Бет Кэрол почувствовала изменение атмосферы в «Секретах» сразу же, как переступила порог салона. Обычно там царило возбужденное оживление, вызванное появлением очередной звезды. Как, например, Барбары Пейтон, этой хорошенькой блондинки, которая ходила с Франчотом Тоуном, а также и Сонни Тафтсон, и они как-то здорово подрались из-за нее в каком-то ночном клубе. Это была еще та штучка, она ходила по салону в расстегнутом халатике-накидке, надетом на голое тело, демонстрируя все свои прелести, хотя Бет не могла понять зачем. Мужчины, работающие там, не обращали на нее внимание или же приходили в ужас, а женщины считали, что это вульгарно. Она видела здесь также Шелли Уинтерс и Клер Тревор, а как-то раз даже Хеди Ламарр, когда та вставала из кресла Бобби. Это было потрясающе и странно, поскольку обычно Бобби сам приходил к ней на дом.

– Еще здесь бывали девушки, которые общались с гангстерами, вроде Микки Коэн, у которой были потрясающие драгоценности и туалеты, все они были похожи на моделей. Еще вызывающие зависть девицы на содержании у богачей, которые вертели этими богачами, как хотели. Были еще и проститутки, вроде Дру, выдающие себя за актрис или моделей. А также проститутки, которые ни за кого себя не выдавали.

У каждой из здешних женщин была своя история, особенно у тех, кто не был подружками гангстеров, кинозвездами, содержанками или проститутками. Обычно они говорили о своих детях, туалетах, диетах, каникулах, прислуге, психиатрах и декораторах. Но чаще всего о мужчинах. Если речь шла о бывшем муже, то они рассказывали о том, каких трудов им стоило добиться приличных алиментов, о том, что их не хватает на детей, и о том, что их бывшие мужья не навещают детей, а если и навещают, то покупают им множество подарков, чтобы досадить бывшим женам и представить их в дурном свете.

А что они рассказывали о своих мужьях и любовника! Можно было подумать, что все они – ничтожества, которых необходимо без конца воспитывать, чтобы они работали и зарабатывали деньги для того, чтобы эти дамы сидели здесь, наводили красоту и хвастались друг перед другом.

Но было в их тоне и еще кое-что, что Бет не могла не почувствовать. Да, презрение – безусловно, и оно было неподдельным, как будто им было противно, что эти болваны позволяют так водить себя за нос. Но еще звучал и страх. Она слышала, как именно таким тоном говорили об ее отце люди, работавшие на него, – с презрением, даже с ненавистью. Однако все они боялись его, поскольку все от него зависели. Он мог уволить их в любую минуту, даже если у него и не было никакого повода. Да, возможно, с этими дамами было так же. Ведь их мужья и приятели вполне могли найти себе другую, и тогда они оказывались на обочине. Жены переходили в категорию разведенок, единственной надеждой которых было найти себе другого мужчину, который бы стал о них заботиться.

И вот, пока их красили, причесывали, делали массаж и накладывали косметику, они обсуждали свои женские уловки, позволяющие им действовать наверняка в охоте на мужчин. Бет потихоньку училась искусству обольщения: как придерживать руку мужчины, когда тот протягивает зажигалку, как кокетливо бросать взгляды из-под опущенных ресниц… Ну и все такое. Она попробовала так себя вести тоже, и мужчины начинали волноваться. Значит, действует.

Бет хотела вертеть мужчинами, но ей также хотелось выйти замуж, принадлежать человеку, который бы любил ее и заботился о ней всю жизнь. А потом она бы завела ребеночка, который бы принадлежал ей, и тоже любила его и заботилась о нем всю жизнь. Иногда ей даже снилось, как она идет по проходу в церкви под руку с отцом. И такая красивая. Одна девушка привела бы в порядок ее лицо, наложив косметику, другая бы сделала маникюр. Бобби бы тоже был там. Причесал бы ее, надел фату. У нее было бы длинное красивое платье в стиле ретро – с высоким воротом и старинными кружевами ручной работы вокруг шеи и на манжетах. И еще длинный шлейф. Очень длинный шлейф. Она слышала органную музыку, видела белые банты, украшающую все скамейки в церкви, нарядных гостей. Пол ждет ее у алтаря в серых в полоску брюках, черном фраке с веточкой белого подмаренника из ее букета в петлице и в сером шелковом галстуке. Рядом с ним стоит шафер и волнуется, что забудет в нужный момент подать кольца. Она не хотела сосредотачиваться на лице шафера, чтобы представить его себе позже. Однако как-то само по себе получалось, что там возникало лицо Дарби. Она решила, что это неизбежно. Обычно шафером становится лучший друг жениха.

А когда няня принесет ей в первый раз малыша, он будет в голубом одеяльце. Она посмотрит ему в личико, и он откроет свои голубые глазенки, а на щечках появятся ямочки. Она погладит его по светлым волосенкам, а он вцепится в ее палец своей очаровательной крохотной ручонкой. Она спустит лямку своей нарядной ночной рубашки и почувствует, как он своим нежно-розовым ротиком сосет ее грудь, а Пол стоит у кровати с гордостью и любовью на своем красивом смуглом лице.

Все тяжелые времена останутся позади. Приедут его родители. И они будут гордиться и им, и ей. И своим внуком-первенцем. И еще Диана. Она тоже будет здесь и со слезами умиления будет смотреть на своего племянника. Иногда она даже представляла себе, что ее подружкой на свадебной церемонии будет Диана. И от этого испытывала некоторые угрызения совести, потому что это должна бы быть Линда Мэри, с которой они вместе росли и были очень близки. Но кого бы она ни выбрала на роль подружки, все равно все будет прекрасно, и самое главное, что никто не будет злиться, и все будут счастливы.

Об этом мечтали многие здесь в «Секретах» – и посетительницы, и девушки, работающие в салоне. Все они хотели найти какой-то ключик, который бы открыл дверь к счастью, пытались найти формулу, которая сделала бы их любимыми навеки.

Сегодня в салоне было так тихо, что ей даже стало не по себе. Женщина, стоящая у кассы, рыдала, вытирая слезы кружевным платочком.

– Что случилось? – спросила она девушку в регистратуре – глаза у той тоже были красными и опухшими от слез. Бет почувствовала, как по спине пробежали мурашки от страха услышать что-нибудь ужасное.

– Это Норман. С ним произошел несчастный случай. Он умер.

Норман был симпатичный паренек, постоянно крутившийся по залу. Он всегда отпускал довольно двусмысленные шуточки, но над ними невозможно было не смеяться. У него причесывалась Ширли Бут. Не может быть, чтобы он умер.

– О Господи, – произнесла Бет. – Автокатастрофа?

– Его убили, – сказала девушка едва слышно, смаргивая слезы с век.

Убили? Но ведь людей убивают только в кино. Этого не может быть.

Потом темнокожая девушка вымыла ей голову, и Бет села в кресло Бобби, который и рассказал ей о том, что произошло, своим приятным голосом, в котором, однако, чувствовалось какое-то возбуждение, как будто ему доставляло удовольствие пересказывать эту историю. Он ей сказал, что Норману нравился грубый секс и он часто фланировал по голливудскому бульвару или Айвару до большого газетного киоска, иногда крутился возле мужских туалетов в открытом кино для автомобилистов. Но на этот раз он подцепил не тех, кого следовало. Скорее всею, это были солдаты, решившие поразвлечься. Вообще-то полиции ничего неизвестно. Они знают только, что их было четверо. Потому что осталось пять грязных стаканов. Может быть, они просто переусердствовали, потому что Норману нравилось, когда его связывали и избивали. Во всяком случае, они избили его до смерти вот этой самой штукой, которой ворочают дрова в камине, – кочергой.

Они, кроме того, еще ограбили дом. Они всегда так делают. Забрали прекрасное столовое серебро, оставленное Норману его матерью, шесть наручных часов и все его золотые запонки. И еще угнали машину, что уж совсем глупо.

– Ну подумай сама, у кого хватит мозгов угонять автомобиль МДЖ-ТК 1948 года, у которого колеса со спицами? – спросил Бобби. – Фараоны найдут его за пять минут.

– Не понимаю, почему ты решил, что это солдаты, – сказала Бет. – Разве в армию берут таких?

И тогда Бобби объяснил ей, что вообще-то солдаты мальчиков не любят, они предпочитают девушек. Возможно, у них не было денег, чтобы заплатить девушке, или не было денег, чтобы купить и девушку, и выпивку, и травку. А педик сам платит, да еще и угостит и даст травки, если она у него есть. А секс он и есть секс. Плохо только, когда ситуация выходит из-под контроля. Как у Нормана.

– Ну, их поймают, – сказала Бет. – Их отправят в газовую камеру.

– Фараоны ничего не станут делать, – сказал Бобби. – Обычное убийство очередного педика. Это происходит на каждом шагу.

– Ну что ты, Бобби, – усомнилась Бет. – Такого не может быть.

– Ты знаешь хоть одного фараона, которому было бы дело до педиков? – спросил Бобби. – Вот, например, фараоны из полиции по борьбе с проституцией. Знаешь, что они делают? Они идут в мужской туалет и стоят над писсуарами, держа его руками. И ждут, когда кто-нибудь станет с ними заигрывать. Тогда они его избивают. То же самое они проделывают в барах для голубых. И в мужских туалетах открытых кинотеатров для автомобилистов.

– Какое им дело? – спросила Бет, чувствуя себя неловко, даже немного виноватой за то, что она тоже когда-то говорила или делала. – Почему люди не могут делать то, что им хочется? Кому они мешают?

– Это считается незаконным, – с озадаченным видом произнес Бобби. – «Приставание к прохожим».

– Но все же? – смущенно пробормотала она. Тогда Бобби стал рассказывать ей о всяких других случаях. О том, как между кабинками в мужских туалетах проделывают дырки и мужики просовывают туда свою штучку, а с другой стороны другой мужик сосет, и они даже не видят друг друга. Или о том, как по выходным они все собираются на бульваре Санта-Моника позади «Сейфуэй» и занимаются этим прямо на газонах, а окрестные жители просто бесятся от возмущения и звонят в полицию.

Чем больше Бобби рассказывал ей об этом, тем противнее ей становилось. Глядя на него в зеркале, она не могла себе представить, что он способен на подобное. Но ведь он же наверняка рассказывает о себе, решила она. А иначе откуда ему знать обо всем этом?

Их глаза встретились.

– Ты неправильно обо мне думаешь, – сказал он, покраснев.

– Я ни о чем не думаю, – быстро ответила она, тоже залившись краской. – Я просто не понимаю, зачем они это делают, чего хотят.

– Настоящей любви, – ответил он.

– Таким способом? – спросила она.

– Да, – ответил он.

Вечером, Бет, стучась в двери дома на Голливудских холмах, все еще думала о том, что произошло с Норманом. Бедняга – весь в крови, с головой, раскроенной кочергой. Еще она думала и о других мужчинах, которые, как сказал ей Бобби, были голубыми. Среди них немало кинозвезд, которых студиям приходится защищать. Рок Хадсон, например. Этому невозможно было поверить. Такой высокий, красивый, мужественный. Бет где-то читала, что он когда-то водил грузовик. Ребята в салоне действительно были женственными, особенно некоторые из них, такими же женственными, как и многие девушки, посещающие его. Но Рок Хадсон? И еще ходили слухи о некоторых других. Рандольфе Скотте и Кэри Гранте. Тайроне Пауэре. Джеймсе Дине, который, как уверял Бобби, любит, когда о его кожу гасят сигареты. Уолли Коксе и Марлоне Брандо. Он рассказал ей о всех тех гадостях, которые они делали друг с другом, о том, что они только не запихивают друг в друга. Откуда только становится все известно! Одна мысль о том, как два мужика целуются, вызывала у нее тошноту.

Она, конечно, целовала девушек, и они ее целовали, но это просто потому, что этого желали видеть мужчины, и потом, девушки никогда не относились к этому серьезно. Настоящая любовь. Именно этого они и ищут, как сказал Бобби. Это вызывало у нее самое сильное удивление. Господи, до чего же все сложно, запутанно, до чего же все отличается от того мира, в котором она росла и воспитывалась, когда мужчина и женщина женились, заводили семью, детей.

Когда дверь открылась, чтобы ее впустить, она услышала громкую музыку, доносившуюся из проигрывателя. В комнате было полно дыма, так что у нее защипало глаза. Восемь или десять человек, находившихся в комнате, пребывали в различной стадии одетости, а также опьянения. Раздавались взрывы хохота. Кто-то сунул ей в руку стакан с какой-то жидкостью.

Один парень целовал девушку, запустив руку в вырез ее платья. На диване сидел еще один с расстегнутыми брюками, а девушка, стоящая перед ним на коленях, энергично работала ртом. Через дверь, ведущую в спальню, слышались стоны и вскрики. На низеньком столике, раскинув руки и ноги, лежала девушка, другая просунула голову между ее ног, обтянутых черными сетчатыми чулками, пристегнутыми к черному поясу и обутыми в замшевые туфли на высоких каблуках. Девушка на столе приподнялась на локтях, демонстрируя свои огромные груди с коричневыми сосками. Несколько мужчин с увлечением наблюдали за ними. Бет заметила презрительный изгиб ее тонких губ, когда она обвела комнату своими прищуренными глазами. На голове возвышалась башня из обесцвеченных волос. Это была Ферн Дарлинг, девушка из автобуса.

Бет Кэрол почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, когда их глаза встретились. Она увидела, как на лице Ферн появилось озадаченное выражение, та явно пыталась вспомнить, где она ее видела, затем мысленно отмела новую прическу Бет Кэрол, ее неяркую косметику, элегантное платье. Бет вся сжалась от неловкости, когда увидела, что Ферн наконец узнала ее. Затем с издевательской усмешкой она оттолкнула от себя другую девушку и переменила позу, предлагая себя Бет. Волосы на ее лобке были выбриты в форме сердечка и покрашены в розовый цвет.

Кто-то сменил пластинку. Какой-то мужчина налетел на стенку и разбил свой стакан, рассыпавшийся по полу мелкими осколками. Бет повернулась и выскочила через открытую дверь прямо в теплую калифорнийскую ночь, с ее ухоженными клумбами, тощими пальмами, широкими чистыми улицами и воздухом, напоенным ароматом апельсиновых деревьев.