– Закрыто! – объявила Тосси.

– Закрыто? – переспросил я и посмотрел на Верити. Та бледнела на глазах.

– Закрыто, – констатировала миссис Меринг. – Вот почему мадам Иритоцкая велела остерегаться «К». Она пыталась нас предупредить.

Словно в подтверждение, дождь усилился.

– Не может она быть закрыта, – пролепетала Верити, с недоверием глядя на объявление. – Как она может быть вдруг закрыта?

– Бейн, – позвала миссис Меринг. – Когда ближайший поезд?

«Пусть Бейн будет не в курсе», – взмолился я. Если он не помнит расписание, у нас образуется по меньшей мере четверть часа, пока он сбегает до станции и обратно, и, может, за это время мы что-нибудь придумаем.

Но это же Бейн, достойный предшественник Дживса, а Дживс знал все и всегда.

– В два ноль восемь, мэм, – сообщил дворецкий. – До Рединга. Либо экспресс в два сорок шесть до Горинга.

– Едем на первом, – решила миссис Меринг. – Горинг – такое мещанство.

– А как же леди Годива? – в отчаянии воскликнула Верити. – Зачем-то ведь она позвала нас в Ковентри!

– Я уже не уверена, с учетом обстоятельств, ее ли дух с нами говорил, – усомнилась миссис Меринг. – Подозреваю, мадам Иритоцкая была права насчет злонамеренного вмешательства. Бейн, пусть нас отвезут на вокзал.

– Постойте! – вскричал я, выпрыгивая из коляски прямиком в лужу. – Я мигом! Не уезжайте.

Я со всех ног кинулся за угол.

– Куда это он? – донесся до меня голос миссис Меринг. – Бейн, немедленно ступайте и позовите мистера Генри обратно.

Спасаясь от ветра с дождем, я зажал у горла поднятый воротник и обогнул колокольню. Насколько я помнил по остову собора и по пристроенному рядом новоделу, в южной стене должна быть дверь (и в северной тоже, а если понадобится, я и в ризницу буду молотить, пока кто-нибудь не откроет). Не понадобилось. Южная дверь оказалась открытой – под глубоким стрельчатым порталом пререкался с рабочим молодой человек в пасторском воротнике.

– Вы обещали, что хор будет готов к двадцать второму, тогда как сегодня пятнадцатое, а вы даже не начали покрывать лаком новые скамьи, – выговаривал бледный священник с глазами навыкате (возможно, из-за рабочего).

Рабочий смотрел так, будто слышит все это в сотый и далеко не последний раз.

– Без толку сейчас лачить, мистер, пока хор не кончили. Пыль столбом.

– В таком случае доделывайте хор.

Рабочий покачал головой:

– Никак. Билл слег, который стержни в балки ставил, домой отпустили.

– И когда он вернется? К следующей субботе нужно все доделать, нам предстоит благотворительная ярмарка.

Рабочий пожал плечами точно так же, как тот электрик в разговоре с леди Шрапнелл три недели назад, и я пожалел, что ее здесь нет. Она залепила бы ему оплеуху, и все доделали бы к пятнице. Или к четвергу.

– Может, завтра, может, через месяц. На кой вам вообще сдались новые скамьи? Мне и старые нравились.

– Вы не священнослужитель, – еще больше выкатил глаза священник, – и не специалист по современной архитектуре. Через месяц нас не устраивает. Ремонт нужно завершить к двадцать второму.

Рабочий сплюнул на промокший порог и скрылся в недрах собора.

– Простите, – начал я, подбегая к священнику, пока он тоже не ушел. – Нельзя ли нам сейчас посетить церковь?

– Нет-нет! – Священник принялся затравленно озираться, словно хозяйка, застигнутая врасплох нежданными гостями. – У нас идут крупные работы по перестройке хора и колокольни. Церковь официально закрыта до тридцать первого июля – вот тогда милости просим, викарий будет рад все вам показать.

– Слишком долго дожидаться. К тому же мы специально приехали посмотреть на строительство. Приходская церковь в Мачингс-Энде отчаянно требует ремонта – алтарь не меняли со времен Средневековья.

– О, ну, если так… – промямлил он с неохотой. – Однако дело в том, что мы готовимся к благотворительной ярмарке и…

– Ярмарка! – воскликнул я. – Какое чудесное совпадение! Миссис Меринг буквально вчера устраивала ярмарку в Мачингс-Энде.

– Миссис Меринг? – Священник оглянулся на дверь, словно примеряясь, как бы половчее в нее юркнуть. – Боюсь, наша церковь сейчас не лучшее место для дам. Вы не увидите ни хора, ни алтаря, повсюду пыль, опилки, рабочие инструменты…

– Дамы не возражают, – заверил я, решительно перекрывая ему путь к отступлению. – Именно ради опилок они и приехали.

Подбежавший Бейн протянул мне зонт, но я отказался.

– Подгоняйте коляску, – велел я. – И передайте миссис Меринг, что нам разрешили осмотреть церковь.

Вот так, пообщаешься с леди Шрапнелл и ее предками, в два счета научишься ломиться напролом.

– Скорее! – поторопил я Бейна, и тот помчался обратно под моросящим дождем, который стремительно усиливался.

– Я все же думаю, для экскурсии сейчас не самое подходящее время, – упирался священник. – Рабочие устанавливают балюстраду в хоре, а мне предстоит встретиться с мисс Шарп по поводу рукоделия для ярмарки.

– У вас, конечно, предполагается и барахолка? – поинтересовался я.

– Барахолка? – неуверенно переспросил священник.

– Последний писк на ярмарках. А, вот и наши дамы. – Я слетел по лестнице к подъехавшей коляске и, подав Верити руку, практически выдернул ее с сиденья. – Какая удача! Церковь все-таки открыта и помощник викария любезно согласился устроить нам экскурсию. Быстрее, – шепнул я вполголоса, – пока он не передумал.

Верити порхнула к священнику, одарила его ослепительной улыбкой и заглянула в открытую дверь.

– О, Тосси, вы только посмотрите! – воскликнула она, ныряя внутрь.

Теренс помог Тосси выбраться из коляски и повел в собор, а я подал руку миссис Меринг, держа над ней выданный Бейном зонт.

– Ах, Боже мой! – Она подняла встревоженный взгляд к небу. – Совсем обложило. Лучше бы нам поспешить домой, пока гроза не грянула.

– Кто-то из рабочих, кажется, видел призрак, – поспешил вставить я. – И даже слег после пережитого.

– Какая прелесть! – воодушевилась миссис Меринг.

Мы поравнялись со священником, который стоял в дверях, заламывая руки.

– Я боюсь, церковь вас разочарует, миссис Меринг, – сокрушенно признался он. – Как раз сейчас…

– …готовится ежегодная ярмарка. Миссис Меринг, непременно расскажите про ваши перочистки в форме георгинов, – посоветовал я, в обход священника проводя ее под руку внутрь. – Бесподобная идея, да и красиво к тому же.

В вышине оглушительно загрохотало, и я втянул голову в плечи, уверенный, что это меня поразило громом за вранье.

– О Боже! – ахнула миссис Меринг.

– Увы, сейчас действительно не самое подходящее время для визитов, – одновременно с раскатом грома произнес священник. – Викарий в отъезде, а мисс Шарп…

Я открыл рот, чтобы сказать: «Мы одним глазком, раз уж приехали», – но говорить ничего не пришлось. Раздался второй раскат, и хляби небесные разверзлись.

Миссис Меринг со священником попятились под крышу, прочь от хлещущих струй, а Бейн услужливо закрыл за нами дверь.

– Похоже, мэм, придется здесь задержаться, – сказал он, и я услышал облегченный вздох Верити.

– Что же, – начал священник, – коль скоро вы тут. Перед вами неф. Как видите, в нем ведется ремонт.

Насчет опилок и беспорядка он не преувеличил. Собор выглядел немногим лучше, чем после воздушного налета: всю алтарную часть отрезала деревянная перегородка, скамьи покрывал пыльный брезент, перед хором лежали штабеля досок, а из самого хора доносился громкий перестук.

– Мы обновляем убранство, – объяснил священник. – Оно безнадежно устарело. Я надеялся и колокола заменить механическим карильоном, но реставрационный комитет и слышать об этом не желает. Беспримерная косность. Однако мне удалось убедить их снести галереи, а также часть старых надгробий и памятников, загромождавших капеллы. Некоторые собирали тут пыль аж с четырнадцатого века. – Он закатил глаза. – Только вид портили.

Он улыбнулся Тосси, показывая кроличьи зубы.

– Не желаете ли осмотреть неф, мисс Меринг? Мы уже провели там электричество.

Верити подобралась поближе ко мне.

– Узнай его фамилию!

– Когда все задуманное будет выполнено, – продолжал священник, – церковь станет образцом современной религиозной архитектуры, который простоит сотни лет.

– Пятьдесят два, – пробормотал я себе под нос.

– Простите? – переспросил священник.

– Нет, ничего. Башню вы тоже обновляете?

– Да. На башне и шпиле полностью перекладывается облицовка. Осторожнее, дамы, здесь неприбрано.

Он подал руку Тосси, но миссис Меринг ее опередила.

– А где у вас крипта? – осведомилась она.

– Крипта? Вон там. – Священник указал на дощатую перегородку. – Но в ней работы не проводятся.

– Вы верите в иной мир? – спросила миссис Меринг.

– Я… а как же иначе? – опешил священник. – Я ведь служитель церкви. – Он снова показал Тосси кроличьи зубы. – Пока всего лишь помощник викария, однако на следующий год мне обещают приход в Суссексе.

– Вы знакомы с Артуром Конаном Дойлем? – продолжала допрос миссис Меринг.

– Я… да, – еще больше озадачился священник. – То есть я читал «Этюд в багровых тонах». Захватывающая история.

– Вы не интересовались его трудами по спиритизму? – нахмурилась миссис Меринг. – Бейн! – позвала она дворецкого, который чинно стоял с зонтами у выхода. – Принесите номер «Светоча» с письмом Конана Дойля.

Бейн кивнул, отворил тяжелую дверь и исчез в потопе, подняв воротник плаща.

Миссис Меринг повернулась к священнику.

– Вы, разумеется, слышали о мадам Иритоцкой? – начала она, решительно увлекая его к крипте.

Священник смешался.

– Она занимается барахолками?

– Она была права. Я чувствую присутствие духов, – заявила миссис Меринг. – В церкви водятся призраки?

– Признаться откровенно, есть одна легенда. О призраке, который вроде бы видели в башне. С четырнадцатого века предание тянется, если не ошибаюсь.

Они прошли за перегородку – на Ту Сторону. Тосси проводила их неуверенным взглядом, раздумывая, стоит ли идти следом.

– Взгляните-ка, Тосси, – окликнул ее Теренс, стоящий перед набранной медными буквами надписью. – Это памятник Джервису Скроупу. «Судьба его гоняла через сетку летом и зимой, лишь тут несчастный мячик теннисный обрел покой».

Тосси послушно подошла ознакомиться, но затем ее взгляд упал на небольшую медную табличку – посвящение Ботонерам, основателям собора.

– Какая прелесть! – восхитилась Тосси. – Послушайте: «Вильям и Адам построили башню, Анна с Марией ей шпиль подарили, Вильям и Адам построили храм, Анна с Марией хор возвели».

Она пошла дальше, к большому мраморному памятнику даме Марии Бриджман и миссис Элизе Сэмуэлл, а оттуда – к холсту с написанной маслом «Притчей о заблудшей овце», и мы двинулись вдоль нефа, перешагивая через доски и мешки с песком, по очереди останавливаясь у каждой капеллы.

– Ах, был бы у нас путеводитель! – Тосси, наморщив лоб, разглядывала крестильную купель из пурбекского мрамора. – Как без путеводителя понять, что осматривать?

Они с Теренсом проследовали к Капелле вязальщиков шапок. Верити, поотстав, придержала меня за фалды.

– Пусть уйдут вперед, – прошептала она вполголоса.

Я послушно застыл перед датированной 1609 годом медной мемориальной плитой с изображением женщины в якобинском платье. «В память об Анне Сьюэлл, – гласила подпись, – наставлявшей ближних на путь истинный».

– Явная прародительница леди Шрапнелл, – заключила Верити. – Ты выяснил фамилию священника?

Когда, интересно, я должен был ее выяснить?

– Думаешь, он и есть мистер К? Похоже, он запал на Тосси.

– На Тосси все западают. – Верити оглянулась на «кузину», которая, хихикая, висла на руке Теренса. – Вопрос в том, кому она ответит взаимностью. Ты видишь где-нибудь епископский пенек?

– Пока нет.

Я обвел глазами неф. Цветы у дощатой перегородки, отделяющей хор, стояли в обычных медных вазах, а покрытые древесной пылью розы в Капелле вязальщиков помещались в серебряной чаше.

– Где он должен быть?

– Осенью 1940 года стоял у ограждения Кузнечной капеллы, – сообщил я. – Летом 1888-го – понятия не имею. Где угодно.

В том числе под зеленым брезентом или за строительными перегородками.

– Может быть, спросить священника, когда тот вернется? – предложила Верити озабоченно.

– Нельзя.

– Почему?

– Во-первых, пенька ни в одном путеводителе не сыщешь, так что праздные туристы, которыми мы прикидываемся, о нем слыхом не слыхивали. Во-вторых, епископским птичьим пеньком он станет только в 1926 году.

– Чем же он до тех пор был?

– Литой «ветвиеватой» вазой на ножках. А может, крюшонницей.

Стук молотков за перегородкой резко стих, сменившись приглушенным чертыханием.

Верити обернулась на Тосси и Теренса, рассматривающих витраж.

– А что случилось в 1926-м?

– На редкость бурное собрание алтарниц, где кто-то внес предложение купить для цветов в нефе птичий пенек – модную в те годы керамическую вазу в форме пенька с птицами. А епископ незадолго до того ввел режим экономии, поэтому предложение отклонили – мол, неоправданные расходы, и наверняка где-нибудь в закромах найдется подходящая замена. В итоге отыскалась «ветвиеватая ваза на ножках», лет двадцать хранившаяся в крипте. Сперва ее язвительно прозвали «епископской заменой птичьему пеньку», а потом прозвище сократилось до…

– …епископского птичьего пенька. Понятно. Однако, если она еще не была епископским пеньком, когда ее увидела Тосси, откуда леди Шрапнелл знала, что перевернуло жизнь ее пра-пра-пра?

– Тосси подробно описывала ее во многих своих дневниках, и когда леди Шрапнелл взялась восстанавливать собор, одного историка специально отправили в весну 1940-го опознать пенек по дневниковым заметкам.

– А если этот историк его и стащил? – предположила Верити.

– Не стащил.

– Откуда такая уверенность?

– Это был я.

– Кузина, – позвала Тосси. – Только посмотрите, что мы нашли!

– Может, она уже сама на него наткнулась? – понадеялся я, но нет, ее привлек очередной памятник, на этот раз с резным изображением четырех младенцев в пеленках.

– Ну разве не лапочки? – восхищалась Тосси. – Какие дуси эти малютки!

Южная дверь открылась, и вошел промокший до нитки Бейн, пряча под плащом номер «Светоча».

– Бейн! – окликнула его Тосси.

Он приблизился, оставляя за собой мокрую дорожку.

– Да, мисс?

– Здесь зябко. Принесите мою персидскую шаль. Розовую, с бахромой. И для мисс Браун тоже.

– Мне не обязательно, – отказалась Верити, сочувственно глядя на растрепанного Бейна. – Я не замерзла.

– Глупости, – отрезала Тосси. – Несите обе. И смотрите не замочите.

– Да, мисс. Только сперва отдам вашей матушке журнал.

Тосси надула губки.

– Кузина, взгляните-ка на эти мизерикорды, – поспешила отвлечь ее Верити, пока она не потребовала, чтобы Бейн мчался за шалями сию секунду. – Тут изображены семь деяний милосердия.

Тосси послушно направилась осматривать откидные сиденья в Капелле ременщиков, потом алтарную гробницу из черного мрамора, веерные своды и памятник с какой-то на редкость длинной и неразборчивой надписью.

Верити воспользовалась моментом, чтобы увести меня вперед.

– А если его здесь нет? – шепнула она.

– Он здесь. До 1940-го он никуда не исчезал.

– Я имею в виду – вдруг он пропал из-за диссонанса? Вдруг история уже начала меняться, и пенек унесли в крипту или продали на барахолке?

– Ярмарка ведь только на следующей неделе.

– Где, говоришь, он стоял в 1940 году? – Верити решительно двинулась в конец нефа.

– Вот в этом проходе, – догоняя ее, показал я. – Перед Кузнечной капеллой, но это не значит, что он и сейчас там…

Я остановился как вкопанный. Пенек находился на месте. Неудивительно, что они запихнули его именно сюда. В 1888 году в эту часть бокового нефа попадало меньше всего света, к тому же одна из колонн удачно загораживала пенек практически с любого ракурса. А еще кто-то из алтарниц постарался задрапировать верхние ярусы крупными клонящимися через край пионами и плющом, прикрыв кентавров и одного из сфинксов. К тому же, поскольку пенек был новее, первозданный блеск затмевал подробности. Нет, сейчас он выглядел и вполовину не таким кошмарным.

– Боже мой! – ахнула Верити. – Это он? – Эхо заметалось под веерными сводами. – Жуть какая!

– Да, это уже признанный факт, так что потише.

Я показал на пару рабочих в дальнем конце нефа. Один из них, в синей блузе и почерневшем шейном платке, перетаскивал доски из штабеля в штабель. Второй, с полным ртом гвоздей, громко молотил по уложенной на козлы доске.

– Прости, – покаянно шепнула Верити. – Это я от неожиданности. Первый раз ведь… – Она робко показала пальцем на одно из украшений. – Это что, верблюд?

– Единорог. Верблюды с другой стороны, вот тут, где Иосифа продают в Египет.

– А это? – Верити ткнула в большую группу над кованой гирляндой из роз и чертополоха.

– Казнь Марии Стюарт. Викторианцы любили наглядность в искусстве.

– И насыщенность, – вздохнула Верити. – Неудивительно, что леди Шрапнелл так и не нашла мастера, чтобы сделать репродукцию.

– Я вообще-то предоставил достаточно зарисовок. Думаю, мастер отказался из этических соображений.

Верити склонила голову набок, присматриваясь.

– Это морские коньки, или мне мерещится?

– Колесница Нептуна, – подтвердил я. – А вон там расступившееся перед Моисеем Красное море. Рядом с Ледой и лебедем.

Верити коснулась расправленного лебединого крыла.

– Да, он действительно несокрушим, ты был прав.

Я кивнул, глядя на чугунный монолит. Даже рухнувшая кровля не оставила бы на нем и царапины.

– И потом, уродство всегда уцелевает, – продолжила она. – Закон природы. Недаром вокзал Сент-Панкрас выстоял во время блица. И памятник Альберту. А пенек просто кошмарен.

Я согласился. Пышные пионы и плющ положение не спасали.

– Ах! – раздался за спиной восторженный возглас Тосси. – В жизни не видела ничего прелестнее!

Она подлетела к нам, таща за собой Теренса, и застыла перед пеньком, восхищенно сжимая руки в лавандовых перчатках.

– Ах, Теренс, ну разве не чудесная вещица?

– Э-э… – с сомнением протянул Теренс.

– Только посмотрите на этих купидончиков! А жертвоприношение Исаака! Ах-ах-ах!

Рабочий, молотивший по доске, недовольно обернулся на восторженные возгласы, но, увидев Тосси, выплюнул гвозди и подтолкнул локтем своего напарника. Тот оторвался от распила заготовок, расплылся в широченной беззубой улыбке и приподнял над головой матерчатую кепку.

– Понял-понял, – одними губами шепнул я Верити. – Узнать фамилии.

Поскольку рабочие решили, будто я собираюсь донести на них священнику за попытку поглазеть на посетителей, дело шло туговато, но когда я вернулся, Тосси по-прежнему восхищалась пеньком.

– Ах! – взвизгнула она. – Это Саломея!

– Уидж и Багетт, – шепнул я Верити. – А фамилию священника они не знают, зовут его между собой Лупоглазый.

– Как изящно, – не унималась Тосси. – Смотрите, блюдо, а на нем голова Иоанна Крестителя!

Замечательно, однако на судьбоносный момент это совсем не тянуло. Тосси точно так же ахала и охала над фарфоровым голландским башмаком у барахольного прилавка. И над вышитыми крестиком игольницами мисс Стиггинс. И даже если это и впрямь Откровение (вот, кстати, и оно, прямо над колесницей Нептуна на том боку, что ближе к колонне), то где же мистер К?

– Ох, нам бы такую домой! – всплеснула руками Тосси. – В наш милый дом, Теренс, после свадьбы. Вот точно такую же!

– А не великовато ли? – усомнился Теренс.

Южная дверь распахнулась со стуком, и вошел Бейн, напоминающий жертву крушения шхуны «Геспер». В руках у него был какой-то завернутый в клеенку сверток.

– Бейн! – позвала его Тосси, и он прошлепал к нам, хлюпая на каждом шагу.

– Я принес вашу шаль, мисс.

Отогнув брезент на углу скамьи, дворецкий принялся разворачивать сверток.

– Бейн, что вы об этом думаете? – Тосси показала на епископский пенек. – Ну не прелесть ли? Бесподобный шедевр!

Бейн выпрямился и посмотрел на шедевр, смаргивая воду и выжимая рукав.

– Нет, – наконец сказал он.

– Нет? – задохнулась Тосси.

– Нет. – Бейн склонился над скамьей и развернул клеенку, являя на свет две аккуратно сложенные и совершенно сухие шали. Пошарив за лацканом плаща, он вытянул сырой платок, вытер руки и, едва касаясь, поднял за уголки розовую, передавая ее Тосси. – Ваша шаль, мисс.

– Не сейчас. Что значит «нет»?

– Эта скульптура – безобразный ужас, воплощение безвкусицы, к тому же топорно исполненное, – бережно складывая шаль и заново укутывая в клеенку, разъяснил Бейн.

– Да как вы смеете?! – вспыхнула Тосси.

Бейн выпрямился.

– Виноват, мисс. Мне показалось, вы спрашивали мое мнение.

– Да, но я полагала, вы восхититесь!

Бейн склонил голову в полупоклоне.

– Как вам будет угодно, мисс. – Он бесстрастно посмотрел на литое чудовище. – Весьма восхитительно.

– Так мне совсем не угодно! – топнула ножкой Тосси. – Как она может вам не нравиться? Вы только взгляните на этих милых крошек, заблудившихся в лесу! А этот прелестный воробьишка с земляничным листком в клювике?

– Как вам будет угодно, мисс.

– Опять вы за свое! – Оборочки гневно затрепетали. – Почему вы называете ее безвкусицей?

– Потому что это беспорядочное нагромождение, – его взгляд уперся в заблудившихся «крошек», – слащаво-сентиментальных сюжетов на потребу эстетически неразвитому мещанству.

Тосси повернулась к Теренсу.

– И вы спустите ему эту дерзость?

– Нагромождение действительно имеет место, – признал Теренс. – А это кто? – Он ткнул пальцем в Минотавра. – Лошадь или бегемот?

– Лев! – пришла в ярость Тосси. – Вот же Атрокл, вытаскивающий шип из его лапы.

Я оглянулся на Верити. Она прикусила губу.

– И никакой слащавой сентиментальности тут нет! – наседала Тосси на Бейна.

– Как вам будет угодно, мисс.

Дворецкого спасло появление священника и миссис Меринг, вышедших из-за строительной перегородки.

– А вот и римская конница, – пробормотала Верити.

– Точнехонько под Вакхом с виноградной гроздью, – показал я взглядом на чугунную мешанину.

– Непременно, непременно устройте на ярмарке барахолку, – советовала миссис Меринг, увлекая священника к нам. – Сколько сокровищ без дела пылится на чердаках, а на ярмарке их мигом разбирают.

Она остановилась перед епископским пеньком.

– Вот что-то вроде этого. И стойки для зонтов. И вазы – весьма ходовой товар. Нашу фарфоровую с нарисованным водопадом купили за…

Тираду прервала Тосси.

– Вы ведь находите эту вещь красивой? – спросила она у священника.

– Поистине. Я считаю ее воплощением самого лучшего в современном искусстве. Назидательный и нравственный уровень выше всяких похвал – взять хотя бы изображение семи казней египетских. Нам этот шедевр передали несколько лет назад родные покойной Эмили Джейн Трабшо, которая приобрела его на Всемирной выставке и считала величайшим своим сокровищем. Викарий пытался отговорить родных Трабшо от такой жертвы, уверяя, что столь ценная вещь должна остаться в семье, но они не принимали никаких возражений.

– Я в жизни ничего прекраснее не видела, – заверила Тосси.

– Совершенно согласен, – кивнул священник. – Она напоминает мне памятник Альберту.

– Обожаю памятник Альберту! – подхватила Тосси. – Увидела его из экипажа по дороге на лекцию миссис Гуппи об эктоплазме и места себе не находила, пока папенька меня к нему не отвез. Эти мозаики и золоченый шпиль! – Она восторженно сжала руки. – А статуя принца, читающего каталог Всемирной выставки!

– Да, памятник выдающийся, – вставил Теренс.

– И несокрушимый, – обронила Верити вполголоса.

– Олицетворения четырех континентов, на мой взгляд, особенно тонко проработаны, – заметил священник. – Хотя Азия и Африка, боюсь, не для глаз молодых барышень.

Тосси очаровательно зарделась.

– Слоник такая дуся, правда ведь? А цоколь с великими учеными и архитекторами? Бесподобно!

– А вокзал Сент-Панкрас вы видели? – полюбопытствовал священник. – Вот где образец выдающейся архитектуры. Не желаете заодно оценить и наши достижения по части реконструкции? Конечно, до памятника Альберту нам далеко, но Скотт отлично постарался. – Он взял Тосси под руку и повел к хору. – Галереи расчистили, убрали все ложи.

Не выпуская руку Тосси, священник показал на арки клерестория.

– Скотт придумал вставить в каждую деревянную балку железную распорку, чтобы связать и укрепить стены галереи. Наглядный пример превосходства современных строительных материалов над уходящим в прошлое камнем и деревом.

– Ах, я совершенно с вами согласна! – с жаром подхватила Тосси.

Наглядный пример, он прав. Классическая попытка развернуть «Титаник». Когда собор загорелся вечером четырнадцатого ноября, металлическая арматура просела, выгнулась и лопнула, увлекая за собой клересторий и внутренние колонны. Без арматуры собор, вероятно, выстоял бы – как выстояли избежавшие укрепления внешние стены и башня.

– И после окончания работ, – разъяснял священник Тосси, – у нас будет современное, соответствующее эпохе здание, которым будут любоваться и через сотни лет. Хотите посмотреть, что происходит в башне?

– О да, – кивнула Тосси, обворожительно встряхивая локонами.

У южного входа послышался какой-то шум, и я повернул голову. Молодая женщина – длинный нос, серое платье, в руках корзина – шагала к нам через весь неф, отбивая каблучками стаккато, напоминающее пулеметную очередь.

– Мисс Шарп, – заюлил священник, словно застигнутый врасплох, – позвольте вам представить…

– Я всего лишь хотела передать вещи для ярмарки. – Мисс Шарп сунула ему корзину – и тут же отдернула, увидев, что священник держит под руку Тосси. – Там перочистки. Две дюжины. Оставлю в ризнице.

– О, мисс Шарп, вы разве не задержитесь? – Священник отодвинулся от Тосси. – Мисс Меринг, позвольте представить вам мисс Гортензию Шарп.

Неужели родственница Каттисборнов?

– А я надеялся обсудить с вами расстановку ярмарочных киосков, – продолжил священник.

– Я не смогу присутствовать на ярмарке. Оставлю корзину в ризнице, – повторила мисс Шарп, и убийственное стаккато простучало в обратном направлении.

– Нам крайне любопытно было бы взглянуть на вокзал Сент-Панкрас, да, маменька? – вернулась к прежней теме Тосси.

Громко хлопнула дверь.

– Да, это блестящий образец неоготики, – сказал священник, едва заметно вздрогнув. – Я считаю, что архитектура должна отражать общественный уклад, и особенно это касается вокзалов и церквей.

– Ах, я тоже так думаю, – кивнула Тосси.

– Я… – начала миссис Меринг, заставив обернуться разом и священника, и Тосси. С непривычно растерянным выражением лица она смотрела на епископский пенек.

– Что такое, маменька?

Миссис Меринг неуверенно прижала руку к груди и нахмурилась – словно пробуя языком, не откололся ли кусок зуба.

– Вам нездоровится? – Теренс подхватил ее под локоть.

– Нет, не то. Меня посетило странное чувство… словно… – Она сдвинула брови. – Мелькнуло перед глазами… – Она отняла руку от груди и неопределенно махнула в сторону пенька. – И внезапно я…

– Тебе было послание от духов? – заинтересовалась Тосси.

– Нет, не послание. – Взгляд миссис Меринг снова обратился внутрь. – Там… У меня возникло престраннейшее чувство…

– Предчувствие? – подсказала Тосси.

– Да, – задумчиво согласилась миссис Меринг. – Ты… – Она наморщила лоб, словно припоминая ускользающий сон, а потом повернулась и уставилась на епископский пенек. – Оно… Сейчас же едем домой!

– Нет, еще рано уезжать, – запротестовала Верити.

– А я хотел обсудить с вами поиск клада. – Священник с огорчением посмотрел на Тосси. – И организацию киоска с рукоделием. Может быть, вы останетесь хотя бы на чай?

– Бейн! – позвала миссис Меринг, не слушая ничьих доводов.

– Да, мэм, – откликнулся дворецкий, вернувшийся на время беседы к южным дверям.

– Бейн, нам немедленно нужно домой, – заявила хозяйка, устремляясь к выходу.

Бейн поспешил ей навстречу, держа наготове зонт.

– Что-то случилось?

– Мне было предостережение, – приходя постепенно в себя, разъяснила миссис Меринг. – Когда ближайший поезд?

– Через одиннадцать минут, – без запинки сообщил Бейн. – Но это местный. А экспресс до Рединга только в четыре восемнадцать.

– Подавайте коляску, – велела миссис Меринг. – Потом сбегайте на станцию и попросите задержать для нас поезд. И сложите зонт, раскрывать зонт в помещении – к беде. Беда! – Она схватилась за сердце. – Ах, что, если уже слишком поздно?

Я забрал у Бейна ни в какую не желающий складываться зонт, и дворецкий, благодарно кивнув, помчался на станцию.

– Тетя Мальвиния, может быть, вам присесть? – участливо склонилась к ней Верити.

– Нет-нет, – замотала головой миссис Меринг. – Взгляни, подана ли коляска. Дождь еще идет?

Дождь шел, коляска стояла. Теренс с извозчиком свели миссис Меринг с лестницы и водрузили на сиденье, помогая не запутаться в дорожных юбках.

Я воспользовался минутной задержкой, чтобы пожать руку священнику.

– Сердечно благодарю за то, что показали нам церковь, мистер?..

– Мистер Генри! – позвала из коляски миссис Меринг. – Мы опоздаем на поезд!

Южная дверь хлопнула, и мисс Шарп, стуча каблучками, просеменила мимо нас в сторону Бейли-стрит. Священник обернулся ей вслед.

– Прощайте! – выглянув из окна коляски, помахала ему Тосси. – С превеликим удовольствием посмотрю на Сент-Панкрас.

Уже поднимаясь на подножку коляски, я повторил попытку:

– Удачи с ярмаркой, мистер?..

– Спасибо, – протянул он рассеянно. – Всего доброго, миссис Меринг, мисс Меринг. С вашего позволения… – Он помчался догонять мисс Шарп. – Мисс Шарп! Постойте! Гортензия! Тензи!

– Я не расслышал вашу фамилию! – высунувшись из окна, крикнул я ему в спину.

– Мистер Генри! – рявкнула миссис Меринг. – Извозчик!

И коляска загрохотала по мостовой.