Ничего. Никаких новостей, сказал инспектор. Может быть, они что-нибудь слышали? Могут ли двое из его людей приехать и еще раз поговорить с ними?

Так начался очередной день бесконечных вопросов. И бесконечной пытки. Но к вечеру они оказались не ближе к цели, чем накануне.

— Ты хорошо держалась, — мягко сказал Марк, протягивая жене сандвичи, принесенные из супермаркета. Шэрон с утра ничего не ела, да и сейчас не чувствовала голода. Стряпня Тори не понадобилась, поэтому Марк отпустил ее до конца дня. — Представляю, что тебе пришлось вынести.

Представляет? Вряд ли! Возможно, Марк до какой-то степени понимал ее мучения: в конце концов он был отцом Бобби. Но он не жил с ними весь этот год. Не просыпался от плача малыша, тот не протягивал ему доверчиво ручки. Да и разве мужчина в состоянии понять, что испытывает мать, когда у нее отняли дитя?

— Если бы дело хоть сдвинулось с мертвой точки! — Шэрон отодвинула тарелку с недоеденным сандвичем. — Если бы нашлась хоть какая-нибудь зацепка!

Эти два дня стали для нее сплошным кошмаром. Каждый телефонный звонок порождал безумную надежду, но, увы, приносил только разочарование. Ожидаемого требования выкупа так и не поступило.

— Если это не похищение, если преступникам нужны не деньги, то что тогда? — прошептала Шэрон.

— Не говори этого!

Марк резко встал и, выбросив недоеденные сандвичи в корзину, засунул тарелки в посудомоечную машину.

Должно быть, он просто не может по-другому, подумала Шэрон. Марк Уэйд должен вести себя как ни в чем не бывало, мыслить рационально, отказываться думать о худшем. Или, как и она, он просто не в состоянии представить себе, что…

Сидеть просто так, ничего не делая, было невыносимо. Стащив скатерть со стола, Шэрон прошла в прилегавшую к кухне прачечную и увидела черную спортивную сумку, стоящую на полу. Видимо, Марк вытащил ее вчера из багажника машины и оставил там.

В сумке лежали все еще влажные скомканная майка, носки и полотенце, которыми он пользовался в спортивном зале. Машинально распаковав сумку, Шэрон начала засовывать одежду в стиральную машину.

— Мне не хотелось бы, чтобы ты чувствовала себя обязанной играть роль жены только потому, что находишься здесь.

Застигнутая врасплох, Шэрон выронила один из толстых махровых носков, нагнулась и, подобрав его, бросила вместе с остальными вещами в машину.

— Так вот как ты воспринимал все это! Как обязанность? — спросила она с грустью, потому что всегда делала все в этом доме только по одной причине — из любви к нему. Но не говорить же сейчас об этом Марку!

— А как же иначе? — только и сказал он, поднимая сумку и выходя из комнаты.

Вконец расстроенная Шэрон включила машину. И тут раздался очередной телефонный звонок.

Вбежав в спальню Марка, она замерла, затаив дыхание, потому что он уже поднял трубку.

— Слушаю.

Махнув рукой, Марк дал понять, что звонок не имеет никакого отношения к Бобби. Шэрон устало опустилась рядом с мужем на кровать.

Звонили из офиса. Там еще ничего не знали о случившемся. В полиции посоветовали пока не предавать инцидент гласности.

— Что у вас там творится? Неужели без меня вы ни на что не способны? — раздраженно спросил Марк. — Мне показалось, что я оставил совершенно ясные инструкции… — Он замолчал, видимо выслушивая объяснения подчиненного. Шэрон стало почти жаль беднягу. — Хорошо, — сказал наконец Марк и начал отдавать четкие распоряжения.

Шэрон сидела на кровати и прислушивалась к красивому низкому голосу. Когда-то это было первое, во что она влюбилась. Интересно, как было у Джулии и почему, если они до сих пор любовники, в доме нет никаких следов ее присутствия?

— Хорошо. Я перезвоню вам.

Неужели он способен работать в таком состоянии? — поразилась Шэрон. А я вот совсем расклеилась! Но именно эта способность распоряжаться, руководить людьми, чего бы это ему ни стоило, и являлась причиной успехов Марка Уэйда.

— Звонили из офиса, — неизвестно зачем объяснил он, кладя трубку и слегка морщась.

— В чем дело?

Нахмурившись, Марк стал массировать себе плечо.

— Ничего особенного, — отмахнулся он, но лицо его исказила гримаса боли.

— Я не о звонке. С тобой что-то случилось! — настаивала Шэрон. — Или ты слишком горд, чтобы признать себя таким же смертным, как и все прочие?

На мгновение лицо Марка немного разгладилось.

— За кого ты меня принимаешь? За супермена? — насмешливо протянул он. — Или думаешь, что я себя таковым считаю? Просто иногда у меня сводит плечи. Вот здесь… — Он снова сморщился. — Шея как будто в тиски зажата. — Марк явно по-прежнему испытывал боль, массаж не принес облегчения.

— Может быть… может быть, ты позволишь мне?.. — несмело спросила Шэрон.

— Тебе? — Он посмотрел на нее так, будто ему предложили в подарок Луну с неба.

— Разве это так уж странно? — пожала плечами Шэрон. Что такого в том, если она хочет помочь ему? — Я не люблю смотреть, когда кто-то страдает.

— Даже такой монстр, как я? — язвительно поинтересовался Марк, но прежде чем Шэрон успела ответить, буркнул: — Если хочешь…

Нерешительно подняв руку, она коснулась его мускулистой спины. У Марка Уэйда было прекрасное, покрытое бронзовым загаром тело и черные, густые, вьющиеся волосы, в которые ей сейчас же захотелось запустить пальцы…

— Ну, чего ты ждешь? — спросил Марк с некоторым нетерпением.

Отогнав предательские мысли, Шэрон приступила к массажу со старательностью и умением, на которые только была способна.

— Будет лучше, если ты ляжешь, — предложила она, найдя, что работать, согнувшись, крайне неудобно.

Подчинившись, он лег, подложив под голову мускулистые обнаженные руки.

— Так-то лучше, — сказала Шэрон, чувствуя, как начинают расслабляться его напряженные мышцы.

— Ты даже не представляешь себе — насколько. — Марк удовлетворенно вздохнул. — Однако не всегда же под рукой оказывается личный массажист. Обычно приходится мириться с болью. Учиться жить с ней.

— И как давно это у тебя?

— Месяцев семнадцать-восемнадцать, — хмыкнув, ответил он.

— Восемнадцать?.. — Шэрон остановилась. Так, значит, он мучился от боли, еще когда они жили вместе. И ни разу не сказал ей, не пожаловался…

— Это наступает лишь в очень напряженных ситуациях.

Как сейчас! — подумала она.

— Никак не могу забыть, — шепотом сказала Шэрон, глядя на гладкое, загорелое тело под своими пальцами. — Как он рос. Как в первый раз назвал меня мамой. Его первый шаг…

— К несчастью, я не был столь удачлив, — хрипло произнес Марк. — Полагаю, тебе ни разу даже не пришло в голову, что твое бегство многого лишило меня?

Внезапно Марк повернулся и схватил ее за руку.

— Отпусти меня! — Шэрон попыталась освободиться.

— Но почему? В чем дело? Разве тебе недостаточно того, что ты лишила меня сына, даже не подумав о моих чувствах?

И прежде чем она что-либо сообразила, Марк опрокинул ее на постель, навалившись сверху всем телом, так что трудно стало дышать. Ощущая свою полную беспомощность, Шэрон даже застонала: ему просто хотелось наказать ее за исчезновение Бобби! Боже мой, разве она заслуживает это?

— Поэтому ты и разгуливаешь по дому полуголым? — обвиняющим тоном произнесла Шэрон, сверкая зелеными глазами и прекрасно понимая всю несуразность замечания, — Марк был действительно не одет, но ведь он находился в своей спальне! — Улучшится ли твое самочувствие, если ты возьмешь меня против моей воли?

— Взять тебя?.. — Его лицо исказилось. — Дать тебе реальный повод ненавидеть меня? Полагаешь, мне легко простить тебе все пережитые унижения и тревоги? — Интересно, какие тревоги и унижения он имеет в виду, подумала Шэрон, может быть то, что она забрала сына с собой? — Извини, дорогая, но я вовсе не собирался заниматься с тобой любовью, как бы нам обоим этого ни хотелось!

Неожиданно отказ обидел Шэрон еще больше, чем предполагаемое насилие.

— Если это может успокоить твои беспочвенные подозрения, поясню: когда ты вошла, я как раз собирался одеться.

Звук открываемого ящика подтвердил его слова.

Конечно! Ведь спальня принадлежит ему, напомнила себе Шэрон, приподнимаясь на локте. Посторонняя здесь — она!

— Марк…

Он остановился на пути к двери с перекинутой через плечо чистой рубашкой. Сколько раз Шэрон наблюдала его в такой позе — на пути в душ, после возвращения домой с работы, перед вечерним выходом в город, после незабываемых ночей любви…

— В чем дело? — безразличным тоном спросил он.

У Шэрон перехватило дыхание. Что она могла ему сказать? Я тебя ненавижу? Или нет, я тебя…

И это после всех клятв, которые она дала сама себе за последний год: начать жизнь сначала и никогда больше не связываться с мужчинами! Неужели жизнь ничему не научила ее — хотя бы на примере матери?

— Ничего…

Шэрон пошла на попятный, подчиняясь инстинкту самосохранения. Ведь что бы ни произошло, что бы ни сделал Марк, это не меняет того факта, что ее муж изменил ей с Джулией Блакстер! Она не знала, по-прежнему ли продолжаются их отношения, да это было и не важно — возврата к прошлому нет!

— Ничего особенного, — вновь пробормотала Шэрон.

Марк помедлил, как бы ожидая чего-то, но потом, пожав плечами, вышел из спальни.

Каким образом ей удалось пережить следующие два дня, Шэрон не знала.

Поскольку с требованием о выкупе так к ним никто и не обратился, происшедшее решили предать гласности: последовали объявления по телевизору и по радио. Теперь их повсюду преследовали жадные до информации журналисты. Какие чувства она испытывает? Что, по их мнению, случилось с Бобби? Не нанимал ли мистер Уэйд за последнюю пару лет кого-нибудь, кто впоследствии был уволен и мог бы пожелать отомстить? Не отдалились ли они друг от друга после похищения сына?

Марк, казалось, относился к надоедливым представителям прессы довольно терпимо — до тех пор, пока не был задан этот последний, самый интимный, вопрос. Они как раз направлялись к Габби Брэм, намереваясь в который раз обсудить с ней все подробности исчезновения ребенка. Как будто именно в этот раз она могла поведать им нечто такое, что дало бы ключ к разгадке. Шэрон показалось, что Марк собьет репортера с ног.

— Он всего лишь делает свою работу, — как ни странно, попыталась защитить молодого человека Шэрон, когда они сели в машину.

— И ты полагаешь, что это включает и вмешательство в личную жизнь членов моей семьи? — резко спросил он, захлопывая дверцу.

Итак, несмотря на историю с Джулией — неважно, кончился ли их роман или нет, — Марк хочет, пока это возможно, скрыть, что они живут врозь. Должно быть, решила Шэрон, он воспринимает их разрыв как одну из неудач в своей жизни, а Марк Уэйд никогда не причислял себя к разряду неудачников!

Сообщение о похищении наследника главы корпорации Уэйда появилось почти во всех газетах, в новостях теле- и радиоканалов. Стали поступать многочисленные выражения сочувствия от коллег и людей, которых Шэрон когда-то считала своими друзьями. Правда, они совершенно забыли о ней после ее отъезда в Канаду… Прочитав одно или два послания, она перестала вскрывать их — избитые, тщательно взвешенные и неискренние фразы только растравляли ее рану.

Как-то, убедив себя в том, что должна что-то делать с заказом Хартов, Шэрон заехала к себе на квартиру и обнаружила на автоответчике сообщение от Джека Виршема.

Она перезвонила ему, и голос Джека показался ей несколько неуверенным. Поняв, что Шэрон вовсе не собирается плакаться ему в жилетку, а хочет просто обсудить ситуацию с заказом, Виршем несколько повеселел.

— Ты должен заняться Хартами вместо меня. Сейчас я не в состоянии работать в полную силу, — честно призналась Шэрон и, боясь услышать очередную порцию соболезнований, торопливо добавила: — Если я тебе зачем-то понадоблюсь, можешь найти меня по этому телефону. — Продиктовав номер Марка, она повесила трубку.

По почте ничего важного не поступило. Марк каждый день сам проверял, не пришло ли на его или ее имя какое-либо сообщение, способное пролить свет на местопребывание ребенка. Оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что о Бобби, по крайней мере, заботятся.

— Но он так стесняется посторонних! — пробормотала Шэрон вслух. — Ему будет плохо с любым человеком. С любым, кроме меня, Марка или Габби. И, разумеется, Саманты.

Вспомнив о сестре, Шэрон сообразила, что уже почти неделю не была в ее доме, хотя обещала время от времени заходить туда и поливать цветы. Впрочем, что в этом удивительного, если вся ее жизнь пошла под откос!..

Собрав всю свою волю, Шэрон все-таки отправилась к сестре и, найдя все в порядке, полила многочисленные цветы и вытащила из ящика почту.

Ее было не слишком много — пара рекламных проспектов, листочек, весьма напоминающий счет, и яркая открытка с изображением красивого пейзажа. Машинально перевернув се и бросив взгляд на знакомую подпись, Шэрон вдруг вспомнила, что это не ее дом, следовательно, послание адресовано не ей, и быстро положила открытку на телефонный столик.

Поднявшись наверх, она включила свет в спальне, чтобы дом выглядел обитаемым. Странно, но она готова была поклясться, что уже делала это в прошлый раз!

Шэрон не имела никаких известий от Саманты со дня отлета той к Ричарду, да и не очень рассчитывала на них. Ведь бывало и раньше: когда чета Крейгов уезжала куда-нибудь, то изолировалась от всего мира, пренебрегая газетами, радио и телевидением. Поэтому они вряд ли в курсе случившейся трагедии и сейчас.

Господи, только бы у Саманты все было хорошо! Только бы ее примирение с Ричардом состоялось! После крушения брака нервы младшей сестры и так были на пределе, поэтому Шэрон боялась даже думать о том, какой будет реакция Саманты, если все опять рухнет!

Как только Шэрон переступила порог дома, Марк вышел из кабинета навстречу ей, и при одном взгляде на мужа она похолодела.

— Какие-нибудь новости? — Страх и надежда звучали в ее голосе.

Марк отрицательно покачал головой.

— Где ты была? — спросил он, следуя за ней в гостиную. — Навещала своего дружка?

Бросив сумку рядом с огромным мраморным камином, Шэрон резко обернулась.

— Если уж тебе так хочется знать, я была на своей квартире, а потом у Саманты, — огрызнулась она и не смогла удержаться от искушения добавить: — Судишь обо мне по своим меркам? Не веришь — смотри! — Открыв огромную сумку, набитую набросками и образчиками тканей, Шэрон опустилась на диван.

— Собираешься работать?

— Неужели ты действительно думаешь, что я сейчас в состоянии работать? В такое время? — воскликнула Шэрон.

Лицо Марка смягчилось.

— Что ж, наконец нашлось что-то, оказавшееся для тебя важнее работы. Тогда зачем тебе звонил Виршем? Уже соскучился?

— Он звонил? — нахмурилась Шэрон. — Что-нибудь передал?

— А как ты сама думаешь? — ядовито осведомился Марк. — Вряд ли он пожелал бы передать тебе свой поцелуй через мужа.

Сердце Шэрон ёкнуло.

— Надеюсь, ты не…

— Не сказал ли я чего-нибудь лишнего? — Марк расхохотался.

— Он просил, чтобы я ему перезвонила? — совсем не к месту спросила она и, не дождавшись ответа, прошла в кабинет.

Набирая номер Джека, Шэрон чувствовала за своей спиной присутствие мужа, но решила вести себя как ни в чем не бывало.

— Это был он? Могучий и всесильный король корпорации? — спросил Джек первым делом. Он догадался, что Шэрон вновь живет в доме мужа, хотя приличия не позволяли ему спросить, надолго ли это. — Твой муж несомненно знает толк в обхождении! Впечатляет, не правда ли? Дело даже не в словах, а в самом тоне. — И Шэрон услышала, как Джек восхищенно присвистнул.

— Может быть, заберешь эскизы и образцы? — устало предложила она. — Или пришлешь за ними кого-нибудь?

— Лучше пришлю, — быстро ответил Джек, то ли смущенный неопределенностью своего положения, то ли не желая встречаться с Уэйдом.

Вероятно, и то, и другое, подумала Шэрон, кладя трубку.

— Удовлетворен? — бросила она, пытаясь пройти в дверь.

— Отнюдь нет! — Марк стоял в дверном проеме, не пропуская ее. — Сегодня вечером мне надо будет уйти. Деловой ужин, — вдруг начал он. — Наша корпорация ведет переговоры с одной европейской фирмой. Возможно, мы примем участие в их проекте. Джон Саттон, их глава, весь этот месяц провел в Нью-Йорке, но завтра улетает домой. И перед тем как я приму окончательное решение, нам надо переговорить еще раз. Я рассчитывал, что Майкл Форд, наш новый финансовый директор, займется проектом до окончания всего этого… — На мгновение маска безразличия как будто сползла с его невозмутимого лица. — Ну, ты знаешь…

Да, она знала! Когда дело касалось Бобби, Уэйд вовсе не был бесчувственным.

— Но дело в том, что мне до сих пор так и не удалось основательно проинструктировать Майкла. Кроме того, Саттон вообще хочет обсудить это дело только со мной. — Уэйд снова превратился в жесткого, не упускающего своей выгоды бизнесмена. — Если я не пойду, мы можем потерять контракт. Майкл тоже будет… с женой, потому что Джон Саттон любит общество. Я знаю, что прошу слишком многого, но мне бы хотелось, чтобы ты пошла со мной…

Только и всего?!

— Я не могу! — Шэрон посмотрела на мужа с болезненным недоумением. — Не могу вести светскую беседу в то время, как мой ребенок… находится неизвестно где! Не мо-гу! — истерично прокричала она.

Марк устало опустил голову.

— Поверь, я сам бы не пошел, не будь это совершенно необходимо, — сказал он с тяжелым вздохом. — Но дело обстоит именно так! Кроме того, я чувствую, что вечер на людях принесет тебе пользу, нам обоим… Делать хоть что-нибудь все-таки лучше, чем сидеть в ожидании телефонного звонка. Я не могу оставить тебя одну, ты совсем изведешься! А Тори сегодня сидит с внуком. — И, видя, что Шэрон отрицательно качнула головой, прошептал: — Прошу тебя, пожалуйста…

Он знал, как ее уговорить!

— Что я должна надеть?

Не проскользнула ли в его глазах тень торжества? Или это была благодарность?

— Что-нибудь не слишком официальное, — ответил он, наконец освобождая ей проход.

Выбирать, к счастью, было из чего. Год назад, уходя, Шэрон забрала с собой только самое необходимое и оставила здесь почти весь гардероб. Открыв один из высоких белых шкафов, она взяла первую попавшуюся на глаза вещь.

Это было легкое шелковое синее платье и серебристый пиджак. Что и требовалось — элегантно и без излишнего официоза.

Увлекшись, Шэрон порылась в шкатулке для драгоценностей итальянской работы, подаренной Марком в день ее двадцатичетырехлетия. Шкатулка по-прежнему стояла на туалетном столике. Выбор был недолгим. Она остановилась на серебряных серьгах и броши, изображавшей длиннохвостую птицу, — еще один подарок мужа, сделанный во время их свадебного путешествия на Гавайские острова…

Марк в ванной завязывал перед зеркалом галстук.

— Так подойдет?

Повернувшись, он долгим взглядом окинул безупречные черты ее лица с минимумом косметики, огненно-рыжий водопад распущенных волос и элегантный туалет. Ему, казалось, не хватало слов.

— Ты… очень красива, — наконец вымолвил Марк.

Он и сам выглядел неплохо. Черные волосы были аккуратно причесаны, белоснежная сорочка заправлена в темные, прекрасно пошитые брюки, выгодно подчеркивавшие тонкую талию и узкие бедра.

— А ты порезался, — заметила Шэрон, довольная тем, что может отвлечь его внимание от своей персоны.

— Да? — Он озабоченно провел ладонью по подбородку.

— И на рубашке тоже кровь, — добавила она.

— Где? — Марк нагнул голову, пытаясь рассмотреть пятно.

— Чуть ниже воротника. — Нетвердой рукой Шэрон коснулась его груди. — Вот здесь.

Увидев пятно в зеркале, он чертыхнулся.

— Принести тебе чистую?

— Нет, — ответил он, — у нас нет времени.

— Я могу попробовать оттереть, — предложила Шэрон.

— А получится? — с надеждой спросил он.

— Без гарантии!

Выйдя, она вскоре вернулась с чистым косметическим тампоном и смочила его в холодной воде.

— Обычно ты не бываешь столь неосторожным, — заметила она просто для того, чтобы что-нибудь сказать, и занялась пятном. — Тебе нужно научиться пользоваться электрической бритвой.

— Может быть, — ответил Марк со странной чувственной улыбкой.

Покраснев, Шэрон тут же вспомнила, как однажды сказала ему, что предпочитает мужчин, пользующихся станком с лезвиями, это, по ее словам, добавляло им мужественности. И вскоре поплатилась за это, зайдя в ванную комнату, когда муж брился. Марк тогда втащил ее обратно в спальню и занялся с ней любовью, поцелуями размазывая мыльную пену по ее телу…

— Ты не хочешь сменить пластинку? — попросила Шэрон, не отрывая глаз от мокрого подтека на рубашке.

— Тебе не нравится? — вкрадчиво поинтересовался он, пожалуй, даже слишком вкрадчиво.

— Скажем так: я бы вряд ли выбрала ее.

— А раньше, по-моему, ты любила Бернстайна. — В следующую минуту она почувствовала его руку на своей. — Помню, когда ты услышала эту мелодию в первый раз, она потрясла тебя до слез.

— Так то в первый раз! — Шэрон освободилась, впрочем, без особого труда. — Ну вот, — добавила она дрожащим голосом. — Никто никогда и не догадается, что здесь что-то было. — И, повернувшись, вышла из ванной.