Я постучала по плечу стоявшей впереди девушки. Она так густо подвела глаза, что напоминала енота.

— Здесь что, есть список гостей?

Она кивнула:

— Это частный клуб. Если вы не член, значит, кто-то должен занести вас в список приглашенных.

— Ну, я уверена, что мои друзья это сделали.

Девушка-енот соболезнующе улыбнулась мне.

Двухсотфунтовая горилла быстро разогнала очередь.

— Имя, — прорычал он мне.

Я выдавила свое имя.

— Энджи, хорошо, вы в списке. — Бегемот поставил мне на руку печать пурпурной тушью — крохотную летучую мышь. Я небрежно помахала еноту, чье имя, похоже, в списке отсутствовало, и вошла внутрь.

Темный коридор заканчивался узкими крутыми ступеньками, возможно, черной лестницей для прислуги. На меня обрушилась невыносимо громкая музыка. Я едва слышала собственные мысли, а ведь я еще не дошла до верха. Со всех сторон толкались желающие скорее оказаться внутри, и я позволила толпе увлечь себя, пялясь по сторонам и одновременно пытаясь сделать вид, что все тут знаю.

Казалось, что главный холл «Дома Ашеров» вообще не изменился со своих лучших времен, когда здесь еще был викторианский особняк. В центре помещения, тускло освещенного газовыми лампами в хрустальной люстре, стоял большой круглый бархатный диван. Стены высотой в двенадцать футов заканчивались узорной лепниной. Широкие двери вели сразу в пяти направлениях. Слева располагались туалеты и гардероб. На туалетных комнатах имелись надписи «Девочки» и «Мальчики», но народ не обращал на них внимания и шел, куда вздумается. Я решила попозже зайти в мужской туалет, исключительно ради новизны ощущений.

Справа находились крохотная бильярдная и длинная узорная деревянная барная стойка. Подсвеченные сзади бутылки с выпивкой светились, как гелевые лампы. Самая большая дверь вела в зал, забитый людьми, — они раскачивались под оглушающую музыку, курили или орали что-то друг другу прямо в уши. Прямо перед сценой небольшая, но бесстрашная группка танцевала с неистовой неудержимостью.

Музыканты выглядели не особенно по-вампирски, разве только все они были бледными. Гитарист в черных кожаных брюках, обнаженный до талии, лупил три известных ему аккорда. Впереди, в вихре длинных черных волос и костюме, напоминающем лохмотья, крался, пригнувшись, певец и неразборчиво что-то визжал с немыслимой скоростью, причем уровень децибел реально зашкаливал. Я сунула палец в ухо и посмотрела, нет ли на нем крови.

Я прошла в следующую комнату, отделенную от сцены тяжелой дверью. Уровень шума там оказался почти терпимым. На столах, накрытых белыми скатертями, мерцали свечи, создавая атмосферу изысканной элегантности. Люди в комнате в основном выглядели так, как в любом авангардистском ночном клубе, — много черной одежды, кожаных пиджаков, красной губной помады, и все до единого курят. Если вдуматься, так довольно сложно отличить вампира от типичного поэта или музыканта, ведущего ночной образ жизни. Та же бледная кожа, те же черные крути под глазами, те же напряженные лица, пытающиеся что-то разглядеть сквозь завесу табачного дыма.

В конце этой комнаты я заметила Сулеймана и Моравию. Между ними сидела Кимберли в белом платье без рукавов, что придавало ей сходство с Каспером, дружелюбным привидением. Невозможно было бросаться в глаза сильнее, но я не сомневалась, что она сделала это намеренно. Кимберли никогда не ошибалась в том, что касается моды. Я подошла к их столику.

Рядом с Моравией сидела еще какая-то болезненно худая женщина. Ее лицо состояло, казалось, исключительно из прямых линий и углов. Огромные голубые глаза, обрамленные длинными ресницами. Пирсинг в носу, в правой брови и сразу под нижней губой — золотые колечки и гвоздики разной величины.

Сулейман встал и, как обычно, поклонился.

— Энджи, я рад, что вы решили прийти. Присаживайтесь, пожалуйста.

Он выдвинул для меня стул рядом с худой женщиной. Кимберли улыбнулась и подняла свой бокал с шампанским, словно провозглашала в мою честь тост за то, что я все-таки решилась.

Моравия уставилась в бокал мартини так, будто пыталась прочесть в нем свою судьбу. Казалось, она не столько пьет, сколько вдыхает пары. Официантка, затянутая в черный кожаный корсет, приняла у меня заказ — коктейль «Космополитен». Обычно я пью вино, но сегодня чувствовала, что мне необходимо подбодриться чем-то покрепче.

Сулейман представил блондинку как Лилит. Она протянула мне руку. Возникло ощущение, что я пожимаю веточки в шелковом мешочке. На другую руку она нервно накрутила прядь крашеных белых волос. Если вам нравятся диккенсовские уличные несчастненькие, вы бы сочли Лилит очень привлекательной. Я мучительно придумывала, что бы ей такое сказать, как вдруг из дымной темноты материализовался мужчина и сел рядом со мной. Я посмотрела на него и покрылась мурашками. Нет, не просто мурашками. Мне показалось, что кожа пытается отслоиться с костей, чтобы оказаться поближе к нему.

Длинные светло-русые, чуть рыжеватые волосы, собранные в хвост, обрамляли лицо с изящным носом, квадратной челюстью и роскошными губами. Светло-голубые глаза словно светились в темноте. Он выглядел так, как, по моим представлениям, мог бы выглядеть французский принц XVIII века, если бы не кровосмешение. Его костюм словно только что сошел со страниц Джейн Остен — из мягкого темно-синего бархата, какой в наши дни можно увидеть только в магазине дамского белья, но на нем он смотрелся так же мужественно, как кожаный пиджак и ковбойская шляпа.

Мужчина был не просто красивым. Во время поездки школьного хора мне довелось воочию увидеть «Мону Лизу», так вот на него, как и на нее, хотелось смотреть и смотреть, пока глаза не высохнут. Его взгляд обволакивал и раздевал тебя, буквально и фигурально. Казалось, что ему уже известны все твои надежды, мечты, страхи и преступления и ничто, сказанное тобой, не сможет его удивить. Чуть приподняв утолки губ в той же едва заметной улыбке, что и Мона, он словно забавлялся, одновременно испытывая легкое нетерпение, глядя на кривлянье и фиглярство обычных людей.

Я услышала какой-то звук вроде жужжанья мухи на окне, но оказалось, что это говорит Сулейман:

— Эрик, как славно, что ты к нам присоединился. Хочу, чтобы ты познакомился с Кимберли Беннет и Энджи Маккафри. Это те самые дамы из рекламного агентства, о которых я тебе говорил. Леди, позвольте представить вам Эрика Тейлора.

Эрик Тейлор? Его следовало назвать каким-нибудь экзотическим, непроизносимым именем. Он взял меня и руку, поднес ее к губам, и я сразу же забыла, как его зовут, целиком отдавшись короткому, но блаженному сексуальному возбуждению. Он поцеловал руку и Кимберли, но на нее это, похоже, не подействовал о. Эрик сел между нами, но повернулся ко мне.

— Какое на вас красивое платье! Вы в нем отлично сюда впишетесь.

Легкий акцент, возможно, французский. Звук «р» в слове «красивый» слегка перекатывается.

— Это что, вежливый способ сказать мне, что я здесь явно не завсегдатай? — огрызнулась я. Когда я нервничаю, всегда начинаю немного наглеть.

— Нет, конечно, нет, я вас просто поддразнивал. И ничего явного тут нет. Это просто ночной клуб. Большинство посетителей не имеют никакого отношения к нашему образу жизни, они всего лишь любят одеваться в черное и тусоваться по клубам. Нет, Сулейман рассказывал мне про вас и упомянул, что вы нами просто очарованы.

— Ну что это, в самом деле! — Я негодовала особенно сильно, потому что это было правдой. — Не помню, чтобы я употребляла слово «очарована».

Эрик наклонился ко мне так, что его губы оказались в каких-то двух дюймах от моих. От него исходил насыщенный сладкий аромат, что-то такое, что я узнала, но не могла определить. Явно не одеколон, а, скорее, какой-то присущий только ему запах.

— Но ведь вы очарованы, правда, Энджи? — прошептал он голосом низким и ласкающим.

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Но когда выдохнула, голова у меня закружилась, словно я выпила целых три «космо». Не открывая глаз, я потянулась к нему, на секунду забыв, кто я такая и где нахожусь, желая погрузиться в этот запах, желая поцеловать его в губы… но тут головной мозг вернулся, взяв верх над мозжечком. Я отодвинулась, открыла глаза, мысленно ущипнула себя и сделала большой глоток коктейля. Эрик тоже выпрямился и теперь видел весь стол.

— Эрик, а чем вы занимаетесь по жизни? — спросила Кимберли.

— Хм… по жизни? Интересное выражение. По жизни я просто живу. А если вы имели в виду, чем я занимаюсь ради денег, то понемногу и тем, и этим. Фондовая биржа, вложение капитала, недвижимость.

Я искала улыбку, чтобы понять, не шутит ли он, но он говорил с серьезным лицом. Я решила, что если бы он врал, то ему бы хватило ума выбрать что-нибудь одно, а не все три области одновременно.

— А я модель, — встряла вдруг Лилит.

У нее действительно наличествовали ввалившиеся Щеки, испорченная прыщами кожа и темные круги под сипами — все то, что бросается в глаза у моделей, если видеть их вблизи. Впрочем, постоянная диета из кофе, сигарет и кокаина вовсе не обязательно означала, что она зарабатывает деньги на подиуме.

— Правда? И где вы снимались в последний раз? — спросила я, вовсе не желая язвить, но не в силах удержаться.

— Во французском «Воге». — Лилит улыбнулась. Да, тут она меня поймала — чтобы проверить, правда ли мо, нужно приложить усилия.

— Вам бы следовало дать мне свою визитную карточку, — парировала я. — Мое агентство часто нанимает моделей. Возможно, я смогла бы время от времени находить вам работу.

Я взглянула на Эрика и вдруг сообразила, что мы с Лилит, похоже, сцепились как раз из-за него, а я этого даже не поняла. Судя по его самоуверенной улыбке, он именно так и думал.

— Вы живете в Сан-Франциско, Эрик? — спросила я.

Он покачал головой:

— Увы, нет. Это прелестный город, но я здесь только по делам.

Я ощутила довольно заметный укол разочарования.

— И где же вы живете? — уточнила я, надеясь, что он назовет какой-нибудь город поблизости, но нехорошее предчувствие подсказывало, что ответом будет Париж, Танжер или Буркина-Фасо.

Сулейман вмешался раньше, чем Эрик успел ответить. Он подался вперед, обращаясь сразу ко мне и Кимберли:

— Эрик и Лилит как раз двое из тех, кого я собирался использовать в нашей рекламной кампании. Я просто в восторге от того, как они выглядят, а вы?

Ну, от одного из них точно.

— Лилит модель, так что у нее уже есть опыт, — продолжал Сулейман.

Лилит выдала мне усмешечку в стиле «я же говорила».

— Покажите-ка им свои зубы, вы оба, — попросил Сулейман.

Лилит оттянула верхнюю губу, и я ахнула. У нее были безупречные небольшие клыки, примерно полдюйма длиной и цветом в точности, как и остальные зубы. Они выглядели такими же настоящими, как у тигра в зоопарке Сан-Франциско. Источник: http://darkromance.ucoz.ru/

Сулейман сказал:

— Мы сделали их ей примерно год назад. Не знаю, где раздобыл свои Эрик, но у него они даже лучше. Покажи им, Эрик.

Глаза Эрика сверкнули в свете свечи.

— Может быть, позже. — Он улыбнулся, не обнажая зубы.

Внезапно я почувствовала, что необходимо сменить тему.

— Скажите, Эрйк, а откуда вы знаете Сулеймана и Моравию?

— О, мы с Сулли давние друзья. Давайте лучше поговорим о вас. — Он опять наклонился ко мне, но я отодвинулась, не рискуя снова подпасть под магию его аромата. — Сулли говорит, что вы занимаетесь рекламой «Макабр-Фактор». А с какими еще компаниями вы работаете?

Я стала припоминать «домашние бренды» «ДВУ».

— «Стревичная водка». Вы же видели эти большие биллборды с обнаженной леди в бутылке? Ну, как кораблик в бутылке? — Эрик кивнул, глядя на меня своими прозрачными глазами. — Ммм… зубная паста «Комет», вы, ребята, наверное, много пасты изводите, так вот мы ее рекламируем. «Тангенто» — это большая компания, у нее полно дочерних фирм, вы их скорее всего тоже знаете, — спорттовары «Адонис», нижнее белье «Венера». Целлюлозно-бумажная фирма «Юникорн», они производят… эээ… бумажную продукцию.

«Боже мой, что за чушь я несу!» — подумала я.

Эрик улыбнулся:

— Вовсе нет. Мне известны все эти компании. Очень высокий уровень.

Странно, к чему он сказал «вовсе нет»? Где логика? Полное впечатление, что он прочитал мои мысли.

— Должно быть, вы отлично выполняете свою работу, — продолжал Эрик, — но как-то совсем не кажетесь типичным представителем.

— Типичным представителем чего? — спросила я. Мне казалось, что он со мной играет, но я совсем не хотела, чтобы это прекратилось.

— Деловой женщины, работающей с девяти до пяти; Вы больше похожи на человека творческой профессии.

— Ну, я была когда-то актрисой. В колледже специализировалась на драме.

Эрик понимающе кивнул:

— Да, актрисой, мне сразу следовало это сказать. А почему бросили?

— Три стандартные причины. Еда, одежда и крыша над головой.

Эрик накрыл мою ладонь своей рукой — холодной, как лед, но он только что поставил свой стакан со льдом.

— Не хотите потанцевать? — спросил он.

Хотя я много лет занималась спортом ради работы в театре, танцевала я, как характерная актриса. Пришлось срочно придумывать отговорку.

— Не особенно. Кувалда никогда не была моим любимым музыкальным инструментом.

Эрик засмеялся.

— Не там, — произнес он. — Мы, свои люди, знаем куда более приятные места. — Не отпуская мою руку, он помог мне подняться и объявил: — Мы идем танцевать.

— Повеселитесь там хорошенько! — проворковала Кимберли, как мамаша, отправляющая дочку на выпускной бал. И прежде чем мы ушли, я увидела, как она придвигает свой стул к Сулейману. Я понимала, что мне следует остаться и поговорить с клиентами, но с того момента, как появился Эрик, привычные вещи перестали меня заботить. Лилит раскуривала сигарету и никак не отреагировала на наш уход. Мы подошли к дальнему концу комнаты и открыли дверь с надписью «Только для членов клуба».

Эта комната была оформлена под викторианский притон для курильщиков опиума. Стены, задрапированные бархатными занавесями неопределенного цвета. Столики на двоих вдоль одной из стен. Остальное помещение было разделено занавесями на отдельные кабинки. Некоторые шторы были раздвинуты, за ними виднелись диваны. Точнее, я предполагаю, что более правильно называть эти длинные кушетки с высоким изголовьем «шезлонгами». Несколько пар танцевали под музыку, сильно отличающуюся от той, что издавали крокодильи брюха. Медленный гипнотический ритм, приправленный негромким заунывным женским пением на языке, которого я прежде не слышала.

Прямо перед нами танцевала женщина с длинными черными волосами, повернувшись спиной к еще одной женщине. Голова ее лежала на плече партнерши, глаза закрыты, на лице выражение экстаза. Вторая медленно раскачивалась в такт музыке, ритмично поглаживая тело темноволосой женщины и уткнувшись носом ей в шею. В комнате стоял тот самый сладкий неопределимый запах. Мне показалось, что сейчас я упаду в обморок. Я пошатнулась, Эрик схватил меня за руку.

— Ну, что скажешь? — Мне показалось, что его голос прозвучал у меня в голове.

— Я слышала, что в некоторых барах Сан-Франциско существуют комнаты для интимных встреч, но это что-то другое.

Я пыталась шутить, но на самом деле не чувствовала ничего смешного. Честно говоря, я не знаю, что чувствовала, знаю только, что не хотела, чтобы это заканчивалось. Эрик увлек меня в круг танцующих. Он держался от меня на расстоянии, словно мы находились в танцшколе. Левую руку он отвел в сторону, правую положил мне на талию и мягко вел меня в танце. Хотя я представления не имела, как танцуют вальс, у меня получалось, и даже довольно грациозно. Только сейчас я поняла, что мне никогда еще не доводилось танцевать с партнером, умеющим вести даму. Танцуя, он смотрел прямо мне в глаза, и на губах его играла улыбка Моны Лизы. Меня влекло к нему так сильно, что хотелось отвести взгляд, чтобы перевести дыхание, но я не могла от него оторваться.

Музыка заиграла быстрее. Одним движением Эрик привлек меня к себе, крепче обняв. Сквозь тонкий шелк платья я ощущала каждый его палец по отдельности. Он прижался щекой к моей щеке, и мы начали танцевать танго. Его кожа была мягкой и шелковистой, но под ней ощущалась твердость — как мрамор, завернутый в бархат. Дыхание его было холодным и сухим, пронизанным той же головокружительной насыщенной сладостью, что словно сочилась из его пор. Тот самый аромат, который изготовители духов пытаются уловить вот уже много тысячелетий: эссенция притягательности, неопределимая, но неотразимая.

Музыка перетекла в гипнотизирующую средневосточную мелодию. Эрик повел меня к одной из отделенных занавесями комнаток. Он легко поднял меня на руки, уложил на кушетку и задернул штору. Мою левую руку он так и не отпустил, поднес ее к губам и лизнул запястье. Я буквально содрогнулась от наслаждения, хотя он едва прикоснулся ко мне. Закрыв глаза, я почувствовала его губы на моей щеке, довольно холодные, но почти мгновенно потеплевшие. Эрик нежно целовал меня. Сначала лицо, а потом шею. Я вдыхала его запах, он вливался в меня, как наркотик, унося прочь нес запреты, все сознательные мысли. Его руки скользнули под мое платье, и тело затрепетало, нервы словно обнажились.

— Энджи, покорись мне, и я исполню все твои мечты. — Его голос звучал откуда-то из глубины меня. Неужели он и вправду сказал это?

— Да, да, Господи, да… — Неужели я вправду сказала это?

Его губы ласкали мое лицо, мои руки, мою шею. Я чувствовала его зубы на своей коже, как крохотные осколки стекла, они царапали и обжигали, но боль сливалась с наслаждением, и мое тело стремилось принять его. Меня переполняло стремление оказаться еще ближе к нему, слиться с ним воедино, чтобы ничто не смогло нас разъединить.

И тут я ощутила боль, резкую и сильную.