Да уж, вышло не совсем по Агате Кристи, у которой Эркюль Пуаро, собрав участников событий в гостиной, называет убийцу, изумляя всех своими выдающимися детективными способностями.

И уж точно не по Дороти Сэйерс, где герой замечает партнерше: «Кажется, мы с вами неплохо сработались. Не узаконить ли нам свой союз?» – и потом делает предложение на латыни.

Детективы мы оказались никудышные. Мы не раскрыли дело – оно раскрылось вопреки нам. Мало того, нас, как основную помеху, пришлось срочно отсылать восвояси, чтобы история смогла наконец скорректироваться. Вот так кончится мир. Не взрывом, а побегом.

Нет, всхлипы тоже были. Миссис Меринг достаточно навсхлипывалась, а еще нарыдалась, наревелась и наприжималась залитых слезами листков к груди.

– Ах, моя драгоценная доченька! – рыдала она. – Мейсел, ну что же ты стоишь? Сделай что-нибудь!

Полковник растерянно оглянулся по сторонам.

– Что же я сделаю, дорогая? Если верить письму, они сейчас плывут через океан.

– Не знаю. Останови их. Пусть аннулируют брак! Телеграфируй в Королевский флот! – Она схватилась за сердце. – А ведь мадам Иритоцкая предупреждала! «Берегитесь “К”» – корабль, Америка…

– Ну полно! Будь у нее и в самом деле связи с потусторонним, она бы изъяснялась конкретнее, – урезонил полковник.

Но миссис Меринг не слушала.

– В тот день в Ковентри. У меня было предчувствие – о, если бы я только распознала его истинный смысл, я бы ее уберегла!

Листки письма с шелестом посыпались на пол.

Верити их собрала.

– «Напишу, когда мы устроимся в Америке, – прочитала она вполголоса. – Ваша бесконечно виноватая дочь, миссис Уильям Патрик Каллахан». Уильям Патрик Каллахан. – Она покачала головой. – Кто бы мог подумать. Это сделал дворецкий.

И тут у меня появилось странное ощущение, похожее на предчувствие миссис Меринг – или на то, как земля уходит из-под ног, – и перед глазами вдруг возник пикет против восстановления собора и мертоновская пешеходная калитка.

«Это сделал дворецкий». И еще что-то. Что-то важное. Кто это сказал? Верити, когда разъясняла принципы детективов? «Самый маловероятный тот, на кого ни за что не подумаешь. И вот после первой сотни дворецкий перестал быть самым маловероятным, поэтому пришлось искать еще менее вероятных. Ну, там, безобидная старушка или верная жена викария, но читатель и тут навострился раскусывать интригу, вынуждая автора делать убийцей самого детектива или рассказчика…»

Нет, не то. Кто-то еще утверждал, что виновник – дворецкий. Но кто? Не из здешних точно. Детективы пока не в ходу – если не считать «Лунного камня». «Лунный камень»… Тосси что-то говорила про «Лунный камень», про то, что можно совершить преступление по неведению. И еще что-то. Об исчезновении в никуда.

– А соседи! – возопила миссис Меринг. – Что скажет миссис Каттисборн, когда узнает? А преподобный мистер Арбитидж?

Наступила долгая тишина, прерываемая только рыданиями.

– Вы понимаете, что это означает? – в конце концов преодолел сумбур в мыслях Теренс.

– Ах, Теренс, бедный, бедный мальчик! – с новой силой заголосила миссис Меринг. – А ведь у вас выходило бы пять тысяч годового дохода!

Содрогаясь в рыданиях, она позволила полковнику увести себя из комнаты. Мы смотрели им вслед. На середине лестницы миссис Меринг пошатнулась в объятиях супруга.

– Придется искать нового дворецкого! – проговорила она в отчаянии. – Где я теперь найду другого? Это все ты виноват, Мейсел! Если бы ты позволил мне брать англичан, а не ирландцев…

Она захлебнулась слезами. Полковник подал ей свой платок.

– Ну, ну, дорогая, будет. Не убивайся так.

– Вы понимаете, что это означает?! – воскликнул Теренс, едва дождавшись, пока они скроются из виду. – Я не помолвлен! Я свободен и могу жениться на Мод. «О храброславный день и час, хвалу тебе пою!»

Сирил явно осознал, что это означает. В полной мере. Оживившись, он завилял всем телом.

– Ты понял, да, дружище, ты понял? Никаких больше ночлегов на конюшне!

И никакого сюсюканья. И не надо терпеть Принцессу Арджуманд.

– Теперь тебя ждет сладкая жизнь, – продолжал Теренс. – Спать в доме, кататься на поездах – и мозговых костей до отвала. Мод обожает бульдогов!

Сирил расплылся в счастливейшей слюнявой улыбке до ушей.

– Мне срочно нужно в Оксфорд. Когда ближайший поезд? Эх, жаль, Бейна нет, он бы подсказал. – Теренс взлетел по лестнице и уже на верхней площадке, перегнувшись через перила, спросил: – Как думаете, она ведь меня простит?

– За ошибочную помолвку? Пустяки, мелкое недоразумение. Случается сплошь и рядом. Взять хотя бы Ромео – тоже был сперва влюблен в какую-то Розалинду. Джульетту ведь это не смутило.

– «И я любил? – продекламировал он, драматически простирая руку к Верити. – Не отрекайся, взор! Я красоты не видел до сих пор!»

Теренс скрылся в верхнем коридоре. Я посмотрел на Верити. Облокотившись на столбик лестницы, она с грустью провожала Теренса взглядом.

Завтра ей возвращаться в 1930-е, понял я, только теперь осознавая в полной мере, что это значит. Снова документировать Великую депрессию, читать детективы, остричь прекрасные рыжие волосы под каре, а длинные ноги, которые все это время прятались под длинными юбками, запаковать в шелковые чулки со швом сзади… И я больше никогда ее не увижу.

Нет, наверное, увижу на освящении. Если меня туда пустят. Если леди Шрапнелл не устроит мне пожизненную каторгу на барахолках, когда я сообщу, что епископского пенька не было в соборе.

А если я увижу Верити на освящении, что я ей скажу? Теренсу достаточно извиниться за то, что предлагал сердце другой. А я как оправдаюсь, что вынудил историю убрать меня подальше, чтобы не мешал развязке? Гордиться нечем. С таким же успехом мог все это время перебирать перочистки.

– Мне уже грустно, – вздохнула Верити, не отводя взгляда от верхней площадки. – Вроде бы нужно радоваться, что все так замечательно разрешилось и континуум не рушится… – Она посмотрела на меня своими прекрасными русалочьими глазами. – Диссонанс ведь ликвидирован, как считаешь?

– Есть поезд в девять сорок три, – возвестил Теренс, стремглав слетая по лестнице с чемоданом в одной руке и шляпой в другой. – Бейн предусмотрительно оставил у меня в комнате справочник. Прибывает в одиннадцать ноль две. Пойдем, Сирил, будем делать предложение. Куда он подевался? Сирил!

Теренс исчез в гостиной.

– Да, – кивнул я Верити. – Ликвидирован подчистую.

– Нед, вы ведь договоритесь, чтобы лодку вернули Джавицу? – попросил Теренс, появляясь уже с Сирилом. – И чтобы остальные мои вещи отправили в Оксфорд.

– Да, конечно. Езжайте.

Он пожал мне руку.

– До свидания. «Выше нос, до скорой встречи, друг!» Увидимся после каникул!

– Это… это вряд ли, – ответил я уклончиво, только теперь понимая, как буду скучать. – Всего хорошего, Сирил. – Я нагнулся погладить бульдога по голове.

– Ерунда, вы все это время поправлялись на глазах. К осеннему триместру будете как огурчик, и мы славно покатаемся на лодке, – пообещал Теренс, уходя, и Сирил радостно припустил за ним.

– Пусть убираются немедленно! – раздался сверху надрывный голос миссис Меринг.

На втором этаже хлопнула дверь.

– И речи быть не может! – заявила миссис Меринг, потом послышалось неразборчивое бормотание. – И скажи им…

Снова неразборчиво.

– Немедленно спустись и скажи им. Это все из-за них!

Снова неразборчиво.

– Если бы она как следует исполняла обязанности компаньонки, ничего подобного бы…

Окончание фразы отрезал хлопок дверью, и минутой позже к нам спустился чрезвычайно сконфуженный полковник Меринг.

– Чересчур много обрушилось на мою бедную супругу, – проговорил он, не отрывая взгляда от ковра. – Нервы. Очень хрупкие. Нужен покой и абсолютная тишина. Тебе, Верити, пожалуй, лучше к лондонской тетушке, а вам обратно… – Полковник нахмурился в замешательстве.

– В Оксфорд, – подсказал я.

– Ах да, занятия. Сожалею, – извинился перед ковром полковник. – Буду рад предоставить экипаж.

– Нет-нет, не стоит беспокойства.

– Никакого беспокойства. Велю Бейну… – Он снова умолк в растерянности.

– Я провожу мисс Браун до станции, – успокоил я его.

Он кивнул и двинулся наверх.

– Проведаю супругу.

Верити шагнула за ним на лестницу.

– Полковник Меринг! Вам не стоит отрекаться от дочери.

– Боюсь, Мальвиния настроена твердо, – пряча глаза, ответил полковник. – Страшное потрясение, знаете ли. Дворецкий и прочее.

– Все-таки Бейн – то есть мистер Каллахан – уберег от кошки вашего черного телескопа, – вступилась Верити.

И зря.

– Зато прошляпил пучеглазого рюкина, – мгновенно рассвирепел полковник. – Двести фунтов!

– Но ведь он забрал Принцессу Арджуманд с собой, – нашлась Верити, – и она больше не станет есть ваших рыбок. А еще помешал мадам Иритоцкой украсть рубины тети Мальвинии. И он читает Гиббона. – Верити посмотрела на него снизу вверх, опираясь на столбик перил. – А Тосси – ваша единственная дочь.

Полковник вопросительно оглянулся на меня.

– Что скажете, Генри? Найдет она свое счастье с этим дворецким?

– Он печется лишь о ее благополучии, – ответил я с уверенностью.

Полковник покачал головой:

– Боюсь, жена твердо решила – больше с ней ни слова. Говорит, с этого момента Тосси для нее умерла.

Он печально побрел наверх.

– А как же спиритизм? – не отставала Верити. – Удачная возможность пообщаться с усопшей.

– Это мысль! – просиял полковник. – Провести сеанс. – Он двинулся дальше, окрыленный. – Она любит сеансы. Отстучим: «Прости!» Должно сработать. Вот не думал, что в столоверчении есть толк. – Он громко побарабанил по перилам. – Идея что надо!

Полковник шагнул было в коридор, но, обернувшись, тронул Верити за локоть.

– Собирайтесь и езжайте на станцию не мешкая. Для вашего же блага. Нервы, знаете ли.

– Я понимаю, – кивнула Верити. – Мы с мистером Генри сейчас же отправимся.

Она удалилась в свою комнату. Полковник Меринг скрылся в конце коридора – там тоже скрипнула дверь и тишину прорезал трубный глас Черной Королевы: «…еще не уехали? Я ведь просила тебя…»

Пора сматывать удочки.

Я поднялся к себе. Распахнул гардероб и достал саквояж. Поставил его на кровать, сел рядом и стал размышлять о происшедшем. Каким-то образом континууму удалось исправить диссонанс, распределив влюбленных по парам, словно в последнем акте шекспировской комедии, хотя как он умудрился – непонятно. Ясно одно – для этого ему потребовалось убрать нас подальше. И поэтому он фактически запер нас в чулане – в чулане времени.

Только вот с какой стати он забросил нас в Ковентри под бомбы, в очаг напряжения, где мы рисковали наломать куда больше дров? Или в Ковентри все же нет очага напряжения?

Мы-то списывали недоступность именно на него: а как иначе, учитывая «Ультру»? Однако, возможно, сеть не пускала в ночь налета лишь искателей епископского пенька, потому что в соборе находились мы с Верити. И недоступность требовалась, чтобы никто нам не помешал.

В чем? Посмотреть, как настоятель Говард тащит в полицию подсвечники и полковое знамя, и убедиться, что пенька среди спасенного скарба нет? Удостовериться в его отсутствии в соборе во время налета?

Что угодно отдал бы за возможность не узнавать этот прискорбный факт и не сообщать леди Шрапнелл. Но пенька совершенно точно там не было. Интересно, кто же умыкнул его и когда…

Стащить его могли только днем накануне бомбежки. По утверждению Каррадерса, руководительница цветочного комитета мисс Шарп, уходя из собора после заседания комитета по посылкам на фронт и организации предрождественского базара, задержалась у пенька и вытащила оттуда три пожухшие хризантемы. То есть он еще был на месте.

У меня вдруг поплыло перед глазами, как тогда, у калитки, когда Финч сказал: «Вы на мертоновском стадионе», – и я ухватился за столбик кровати, словно за кованую створку.

Хлопнула дверь.

– Джейн! – разнесся по коридору голос миссис Меринг. – Где черное бомбазиновое?

– Здесь, мэм, – пискнула Джейн.

– Нет, это никуда не годится! – прогремела миссис Меринг. – Слишком плотное для июня. Нужно будет заказать траурное платье у «Свона и Эдгара». У них есть дивный мягкий черный креп с агатовой отделкой на лифе и плиссированной нижней юбкой.

Пауза – перерыв то ли на рыдания, то ли на планирование гардероба.

– Джейн! Эту записку отвезешь на Нотинг-Хилл. И ни слова миссис Каттисборн. Слышала?

Хлопок дверью.

– Да, мэм, – шепнула Джейн.

Я так и стоял, уцепившись за столбик, пытаясь ухватить ускользнувшую мысль, странное ощущение, возникшее минуту назад, но оно уже пропало. Наверное, то же самое произошло с миссис Меринг в соборе. Не было никакого послания ни от духов, ни от леди Годивы. Она просто увидела Бейна и Тосси, и на мгновение действительность вернулась на круги своя, показав миссис Меринг, что и как произойдет.

Показала мельком, словно пригрезившись, иначе миссис Меринг уволила бы дворецкого на месте, а Тосси отослала в долгое путешествие по Европе. Видение появилось и пропало, как у меня только что. Вот откуда брался этот отрешенный вид и нащупывание дырки в зубе – миссис Меринг силилась вернуть растаявшее в воздухе видение.

Дворецкий. «Если я хоть чем-то могу отплатить вам за добрый поступок и выразить свою безмерную благодарность, только скажите!» – зазвучал в ушах голос Бейна. Отплатил сторицей. «Виновник – дворецкий», – объясняла Верити. И тоже не ошиблась.

Хотя нет, не Верити. Та дама в мехах из «Блэкуэлла». «Это всегда дворецкий», – заявила она, а другая, та, которая с Сирилом на плечах, ответила: «Нам кажется, будто это первое преступление, а выясняется, что это уже второе. Первое произошло много лет назад, и никто о нем даже не подозревал». Подлинное преступление. Совершенное кем-то в неведении. И еще что-то, о какой-то особе, вышедшей за фермера.

– Но дворецкий! – донесся из коридора истерический возглас миссис Меринг, а потом приглушенные увещевания.

– Зря оставили их гостить, не стоило, – соглашался полковник.

– Когда бы не этот мистер Сент-Трейвис, – причитала миссис Меринг, – у нее и мыслей не возникло бы о замужестве.

Дальнейшие слова утонули в слезах и бессвязных бормотаниях, и как ни приятно было видеть, что другие тоже переосмысливают свои поступки, с этим домом определенно настала пора прощаться.

Я открыл комод и посмотрел на аккуратно разложенные Бейном вещи. Все сорочки принадлежат Эллиоту Каттисборну и викторианской эпохе. А также воротнички, манжеты и ночная рубашка. С носками сложнее, но, похоже, на мне сейчас именно та пара, в которой я перебрасывался, иначе сеть меня бы не пропустила. Если, конечно, я не собираюсь создавать диссонанс, но и тогда обойдется даже без увеличения сдвигов.

А если континуум пытался убрать меня и Верити с дороги, почему сеть беспрепятственно открывалась в первые разы, когда мы возвращались из Оксфорда после доклада? Почему она выпустила в будущее Верити с Принцессой Арджуманд? Бейн ведь не топил кошку на самом деле. Он только обрадовался бы, увидев Верити у беседки со спасенной хулиганкой на руках. Почему сеть изначально пропустила Верити в Мачингс-Энд? Ничего не понятно.

Я открыл нижний ящик. Там Бейн заботливо уложил мои реквизитные сорочки неподходящего размера и начищенные воском лакированные туфли. Я закинул их в саквояж и оглядел комнату на предмет остального реквизита. Слава Богу, опасные бритвы брать не нужно. И помазки с серебряной ручкой.

Мое канотье лежало на ночном столике. Я хотел уже надеть его, но передумал. Не по заслугам красоваться.

Нет, совершенно непонятно. Если континуум был против нашего вмешательства, почему он выпустил меня в сорока милях от Мачингс-Энда? А Каррадерса закинул на кабачковое поле? Почему удерживал Каррадерса целых три недели после налета? Зачем было посылать меня в 2018-й и 1395-й, а Верити – в 1940-й? И самое главное – почему он вернул нас теперь?

– Американец! – взвизгнула миссис Меринг в дальнем конце коридора. – Все из-за мистера Генри. Эти чудовищные американские идеи сословного равенства!

Точно пора убираться. Я закрыл саквояж и вышел. У комнаты Верити остановился и хотел постучать, но снова передумал.

– Где Джейн? – раскатился по коридору вопль миссис Меринг. – Почему до сих пор не вернулась? Эти ирландцы! Все ты виноват, Мейсел! Я-то хотела нанять…

Я торопливо и бесшумно спустился по лестнице. У подножия стояла Колин-Джейн, комкая передник.

– Уволили? – спросил я.

– Нет, сорр, еще нет. – Она бросила затравленный взгляд на второй этаж. – Но к тому идет.

Я кивнул сочувственно.

– Мисс Браун вышла?

– Да, сорр. Просила передать, что будет ждать вас на станции.

– На станции? – Я не сразу сообразил, что имелась в виду переброска. – Спасибо, Джейн. Колин. И удачи!

– Спасибочки, сорр.

Она двинулась наверх, крестясь на ходу.

Я открыл входную дверь – Финч, в визитке и положенном дворецкому котелке, тянулся к дверному молотку.

– Мистер Генри! Вы-то мне и нужны.

Я повел его в сад, подальше от окон, чтобы нас не заметили.

– Рад, что застал вас до отбытия, сэр. У меня дилемма.

– Боюсь, тут я плохой помощник.

– Видите ли, сэр, мое задание практически выполнено, и я могу завершить свою миссию хоть завтра утром, но миссис Каттисборн завтра вечером устраивает чай, за которым предполагается обсудить ярмарку рукоделия на день святой Анны. Для нее это важное событие, поэтому я планировал остаться и проследить, чтобы все прошло без задоринки. У этой ее кухонной служанки, Глэдис, мозги кроличьи и…

– И вы боитесь пропустить освящение, если задержитесь?

– Нет, я консультировался с мистером Дануорти, и он сказал, ничего страшного, меня вернут в нужный день. Дилемма вот в чем. – Он протянул мне квадратный конверт с вытисненным золотым вензелем ММ. – Это приглашение на работу от миссис Меринг. Она зовет меня к себе дворецким.

Так вот почему Джейн-Колин стояла в плаще. Единственная дочь миссис Меринг сбежала с дворецким, разбив маменьке сердце, а маменька первым же делом посылает Колин-Джейн к Каттисборнам переманивать Финча.

– Очень выгодное предложение, сэр, – продолжал Финч. – Преимущества несомненны.

– И вы думаете остаться в викторианской эпохе насовсем?

– Ни в коем случае, сэр! Хотя, – протянул он задумчиво, – иной раз мне кажется, я словно рожден для нее. Нет, дилемма в том, что Мачингс-Энд куда больше подходит для моего задания, чем дом Каттисборнов. Если я правильно расцениваю признаки, завершение наступит уже сегодня, и тогда будет не важно, однако может статься – оно растянется на несколько дней. И в таком случае мое задание…

– А в чем оно все-таки состоит, Финч? – не выдержал я.

– Боюсь, я не уполномочен, – огорченно сказал Финч. – Мистер Льюис взял с меня клятву молчать, и кроме того, я владею сведениями, которых у вас еще нет, поэтому я не дерзну ставить под удар оба наших задания неосторожной фразой. Как вам хорошо известно, болтун – находка для шпиона.

И снова это странное ощущение, будто действительность переворачивается с ног на голову. Я вцепился в него, как в спасительную калитку.

Болтун – находка для шпиона. Я знаю, откуда это. Из моих собственных размышлений об «Ультре», о Ковентри и о тайнах, порождающих очаги напряженности. Что-то про «Ультру» – что произошло бы, узнай немцы о взломе их кода… Нет, бесполезно. Снова ускользнуло.

– Если растянется еще на несколько дней, – объяснял Финч, – то Мачингс-Энд куда ближе и к приходу, и к переброске. К тому же я не собираюсь бросать миссис Каттисборн на произвол судьбы. Я уже подыскал ей великолепного дворецкого в лондонском агентстве. Телеграфирую ему насчет освободившегося места перед самым своим отбытием. Но мне кажется нечестным принимать предложение миссис Меринг, если я здесь на считаные дни. Наверное, лучше подобрать еще одного дво…

– Нет, – перебил я. – Соглашайтесь. И ни в коем случае не уведомляйте об уходе заранее. Просто исчезните. Пусть миссис Меринг увидит, что такое по-настоящему ненадежная прислуга, – тогда, может, оценит по достоинству своего зятя. А заодно отучится сманивать дворецких у соседей.

– Хорошо, сэр, – кивнул Финч. – Спасибо. Сообщу ей о своем решении после чайного приема у миссис Каттисборн. – Он двинулся к входной двери. – И не волнуйтесь, сэр. Ночь всегда темнее перед рассветом.

Он взялся за молоток, а я поспешил к беседке. Вспомнив в последнюю минуту про комбинезон и дождевик, я завернул за ними в винный погреб и уложил в саквояж. Все-таки на комбинезоне нашивка ПВО, а дождевики эти «Берберри» начнет выпускать только в 1903 году, через пятнадцать лет, и нам совершенно не нужен очередной диссонанс.

Я снова зашагал к переброске. Интересно, Верити еще там или уже отправилась в Оксфорд, чтобы избежать неловких прощаний?

Она была там. В белой шляпе, с двумя портпледами, словно на перроне.

– Вот, – сказал я, ставя свой саквояж рядом.

Она посмотрела на меня из-под белой вуалетки, и я подумал, как жаль, что мне все-таки не удалось геройски спасти мир. Ну, раз не удалось…

– Когда ближайший поезд? – спросил я, отворачиваясь к пионам за беседкой.

– Через пять минут. Если откроется.

– Откроется. Тосси вышла за мистера К, Теренс делает предложение Мод, их внук полетит бомбить Берлин, люфтваффе бросит громить аэродромы и пустится на Лондон – все на благо континуума.

– Вопреки нам, – вздохнула Верити.

– Вопреки нам.

Мы уставились на пионы.

– Ты, наверное, рад, что все позади? Теперь наконец обретешь желаемое.

Я обернулся к ней.

– Отоспишься в смысле.

– Я уже не так тоскую по сну. Научился обходиться.

Мы снова уткнулись взглядом в пионы.

– А ты, наверное, вернешься к детективам? – прервал я молчание.

Верити покачала головой:

– Они слишком далеки от жизни. Дело всегда раскрывается, зло наказывается. Мисс Марпл ни разу не приходилось отсиживаться под бомбами, пока кто-то расхлебывает заваренную ею кашу. – Верити улыбнулась вымученно. – А ты чем займешься?

– Барахолками, не иначе. Уже вижу, как леди Шрапнелл обрекает меня на вечную вахту у кокосового тира, когда я ей признаюсь, что епископского пенька там все-таки не было.

– Где не было?

– В соборе. Я хорошо рассмотрел северный неф перед самой переброской. Подставка на месте, а пенька нет. Не представляю, как сказать леди Шрапнелл. Она и мысли подобной не допускала. Ты была права. Кто-то все же унес его на хранение, как ни парадоксально.

Верити нахмурилась.

– Ты уверен, что не перепутал места?

Я подтвердил кивком.

– Перед оградой Кузнечной капеллы, между третьей и четвертой колоннами.

– Но это невозможно! Он там стоял. Я его видела.

– Когда? Когда ты его видела?

– Сразу как туда попала.

– Где?

– В северном нефе, в проходе. На том же месте, где во время поездки в Ковентри.

Раздался тихий шелест, и сеть начала мерцать. Верити, подхватив портпледы, шагнула на газон.

– Погоди! – Я ухватил ее за руку. – Скажи мне точно, где и когда ты его видела.

Она с тревогой оглянулась на мерцающую сеть.

– Может, нам…

– Дождемся следующей, – решил я. – Опиши все подробно. Ты оказалась в алтаре…

Верити кивнула.

– Сирена выла, но самолетов я пока не слышала, и в соборе было темно. Только в алтаре лампадка и еще одна на алтарной преграде. Я решила не отходить от сети, вдруг она сразу же откроется снова. Поэтому спряталась в ризнице и затаилась, а потом у соседней двери заплясали лучи фонариков – это пожарная охрана бежала на крышу, и кто-то из них спросил: «Может, пора выносить вещи из ризниц?» Я тогда быстренько прокралась в Капеллу торговцев тканями. Переброска оттуда вполне просматривалась.

– А потом капелла загорелась?

– Да. Я бросилась обратно в ризницу, но все уже заволокло дымом; я, видимо, повернула не туда и оказалась в хоре. Там я как раз ссадила руку. Я помнила, что башня уцелеет, поэтому опустилась на четвереньки и вдоль ограждения хора пробралась в неф, а там тоже по полу – туда, где дым был пореже и позволял выпрямиться.

– Это в котором часу?

– Не знаю. – Верити беспокойно оглянулась на сеть. – А если больше не откроется? Может быть, в Оксфорде договорим?

– Нет. Так когда ты поднялась на ноги?

– Не знаю. Незадолго до того, как начали выносить вещи.

Сеть засияла. Я не двинулся с места.

– Ага. Значит, ты ползла по нефу…

– Ползла по нефу, и где-то на середине дым начал редеть, и стало видно западные двери. Тогда я встала, опираясь на ближайшую колонну, и он оказался прямо передо мной, у ограды. На подставке. С большим букетом желтых хризантем.

– Ты уверена, что это именно пенек был?

– Как будто его можно перепутать… Нед, к чему все эти подробности?

– А потом что ты сделала?

– Подумала: «Ладно, хоть какая-то польза». По крайней мере скажу Неду, что пенек во время налета был в соборе. Если выберусь. И двинулась к двери в башню. Проход перегораживала перевернутая скамья, пришлось ее огибать, и пока я добралась до башни, уже вбежала пожарная охрана и начала выносить вещи.

– И? – поторопил я.

– Я нырнула в Капеллу вязальщиков и затаилась.

– Сколько ты там просидела?

– Не знаю. Четверть часа, наверное. Потом вернулся кто-то из пожарных и забрал алтарные книги. Я подождала, пока он скроется, затем отправилась тебя искать.

– Через южные двери?

– Да. – Верити посмотрела на сеть. Та уже меркла и съеживалась.

– Когда ты выходила, у портала кто-нибудь стоял?

– Да. Если мы опять застрянем…

– Из пожарной охраны кто-нибудь приближался к пеньку?

– Нет. Они заходили только в алтарь и в ризницы, потом один заскочил в Кузнечную капеллу, вынес крест и подсвечники.

– И больше ничего?

– Больше ничего.

– Точно?

– Точно. Ему пришлось выбираться с ними в обход, через тыльную часть нефа и по южному боковому, из-за дыма. Как раз мимо меня пробежал.

– А в Капеллу мануфактурщиков они не заглядывали?

– Нет.

– А ты?

– Я же сказала. Я очутилась в алтаре, потом пряталась в Капелле торговцев, потом в хоре. Это все.

– А северные двери из твоего укрытия просматривались?

Она кивнула.

– И через них никто не выходил?

– Они были заперты. Я слышала, как один дежурный просил другого отпереть северный портал, чтобы пожарные протащили внутрь шланги, и тот ответил, что отпирать придется снаружи, потому что Кузнечная капелла уже горит.

– А западный вход? Там, где лестница в башню?

– Нет. Пожарная охрана вбегала только через ризницу.

– Больше никого в соборе не было? Кроме дежурных? И пожарных?

– В соборе? Нед, он горел вообще-то!

– В чем были дежурные?

– В чем? – Верити озадачилась. – Не знаю… В форме. Комбинезоны. Да… у причетника была каска.

– А в белом никого не было?

– В белом? Откуда там белое? Нед, к чему…

– И западную дверь – которая в башню – тебе тоже было видно?

Верити кивнула.

– И через нее никто не выходил, пока ты пряталась в соборе? И в Капеллу мануфактурщиков не проникал?

– Нет. Ну объясни уже, к чему это все?

Значит, северный портал заперт, южный не выпускала из виду Верити, а на улице толпились зеваки с двумя глазеющими по сторонам подпирателями фонаря.

Пожарная охрана вбегала через ризницу, которую вскоре после того, как настоятель Говард выскочил с алтарными книгами, отрезало огнем. И у наружных дверей ризницы тоже кто-то все время толкался. А еще тот толстяк дежурный гражданской ПВО, который расчищал подступы. И дракониха из цветочного комитета, застывшая в карауле у западного портала. Нет, деваться из собора было некуда.

Некуда было деваться из собора. Как из лаборатории в 2018-м. И спрятаться негде. Только в сети.

Я схватил Верити за руки. Я прятался в сети, за бархатным театральным занавесом, и Лиззи Биттнер говорила: «Я сделаю для него все». Оксфорд 2018 года. Где Ти-Джей обнаружил очаг увеличения сдвигов.

«Потому что у нас нет таких ценностей, как в Кентербери и Винчестере», – сокрушалась Лиззи Биттнер. Лиззи Биттнер, вышедшая замуж за потомка Ботонеров, строивших собор в 1395 году. Лиззи Биттнер, совравшая насчет незапертой лаборатории. Открывшая дверь своим ключом.

«Нам кажется, это первое преступление, а выясняется, что оно уже второе, – говорила дама в мехах. – Первое произошло много лет назад». Или вперед. Все-таки в нашем распоряжении машина времени. А в одной из моделей Ватерлоо континууму пришлось углубиться аж в 1812-й, чтобы устранить диссонанс.

Вот она эта мелкая, никуда не укладывающаяся деталь – рост сдвигов. Которого не возникло на той роковой переброске Верити. А ведь он мог бы помешать ей спасти кошку и предотвратил бы диссонанс. Пять минут в любую сторону – и ничего не придется расхлебывать, однако сдвиг составляет девять минут. И эти девять минут приводят Верити прямиком на место преступления.

«В каждом из смоделированных диссонансов наблюдался рост сдвигов», – утверждал Ти-Джей. Во всех до единого. Даже в тех, с которыми континуум не справился. Во всех без исключения. Кроме нашего.

А у нас в наличии только 2018 год, где сдвиги, по мнению Ти-Джея, выходят неоправданно большими для сильной удаленности от эпицентра. И Ковентри. Где вроде бы дело в очаге напряжения.

– Нед! – встревожилась Верити. – Что с тобой?

– Тс-с-с, – прошептал я, сжав ее руки, словно зеленые прутья мертоновской калитки. Почти распутал. Если не испорчу все резким движением и не отвлекусь, то наконец увижу всю картину целиком.

Область сдвигов чересчур далеко от эпицентра, а расхождения обычно наблюдаются лишь в непосредственной близости от диссонанса. А дама в мехах сказала: «Я рада, что она за него вышла». Она говорила о какой-то знакомой, сбежавшей с фермером. «Иначе так бы и чахла в Оксфорде на церковных собраниях и благотворительных ярмарках…»

– Нед? – позвала Верити.

– Тс-с-с.

«Она твердит, что епископский пенек украли», – сообщил Каррадерс, имея в виду «эту старую грымзу» мисс Шарп, руководительницу цветочного комитета.

И дежурный пэвэошник велел: «Пойдемте, мисс Шарп!» – седовласой женщине, охраняющей западный портал. И эта седовласая женщина, которая кого-то мне напоминала, ответила: «Никуда я не пойду. Я заместитель председателя гильдии алтарниц собора и руководитель цветочного комитета».

Он называл ее мисс Шарп. Мисс Шарп, которая в расстроенных чувствах кинулась сеять подозрения, будто о налете знали наперед. И даже написала письмо в редакцию. Отправила письмо в газету, утверждая, будто кто-то загодя пронюхал о готовящейся бомбардировке. В Ковентри, где о налете и вправду было известно заранее. В городе, который в отличие от Мачингс-Энда был для истории не тихой заводью, а очагом напряжения. Из-за «Ультры». Узнай фашисты, что у нас имеется копия «Энигмы» и мы расшифровываем их секретные сообщения, изменился бы ход войны. И ход истории.

И наконец, единственный случай, когда что-то удалось вынести через сеть из прошлого, произошел как раз в рамках самокоррекции…

Я, кажется, стиснул руки Верити до боли, однако отпустить не смел.

– Та молодая женщина в соборе, – произнес я. – Как ее звали?

– В соборе? – Верити недоуменно заморгала. – Нед, в соборе никого не было. Он горел.

– Не там, не в сороковом. Во время нашей поездки с Тосси. Та женщина, которая приходила к помощнику викария. Как ее звали?

– Не помню… Что-то цветочное. Георгина или…

– Гортензия. Не имя, фамилия.

– Не по… Начиналось на «Ш». Шервуд? Нет, Шарп.

Мир перевернулся с головы на ноги, и вот я уже не у баллиольской калитки, а на мертоновском стадионе, и там, на лугу у Крайст-Черча, возвышается средоточие всего – Ковентрийский собор.

– Нед, – потормошила меня Верити. – Что такое?

– Мы смотрели не под тем углом, – объяснил я. – Ты не вызывала диссонанс.

– Но… а как же совпадения? – забормотала Верити. – И рост сдвигов в 2018 году? Без диссонанса не обошлось.

– Не обошлось, – подтвердил я. – И теперь благодаря своим удивительным серым клеточкам я знаю, когда он возник. И что его породило.

– Что?

– Элементарно, дорогой Ватсон. Даю подсказку. Даже несколько. «Ультра». «Лунный камень». Ватерлоо. «Болтун – находка для шпиона».

– Болтун? Нед…

– Каррадерс. Собака, которая не лаяла. Перочистки. Голуби. Наименее вероятный подозреваемый. И фельдмаршал Роммель.

– Фельдмаршал Роммель?

– Боевые действия в Северной Африке, – пояснил я. – По наводкам «Ультры» мы отлавливали и топили роммелевские транспортные конвои, для отвода глаз показывая немцам самолет-разведчик, чтобы они не заподозрили неладное.

Я рассказал Верити о том, как из-за тумана самолету не удалось засветиться перед конвоем, как одновременно подоспели Королевский флот и авиация, и о том, как дальше спасали «Ультру» от рассекречивания – про телеграмму, ложные слухи и предназначенные для перехвата донесения.

– Если бы фашисты узнали про «Ультру», в войне наступил бы резкий перелом, поэтому пришлось пускать в ход хитроумную операцию, чтобы замести следы утечки. Видишь? – лучезарно улыбнулся я Верити. – Все сходится.

Все сходится. И застрявший в Ковентри Каррадерс, и Теренс, разминувшийся из-за меня с Мод, и сталкивающий профессора Преддика в реку профессор Оверфорс, и даже все эти треклятые барахолки.

Дамы в мехах в «Блэкуэлле», Эркюль Пуаро, Ти-Джей, профессор Преддик со своими рассуждениями о высшем замысле – все они мне подсказывали, но я был глух и слеп.

Верити смотрела на меня с тревогой.

– Нед, признавайся, сколько перебросок подряд ты успел сделать?

– Четыре. Вторую из них – в «Блэкуэлл», где три матроны в мехах вели чрезвычайно познавательную дискуссию о детективах, а первую – в лабораторию 2018 года, где Лиззи Биттнер обещала любой ценой уберечь собор от хищных лап спиритистов.

Сеть слабо замерцала.

– Что, если все-таки был диссонанс? – продолжал я. – Утечка? И континуум, защищая ход истории, запустил хитроумную систему аварийной защиты? Как руководство «Ультры», высылавшее телеграммы и распространявшее ложные слухи, он привел в действие сложную операцию с утоплением кошек, сеансами, барахолками и побегами из дома. И десятками агентов, многие из которых даже не подозревали об истинной цели своих действий.

Пионы засверкали переливчато.

– В лучших традициях детективного жанра доказательств у меня нет. И поэтому, Ватсон, отправляемся собирать улики. – Я подхватил портпледы Верити и переставил к пионам. – Скорее, Ватсон, конка!

– Куда мы? – с подозрением спросила Верити.

– В лабораторию. В 2057 год. Читать ковентрийскую прессу и протоколы заседаний соборных комитетов за 1888-й и 1940-й.

Я взял Верити под руку, и мы шагнули в мерцающий круг.

– А потом мы заберем епископский пенек.

Сияние усилилось.

– Стой здесь, – велел я и вышел из круга за саквояжем.

– Нед!

– Иду.

Я открыл саквояж, вынул канотье, поставил саквояж в круг, а шляпу нахлобучил под щегольским углом, который сделал бы честь самому лорду Питеру Уимзи.

– Нед… – Верити попятилась, округляя зелено-карие глаза.

– Гарриет, – ответил я, втягивая ее обратно в сияние.

И слился с ней в поцелуе на сто шестьдесят девять лет.