— Похоже, у Уэйна золотые руки, — заметила Саммер, ставя на верхнюю полку большую фарфоровую миску.

Чейз стоял у раковины, отскребая кастрюлю, в которой тушилось мясо.

— Он ничего не смыслит в лошадях!

Его голос звучал сердито. Саммер даже подташнивало от страха, что они с Чейзом находятся в этой небольшой кухоньке, может быть, в последний раз... Рики ушел в свою комнату смотреть телевизор, но Чейз решил остаться в кухне, чтобы помочь Саммер прибраться после ужина.

Она понимала, почему. Он должен был ей что-то сказать.

Ей хотелось, чтобы он поскорее перешел к делу. Он ведь уезжает, не так ли? Она напрасно надеялась, что он останется, пока причастность Рея Флетчера к ее бедам не будет установлена или опровергнута. Он собирался немедленно уехать, поэтому и был так взвинчен.

Саммер глубоко вздохнула и завела разговор на тему, которой оба избегали.

— Уэйн приезжает завтра в четыре часа. Если ты останешься, я поручу ему работу в вольере, а ты будешь отвечать за конюшню. Если нет, он сможет чистить и вольер, и конюшню, а я займусь кормлением животных. У нас это получится. Он хочет работать или полный, или неполный рабочий день.

— И зачем? — Кастрюля, которую Чейз только что вымыл и прополоскал, сильно ударилась о стойку. — Разве он сможет прожить на то, что заработает за неполный день?

— Уэйн мне откровенно раскрыл свои планы. Работая у меня, он собирается искать работу повыгоднее, и я не могу его за это осуждать. Он обещал дать мне знать, когда что-нибудь найдет, и, если сможет, остаться на неполный рабочий день. Может быть, к тому времени моя ключица окончательно заживет, и мне больше никто не понадобится.

Все кастрюли были вымыты. Чейз схватил разделочную доску и принялся ее скрести. Его рукава были засучены выше локтей, обнажая мускулистые, загорелые руки, слегка покрытые светлыми волосами. Ей хотелось дотронуться до его руки. Только один раз, думала она, только для того, чтобы узнать, какова на ощупь его кожа, и почувствовать впадину его локтя. Они целовались, но она никогда не держала его за руку.

Он нахмурился.

— Ты ему веришь?

Саммер пожала здоровым плечом. На самом деле ей не было никакого дела до того, будет Уэйн Редринджер работать у нее неделю или год. Или будет ли он вообще у нее работать, разве что его присутствие даст Чейзу возможность уехать. Это единственное, что ее волновало.

— У него есть рекомендации? — спросил Чейз. — Женщина, которая живет одна, не должна нанимать кого попало.

Он продолжал чистить разделочную доску, словно намеревался доскрести ее до размера лопаточки.

— Конечно, у него есть рекомендации. Я навела справки. Я поговорила с одним из его бывших работодателей, владельцем ресторана в Джорджии. Этот человек очень хорошо о нем отозвался, хотя предупредил, что Уэйн испытывает постоянную жажду к путешествиям и, вероятно, долго у меня не задержится.

Не дольше, чем ты этого захочешь.

— Значит, я останусь одна, Чейз? Ты уезжаешь?

— Ты же знаешь, что уезжаю.

Но уезжает ли он сейчас? И почему он ей об этом не сказал? Он понимает, должен понимать, о чем она спрашивает.

— Мама? — спросил Рики, стоя в дверях. — Что-то не так?

Она глубоко вздохнула, чтобы найти в себе хоть немного твердости, которой не чувствовала.

— Нет, ничего.

— А... — Рики поочередно посмотрел на них. Он прошел через кухню и протянул Чейзу мобильный телефон. — Это тебя! По-моему, твой брат.

Чейз, немало удивленный, взял телефон.

Его брат, подумала Саммер. Человек, чья маленькая дочь теперь может ходить, потому что ее дядя заработал на родео полно денег, пока не покалечился настолько, что не смог больше соревноваться. Брат, которого Чейз любил и с которым ему не разрешили остаться, когда умерли их родители. Он долго кочевал с места на место, от одних людей к другим, пока в нем не осталось ни капли веры.

Вдруг Саммер все стало ясно! Чейз постоянно переезжал не потому, что ему так хотелось, просто он не знал, как остановиться!

Чейз сказал брату что-то весело-язвительное. За этим добродушным подтруниванием Саммер почувствовала любовь. В груди у нее заболело, и она вздохнула.

Господи, как больно!

Теперь она знала, что ей делать. Она должна собраться с силами и найти подходящую ночную рубашку!

Луна была почти полная, а звезды ярко светили сверху на Саммер, стоявшую у двери в вольер.

Ей было холодно. Белая хлопчатобумажная ночная рубашка была единственной, к которой у нее нашелся подходящий халат, единственной, которая отдаленно могла считаться романтичной.

Она поежилась. В вольере, сказала она себе, по крайней мере теплее. Когда она поднесла ключ к двери, рука у нее дрожала, но ей удалось вставить в скважину тонкий ключ и повернуть его.

Как только дверь распахнулась, одна из собак сонно заворчала. Она застыла. Не дай Бог, если собаки проснутся и начнут лаять!

Да что это с ней? Это же безумие!

Я просто сошла с ума, подумала она, глубоко вздохнув. Ладно! Она все равно это сделает! Если Чейз увидит, как она в темноте пробирается к его комнате... Впрочем, она и не думала, что ей удастся залезть в его постель незамеченной! Хотя, похоже, будет лучше, если она проберется к нему в комнату, пока он еще будет спать. Если она прикоснется к нему, когда он проснется и увидит ее, ей будет не так страшно.

Чейз не станет над ней смеяться! Это она знала. Даже если он ее отошлет, смеяться он не будет. Саммер сделала шаг, затем другой и наткнулась на металлическое ведро. Оно загремело так, что Спящая Красавица могла бы проснуться без помощи принца. Возбужденно затявкали собаки.

Саммер повернулась и убежала.

По крайней мере она попыталась убежать, но кто-то преградил ей путь. Затем большая теплая рука схватила ее за правое плечо, а другая осторожно, чтобы не причинить ей боль, скользнула к ее талии и поддержала ее.

— Не уйдешь, — произнес голос Чейза, низкий и волнующий, почти ей на ухо. — Тебе не надо было бы приходить, Саммер, и, думаю, ты это поняла, но уже слишком поздно! Я тебе рассказывал, как умею соблазнять. Теперь, раз уж ты здесь, тебе от меня не уйти!

Уйти? О нет! Только не от Чейза, такого теплого, такого близкого, такого... обнаженного. Она подняла руку, провела по его волосам и наклонила его голову. Их губы встретились и соединились.

— Чейз, — тяжело вздохнула она, когда его губы оторвались от ее рта.

Она крепко обняла его за шею, чтобы не упасть.

В комнате было светло. Чейз остановился возле своей узкой постели. С мгновение они неподвижно стояли, прижавшись друг к другу. Его руки неплотно сжимали ее талию.

Она не понимала, почему он заколебался. Она не могла представить, что у него так же кружится голова, как у нее; что он больше опьянен и испуган, чем она, когда ей было шестнадцать лет и она расставалась со своей девственностью. Сердце у нее стучало, а все тело болело.

— Саммер, — прошептал он наконец и коснулся лбом ее лба. — Я не собираюсь останавливаться! Если ты ясно скажешь, что не хочешь этого, я сделаю все возможное, чтобы заставить тебя передумать! Но мне надо знать, зачем ты пришла.

— Соблазнить тебя, — сказала она. — Я ждала, когда ты соблазнишь меня, но ты слишком долго об этом разговаривал!

Он прижал ее к себе, и она почувствовала, как сильно он ее хочет.

— Не думаю, что тебе придется меня соблазнять, — охрипшим голосом произнес он и, помолчав немного, добавил: — Ты не собираешься спросить меня, не уезжаю ли я утром?

— Нет.

Она запрокинула голову назад, чтобы лучше его видеть.

Он выглядел таким серьезным при лунном свете.

— Я не скажу, что это неважно. Это важно. Но, поняв, чем я рискую, находясь вдали от тебя, я должна была прийти к тебе!

Ведь он, может быть, и в самом деле завтра уедет. Она поняла это неожиданно, слушая, как он говорил с братом. Чейз может уехать, а она даже не узнает, что такое спать с ним!

— Я не собираюсь тебя спрашивать, знаешь ли ты, что делаешь, — сказал он, проводя пальцами по ее волосам. — Ты явно сошла с ума. Я лишь надеюсь, что ты не слишком скоро придешь в себя.

Наклонившись, он с нежностью потерся головой о ее голову. Затем коснулся губами ее шеи. Саммер вздрогнула.

— Осторожно, любимая, — сказал он, лаская ее бедро. — Я не вынесу, если причиню тебе боль!

На его лице сверкнула широкая белозубая улыбка. Он нежно сжал ее сосок своими грубыми пальцами.

Возбуждение тотчас разлилось по всему телу, и Саммер тяжело задышала.

— Все будет хорошо, лапушка, — пообещал он низким хриплым голосом. — Я сделаю так, что ты почувствуешь себя замечательно!

Чейз болезненно осознавал, как мало он ей пообещал, продолжая дразнить ее твердый маленький сосок. Он даже не обещал ей быть здесь завтра, но она же об этом не просила, не так ли? Она пришла к нему, не прося его ни о чем, кроме тепла и ласки.

— Давай разденем тебя!

Саммер стеснялась повязки, но не наготы. Она стояла перед Чейзом при лунном свете, бледная, обнаженная и сильная. У нее были худые бедра и прекрасные груди, и ему не терпелось попробовать на вкус темные ягодки на их вершинах. Он заставил себя подождать, пока она укладывалась на жесткий матрац его узкой постели.

В этой пустой комнате, в этой горячей, тесной постели, они оба купались в прохладном свете луны, и Чейз дарил Саммер самые счастливые минуты в ее жизни.

Для мыслей не осталось места, только чувства... ощущения... стоны. Чувственные шумы их соединения, быстрый лепет похвалы и триумфа — ощущение безнадежного стремления к самому краю пропасти в то же самое время, когда он двигался к этой пропасти так же упорно и быстро, как и она.

— Вот оно, дорогая, — подбадривал он ее, дыша так же затрудненно, как и она. — Вот оно, ну же, давай! Я здесь!

И она ему покорялась. А он был здесь, рядом с ней, произносил ее имя, когда они вместе прыгнули через пропасть.

Позже, когда мир вернулся на место, Чейз лежал на боку, играя ее волосами. Саммер тихо лежала на спине, так как это было единственное положение, которое допускала ее больная рука.

Она любила его. С ее стороны было бы глупо думать, что у нее есть время разубедить себя, словно о любви легче рассуждать, чем о других сторонах жизни, таких, как дождь, огонь или медленный переход от одного времени года к другому. Саммер лежала, переполненная любовью и грустью от предстоящего расставания.

От него исходили покой и уверенность. Ей хотелось прижаться головой к его груди и услышать биение его сердца. Почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы, глупые, жалостливые слезы оттого, что она, может быть, проживет всю жизнь, не услышав биения его сердца, она поняла, что пора уходить.

— Я провожу тебя, — сказал он, когда она встала.

Держась за руки, они пошли по заросшему травой двору, как по великолепному звездному небу. И пусть завтра произойдет что угодно, подумала она.

Возле заднего крыльца они остановились. Он обхватил руками ее лицо и запрокинул его. Правда, вместо того, чтобы поцеловать ее в губы, он прижался к ее лбу. Она чувствовала на своей коже его теплое дыхание.

— Я не уеду завтра, — тихо произнес он. — Но потом я все-таки уйду. Не вводи себя в заблуждение и не жди от меня чего-то иного!

— А я и не жду, — солгала она, повернулась и вошла в дом.