На Гурроч-Вейл послеобеденный отдых продолжался с двенадцати до четырех дня. В это время на каучуковые рощи опускалась гробовая тишина. Казалось, что окутывающий землю зной не позволяет подняться от нее ни единому звуку. Не имея привычки к дневному сну даже в обычной обстановке, теперь я беспокойно металась по бунгало и старательно разжигала в себе неприязнь ко всему, что видела.

Все еще находясь под впечатлением происшедшего утром, я с готовностью согласилась на предложение не ехать на съемки во второй половине дня. Однако это оказалось неверным шагом. За работой я могла бы восстановить душевное равновесие, но бродя по пустому безмолвному дому, всё глубже и глубже погружалась в меланхолию. Естественно, такое настроение стало причиной дальнейших неприятностей.

Дэн постучал в дверь моей комнаты, когда я не очень успешно пыталась выгладить своё вечернее платье. Когда человек погружен в депрессию, у него не получается даже самое простое.

— Оставь дверь открытой, — сказала я ему. — Не хочу, чтобы меня компрометировали.

— Ну, подумаешь, одним разом больше, — ответил Дэн, думая, что я шучу. Но затем, почувствовав, как всегда, мое настроение, он перестал скалить зубы и выполнил мою просьбу. — Ты хорошо себя чувствуешь, Рокси?

— А почему я должна чувствовать себя плохо?

Увидев бутылку на туалетном столике, он в удивлении вскинул брови.

— Только не говори, что ты превращаешься в пьяницу-одиночку. Ты должна была поднять тост за Даниэля и Эмира Буль-Буль.

— Можешь угощаться. Там еще немного осталось.

— Чертовски мало, как выясняется, — заявил он, налив себе спиртного.

Он не предложил мне составить ему компанию, тактично дав понять этим, что с меня достаточно. Он был прав, но мне было безразлично, скажет он мне об этом или нет, поэтому я налила себе сама.

Дэн ничего не сказал, наблюдая, какую порцию я себе налила.

— Боже мой, — пробормотал он, — мы в плохом настроении. Что случилось, моя маленькая девочка, кто-то украл твои шарики?

Странное дело, хотя со мной такое бывало редко, я вспомнила свою маму и то, как она успокаивала меня, когда я приходила к ней за утешением со своей очередной детской трагедией. Обычно она отгоняла мои беды, рассказывая стишок о девочке, потерявшей книжку по географии. В эту минуту я нуждалась в ком-то, кто мог сказать мне, что все прекрасно, и отправить меня играть снова. Но такого человека рядом не было, и это еще больше ухудшало мое настроение и без того отвратительное. Дэну я сказала:

— Ничего, я скоро приду в себя.

— Вот прекрасный допинг, — и он протянул мне пачку газет. — Может, это тебе поможет. Почта из дома, Рокси. Доставлена сегодня утром из Сингапура.

— Из дома?.. — На мгновение моё настроение поднялось, но потом я вспомнила, что «дом» для Дэна — Голливуд.

— Что-нибудь важное?

— Несколько номеров газеты «Репортер» двухнедельной давности. Хочешь послушать, как живет другая половина человечества?

Мы уселись вместе на кровать и просмотрели газеты вместе. Все это было очень знакомо и в то же время несколько странно — большая реорганизация, начало съемок новых картин на других студиях, заключения новых контрактов и завершение старых — в общем новости, которые всегда казались важными. Здесь же нам, отрезанным от всего мира, находящимся среди удушливо влажных джунглей, все это представлялось нереальными делами какого-то другого мира, к которому мы не имели никакого отношения. Дэн назвал газеты противоядием от моего состояния, но они лишь усилили мое чувство одиночества.

— О нас что-нибудь есть, Дэн?

— Ни единой строчки, — несколько упавшим голосом ответил он, и тут же, овладев собой, добавил: — по крайней мере, кажется, мы еще не уволены.

— Как наши успехи сегодня?

— Так себе. Надеюсь Джи Ди сумеет слепить что-то из отснятой бодяги.

— Собственно, какая разница? — с горечью произнесла я. — Нам не стоит обманывать самих себя, рассчитывая на то, что наш фильм может попасть куда-нибудь, кроме студийной полки в архиве. О, я знаю, что ты хочешь сказать, Дэн. Но если честно посмотреть на вещи, то мы и на самом деле ничего особенного здесь не снимаем. Если у нас получится что-то необычное, если продюсеру оно понравится, если банку понравится идея, если оно удобно уляжется в график студии… тогда они закончат тем, что передадут фильм в другие руки. Ты же знаешь. Слишком много «если»!

— Да, знаю, — спокойно согласился Дэн. — Ну и что ты предлагаешь — отказаться?

Ответа на этот вопрос у меня не было, и я пробормотала:

— Не знаю. Я просто не хочу себя обманывать, вот и все.

— Это жизнь, девочка. Перестанешь себя обманывать — пролетишь и сойдешь с дистанции навсегда. Обычная история.

— Может быть, это случается только с неудачниками, вроде нас с тобой.

— Неужели в такой маленькой бутылке столько грусти? — Он понюхал мой стакан. — Видимо, напиток был слишком убедительным. Ты сейчас совсем не похожа на Роксану Пауэлл, девушку-искательницу приключений.

— Да, это так. Никто из нас ничего не добьется, Дэн. Кроме может быть, Джи Ди. Он единственный талант среди нас. Единственный художник. Ты и я на самом деле — обыкновенные наёмники. Студия не вспомнит о нас, даже если мы останемся в Малайе и сгнием здесь. А Нордж… Ты же сам признаешь, что они хотят избавиться от него.

— Я признаю всё, в том числе и то, что мы, возможно, попусту тратим здесь время. Но глядя фактам в лицо, давай также признаем, что, несмотря на тщетные старания лучших кинематографических умов предотвратить это, иногда звезда удачи все же загорается для тех, кто этого заслуживает.

— Интересно, — мрачно проговорила я, — а мы действительно заслуживаем этого, Дэн?

— Подобные сомнения, вероятно, приходили в голову и Золушке, и все же она рванула на бал. — Он похлопал меня по руке. — У тебя был трудный день, девочка. Хочешь поплакаться в жилетку дяде Дэну?

— Да. Но не буду.

— Это в тебе говорит старая женщина-тигрица. — Он поднялся и, захватив с собой виски, вышел.

Оставшись снова одна, я почувствовала себя немного лучше, может быть, потому, что поделилась своими опасениями с другим человеком. Со времени приезда на Гурроч-Вейл, так или иначе, я постоянно защищалась, а этого достаточно, чтобы любой выглядел в глазах окружающих полным ничтожеством. Я поклялась себе, что теперь все будет по-другому. И начну с Луэлина Керка.

В этот вечер я присоединилась за обедом к остальным, мобилизовав весь свой запас язвительности и остроумия. На этот раз я выполнила все то, чем пренебрегла в первый вечер — вычистила перышки до ослепляющего блеска, и несмотря на различия в стиле одежды, могла выдержать любую конкуренцию, даже Сити.

Реакция мужчин показала, что мои усилия были не напрасны. Джи Ди даже присвистнул. Керк разумеется промолчал.

Продолжая щедро дарить ему улыбки и вести очаровательную светскую беседу о восточной кулинарии, я все время про себя думала: «Ну, погоди. Так или иначе я прорвусь через твой барьер. Даже если для этого понадобится треснуть тебя бананом по голове!»

Вероятно, Дэн почувствовал нарастающее в гостиной напряжение. Во всяком случае он решительно взялся направлять нашу застольную беседу в спокойное русло. Обед принял почти веселый характер.

Иначе и быть не могло: Дэн, когда хотел, был великолепным рассказчиком, а я, слышавшая эти истории уже раз двести, подыгрывала ему, как могла, в этом спектакле для одного зрителя. Наши реплики лились, как чистый горный ручей, — без остановок и неудержимо.

Керк, попыхивая манильской сигарой, сосредоточенно слушал нас.

Я не собиралась позволить ему ускользнуть от меня непокоренным, поэтому в конце концов, прервав воспоминания Дэна, бросила Керку прямой вызов.

— Вас сегодня совсем не слышно. Должно быть, вынашиваете свои новые великие замыслы?

— Вовсе нет. Просто, пока вы беседовали с мистером Лэндисом, мне в голову пришла мысль, что жизнь других людей должна казаться вам чрезвычайно скучной.

— Вряд ли. Я уверена, что в Голливуде нет ни одного дюйма, где происходило бы хоть что-нибудь мало-мальски интересное. Блеска много, но все это лишь мишура. Вы сами наверняка могли бы рассказать десятки таких историй, по сравнению с которыми наши покажутся просто скукотищей.

Он пожал плечами.

— Обыкновенные происшествия, будни. Любой плантатор может рассказать то же самое.

— Никаких будоражащих кровь приключений в джунглях? Вроде единоборства с тигром, а?

Я издевалась над ним, улыбаясь как можно дружелюбнее и ласковее, но Керк делал вид, Что принимает всё за чистую монету.

— Ничего подобного, — произнес он задумчиво. — Я никогда даже просто не охотился на тигров.

Тут зазвонил телефон, и он, извинившись, пошел отвечать. Наша трапеза закончилась, и мы последовали за ним в гостиную. Все, кроме Норджа. То есть, я не видела, как он вышел, но была уверена, что у него свидание с Сити. Интересно, заметит ли это Керк, и если заметит, какой будет его реакция. Смотрит ли он на Сити как на свою собственность?

И снова Керк спрятался за свою бесстрастную маску, никак не прокомментировав отсутствие Норджа. Закончив разговор по телефону, он просто сказал:

— Пожалуйста, угощайтесь! Здесь достаточный выбор напитков для желающих, — и взял книгу с полки. Ею оказался тот же роман, который выбрала я — «Возвращение туземца», но в отличие от меня, он, казалось, сразу же смог погрузиться в чтение.

Я же погружалась в свое опасное настроение и именно поэтому осмелилась выпить еще.

Я прислонилась к бару и развлекала себя тем, что ритмично постукивала бедром по его стойке. Звук отдаленно напоминал тревожный гул тамтама при объявлении войны. Керк не обращал на меня внимания. Спиртное сослужило моему воображению плохую службу. Я все время думала о том, что происходит в домике Сити.

Мой разгоряченный алкоголем мозг рисовал одну эротическую сцену за другой, словно кто-то, глумливо ухмыляясь, показывал мне набор порнографических открыток. Я отчетливо представляла себе комнату Сити, освещенную мягким отраженным светом прожекторов, смятый комок сброшенного ею саронга и загадочный орнамент циновок на полу. А ещё шоколадный бархат кожи Сити на сплетениях соломенных шершавых волокон. Конечно же, свет чувственно проникает через бамбуковую занавеску, отбрасывая тигриные тени на ее ритмично двигающееся тело. И Нордж — единственный завороженный зритель или второй участник…

Кто бы захотел так же посмотреть на меня, затаившуюся тигрицу, в таком же романтичном уединении? Никто, с горечью подумала я. Чувствуя себя всем чужой и никому не нужной, я отошла от бара и подсела к мужчинам.

Я выбрала тиковое кресло напротив Керка, так что каждый раз, отрывая взгляд от книги, он не мог не направить его на меня. Скрестив ноги и выставив их как можно дальше, я положила руки на колени и сидела замерев в ожидании. Тигрицы могут ждать долго. Дэн попытался продолжить разговор, начатый за столом, но я его не поддерживала, и слова потихоньку иссякли.

Нарушил тишину Джи Ди, принявшись обсуждать с Дэном какие-то технические детали завтрашних съемок.

Не знаю, сколько времени прошло, а мы с Керком так и сидели молча друг против друга, как бы ведя некий поединок. По его лицу я ясно читала, что он решил не обращать на меня ни малейшего внимания. А я была столь же решительно настроена пробиться сквозь его панцирь и заставить его взглянуть на меня как на женщину. Я ему не какой-то неодушевленный предмет. Не мебель! Только так, проколов его скорлупу, я могла заставить его признать меня равной.

Спустя некоторое время Джи Ди удалился спать, а затем Дэн, бросив на меня какой-то встревоженный взгляд, последовал за ним.

Керк и я продолжали сидеть. Напряжение, витавшее в воздухе, продолжало расти и стало для меня почти осязаемым. Я знала, что Керк тоже его чувствовал. Уже одно то, как он пытался избежать даже случайного взгляда в мою сторону, убедительно свидетельствовало об этом. Я бы не удивилась, даже не вздрогнула, если бы он вдруг закричал на меня.

Но когда он наконец поднял голову от книги и встретился со мною взглядом, его удивление было почти неподдельным.

— Что-то случилось, мисс Пауэлл?

— Нет, конечно. А разве что-то должно было случиться?

— Вы будете рады узнать, что Че Муда прекрасно себя чувствует?

— Я рада.

— Ну, хорошо… — Керк подавил зевок и аккуратно положил в книгу яркую закладку. — Довольно поздно, не так ли?

Я откинула голову на спинку кресла, зная что в такой позе подчеркивалась каждая линия моего тела.

— Собираетесь спать, мистер Керк?

— Разумеется. — Ответил он и поднялся, взглянув на меня вскользь. — Это был длинный день.

— Но и ночь впереди длинная. — Я глубоко вздохнула. — Рискнёте остаться?