В течение последующих недель отношения у Тори с Винсом начали восстанавливаться, как говорится, медленно, но верно. Они вместе разбирали вещи, обменивались мнениями и идеями по поводу обновления интерьеров: здесь надо будет повесить картину, здесь — переставить мебель, здесь — покрасить, здесь — поменять обои. Винс нанял рабочих, и переустройство дома пошло полным ходом.

— Что ты думаешь делать с Уотер-холлом, продать? — спросила Тори у Винса однажды утром, когда помогала ему снимать тяжелые шторы в столовой. Честно говоря, ей не хотелось, чтобы дом перешел в чужие руки.

— Я никогда его не продам! — заявил Винс с такой странной горячностью, что Тори невольно задумалась: что его так взволновало? Может быть то, что он все-таки не единоличный владелец дома? В последнее время он советовался с Тори во всем, что касалось Уотер-холла, таким образом признавая ее права. И в то же время, наверное, ему это было не очень приятно... Или нет? Тори терялась в догадках, но спросить напрямую боялась.

— А что, если я выкуплю твою долю? — предложила она в шутку.

По правде сказать, она не считала себя хозяйкой даже половины дома, а уж о том, чтобы претендовать на весь, у нее даже мысли не возникало.

— А у тебя хватит средств?

Винс спустился со стремянки и взял кружку с кофе, которую Тори уже давно принесла в столовую. Тори проигнорировала вопрос. А Винс и не ждал ответа. Он и так знал, что денег, которые Роджер оставил ей по завещанию, все равно недостаточно, чтобы выкупить его часть особняка, не говоря уж о прилегающих к дому угодьях.

— Может быть, ты согласишься на постепенные выплаты в течение лет этак двухсот? — не унималась Тори.

Она тайком наблюдала за Винсом, восхищаясь его крепкой и ладной фигурой. Белая футболка обтягивала каждый мускул его сильной груди. Потертые джинсы сидели на нем как влитые. Тори невольно залюбовалась им.

— Ну, уж нет... — проговорил он задумчиво. — Если бы я продавал дом тебе, чего я, кстати, делать не собираюсь, то не взял бы с тебя денег. Ты могла бы остаться здесь, расплатившись со мной натурой.

Тори покраснела.

— Ты имеешь в виду, готовить тебе еду и мыть посуду? — Она сделала вид, что не поняла скрытого подтекста его предложения.

— Нет, я имею в виду другое. И ты это знаешь.

Да, Тори знала, что он подразумевал. Чтобы она стала его покорной и исполнительной рабыней, чтобы не перечила ему ни в чем и исполняла малейшие его прихоти... А так бы, наверное, и было, потому что ей нравилось подчиняться Винсу, как бы яростно она этого не отрицала. Перед ним Тори была бессильна. Впрочем, надо отдать ему должное: даже зная о том, что она не сумеет перед ним устоять, Винс ни разу не попытался завлечь ее в постель. С того самого дня, когда нашел ее плачущей на могиле Роджера, он стал относиться к ней гораздо лучше, чем раньше. Словом, как и следует относиться к искренне раскаявшейся кузине. Не больше, не меньше. Хотя зачастую он все же не мог удержаться, чтобы не напомнить ей об их неистовой, едва ли не животной тяге друг другу, которая всякий раз, когда они оставались вдвоем, так или иначе проявляла себя: в каком-нибудь слове, жесте, взгляде...

— А зачем тебе я? Ты же можешь сюда привести кучу женщин, когда я уеду... — Тори изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал беспечно, хотя в последнее время сама мысль о том, что ей придется оставить Винса и вернуться в Канаду, отзывалась мучительной болью в ее сердце.

Роджера уже нет в живых. Письма она нашла. У нее больше нет причин оставаться здесь. Она приняла приглашение Винса пожить в Уотер-холле исключительно из уважения к памяти Роджера. К тому же Винс попросил помочь ему разобраться с вещами покойного дяди...

— Уверена, стоит тебе только пальцем поманить — и сюда сбежится толпа восторженных женщин, которые будут готовы на все, лишь бы остаться с тобой. — Фразочка получилась у Тори гораздо язвительнее, чем ей того хотелось бы.

— Это да, — самодовольно ухмыльнулся Винс.

Ну и самомнение! — в который раз поразилась Тори, бросая на него нарочито презрительный взгляд. Он, похоже, почувствовал ее настрой.

— Ну, а если мне нужна одна-единственная, и никто больше? — Его жгучий взгляд скользнул по точеной фигуре в обтягивающей маечке и обрезанных по колено джинсах. У Тори внутри все оборвалось, и она нервно захихикала, как смущенная девочка-школьница.

— Да, мисс Эшли будет тебе достойной парой, не сомневаюсь. — Тори не хотелось даже думать об отношениях Винса и Флоранс. Сама мысль об этом переполняла ее сердце отчаянием. Она тоскливым взглядов обвела комнату. Флоранс Эшли, наверное, будет неплохо смотреться в таком элегантном окружении.

— Ты права, — очень серьезно отозвался Винс. — Фло действительно будет хорошей женой, добропорядочной и респектабельной. Но только, боюсь, не для меня. Она очень привязчива, и, потом, у нее сильно развито чувство собственницы. Да и зачем мне другая женщина, когда у меня есть ты? Ты ведь будешь за мной ухаживать, холить меня и лелеять? Конечно, будешь, куда ты денешься...

— Ах ты...

Тори едва не задохнулась от ярости. Только она успокоилась, поняв, что Винс не имеет никаких серьезных намерений в отношении Флоранс... и вот, пожалуйста! Тори так разъярилась, что швырнула в Винса тяжелой бархатной портьерой, которую как раз собиралась сложить. Швырнула в тайной надежде сбить его с ног.

— Женщина, не психуй! — рассмеялся Винс, ловя портьеру на лету. — Что за характер! Огонь! Я, кстати, очень это ценю... и еще твою поразительную неспособность вставать с постели свеженькой и цветущей. Ты такая грымза по утрам, прямо жуть берет.

Он и это заметил!

— Я до восьми утра вообще не человек. Такая у меня особенность организма. Мне не под силу, едва продрав глаза, вести увлекательную светскую беседу, — огрызнулась Тори. В конце концов, если он сам вскакивает с кровати как огурчик, это не значит, что все должны повторять его подвиги. — Сие выше человеческих возможностей.

— Да нет, я не жалуюсь, — ухмыльнулся Винс — Честно говоря, мне даже нравится, что ты поздно встаешь.

— А почему? — Тори уже начала привыкать к его вечным подколам и стала сама отвечать тем же. — Потому, что хоть утром не мозолю тебе глаза? Я знаю, тебе смотреть на меня противно... — Она засунула руки в карманы джинсов, копируя характерный жест Винса.

— Отнюдь не противно, Виктория. А очень даже приятно. — Теперь в его насмешливом голосе сквозила, неприкрытая чувственность. Неожиданно он набросил на нее петлю из портьеры, той самой, которую Тори швыряла в него, и резко притянул ее к себе. — Ты даже не представляешь, как мне приятно. А что касается твоего взрывного нрава, — это только доказывает, что с годами ты не порастеряла свою подростковую горячность, как говорится, былой задор.

— И ты, кстати, тоже. — Словно защищаясь, Тори выставила руки вперед и уперлась ему в грудь. — Ты еще погорячей меня будешь.

— В таком случае, если мы, паче чаяния, все же окажемся в одной постели, надо будет, чтобы кто-то стоял рядом с огнетушителем.

Тори чувствовала, как его сердце бешено бьется в груди. Винс наклонился к ней, и она закрыла глаза в ожидание поцелуя. Но вместо этого он проговорил:

— Заводить интрижку с кузиной — это, знаешь ли, чревато... Я бы не одобрил. В общем и целом. — Его горячее дыхание обожгло ей щеку.

Ну конечно. Она для него не просто девчонка с улицы, с которой можно закрутить любовь, а потом бросить, когда надоест. Они как-никак родственники — пусть не кровные, а связанные через повторный брак. Определенные нормы все-таки существуют, и с ними надо считаться.

— А кто сказал, что я собираюсь заводить с тобой интрижку? — не без вызова осведомилась Тори, хотя она и сама заметила, как у нее дрожат руки.

Он тоже заметил. И не только это, но и лихорадочный блеск ее глаз, и нервное подрагивание губ.

— Но ты уже, кажется, завела. — Он улыбнулся, но как-то напряженно. — Похоже, ты попалась...

Да уж, мысленно согласилась Тори. Причем попалась основательно. Он смотрел на нее пристально, жадно. Его глаза горели тем же голодным и ненасытным огнем, какой, наверное, полыхал и в ее глазах. Желание, которое она так долго сдерживала в себе и которое, стало от этого еще сильнее, рвалось наружу. Тори закрыла глаза, не в силах больше выдерживать его взгляд.

— И ты тоже... — Голос ее сорвался.

Тори чувствовала, как напряглись его мышцы, и поняла, что он с трудом сдерживает себя. В какой-то пугающий, но восхитительный миг ей показалось, что он сейчас даст себе волю... и сделает что-то такое, что поставит их обоих в положение, из которого только один выход...

Но тут в дверях показался кто-то из маляров и окликнул Винса. Он с сожалением вздохнул, отпуская Тори. А ей, как ей не хотелось, чтобы он уходил, хотя она понимала, что должна радоваться, что их так кстати прервали, иначе она бы не устояла.

Тори уже поняла, что влюбилась в Винса. Зачем отрицать очевидное? И он тоже, наверное, это понял. Быть может, именно поэтому в последние дни его с ней общение сводилось в лучшем случае к беззлобным поддразниваниям, а в худшем — к равнодушной терпимости.

Она знала, что ей пару раз удалось удивить его по-настоящему. Прежде всего, любовью к поэзии, которую — и ей было теперь очень приятно это осознавать — она унаследовала от Роджера. Потом своим неподдельным интересом к его работе и увлечениям. Ей было действительно очень интересно с ним общаться. Он знал необыкновенно много, разбирался практически во всем, мог говорить на любую тему.

Однажды, когда Винс возил ее на прогулку в один маленький городок на побережье, он с таким артистизмом прочел ей наизусть «Балладу о морском волке», что Тори смеялась до слез. А потом он сказал, что на создание стихотворения автора вдохновила прогулка по тем же самым местам, где они шли сейчас. Тори этого не знала и в который раз поразилась его эрудиции.

— А свой «БМВ» он, наверное, ставил на той же стоянке, что и мы, — хихикнула она.

— Вполне может быть, — улыбнулся Винс.

Тут как раз начался дождь, настоящий ливень, и они рванули бегом к машине.

— Хотя он, скорей всего, ездил на «мерседесе», — добавил Винс, когда они с Тори, вымокшие до нитки, забрались наконец в машину. Оба смеялись как сумасшедшие.

А еще Винс ездил с ней кататься верхом. Он учил ее, как надо правильно держаться в седле. После нескольких уроков Тори почувствовала себя намного увереннее. Флоранс, слава Богу, при этом не присутствовала. Хотя Тори знала, что Винс периодически с ней встречается.

Впрочем, какое мне дело? — урезонивала себя Тори. Но все равно всякий раз, когда она представляла себе Винса с Фло, у нее все обмирало внутри. И в тот вечер, когда она возвратилась домой с благотворительного концерта, организованного супругой Марка — очень милой, «домашней» женщиной из породы пышечек и ярой общественницей, — она едва не сошла с ума, когда обнаружилось, что Винс провел все это время с Флоранс.

И при этом он делал все для того, чтобы у нее, Тори, не завелся хоть какой-то мало-мальски серьезный поклонник. Естественно, на нее обращали внимание, но Винс сразу же пресекал все попытки потенциальных ухажеров познакомиться с ней поближе. Когда они «выходили в свет», Винс, едва заметив, что кто-то заглядывается на Тори, сразу давал понять, что здесь делать нечего. Причем ему стоило лишь просто по-хозяйски приобнять Тори за плечи или мрачно взглянуть на возможного претендента, и тот сразу же испарялся.

— Почему ты ведешь себя так, словно я твоя собственность? — возмутилась Тори, когда они уходили с обеда, на котором собрались приятели Винса. Тогда он вспугнул одного симпатичного блондина, с которым у Тори завязалась забавная и увлекательная беседа. Молодой человек ушел с обеда как-то уж слишком поспешно и явно раньше, чем собирался. — У тебя что, есть какие-то на меня права?

— Вот-вот, права, — сухо заметил он, открывая перед ней дверцу машины. — Я вообще собственник по натуре.

— Это твои проблемы, — парировала Тори.

Больше всего ее бесило то, что Винс вроде бы и не питал к ней никакого особого интереса. Быть может, она его забавляла. Но не более того.

— К несчастью, я не твоя собственность.

— К несчастью? — переспросил он насмешливо, усаживаясь за руль.

Тори тут же пожалела о неосторожных словах.

— К несчастью для тебя, Винс!

Услышав это, он от души рассмеялся.

— А где сейчас твой дружок Дигби? — спросил Винс через пару секунд неожиданно серьезно.

Даже если он и заметил, как Тори стиснула зубы, то не подал виду. Впрочем, она не видела Тома с того самого злополучного дня, когда он высадил ее у дверей Уотер-холла. И очень надеялась, что ей повезет и она больше никогда его не встретит. На душе у нее стало сумрачно, а в сердце поселилась смутная тревога. В последнее время у них с Винсом все вроде бы стало налаживаться. А Дигби, пожалуй, был единственным человеком, способным в одночасье нарушить хрупкую гармонию их взаимоотношений.

Винс ждал ответа. Но пауза слишком уж затянулась. И Тори решила, что будет лучше вообще промолчать. Тогда Винс произнес с неожиданным раздражением:

— Давай покатаемся. Не возражаешь?

Он свернул с главной дороги на узкую улочку, которая вела к вересковой пустоши и холмам.

— А если бы возражала, ты бы меня послушал? — Тори очень старалась, чтобы фраза прозвучала легко и непринужденно. Хотя, если честно, сейчас ей больше всего хотелось оказаться у себя дома в Ванкувере. Подальше от этого непостижимого человека. Чтобы потом мучиться и страдать потому, что она, может быть, больше уже никогда не увидит его. А так, скорее всего, и будет. Ведь Винсент Ллойд вряд ли помчится за ней вдогонку.

— Нет, — коротко бросил он, сосредоточив все свое внимание на дороге.

Дорога резко шла в гору, мимо домиков, тихих сонных садиков в цвету. Когда они достигли вершины холма, стали видны зеленые с золотом поля, раскинувшиеся внизу, а за ними — потрясающая панорама залива.

— Как красиво, — прошептала Тори, поняв, что будет скучать по этим тихим местам. — Раньше ты меня сюда не привозил, — с мягким упреком проговорила она, когда Винс съехал на парковочную площадку и затормозил — Впечатление такое, будто находишься на вершине мира...

— Так и есть... Во всяком случае, близко к тому, — серьезно отозвался Винс, выходя из машины.

И куда подевалось его раздражение?!

Было начало июня, туристический сезон уже открылся. Но, как ни странно, на вершине холма не было ни души. Только они вдвоем.

— Пойдем.

Он взял ее за руку естественно и непринужденно, как будто всю жизнь так делал, и повел по каменистой тропинке. Сейчас Винс был спокоен и на удивление расслаблен, в то время, как Тори вся напряглась в предвкушении чего-то...

Здесь, на высоком холме, окутанном тишиной, которую нарушал лишь стрекот сверчков, было очень легко поверить, что в мире не происходит ничего плохого, подумала Тори. Вот бы еще исхитриться и сделать вид, что и со мной тоже ничего не происходит... Что-то пестрое промелькнуло на фоне зеленой травы. Бабочка. Утесник еще не зацвел, но среди зелени уже алели соцветия наперстянки и белели цветы ежевики.

— Нехорошая девочка, озорница, — с шутливой укоризной произнес Винс, когда она наклонилась сорвать желтый лютик.

— Вовсе нет. Просто лютик всегда помогает узнать, кто съел масло. Смотри! — Тори рассмеялась, натирая себе подбородок желтой маслянистой пыльцой и запрокидывая голову, чтобы Винсу было лучше видно. — Может быть, я?

И тут же пожалела о своей ребяческой выходке. Винс сгреб ее в охапку и быстро поцеловал в шею, как раз под желтым разводом от пыльцы.

— И зачем тебе было дразнить меня этими детскими штучками? — рассмеялся он, а потом вдруг посерьезнел и посмотрел на нее с каким-то сожалением. — Если ты хотела, чтобы я тебя поцеловал, сказала бы прямо...

О Господи. Ну почему мне так нравится быть рядом с ним? — с тихим отчаянием спросила себя Тори. То место на шее, куда он поцеловал ее, горело огнем. Она слегка отстранилась, делая вид, что ничего особенного не случилось. Что ей все равно. Что его прикосновение, его запах, то, что он стоит так близко к ней, ничего для нее не значит.

Невидящим взглядом Тори уставилась прямо перед собой. До нее даже не сразу дошло, что она смотрит прямо на металлический щит с надписью:

БЕРЕГИСЬ ПОЖАРА!

Более чем символично. Тори невольно поежилась. Прямо предостережение свыше. Берегись пожара! Не играй с огнем! А в последнее время она именно этим и занимается. Тори понимала, что привязывается к Винсу, что он постепенно становится для нее всем. И это было опасно. Очень опасно.

— Весьма полезное напоминание, — заметил Винс.

Тори вздрогнула. Она не заметила, как он подошел и встал у нее за спиной.

— Туристы такие небрежные. Костры жгут, потом не тушат... Сигареты бросают. Существуют, конечно, и контролируемые пожары, но это совсем другое... Ты, наверное, видела целые поля выжженного вереска на той стороне пустоши?

Тори кивнула.

— Да. Только я не понимаю, зачем устраивать контролируемые пожары?

Винс снисходительно улыбнулся.

— Сразу видно, что ты жила только в больших городах, — судя по его тону, она много чего потеряла. — Вереск гибнет, когда его корни достигают в длину восемнадцати дюймов. Огонь вычищает почву от отмерших растений и освобождает место для новых. Таким образом, сохраняется природный баланс. — Винс снова взглянул на предупреждающий щит. — Люди такие легкомысленные, — проговорил он задумчиво. — Губят природу по чистому недомыслию...

Но ты не из таких, подумала Тори, рассеянно глядя на лютик, который продолжала вертеть в руках. Было видно, что он любит природу во всех ее проявлениях: от самых прекрасных до самых жестоких. Уже одно это могло бы заставить ее восхищаться Винсом... если бы она уже не восхищалась им бесконечно. С таким человеком, как он, она могла бы прожить всю жизнь...

Тори молча пошла вперед сквозь заросли вереска.

— Ой, посмотри. Что это?

Она остановилась перед деревянным сарайчиком, которого было почти не видно за пригорком. Когда-то, наверное, в нем хранился инвентарь какого-нибудь лесничества, но домик давно обветшал. Крыша обвалилась. Двери не было и в помине. Он весь был открыт небу и пустоши.

Смеясь, Тори шагнула внутрь, чтобы посмотреть, что там. Молодые побеги цветущего вереска покрывали земляной пол мягким ковром.

— Ой, как здесь здорово!

Винс встал на пороге, наблюдая, как девушка кружится посреди розовато-лиловых цветов, так что ее пестрая длинная юбка кажется вихрем летящих красок.

— Что ж, пусть тут нет двери и крыши... — протянул он, не замечая, как Тори внезапно притихла, смутившись; они были совсем одни, в полумраке, и в ее душе поселилось какое-то странное беспокойство, — но все равно это «комната с видом». Узнаешь?

Он встал у проема, где когда-то было окно, и указал на высокую ель вдалеке. Тори проследила за направлением его руки. За елью виднелся дом из серого камня. Уотер-холл!

— А я и не думала, что его видно отсюда.

Тори чувствовала на себе пристальный взгляд Винса. Но не знала, как смягчились черты его лица при виде дома, стоявшего в благословенном одиночестве на самом краю вересковой пустоши. Поблизости от него была только какая-то ферма.

— Он действительно очень красивый.

— Да, — согласился Винс, хотя он не смотрел на дом.

Он смотрел на Тори. И не просто смотрел, а буквально пожирал ее глазами.

Девушка устремила напряженный взгляд на дом, который все-таки был и ее домом тоже, ее родовым гнездом. Хотя сейчас его почти не стало видно. Солнце уже садилось, заливая все вокруг расплавленным золотом. Тори приходилось щуриться, защищая глаза.

— Наверное, стоя здесь, наверху, ты себя чувству ешь настоящим хозяином всего, что видишь.

— Угу, — согласился Винс, no-прежнему не отрывая от нее взгляда.

— Я имею в виду дом, — пояснила Тори дрожащим голосом.

— А-а. — Винс наконец-то оглядел простиравшиеся перед ними поля. — Но по-настоящему я не хозяин, да?

Тори покосилась на него.

— Если по документам, то да.

— Ну ладно, тогда...

У Тори перехватило дыхание — Винс вдруг резко подался вперед и уперся рукой в дверной косяк, случайно задев ее волосы. Теперь он стоял совсем близко к ней.

— Знаешь, выкупить у тебя твою долю будет стоить мне целого состояния.

Легкий вечерний ветерок подхватил звонкий смех и разнес его над холмами.

— Успокойся, тебе не придется тратиться. — Тори вроде как его поддразнивала, но ее голос все равно дрожал. — Знаешь, я ничего от тебя не хочу. Дом твой. Он всегда был и будет твоим. — Она замолчала, собираясь с силами, чтобы сказать ему то, что намеревалась: — Я приехала из Канады с пустыми руками и вернусь туда тоже с пустыми руками. Возьму только письма... и, может быть, кое-какие безделушки на память.

Ей показалось, что он затаил дыхание.

— Тебе вовсе не обязательно...

— Не обязательно что? — не поняла Тори.

— Уезжать.

— Но мне нужно. Там мой дом, — прошептала она.

У нее и так было тяжело на сердце, а после того, как Винс завел эту тему, стало и вовсе скверно.

— Твой дом здесь, Виктория, — возразил Винс. Они стояли сейчас так близко, что его дыхание щекотало ей шею. — Всегда был и будет твоим, — повторил он ее слова. — Тебе надо жить здесь. Со мной.

— Что? Ты о чем? — выдохнула она, боясь посмотреть на него.

— О том самом. — Резко, едва ли не грубо, Винс, развернул Тори лицом к себе и заглянул ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты осталась. Здесь. В нашем доме. Со мной.

— Ты имеешь в виду то, как мы жили до этого?

Она и сама понимала, что нет. Сейчас уже нет.

Потому что сегодня, во время обеда с друзьями, случилось что-то такое, что заставило его переступить те строгие границы, которые он для себя определил. И, судя по его нетерпеливому, едва ли не раздраженному вздоху, он догадался, что она это поняла.

— Нет, мое солнце, совсем не так. — Он усмехнулся. — Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты была в моей жизни. Со мной. В моем доме. В моей постели.

Но надолго ли? Эта мысль сверкнула в сознании Тори, как молния. Его неожиданное признание потрясло ее до глубины души. Больше всего ей хотелось сказать ему: «Да, я твоя», — и Тори с трудом душила в себе этот безумный порыв. Она его любит. Но даже если и решится остаться с ним, то будет со страхом ждать того дня, когда надоест ему и он найдет себе другую, и ей, брошенной за ненадобностью кузине, придется уехать с разбитым сердцем.

— Выходи за меня замуж.

Она с пытливым отчаянием впилась взглядом в его лицо. Ее голубые глаза сияли, точно васильки, зацелованные дождем. Нет, твердила себе Тори. Он, наверное, шутит. Шутит...

— Выйти за тебя замуж. Я не могу. Я...

Винс провел рукой по ее серебряным волосам.

— Почему не можешь? — Он пристально изучал напряженное лицо Тори. Морщинки вокруг его глаз стали глубже. — У тебя кто-то есть? Уж не этот прощелыга Дигби?

Тори заколебалась. Может быть, стоит сказать ему: да, у меня кто-то есть. Возможно, тогда ей удастся спастись... Прежде всего, от себя самой. И от этого мучительного, практически неодолимого желания сделать то, что ей так хотелось сделать. Но выйти замуж за Винса... это будет неправильно. Слишком много между ними было ненависти и вражды. И даже теперь иногда бывали мгновения, когда она боялась его до смерти!

Однако Тори неопределенно пожала плечами, не в силах вымолвить ни слова.

— Ну, тогда все решено, — подытожил Винс.

— Да, неужели? — К ней внезапно вернулся дар речи.

Он сказал это так уверенно, в то время как ее терзали сомнения.

— Да, любовь моя. Ты ведь моя. Моя Виктория.

Его властный голос действовал на нее магически.

Тори забила дрожь. Она потеряла контроль над собой. А потом Винс рывком притянул ее к себе...

Так он ее еще не целовал... разве что в тот день, когда застал плачущей на могиле Роджера. Тори казалось: еще немного, и она просто сгорит в огне всепоглощающей страсти, не оставляющей места сомнениям. Она любит его. Она хочет выйти за него замуж. Больше всего на свете! Что может быть лучше — стать женой Винсента Ллойда. Возможно, уже тогда, десять лет назад, будучи наивной, безумно влюбленной в него девчушкой, она желала именно этого...

— А почему ты хочешь на мне жениться, Винс? — пробормотала Тори, уткнувшись лицом ему в шею. Она до сих пор не могла поверить, что он сделал ей предложение. — Из-за того, что я владею половиной дома? — Говоря это, Тори отнюдь не шутила. — Чтобы сэкономить деньги и не выкупать у меня мою долю?

Винс хохотнул, ласково чмокнув ее в нос.

— Конечно, так я отделаюсь малой кровью. — Он улыбнулся улыбкой завзятого соблазнителя, глядя на ее распухшие от поцелуев губы. — Я ничего не теряю и даже остаюсь в выигрыше: теперь ты будешь моей всегда, моей и только моей... каждую ночь.

Его слова возбудили воображение Тори, вызвав сладостную дрожь желания. Внизу живота разлилось покалывающее тепло. Тори едва не застонала, когда Винс снова притянул ее к себе. Он запустил руки ей и волосы и запрокинул голову, так что девушке стало даже больно.

— О Господи, как ты меня заводишь! — прошептал он, целуя ее шею.

Тори дразняще повела бедрами, прижимаясь к нему еще теснее. Она возбуждала его специально. Ей нравилось чувствовать, как его распаленное тело отвечает на близость ее тела. Ей хотелось чувствовать его всего, побуждая к еще более сокровенной близости. И она тут же «поплатилась» за это. Винс расстегнул ей блузку и провел по груди...

На фоне алого шелка блузки бледная кожа Тори казалась еще белее.

— Как снег и огонь...

Он ласкал ее грудь — страстно, едва ли не грубо. А Тори казалось, что еще немного — и она просто сойдет с ума. В охватившем ее слепящем урагане желания она не заметила, как они, не прерывая неистового поцелуя, опустились на ковер из цветущего вереска. Их тела тянулись друг к другу в страстном желании слиться воедино.

Он оторвался от ее губ, провел языком по ее шее, а потом охватил губами ее набухший сосок... Тори стиснула зубы. Наслаждение было почти мучительным. Его ласки разожгли еще более ненасытный огонь в самых глубинах ее женского естества.

— Не останавливайся. Пожалуйста... — Почувствовав, что Винс собирается отстраниться, Тори запустила пальцы ему в волосы и не дала оторваться от своей груди. — Пожалуйста...

— Что? Чего ты хочешь?

Его дыхание щекотало ей грудь, и это тоже ее возбуждало. Она даже представить себе не могла, что можно так хотеть мужчину. Ее волосы разметались серебристым шелком по цветущему вереску. Щеки горели.

— Люби меня, — прошептала она, отдаваясь во власть сжигающему ее желанию.

Только так и никак иначе она сможет унять это мучительное вожделение, этот первозданный голод, терзавший ее естество... Она вся подалась ему навстречу, когда губы Винса обожгли кожу у нее на животе.

Он расстегнул юбку и принялся стягивать ее — медленно, очень медленно, — лаская каждый дюйм обнажающейся кожи. Его ласки были настойчивыми и умелыми. Он знал, как доставить женщине удовольствие. Он знал, что надо делать... И Тори буквально сходила с ума.

Не сознавая, что делает, она расстегнула ему рубашку и провела рукой по курчавым черным волоскам у него на груди. Это было восхитительное ощущение. Ей так нравилось прикасаться к нему, к его гладкой, как будто бархатистой коже.

— Пожалуйста, — умоляла она, уже не в силах выносить эту сладостную муку. Это было как бред, как безумный сон...

Винс улыбнулся, довольный: ему нравилось, что она умоляет его. Но это была вовсе не торжествующая улыбка. Она была нежной и трогательной. Его взгляд горел тем же желанием, которое пылало и в Тори.

— Я не собирался заниматься с тобой любовью здесь... — Он задохнулся, когда дрожащие пальцы Тори скользнули вниз по его спине. — Мне казалось, я умею владеть собой. Но я просто не смогу удержаться... — Винс на мгновение нахмурился. — Ты уверена, что хочешь этого именно сейчас. А если забеременеешь?

«Это будет прекрасно! Я хочу, чтобы во мне была частичка тебя. Твой ребенок!» — Душа Тори кричала об этом, но вслух она не произнесла ни слова. Лишь застонала, и все ее тело выгнулось ему навстречу. И это судорожное движение сказало ему обо всем красноречивее всяких фраз.

Она даже не поняла, когда он разделся. Но уже через мгновение оба лежали, обнаженные, на постели из смятой одежды и вереска. Их любовь была столь же естественной и свободной, как и свет заходящего солнца, омывающий землю. Где-то снаружи пела птица, и ее чистые трели вплетались в стоны их страсти.

А когда он наконец взял ее... Тори даже не успела сказать, что он ее первый мужчина, что до него у нее не было никого... Вернее, не знала, как объяснить, что она все еще девственница... и это в двадцать семь лет!.. Когда он взял ее, не было ни боли, ни страха. Она приняла его с такой радостью и готовностью, как будто именно в этом и заключалось ее предназначение, как будто всю свою жизнь она готовилась именно к этому ослепительному мигу — слиться с Винсом в любви и полностью в нем раствориться. А когда они оба одновременно достигли вершины наслаждения и волна утоленной страсти отхлынула, Тори расплакалась слезами чистейшей радости, облегчения и любви.

Они еще долго лежали молча, обнявшись. А потом Винс вдруг рассмеялся.

— Лучше нам поторопиться со свадьбой. Просто так, на всякий случай. Ты кого-нибудь хочешь пригласить? Того, кого тебе будет особенно приятно видеть на своей свадьбе?

— Да нет. — У нее было несколько друзей, но не настолько близких, чтобы срывать их за тысячи миль с другого конца света. — Разве что только тебя, — улыбнулась она. — Если ты не передумаешь...

Тори никак не могла поверить, что все это происходит на самом деле.

— Ну, уж нет, не дождешься! — Он произнес это с той знакомой ей решимостью, которая сквозила в каждом его поступке и слове.

Его руки уже снова ласкали обнаженное тело Тори, возбуждая ее.

Сомнений не осталось: он действительно был околдован, одурманен их близостью, опьянен ею, Тори... Это чувствовалось во всем. Дикий огонь полыхал у него в глазах. Страсть, рвущаяся наружу, заставляла дрожать его голос.

Он мой. И всегда будет моим, думала Тори, не в силах заснуть в ночь накануне свадьбы. Она вышла в сад и долго смотрела на холм, где в заброшенном домике без двери и крыши впервые познала любовь Винса. Где он предложил ей стать его женой. Это место навсегда останется для нее священным. Она чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. Ничто не могло омрачить ее счастья. И немного зловещая фраза свадебного обряда, которая непонятно с чего вдруг всплыла у нее в сознании: «Быть вместе и в радости и в горе», — казалась просто красивой принадлежностью ритуала. Потому что у них с Винсом не будет горя, а только одна радость.