, это сказать «нет».

 

ГЛАВА 32

Следуя контракту с Уитиз «Завтрак для чемпионов», Рэли должен был появиться в супермаркете. Сотрудник рекламного агентства и человек со стороны клиента заехали за ними на лимузине, чтобы доставить их туда. Итак, на ней лежала огромная ответственность за то, чтобы все прошло гладко, думала Бет, глядя на Рэли, который сидел рядом с ней у окна и подпрыгивал на сиденье. Он был несколько задумчив, как всегда перед выступлением. Представитель рекламного агентства ободряюще улыбнулся им. Бет улыбнулась в ответ. Этот парень, Брэд, хорошо смотрелся, так что даже представитель клиента считался с ним. На нем был легкий костюм, черный галстук. Он выглядел так, как будто несколько лет назад вышел из престижного университета. Ей нравились такие ребята. Они были в ее вкусе. Даже слишком в ее вкусе. Что он сказал, когда они садились в машину у особняка? Что-то о том, что если бы он знал, что она поедет с Рэли, то не поехал бы сам. Забавно, подумала она, но бизнес есть бизнес.

Она нащупала в сумочке листок, где Пол расписал для нее все по пунктам. Ей нужно проследить за тем, как Рэли будет давать автограф. Посчитать купоны. Рэли имеет процент с каждого. Рэли будет выбирать призера, который сможет провести уик-энд вместе с семьей на острове Каталина. Там тоже процент.

Конечно, все это будет проверено и дважды перепроверено Брэдом, и представителем клиента, и всеми ассистентами. Но тем не менее там должен быть кто-то, кто бы следил за соблюдением интересов Рэли, на этот раз это была она. Бет так волновалась, как будто это она должна была спускаться с крыши рынка на проволоке, работать на кольцах пятнадцать минут, перед тем как начать давать автографы.

На стоянке было много народа, особенно детей. Кто-то из магазина продавал сладости, кто-то надувал разноцветные шары. Люди получат удовольствие, глядя на Рэли, с гордостью подумала Бет. Это было похоже на праздник, на карнавал. Давно еще, когда Рэли должен был работать перед публикой впервые, Пол точно так же волновался из-за каждой мелочи. Но потом его отношение ко всему этому изменилось. Когда компания захотела продлить контракт Рэли, Пол отказался. Никакой рекламы. Никаких маленьких ролей в кино и на телевидении. Рэли снимется в четырех фильмах как звезда. Если эта затея провалится, у него достаточно опыта, чтобы найти еще что-нибудь. На какой-нибудь студии… Или, может быть, стоит начать независимую работу на телевидении. Кто всегда будет в порядке, так это Дарби. Все приглашали его руководить съемками. Но он все еще продолжал жить с ними, выступая в роли тренера Рэли.

Мамы и папы аплодировали, когда Рэли выходил из машины, заметила Бет. Маленькие девочки внимательно следили за тем, что будет происходить, а маленькие мальчики были настроены недружелюбно.

– Ах, какой он хорошенький, – услышала Бет, как одна пожилая женщина сказала своей подруге. – Я могла бы зацеловать его до смерти.

И Бет гордилась Рэли. И собой тоже. Ассистенты провели Рэли в магазин, а Бет осталась в толпе, которая потихоньку собиралась, поглядывая на крышу магазина.

– Вот это мальчишка, – услышала она голос за спиной. Это был Брэд. Она почувствовала, что ее охватывает приятное чувство.

– Спасибо, – произнесла она смущенно.

– Он у вас единственный ребенок? – поинтересовался Брэд.

– Да, да, – ответила она, глядя на него из-под ресниц. – А у вас есть дети?

– Да, – довольно улыбнулся он. – Нашей Кимми четыре, а Кевину два.

– Девочка и мальчик, – сказала Бет. – Как это чудесно.

– Я бы хотел иногда встречаться с вами, – сказал он ей, все еще приятно улыбаясь.

– Что вы имеете в виду? – нахмурилась она.

– То, что я сказал, – ответил он, дотрагиваясь до ее руки, потому что кто-то толкнул его.

– Я замужем, – сказала она.

– Я женат, – ответил он.

– Я польщена, – ответила она и засмеялась. – Но я действительно не могу.

Смеясь вместе с ней, он взял ее за локоть, когда Рэли появился на краю крыши магазина, схватив веревку маленькой сильной рукой. Бет Кэрол почувствовала страх, когда Рэли нырнул в пространство. Она закрыла глаза, а Брэд заключил ее в объятия, спрятав ее лицо на своей груди, гладя ее по волосам.

– Он просто очарователен, – прошептал он; вокруг раздались аплодисменты и крики одобрения, в воздухе" на ветру хлопали флаги. – Что за парень. И что за мама!..

Рэли закончил писать свое имя на последней фотографии и огляделся. Толпа рассеялась. Лишь несколько людей стояло в очередях. Ассистенты начали упаковываться. Сотрудник компании был занят разговором с управляющим магазином. Рэли видел, что у мамы появился новый друг. Вон она стоит перед входом в магазин и разговаривает с представителем рекламного агентства. Их головы близко склонились друг к другу.

Что-то изменилось, понял он, что именно, он не мог понять. Никто не обращал на него никакого внимания. Он был один. Так вот что это за ощущение, с довольной улыбкой подумал он. Он встал. Один из ассистентов улыбнулся, когда мальчик вышел из-за стола.

Как много здесь товаров, думал Рэли, прогуливаясь по сияющему проходу. Все виды стирального порошка. «Тайд», – прочитал он. Все виды чистящих средств для кухни. «Эджекс». «Комет». Миллион различных баночек с нарисованными на них овощами. А вот мясной прилавок, на котором представлены все виды мяса. Ценники. А вот рыба и чудесные розовые креветки во льду. Мясник в белой куртке и кепке улыбнулся ему. Рэли улыбнулся в ответ.

А вот свежие овощи, сотни помидоров, все виды салата, зеленый и красный перец. А вот отдел замороженной пищи. Гастрономический: здесь молоко, масло, сыр. «Сметана», – прочитал он. Как все интересно. Он сотни раз побывал в супермаркетах, но впервые в жизни сам рассматривал, что здесь продается.

Когда он вернулся к тому месту, где стоял рекламный стенд с его изображением, он увидел, что мама все еще разговаривает со своим новым приятелем. Представителей фирмы уже не было. Рэли толкнул дверь магазина и вышел на улицу. Здесь он тоже увидел свое изображение и подошел поближе, чтобы лучше разглядеть его.

– Это ты, так ведь? – услышал он голос.

Рэли обернулся и увидел молодого мужчину, который стоял с ним рядом. У него была копна светлых волос и большие голубые глаза. Он беспокойно улыбался.

– Да, сэр, – ответил Рэли, – это я.

– Я видел, как ты прыгал с крыши этого здания, – сказал человек. – Ты не боялся?

– Нет, сэр.

– Да? – спросил он, подходя к нему поближе. – А ты вообще боишься чего-нибудь?

– Теперь уже нет, – ответил Рэли.

– Но боялся?

– Немного, – признался Рэли.

– Чего?

– Я не любил засыпать, – ответил он. – Я не понимал, откуда приходят сны. Я просыпался и плакал. – Может быть, не стоило всего рассказывать незнакомому человеку, подумал Рэли. Но он был таким приятным и очень внимательно слушал – похоже, ему было интересно. – Конечно, тогда я был маленьким, – быстро добавил Рэли.

– Ну а что случилось потом? – продолжал настаивать мужчина. – Ты перестал бояться?

– Ну, – ответил Рэли, нахмурившись, стараясь объяснить. – Я решил, что смотреть сны – это все равно что смотреть кинофильм, свой собственный. И после этого все стало хорошо.

– Это здорово, да? – заметил человек. – Ты умный ребенок.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил польщенный Рэли.

– Не называй меня сэр, – попросил мужчина. – Ты можешь звать меня Бадди, если хочешь. Все мои друзья зовут меня именно так.

– Привет, Бадди, – отозвался Рэли.

– А знаешь, кто называл меня Бадди? – спросил он. – Ты действительно удивишься. Твоя мама. Вот кто.

– Вы знаете мою маму? – подозрительно спросил Рэли.

– Да, – сказал тот. – Мы с ней из одного города в Айдахо. Бет Кэрол Барнз. Так ее звали до того, как она вышла замуж.

– Вы могли прочитать об этом, – сказал Рэли.

– Ну а вот это, – радостно добавил мужчина. – Я знаю, что твоего дедушку тоже зовут Рэли Барнз, так же как и тебя. Как бы я это узнал, если бы не был знаком с твоей мамой?

– Да, действительно, – согласился Рэли. – Вы можете поздороваться с ней. Она вон там, разговаривает с представителем рекламного агентства.

– Нет-нет, – ответил Бадди. – Я не хочу ей мешать. Я видел ее. Видел, как ты прыгал с крыши. А она сейчас очень мила, даже лучше, чем раньше. Хочу сказать тебе, Рэли, мое сердце было почти разбито, когда я увидел ее сегодня после стольких лет, до этого она являлась мне каждую ночь лишь в снах.

– Я тоже часто вижу ее во сне, – сказал Рэли.

– Мы любили друг друга раньше, – признался Бадди с дрожью в голосе, Рэли даже испугался, что он сейчас заплачет. – Знаю, знаю, – продолжал Бадди, – ты не поверишь мне, и я даже могу сказать, почему. Она сейчас такая красивая, и ее отец в порядке. А мой был пьян каждый день. А я был болен, действительно болен. Мне говорили, что меня привезли из Кореи в смирительной рубашке, полностью сумасшедшим. Но я ничего не помню. Ни одной минуты. Только что я был там, а в следующую минуту я уже оказался в госпитале, где меня кололи транквилизаторами.

– Это ужасно, Бадди.

– Да, это было ужасно, – согласился Бадди. – Но мне теперь легче. Я уже живу дома. Правда, я должен появляться там. Три раза в неделю, иногда четыре. Они говорят, что это испытание, смогу ли я жить на воле.

– Мне кажется, что с тобой все в порядке, – с сомнением сказал Рэли.

– Да? Правда? – с улыбкой спросил Бадди.

– Да, Бадди. Это действительно так.

– Послушай, Рэли, у меня есть идея, – сказал Бадди. – Хочешь собаку?

– Прошу прощения? – непонимающе переспросил Рэли.

– Собаку, – нетерпеливо повторил Бадди. – Я был здесь недели две назад, и на стоянке бегала маленькая собачка, очень испуганная. Без ошейника и поводка. Видимо, кто-то бросил ее. Понимаешь? И я взял ее домой. Но это неправильно, Рэли. Она не должна одна сидеть весь день взаперти. Я думаю, у тебя есть где поиграть с ней на свежем воздухе? У тебя же есть такое место, правда?

– Да, – сказал Рэли. – У нас сотня акров или даже больше.

– Сотня акров! – воскликнул Бадди, широко раскрыв глаза. – Боже мой!

– Да, даже больше, – пояснил Рэли, – но часть нашей земли – овраги, туда даже нельзя спуститься. Но сотня акров в порядке, даже больше.

– Это великолепно, Рэли, – сказал Бадди. – Действительно грандиозно. Так что у маленькой собачки будет место, где она сможет поиграть, а у тебя будет напоминание о том, что кто-то знал твою маму.

– Ну, я не знаю, – сказал Рэли.

– Твоя мама позволит тебе завести собаку, правда? – нервно спросил Бадди. – Я хочу сказать, что у тебя должна быть собака, верно?

– Это зависит от нее, – сказал Рэли.

– Ну а сам-то ты? – спросил Бадди. – Хочешь посмотреть на нее?

– Почему бы и нет, – ответил Рэли. – Только скажу маме.

– Нет, не нужно этого делать, Рэли, – попросил Бадди. – Мы вернемся через несколько минут. Она даже не узнает, что мы уходили. Рэли, я могу спросить тебя о чем-то? Я знаю, что ты звезда, ну и все такое, но мне бы хотелось, чтобы ты разрешил взять тебя за руку, когда мы пойдем вместе, как будто я присматриваю за тобой.

Рэли уже думал о том, что, возможно, он зря согласился. Во-первых, это оказалось не так уж близко, целых три квартала и с тыльной стороны магазина, который пустовал. Много ступенек. Четыре пролета лестницы. И еще очень темно. Рэли едва различал в темноте светлую голову Бадди, когда следовал за ним. Может быть, там даже нет никакой собаки, думал Рэли, когда Бадди открывал зверь ключом.

– Заходи, Рэли, – пригласил он Рэли в освещенную солнцем комнату. – Вытирай ноги.

Рэли с опаской вошел в квартиру. Бадди распахнул еще одну дверь.

– Я держу ее на кухне, – сказал он, улыбаясь. – Знаешь почему? Потому что она еще не привыкла к дому и я не могу ей позволить везде оставлять лужи.

Он отошел в сторону, дав дорогу Рэли. Мальчик вошел и огляделся. Собака тут, счастливо подумал Рэли, все, как говорил Бадди. Наклонив голову и стуча хвостом по полу, в углу сидела маленькая собачка. У нее была серая шерсть, и она смотрела на них голодными глазами.

– Вот эта собачка, – гордо сказал Бадди. – Скорее, еще щенок. Посмотри, какая хорошенькая.

– Как ее зовут? – поинтересовался Рэли.

– Я не знаю, – озадаченно ответил Бадди. – Думаю, ты сам дашь ей имя. Ты ведь хочешь взять ее?

– О да, – выдохнул Рэли, опускаясь перед собачкой на колени и осторожно гладя ее шелковистую шерсть. – Мне нужен поводок, Бадди. У тебя есть ошейник и поводок для нее?

– Давай посмотрим, – ответил Бадди, нахмурившись. – Где-то в шкафу была веревка, я могу поискать. Я сейчас так и сделаю.

– Большое тебе спасибо, – сказал Рэли, вставая. – Теперь мне, пожалуй, лучше вернуться. Они будут искать меня, я не хочу, чтобы мама беспокоилась.

– Ну, не так быстро, пожалуйста, – попросил его Бадди умоляющим голосом. – Ты же только что пришел ко мне. Ты не хочешь чего-нибудь попить? У меня есть кока-кола, прямо здесь в холодильнике. И знаешь, что еще? У меня есть новый фотоаппарат, который я только что купил. Им можно снимать так, что фотография получается прямо сразу же, даже не нужно нести пленку, чтобы проявить ее и отпечатать фотографии. Он называется «Поляроид». Ну разве это не замечательное изобретение? Думаю, что мне нужно сделать несколько твоих фотографий, и фотографий собачки тоже. Чтобы у меня что-то осталось на память. Хорошо? А ты пока походишь по моей квартире и познакомишься с ней. Хорошо?

– Бадди, – твердо сказал Рэли. – Мне обязательно сейчас же нужно вернуться.

– Я могу заставить тебя остаться, ты же знаешь, – сказал Бадди через пару минут. – Я намного больше тебя, Рэли. Ты же видишь. И не беспокойся. Я не причиню тебе никакого вреда. Я просто хочу немного поговорить с тобой. Вот и все. Я просто хочу, чтобы ты стал моим другом.

 

ГЛАВА 33

Он был очень разговорчив. Рэли казалось, что Бадди только и делал, что разговаривал и разговаривал. Ночью, когда закрывались бары, он просыпался от звуков в соседней комнате, и вот уже Бадди в его комнате, будит, произносит его имя умоляющим голосом, а Фриски, которую Рэли держит в руках, зевает. Бадди, как обычно, пьян.

– Иди спать, Бадди, – умоляет он. – Мы можем поговорить утром.

– Сейчас, Рэли, – шепчет Бадди. – Пожалуйста.

Я очень одинок, Рэли. Сделай мне одолжение, пожалуйста, хорошо?

– Только две минуту, Бадди, – произносит Рэли.

А Бадди так благодарен, что готов расплакаться, что тоже обычно, и начинает говорить, говорить. И конечно, это продолжается два часа, а не две минуты. Рэли просто не может понять этого. В конце концов, Бадди может поговорить с докторами в госпитале, и им будет действительно интересно, что он расскажет. Про Корею, например. Рэли даже не хотел больше слушать, что произошло с Бадди в Корее, потому что он уверен, все, что произошло там, это ужасно, раз Бадди от этого заболел. Но ничего не случилось с Бадди в Корее. Он даже не слышал ни единого выстрела. Он, по сути, даже никуда не выезжал из Сеула, который, как говорил Бадди, был большим городом.

– Почему же ты тогда заболел, Бадди? – спрашивает Рэли.

– Я знал, что происходит с моими друзьями, – отвечал он, и в его глазах появлялся испуганный огонек. – Я не мог спать, потому что представлял, как их убивают. Я слышал их крики. Я просто больше не мог вынести всего этого.

– Бадди, но ты же сидел и печатал в кабинете. Ты же рассказывал мне. Ты на самом деле не знаешь, что случилось с твоими друзьями.

– Знаю, – отвечал Бадди, и его глаза загорались злым огнем. – Я представлял это. Именно поэтому я не мог выдержать. Просто не мог.

– Хорошо, Бадди, – говорил ему Рэли, похлопывая его по руке. – Извини меня.

Бадди хотел, чтобы Рэли рассказывал ему о себе, о том, что он думает, что помнит. Он вел себя так же, как сэр Джордж Дин. Он не знал, что отвечать, когда его спрашивал сэр Джордж Дин, а теперь он не знал, что отвечать Бадди. Все вопросы были слишком взрослыми для него. Неужели им нечем заняться, кроме как задавать вопросы пятилетнему ребенку? Сэр Джордж Дин всегда шутил с ним, приглашал жить с собой. У него чудесный дом, там были азиатские слуги, которые всячески угождали ему, выполняли его малейшее желание. Иногда они делали то, о чем он еще только успевал подумать. А теперь рядом с ним был Бадди, который думал только о том, чтобы ему было хорошо и весело.

Бадди разогревал чудесные бобы из консервной банки и резал туда сосиски. Рэли никогда раньше не пробовал такого, это было просто потрясающе. Или они ели спагетти с мясным соусом, тоже очень вкусно. А цыплят Рэли просто обожал. Они пили напитки, которых Рэли раньше не пробовал. Кока-кола или пепси-кола. Рэли нравилось и то и другое, но больше пепси-кола.

Бадди принес ему одежду: рубашку и джинсы, почти новые, хотя он приобрел их в магазине поношенных вещей. Он приносил ему комиксы, которые очень нравились Рэли. Игры. Например, монополию. Как только Бадди объяснил ему правила, Рэли стал обыгрывать его. Шашки. Карты.

Однажды Бадди сказал:

– Я научу тебя играть в футбол. Это лучшая игра, которая учит играть в команде, Рэли. Я был отличным игроком. Именно поэтому я нравился твоей маме. Я нравился всем девушкам. Все выкрикивали мое имя.

– Нет, Бадди, я не хочу учиться, – ответил Рэли. – Пол говорит, что только индивидуальные виды спорта учат тому, что можно рассчитывать только на себя. Пол говорит, что они очень похожи на жизнь. Он так говорит.

– Почему ты называешь его Пол? – спросил Бадди. – Разве он не гордится тем, что ты его сын?

– Он не верит в это, – сказал Рэли.

– Но ты же называешь маму мамой, правда? – озадаченно спросил Бадди.

– Ей так нравится, – объяснил Рэли. – Поэтому.

– Я уважаю то, как ты воспитан, Рэли, – сказал Бадди. – В конце концов, ты же звезда. Может быть, все-таки попробуешь? Сделай мне личное одолжение.

– Нет, Бадди, я не хочу.

А потом Бадди дразнил Фриски, она лаяла, а Рэли дрожал с головы до ног.

– Я терпеть не могу этого, Бадди, – сказал он. – Если ты еще раз сделаешь так, то я очень сильно рассержусь.

У Бадди появлялось такое выражение в глазах, что Рэли начинал испытывать чувство вины, он гладил Бадди по руке и говорил ему, что все в порядке.

И потом, еще фотоаппарат. Бадди постоянно снимал им. Даже тогда, когда Рэли был в ванне.

– Теперь я знаю все твои секреты! – говорил он, завороженно глядя, как фотоаппарат печатает сам.

– Я больше не могу выносить этого, Бадди, – сказал Рэли, покачав головой. – Я должен вернуться домой.

– Еще нет, – возразил Бадди. – Разве мы плохо проводим время? Скажи, что тебе хорошо, Рэли. Пожалуйста, скажи.

Когда Бадди не было дома, Рэли бродил по спальне, под ногами у него крутилась Фриски. Он старался придумать, как бы выбраться отсюда. Если бы квартира выходила на главную улицу, то он мог бы открыть окно и позвать на помощь: Но, может быть, от этого ему было бы только хуже. Бадди мог привязать его и вставить ему в рот кляп, мрачно думал Рэли. Это не означало, что Бадди был плохим парнем. Просто у него что-то было с головой.

– Скажи мне, когда день твоего рождения, Рэли, – спрашивал он его.

– Я уже говорил тебе десять раз, – раздраженно отвечал Рэли, – 22 августа 1952 года.

Он наблюдал, как Бадди хмурил лоб, что-то высчитывал на пальцах, как маленький ребенок.

– Рэли, я должен что-то сказать тебе, – торжественно произнес он. – Я знаю, что ты все равно не поверишь, но это правда, чистая правда, ничего, кроме правды.

– Что, Бадди?

– Я твой отец, – ответил он. – Что ты думаешь обо всем этом?

– Это здорово, – вздохнул Рэли. – Просто здорово.

Рэли стоял у открытого окна, поставив локти на подоконник, глядя на четыре нижних этажа. Внизу видны были грядки с томатами и салатом, которые выращивал Бадди. Маленький садик, огороженный деревянным забором. А за забором ничего. Просто бесконечное пустое пространство. Он высунулся дальше, глядя на пожарную лестницу, но она была не меньше чем в десяти футах. Нужно было что-то, что можно было забросить на нее, чем можно было бы зацепиться. Может быть, связать веревку из белья? Это трудно будет сделать, думал он. Но еще труднее будет взять с собой Фриски, а без нее он не может уйти. Рэли наклонился и погладил розовый животик Фриски, собачка заскулила от удовольствия.

– Ах, Фриски, – проворковал он, – ты просто прелесть.

Вот еще одно дело. Ему нужно найти поводок. Может быть, разыскать моток веревки, которой Бадди подвязывает помидоры.

– Рэли, – позвал его Бадди из другой комнаты. – Я дома, сынок. Угадай, что я принес тебе.

Рэли скосил глаза, когда Бадди отпирал спальню.

Это был телевизор, который Бадди купил за десять долларов у кого-то, кто заболел бы белой горячкой, если бы не выпил чего-нибудь в ближайшие две минуты. Они сидели вдвоем и смотрели мультфильмы. Бадди проголодался и побежал в магазин за мясом и булочками. Он потрясающе запекал булочки с мясом в плите, смазывал их майонезом и украшал помидорами и салатом из своего садика. Они поедали их и хихикали, смотря мультфильмы, которых Рэли никогда раньше не видел. Ему приходилось признать это. Жизнь с Бадди многому его учила.

Рэли проснулся в три часа утра от лая Фриски, Бадди рвало в ванной.

– Бадди, с тобой все в порядке? – взволнованно спросил Рэли, поворачиваясь на бок и стараясь успокоить Фриски. – Я могу помочь тебе чем-нибудь?

– Я пошел с мужчиной сегодня вечером, – со стоном отозвался Бадди, переводя глаза на Рэли. – Я просто не удержался, сынок. Пошел. За компанию. Чтобы услышать, как кто-нибудь скажет мне что-нибудь приятное, ты понимаешь, что я имею в виду?

– Конечно, Бадди, – согласился Рэли, не понимая, о чем тот говорит. – Как насчет стакана молока? Тебе принести?

– Ты ненавидишь своего отца за то, что он так ведет себя? – с пафосом в голосе произнес Бадди. Рэли стало его жалко.

– Бадди… – начал он.

– Я на самом деле не такой, – продолжал Бадди. – Я говорил им, но им было все равно. Многим это даже больше нравится. Твоя мама была моей единственной любовью, сынок. Ты тому доказательство. В Корее у меня были девушки. Но с тех пор как я вернулся, у меня никого не было. Мне важно вести себя хорошо, сынок, чтобы ты мог гордиться мной. Но когда кто-то подходит с добрым словом, на хорошей машине, с деньгами в кармане, я просто не могу устоять, сынок.

– Тебе нужно спать, – сказал Рэли. – Пойдем, я помогу.

– Он сказал мне, что я выгляжу, как Трой Донахью, – пробормотал Бадди. – Ты знаешь, как выглядит Трой Донахью?

– Конечно, – кивнул Рэли.

– Я похож на него, как ты думаешь?

– Не на Троя Донахью, – задумчиво сказал Рэли. – Скорее на Тэба Хантера.

– Тэб Хантер, – повторил Бадди. – Это неплохо, верно? Тэб Хантер тоже симпатичный парень.

Он со стоном поднялся, опираясь на плечо Рэли, и позволил довести себя до гостиной. Рэли наблюдал, как Бадди упал на колени и завернулся в спальный мешок. Он сел на продавленный диван, его сердце сильно билось, рядом с ним тихо сидела Фриски. Он дождался, когда Бадди захрапел. Осторожно, на цыпочках он подошел к входной двери. Повернул ручку. Дверь была заперта.

Он разочарованно покачал головой и посмотрел на спящую фигуру Бадди.

 

ГЛАВА 34

Рэли решил, что ему придется воспользоваться простынями. Они были настолько изношены, что стоило лишь надрезать их ножницами, потом разорвать на полосы и скрепить между собой, чтобы получилось что-то вроде каната, на котором можно будет раскачаться, чтобы достичь пожарной лестницы.

Он не забывал делать физические упражнения – два раза в день по сто отжиманий. Фриски в это время носился вокруг него и лаял, словом, развлекался как мог. Фриски он собирался поместить в наволочку, привязанную к своей шее. Он сделал веревку из мотка шпагата, который тоже нашел у Бадди.

Когда Бадди спросил у него, что он делает, он ответил ему с самой очаровательной улыбкой, что ему нужна веревка, чтобы водить Фриски на прогулку.

Пол всегда говорил: «Чтобы благополучно разрешить проблему, первое, что необходимо сделать, это понять, в чем же она состоит. Как только ты будешь это знать, ты сможешь разработать путь ее решения».

Сейчас он старался убедить Бадди, что примирился с положением вещей. Он уже не просил, чтобы тот взял его с собой в магазин. Не приставал с вопросами, когда же тот отпустит его домой. Бадди это было неприятно, потому что Бадди любил его.

Рэли говорил себе, что когда он убеждает Бадди верить чему-то, что было неправдой, все было похоже на то, когда ты играешь роль в фильме или в рекламе. Ты это делаешь, потому что так нужно, потому что другие зависят от того, как ты это сделаешь. Он понял, что ему придется сделать это, с того дня, когда Бадди принес телевизор, и он включил его, прежде чем Бадди запер его в спальне перед тем, как уйти вечером.

На экране был ведущий, он выглядел мрачным и взволнованным. Он собирался представить зрителям двух людей – это были мамочка и Пол.

Рэли был настолько рад увидеть их, что он чуть не лопнул от радости. Он стоял и слушал как зачарованный, когда они обратились к похитителям, которые не отпускали их сына. Он слушал их и одновременно слышал Бадди: тот что-то мурлыкал, бреясь в ванной.

– Пожалуйста, отпустите нашего маленького мальчика, – прошептала мамочка. По ее щекам ручьем текли слезы.

– Мы обещаем, что к вам отнесутся со снисхождением, – продолжил Пол странным, низким голосом. – ФБР, местные власти, все люди, кто нам помогает. Пожалуйста, позвоните. Пожалуйста!

Рэли переводил взгляд с мамочки на Пола и обратно. Мамочка была такой грустной, что видеть это было невыносимо. Пол, похоже, сильно злился на нее. Рэли почти чувствовал его злость, она просачивалась к нему даже через экран телевизора.

– Посмотри на нее, – почтительно сказал Бадди у него за спиной. – Она – такая красивая, правда? У ее ног склонился весь мир.

– Послушай, Бадди, – начал Рэли.

– Сынок, а у меня есть только ты, – заметил Бадди. У него на глазах заблестели слезы. – Так что все нормально и справедливо, не так ли?

Рэли уставился на него и подумал, что он же чокнутый! Настоящий «ку-ку».

Прежде чем запереть Рэли в спальне, Бадди принес из кухни разделочный нож и отрезал вилку у телеприемника. Он начал бормотать, что им следует переехать отсюда поскорее. В другой штат. Может, в Юту. Они там смогут затеряться. Может, лучше уехать в Аляску. Она так далеко, что там, может быть, никто и не слышал о Рэли Барнзе.

Крепко-крепко связав простыни, Рэли решил, что ему стоит еще намочить узлы и постараться затянуть их еще сильнее. Проблема была в том, что ему придется прыгнуть резко направо, когда он вылезет из окна, чтобы набрать скорость и раскачаться, а потом качнуться влево к пожарной лестнице. Простыни были настолько ветхими, что они могли разорваться в любое мгновение. Он разобьется, если упадет на асфальт с высоты четвертого этажа. И с ним погибнет Фриски. Он грустно подумал, что будет еще хуже, если он не разобьется!

Ты должен все просчитать, прежде чем начинать такое рискованное дело.

Никогда не следует забывать, что для тебя важнее.

Он услышал, как в следующей комнате хлопнула дверь и послышались шаги Бадди. Этого не может быть, подумал Рэли. Он ушел всего десять или пятнадцать минут назад. Раньше такого никогда не бывало. Он всегда отсутствует часами, пока не закроются все бары в округе.

Так было до того, как он увидел по телевизору мамочку и Пола, обращавшихся к похитителям, решил Рэли. Он лег на постель и начал рассеянно гладить собаку.

Может, за эти десять или пятнадцать минут Бадди понял, что он наделал? Он выкрал Рэли Барнза, и по всем программам мира идут репортажи об этом похищении.

Об этом печатают статьи и репортажи все газеты, и его мечта, что они будут счастливо жить-поживать и добра наживать, разбита на миллион кусков!

– Ты разве не идешь в больницу, Бадди? – спросил Рэли на следующее утро. Бадди мрачно сидел за кухонным столом, уставившись в пространство. – Ты помнишь, что тебе там нужно быть через несколько минут. Ты снова опоздаешь, а ведь ты мне говорил, что они злятся на тебя за это.

– Все нормально, сынок, – ответил Бадди. – Не волнуйся!

– Нет, не все в порядке, ты сам говорил мне об этом, – настаивал Рэли.

– Я им позвонил, когда ходил в магазин, – сказал Бадди. – Я им сказал, что поеду на несколько дней домой. Я им сказал, что мне обязательно нужно съездить домой. Ясно?

– Почему ты это сделал, Бадди? – спросил Рэли. Он в первый раз по-настоящему испугался.

– Мне нужно подумать, сынок, – заметил Бадди, кивая головой. – Мне нужно подумать. Тебе это ясно?

Что-то должно случиться, решил Рэли после того, как прошло несколько дней. Бадди не выходил из дома больше чем на несколько минут. Рэли каждый раз определял по пакетам, что он не ходил дважды в один и тот же магазин – на всех пакетах были разные названия. Он объявил, что сказал своим собутыльникам, что уезжает домой на несколько дней. Он заметал за собой следы везде, где только это было возможно. Рэли подумал, что, может быть, он где-нибудь проговорился. У Рэли голова шла кругом. Может, о чем-то стал догадываться продавец, который продал ему детскую одежду в магазине подержанных вещей? Может, кто-то где-то почувствует, что что-то не в порядке и придет сюда, чтобы проверить? А в это время Бадди нашагивал километры в крохотной квартирке. Он о чем-то постоянно думал, а Рэли взволнованно наблюдал за ним. Он ждал стука в дверь. ФБР, полиция. Или хозяин дома. Хоть бы кто-то постучал к ним в дверь!

– Сынок, ты последи, чтобы наш семейный очаг горел ровно, – сказал ему Бадди как-то вечером. – Я вернусь через несколько минут, ладно?

Рэли ждал его, считая секунды, потом минуты. Может, Бадди уже больше не может сдерживаться и решил заглянуть в один из своих любимых баров, чтобы быстренько что-нибудь выпить? Рэли знал, что он не успокоится, выпив одну рюмку. Если выпьет одну, то ему понадобятся еще шесть… Десять… Он почти заплакал от разочарования, когда услышал, как Бадди поднимается по ступенькам. Потом послышался стук отпираемой двери.

– Меня не было не так долго, не правда ли, сынок? – ласково спросил Бадди, запирая за собой дверь. – Я сказал, что меня не будет парочку минут, и вернулся точно вовремя.

– Все нормально, Бадди, – ответил Рэли. Он старался не смотреть на пакет, который принес Бадди. Он прекрасно понимал, что там лежит выпивка. Пакет был достаточно большой, чтобы Бадди выключился на всю ночь. Но выпивка не подействовала на Бадди. Рэли просидел всю ночь на полу, прижимаясь ухом к двери. Он слышал, как Бадди горько рыдает.

Но на третий вечер Бадди, шатаясь, с красными распухшими глазами пошел за следующей бутылкой.

Рэли стоял и слушал у дверей, как Бадди чертыхался, пытаясь запереть входную дверь, и потом, застонав, шлепнулся на диван. Рэли старался даже не дышать, когда после этого наступила тишина. И наконец – вот оно! Бадди захрапел так, как это бывало с ним всегда, когда у него начинался очередной запой. Он называл это веселеньким кутежом и после этого выглядел так, как будто ему было очень стыдно и неудобно. Рэли помнил, что он так может проспать до утра, как бывало прежде. Но на этот раз были и другие факторы. Может, свет из спальни сможет разбудить его или звук льющейся воды, шумящей по старым трубам. Или даже то, что Рэли ходил по комнате.

Он сорвал простыни с узкой кровати и нахмурился, вспомнив о том, что может с ним случиться. Бадди проснется, и он никуда не пойдет. Вот и все. Но он старался все делать тихо и как можно быстрее. Рэли крепко сжал зубы, разрывая простыни на полосы. Он задыхался от усталости, когда потихоньку поливал узлы водой из крана в грязной раковине в ванной. Он постарался посильнее затянуть узлы. Фриски понял, что происходит что-то непонятное, и ему это совсем не нравилось. Он дрожал, пятился и смотрел на Рэли испуганными глазами.

Рэли задрожал, когда стул, который он пытался отодвинуть, сильно проскрежетал по деревянному полу. Он остановился и прислушался. Сначала он ничего не услышал, потом Бадди что-то пробормотал и снова захрапел. Рэли встал на стул в стенном шкафу и крепко привязал простыню к укрепленному там стержню. Он пыхтел и задыхался, когда, убирал стул. Потом попытался повиснуть на простыне. Он тянул и тянул ее изо всех сил, но простыня выдержала. Рэли остался доволен собой. Собака взвизгнула и замолкла. «Еще одно!» – вспомнил Рэли. Он схватил карандаш и блокнот, на котором писал до этого.

«Прощай, – медленно выводил он буквы. – С приветом, Рэли Б.».

Мне нужно все сделать очень быстро, подумал Рэли и потянулся за Фриски, тот отпрянул от него. Рэли присел, протянул к нему руку и начал шевелить пальцами. Фриски сделал шаг в его сторону, потом другой. Одним махом Рэли схватил его, засунул в наволочку и обвязал веревкой, которую сам сплел. Потом он привязал сверток к себе. Маленькая собачка вертелась там и царапалась, повизгивая. Она просто умирала от страха.

Рэли ухватился за простыню и резко выбросился из окна вправо. Он старался держаться ближе к стене здания. Одну секунду ему показалось, что он повис в воздухе и вообще не двигается. Потом он по дуге пролетел в обратную сторону. Рэли протянул вперед кончики пальцев, чтобы зацепиться за пожарную лестницу. Он прикоснулся к ней и резко оттолкнулся назад, чтобы с ускорением вернуться к лестнице. Вот она все ближе и ближе. Ему нужно было приблизиться настолько, чтобы крепко ухватиться за лестницу и, подтянувшись, встать на платформу.

Он лет, крепко прижимая к себе наволочку. Рэли чувствовал, как собачка дрожит внутри свертка. Его легким не хватало воздуха. Рэли плотно закрыл глаза. Ночь была очень темной, и в воздухе не раздавалось ни звука.

Рэли быстро спустился по лестнице, потом спрыгнул и сгруппировался, чтобы защитить от удара собаку. Он упал на бок.

Рэли осторожно поднялся, потряс руками, а потом ногами, затем развязал наволочку и завязал веревку вокруг шеи Фриски. Он постоял секунду, глядя вверх на четвертый этаж, где из окна струился свет. Потом повернулся и быстро пробежал по пустому двору. Звук его шагов отдавался в ночи. Фриски бежал рядом.

Сначала Рэли старался не попадаться никому на глаза, потому что не желал, чтобы его обнаружили здесь, где затем могли вычислить дорогу к квартире Бадди. Потом он уже хотел, чтобы его заметил хотя бы кто-то, но улица была пустынна. Такого здесь вообще никогда не случалось. И машины, проносившиеся мимо, казалось, не замечали его в свете фар. Он как раз прошел знак «Приветствуем вас в Беверли Хиллз!», когда услышал, как машина стала притормаживать рядом с ним. На него направили свет фар. Рэли почти упал от облегчения, когда услышал, как в машине работает радио связи.

– Вам не поздно гулять в такое время, юный Джентльмен? – спросил полицейский.

– Я – Рэли Барнз, – ответил он, протягивая руку.

Они с Фриски оказались на заднем сиденье патрульной машины, и другой полицейский говорил что-то по радио высоким и взволнованным голосом. Завизжали шины, были включены огни, и запела сирена, и Рэли показалось, что всего через минуту или две они уже были перед входом в полицейское управление Беверли Хиллз. Там было полно полицейских – мужчин и женщин, все они были в форме, бегали какие-то мужчины в гражданской одежде.

Они спускались по ступенькам, чтобы встретить его. Он подумал, как все интересно. Его глаза были широко раскрыты. Их с Фриски быстро повели наверх. Казалось, что их просто несли на руках, их ноги почти не касались земли. Все спрашивали, как у него дела. Рэли не переставал улыбаться и отвечал, что с ним все в порядке. Все было похоже на праздник, все были возбуждены и счастливы, всем стало так легко после того, как он вернулся.

Он огляделся: вокруг было много людей, стояли пишущие машинки, столы и ящики с бумагами. Некоторые люди разговаривали по телефону, и они все говорили одно и то же.

– Мы нашли его. Да, кажется, с ним все в порядке. Он шел по бульвару Сансет и вел с собой щенка йоркширского терьера на веревочке.

Рэли встретился, наверно, с миллионами разных людей. ФБР, полицейские, даже шеф полиции Беверли Хиллз, который, видно, не успел застегнуть на все пуговицы рубашку: когда он влетел в комнату, галстук был у него в руках. Все спрашивали Рэли, не хочет ли он поесть или попить. Кто-то принес бутылку воды для Фриски, и Рэли был доволен, потому что им пришлось отшагать длинную дистанцию и он был уверен, что Фриски так же сильно устал, как и он сам.

Очень приятный мужчина в штатском сказал, что он детский психиатр, работающий в полицейском управлении. Он улыбался Рэли и предложил пойти в другую комнату всего на несколько минут и поболтать немного. Он спросил Рэли, не возражает ли он.

– Мне бы хотелось сейчас пойти домой, – ответил ему Рэли.

– Может, мы все-таки поговорим несколько минут? – продолжал настаивать мужчина. – А потом ты отправишься домой.

– Ну-у, хорошо, – с сомнением в голосе сказал Рэли. – Но только несколько минут.

Мужчина согласился. Полицейские всех размеров и возрастов наводнили комнату. Каждый нес гамбургеры или «хот догз», шоколадный напиток, сандвичи с ветчиной и сыром, огромные стаканы молока, кусок яблочного пирога. При виде его у Рэли потекли слюнки. Был даже пломбир с сиропом, орехами и фруктами. Он понял, как же сильно хотел есть, как только откусил кусочек великолепного пирога.

На пороге психиатр спорил с шефом полиции.

– Нет, нет, лучше, если я поговорю с ребенком сначала наедине. – И отослал прочь стенографистку.

Он сказал, что Рэли может сесть за стол, а сам сел в кресло напротив. Фриски носился вокруг них, а потом свернулся клубочком на полу.

– Рэли, какой у тебя хороший щенок. Он такой резвый, не так ли? – начал разговор психиатр.

– Да, это так, – согласился Рэли, стараясь отвечать и одновременно откусывая от пирога. – Его зовут Фриски.

– Хорошее имя, – заметил врач, улыбаясь. – Где ты его взял?

– Его подарил мне мой друг, – радостно ответил Рэли.

– Какой чудесный подарок, – продолжил психиатр. – Как зовут твоего друга?

– Да так… – пробормотал Рэли.

– Ну что же, все счастливы, что ты вернулся, – сказал врач. – Ты знаешь, сколько времени ты отсутствовал?

– Нет, – ответил Рэли. – Сначала я отмечал, но потом сбился со счета.

– Четырнадцать дней, – заметил врач, и Рэли по выражению его лица понял, что он действительно счастлив. – Тебе повезло, молодой человек, и ты по-настоящему храбрый ребенок.

– Я там неплохо проводил время, – смущенно сказал Рэли. – Мы смотрели мультики и играли в разные игры и все такое. Иногда было даже забавно.

– Да, похоже на то, – сказал его собеседник. – Ну что ж, Рэли, сынок, с кем же ты был?

– Я не могу вам сказать, – ответил Рэли. – Я не хочу, чтобы у него были неприятности. Он хороший человек, но сильно выпивает, и иногда у него случаются разные вещи… Ну, я просто не хочу, чтобы ему было плохо.

– Мы постараемся, чтобы с ним ничего не случилось, – успокоил мужчина. – Просто расскажи мне, кто он такой. Понимаешь, нам нужно связать все воедино, мы ничего не сможем сделать, если не поговорим с ним. Но я обещаю тебе, что никто не причинит ему зла.

– Я вам не верю, – сказал Рэли и ослепительно улыбнулся.

– Хорошо, – мужчина вздохнул. – Когда полицейские заметили тебя, ты шел по бульвару Сансет, в пределах Беверли Хиллз. Как ты туда попал? Он что, высадил тебя из машины?

– Нет, я просто пришел туда, – сказал Рэли.

– Ты хочешь сказать, что удрал от него? – спросил врач.

– Да, что-то вроде этого, – признался Рэли.

– Да это просто чудо! – радостно заговорил психиатр. – Тебя похитили, и ты сам удрал от похитителей. Это очень храбрый поступок! Я хочу, чтобы ты мне все рассказал об этом, Рэли.

– Я просто ушел, – бормотал Рэли.

– Он сказал тебе, что ты можешь уйти? Или его не было дома, а дверь была не заперта?

– Сэр, вы сказали несколько минут, – прошептал Рэли. – Прошло уже много времени.

– Ты должен понять, что мы должны знать все, – настойчиво сказал врач. – Сынок, нам нужна твоя помощь.

Рэли вздохнул.

– Давай вернемся к началу: что случилось на парковке в супермаркете в Брентвуде? – продолжил врач, глядя в свои записи. – Женщина заметила, как ты разговаривал с высоким светловолосым мужчиной, и потом ты исчез. Он насильно затащил тебя в машину?

Рэли покачал головой.

– В то время, когда он держал тебя у себя, он как-то обижал тебя или нет?

– Нет.

Рэли понял, как ему следует себя вести. Нет, нет. Я не помню. Я не могу вам это сказать. Я не знаю, где я был. Нет, нет. Я не помню.

За дверью послышались голоса, и кто-то легонько постучал в дверь.

– Его все ждут, – сказал мужчина, всовывая голову в комнату. – Время уже истекло.

– Хорошо, – согласился детский психиатр, когда Рэли посмотрел на огромные часы, висевшие у них над головой. Пока он был здесь, стрелки передвинулись… на сколько? Прошло больше двадцати минут, – недовольно подумал он.

Двое полицейских провели Рэли в холл. Ему в руки всунули поводок Фриски, тот завизжал при виде народа.

Они открыли дверь и протолкнули Рэли в другое помещение. Он сразу зажмурился, ослепленный тысячами вспышек. Услышал аплодисменты, крики и свое имя, повторявшееся много раз. Ему задавали десятки вопросов, работали телекамеры.

– Вот он, ребята! – объявил человек, который держал его за руку. Рэли старался вспомнить, кто он такой и увидел на нем значок ФБР.

– Самый храбрый мальчик в мире – Рэли Барнз! Теперь начнем. Все готовы?

Все согласились. Первый вопрос был задан человеком в синем пиджаке и серых брюках.

– Как ты себя чувствуешь, Рэли? – спросил он, занеся ручку над блокнотом.

Рэли стоял перед ними. Они все уставились на него, все до единого. Они теснили друг друга, стараясь получше рассмотреть его, чтобы быть уверенными, что это именно он.

– Я хочу к моей мамочке, – прошептал Рэли, и слезы потекли у него по щекам. – Я хочу домой.

Он услышал, как все вокруг зашептались.

– Кто-нибудь вспомнил, что следует позвонить его родителям?

– Я думал, что вы сделаете это.

– Вот дерьмо!

Рэли заморгал при очередной вспышке, а телевизионные камеры продолжали работать…

 

ГЛАВА 35

Бет шла сзади с девушкой по связям с прессой, которую нанял Пол. Рэли шел впереди по аккуратно подстриженному газону, держась за руку репортера из журнала «Лайф». Фотограф, на чьей груди болтались три камеры, показывал, чтобы они шли к группе эвкалиптов рядом с озером.

Бет подумала, какой сегодня чудесный день. Небо было ярко-синим, и по нему проплывали небольшие пухлые облачка.

Правда, как только Рэли вернулся домой, каждый день стал прекрасным! У нее на глаза навернулись слезы, когда Рэли наклонился и обнял щенка, который прыгал у его ног.

Где он был долгие две недели и почему он не желает говорить об этом? – снова подумала Бет. Как только она ни умоляла его, плакала, просила, чтобы он рассказал ей. Ни-че-го! Пол говорил с ним об этом часами. Потом настала очередь Дарби. Они увещевали Рэли, что, пока похититель на свободе, могут пострадать остальные дети. Что касается ФБР и детективов из отделения полиции в Беверли Хиллз – они просто сдались. Даже детский психиатр не смог выжать из него ни слова.

– Сплетничать и разбалтывать секреты просто нехорошо! – сказал им Рэли.

– Это совершенно другой случай, – заметил врач.

– Нет, это одно и то же, – настаивал Рэли.

Эти кошмарные недели, снова подумала Бет и вздрогнула. Она провела их в рыданиях и истерике, виня во всем случившемся только себя. Она снова и снова вспоминала каждую минуту и секунду того дня, когда малыш исчез. Она стояла у входа в магазин и болтала с Брэдом, не сводя глаз с Рэли. Он был рядом, давая автографы. Она и правда не сводила с него глаз, а он вдруг исчез, испарился. Представитель фирмы разговаривал с менеджером магазина. Закончив, он подошел и сказал, как хорошо все было организовано и как все прекрасно прошло. Он спросил, где Рэли, добавив, что у него, похоже, еще останется время, чтобы поиграть в гольф…

Бет впадала в истерику все больше и больше, пока они обегали все закоулки магазина, кладовки и офисы. Они проверили и каждую машину на тот случай, если Рэли влез на заднее сиденье, чтобы поспать. Хотя Рэли никогда не позволял себе подобного, и Бет понимала, что они напрасно тратят время.

Потом последовал звонок в полицию – нашествие черных и белых машин, звуки сирен, когда машины окружили магазин.

Озабоченные взгляды покупателей, их возбужденное обсуждение, когда они узнали, что случилось… Все были в ужасе, узнав, что пропал ребенок.

Бет сидела на стуле в офисе менеджера. Ей не хватало воздуха, и слезы лились ручьем, когда детектив пытался задавать ей вопросы. Брэд звонил по телефону, пытаясь отыскать Пола, который встречался с важными шишками где-то в районе бульвара Сансет. Она была так оглушена случившимся, что не расслышала даже вопль сирены, когда полицейская машина умчалась к ним домой, чтобы взять какую-нибудь вещь и дать понюхать собаке – может, та обнаружит его след!

Поиски шли везде, вопросы задавались абсолютно всем: детям, которые катались на велосипеде, пожилым леди, поливавшим газоны перед домом, всем покупателям супермаркета – и только что вошедшим, и уже покидающим магазин. И лишь одна дама вспомнила, что видела маленького светловолосого мальчика, который разговаривал с высоким блондином, но был ли это Рэли? Это мог быть любой мальчишка, пришедший за покупками с отцом.

Просто удивительно, в ужасе подумала Бет. У-ди-ви-тель-но! Рэли окружен охраной, помощниками, тренерами. Рэли прыгает с огромного здания, делает сложные упражнения, и они все охают и ахают. Все обожают его. Но уберите весь этот антураж, и он станет просто милым ребенком, одним из многих!

Потом рядом оказался Пол. Он обнимал ее и убеждал, чтобы она не винила себя, не комплексовала. Но это все было только видимостью, Бет знала, что на самом деле он был готов убить ее. Ей всего лишь раз доверили присмотреть за Рэли, и она с этим не справилась. Ребенок пропал!

Следующие часы прошли в тумане алкоголя, таблеток и истерии. Бет показалось, что там был врач и он сделал ей укол, чтобы она могла заснуть. До нее еще не начал доходить весь ужас свершившегося, пока не вышли газеты с их огромными черными заголовками. Пока она не включила телевизор и не увидела, как еще и еще раз показывают парковку супермаркета, полицейских, расспрашивающих людей, пресс-конференцию, где глава местного отделения ФБР отвечал на вопросы журналистов. Там присутствовали детективы из полицейского департамента Лос-Анджелеса. Они сказали, что их ободряет желание помочь множества разных людей. Во всех отделениях полиции телефоны раскалились от звонков: кто-то якобы видел Рэли в Торрансе, Лонг-Бич, Сан-Диего. И даже в Лас-Вегасе, Портленде и Орегоне.

Детективы говорили, что в ближайшие несколько часов все должно проясниться: наверняка прибудет записка с требованием о выкупе. Они предложили похитителю прийти самому и добровольно сдаться. Кадры из фильмов с участием Рэли появлялись на экране снова и снова. Было такое впечатление, что он уже погиб! Ферн пришла и сидела рядом с ней, держа ее за руку, пока Бет плакала и стонала. Пол, конечно, не желал ее видеть, он работал над собственным планом спасения Рэли, одновременно отвечая на звонки, которые шли со всего мира. Бет не могла разговаривать с этим ужасным Брэдом из рекламного агентства, когда он позвонил, чтобы сказать, как он сочувствует им, и спросил, не может ли он как-нибудь помочь. Каков лицемер! – гневно подумала она. Если бы он не начал заигрывать с ней и отвлекать ее, она бы не сводила глаз с Рэли ни на секунду. И тогда ничего бы не случилось. Как он мог себе представить, что она захочет говорить с ним!

– Я убью тебя, если Рэли не вернется домой целым и невредимым, – заявил ей Дарби.

– Не стоит беспокоиться, – шепнула она, не переставая рыдать. – Я сама убью себя!

Но было так много дел. По дому бродили сыщики, без конца расспрашивая ее. Раздавались звонки из газет, радио и телевидения, приходили репортеры. Люди глазели на нее. Туристские автобусы останавливались недалеко от их дома. У Бет почти не было времени, чтобы думать о Рэли, о его похищении. Получалось так, как будто рассказ о похищении был более важным, чем само похищение!

Со всего мира звонили важные личности с выражением сочувствия. Просто удивительно! Самый первый звонок был от секретаря миссис Эйзенхауер. Она желала знать, когда удобнее позвонить, чтобы выразить ей симпатию и надежду, что с Рэли все будет в порядке, как мать, она понимает ее чувства. Именно тогда Пол нанял Мегги Эдвардс заниматься связями с прессой по поводу похищения Рэли. Это было необходимо сделать, так как даже один звонок от Первой Леди нужно было как-то координировать с прессой: кто будет присутствовать, когда Бет станет разговаривать с миссис Эйзенхауер, и кто будет на фотографии вместе с ней. И многое другое.

– Пол, нам нужна не девушка, – сказала Бет. – Нам нужен молодой человек. Я хочу сказать, что никто не воспринимает всерьез девушку в этой роли.

– Она прекрасно знает свое дело, – резко ответил Пол.

Бет пришлось признать, что с Мегги жить стало спокойнее. Она была такой деловой. Настоящая девушка, занятая своей карьерой. В строгом костюме, с аккуратно уложенной прической и очками в оправе телесного цвета. Она была замужем за репортером одной из телестанций. Бет поняла, почему ее все так уважали. Она могла убедить мужа сделать репортажи по тем фактам, которые ее клиенты хотели выставить в выгодном свете.

Позвонила и миссис Никсон. Она сказала Бет, что, услышав ужасные новости, сразу подумала о своих маленьких девочках и что она так сочувствует Бет Кэрол. Бет была поражена, когда однажды к ней заглянула Мегги и сказала, что ей собирается позвонить королева Элизабет, и тоже, как мать маленьких детей, выразить сочувствие другой страдающей матери. Бет пришлось взять себя в руки. Идея пришла в голову главе офиса по связям с прессой в Букингемском дворце. Они передали свои соображения послу Великобритании в Вашингтоне. Он обсудил идею в Госдепартаменте, и они обсуждали эту проблему с чиновниками по связям с прессой в Белом доме. Когда все одобрили звонок, пришлось связаться с британским консулом в Лос-Анджелесе. Сам консул, его жена и несколько чиновников будут присутствовать при этом историческом звонке. И конечно, избранные журналисты и репортеры из Англии, Австралии, Канады и некоторые представители из национальных и местных журналов, газет и телевизионных станций.

– Я не знаю, что мне сказать, – прошептала Бет.

– Просто скажите: «Благодарю вас!» – подсказала ей Мегги.

Звонили ее отец и сестры. Они пожелали поговорить с ней в первый раз за все время. Бет тоже хотела поговорить с ними. Она действительно желала этого. Но она знала, что расстроится еще больше. И вместо нее с ними говорил Пол. Он каждое утро навещал службу, которая представляли им вырезки из газет всего мира, связанные с похищением. Он не ждал, когда они пришлют их сами, как они это делали до сих пор, пока не случилось этой беды. Пол каждый день наклеивал вырезки в огромные альбомы с кожаной обложкой. Он проводил за этим занятием часы и качал головой, как бы не веря тому, что на их беду откликнулся весь мир. Он бормотал, что Рэли – самый известный ребенок во всем мире. Более известный, чем принц Чарльз.

Он также сказал, что о такой популярности можно было только мечтать при условии, конечно, что Рэли жив и здоров!

Бет подумала, что, если бы она сама не присутствовала при похищении Рэли и не была уверена, что все это ее вина, – она могла бы заключить пари, что Пол сам организовал похищение мальчика, потому что дело получило такую огласку и настолько широко освещалось в средствах массовой информации, что его положение в компании сильно улучшилось. Сама реклама могла привлечь новых инвесторов в производство фильмов, и все так сильно походило на стиль работы самого Пола!

Похищение освещалось весьма широко. «Тайм» и «Ньюсуик» напечатали обширные статьи. Оба журнала поместили на обложке одно и то же фото – кадр из фильма, в котором играл Рэли. В самих статьях также использовалось огромное количество черно-белых фотографий. Многие австралийские, французские, немецкие журналы также откликнулись на похищение Рэли. Во всех газетах на первых страницах рассказывалось об их драме. Их одолевали просьбами об интервью – ее и Пола. Мегги работала по десять-двенадцать часов в сутки, чтобы только рассортировать все обращения к несчастной семье.

Поэтому Бет некогда было думать о том, чтобы покончить с собой из-за того, что по ее вине случилось это несчастье. Ей даже было некогда подумать о самом Рэли.

Прошла неделя, и все начали волноваться еще сильнее, потому что к ним никто не обратился с предложением о выкупе. Бет видела на лицах парней из ФБР и полицейских жуткое напряжение, когда их показывали по ТВ. Они осторожно признались, что это плохой признак. У Бет защемило сердце: если Рэли похитили не из-за денег, тогда была всего лишь одна причина для похищения. Она была настолько ужасна, что думать о ней недоставало сил.

После этого шум по поводу похищения Рэли начал несколько затихать. О, конечно, их осаждали журналисты, которые желали получить информацию. Это правда! Но казалось, что им совершенно не хотелось слышать то, что говорили им фэбээровцы или представители полиции. Вместо того чтобы начинать ежечасные новости с этой темы, о Рэли стали сообщать где-то в середине программы.

Похоже, все думали, что у них уже не осталось надежды. В особняке перестали трезвонить телефоны. Мегги переехала в собственный офис. Она звонила им раза два в день.

Только тогда Бет начала понимать ужас происходящего… Не помогали таблетки, которые она постоянно принимала, и выпивка, которой она старалась одурманить сознание. Она лежала без сна ночь за ночью, уставившись в потолок. Она видела, что выглядит так же ужасно, как себя чувствует. Но ей было наплевать на это. Ей было уже на все наплевать.

Спустя две недели после похищения она лежала, как всегда, без сна. Уже начинало светать. Она крутилась в постели. У нее уже больше не было сил плакать. Первые лучи солнца окрасили комнату сначала в серые тона, потом в розовые. У нее чуть не разорвалось сердце, когда она услышала слабый звук телефонного звонка в комнате Пола в конце холла. Вскочив с кровати, Бет пролетела по коридору, схватилась за ручку двери и распахнула ее настежь. Пол в полосатой пижаме сидел на краю постели. Он клал трубку, его лицо резко побледнело.

– Это из отделения полиции Беверли Хиллз, – сказал он, – Рэли у них. С ним все в порядке…

 

ГЛАВА 36

Рэли сидел в детском двухместном красном автомобиле «Тандерберд» с откидывающимся верхом – точной копией настоящей машины, которую египетский принц подарил Бобби. Рэли машину презентовал региональный менеджер компании «Форд моторз». Это случилось недели две назад, после того как мальчик вернулся домой. Бет просматривала альбомы с вырезками, которые так старательно вел Пол. Она увидела там снимок презентации машины на первой странице газеты «Детройт фри пресс». Рэли очень нравился маленький автомобиль. У него был мотор в две лошадиные силы, и сын с большим удовольствием носился в машине по саду.

– Улыбнись, Рэли! – воскликнул фотограф «Лайфа».

Бет радовалась, когда видела улыбку Рэли и слышала его забавный смех. Боже, какое счастье, что он снова с ней! Она все еще не могла поверить этому. Она не спускала с него глаз и постоянно прижимала к себе. Она решила, что больше никогда не выпустит его из-под своего постоянного наблюдения, что бы ни случилось.

Но она понимала, что это практически невозможно. Да в ее наблюдении практически и не было нужды. Особенно после того, как Пол нанял охрану. Пол получил согласие на новый лимузин и нанял водителя-охранника. На Рэли приходилось тратить огромные суммы. Это так! Но слава Богу, Пол очень аккуратно обращался в деньгами. Рэли впоследствии будет не о чем беспокоиться. Денег хватало.

Но Бет беспокоилась: не упустил ли что-нибудь Пол в соглашении на производство четырех картин. Он, правда, еще ничего не подписывал.

Кроме того, она не была уверена, что ей нравится план, выработанный Полом, Мегги и Дарби. В особняке состоялась только одна пресс-конференция сразу после возвращения Рэли. И пока не будет больше ничего до тех пор, пока через две недели в «Лайфе» не появится обширный рассказ. В тот же вечер по ТВ покажут шоу, в котором будут участвовать только Рэли и сэр Джордж Дин. И оно будет продолжаться целый час.

– Если он до сих пор ничего не сказал, – заметила Бет в разговоре с Полом, – почему вы считаете, что он что-то скажет сэру Джорджу Дину?

– Может, он ничего и не скажет, – согласился с ней Пол.

– Тогда" это будет скучное интервью, – продолжала Бет. – Ему же только пять лет!

– Все будет нормально, – заметил Пол. – Он выполнит несколько трюков, будут клипы из его фильмов. Сэр Джордж расскажет о новых картинах и о новой компании «Рэли Барнз продакшнз».

– Надеюсь, что ты не ошибаешься, – сказала Бет. – Понимаешь, когда я слышала, как он рассказывает о Рэли во время своего шоу, у меня было странное впечатление. Как будто он старается объявить, что Рэли вскоре перестанет сниматься в фильмах.

– Ну, этого он не дождется! – фыркнул Пол.

– Не знаю, не знаю, – покачала головой Бет.

– Послушай, детка, – резко начал Пол. – Каждый телевизионный приемник в Америке будет настроен именно на эту станцию. Это шоу получит самый высокий рейтинг во всей истории телевидения. Сэр Джордж Дин прекрасно понимает это, так же как и сама телекомпания. Все хотят убедиться, что с Рэли все в порядке. Он может просто сидеть и сосать палец, и все будет просто прекрасно.

Бет решила, что он, наверное, прав. Она увидела неподалеку двух охранников. Они шли к бассейну. Ведь если ей самой до сих пор не верится, что Рэли возвратился, так же могут сомневаться и другие люди. Она вспомнила, как дрожал голос Брэда. Как он вздохнул с облегчением, когда она наконец позвонила ему в рекламное агентство после того, как Рэли вернулся домой.

– Я не переставая думал о нем, – сказал Брэд. – Я все вспоминал, Бет Кэрол, мне нужно что-то сказать тебе. Когда в тот день я ехал на работу и услышал по радио сообщение о случившемся, я заплакал. Боже ты мой! Мне даже пришлось съехать с основного шоссе на обочину.

Бет представила, как он сидит в машине, положив голову на руль, и рыдает. Как это мило с его стороны – так сильно сочувствовать им. Он ей казался очень привлекательным.

– Это было чудо, – серьезно сказала она.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – подхватил он, и голос его все еще дрожал. – Нам нужно встретиться и отметить это событие. Что ты думаешь по этому поводу?

– Ну, сегодня я буду у парикмахера, – с сомнением в голосе сказала Бет.

– Где ты будешь делать прическу? – спросил он.

– В «Секретах», на бульваре Сансет, рядом с Догени.

– Ну что ж, может, пойдем в «Скандию»? – спросил Брэд. – Закажем шампанское и выпьем за здоровье мальчика.

– Ну, я не знаю… – засомневалась Бет.

– Встретимся в пять, согласна? – спросил Брэд.

– Лучше в шесть. Бобби часто опаздывает, – ответила Бет.

Он уже ждал ее в переполненном баре. При виде Бет вскочил со стула и поспешил ей навстречу.

– Бет Кэрол, – восхищенно сказал он и взял обе ее руки в свои. – Ты – великолепна. Я всегда вспоминал тебя именно такой!

– Я рада снова вас видеть, – формально ответила она.

Ей понравилось, как он был одет. Темно-синий блейзер, двубортный, с золотыми пуговицами. Серые брюки с великолепно заглаженной стрелкой, кашемировый галстук сине-красного цвета. Светлые волосы, ясные голубые глаза… И такая милая улыбка.

Он повел ее к столику в баре, который он заранее зарезервировал, помог сесть в кресло и позвал официанта в коротенькой красной курточке. Тот кивнул и поспешил к столику с серебряным ведерком и бутылкой лучшего шампанского. Она задержала руку Брэда, когда тот зажигал ей сигарету, и из-под ресниц взглянула ему в глаза. Бет увидела, как сквозь загар пробился румянец.

– За здоровье Рэли, – сказал он, чокаясь с ней.

– За Рэли, – отозвалась Бет.

– И за нас! – продолжал он, понизив голос и заглянув ей в глаза.

– Я не знаю, должна ли я пить за это, – скромно ответила она.

В первый раз они ехали по Лаурел Каньону в наступающих сумерках. Она осталась в машине, пока он сходил в офис «Спортсменз лодж» и заказал номер. Когда они очутились в большой тихой комнате, Бет почувствовала, как дрожат его пальцы, когда они коснулись ее волос и лица. Потом он обнял ее и поцеловал в губы. Она отметила, что он уже здорово возбужден. Брэд взял ее за руку, подвел к постели и начал раздевать.

– Ты такая красивая. Я так мечтал об этом мгновении.

– И я тоже, – прошептала Бет.

Она наклонила его голову, чтобы ей было легче поцеловать его в губы. О, все было так давно, слишком давно, думала она, когда его пальцы проникли ей между ног. О, как приятно, что ею кто-то опять восхищается, ласкает, хрипло дыша от страсти. Ее возбуждали эти прикосновения. Мысли Бет мешались. Она попыталась вспомнить, когда в последний раз с ней занимался любовью Пол. Так давно, что она даже не могла вспомнить!

Она задохнулась, когда он с силой вошел в нее, и сильно обхватила его руками и ногами. А он вонзался в нее глубже и глубже. Брэд все время бормотал ей в ухо, какая она хорошенькая, как приятно от нее пахнет, какая она женственная, как он мечтал об этом миге.

Позже они вместе приняли душ и выпили мартини. Он заказал напитки в ресторане внизу. Потом они снова занялись любовью, на этот раз уже без спешки.

– Боже, – сказал он, посмотрев на часы. – Уже девять. Мне нужно идти домой.

В следующий раз он подхватил ее после того, как Бет уложила волосы, и они поехали в Малибу в «Холидей хаус». Они посидели и выпили на террасе с видом на океан, а потом пошли в номер, который он заказал.

Она вспоминала о нем все время.

О том, что он станет вице-президентом компании на следующий год. О том, что он занимался в университете, где были лучшие преподаватели по маркетингу, и что ему наплевать на то, что говорят другие. Бет нравилось, что он все время повторял, как ему приятно быть с ней. Что ему доставляет удовольствие все ей рассказывать, потому что она по-настоящему слушает его. Далеко не все умеют это делать. Она даже видела его во сне. В этих снах они были вместе. Ей так нравилось его имя: Брэдли Нунис. Бет Кэрол Нунис. Она поняла, что начинает влюбляться в него.

– Отлично, Рэли, – сказал фотограф из «Лайфа». – Теперь мне хочется, чтобы ты подпрыгнул. И как можно выше!

Рэли начал прыгать. Выше и выше. Фриски заволновался и тоже начал прыгать. Мимо пролетела желтая бабочка, ее подгонял нежный ветерок.

Фотограф щелкал и щелкал кадр за кадром. Он приседал, бегал туда-сюда, менял фотокамеры. Не глядя на девушку-репортера, он протянул руку, и она подала ему новые ролики пленки.

Бет вздохнула. Эта парочка уже работала с Рэли больше недели, а репортер даже не начинал брать интервью у Рэли, у нее и Пола. Были только съемки, бесконечные съемки. Они проходили везде – в доме, и в саду, и парке, и на пляже, где Рэли и Фриски играли в набегавших волнах. В одежде для фехтования, в спортивном костюме. В разных ракурсах и позах.

– Так бывает всегда? – спросила она Мегги.

– Это еще быстро, – засмеялась Мегги. – Обычно они работают месяцами.

Наконец небо начало темнеть. Репортер суетилась, размещая камеры по чехлам, собирая фон, треноги, подставки. Затем погрузила освещение в багажник арендованного автомобиля. Фотограф болтал с Мегги, договариваясь о съемках на следующий день.

– Они приедут сюда в десять, – сказала Мегги. – Вас это устраивает?

– Прекрасно.

Бет помахала им на прощание рукой и кивнула Мегги, когда та, сев в свою машину, поехала по длинной дороге к воротам.

Наверно, меня ждет миллион звонков, подумала Бет, устало направляясь к дому. Она набрала номер обслуживающей их телефонистки, которая принимала все звонки, сказала ей свое имя и номер кода. Ей был интересен лишь один звонок. Брэд. Он такой чудесный. Она представила себе его лицо, улыбку. Ей казалось, что они все время рядом.

– Звонил мистер Нунис.

– Просил что-нибудь передать? – спросила Бет. У нее сильно забилось сердце.

– Нет, он сказал, что у него весь день совещания, и он позвонит вам завтра.

– Это все?

Бет задала этот вопрос, улыбаясь. Она понимала, что Брэд никогда не скомпрометирует ее, не скажет телефонистке ничего лишнего, но все равно на что-то надеялась.

– Звонила мисс Дарлинг. У нее что-то случилось. Подождите минуту. Раз, два, три… Она звонила шесть раз. Также звонил мистер Фурнье. Он весь вечер занят и не будет дома к ужину.

– Продолжайте, – сказала Бет. У нее испортилось настроение. Опять его не будет весь вечер. Так было в прошлый раз. И до этого. И еще раз на этой неделе. Сколько же у него совещаний, если он действительно занят только ими? Звонили от «Магнин» и сказали, что готово платье, которое она отдавала в переделку. Желает ли она приехать и примерить его, или они пришлют прямо домой?

– Секунду, – сказала телефонистка. Бет услышала, как там звонит телефон. – Это снова мисс Дарлинг. Она очень расстроена и хочет поговорить с вами. Переключить?

– Хорошо, – ответила Бет.

Она услышала взволнованный слезливый голосок Ферн. Но разобрать что-либо было невозможно, Ферн не переставала рыдать.

– Ферн, я ничего не могу понять, – сказала Бет, почувствовав, как напряглось ее тело. – В чем дело? Что случилось?

– Ты должна приехать. Слышишь, прямо сейчас!

– Что случилось, Ферн? Что происходит?

– Это сэр Джордж Дин, – ответила ей Ферн. – Он умер! Черт, его убили!

Бет не могла тронуться с места. Она стояла и дрожала, слыша рыдания Ферн в телефонной трубке.

 

ГЛАВА 37

Даже до того, как она набралась храбрости и позвонила в дверь, Бет подумала, что чувствует, как зло расходится волнами от дома сэра Джорджа Дина. Один из его восточных слуг сразу же открыл. У него лицо осунулось и было меловым от шока.

– Мисс Ферн гостиная, – хрипло пробормотал он, показывая рукой в направлении гостиной.

Бет со страхом огляделась вокруг. Столик красного дерева со сломанной ножкой отшвырнули к стене. Картина Брака, которую обожал сэр Джордж, была вырезана из рамы.

Бет крепко зажмурила глаза, прикрыв их дрожащими пальцами. Она глубоко вздохнула, прежде чем смогла двигаться дальше.

В дверях бывшей прелестной гостиной она просто застыла. На ковре валялась набивка из вспоротых диванов и кресел. Сиденья кресел «Чиппендейл» были разрезаны и стулья валялись по всей комнате.

Картины висели по стенам криво. Слово «педрило» и «гомик» были выведены чем-то красным на стенах. Возле камина темно-красные подозрительные пятна. Кругом валялись увядшие цветы и осколки стекла. Ферн сидела на разоренном диване перед огромной стеклянной дверью, выходившей в сад. Она пила мартини, и ее лицо было грустным и осунувшимся под шапкой светлых волос.

– Выпей, – прошептала она, наливая в бокал из сосуда, стоявшего перед ней на столике. У нее сильно дрожали руки.

Бет подумала: «Я сейчас упаду в обморок». Она плюхнулась в кресло и взяла бокал. Немного алкоголя пролилось прямо ей на колени.

– Понимаешь, я пришла очень поздно, – жалобно сказала Ферн. – Мне кажется, что я только заснула, и тут является Чарли, начинает колотить в мою дверь и кричать, чтобы я скорее шла сюда. Он рассказал, что, когда пришел, чтобы сварить кофе и проветрить комнаты, – обнаружил сэра Джорджа и парня, который был с ним всю неделю, они просто валялись на полу, неподвижные, а вокруг полно крови. Я вскочила, накинула халат, вошла через эти стеклянные двери, и… здесь как будто ураган пронесся. Кругом кровь, столы перевернуты, стулья поломаны, разбиты вазы и порезана софа, валяются бутылки. Просто вандализм какой-то, – добавила она, грустно заглядывая в глаза Бет. – Поверь, это даже по-другому и не назовешь!

Бет одним махом осушила бокал и налила себе еще.

– Мне так не хотелось подходить к сэру Джорджу, – продолжала Ферн, – я никогда раньше не видела мертвецов. Я даже думать об этом не могу. Я просто это ненавижу!

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, откинув голову на спинку дивана.

– Я думала, что упаду прямо там, на том самом месте, понимаешь? Я хочу сказать, что у него был разбит весь затылок… Кровь пропитала весь его костюм и ковер. Парень лежал рядом с ним и тоже мертвый – мертвее не бывает! И он был тоже весь в крови. Я сказала Чарли: «Не стой здесь как чурбан. Вызывай полицию!» – а он смотрит на меня и весь трясется. Я же вижу, как он испугался. Тогда я сказала: «Хорошо, я сама вызову». Я теперь вся в шоке, ты же видишь, не так ли? Я огляделась – вокруг сплошной разгром. Все поломано и разбито, просто ужас! Но они много чего забрали с собой. Пропало все серебро и эти маленькие ювелирные золотые коробочки, ну ты знаешь, такие филигранные. Ты их помнишь? И эти говнюки порезали Брака и Модильяни. Кретины, да? Они стоят больше, чем все остальное в доме.

– О, Ферн, – прошептала Бет. – Какой ужас!

– Потом должна была приехать полиция, а я все еще в розовом пеньюаре и босая, понимаешь? Я побежала к себе и натянула на себя брюки и блузку, намазала губы и сразу же вернулась. А полиция уже стучится в дверь, прибыли парни из отдела убийств, они приехали так быстро, просто через десять минут. Правда! Они начали осматривать тела – сэра Джорджа и того, другого, – и задавать массу вопросов. Они все записывали, и фотографы фотографировали тела и все вокруг. Потом начали снимать отпечатки пальцев, они проверяли замки на стеклянных дверях.

– Потом наступило время, когда должна была прийти на работу секретарь, так?

Ферн посмотрела на Бет, как будто той все уже было известно.

– Она пришла и попала в самый разгар расследования и начала орать. И орала не переставая. Я ей сказала: «Возьми себя в руки. Выпей кофе! Нам нужно подготовить пресс-релиз».

Она грозно посмотрела на Бет, как будто была разочарована ее реакцией.

– По ТВ и радио передавали целый день, – запальчиво сказала она. – Я просто поражена, что ты ничего об этом не знала, пока я тебя не отловила.

– Я ничего не включала, – извиняющимся тоном ответила Бет.

– Это кровь, – заметила Ферн. – Эти слова на стене написаны кровью.

– Нет, нет! – задохнулась Бет.

– Я так странно себя чувствую, просто дико расстроена, понимаешь? – сказала Ферн механически. – Я начала звонить тебе и звонила, звонила – и не могла дозвониться! И ты знаешь, что я решила? Я решила, что мне стоит выпить. Если я выпью, то, может, мне станет лучше. Но ты знаешь? Мне не стало лучше. Мне совсем не стало лучше. Она остановилась, и на ее лице появилось удивленное выражение.

– Ферн, тебе нужно что-то съесть, – сказала Бет. – Ты, наверное, ничего не ела весь день. Тебе будет плохо. Я попрошу, чтобы тебе что-нибудь приготовили, ладно?

– Нет-нет! – Ферн сердито покачала головой. – Я не хочу есть.

– Ферн, ты сейчас в шоке, – сказала Бет. Ей было очень грустно.

– Я не представляла, что так может быть, – завыла Ферн. – Я хочу сказать, что не думала, что что-то подобное этому может заставить меня чувствовать себя так гадко. Я считала себя крутой, а сейчас я вся распалась на части!

Потом она начала рыдать. Огромные слезы катились по ее бледному, несчастному лицу. Все тело содрогалось от рыданий.

Бет обняла ее и пыталась успокоить. Она подумала, что сможет сделать для Ферн, когда до нее стало доходить, что сэр Джордж Дин мертв.

Она подумала, как все ужасно, потому что он действительно любил Рэли. Он помог его карьере. Он несколько раз упоминал о нем, и люди, от которых зависела работа для Рэли, поняли, что у него есть влиятельные друзья, которые при случае могут помочь и им тоже.

Она почти вытащила Ферн через стеклянную дверь из этой разрушенной, прежде такой прекрасной комнаты. Она слышала мягкие шаги слуг в глубине дома. Ферн захлебнулась свежим воздухом и продолжала болтать о том, что они забрали все золотые украшения сэра Джорджа, его великолепные костюмы. Кроме того, она сказала, что полиция не нашла следов взлома замков на дверях.

Бет хрипло дышала от напряжения, пока вытаскивала Ферн через дверь и буквально волокла ее к прелестному маленькому домику, где та жила среди великолепных и красивых вещей, собранных сэром Джорджем, а за ней ухаживали слуги сэра Джорджа. Запах цветущих апельсиновых деревьев в прохладном вечернем воздухе делал все еще более ужасным.

А кстати, она теперь больше не будет здесь жить, вдруг радостно подумала Бет. Она настолько обрадовалась этой мысли, что потом ей стало очень стыдно. Наверное, это все унаследуют кузины и кузены, их дети, тетушки и дядюшки, а Ферн Дарлинг окажется на улице, и ей никто не поможет. Или ей придется искать себе другую работу и, видимо, прямо сейчас. Она станет для кого-то девушкой по вызову.

Любой другой человек, кроме сэра Джорджа Дина, держал бы ее где-нибудь в тени, на задворках. Но не он. Все знали, какой он извращенец. Бет просто кожей чувствовала, как все пожимали плечами и подмигивали, когда в городе узнали эти последние новости. Все только удивлялись, что этого не случилось гораздо раньше.

Но она подумала, как он был мил с ней и с Рэли, и на ее глаза навернулись слезы. Он устроил ей и Полу такую великолепную свадьбу… А сколько он сделал для Рэли! Он так переживал, когда его похитили, как будто Рэли был его собственным ребенком. И теперь его больше нет, он не будет присутствовать в их жизни. И убили его так жестоко и отвратительно.

– Он представил мне первую и настоящую возможность сделать карьеру, – бормотала Ферн, плеснув джин из бутылки, которую она достала из маленького элегантного бара. – Он ввел меня в этот мир, представил меня всем нужным людям, понимаешь. Я делала для него все, писала для него и за него, а что делал он? Резвился со своими мальчиками. Слышь, парень, работать на него было не так-то просто, совсем нет!

Бет налила себе еще мартини. Она наблюдала, как Ферн, шатаясь, доползла до софы и почти упала на нее.

– Но это все уж слишком, – мрачно бормотала она. – Никто не должен заканчивать жизнь подобным образом! Никто!

Бет сидела перед маленьким баром, курила сигарету и потягивала мартини. Она беспомощно наблюдала, как Ферн снова начала рыдать. Через некоторое время та просто отключилась, вся съежилась, откинув голову на роскошные пестрые подушки.

Надо бы принести ей одеяло, подумала Бет и, спотыкаясь, отправилась в спальню, включила свет и увидела огромную кровать Ферн с фиолетовым шелковым стеганым покрывалом и таким же изголовьем, вышитые шелковые подушки. Рядом с кроватью стояли прекрасно отполированные ночные старинные столики с лампами, сделанными из восточных ваз. Абажуры были шелковые, цвета слоновой кости. На белых стенах висели прекрасные репродукции и пара авторских литографий. На столе Ферн лежали кипы деловых бумаг и разные файлы.

Бет пьяно подумала: какая удивительная эта Ферн! Она открыла дверцу стенного шкафа, оттуда на нее пахнуло облачком духов.

Бет увидела одежду Ферн, ее меха, вечерние платья, ее пеньюары со страусовыми перьями. Все было весьма вульгарное. На верхней полке лежало стеганое покрывало. Это подойдет, решила Бет. Она чуть не упала, пытаясь достать его. Она была поражена реакцией Ферн. Ей больше подходило бы быть возмущенной, когда ее разбудили утром и она увидела эту страшную сцену.

Бет представила, как Ферн нахмурилась, потому что нелегко вести себя нормально в подобной ситуации, и весьма неприятно иметь дело с полицией. Но она так расстроилась, показала себя такой… как бы лучше сказать… человечной! Как будто была настоящим человеком, с настоящими чувствами. В этом и был сюрприз! Может, она ошибалась в отношении Ферн? Может, все эти грубые рассуждения и развязное поведение просто служили ей прикрытием? Может, в ней еще оставалось что-то от маленькой девочки, вместе с которой она плакала в автобусе дальнего следования? Той самой девочки, которая призналась ей, как она всего боится.

Ферн, наверное, в глубине души даже любила сэра Джорджа, несмотря на то, что он никогда не упоминал ее в своих колонках или во время ТВ-шоу. Он также не собирался упоминать ее и сейчас в своем большом шоу. Час, который он был должен провести вместе с Рэли Барнзом. Но этого шоу не будет, напомнила она себе. Ей стало плохо, когда до нее дошел наконец весь ужас случившегося.

Все планы, которые вынашивал Пол, пошли прахом. Обложка и статья в «Лайфе» и потом часовое шоу по ТВ. Он называл это двойным ударом. И вот все пошло прахом. Но они не могут просто взять и отменить все, подумала Бет.

Они заставят провести шоу кого-то другого. Может, это будет Джек Паар или Стив Аллен. Нет, не Стив. Он работает в другой компании. Но они найдут кого-нибудь.

Снаружи послышался какой-то звук, и Бет замерла в испуге. Послышались легкие и осторожные шаги.

Они вернулись, подумала она. У нее пересохло в горле и начало бешено стучать сердце. Они убьют нас обеих.

Она стояла в дверях спальни и смотрела в смертельном ужасе, как кто-то вставил ключ во входную дверь, потом медленно повернулась ручка. Ферн сопела на софе, она, к счастью, не слышала, что здесь происходит. Бет подумала, что сейчас повторится кровавый ужас предыдущей ночи.

И вдруг она уразумела, что перед ней стоит Пол. Он открыл дверь в домик Ферн своим собственным ключом! Он выглядел ужасно усталым и мрачным, как будто и у него случилось огромное горе.

– Ты – подонок, – сказала ему Бет.

– Ты здесь? – выпалил он, широко раскрыв глаза от удивления и испуга.

 

ГЛАВА 38

Да, да, признался он, пока они ехали домой. Все эти годы. Да, и во время их брачной ночи. Она правильно догадывалась.

– Но с этим уже покончено, – поклялся он, ведя машину. Его челюсти окаменели. – Я больше никогда не прикоснусь к ней. Я обещаю тебе это, Бет. Я люблю тебя, и ты это знаешь!

– Почему ты считаешь, что я смогу тебе поверить? – спросила она.

– Я постараюсь, чтобы ты поверила, – ответил он. – Я понимаю, что был тебе дерьмовым мужем. Но я изменюсь, детка. Это была всего лишь похоть! Мне сначала это нравилось, но теперь все кончено. Мне просто повезло, что ты была там. Я сразу прозрел. Клянусь тебе.

Бет вздохнула и покачала головой.

– Ты суди по тому, что я буду делать, – сказал Пол и попытался нагло улыбнуться, но ему это не удалось. – А не по тому, что я говорю тебе!

Когда он занимался любовью с ней в эту ночь, он был просто жестоким. Дикарем. Он кусал ее губы, уши, по-настоящему причинял боль, когда покусывал ее соски. Он запустил пальцы глубоко в ее самое интимное Местечко! Она закричала, когда он с силой вонзил в нее свой член. Он никогда не любил ее так долго, час за часом. Ему никогда не хотелось этого, или он был просто не в состоянии. А сейчас он трахал и трахал ее, и казалось, не мог остановиться. Это было нечто!

Бет с трудом вылезла из-под него и лежала, пытаясь вдохнуть достаточно воздуха. Он снова привлек ее к себе и вонзил в нее свой член. Ей стало больно, но ее волновало, что он трахал ее именно так – сильно, причиняя ей боль.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Я тоже люблю тебя, дорогой, – ответила ему Бет, крепко сжав его талию ногами.

Команда из «Лайфа» уже работала, когда Бет сошла вниз на следующее утро. У нее зудели соски, а бедра болели приятной болью.

Из окна она увидела Рэли, который сидел, скрестив ноги, на траве, беседуя с репортером возле бассейна. Недалеко стояла Мегги с фотографом. Сегодня он был в джинсах, и, как всегда, на шее у него болтались три аппарата.

Обычно Бет наливала себе чашку кофе, брала в руки газету и просматривала светскую хронику, чтобы по проклятой привычке сразу же увидеть, кто и с кем что-то сделал или натворил. Кроме того, следовало знать, какие устраивались приемы или балы, на которых бывал цвет общества. Она любила читать об этом. Но сегодня утром она начала просматривать газету с первой страницы, зная, что найдет там сообщения об убийстве сэра Джорджа Дина. Она желала бы, чтобы все случившееся оказалось просто дурным сном. Даже Пол был в ужасе от случившегося. Когда он проснулся сегодня утром, Бет упомянула о происшедшем. Он покачал головой и сказал: «Пожалуйста, я не желаю ничего слышать об этом. По-жа-луй-ста!»

Она нашла сообщение на третьей странице, целые две колонки. Там было помещено и его фото. Сэр Джордж улыбался, и было видно, что он в смокинге. Подпись под фото гласила:

УБИЛИ ИЗВЕСТНОГО ТЕЛЕВИЗИОННОГО ВЕДУЩЕГО

В подзаголовке говорилось:

Предполагается, что мотивом убийства было ограбление.

Слезы навернулись на глаза Бет. Она пыталась читать, почти ничего не видя сквозь слезы. Оказывается, ему было всего лишь тридцать восемь лет. Боже, вот это новость. Бет могла поклясться, что ему было гораздо больше.

«…был обнаружен мертвым сегодня утром вместе со своим компаньоном в резиденции в Голливуд Хиллз. Трупы обнаружили представители департамента шерифа Лос-Анджелеса. Их вызвала его ассистентка, мисс Ферн Дарлинг. Она живет рядом с ним в домике для гостей. Мисс Дарлинг заявила, что пропали многие ценные вещи, принадлежавшие сэру Джорджу Дину».

Бет пришлось прервать чтение, потому что у нее сильно дрожали руки. Слезы лились ручьем и намочили страницу газеты. Она посмотрела в сад на Рэли. Она слышала его своеобразный веселый смех. Увидела, как репортер откинула голову назад и заливалась смехом вместе с ним.

Боже, как она сможет рассказать бедному невинному ребенку, что сэр Джордж мертв, подумала Бет, утирая слезы прямо рукой. Как она сможет сообщить ему эту весть, понимая, как он будет этим расстроен? Пусть уж лучше скажут об этом Дарби или Пол.

Бет радостно вспомнила, какую волшебную ночь она провела вчера с Полом. Но тут же нахмурилась, потому что вспомнила, как ей было неприятно, когда подтвердились ее подозрения по поводу его и Ферн. Она не поверила Полу, когда он сказал, что между ним и Ферн все кончено. Она не поверила бы Полу, если бы он даже сказал, что сильно светит солнце в двенадцать часов дня четвертого июля! Так что ей придется ждать и наблюдать. И надеяться, что он постарается больше не встречаться с Ферн. Она также подумала о пикантности ситуации: ведь она сама начала встречаться с Брэдом. Она совершенно не чувствовала себя виноватой, так как Пол первый начал изменять ей с Ферн. Сейчас она не могла прийти к какому-то определенному решению. Но когда позвонила Ферн и поблагодарила ее, Бет разговаривала с ней вежливо и даже заботливо. Потом позвонил Бобби, он был очень взволнован и желал знать все в подробностях. Они проболтали почти час, и когда Бет повесила трубку, ей почему-то стало гораздо легче.

Теперь она была в состоянии прочитать об этом в газете. Быстро закончив третью страницу, начала читать продолжение на следующей. Там были еще и Другие фотографии. Всего три. Сэр Джордж Дин улыбался вместе с Хэмфри Богартом и Майком Романофф. Сэр Джордж Дин на открытии «Диснейленда» с Ланой Тернер и Лексом Баркером. На этой фотографии неподалеку стояла Ферн. Бет смогла разглядеть только верх ее светлой головки и кусок щеки. Следующая фотография изображала сэра Джорджа Дина, который давал автографы толпе поклонников. Она быстро просмотрела статью до конца. Там упоминалось предстоявшее интервью с маленькой звездой кино – Рэли Барнзом. Первое интервью после счастливого возвращения похищенного ребенка.

«Удивительно жестокое убийство, – заявил один из представителей департамента полиции. – Не было обнаружено следов насильственного проникновения в резиденцию сэра Джорджа Дина, поэтому полиция пришла к выводу, что убийцы, возможно, были известны сэру Джорджу или его компаньону Элройду «Бадди» Хэтчеру, 22-х лет. Мистер Хэтчер недавно познакомился с сэром Джорджем Дином. Согласно определенным источникам, он постоянно находился в Госпитале ассоциации ветеранов в Брентвуде. Когда за справками обратились в госпиталь, там сообщили, что мистер Хэтчер проходил постоянное психиатрическое лечение в госпитале, уже в течение нескольких лет, после его возвращения со службы в Корее».

Этого не может быть, подумала Бет и снова перечитала сообщение. Это просто совпадение, одно и то же имя.

Но сколько можно найти людей по имени Элройд «Бадди» Хэтчер, да еще чтобы им было двадцать два года, спросила она себя, снова глядя в окно на Рэли, который стоял и слушал, что ему объясняла репортер.

Она подняла трубку звонящего телефона.

– Алло? – сказала Бет.

– Эй, девушка моей мечты, – замурлыкал в трубку Брэд. – Догадайся, о ком я думаю и мечтаю день и ночь?

– Брэд, я поговорю с тобой позже, я узнала страшные вести. Очень страшные, шокирующие вести.

Она повесила трубку, зажгла сигарету и прочитала статью сначала до конца. Бадди и сэр Джордж Дин… Этого не может быть, сказала она себе, но это было!

Так вот оно в чем дело… Бет поклялась себе, что никогда не скажет никому ни слова.

Позже снова позвонила Ферн и сказала, что в офисе адвоката будут читать завещание сэра Джорджа. Рэли упомянут в этом завещании, и поэтому Бет придется привезти его с собой. Все состоится завтра в четыре часа. Ферн сообщила Бет адрес конторы адвоката. Пятый этаж здания в Уилшире, между бульваром Креншоу и Вестерн-авеню. Машину можно оставить в подземном гараже.

Бет была настолько заинтересована тем, что сэр Джордж оставил Рэли, что даже забыла испугаться, когда поднималась на лифте вместе с Полом. Он тоже приехал на чтение завещания. Ферн уже была там, в платье с огромным вырезом, так что можно было лицезреть все ее прелести, в черной шляпке с вуалеткой, закрывавшей лоб. Маленьким кружевным платочком она постоянно утирала нос, глаза распухли от слез. Бет посмотрела на Пола, когда тот здоровался с Ферн, попыталась что-то понять по выражению его лица. Но на его лице не было никакого выражения или, может, простое равнодушие. Ничего особенного, но в случае с Полом никогда ни в чем нельзя быть уверенной. Присутствовали и восточные слуги сэра Джорджа, и его шофер Като.

Все, кто работал на сэра Джорджа, получили небольшие суммы. Их размер зависел от того, сколько времени они служили у него. Ферн достался дом в Голливуд Хиллз и половина всех инвестиций сэра Джорджа. Туда входили акции, муниципальные облигации и два дома, где сдавались внаем квартиры. В одном их было восемь, а в другом десять. Дома были расположены в Западном Голливуде. «Как он мог это сделать! – подумала Бет. – Оставить все деньги и недвижимость чужим людям, а не семье? Совершенно непонятно!»

– Я завещаю оставшуюся часть моего состояния Рэли Барнзу, – прочитал адвокат. Бет не могла прийти в себя от шока.

Адвокат продолжал перечислять стоимость акций в настоящий момент на бирже. Кроме того, он сказал им, сколько в данный момент стоят муниципальные облигации и поместья в Западном Голливуде. Часть Рэли была равна примерно 120000 долларам. До достижения им двадцати одного года всем имуществом должен был управлять его опекун. Сам адвокат был назначен наблюдать за выполнением условий завещания.

Бет посмотрела на Рэли и подумала: понял ли он, о чем здесь говорилось? Когда Пол осторожно сообщил ему, что сэр Джордж внезапно умер, он просто онемел от шока, рыдал так, как будто у него разрывалось сердце. Он продолжал рыдать, даже когда они ехали сюда, и Бет не успевала утирать его мокрые щечки своим платком.

Она увидела, что он снова начал плакать. Бет наклонилась к нему и погладила его руку. Ей было так жаль малыша. Подумай о 120000 долларах. Она не разбиралась в рынке ценных бумаг и в первый раз услышала о муниципальных облигациях. Но все говорили, что недвижимость – это прекрасное вложение капитала и Доходные дома со временем станут стоить еще больше. Рэли так повезло, так повезло!

Сэр Джордж Дин был таким милым и щедрым. Действительно так!

 

ГЛАВА 39

Фоном для снимка служила трава и деревья. Все было нежного зеленого цвета и блестело в лучах солнца. Рэли был изображен во время прыжка. В белой форме для фехтования, с красным сердцем на груди. Руки были раскинуты в стороны. Солнце целовало его светлые волосы. На лице сияло счастье, он был таким веселым, что Бет с трудом могла оторвать от него взгляд. Фриски был снят тоже во время прыжка. Желтая бабочка касалась протянутых пальцев одной из рук Рэли.

Она взволнованно пролистала «Лайф». Ее сердце гордо забилось, когда она увидела фотографию, где они были все втроем. Ей понравилось, как Бобби причесал ее: на лоб спускалась небольшая челка. Ее улыбка сообщала всем, как она счастлива, что Рэли вернулся домой целым и невредимым. Она правильно выбрала платье для этого случая. Бледно-персиковый цвет, вырез «лодочка» и, конечно, жемчуг. Туфли такого же цвета, только немного темнее. И Пол, великолепный молодой отец. На фото он даже улыбался. И вообще смотрелся отлично в своей черной рубашке «поло». Рэли сидел между ними в шортах и маечке и в белых с коричневым туфельках. Он выглядел на удивление серьезным, как будто именно в эту минуту понял, что смог удрать от похитителя и снова оказался дома, среди любящих родителей.

Там были и другие прекрасные снимки. Рэли, который играл с Фриски. Рэли в своей чудесной красной машине. Рэли в прыжке. Делая сальто, он соскакивал с колец, а рядом с ним стоял Дарби. Рэли хмурился, пытаясь что-то прочитать в своих детских книжках. И была старая фотография: на ней, совсем малышом, он полз по ковру – это была реклама химчистки. Еще одна фотография, где он сидел на диване вместе с Ферн во время репетиции телевизионной специальной программы. Ферн делала вид, что берет у него интервью.

– Я просто не могу поверить, – сказала Бет, когда Пол сообщил ей, что Ферн заменит сэра Джорджа Дина в качестве ведущей специальной программы по ТВ.

– Они могли выбрать любого – и выбрали Ферн? Она никогда не вела подобные программы! Пол, ты шутишь?

– Совсем нет.

– Но почему?

– Потому что я сказал им: или Ферн, или все отменяется.

Она сидела несколько секунд, непонимающе уставясь на него, потом до нее стало что-то доходить.

– Ты готов разрушить карьеру Рэли, только чтобы помочь своей подружке? – спросила Бет. Ее голос дрожал. – Как ты можешь?

– Она не моя подружка, – устало ответил Пол. – Я тысячу раз повторял тебе, что я с ней больше не встречаюсь. Я никому не делаю скидок, когда речь идет о деле. Даже ты могла бы уже понять это. И вообще, давай прекратим обсуждать эту тему, слышишь?

ТВ-компания поддержала предложение Пола, как будто это была просто гениальная идея. Была опубликована реклама во всех местных газетах. Рэли и Ферн великолепно смотрелись на экране, особенно когда Ферн заявила ему: «Ты знаешь, Рэли, я никогда раньше не брала интервью, у пятилетнего ребенка». Рэли улыбался ей, а Фриски старался выскользнуть из его объятий.

Но Бет было неприятно думать о том, что Пол продолжает встречаться с Ферн, что он провернул все это, чтобы угодить своей любовнице. Бет все это время не могла думать ни о чем другом. И еще о Брэде.

Бедный Брэд. Он был таким ласковым и «галантерейным», что в его присутствии Бет чувствовала себя, как будто она только что поглотила целый килограмм сахара!

Конечно, ей нравилось, когда ей повторяли, какая она хорошенькая, и осыпали ее комплиментами. Но Брэд говорил с ней так, как будто она что-то среднее между Венерой Милосской и Еленой Прекрасной. И в самом расцвете их сил и красоты! Его жена ожидала еще одного ребенка, поэтому вряд ли он страдал от недостатка сексуальной жизни в своей собственной семье. Но он все время лапал ее, залезал под платье, в трусики и даже засовывал в нее палец в то время, когда вел машину. Как будто через несколько минут они не окажутся наедине в мотеле.

Ей в нем не нравилось еще кое-что. То, как он выскакивал из постели сразу после того, как они кончили, бежал в душ и начинал чистить зубы. Ей казалось, 4tq ему не терпится избавиться от ее запаха! Он как бы стремился сразу же смыть все следы своей измены. Он даже выбрасывал окурки из пепельницы в машине прямо на улицу, чтобы, упаси Боже, его жена не увидела на них следы помады. Бет все это ужасно раздражало.

Он уже не казался ей умным, и она решила, что он не станет вице-президентом фирмы на следующий год. Скорее всего, он остановится в своей карьере.

Поначалу ее волновало чувство опасности, ведь их могли увидеть в любой момент, и тогда за все пришлось бы платить. Но теперь ей несколько поднадоело это приключение. Ей уже не нужен был и секс с ним, особенно теперь, когда Пол почти каждую ночь занимался с ней любовью, как бы поздно он ни возвращался домой. Надо признать, что он был фантастическим любовником, а Брэд еле-еле тянул на «тройку с плюсом»!

Она постоянно повторяла себе, что готова сказать Брэду, что не станет с ним больше встречаться, как только убедится, что Пол прекратил свои отношения с Ферн.

Она решила спросить об этом у Бобби. Дела у Бобби шли прекрасно. Бет была рада, что он вернулся к Сэнди, когда принц отбыл восвояси.

– Поверь, это было довольно забавно, – сказал Бобби, когда все кончилось.

– Но, Бобби, он же мужчина! – заметила Бет.

– Да, но королевских кровей, – протестовал Бобби. – Не каждому выпадает спать с человеком королевских кровей!

Такова была вкратце философия Бобби. Главное, чтобы было интересно и на должном уровне.

– Ничего не могу тебе сказать, малышка, – задумчиво ответил Бобби на ее вопрос, встречаются ли еще Пол и Ферн. – Я хочу сказать, я даже и не знал об их отношениях. Просто видел их вместе время от времени. Где я их видел? – спросил Он, глядя на свое отражение в зеркале. – Ну, везде.

– У Ферн есть парень? – пробовала Бет подтолкнуть его дальше.

– Послушай, Бет Кэрол, не спрашивай меня, – сказал он ей, и ее совсем не удивило, что он так ответил. Бет была совершенно уверенна, что он сам спал с Ферн время от времени, когда они оба были в подходящем настроении.

Спрашивать саму Ферн она не собиралась. Это было бесполезно.

Звезды годами судились с сэром Джорджем Дином по поводу того, что Ферн сообщала ему, и всегда проигрывали, причем с жутким позором. Рассказы об их частной жизни печатались на первых полосах газет. Но когда дело касалось жизни самой Ферн… Она всегда была самой большой лгуньей, с которой Бег приходилось сталкиваться.

Бет думала обо всем этом, сидя на последней репетиции.

Режиссер сидел недалеко от нее, на нем были наушники, и он что-то говорил в микрофон, отдавая команды помощнику режиссера. Операторы расставляли по местам оборудование. Один из декораторов взбивал подушки на софе, другой выравнивал висящие на стене кадры из фильмов с участием Рэли. Рэли забавлялся игрушкой «Йо-Йо» с одним из операторов. Одна из девушек, отвечавших за грим, хлопотала над Ферн. Бобби стоял рядом. Он докуривал сигарету и собирался поправить ей волосы. Бет заметила и Пола, стоявшего в сторонке.

Он разговаривал с Мегги и с парнями из отдела рекламы. Там же были репортеры и фотографы.

Наконец все было готово. Участники заняли свои места. Диктор смотрел на огромный экран, где шла реклама, он ждал, когда она закончится, чтобы представить зрителям Ферн. Помощник режиссера следил за стрелкой часов, а сам режиссер продолжал отдавать приказания в микрофон. Он походил на полководца, управляющего небольшой армией.

Бет видела все это несчетное количество раз и почти ни на что не обращала внимания. Ей уже надоели все эти репетиции.

– Пора! – объявил помощник режиссера и нажал на кнопку секундомера. Режиссер кивнул и показал, что все о'кей, сделав знак большим и указательным пальцами. Бет подумала, как интересно, что во время репетиции Пол ни разу не посмотрел на Ферн. Ни единого раза.

Он сел рядом с Бет в тот момент, когда открылись двери и в зал впустили публику. Мужчины были в костюмах и галстуках, некоторые из дам в шляпках и перчатках.

– Я тебя люблю, – шепнула она, низко склонившись к нему.

Он удивился, потом улыбнулся и потрепал ее по плечу.

Шум в зале стих, когда вышел диктор, поприветствовал гостей и поблагодарил их за то, что они пришли сюда.

Все замолчали, и он представил им мисс Ферн Дарлинг, ведущую этой программы. Послышались аплодисменты, когда она вышла в своих идиотских туфлях на огромных каблуках.

Потом присутствующие поняли, что маленький мальчик, которого она вела за руку, сам Рэли Барнз, и они бешено захлопали и начали выкрикивать его имя. Рэли был необычайно хорош в маленьком пиджачке, коротеньких штанишках и в гольфиках, которые доходили ему почти до колен. На нем была белая рубашка и полосатый галстук. Бет просто задыхалась от любви к нему. Помощник режиссера поднял вверх руку, пытаясь утихомирить присутствующих, потому что из-за них передача могла выбиться из графика. Наконец все успокоились.

Ферн начала вступительную речь со слов о сэре Джордже Дине, о том, каким он ей был другом и учителем. Она прослезилась, говоря о нем, и Рэли тоже заплакал, несмотря на то, что она несколько раз говорила те же самые слова на репетиции. Потом она представила Рэли и сказала, как она счастлива, что он сидит рядом с нею целый и невредимый. Присутствующие опять начали аплодировать, топать ногами, и помощник режиссера снова замахал руками. На его лице отразился ужас.

– Я никогда не брала интервью у того, кому всего лишь пять лет, – сказала Ферн, и аудитория одобрительно похлопала ей. Все узнали фразу из анонса, который все время показывали по этой программе.

– А теперь вы занимаетесь именно этим, – заметил Рэли и широко ухмыльнулся, игриво потрепав ее по руке. Ему действительно нравилась Ферн.

– Ты рад, что вернулся домой? – спросила Ферн. – Над чем ты сейчас работаешь?

– Я собираюсь сниматься в четырех картинах, – ответил Рэли, даже не глядя на монитор. Он уже все помнил наизусть.

– Да, я слышала об этом, – заметила Ферн. Бет подумала, что ей следовало придумать более оригинальную реплику. Она почти не слушала, что говорила Ферн, которая постоянно облизывала губы и двигала ногами. Было ясно, что она сильно нервничала.

– Ты сначала будешь сниматься в «Зорро», не так ли? На тебе будет плащ, на спине которого вышита буква «3»! Мне кажется, ты будешь выглядеть просто великолепно. Правда?

– Мне нравится носить плащ, – серьезно заметил Рэли.

– А тебе нравится сниматься в кино? И то, что тебя всюду узнают? – спросила Ферн.

– Мне очень нравится, когда хлопает хлопушка, съемка оканчивается и все-все говорят, что я сыграл хорошо.

– А когда ты исполняешь трюки, тебе не страшно? Наверное, нужно все хорошо рассчитать. Ты много тренируешься? – продолжала вопросы Ферн.

– Много, – кивнул Рэли. – Но я уже не волнуюсь. Я хочу сказать, что не боюсь сделать ошибку. Я исполнял трюки много раз, все время с тех пор, как я себя помню.

– Ты никогда не думаешь о том, что было бы, если бы ты вел обычную жизнь, как все остальные ребята? Играл, гулял…

– Я уже привык, – скромно заметил Рэли. – Для меня это – нормальная жизнь.

– Но что будет, если ты вообще не станешь работать? – настаивала она. – Будешь просто развлекаться, шалить, как остальные дети. Ты уже сейчас чему-то учишься. Я хочу сказать, что тебе будет трудно в обычной школе. Что ты думаешь по этому поводу?

– Слушай, Ферн, – сказал Рэли и нахмурился. – Мне нравится все как оно есть. Правда! Понимаешь, я знаю только эту жизнь. Мне не с чем ее сравнить. Я счастлив жить именно этой жизнью.

– Тебя не волнует, Рэли, – продолжала она, – что ты содержишь всю свою семью? Что ты за все платишь?

– Но они много денег откладывают мне на будущее, – ответил Рэли.

Бет злобно сжала губы, она считала, что Ферн задала неприличный вопрос.

– У меня есть деньги, чтобы я смог учиться в колледже.

– Да, да, колледж, – продолжала Ферн. – Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, а, парень?

– Я хочу стать самым лучшим, – ответил Рэли с сияющей улыбкой. – Я стану самым лучшим!

– Что ты имеешь в виду?

– Я пока еще не знаю, – сказал Рэли. – Мне ведь всего лишь пять лет!

Помощник режиссера показал зрителям, что они могут поаплодировать. Передачу прервали, дали рекламу. Потом был показан пятнадцатиминутный монтаж клипов с участием Рэли. За это время он переоделся в спортивный костюм.

На площадке установили бревно и кольца и укрепили канат, по которому он должен был спуститься в аудиторию.

На сцене снова появилась Ферн, уже в другом платье. Вырез еще больше, с отвращением подумала Бет. Она еще сильнее стала напоминать дешевую проститутку. Карикатура на Мэрилин Монро. Та тоже иногда выглядела достаточно вульгарно… Чувствовалось, что Ферн немного расслабилась и стала более уверенной. Бет краем глаза отметила, как она шепталась с помощником режиссера, видимо, убеждая его: «Мы здесь все должны помогать друг другу».

– И снова Рэли Барнз! – завопила она и начала хлопать, когда Рэли лихо спустился вниз по канату. Потом он сделал сальто и перескочил на бревно, и все это одним движением. Бет не раз видела, как он отрабатывал это во время репетиции. Она знала, что тогда он все делал вполсилы. Сейчас он вкалывал на славу, делал повороты, вертелся в воздухе. Бабушки в аудитории затихли от ужаса. Он прыгнул и, казалось, просто застыл в воздухе, пока не схватился за кольца, перевернулся вверх ногами и сделал стойку на руках в воздухе. Даже Бет вскрикнула от страха, казалось, он застыл в воздухе бесконечно долго и лишь в самый последний момент ухватился за одно кольцо. Вся аудитория одновременно вздохнула с облегчением.

Рэли сделал еще несколько быстрых переворотов в воздухе, потом стойку на одной руке на бревне и снова взлетел в воздух, выгнув спину. Наконец приземлился, раскинув в стороны руки. Его улыбка и ямочки на щеках были прелестны. Зрители аплодировали и вопили от восхищения.

Потом показали короткое интервью с легендарным фотографом из журнала «Лайф». В это время на экране появились фотографии, которые использовались в статье. Рэли как раз сел на свое место, когда показывали последнее фото. Все в студии были просто в восторге и начали аплодировать, когда погас огромный экран, а Ферн с улыбкой на лице поблагодарила фотографа.

– Вы просто великолепны, – сказала она. В ее голосе звучало восхищение. – Я бы не прочь иметь парочку ваших фото. Сколько вы берете?

– Я вам не по карману, – весело ответил он. – Ферн, спасибо, что вы пригласили меня сегодня сюда.

Он повернулся к Рэли и протянул ему руку.

– Малыш, сегодня великий день. Я счастлив, что присутствовал при этом!

– Эй, пока не уходите, – сказала ему Ферн. – У меня для всех есть маленький сюрприз. Посидите еще минутку, ладно?

Фотограф снова уселся на свой стул. Ферн сделал знак ассистенту режиссера. Пол наклонился к Бег.

– Какого хрена, что она еще задумала? – злобно прошептал он.

Пока он говорил это, на огромном экране показалось увеличенное любительское фото Рэли. Он сидел на потрепанном ковре. Рядом с его белокурой головкой можно было заметить подлокотник старого дивана. На нем была рубашка и штанишки. Бет никогда раньше не видела этой одежды. Он широко улыбался, и в его руках был Фриски. Но щенок был явно моложе, чем тогда, когда Рэли привел его в полицейский участок в Беверли Хиллз.

– Боже мой! – выдохнула Бет. Она поняла, что им показали.

– Вам не хотелось бы иметь подобное фото? – спросила Ферн фотографа, который с открытым ртом уставился на экран. – Рэли был в этом месте, когда его похитили. Он там, видимо, не так плохо проводил время. Посмотрите, как он улыбается.

Бет посмотрела на Рэли. Тот сильно покраснел и, казалось, хотел провалиться сквозь землю. Она подумала, что с радостью бы умерла ради своего сына.

– Я все сказала правильно, не так ли, Рэли? – спросила его Ферн и ласково потрепала по голове.

Он медленно кивнул головой.

– А о парне, который привел тебя туда, ты нам расскажешь, ладно? Что он из себя представлял и все остальное, – медленно произнесла Ферн.

Рэли помолчал несколько секунд. Он с сомнением смотрел на фото на экране, потом на Ферн.

– Он меня любил, – наконец сказал он тихим, дрожащим голосом. – Он хотел, чтобы я стал ему другом.

– И как он проявлял это? – спросила Ферн, наклоняясь к нему. – Он обнимал тебя? Или, может, целовал, да?

Бет почувствовала, что людям в зале были неприятны эти вопросы. Они были явно возмущены. Она схватила себя за горло. Режиссер, видимо, знал обо всем, но сейчас, казалось, был в шоке. Что касается Рэли, он просто несколько секунд сидел молча, как бы пытаясь решить, что он чувствует. Его глаза сощурились, челюсть окаменела. Бет поняла, что он жутко разозлился.

– Ты все говоришь неправильно, Ферн, – сказал он, вскочил со стула и побежал со сцены, – Ты должна следовать сценарию. Вот как все правильно делается!

– Сядь, Рэли, – пробормотала она.

Но он уже убежал. Режиссер замахал руками и начал орать что-то в микрофон. Все мониторы погасли, а Ферн легко пожала плечиками, как будто она была здесь ни при чем и не она обидела Рэли. Как будто не она была виновата, что последние три минуты программы на экране ничего не было, кроме названия компании, и на оживших мониторах виднелась надпись «Приготовиться!».

 

ГЛАВА 40

Ферн никому не сказала, где она взяла злополучное фото. На следующий день об этом писали все газеты. Бет старательно просмотрела каждую. Ферн заявила, что не может указать свой источник и еще что в ее действиях нет нарушения закона: согласно «Первой поправке», право репортера – не указывать источник информации. И это говорила она, которая шевелила губами во время чтения и с трудом могла написать свое имя. Бет покачала головой и прикурила следующую сигарету.

Было решено созвать Большое жюри. Они снова зададут ей тот же самый вопрос. Если она не ответит, ее обвинят в оскорблении суда и отправят в тюрьму.

Позднее об этом событии сообщили в «Новостях», и последовала реакция со всех концов страны. Было опубликовано заявление групп журналистов, которые объявили, что полностью поддерживают Ферн. Потом появились интервью с судьями – всех интересовало мнение юристов по поводу случившегося. Везде только и говорили о Ферн, Ферн и еще раз Ферн. Эффект от снимка почти перекрыл впечатления от шоу, хотя все равно рейтинг шоу был необычайно высок. Рэли поначалу сильно злился на Ферн, но потом отошел.

Он сейчас уже достаточно хорошо читал и поэтому проводил много времени со своими книжками. Даже начал читать «Винни Пуха».

Бет давно не видела Пола таким счастливым, когда он в этот вечер вовремя вернулся к ужину.

– Мы все "подписали, – заявил он, потом подхватил ее на руки и покружил по комнате.

– Я получил все, что хотел. Четыре процента – вот что принес нам этот скандал. Мы начинали с 48 процентов, а теперь у нас уже 52, бэби, мы обладаем контролем над действиями компании. Боже, я так счастлив, что чуть не плачу!

В эту ночь они долго занимались любовью. Все было просто великолепно. Когда ей в следующий раз позвонил Брэд, она сказала, что больше не станет с ним встречаться. У них должен появиться ребенок, и его беременная жена и т. д. и т. п. Она чувствует себя виноватой и надеется, что он все поймет.

Бет была растрогана, когда он заплакал и стал умолять ее, чтобы она изменила свое решение.

– Хорошо, но это в последний раз, – заявила она. Когда она вошла в дом, звонил телефон, и Бет была поражена, когда услышала голос оператора. Ее спрашивали – заплатит ли она за звонок от Ферн Дарлинг.

– Ты где? – взволнованно поинтересовалась она у Ферн.

– Да я тут, в тюряге, – фыркнула Ферн. – Вот чума!

– Ты хочешь сказать, что ты в тюрьме? – переспросила Бет.

– Ну да, в бабской тюряге в нижнем городе. Ну ты бы видела этих баб! У тебя бы встали волосы дыбом! Все свистят и выкрикивают разные гадости. Я себя почувствовала королевой красоты! Я хочу тебе сказать, что могу выбрать любую!

– Ты не боишься?

– Нет, они содержат меня отдельно. Ты же понимаешь, что я знаменитость. У них будут неприятности, если кто-то из этих лесбиянок схватит меня и начнет вытворять со мной кое-что. Они не хотят рисковать, ты бы видела, что здесь творится!

– Ферн, что ты там делаешь?

– Старуха, это решение Большого жюри. Ты бы видела эту сцену. Двадцать семь мужиков и все сидят на возвышении, а я внизу одна-одинешенька, и они задают мне вопросы. Я даже не имела права пригласить адвоката. Вот так-то, лапочка, а еще что-то рассуждают об инквизиции.

– Я не могу поверить во все это, – прошептала Бет. – Ты, наверное, Бог знает что пережила.

– Да уж приятного мало. А знаешь, какое на мне было платье? Помнишь то белое, в черный горошек? И черная шляпа с огромными полями. И сумочка из черной кожи и такие же туфли. Я приготовилась будь здоров.

– Ты хочешь сказать, что хотела попасть в тюрьму?

– Ну да, – снисходительно сказала Ферн. – В этом-то все дело. Мне нужна реклама и чтобы коллеги были на моей стороне. Детка, все произошло так, как я планировала. Газетный синдикат готовит контракт, чтобы я вела колонку в газете, и они предложили мне работу на ТВ.

– Ты же не умеешь писать, – заметила Бет.

– Я найму кого-нибудь, кто будет писать вместо меня, – захохотала Ферн. – Господи, писатели, да их пучок на пятачок!

– Где ты взяла это фото? – спросила Бет.

– Ты скоро все узнаешь, – заметила Ферн. – Как только я сойду с первых страниц. Где-то через недельку или что-то вроде этого! Я скажу Большому жюри все, что они пожелают выслушать.

– А в это время, пока мы разговариваем, похититель может украсть другого ребенка. А ты сидишь в тюрьме и ждешь, когда известность принесет тебе свои плоды! – зло прошептала Бет.

– Ну послушай меня, – сказала Ферн. – Мне нужна небольшая услуга. Ладно? Мне нужно, чтобы ты принесла сюда мою косметику и все такое. Один из парней в доме сэра Джорджа покажет тебе, где все лежит. Когда ты придешь, захвати с собой Рэли. Я договорюсь, чтобы здесь были журналисты и фотографы. Ты представляешь, как все будет выглядеть в прессе и на ТВ? Рэли навещает меня в тюрьме!

– Я не хочу, чтобы Рэли участвовал во всем этом, – холодно заметила Бет.

– Захочешь, захочешь, – ответила Ферн. – Ты спроси об этом у своего прекрасного муженька, кисонька! Пока, до встречи!

Бет сидела и слушала гудки отбоя. Она была настолько зла, что на ее глаза навернулись слезы. Ферн была самой гадкой личностью, с которой ей приходилось встречаться в своей жизни. Она была сотворена из льда, и вместо сердца у нее тоже была ледышка.

Спустя неделю она заявила Большому жюри, что кто-то неизвестный просто прислал ей фото по почте. Она даже не сразу заглянула в конверт, он довольно долго просто лежал у нее на столе. К тому времени она уже вдоволь насладилась славой и теперь пожинала ее плоды. Когда ее спросили, почему она сразу ничего не сказала, она ответила, что это ее право, и потом, она действительно ничего не могла им сообщить.

Фотографию к тому времени держало в руках столько людей, что, когда она попала к дактилоскописту, он смог выявить там только какие-то неясные смазанные отпечатки. Работать с ними было невозможно. Когда фото было показано по ТВ и напечатано в газетах, никто не откликнулся. Не было никакой подсказки, где могла быть сделана эта фотография.

Бет с отвращением видела, что везде снова были огромные фотографии Ферн.

– Ты просто умрешь, – промурлыкала Ферн, позвонив как-то утром Бет. – Мне позвонил сам мэр города, понимаешь? Они планируют огромный прием в «Ротари-клаб» и желают оказать мне честь и преподнести мне ключ от города. Правда, здорово, а, киска?

– Что ты им сказала? – спросила Бет.

– Я сказала им, чтобы они шли в жопу, – ответила Ферн и залилась вульгарным резким смехом.

 

ГЛАВА 41

Шум вертолета был настолько сильным, что Рэли ничего не слышал из того, что пытался объяснить ему пилот.

Он наклонился в его сторону, приложил руку к уху и покачал головой. Пилот показал на юг в направлении к горам Санта-Моники. Луна прекрасно освещала их в сине-черном небе.

– Пятнадцать минут, – сказал он. Рэли все равно ничего не услышал, но прочитал по губам. Он кивнул, чтобы показать, что понял.

Впереди был город – перед ними простиралось море огней.

Рэли видел, что городу не было ни конца ни края. Слева был островок небоскребов, они нависали над Сити-Холмом.

Перед ними стояло несколько отдельных башен на задворках «XX век Фокс». Рэли там много снимался.

Все казалось каким-то нереальным и пустынным, как после взрыва.

Гораздо дальше отсюда были видны красные мигающие огни в небе – это садились самолеты в международном аэропорту Лос-Анджелеса.

Через несколько минут Рэли смог различить извилистую ленту дороги с огоньками несущихся машин. Сансет-Стрип… В летнюю прекрасную ночь Сансет жила своим обычным бешеным ритмом. Еще дальше виднелись красные, синие и белые огни над бассейном. Огромный щит наверху здания «Рэли Барнз продакшнз». Пол ни о чем не забудет, подумал Рэли с улыбкой. Как только известные студии и компании начали размещать эти огромные раскрашенные рекламные щиты, Пол начал думать о том, что им нужен такой же щит. Только он будет гораздо лучше и больше всех остальных. И необходимо, чтобы это был не только щит, но чтобы на нем что-то двигалось.

Наконец ему пришла гениальная идея. На их щите будет все время появляться информация. Световая информация. По типу того, как были представлены новости на светящейся дорожке на Таймс-сквер.

Пусть это будет реклама картины с подводными съемками, которую они собирались делать на побережье Пуэрто-Валларта в Мексике, где Джон Хьюстон снимал «Ночь Игуаны». Поэтому в рекламе должна быть вода.

– Вот-вот! – воскликнул Пол.

Бассейн и огромный щит с рекламой картины. Бегущая строка будет отсчитывать дни, пока не начнутся съемки, а потом дни производства картины'. Потом будет отмечаться время до выхода картины на экран. Типа календаря. Все было бы прекрасно, но Пол начал строить свои планы, когда они собирались снимать новую картину по Давиду Копперфильду. Делать римейк. А после этого «Питер Пэн». Еще не было ничего – ни названия, ни сценария, ни даты начала съемок и не было денег. Но если Пол что-то задумывал, то можно было считать, что он этого уже добился. На крыше здания построили помост, на нем щит, на котором было написано: «Не пропустите информацию». И все было закончено еще до того, как комиссия уполномоченных начала вопить, что у него не было разрешения на постройку. Они подали на него в суд, то же самое сделали все владельцы окружающих зданий. Но щит оставался на месте, так же как и бассейн, который, казалось, парил в воздухе прямо посредине Сансет.

Пол обладал прекрасным воображением. Он мог видеть все в перспективе. Все было прекрасно, и Рэли надеялся, что эти качества перейдут к нему. Правда, иногда Пол был уж слишком занудлив. Он мог цепляться к самым незначительным вещам. И страшно надоедал им всем. Например, веснушки. Рэли вспомнил эту историю двухлетней давности. Ему тогда было девять лет. Проходили съемки в долине Сан-Фернандо на ранчо Корригана. Там снимали почти все вестерны. Шла репетиция трюка, когда он прыгал с крыши дома прямо в седло и потом должен был ускакать прочь в облаке пыли.

Он, Пол и Дарби сели на заднее сиденье лимузина. Это было в четыре утра. Они выезжали из ворот поместья и должны были повернуть направо на Сансет, потом на шоссе Сан-Диего и ехать дальше на север. Все было тихо в это время. Рэли нравилось полное спокойствие. Их машина была почти единственной на дороге. В этом была какая-то тайна. К тому времени, когда они выехали на шоссе Вентура, небо стало серым, и на нем появились полоски розового цвета. На дороге стало больше машин. Проносились в основном грузовики, но попадались и легковые. Пол изучал колонки цифр, а Дарби просматривал сцены, которые им предстояло сегодня снимать. Рэли посматривал в окно и о чем-то мечтал. Ему было приятно просто спокойно сидеть в движущейся машине.

Как только они приехали, сразу же началась суета. Осветители и помощники пили кофе из пластиковых стаканчиков, жевали пончики. Трейлеры свезли в нужное место перед началом съемок. В них влетали и из них вылетали люди, готовившиеся к съемкам. Он помахал рукой своему партнеру, известному актеру, который обычно играл ковбоев, и тот помахал ему в ответ. Девушка, ответственная за грим, поздоровалась с ним, и уже прибыл его парикмахер. Все были на месте.

Через дорогу несколько ковбоев занимались лошадьми.

Рэли, в джинсах и сапожках, ковбойской рубашке, с платком-бандана на шее, держал в руках шляпу, готовый начать работу, как только будет подходящее освещение.

Дарби стоял у здании, где он должен был выполнять свой трюк. Он разговаривал с ассистентами. Недалеко, нахмурившись, стоял Пол.

Руки Пол засунул в карманы. Он, как всегда, волновался, что что-то пойдет не так. Бывало, конечно, всякое. Например, на съемках «Робин Гуда» Рэли сломал себе запястье. Лошадь испугалась и сбросила его на землю. Он ходил в гипсе месяц и после этого в течение шести недель принимал курс физиотерапии. Пол тогда чуть не чокнулся, потому что пришлось прервать съемки. Страховая компания требовала, чтобы трюки исполнял кто-то другой: Рэли был слишком дорогим мальчиком, чтобы они могли рисковать его здоровьем.

Но никто не мог его заменить – ни один обычный мальчик не был способен на такое, а лилипуты не делали подобных трюков. Поэтому страховка была просто колоссальной, и все съемки должны были продолжаться всего лишь четыре часа в день. Рэли имел право работать только четыре часа. По законам Калифорнии, остальное время он должен был учиться.

Но сломанное запястье было обычной вещью в этой профессии. В тот раз трюк не представлял для него опасности. Лошадь была хорошо подготовлена, ему удалось прекрасно познакомиться и подружиться с ней, и они нравились друг другу, и самое главное – доверяли друг другу. Они снова и снова делали этот трюк, и перед ленчем он почувствовал, что все в порядке.

Под деревьями расположили длинные деревянные столы. Один из помощников пошел, чтобы принести ленч для Рэли. Рэли сел на скамейку рядом с Полом.

– Что это за пятна у тебя на лице? – спросил Пол. На его лице появилось выражение ужаса. Он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть Рэли.

Рэли в страхе подумал, что это, наверное, корь. Он никогда не болел корью. Или ветрянка. Нет, нет!

– Какие пятна? – спросил он.

– Эти маленькие коричневые пятнышки у тебя на носу, – ответил Пол таким тоном, как будто Рэли внезапно заболел проказой или у него начали выпадать зубы. Зубы у него уже выпадали. Но эту проблему разрешили с помощью детского зубного врача, который снабжал коронками всех малолетних кинозвезд. Как-то Пол просматривал новые кадры с Рэли и обнаружил, что у Рэли потемнели волосы. Он становился шатеном, а не блондином. Сразу же был вызван Бобби, и он время от времени осветлял его волосы, и Рэли оставался блондином. Он даже стал еще светлее, чем в то время, когда был совсем малышом.

И теперь это. Маленькие темные пятнышки у него на носу. Боже мой, да это же веснушки! Что здесь такого страшного? Но Пол поднял жуткий шум.

Он вызвал Дарби, и они оба уставились в лицо Рэли. Потом вызвали Мегги из ее офиса в городе. Весь день они обсуждали, придают ли веснушки очарование лицу Рэли – тогда их можно будет оставить, – или же все очень плохо и их следует затушевать.

Самым главным был вопрос: в каких случаях Рэли больше привлекал к себе внимание как типичный американский мальчик – с веснушками или без них? Вот у Батча Дженкинса были веснушки, но они плохо выглядели на Дерриле Хикмане. Они целый день обсуждали эту проблему так и эдак. Совещание затянулось до самого вечера, и наконец они пришли к решению: никаких веснушек!

От этого можно было просто сойти с ума, тем более что он все время был в центре внимания. Пол не упускал ни одной мелочи. Иногда Рэли казалось, что он – солнце и все остальное вращается вокруг него. Конечно, Пол не забывал напоминать ему, что без его руководства он будет самым обычным маленьким ребенком. И еще реклама, без которой он – ничто!

Он прекрасно понимал, что он не настоящий актер. Вот Марлон Брандо – это актер! Рэли был еще слишком мал. Он был больше похож на попугая. Дарби объяснял ему его задачу, а он все выполнял. Смеялся, улыбался, плакал, выглядел задумчивым. Вот только петь не умел. Это стало ясно во время съемок «Питера Пэна». Все так волновались по этому поводу. Он часами занимался с преподавателем музыки и все равно еле-еле мог правильно воспроизвести мелодию. То-то было удивление, когда появились отзывы, и какие! Рэли понял, что все было так потому, что маленьким детям необязательно хорошо петь. Достаточно того, что он вообще что-то запел. Он сам себе напоминал собачку, которая могла стоять и ходить на задних лапках.

Да, он не был ни актером, ни певцом. Ну и что?

Он – кинозвезда! Отпечатки его рук и ног остались в цементе перед входом в Китайский центр Граумана! Рядом были отпечатки Риты Хейуорд, Чарльза Бойера, Джинни Крейн и Генри Фонда. Ему дали палочку, и он старательно написал: «Мистеру Грауману. Огромное Вам спасибо. С любовью Рэли Барнз. 10 августа 1961 года».

Его окружали поклонники. Они аплодировали и выкрикивали его имя. Им хотелось увидеть его, получить автограф, и если повезет – то коснуться. Они писали ему. Тысячи писем каждую неделю. Целый штат людей рассылал подписанные им фотографии. Три человека занимались координацией работы его фэн-клубов. Эти клубы были в каждом штате, за исключением Южной Дакоты и Теннеси.

Иногда ему грозили, хотя предполагалось, что Рэли ничего не знает об этом. Угрожающие письма приходили с почтой, часто на дешевую бумагу были криво наклеены вырезанные из газет буквы. Иногда были звонки в их особняк, угрозы шепотом по ночам. После этого Пол вызывал полицию и они снова меняли номер телефона. Месяца два после этого удваивались отряды, патрулировавшие вокруг дома.

Иногда, когда выдавалась минутка досуга – например, перед началом съемок, – Рэли пытался осмыслить, что он значит для всех этих людей – тех, кто любил его, и тех, кто желал его убить. Например, старенькие леди. О, они по-настоящему любили его. Он понял, что он был для них идеальным внуком, которого у них не было. Маленький мальчик – очень храбрый, но и очень ранимый. Здесь все было просто. Им хотелось ласкать его и ухаживать за ним. Маленькие девочки, его поклонницы, хотели, чтобы он стал их дружком, которым они могли бы хвалиться среди своих подруг. Чтобы те завидовали и восхищались Рэли. Девушкам он тоже нравился. Но он никогда не говорил во время интервью еще об одной огромной группе своих обожателей – гомосексуалистах. Ну, они и любили его! Просто обожали. Прямо удивительно. Они глядели на него такими голодными глазами, как будто желали проглотить целиком. Этот взгляд, когда он замечал его, всегда пугал Рэли. Так на него смотрел сэр Джордж Дин, когда он был крохотным ребенком. Рэли всегда было неудобно, потому что он не понимал, в чем тут дело. Он же тогда не знал, что существует много мужчин, которым нравятся только мужчины. Конечно, когда он думал о девочках, он решил, что еще слишком мал, чтобы разобраться, почему кому-то могли нравиться те или иные девочки. Они вообще ничего не умели и всего боялись. В картинах, например, их хватало только на то, чтобы коснуться тебя рукой и сказать «Будь осторожен», когда он собирался пойти и убить дракона или отправиться на войну или сделать что еще. Так было всегда, когда вместе с ним в картине снималась девочка. Им всегда хотелось, чтобы ты бросал все настоящие мужские дела и начинал заниматься ими. Возьмите для примера мамочку. Вот уж типичная женщина. Такая хорошенькая и милая, но держится всегда где-то позади. Рэли никак не мог понять, почему она не принимала ни в чем участия. Ведь действовать так интересно. Он всегда прекрасно себя чувствовал, когда пробовал сделать что-то новое, и понимал, что со всем справится.

Но мамочка боялась даже подниматься на лифте одна. Она не умела водить машину. Не было никакой возможности заставить ее полететь на самолете. Интересно, чего она так боится!

Рэли часто думал об этом. Самое ужасное, что могло с ней случиться, она могла умереть. Но она могла умереть в любом случае. Это ждало всех. Нет, Пол прав: если ты собираешься что-то свершить, тебе стоит попробовать все. Человек делает первый глоток воздуха, начинает дышать, а потом уже учится всему остальному, развивается дальше.

Может, оттого, что мамочка всего боялась, она все время принимала транквилизаторы и слишком много пила. Наверное, так она изгоняла свои страхи. Рэли любил ее, но не уважал.

Иногда он размышлял о ее отношениях с Полом. Рэли понимал, что Пол смотрел на нее сверху вниз. А иногда и открыто презирал.

Тогда у мамочки было такое выражение лица, как будто ее ударили. Она вся как-то скукоживалась и начинала плакать.

Рэли не мог выносить ее страданий. Правда! Но что можно было от нее ожидать, когда она была в «отключке» из-за своих таблеток или же едва стояла на ногах, потому что «перебрала»!

Дарби вообще не обращал на нее внимания. Но Дарби – другое дело. Почему, например, Дарби жил с ними? О, он, конечно, постоянно слышал рассказы о том, как все начиналось. Что они сразу же поняли, что Рэли особенный ребенок, и пришли к решению приложить все усилия, чтобы Рэли стал самым-самым! Но это было тогда, а сейчас? Он наконец снял свою фальшивую идиотскую повязку с глаза. Но все равно в нем было что-то странное. К Рэли он относился как собственник, чем-то напоминая того парня, который похитил его. Ха, он не вспоминал о нем многие годы.

Бадди – вот как его звали. Он был неплохим парнем, только очень «ку-ку». И это все случилось столько лет назад. Если бы Бадди не подарил ему Фриски, можно было бы решить, что этого никогда не было.

Однажды он даже поехал на машине туда, где, как ему казалось, жил Бадди. Но если они приехали правильно, то этот дом уже снесли. Там теперь был торговый центр с рестораном «Тайни Нейлор», обувным салоном и парикмахерской.

Внизу Рэли увидел синий прямоугольник бассейна, тысячи людей, заполнивших улицу, полицейские машины со сверкающими красными и синими огнями.

Дарби наклонился с переднего сиденья, приладил пряжки на плечах костюма для ныряния и подал Рэли ласты. Вертолет спустился ниже. Рэли в это время вдел ногу в петлю на конце крепкого каната. Он открыл дверцу и прижался к ней. Дверца опустилась. В какое-то мгновение он сильно покачнулся. Потом стал опускаться все ниже и ниже, выбираясь из вертолета, и повис на канате. Ночной воздух коснулся его лица, когда он посмотрел вниз.

Бассейн, освещенный, снизу, выглядел холодным и неприветливым. Люди, находившиеся на крыше; – знаменитости, пресса, богатые люди прошлого, настоящего и будущего, – все они образовали море поднятых вверх лиц. Официанты в красных курточках тоже перестали бегать с подносами и смотрели вверх. То же самое делали музыканты. Столики на крыше были накрыты зелеными скатертями, в центре каждого стояли цветы. Там было четыре бара.

Когда они подлетели и спустились ниже, Рэли почти почувствовал, как они все затаили дыхание. Великолепное ощущение, подумал он с подъемом. Он раскачивался все ближе и ближе к бассейну. Он был достаточно низко, чтобы прыгнуть. Ему нравилось выполнять подобные трюки, и он старался не думать о том, что когда-нибудь перестанет делать это. О, сейчас все было чудесно. Он был маленьким милым ребенком, к тому же выглядел гораздо моложе своих лет. Но что будет, когда он подрастет и перестанет так привлекать к себе внимание?

Иногда он думал о том, что будет брать уроки мастерства и станет настоящим актером.

Или, может, станет сценаристом и начнет создавать шедевры, сам придумывая их. И сам будет ставить картины. Тогда он сможет выразить свое представление о мире.

Но на самом деле ему больше всего хотелось стать исследователем. Когда его рука была в гипсе, он много читал о жизни этих людей.

Сэр Ричард Бертон, Лоуренс Аравийский, сэр Эдмунд Хиллари… Ему действительно нравилась эта идея, идея покорения новых миров. Ему хотелось прожить тысячи жизней и сделать тысячи разных вещей.

Пора, подумал он и отбросил петлю, держась одной рукой за канат. Он слышал, как толпа хором вздохнула от ужаса. Он принял нужное положение и нырнул вниз в бассейн. Он чувствовал настоящую свободу и наслаждение, когда вонзился в воду и ощутил на лице ее ледяное прикосновение.

Они решили, что ему следует раза два проплыть по бассейну. Просто чтобы закрепить успех. Ничего сложного. Разве кому-то будет интересно смотреть, как кто-то плывет по бассейну? Прыжок в бассейн с вертолета – вот это да! Здесь нельзя было совершить даже малейшей ошибки.

Рэли вынырнул на поверхность и вдохнул воздух, чтобы насытить им свои жаждущие легкие. Он услышал крики и аплодисменты, медленно поплыл к краю и вылез на бортик. Внизу на улице раздавались такие крики, как будто шло восстание.

Все столпились вокруг. Ему подавали полотенца, спрашивали, как он себя чувствует, расчищали перед ним проход. Они просто преклонялись перед ним и даже несколько заискивали.

Ему хотелось крикнуть: «Да перестаньте же! Хоть я кинозвезда, я все равно просто человек». Но иногда он думал: так ли это на самом деле? Может, он вместил в себя все их мечты, надежды, иллюзии и на самом деле сам по себе не существовал?..

 

ГЛАВА 42

Бет решила, что ей звонили из-за этого ужасного бассейна. Он просто лез всем в глаза. Его приезжали посмотреть множество туристов, как это было с «Диснейлендом».

Из-за этого постоянно создавались пробки, и, кроме того, у них не было разрешения строить здесь бассейн, и его было необходимо сразу же снести. Она была уверена, что звонок был связан именно с этим. Потому что не существовало иной причины, по которой ей могли звонить Мэри Лу Фернандес Уолтерс и Битси Хортон. Они пригласили ее на ленч в «Кантри-клаб» в Лос-Анджелес.

Мэри Лу Фернандес Уолтерс стояла на вершине социальной лестницы в городе. Наследница знатной фамилии, владевшей множеством земли. Именно поэтому, кроме фамилии мужа, который был важной шишкой в космических далях и в чем-то еще, она пользовалась и своей девичьей фамилией. Битси Хортон была женой издателя самой важной газеты в городе. Она всегда знала все обо всем и о всех. Бет покраснела, вспомнив о давних днях и обстоятельствах, когда она познакомилась с мистером Хортоном. Было что-то неприличное в том, что такая важная персона должна была платить, чтобы заняться с кем-то сексом. Он что, не понимал, что его легко могут узнать? Она, правда, никогда и никому не рассказывала об этом.

Она просто сказала секретарше миссис Фернандес Уолтерс, что ей нужно проверить, занята она или нет, и что она перезвонит ей через пару часов.

У нее появилось время, чтобы решить, сможет ли она сидеть за одним столиком с Битси Хортон, если когда-то занимались сексом с ее мужем. Она должна была набраться сил, чтобы выслушать от них все ужасные вещи, которые они станут ей говорить о бассейне.

Наконец любопытство победило, и Бет перезвонила секретарше, сказав, что с удовольствием встретится с ними за ленчем. Боже, как же ей хотелось увидеть «Кантри-клаб» Лос-Анджелеса. Этот клуб не принимал в свои члены никого, кто был каким-то образом связан с шоу-бизнесом!

Потом Бет начала волноваться – что ей следовало надеть, встречаясь с подобными дамами, да еще и в таком престижном клубе. Глупо было спрашивать совета у Ферн, но тем не менее Бет все равно позвонила ей. Она ждала до бесконечности, пока ее соединили с Ферн. Звонок передавался от одного помощника к другому. Ферн заявила, что не понимает, почему Бет хочет тратить свое время на встречу с этой парочкой снобов. И вообще, кого интересуют люди из центра города! У них все было в прошлом. И всем было известно об этом.

Вся Ферн была в этом: единственно, чего она желала – это поговорить о себе самой. Как всегда. Сейчас она пустилась в откровения относительно своего брака с неким культуристом, которого она в свое время подвезла в машине, когда он голосовал на бульваре Сансет, и быстренько вышла за него замуж. Похоже, это было роковой ошибкой. Парень стал уж слишком властным. И кому все это нужно? Но Бет всегда считала, что ей не следовало выходить замуж за этого Денни Тоска. Он был настоящим отребьем, у которого не было даже костюма, и Ферн покупала ему все вещи.

– Малыш, но он может трахать тебя всю ночь, – заявила ей Ферн. В ее задыхающемся голоске маленькой девочки ясно слышались удивление и восхищение. – Ты бы видела размеры его петушка. Сантиметров двадцать пять. Честно!

Но невозможно же выходить за каждого мужчину, который хорош в постели. И теперь Ферн постигала это на практике.

Зато Бобби был, как всегда, на высоте. Он пообещал, что они вместе поедут и выберут ей туалет для ленча. Бет даже попросила Пола, чтобы тот дал ей лимузин, но он не согласился.

– Как мы поедем на съемки, если ты заберешь у нас машину? – возразил он.

Но когда она подъехала в такси к входу в «Кантри-клаб», то поняла, что все в порядке. На парковке стояли только «бьюики» и «олдсмобили», многоместные фургоны и такие машины, которых она никогда прежде не видела. Ни одного лимузина. Бет вздохнула с облегчением, когда юноша со стоянки открыл для нее дверь такси. Она чудом избежала огромной ошибки, не приехав в лимузине и с шофером, похожим на охранника. Кстати, он и был им.

Ноги у Бет были как ватные, когда она подошла к метрдотелю и скромно сказала, кто ее пригласил. Имена произвели должное впечатление. Ее провели в большой зал.

Огромные окна выходили на поле для гольфа. Столы покрывали традиционные белые скатерти. Люди в зале выглядели такими утонченными и милыми. На женщинах костюмы для гольфа. Мужчины в строгих костюмах. Хотя за всеми столиками велись беседы, в зале не было шумно – разговаривали негромко.

Две леди посмотрели на нее с улыбками, когда ее подвели к угловому столику прямо у окна. О, подумала Бет, она была одета так строго: в костюм бежево-серого цвета с черными пуговицами и такими же серьгами. А обе дамы – в цветастых шелковых платьях. На них были жемчуга, а на головах – маленькие шляпки.

Потом случилось неприятное. Ее ладонь стала совсем влажной, когда каждая из них пожала ей руку и представилась. Вот ужас, мрачно подумала Бет. Они поняли, как сильно она волновалась. Она еще раньше обещала себе, что не будет ничего пить. Но обе дамы пили мартини, и она заказала себе «Кровавую Мэри».

– Мне так нравится ваш маленький мальчик, – сказала ей с улыбкой Битси. – Вы, наверное, сильно гордитесь им.

– Да, ему нравится то, чем он занимается, – ответила Бет. У нее пылали щеки. – Понимаете, все началось так неожиданно. Пол решил просто позабавить малыша и думал, что все продлится несколько месяцев. Но он прекрасно справился со всем и ему очень понравилось. И так все и продолжается до сих пор.

– Это просто прекрасно, – мурлыкала Битси, похлопывая Бет по руке. – Мне кажется, здесь нечего стыдиться, если ребенку нравится сниматься в кино и рекламе. Вы должны подумать о том, как много он видит. Это поможет в его образовании и расширении кругозора.

– Да, может быть, – с сомнением в голосе сказала Бет. – Но не все дети занимаются этим… Например, ваш сын.

– О, Туси, – улыбнулась Битси. – Он такой хороший мальчик. Он года на два старше вашего Рэли. Ему бы очень хотелось стать таким же спортсменом!

– Туси? – переспросила Бет.

Они продолжали широко улыбаться друг другу.

– Он вообще-то Роджер Второй, – объяснила Битси, скорчив рожицу и отхлебнув свой мартини.

– Иметь двух Роджеров в одном доме несколько чересчур. Мы пробовали называть их большой Роджер и маленький, но потом пришли к выводу, что это будет плохо для самолюбия Туси. И он так и стал у нас Туси. Понимаете?

– Да, это прекрасное решение, – заметила Бет с радостной улыбкой. – Туси, как изысканно и мило!

– Он сейчас учится в школе Святого Марка, и у него прекрасные успехи, – продолжала Битси. – Отличные отметки, и он – капитан теннисной команды в этом году.

– Вы можете гордиться им, – сказала Бет.

И они начали болтать, как настоящие мамаши, как женщины, встречавшиеся в «Секретах». И потом Мэри Лу Фернандес Уолтерс предложила, чтобы Бет называла ее просто Мэри Лу. И начала рассказывать о своих пятерых детишках – трех мальчиках и двух девочках. Девочки, естественно, учились в школе Мальборо, двое сыновей – в школе на Восточном побережье, а старший – уже в Йельском университете. Им было трудно, когда он поступал туда, потому что ему не очень хотелось там учиться.

Вскоре Бет успокоилась и расслабилась. Ей нравилось, как они разговаривали друг с другом. Когда подошла официантка, чтобы взять у них заказ, она попросила, чтобы ей принесли салат и чай со льдом. То же самое заказали и обе леди.

– Плохо, что бассейн мешает движению в городе, – робко заметила Бет Кэрол.

– Бассейн? – непонимающе переспросила Мэри Лу. Она немного сощурилась. Наверное, она щурилась, когда проходила все лунки для гольфа. Она прекрасно загорела, с одобрением подумала Бет.

– Ну да, на Сансет, – объяснила Бет. – Там, наверху. Вы, наверное, видели его.

– О, я годами не бываю на бульваре Сансет, – извинилась Мэри Лу. – Я понимаю, что иногда нужно бывать в городе, но мы как-то замкнуты в своем поместье. Наверное, это нехорошо, но что поделаешь?

Значит, дело не в бассейне, подумала Бет. Она улыбалась и кивала головой. Ей не давала покоя мысль, почему же они пригласили ее на ленч.

– Наверное, вам приятно жить в старом доме Кендаллов, – заметила Битси. – Там много места. Но и уход, видимо, требуется большой. Девочками мы проводили там много времени. Один из лучших особняков в городе. Какой ужас эта авиакатастрофа, несчастные Кендаллы. Ах, Говард, милый, милый Говард…

Она задумчиво помешала свой чай и повернулась к Мэри Лу.

– Он ведь ухаживал за тобой, не так ли?

– Да, это было в тот год, когда я начала выезжать в свет, – спокойно ответила Мэри Лу. – Все было не так серьезно, но все же, все же…

– Ваш муж учился вместе с Говардом, правда, Бет Кэрол? – спросила ее Битси небрежным тоном.

– Да, – ответила Бет. Она почувствовала, как у нее снова зарделись щеки.

– Ему, наверное, было приятно, что он смог купить поместье, где он рос. Это показывает, как много он достиг в жизни, – заметила Битси. – Диана очень радовалась этому. Что бы она стала делать с этим огромным особняком и кого бы это вообще могло заинтересовать? Вы знакомы с Дианой?

– Нет, нет! – сказала Бет.

Она вспомнила ее фотографии. Хорошенькая светлая девочка, которая улыбалась, глядя в камеру.

– Конечно, ведь она всегда жила на Восточном побережье, – продолжала Битси. – В Коннектикуте со своей тетей и дядей. Я с ней вижусь, когда приезжаю туда. Я навещаю Туси в школе и, конечно, посещаю там театры. Я обожаю театры, а вы?

– Да, конечно, – выдохнула Бет.

– Именно Диане пришла в голову мысль по поводу дома, точнее, бального зала, – сказала Битси.

– Простите? – непонимающе посмотрела на нее Бет.

– В целях благотворительности, – объяснила Бит-си. – Понимаете, это для нового центра культуры, который воздвигается в деловой части города. Вы, конечно, видели там стройку. Он будет великолепным, не так ли? Там будут размещаться три зала – один для экспериментального театра, во втором будем проходить симфонические концерты и выступления балетных трупп, а третий – для мюзиклов и различных пьес.

Она вздохнула и отпила глоток кофе.

– Нам было так трудно добиться этого, – мрачно заметила она. – Один человек обещал помощь, но он сказал, что будет принимать участие только в том случае, если на театре будет доска с его именем. Но если мы согласимся на это, тогда откажутся другие спонсоры.

– Боюсь, что я не часто бываю в деловом центре, – заметила Бет.

– О, все изменится, как только будет закончено строительство культурного центра, – радостно заметила Бит-си. – Люди будут приезжать сюда. Из Вестсайда, из Пасадены, из Парка Хенкок. Вокруг центра объединится весь город. Именно об этом и мечтала мать. Я хочу сказать, что это все задумала мать Роджера.

– Простите, Битси, – сказала Бет Кэрол. – Я просто не понимаю, какое это имеет отношение ко мне. Вы хотите сказать, что желаете устроить благотворительный прием в нашем доме, чтобы собрать средства для строительства культурного центра? Я правильно вас поняла?

Она перехватила жесткий взгляд блестящих глаз Бит-си, которая быстро взглянула на Мэри Лу.

– Это было бы великолепно, – сказала Битси. – Прогулка по саду… В бальном зале ленч на двести персон… Все пожелают прийти: мы все так веселились в этом доме. Но прошли годы… Мы будем вам благодарны, если вы предоставите дом в наше распоряжение на один день. Мы действительно будем вам благодарны.

Бет была в ужасе, когда она представила себе работу, которую ей предстояло проделать. Она подумала о людях, которые будут толкаться в доме неделями, чтобы все подготовить. Это похоже на приготовления к премьере фильма. Все прекрасно понимают, сколько предстоит проделать тяжелой предварительной работы.

– Мы могли бы предложить вам в качестве благодарности статью о Рэли на первой странице женского издания, а позднее статьи в воскресном выпуске журнала, – сказала Битси.

Так это же просто бартер, с ужасом подумала Бет. Она отпила глоток чая.

– Ну, я не знаю… – неуверенно ответила она.

– Конечно, мы все поймем, если вы не согласитесь, – заметила Битси. – Принимать такую толпу у себя в доме, – эхо слишком сложно. Но мы думали и думали – и решили, что Рэли уже подрос… У каждого ребенка-звезды наступает переходный период в жизни и карьере. И ему может понадобиться поддержка прессы и средств массовой информации.

Бет поправила себя: «Это не бартер. Это самый настоящий шантаж!»

– Мне нужно поговорить с мужем, – сказала она.

Когда Бет возвращалась в такси домой, она решила, что никогда прежде так хорошо не проводила время. В этих дамочках – Битси и Мэри Лу – было что-то особенное. Они были уверены в себе и в своем месте в обществе и сознавали свою ответственность перед ним. Они прекрасно выглядели, в своей обычной одежде и в самых обычных машинах. Они трезво относились абсолютно ко всем проблемам. Это чувство шло от уверенности в своей семье и положении в обществе.

Теперь ей представился шанс стать одной из них, и ее это волновало. Она все еще чувствовала себя в чем-то виноватой, когда сидела и разговаривала с Битси. Из-за Роджера и того, что случилось так давно. Бет начала немного волноваться, когда вспомнила о Роджере. Но тут же уверила себя, что вряд ли он помнит неотесанного подростка, каковой тогда была. Она сама себя не узнаёт в девчонке тех дней, а уж Роджер и подавно. Нет, в этом не было никакой проблемы!

 

ГЛАВА 43

– Бет Кэрол, вам это может показаться забавным, – сказала Битси, беря ее за руку, когда они проходили мимо девушек, одетых для бала на свежем воздухе в светлые платьица и шляпки. Они слушали, как им рассказывали о разных экзотических растениях.

– Я в первый раз видела, как открыли нижний этаж дома, хотя и бывала здесь сотни раз, когда мы все здесь росли.

– Вот как, – сказала Бет, улыбнувшись, ибо про себя могла сказать то же самое. Она жила здесь уже, – дайте подумать… – да, двенадцать лет. И тоже в первый раз видела открытым и украшенным весь нижний этаж.

– Это все было из-за миссис Кендалл, – рассказывала Битси. – Она закончила университет здесь, и здесь же жили все ее близкие друзья. Но она обожала театр и оперу. Ну и – как бы вам объяснить – разные дешевые представления были не в ее стиле. Много времени она проводила в Нью-Йорке и Лондоне, каждый театральный сезон.

Битси помолчала и посмотрела на блестевшее в отдалении озеро. Потом вздохнула.

– Так странно, что она оказалась на этом самолете вместе с мистером Кендаллом и с Говардом. Как странно, что иногда случается подобное, не так ли?

– А мистер Кендалл? – спросила ее Бет Кэрол. – Что он из себя представлял?

– О, душка! – быстро ответила Битси. – Когда он бывал в городе, слуги открывали для него кабинет и спальню, и все. Кто-то постоянно просил, чтобы им разрешили воспользоваться бальным залом в благотворительных целях, и миссис Кендалл всегда соглашалась. Мы приезжали, и он никогда не помнил о том, что мы должны были приехать. Он открывал дверь в своих старых шлепанцах и в халате. Мы проходили и делали все, что хотели, как будто его здесь не было. Так приятно снова прийти сюда. Надеюсь, вы нас понимаете.

– Вы знали его секретаршу? – робко спросила Бет.

– О, миссис Фурнье…

Битси нахмурилась, пытаясь что-то вспомнить.

– Она была такой милой и всегда старалась помочь. Мистер Кендалл очень высоко ценил ее. Мы все считали, что с его стороны это был благородный жест, когда он послал ее сына учиться вместе с Говардом. Таким образом он показал, как высоко ее ценит. И теперь Пол владеет поместьем, так что никогда не знаешь, как может сложиться судьба человека! Вы со мной согласны?

– Мне кажется, что Пол пользовался успехом, – продолжила Бет.

– Ну, он был весьма привлекательным, – сказала Битси. – Обладал великолепными манерами и красиво ухаживал за девушками.

Она снова задумалась, глядя на девушек в их прелестных нарядах.

– Наверное, ему приятно, что он теперь может многое себе позволить, – добавила она.

– О да, он был потрясен, – ответила ей Бет, вспоминая тот вечер, когда она рассказала об идее благотворительного бала Полу.

– Ты понимаешь, – сколько времени, усилий и денег потребуется, чтобы все организовать? – спросил он. – Здесь будет работать целая команда в течение полугода.

– Пожалуйста, – просила она. – Они такие милые женщины. Именно такие, с которыми я всегда мечтала встречаться. Прошу тебя, Пол.

– Они никогда не желали меня замечать. Я был для них просто грязью, живой куклой, которую Говард постоянно таскал за собой. Сын секретарши!

Потом он вдруг задумался. Она почти въявь видела, как в его голове ворочаются колеса мыслей. Понятно, о чем он думал. Что все эти люди, которые плевали на него, когда он был ребенком, теперь зависели от его согласия предоставить им зал для благотворительного вечера. О, Пол никогда своего не упустит.

– Хорошо, мы откроем только низ, – заявил он, подумав. – Я не желаю, чтобы эти бабы лазали по моим прикроватным столикам и все рассматривали. Ни в коем случае!

– Конечно, нет, дорогой, – сказала Бет.

Она была настолько счастлива, что чуть не прыгала от радости.

– И вот что я тебе еще скажу, – добавил он. Было видно, что у него созрела очередная идея. – Они захотят провести лотерею в качестве возмещения платы за билеты. Они всегда так делают. У меня есть идея. Скажи Битси, что я достану главный приз, но она должна договориться с кем-нибудь, кто возьмет на себя оплату всего приема.

Бет забавляла новая роль, которая выпала на ее долю. Она стала связующим звеном в переговорах между двумя силами.

Битси пригласила ее на чай в особняк в Парке Хенкок, чтобы все обсудить. Бет подумала, что словно беседует с генералом, который планирует кампанию. Но ее немного волновало, что может войти Роджер и узнает ее.

– Мне кажется, что Пол должен позаботиться об оплате приема, а я добуду главный приз, – размышляла Битси.

– Ну, у него есть замысел и возможность достать хороший главный приз, – заметила Бет, как попугай повторяя его слова.

В конце концов Битси убедила одного человека, который нуждался в их услугах, чтобы он взял на себя расходы по приему. А Пол достал главный приз. Новый кадиллак «Эльдорадо»! Битси была поражена так же, как и все остальные гости.

А Бет в первый раз попала в особняк в Парке Хенкок. Там все выглядело так, как будто стояло на этих местах по крайней мере две сотни лет! На стенах висели портреты предков, и у них было такое недовольное и кислое выражение лица! Был там и портрет самой Битси, когда она училась в Вассаре, в костюме для верховой езды. Серебряный чайный сервиз выглядел так, как будто его привезли на корабле «Мейфлауэр». Бет была от всего в восторге. Потом вернулись из школы две младшие дочери. Такие милые крошки в блузках и блейзерах и плиссированных серых юбочках. И так чудесно воспитанные.

Всем понравились экскурсии по саду и осмотр первого этажа дома. Ленч был просто великолепным. Потом произносились речи Битси и другими дамами, и даже старая миссис Хортон сказала несколько слов. Вот уж строгая дама! Бет бросало в дрожь, когда она видела ее взгляд и строго сжатые губы. На ее лице застыло весьма мрачное выражение. Бет перевела взгляд с нее на Битси и увидела сталь в ее взгляде. Она подумала, что, видимо, потому Роджер и платил за ласки столько лет назад, что ему хотелось немного мягкости и нежности в отношениях с женщиной. Неожиданно Бет пришло в голову: встречается ли он с кем-нибудь сейчас? Делает ли он для той женщины все то, что собирался сделать для Бет много лет назад?

Конечно, кадиллак «Эльдорадо» выиграла девушка, в семье которой было три «шевроле», изготовленных по заказу. Но она гак обрадовалась, что начала вопить и прыгать, как на матче. Все остальные улыбались и аплодировали.

Бет была вне себя от радости, когда через несколько дней получила записку от самой старой миссис Хортон. Та благодарила ее за прием и предложила постоянное членство в группе поддержки строительства культурного центра. В этой группе принимали участие все их знакомые дамы. И стоило все это всего лишь тысячу долларов в год. Пол вздохнул, когда она показала ему записку, но сказал, что контакты с нужными людьми стоят гораздо больше.

Получив чек, ей позвонила Битси и сказала, что они рады ее присоединению к их группе, и предложила встретиться на ленче в «Клубе Калифорния», чтобы отметить это событие.

Ну и ну! «Клуб Калифорния» был настолько эксклюзивным, что дамам там не разрешалось обедать в одном зале с мужчинами. Им приходилось даже пользоваться другим входом и другим лифтом. Все там было весьма элегантно – высокие потолки и стены, отделанные деревянными панелями. Официанты тихо шествовали по толстым коврам. Мир, о котором она всегда мечтала, и вот наконец – она здесь!

И приятный сюрприз: Битси любила посплетничать. Она знала все и обо всех, чьи имена Бет постоянно встречала в светской хронике. К примеру, одна дама из старой и почетной калифорнийской семьи, в чью честь даже был назван главный бульвар, начинала прикладываться к бутылке с девяти часов утра, а муженек из-за этого прямо-таки сходил с ума, но не мог ее оставить из-за денег, положения в обществе и т. д.

Потом был один действительно богатый человек, и у него единственный сын покончил с собой, а дочь была замужем и у нее были дети, но она была лесбиянкой. Битси рассказала Бет об одной весьма почтенной леди, богатой и уважаемой – та, ссорясь с мужем, откусила ему кончик пальца. Он сильно разозлился, кровь хлестала фонтаном, и, вбежав в свой кабинет, схватил ружье и выстрелил ей в плечо. Его посадили в тюрьму на три месяца. Был жуткий скандал, и все без конца обсуждали случившееся.

Потом Битси, вдруг став задумчивой, начала рассказывать о молодой паре. Они встретились, когда он учился в Гарварде, а она – в Редклиффе. Он был из богатой семьи, которая занималась делами, связанными с растительным маслом или чем-то подобным. Она из лучших семей Калифорнии, причем в пятом поколении. Словом, они поженились, как только закончили учебу. Ее семья подарила им огромный дом, недалеко от «Уилшир кантри клаб», где поле для гольфа было расположено позади их дома. У них родилось двое малышей – мальчик и девочка. И вдруг спустя несколько лет жена решила развестись с ним.

Все знакомые жалели его и помогали ему, но потом он женился на девушке из Мексики, которая ухаживала за их детьми, когда он был женат на своей первой жене. Он мог ездить летом в дом своих родителей в Кейп-Код со своими детьми от первого брака, но не мог брать с собой детишек, прижитых от бывшей нянюшки. Его родители ее не признавали.

– Это было просто ужасно, – по секрету сказала ей Битси. – Великолепно воспитанный молодой человек и множество девушек, равных ему по положению в обществе. И что он делает?

– Он был приятным? – спросила Бет.

– Да, – уверенно ответила Битси. – Весьма привлекательным.

Так, стало быть, эти дамы говорят, не «приятный», а «привлекательный».

Бет понемногу начинала понимать, каково было Полу, когда он рос вместе с Говардом. Пол получил такое же образование, как и Говард. Он был гораздо симпатичнее его. Но Бет понимала, что его никто из этих девушек никогда не воспринимал всерьез в качестве будущего мужа или жениха. У него не было денег, знатных предков, словом – ничего! Только теперь вот стала ясна главная причина его злости и почему он постоянно что-то пытался доказать себе и всем остальным.

Она решила, что в этом состоит разница между людьми из Вестсайда и из центра. Людям из Вестсайда. постоянно что-то нужно доказывать себе и другим, потому что они пришли из ниоткуда. Людям из центра ничего не нужно доказывать, потому что они и составляли основу города.

Мальчики обычно пребывали в школах на Восточном побережье и ходили в колледжи «Ай-Ви лиг». Девочки учились в школе Мальборо, куда сейчас ходили маленькие дочки Битси, а потом отправлялись на восток – в Вассар или Редклифф, когда приходило их время. Всегда существовали особые места для летнего отдыха, где жили семьями в течение всего лета. Были лагеря в Эйдирондекс и в Нантакете, всегда где-то на побережье. Может быть, они так уверенно себя чувствовали, потому что существовали определенные правила игры, которые нужно было соблюдать, и все. Например, когда дамы поднимались по особому лифту в особый зал, чтобы там съесть свой ленч в «Клубе Калифорния», никому не приходило в голову, что все это весьма странно. Все подчинялись этим правилам, потому что так было всегда.

Она подумала о молодых женщинах в «Секретах», которые много отдали бы, если бы кто-то сказал им, кто они такие и что должны делать. Им всегда приходилось рисковать, они зависели от случайности – может, сработает, а может, и нет.

Правда, женщины из высших слоев тоже от многого зависели. Все же у них были обязанности жен, матерей. Конечно, их не могли не беспокоить дела мужа – что там с его газетой или акциями. Для них это было очень важно, как и для женщин из «Секретов». Но большинство ее новых знакомых были твердыми, как сталь, и у каждой их них были свои задачи и занятия. Как этот центр культуры или новый музей, который возводился на бульваре Уилшир.

Но и у них случались свои скандалы и трагедии. Они заключали браки по расчету. И с их детьми бывали неприятности, а некоторые из них даже кончали жизнь самоубийством. Такого никому не пожелаешь!

Когда Битси подвезла ее домой, и Бет налила себе кофе, она начала вспоминать, как прошел их совместный ленч. Битси сразу же потребовала от нее, чтобы она ей все рассказала о себе.

Она и выложила – остров, дом, шахты, университет в Айдахо. И что сможет сделать Битси? Кинется проверять ее? Она встретилась с Полом, когда путешествовала по Лос-Анджелесу со своей семьей. Он начал ухаживать за ней, он умолял, чтобы она вышла за него замуж, и наконец она сдалась. Битси оставалось только верить этому бреду. Уличить ее во лжи ей все равно не удастся.

Битси сидела и слушала и принимала, как святую правду, каждое слово Бет.

Потом Бет задумалась и решила, что люди из центра сильно рискуют, когда допускают новых людей строить и делать из Лос-Анджелеса совершенно иной город. Они же не знают, что из себя по-настоящему представляют эти люди. Может, из-за этого поменяются некоторые традиции? Может, изменится все и для них ничего не останется?

Все это общение с дамами из высшего света было достаточно опасным, но это чувство опьяняло ее. Ей было интереснее слушать рассказы Битси, чем болтовню Бобби, когда он перечислял все подарки, которые сделал ему его последний любовник. И выслушивать жалобы Ферн, что Денни настолько унижен важностью положения Ферн в бизнесе, что у него больше не встает! Может, она уже переросла свою дружбу с Бобби, с Ферн? Ведь обязательно нужно идти вперед. Разве не так?

 

ГЛАВА 44

Бет со слезами на глазах, сияющими гордостью и счастьем, смотрела на гранитный и стеклянный фасад первого театрального здания Центра сценических искусств, хрустальную люстру внутри холла, бросающую снопы бриллиантовых лучей, бьющий фонтан во внутреннем дворе, чьи струи отражались в высоких окнах. Напротив, через дорогу, два меньших по размерам театра еще стояли в лесах, но и они уже были близки к завершению. Ох, как много пришлось ей работать к этому дню, как трудно работали и все девушки!

И все выглядели такими прекрасными. Молодые люди поднимались по лестницам из ресторанов, уже открытых в цокольном этаже, еще ниже располагались стоянки для машин. Все мужчины были в туксидо, а девушки в длинных вечерних платьях. Бет повисла на руке Пола, глядя на него снизу, видела его глаза, стреляющие вокруг по скоплениям людей, болтающих друг с другом. Он был здесь самым привлекательным мужчиной, решила она. И его токсидо смотрелось великолепно. Отменно сшитое, оно, правда, выглядело так, словно было куплено только вчера, не то что у других. Как будто они все и не расставались со времен колледжа, подумал Рэли, одетый в обычный темно-синий костюм. Некоторые из ребят, глядя в его сторону, перешептывались исподтишка. Но Рэли даже не замечал их, он годами не обращал внимания на подобные вещи. Он просто зачарованно смотрел на вход в театр.

Бет помахала рукой нескольким дамам, с которыми вместе работала, они только что подошли и поднимались по лестнице со своими мужьями и детьми. Что за изменения произошли в ее жизни с того ленча в лос-анджелесском загородном клубе с Битси и Мэри Лу. Теперь каждое утро она буквально выскакивала из постели, хватала телефон, сговариваясь с лучшими из них. И хотя она была «Бет-новичок», что ставило ее в невыгодное положение, она гордилась своими новыми подругами.

Мэр, некоторые парни из наблюдательного совета, даже сам губернатор вились вокруг престарелой миссис Хортон, принося ей свои поздравления. Что ж, это только справедливо, подумала Бет. Миссис Хортон была движущей силой всего этого, толкающей, торгующейся, упрашивавшей. И занимавшейся шантажом тоже. Самая большая вымогательница со времен Аль Капоне – так некоторые говорили о ней. Однажды она приехала на ленч в «Перино» и по пути от главного входа к метрдотелю столкнулась с двумя финансистами. К тому моменту, когда она заняла место за своим столом, она успела получить от каждого в дар по 125 тысяч долларов. Миссис Хортон была в вечернем платье из бежевых кружев, на шее у нее сверкали бриллианты, и раскрасневшееся лицо лоснилось от успеха.

Здесь была и Битси, она стояла за своей свекровью, очень хорошенькая в бледно-зеленом, приглядывая за детьми. Туси тоже был в костюме, а маленькие девочки выглядели очаровательно в своих выходных платьицах. И Роджер, разумеется, в тени своей мамаши. О, Бет так волновалась вначале, когда узнала, что снова должна встретить его, но все прошло прекрасно. Он не подавал виду, что встречал ее раньше, а может быть, и действительно не узнал. У него немного поредели волосы, и теперь он носил очки. Если бы она не видела все эти годы его фотографии в газете и просто приложила бы его имя к образу того парня, с которым когда-то была близка, она бы даже не узнала его. Хотя он был одним из самых приятных мужчин, кого она когда-либо встречала, с приветливым выражением в глазах, от чего она чувствовала себя тепло и непринужденно.

Перед ним прошла белокурая девушка в бледно-персиковом платье и в жемчугах, с внешностью настолько знакомой, что Бет едва не улыбнулась и не поздоровалась с нею и только в последний момент поняла, что вовсе не знакома с ней. Но она глядела очень выжидательно прямо на них, а потом Бет увидела, как она понеслась навстречу Полу и с очаровательной застенчивостью коснулась его руки. Бет увидела, как Пол замер в изумлении, увидела его растерянную улыбку, когда он взял руку девушки и поболтал с ней несколько секунд, прежде чем почувствовал нетерпение Бет. Слегка обнимая девушку за талию, он, улыбаясь, обернулся к Бет.

– Бет Кэрол, – произнес он с ноткой восхищения в голосе, – это Диана Кендалл.

– Как поживаете? – холодно сказала Бет, пожимая протянутую ей тонкую руку. Она почувствовала головокружительное чувство облегчения, когда увидела узкие плечи и абсолютное отсутствие грудей. И оценила общий непривлекательный облик стоявшей перед ней. Ей-Богу, подумала она, это просто ничто. Вообще ничто.

– Не правда ли, это очень волнующе, – открытие и все прочее? – сказала она снисходительно.

– Потрясающе! – согласилась девушка, потом они все вместе болтали, и Диана сказала, что когда была маленькой, то без памяти влюбилась в Пола, и что он выглядит точно таким, каким она его помнит, и что сейчас она так счастлива увидеть его снова. И Бет только кивала и кивала и размышляла о том, что и в самых фантастических сновидениях не могла бы представить, что Диана Кендалл может объявиться в их жизни.

Словом, Бет чувствовала себя превосходно во всех отношениях, – и Битси подошла к Ней со всем своим выводком. Все они стали целоваться и обниматься, маленькие девочки протягивали ручонки, чтобы поздороваться, хихикая, когда их представляли Рэли.

– Это вот Виктория, – говорила Битси, – а это Гейл, а это Туси, их большой братец.

– Как поживаешь? – сказал Рэли, пожимая руку мальчику и улыбаясь девочкам.

– Очень приятно встретить вас, – сказал Туси. – Я видел некоторые ваши фильмы. Они замечательны.

– Спасибо, – ухмыльнулся Рэли, глядя на него. Ему, должно быть, лет четырнадцать, решил Рэли, и он высокий для своего возраста. Было в нем что-то вызывающее доверие, ощущалась аура лидера, и держался он подтянуто, как атлет.

– Я слышал, ты учишься в школе на востоке.

– Да, Сент-Марк, – сказал Туси. – А вы?

– Я… – пожал плечами Рэли. – Меня учили частным образом.

– А… Я слышал, что ребята, которые снимаются в кино, все же числятся в классе, чтобы получить диплом.

– Они не хотели, чтобы меня испортили или что-то в этом роде, – неопределенно сказал Рэли. – Я никогда не понимал этих соображений, но так уж сложилось.

– Вам это нравится? – спросил Туси.

– Ну, мне не с чем сравнить, – ответил Рэли.

– А над чем вы сейчас работаете? – спросил Туси.

– У нас подготовительный период картины, которую мы будем снимать в Мексике на побережье Пуэрто-Валларты. Фильм о всяких подводных приключениях.

– А что такое подготовительный период? – спросил Туси.

– Ну, когда пишется сценарий, финансируется площадка, нанимается команда и все такое, – объяснил Рэли.

– Держу пари, что вы получите замечательную площадку, – сказал Туси. – Пуэрто-Валларта, ух ты, это чудесно!

– Думаю, так оно и будет, – согласился Рэли, – если все вовремя предусмотреть. Но большей частью это просто рутинная работа.

– Ну, я должен идти, – сказал Туси, видя, что его жестом подзывает бабушка. – Миссис «Ха» хочет видеть меня.

– Что ж, рад был встретиться с тобой, – кивнул Рэли.

– Скажите, вы играете в теннис? – спросил Туси.

– Конечно, – ответил Рэли.

– Отлично, может быть, я позвоню вам как-нибудь и мы проведем время вместе? Сыграем несколько геймов. Я должен возвращаться лишь недели через две.

– Конечно, – ответил Рэли.

Туси побежал через дворик к своей бабушке и присоединился к окружавшей ее группе почитателей. Господи, теннис со школьником. Никогда раньше он этого не делал. Возможно, это будет забавно.

Через некоторое время прозвучал звонок, призывающий всех в зал на концерт по случаю открытия. Это по-настоящему грандиозно, подумал Рэли, занимая место возле матери и оглядываясь вокруг. Три яруса сидений, казалось, уходящих в стратосферу, и все эти сияющие люстры! Стены отделаны деревом, а сами сиденья кораллового цвета. Чувствовалось, что возбуждение публики достигло предела. Это было как на премьере кинофильма, когда ударная сцена доходит одновременно до всей аудитории.

Рэли взглянул на мать, которая обернулась, разговаривая с кем-то из своих друзей, сидящих в ряду позади. Этот проект изменил всю ее жизнь. Дал ей цель. Он никогда не видел ее такой счастливой, можно даже сказать – такой красивой. Темно-серое вечернее платье с соответствующей меховой накидкой – или как там она называется – выглядело очень эффектно, волосы Бобби убрал ей по-новому, а глаза сияли. Пол, казалось, тоже прекрасно себя чувствовал. Он выглядел весьма элегантно, впрочем, он всегда выглядел прекрасно. Рэли тоже хотел надеть туксидо, но мама сказала, что она не хочет, чтобы он выглядел как лилипут, что все другие дети будут в обычных костюмах.

– Я не все другие дети, – сказал он. – Я кинозвезда. Но Пол согласился с ней, так что он вынужден был надеть костюм и теперь полагал, что это хорошо, потому что и Туси был так одет, и вообще получается по старой поговорке, что, если ты очутился в Риме, веди себя как римлянин.

Рэли мог слышать, как за занавесом, настраиваясь, переговариваются инструменты. Потом огни стали гаснуть, и наступила полная тишина. Занавес раскрылся, обнажив сцену, на которой находилось не менее восьмидесяти музыкантов в белых галстуках, а когда на сцену вышел дирижер, со всех сторон послышались такие приветствия и аплодисменты, что Рэли показалось, что они никогда не закончатся. Его имя было Зубин Мета, и заполучить его было, в соответствии с тем, что он читал в газетах и слышал от мамы, большой удачей. Рэли подумал, что он выглядит как кинозвезда, с черными кудрями, спадающими на лоб, и темными влажными глазами. Солистом был Яша Хейфец, чьи записи Рэли слушал сколько помнит себя. Но когда видишь скрипача перед собой – это совсем другое, подумал он. Вдохновленный, Рэли почувствовал, как воспарили его чувства, а в конце он присоединился к аплодисментам, которые, казалось, будут длиться вечно, и стал оглядываться по сторонам, пытаясь высмотреть в толпе Туси и размышляя, когда он сможет позвонить.

 

ГЛАВА 45

Дело в том, пришел к заключению Рэли несколько дней спустя, что все его желания с самого раннего детства тут же угадывались и исполнялись. Собственно говоря, он даже не успевал что-либо захотеть, как это уже становилось реальностью. Что же касается других людей, то они были вокруг, чтобы любить его, чтобы обожать его или поджидать его. Может быть, это объясняло его раздражение, даже обиду – ведь Туси все еще не позвонил ему.

Он бродил по той части поместья, где старые деревья практически не пропускали солнечный свет, швырял мяч для Фриски и останавливался на месте, глядя, как тот носится вокруг, стараясь разыскать мяч. Что ж, может быть, он просто забыл, подумал Рэли, а может быть, миссис «Ха» решила, что Туси не подобает иметь приятеля, который снимается в кино. Он слышал, как его мать говорила о чем-то таком с Ферн или Бобби, когда тот приходил, чтобы сделать ей прическу или покрасить волосы Рэли. Слишком бахвалятся, говорила его мать. Нет настоящего чувства ценностей. Все для них недостаточно хорошо.

Потому-то он и переживал, что был кинозвездой и все остальные в мире любили его, – так почему же он был недостаточно хорош для Туси?

Ему было хорошо знакомо это состояние в предсъемочный период. Реквизит был изготовлен и отправлен в Пуэрто-Валларту, сценарий переделан в сотый раз, все, казалось, посходили с ума – столько всего еще нужно было сделать, – все, кроме него. Он, как всегда, занимался в гимнастическом зале. Но Дарби был так занят в предсъемочный период, что у него не было времени работать с ним, так что его никто не контролировал.

Наставники занимались с ним по четыре часа в день, и иногда ему удавалось уговорить кого-нибудь их них задержаться, чтобы сыграть в шахматы, но чаще всего он оставался предоставленным самому себе, так что у него была тьма времени для того, чтобы чувствовать разочарование от того, что Туси не позвонил. Даже мать заметила, что он в плохом настроении и вообще не в себе, но большую часть времени она теперь отсутствовала, добывая деньги для Центра сценических искусств, проекта, которому явно не было видно конца и который, похоже, будет занимать все ее время до самой старости.

В офисе для связей с общественностью решили устроить для него несколько интервью для каких-то влиятельных европейских журналов, но ему все так наскучило, а нервы были напряжены, что в конце концов он сказал шоферу, чтобы тот отвез его в плавательный бассейн компании на Сансет-стрип. Туристы не могли поверить своей удаче, когда увидели, что Рэли Барнз устроил представление на воде, и приветствовали его. Собралась большая толпа, и все кричали, что любят его. Всего лишь чуть громче и чуть больше, чем ему кричали всегда, и от всего этого он вовсе не стал чувствовать себя лучше.

Так что ему ничего не оставалось другого, как играть с Фриски, делать то, что он обычно делал, читать по списку очередного русского романиста и ждать, что уже очень скоро начнутся съемки, и они отправятся в Пуэрто-Валларту и он снова будет занят и забудет о Туси, о его несостоявшемся приглашении и обо всех этих ужасных, незнакомых ему чувствах, от которых у него было так скверно на душе.

Находясь дома, он подскакивал от каждого телефонного звонка и кидался к телефону и однажды, через несколько дней, подняв трубку, услышал голос Туси. Тот рассыпался в извинениях, сказал, что был очень занят в семье, Рэли понимает, как это бывает, не так ли, и Рэли ответил, что да, конечно, понимает.

– Так ты еще хочешь сыграть? – спросил Туси.

И Рэли ответил, что конечно, и спросил Туси, не хочет ли он приехать в поместье, потому что корты здесь очень хороши. Билл Тилден, который был мэром, мэром – теннисным чемпионом, так он играл на них и сказал, что это самые лучшие корты, которые он когда-либо видел в частных владениях. Так Рэли, во всяком случае, слышал где-то. А Туси тогда спросил, почему бы Рэли не приехать к его бабушке и не воспользоваться ее кортами, и когда он хочет приехать, и сможет ли его мама привезти его. Рэли сказал, что его матери нет поблизости и в любом случае она не сможет отвезти его, но шофер сможет, и он увидит его через час или около того, так что все о'кей.

– Здорово, – сказал Туси, – и оставайся заодно на ленч.

– Увидимся, – сказал Рэли и был одной сплошной улыбкой, когда отошел от телефона. Он позвонил шоферу, чтобы сказать ему, что нуждается в нем, а затем помчался искать свои ракетки и мячи и свой теннисный костюм.

Ленч был что надо. Пришли миссис «Ха», мама Туси и несколько добровольцев из Центра сценических искусств. В столовой персонал оборудовал буфет, и каждый брал свои тарелки и усаживался снаружи за столик под зонтиком рядом с бассейном. Маленькие сестренки тоже были здесь и благоговейно разглядывали Рэли, и Туси, ужасно самоуверенный, разговаривал со взрослыми, словно был уже одним из них, о своих каникулах и всякой чепухе.

Рэли сидел рядом с миссис «Ха», и она ему, по правде, понравилась. Она сказала, что ее восхищает его мужество и вообще он – достояние города. И добавила, что ожидает от него чека.

– Я должен сначала обсудить это с моим менеджером, – со смехом сказал Рэли.

На теннисном корте все было в порядке первые несколько минут, пока они, разминаясь, просто перебрасывали мяч через сетку. Туси пританцовывал на месте, держался небрежно и с легкостью отбивал мяч. Похоже, он был уверен в себе. Рэли выиграл подачу, погасив мяч прямо в центр линии, где Туси в этот момент стоял, просто раскрыв рот. Потом Рэли подал в другую сторону, Туси всего лишь успел поднять свою ракетку и отбил мяч куда попало.

«И предполагается, что этот парень будет капитаном теннисной команды? – подумал Рэли, вяло посылая мяч в сетку. – Могу себе представить… Ну, в конце концов, это же не финал Уимблдона. Относись к этому полегче. Получай просто удовольствие от приятно проводимого времени. Нужно немного изменить ход игры». Он несильно послал мяч направо, почти к ногам Туси, и пропустил мяч, посланный в ответ.

– Хороший удар, – сказал он, подняв большой палец.

– Спасибо, – ответил Туси, – но послушай, пожалуйста, не пытайся играть со мной вполсилы. Ладно? Это меня обижает.

Через некоторое время они почувствовали друг друга в игре, нашли ритм каждого, и игра стала больше походить на настоящий матч. Туси использовал свое преимущество в росте – более длинные руки. Рэли – свою координацию, хорошую тренированность и природный атлетизм. Но он все-таки немного поддавался Туси, только старался делать это незаметно.

На следующий день Туси приехал в поместье, и они играли на одном из двух кортов, в то время как Фриски с лаем носился вокруг, мчался за мячом, а однажды появилась Бет и позвала их на превосходный маленький ленч. Это здорово, подумал он, глядя на нее в ее маленьком фартуке, хлопочущую вокруг них, ведущую себя как настоящая мама.

Потом они катались на велосипедах, а шофер следовал за ними в лимузине. Люди в туристических автобусах пялились на них, визжали и выкликали имя Рэли, но он знал, что никто из них по-настоящему не верил, что это он. Двое ребят гоняют на велосипедах? Уж слишком это выпадало из ситуации. Нет, в их представлении это был просто кто-то похожий.

Они вместе позанимались в гимнастическом зале Рэли. Сыграли в шахматы, где их силы оказались более равными. В проекционной комнате Рэли прогнал для Туси несколько своих фильмов, тех, что еще не были выпущены на экраны. В один из действительно прекрасных дней они отправились в редакцию, смотрели, как работают печатные машины, но из-за шума разговаривать было невозможно.

Рэли увидел, что в этом королевстве Туси – с его прекрасной внешностью и изысканными манерами – был молодым принцем. И конечно, каждый здесь был возбужден от того, что он явился с Рэли Барнзом. Некоторые из секретарш просили Рэли оставить свой автограф. Но главной приманкой был Туси – наследник их шефа. Его отец нашел время, чтобы позавтракать с ними в кафетерии, Туси очень хотел, чтобы Рэли его повидал, и Рэли ловил взгляды исподтишка в их сторону.

Потом они долго, пока день не покатился к серым сумеркам, прогуливались по берегу, а перед ними бежала маленькая собачонка.

– Я так думаю, что в один прекрасный день ты станешь издателем газеты, – сказал Рэли. – Здорово. Как давно твоя семья занимается этим? Небось с прошлого столетия?

– Видимо, так, – кивнул Туси. – Я только о газете дома и слышу: ответственность, обязательство, долг перед семьей, долг перед обществом. Ну, ты понимаешь.

– А ты когда-нибудь думал, что, может быть, захочешь заниматься чем-нибудь другим? – спросил Рэли, сунув руки в карманы шорт и ощущая, как влажный песок забивается между пальцами ног.

– По-настоящему нет, – сказал Туси. – Я имею в виду, что я в семье единственный мальчик. Мои сестры, ну, они повыходят замуж, и, может быть, их мужья будут в порядке, но это совсем другое дело. Надежды моя семья возлагает лишь на меня. Ведь это семейный бизнес. – Он посмотрел вперед, на изгиб берега, где сверкающее оранжевое солнце закатывалось за горизонт. – А как ты, Рэли?

– Мне кажется, – со смехом ответил Рэли, – что я и есть семейный бизнес. Ну, – добавил он, – побежали.

Столовая в доме Туси была длинная и прямоугольная, с голым паркетом из твердого дерева. На старинном столе стояли витиеватые серебряные подсвечники. Еще одна пара подсвечников на буфетном столике, по бокам граненой хрустальной вазы с цветами из собственного сада. Шторы с окон были отдернуты, чтобы был виден сад, а на одной из стен висел портрет матери Туси, изображенной в английском костюме для верховой езды, когда она еще училась в Вассаре. Интересно, подметил Рэли, сегодня собралась вся семья. Отец Туси сидел во главе стола, а мать на другом конце, напротив. Маленькие девочки сидели по обе стороны отца. Рэли – слева от миссис Хортон, и Туси справа от нее. Туси объяснил, что они стараются собираться к ужину всей семьей каждый вечер. Обслуживает их домоуправитель, который живет в их семье долгие годы.

Значит, это семейный ужин, подумал Рэли, глядя, как домоправитель наливает взрослым вино, а детям молоко. Он посмотрел на портрет мамы Туси, а затем на оригинал. Миссис Хортон механически ела салат, а мысли ее, казалось, витали за миллион миль отсюда. Она была, должно быть, хорошенькой девушкой, решил он, с твердо очерченным подбородком и умными карими глазами. Но было в ней еще что-то такое, что говорило о том, что она когда-то приняла решение и с тех пор следует ему. А вот папа Туси был мягче, хотя и явно привык к почтительному к себе отношению. Рэли почувствовал это по тону, каким маленькие девочки, когда он к ним обращался, отвечали ему. Впрочем, очень уважительно обращались к нему все. И Туси, конечно. И их мама тоже.

Рэли подумал о своем собственном доме, о частых переменах настроений у его обитателей, которые полностью зависели от того, как прошел сегодняшний день, ладились или не очень дела. Ели они, когда были в городе, и собирались все к обеду раз в неделю, это уже был из ряда вон выходящий случай. И еще Дарби, постоянное присутствие Дарби, торжественного и отстраненного, всегда занятого какими-то своими мыслями. Это было необычно, что Дарби жил с ними. Рэли знал, что такое не вписывалось ни в одну семейную традицию, о какой он когда-либо слышал.

Было еще кое-что. Это его чувства к собственному отцу, Полу. Рэли уважал его – и еще как. Он был блестящий, незаурядный бизнесмен, всегда способный видеть куда шире любого другого. «Но люблю ли я его?» – размышлял Рэли, глядя, как горделиво и любовно смотрит Туси на мистера Хортона. Ладно, конечно, я люблю его, сказал себе Рэли. Просто по-другому, только и всего. С мистером Хортоном и Туси тут все ясно: лидер-папаша направляет своего сына, в го время как он и Пол скорее команда.

Что же касается мамы Туси, то, судя по тому, как она оглядывала всех за столом, она вроде бы направляет свое войско. Может быть, мамы так и должны действовать: управлять детьми, управлять мужем. В ее случае – она как бы второй, после миссис «Ха», командир, и она будет определять, как и что должно быть в городе последующие несколько десятилетий.

А вообще, наверное, это очень угнетает, думал Рэли, когда за тебя все уже решено и ты и не воображай, что можешь чего-то захотеть сам. Взять, к примеру, Туси. Что, если он решит, что хочет заняться чем-то другим вместо того, чтобы делать газету. Да они ему не позволят, никогда такого не случится.

Вообще-то единственная известная ему ситуация, еще более угнетающая, чем у Туси, была у него самого. Все ведь держится на нем. Если в один прекрасный день он решит, что не хочет ничего делать, весь их карточный домик рассыпется. На Туси, по крайней мере, не лежит такая ответственность. Все-таки все идет своим ходом, так или иначе, без него.

Это, конечно, позволяет Рэли чувствовать свое могущество. Что может быть лучше, чем иметь право чувствовать себя центром своей собственной вселенной?

Так что есть свои положительные и свои отрицательные стороны в каждой ситуации, решил Рэли, глядя через стол на Туси, который выглядел очень серьезным, когда тихим голосом разговаривал с мамой. Его первый друг. У них есть еще несколько дней до того, как Туси вернется в школу, а он наконец отправится в Мексику, где начнутся съемки подводного фильма. Это будут долгие съемки. Четыре месяца, если им повезет. Пройдет немало времени, прежде чем они с Туси снова увидятся. Держу пари, что я буду скучать по нему, подумал Рэли. Надеюсь, что он тоже будет скучать по мне.

 

ГЛАВА 46

Он не мог себе даже представить, что будет так скучать по Туси, думал Рэли мрачно, ворочаясь в постели, в то время как Фриски спал в кресле рядом. Это стало больше чем дружба, много больше. Это была дикая, сумасшедшая любовь, и Рэли не понимал толком, что надо делать, как с этим управиться.

Может быть, стоит написать ему письмо и рассказать, что он чувствует. Сообщить ему, что тут все в порядке, потому что он девочка, а не мальчик. Что его отец и лучший друг его отца Дарби решили провести эксперимент и вырастить его в соответствии со всей этой ерундой, в которую верил Дарби относительно Спарты и Афин, и Пол согласился, потому что он в колледже специализировался в психологии и ему было интересно узнать, что из этого выйдет. И что его мать не возражала, потому что Рэли вроде бы это понравилось, а кроме того, если Полу хотелось этого, значит, все в порядке, она вообще всегда соглашалась с ним во всем.

Позднее, когда их пыл поостыл, возникли кое-какие сомнения насчет того, правильно ли то, что они делают, но было уже слишком поздно, потому что Рэли уже стал звездой и все знали, что Рэли Барнз – мальчик. Тут нет ничего скверного, в этом городе видели и не такое, заметил Пол, когда Рэли повзрослел достаточно для того, чтобы заметить разницу и начать задавать вопросы. И все лгали.

А что же дальше? Когда-то это невозможно будет скрывать! Публика не простит мошенничества. Их доверие будет убито, иллюзии, которые они питали, рассыпятся. И кроме того, кому же приятно видеть, как девочка исполняет атлетические номера. Публика не примет этого.

Словом, это был секрет, который все они должны хранить ради собственного спокойствия и дальнейшего существования.

Рэли Барнз была девочкой.

Но я не могу сказать Туси об этом, простонал Рэли. Это разобьет все на миллионы кусков, и я не могу взять на себя такую ответственность. Теперь я понимаю, что такое любовь. Это когда вы оказываетесь беззащитными и обнаженными, как бы без кожи. Вот уж действительно испытание характера, подумал Рэли уныло.

Туси написал, как только вернулся в школу. Полет был очень тяжелым, сообщал он, с массой турбулентных потоков, когда перелетали над скалами и многих пассажиров тошнило. Это были замечательные две недели, и он наслаждался тем временем, что они провели вместе. И в первый же день, как он вернулся, все сказали, что его игра в теннис очень улучшилась, так же как и в шахматы.

Он просил Рэли написать, как ему понравилась Мексика, когда у него будет перерыв в съемках. А еще он просил приласкать за него Фриски.

О Господи, подумал Рэли, это самое скверное, что только могло приключиться. Единственный выход – постараться забыть, для начала не отвечать на письмо Туси. Просто забыть, что они когда-либо встречались, и навсегда выкинуть все чувства к Туси из головы.

Облегчение наступило, когда режиссерский сценарий был наконец готов и все они очутились в самолете, следующем в Пуэрто-Валларту. Дарби и Пол были счастливы, они смеялись и шутили, когда маленький самолет взмыл в безоблачное синее небо.

 

ГЛАВА 47

Во всей Пуэрто-Валларте было всего лишь два такси. И пилот двухмоторного самолета пролетел низко над пыльной деревушкой и протекающей через нее речкой с тем, чтобы водители заметили его и могли выехать за ними в аэропорт. Рэли казалось, что она почти может коснуться рукой вершины церкви, примыкающей к красивому зеленому скверу с эстрадой для оркестра в центре, да и стайки голубей, взмывших в испуге от рева двигателей. По пологим холмам пунктиром тянулись ряды лачуг, а по извилистым, вымощенным булыжником улицам брели ослики, груженные всякой всячиной в джутовых мешках, рядом с ними вышагивали мужчины в сомбреро, широких штанах и рубахах. Мощеная дорога шла вдоль изгиба залива, где волны бились о белый берег. Все время, пока они перелетали с одного маленького аэродрома на другой, Рэли пыталась разобраться, что она чувствует в связи со всем происходящим. Образ Туси проплывал в ее сознании словно кадры замедленной съемки. Его неожиданная улыбка на теннисном корте, когда он выиграл подачу. Его изящество даже при проигрыше. Как он немного жмурился, когда говорил о будущем, о своей ответственности перед семьей. Да, конечно, она сходила с ума по нему, и это был настоящий обвал. Но даже больше того. Ее жизнь как мальчика заканчивалась. И это пугало ее куда больше, чем прыжок вниз без сетки с Эмпайр Стейт Билдинг.

Она взглянула вниз, увидела скопление трейлеров на берегу, генераторы, временные укрытия от сверкающего солнца, людей из съемочной команды, которые уже прибыли сюда заранее в последние несколько недель. Их здесь было не меньше сотни, занятых всякого рода подготовительными работами. Надо всем величественно возвышался галеон, недавно сооруженный, которому предстояло отойти от берега на несколько сот ярдов. Прежде чем он был доставлен в Нью-Порт-Бич, он свалился с грузовой платформы на Сан-Диего-фривей. Из-за этого фривей вынуждены были закрыть на целый день. Фотографии лежащего на боку корабля попали на первые полосы газет, его показывали по телевидению, об этом сообщали по радио. Конечно, Пол от всего этого пришел в ужас.

Сейчас это его уже не ужасало, как и Дарби. До нее доносились обрывки их разговора. Что-то о том, что их главный иностранный вкладчик не выполнил своих обязательств, и как они почти год уговаривали его выполнить свои обещания, а новые финансовые поступления едва начали капать. Рэли слышала, как Пол сказал, что, может быть, им просто продать всю библиотеку полностью, чтобы выручить наличные. Потом наступила тишина, а Дарби размышлял вслух, будет ли этого достаточно.

Рэли ощутила приступ тревоги, размышляя, как это так: поступало так много миллионов долларов в течение многих лет, и вдруг их не стало. «Я что-нибудь придумаю», – нахмурившись, пробормотал Пол. Значит, все будет о'кей. Как всегда.

Итак, она была уже здесь, борясь с муками предстоящей ей жизни девушки, и были здесь они, борящиеся со всей этой финансовой ерундой, и предсъемочным периодом, который продлился на несколько недель дольше, чем они рассчитывали, и массой людей, сидящих здесь и ожидающих, когда же им заплатят. Выплаты по страхованию были так высоки, что, если бы все они обратились в суд, Пол должен был бы пойти на то, чтобы заложить поместье, чтобы они могли хоть как-то довести до конца осуществление этого проекта. Очередной заклад. Третий, а может быть, четвертый? – рассуждала Рэли.

Словом, все было поставлено на успех «Охоты за сокровищами». Все, это уж точно. Дай-то Бог, чтобы все было хорошо, мрачно подумала Рэли, когда пилот начал снижение к аэропорту – пыльной полоске посадочной полосы – и терминалу – низкой постройке с крышей из гофрированного железа.

Двигатели маленького самолета взревели, потом пилот заглушил их, и они сели. Горстка местных нехотя пересекла поле, чтобы помочь выгрузить багаж, пока Рэли и остальные вылезли из самолета.

Они долго тряслись в такси по пыльной дороге. Прямо перед ними древний грузовик извергал клубы черного дыма. По обочинам семенили ослики с поклажей, сопровождаемые своими мрачными, подвыпившими владельцами.

В деревушке как попало теснились хибары, выходящие на пыльную улицу. Ватаги ребятишек играли в канавах. И, как показалось Рэли, почти каждая женщина с ребенком на руках была беременной, и еще другие малыши цеплялись за ее юбку. Между булыжниками мостовой пробивались ростки травы. А впереди перед ними маячил «Океан». Кажется, не так уж жарко, подумала она вяло.

Все оказалось, однако, хуже, когда бой проводил Рэли в ее комнату. Здесь стояла единственная кровать, застланная потертым махровым покрывалом, рядом стол с лампой. Бюро со следами загашенных о него сигарет. Над ним висело запыленное зеркало. И очень душно.

– Ты кинозвезда? – спросил бой, включая вентилятор под потолком, который начал лениво, со стоном и скрипом вращаться.

Рэли кивнула.

– Здесь останавливалась Элизабет Тэйлор, – сказал бой. – Она большая кинозвезда. И Ричард Бартон. Они снимали кино. Сидели в баре внизу, держались за руку и выпивали. Ты их знаешь?

– Нет, – ответила Рэли, вручая ему доллар.

– Вы тоже будете здесь снимать кино, да? – спросил бой. – Ты очень красивый мальчик. Вот увидишь, ты здесь хорошо проведешь время.

– Ладно, ладно, адиос, – твердо сказала Рэли, выпроваживая боя и закрывая за ним дверь.

Она раздвинула жидкие портьеры и выглянула в окно, на эспланаду, ведущую к берегу, на море. Сейчас оно казалось серым, и последние лучи солнца скрывались за горизонтом.

«О Господи, какая же я несчастная, – подумала она, вздохнув. – Но очень скоро наступит завтра, и я приступлю к работе. И хватит, я не должна больше думать о Туси. Я вообще больше не должна думать ни о чем».

Один из ассистентов режиссера явился за Рэли, когда она потребовалась на съемочной площадке. Их ужасно трясло, пока они, держась друг за друга, доехали до полуразвалившихся ворот в нескольких милях к северу от города. Потом пришлось проехать еще мили две по пустынной грязной дороге, прежде чем они достигли берега. Повсюду, куда достигал глаз Рэли, кипела деятельность. В стороне ей махал Дарби, держа в руке сценарий. Большинство членов команды уже работали друг с другом и раньше, делая картину за картиной. Каждый приветствовал его, желал удачи или посылал к черту. Этот Джон Хьюстон должен был бы сойти с ума, явись он сюда. И все они шутили друг с другом и с Рэли. Она сразу начала чувствовать себя лучше. То дело, которым они занимались, заставляло верить в него. Значит, она тоже должна верить. А может быть, это и не имело значения.

Они работали как каторжные от рассвета до заката. Каждый вечер маленький самолет забирал отснятое за день в лабораторию в Голливуде для проявки. На следующий вечер другой маленький самолет возвращался с проявленной пленкой, чтобы они могли посмотреть, что получилось, и доставлял все необходимое. Ну и почту для всех.

Рэли любила получать коротенькие записочки, что ей посылала мать. Она писала круглым, школьным почерком на прекрасной бумаге с оттиснутой наверху ее монограммой. Большей частью она сообщала, как идут дела с увеличением фонда. Теперь у них есть специальные маленькие коричневые сумочки для сбора денег, их Дизайн придумал сам Уолт Дисней – ну разве это не чудесно? Фриски хандрит, как всегда, когда Рэли находится на съемках. Да, знает ли Рэли, что Ферн собирается нагрянуть с телевизионной командой, чтобы снять репортаж на месте съемок фильма? У нее не было времени поговорить с Ферн, потому что она была очень занята, но Бобби говорил ей об этом, когда она приезжала к нему, чтобы он сделал ей прическу. Да, конечно, Бобби тоже прибудет туда, чтобы покрасить волосы Рэли, и она полагает, что это произойдет в то же самое время, так что пусть Рэли передаст привет им обоим от нее.

Значит, Пол получил от Ферн обещание. Журналисты уже и так роились вокруг этого места, слетаясь со всего мира. Пол к этому времени отпустил все тормоза, взвинчиваясь все сильнее. Каждый раз, когда прибывала почта, Рэли ничего не надо было делать, только смотреть, как Пол один за другим открывал официально выглядевшие конверты, чтобы понять, насколько плохо обстоят дела. В уголках его рта появились складки, и вообще он паниковал.

Все будет хорошо, – хотелось ей сказать ему, и она в это и в самом деле верила. Подводная площадка – поскольку галеон был уже опущен в воду и оснащен так, как должен был сотни лет назад – по-настоящему поражала. Косяки ярко окрашенных рыб и все прочее, вместе взятое, обладали таким жутким, мистическим воздействием, что, думала Рэли, и в самом деле заставят аудиторию задохнуться от изумления. Оригинальная водонепроницаемая оболочка, изобретенная для размещения камер, главный оператор, его ассистенты и Дарби погружались для съемок в воду. Рэли любила все это: плавать в своем мокром купальнике, свои ласты, свои приспособления для ныряния.

Но, хотя Пуэрто-Валларта расположена прямо на берегу океана, все, что подают к столу в отеле, – это какая-то серая свинина, у которой вообще нет никакого вкуса, или волокнистые цыплята, рис и бобы. Те из команды, кто забыли, что воду надо кипятить, заболели дизентерией и целыми днями не появлялись на съемочной площадке.

Однажды, когда Рэли некоторое время не нужно было находиться на съемочной площадке, шофер, он же телохранитель, повез ее на одном из джипов взглянуть на водопады, которые каскадами обрушивались в озера над черными скалами.

Тропические растения были те же самые, что и дома, только значительно крупнее и роскошнее.

Они проехали пятьдесят или шестьдесят миль в горы, где было прохладно и живительно свежо. А в озерце стояла лошадь и глядела на них, когда они проезжали мимо.

У Рэли обмерло сердце, когда оказалось, что одно из полученных ею писем было от Туси. Веселое и болтливое, все насчет школы и спорта, о том, что он читает и что поделывает.

«Я написал тебе уже раньше, – сообщал он, – но полагаю, что к тебе приходит так много всякой почты, что ты никогда не смотришь ее всю. Я надеюсь, что это письмо ты получишь. Пожалуйста, напиши, как только сможешь. Твой Туси».

Она закрыла глаза и несколько раз моргнула, словно от боли, так она скучала по нему. Было уже очень поздно, когда она наконец заснула в ту ночь, и утром потребовалось громко постучать ей в дверь, чтобы она проснулась. Когда она встала, то испытала какое-то странное чувство: что-то вроде головокружения и ужасное ощущение в животе, словно съела что-то такое, чего есть не следовало. Пол по-настоящему дойдет до точки, если она явится туда с местью Монтесумы, сказала она себе мрачно, собираясь в ванную. Это будет катастрофа, потому что она была занята почти в каждой сцене, которую им оставалось еще снять. Она чувствовала что-то липкое между ног, а когда сунула туда руку, то с ужасом увидела на кончиках своих пальцев кровь.

 

ГЛАВА 48

Первой заявилась команда телевизионщиков. Стоя на верхней ступеньке лесенки, выброшенной из кабины самолета, им махала Ферн, а сразу за ней возвышался Бобби. Она выглядела особенно неуместно здесь, в этой пыльной деревушке, в своем оранжевом облегающем платье, со своими грудями, вываливающимися через низкий вырез, своими латунного цвета волосами, собранными сзади вроде улья, как носили некоторые девушки когда-то в пятидесятые годы, своими длинными золотыми серьгами, блестящими под солнцем.

– Привет, Рэли! – выкрикнула она с верхней ступеньки, позируя так, словно ее окружала толпа фотографов, а не Рэли, ее шофер и еще несколько человек, которые приехали сюда, чтобы забрать кое-какой груз.

– Привет, Ферн, – сказала она в ответ.

И сразу же Ферн оказалась внизу, обняла ее и подставила щеку для поцелуя.

– Ну, как делишки? – спросила Ферн, своим писклявым, детским голосом. – Ты все еще девственник, парень?

– Господи, как я ненавижу эти маленькие самолеты, – отдышавшись, когда нормальный цвет медленно вернулся к его щекам, сказал Бобби. Он выглядит что надо, заметила Рэли, в белых полотняных брюках, в белой рубашке без воротника, с золотым «Роллексом» на запястье. Еще на нем были белые открытые туфли на босу ногу. Через плечо под абсолютно ровным углом висела светло-коричневая дорожная кожаная сумка. Он похлопал Рэли по плечу, пытливо разглядывая ее.

– Господи, корни твоих волос, – протянул он. – Они темные!

– Я знаю, – сказала Рэли, – поэтому-то ты и здесь, Бобби. – Она встряхнула головой, приглашая их обоих следовать за нею. – Экипаж ждет там.

– Это место выглядит как настоящая мусорная свалка, – сказала Ферн.

– Так оно и есть, – усмехнулась Рэли.

– Чем тут можно заниматься? – осведомился Бобби.

– Ничем, – ответила Рэли.

– О Господи, – сказала Ферн, округлив глаза.

– Люди здесь приятные, – сказала Рэли. – А еще музыка мариачи. Она тоже очень хороша.

Значит, в «Океане», – сказала Ферн, забираясь в джип рядом с Рэли. – Это место, где Лиз и Дик влюбились друг в друга. Знаешь, парень, у меня такое чувство, словно я собираюсь совершить паломничество к святыне.

– Таковой ты не увидишь.

– А там есть хотя бы какой-нибудь бар? – с беспокойством спросил Бобби.

– Не волнуйся, Бобби, – заверила Рэли. – У них есть бар, все, что надо, подают «Девар», «Бифитер».

– Слава Богу, – откликнулся Бобби, и на лице его расплылась довольная улыбка. – Потому что это бы уже переходило все границы, если бы еще и бара не было!..

«Это уже переходит все границы…» – Пол сказал что-то в этом роде в тот вечер, когда Рэли сообщила ему, что у нее началась менструация. Она разыскала его в импровизированной проекционной, устроенной им, когда он просматривал очередную дневную порцию проявленной пленки, доставленную в тот вечер маленьким самолетом. Несколько минут она смотрела пленку вместе с ним. Она могла бы сказать, что материал выглядел хорошо. Много действия, энергичные, динамичные кадры. Вызывают ощущения подъема и изумления.

– Я должна кое-что сказать тебе, Пол, – начала она.

– Могу я закончить с этим? – с отчаянием в голосе спросил он. – Я за весь этот проклятый день первый раз смог присесть.

Он выключил проектор, остановив его на кадре, когда ее лицо в маске заполняло весь экран.

– Так что? – спросил он, усмехнувшись.

– У меня начался сегодня утром мой период, Пол. Я решила, что ты должен знать об этом.

Он выглядел настолько потрясенным, словно кто-то выстрелил ему прямо в сердце. Она подумала, что он может умереть на месте.

– Ну, ты же понимаешь, что это должно было произойти, – сказала она раздраженно. – В конце концов, как ты, может быть, помнишь, я девочка и достигла подходящего возраста.

– Не понимаю, – сказал он, запустив руку в волосы, как всегда делал, когда выходил из себя. – Я просто думал, понимаешь, насчет женщин-атлеток, что иногда у них вообще не бывает менструаций.

– Ас этой вот произошло, – сказала Рэли.

Вот тогда-то он и заявил, что из всего, что она когда-либо вытворяла, это уже переходит все границы. Что-то в этом роде, во всяком случае. Рэли не могла потом вспомнить, как точно было сказано. Его захлестывали эмоции.

– Я должен придумать какой-то план, – сказал он.

– Мне уже тринадцать лет, а у тебя до сих пор нет никакого плана? – с изумлением спросила она. – Ты, должно быть, шутишь. Я знаю, что большинство людей в этом городе живет в мире грез, но я никогда не думала, что ты один из них.

– Может быть, ты переоцениваешь меня, Рэли, – сказал он и покраснел от огорчения.

– Я слишком хорошо знаю тебя, Пол, чтобы переоценивать, – сказала Рэли. – В конце концов, как дочь отца.

Чтобы сказала Ферн, если бы Рэли мимоходом выдала ей хоть малую толику правды? Такая сенсация, конечно, пощекотала бы ее читателей, ее зрителей. Они, конечно, повскакали бы со своих мест и кинулись приводить в порядок свои телевизоры, чтобы убедиться, что они правильно расслышали.

Меж тем Бобби рассеянно глазел на пеонов, бредущих по дороге, и на их осликов, несущих тяжелую поклажу. А Ферн принялась болтать, сообщать всякие новости о доме, даже не замечая, что Рэли все пропускает мимо ушей. Такова уж эта Ферн. Всегда зациклена на самой себе.

– Итак, в конце концов я сказала Денни, чтобы он хорошенько прошелся пешком, – говорила Ферн, обнимая Рэли за плечи, когда они входили в холл «Океана».

– Очень жаль, – ответила Рэли, – мне всегда нравился Денни.

– Ага, взад-вперед, – сказала Ферн, оглядываясь вокруг. – Черт, это место действительно мусорная свалка, парень. Лиз, видно, действительно была по уши влюблена в Дика, если решилась ступить в подобный притон.

– Тут ужасно, – согласился Бобби с изумленной улыбкой на губах.

Интересно, он сам задумывался хоть раз о себе и своем месте в жизни.

– Ты обратил внимание на моего оператора, того, кто первым вышел из самолета? – спросила Ферн. – Сейчас я с ним… О, знаю, знаю. Никогда не гадь в своем собственном гнезде. Но какого черта, сказала я себе, когда он наехал на меня. Ведь живем только раз….

Глядя на нее – пока еще как мальчик, которому очень скоро предстояло стать девушкой, – Рэли размышляла о плане Пола. Через несколько дней после того, как Рэли вынуждена была сказать ему, что ее жизнь как мальчика почти завершилась, Пол улетел в Лос-Анджелес, чтобы собрать воедино все детали.

День, когда она должна была проплыть сквозь галеон на другую сторону, был последним днем натурных подводных съемок и окончанием основных съемок вообще.

Пол будет ждать ее в нескольких сотнях ярдах на моторной лодке. Никто не должен заметить отсутствия Рэли, а они уже будут в пути к берегу у Мазатлана, где его будет ждать машина с водителем. Час езды к заброшенному аэродрому, а потом маленький самолет перебросит их в Соединенные Штаты, на ранчо, которое Пол разыскал в горах Нью-Мехико. Водитель останется там, чтобы обеспечить Рэли всем необходимым, пока ее волосы не отрастут и не приобретут свой природный цвет. А тогда она сможет вернуться в Беверли Хиллз как юная племянница Бет Кэрол.

– Господи, Пол… – нахмурилась Рэли, когда Пол посвятил ее в свой план. – Я не знаю… Мой водитель, ладно, ему можно довериться. Но маленький самолет, пилот…

– А чего ты хочешь? – вспыхнул Пол. – Я, черт побери, управлять самолетом не умею. И в любом случае я должен находиться здесь, чтобы как-то совладать с истерикой, с прессой.

– Может быть, будет лучше, если мой водитель и я прямо проедем на ранчо, – предложила Рэли, – тогда нас будет только двое. Как ты на это смотришь?

– А граница? – требовательно спросил Пол, расхаживая взад-вперед с обеспокоенным видом.

– Я накину шарф на волосы и оденусь как девочка, – сказала Рэли. – Все, что они обычно спрашивают, это где вы родились. К тому же они ведь не будут искать меня.

– Что же, – сказал Пол. – Это может сработать. А я на этом выиграю несколько шагов.

– Я не хочу, чтобы мама беспокоилась, – сказала Рэли.

– О, я скажу ей, – сказал Пол. – Конечно же, я скажу ей.

– И я хочу, чтобы Фриски был со мной на ранчо.

– Хорошо.

– И книги, побольше книг. И мое гимнастическое оборудование.

– Это должно спасти наши жизни, крошка, – сказал, кивнув головой, Пол. – Ты даже не представляешь, насколько мы приблизились к тому, чтобы потерять все.

– Я кое-что усекла, – сказала Рэли, – когда ты разговаривал с Дарби.

– Да, это так. Единственное, над чем я не хотел бы утратить контроль, так это над библиотекой твоих фильмов, – сказал Пол. – Все остальное заботит меня куда меньше, даже дом. Но деньги по страховке покроют все, даже дадут двойное возмещение.

– О Господи, – в страхе сказала Рэли. – Об этом я даже не подумала. Ведь это мошенничество.

– Ну да, – сказал Пол. – Это мошенничество. А ты можешь предложить что-то другое?

Конечно, у нее не было никаких других предложений. Им не оставалось ничего другого. Вот почему Пол придерживал Ферн со съемками ее репортажа, и придерживал до самой последней минуты. Так что она и ее команда окажутся здесь именно тогда, когда Рэли Барнз навсегда исчезнет в море.

Когда багаж наконец был доставлен в отель, в нем оказалась корзинка с сюрпризами для пикника от Бет Кэрол и записка. Рэли уселась в своей комнате, чтобы прочитать ее. Из соседнего номера до нее доносились стоны и вскрики Ферн, значит, телеоператор тоже там, решила Рэли. Но что означали все эти вопли, которые издавала Ферн? Или это больно, то, что он с ней делает? Но, должно быть, ей это нравится, иначе бы она сопротивлялась. Мне это не будет нравиться, мрачно подумала Рэли. Быть девочкой вовсе не означает, что надо обязательно заниматься этим, – так она, во всяком случае, понимает. Она включила радио, чтобы заглушить эти звуки, и стала грызть яблоко, которое достала из корзинки для пикника, и читать записку от мамы.

Самой большой новостью было то, что мама Туси поступает в юридическую школу. «Конечно, она предпочла бы поступить в более престижное заведение, например в Гарвард, – писала Бет, – но она не хочет быть вдали от Роджера и детей. Может быть, именно поэтому для нас, девушек, у них такая низкая квота, потому что более всего мы занимаемся нашими семьями. Как бы то ни было, в колледже, куда поступает Битси, тоже есть квота, но, поскольку она это она, у нее не было никаких проблем с зачислением.

Лично я не могу понять этого. У нее есть все. Прекрасный муж, дети, высокое социальное положение в городе, увлекательная работа, которую она добровольно исполняет в Центре сценических искусств. Думаю, ты согласишься с тем, что этого вполне достаточно. Заниматься еще и в юридической школе?.. Этому необходимо отдавать себя целиком. Но как же семья? Я думаю, что она совершает ошибку».

В самом низу она добавила: «Фриски шлет тебе свою любовь и не дождется, когда ты вернешься домой».

О Господи, вздохнула Рэли, бросив записку на стол. Все настолько' нормально, настолько мило. Она могла зримо представить добрую, застенчивую улыбку своей матери. Бет всегда так беспокоилась, чтобы все шло хорошо, прилично, чтобы не было никаких неприятностей. Рэли так захотелось быть сейчас дома с нею и чтобы не нужно было делать то, что ей предстоит. И конечно, ее волновал вовсе не предстоящий трюк. А то, что будет потом, когда она начнет свою жизнь как девушка. Это пугало ее так сильно, что она едва выносила саму мысль об этом.

 

ГЛАВА 49

Вынырнув из воды, Рэли разглядела примерно в ста ярдах от себя моторную лодку. Немного раскачиваясь, она была едва различима в безлунную ночь. Рэли быстро подплыла к ней, ухватилась за веревочную лестницу, выброшенную за борт, и поднялась на палубу.

Пол, как только увидел ее, тут же включил двигатель.

– Как все прошло? – спросил он.

– Очаровательно, – ответила она, важничая.

– Там есть кофе в термосе, – сказал он, – а нам лучше отправляться.

Рев двигателей разорвал тишину ночи.

Рэли отстегнула свой баллон с кислородом, сбросила ласты, вытерла полотенцем лицо и волосы и присела на корме, глядя го на спину стоящего за штурвалом Пола, то на пенистый след, оставляемый катером. Прошел час или около того, прежде чем Пол остановил двигатель и выбросил якорь.

– О'кей, – сказал он. – Все вовремя.

Рэли вглядывалась в ночь, но не могла разглядеть ничего, кроме воды вокруг них. Ей пришла в голову дикая мысль, что все это время они плыли в открытое море, но это было невозможно. Береговая линия должна была быть где-то здесь. Просто так кажется, потому что ночь очень темная. Она нагнулась, чтобы надеть свои ласты, и вдруг ощутила предчувствие удара от какого-то звука над собой. Она подняла глаза и увидела возвышающегося над ней Пола, что-то высоко держащего обеими руками. Камень.

«Да ведь он собирается убить меня – изумленно подумала она. – Он никогда по-настоящему не любил меня…»

Она попыталась увернуться от него, перевалиться через борт. Не удалось. В глазах потемнело, и она провалилась в никуда.

 

ГЛАВА 50

Бет поняла, что что-то случилось, когда в семь часов утра раздался звонок в дверь. Открыв дверь, она увидела Мегги из отдела связей с общественностью. Но тут были и Битси, и Мэри Лу, и в этом не было никакого смысла. Что свело этих трех женщин вместе?

– Рэли? – спросила она.

– Да, – сказала Битси, шагнула к ней и взяла ее за руки.

Вечером к ней завернули Ферн и Бобби, и Бет не совсем представляла, как объяснить ее новым приятельницам приход Ферн. Ах да, они же знают, кто такая Ферн, вспомнила она. Они так и подумают, что она примчалась за информацией, им и в голову не придет, что они подруги, ну как у такой пристойной леди, как Бет Кэрол, может быть подругой столь вульгарная особа! А Бобби просто ее парикмахер. У них, наверное, есть свои парикмахеры, хотя иногда она сомневалась в этом. Во всяком случае, присутствие Бобби они поймут.

Телевизор все это время был включен. Какой-то фильм, переделка старой чепухи с киднеппингом, перемежался новостями. Соболезнование мэра, интервью со звездами, партнерами Рэли. А вот и Пол, прибывший в аэропорт, окруженный всеми этими репортерами. Его голос дрожал, когда он сказал, что принимает на себя всю ответственность за несчастный случай. Он был так потрясен, что не смог продолжать, и просто, наклонив голову, поспешил по проходу. Значит, скоро он будет здесь, подумала она безразлично. От аэропорта езды – самое большое полчаса.

Фриски был в возбуждении, просто вне себя от того, что все время кто-то приходил. Дверной звонок звенел беспрерывно. Бет взяла пса на колени и почувствовала, как он весь дрожит.

Самое забавное, что ей все казалось каким-то нереальным. Может быть, потому, что приходил доктор и сделал ей укол по-настоящему сильного транквилизатора. И в конце концов, они все еще не нашли Рэли, значит, это еще не означает, что все кончено. Но если верить тому, что говорили по телевидению, они не возлагали на это очень больших надежд. Прошло уже несколько дней, а океан у побережья Пуэрто-Валларты по-настоящему штормило. Волна никогда еще не была так высока, сказали они. Практически это была непрерывная приливная волна.

Занятно: Дарби вернулся и съехал. Этого дня она ждала так долго, и вот наконец это произошло. Пол, похоже, даже не обратил на это внимания. Он был слишком обеспокоен ее состоянием. Такой милый и заботливый, он выглядел совершенно потрясенным и виноватым, хотя его там даже не было в ночь, когда все это случилось, – он сказал об этом Бет, это же сообщило телевидение.

И все звонили, и спрашивали, когда состоится поминальная служба. Звонили из офиса мэра. Все флаги в городе из уважения были наполовину приспущены. Но так не могло дальше продолжаться, они должны были что-то делать.

Ладно, подумала она. Что поделаешь?..

Бобби приехал в то утро, чтобы сделать ей прическу, и Ферн тоже приехала. Все вместе они поехали в «Бентли». Был прекрасный день. Как всегда в эту пору. Туда направлялось так много поклонников, что они едва продвигались. Полиция, контролирующая дорожное движение, должна была освобождать им путь. Пол крепко держал ее под локоть, когда они поднимались по ступеням лестницы церкви в Беверли Хиллз. Странно, подумала Она, такое большое скопление людей производит так мало шума. Конечно, все подходили к ней, чтобы принести свои соболезнования, – даже Диана Кендалл, которая выглядела такой же непривлекательной, как в прошлый раз, и вообще, кажется, все, кто находились в это время в городе. И все важные люди, какие были в мире, прислали цветы, а церковь была переполнена массой влиятельный лиц. Единственной неожиданностью было присутствие отряда бойскаутов, занявших целый ряд. Но потом Бет вспомнила, что после проката одного фильма Рэли был сделан почетным бойскаутом. Туси прилетел, он был очень мил и на грани того, чтобы заплакать. Он так вырос за короткое время, что Бет его едва узнала. А может быть, это все еще было воздействие транквилизаторов, она себя чувствовала так, словно находилась под водой.

Речи были очень искренними, очень проникновенными. Масса всякой чепухи о мужестве, о юности Америки. Ну и тому подобные вещи.

Наконец все закончилось, а вечером по телевизору все это выглядело очень мило.

«Вы должны занять себя делами», – говорил ей почти каждый. Так что спустя несколько дней она заставила себя подняться, одеться и отправиться в офис, где она работала с еще несколькими добровольцами. Все дамы были очень внимательны. Всячески пытались отвлечь ее. Это было очень мило с их стороны. Очень мило.

– Потерять ребенка – что может быть страшнее, – пробормотал кто-то.

– Да, – сказала Бет, но на самом деле она думала иначе.

Конечно, это ужасно – потерять ребенка. Но потерять этого ребенка было еще страшнее.

Так прошло несколько дней, она продолжала выходить, но в один из дней что-то разладилось. Не то чтобы у нее кружилась голова, когда она вставала с постели, но что-то происходило. Странное. Она просто ничего не могла. В самом деле, она едва могла заставить себя даже просто позвонить и сказать, что не может прийти.

Это были очень странные дни. В течение нескольких минут она могла чувствовать себя вполне хорошо, учитывая все случившееся. А потом ее нервы начинали кричать, и она чувствовала себя так, словно вот-вот выпрыгнет из своей кожи. И улучшения не наступало.

Даже звонок доктора, который просто хотел узнать, как она себя чувствует, так взвинчивал ее, так выводил из себя, что ей просто хотелось заорать, чтобы ее оставили в покое.

– Я чувствую себя очень странно, – сказала она.

– Что ж, это вполне естественно, – говорил он и предписывал усилить прием лекарств.

От этого она чувствовала себя еще хуже. Тогда он предложил ей урезать дозы наполовину. Она просто сидела, машинально лаская маленькую собачку Рэли. Но не думая о самой Рэли. На самом деле не думая ни о чем. И не спала по ночам, и ничего не ела. «Я не могу так дальше, – сказала она себе, – я должна попытаться что-то сделать».

На следующее утро она заставила себя встать, принять душ и одеться. Она даже сделала легкий макияж. Это стоило ужасающих усилий, словно она толкала валун на крутой холм, и она тяжело дышала, когда закончила. Призвав все свои силы, заставила себя съесть настоящий завтрак. Яичницу-болтунью, бекон, тосты. Стакан апельсинового сока. Не помогло. Более того, ее стало тошнить.

Все, что ей оставалось, – сидеть с Фриски и целый день смотреть телевизор. Иногда она так ослабевала, что чувствовала, как у нее слипаются веки, и засыпала – иногда всего на несколько минут. Но хуже всего было то, что ей снова стали видеться ее сны с водой. Не в связи с Рэли. Когда она была маленькой девочкой, за их домом было озеро, всегда темное и пугающее, но в то же самое время и влекущее – вот оно ей и снилось. В четыре часа дня она начинала пить. Это помогало, потому что сглаживало все, и она не должна была заставлять себя думать. Да и в любом случае ей это было не под силу, потому что все ее мысли оказывались всего лишь клочками чего-то, не имеющего никакого смысла.

У них есть масса дел, которыми следует заняться, не раз повторял ей Пол. «Мне нужна твоя подпись, Бет Кэрол. Ты должна собраться и взять себя в руки».

– Ах, Пол, – говорила она, – я еще не готова. Очень сожалею. Может быть, завтра, ладно?

– Ты что-нибудь ешь? – спрашивал он.

– Конечно, я ем, – отвечала она.

– Ты должна начать есть, Бет Кэрол, – говорил он.

– Я знаю, – отвечала она.

Когда пройдет какое-то время, ей станет лучше, говорила она себе. Время – вот что может помочь. Но прошло больше трех месяцев, а ей становилось еще хуже. Фриски тоже чахнул. Его глаза и шерсть стали тусклыми.

Она часами расчесывала его, глядя телевизор. Кулинарные шоу, которые ей всегда нравились. Игровые шоу. «Мыльные оперы» передавались по всем каналам с двенадцати до трех часов дня. На экране двигались какие-то фигурки, но интриги были такими запутанными, что она была не в состоянии следить за ними.

Пол большую часть времени проводил вне дома, занимаясь послесъемочными делами с картиной, которая должна была принести целое состояние, потому что была последней картиной Рэли. Единственный человек, с которым она виделась, был Бобби, который приходил каждую неделю, чтобы сделать ей прическу, хотя она и просила его не затруднять себя. Но он приходил и нашептывал ей на ухо разные сплетни, которые она даже не слушала, а к тому времени, когда он завершал свое дело, ее нервы уже словно протыкали кожу, и она чувствовала себя настолько опустошенной, что ей только хотелось кричать и кричать.

Все время звонили. Ее приятельницы. Ферн. Даже Диана Кендалл, которая все еще была в городе и спрашивала, не хочет ли Бет, чтобы ока к ней заскочила. Бет думала что, может быть, Диана действительно лучше других поймет ее, ведь она потеряла всю семью. Но в конце концов решила, что не должна заботиться о том, поймет ли кто-нибудь, что она испытывает. Кроме того, эта Диана Кендалл выглядела как человек, который вечно скулит, а последнее, чего бы желала Бет, это выслушивать человека, который ноет и жалеет себя. В конце концов, с нее хватит ее собственных проблем.

Она перестала подходить к телефону.

Однажды он звонил и звонил. Пятнадцать звонков, двадцать. Потом телефон умолк, но спустя некоторое время зазвонил снова.

Рассерженная, она схватила трубку, намереваясь разбить ее о стену.

– Хэлло, – сказала она наконец.

– Бет Кэрол? Это Роджер Хортон. Она ждала, тяжело дыша в трубку.

– Я тут раздумывал, как вы гам, – сказал он. – Мы все переживаем. Битси говорит, что не могла дозвониться до вас, никто не отвечал.

Ее сердце отчаянно забилось. Уж не сердечный ли приступ?

– Бет Кэрол! – переспросил он, на этот раз обеспокоенным тоном.

– Да.

– Я могу что-нибудь сделать для вас?

– Пожалуй, нет, Роджер, – ответила она. – Я хочу сказать, что… я не могу ни на чем сконцентрироваться. Хотя я думаю, что это естественно. Я хочу сказать, что, может быть, природа меня таким образом охраняет. Понимаете, если я не могу думать ни о чем, то я не могу думать и об этом. Я имею в виду о том, что произошло.

– Может быть, если вы повидаетесь с кем-нибудь, – сказал он, – может быть, если вы…

– О, я вижусь кое с кем, – ответила она со слабой улыбкой. – Он один из лучших врачей в Беверли Хиллз.

– И что он говорит? – спросил Роджер.

– Видите ли, Роджер, я не понимаю, что он говорит, – пробормотала Бет, нахмурясь. – Я хочу сказать, что мне трудно сосредоточиться, я уже вам говорила. Наверное, нужно, чтобы прошло время. Так всегда бывает. Что-то в этом роде. В то же время я хочу постараться быть сильной.

– Что ж, мы все беспокоимся… – начал он.

– Это очень мило, что вы лично позвонили, Роджер, – сказала она. – Я хочу сказать, что знаю, как вы заняты с газетой, и все такое. Поэтому я признательна, что вы нашли для этого время. В самом деле. И передайте Битси, что я люблю ее, ладно? И скажите ей, что я надеюсь, что скоро снова смогу видеться с нею. Правда.

– Бет Кэрол, – сказал он голосом, упавшим до шепота. – Я помню, как мы встречались раньше, много лет назад. Тогда, когда вы были Джейн и приходили в мой номер в отеле.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, Роджер, – ответила она натянуто. – Должно быть, вы путаете меня с кем-нибудь.

– Я так возбуждался каждый раз, когда собирался встретиться с вами, – сказал он. – Это было, как будто я… впервые…

– Роджер…

– Я хочу быть вашим другом, Бет Кэрол, – сказал он. – Я думаю, вы нуждаетесь в дружбе.

– Что ж, это очень мило с вашей стороны, Роджер. В самом деле, – ответила она в отчаянии. – Да, конечно же, вы мой друг. И Битси тоже. Она была чудесной, когда все это случилось. Так меня поддержала, я очень благодарна.

– Почему бы нам не прокатиться сегодня после полудня? – предложил он. – Вам даже не надо будет ни о чем говорить, Бет. Мы можем проехаться на Ньюпорт-Бич. Как вы на это смотрите? А потом мы просто сделаем поворот и вернемся обратно. Вы будете просто сидеть рядом. Для вас это будет некоторой переменой обстановки.

– О, я не могу, – выпалила она. В голосе ее прозвучала истерическая нотка. – Я говорила вам…

– Почему? – мягко спросил он. – Чего вы боитесь?

– Я… я не знаю, – ответила она, пытаясь собраться с мыслями. Пытаясь подыскать слова, чтобы сказать ему, что она не может находиться нигде, в том числе даже и здесь. Но она не могла выговорить такого. Это прозвучало бы так, словно она вообще чокнулась.

– Давайте попробуем, – сказал он добродушно. – Если вы будете себя чувствовать плохо, мы тут же развернемся и отправимся обратно. Я буду у вас в два часа дня. То есть, через три часа. Так что наденьте ваше самое красивое платье, и мы встретимся.

– Роджер, в этом нет необходимости, – произнесла она усталым голосом. – Со мной все в порядке, все хорошо.

– Это не так, и вы это знаете, – сказал он. – Но вы придете в себя. И все, что от вас потребуется, это позволить мне быть вашим другом.

– Хорошо, – ответила она. – Я попытаюсь.

 

ГЛАВА 51

Поморгав, Рэли открыла глаза и увидела медленно вращающийся под потолком вентилятор. Ей казалось, что он находится в миле от нее. Было жарко и очень влажно, и где-то в отдалении грохотал гром. А может быть, это были просто какие-то звуковые эффекты. Она обнаружила, что лежит на узкой кровати в длинной, затемненной комнате, где было еще несколько кроватей и какие-то медицинские приспособления для стерилизации – впереди, где должна была быть стена, но ее как бы не было. Просто что-то зеленое, словно джунгли или что-то в этом роде.

Так что же это? – спросила она себя, нахмурившись и снова закрыв глаза. Может быть, кино или сон? Она попыталась разобраться со своими мыслями.

– Ты проснулась? – послышался голос.

Рэли открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на девушке, стоявшей перед ней. У нее были темные волосы, высокие скулы. Высокая и стройная, одетая в просторное, хлопковое платье.

– Где я? – прошептала она. – Как я сюда попала?

– Несколько рыбаков нашли тебя на плавающем обломке чего-то, – сказала девушка. – Ты была совсем без сознания, почти мертвая. Они доставили тебя сюда, потому что я доктор. Меня зовут Энн Винцент.

Рэли снова нахмурилась и закрыла глаза. Потом опять открыла.

– Ты получила ужасный удар по голове, – продолжала Энн. – Ты приходила в себя и снова теряла сознание на протяжении нескольких дней и почти… Я рада, что ты чувствуешь себя лучше. Правда. Ты была очень больной девочкой.

Рэли искоса взглянула на нее, почувствовав раздражение. Она не должна была знать об этом, эта незнакомка. То, что она была девочкой. После всего того, что было так тщательно спланировано все-все, а теперь вдруг вот так запросто тебе говорят, что ты очень больная девочка.

– Как тебя зовут? – спросила Энн, держа ее теперь за запястье и считая пульс.

«Рэли Барнз», – хотелось ей сказать, но она не могла этого сделать из-за плана, который сейчас припомнить она была не в состоянии. Эта девушка сказала, что она доктор, но как такое вообще может быть? Девушки не бывают докторами. Это каждый знает. Она попыталась сказать что-то и вздохнула.

– У нас есть коротковолновое радио, – сказала Энн, – но мы не поймали никакого сообщения о затонувшем где-нибудь судне. Что произошло? Ты упала за борт?

– Я не помню, – сказала Рэли, покачав головой.

– Ладно, мы поговорим об этом позже, – сказала Энн, похлопав ее по плечу. – У тебя было тяжелое сотрясение мозга. Иногда требуется некоторое время, чтобы все восстановилось.

Рэли закрыла глаза и изо всех сил постаралась на этот раз сосредоточиться. Ей казалось, что вроде они снимали сцену, и что все происходило под водой. Могло быть так, что она столкнулась с кем-нибудь? Но кто бы это мог быть, в конце концов? Нептун?

– Где мы находимся? – спросила Рэли, пытаясь держать глаза открытыми. Ей было непривычно и неприятно чувствовать себя так: слабой, не контролирующей себя.

– Мы в Мексике, на полпути между Пуэрто-Валлартой и Акапулько, – сказала Энн. – Вообще-то мы тут в полной изоляции. Добраться до нас можно только на судне.

– Нет, нет, – сказала Рэли, покачав головой. – Это неправильный путь.

– Что неправильный путь?

– Я не знаю, – призналась Рэли, ненавидя то, что она не могла понять, и пытаясь уловить что-то, имеющее значение.

– Что ты помнишь самое последнее? – спросила Энн.

– Я плавала, – ответила Рэли после паузы.

– Ладно, начало уже есть, – сказала Энн с легкой улыбкой. – Я пойду расскажу всем остальным, что ты уже в порядке. Все так беспокоятся о тебе.

– Да, они всегда беспокоятся, – пробормотала Рэли. – Вроде как тогда, когда я сломал себе запястье. Это длилось шесть недель. Пол, страховая компания… все беспокоились.

– Кто такой Пол? – спросила Энн, сверкнув глазами. – Это твой друг?

Ну и глупый вопрос, смутно подумала Рэли. Каждый знает, что Пол – это ее отец, разумеется, он гораздо больше чем друг. Но было еще что-то, что она никак не могла уцепить, что тикало где-то в глубинах ее сознания, намекая, что, может быть, она ошибается в этом.

– Мне кажется, я сейчас вздремну, – сказала Рэли, чувствуя, словно она уплывает куда-то.

– Что ж, это хорошая идея, – сказала Энн. – Поспи. И не беспокойся ни о чем. С тобой будет все в порядке. Ты выкарабкалась.

Все остальные пришли позднее, когда уже наступили сумерки, и Рэли снова проснулась. Имя женщины было Элеонор Фиск, Чарльз Фиск был ее муж. Да, Рэли слышала о ней, читала. Женщина-философ, с какими-то оригинальными идеями. Она была очень костлявой в своем цветастом кафтане, с прекрасными синими глазами, в которых так и светился ум. У нее была царственная голова, увенчанная седыми волосами. Семьдесят лет, подумала Рэли, может быть, даже больше. Рэли попыталась ей улыбнуться.

А Чарльз, этот Чарльз, похоже, лет на двадцать моложе ее. Красивый мужчина с густыми седыми кудрями, ниспадающими на шею, с тонким аристократическим лицом, очень загорелым.

И еще масса других людей. Моложе. Возраста, так сказать, студентов колледжа, студентов-выпускников. И Рэли по-настоящему забеспокоилась, размышляя, что все они делают в центре этого «нигде»? Энн объяснила ей это позднее, когда все остальные ушли ужинать, а она сидела с Рэли, чтобы та не пугалась. Она и не собиралась пугаться, но не стоило делать из этого большую проблему и настаивать, чтобы Энн пошла ужинать со всеми остальными.

Значит, вот почему они были здесь, те молодые: они были студентами, которые прибыли со всего света, чтобы помогать Элеонор и Чарльзу в их исследованиях по истории философии, в работе над книгами, которые они писали. Можно сказать, они были своего рода интернами, хотя таковыми и не считались. Они не получали никакого зачета от колледжа за время, проведенное здесь, зато приобретали громадный престиж, а это оценивалось даже больше. Быть замеченным, приглашенным Элеонор Фиск – это действительно что-то, сказала Энн. Это может придать живительный импульс вашей карьере на старте.

– А что он, муж? – спросила Рэли, просто чтобы поддержать разговор, потому что голова ее неожиданно затрещала.

– Это чудесная любовная история, – улыбнувшись, сказала Энн. – Он был студентом-выпускником в одном из ее семинаров в Чикагском университете, и у него от нее буквально закружилась голова. Ну и она тоже затрепетала, потому что он тоже был таким умным и красивым, и через некоторое время они влюбились друг в друга. Он из Декатура, штат Иллинойс. Из старинной семьи, которая спокон веку занималась производством мебели. Родители пришли в ярость из-за разницы в возрасте и все такое. Кроме того, была еще и ее семья. Она из Аркадии в Южной Калифорнии, и семья обладает к тому же какими-то расовыми предубеждениями. Святая Анита! И они тоже разъярились, сочли это неподобающим. И в кампусе произошел большой скандал, но Элеонор и Чарльз не обратили на это внимания. Как бы то ни было, они поженились и вот теперь здесь. Элеонор даже доверила ему быть своим соавтором в последней книге.

Потом Энн сказала, что здесь из-за изоляции всегда имеется свой доктор и что это очень хорошо для ее карьеры – провести здесь год. Что ей здесь по-настоящему нравится и что по окончании этого года она вернется в Штаты, чтобы начать там работать постоянно в «Масс-Дженерал».

– Я думала, что вы шутите, – сказала Рэли, – когда назвались доктором. Я никогда не встречала девушку-доктора.

– Ну а почему бы мне не быть доктором? – спросила Энн.

– Не знаю почему, – сказала Рэли, снова нахмурившись, желая лишь, чтобы с ее головой перестало происходить то, что происходило.

– Что с тобой? – спросила Энн, склонившись к ней. – Ты можешь вспомнить хоть что-нибудь?

Большую часть всего, хотелось сказать ей. Все эти фильмы, положение звезды, весь этот антураж, который сопровождал ее повсюду. Фаны, вцепляющиеся в нее, в надежде, что их хоть немного осыпет звездной пылью. Особняк и все такое, от чего можно задрать нос. Свою маленькую собачку, Фриски, – она вспомнила имя спустя несколько секунд. И он всегда тосковал, когда она работала вдалеке. В конце концов, не могла же она послать ему открытку со словами, что скоро вернется.

– С тобой все в порядке? – спросила Энн.

– Все хорошо, – пробормотала Рэли, ощущая возраставшее беспокойство. Осознание того, что она вернется нескоро. Потому что это предусмотрено планом, Фриски вернется к ней. Он должен вернуться.

– Мы должны как-то называть тебя, – сказала, улыбнувшись, Энн. – Пока к тебе не вернется память.

Рэли с несчастным видом кивнула.

– Итак, какое первое попавшееся имя приходит тебе на ум? – весело спросила Энн.

– Ли, – сказала Рэли.

– Ты думаешь, оно что-то значит? – спросила Энн. – Ты думаешь, это может быть твоим настоящим именем?

– Нет, – ответила Рэли, покачав головой, улыбаясь про себя от воспоминания, что в одном из фильмов у нее по роли была амнезия, потеря памяти, и она никак не могла вспомнить свое имя. Сейчас все было наоборот. Она вспомнила почти все, но не могла говорить об этом, просто не могла сознаться, что она – Рэли Барнз, кинозвезда. Нет, она не могла сделать это, потому что теперь все было по-другому.

– Если бы только мы могли сообщить твоей семье, что с тобой все в порядке, – кажется, Энн говорила именно это, когда Рэли снова погрузилась в сон.

Ее сновидения были очень обрывочными, путаными. Ей виделось нежное, испуганное лицо матери, Туси напротив нее на теннисном корте. Она вспомнила свое чувство, когда поддавалась ему, позволяя выиграть, как заботилась о том, чтобы он ничего не заметил. Милосердная партия в теннис, в первый раз. И в последний, подумала она, очнувшись на секунду. Вот что делает любовь. Она заставляет нас идти на компромисс, отказываться от своих ценностей. Это делает нас уязвимыми, слабыми.

А потом она снова плыла, медленными, сильными движениями, на встречу с Полом, чтобы привести в действие их план, план, который обеспечит благополучие всех.

Пол, в нем все дело. Она плыла, чтобы встретить Пола. Но что-то случилось странное, иначе она не оказалась бы здесь. И как ей с ним связаться? Сообщить, что с нею все в порядке? Она застонала, повернулась, пытаясь сесть. Чьи-то нежные руки подтолкнули ее назад на подушку.

– Ты должна лежать очень спокойно, – низким голосом сказала Энн, – я дам тебе что-нибудь, чтобы ты могла заснуть.

– Нет, – застонала Рэли.

Спустя несколько дней ее мысли все еще оставались очень обрывочными, ускользающими. Большую часть времени она по-прежнему спала, а когда просыпалась, рядом всегда была Энн или кто-нибудь из служительниц. Должно быть, их здесь была целая дюжина. И еще множество детей. Они вытягивали шеи, чтобы взглянуть на нее, а спустя какое-то время после полудня, когда бывало уже не так жарко, Рэли слышала их вопли или смех, когда они играли снаружи.

Только в середине ночи, когда становилось прохладно и откуда-то доносились пение сверчков и лай собак, Рэли чувствовала, что ее мысли постепенно начинают обретать четкость. Она начинала осознавать свое нынешнее положение. Она была самым знаменитым актером-ребенком в мире, а потом стала никем. Буквально. Просто девочкой, которую спасли в море.

О, как она ненавидела это состояние. У нее не было сил говорить, не стало энергии. Через несколько дней она села в кровати и едва не повалилась назад – так поплыло у нее в голове. Ее ноги были как ватные, когда она попыталась встать, и она грохнулась бы лицом об пол, если бы не быстрые руки темной, молчаливой женщины, сидящей рядом. Женщина поддерживала ее, когда она умывалась нагретой солнцем водой. Взглянув в зеркало, она увидела, что ее волосы острижены. Она осторожно потрогала уродливый свежий рубец. Подумала о Поле и задумалась: почему бы это? Потом медленно вернулась к кровати, села на ее край, тяжело дыша, пока женщина помогала ей переодеться в просторную хлопковую одежду. Она странно почувствовала себя в этой одежде. Словно позировала, выдавая себя за кого-то. Босая, вся дрожа, она медленно вышла из лазарета и огляделась.

Поселок представлял собой ряд низких глинобитных построек среди банановых деревьев, пальм и тропических цветов. Пара лошадей взирала на нее поверх полуразвалившейся изгороди. Кукарекал петух, и три или четыре мальчика играли неподалеку, с любопытством поглядывая на нее темными глазами. Она осторожно двинулась вперед, на звук смеха ярдах в двухстах от нее. Оттуда также доносилась музыка. Моцарт. Ярко светило солнце, воздух был влажным.

Рэли увидела их всех, у них был ленч, они сидели за маленьким столиком под навесом террасы, а на кафельном полу жужжали вентиляторы и сновали слуги, подавая блюда. Завидев ее, все захлопали. Один из ребят, тот, который, как она полагала, был из Швеции, вскочил и помог ей сесть в его кресло. Кто-то принес ей тарелку, наполненную рисом, бобами и курицей, политой чем-то похожим на шоколадный соус. И бутылку кока-колы. И все хлопотали вокруг и спрашивали, как она себя чувствует. Так похоже на старые времена, когда она всегда была в центре внимания. Но выражение их глаз было иным. Сочувствие, жалость. Она моргнула и отвернулась, словно получила пощечину.

Я покажу вам всем, поклялась она и, развернув плечи, пробормотала, что чувствует себя великолепно. В самом деле. Она налила кока-колы в стакан со льдом и сделала глоток. Это было самое вкусное, что она пробовала когда-либо в жизни.

Элеонор Фиск, конечно, сидела во главе одного из столов и добродушно смеялась над тем, что ей только что сказал сидящий справа от нее парень. Она была заядлая курильщица, Рэли видела, как, съев кусочек чего-то, она тут же затягивалась. И Чарльз. Каждый раз, когда он глядел на свою жену, у Рэли возникало чувство, что он никак не может поверить, что она, в самом деле вышла за него замуж и даже приняла его фамилию.

Какой-то парень, англичанин, флиртовал с Энн, и она, хлопая ресницами, держалась нарочито смущенно. Странно, подумала Рэли, нахмурившись, а ты думала, что желающие стать врачами должны быть выше всего этого. Что-то вроде того, как выглядит ее мать, когда занята своим делом. Рэли осуждающе сжала губы – ей претили любые виды слабости.

Кто-то сменил пластинку, на этот раз поставил Скарлатти, ту самую вещь, которую она всегда играла дома. Она проглотила комок в горле. В ее сознании проплывали образы матери, ее маленькой собачки, Дарби, Пола. Но что-то опять беспокоило ее в связи с Полом.

Она кое-как ковыряла еду в своей тарелке, погруженная в свои мысли и очень несчастная.

 

ГЛАВА 52

Спустя несколько дней Рэли, в просторной рубахе, сунув руки в карманы просторных белых брюк, уже разгуливала по поселку, поглядывая по сторонам, пытаясь разобраться, что за жизнь здесь протекает, что к чему.

Тут и там разбросаны скопления глинобитных домиков для ассистентов и другого обслуживающего персонала.

Тут были две библиотеки, уставленные полками книг на всех языках, с длинными столами, за которыми работали ассистенты в большинстве на старых, двадцатых годов, пишущих машинках. Беспрерывно вращались лопасти вентиляторов, приводимые в движение от генератора, и всегда присутствовала молчаливая мексиканская женщина, подметающая песок, который почему-то всегда покрывал кафельные полы.

Это было святилище, созданное для работы. Именно для этого все они сюда и съехались, как сказала ей Элеонор во время одного из тех долгих разговоров, что они вели в эти дни, – чтобы отстраниться от бесконечных баталий в университете и постоянных чаепитий. Здесь приехавшие студенты использовали каждый час и каждую минуту.

Они – Элеонор и Чарльз – приезжают в Мексику уже многие годы, как только выкраивают для этого несколько недель. А потом Чарльз получил по наследству некоторые деньги, рассказывала Элеонор, и глаза ее при этом сверкнули, и они поняли, что теперь наступило время перебраться сюда, что теперь они могут себе это позволить. И они так и сделали, но не только они. Вначале приехало в качестве ассистентов-исследователей несколько студентов-выпускников. Потом начали прибывать на время каникул мыслители со всего света, и они очутились снова как бы в той же обстановке, из которой прибыли сюда.

Потом постепенно, осторожно стали следовать вопросы, кем она может быть и откуда могла появиться. Элеонор пыталась помочь ей. И Чарльз. И Энн. Рэли поеживалась от их причиняющего боль сочувствия и ненавидела их за то, что они ее жалели.

Она уже размышляла, как выберется отсюда. Но не могла как следует все обдумать, потому что все еще была не в состоянии вспомнить случившееся до конца. А главное – что предшествовало ее появлению здесь.

Рэли стояла в дверях главного здания, ощущая легкое головокружение. Кафельный пол застлан яркими мексиканскими коврами. Примитивные художественные и племенные маски украшали стены. Здесь было и несколько английских антикварных вещей, которые Элеонор унаследовала от своей матери. Несколько красивых современных изделий, пара кресел Кнолла, большой стеклянный стол, который переезжал из одного университетского кампуса в другой. Здесь была даже скульптура Бранкузи.

Мексиканка, сметавшая тонкий слой песка с пола, взглянула на Рэли, когда та проходила в отведенную ей комнату, одну из самых больших, в которой обычно останавливались всемирно знаменитые ученые, бывшие послы, писатели.

Рэли опустилась на кровать, закинула руки за голову и плотно закрыла глаза, снова и снова пытаясь воссоздать, как все происходило. Да, она плыла. Она уверена в этом. Но после этого следовало пустое место. Снаружи крупные капли теплого дождя обрушились на белый берег, а затем все снова стихло.

Наконец-то что-то произошло в этом забытом богом месте, поняла Рэли на следующее утро. Внизу, в корале седлались лошади, вокруг суетились люди, Энн находилась в центре и отдавала распоряжения.

– Что происходит? – спросила Рэли.

– Я отправляюсь в горы, в одну из деревень, – сказала Энн. – Сделать тамошним детям прививки.

– Могу я поехать с вами? – спросила Рэли.

– А ты умеешь ездить верхом? – нахмурившись, спросила Энн.

– Конечно, – сказала Рэли.

Какое наслаждение – снова почувствовать себя сидящей верхом на лошади, держать в руках поводья. Они карабкались в горы, прокладывая свой путь в роскошной зелени по узкой пыльной тропе, и вскоре добрались до деревушки из нескольких хижин и террас, вытянувшихся вдоль речки и питаемой водопадом. Рэли заметила, что женщины и дети с напуганными глазами наблюдали за ними, пока Энн делала свои приготовления.

Энн явно чувствовала себя в своей стихии, когда искусно делала инъекции, бормотала слова ободрения детишкам. Потом хлопала ребенка по плечу, одобряя его храбрость, успокаивала протестующих малышей, которые начинали плакать. Вокруг нее собрались все женщины и благодарили ее, настаивая, чтобы она пообедала с ними, – ведь они ждали ее, специально готовили празднество.

«Почему они поднимают вокруг нее такой шум? – раздраженно спросила себя Рэли. – Разве они не знают, кто я? Нет, конечно, не знают», – вспомнила Рэли, упав духом. Никто никогда теперь не узнает, кем она была, потому что она перестала быть прежней. Больше Рэли Барнз-кинозвезды не было. Она даже не мальчик больше, черт побери. У нее вообще не было имени, просто неизвестная девчонка.

Ладно, она покажет им, подумала она, безрассудно побежала к тому месту, где была привязана ее лошадь, и по-цирковому вспрыгнула на ее спину. Взяв в руки поводья, она послала ее в легкий галоп, потом вскачь и промчалась через деревню во весь опор. Она мчалась и мчалась до тех пор, пока джунгли не стали такими густыми, а тропа такой узкой, что ей пришлось замедлить ход. Она спускалась с горы, пока снова не очутилась на открытом пространстве. Здесь она опять пустила лошадь карьером и мчалась по песку вдоль кромки моря, пока не почувствовала, что лошадь устала. Уже было темно, надвигалось полнолуние. Когда Рэли вернулась в поселок, все уже спали. Она нырнула в постель с улыбкой на лице. В эту ночь она впервые спала крепко, без сновидений.

– Мы должны обсудить с тобой некоторые правила, принятые у нас, – вежливо сказала ей Элеонор на следующее утро за завтраком на террасе, выходящей к морю.

– Прекрасно, – сказала Рэли.

– Энн сказала, что ты оставила ее вчера после полудня.

Энн слишком много говорит, презрительно подумала Рэли, но сохранила выражение заинтересованности, взирая на Элеонор.

– Больше не надо так поступать, дорогая, – мягко сказала Элеонор. – Энн была очень обеспокоена. Она отвечает, за тебя. А если бы с тобой что-нибудь случилось?

– Но ведь ничего не случилось, – возразила Рэли.

– Это не аргумент, – сказала Элеонор. – Ты не понимаешь?

– Нет, – сказала Рэли.

– Ты еще ребенок, – сказала Элеонор. – Ты всего лишь маленькая девочка.

Рэли откинула голову назад, словно ей дали пощечину.

– В чем дело? – встревоженно спросила Элеонор.

– Я не… – пробормотала Рэли.

– Ладно, пожалуйста, больше так не делай, – сказала Элеонор с изумленным выражением лица. – Понимаешь, мы ведь должны считаться с другими людьми.

– Я хочу уйти отсюда, – сказала Рэли.

– Но куда ты отправишься? – спросила Элеонор.

– Я не знаю, – сказала Рэли, покачав головой.

Рэли находилась на пристани, когда подошло суденышко и помогла пришвартовать его. Служители стали разгружать ящики с книгами, пачки газет «Нью-Йорк таймс» за прошедшее время, журналы, связки писем. Этим же суденышком прибыли и двое новых гостей. Британский психоаналитик и историк из Корнелла. Их окружили, приветствовали, забирали свою почту: газеты, журналы.

Рэли прочитала о своей гибели, о пышной поминальной службе в фешенебельной церкви в Беверли Хиллз. Внутри у нее все сжалось, когда она увидела на фотографии лицо матери, застывшее от потрясения. А рядом с нею был Пол – поддерживающий мать под руку, с просящей улыбкой на лице. Что-то здесь не так, осознала Рэли, нахмурившись. Она снова взглянула на лицо Пола. И ощутила что-то. Страх? Нет… Ну же, давай, сказала она себе, оглядев на террасе всех, пришедших сюда прочитать свои письма. Паренек из писательского семинара университета Айовы получил из дома огромную коробку овсяного печенья и теперь раздавал всем лакомство. Многие с жадностью выискивали в газетах и журналах всякие новости.

Сейчас, подумала она с легкой улыбкой, кто-нибудь из них оторвет взор от фотографии Рэли Барнза на обложке, взглянет на нее и сравнит. Она сидела, наблюдая за ними, ожидая, кто первый взглянет на нее, узнавая, а это непременно должно произойти. Ух ты, но ведь это одна и та же личность, непременно подумает кто-нибудь из них. Эта девочка и есть Рэли Барнз. И тогда все снова встанет на свои места.

Но этого не произошло. Никто ничего не заметил. Барнз был мальчик, а она – девочка. Тут просто не может быть никакой связи.

Рэли сделала глоток кока-колы и раскрыла «Лайф». Это был великолепный подводный кадр из последнего фильма, на нем она была изображена плывущей. Она находилась возле зияющей пробоины в борту галеона, полученной в пути, когда его доставляли из Лос-Анджелеса. Галеон смотрелся великолепно, создавалось впечатление, что он находится в воде добрых два столетия, именно так он и должен был выглядеть.

Она закрыла глаза, представила, где находится на фотографии, и попыталась восстановить в памяти дальнейшее.

Да, она проплыла сквозь дыру в галеоне на противоположную сторону. Так должно было быть по плану, теперь она вспомнила. Ее должны были подобрать, а потом ей следовало исчезнуть на несколько месяцев. Подобрать должен был Пол. Он должен был поджидать ее на моторной лодке.

Она увидела его, возвышающегося над ней. Увидела камень в его руке! Рэли вцепилась в подлокотники своего кресла, словно снова ощутила то потрясение, тот свой ужас.

– О Господи, – прошептала она. – Значит, вот как все произошло.

И тут она почувствовала руку на своем плече. Энн.

– Ты побелела как смерть, – сказала она заботливо. – С тобой все в порядке?

– Никогда не чувствовала себя лучше, – холодно сказала Рэли, освобождая плечо.

В ту ночь она несколько часов скакала вдоль берега, едва сознавая, где находится. Пол, ее отец, пытался убить ее. И почти преуспел. В это невозможно было поверить, она даже подумала, не ошибается ли в чем-нибудь, не результат ли это сотрясения, какого-то смещения в сознании. Но снова и снова перед ее глазами представала та сцена. Пол, стоящий над ней, поднимает камень над ее головой. В этот ужас невозможно поверить!..

«А кто еще вовлечен в это? – размышляла она, направляя лошадь вперед, чувствуя, как холодный ветер бьет ей в лицо. – Дарби? Да, конечно. А ее мать?»

Рэли вздохнула, вспомнив, с каким выражением мать всегда смотрела на Пола. Это был взгляд напуганный, выражающий надежду и желание угодить. Ее мать согласится со всем, чтобы угодить Полу.

Почти начало рассветать, уже кукарекали петухи, когда она медленным шагом возвращалась в поселок. «Что же мне остается делать?» – спросила она себя. Она соскользнула с лошади, расседлала ее и положила седло на пол конюшни.

Ей некуда деться, осознала она, снимая с лошади сбрую и методично чистя шерсть скребницей.

«И что мне делать со всем этим?» – спрашивала она себя, закрывая дверцу стойла и потрепав лошадь на прощанье по шее.

Очень просто. Она должна сделать именно то, чему он ее научил. Отомстить за себя. Убить его.

 

ГЛАВА 53

Рэли стояла перед зеркалом над умывальником в своей большой, выложенной кафелем ванной и разглядывала свои волосы. Она видела, что корни их уже были каштановыми. С улыбкой вспомнила о Бобби, подумала, как бы он ужаснулся. Этот Бобби еще тот фанатик. А еще она выросла на дюйм-другой, и у нее появились груди. Это были пугающие изменения, но было в них и предчувствие чего-то восхитительного. Придет время, она станет достаточно взрослой, чтобы вернуться назад и бороться за все, что ей принадлежит, и получить это. И позаботиться о Поле. Она подняла руку, провела пальцем по горлу, увидела свои стиснутые челюсти, свои сверкающие глаза. И отражение Элеонор Фиск за собой. На ней был один из тех кафтанов, что ей так нравились, и, как всегда, она курила сигарету.

– Привет, Элеонор, – живо сказала она, повернувшись к ней. – Почему такая честь?

– Я подумала, что мы можем немного поболтать, дорогая.

– В моей ванной? – спросила Рэли, подняв брови.

– Ну, где хочешь, – улыбнулась Элеонор. – Маленький приватный разговор.

Они попытались решить где, и Элеонор предложила обеденную террасу, потому что в это время там никого не бывает. И они направились туда, словно закадычные подруги, и Рэли по пути размышляла, о чем может быть этот маленький разговор, на который вызывает ее Элеонор. Началось все нормально. О том, как идет ее учение, как все довольны ею, Элеонор уверяла, что через несколько лет она сможет поступить в университет Чикаго просто на основании экзаменов и ее, Элеонор, рекомендации. Это была хорошая новость. Должна же она получить образование, в конце концов. Ее жизнь не может быть целиком посвящена только отмщению. Нет, она должна совершить и что-то главное, что-то важное. Реализовать все, чему ее обучили с самого рождения. Замкнуть круг.

– Мы все немного обеспокоены твоим настроением, – сказала Элеонор, улыбаясь и прикуривая новую сигарету. – Похоже, что у тебя не очень складывается со всеми остальными. Конечно, мы понимаем всю сложность твоего положения: ты не чувствуешь себя в полной безопасности.

– Я никогда в жизни не ощущала беспокойства за свою безопасность, – с негодованием ответила Рэли.

– Ладно, дорогая, может быть, это и правда, – сказала Элеонор, чуть пожав плечами. – Но дело в том, что твое поведение оставляет желать лучшего.

Никогда не приноси извинений, никогда ничего не объясняй, напомнила себе Рэли, сузив глаза.

– Тебе несколько раз говорили, что ты не должна в одиночку ездить верхом по ночам, – сказала Элеонор, – но ты продолжаешь делать это.

– Я могу позаботиться о себе, – сердито пробормотала Рэли.

– Тебе еще только тринадцать лет, и мы считаем, что несем за тебя ответственность, – сказала Элеонор, – поэтому мы и настаиваем, чтобы ты вела себя так, как мы договорились.

– Несколько ребят хотели бы стать твоими друзьями, – продолжала Элеонор, – но ты отвергла все их предложения.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – холодно сказала Рэли.

– Стефан приглашал тебя сыграть в шахматы. Ты сыграла с ним две партии, а потом убежала. Ты сказала, что не хочешь играть в «такие» шахматы.

– А что еще я должна была сказать? – спросила Рэли. – Сидеть с ним и еще десять раз подряд сделать ему мат в три хода? Или позволить ему выиграть, отметив, что он великий шахматист?

– Конечно, нет, – сказала Элеонор. – Этого как раз и не надо делать, чтобы не обидеть его.

– Я и не собираюсь, – протестовала Рэли.

– Но так получилось, – сказала Элеонор. – Понимаешь, дорогая, я никогда не встречала ребенка, такого надменного, как ты. Точно так же ты повела себя, когда фехтовала с Клодом. Просто сняла маску, положила рапиру и ушла, не сказав ни слова.

– Он не умеет фехтовать, – сказала Рэли.

– Ладно, – вздохнула Элеонор, – пускай он не умеет фехтовать. Но почему нужно так открыто выражать свое презрение? Почему нужно смотреть на него сверху вниз только потому, что в этом занятии он не так хорош, как ты? Тебе никогда не приходило в голову помочь ему, улучшить его навыки?

– Нет, – сказала она. – Даже если он будет брать уроки целых шесть лет, то и тогда не научится фехтовать.

– Тут дело не в фехтовании, – сказала Элеонор, – тут дело в том, как ты относишься к другим людям. Похоже, ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое делиться с кем-нибудь. Словно ты есть центр мироздания, а все остальные существуют только для твоего удобства.

А разве не так? – захотелось сказать Рэли, и она едва заметно улыбнулась.

– Ты блестящий ребенок, дорогая, – продолжала Элеонор. – К тому же красивая девочка. Но в жизни этого недостаточно. А люди здесь уже говорят, что многие сворачивают с дороги, лишь бы избежать встречи с тобой. Они не хотят общаться с тобой. Неужели тебе это безразлично!

– Я им не нравлюсь? – медленно произнесла Рэли, чувствуя, как что-то ужасное поднимается внутри нее. Но этого не может быть. Ее все любили, все во всем мире.

– Боюсь, что нет, – мягко произнесла Элеонор. – Вот почему я и решила, что мы должны провести этот наш маленький разговор. Все, что я могу предложить тебе, это чтобы ты проявляла чуточку больше благородства. Как ты считаешь, сумеешь?

Рэли медленно кивнула.

– Когда-нибудь ты еще поблагодаришь меня за этот разговор, – сказала Элеонор, положив руку ей на плечо. – О, я понимаю тебя. Я тоже была блестящим ребенком и думала о себе точно так, как ты. Но должна сказать тебе, счастлива, что оказалась способной вырасти из этого, счастлива, что смогла оценить доброту других людей, их великодушие. Ну и, конечно, оценить и плохое, что в них было, тоже.

– Я попытаюсь, – пробормотала Рэли.

– Мы все человеческие существа, – закончила Элеонор, – и мы живем в этом мире вместе, ты же понимаешь.

Ах, кого это заботит, думала позднее Рэли, медленно прохаживаясь по поселку. Единственно, что ее затронуло по-настоящему, это то, что теперь она больше не сможет ездить верхом по ночам. И все же Элеонор задела ее чувства самым жестоким образом. Узнать, что она никому не нравится, что этот реальный мир был улицей с двусторонним движением. Что-то необходимо давать взамен? Рэли даже не осознавала, что направляется к Энн, пока не подняла взор и не увидела, что стоит возле самых ее дверей.

– Заходи, – крикнула Энн, когда она постучалась.

– Привет, – мрачно сказала Рэли. Энн, скрестив ноги, сидела в шезлонге.

– Что с тобой? – спросила та, опустив книгу.

– А, ничего, – сказала Рэли. – Элеонор провела со мной маленькую беседу. Только и всего.

– О чем? – спросила Энн с улыбкой в голосе.

– О всяких вещах, – неопределенно произнесла Рэли, опустившись в кресло и перебросив одну ногу через подлокотник. – Сказала, что я не знаю, что такое делиться. Ну и прочую чепуху.

– И что ты ответила? – спросила Энн.

– А, не знаю, – сказала Рэли. – А ты что думаешь?

– Я думаю, что ты – самая большая головная боль, какая у меня когда-нибудь была, – со смехом ответила Энн. – Самое самовлюбленное, избалованное существо…

– Полагаю, что я должна измениться, – мрачно сказала Рэли.

– Надеюсь.

Это и в самом деле оказалось не так уж трудно. Вроде как сыграть роль. Это было даже приятно – подружиться с Энн. Теперь каждый день они проводили вместе несколько часов перед обедом и разговаривали, разговаривали. Рэли воображала, что это похоже, как если бы Энн была ее старшей сестрой. Та объяснила ей, к примеру, почему она решила пойти в медицинскую школу: из-за брата, который умер от туберкулеза почек, когда ему исполнилось лишь одиннадцать.

Энн рассказала, что добиться этого было очень трудно, хотя у нее были превосходные отметки и она стала Фи-Бетта-Капа в университете Миннесоты. Но все упиралось в то, что для девушек была квота, и многих парней, у которых оценки был вдвое хуже, чем у нее, приняли. В конце концов она все же была принята сразу в две медицинские школы – Джона Хопкинса и университета Луизианы, и она выбрала колледж Джона Хопкинса, потому что он более престижен. И стать интерном тоже было очень трудно, и она была счастлива, когда это удалось в «Масс-Дженерал», у нее там теперь будет место.

– И чем ты намерена заняться? – лениво спросила Рэли, наблюдая за Энн, сидящей перед маленьким туалетным столиком. Она держала в руке тюбик губной помады и хмурилась своему отражению в зеркале.

– Хирургией мозга, – сказала Энн.

– В самом деле?

– Конечно, почему бы нет? – спросила Энн.

– Ну, потому что такими вещами занимаются мужчины, – ответила Рэли.

– А если я могу делать это так же хорошо или даже лучше?

– Не знаю, – ответила Рэли. – Просто все девочки, которых я когда-либо встречала, интересовались только тем, как они выглядят и что им лучше надеть.

– Что ж, просто до сих пор ты встречала только таких девочек, – сказала Энн. – Но ты можешь заботиться о том, как выглядишь и что надеть, но думать и о своей карьере тоже.

– Возможно, – сказала Рэли.

И так они с Энн проводили часы, разговаривая о всякой всячине: о ее семье, родителях, оставшихся в Дулуте, где они владеют большим домом с верандой, о старшем брате, инженере-химике, о том, что Энн уже стала теткой. Но однажды Энн сказала, что ей неловко рассказывать о своей семье в то время, как у Рэли нет прошлого, которое она могла бы вспомнить, и как, должно быть, это ужасно. А Рэли подумала: «О, у меня есть прошлое. Еще какое! Я была мальчиком в этом прошлом…»

– Я беспокоюсь о своей собачке, – неожиданно вырвалось у нее.

– Ли, это изумительно! – воскликнула Энн. – Ты вспомнила, что у тебя есть собачка.

И Рэли видела, что Энн действительно счастлива. Ее лицо засветилось, словно она выиграла какой-то огромный приз.

– А как ее зовут? – спросила она.

– Фриски, – ответила Рэли, решив, что может себе позволить это. К тому же ей было приятно произнести имя Фриски, словно ниточка протянулась в прошлое.

– Фриски, – повторила Энн, – какое милое имя.

– Ага, я была совсем ребенком, когда получила его, – сказала Рэли, – это ведь как раз такое имя, которое ребенок может дать собачке, верно?

После этого Энн насела на нее, спрашивая, какой породы эта собачка, вынудила Рэли закрыть глаза и сосредоточиться и представить картину с участием Фриски. Постараться представить рядом своих родителей, место, где все это происходит, и тому подобную чепуху. Но Рэли не собиралась рассказывать ей обо всем этом.

– Я не знаю.

– Ладно, пусть это будет началом, – отступила Энн, очень довольная открытием Фриски.

Но продолжения не последовало. Каждый раз, когда Энн пыталась снова вызвать ее на воспоминания, Рэли начинала говорить о чем-нибудь другом. Господи, какое миленькое платье! И она начинала говорить об одежде. Заметил ли Рэли на фото в газетах и журналах, что юбки стали очень короткими, их называют мини, – и Рэли старалась слушать, что говорит Энн, чтобы угодить ей, потому что сама считала полной чепухой заботиться о таких дурацких вещах. А как Энн делает макияж! Настоящий любительский спектакль! Ее изумляло, что Энн думает, что с макияжем она выглядит лучше, чем без него.

– Позволь, я помогу тебе, – как-то раз сказала Рэли и быстро стала накладывать пудру, румяна. Потом тени, тушь и в завершение губную помаду.

– Я не узнаю себя! – воскликнула Энн, глядя в зеркало. – Я выгляжу как модель.

– Да, что-то есть, – согласилась Рэли.

– Где ты научилась этому? – спросила Энн.

– Если бы я сказала, ты бы мне не поверила, – со смехом ответила Рэли.

Энн произвела фурор, когда вышла к ужину, а тот привлекательный английский парень с которым она всегда флиртовала, едва не свалился со стула. И Энн была этим очень довольна, а оттого, что она так себя хорошо чувствовала, стала выглядеть еще привлекательнее, но все же Рэли хотела, чтобы она не была с ним такой кокетливой. В конце концов, она врач и должна держаться с достоинством.

Рэли стала бывать в библиотеках и научилась печатать на одной из этих древних, поломанных пишущих машинок. Спустя некоторое время ассистенты-исследователи стали считать ее присутствие само собой разумеющимся, а потом и просить ее подобрать для них разные материалы. Вот так пошли дела. И очень скоро у нее сложились собственные проекты что делать, и это было по-настоящему здорово.

 

ГЛАВА 54

Больше всего Рэли нравилось, когда все собирались в гостиной главного корпуса. Это происходило после ужина, все пили вино, непрерывно курили и кричали друг другу о смысле жизни, что, как думала Рэли, никакому изучению не поддается.

На самом деле, думалось Рэли, все происходило так: когда она родилась, ей как бы вручили некий план жизни, на котором начертано: «Это ты». Потом Пол и Дарби – и возможно, немного ее мать – снабдили ее всяческими достоинствами и объяснили, что она должна о себе думать. А думать она должна была о себе, что она, Рэли, лучше всех и ей подвластно абсолютно все. А когда она стала чуть постарше, то всеобщее внимание и поклонение только утвердили ее в этом.

Она много читала. Ее мать, да и все они, поощряли ее интерес к книгам, если это не мешало заниматься физическими упражнениями. Однако они, похоже, не сознавали, что, читая, она знакомилась с другими взглядами на мир. Исподволь, неосознанно она начинала догадываться, что собственный опыт – это еще не все, что существуют разные представления о том, как надо жить, разные точки зрения. Здесь, в атмосфере постоянных споров, все это ожило в ней, теперь ей казалось странным, что она никогда не думала о других людях, была поглощена только собой. Но, в конце концов, ее так воспитали. Теперь все перевернулось, и она должна измениться. Действительно должна.

А вечера действительно были прекрасны, и они обязательно устраивались, когда появлялся кто-нибудь со стороны. В таком замкнутом мирке новое лицо – всегда событие. Прибыл Джон Кеннет Гелбрайт. Прибыл Уильям Бакли-мл.. Затем Мариетта Три, занимавшая видное положение в Нью-Йорке. Джорджия О'Кифи явилась с этим типом – Хуаном Гамильтоном, – и это бросило Элеонор в дрожь. Были они в связи или не были, но она отвела им смежные комнаты, чтобы они могли сами решать, что к чему. Прибыл Алан Роб-Грийе. Он совсем не говорил по-английски, и Рэли могла попробовать свой французский. Как же она была расстроена и уязвлена, когда выяснилось, что она не может даже понять, о чем, собственно, он говорит. А ведь ей казалось, что она хорошо владеет французским. Но это оказалось ложной тревогой, потому что когда она через несколько дней обсуждала сей факт с другими обитателями поселка, то оказалось, что они тоже с трудом понимали его, а ведь они были много старше и лучше образованы.

Прибыл Генри Киссинджер. Наперсник губернатора Нью-Йорка Нельсона Рокфеллера, он произвел на всех большое впечатление, а Элеонор посетовала, что он не может стать президентом, так как родился в Германии, а по конституции для этого нужно родиться в Соединенных Штатах. Вот так, оказывается.

Прибыл гитарист по имени Боб Дилан. У него и Энн нашлось много общих тем, потому что оба они были из Миннесоты. Его настоящее имя Боб Циммерман, но он сменил фамилию в честь Томаса Дилана. А Рэли как раз была увлечена поэзией Томаса Дилана. Она ощущала озноб, читая его, а ведь там, где они находились, всегда было жарко и так влажно, что на теле постоянно было что-то вроде испарины. Этот Боб Дилан играл и пел песни для них, и Рэли нашла, что он действительно хорош. Наверняка он станет звездой. Он обладал для этого всеми качествами.

Прибыла Джессика Митфорд. Это была та самая англичанка, которая написала бестселлер о том, как организаторы похорон обдирают семьи умерших. Но о чем она говорила без умолку, так это о том, как она вырвалась из своей безумной аристократической семьи, какими ненормальными все они были и как одна из ее сестер стала близким другом Адольфа Гитлера. Дальше следовала история времен юности, как она бежала с одним мальчиком и как он умер, или его убили, или что-то в этом роде. Ее только из вежливости можно было назвать дамой средних лет, подумала Рэли, так что пора бы уж забыть про эти истории с мальчиками. Да еще в присутствии своего мужа. Должно быть, ему уже безумно наскучила эта история. Наверное, он уже просто больше не слушал Джессику Митфорд, когда она заводила речь о своей первой любви.

Когда прибыл Том Келли, ну, тот самый фотограф, который снял обнаженную Мэрилин Монро на фоне красного бархата, Рэли по-настоящему заинтересовалась. Ведь Том Келли ее тоже фотографировал пять лет назад. Сеансы продолжались в общей сложности целую неделю. Были сделаны большие цветные и черно-белые фотографии, они распространялись на телевидении, в журналах, газетах по мере надобности.

Она была просто счастлива, когда он лихо спрыгнул с борта судна на причал. Человек из дома. Все-таки какая-то связь.

– Мы раньше встречались, – сказал он, когда ее представили ему.

– Не думаю, – ответила Рэли.

– Нет, я тебя знаю, – сказал он с озадаченным выражением лица. – Точно, мы работали вместе, разве не так?

– Нет, такого не было.

– У тебя были другие волосы, – бормотал он. – Ты была блондинкой. Я почти вижу тебя такой.

Позднее, вечером после ужина, каждый день, когда Рэли бросала случайный взгляд на Тома Келли, она видела, что он пристально смотрит на нее. Он выглядел таким расстроенным, что Рэли не была бы удивлена, если бы увидела, что он рвет на себе волосы. Но в выражении его лица было и еще что-то. Сочувствие. Должно быть, Элеонор или еще кто-нибудь рассказали ему ее историю.

– Ты никогда не думала попозировать? – спросил он ее на следующий день, когда они сидели рядом за завтраком.

– Нет, никогда, – ответила она.

– Ты можешь оказаться прекрасной моделью, – сказал он. – Господи, у тебя есть для этого все данные, малышка. И сложена ты то, что надо.

Как приятно было снова слышать восхищение в голосе. Парень, ты по-настоящему соскучился по этому.

Потом Том Келли заявил, что у него появилась великолепная идея. Почему бы им не отснять несколько катушек, чтобы посмотреть, как ее воспримет камера. И Рэли ответила согласием.

В общем, это было здорово – снова работать с Томом Келли. Сидеть, скрестив ноги на песке, упершись рукой в подбородок, на фоне стоящих за ней трех лошадей. Выходить из океана в купальном костюме. Просто стоять перед ним, свободно расставив ноги и засунув руки в карманы брюк. А лотом они стали входить в ритм, и он был хореографом, а она была танцовщицей, бегущей навстречу ему, подпрыгивающей, кувыркающейся на пляже, повторяющей все снова для дублей. Она испытывала наслаждение от этой физической нагрузки, такой животворной, что ей казалось, будто она заново родилась.

– Я знаю, что работал когда-то с тобой и раньше, – сказал он, положив руку ей на плечо, когда они брели с пляжа обратно в поселок. – Заранее вижу, как ты совершишь какое-то движение. Я знаю, что у тебя появится ямочка на щеке еще до того, как ты улыбнешься.

Это настоящее искушение, подумала Рэли. Да-да, ее так и подмывало сказать: я Рэли Барнз, давай уедем отсюда, вернемся обратно, домой. Но это-то и останавливало. Ведь она не могла вернуться домой. Пока не могла. До тех пор, пока она не станет старше и не сможет лучше претворить в жизнь свой план.

– От этого я просто схожу с ума, – со смехом сказал Том Келли. – Но скажу тебе еще кое-что, малышка. Ты настоящий профессионал. За тем, как ты двигаешься, стоит долгая работа.

За несколько недель до того, как от Тома Келли пришел большой конверт, прибыл критик по имени Лайонелл Триллинг. И Нобелевский лауреат по имени Лайнус Полинг. А потом наконец ей вручили этот большой манильский конверт с именем Тома Келли и адресом его студии в верхнем левом углу. Рэли была так возбуждена, что едва удерживалась, чтобы сразу не надорвать его. Там были контактные отпечатки, на каждой полоске все тридцать шесть кадров.

Кроме того, восемь увеличенных снимков, которые он отобрал. Рэли всматривалась в собственные голубые глаза, разглядывала, как она держит руку, линию своего плеча. Как откидывает голову. «Парень, а я выгляжу ого! – подумала она с ликованием. – Я по-настоящему хороша и как девочка!»

Она с жадностью пробежала его письмо. Он просмотрел все свои архивы, писал Том Келли, в надежде, что найдет ее снимки. Он был так уверен, что провел несколько часов с лупой в руках, изучая каждую полоску контактных отпечатков, которые он сделал, фотографируя молоденьких девочек. Девочек-актрис. Но ничего не нашел.

«Как ты можешь видеть по вложенным снимкам, – добавлял он, – ты очень естественна, и тебя ждет впереди большая карьера. Когда ты будешь готова к этому, дай мне знать».

Большая карьера впереди. Большая карьера позади. Эта мысль заставила Рэли улыбнуться. Еще рано, подумала она.

Потом был этот ужасающий вечер, когда прибыл какой-то профессор зоологии из университета Лос-Анджелеса, молодой парень с армянской фамилией, и все выпили много вина и орали друг другу о самцах и самках, особенно о самках, потому что он написал противоречивую книгу о том, что самки превосходят самцов, и все газеты откликнулись на нее и некоторые журналы тоже.

Чем дальше идет эволюция, утверждал этот профессор, тем меньше волос на теле. Взгляните на разницу. И это, подумала Рэли, было действительно великодушно с его стороны, потому что он сам, словно шерстью, был покрыт черными волосами – и руки, и кисти, и даже пальцы на ногах в открытых сандалиях.

Возьмите детей в школе, сказал он. О, конечно, в ней есть несколько блистательных мальчиков. Но девочки всегда более развиты. А если вы пойдете и ознакомитесь со списками принятых студентов большинства университетов просто по оценкам и достижениям на вступительных экзаменах, то почти восемьдесят процентов из них окажутся девушками. Но почему так происходит?

Ответ последовал тут же. На подсознательном уровне, сказал он, мужчины думают, что женщины волшебны. Они испускают кровь, но не умирают. Они порождают жизнь там, где ничего не было.

И Элеонор смеялась, и беспрерывно курила, и качала головой, и говорила что-то о Фрейде, о зависти к пенису, о том, что она никогда не могла понять, как можно с ним управляться. Что, возможно, женщина и может завидовать этому жалкому, уродливому предмету, но только она может создать жизнь.

И Чарльз ухмылялся, и пил, и говорил, что его не нужно было убеждать; он всегда знал, что Элеонор превосходит его. Только взгляните на их отношения: сразу ясно, кто верховодит.

– Неужто вы проделали весь этот путь только для того, чтобы взглянуть на меня? – спросил он профессора, и профессор сказал: ладно, он не хотел бы никого оскорбить, но нет.

Но все же, должна была признать Рэли, главенствовал почти всегда парень, а девушка следовала за ним. Почему же так? Должно быть, потому, что они крупнее и сильнее. Если кто-нибудь может тебя отлупить, это вызывает почтение.

– Подлинная победа мужчины, – говорила Элеонор, – в признании его женщиной как своей судьбы.

Кто-то сказал, что это замечательное высказывание, на что Элеонор ответила, что это цитата из Симоны де Бовуар. Все, о чем было сказано в этот вечер, дало Рэли богатую пищу для размышлений, все это следовало обдумать и взвесить. Когда она проводила свою жизнь как мальчик, она испытывала что-то вроде презрения к девочкам. Думала, что они не могут сделать многого. И это составляло ее самую большую горесть, когда она начала свою жизнь девочки: что она должна обменять первый приз в лотерее жизни на второй. Но теперь ей так уже не казалось. Вовсе не обязательно хихикать и хлопать ресницами и ждать, пока тебе откроют дверцу автомобиля.

Это вовсе не закон природы. То, что делают такие девушки, есть создание иллюзии, исполнение роли, вроде того, как она играла в кино.

Словом, ты можешь просто жить своей жизнью так, как тебе это нравится, как тебе лучше. Это вполне может оказаться о'кей – быть девушкой. Что же касается того, что мужчина есть судьба, этой чепухи, которую процитировала Элеонор, то Рэли не верила, ни минуты не верила, что она это сказала серьезно. Нет, это, должно быть, своего рода шутка, которую она до конца не может понять, потому что еще слишком молода. Только глупый человек может воспринять это высказывание всерьез.

Рэли испытывала неприятное сосущее чувство под ложечкой, когда наблюдала, как Энн осторожно уложила последнюю хлопковую юбку и блузку в свой чемодан и закрыла его. Она мигнула, когда в довершение клацнул замочек. Не уезжай, хотелось ей сказать. Не надо.

– Вот и все, – сказала с улыбкой Энн и вздохнула.

– Я буду скучать по тебе, – сказала Рэли. Да, парень, в самом деле будешь. По всему тому, что они делали вместе по-девчачьи – сплетничали, хихикали, – по дружбе и любви, которая развилась между ними за тот год, что они знали друг друга. И по всем тем вещам, которым Рэли научилась от Энн, по ее доброте, ее сочувствию. Рэли думала о том, как Энн вскакивала посреди ночи и мчалась верхом в какую-нибудь отдаленную деревушку, чтобы принять роды, или наложить гипс на сломанную ногу, или просто посидеть у постели умирающего старика. А еще были и классы, в которых она учила окрестных ребятишек английскому языку, математике, всему тому, что им будет полезно знать. Она была как бы Корпус Мира в лице одной женщины, в то время как у Рэли едва хватало времени на себя одну. Но все же она начала помогать ей. Стала чем-то вроде ассистента. Теперь она должна будет заменить ее и сама станет учить маленьких детей. Такой поворот в ее характере изумлял ее самое несказанно, но она действительно чувствовала себя хорошо в новой роли. Еще неизвестно, кто был больше доволен – она или ее маленькие ученики.

Пришли два служителя, подхватили багаж Энн, вынесли из комнаты и понесли на пристань. Рэли медленно встала с кресла и обняла Энн за талию, когда они последний раз вышли из ее квартирки. Слезы навертывались, внутри словно все свело. Она была опустошена этой утратой и уже скучала по Энн, хотя Энн еще и не уехала.

Все уже собрались, чтобы попрощаться: Элеонор, Чарльз, ассистенты-исследователи. Множество маленьких детишек. Служители. Стоял превосходный день, не такой влажный. Энн прижала ее к себе, обняла в последний раз и быстро поцеловала в щеку.

– Как забавно, – сказала Энн, засмеявшись. – Не могу поверить в это. Ты стала почти такого же роста, как я.

– Верно, – сказала Рэли с застенчивой улыбкой, – я выросла.

– Я буду писать! – крикнула Энн, когда кто-то уже протянул ей руку, помогая подняться на борт.

– Я тоже буду писать! – крикнула Рэли, когда мотор взревел и судно, развернувшись, начало набирать скорость.

Она стояла на причале и махала рукой, пока судно не скрылось из виду. Рядом с нею сгрудились все остальные, и она видела, что на глазах Чарльза выступили слезы. У многих других тоже. И Рэли украдкой смахнула свои собственные.

 

ГЛАВА 55

Рэли почувствовала себя так странно после отъезда Энн, что подумала: может, она заболевает чем-то серьезным?

Рэли постоянно чувствовала пустоту. Ей так не хватало ее подруги. Хотелось поделиться, рассказать об успехах учеников. Она была счастлива, просто не могла себе поверить, когда пришло первое письмо от Энн со всеми ее новостями – как устроилась, чем занимается на новом месте.

Вокруг Рэли всегда были новые люди, приходили заниматься студенты и аспиранты. Конечно, правда, что Элеонор была огромной интеллектуальной силой, но Рэли казалось, что не только это привлекает сюда столько людей. Элеонор нянчилась с каждым из них, делилась своим теплом, обожала их. Много времени она отдавала Рэли. Она готовила ее к тому, чтобы та могла начать свою собственную жизнь в стенах Чикагского университета.

Элеонор и Чарльз не раз ездили в Мехико в американское консульство. Они неделями вели переговоры с мексиканскими официальными лицами, объявив ее своей подопечной. Для этого понадобилось много работы со стороны адвокатов; множество разных бумаг.

И вот в ее жизни появился город Чикаго. Это случилось после того, как ей исполнилось шестнадцать лет. Город просто лучился энергией и силой. Рэли нужно было сдать ряд экзаменов. Элеонор приложила все усилия, нажала на все кнопки, уговаривала, умоляла, чтобы Рэли получала стипендию.

– Между прочим, в этом университете есть кафедра моего имени, – властно заметила она.

В конце концов все получилось, и они все трое прекрасно провели время, не разлучаясь целую неделю. Они жили в «Амбассадор Ист». И целых два дня провели в Институте искусства. Рэли ужасно нравилось каждый раз проходить мимо львов, охранявших вход в это красивое здание.

Они также проводили много времени в студенческом городке – кампусе. Навещали друзей Элеонор и ее почитателей. Их великолепно принимали. В одном доме Рэли встретила Сола Беллоу. Они поехали в «Маршал филд», чтобы купить ей зимнюю одежду – пальто и сапоги. Боже, прошло столько времени с тех пор, как она надевала теплые сапоги. Рэли не могла вспомнить, когда у нее было теплое пальто. У нее точно не было такого пальто в Лос-Анджелесе, там вообще не было времен года. Все, что случилось с нею, так походило на это место, хмуро подумала Рэли. Там никогда не было ничего настоящего!

Они прогуливались вдоль «Премонтори пойнт», глядя на отдыхающих и на проносившихся мимо велосипедистов. Потом поднялись наверх и любовались голубизной озера Мичиган и прекрасной панорамой города.

До того как они подыскали ей маленькую квартиру на узкой тенистой улице в Гайд-парке, недалеко от университета, Рэли нашла себе по объявлению работу по вечерам: обучать гимназистов и тренировать взрослых, а в субботу утром заниматься физкультурой с маленькими детьми.

Все было внове. Ей нравилось ходить по студенческому городку. Она раньше вообще не посещала школу, не говоря уже об университете. Здесь можно было встретить преподавателей, профессоров, удостоенных Нобелевских премий. И они запросто шли по дорожке сквера среди студентов, которых здесь было просто тысячи. И еще множество лаборантов, администраторов, секретарей, обслуживающего персонала. Здесь и собаки жили. По утрам они бегали рядом со своими владельцами.

Для Рэли было что-то волшебное в том, что перед завтраком она открывала дверь и там лежала для нее газета «Чикаго трибюн». Она могла покупать разные журналы в день их выхода в свет, а не спустя две недели, как это было в Мексике. Одним из первых ее приобретений стал маленький приемничек, и она везде таскала его с собой, с жадностью слушая новости и передачу о том, как сыграла бейсбольная команда «Чикаго кабс». Она решила, что, как только накопит деньги, купит себе телевизор.

Рэли показалось, что она пробыла в Чикаго всего лишь десять минут и вдруг сразу лето кончилось. На ее лице таяли снежинки, холодные и мокрые. И наступил праздник – День благодарения!

Рэли села в поезд. Она смотрела из окна на усталые темные поля. Небо было свинцовое, из-за этого дома и все остальное выглядел так, как будто у них кончились все силы. Когда наступило время ленча, Рэли заказала сандвич и кофе в вагоне-ресторане. Она не обращала внимания на парней, которые ходили вокруг нее кругами, наклоняясь и выдавая коронную фразу: «Красотка, где ты была раньше, почему я до сих пор не встретил тебя?» Эта дежурная фраза жутко смешила Рэли, когда она только появилась в Чикаго.

Очень скоро они приехали в Дулут. Энн встречала ее на платформе. Рэли была очень рада увидеть ее после трех лет, когда они только обменивались письмами и фотографиями. Они крепко обнялись и даже поплакали от радости.

Энн привезла ее в большой дом с закрытым крыльцом и окружавшими его деревьями. Она часто рассказывала о нем Рэли, когда они были в Мексике. Рэли настолько ясно представляла его, что могла бы выбрать именно этот дом из сотен похожих. Когда они выходили из машины, пошел небольшой снег. Энн пришлось помогать Рэли внести в дом все подарки, которые она привезла.

Мать Энн была среднего роста, с хорошей фигурой. Энн очень на нее похожа, отметила Рэли. Отец – приятный человек, только, немного располневший. У него такой чудесный смех. Брат – инженер-химик, спокойный мужчина, а его жена Дениз – милая болтушка. У них двое детей – мальчик и девочка.

Рэли чудесно провела время в этом огромном доме. Из кухни всегда доносились великолепные запахи. Мужчины смотрели по телевизору футбол, а детишки играли рядом с ними. Рэли и Энн в кухне болтали с матерью Энн и Дениз, пока те готовили индейку. Рэли решила, что все здесь напоминает сценку из старинных романов.

Мать Энн снова начала учиться и сейчас должна была получить ученую степень по теме «Социальная работа», а через два месяца она выходила на работу. Ее беспокоило, сможет ли она приспособиться к рабочему ритму, и чтобы дома все оставалось в порядке. Дениз сказала, что, как только младший ребенок подрастет и его Можно будет отдать в садик, она тоже вернется на работу. Тяжело сидеть дома после того, как она много лет проработала преподавателем в школе. Да уж, подумала Рэли, это уже не сюжет для старинного романа. «Времена меняются!» – как бы сказал по этому поводу Боб Дилан.

– Волшебный обед, – заметила Рэли позже, когда они улеглись в кровати в спальне наверху. Окна выходили в сад на яблоневые деревья и грядки тюльпанов. – Я никогда не пробовала такой начинки. Что в нее положила твоя мама? Каштаны?

– Да, – ответила Энн. – Каштаны и сельдерей. Лук и свиные колбаски. Мама всегда говорит, что начинка только выигрывает от свиных колбасок.

– Да, это была великолепная начинка, – продолжала Рэли. – Пирог из тыквы! Я раньше никогда не ела домашний пирог из тыквы.

– У меня кое-какие новости, – сказала ей Энн. Когда Рэли посмотрела на нее, то по блеску глаз определила, что это за новости.

– Кто он такой? – спросила Рэли. Они посмотрели друг на друга и начали хихикать, как в былые времена в Мексике.

Его имя было Ларри Ньюман, он занимался хирургией. Энн гордо заявила, что он – самое красивое существо из прямоходящих! Она достала его фотографии. Рэли увидела, что Энн абсолютно права. Высокий, темноволосый, с орлиным носом и тонкими губами. У него было такое самоуверенное выражение лица, какое бывает у парней, когда они уверены, что любая девушка будет счастлива, если они обратят на нее внимание.

– Все медсестрички падают в обморок, когда он проходит по коридору, – сказала Энн. В ее голосе звучало восхищение. – Ты бы видела его!

– Когда вы собираетесь пожениться? – спросила Рэли.

– О, это будет после того, как мы закончим учебу, – слишком быстро ответила Энн. – После этого мне придется заняться преподаванием, чтобы Ларри смог набрать себе больных и начать практиковать. Ты же понимаешь, что очень много зависит от отзывов о его работе. Очень важно попасть в струю. И выглядеть вполне прилично: у него должен быть красивый офис, нужная марка машины. Потом еще определенный клуб, ну, ты понимаешь!…

Рэли внимательно посмотрела на Энн. Ее лицо было таким счастливым, и она радовалась за подругу.

– О, мы так забавно познакомились, – задумчиво сказала Энн. – Мы были на семинаре, и там внезапно без всякого предупреждения началась контрольная… Я сидела и писала контрольную, он коснулся моего плеча, и ты можешь себе представить, что сказал?

– Что?

– «Вы не можете немного подвинуть голову? Я не вижу ваших ответов». – Энн процитировала его и радостно засмеялась. – Правда, прелесть?

– Он умный и знающий? – спросила Рэли.

– О да, – выдохнула Энн.

– Он такой же знающий и умный, как и ты? – продолжала допытываться Рэли.

– Ну, наверно, нет, – ответила Энн. – Но это мой маленький секрет.

Рэли, обдумывая ее ответ, начала кусать свою нижнюю губу.

– Послушай, – сказала ей Энн. – Могло быть и хуже. Мы могли бы встретиться в колледже. Тогда мне пришлось бы бросить колледж и пойти работать, чтобы он мог закончить свое образование. А сейчас я уже почти закончила учебу.

– И ты бы сделала это? – в ужасе спросила Рэли.

– Ну, мне сейчас не стоит волноваться по этому поводу, – со смешком ответила Энн. – Я знаю, что он любит меня, а я люблю его. Я сделаю все ради него. Если будет нужно, я пойду на край света, только чтобы он был счастлив!

Рэли подумала, как прогулка на край света может сделать кого-то счастливым? И будут ли счастливы они оба?

– Ты все поймешь, когда станешь старше, – сказала Энн.

Рели ответила:

– Да, может быть!

Она начала серьезно думать об этом, когда Энн выключила свет. Она решила, что уже сейчас все поняла: на свете есть девушки, которые хотят занимать второе место при своем муже или поклоннике. Но она, Рэли, была из другого теста!

 

ГЛАВА 56

Рэли шла по студгородку – кампусу, низко наклонив голову. Ветер выбивал слезы из глаз и жалил щеки. Боже, грустно подумала она, опять вскоре пойдет снег и будет валить так долго. Она с трудом различала идущих перед ней студентов.

Она должна терпеть все это, чтобы только добраться до аудитории, и она даже не была уверена, что ей нравятся именно эти занятия. Она не уверена, что ей хочется изучать философию. Это идея Элеонор, и Рэли старалась сделать все, чтобы только не расстраивать ее и Чарльза. Они гордились своей подопечной. Она, только она одна не покинула их из всех их прежних ученых коллег и помощников. Они столько сделали для Рэли, стольким жертвовали. Хотя они получали много денег за публикацию книг, у них были огромные траты на своих помощников, которые не получали дотации. Кроме того, много денег шло на содержание людей, живших там, где было так тепло, с завистью подумала Рэли. Боже, какое счастье, когда находишься в тепле.

Ей нужно было написать столько разных работ и усиленно готовиться к занятиям. А она не была уверена, что вообще хочет изучать именно эти предметы. И потом, еще работа. Крохотные заработки.

И эта жалкая маленькая квартирка. Спальня, ванная комната, крохотная кухонка с холодильником и плитой с одной конфоркой. А ведь она миллионерша. Ее настоящий дом – огромный особняк, она так и не смогла изучить его до самого последнего уголка. Роскошное поместье с озером, садом и статуями. Просто ужас, что она вынуждена жить в таких условиях. Рэли Барнз – бедная студентка! Она мрачно подумала, что на сей раз играет несвойственную ей роль.

Но ведь это не будет продолжаться вечно. Через несколько лет она сможет вернуться домой и получит все, что ей положено. На ее имя были открыты трастовые счета. Вся недвижимость тоже была на ее имя. И ей предстояло сделать еще одну вещь. Отомстить! Она облизала губы – при таком холоде этого делать не стоило. Рукой в варежке она энергично растерла губы, чтобы они совсем не замерзли.

Она сразу повеселела, когда подумала о том, как поступит с Полом и каким образом всего добьется.

Рэли считала, что Пол совершил две ошибки. Вторая ошибка состояла в том, что он попытался убить ее и не довел дело до конца. Первая – он рассказал ей о чести и о мести. Таким образом, предстояло нанести два удара Полу, и с ним будет покончено.

Но как ни странно, каждый раз, когда она видела его имя в светской хронике газеты Лос-Анджелеса, которую получала каждый день, она испытывала какую-то тягу к нему.

Пол Фурнье объявил о своих планах снимать невероятно дорогую картину. И в этой картине должны были сниматься известные звезды. Рэли напомнила себе, что не все, о чем писали газеты, могло быть правдой. Люди начинают нервничать, когда их имена долго не упоминаются в газетах. Они боятся, что публика может забыть о них. Тогда они отправляют в газеты свои пресс-релизы и несколько дней спустя могут спать почти спокойно. Пол Фурнье – президент компании «Рэли Барнз продакшнз». Конечно, он не стал менять название компании. Фильмы, в которых она снималась, стоили огромных денег – миллионы и миллионы долларов. И когда она читала в газетах свое имя, по спине у нее пробегали мурашки.

Она иногда встречала в светской хронике упоминание о своей матери – миссис Пол Фурнье. Она присутствовала на чайной церемонии, чтобы собирать деньги для борьбы с какой-нибудь болезнью. Она была одним из председателей на ленче в «Хантингтон гарденз». Ее мать стала одной из «тех леди», о чем она всегда мечтала. Но какую цену ей пришлось заплатить за это, подумала Рэли, из глаз ее потекли слезы. Мою жизнь?

И наконец она увидела ее на снимке среди пяти улыбающихся матрон: миссис Пол Фурнье принимает гостей в своем великолепном доме в Беверли Хиллз.

Рэли почувствовала прилив такой любви к матери, что ей стало плохо. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла снова взять в руки газету. Она начала внимательно разглядывать ее лицо.

– О мамочка, – пробормотала она вслух, поднеся снимок к свету. – Давай начнем все сначала, с самого начала!

Она такая хорошенькая, мечтательно подумала Рэли. Она вспомнила запах ее духов, вспомнила, как мать держала ее на руках, когда Рэли была совсем малышкой. Ее милое и слабое лицо и удивительное выражение глаз. Они, казалось, молили, чтобы вам понравиться, чтобы вы приняли ее в свое сердце.

Как она всегда старалась держаться в стороне! Она теперь стала блондинкой, и этот цвет волос делал ее моложе, создавая ощущение ранимости. На ней было платье без рукавов и вокруг шеи повязан воздушный шарфик. Она что-то держала в руках.

Рэли поразилась, когда поняла, что это Фриски. Она схватила увеличительное стекло и начала разглядывать фото. Действительно, это Фриски. У него блестели глаза и хохолок был схвачен бантом. Рэли была настолько счастлива, что она засмеялась, а по лицу ее побежали слезы.

Кроме того, пять вечеров в неделю Рэли проводила вместе с Ферн Дарлинг. Ее программа шла по ТВ в течение получаса. Она бежала после работы в свою квартиру, чтобы сразу же включить телевизор. Ферн выглядела совершенно так же, как и в то время, когда Рэли впервые обратила на нее внимание. Пышные волосы обрамляли ее маленькое личико. Длинные висячие серьги, платье с огромным декольте, которое, казалось, ничего не прикрывало, а, наоборот, все только подчеркивало. Пухлые маленькие пальчики-сосиски, унизанные бриллиантовыми кольцами, переворачивали страницы, лежавшие перед нею на столике. Своим голоском маленькой девочки Ферн рассказывала о тех местах, которые Рэли прекрасно помнила, о людях, чьи имена Рэли знала так же хорошо, как и свое собственное имя.

«Чего здесь не хватает? – спросила она себя. И ответила себе: – Меня самой».

Я не уверена, что мне стоит так закалять свой характер, подумала Рэли как-то в субботу утром. Она выглянула из окна перед тем, как бежать на работу. Вокруг все было белым-бело. Шел сильный снег, как и предсказывали вчера вечером в местных новостях. Она жутко обрадовалась, когда ей позвонили из спортзала и сказали, что занятия отменяются.

Рэли снова надела байковую пижаму, сварила себе кофе, включила телевизор и забралась обратно в постель. Там шли мультики. Она улыбнулась, увидев воскресную передачу для детей. Как же ей было приятно лежать в постели, дремать, читать и снова дремать. Она сразу же проснулась, когда начался новый фильм. «Приключения Рэли Барнза». На экране появился тот самый прелестный мальчик, кем она была когда-то. С рапирой в руках он совершал чудеса храбрости и безрассудства. Рэли невольно потрогала свою ямочку. Ту самую, что постоянно возникала на круглой щечке маленького героя на экране.

Рэли радостно огляделась, идя по тропинке. Снег уже валил не так сильно. Впереди шел юноша. На нем была куртка для бейсбола с надписью на спине «Клуб фэнов Рэли Барнза».

– Извините, – задыхаясь, сказала она, касаясь его руки своей рукой в варежке.

Юноша вздрогнул, подскочил, повернулся и уставился на нее. У него от ветра и холода слезились глаза, нежная кожа лица покрылась пятнами. Они стояли и смотрели друг на друга, качались под порывами ветра.

– Боже мой! – прошептал он, у него широко раскрылись глаза. – Это вы!

Что я сделала не так? – подумала Рэли, шагнув в сторону от него. Он не может знать, что она – Рэли Барнз. Это было невозможно. Наверно, он просто чокнутый!

– Это вы, – с восхищением сказал он. – Вы – Ли Фиск!

– Ну да, – сказала она, нахмурясь. – Ну и что?

– Вы не узнаете меня? – спросил он с мольбой во взгляде.

– Простите, нет, – сказала она. – Боюсь, что нет.

– Я из вашей группы. Я все время стараюсь сесть поближе к вам. Я просто с ума схожу от вас… Я думаю, что вы богиня, сошедшая на землю, – сказал юноша.

– Послушайте, – сказала Рэли. – Я просто хотела узнать у вас насчет вашей куртки. «Клуб фэнов Рэли Барнза».

– Вы знаете, кто он такой? – спросил юноша, качнувшись от порыва ветра. Он сильнее натянул свою вязаную шапочку на уши: – Это был ребенок-кинозвезда. Он утонул.

Рэли осторожно кивнула головой.

– Ну, он наш герой, – объяснил парень. – Мы смотрим его мультфильмы по утрам в субботу. И потом собираемся и просматриваем его старые фильмы.

– Для чего? – удивленно спросила Рэли.

– Ну, это наше увлечение, – объяснил он. – Такие вещи происходят во всех кампусах по всей стране. Вы понимаете, он же просто чудо.

Рэли подумала, что ей действительно приятно это слышать. Ветер продолжал дуть с огромной силой. Она вдруг почувствовала, что ее связи со старой жизнью не порваны. Она и этот малыш Рэли – одно.

– Послушайте, меня зовут Крейг Александер, – сказал он и протянул ей руку. – У нас бывает интересно, когда мы освобождаемся. Вы не хотите пойти с нами как-нибудь? Вам нравится Рэли Барнз? Может, вы его фэн?

– Я должна была бы стать президентом его клуба! – ответила Рэли, но ветер унес вдаль ее слова.

– Что вы сказали? – прокричал Крейг.

Она просто покачала головой. Они продолжали стоять друг против руга и старались не упасть под порывами сильного ветра.

Рэли не узнала Крейга, когда он открыл ей дверь двухэтажного домика, где жил. Зато всего в двух кварталах от ее квартиры. Его соломенного цвета волосы лежали волнами по плечам. Без куртки; в водолазке и линялых джинсах, он казался таким тощим и узкоплечим. Рэли приветствовали трое других парней, которые, видимо, жили вместе с ним.

У каждого из них в руках была банка пива. У всех были тоже длинные волосы. И у их подружек тоже. Они передвигались по комнате, как маленькие серые мышки. Все гости приносили с собой большие бутылки дешевого вина или упаковки с пивом. Рэли не раздумывала, что надеть, когда собиралась к ним. Поэтому на ней тоже были джинсы, рубашка и большой свитер. В комнате, освещенной неярким светом, с потрепанной мебелью, всюду лежали стопки журналов, книг и газет. В такой обстановке было почти невозможно отличить девушек от юношей. Рэли решила, что здесь весьма сложно сориентироваться, и улыбнулась про себя этой мысли. Уж ей-то бы лучше помолчать об этом!

Сначала пели «Роллинг Стоунз», а потом Боб Дилан. Рэли бродила по комнате и рассматривала плакаты. На них изображена она сама в сценах из фильмов. Они висели в рамках на грязных стенах. Вот она в «Зорро», «Робин Гуде».

Она увидела редкий плакат «Питер Пэн». Здесь она стоит на сцене в Лос-Анджелесе. А здесь увеличенный снимок ее последнего фильма – она плыла под водой, направляясь к галеону. Последний фильм. Последний снимок Рэли Барнза, кинозвезды!

Она почувствовала себя плохо и нахмурилась, отвернувшись от этого фото. На нее нахлынули воспоминания. Может, я не смогу все сделать как надо, сказала она себе, вспоминая прошлое. Спокойно! Я все смогу!

Она улыбнулась Крейгу, не сводившему с нее восхищенного взгляда, и тот предложил ей бокал вина.

Рэли потом сосчитала, что собралось всего примерно двадцать человек. Они развалились на диване, на креслах и на подушках, брошенных прямо на пол. Кто-то погасил свет, и зажужжал кинопроектор. На экране началась одна из двух картин, которые, как сказал ей Крейг, они взяли напрокат на этот вечер. Это был приключенческий фильм «Капитан Блад».

Рэли отпила огромный глоток вина. В воздухе запахло марихуаной.

Они все завопили и захлопали, когда имя Рэли Барнза появилось в титрах фильма. Они продолжали хлопать, пока в самом конце не мелькнуло имя Дарби, режиссера.

И потом явился Рэли Барнз. Ему здесь было девять лет. Самая известная кинозвезда-ребенок во всем мире. В рубашке с пышными рукавами, в кожаной жилетке. Брюки заправлены в сапоги, и в руках рапира. Он высоко задрал светлую голову, его яркие синие глаза блестели смелостью и энергией.

– Защищайтесь! – воскликнул Рэли Барнз.

Все, кто сидел рядом с Рэли, начали кричать и хлопать. Они произносили реплики чуть раньше, чем это делали герои на экране.

Рэли была очарована, когда ребенок на экране пролетел по воздуху. Она переживала вместе с остальными присутствующими, глядя на некоторые необычные трюки.

Она помнила, что не все они были слишком трудными, некоторые из них не были даже опасными. Все дело было в Дарби. Он так строил мизансцены, что маленький Рэли выглядел в кадре удивительным героем! Не от мира сего! Как настоящая звезда экрана!

Рэли поняла, каким же она была прелестным ребенком в той жизни! Но это было нечто большое, чем просто разрез ярких синих глаз, аккуратный носик, чудесные полные губы, эта прелестная ямочка и копна светлых волос. Маленький мальчик на экране был наделен веселостью, он как бы парил над обыденной жизнью и в то же время был очень раним – да, именно так. В нем чувствовалась чудесная наивность.

Ей было так странно видеть маленького мальчика и чувствовать себя той почти взрослой девушкой, которая на нее смотрела из зеркала. Она проводила расческой по своим длинным блестящим – уже не светлым – волосам. Ей еще сложно было привыкнуть к мысли, что мальчик мог превратиться в кого-то другого.

Она наблюдала за остальными, когда они все впились в экран. Наверное, они так же рассматривают свои детские фотографии, не в состоянии понять, как могли так измениться. Как может измениться очаровательное маленькое создание, на чьем детском личике было написано: «Невинность и чистота», превратиться в кого-нибудь из этих ребят – со всеми их проблемами, надеждами, мечтами и стремлениями, связанными с учебой в колледже и первыми опытами взрослой жизни.

А проблем хватало. Студенческие волнения, которые были за несколько недель до того, как Элеонора и Чарльз привезли Рэли в Чикаго. Проблемы прав человека. Война во Вьетнаме. Разговоры о сексуальной революции. Все было так странно! Какая чушь! Девушки никогда не смогут прыгать в постель с любым, как это делают парни. Но Рэли обратила внимание, что когда кто-то из ребят хотел еще пива, то обязательно вскакивала одна из девушек и бежала, чтобы принести ему банку.

Когда из близлежащего ресторанчика принесли пиццу, то именно девушки сложились и заплатили за нее. Ничего себе сексуальная революция! – подумала Рэли и пожала плечами.

Второй фильм состоял из разной рекламы, отрывков из фильмов и даже отдельных кадров из ранних фильмов. Она в первый раз появилась на экране – малышка с широко распахнутыми глазами. Рот тоже был открыт. Она смотрела в лицо Сьюзан Хейворд. Потом пошли другие кадры из каталога: восхищение по поводу детского питания. Мягкость ковра, по которому она ползла.

Рэли была поражена – ей представилась возможность снова прожить свою жизнь. Все, что ей следовало сделать, – это достать кинопроектор и запустить на нем фильм. Она могла снова прожить первые тринадцать лет своей жизни.

– Вот было бы ужасно, если бы он вырос и начал торговать страховкой или чем-то еще! – сказал кто-то, когда в комнате снова зажегся свет. Снова закурили самокрутку с травкой, а на проигрывателе что-то новое запели «Битлз».

– Он бы ходил и пожимал руки посетителям. Многие кинозвезды так делают.

– Он мог бы постареть и разжиреть, – продолжил еще кто-то.

– Многие совершают самоубийство. Они не могут пережить, когда на них уже никто не обращает внимания.

– Боже, какое это было счастье, когда ты мог жить именно так. Иметь все, что пожелаешь, и весь мир обожал тебя!

И тогда заговорил Крейг. Он сказал, что хорошо, что все случилось именно так. Несчастный случай и смерть на пороге перехода в другой возраст. Рэли Барнз был запечатлен в своем звездном мгновении, он остановился и теперь никогда не сможет измениться, останется для них таким вечно!

– Мне нужно идти, – сказала Рэли, резко поднимаясь.

Она быстро отыскала пальто и выбежала наружу. Все так странно, подумала она, ее руки, которые она засунула в карманы пальто, тряслись. Она думала о роликах фильмов, которые можно взять напрокат или купить. О рекламных клипах, которые можно было заказать по почте. О мультфильмах, которые шли по субботам. И о «Клубе фэнов Рэли Барнза». Оказывается, почти в каждом колледже были подобные клубы. В эти страшные времена всяческих катастроф они стали островками спасения.

Маленький мальчик оказался символом стабильности и выражением стремления сделаться образцом для других.

Самое интересное, что, хотя сам Рэли Барнз погиб, все эти фэн-клубы его имени продолжали функционировать, и таким образом, Рэли Барнз продолжал жить. И если к этому приложить хороший план по маркетингу, то будущее было просто удивительным. Мой отец, мрачно подумала она, отпирая дверь в свою квартирку, старается ничего не потерять из доходов. Он продолжает получать деньги даже после смерти сына!

Рэли казалось, что каждый раз, когда она оглядывалась, рядом с ней стоял Крейг Александер, со своей глупой улыбкой и выражением преданной любви в глазах. Ей надоело его постоянное присутствие, у нее не было ни одной минуты, когда она могла оставаться одна. Но были и другие парни, постоянно крутившиеся возле нее. Они просили у нее номер телефона, приглашали на вечеринки и в кино.

За ней пробовали ухаживать не только студенты. К ней приставали взрослые мужчины на улице, среди них двое фотографов, которые заявили, что она может сделать карьеру, если станет моделью. Она подумывала об этом, начав взвешивать все «за» и «против». Она сможет заработать гораздо больше, чем сейчас, чем в качестве тренера, у нее исчезнут финансовые проблемы. Но насколько хороши те, кто предлагал ей сниматься? Если бы у них был настоящий талант, они не прозябали бы здесь, в Чикаго. Настоящая работа там, в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе.

Да, Лос-Анджелес.

Она не могла дождаться, когда она отправится туда.

 

ГЛАВА 57

Даже еще полностью не проснувшись, Рэли слышала звуки раннего утра в кампусе. Вот прокричал петух, а вот крики детей на лужайке. И все же не этот шум будил ее. В воздухе витало что-то другое: возбуждение.

И потом она вспомнила. Скоро приедет Бруно Беттлхейм. Он намеревался провести здесь два дня, и это было так здорово! Еще до его приезда все стало очень интересно. Они собирались по вечерам, спорили и кричали друг на друга, обсуждая его теории.

Через несколько минут, когда Рэли стояла под струйкой еле теплой воды, она вспомнила и еще одно важное событие. Сегодня 22 августа 1970 года. Ее день рождения – ей исполнилось восемнадцать лет!

Ну, привет, девушка, думала она, продолжая стоять под душем. Вода падала ей на плечи, сбегала ручейками по груди и стройным бедрам. С днем рождения тебя, Рэли Барнз, умершая кинозвезда. Счастливого для рождения, Ли Фиск, студентка Чикагского университета! Она должна будет вернуться в университет через несколько недель. Боже мой, уже прошло целых два года, и чего она только не узнала здесь! Не только во время занятий, это уж точно. Она жила одна и должна была сама заботиться о себе. Когда Рэли вспоминала об этом, то ни о чем не жалела. Да, подумала она, я здорова, выросла.

Она вспоминала, как сжалось ее сердце, когда увидела Элеонор и Чарльза, которые пришли ее встретить, когда она приехала сюда. Элеонор была худенькой до прозрачности и как будто от всего отстраненной. Рэли обняла ее и начала целовать в бескровные щеки. Но больше всего изменился Чарльз. Под слоем загара его лицо было серым. Великолепные седые волосы стали неживыми, они торчали как пакля. А эти черные круги под глазами! Его шаги были такими неуверенными, казалось, он с трудом нащупывал дорогу, как будто его живость и сила покинула его.

– Почему вы не сообщили мне, что Чарльз плохо себя чувствует? – спросила она Элеонор утром, когда та сидела одна в библиотеке, не глядя в открытую книгу, лежавшую у нее на коленях.

– Мы не хотели волновать тебя, дорогая, – ответила Элеонор. Она показала на диван, приглашая Рэли сесть рядом. – Тебе и так хватает забот со своей учебой.

– О, Элеонор, – нетерпеливо прервала ее Рэли.

– Мы пришли к правильному решению, – твердо заметила Элеонор. – Мы ездили в Хьюстон. Там в больнице они заставили Чарльза пройти миллион тестов и ничего не смогли обнаружить.

– Но почему он тогда так плохо выглядит? – поинтересовалась Рэли.

– С ним все в порядке, – ласково ответила Элеонор и погладила ее руку. – Теперь расскажи мне, как у тебя дела с учебой?

Рэли в течение нескольких минут ходила вокруг да около, но потом все рассказала Элеонор: что она не считает философию своим призванием, что ей кажется, что большинство великих философов было просто чокнутыми! И что ей нравится астрономия. Когда она в первый раз пришла на занятия, почувствовала себя живым и думающим существом. Что ей нравится и физика. Поэтому она серьезно подумывает о том, чтобы поменять факультет. Возможно, ее призвание астрофизика. Элеонор не отговаривала. Она заявила, что следует заниматься только тем, что тебе нравится. Что это самое лучшее, что могло случиться с ней, пока она учится в прекрасном университете: она нашла себя!

Потом Рэли рассказала ей о тех парнях, которые постоянно толклись рядом. Что она чувствует себя порой прямо-таки загнанным животным: они выслеживают и потом окружают ее, все это ей страшно мешает.

– Почему они так поступают? – грустно спросила Рэли.

– Ты очень красивая девушка, – ответила Элеонор.

– Но я ничего не делаю, чтобы привлечь их внимание, – раздраженно заметила Рэли. – Я не крашусь, я всегда очень скромно одета. Стараюсь быть незаметной: просто ползу по дороге, опустив вниз голову. Я хочу сказать, что девушка никогда не может себя свободно чувствовать, правда? Мне кажется, что все время следует быть настороже.

– Ну, можно сказать и так, – согласилась Элеонор, ласково улыбаясь.

– Боже, какую же чушь они несут! – продолжала жаловаться Рэли. – «Я хочу позаботиться о тебе!» Один парень, по имени Крейг, всегда говорит мне об этом. Зачем мне его забота! Меня оскорбляет, что он постоянно повторяет мне это.

– Дорогая моя, их так воспитывали, – продолжала Элеонор. – Если они кого-то любят, им хочется защитить этого человека… Это традиционное понимание.

– Ну, может, это и так, – согласилась Рэли. – Но мне это не нужно. Мне кажется, что и вы в этом не нуждаетесь. И как вы разрешили эту проблему, Элеонор?

– Все дело в том, чтобы решить, что же для тебя самое главное, – задумчиво ответила Элеонор. – Для меня всегда главным была моя работа. Потом появился Чарльз, и мне пришлось выбирать. Интеллектуальной личности трудно совместить любовь со своим призванием. В наши первые годы все было очень сложно. Я все это время не могла решить, чему я должна больше отдавать времени – занятиям философией или Чарльзу. Но потом мы приспособились друг к другу. Мне всегда было с ним хорошо, – добавила она. – Мне кажется, и Чарльзу тоже.

Рэли смотрела на нее, когда Элеонор зажгла еще одну сигарету. Ей стало страшно, облачко дыма было едва ли не более весомо, чем сама Элеонор. Она подумала о том, как ужасно выглядит Чарльз, и почти незаметно покачала головой.

– Но давай поговорим лучше о тебе, дорогая, – сказала Элеонор. – Тебе ведь уже восемнадцать! Большинство девушек начинают интересоваться молодыми людьми, когда они еще моложе тебя. Может быть, кто-то из твоих поклонников не так безнадежен, стоит только присмотреться. Ты никогда не была увлечена!

– Когда-то так было, – ответила Рэли. – Много лет назад.

Может быть, после этого разговора с Элеонор Рэли стала часто вспоминать о Туси. Она даже припомнила чувства, которые испытывала к нему в те прошлые дни ее жизни. Поэтому ей показалось, что она ошиблась, когда в студгородок прибыли три ассистента вместе с Бруно Беттлхеймом и один из них оказался Туси Хортоном.

Этого просто не могло быть!

Парень, которого готовили к тому, чтобы он стал видным издателем газет в Лос-Анджелесе, не мог оказаться здесь. Кроме того, он был совершенно не похож на Туси тех времен. Очень высокий, под два метра ростом, с резко выраженными скулами на загорелом лице.

Когда-то его черты были такими милыми и не сформировавшимися. Ей было легко узнать его по ушам, хорошей формы и плотно прилегающим к голове. Она вспомнила его руки с длинными и красивыми пальцами, ей всегда хотелось их потрогать. В серых глазах было все то же открытое и заинтересованное выражение, когда он взял ее руку и представился.

– Я – Туси Хортон, – сказал он.

– А я – Ли Фиск, – ответила она. Она видела, как на его лице появилось странное выражение: он пытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах он ее раньше видел.

– Меня опекают Элеонор и Чарльз.

Она почувствовала, как он старался не выпалить что-то глупое, неожиданное, типа «как я скучал по вас». Она все понимала, потому что сама с трудом удерживалась, чтобы не сказать ему нечто подобное.

Потом ее охватили прежние чувства, она была счастлива, что снова увидела его.

В тот вечер Бруно Беттлхейм посвятил свой доклад теме символов в сказках и сделал это просто блестяще, но Рэли не могла полностью оценить его выступление. Она сидела в кресле с бокалом вина в руках, мало что слыша и понимая. Он вполне мог говорить на санскрите, ей было все равно. Перед ее глазами все время был образ Туси. Она вспоминала о нем как о своей первой влюбленности. И сейчас он снова здесь, сидит напротив. Рэли ощущала на себе его взгляд.

Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Рэли встала и тихо прошла на террасу с видом на море. Он сразу же вышел следом. Рэли не сомневалась, что так и будет. Она чувствовала, что он стоит сзади, ощущала его дыхание… Рэли повернулась и посмотрела на него при свете луны. Это правда ты, подумала она. Я могу протянуть руку и прикоснуться к тебе.

– Какая чудесная ночь, – сказала она.

– Да, просто прелесть, – ответил Туси. В его голосе послышалась нотка недоверия. – Понимаете, со мной происходит что-то странное. Мне кажется, что мы уже раньше встречались.

Рэли улыбнулась: старые сказки, но на этот раз – все было правдой.

– Вам, наверное, уже говорили об этом раньше, – сказал он и улыбнулся ей.

– У меня такое же ощущение в отношении вас, – прошептала она и взяла его за руку.

Они пошли прогуляться, держась за руки. Их тела тесно прижимались друг к другу. Пена прибоя омывала ноги, но они ничего не замечали. Он что-то ей рассказывал о Гарварде и о том, как ему здесь нравится. Что перед ним открылись миры, о существовании которых он даже не подозревал. Она что-то говорила ему об университете в Чикаго и о том, что год назад она была в Бостоне, где выходила замуж ее лучшая подруга.

– Она врач и ее жених тоже, – сказала Рэли. – На свадьбе я была ее подружкой.

– Может, я их знаю, – заметил Туси. – Наверное, так. Как их зовут?

– Нет, я уверена, что вы их не знаете, – быстро заметила Рэли. – Послушайте, давайте не станем торопиться, ладно? Пусть все идет своим чередом.

– Хорошо, – согласился Туси, крепко пожимая ей руку. – Я видел вас когда-то давно, – добавил он. – Я понимаю, что выгляжу идиотом, но мне кажется, что мы встречались где-то в прошлой жизни.

Да, Туси, ты прав, хотелось Рэли ответить ему. Вместо этого она просто улыбнулась.

– Я один из самых уравновешенных людей на земле. Я к тому же еще и математик и достиг определенных успехов среди своих сокурсников – и вдруг такая мистика, – засмеялся Туси.

– Вы собираетесь стать математиком? – спросила Рэли.

– Да, – ответил он. – У меня было столько ссор с родителями из-за этого. Понимаете, моей семье принадлежит газета в Лос-Анджелесе. Мы занимались этим много лет. Мой прапрадед был издателем, его сын и сын его сына, мой отец… И я должен был продолжить эту традицию.

– Но вы не захотели? – спросила Рэли.

– Я не стану этим заниматься, – как бы поклялся он. – И что же будет с газетой?

– Ну, у меня есть сестра Гейл, – ответил Туси. – Ей это нравится, она все время проводит там, и я уверен, что у нее все будет отлично! Отец и мать, конечно, в шоке! Но почему я должен насиловать себя? Все сейчас переменилось. Возьмите, например, мою мать. Я уверен, что когда она была совсем молодой, то думала, что выйдет замуж, станет воспитывать детей, участвовать в благотворительности, и все. Как вы думаете, чем она сейчас занимается? Она – адвокат. И много работает.

– А что вы думаете по этому поводу? – спросила его Рэли.

– Что я об этом думаю? Это ее жизнь, а не моя.

– Что говорит ваш отец?

– О, я не знаю, – грустно ответил Туси. – Похоже, это был удар по его самолюбию: получается, что для моей матери семьи оказалось недостаточно. Иногда мне кажется, что у него есть подруга.

– Это плохо, – заметила Рэли.

– Плохо прежде всего для его подружки, – согласился Туси. – Он никогда не оставит семью и никогда не станет разводиться. Он должен служить для всех примером. Никаких намеков на неприятности, хотя бы на людях.

– А вы? – спросила она. – У вас есть подруга?

– А я хотел спросить об этом вас, – ответил он, обнимая ее за плечи. Он притянул Рэли поближе к себе. Они продолжали идти по берегу. Издалека доносилась музыка и смех.

А потом весь разговор шел только о Рэли. Кем она желала стать, о чем она мечтает сейчас и что будет с ней в будущем. Он спросил ее о прошлом. Кто она такая? Откуда приехала? Пришлось рассказать ему свою старую историю.

Серый восход понемногу становился розовым, когда они увидели впереди студенческий городок.

– Мне нужно поспать, – пробормотал он. – Потому что я хочу быть с тобой сразу же, как только проснусь.

«Интересно, он собирается меня поцеловать? – подумала Рэли и нахмурилась. – Разрешу ли я ему? Хочу ли я, чтобы он целовал меня?»

– Обещай мне, что ты будешь здесь, когда я проснусь, – попросил Туси, не отпуская ее рук и глядя ей в глаза.

– Обещаю, – ответила Рэли.

В этот вечер он в первый раз назвал ее «своей милой».

– Мне кажется, что я знал тебя всю жизнь, – шептал он.

Его губы касались ее уха. Туси стоял позади нее, обнимая ее за талию.

– Да, – выдохнула она, крепко сжимая его мускулистые руки.

– Я никогда не испытывал ничего подобного, – сказал Туси. Он о чем-то подумал и потом добавил: – Может, подобные чувства я испытывал только один раз, и это было очень давно.

– Расскажи мне об этом, – попросила Рэли, повернувшись к нему лицом.

– Я был тогда подростком, – ответил он, покачав головой, – всего пятнадцати лет.

– Какой она была? – дразнила его Рэли.

Ее поразило выражение его лица. Она прочитала на нем вину, и под загаром проступила краска.

– Я никогда никому не рассказывал об этом, – начал он, отведя от нее взгляд. – Но это была не девочка. Это был мальчик. Мне никогда никто так сильно не нравился. Я просто сходил по нему с ума. Я не мог в это поверить, я не верил, что подобное может случиться со мной. Я хочу сказать, что выросший в моей семье не может стать педиком! Это уж точно. Этого никак не могло быть. И тогда я убедил себя, что это издержки роста и что у меня все пройдет!

Все правильно, хотела сказать ему Рэли. Она стояла рядом с ним, когда он скорчился в кресле. Она присела у его ног и взяла его руку в свои руки.

– И потом я понял, в чем дело, – продолжал он. – Этим мальчиком был Рэли Барнз. Ты помнишь его? Кинозвезда, он потом утонул. Мы встречались, когда я приехал домой на каникулы всего на две недели. И мне кажется, понимаешь, я находился под влиянием его огромной популярности, вокруг него был такой ореол славы. Все по нему тогда с ума сходили! И я не был исключением, могу поклясться в этом. Он для многих был кумиром.

– Звездная пыль, – пробормотала Рэли.

– Ну, я писал ему множество идиотских писем, просто утопил его в слезах и жалобах, – сказал Туси, смущенно улыбаясь. – Не знаю, что он думал об этом: что я приставал к нему или что-то еще… Но вспоминать об этом не очень-то приятно.

– Но это все в прошлом, – прошептала Рэли.

– Да, – согласился Туси и погладил ее волосы. – Все в прошлом, и я благодарю тебя за это.

Рэли взяла его лицо в руки и наклонила его к своему лицу. Его рот коснулся ее губ, его губы были горячими и сладкими. От удовольствия она вздрогнула всем телом. Он старался теснее прижаться к ней, крепко обхватив ее руками и покрывая лицо миллионом легких и страстных поцелуев. Он застонал, попробовав на вкус ее раскрытые губы, и снова начал ее целовать, уже более настойчиво, как будто хотел познать ее всю и поглотить ее полностью.

Интересно, что она желала того же самого. Она задыхалась, когда наконец вырвалась из его объятий. Так вот какова волшебная сила любви и желания. Боже мой, подумала она, что я наделала!

– Прости меня, – сказала Рэли и вскочила на ноги. – Я не могу.

– Дорогая, мы должны быть вместе, – грустно промолвил Туси. – Мы должны принадлежать друг другу.

Он такой милый, с отчаянием подумала Рэли, чуть не плача. В его глазах светилась такая боль желания… Ей было так хорошо в его объятиях, и как должно быть прекрасно отдать ему всю себя! Рэли интуитивно понимала, что только с ним она могла бы ощутить то, о чем читала только в книгах.

– Доброй ночи, – быстро проговорила она и побежала прочь. Ее босоножки громко стучали по каменному полу.

 

ГЛАВА 58

Это была ужасная ночь, подумала Рэли и грустно покачала головой, открыв занавески и начав раскладывать по местам свои вещи. Одна из самых ужасных ночей! Она так злилась на себя, что не смогла сомкнуть глаз. Что же это такое? – мрачно спрашивала она себя. Любовь? Ностальгия? Любопытство? Это могло быть все, что угодно.

И как она повела себя, когда дело дошло до самого главного. Оказалась такой же слабой девчонкой без всякой силы воли. Она стала уговаривать себя, что все было не так, что она осталась той же личностью, какой ее воспитали, – сильной, человеком, который мог положиться на себя самого. Она четко видела перед собой цель. Она сказала себе: не волнуйся, поцелуй есть только поцелуй, и ничего в этом не было страшного.

Она услышала, как кто-то тихо постучал в ее дверь.

– Прошу вас, – сказала она.

Дверь медленно открылась, там стоял Туси. Что за идиотское имя для взрослого мужчины, мрачно подумала она, глядя на него. Он выглядел таким чистым и аккуратным в своих шортах, свободной рубашке и легких туфлях. Казалось, что он только что из душа. И такой высокий! Он почти полностью заполнил собой дверной проем.

– Я пришел, чтобы извиниться за свое поведение прошлым вечером, – медленно произнес он.

– Почему? – спросила его Рэли. – Ведь это я поцеловала тебя.

– Все равно извини меня, – продолжал он. – Я не хочу, чтобы ты убегала от меня.

– Неважно, – ответила Рэли, сворачивая свою рубашку. Потом занялась другой рубашкой.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Я собираю вещи. Мне нужно вернуться на занятия в университет.

– Но еще рано, у тебя в запасе несколько недель, – запротестовал он.

– Но я уезжаю именно сейчас, – сказала она, нагнулась и вытащила из-под кровати чемодан.

– Значит, я выжил тебя из твоего собственного дома? – сказал Туси.

– Ты ниоткуда меня не выжил. Я просто так решила, потому что мне кажется, что это лучший выход для меня.

– Послушай, не нужно со мной так разговаривать, – заметил он. Его голос стал резким. – Ты можешь прекратить на минуту свои сборы, чтобы сесть и поговорить со мной? Я очень прошу тебя.

– Хорошо.

Она вздохнула и подумала о том, что вот он сидит рядом с ней и от него так приятно пахнет… Почему ей так трудно удержаться от того, чтобы не касаться его и не обнимать? Должен быть какой-нибудь закон против этого, решила Рэли и улыбнулась про себя, когда они прошли на террасу и сели на плетеные стулья друг против друга. Дети и подростки играли у моря в прибое, они смеялись и громко кричали. Утреннее солнце было таким ярким и теплым в этот день…

– Ты можешь поступать так, как считаешь нужным, это твое личное дело, – спокойно сказал ей Туси. – Но если вынести за скобки твое стремление удрать от меня… мне кажется, ты не имеешь права уезжать отсюда именно сейчас.

– Это еще почему? – воинственно спросила Рэли, откинувшись в кресле. Она скрестила руки на груди и положила ногу на ногу.

– Послушай меня, дорогая, – нетерпеливо сказал он. – Ты же сама видишь, что Чарльз очень болен и Элеонор буквально тает на глазах. Ты их подопечная, значит, тоже несешь за них ответственность. Ты можешь прервать учебу на год и быть здесь с ними. В конце концов, что произойдет, если твоя учеба отложится на год? У тебя впереди масса времени.

– Продолжай, я тебя внимательно слушаю, – вежливо сказала Рэли. У нее было только одно желание – врезать по этому наглому и самоуверенному лицу.

– И потом, когда все будет позади, – сказал он, осторожно выбирая слова, – мне кажется, тебе стоит перевестись в Редклифф и заканчивать учебу там.

– Это еще зачем? – спросила Рэли.

– Чтобы мы могли быть вместе, – прошептал он. – Я тебя люблю и хочу на тебе жениться.

Он не должен говорить мне это, подумала Рэли. Она не могла прийти в себя после его слов. Ему всего лишь двадцать лет, а мне восемнадцать. Чушь какая-то!

– У меня есть трастовые фонды, – продолжал Туси. – У меня их много. Я очень богат, дорогая. Я смогу позаботиться о тебе.

Она смотрела на него, постукивая босоножкой по каменному полу.

– Ух, как это все волнующе, – наконец сказала Рэли. – Ты первый раз делаешь предложение? Мне кажется, ты не выполняешь условия протокола. Разве ты не должен встать на колени и просить у Чарльза моей руки? А где же кольцо? Должно быть кольцо, разве не так?

– Пожалуйста… – прошептал он. В его голосе она услышала страдание.

– Что ж, я могу сказать, что я в восторге. Ты так хорошо все продумал. Мы знаем друг друга – сколько? Два дня? И ты решил, что я откажусь от всего, что действительно важно для меня и мы поженимся и после этого будем счастливо жить-поживать и добра наживать, так?

– Я просто хочу сделать все, что в моих силах, чтобы мы могли быть вместе, – жалобно сказал он. – Я ничего не хочу тебе навязывать, правда!

– Хорошо. Я рада это слышать. Когда завтра днем от берега отойдет пароход, я буду на нем.

– Прекрасно, – сказал Туси. – Я поеду с тобой.

– Мне казалось, что ты должен будешь учиться здесь еще год, – холодно заметила она. – Ты ведь поэтому приехал сюда, не так ли?

– Боже мой. Это было самое глупое решение, которое я принял в своей жизни.

– Пет, ты потом привыкнешь, – легко сказала она. – Так бывает со всеми. Занятия здесь принесут огромную пользу твоей карьере. И где еще ты сможешь поговорить с Бруно Беттлхеймом?

– Дорогая, не надо со мной так поступать, – умолял ее Туси.

– Не понимаю, что я делаю плохого, – заметила Рэли. – Если я правильно тебя поняла, то ты заранее спланировал всю мою жизнь вместо меня.

– Могу я задать тебе всего лишь один вопрос? – спросил ее Туси.

– Конечно.

– И ты мне правдиво ответишь на него?

– Да, да, – нетерпеливо сказала она. – В чем дело?

– Ты меня любишь? – спросил он дрожащим голосом.

Она вздохнула и сидела несколько минут молча, глядя на океан. Потом посмотрела на него и увидела, как опустились его широкие плечи и как умоляюще смотрели на нее его глаза.

– Я не могу сейчас думать об этом, – сказала Рэли. – Мне нужно сначала сделать очень много другого. Сначала я должна закончить учебу. Я уже говорила об этом с Элеонор и Чарльзом. Конечно, я понимаю, как серьезно они больны. Но они хотят, чтобы я училась. Они хотят, чтобы я получила образование и была готова ко всему в этой жизни.

– Ты должна сделать много другого, – повторил он. – Что именно?

– Мне нужно найти саму себя, – ответила она со смешком в голосе.

– Я просто не верю своим ушам, – сказал Туси и покачал головой. В его серых глазах можно было заметить искорку презрения. – Ты хотя бы понимаешь, как это выглядит? Ты похожа на студентку-первокурсницу, которая только что уехала из родного дома. Никто больше не станет так рассуждать.

– Ужасно смешно, не правда ли? – согласилась Рэли и засмеялась. – Но, понимаешь, все, что я говорила, – сущая правда. Клянусь тебе.

Элеонор не удивилась, когда Рэли сказала ей, что возвращается в университет. Она считала, что Рэли еще рано постоянно встречаться с кем-либо. Рэли согласилась, подумав про себя, что, наверное, в ее жизни никогда не будет для этого подходящего времени. Что она играла много ролей в своей жизни, но сейчас у нее не было суфлера, который подсказал бы, как ей вести себя в подобной ситуации. Более того, она даже не представляла себе, как стала бы себя вести в такой ситуации обычная девушка. На следующий день она стояла на палубе и смотрела на маленькие фигурки на берегу. Они становились все меньше и меньше. Рэли чувствовала, что у нее вырвали кусок сердца и он остался там, с Туси.

Он сказал, что станет писать ей каждый день. Она ответила ему: «Нет, не стоит. Я не стану вскрывать твои письма. Обещай, что не станешь мне писать».

– Я хочу поцеловать тебя на прощание, – прошептал он, протягивая к ней руку.

– Ты ничего не понял, – шепнула она, покачав головой.

Казалось, что он не покидал ее. Он всегда присутствовал в ее мыслях и мечтах. Казалось, он околдовал ее, думала Рэли, злясь на себя. Она много занималась – астрономия, физика и все остальные предметы. С учебой у нее не было никаких проблем. Ее мучили некоторые мелочи. И конечно, мысли о здоровье Элеонор и Чарльза. Они были так серьезно больны, что вскоре, видимо, будут зависеть от нее, как до этого она долгие годы зависела от них. Она волновалась, когда думала об этом, потому что это время могло настигнуть ее очень скоро и внезапно. Ей надо было торопиться.

 

ГЛАВА 59

– Желаете чего-нибудь? – спросила ее темноволосая стюардесса. – Может быть, еще чашечку кофе?

– Благодарю вас, – ответила Рэли и тяжело вздохнула. Она даже не рассмотрела стюардессу, когда та толкала свою тележку по проходу мимо кресел в самолете. Рэли только заметила, что на ней был фартук. Некоторые пассажиры продолжали общаться, они наклонялись друг к другу и вполголоса разговаривали, как это обычно бывает во время полета. Самолет как бы застыл в воздухе, пилот ждал, когда ему скажут, что он может снижаться.

Теперь она так много времени проводит в самолетах, что уже может различать разные звуки во время полета, мрачно подумала Рэли. Она равнодушно посмотрела в окно. Внизу были вспаханные поля, ничего интересного. Эти полеты выпали на самое напряженное время – последний курс.

Она получила письмо от Элеонор сразу же, как возвратилась в университет после летнего отдыха у них дома. Это были странные каникулы, она почему-то надеялась, что там будет Туси, хотя ни один из ассистентов не стажировался более одного года. Элеонор, всегда такая внимательная, никогда не произносила его имени. Она ничего не рассказала Рэли о том, как прошла его стажировка. Может быть, она ждала, что Рэли сама спросит ее об этом, но так и не дождалась.

Они сильно скучают по ней, написала Элеонор неожиданно старческим, непривычным почерком. Если у нее будет время, Элеонор было бы приятно, чтобы Рэли купила для нее следующие книги. И затем приписала, как бы вспомнив что-то: Чарльз плохо себя чувствует, они снова едут в Хьюстон на обследование. Просто чтобы сделать кое-какие анализы. Рэли не стоит ни о чем волноваться.

Так было в первый раз. Четыре дня они просидели в коридоре больницы, и Рэли крепко держала за руку Элеонор. И в этот раз врачи ничего не обнаружили. Так было и в следующий раз, и еще раз после этого. Как ни странно, она как-то успевала учиться и даже стала членом общества «Фи Бета Капа». Элеонор радовалась за Рэли. Потом врачи решили, что у Чарльза какое-то заболевание крови и есть возможность попробовать на нем новое лечение, надеясь, что оно принесет свои результаты.

И наконец завершился последний год ее учебы. Она закончила с отличием, и ее приняли в Калтек, чтобы она прошла там специализацию.

Элеонор была в восторге, вспомнила Рэли. У нее даже слезы показались на глазах. Они пошли в ресторан в Хьюстоне, который порекомендовал им кто-то в больнице, и заказали бутылочку шампанского, чтобы отпраздновать это событие. Казалось, Элеонор собрала для этого все свои силы, потому что спустя две недели она тоже стала пациенткой этой больницы. Состояние ее было тяжелым. Говорили, что у нее кончились жизненные ресурсы. Да, именно так заявили врачи. Они старались как-то подлечить Чарльза, но ему ничего не помогало.

Таковы были дела в эти последние месяцы. Рэли порой казалось, что она живет в коридорах больницы. Она там находилась ради нескольких минут, которые могла провести у постели Элеонор или Чарльза. Туда приходили ее бывшие ученики и интерны, занимавшиеся в университете, приезжали навестить известные ученые. Много цветов и телеграмм. Написанные красивым почерком записки с пожеланиями всего наилучшего и надеждой на выздоровление!

Из Бостона приехала Энн, предварительно завернув в Миннесоту, где она оставила близнецов со своими родителями.

Они обе молча сидели на ярких пластиковых стульях в приемном покое больницы. Что-то тихо вещал установленный вверху телевизор. Их кофе остыл. Они заказали пиццу и забыли о ней.

Чарльз умер первым, а Элеонор последовала за ним через несколько часов.

– Слава Богу, все кончено, – плача, сказала Энн. – Какое счастье, что никто из них не узнал, что другая его половина умерла раньше.

Рэли кивнула, она была так измучена, что не могла ни говорить, ни плакать.

Какая же милая Энн, думала Рэли с благодарностью. Она отложила свои занятия, даже не подумав о том, как Лорри будет со всем справляться. Энн твердо знала, что должна быть рядом с Рэли и по мере возможности поддержать, ободрить и помочь справиться со всеми делами.

Энн пошла с ней в контору адвоката, когда тот зачитывал завещание. Они оставили деньги мексиканскому правительству, чтобы оно позаботилось об учениках и Международном учебном центре. Сувениры, редкие книги, все любимые личные вещи завещались бывшим студентам, лаборантам, аспирантам и дальним родственникам. Авторские права на старые книги и основная часть недвижимости отошли университету Чикаго. Авторские права на три последние книги они оставили Рэли. И ей же была завещана остальная недвижимость. У Рэли широко раскрылись глаза, когда она услышала огромную сумму. Она подумала, что теперь сможет выполнить все задуманное. Сможет вернуться домой не нищей, свести счеты с Полом и востребовать то, что принадлежит ей по праву. «Спасибо тебе, моя дорогая Элеонор! – подумала она. – И спасибо тебе, милый, добрый Чарльз!»

Энн полетела с ней в Мексику, чтобы помочь составить списки вещей и книг и подготовить все для новых управляющих делами. Но Рэли была одна на палубе корабля, удалившегося на несколько миль в открытое море. Она стояла под горячим солнцем и дрожащими руками бросала пепел в воду. Их пепел смешали, и Рэли видела, как он плыл по воздуху и погружался в воду, в сине-зеленые волны.

Рэли прошептала последнее «прости» Элеонор и Чарльзу Фиск, и слезы ручьем текли по ее щекам.

Она услышала поток испанских слов по радио, и стюардессы начали быстро собирать у пассажиров пластиковые стаканчики и салфетки. Потом объявление повторили по-английски с приятным мягким акцентом. Их предупреждали, что следует пристегнуть ремни, не вставать с места до полного приземления самолета, убрать подносы и не курить. Над головой зажглись надписи на испанском и английском языках.

По внутренней радиосети мягкий голос сказал: – Благодарим вас за то, что вы воспользовались услугами компании «Мексикана». Команда надеется, что полет был для вас приятным. Мы приближаемся к Лос-Анджелесу.

Рэли почувствовала, как забилось у нее сердце, когда она посмотрела в иллюминатор. Там были серые ленты скоростных шоссе, они переходили одно в другое, образовывали кольцо развязок. Потоки машин на них переливались в свете солнца. Вдали в дымке стояла гряда гор, высокие и острые небоскребы, казалось, ранили небо. Ниже – целое море крыш, крытых красной черепицей. Бассейны во дворах напоминали ожерелье из сапфиров. И все утопает в зелени деревьев.

Она протянула руку под сиденье и вытащила оттуда свою новую элегантную дорожную сумку. Она весьма странно себя чувствовала – как будто время исчезло и она никуда не уезжала из Лос-Анджелеса. Может быть, она и не жила все эти годы и только сейчас вновь возвращается к жизни. Она вытащила и новый чемоданчик для косметики, который тоже купила в «Ньюмен-Маркусе» в Техасе. Рэли перевернула страницу «Вог», где модель демонстрировала модную косметику. Тени для глаз – тонны и тонны, разного цвета – голубые, серые, сиреневые. Несколько слоев черной туши для глаз. Румяна. Рэли увидела, что сейчас никто не старается выделить рот. Бледно-розовая помада и сверху слой блеска для губ. Рэли расчесала свои блестящие густые каштановые волосы, падавшие ей на плечи. Она взглянула в зеркало тем зовущим и соблазняющим взглядом, которым обычно смотрели модели в этих модных журналах. А что – ничего! Громко рассмеявшись, захлопнула пудреницу и убрала ее в сумку.

Самолет пробежал дорожку к терминалу и остановился. Стюардессы открывали двери. Рэли поднялась с сиденья, поправила свои облегающие фигуру джинсы, красиво свернула платочек в кармане темно-синего кашемирового блейзера.

Она увидела одетого в черную униформу шофера с табличкой, на которой было написано «Мисс Фиск», рядом с дверью с надписью «Таможня». Он был симпатичным парнем, который вполне мог бы сыграть друга героя в дневной «мыльной опере» на ТВ.

Может, это и был безработный актер, подумала с улыбкой Рэли. Она помахала ему рукой. Нет, право, он был просто великолепен, когда приложил руку к фуражке, приветствуя ее, подхватил вещи, улыбнулся и жестом показал, что ей следует идти за ним. Рэли почувствовала ликующую радость, быстро следуя за ним, слыша стук каблучков своих сапожек. Когда они приблизились к дверям, те раскрылись. Он поклонился и пропустил ее вперед. Рэли вышла в жару калифорнийского дня.

Она почувствовала поцелуй солнца у себя на лице и дуновение легкого ветерка.

С возвращением домой, Рэли Барнз!.. Потом вдруг она вспомнила слова старой песни: «Как прекрасно, что ты вернулась к себе домой…»

Рэли сидела у открытого окна на заднем сиденье блестящего черного лимузина. Шофер выехал на дорогу, ведущую от аэропорта к городу.

Улицы были такими широкими и чистыми. Пальмы – такими высокими; они слегка покачивались от этого прекрасного ветерка. Все было ей знакомо, и она почувствовала себя наконец дома. Впереди показалась студия MOM. Она представила себя сидящей перед зеркалом в своей гримерной, а мастерица по гриму работала над ее лицом. Своей очереди ждали парикмахер и костюмерша. Она снова увидела себя на съемочной площадке. Устанавливали последние осветительные лампы, и Дарби кричал, что они сейчас попробуют сделать дубль, и камеры начинали ее снимать…

Везде стояли новые дома, целые кварталы их, огражденные красивыми заборами, бесконечные площадки для гольфа. Она видела, как игроки в ярких костюмах передвигаются по полю и пытаются попасть в лунки.

Вот они проехали мимо входа в «XX век Фокс». Извилистая улочка начала столетия, с чудесными домиками, прелестными лавочками, начиналась сразу за воротами, где охранник в униформе разговаривал с кем-то, сидящим в синей «альфа-ромео».

О, сколько же дней и месяцев она провела здесь, за этими воротами, когда «Рэли Барнз продакшнз» арендовала здесь съемочную площадку. Она почувствовала, как закипела в ней кровь, и улыбнулась при мысли о том, что она уже здесь и, может быть, ей удастся снова оказаться в гуще событий.

Сейчас шофер вел машину через Сенчури-Сити. Движение здесь было оживленным: проезжали великолепные машины, грузовики и посыльные на своих мотоциклах. Посредине бульвара бил фонтан, а вокруг высились новые огромные небоскребы. Масса народу прогуливалась по тротуарам, некоторые ждали переключения светофора, чтобы перейти улицу. Мужчины были в строгих костюмах, а женщины – в красивых платьях с весьма коротенькими юбочками.

Потом лимузин поехал на север по Уиттиер Драйв, мимо начальной школы с красной крышей. На дороге стояли помощники дорожной полиции со знаками, что здесь будут переходить дорогу дети. Молодые красивые мамаши сажали своих прекрасно одетых детишек в роскошные «ягуары» и «мерседесы». На машинах были опущены крыши. Двигаясь к северу, они проезжали роскошные дома с огромными цветниками, обсаженные разными экзотическими растениями. Стройные деревья джакаранда роняли свои сиреневые цветы на такие зеленые газоны, что Рэли с трудом верила, что они настоящие.

– Мне хочется быстро съездить в одно место, – сказала Рэли, обращаясь к затылку шофера.

– Конечно, мисс Фиск, – ответил он ей.

– Адрес: 11607 Саммит Серкл, – сказала она. – Это в стороне от Бенедикт Каньона.

– Да, я знаю, – сказал шофер. – Старое поместье Рэли Барнза. Многие люди хотят увидеть его. Не правда ли, здорово, что Академия хочет сделать для его памяти?

– Что такое? – спросила Рэли. – Я целый день была в полете и ничего не слышала.

– О, они решили присудить ему специальную посмертную награду, – ответил шофер. – Сообщение об этом напечатано в «Голливуд репортер» как раз сегодня.

Она нахмурилась, ее начала колотить настоящая лихорадка.

– Вы как-то связаны с шоу-бизнесом? – спросила Рэли.

– Ну, я пытаюсь как-то проникнуть туда.

– И как у вас дела?

– Неплохо, – поколебавшись, ответил он. – Я приехал сюда всего лишь три месяца назад, и у меня уже есть агент. Он посылает меня на встречу с режиссером, который будет снимать одну из этих «мыльных опер».

– Это просто чудесно, – сказала ему Рэли.

– Вы сюда приехала отдохнуть? – вежливо спросил он.

– Нет, я всегда здесь жила. Я возвращаюсь домой, – ответила Рэли.

Она вспоминала каждый поворот дороги, обратив внимание на новые дома, которые были построены на прежде пустовавшем месте, граничившем с лесом.

А здесь была высокая стена из кирпичей, она была покрашена в белый цвет, и внизу росли яркие цветы. Она помнила, что сразу за этим поворотом – ворота. Шофер мог вылезти из машины и позвонить в дом. Эти высокие ворота медленно открывались, и дальше они ехали по извилистой дороге мимо озера. Она закрыла глаза и увидела перед собой дом. Чудесный дом, трехэтажный, со множеством труб от каминов на крыше. Сейчас откроется входная дверь, и там появится Пол. Он скажет, что нужно на несколько минут зайти в библиотеку. Там собралось несколько человек, он хочет, чтобы Рэли познакомилась с ними. Или ее встретит Дарби и заявит, что у него есть время и почему бы им не позаниматься в спортзале. Или, может, ее встретит мать и трепетно поцелует в щеку, погладит плечи, руки, как бы желая увериться, что она жива и здорова! И конечно, Фриски, он будет скулить и прыгать на нее, виляя хвостом.

– Ничего себе, – с завистью сказал шофер. – Вот счастье, если можешь жить в подобном месте.

Да, вы правы, – ответила она. – Теперь мы можем ехать в отель.

Она не успела дать на чай бою, который принес ее багаж, и запереть за ним дверь в бунгало, расположенном за отелем «Беверли Хиллз» как начал звонить телефон.

Как странно, подумала Рэли, снимая трубку.

– Ли? – спросил ее приятный мужской голос.

– Да, это Ли, – удивленно ответила она ему.

– С вами говорит Баз Гилберт. Если вы свободны, то мы могли бы вместе поужинать, например, в бистро «У Джимми». Я понимаю, что уже довольно поздно, но уверен, что он сможет организовать для нас столик.

– Мы с вами знакомы? – спросила Рэли.

– Ну, не совсем так, – ответил он со смущенным смешком. – Я как раз вылезал из машины, когда вы подъезжали в своем лимузине. Я тоже остановился в этом отеле. Я работаю в крупном рекламном агентстве в Нью-Йорке и очень часто приезжаю сюда. Послушайте, со мной все в порядке. Вы можете проверить у администратора отеля. Он может вам все рассказать обо мне.

– Послушайте, – сказала Рэли, – вы очень любезны, но я весь день провела в самолете. Мне совсем не хочется выходить, и я закажу себе ужин в номер.

– Ну, может, я могу составить вам компанию? – спросил Баз.

– Спасибо, нет. Может быть, в другой раз.

– Вы не против, если я вам позвоню еще раз? – спросил ее поклонник.

– Может, будет лучше, если я сама позвоню вам, – ответила Рэли.

Она постаралась проститься с ним вежливо. И в это время кто-то постучал в дверь. Снова прибыл посыльный, неся вазу с двумя дюжинами роскошных роз на длинных стеблях. Эти алые розы были от другого мужчины, который увидел ее в холле, когда она брала свои ключи в регистратуре. На карточке был номер его телефона, и он просил, чтобы она ему позвонила.

Рэли подумала, что может сработать первая часть ее плана. Она задумалась и похлопала карточкой по столу, глядя на розы – такие прекрасные… Значит, она выглядела такой сексуальной и готовой к сближению, когда подъехала к отелю в лимузине! Она желала раскинуть вокруг сеть, начать появляться в свете и понять, что же здесь происходит. Она хотела поразмыслить, как ей добраться до тех людей, которые когда-то, во времена ее детства, играли важную роль в обществе. И как им доказать, что она именно та, за кого себя выдает?

Рэли понимала, что ее план труден для осуществления. От нее потребуется терпение, много усилий и времени, прежде чем она, может быть, сумеет добиться своего.

И тогда она сможет перейти к главному – разобраться с Полом. Она вспомнила о посмертной награде, которую Академия собиралась вручить Рэли Барнзу. Можно себе представить, сколько усилий было предпринято Полом, чтобы этого добиться. Какое оказывалось давление. Он всегда старался и умел подороже продавать ее фильмы, чтобы они приносили ему деньги, даже когда он спал, как говорится в старой пословице.

Она только теперь полностью поняла, как важно для него было убрать ее со своей дороги! Мертва, и все! И никаких претензий, никаких попыток доказать, кто она на самом деле. Она снова вспомнила ту жуткую ночь в лодке. Вспомнила об этом в первый раз за два года. Шок и ужас, обуявшие ее, когда она взглянула вверх и увидела в его руке камень как раз в то время, когда он начал опускать его.

Рэли открыла раздвижную стеклянную дверь, ведущую в сад, и вдохнула ароматный воздух. Как же прекрасно вновь оказаться дома!..

 

ГЛАВА 60

Когда на следующее утро Рэли пошла завтракать в «Поло Лонж», все люди за столиками обернулись в ее сторону. Это были в основном бизнесмены, которые находились здесь в командировке. Одетые в деловые костюмы серого цвета, они просматривали «Нью-Йорк таймс» и «Уолл-стрит джорнал».

Еще там было много туристов с послушными детьми, а также людей, выглядевших, как будто они принадлежали к миру шоу-бизнеса, – агенты, продюсеры, режиссеры. Они сидели на розовых кожаных банкетках по стенам зала и отличались некоторой экстравагантностью наряда: расстегнутые на шее рубашки открывали волосатую грудь с золотыми цепочками. Может, среди них были и журналисты. Там завтракал Ллойд Бриджес. Рэли обратила на него внимание, когда его провожала к столику главная распорядительница. Боже, он совершенно не изменился! И выглядел просто великолепно.

Когда она была мальчиком, ей не раз доводилось бывать в этом кафе с Полом. Он всегда таскал ее за собой, когда желал произвести на кого-нибудь нужное впечатление. А ей было скучно, и она болтала ногами и капризничала, и ее успокаивала одна милая пожилая официантка. Приходилось Рэли и подписывать книжки для туристов. Они застенчиво просили об этом. Еще Рэли часто вскакивала и бегала к окошку, чтобы увидеть там кошек, которые жили в маленьком садике. Сад был великолепен, Рэли еще раз убедилась в этом, глядя в окно. Это был один из самых чудесных внутренних двориков и садов в Беверли Хиллз.

Помощник официанта принес ей кофе и подал меню, а потом еще и визитную карточку одного из агентов, сидящих в конце зала.

«Позвоните мне, если вы актриса», – было написано на обороте визитки. Рэли улыбнулась ему через весь зал и увидела его внимательный взгляд, который пытался оценить ее данные. Ей следовало все очень тщательно взвесить.

Закончив есть, она вышла к главному выходу отеля и уселась в кресло. Она наблюдала за служащими в зеленых униформах, которые следили за парковкой машин. Она увидела парочку «корветов», в которых сидели люди, похожие на рок-звезд. Позже подъехало несколько «роллс-ройсов». Там сидели важные шишки бизнеса и их жены, с великолепными ювелирными украшениями. «Кадиллаками» пользовались более солидные пожилые люди. Те, кто вылезал из «ягуаров», выглядели под стать им – дорогие наряды с бездной вкуса. Уоррен Битти приехал в коричневом «мерседесе» с поднимающейся крышей. Когда Рэли увидела, что Натали Вуд приехала в «мерседесе», она твердо решила, что арендует именно эту модель.

Ей нужно было побывать в Калтене и договориться там о занятиях, которые она станет посещать в течение нескольких месяцев. Ей также было нужно договориться, чтобы она могла посещать спортклуб и тренироваться.

Но самое главное, ей было необходимо найти парикмахера. Самого лучшего и модного, у которого причесываются все известные люди города.

Женщина, которая работала в цветочном магазине, сказала, что это Бобби Прайз. То же самое подтвердила продавщица бутика при входе в отель. После небольшого совещания к тому же решению пришли все продавцы из ювелирного магазинчика.

– Удивительно, – сказала Рэли, – ведь он работает здесь многие годы.

– Ну, я ничего не могу сказать по этому поводу, – заметила одна из продавщиц ювелирного. – Я сама переехала сюда из Нью-Йорка всего два месяца тому назад.

Итак, это Бобби.

И у него есть свой собственный салон. Она никак не могла поверить этому, вспоминая, что на его лице всегда было это странное выражение: как будто он только что проглотил несколько разных препаратов из тех, которые совершенно не сочетались друг с другом.

Мэри Тайлер Мур только вставала из кресла Бобби, когда Рэли провели к нему через весь салон. А может, ей не стоило приходить сюда? – подумала она, вдруг почувствовав себя такой незащищенной и слабой при виде Бобби, как будто снова открылась едва зажившая рана. Конечно, прошло столько времени с тех пор, как Бобби осветлял ей волосы. Она видела его в тот последний день в Мексике, когда произошли трагические события. Бобби выглядел прекрасно: длинные волосы до плеч, черная шелковая рубашка, распахнутая на шее, черные джинсы и серебряная пряжка пояса с украшением из бирюзы.

Она вдруг подумала, что, возможно, ее мать по-прежнему посещает его и может оказаться здесь именно в это время. Боже, Рэли еще была не готова к этой встрече. Пока еще нет!

– Я – Бобби Прайз, – сказал он и протянул ей руку. Его глаза казались все такими же одурманенными и улыбка такой идиотской, что Рэли, как прежде, подумала, что Бобби немного не в себе.

– Я – Ли Фиск, – робко улыбнулась она.

– Простите, я опоздал, – прошептал он. – Мне пришлось срочно заниматься одной дамой. Они всегда заходят ко мне, чтобы я навел последний лоск на их прическу. А я только сделал ей прическу вчера вечером, перед тем как она отправилась ужинать с кем-то.

– Я очень рада, что вы можете заняться мною, – сказала Рэли. – Вы весьма популярны здесь.

– Когда мы открылись, мы начали обслуживать гостей отеля, – как-то неопределенно сказал Бобби.

Он вдруг стал пристально оглядывать все зеркала и столики, за которыми работали другие мастера. Он смотрел, как помощники стригли клиенток, укладывали волосы, расчесывали. В зале сидели маникюрши. Сновали юноши и девушки, которым доверяли только мыть голову. Там были люди, подметавшие пол и разносившие кофе.

Везде стояли прекрасные икебаны из красивых цветов. Полы были мраморные, и стены обиты светлой замшей. Играла негромкая, приятная музыка. Желающих стать красивыми было много – в основном женщины, но было и несколько мужчин.

– Понимаете, я никогда не думал, что все так сложится, – продолжал Бобби. В его голосе слышалось восхищение и изумление. – Я планировал свою жизнь совершенно не так. Я хотел к этому времени уже поселиться на великолепном острове, чтобы меня обслуживала толпа слуг. Я не думал, что буду все еще работать в салоне красоты. Я хочу сказать, что мне уже сорок. Это так неприятно.

– У вас есть деловая жилка, не так ли? – спросила его Рэли. Она улыбнулась ему, глядя в зеркало. Ей было приятно снова видеть его. – Ведь на дверях салона написано ваше имя.

– Да, это так, – согласился Бобби. – Но не я сделал все это. Я хочу сказать, что я никогда и не смог бы организовать работу такого салона. Это все Деби. Она была маникюршей там, где я прежде работал. Это место называлось «Секреты». Ей казалось, что у меня есть талант, а она прекрасно разбиралась в бизнесе. Вот она и предложила мне стать партнерами.

– И дела пошли на славу, – заметила Рэли.

– Это всего лишь начало, – грустно заметил Бобби. Ей показалось, что он сейчас заплачет. – Она смогла достать деньги, и мы сейчас предлагаем клиентам наши собственные шампуни и кондиционеры для волос. Деби открыла какого-то химика, который готовил пробные партии в своем гараже. Шампуни оказались превосходными, и все сработало на нас. Здесь она организовала проведение исследований и нашла самых лучших специалистов по маркетингу и по распространению нашей продукции, самых лучших специалистов по рекламе. Это все она!

– Вы должны радоваться этому, – заметила Рэли.

– Когда я присутствую на собрании наших партнеров, все эти люди говорят так тихо, – сказал он. – Это все Деби. Она заявила им, что меня раздражают громкие звуки.

– Действительно? – спросила Рэли.

– О, я не знаю, – ответил Бобби и покачал головой. – Мне не нравится, что приходится брать на себя огромную ответственность. Иногда мне хочется сесть на самолет и улететь все равно куда и никогда сюда больше не возвращаться!

– Но ведь вы не сможете все бросить, – сказала Рэли.

– Уехать от такого успеха? И от денег? – пробормотал он про себя. – Нет, нет, я не смогу этого сделать. У меня есть все, о чем я только мог мечтать. Но я никогда не думал, что это может случиться со мной. Я хочу сказать, что я не тот тип человека.

– А мне кажется, что именно тот, – заметила Рэли и улыбнулась ему.

Его глаза встретились с ее глазами в зеркале, у него был такой вид, как будто он только что понял, что она сидит в этом кресле. Он понял, что говорит все это ей, незнакомому человеку.

– Это просто сумасшествие, – резко сказал он. – У меня такое ощущение, что я знал вас всю жизнь.

– Мне тоже так кажется, – ответила Рэли.

Потом он повеселел и снова стал излучать доброжелательность и обходительность. Он улыбнулся ей в зеркале и смотрел на нее восхищенным и немного дурашливым взглядом. Ах, как ей был знаком этот взгляд. Он сказал ей, что она великолепна! Такая утонченная. Мужчины будут падать у ее ног. Что она могла бы работать моделью или стать актрисой. Самой великолепной кинозвездой. Он в этом уверен. Он видел, как множество красивых женщин приезжали сюда, и только немногие добивались славы. Он всегда может отличить настоящих талантливых людей.

Рэли нужно было всего лишь сказать: «Бобби, это я! Я вернулась домой. И мне нужно, чтобы ты мне помог». Но она не могла этого произнести. Она не имела права рисковать, пока у нее не будет того, что сможет подтвердить ее притязания. А то еще ее примут за сумасшедшую! Если бы у нее было хоть что-то!.. Хоть какие-то доказательства. Так что пока – не расслабляться!

Он хотел узнать, откуда она приехала. И когда она ответила – из Чикаго, Бобби заметил, что не мог с ней раньше встречаться, потому что никогда не был в Чикаго. Он спросил ее, не слишком ли там холодно. Но все равно она ему кого-то напоминала. Честно!

.– Мне нужно купить кое-что из одежды, – сказала Рэли. – Куда лучше пойти?

– Родео Драйв. Там расположены все самые лучшие бутики.

Он начал рассказывать ей о своей пряжке на поясе и о том, что он всегда точно знает, что ему нужно из одежды и украшений. Он долго искал именно эту пряжку. Прошли недели, но он все еще ничего не нашел. Его друг, у которого есть самолет, сказал ему, что он слишком все усложняет и что им лучше слетать в Санта-Фе, в Нью-Мексико. Они так и сделали.

– Это очень красивая пряжка, – сказала Рэли.

– Вы действительно так думаете?

– Правда, правда!

Он снова улыбнулся ей в зеркале и сказал, что знает несколько мест, где они могли бы начать подбирать для нее подходящий гардероб. Он сказал, что пойдет с нею и что он точно знает, как она должна выглядеть. Он также отведет ее и в другие места: в рестораны, куда ходят все нужные люди, и тому подобное… Если она захочет, то ему будет приятно показать ей здесь все. Он и сам тогда почувствует себя молодым. И ей нечего бояться, он от нее ничего не потребует, он никогда не делает подобных вещей…

– Это было бы великолепно, – сказала она его отражению в зеркале. Она увидела там маленького роста, рыжеволосую женщину, которая быстро бежала к ним. Ее лицо пылало от ярости.

– Ты знаешь, на сколько Ты уже сорвал график? – спросила эта женщина. – Бобби, ты хотя бы знаешь, кто тебя ждет?

– О, Деби, – вздохнул Бобби. – Я сейчас все закончу.

Бобби смотрел, как она величественно удалялась от них. Он крутил в пальцах прядь волос Рэли.

– Она так пугает меня, – сказал Бобби, поворачиваясь к Рэли. – Я просто до смерти боюсь ее!

Рэли посмотрела ему в лицо и увидела, что он хихикает.

– Все так забавно, – сказал с улыбкой Бобби. – Все зашло слишком далеко. Она создала меня, и теперь ей не обойтись без меня.

Рэли подумала, что он абсолютно прав, и утвердительно кивнула.

– Пошли, – сказал он, беря ее под руку. Они вышли из салона в яркое солнечное утро.

Рэли казалось, что просто не может быть такого количества прекрасных магазинчиков и чтобы в них продавались такие чудесные вещи. Шелковые юбки и блузки, великолепные пояса. Шарф, который точно подходил к ее наряду. Крохотные мини-юбочки. Темные колготки, туфли на необычайно высоких каблуках. Ее постоянно сопровождал голос Бобби, он рассказывал ей последние сплетни, пока они шли от бутика к бутику.

Они прогуливались среди туристов, шествовавших в шортах и бермудах, в летних платьях и с камерами на шее. Бобби остановился возле витрины и с почтением взглянул через стекло на великолепный набор из бриллиантового с изумрудами колье и таких же серег.

– Я могу себе представить, как они будут выглядеть на вас, – сказал он, застенчиво улыбаясь Рэли. – Вам нужны только эти украшения.

Рэли стояла рядом с ним, восхищаясь колье и серьгами. Она наклонилась и посмотрела на цену – 495 000 долларов!

– Они великолепны, – смеясь, сказала она.

Бобби взял ее под руку и начал шептать в ухо еще одно интересное сообщение. На этот раз сплетни были о Генри Киссинджере. Бобби объяснил ей, что это госсекретарь, а Рэли ответила, что да, она знает об этом.

– Ну так вот, – начал Бобби. – Он встретился с одной из моих клиенток, очень хорошенькой актрисой. Они познакомились на коктейль-парти, и он пригласил ее поужинать. Ну, она была вне себя от радости – ведь он же госсекретарь! Прекрасно оделась, я красиво причесал ее. Она ждала и ждала, а он не пришел. Потом ей позвонили его охранники. Они звонили из уличного телефона. Оказывается, они заблудились и теперь спрашивали у нее, куда им нужно ехать. В этом месте нужно смеяться, – спокойно заметил Бобби.

Рэли улыбнулась, потом нахмурилась, подумав, сколько еще пройдет времени, прежде чем Бобби начнет сплетничать о ее матери и о Ферн. Он ничего не станет говорить прямо, только намеки и полуправды, она сама все поймет. Ей стало неприятно. Вот рядом с ней Бобби – такой милый. Он старается развлечь ее, хорошенькую девушку, которую прежде никогда не видел. А она, предательница, пытается выудить из него нужную ей информацию.

– Сейчас настало время ленча, – сказал Бобби.

– О, я даже не знаю… – засомневалась Рэли. – Вы так добры ко мне, но вы потратили на меня столько времени!

– Неважно, – спокойно ответил Бобби. Он помог ей сесть в ее красивый маленький «мерседес-бенц».

Мне нужно, чтобы все было нормально, мрачно думала она, ведя машину по указаниям Бобби. Я должна добиться этого, продолжала думать Рэли. Она посмотрела на Бобби, сидящего рядом.

 

ГЛАВА 61

Мне не следует слушать его сплетни, решила Рэли. Я скажу ему, что не желаю ничего знать о Бет Кэрол и о Ферн. После того как она все решила, Рэли почувствовала себя гораздо лучше. Они ехали дальше по улице. Какое счастье, что Бобби был рядом, когда она делала покупки. У него просто идеальный вкус, и он может предостеречь от ошибки. Здесь в Лос-Анджелесе главенствовало несколько иное направление моды по сравнению с Чикаго. Но все равно все будет в порядке. Рэли просто чувствовала это. Все необходимое она купила в «Нейман-Маркус».

– Это здесь, – сказал Бобби, помахав рукой. – Нам нужно свернуть направо.

Рэли увидела мальчиков в синих курточках, они размещали великолепные машины на парковке. «Роллс-ройсы» и «мерседесы» выстроились перед невзрачным на вид бунгало. На нем не было даже вывески. Они вылезли из машины и последовали за остальными посетителями вниз по лестнице, которую украшали огромные вазы из терракоты с великолепными яркими цветами. Снизу слышался шум: разговоры, музыка, смех.

В дверях их встретил темнокожий метрдотель в полосатом пиджаке, с гвоздикой в петлице. Он пожал руку Бобби. Потом почтительно поклонился Рэли и повел их к столику.

Рэли решила, что это и есть самый модный ресторан в городе, куда люди ходят, чтобы посмотреть на других и себя показать. Она оглянулась вокруг. Над столиками стояли огромные зонты с надписью «Чинзано». Такие же надписи были и на пепельницах, стоявших на цветастых скатертях, так похожих на простыни, которые она видела в каталоге «Сиерс». Искусственная трава на полу была в подпалинах от сигарет. Даже навес над террасой всего лишь пластиковый, сморщившийся от жары. Она расстроенно подумала, что это место совсем не выглядит приличным рестораном – наподобие тех, где она бывала раньше.

Но официант в полосатом пиджаке и бабочке был хорош! Скоро он принес бокал белого вина для Бобби и томатный сок для Рэли. В меню были указаны сотни разных вкусных вещей. Рэли почувствовала, как у нее начали течь слюнки.

Публика здесь выглядела действительно великолепно. Длинноногие женщины с роскошными волосами, в коротеньких юбочках. Прекрасно одетые мужчины. По их фигурам было видно, что они постоянно бывают в спортзалах и хорошо загорели. В них чувствовалась уверенность и сила.

– Видите? – спросил Бобби. – Все присутствующие смотрят на вас.

– Бобби, в этом городе все смотрят друг на друга, – равнодушно заметила Рэли. – Просто никто не хочет ничего пропустить мимо своего внимания.

– Нет, они смотрят на вас по-другому, – настаивал Бобби. – Я это чувствую.

Может, он и прав, подумала Рэли. Казалось, все в зале внимательно изучали их, и в особенности ее.

Взгляды, перешептывания. Все было так необычно. Хотя, конечно, она очень хорошенькая девушка. Рэли вспомнила, что, когда она была мальчиком, на нее так же обращали внимание. Но тогда она добилась многого. Она была кинозвездой. Зато теперь ей было достаточно просто хорошо выглядеть.

Она видела, что Бобби наслаждается всеобщим вниманием. Он рассеянно улыбался и помахивал рукой своим клиентам, их было много в этом месте. Он показывал ей знаменитостей: вот идет Орсон Уэллс, он ест здесь каждый день.

Орсон Уэллс был просто огромным. У Рэли широко раскрылись глаза, когда она увидела, как он, переваливаясь, входит в бар. Боже, он, наверное, весит чуть менее двухсот килограмм. Рэли пила томатный сок и думала о том, как приятно сидеть здесь вместе с Бобби. Как интересно видеть живую легенду – Орсона Уэллса. Ей даже нравилось то напряжение, которое она испытывала, чувствуя на себе чужие взгляды.

Рэли начала внимательно изучать меню; Ей хотелось заказать себе салат из утки.

– Посмотрите, – взволнованно сказал Бобби, прикасаясь к ее руке.

– Сейчас сюда пришел Пол Фурнье, продюсер. Он не сводит с вас глаз. Я делаю прическу его жене, хотя можно сказать, что она уже не его жена. Они живут отдельно. У него связь с Сью Менгерс, она работает агентом.

Вот оно, подумала Рэли. Она не отводила глаз от взгляда Бобби и пыталась улыбнуться ему. Во рту пересохло. Прошло целых семь лет, и наконец она дождалась этого момента. Она проглотила слюну и медленно повернулась. Рэли увидела, что Пол сидит через два столика от них.

Он великолепно выглядел. Немного поседели виски. Прекрасный загар и ни грамма лишнего веса. На нем был блейзер и полосатая рубашка с белым воротником и манжетами, скромной расцветки галстук. Он смотрел на нее с ленивой улыбкой.

Рэли вздрогнула и почувствовала, как ей стало неприятно. Он явно не узнал ее. В его глазах она заметила похоть.

Мой отец, спокойно подумала она, человек, который пытался меня убить. Он может снова использовать меня, и снова будет стараться убить. Он не станет колебаться. Она прочитала это в выражении его лица.

– Она была такой очаровательной, когда приехала сюда, – продолжал Бобби. – Она так всего боялась. Конечно, в то время мы все боялись. Мы все были очень молоды!

Может, я не смогу сделать это, подумала Рэли. Волоски на ее руках поднялись, пока она пыталась отвести свой взгляд от взгляда Пола. У меня есть своя собственная жизнь. Карьера. Друзья. И даже мужчина, которого, мне кажется, я смогу полюбить. Может, мне не строит делать то, что я задумала. Я не могу оставаться здесь, решила она. Особенно если Пол сидит в нескольких шагах от меня. Нет, ты должна все вынести, приказывала она себе.

– Они живут отдельно друг от друга? – повторила Рэли дрожащим голосом.

– Это всех так поразило, – шептал ей Бобби. В его глазах было удивленное выражение. – Я хочу сказать, что они были вместе так долго. Вы знаете, кто был их ребенок, не правда ли? Нет, вы, наверное, этого не знаете. Рэли Барнз.

– Рэли Барнз, – повторила Рэли.

– Я был там, в Мексике, когда произошла эта трагедия, – сказал Бобби. У него дрожали руки, когда он пытался зажечь сигарету. – Это было просто ужасно, какой-то кошмар! Самое ужасное, что случилось в моей жизни.

– Да, – сказала Рэли.

– И Бет Кэрол чуть не умерла в то время, – добавил он. – В Рэли состояла вся ее жизнь.

Рэли вздохнула и покачала головой.

– И я думал, что так и случится, когда Бет Кэрол немного оправится от своего горя. Что они разъедутся. Потому что именно Рэли поддерживал их брак.

– Но они не разошлись, – сказала Рэли.

– Нет, – подтвердил Бобби. – Все вокруг знали, что Пол развлекается с кем-то. И даже хочет жениться на этой особе. Это была Диана Кендалл. Девушка из высшего общества.

Он остановился и приказал, чтобы им принесли еще выпить.

– Она даже не была привлекательной, – добавил он. – Я часто видел их вместе.

– Почему же Бет Кэрол осталась с ним? – спросила Рэли.

– Ей некуда было уйти, – ответил Бобби. – Она тоже встречалась с женатым мужчиной. Поэтому ей пришлось остаться.

– И что, Полу потом все надоело? – спросила Рэли.

– Нет, все решила Бет Кэрол, – засмеялся Бобби. – Случилось то, что не должно было случиться. Ее женатый друг наконец решил развестись.

– Вот это здорово. – Рэли немного расслабилась. Она была рада за свою мать.

– У Пола случился инфаркт, когда он наконец все узнал, – продолжал Бобби. В его голосе послышалось злорадство. – Он всю жизнь старался всего добиться, и кто же в конце концов оказался победителем?

Бобби отпил глоток вина, на его губах появилась улыбка.

– Им стала Бет Кэрол. Мужчина, за которого она собирается выйти замуж, настолько богат, что Пол по сравнению с ним бедняк, стоящий в очереди за бесплатным супом. Кроме того, он элита, сливки общества. И к тому же обожает Бет Кэрол и "не желает, чтобы она куда-то ходила без него.

Боже, как хорошо! Рэли пыталась осмыслить все, что сказал ей Бобби.

– А она его любит? – наконец спросила она.

– Она тоже обожает его, – ответил ей Бобби. – Так что у них все в порядке.

– Так приятно слышать подобное, – сказала Рэли.

– Это истинная правда. Да, только ранее все было таким запутанным, – продолжал Бобби, нахмурившись. – Деньги и все такое. Пол был в таком бешенстве, что первое, что сделал, это поменял все замки в доме. Бет Кэрол даже не могла взять свою одежду. А потом он заявил, что все прекрасно. Что она получит развод. Он сделает это с радостью. Что он всегда ненавидел ее. Но я не верю этому. Мне всегда казалось, что он ее обожает, но по-своему, как невропат, каким он всегда и был. Так же как она обожала его эти долгие годы. Он сказал ей, что, уходя от него, она ничего не получит. Ни цента. Но в этом штате она имеет право на половину всего имущества.

– Ну, он же не может так поступить с ней, – сказала Рэли.

Ей стало смешно, потому что она поклялась себе, что не станет ничего слушать, если Бобби начнет говорить ей о ее матери. А теперь жадно глотала каждое его слово.

– О, Бет Кэрол отдала бы ему все деньги, – сказал Бобби. – Все, что угодно, только бы уйти от него. Но Роджер не разрешил ей сделать это. По закону ей положена половина денег, и она получит именно всю половину. Так сказал Роджер.

– Роджер? – Переспросила Рэли.

– Да, так зовут ее женатого приятеля, – объявил Бобби. – Роджер Хортон, известный издатель.

– Роджер Хортон? – выпалила Рэли, пристально уставившись на него.

– Вы его знаете? – удивленно поинтересовался Бобби.

– Нет, нет, – прошептала Рэли. – Мне просто знакомо его имя. Вот и все.

Новые посетители приходили в ресторан, их рассаживали по столикам, шум разговора стал громче. И музыка тоже, казалось, стала более громкой. Метрдотель подошел к ним и поинтересовался, все ли в порядке. Потом добавил, что сегодня чудесный день.

– О, посмотрите, – сказал Бобби. – Они уже уходят. Пол идет к нашему столику. Я говорил, что он не сводил с вас взгляда.

Он стоял у их столика и пожимал руку Бобби. Тот привстал со стула. Они обменивались любезностями. Он пожал руку Рэли, когда Бобби представил их друг другу. Она взглянула на него, его лицо нависало над нею. Она увидела его глаза. Глаза кобры! О, Чикаго, говорил он. Такой прекрасный город. Он бывал там, когда ездил в Нью-Йорк. Раньше там нужно было делать пересадку на поезде. Она случайно не актриса?

Он надеется, что она окажется ею. Такая красивая девушка. В ней есть что-то особенное. Изюминка. Она сильно отличается от других девушек.

Пол буквально вцепился в ее руку, и его пожатие было похоже на стальные наручники. Рэли сузила глаза, адреналин заставил сильнее биться ее сердце. Нет-нет, она здесь проездом. Рэли заставила себя улыбнуться. Она подумала, сможет ли выполнить задуманное, когда наступит подходящее для этого время. Ей придется применить что-то особое. Нож. Перерезать ему горло. Потом Пол начал прощаться и сказал, что был рад с ней познакомиться. Если он сможет чем-то помочь, ей нужно только позвонить. Бобби знает, как его найти. Она продолжала улыбаться и кивать головой, глядя ему вслед. Она следила за ним, пока он шел к выходу. Пол обменялся рукопожатием с метрдотелем. Они посмеялись какой-то шутке.

– Почему он подошел к нашему столику? – спросил ее удивленно Бобби. – Кто вы?

– Я уже сказала, – ответила Рэли…

– Этот Пол Фурнье! Ну, мужчина, которого мы встретили во время ленча, – сказал ей вечером по телефону Бобби. – Он сразу же позвонил мне и попросил номер вашего телефона. Он сказал, что никак не может забыть вас.

– Что вы ему сказали? – спросила Рэли. Ее начала бить дрожь. Она представила, как он навис над нею.

– Ну, прежде всего, – сказал Бобби и рассмеялся. – Я напомнил ему, что он помолвлен и вскоре собирается снова вступить в брак.

– И что потом?

– Я сказал ему, что не знаю вашего номера. Что вы всего лишь хорошенькая девушка, которая приехала сюда отдохнуть и зашла к нам в салон.

– Спасибо, Бобби, – сказала Рэли.

Но она плохо спала в эту ночь, ее мучили кошмары. Пол стоял над нею. Они снова были в лодке, которая качалась в черном океане недалеко от побережья Мексики. И потом ей представилось лицо ее матери. Она горевала после потери своего ребенка. Значит, она ничего не знала. Он не посвящал ее в свои планы! Именно Пол, он один решил покончить с нею. Ее мать была такой мягкой, такой ранимой и беззащитной, что иногда Рэли казалось, что у нее полностью отсутствует воля.

– Прости меня, мама, – шептала Рэли и бессознательно терла правую руку о левую, пытаясь стереть прикосновение Пола. – Прости меня за то, что я посмела подумать, что ты согласилась с Полом, когда он решил так ужасно расправиться со мною!

 

ГЛАВА 62

Рэли подумала, что может споткнуться на вещах, о которых чего-то не знает. Она решила начать с самого начала и съездить в городской архив. Она мчалась по шоссе Санта-Моника. В маленькой машине было очень жарко. Солнце палило в лицо, и ветерок раздувал волосы.

Водители грузовиков громко сигналили ей, улыбались, когда она проносилась мимо и приветствовала их взмахом руки. По краям шоссе стояли стройные пальмы.

Перед ней расстилался деловой центр Лос-Анджелеса. Новые небоскребы вонзались в синее небо.

Она оставила машину в подземном гараже и поднялась наверх.

Она шла вместе с другими пешеходами. Мужчины были в строгих костюмах с кейсами. Женщины тоже были одеты для работы в офисе. Рэли обратила внимание на то, сколько здесь разных лиц – мексиканцы, азиаты, темнокожие.

Через несколько минут она поднималась на лифте в городской архив. Потом стояла перед служащей, которая протянула Рэли ее свидетельство о рождении. Она взяла его дрожащими руками.

«Барнз Рэли, – прочитала она. – Отец – Пол Фурнье. Мать – Бет Кэрол Барнз-Фурнье. Пол – мужской. Дата рождения – 22 августа 1952 года. Запись сделана в Лос-Анджелесе, Калифорния. 17 апреля 1953 года».

Рэли вздохнула, она была так расстроена, что чуть не расплакалась. Но что ты ожидала найти, сердито спросила она себя. Отпечатки пальцев малыша? Да, отпечатки пальцев малыша. Тогда она могла бы сказать: сравните их с моими отпечатками. Это я – Рэли Барнз. Как было бы все легко и просто!

Пол – мужской, грустно подумала она. Почему они ждали так долго, прежде чем записать дату ее рождения? Боже ты мой, апрель месяц! Ей, наверно, уже было восемь месяцев, когда они подумали о том, чтобы получить свидетельство о ее рождении.

Свидетельство о браке между Полом Фурнье и Бет Кэрол Барнз не существовало. Они не поженились ни в 1951 году, ни в 1952, ни даже в 1953.

Но она знала, что они были женаты. Рэли повторяла себе это, когда медленно возвращалась к машине. Ее мать часто показывала ей фотографии, аккуратно наклеенные в кожаные альбомы Пола. Бет Кэрол была очень хорошенькая в платье с юбкой клеш, и на ее шляпке такие милые ленточки. Пол выглядел красивым и очень испуганным. Там был друг, который устроил им эту свадьбу. Ей казалось, что он каким-то образом связан с Ферн. Точно, точно! Он был тем самым англичанином, у которого работала Ферн. Он вел телевизионное шоу и еще, кажется, колонку светской хроники в газете. Тот самый, который так внезапно умер. Боже мой, как же его звали? – пыталась вспомнить Рэли. Она не думала о нем уже много лет.

Она решила, что они могли зарегистрировать брак прямо здесь, в Беверли Хиллз. Или, может, это случилось в Санта-Монике? С другой стороны, зачем ехать так далеко? Но все равно кто-то явился сюда, чтобы зарегистрировать ее рождение, хотя это случилось спустя восемь месяцев после того, как она родилась. Рэли медленно ехала на запад, на бульвар Сансет. Это была самая длинная улица в городе…

Она думала о матери. Она думала о том, как она ошибалась в отношении матери и как будет хорошо снова увидеть ее.

Но следовало весьма деликатно организовать их встречу. Она вспомнила о Поле и о его притягивающих людей глазах кобры.

Ее всю передернуло.

Рэли быстро прошла через холл гостиницы. Она подошла к бюро регистрации и взяла там письмо и записку. Записка от молодого человека, с которым она поболтала сегодня утром, пока они ждали свои автомобили. Весьма приятный парень, банкир из Нью-Йорка. Может, она поужинает с ним сегодня в «Сен-Жермен»? Ему сказали, что это новый и весьма модный ресторанчик. Рэли подумала, что, может, стоит принять приглашение. Она позвонит ему, как только войдет в свое бунгало. Кстати, это было частью ее плана. Везде бывать, чтобы ее видели и обратили на нее внимание. А дальше посмотрим. Письмо было от Энн. Рэли улыбнулась и покачала головой. Ничего себе почерк. Она не могла понять, как письма Энн все-таки доходят до адресатов. Рэли быстро открыла письмо и сразу пробежала его, пока шагала по тропинке между цветов и роскошных пальм к своему бунгало.

Близнецы были так рады Энн, когда она заехала за ними к своим родителям, что хорошо вели себя во время полета домой в Бостон. Конечно, Ларри капризничал, потому что ее не было дома так долго и некому было заботиться о нем. Он получил приз по гольфу в соревновании в своем клубе. Но потом он оттаял, потому что ему так хотелось все рассказать Энн о соревнованиях.

«Я понимаю, что ты сильно устала после этого ужасного года, – продолжала Энн. – Наконец Элеонора и Чарльз покоятся с миром. Я надеюсь, что твой отдых в Беверли Хиллз будет именно таким, как ты этого хотела. У тебя впереди эти прекрасные проекты, которыми тебе придется заниматься в Калтеке. Пиши. Целую тебя. Энн».

Рэли вздохнула и снова перечитала письмо. Да, это был действительно ужасный год. Но несмотря ни на что, она правильно сделала, что приехала сюда. Она будет заниматься теннисом с Алексом Олмедо на кортах отеля. Загорать у бассейна, и рядом будут все люди из мира кино, и они будут заключать сделки прямо там по телефону. Будут визжать старлетки, плавая в бассейне. И везде на них будут глазеть туристы.

Ее маленькое бунгало было просто прелестным – с мебелью, покрытой ситцем, и стеклянной раздвижной дверью, ведущей прямо в сад. И эти великолепные розы! Она была в городе уже пять дней, и розы все еще выглядели прекрасно. Рэли увидела, что ей прислали еще цветы. Она подошла к бюро и посмотрела на них. Это была орхидея – великолепный экземпляр. Она раньше не видела ничего подобного. Толстые белые лепестки и прожилки красного цвета. Сказочная орхидея, подумала Рэли и взглянула на карточку.

«Тайный обожатель», – прочитала она с улыбкой.

Рэли сказали, что она может приехать и должна будет искать все сама. Ей так ответили, когда она позвонила в архив в Беверли Хиллз, а потом в Санта-Монику. Она там ничего не нашла. Рэли снова села в машину и поехала на север. В это время машин было сравнительно немного. Рэли включила радио, там гремел рок-н-рол.

Она ничего не нашла ни в Окснарде, ни в Вентуре. В Санта-Барбару приехала в пять часов, местные архивы уже были закрыты, и она решила, что придется побывать здесь и завтра утром. Рэли остановилась в Билтморе. Она думала о том, как великолепно было ехать по побережью сегодня днем. Она чувствовала себя такой свободной. На следующее утро она явилась в архив в восемь часов, как только они начали работу. Но и здесь – ничего. В чем же дело? – думала она, спускаясь по лестнице и снова садясь в машину. Она снова выехала на шоссе. Кто-то действительно сильно постарался, чтобы было сложно отыскать свидетельство о браке.

Рэли зевала и лениво перелистывала бумаги, лежавшие перед нею. Фостер. Фулджер. Боже ты мой, она уже добралась до Пасо Роблес. Место, расположенное к югу от Сан-Франциско. Может, она что-то не так делала с самого начала? Может, следовало ехать на север, а не на юг? Рэли представила, как она входит и выходит из разных архивов по всей Калифорнии. Они не могли зарегистрироваться нигде, кроме Калифорнии. Это Рэли знала совершенно точно. Фонтейн. Фуке. Фурнье Пол.

Рэли почувствовала, как прилив адреналина в крови подействовал на каждый нерв в ее теле. Она еще раз внимательно все прочитала, ибо так боялась ошибиться…

Фурнье Пол. Барнз Бет Кэрол. Жениху было двадцать три года. Он родился в Лос-Анджелесе. Занятие – продюсер. Невесте всего семнадцать лет. Рэли была поражена и широко раскрыла глаза. Мать родилась в Кур Д'Ален, Айдахо. Занятие и образование – никакого. Свидетельство о браке было от 12 апреля 1953 года. На нем были каракули ее отца и аккуратная подпись матери.

12 апреля 1953 года, повторила Рэли. Это случилось за пять дней до того, как было выписано мое свидетельство о рождении. И в то время мне уже было восемь месяцев. Значит, я рождена вне брака, внезапно поняла Рэли и резко выпрямилась на стуле. Ей показалось, что ей сильно ударили под дых.

– С вами все в порядке? – спросила служащая.

– Мне бы выпить водички, – слабо попросила Рэли.

– Вы очень побледнели, – сказала женщина, подавая стакан воды.

– Все оказалось совсем не так, как я думала, – пробормотала Рэли.

Она медленно ехала на юг по шоссе, не замечая шума океана, когда тот выплескивался на пляж в красноватом закате. Она не слышала рокота мотора своей машины. В зеркале она увидела молодую женщину с огромными выразительными голубыми глазами, у нее были высокие скулы, чудесный нос, полные губы, ямочка на щеке. Каскад сверкающих каштановых волос. Красавица! Рэли нахмурилась, она ничего не понимала. Я тебя не знаю, грустно сказала она себе.

Как странно, что она никогда прежде не думала о том, что было до ее рождения. Она не представляла, что мир несовершенен, даже если в его центре был Рэли Барнз, юная кинозвезда. И теперь вот это. Она – незаконнорожденная. Она почувствовала себя такой униженной. Шестнадцать лет. Именно столько было ее матери, когда она родила Рэли.

Она легко могла ее себе представить. Беременная и не замужем. Нечего не умеющая делать. Такая молодая, совсем девочка. Боже, как же она, наверно, боялась, подумала Рэли, ей стало так жаль мать. И потом они наконец поженились, и она оказалась в безопасности, стала уважаемой дамой. Но почему, спросила себя Рэли, почему же они поженились только 12 апреля 1953 года, когда ей уже было восемь месяцев?

 

ГЛАВА 63

Это был контракт Гербера, решила Рэли. Все даты совпадали. Наверно, в этом была причина. Пол должен был фигурировать в контракте как ее отец. Таким образом он мог контролировать заработанные деньги. Рэли снова посмотрела на вырезки. Заметка в «Верайети» и заголовок: «Крошка делает рекламу». Маленькая заметка в «Дейли джорнал». Это была выписка из решения суда, когда она с матерью и Полом через суд добивались ратификации контракта. Там было четко указано, какая сумма будет выплачена по определенным числам. Половина всего дохода будет помещена в трастовый фонд для вышеуказанного ребенка. Трастом будет распоряжаться суд и официальные адвокаты.

Там было множество вырезок из газет всей страны, и все они были адресованы сэру Джорджу Дину, в Голливуд. Так вот как его звали! Это был босс Ферн, который неожиданно умер. Теперь она все вспомнила. Как же хорошо он отзывался о ней в своей колонке! Самый прекрасный ребенок, который когда-либо был рожден в мире. Чудесные глаза, ямочка, в которую вы можете погрузиться и остаться там. Такой умный малыш. Рэли Барнз уже говорит, хотя ему всего лишь восемь месяцев. И так все продолжалось и дальше, он писал о всех ее даже самых маленьких ролях, об участии в рекламе. Он писал о ней, и каждое его слово выражало любовь и обожание.

Рэли вздохнула и откинулась в кресле. Она огляделась вокруг. Поиски привели ее в библиотеку американской Академии киноискусства. Там было много студентов, перед ними на столах лежали папки с разными киноматериалами, и они делали записки в желтых блокнотах. Кое-кто печатал на портативных машинках. Везде стояло множество шкафов со всевозможными материалами по киноискусству: в них перечислялись все антрепренеры, занимавшиеся фильмами в далеком прошлом, сценаристы, режиссеры, операторы. Книги с описанием деятельности каждой студии. Актрисы, актеры и дети-кинозвезды.

Рэли посмотрела на высокую стопку файлов, которую достала по ее просьбе библиотекарь. Рэли решила, что высота этих стопок не менее полуметра. Ей предложили и книги. «Рэли Барнз – юная кинозвезда». «Похищение ребенка!», «Таинственное исчезновение Рэли Барнза»…

Это были пестрые брошюры, которые нельзя было назвать книгами. Составители старались нажиться на модной теме и стряпали их за пять минут из старых вырезок, а потом они огромным тиражом расходились в магазинах.

Рэли наугад открыла один из ранних файлов. Она увидела свое фото на коленях у матери. Рэли решила, что здесь ей примерно год. Прелестный живой ребенок с чудесными светлыми кудрями. Даже на этом черно-белом снимке чувствовалось, сколько же энергии было у этого дитя. И ее мать… Темноволосая, как сейчас сама Рэли. Трогательная молодая женщина с испуганными глазами.

«Самое главное для нас – это то, что Рэли живет нормальной жизнью» – так начиналась статья.

Конечно, как любой соседский ребенок, мрачно подумала Рэли, переворачивая пожелтевшие страницы. Здесь она запечатлена вместе с Дарби, это было начало ее занятий акробатикой. Фотограф ухитрился снять ее во время полета. На ее лице нескрываемая радость, а Дарби ловил ее, широко расставив руки. В то время ей, наверное, было около двух лет, решила Рэли, пристально разглядывая фото. Она посмотрела на лицо Дарби и улыбнулась, когда увидела, что в то время он носил черную повязку на глазу. У него были все такие же стальные челюсти, широкое лицо, светлые плотные и жесткие кудри и ледяное выражение лица, которое она так хорошо помнила. Дарби, казалось, жил с ними всю жизнь, насколько Рэли могла вспомнить. Она никогда не понимала почему. Она не понимала этого и до сих пор. Ну что ж, она спросит его об этом, когда они встретятся. Он был одним из первых в списке людей, с которыми ей нужно было встретиться. Может, это произойдет через несколько недель, когда она просмотрит все бумаги и наконец узнает то, чего она сейчас не помнит, потому что была слишком маленькой, когда это все случилось. Ей необходимо быть ко всему готовой, и тогда она сможет задавать им любые вопросы. И она получит ответы и сможет доказать, кто же она есть на самом деле!

Боже, здесь было запечатлено открытие Диснейленда! И она стояла и держала Гуфи за руку. Она улыбалась и была в костюме Питера Пэна. Какой же это был чудесный день! Здесь она стояла с самим Уолтом Диснеем. И еще одно фото – с прекрасно одетым человеком, который смотрел на нее с обожанием во взгляде. Ниже было написано: «Сэр Джордж Дин, известный телевизионный ведущий…»

Да, подумала она, он всегда смотрел на нее именно так. И было что-то еще. Эти взгляды неприятно действовали на нее, она сильно смущалась, как будто он просил ее о чем-то, чего она не могла ему дать. На этом снимке один из ее фанов пытался поближе подойти к ней. Ее плотным кольцом окружали охранники. Да, и на этом фото была Ферн. Как всегда, с огромной шапкой волос и огромным декольте. Этот снимок, видимо, был сделан в тот вечер, когда она вела телепередачу.

Рэли уже решила, что начнет расследование с Ферн. Ведущая колонки светской хроники и телепередачи. Именно она знала все тайны и, возможно, захочет все рассказать Рэли, если та сможет предложить ей в обмен что-нибудь пикантное. А что может быть пикантнее ее собственной истории? Рэли Барнз жив и невредим и живет в отеле на Беверли Хиллз! И постарайтесь кое-что угадать, ребята! Он – девушка! Когда придет нужное время, Ферн сможет сразить наповал всех своих коллег и зрителей. Но только когда Рэли сможет все подтвердить документально.

Рэли почувствовала, что у нее за спиной кто-то стоит. Она вздрогнула.

– Мы уже закрываемся, – шепнула ей библиотекарь.

Рэли нужно было решить, что ей следует надеть, чтобы пойти с Бобби в то модное место, куда он ее пригласил. Это называется «Ле Ресторан». Там просто чудесно. Там все сидят в маленьких отдельных кабинках. Такой интим! И почти полная темнота. Но все равно можно рассмотреть, кто еще пришел туда. Бобби. Она все время начинала улыбаться, когда вспоминала о нем. Она звонила ему шесть, нет, семь раз и каждый раз получила один и тот же ответ: «Простите, мистер Бобби сейчас отсутствует».

Наконец через несколько дней зазвонил телефон, и она услышала шепот Бобби. У него все было просто ужасно, капризно заявил Бобби. Он пошел поужинать со своим другом и вдруг очутился на дороге, ведущей к вилле в Акапулько.

– Меня просто похитили, – заявил он. – Я не мог вернуться обратно, пока им все не надоело, – сказал он. – Как я мог это сделать?

Рэли решила, что ей следует надеть черный наряд от Валентине Платье без рукавов и с шалью. Разрез почти до подмышек. Ему понравится этот наряд, сказала она себе. Она сняла платье с вешалки и приложила его к себе перед огромным зеркалом. Черные чулки и туфли с высоким каблуком. Никаких украшений. Она все еще размышляла о подходящем наряде, когда послышался стук в дверь.

– Секунду, – ответила Рэли и поспешила открыть дверь.

Она улыбнулась посыльному, стоявшему за дверью.

– Привет, Чико, – сказала она, когда он подал ей орхидею в хрустальной вазе и радостно улыбнулся.

– Подожди, – сказала она, нашла кошелек и дала ему на чай.

На этот раз это была желтая орхидея. На кончиках лепестков были коричневые пятна. На карточке надпись: «Ваш таинственный поклонник».

Рэли повернула карточку и увидела, что ее покупали не в цветочном магазине отеля, а в магазине Дэвида Джонса на бульваре Сансет. Она сказала себе, что ей нужно позвонить туда утром и попытаться выяснить, кто же посылает ей орхидеи.

Рэли посмотрела на прекрасный букет из белых и розовых цветов, который прислал ей милый мужчина из Сан-Франциско после того, как она с ним поужинала вчера вечером. Потом она взглянула на мелкие желтые розы в другой вазе. Еще одна благодарность за приятно проведенный вечер. Когда ей приносили эти цветы, ей было просто приятно, вот и все. Но почему она испытывает другие ощущения, когда получает орхидеи? Почему ей сразу становится не по себе?

Прекрати глупить, приказала она и вошла в ванную комнату. Ей нужно было привести себя в порядок, чтобы не опоздать на ужин с Бобби.

Конечно, он был еще не готов, когда она заехала за ним. Но Рэли на это и не рассчитывала. Все в его доме было старинное и старое. Много вещей из Средиземноморья. Мебели совсем мало, но каждое кресло или стул и стол великолепны. Почти все авторской работы. И чудесные картины Стеллы, Била Джека, Энди Уорхолла и множество портретов самого Бобби. Его кабинет и спальня были отделаны в черных и серебряных тонах. Там была ванна-джакузи и сауна. Четыре остальные спальни в разных стилях – мексиканском, итальянском, французском и китайском.

«Ле Ресторан» оказался именно таким, как об этом рассказывал Бобби. Они сидели за маленьким столиком на двоих в комнате с полами, выложенными плиткой. По стенам висели корзины с папоротниками и яркими цветами. Было слышно журчание воды в фонтане снаружи и приятные тихие звуки оркестра.

– Послушайте, Бобби, – сказала Рэли. Она наклонилась к нему и положила руку на его руку. – Вы ведь не присылаете мне цветы, правда? Орхидеи?

Он непонимающе уставился на нее, подумал секунду и потом расстроился.

– Нет. Но я буду посылать вам цветы, если вы этого хотите.

Рэли улыбнулась и покачала головой.

– Я просто хотела узнать, – сказала она.

На следующее утро Рэли позвонила в цветочный магазин. Девушка, которая подняла трубку, сказала, что они извиняются, но не могут снабдить ее подобной информацией.

– Простите, но вы мне не можете сказать хотя бы одно? Этот мужчина, с ним все в порядке? – медленно сказала Рэли.

– Да, конечно, – ответила ей девушка. – Он очень богат, прекрасно выглядит и, видимо, обладает властью. Если бы такое могло случиться со мной, – завистливо сказала она.

Рэли поблагодарила.

 

ГЛАВА 64

Боже ты мой, вся эта история с похищением, подумала Рэли. Писали об этом абсолютно все газеты всего мира. Пол, наверное, решил, что он умер и попал в рай, когда на него обрушился этот шквал.

Перелистывая вырезки, записи бесед по радио и ТВ, Рэли поняла, что даже специально невозможно было выбрать время, более удачное для всей этой рекламной шумихи. Это случилось именно тогда, когда нужно было подписывать крупный контракт на производство сразу четырех картин. Пол как продюсер оказался в выгодном положении.

Рэли вспомнила, что никакой опасности по-настоящему тогда не ощущала. Ну, может, раза два действительно испугалась. В самом начале, когда поняла, что этот тип не собирается ее отпускать. И потом, когда он принес домой телевизор. Когда он наконец понял, что наделал, и начал болтать, что им нужно уехать отсюда подальше, и в его глазах появилось такое ужасное загнанное выражение. Бедный, чокнутый Бадди. Вся проблема состояла в том, что он был малость не в себе и его дальнейшие поступки трудно было предсказать. Материалы о похищении на разворотах, дубликаты газет и еще статьи.

Потом начались рассказы уже о возвращении Рэли Барнза. Огромные заголовки в газетах всего мира. Большая фотография ее и Фриски. Боже, Фриски уже, наверно, исполнилось пятнадцать лет. Как трудно поверить, что прошло столько времени. Она теперь уже плохо представляла себя мальчиком. А вот выдержки из первой пресс-конференции после ее возвращения домой. Тут она резвится со своим щенком, играет с матерью. Фото, где она снята вместе с Полом. Сидит в своей маленькой машине «тандерберд». Машина, кажется, была красного цвета, и как же весело ездилось на ней по всей усадьбе.

«Убит известный телевизионный ведущий». Рэли прочитала это и нахмурилась, решив, что эта вырезка попала сюда случайно из другого файла.

«Подозреваю, что причиной убийства было ограбление». И здесь же фото: улыбающийся мужчина. Сэр Джордж Дин. Рэли узнала его, и ей стало нехорошо. Убийство – вот, значит, что с ним случилось. Боже! Она вдруг все вспомнила, как будто это было только вчера. Пол объяснял ей, что их дорогой друг умер так неожиданно. Что он ей тогда сказал? Сердечный приступ? Она не может вспомнить. Рэли помнила лишь, как она сильно плакала, потому что знала, что покойный очень любил ее. Убит! Как страшно! Пол был прав, что все скрыл. Она бы не справилась с этим горем. Ей ведь было всего лишь пять лет.

Но как странно, подумала она. Почему здесь эта вырезка? Она просмотрела всю статью и только тогда поняла. Там было упоминание о том, что сэр Джордж Дин должен был вести программу с Рэли Барнзом, ребенком-кинозвездой. Это была та программа, которую вместо него провела Ферн.

Рэли быстро перелистала все вырезки. Много статей и фотографий из всех газет. Потом пошли статьи о том, как Ферн взорвала бомбу во время своей программы! Фотография ее и Фриски, которую сделал Бадди. Потом пошли статьи о тех днях, что Ферн провела в тюрьме, когда она отказывалась говорить, откуда у нее появился этот снимок.

Там же были фото ее и Ферн, когда Рэли пришла навестить ее в тюрьме. И наконец, сообщение, которое разочаровало всех: что Ферн получила фото по почте от неизвестного лица.

Эти фотографии Бадди постоянно делал своим «Поляроидом», которым он так гордился. Он фотографировал все время – даже когда она принимала ванну. «Теперь я знаю все твои секреты» – вот что он сказал ей. Что-то вроде этого.

Она начала снова просматривать вырезки. И там была статья о сэре Джордже Дине. Вот они – строки, на которые она не сразу обратила внимание:

«…Следователи пришли к заключению, что убийцы были знакомы сэру Джорджу Дину или его компаньону Элройду «Бадди» Хэтчеру, 22-х лет. Мистер Хэтчер, недавний знакомый сэра Джорджа Дина, согласно поступившим сведениям, постоянно находился в госпитале ветеранов в Брентвуде. Когда начали расспрашивать сотрудников госпиталя…»

Рэли закрыла глаза и вздохнула, потом приложила пальцы к пульсирующим вискам.

Сэр Джордж Дин. Бадди. Фото, которое Ферн показала во время передачи. Все остальные фото, которые делал Бадди… Ее фотография в ванне явно доказывала, что ее жизнь в образе мальчика была просто чепухой! Оба они мертвы. Убиты!

Она снова посмотрела на вырезку.

«Это было удивительно жестокое, зверское убийство» – так заявил один из высокопоставленных чинов полиции.

У нее тряслись ноги, когда она подошла к служащей и попросила файл сэра Джорджа Дина.

Там была масса разных материалов, и наконец Рэли дошла до самого преступления. Те же вырезки, что и в ее файле. Заголовок: «Известный телевизионный ведущий оставляет в наследство более пятисот тысяч долларов».

Она быстро пробежала статью и была поражена, когда увидела среди наследников и свое имя. Акции, облигации, недвижимость – все должно было быть поделено поровну между Ферн Дарлинг, помощницей сэра Джорджа Дина, и Рэли Барнзом, юной кинозвездой. Она попыталась что-то вспомнить, но не смогла. Она записала название адвокатской конторы, упоминавшейся в статье, в своем блокноте.

Она увидела множество вырезок, которые были сделаны в последующие недели. Расследование продолжается. Всем ломбардам дали описание драгоценностей, которые украли после убийства сэра Джорджа Дина. Золотые часы фирмы Филлипа Патека. Фамильное серебро с гербом сэра Джорджа Дина – бегущий гриффон и над ним три звезды. Старинные безделушки. И потом ничего не прояснилось. Никаких подозреваемых. Полное отсутствие какого-нибудь прогресса в расследовании.

Все было настолько понятно, что об этом даже не стоило рассуждать. Богатый, знатный гомосексуал и милый молодой парень, у которого не все в порядке с головкой. Еще одно убийство гомиков. Если ты этим занимаешься, то тебе нужно все время быть готовым к осложнениям. Так бывает постоянно. Сама Рэли тоже могла бы так считать, если бы не знала о том, кто, какие люди были в этом замешаны. Бедный, милый Бадди со своими бредовыми идеями. Он никому не причинял, вреда. И сэр Джордж Дин, ее самый главный покровитель. Он любил ее так, как будто она была его собственным ребенком.

Но в этот момент, видимо, кое-что изменилось. Рэли понимала это, читая статьи и всю остальную информацию.

Если бы у нее был кто-то, с кем она могла бы поговорить… Ей нужно было с кем-то обменяться своими идеями. Бобби? Он смотрел бы на нее своими очумелым взглядом, блаженно улыбаясь и соглашаясь со всем, что она ему говорит. Кроме того, ей было неудобно перед Бобби – она не могла сказать ему, кто она на самом деле.

Она решила, что не сможет обсуждать эти дела и с Туси, вспомнив о нем впервые за все это время. Нет, она не хочет его видеть до тех пор, пока не разберется в своих чувствах к нему. Пока не будет в состоянии справиться со всем.

Но был еще ее тайный обожатель, с улыбкой подумала она. Богатый, обладающий властью. Приятный внешне, как ей сказала девушка из цветочного магазина. Она представила, что ему скажет: «Послушайте, мистер Тайный Обожатель, мне кажется, что я напала на парочку убийств, которые случились пятнадцать лет назад. Вы не поможете мне разобраться в том, кто на самом деле совершил эти убийства и почему? Да, и еще одно: я – Рэли Барнз. Вы помните, та кинозвезда-ребенок, который давно утонул. Тот самый, которому в этом году собираются посмертно вручить награду Академии».

Ха-ха, мрачно подумала она. Вот это будет денек! Ты должна всего добиться сама. Ты должна взять себя в руки и во всем разобраться. Одна! Сама! Пол всегда говорил ей, что она должна рассчитывать только на себя. Забавно, что он был прав в отношении многих вещей.

Она почувствовала, что чего-то ждет. Чтобы зазвонил телефон, чтобы кто-то похлопал ее по плечу. Она ждала…

 

ГЛАВА 65

Какой великолепный день, лениво подумала Рэли. Так приятно лежать на солнце рядом с бассейном. На ней были крошечные черные бикини, которые она купила в Беверли Хиллз во время очередного похода с Бобби за «тряпками». Рэли решила, что ей нравится ее загар. Он был золотисто-коричневого цвета. Она заплела волосы в одну косу и огляделась вокруг, не снимая огромных солнечных очков.

Там, где бассейн был неглубокий, плескались ребятишки. Спасатель внимательно следил за ними. Женщины в накидках и открытых босоножках и мужчины в плавках и расстегнутых рубашках шли к столикам под зонтами, чтобы съесть ранний ленч. Остальные дожаривались, лежа в шезлонгах. Всюду бегали официанты в белых курточках и предлагали что-нибудь выпить. Они постоянно подносили к кому-нибудь телефон.

Один из них объявил:

– Пожалуйста, возьмите трубку, мистер Занук.

– Мистер Ричард Занук…

– Мистер Дино Де Лаурентис…

Рэли продолжала размышлять. Ей следовало учесть много разных факторов. И кое-что проанализировать. Она протянула руку и взяла со столика свой чай со льдом, отпила глоток и вдохнула резкий запах мяты. Потом вздохнула и снова начала просматривать свои записи.

Можно не сомневаться в Поле, подумала она, покачав головой. Она снова пробежала записи. Он прилетел из Мексики всего лишь десять минут назад, и у него было время, чтобы давать все эти слезливые интервью о том, какая произошла трагедия. В каком он находится горе. Это было вскоре после того, как она пропала, когда все еще искали ее тело. А где же в это время был Пол?

В офисе своего адвоката! Они составляли просьбу в суд по поводу распоряжения о наследстве Рэли Барнза. Но страховая компания сопротивлялась. Нет тела, нет денег! И так будет в течение семи лет, если только не обнаружат тело.

Рэли посчитала годы и месяцы. Семь лет. Этот срок скоро закончится.

Пол, наверное, чуть не сошел с ума, когда суд вынес постановление в пользу страховой компании. Он так рассчитывал на эти миллионы. Ему отказали во всех его просьбах и обращениях. Он не имел права ничего трогать, за исключением сумм, необходимых для поддержания порядка в поместье. Ему должны были выплатить эти деньги и еще необходимую сумму для окончания картины. И деньги на рекламу этой картины, чтобы инвесторы получили свою долю. Они получили за это миллионы. Не осталась в убытке и компания «Рели Барнз продакшн».

В истории кино этот фильм стал самым известным из тех, в которых главную роль играл ребенок. Об этом свидетельствовали сухие цифры прибылей. Они приводились в колонках, посвященных развлечениям и досугу во всех газетах.

Библиотека стала золотой жилой для Рэли: там были материалы о всех фильмах, в которых участвовал Рэли, и о том успехе, которым этим фильмы пользовались во всем мире. Еще одним источником доходов стала продажа маек, пляжных полотенец, коробок для пикников с рисунками и фото Рэли Барнза. Куклы Рэли Барнз, их костюмы были точной копией всех костюмов, в которых Рэли снимался в фильмах. Даже фан-клубы приносили доход: фаны платили взносы, изготавливались специальные значки, издавались разные брошюры, выпускались атласные куртки для фанов.

Много было критических замечаний по поводу доходов Пола. Он получал пятьсот тысяч долларов ежегодно в виде зарплаты и плюс разные премии. Компания была заложена. Пол требовал, чтобы ему каждый год презентовали новый «роллс-ройс». Там же приводились цифры остальных расходов и зарплаты остальных членов компании. Особняк тоже был заложен, и еще были огромные расходы на его содержание. Рэли почувствовала себя так странно, когда в городском архиве она познакомилась с ранними обращениями в суд от ее имени. После ее похищения появился лимузин с пулезащитным стеклом, шофер-охранник, отряды охранников, которые патрулировали все имение круглые сутки.

Там были записаны любые мелочи. Фальшивые зубы, изготовленные для нее дантистом, когда выпали ее собственные молочные зубы.

Счета от Бобби, который в течение многих лет высветлял ей волосы. Счета из цветочного магазина за цветы, которые посылались Ферн. Эти счета перестали приходить после того, как был убит сэр Джордж Дин. И Бадди.

Тем не менее стоимость имени Рэли Барнза увеличивалась в десять раз. Рэли узнала это по отчетам, которые выудила в архивах. Ну и эта посмертная награда Академии. Она поможет еще большему увеличению капитала компании «Рэли Барнз продакшнз».

Она прочитала еще одно короткое сообщение, которое занозой засело в ее памяти. Два абзаца в совершенно неподходящем печатном органе – «Уолл-стрит джор-нал»: «Нам сообщили, что Пол Фурнье собирается заполучить в свою собственность одну из главных студий Голливуда».

Может, это было каким-то образом связано с наградой Академии? Он собирался воспользоваться ситуацией и купить студию?

В архивах также хранили заявление и от Ферн. Она просила, чтобы доля Рэли была отдана ей, как ранее собирался это сделать сэр Джордж Дин в своем завещании. Ей отказали. Даже если пройдут семь лет и тело не будет обнаружено.

Рэли думала, что она никогда не найдет этой заметки. Боже, эти файлы в библиотеке, связанные с Ферн Дарлинг!.. Они возвышались на высоту более метра. Там сохранились все статьи, которые она написала за все эти годы. Телевизионные сценарии. Записи о том, как множество раз на нее подавали в суд за клевету, оскорбления. Приводились также раздраженные высказывания тех, кто подавал на нее в суд. И высказывания самой Ферн. Как правило, статьи сопровождались фотографиями улыбающейся Ферн, а внизу подписи, что в иске было отказано из-за отсутствия доказательств.

Браки Ферн. Пока их было три. Первый с Денни Тоска. Рэли вспомнила, что он был приятным человеком, занимался культуризмом. Он даже иногда брал ее с собой в Золотой спортзал. Ей это так понравилось. Все эти огромные мускулистые парни. Они подбрасывали ее в воздух на пляже, а фотографы не переставая делали снимки. Денни и Ферн обвенчались в церкви в Лас-Вегасе. Рэли прочитала об этом в заметке в «Верайети». И потом была заметка о том, что они получили разрешение на развод. Прошло всего лишь два года.

Второй брак. Ферн снята с мужем – темноволосым, плотным парнем. Владелец самой большой сети химчисток в Южной Калифорнии, как было написано под фотографией. На лице широкая улыбка, цветы в руках и на платье. «На этот раз я выхожу замуж до конца моей жизни, – сказала Ферн. – Я никогда не была так счастлива!»

Они расстались через полтора года.

Вот и третий брак. Муж несколько старше. Гладко зачесанные волосы, скрытные глаза под нависшими веками. Совладелец отеля на Лас-Вегас Стрип.

«Мы постоянно ездим друг к другу, – сообщила прессе новая миссис Антониони, – на уик-энд я езду в Лас-Вегас, или же Дики приезжает сюда. Все так просто, когда есть собственный самолет».

Прошли еще два года и еще один развод.

Там были интервью с Ферн. В газетах или женских журналах. На обложке «Ледис хоум джорнал» Ферн была во всем розовом, она улыбалась и держала в руках крупного белого персидского кота.

В одном из журналов ее рассказ предварялся фотографией Ферн, стоявшей рядом с Бертом Рейнольдсом. В ее руке был раскрытый блокнот, и она внимательно смотрела на него снизу вверх.

ВОСХОДИТ НОВАЯ ЗВЕЗДА

– таков был броский заголовок статьи.

«Теперь, когда со сцены ушли такие влиятельные «сплетницы», как Хедда Хоппер и Лоуэлла Парсонс, на их место пришла новая звезда – Ферн Дарлинг. Она не только заняла пустое место, оставшееся после них. Она вырыла себе настолько огромную и влиятельную нишу, о которой вышеназванные леди даже не могли мечтать», – прочитала Рэли.

* * *

«Вы бы видели это место на Рождество, – говорит она своим задыхающимся детским голоском, так хорошо знакомым телезрителям, которые смотрят ее еженедельные телешоу и постоянные спецвыпуски на экране… Там так много подарков, что вы даже не можете войти в комнату. Детка, я говорю о приличных подарках, понимаешь? Драгоценности от Картье, Ван Клифа, Тиффани. Сумки. Гуччи, Уиттон. И чемоданы – эти огромные чемоданы для длительных путешествий. Те самые, что стоят целое состояние. У меня есть машины, присланные мне в подарок. А кто-то подарил мне шотландского пони. Вы можете этому поверить? Я хотела бы знать, что мне делать с этим пони?»

* * *

«Если мы оставим в стороне шотландских пони, то Ферн Дарлинг это маленькая блондинка. Она хорошо выглядит и живет в драгоценной шкатулке, в доме, расположенном на Сансет Стрип. Перед ней расстилается великолепный вид огней большого города. Она обращает наше внимание на великолепную антикварную мебель. У нее есть подписанные литографии, чудесные старинные безделушки. Вы прекрасно чувствуете себя в ее присутствии. Жизнь бьет из нее фонтаном. То самое качество, которое привело к ней известного издателя из Нью-Йорка».

* * *

«Для меня это был большой сюрприз, когда они захотели написать мою автобиографию», – сказала нам Ферн. – Во-первых, это я обычно все узнаю о других людях. А во-вторых, у меня была самая обычная жизнь. Так о чем рассказывать? Кроме того, мне всего лишь тридцать лет. Я хочу сказать, какая может быть автобиография, когда тебе всего лишь тридцать лет?!»

* * *

«Конечно, Ферн Дарлинг была права с самого начала. Она была единственным ребенком в семье, жившей в небольшом городке в Северной Калифорнии. Она не сказала нам его название. «Я не хочу, чтобы там кто-то болтался и вес вынюхивал», – объяснила она нам. Ее отец был банкиром, а мать занималась благотворительностью. «Когда я была маленькой, я была очень хорошенькой, – говорит Ферн. – К моей маме все время приставали, чтобы я принимала участие в разных конкурсах и тому подобное. Она, конечно, не соглашалась. Она не желала, чтобы я эксплуатировала свою внешность. Она хотела, чтобы я получила образование и чего-то добилась в жизни».

* * *

«Ферн Дарлинг занималась в Вассаре. Она начала там учиться в четырнадцать лет. Она изучала работу средств массовой информации и хотела сделать карьеру в качестве телевизионного журналиста. После того как она закончила учебу, ей много помогал ее дядюшка сэр Джордж Дин. Он пригласил ее в Лондон, чтобы она там поработала в качестве его помощника. В Лондоне он прекрасно зарекомендовал себя как ведущий телешоу. Именно в Лондоне Ферн была на балу дебютанток.

Ей опять помог в этом сэр Джордж Дин, кузен королевы Элизабет II. Тогда же ее представили ко двору. Она говорила, что это было самое восхитительное событие в ее жизни».

* * *

«Когда Голливуд призвал к себе ее дядю, он взял свою племянницу с собой. С тех пор она достигла огромных успехов в своей карьере».

* * *

«Конечно, в жизни Ферн Дарлинг были свои тяжелые моменты. Особенно ужасным было убийство сэра Джорджа Дина в 1957 году! «Слышь, парень, я сама обнаружила его, – говорит она дрожащим голосом. – Это было как раз в этой комнате. Мне все это снится до сих пор».

* * *

«Эти три неудачные брака до сих пор мучают ее. «Понимаете, я старалась, говорит она. – Но мне не удалось. Парни требуют для себя так много времени!»

* * *

«Тем временем Ферн живет одна со своей чудесной кошкой Принцессой и экономкой, которая заботится о них. У нее есть также шофер, ухаживающий за ее «бентли». Машина досталась ей от дяди. Пять человек помогают ей вести ее колонку. У нее также существует огромный штат людей, помогающих ей создавать телешоу и специальные репортажи на ТВ».

* * *

«Ферн, конечно, сильно занята, но она находит и время, и деньги, чтобы заниматься благотворительностью. Она много помогает детской больнице. «Мы должны помогать другим, парень, – заявила Ферн, – вся моя жизнь строится на этом».

Неужели этому кто-то верит? – поражалась Рэли. Разве что сама Ферн! Наверно, так оно и есть, решила Рэли. Она улыбалась, когда отдавала обратно этот файл. Ферн выдумала самое себя, и пусть после этого кто-то посмеет не поверить ее словам.

Рэли была рядом с Дарби почти на всех его фотографиях, сопровождавших его ранние интервью. Рэли увидела это все в файле Дарби. Она выполняла какие-то трюки. Он рассказывал о том, какой в настоящее время снимается фильм, и как они над ним работают, объяснял, какие задумал для фильма трюки. Нигде не было ни единого слова о нем самом, о том, когда и где он родился, кто были его родители.

Да, гаков был Дарби. Он всегда держался в тени и не раскрывал своих тайн. Его работа приносила огромный успех в течение долгих лет. Премии Академии по двум номинациям только за последние три года. И потом – ничего. Да, весьма интересно, что он больше никогда не работал с Полом после той трагедии в Мексике.

Он даже не участвовал в производстве фильма после ее смерти. Должен был еще состояться монтаж фильма, титры, музыка к нему. Ей нужно будет спросить его об этом, решила Рэли. Может, в этом кроется какая-то тайна. Может, Дарби подозревал, что Пол был виновен в случившемся?

После мексиканского фильма у него больше никто не брал интервью. Конечно, о нем упоминалось в газетах, в статьях, связанных с кино. Но в них не было ни единого слова самого Дарби Хикса. Ни единого!

В хранилище газет в центре города она сидела, просматривая файл своей матери. Там было множество ее фотографий, накопившихся за эти годы. Приемы в саду, благотворительные балы. То самое фото, которое она уже видела: мать и Фриски. Со временем ее волосы становились все светлее и светлее. О ней упоминалось в перечислении присутствующих на важных ленчах. Это будет самая трудная встреча, подумала Рэли. Трудная для матери и для меня. Боже, дай мне силы преодолеть это, молила Рэли.

Она снова поехала в главный архив, поздоровалась с дежурной сотрудницей. Та приветствовала ее как старую знакомую. Записи о разводах. Фелисити Каннинхэм Хортон с Роджером Хортоном.

Ее мать и отец Туси. Она начала волноваться, когда серьезно подумала обо всем.

В подземном гараже она села в свою машину и включила зажигание.

– Ну что ж, я готова. Более готовой я уже не буду, – прошептала Рэли, выезжая из гаража в чудесный солнечный день.

 

ГЛАВА 66

– Гильдия режиссеров Америки, – ответил голос по телефону. – Доброе утро.

– Я пытаюсь связаться с Дарби Хиксом, – сказала Рэли.

Она сидела у себя в бунгало. Поход начался, и поэтому у нее немного тряслись руки. Она делала первый робкий шажок после бумажной тропы, которую уже прошла.

– Секунду, сейчас я вас переключу, – ответил ей голос.

Потом с ней заговорил другой голос.

– Извините, у него нет своего агента. Мы не имеем права давать его адрес или номер телефона.

– Но, наверно, есть какой-то способ связаться с ним, – сказала Рэли.

– Вы можете написать ему на наш адрес. Мы с удовольствием передадим ему ваше послание, – ответила ей женщина.

– Благодарю вас, – сказала Рэли и повесила трубку. Она перелистала телефонную книгу и нашла номер Ферн. Та жила в западном Голливуде, адрес не был указан.

– Я хотела бы поговорить с мисс Дарлинг, – сказала она женщине, взявшей телефонную трубку.

– Простите, кто говорит?

– Она не знает моего имени, но это очень важно, – сказала Рэли, переводя дыхание. – Я звоню ей по поводу Рэли Барнза.

– Что вы хотите ей сказать о Рэли Барнзе?

– У меня есть новая информация, и мне кажется, что она заинтересует мисс Дарлинг.

– Я с удовольствием передам ее ей, – сказала женщина.

– Послушайте, – в отчаянии сказала Рэли, – мне нужно поговорить с ней лично. Хотя бы на несколько минут в любое удобное для нее время.

– Простите, но она очень занята, – ответила женщина.

– Может быть, на следующей недели? – настаивала Рэли.

– Я могу вам предложить, чтобы вы передали мне свою информацию, и тогда мисс Дарлинг сможет решить… – заявила женщина.

– Но…

– Извините, – сказала женщина и положила трубку. Что же мне делать? – спрашивала себя Рэли. Как я смогу чего-либо добиться?

Она коснулась орхидеи, которую ей принесли сегодня утром. Это был сказочный экземпляр. Внешние лепестки были насыщенно розового цвета, а лепестки в центре – почти совсем белые. Я могу поклясться, что вы бы знали, что нужно делать! – обратилась она к своему неизвестному почитателю. Вы бы, наверное, сделали парочку звонков. «Ферн, детка, тут есть кое-кто. Мне хочется, чтобы ты поговорила с ней. Дарби, к тебе приедет кто-то от меня. Угости ее кофе, ладно?..»

Даже если она сможет в конце концов добраться до Ферн или Дарби, она все еще только ходит вокруг да около, думала Рэли, пока официантка в «Поло Лонж» наливала ей кофе из серебряного кофейника. Если даже и существуют доказательства, что она – Рэли Барнз, они находятся в особняке среди важных бумаг Пола. Он их, разумеется, прячет в сейфе. И открыть его можно лишь с помощью комбинаций цифр, которую знает только Пол!

Она была готова убить себя за то, что так растерялась, когда пожимала ему руку в ресторане. Она так сильно радовалась, что Бобби не назвал ему ее имя и не сказал, где она остановилась.

Она знала, что могла использовать себя в качестве наживки. Ей стало плохо, потому что она знала, что не сможет этого сделать. Ее охватывал страх при одной мысли о том, что руки отца могут трогать ее, при воспоминании о его губах! Боже, какой ужас, грустно подумала она.

– Я увидел вас здесь и решил подойти поздороваться, – сказал ей какой-то молодой человек.

Наконец-то человек с орхидеями, подумала Рэли. У нее сильно забилось сердце, когда она посмотрела на него.

Она увидела приятного человека с типично американской внешностью. Он ей показался знакомым, но где она могла его видеть? В ресторане? На вечеринке?

– Простите, – начала она, – я не…

– Вы меня не помните, – сказал он, покраснев. – Я вез вас в город из аэропорта две недели назад. Вы сказали, что возвращаетесь в город.

– Конечно, – улыбнулась ему Рэли, она пригласила его за свой столик. – Я рада снова видеть вас.

– Я рассказывал вам, что мой агент послал меня на пробу для участия в «мыльной опере», помните? – спросил он. – Так вот, я получил эту роль.

– Прекрасно, я рада за вас, – сказала Рэли.

– Я с трудом верю в это, – признался он. – Мне предстоят длительные съемки. У меня контракт на год. Они три раза вызывали меня, прежде чем пришли к окончательному решению. – Он позвал официантку и добавил: – Теперь мною занимается женщина, которая ведает рекламой этого шоу. Я ей все рассказал о себе, и она должна решить, как ей лучше преподнести меня зрителям.

– Я действительно, рада за вас, – тепло повторила Рэли.

– Послушайте, я вот о чем подумал. Может, вы пойдете со мной на вечеринку сегодня вечером? Она достала мне приглашение, потому что считает, что меня должны все видеть. Это будет у Алана Карра. Он – тот самый менеджер, который занимается важными людьми. Так она мне сказала. Она работает на Энн Маргарет, Марвина Хемплиша. Прием будет в честь какого-то парня по имени Рудольф Нуриев. Он балетный танцовщик.

– Да, я знаю, – сказала Рэли. – Я с удовольствием пойду с вами.

– Но у меня еще нет хорошей машины, – извинился он.

– Ничего, мы сможем поехать на моей, – успокоила его Рэли.

– Да, мне еще придется взять напрокат смокинг. Она предупредила, что нужно быть в бальных нарядах.

– Я надену что-нибудь длинное, – сказала Рэли.

– Я – Грант Мартин, – сказал он, протягивая ей руку.

– А я – Ли Фиск.

– Да, это я знаю, – ответил он. – Я запомнил это еще тогда, когда встречал вас в аэропорту. Все так похоже на сказку, не правда ли? Недавно я вез вас из аэропорта, а сейчас у меня есть хорошая роль и мы собираемся вместе пойти на прием.

– Да, – сказала Рэли. – В этом городе все похоже на сказку.

Рэли надела алое атласное платье с большим вырезом и с такой же алой накидкой. Бобби сделал ей красивый шиньон. На Рэли были бриллиантовые серьги, ее единственное украшение.

– Я сейчас просто упаду, – сказал Грант, когда заехал за ней почти в полночь.

– Вы так чудесно выглядите в смокинге, такой красивый.

– Я подумал, что, может, мне стоит купить его, – сказал Грант, подсаживая ее в машину. – Это – типа вклада в будущее!

И потом они сидели и ждали в длинной очереди машин и лимузинов, пока люди, работавшие на парковке, – их было там великое множество – открывали двери, помогая женщинам выйти. Громко сигналили водители. Рэли поняла, что сердитые водители просто хотели проехать в нужном им направлении.

– Это Лоретта Свит, – прошептал ей на ухо Грант, когда их посадили в фургон, который должен был подвезти к самому дому. – Боже, я не могу этому поверить, – добавил он.

Им нужно было пройти еще немного до дома по каменной дорожке, освещенной свечками в стеклянных лампах. Рэли услышала музыку и смех еще до того, как они подошли к открытой двери.

– Где фотограф? – кричал маленький толстенький мужчина.

Ему удалось перекричать шум, стоявший в огромном холле. На нем были очки в черепаховой оправе и украшенный драгоценными камнями кафтан.

– Где фотограф – снова потребовал он, крепко вцепившись в руку Алексиса Смита. – Здесь же сама легенда! Живая легенда!

Люди толкали Рэли, и вскоре она очутилась перед ним и сказала, как ее зовут.

– Сфотографируйте меня с этой прекрасной девушкой! – заорал он фотографу, не отпуская ее руку.

Защелкала камера.

– Я могу сделать из вас звезду, – сказал он Рэли. – Позвоните мне завтра. Вы найдете мой номер телефона в телефонной книге.

Грант взял ее под руку, и они попытались пробраться через толпы гостей. Кругом стояли официанты в белых перчатках, с подносами с шампанским. По всему огромному залу были расположены бары и буфеты. Стояли длинные столы с огромным количеством икры, тонкими, как папиросная бумага, кусочками ржаного хлеба, и все это среди великолепных цветочных композиций.

Люди были удивительно приятными, они сами подходили и знакомились с ними. Все улыбались, когда она называла свое имя.

– Вы уже видели Рудольфа Нуриева? – спросил ее кто-то.

И вдруг ее рука оказалась в его руке, и он тоже улыбался и кивал головой. Он повернулся к Гранту и пожал его руку. Потом исчез в толпе своих обожателей.

– Вы знакомы с Рудольфом Нуриевым? – спросил ее Грант и улыбнулся. – Я просто не могу поверить этому!

Рэли засмеялась вместе с ним. Она с удовольствием рассматривала все знакомые лица. Она пыталась вспомнить, как их зовут. Потом услышала, как Грант сказал ей, что вернется через секунду, что ему нужно с кем-то поговорить.

Снова зазвучала музыка, и пары начали танцевать на террасе.

– Рэли? – Услышала она волнующий слабый голосок. – Рэли Барнз?

Рэли удивленно подумала: кто-то называет мое настоящее имя. Она не могла этому поверить. Рэли обернулась и увидела огромную копну светлых волос, потрясенное лицо Ферн и ее опухшие испуганные глаза.

– Эй, парень, я подумала, что увидела старого знакомого, – с трудом проговорила она и отступила в сторону. – Простите.

– Я и есть Рэли Барнз.

– Ладно, хватит меня разыгрывать, – хрипло сказала Ферн, слегка покачнувшись.

– Я пыталась дозвониться до вас, Ферн, – сказала Рэли. – Мне нужно поговорить с вами.

Толстая женщина в бежевом кружевном платье пробовала пробиться к Ферн через толпу. Ее редкие седые волосы были сильно завиты в крутые кудряшки. Она властно схватила Ферн за руку и что-то прошептала ей на ухо, Рэли не слышала, что она сказала Ферн.

– Это моя мамуля, миссис Миллер, – сказала Ферн. Она оперлась на эту женщину, чтобы не упасть. – Она теперь живет со мной. Говорит, что уже поздно и пора ехать домой.

Рэли кивнула этой женщине и улыбнулась.

– Пошли, Фейралиа, – сказала та и слегка кивнула Рэли.

– Конечно, – сказал Ферн, когда мать потащила ее за собой. – Приходите ко мне завтра вечером. Мы немного выпьем. Нам нужно получше узнать друг друга, не так ли?

– Все правильно, – подтвердила Рэли.

 

ГЛАВА 67

Белая шелковая рубашка, узкие джинсы, сапоги на высоких каблуках. Замшевое пальто, доходящее до середины бедра. Рэли разглядывала себя в зеркало, стараясь сосредоточиться, чтобы определить, хорошо ли выглядит, а мысленно вернулась к тому, что мучило ее с того самого вечера, когда она вновь увидела Ферн. Прежде всего Ферн была изумлена, увидев ее живой. Но она не была поражена, обнаружив, что кто-то кого она по ошибке приняла за Рэли Барнза, оказался женщиной. В-третьих, она была пьяна.

Последующие несколько часов были заполнены смехом и музыкой, она провела их с Грантом, который был так возбужден, что даже не заметил, что ее мысли где-то витают. Когда они вернулись в отель, он быстро поцеловал ее в щеку и, вальсируя, двинулся туда, где припарковал свою машину. «Позвоню тебе позже», – сказал он и помахал ей рукой, блаженно улыбаясь.

Пьяная Ферн. Изумлена, что она жива. Не удивлена, что женщина. Словно литания прокручивалось в сознании Рэли, когда она на закате ехала под сверкающими городскими огнями на восток. И сделала поворот на такой знакомый ей по жизни еще мальчиком Сансет-Плаза Драйв.

Стоя у двери, она почти могла видеть лицо сэра Джорджа Дина, ослепленного любовью, глядящего на него своими влажными глазами.

Ферн отворила почти сразу, на ней была блузка из золотой парчи, с низким вырезом, обнажавшим ее невероятных размеров груди, соответственно туго обтягивающие, словно кожа, брюки и туфли на очень, очень высоких каблуках. Безвкусные золотые серьги свисали до самых плеч.

– Итак, – сказала она с улыбкой, оценивающе разглядывая Рэли и взяв обеими руками протянутую ей ладонь. – Ты такая же хорошенькая, как и была.

Рэли позволила ввести себя в длинный холл-прихожую, которую она так хорошо помнила. Она вдыхала аромат духов Ферн, тоже хорошо ей знакомый. А вот и гостиная. Чиппендейловские кресла, софа, застланная цветастой тканью. Фортепьяно на том же месте. Французские двери, ведущие на террасу, распахнуты.

– У меня есть мартини, – сказала Ферн. – Ты как?

– Прекрасно, – ответила Рэли.

– Повар приготовил для нас легкий ужин, – добавила Ферн. – Мне осталось только подогреть. А моя мама миссис Миллер, живет там позади, в гостевом домике. По вечерам она никогда не заглядывает сюда. Довольствуется холодным ужином и смотрит свои любимые телевизионные программы.

– Тебе тоже случалось жить в этом гостевом домике, – пробормотала Рэли.

– Да, много лет назад, – сказала Ферн, хлопая ресницами. Она вручила Рэли ее выпивку и чокнулась. – Ну, парень, за начало нашей прекрасной дружбы.

– Спасибо, – сказала Рэли.

– Я обменялась несколькими словами с Аланом вчера вечером, уже у дверей, когда мы с мамой уходили, – сказала Ферн, опускаясь на софу и жестом приглашая Рэли сесть рядом. – Он сказал, что предчувствовал это, что ты должна позвонить. Что у тебя есть масса достоинств. Очень необычных. Что ты похожа на молодую Одри Хепберн, только красивее.

– Ферн, я действительно нуждаюсь в друге, – сказала Рэли.

– Что, если поставить какую-нибудь музыку? – живо спросила Ферн. – Тебе нравится Синатра?

– Замечательно, – ответила Рэли, глядя, как Ферн направилась к стереопроигрывателю и поставила пластинку.

Тут она почувствовала, как что-то трется об ее ногу, и услышала мяуканье.

– Принцесса, – сказала она, наклонившись и беря на руки кошку.

– Ага, – откликнулась Ферн, глядя на нее с любопытством и снова присаживаясь рядом. – Принцесса.

– Я вычитала это в статье о тебе, – пояснила Рэли, – имя кошки.

– Что ж, мне это приятно, – сказала Ферн, похлопывая ее по ноге. – Итак, у тебя возникли проблемы и ты стала искать меня, правильно?

– У тебя такая красивая комната, – сказала Рэли. – Так приятно снова оказаться здесь. И почти точно та же, что была.

– Да, на той обложке, – дружелюбно сказала Ферн. – Я была снята сидящей на этой софе с Принцессой на руках. Ты должна была видеть на снимке эту комнату.

Она не верит, что я Ферн Барнз, вдруг осознала Рэли. Сделав глоток мартини, она размышляла, почему в таком случае Ферн пригласил ее.

– Это было ужасающим потрясением, – мурлыкала Ферн, – встретить тебя у Алана прошлым вечером. Все равно что увидеть привидение, ты понимаешь? На какую-то секунду я была полностью дезориентирована. Мне стало жутко, парень. – Она улыбнулась и томно закинула руку ей на плечо. – Так чего ты хочешь добиться? – спросила она любезно, вставляя сигарету в мундштук и прикуривая ее от серебряной настольной зажигалки. – Кто ты и чего хочешь?

– Я Рэли Барнз, – сказала она.

– Конечно, – фыркнула Ферн. – А я Санни и Шер.

– Я это докажу тебе, Ферн, – сказала она. – Я расскажу тебе все о той ночи в Мексике. После того как я проплыла сквозь затопленный галеон и исчезла. Что тогда произошло. Где я находилась.

– Зачем тебе все это? – нахмурившись и отодвигаясь от нее, спросила Ферн. – Я имею в виду, что стоит за этим? Смерть ребенка. Это было так давно.

– Это будет самой сенсационной историей в твоей карьере, – сказал Рэли. – Ты должна мне помочь, Ферн. Ты должна помочь мне доказать, что я это я.

– Ты не нуждаешься в этом, парень, – успокаивающе сказала Ферн. – Ты красивая девушка. Ты можешь всего добиться сама. Ты не должна лезть к этому несчастному человеку с подобной чепухой. Тоже мне Анастасия. Это выглядит очень непривлекательно, ты понимаешь? – Она придвинулась ближе к Рэли и дотронулась до ее подбородка пальцем с ярко-красным маникюром, отчего Рэли вздрогнула. – Знаешь, что я тебе скажу? – прошептала она. – Давай просто выпьем по паре стаканчиков, поужинаем. Посмотрим, может ли проскочить между нами какая-нибудь искра, о'кей?

– Он был там, в моторной лодке, – начала Рэли, отодвинувшись. – Он поджидал меня, когда я выплыла с другой стороны.

– Послушай, кем бы ты ни была, – сказала Ферн, выпрямившись. – Я находилась там в ту ночь, прямо там, когда ребенок исчез.

– Я знаю, – ответила Рэли. – Я приезжала в аэропорт, когда ты туда прилетела, ты и Бобби. У тебя был роман с одним из ребят из операторской команды. Твоя спальня находилась рядом с моей, я вас слышала.

– Слушай, – устало сказала Ферн, – да все знают о моих приключениях. В этом городе знают все о каждом. Ты могла прочитать эту чепуху где угодно.

– Это был Пол, – сказала Рэли с мольбой во взгляде. – Это он поджидал меня там.

– Пол находился в монтажной комнате, которую он оборудовал в отеле, – возразила Ферн. – Он был там, когда мы выходили, он был там, когда мы вернулись. Так что не внушай мне эту чепуху.

– Ты должна поверить мне, – пробормотала она.

– Послушай, парень, – сказала Ферн, вставая, – ты начинаешь повторяться. Я думаю, тебе лучше уйти.

– Фотография! – в отчаянии воскликнула Рэли. – Та фотография, что ты показывала в специальном выпуске по телевидению после того, как был убит сэр Джордж Дин. Та, на которой было показано, где я находилась, когда была похищена.

– Что из этого? – шепотом спросила Ферн.

– Где ты ее взяла?

– Как я уже говорила, – сказала Ферн, – она пришла по почте. Мы не знаем, кто послал ее. Они не смогли найти на ней ничьих отпечатков. Никто не узнал эту комнату. Ты многое вынюхала, детка. Знаешь все. И все это было во всех газетах. – Она издала короткий, хриплый смешок. – Эта фотография сделала мне имя. Меня за это отправили в тюрьму, а когда я вышла оттуда, то была знаменитостью.

– Я бы хотела еще выпить, – сказала Рэли.

Ферн смотрела на нее некоторое время, хмурясь и размышляя.

– Разумеется, – сказала она наконец, – почему бы нет?

– Это была не единственная фотография, – сказала Рэли, глядя, как Ферн направляется к бару. – Там были разные снимки. Он делал их камерой «Поляроид». Это была его новая игрушка. Он повсюду следовал за мной и все время щелкал.

– Валяй дальше, – сказала Ферн, передавая ей стакан, ее голубые глаза сузились, она размышляла.

– Я была возле рынка в Брентвуде, – продолжала Рэли. – Он подошел ко мне и заговорил. Он сказал, что когда-то давно знал мою мать, что они были возлюбленными. Он знал, что меня назвали в честь моего дедушки. Он нигде не мог прочитать об этом, так что я поверила ему. Он сказал, что у него есть маленькая собачка, которую он хочет подарить мне, вот почему я пошла с ним.

– Я слушаю, – сказала Ферн, отхлебывая свой мартини и стараясь казаться безразличной. Но безуспешно, заметила Рэли, улыбнувшись про себя. Похоже, я ее зацепила…

Это был Бадди Хэтчер, – сказала Рэли, – парень, который был убит вместе с сэром Джорджем Дином.

– Я ничего не знала об этом, – сказала Ферн, побледнев, рот ее странно скривился. – У сэра Джорджа Дина таких был миллион. Одни приходили на вечер, другие на пару недель. В конце концов, я жила позади и никогда не замечала никого из них.

– На одном из этих снимков я лежала в ванной голой, – сказала Рэли, – и было очевидно, что я девочка.

Ферн едва не задохнулась.

– И ты знала это, – сказала Рэли, – ты была изумлена вчера на вечеринке, увидев, что я жива, но ты знала, что я девушка.

– Он говорил мне об этом, – сказала Ферн. – Пол.

– Пол сказал репортеру, специалисту по сплетням, что я девушка? – спросила Рэли с расширившимися глазами, не веря своим ушам. – Он сказал репортеру по сплетням такое, что могло разрушить его благосостояние?

– Ну да, мы были очень близки тогда, – фыркнула Ферн. – Как принято говорить, очень хорошими друзьями.

– В ту ночь в Мексике, – продолжала Рэли, – предполагалось, что я исчезну. Потому что все скоро неминуемо узнали бы, что я девочка. И начались бы большие финансовые неприятности. Ему нужны были деньги по страховке. Потом предполагалось, что я вернусь через некоторое время домой и буду жить с ними как племянница моей матери. Такой должна была быть эта история.

– Бет Кэрол, – сказала Ферн, невнятно произнося это имя. Она допила свой стакан и неуверенно направилась к бару за новой порцией. – Когда Рэли исчез… я хочу сказать, Рэли был мертв, не так ли, и с этим ничего нельзя было поделать! Но Бет Кэрол, можно сказать, тоже умерла. Этот малыш был ее жизнью. Это было все, чего она только желала, с самого начала. С того времени, как мы встретились. Муж. Хороший дом. Ребенок. – С отрешенным выражением в глазах она налила себе еще стакан. – Так что когда Рэли умер, она стала как бы ничто.

Рэли почувствовала, как на глазах у нее навертываются слезы.

– Так почему же, парень, ты не попытался связаться с нею? – раздраженно потребовала Ферн, пересекая комнату. Ее уже качало. – Ты не думала, что она вне себя? Сходит с ума от горя?

– Я думала, что она принимала в этом участие, – прошептала Рэли, – потому что она всегда делала то, чего хотел Пол.

– Да, она всегда делала то, чего хотел Пол, – с горечью повторила Ферн, – так уж было заведено, не так ли? Но не в то время.

– Я хочу видеть ее, Ферн.

– Только не смотри на меня так, – выпалила Ферн, – я не собираюсь участвовать в этом.

– Но ты поможешь мне, – сказала Рэли.

– Послушай, скажи мне только одно, – сказала Ферн, плюхнувшись на кушетку и сделав несколько безуспешных попыток прикурить прежде, чем ей это удалось. – Допустим, чтобы не спорить, ты действительно Рэли Барнз. Так я хочу знать, чего ты хочешь?

– Доказать свою идентичность, – испуганно сказала Рэли, – что я – это я.

– Смех один, – фыркнула Ферн. – Тут каждый старается забыть свое прошлое. А ты? Ты возвращаешься сюда, чтобы найти свое, парень.

– И мою долю, – добавила Рэли. – мою долю всех этих денег.

– Вот это-то меня и удивляет, – сказала Ферн, нахмурившись. – У меня нет впечатления, что деньги имеют для тебя большое значение. Ты – птица другого полета. Я хочу сказать – интеллектуальная. Почему ты хочешь получить эти деньги?

– Потому что я их заработала, – ответила Рэли.

– Что ж, все это было очень интересно, – сказала Ферн, с трудом подымаясь на ноги. – Но теперь, я думаю, Ферн время идти бай-бай.

– Так ты поможешь мне? – снова спросила Рэли, вставая и подхватывая Ферн, качающуюся на своих высоких, очень высоких каблуках.

– Послушай, – сказала Ферн, когда они, пошатываясь, направились к двери. – Ты ничего не сможешь доказать, понимаешь? Ты просто зациклилась на этом.

Уцепившись за дверную ручку, Ферн распахнула дверь и стояла так, шатаясь и держась за нее.

– Это очень плохо, плохо, – бормотала она, пытаясь дотронуться до щеки Рэли, – потому что ты разожгла во мне огонь, парень. Действительно разожгла.

Она верит мне, говорила себе Рэли, когда медленно ехала обратно в отель. Все дело в деньгах. Она не хочет, чтобы я получила свою долю денег сэра Джорджа Дина. Миллион долларов для нее дороже сенсации. Ладно, а как насчет того, чтобы уступить свою долю поместья сэра Джорджа Дина? Ты дашь такую расписку? Но Рэли понимала, что никогда не сделает этого, никогда не согласится ни на что меньше, чем именно то, что составляло ее долю. Во всем.

В своем маленьком бунгало она открыла ящик, достала оттуда одну из принадлежностей отеля – телефонный справочник. «Для миссис Пол Фурнье», написала она на конверте и далее: «Мистеру Роджеру Хортону». Затем название газеты, адрес. И внизу конверта: «Лично и конфиденциально».

«Дорогая миссис Фурнье…» – начала она писать.

 

ГЛАВА 68

Голос был мягкий, неуверенный. В нем звучала надежда, но и сомнение тоже.

– Это миссис Фурнье, – сказал голос. – Несколько дней назад вы послали мне письмо.

Рэли резко села и открыла рот, пытаясь что-то сказать.

– Вы меня слышите?

– Да, да, – заикаясь, ответила она, – извините. Я рада, что вы позвонили.

– Я не знаю, право, с чего начать, – сказал голос. – Я имею в виду, что тогда, давно, когда это произошло, было много всяких звонков. И все говорили то же самое, что вы написали. Что у них есть информация о Рэли. Я никогда не говорила ни с кем из них. Это делал мистер Фурнье, отец Рэли. И каждый раз оказывалось одно и то же. Никто из них ничего не знал. И раньше, позже все они хотели получить деньги за что-нибудь.

– Что ж, большое спасибо, – сказала Рэли. Она вытянула руку и посмотрела на нее. Рука дрожала уже меньше.

– Но прошло много лет с тех пор, как кто-нибудь связывался с нами, утверждая, что обладает информацией о Рэли, – продолжал голос. – Дело в том, что сейчас я и мистер Фурнье не живем вместе. Это крайне неприятно. Так что, вы понимаете, я должна все обдумать и решить, что делать.

– Как я и писала… – начала Рэли.

– И еще, – продолжал голос, – это не тот случай, когда я могу поделиться с моим женихом, мистером Хортоном. Он бывает очень раздражительным.

Я тоже, подумала Рэли.

– Но, в конце концов, любопытство во мне взяло верх, – сказал голос со слабым смешком. – Но я хотела бы знать, откуда вам известно, что письмо, посланное через мистера Хортона, попадет ко мне. Я хочу сказать, мы пытаемся быть осмотрительными. А вы остановились в «Беверли Хиллз-отеле»… Мы опасаемся сплетен. Ведь ни один из нас еще не свободен полностью.

– Бобби сообщил об этом, – сказала Рэли. – Он и мой парикмахер тоже.

– Ах, вы ходите к Бобби, – теперь в голосе прозвучало облегчение. – Что ж, это все объясняет.

– Я буду весьма признательна, если вы уделите мне несколько минут вашего времени, – сказала Рэли. – Разумеется, когда вам будет удобно.

Ну… не прямо так сразу. Она должна переделать вечернее платье. Оно как-то неловко держится на плечах. Потом обработать воском ноги. Это обязательно надо сделать. Потом у нее целое расписание обедов и чаепитий. Потом, конечно, она должна посетить Бобби. И пока будет находиться у него, сделать маникюр. И педикюр тоже. Потом они планировали совершить маленькую поездку. Она и мистер Хортон. В Санта-Барбару. И она еще должна решить, что надо упаковать.

– Может быть, в четверг, – сказала Бет с неуверенностью в голосе.

– Мне приехать к вам? – спросила Рэли.

– Пожалуй, это не слишком хорошая идея, – сказал голос, и Рэли тут же уловила подтекст. Этот «Беверли Хиллз-отель», Бобби, как бы то ни было, незнакомая особа. Возможно, опасная. Никогда ничего не знаешь в наши дни…

– Почему бы вам не позавтракать со мной? – предложила Рэли. – Я бы пригласила вас на ленч в «Поло Лонж».

– Ах нет, – ответила она, – не стоит. А вдруг то, что вы можете сказать мне о Рэли, расстроит меня? А там я буду перед всеми этими людьми…

– Хорошо, – терпеливо сказала Рэли. – Я живу не в самой гостинице, а в бунгало. Мы можем заказать ленч и посидеть на моей маленькой террасе.

– Думаю, это самое лучшее, – ответила она. Переговоры о том, когда она приедет, заняли еще несколько минут. Теперь я могу представить, как она проводит свои дни, с улыбкой подумала Рэли, повесив трубку. Ох, ей не терпелось скорее увидеть ее. Невозможно поверить, как она скучала по ней до того момента, как подняла трубку и снова услышала ее голос. Четверг, в час дня. Ах, не смогу дождаться. Я просто не смогу дождаться, подумала она блаженно.

Но этого не будет в четверг и не будет в час дня, прочитала Рэли в записке, оставленной телефонисткой в ее ящичке, когда на следующий день вернулась к себе после часов, проведенных в гимнастическом зале Кальтека. И просьба позвонить.

– Я тут думала о нашей встрече, дорогая, – начала Бет Кэрол, когда домоправитель соединил ее с линией.

Ох, только бы не… – подумала Рэли.

– Лучше, если вы придете ко мне, – сказала Бет Кэрол, – я спросила о вас у Бобби, когда встретилась с ним вчера. Должна сказать, что теперь это стало весьма затруднительно, все время надо ждать. Я всегда должна была ждать Бобби, с самого начала, как стала ходить к нему. Но иногда его просто нет на месте. В конце концов, он мог бы хотя бы позвонить. Я хочу сказать, что это такая невоспитанность, как вы думаете?..

– Да, – согласилась Рэли.

– Во всяком случае, – продолжала она, – Бобби говорит, что вы чудесная, милая молодая особа и что вы выросли в Мексике. Так что приходите к чаю, хорошо? В пятницу, я думаю, около четырех. Я люблю чай, а вы? Я хочу сказать, что это никак не помешает тому, что я должна сделать с утра, а у вас еще останется время подготовиться, если вы будете чем-то заняты вечером.

– Прекрасно, – сказала Рэли, – я буду у вас в пятницу в четыре часа.

Только уже выехав в направлении бульвара Уилшир в пятницу, Рэли осознала, насколько она нервничает. Был великолепный день, яркий и ясный, с легким ветерком. Она остановилась на красный свет перед входом в Лос-Анджелесский музей искусств, пропуская вереницу пешеходов. На ступенях музея туристы фотографировали друг друга. Как много должна она сказать ей, размышляла она с беспокойством, когда красный сменился зеленым. О, конечно, о Фисках. Об университете Чикаго. Она взглянула на высокое белое здание «Карнейшн», на колышущиеся пальмы, на школьную площадку для игр. А как насчет Пола? О том, что он пытался убить ее? Сможет она выдержать это? Может быть, это будет несправедливо по отношению к ней? Может быть, Рэли лучше вычеркнуть Пола из сценария? Просто произошел какой-то несчастный случай, но вот, мама, мы снова вместе наконец-то.

Рэли направила свой маленький автомобиль во въездные ворота Фремонт-Плэйз. Назвала свое имя одетому в униформу охраннику в домике у ворот. Подождала, пока он позвонил и уточнил, что ее ждут, можно впустить. Кивнул, поднял шлагбаум, чтобы она могла проехать, и пожелал хорошо провести день.

Она увидела, что здесь повсюду особняки, один за другим на больших зеленых лужайках с зарослями белых и розовых ибикусов и олеандров. Здесь все было по-другому, чем в Беверли-Хиллз, с его мешаниной архитектурных стилей, – каждый хотел жить в соответствии со своей фантазией. Нет, здешние особняки были величественны, подчинены единому замыслу, многое из крупного кирпича, словно их возводили где-нибудь на востоке, где необходима защита от морозных зим, снега и холодных дождей с градом.

Охранник сказал, что на втором повороте ей надо свернуть влево. Вот он, третий дом, с белыми березами перед фасадом. Вот он, поняла она, свернув на подъездную аллею. Припарковала машину. Дом тоже кирпичный, покрашенный в белый цвет, двухэтажный, с мансардой. Садовник подрезал оранжевые ветви бугенвилий, которые образовывали арку над входной дверью. Она посмотрела на дом и проглотила комок в горле. Посидела еще несколько минут, размышляя, как может выглядеть ее встреча с матерью, прежде чем медленно выйти из машины. Подошла к входной двери, окрашенной в изумрудно-зеленый цвет. Кивнула садовнику, который ответно кинул ей. Позвонила в дверной звонок и услышала его треньканье где-то внутри.

Рэли взволнованно смотрела, как начала поворачиваться дверная ручка, услышала голос своей матери с ноткой оживления, когда она произнесла:

– Моя дорогая, я уже думала, что вы заблудились…

Она взглянула в глаза своей матери, такие же голубые, как у нее самой. Она увидела, как выражение приветливости сменилось растерянностью. А затем, почти мгновенно, пониманием.

– Рэли, – выдохнула она, схватившись за горло, – это ты.

– Мама, – сказала она почти с плачем и протянула к ней руки…

– Какая ты красивая, – не переставала бормотать ее мать, когда, вцепившись в ее руку, вела сквозь просторный холл с натертыми полами, потом по красивой винтовой лестнице через большую нарядную гостиную с тяжелыми занавесями и восточными коврами. «Моя крошка, моя крошка», – шептала она, когда они вошли в уютную библиотеку, все стены которой были заставлены полками с книгами, мебелью, обтянутой абрикосовым, бледно-зеленым и светло-желтым ситцем. Здесь стояли редкие антикварные столики с лампами под парчовыми абажурами. От роз в хрустальных вазах исходил нежный аромат.

– Ты такая красивая, – повторила она, глядя на Рэли полными слез глазами. – Я никогда не переставала верить, что этот день когда-нибудь настанет.

– Я люблю тебя, – сказала Рэли, – я так скучала по тебе.

– Ты очень выросла, – сказала мать, не в состоянии оторвать от Рэли глаз. – И поэтому я чувствую себя такой старой.

Рэли взглянула на мать и привлекла ее к себе. Дотронулась до ее руки, до плеча. Ласково провела рукой по щеке.

– Я люблю тебя, – повторила она. – Я так сильно скучала по тебе, мама.

– Я приготовлю чай, – произнесла Бет со слабой улыбкой. – Маленькие сандвичи, ячменные лепешки. Тут неподалеку, на Лэрчмонт, есть английский магазин. Или, может быть, нам выпить? Отпраздновать шампанским. – Она переплела свои пальцы с пальцами Рэли. – Я люблю тебя, мое дитя, я так скучала по тебе.

– Ничего не нужно, – сказала Рэли, – все, чего мне хочется, это быть рядом с тобой.

– Это все Пол, ты понимаешь, – сказала мать, – это он все проделал, из-за денег, конечно.

Значит, она знала, осознала Рэли, по ее спине пробежала дрожь.

– Я была такой неискушенной, – бормотала Бет со слезами на глазах, гладя руку Рэли. – Он был первым мужчиной в моей жизни, единственным мужчиной. Он буквально ошеломил меня. Прежде чем я успела опомниться, мы стали мужем и женой. Теперь так с девушками уже не бывает. Все эти неразборчивые связи, эта свободная любовь. Эти пилюли. Вот почему они думают, что могут все себе позволить без последствий. – Она замолчала и покачала головой, глядя на Рэли. – Моя малышка, – сказала она, – ты и в самом деле здесь.

– Да, мама, – сказала Рэли, и слезы катились по ее щекам.

– Я даже не знала, что существуют контрацептивы, – продолжала Бет, – я думала, что дети появляются на свет из пупка. В самом деле так думала. И наступила наша брачная ночь. Тогда-то я сразу забеременела тобой. Рэли подумала о дате на брачном свидетельстве, хранящемся в зале записей в Пасо-Роблес, сопоставила с датой на своем собственном свидетельстве о рождении. М-да, сказала она сама себе и улыбнулась матери.

– Пол знал, как сильно мой отец хотел иметь внука, – продолжала она, – его, с пятью дочерями, можно понять. Сохранить семейное имя. «Мы сообщим ему, что это мальчик, – сказал Пол, когда ты родилась. – Он никогда не увидит разницу. Он живет там, мы живем здесь. В конце концов, у тебя не такие уж тесные отношения с ним. Мы назовем ребенка в его честь, и он будет присылать нам деньги». – Это было безнравственно, но я пошла на это. Мне было так стыдно, что я больше никогда не видела моего отца до конца его жизни. Я просто не могла предстать перед ним лицом к лицу с ребенком, который был его внуком только по имени. Я даже не была в состоянии говорить с ним по телефону. А Пол, да, он даже не разрешал мне разговаривать или переписываться с моими сестрами. «Ты сболтнешь что-нибудь, – говорил он, – я тебя знаю». Но я-то, моя дорогая, как я могла проделать такое с тобой? С собой? – Смахнув слезы, она испытующе взглянула на Рэли. – Я ничего не смогла бы сама сделать для тебя. Твое выдвижение, твой дебют…

– Не надо, мама, – умоляла Рэли, в то время как голос Бет Кэрол пресекся, плечи затряслись.

– Я думаю, мне нужно немного выпить, – сказала ее мать с неуверенной улыбкой. – В конце концов, мое единственное дитя не каждый день возвращается из небытия.

– Я не помню, что произошло, – так Рэли решила сказать своей матери, когда за окном маленькой уютной комнаты стали сгущаться сумерки. – Я очнулась, когда лежала в изоляторе в деревушке на побережье Мексики. Там жили Фиски, Элеонор и Чарльз Фиски, философы. Какие-то рыбаки отнесли меня туда, потому что там был доктор.

– Пара, которая недавно умерла, – прошептала ее мать, – я читала об этом в газетах. Какая трогательная любовная история…

– Они приняли меня, – говорила Рэли. – Я была настолько испорченным баловнем-кинозвездой, что, возможно, у них иногда появлялось желание выбросить меня обратно в море. Они думали, что у меня амнезия. Но я не знала, что мне делать, и поддерживала в них это убеждение. Несколько лет они опекали меня, а потом послали в университет в Штаты. В Чикаго, где преподавала Элеонор.

– Это был худший период моей жизни, – угрюмо сказала ее мать, наливая себе немного водки в стакан со льдом. – Я была парализована горем. Я была едва в состоянии вылезти из постели. Я просто сидела часами и расчесывала твою маленькую собачку. Фриски. Такая милая, маленькая собачка. Она дожила до очень преклонного возраста. Но я хотела умереть. Я вполне могла умереть.

– Я не знала, как мне связаться с тобой, – с несчастным видом, покраснев, сказала Рэли.

– Твой отец, что ж, он, как всегда, был мне большой помощник, – с горечью сказала ее мать сдавленным голосом. – Кружился рядом, давал какие-то советы. Он никогда не были искренним, – продолжала она, лаская руку Рэли, – с самого начала. А ты знаешь, что он сказал мне, когда спустя год после твоего исчезновения он попросил у меня развод? Он сказал, что из-за меня терпит неудачи, что я не оказала ему поддержки в его горе. Что я думаю только о себе. Еще сказал, что изменился во всем и влюбился в кого-то. – Она села и покачала головой. – И ты знаешь в кого? В Диану Кендалл, – произнесла она с насмешкой. – Ты помнишь, мать Пола была секретарем у мистера Кендалла. Он вырос гам, в поместье, с ее братом и с нею.

Рэли сплела свои пальцы с пальцами матери.

– Ты бы видела ее, – презрительно сказала Бет. – Неприятная, как грязь. Кожа да кости. Скажу тебе, Рэли, не имеет значения, что эта девушка надевает на себя, как причесывает свои волосы. Это вообще не имеет никакого значения. Но я никогда не поверю, что он влюблен в нее, что был влюблен все эти годы. Нет, все дело в ее положении в обществе. Это его способ подняться вровень с ними. Потому что его мать была секретарем, прислугой. Он ненавидел это.

– Тебе, должно быть, было очень обидно, сказала Рэли.

– «Обидно»! – воскликнула ее мать. – Дорогая, я была ошеломлена. Абсолютно ошеломлена. А он стоял передо мной со своей самодовольной улыбкой. «Я буду выплачивать тебе алименты, – сказал он. – По двадцать тысяч долларов в год на протяжении пяти лет. За это время ты себе найди кого-нибудь».

Рэли едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Миллионы долларов и то, что он предложил. Господи, Пол.

– И тогда ты снова стала встречаться с Роджером Хортоном? – спросила Рэли.

– Если бы не Роджер Хортон, я сама никогда бы не пошла ни на что, – сказала Бет. – Мы встречались с ним раза два на благотворительных базарах, на открытии Центра сценических искусств. Я была в комитете вместе с его женой. Он стал приезжать раз в неделю, чтобы покатать меня. В первый раза я только встала у окна возле моей кровати и смотрела на него сверху из окна. А он просто сидел в машине и ждал. Через некоторое время он уехал. Наконец в один из дней я оделась и спустилась к нему.

– Приятный мужчина.

– О да, очень добрый, чудесный человек, – кивнув, сказала ее мать.

– Выходит, Пол хотел развода, ты хотела развода, и оба вы продолжали жить вместе? И как долго? Почти семь лет?

– Ах, дорогая, – сказала ее мать. – Я не хотела развода. Роджер был женат. А я не принадлежу к тем женщинам, которые готовы на все, что угодно. Меня всегда поражало, как патетично они высказываются о семье, а сами охотятся за новыми мужьями.

– Так что же у вас были за отношения?

– Мы с Полом почти не видели друг друга, – улыбнулась ее мать. – В конце концов, дом такой огромный, ты же знаешь. Потом Роджер купил мне этот. Мы получили место, где могли бы быть вместе.

– Он живет здесь?

– О нет, – с жаром ответила ее мать. – Это было бы неосмотрительно. Битси это не понравилось бы, по крайней мере, пока не завершится их развод. Я даже еще не подавала заявление. Я не могу подать заявление, пока не будет заключено имущественное соглашение с Полом. Я отдам ему все, только бы Роджер и я могли пожениться, но Роджер не хочет об этом и слышать. Я имею право на половину всего, и эту половину я должна получить. А Пол, Пол не хочет и пальцем шевельнуть.

Рэли уловила, как у матери перехватило дыхание, когда она произносила эти слова. Она всмотрелась в ее лицо и впервые заметила круги под ее глазами, напряжение, написанное на ее лице.

– Ты теперь блондинка, – сказала она и протянула руку, чтобы дотронуться до ее волос.

– Да, Бобби с годами делает меня все светлее и светлее. – Она засмеялась, – Он говорит, что так лучше, когда становишься немного старше. Должна тебе сказать, что это происходило так постепенно, что я даже не заметила.

– Что ж, мне нравится.

– Ах, Рэли, – воскликнула мать, и на ее глазах снова блеснули слезы, – ты такая красивая, дорогая! И я так рада, что ты наконец дома!

 

ГЛАВА 69

Уже темнело, и Рэли наблюдала, как ее мать суетилась в комнате, включая свет и взбивая подушки. Как она красива, подумала Рэли, в своем коротком шелковом платье, с косынкой, повязанной вокруг горла. Она заметила туфли на двухдюймовом каблуке. Кольцо с огромным бриллиантом на левой руке. Возможно, в десять каратов. Бриллианты в мочках ушей. Вслушивалась в ее легкомысленную болтовню:

– Я приготовлю суфле с сыром. Изумительный новый рецепт. Роджер говорит, что это самое вкусное, что он когда-либо ел. И салат из зелени с самой вкусной приправой, которой я научилась. В основе просто оливковое масло и уксус, потому что, конечно, я должна теперь следить за своим весом, дорогая, ну, ты-то в этом никогда не нуждалась. У тебя самая великолепная фигура, какую я только когда-либо видела… И конечно, ломтик лимона, чтобы придать немного пикантности. Да, а какой великолепный французский хлеб они подают у Муссо, знаешь, это заведение на бульваре Голливуд, оно там уже тысячу лет. Моя домоправительница ездит туда за ним три раза а неделю. Ах, моя дорогая, если бы ты никогда не покидала меня!.. Да и, возможно, что-то найдется в холодильнике на десерт… Пошли, дорогая, – сказала она оживленно, беря Рэли за обе руки. – Сын остается сыном до тех пор, пока не обзаводится женой, дочь остается дочерью всю жизнь.

– Господи, как я скучала по тебе, – сказала Рэли, следуя за нею через столовую с блестящим столом из красного дерева и восемью такими же стульями, в хрустальной вазе на буфете розы из сада, люстра тоже хрустальная, в кухню, такую теплую и уютную, в белых и голубых цветах, с блоком для разделывания продуктов, удобным столом с четырьмя стульями и угловым окном, выходящим в сад.

– Я принимаю вещи такими, какие они есть, – сказала мать, доставая продукты из холодильника и выкладывая их на разделочный стол. – Да, такими. Я думала, что Роджер может попросить развод сразу, как только все его дети поступят в колледж. Но в глубине души я знала, что этого никогда не произойдет. Такие люди, как Роджер, не разводятся. Из-за положения семьи, ну и все такое. – Повернувшись, она улыбнулась Рэли. – А потом, как гром с ясного неба, знаешь, что произошло? Битси попросила у него развод. Она адвокат в большой юридической фирме в Сенчури-Сити и собирается выйти замуж за одного из партнеров. О, конечно, они уже годами не поддерживают настоящих супружеских отношений. Так что оказалось, что как раз именно она дожидалась, когда все дети будут в колледже.

– А как их дети? – с безразличным видом спросила Рэли.

– О, в полном порядке, – кивнула мать, глядя на нее. – Ты ведь знала их, не так ли? Старший мальчик ведь был твоим другом. Он бывает дома, ты можешь играть с ним в теннис.

– Я снова встретила его в Мексике, – пробормотала Рэли. – Он был у них, Элеонор и Чарльза, ассистентом-исследователем.

– Ну, выходит, ты знаешь, – засмеялась ее мать. – Он определенно превращается в красивого молодого мужчину, ты согласна?

Рэли кивнула и почувствовала, что краснеет.

– О, я думаю, моя маленькая девочка влюбилась, – оживленно заворковала Бет и потянулась поцеловать ее в волосы. – Это так замечательно, что ты здесь. Я никогда в жизни не была так счастлива.

– Он собирается стать математиком, – сказала Рэли.

– О да, он этим занимается, и у него все в порядке, – сказала мать, сосредоточив свое внимание на яйцах, которые она выпускала в чашку. – Сейчас он в Гарварде. Работает над докторской. Роджер так гордится им. – Она остановилась, внезапно обернулась и взглянула Рэли в лицо. – Ты ничего не сказала ему, нет? – требовательно спросила она. – Я имею в виду, кто ты на самом деле?

– Нет, я не могла, – прошептала она.

– А Бобби? – спросила она со страхом в голосе. – Он знает?

Рэли покачала головой.

– А твой отец? Что ж, это самая дурная весть для него. – Снова повернувшись к Рэли, она сказала: – Ах, дорогая, ты ведь не собираешься мчаться к нему и сказать все, о чем мы сейчас говорили?

– Я даже не видела его, – сказала Рэли, – единственный человек, которого я хотела видеть, это ты. Я хотела быть с тобой.

– Я чувствовала себя такой одинокой все эти годы, – сказала Бет.

– Но я виделась с Ферн, – сказала Рэли, – наткнулась на нее на вечеринке.

– Ферн, – с презрением произнесла Бет. – Она тоже была одной из шлюх твоего отца. Годами. Да, годами. – Она схватила стаканчик с водкой и осушила его. Уже четвертый по счету, отметила Рэли. И сделала это очень привычно.

– И знаешь, когда они начали этот маленький роман? В нашу брачную ночь. Когда он лег в постель, от него пахло ее духами. – Голубые глаза Бет стали холодными как лед, рот скривился. – Как может девушка так поступать с другой, меня поражает. Но я ничего не могла с этим поделать. Я должна была быть приветливой с ней. Ради тебя. Ради твоей карьеры. – Она потянулась к шкафчику над своей головой, достала оттуда бутылку водки и снова наполнила свой стаканчик. – Даже после того, как они расстались, я должна была быть с ней милой. «Позвони ей, – мог сказать Пол, – пригласи на ленч. Мне это нужно для рекламы».

– Когда они расстались? – спросила Рэли.

– Понимаешь, я и в самом деле не могу припомнить, – сказала Бет, нахмурившись и сузив глаза. – Должно быть, это произошло, дай подумать… да, сразу после того, как был убит сэр Джордж Дин. Значит, ты могла быть… – Она повернулась к Рэли и взглянула на нее расширившимися от ужаса глазами.

– Ты не сказала ничего лишнего, – нежно произнесла Рэли. – Я провела некоторые разыскания в библиотеке Академии. Просмотрела все вырезки. Я знаю, что он был убит.

– Это было ужасно. Страшно, – сказала ее мать. – Это Пол сказал тебе о его смерти. Сэр Джордж Дин так сильно любил тебя, и я просто не могла видеть, как ты будешь расстроена.

– Мы выпили с Ферн, – сказала Рэли. – Она знает, кто я.

– О нет… – прошептала ее мать.

– Она сначала мне не поверила, – сказала Рэли. – Но спустя некоторое время я ее убедила. Потому что знала вещи, которые мог знать только Рэли Барнз. О парне, который там останавливался, который был убит тоже. Бадди Хэтчер.

Ее мать пошатнулась и должна была схватиться за край стола, чтобы удержаться. Сдавленным голосом она произнесла:

– Да, все верно. Там был еще кто-то. Я забыла об этом, столько лет прошло с тех пор.

– Это был тот парень, который похитил меня, – продолжала Рэли. – Это он сделал тот снимок, который Рэли показала в специальном выпуске по телевидению. Тот, что принес ей такую известность. Там были и другие снимки. Один из них был сделан, когда я была в ванне. На нем видно, что я девочка.

Лицо ее матери побелело, она раскрыла рот, но не смогла произнести ни слова.

– Он сказал мне, что знал тебя еще по твоему дому. Что ты была его возлюбленной в школе. Она знал, что меня назвали в честь моего дедушки. Ну и я пошла за ним.

Рэли отпила глоток вина, глядя на мать.

– Так что? – спросила она.

– Я не помню, дорогая, – ответила Бет, сделав беспомощный, слабый жест рукой. – Может быть, там и был ученик по имени Хэтчер. Я просто не знаю.

– Ферн не намерена использовать эту историю для обнародования, – сказала Рэли, – это из-за денег, которые сэр Джордж Дин оставил мне, денег, которые она получит, если я умру раньше нее. Так что все зависит от тебя.

– Что зависит от меня? – тупо переспросила мать.

– Ты же моя мать, – сказала Рэли. – Ты знаешь, что я Рэли Барнз.

– Дорогая, – заклинающе сказала ее мать, садясь рядом с нею за стол и беря ее за руку. – А ты не думаешь, что будет разумнее не будить спящих собак? В конце концов, ты здесь. Прекрасная молодая женщина с прекрасной карьерой впереди. Хотя я и не знаю толком, кто такие астрофизики. – Она попыталась вымученно улыбнуться. – У нас будут свои собственные отношения. Мы будем видеться все время.

– Ты хочешь сказать, что не собираешься признавать меня? – с гневом спросила Рэли.

– Да нет, дорогая, – вздохнула ее мать. – Просто я думаю, что все нужно хорошенько обсудить. Понимаешь, все, что мы делали, было таким сомнительным. Почему бы не оставить все так, как есть?

– Ты это серьезно? – потребовала Рэли. – Ты действительно ждешь, что я допущу, чтобы вся моя жизнь так катилась? Чтобы я просто забыла все, что произошло?

– О, Рэли, – с несчастным видом произнесла мать. – Это будет такой скандал. Все будут смеяться над тобой. Надо мной. И я даже и думать не хочу, что это будет значить для Роджера. Для наших отношений.

– Если он любит тебя достаточно сильно, то почему его должно беспокоить, что скажет кто-то? – спросила Рэли.

– Только пообещай мне, – умоляла ее мать, – что ничего не станешь предпринимать прямо сейчас. Дай мне обдумать все, хорошо, дорогая?

– Я ничего не могу сделать, – отрезала Рэли. – Без тебя я не существую.

А затем как-то так получилось, что выявилась куча вещей, которые надо было сделать, не откладывая. Позвонил Роджер, ему нужно было ответить. «О да, дорогой, – слышала она воркование ее матери в трубку. – Я приготовила легкий ужин для одной моей приятельницы. Нет, нет. Ты ее не знаешь. В одиннадцать часов? О, дорогой, я ненавижу, когда ты работаешь так поздно. Да, да, я тоже скучаю по тебе. Я люблю тебя». А затем мать начала суетиться, расставляя на маленьком обеденном столе свой чудесный фарфоровый сервиз и столовое серебро. Готовить суфле, особый салат, в то время как Рэли откупорила еще одну бутылку превосходного белого вина. Последовало еще несколько телефонных звонков. От нескольких приятельниц. Потом домоправительница, вернувшаяся с прогулки, просунула в дверь голову, чтобы пожелать спокойной ночи.

– Это мисс Фиск, – сказала Бет Кэрол, стараясь не глядеть в ее сторону. Потом она вскочила, побежала и принесла десерт. Посмотрела на свои часы. Мне пора уходить, поняла Рэли. Она не хочет, чтобы я столкнулась с Роджером. Не сегодня вечером. Может быть, никогда.

Они вместе прошли к входной двери. Мать обнимала ее за талию, она говорила, что до сих пор не может поверить во все это, что это был самый счастливый день в ее жизни.

– А что касается всех дел, что ж, – сказала мать, – мы их обсудим позже, когда я смогу отнестись ко всему не так эмоционально. Когда мы обе сможем подойти ко всему спокойно. Рассудительно.

– Рэли, когда ты увидишь своего отца, – нерешительно начала мать, – когда ты увидишь Пола…

Рэли стояла на ступеньке крыльца, держа мать за руку, и ждала.

– Я не знаю, как тебе сказать об этом! – в отчаяньи воскликнула ее мать. – О, Рэли, давным-давно, когда мы были молодыми, когда были совсем детьми, я снялась в одном фильме…

– Каком фильме? – спросила Рэли.

– В фильме, который снял Пол. Вместе с Дарби, – пробормотала Бет. – Для того чтобы заработать немного денег. Мы были совсем разорены…

Порнофильм, дошло до Рэли.

– О, они ничего с ним не сделали, – сказала ее мать. – Они не решились связываться с этим. Но теперь Пол угрожает мне этим. Угрожает, что покажет его, если я не отдам ему мою половину всего. «Ты сейчас устроилась в жизни», – сказал он. Но Роджер, понимаешь, Роджер бизнесмен. Все, что мое, должно принадлежать мне. Он настаивает на этом.

Рэли схватила мать за руку, взглянула в ее измученное лицо.

– Если бы ты могла просто поговорить с ним, – умоляла Бет, – может быть, если это будешь ты, он пойдет на попятный.

– У меня нет никакого намерения видеться с ним, – нерешительно произнесла Рэли. – Во всяком случае, пока. Тогда в Мексике произошло кое-что…

– Это убьет меня, – плача, сказала мать.

 

ГЛАВА 70

Глядя в зеркало заднего обзора, как мать стоит в дверях и машет ей на прощание, Рэли машинально словно прокручивала в сознании обрывки их разговоров. Порнофильм, который Пол держал, над ее головой, словно топор. «Я должна пойти на это, – сказала Бет Кэрол. – Он может вышвырнуть меня отовсюду. Мне будет некуда деться».

– Но разве ты не сможешь найти какую-то работу? – спросила Рэли.

– А что я умею? – ответила ей мать. – Я не такая, как ты, у меня нет образования, ни каких-либо навыков.

– Но должно быть что-то, что ты могла бы делать… – начала было Рэли и остановилась. Осознала, что все, чего хотела ее мать, это быть с Полом, что она сделала бы все, только бы быть с ним. Что как бы то ни было, она играла отведенную ей роль, чего бы ей это ни стоило.

И как она отреагировала, когда Рэли рассказала ей о планах своей собственной карьеры. Прежде всего магистерство в Кальтек, участие в программе, которая там разворачивается по изучению самых отдаленных из достигнутых точек вселенной, а потом и докторская степень.

– Когда ты была маленькой, то всегда любила говорить, что будешь исследователем, – вспомнила мать, сияя глазами. И добавила после паузы: – Но, дорогая, а как же муж, дети?

– А что? – спросила Рэли.

– Разве ты не хочешь иметь их, дорогая? – спросила мать. – Хороший дом, семью?

– Все, чего я хочу, это наилучшим образом добиться того, на что я способна, – ответила Рэли, нахмурившись. – И я хочу полагаться в этом на себя. Это мой риск.

– Я могу понять тебя, – согласилась мать. – Но разве твой план не включает любовь?

– Это зависит от цены, – улыбнулась Рэли.

Ее мать восприняла это как оскорбление, словно Рэли предположила, что она впустую потратила свою жизнь, посвятив ее своему мужу, дому, ребенку. А теперь Роджеру. О Господи, теперь каждая фраза матери начиналась словами: «Роджер говорит», или «Роджер думает», или «Роджер чувствует».

А как она пересказала свою собственную жизнь, размышляла Рэли, остановив свой маленький «мерседес-бенц» перед светофором. Пол единственный мужчина в ее жизни. «Я забеременела в свою первую брачную ночь». Или она говорила об этом своим приятельницам и самой себе так часто, что сама и вправду поверила в это? Где же истина? – спросила она себя в тот момент, когда водитель машины, стоявшей за ней, просигналил, потому что свет сменился на зеленый.

И все же в ней сохранилась та прелесть, которую запомнила Рэли. Это было так волнующе – снова увидеть ее, ощутить прилив любви к ней и ответный порыв материнской любви, ощутить, что между ними снова протянулась связывающая их нить.

Впереди в темноте ночи она увидела розовый с зеленым отель. Она свернула на подъездную аллею и проехала мимо газона с пурпурными, белыми и розовыми цветами. У подъезда суетились служители автостоянки в своих зеленых пиджаках, подгоняя машины к поджидающим их мужчинам в темных костюмах и женщинам в туалетах для коктейлей. Очередной прием, подумала Рэли. Она вышла из машины, чувствуя, насколько опустошена эмоционально.

Она забрала со стола портье адресованные ей сообщения и прочитала их, пока шла через холл, а потом вышла в благоухающую ночь, направляясь к своему бунгало. Звонил Грант. И Бобби тоже. Миссис Фурнье звонила, чтобы узнать, благополучно ли она добралась до отеля, и просила позвонить сразу, как только приедет. Рэли улыбнулась этой просьбе, открывая дверь. Увидела букет орхидей, которые поставили, пока она отсутствовала. И тут же услышала, как зазвонил телефон. Мама, подумала она, поднимая трубку.

– Это ваш секретный поклонник.

Рэли замерла при звуке голоса Пола, потом перевела дыхание.

– Благодарю за орхидеи, – сказала она. – Они великолепны.

– Они вам понравились? – польщенно спросил он. – Я говорил о них с самим Дэвидом. У него всегда самые лучшие орхидеи в городе.

Рэли села. Она почти видела, как выглядит Пол, когда решает, как уладить что-то, что сказать. Выражение его глаз. Как хмурятся его брови. Как он облизывает кончиком языка нижнюю губу.

– Мы были представлены друг другу, – сказал он, хохотнув. – Я Пол Фурнье. Вы, возможно, не помните меня, но мы встретились с вами в ресторане две недели назад. У вас был ленч с Бобби Прайсом.

– Конечно, я помню вас, – сказала она, обольстительно понижая голос.

– Это очень лестно слышать от такой прекрасной молодой женщины, как вы, – сказал он.

– Но как вы узнали, где я остановилась? – спросила она.

– О, это было легко, – засмеялся он. – Прекрасная молодая женщина с такими манерами. На отдыхе. Существует только одно место, где она могла бы остановиться. Я просто позвонил в регистратуру и описал вас.

Рэли тоже засмеялась.

– Послушайте, я действительно смущен, что позвонил вам так поздно, – сказал он в той мальчишеской манере, которую она хорошо помнила. – Я уезжал из города по делам и вернулся только несколько минут назад. Мне бы хотелось пригласить вас на ужин. Если вы захотите.

– Неплохая идея, – сказала она, чувствуя, как сильно начала биться жилка на ее виске.

– Тогда подумаем, – сказал он. – Завтра вечером у меня деловой ужин. Как насчет среды? Мы можем пойти, например, к Чэсен. Скажите, где вы еще не были.

– А почему бы вам не прийти сюда завтра, когда вы покончите с вашим деловым ужином? – спросила Рэли. – Вы можете позвонить мне из холла. Я встречу вас в «Поло Лонже».

– К сожалению, не получится, – сказал он извиняющимся тоном. – Мои деловые партнеры не отпустят меня так рано. Там конца краю не будет. По крайней мере, за полночь.

– Ладно, – сказала Рэли. – Я еще не была у Чэсен.

– Отлично. Я поручу моей секретарше сделать заказ. Восемь часов подходит?

– В восемь часов? Прекрасно.

– Не дождусь встречи с вами, – сказал он. – Не могу передать, как часто я думал о вас.

– Вы льстите мне, – сказала Рэли, накручивая на палец прядь волос. – Я тоже жду встречи с вами.

Сохранять спокойствие в голосе было так же трудно, как и кое-что, что она должна сделать позднее, подумала она, пожелав ему спокойной ночи и вешая трубку. Это должно произойти завтра вечером, осознала она со страхом. О Господи, так скоро. И тут телефон снова зазвонил.

– Хелло, – сказала она.

– Рэли, – произнес встревоженный голос матери. – Я Просто вне себя. Понимаешь, дорогая, это было бы таким проявлением внимания, если бы ты позвонила сразу, как только вернулась. В конце концов, от Фремонт-Плайз до «Беверли Хиллз-Отеля» не такая уж долгая дорога. Ты просто не можешь представить, как я волновалась. С тобой могло случиться что угодно.

– Извини, мама, – сказала она, улыбаясь. – Когда я вошла, звонил телефон. Я собиралась тут же позвонить. В самом деле.

– Ладно, ты же знаешь, как я тревожусь, – раздраженно сказала ее мать.

– Послушай, а как сейчас охраняется поместье? – спросила она. – Там еще есть служба безопасности? Собаки?

Мать ответила, что суд не разрешил такие расходы после ее исчезновения. Что теперь только один служитель проходит каждый час или вроде того и охранная сигнализация проведена от дома к департаменту полиции Беверли Хиллз.

– А есть способ отключить ее? – спросила она.

– О да, – сказала ее мать. – Ты же знаешь, как устроены эти дурацкие штуки. Иногда они включаются безо всякой причины, и ты можешь сойти с ума прежде, чем кто-нибудь придет.

– А как насчет сейфа в кабинете Пола? Ты случайно не знаешь комбинации?

– Да, – ответила мать.

– Это чудесно, мама, – улыбнулась Рэли. – Первое, что я сделаю утром, это позвоню тебе. Обещаю. А теперь возвращайся к Роджеру, ладно?

– Рэли, – сказала Бет с подозрением в голосе. – Что ты задумала?

 

ГЛАВА 71

На следующий вечер сразу после заката Рэли набрала номер телефона особняка и слышала, как звонок прозвенел четыре раза, прежде чем включился автоответчик.

О'кей, подумала она, надев свое замшевое пальто поверх черного спортивного костюма, заперев бунгало и пройдя через холл отеля к главному входу. Несколько туристов дивились на облегающие пеньюары и украшенные драгоценностями вечерние сумочки, выставленные в витрине от Хольфта. Рэли заметила в холле X. Л. Ханта, которого узнала по фотографиям в газетах. Он взглянул в ее сторону, и она обнаружила, что у него самые голубые глаза, какие она только когда-либо видела.

Значит, эта встреча, может быть, продлится за полночь. А может быть, только до одиннадцати или даже десяти. По крайней мере, Рэли знала, что она состоится. Она позвонила в офис Пола и проверила у его секретарши. На всякий случай.

Смитти, старший на автостоянке, помогал кому-то вылезти из «кадиллака». Он обернулся и увидел ее. Узнав, улыбнулся и дотронулся до полей шляпы, кивнув одному из загорелых, белокурых парней, работающих там, чтобы подогнали ее машину.

И тут она подумала: будет ли правильным брать свою машину? Или лучше нанять что-нибудь менее бросающееся в глаза? Однако вряд ли найдется что-то, менее запоминающееся, чем этот маленький «мерседес-бенц». Самая подходящая машина для того, чтобы смыться, ограбив банк в Беверли Хиллз или проникнув в поместье Рэли Барнза.

Даже несмотря на пробки к западу от бульвара Сан-сет, потребовалось всего лишь несколько минут для того, чтобы добраться до поворота на дорогу, которую она знала так хорошо. Она даже не взглянула на въезд, свернув дальше на узкую грязную тропинку, где ветви деревьев нависали над кирпичной стеной, к самой дальней точке поместья, которую обнаружила много лет назад, еще в своей жизни мальчика, когда воображала себя великим путешественником-первооткрывателем.

Она выключила двигатель и убрала волосы под черную вязаную шапочку. Вспомнила слова матери, которые та сказала, когда они встретились сегодня днем: «Я не могу позволить тебе это, Рэли. – В голубых глазах металась паника. – Я категорически не разрешаю тебе это».

– А что ты предлагаешь? – спросила Рэли. Она взобралась на капот машины, подпрыгнула и с первой же попытки ухватилась за одну из свешивающихся ветвей. И, тихо опустившись на кучу опавших листьев по ту сторону, начала медленно ползти в направлении особняка, за несколько минут войдя в ритм. Она даже не запыхалась спустя полчаса, когда наконец увидела озеро и сам особняк, возвышающийся перед ней, отчетливо видимый в свете полной луны на фоне серого туманного неба. Она старалась держаться в тени, перебираясь от дерева к дереву, пока не добралась до входа в гараж на восемь машин. Она включила свой фонарик и осветила блестящий капот открытого двухместного «ягуара» выпуска пятидесятых годов. Рядом – многоместный автомобиль с багажником в задней части салона. Остальные места не заняты. Она прислушалась к звукам, донесшимся снаружи. Уханье совы. Бросила пучок света на выщербленный кирпичный пол. Отсчитала тридцать семь кирпичей к западу, потом шестнадцать к северу. Опустившись теперь на колени, посветила на кирпичи, пока не увидела задвижку, о которой ей рассказала мать. Она приподняла ее и, увидев виток проводов, отключила охранную сигнализацию. Поднявшись на ноги, она глубоко вздохнула и вытерла лоб тыльной стороной ладони. Потом прислушалась. Нигде ни звука.

Она следовала очертаниям дома, стараясь держаться как можно ближе к стенам, пока не добралась до сада с бассейном и статуей позади здания. Маленькая терраса для приема солнечных ванн. Французские двери, ведущие в танцевальный зал. Стеклорезом прочертила арку и услышала звяканье, когда осколки упали на пол. Просунув в отверстие ладонь, нажала на дверную ручку и вошла внутрь.

Несколько мгновений ее глаза привыкали к темноте. Великолепная люстра, хрустальные бра на стенах сверкали в лунном свете, как и всегда. Я вся дрожу, осознала Рэли, сделав несколько пробных шагов. Я боюсь. Но что я ощущаю в самом деле, так это печаль. Печаль из-за того, что приходится в реальности делать это. Прямо как настоящий взломщик. Она проскользнула по паркетному полу, свидетелю многих благотворительных балов, с женщинами в вечерних платьях и мужчинами в смокингах, открыла дверь бального зала и, войдя в холл, закрыла ее за собой. Лунный свет отражался на мраморном полу, когда она добралась до широкой винтовой лестницы.

В памяти шевельнулось что-то, что когда-то ей сказала Энн. О том, как она приехала домой в Миннесоту впервые после того, как уехала в колледж, и родной дом показался ей гораздо меньше, чем она помнила. И другие люди тоже так говорили. Она толкнула дверь в комнату своей матери, увидела в темноте смутные очертания, какие-то вроде бы изображения на стенах. Вспомнила, как тут все было, когда она была еще ребенком, а на полках, выставленных как на витрине за стеклом, красовались куклы Дианы. Закрыв дверь, она двинулась дальше по широкому коридору. Отворила дверь в гимнастический зал. Брусья, кольца, все было на месте. Она увидела также несколько новых снарядов. Гребной станок. Стационарный велосипед. Ну конечно, сообразила она, Пол все еще пользуется этими приспособлениями. А дальше сразу дверь в его апартаменты, его кабинет, в проекционную комнату, в которой она так много лет назад показывала Туси свои фильмы. Она пробралась к тому месту, где находился каталог, осветила фонариком названия. Все картины, в которых она когда-либо, снималась, которые Пол снял за последние шесть, почти семь лет после того, как пытался убить ее.

Он переделал свою жилую комнату, поняла она, посветив фонариком вокруг. Теперь окна закрывали вертикальные шторы и драпри. Покрывало на кровати с черно-белым рисунком. В углу стоял переносной камин с белым корпусом. На стене висела оранжевая с желтым литография – «Корабль мечты». Маленькая картина Пикассо, которую она узнала. Мане.

Рэли быстро миновала комнату и рывком отворила дверь в его кабинет. Машинально включила свет, бессознательно отметив, что кабинет выходит в задний сад и не был виден с фасада дома.

Все полки были заставлены альбомами с вырезками. Громадный антикварный стол завален сценариями и папками. Растения в горшках с блестящими зелеными листьями. И дверь сейфа.

Пять щелчков налево, два полных оборота на шестнадцать щелчков направо. Пятьдесят три щелчка вправо. И Рэли с легким звоном отворила дверь. Ряды шкафов с выдвижными ящиками, заполненными папками и негативами всех фильмов. Она быстро пробежала самые ранние названия. И почти сразу же нашла то, что нужно. На этикетке было написано «Лесные нимфы». Единственная коробка с отпечатанным позитивом рядом. «Обещай, что не будешь смотреть», – умоляла мать, отводя глаза в сторону.

В мгновение Рэли вставила катушку в проектор и нажала включатель, пускающий его в действие. Несколько секунд шла чистая пленка – ни титров, ни звука. Потом пошел лес, трава, девушка в прозрачном балахоне, с вытянутыми вперед руками, пошатываясь, медленными, осторожными шагами надвигалась на камеру. Потом снятое крупным планом лицо заполнило весь экран. Нежное, юное лицо. Грим Клеопатры вокруг испуганных голубых глаз. Длинные, белокурые волосы, которые придавали ее матери точно тот облик, который Рэли видела сегодня днем. Она включила обратный ход и вынула катушку. Винго! – подумала она, быстро обернулась к сейфу и открыла первый же ящичек со своим именем. Медленно стала изучать документ за документом.

Снова судебные документы, на этот раз с подлинными контрактами, приложенными к ним. Универсальные магазины, кинокомпании, продовольственные компании. Здесь был подлинный контракт с Гербером. Она быстро перелистала, остановилась на последней странице. Этот договор она не подписывала. Только подпись судьи, представителей от компании и Пола Фурнье от имени Рэли Барнза. Она почувствовала некоторое разочарование, когда, взглянув на часы, увидела, что уже почти девять. Прислушавшись на секунду к звукам, издаваемым самим зданием, открыла очередную папку: дело ее матери, датированное 1952 годом. Просмотрела счета, какие-то инициалы, перекрестные ссылки выплат на другие инициалы. Подняла брови, когда осознала, что они означают. Счета из салонов красоты. За платья. Даже деньги за проезд, когда он вез ее на свидание. Вот ублюдок, подумала она, размышляя, сможет ли то, что он с нею сделал, вызвать гнев в ее сознании, когда наступит для этого время. Когда она сможет свести с ним счеты.

Снова судебные документы. Счета, подтверждающие расходы, сделанные от ее имени. Страховки выплаты по различным закладным. Продовольствие, одежда. Здесь же один счет от дантиста, обслуживающего звезд, который делал ей вставочки, когда у нее выпали молочные зубы. Она пролистала папку дальше и уставилась на несколько секунд на свои рентгеновские снимки, прежде чем до нее дошло, что она нашла доказательство того, что является Рэли Барнзом.

Теперь она спешила, понимая, что не укладывается во время. Вытащив еще одну папку и раскрыв ее, Рэли испытала потрясение, увидев стопку поляроидных снимков. На трех или четырех из них она была изображена с Фриски в передней квартиры Бадди, поедающей большую тарелку спагетти, с красным соусом вокруг улыбающегося рта. На двух она, сидя, читала комиксы. На одном вытирала посуду. На одном, снятом в ванне, где было видно, что она девочка, выглядела раздраженной.

Как они сюда попали, подумала в изумлении. И в этот самый момент она услышала звук шагов в холле, тут же остановившихся. Он увидел свет, сообразила она, тут же отскочив от сейфа, чтобы выключить лампу. Она не может удрать через окно. Там нет ни дерева, ни даже вьющегося винограда.

У Рэли пересохло во рту, когда она, распростершись, прижалась всем телом к стене возле двери. Я могу вбить его нос прямо в мозг, убить его сейчас, спокойно подумала она, когда дверь медленно распахнулась.

– Кто тут? – хрипло окликнула она, увидев серебряный отблеск в его руке.

Она прыгнула на него в тот же миг, как он ступил в комнату, пытаясь дотянуться рукой до его горла, услышала стук упавшего на пол револьвера. Он бешено молотил кулаками вокруг себя, старался схватить ее. Она скользнула вниз, присела в коленях и резко выпрямилась, выбросив вперед сжатый кулак. Она ударила его изо всех сил точно в адамово яблоко.

Даже не вскрикнув, он повалился, схватившись за горло. Уже перешагнув через бесчувственное тело, Она услышала его задыхающийся кашель, ужасающие захлебывающиеся звуки, увидела, как он корчится от боли.

Что ж, случаются вещи и похуже, чем смерть, напомнила она себе, расставляя по местам папки в сейфе, задвигая ящики, потом она еще долго оглядывалась вокруг, чтобы все выглядело точно так, как было, когда она явилась сюда, потом захлопнула двери за собой, выбежала из комнаты вниз по лестнице, потом через бальный зал, сквозь французские двери и дальше бегом.

Она услышала вдалеке вой сирен, уже когда сидела в своей маленькой машине, хватая ртом воздух. Потом взглянула на коробку с фильмом, лежащим рядом на сиденье, на папку с документами о состоянии ее зубов и поляроидными снимками. Две полицейские машины с ревущими сиренами и красными огнями как раз подъехала к въезду в поместье, когда она, успокоившись, тронула машину с места, позволив мягкому вечернему ветру взлохматить ее длинные волосы.

Как только Рэли вернулась в бунгало, она позвонила матери, которая подняла трубку после первого же звонка. Ее голос звучал невнятно и взволнованно.

– Я достала все, – сказала Рэли, изумившись дрожи в собственном голосе, а ее рука, в которой она держала трубку, казалось, жила своей собственной жизнью. – Негатив, отпечатанную копию. Я просмотрела несколько первых кадров только для того, чтобы быть уверенной, что это то, что нужно.

– Ты достала это? – сказала мать, с изумлением и недоверием в голосе.

– И все записи о моих зубах, – сказала Рэли.

– Должно быть, ты поступила правильно, – пробормотала мать. – Но твой голос звучит ужасно.

– Просто я измучена, – сказала Рэли, закрыв глаза и откинув голову на спинку кресла.

– Если бы ты только знала, что это такое, сидеть здесь и ждать, когда ты позвонишь, – простонала ее мать. – Я была вне себя.

– Мы поговорим с тобой утром, – сказала Рэли.

– Я люблю тебя, дорогая.

– Я тоже люблю тебя.

Она кое-как встала, расстегнула молнию на своем спортивном костюме и потащилась в ванную. На своем правом бедре она заметила большой расползающий синяк. Господи, как же это ее угораздило? Возможно, о край стола. Скорее всего. Она поглядела на свое лицо в зеркале. Провела пальцами по щекам. Немного воспалены, подумала она, моргнув от собственного прикосновения. Но в общем она выглядела о'кей. Немного раскрасневшейся, но и только. Пустив душ, она встала в ванну, почувствовала, как горячие струи ласкают ее плечи, груди. Она смочила свои волосы, выпрямилась, держась рукой за кафельную стену, закрыла глаза и подставила лицо потоку воды. Она видела Пола, корчащегося на полу, слышала ужасные звуки, которые он издавал. И в тысячный, миллионный раз размышляла, как он достал эти поляроидные снимки, которые сделал Бадди.

Уже почти наступил рассвет, когда она заставила себя уснуть. Несколько часов спустя она очнулась от телефонного звонка, нащупала возле кровати трубку и в полусне сказала «хелло».

– Мисс Фиск? – произнес женский голос.

– Угум-м, – пробурчала она, уткнувшись в подушку.

– Это секретарь мистера Фурнье, – сказала женщина. – Он просил меня позвонить вам. Он весьма сожалеет, что не сможет встретиться с вами в назначенное время. Он свалился с ужасным приступом ларингита.

– Еще бы, – пробормотала Рэли.

– Что вы сказали? – вежливо переспросил голос.

– Это очень печально, – сказала Рэли.

– Он позвонит вам, как только будет чувствовать себя лучше, – сказала женщина.

– Надеюсь, – сказала Рэли. – Передайте ему, что я с нетерпением жду скорой встречи с ним.

 

ГЛАВА 72

Рэли ехала к центру по бульвару Сансет, подпевая передаваемой по радио песенке «Какими мы были». Она обогнула белую стену со свисающими ярко-розовыми цветами бугенвилий и увидела впереди за светофором то, что искала. Вывеску с надписью «Карты кинозвезд», со стрелкой, указывающей поворот. Она повернула и увидела старый многоместный «форд» с багажником, принадлежащий «Леди Карта», с вывеской, прикрученной к заднему бамперу: «Карты кинозвезд – здесь!» Рэли медленно объехала несколько больших американских автомобилей с номерами других штатов и припарковалась перед ними. Выйдя из машины, она увидела, что торговля шла оживленно. Здесь уже стояло несколько мужчин, один в бермудских шортах и в соломенной шляпе. И их жены, как она предположила.

И здесь была сама «Леди Карта», она сидела на раскладном стуле под большим, старым деревом, карты и кроссворды были разложены перед ней на столике, на траве рядом с ней стоял большой термос, и выглядела она точно так же, как Рэли могла припомнить.

– У нас самые точные адреса в городе, – приближаясь к ней, услышала Рэли. – Мы уточняем адреса каждые три месяца. Лайза Минелли, Джимми Стюарт, все-все.

Рэли стояла так, выжидая, наблюдала, как «Леди Карта» давала разъяснения, указывала направления, отсчитывала сдачу из серой металлической коробки для наличности.

– Добрый день, – сказала она, улыбаясь Рэли. – У нас самые точные адреса в городе. Мы обновляем их каждые три месяца. Лайза Минелли, Джимми Стюарт, все-все.

– Я пытаюсь найти адрес Дарби Хикса, – сказала Рэли, – режиссера.

– О да, – сказала «Леди Карта», – я знаю, где это, хотя его и нет на карте. Потому что большинство публики не интересуется режиссерами. Только кинозвездами. Ну, Фрэнк Синатра. Джулия Эндрюс. Она только что сняла дом в Малибу, но мы уже об этом знаем. Вот как проворно мы работаем.

– А как с Дарби Хиксом? – напомнила Рэли.

– Это будет вам стоить столько же, сколько карта, – с сомнением сказала женщина, – пять долларов.

– Отлично, – согласилась Рэли.

Она смотрела, как «Леди Карта» консультировалась с клочками бумаги, которые извлекала поочередно из своей сумки и прочитывала.

– Ага, он живет вверху по Малхолланд Драйв, – сказала она, вручая Рэли один такой клочок. – Знаете, где это?

Рэли кивнула.

– Значит так, сначала дом Уоррена, потом Марлона, потом Джека, – сказала женщина, – а следующий, западнее, будет Дарби Хикса.

– Спасибо, – сказала Рэли, вручая ей десятку и показывая жестом, что сдачи не надо.

На Малхолланд Драйв было очень ветрено. Рэли с наслаждением подставляла лицо теплу солнца, а волосы ветру. Она чувствовала себя так, словно находилась на вершине мира. По одну сторону лежал город. Здания офисов в центре. Сенчури-Сити. Реактивные самолеты на аэродроме и далее океан. По другую сторону простиралась долина, так далеко, как только мог видеть глаз, к горам Сан-Габриэль. И поля диких цветов. Мимо нее с ревом промчался мотоциклист, а где-то вдали она краем глаза увидела скачущего оленя. Она проезжала мимо ответвляющихся в сторону частных дорог, ворот поместий. Но не все тут, к западу от города, было ухожено. Существовала и дикая природа. Ага, это должно быть здесь. Она сверилась с адресом, остановила машину перед воротами, взглянула на грязную дорогу за ними, на эвкалиптовые деревья и на листья, усыпавшие землю под ними. Затем припарковала машину и направилась к воротам. На них висел замок. Никакого звонка. Все тут выглядело ужасно заброшенным.

Все, что я могу, – это ждать, решила Рэли, вернувшись в свой автомобильчик с откидным верхом, и, отъехав в сторону, заняла такое место, чтобы видеть, если кто-нибудь подойдет к ворогам.

Рэли проснулась на следующее утро, когда небо на востоке над горами Санта-Моники уже побелело. Мимо медленно проехал почтовый грузовичок с рекламными щитами, и она услышала звук падения на бетон возле ворот сброшенной с него пачки газет.

Да, парень, подумала она, в этом двухместном автомобильчике не очень-то выспишься. Только потянувшись, Рэли ощутила, как затекло все ее тело. Птицы уже тоже проснулись. Она слышала, как они начали петь.

И тут краем глаза она приметила какое-то движение за воротами, которые вели к дому Дарби. Увидела, как ворота открываются, даже слышала их скрежет. Ее сердце отчаянно забилось, когда она увидела, что это сам Дарби. Его волосы теперь были скорее седыми, чем белокурыми, и даже с этого расстояния она видела выражение зрелости и твердости на его лице. На нем был серый спортивный костюм и кроссовки. Она видела, как он побежал трусцой, потом, найдя свой ритм, увеличил скорость.

А у меня туфли на высоком каблуке, подумала она с разочарованием. Рэли взглянула на часы. Шесть утра.

Она все еще улыбалась, когда в тот вечер вернулась к себе в отель после ужина с матерью. «Рэли, я знаю, что все эти девушки теперь носят короткие, очень короткие юбки, и я ни на минуту не хочу усомниться, что у тебя красивые ноги. Абсолютно прекрасные. Но, дорогая, причуды приходят и уходят, ты же знаешь. Ты должна, в самом деле, иметь свой собственный стиль». Это стало одной из тем вечера. «Дорогая, я знаю, что ты блистательна, и я не могу передать тебе, как я горжусь этим. Но разве нужно делать так, чтобы это было очевидно? Людям это не нравится, ты же понимаешь. Это только отталкивает их. Заставляет нервничать». Это стало другой основной темой. Таковы уж материнские заботы, подумала Рэли, когда подошла к столу регистратуры, чтобы взглянуть: нет ли для нее сообщений. Их обязательно записывали. Ничего, увидела она, заглянув в свой ящичек.

– Разбудите меня в пять часов, пожалуйста, – сказала она клерку.

Рэли находилась в состоянии нервного возбуждения от всего того кофе, что она выпила из взятого с собой термоса, поджидая его на следующее утро, когда наконец он вышел из ворот. Она мгновенно вылезла из машины, побежала следом за ним и окликнула его по имени.

– Мне нужно поговорить с тобой! – крикнула она, нагоняя его. – Дарби, это я, Рэли, и я могу доказать это.

Он продолжал бежать, даже не взглянув на нее.

– Ты был прав, – крикнула она, продолжая бежать рядом с ним, – Пол пытался убить меня в Мексике! У него была моторная лодка, он поджидал меня…

Это было почти незаметно, но он снизил скорость бега. Рэли тоже замедлила свой бег и остановилась, когда он остановился. Внимательно посмотрела на его лицо, которое решительно ничего не выражало.

– Он вывез меня в океан и ударил по голове камнем. – Она задыхалась. – Какие-то рыбаки подобрали меня.

– Рэли, – сказал он.

– И ты подозревал это. Вот почему ты никогда больше не работал с ним. Ты даже не работал с ним в послесъемочный период над той последней картиной.

– Никто не видел, как он покидал монтажную комнату, – сказал Дарби, – и он находился в ней, когда мы вернулись обратно.

– Но ты продолжал думать, что он сделал это.

– Да, я думал, что он сделал это.

– Я пошла в дом вчера ночью, – говорила она, идя рядом с ним под первыми лучами восходящего на посветлевшем небе солнца. – Я нашла те поляроидные снимки, которые сделал Бадди Хэтчер, когда похитил меня. Я вычислила, что Пол мог заполучить их только в одном-единственном случае: если он имел какое-то отношение к тем убийствам. Это единственное возможное объяснение.

– Да, – кивнул он. – Мы убили его. Мы убили их обоих.

Рэли застыла на месте и почувствовала, как напряглось все ее тело.

– Все произошло совсем не так, как должно было быть по нашим предположениям, – сказал он со странной интонацией. – Мы явились туда, и сэр Джордж Дин пришел в настоящее замешательство, завидев нас. Я полагаю, он подумал, что забыл включить сигнализацию. Но потом весь заулыбался и даже представил нас этому бедному парню. А потом мы стали наносить им удары. – Его голос сник. – Это было отвратительно, ужасно. Настоящая кровь, настоящие крики. Мы никак не ожидали этого. Но, понимаешь, мы начали и уже не могли остановиться, можно сожалеть об этом, мы не собирались убивать их, но уже не оставалось ничего другого.

– Но почему? – прошептала она.

– Из-за снимка, того самого, из которого явствовало, что ты девочка. Этот снимок мог все разрушить. Публика должна развлекаться, очаровываться. Она не любит, чтобы ее обжуливали… – Он присел на обочину и жестом пригласил ее сесть рядом. – Сэр Джордж Дин подцепил этого придурка в каком-то баре возле Администрации по делам ветеранов в Вествуде. Парень пошел с ним, размахивая этими фотографиями и приговаривая: «Я не педик, у меня даже есть ребенок, я могу доказать это вот этими снимками».

– Теперь я припоминаю, – сказала Рэли, – что он все время твердил, что он мой отец. Конечно, он был почти сумасшедший. У него были и другие странные идеи.

– Он и Ферн доставал, повторяя ей то же самое, – продолжал Дарби с безрадостной улыбкой, – ну и сэр Джордж, и Ферн, они говорили «конечно, конечно». Наконец сэр Джордж взглянул на эти снимки, чтобы успокоить парня. И кого же он увидел? Рэли Барнза, кинозвезду. Но только Рэли Барнз оказался девочкой.

Рэли сидела тихо, обхватив колени руками, и молча смотрела на него.

– Сэр Джордж звонит Полу, – продолжал Дарби, – и говорит: «Рэли возвращается и будет жить со мной. Тогда вы сможете продолжать эксплуатировать его. В противном случае я все это раскрою и с вами будет покончено». – Дарби сдавленно рассмеялся, встретившись с Рэли взглядом. – Он по тебе с ума сходил.

– Я знаю, – ответила она.

– Мы, конечно, не могли позволить, чтобы этот полоумный шлялся всюду и показывал эти фотографии каждому, кто соглашался взглянуть на них. Так что у нас не было иного выбора, – сказал Дарби. – Но еще была Ферн. У нее с Полом была многолетняя связь.

– Моя мать говорила мне об этом.

– Ферн всегда жаловалась, что именно она всегда делает всю работу, а сама с этого ничего не имеет, – продолжал Дарби. – Она согласилась помочь нам и оставила французские двери, выходящие в патио, незапертыми. – В его глазах появилось какое-то отрешенное выражение, когда он добавил: – Но когда она снова вошла утром в эту комнату, увидела настоящую кровь, настоящие трупы, до нее дошло, что она может использовать это в своих целях.

Конечно, она не была настолько потрясена, чтобы не быть в состоянии настоять на своем оригинальном плане: чтобы она заменила сэра Джорджа в качестве ведущего специальных выпусков телевидения. «Ты заставишь их пойти на это, – сказала она Полу, – или я пойду в полицию, и мы все горим». У нее не было опыта, телекомпания не хотела ее, но у Пола были все карты на руках. «Или Ферн и Рэли, – сказал он им, – или вы получите час мертвого эфира».

– Но это означало конец их отношений, – продолжал Дарби. – Она не могла видеть Пола, не могла смотреть в лицо тому, что она сделала. И он уже не мог видеть ее. Никто из нас не мог взглянуть в лицо тому, что мы сделали.

– Но никто же не верил Бадди, – медленно протянула Рэли. – Никто бы не поверил, что Бадди был моим отцом.

– Ну… Пол сделал анализы крови сразу после того, как ты родилась, – сказал Дарби. – Оказалось, что он никак не мог быть твоим отцом. Даже Бет Кэрол думает, что Бадди был твоим отцом. Она говорила Ферн, что, может быть, это произошло, когда она еще была дома, и что тем парнем был Бадди Хэтчер.

Рэли почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек, как у нее закружилась голова, почувствовала, что прямо сейчас может потерять сознание. Она увидела лицо Бадди перед собой так ясно, словно это было вчера. Размякшее, словно одурманенное лицо. Эти умоляющие глаза. «Поговори со мной, Рэли, – говорил он, когда возвращался после того, как закрывались бары, в которых он пил с другими ветеранами. – Я так одинок, Рэли. Окажи мне такую милость, хотя бы только раз».

Бадди Хэтчер. подумала она хмуро. Ее отец. И будет достаточно просто доказать это. Все, что для этого требуется, позвонить в Администрацию по делам ветеранов. У них должна быть запись о его группе крови. Она готова поставить на кон свою жизнь, если окажется, что это не так.

– Словом, мы убили твоего отца, чтобы спасти свои задницы, – продолжал Дарби. – Но, может быть, даже не это было самое плохое, а то, что тебя вырастили как мальчика. Понимаешь, многие люди здесь идут в кинобизнес, не имея полного представления о его реальностях. Они думают, что могут всего добиться, изобретя все заново, создав свои собственные правила игры. Именно это мы и сделали. Настоящие эгоманьяки. Ты была нашим великим экспериментом. И прежде чем мы поняли это, ты стала знаменитостью. Звездой.

– Значит, это сработало, – засмеялась она.

– Полагаю, что да, – ответит он вяло. – И моя мать, – сказала она, – просто соглашалась со всем, что вы вдвоем решали. Дарби кивнул.

– Ты ненавидел ее за это, – сказала Рэли. – Я замечала это в твоих глазах, когда ты смотрел на нее.

– Я не мог ненавидеть столь жалкое существо, – сказал Дарби скорее самому себе. – Она была просто маленьким ребенком, которого он подобрал. Она была слабой, цепляющейся за любую соломинку. Она была такой податливой, что могла делать все, что он велел, только бы ее не вышвырнули. Даже лечь с кем угодно, когда он приказывал.

– Она проделала большой путь, – улыбнулась Рэли. – Получила все, что когда-либо желала. Красивую жизнь. Респектабельность. Положение в обществе.

Дарби задумчиво посмотрел на нее, потом взглянул на часы и медленно поднялся.

– Я должен встретиться за завтраком с некоторыми людьми, – сказал он, протягивая Рэли руку и помогая ей подняться.

– Ты когда-нибудь был с ней в постели? – спросила она, когда они затрусили обратно.

Он кивнул.

– Ты когда-нибудь задумывался над тем, что, может быть, ты мой отец? – настаивала она.

– Это удерживало меня там все эти годы, – сказал он. – Я размышлял над сроками, и мне всегда казалось, что, вполне возможно, это я. Поэтому я и решил торчать там, быть твоим наставником.

Рэли снова взглянула на него и подумала, как много у них схожего. Сосредоточенность. Дисциплина. Ладно, анализы крови смогут когда-нибудь проверить это, решила Рэли, когда они добежали до ворот перед дорогой, ведущей к его дому, и остановились перед ними, глядя друг на друга в лучах утреннего солнца.

– Дарби, не казни себя за то, что вы меня вырастили такой, ладно? – сказала она, положив ладонь на его руку. – Я имею в виду – как мальчика. Храброго, мечтательного, искреннего. И все такое. Я думаю, все получилось великолепно. Я бы не хотела, чтобы сложилось иначе.

– В самом деле? – неуверенно спросил Дарби.

– В самом деле, – ответила она.

Она вгляделась в его глаза и увидела, что он хочет верить в то, что она сказала. И не верит. Не совсем верит. Она должна убедить его.

– Я хочу, чтобы у тебя был номер моего телефона, – сказал он. – На случай если тебе что-то потребуется.

– Хорошо, есть одна идея… – начала она.

 

ГЛАВА 73

Вечернее платье было из шерстяного крепа, без бретелек, зеленого, как авокадо, цвета, с соответствующей атласной перевязью через грудь; что превращало его в великолепное одеяние, так это накидка с капюшоном, ярды и ярды вздымающегося волнами атласа цвета меди. Рэли повернулась, взглянула на свое многократное отражение в зеркальных дверях просторной туалетной комнаты своей матери.

– А теперь, дорогая, – сказал Бет, стоя рядом с Рэли и глядя на нее сияющими, полными слез глазами, – ты должна признать, что это стоит всех наших трудов.

Рэли стиснула плечо матери и улыбнулась ей, когда подумала о последних нескольких днях, о сотнях бутиков, через которые она ее протащила, об особых магазинах, ателье крупных дизайнеров. Белье, туфли, вечерние платья – все это расплывалось каким-то пятном. Несколько дней были потрачены лишь на то, чтобы найти подходящую вечернюю сумочку, пока мать не решила, что она будет выпадать из образа. И никаких драгоценностей.

И все эти вкуснейшие крохотные сандвичи, которые они ели в чайном зале у Буллока и других подобных заведениях. Совершение покупок как вид искусства, подумала Рэли. Начиная с того момента, как Рэли позвонила матери и спросила ее, не хочет ли она помочь ей сделать покупки, и до этого момента, когда они стояли и проверяли конечный результат, они потратили столько времени и энергии, что их могло бы хватить для освоения Марса.

И от Боби тоже потребовались огромные усилия.

– Я просто не буду этого делать, – надулся он, когда она обрисовала ему, что он должен сделать с ее волосами.

Она просила, умоляла, льстила, пока наконец он не сказал ладно, о'кей, но она должна навсегда запомнить, что он с самого начала был против этой сумасшедшей идеи. А когда он подстриг ее волосы, отбелил их, покрасил и начал делать прическу, она увидела в зеркале, как на лице его сменилось выражение: он узнал ее.

– О Господи, – прошептал Бобби.

Снизу послышался звонок в дверь, ее мать быстро прошла через красивую, заставленную цветами комнату и выглянула в окно.

– Это машина, дорогая, – сказала она.

У входной двери Рэли обняла ее, поцеловала в щеку и почувствовала на ней слезы.

– Это самый счастливый день в моей жизни, – прошептала мать. – Ты выглядишь великолепно, дорогая.

– Ты тоже, – сказала Рэли, еще раз дотронувшись до ее руки.

Она обернулась и увидела длинный черный лимузин, сияющий под окном.

– Спасибо, – сказала она шоферу, когда тот помог ей расположиться на заднем сиденье.

– Ты выглядишь сказочно, парень.

– Спасибо, Дарби, – ответила она и подумала, как он красив в вечернем костюме, рубашке с манишкой, в цилиндре, в лакированных туфлях. – Это очень мило с твой стороны, что ты сделал это для меня.

– Всегда к твоим услугам, – ответил он, кивнув головой.

Она утонула в мягком сиденье, а тем временем лимузин бесшумно тронулся с места, проехал через ворота Фремонт-Плэйз и свернул на бульвар Уилшир. Через десять минут впереди уже можно было видеть небоскребы делового центра Лос-Анджелеса, а еще через несколько минут они влились в поток лимузинов, направляющихся к Центру сценических искусств.

– Вы не Дарби Хикс? – подскочил к ним один из фанов, едва они вышли из машины.

– Нет, – ответил он и, подхватив Рэли под локоть, едва не бегом устремился с ней вверх по ступеням, присоединяясь к шествию женщин в вечерних туалетах и мужчин с черными галстуками-бабочками.

Даже раньше чем она их увидела, Рэли могла слышать, как фаны, толпящиеся на площади, выкликали: «Барбара!», «Дастин»… И по мере того как они прибывали: Марша Мэсон, Роберт Рэдфорд, Джек Леммон.

Рэли взглянула на бьющий фонтан, посылающий свои сверкающие струи над головами проходящих. Это было похоже на круговой театр, огромный театр над ними. Она вспомнила тот вечер, когда впервые пришла сюда на торжественное открытие главной аудитории. На минуту они застряли в давке у дверей, а потом прошли в великолепное фойе со сверкающими люстрами. Билитерша провела Рэли и Дарби на их места, сразу за Фей Доновей и ее сопровождающим, бородатым мужчиной. Рэли огляделась вокруг. Несколько опоздавших ринулись вперед по проходу, как только начали гаснуть огни в зале. Во всей аудитории воцарилась напряженная, взволнованная тишина, когда раздался голос: «Леди и джентльмены, приветствуем вас на сорок пятом ежегодном присуждении наград Академии».

Послышались аплодисменты, занавес стал раздвигаться. Аплодисменты усилились, когда тот же голос объявил: «Позвольте представить хозяина сегодняшнего вечера. Джонни Кэрсон!»

И вот уже он, стройный и щеголеватый в своем токсидо, сбежал по сверкающей винтовой лестнице, взял в руки микрофон и начал свой монолог, на который аудитория одобрительно откликалась. Шутки о Никсоне. Шутки о Макговерне. Шутки настолько тонкие, что, по мнению Рэли, только их авторы знали, что они означают. Потом на сцену высыпали танцоры – первый номер программы. У Рэли пересохло в горле. Бессознательно она непрерывно потирала ладони.

Награда лучшему актеру второго плана. За лучший сценарий. За самую оригинальную оркестровку.

– А теперь, леди и джентльмены, – объявил Джонни Кэрсон, – мы подходим к особой части программы нашего вечера. Мы отдаем дань звезде-ребенку, который доставил народам всего мира наслаждение как совершенный профессионал, каковым он был и который стал образцом благородства, мужества и отваги для множества молодых людей.

Сделав паузу, он улыбнулся и выкликнул:

– Э-э-то-оо Рэли!

Раздались аплодисменты и приветственные выкрики, потом свет в зале снова померк и на двух огромных экранах по обе стороны сцены начался показ монтажа из фильмов, снятых в ее жизни мальчиком.

Рэли сидела, вся напрягшись, облизывая языком пересохшие губы. Прислушивалась к восхищенному смеху вокруг себя, охам и ахам при виде самых немыслимых трюков, демонстрируемых на экранах перед ними. Крупным планом ее смеющееся лицо, спутанные белокурые волосы – последний кадр, застывший на обоих экранах.

Потом Джонни Кэрсон призвал к тишине, и постепенно аплодисменты стихли.

– А теперь эту посмертную, особую награду Академии Рэли Барнзу представит один из самых блистательных детей-звезд, которых произвела наша киноиндустрия, человек, который создал себе имя и в других ее сферах. Леди и джентльмены, прошу приветствовать Джеки Купера!

Купер тепло говорил три-четыре минуты о роли детей-актеров в киноиндустрии. Сказал что-то о том, что всеобщее внимание было настоящим экзаменом для их характера и тому подобное.

– А сейчас эту посмертную награду за Рэли Барнза, – объявил он, – примет его отец, мистер Пол Фурнье.

Теперь пора, подумала Рэли, вставая и направляясь по проходу, в то время как вокруг вспыхнули аплодисменты. Она чувствовала взгляды, устремленные на нее, когда она сделала первый шаг, следующий… Взглянув искоса на аудиторию, услышала хихиканье, увидела целеустремленно выходящего на сцену Пола с широкой улыбкой на лице. Она достигла первых ступенек с одной стороны сцены в тот самый миг, когда он подошел к ним с другой. Он не обращал внимания на начавшееся хихиканье, на поднимающийся шепот. Но вот он заметил ее, и улыбка на его лице увяла, превратилась в застывшую маску. Теперь он поднимался замедленно, Рэли поднималась точно в том же ритме, шаг за шагом.

– Эй, что происходит? – вопросил Джеки Купер, держа «Оскара», когда Рэли сбросила со своих плеч накидку с капюшоном, сделала шаг вперед и взяла статуэтку из его рук.

Она прижала «Оскара» к груди и встретилась с глазами Пола, замершего в нескольких шагах от нее, увидела его побелевшее от потрясения лицо. Услышала его сдавленный крик, когда он кинулся за кулисы.

Она ступила на подиум, взлохматила рукой свои короткие белокурые волосы, точь-в-точь как на кадре, который еще держался на экранах, почувствовала потрясение, исходящее от трех с половиной тысяч людей, заполнявших все ярусы аудитории.

– Я Рэли Барнз, – произнесла она. – Как однажды сказал Марк Твен, «слухи о моей смерти сильно преувеличены».

И им, аудитории, это не понравилось, поняла она.

Публика не понимала, как это следует принимать не хотела думать, что это нечто иное, нежели искусно поданная шутка. Но она чувствовала, как они начинают воспринимать правильно, она почти видела, как они кивают, когда переводят взгляды с ее лица на ее изображение на экранах.

– Я хочу поблагодарить Академию… – начала она и остановилась, размышляя о том, видит ли это Туси. Должно быть, видит, решила она. Вручение «Оскаров» смотрят все.