С кипой газет под мышкой Сабина вернулась в пансион.

— Привет! — встретила ее на пороге Линда, хозяйка заведения. — Хочешь с нами перекусить? Баранье рагу с жареным картофелем?

Уже тридцать лет Линда содержала этот пансион в Паддингтоне, но за все годы не утратила здорового любопытства. Эта молодая немка показалась ей особенно достойной внимания. С тех пор как брат привез ее сюда, интерес к ней не ослабевал. Казалось, она спасается от кого-то бегством, но от кого-то или чего-то, что маячило впереди. Ужин был приличным предлогом, чтобы выведать кое-что любопытное. Вообще-то интерес Линды был не праздным. Она собиралась когда-нибудь написать книгу. Обо всем этом пестром народце, который обретался в ее пансионе. Разумеется, это будет бестселлер. По правде говоря, до сих пор Линда не писала ничего длиннее списка покупок для кухарки или налоговой декларации, но этот факт не мешал ей мечтать о славном будущем. Стоит только начать, и все напишется само собой — в этом она была твердо уверена. В конце концов, она окончила школу и обучилась грамоте не хуже других!

Вроде бы ее постоялица заколебалась, и Линда пустила в ход тяжелую артиллерию:

— На десерт у нас апельсиновый пирог собственного изготовления. Со сливками. Славится по всей округе.

Сабина переложила пухлую пачку газет из одной руки в другую.

— Нет, спасибо, я не голодна. Наверное, все дело в смене времени.

Но Линда так легко не сдавалась:

— Но, деточка, ты такая худенькая, кожа да кости! Так ты долго не протянешь.

Ответом ей была неопределенная улыбка. Тогда Линда решила зайти с другого бока:

— По крайней мере кусок пирога. Давай-ка я принесу его тебе в комнату!

— Спасибо, не стоит! Правда не надо! Сабина уже взлетела на половину лестничного пролета, когда Линда в полном отчаянии крикнула:

— Скажи хотя бы, кто ты по профессии!

— Пилот.

«Ладно, — подумала Сабина, — теперь ей хватит пищи на полночи! Надо будет поменять пристанище. Эта баба становится слишком любопытной». И вообще, если она хочет остаться в Сиднее, надо позаботиться о более дешевой квартире и в первую очередь о работе.

Сабина заперла за собой дверь. В момент она забыла о финансовых проблемах, забыла Линду Стюарт, забыла, где находится. Перед глазами стоял только один образ: доктор Теодор Тейлор. Прошли часы, прежде чем она смогла прочитать о нем в многочисленных изданиях. Газетчики его не забыли. К первой годовщине смерти жены они вытащили на свет божий и прокрутили во всех подробностях их жизнь. Сабина с трепетом узнала, что у него осталась малолетняя дочь, Антония, которая в тот день оставалась дома с няней. Бульварная пресса изгалялась в предположениях о том, чем и где он живет сейчас. Один из его бывших коллег приоткрыл тайну: Теодор сказал в частном разговоре, что больше никогда не возьмет в руки скальпель.

Сабина отложила газеты. Почему? Как это связано со смертью жены? Неужели несчастный случай повод для того, чтобы предать профессию? Предать сотни людей? А она сама разве не предала? Нет, это несравнимо! Не хватало какой-то важной части головоломки. Только в пятой газете она нашла информацию, что он находился рядом с женой до тех пор, пока не пришла «скорая» и, будучи гением и светилом, ничем не смог помочь родному человеку. Она скончалась у него на руках. А он был бессилен! Со своими умелыми руками и талантливыми мозгами! В седьмой газете Сабина нашла сообщение, которое лишало ее всякой надежды: Теодор Тейлор исчез вместе со своей дочерью. Растворился. Бесследно. Хотя нет! Какой-то след все-таки тянулся… Сабина схватилась за предыдущие бульварные листки, с жадностью выискивая нужные строки. Черт! Где-то же это мелькало! Вот! «Наши источники предполагают, что профессор Тейлор исчез где-то в восточной части Квинсленда. Тот же источник сообщил, что доктор купил овцеводческую ферму и ныне разводит овец. К сожалению, более точной информации нашему корреспонденту получить не удалось».

Овцеводческая ферма, что за нонсенс! Среди бескрайнего австралийского буша! Мыслимо ли его найти в этой пустыне?!

Но ведь он же был здесь, в Сиднее! Она видела его собственными глазами! Как одержимая она снова погрузилась в прессу в поисках чего-нибудь стоящего. Вот! «Мы ожидаем, что профессор Тейлор объявится в этот день в Сиднее и мы сможем взять у него интервью». Теперь понятно, почему он выглядел как затравленный заяц! Бедный парень! Не успел войти в город, как на него набросились журналисты. Ее передернуло…

В неспокойный сон буравчиком проникла мысль: «Слишком много для одного дня. Какой человек такое выдержит? Сжечь за собой все мосты и влюбиться в чужую страну! Встретить мужчину своей мечты и тут же его потерять! Мой бог, этого хватило бы не на день, а на три года жизни! Ладно, забудем. Завтра. Завтра все встанет на свои места и таинственный Теодор Тейлор исчезнет с горизонта!»

Выбитая из сна, Сабина еще повалялась в постели, а потом встала и пошла в душ. Пусть исчезнут эти ночные кошмары. Завтра, да, завтра она встанет в своем уме и забудет всех этих Теодоров Тейлоров!

Ледяной душ, обрушившийся на тело, не принес ожидаемого облегчения. Сабину не оставляло ощущение, что это он, Тео, касается ее кожи, ее рук, ее ног, ее… Вытираясь полотенцем перед зеркалом, она подумала, что в ней нет ничего, что могло бы возбудить мужчину. Сухая мальчишеская фигурка. Правда, груди чуть более выдающиеся и попочка покруче! Протяжный стон вырвался из ее груди. Хватит! Она не гейша! Пора спать! И, едва лишь сомкнув глаза, она увидела странный сон…

Они влетели на лошадях в узкий каньон между скалами — она на тонконогой гнедой кобыле, он на белом огнедышащем жеребце. Ущелье сужалось — чем дальше, тем больше. Отвесные скалы давили, и ей не хватало воздуха. В отчаянии она спрятала лицо в гриве лошади.

— Не бойся, любимая! — крикнул ей Теодор. — Мы пробьемся!

Сабина подняла голову, и — о чудо! — ущелье осталось далеко позади, а перед ними расстилалась зеленая долина. Предзакатное солнце клонилось к горизонту, заливая все небо пурпурным цветом.

— Давай! — подбодрил ее Теодор, пуская своего коня в галоп. — Дотянем до того леска!

Ей не оставалось ничего, как последовать за ним. С последним лучом солнца они доскакали до эвкалиптового леса у прозрачной реки. В раскидистых ветвях пели сотни зябликов, порхали волнистые попугайчики, у водопоя толпилось стадо кенгуру. На землю спустилась ночь, и птицы замолкли. На небе высыпали бесчисленные звезды. Их свет был песней в небесах. Это место было ее.

Теодор соскочил с коня, подошел к Сабине и распахнул свои объятия. Она соскользнула в них. Он долго в молчании смотрел на нее, а потом склонил голову. Когда его губы коснулись ее уст, в ней поднялась невыразимая радость. Она приоткрыла рот и покусала его нижнюю губу. Он тихо застонал и неожиданно отстранил ее от себя.

— Подожди, — сказал он глухим срывающимся голосом.

Он быстро подошел к своей лошади, вынул из седельной сумы покрывало и расстелил его у ног. Потом отступил на шаг и начал нетерпеливо раздеваться. Она стояла, боясь пошевелиться, и молча смотрела на него. Теодор сбросил мягкие сапоги светлой кожи, стянул джинсы, носки и черные спортивные трусы с голубой полосой — все это не отводя от нее взгляда. Потом на мужской манер снял через голову рубашку и теперь стоял перед ней, обнаженный, как Адам. Сабина протянула было руку, чтобы коснуться черных курчавых волосков на его груди, но что-то в его глазах остановило ее. Это был разгорающийся лесной пожар, и она поняла его взгляд. Поспешно и она выскользнула из своей одежды, представ перед ним Евой. Так стояли они друг против друга, и их глаза ласкали тела крепче и упоительнее, чем это сделали бы руки.

Наконец Теодор сделал шаг ей навстречу и следующим движением уже опрокинул ее на покрывало, и она была готова к любви. Он хотел целовать ее губы, гладить ее тело, но она решительно притянула его к себе, как если бы знала, что у них мало времени. Они любили друг друга бешено и неистово. Он исследовал ее глубины, а она открывалась ему. Ей уже хотелось последней близости, хотелось принять его всего в себя, как вдруг показалось, что он останавливается.

— Нет! Нет! — закричала она.

Но Теодор только поддразнивал ее. Он изогнулся дугой, снова вернулся к ней и довел ее до неистовства. Два крика слились в один, и звезды попадали на землю.

Холодная пустынная ночь быстро осушила пот на их телах. Сабина стала мерзнуть и хотела теснее прижаться к нему, но… там была пустота. Ни теплого мужественного тела, ни эвкалиптового леса, ни звездного неба. Она открыла глаза и поняла, что с нее сползло одеяло в маленькой пригородной гостинице. Сон! Ее ночь любви с Теодором была всего лишь сном! Глазами, полными слез, она уставилась в потолок. Но все было таким реальным! Она все еще ощущала на кончиках своих пальцев жесткую упругость его волосков, ноздри щекотал его запах — смесь пота, трубочного табака и лосьона. Сабина отдалась своему отчаянию, слезы медленно текли по щекам, увлажняя разметавшиеся по подушке волосы.

Она снова и снова перебирала в памяти мельчайшие детали своего сна и вдруг вспомнила, что Теодор ей что-то там сказал, в самом начале, когда они скакали по ущелью… «Не бойся, любимая! Мы пробьемся!» Сабина села на постели и улыбнулась. Это не просто слова, это послание! Она уверена. И прежде чем снова заснуть, она тихо прошептала:

— Да, любимый, мы пробьемся!

На следующее утро Сабина не забыла своего сна, но при свете дня все казалось другим. «Просто вчера был трудный день, я вымоталась, вот и потеряла рассудок, — подумала она. — Пора браться за ум и окунаться в реальную жизнь!»

Но в самом дальнем уголке своего сердца она сохранила память о ночи любви, мечту о любви.