Шансов на то, что каноэ, спрятанное Керком так тщательно, кто-нибудь сможет найти, было приблизительно один к миллиону. И тем не менее, этот шанс представился нашим врагам. И вот они стояли, реальные, как сама смерть, надежно перекрывая нам путь к спасению.

Однако они не понимали в тот момент, как важна их находка.

Знай они, что каноэ принадлежит Керку, символу того, что им было наиболее ненавистно, они, несомненно, прочесали бы джунгли, чтобы поймать его. Но эта лодка ничем не отличалась от других, даже огромным глазом, нарисованным на носу, конечно же, для того, чтобы лодка могла видеть, куда плыть.

Удивляясь тому, что каноэ находится в таком странном месте, партизаны все еще не могли понять, представляет ли оно для них какую-либо реальную ценность. Пока мы стояли в своем укрытии, боясь дышать, они потеряли интерес к каноэ и принялись обсуждать что-то другое. Вскоре я догадалась, что они решают, остаться ли им там или идти в другое место. «Пожалуйста, пожалуйста, — умоляла я про себя неизвестно кого, — пусть они уйдут!» Но видимо, в ту ночь я исчерпала свой лимит просьб, которым прислушивался мой неизвестный покровитель. Так или иначе, но самый рослый из шайки, настоящий гигант среди китайцев, более шести футов высотой, с фигурой быка, остановил дискуссию, решительным жестом указав на то место, где они стояли. Затем он направился в сторону от реки, на более сухое место и начал собирать хворост для ночного костра. Остальные присоединились к нему.

За все это время Керк не проронил ни слова. Когда стало очевидным, что коммунисты располагаются на ночлег, я прошептала ему на ухо:

— Чего мы ждем? Давайте выбираться отсюда, пока они не обнаружили нас. Мы не можем завладеть лодкой, но мне все равно, я готова идти пешком, лишь бы не оставаться здесь.

— Мисс Пауэлл, вы можете лазать по деревьям?

— Думая, что да. А зачем?

— Постарайтесь бесшумно забраться на какое-нибудь из этих деревьев. Я собираюсь в это время подобраться к этим парням с другой стороны и попытаться захватить лодку.

— Забудьте о лодке! — горячо, почти сердито воскликнула я, возмущенная тем, что он неспособен оценить опасность этого предприятия. — Нам она не нужна, мы можем идти пешком.

— Мой «стен» в лодке, и я должен его вернуть любой ценой. — Видя мое замешательство, он добавил: — Вы не понимаете ценности такого пулемета и какую угрозу он представляет собой — сколько бед от него может произойти, попади он не в те руки. Я не могу позволить бандитам завладеть им. К счастью, они его пока не заметили, но утром обнаружат наверняка.

— Но это всего-навсего ничтожный пулемет, жалкая железка. Вы же не виноваты…

— Возможно, это и не моя вина, но уж точно такая же моя обязанность, как и приход за вами.

— Что я должна делать?

Это было единственное, что я могла ответить.

— Отвлечь их. У вас есть часы? Очень плохо. Ну, тогда медленно досчитайте до пятисот, а затем поднимите шум так, чтобы они услышали и отвлеклись. В этот момент я за их спинами проскользну к лодке и схвачу «стен». Договорились?

Я кивнула, и он тоже. Лицом к лицу, почти нос к носу, мы отрепетировали счет, с тем, чтобы определить его ритм. В этот момент мы, должно быть, походили на двух школьников, изучающих устный счет. Наконец Керк остался доволен и сказал:

— Достаточно. Запомните, до пятисот. И не забудьте забраться на дерево.

Он повернулся, чтобы идти, но я поймала его руку и неожиданно поцеловала в щеку.

— Счастливо, Уин, — сказала я.

Керк стоял, глядя на меня, так близко, что я ощущала его дыхание на своем лице. И снова, несмотря на опасность, грозящую нам, между нами возникло непреодолимое электрическое напряжение. Я как будто заново переживала тот драматический момент в его гостиной две ночи назад, когда мы стояли так близко друг к другу, но на этот раз, вместо враждебности, я испытывала совсем иные чувства.

— Спасибо, — пробормотал он и смолк, как бы желая произнести мое имя, как только что сделала я. Но это оказалось выше его сил, и он повторил: «Спасибо». Затем размахивая парангом, как дирижерской палочкой, он начал считать: «Раз, два, три…» Я подхватила счет, наблюдая, как он скрылся в темноте.

Оставшись одна среди таинственных джунглей, ощущая присутствие врагов, находившихся в нескольких шагах от меня, по всем законам природы я должна была бы трепетать от ужаса. Но к своему удивлению, я была абсолютно спокойна. Возможно, это объяснялось тем, что мне приходилось сосредоточить все внимание на счете, подобно тому, как внимание оперируемого больного концентрируется на цифрах при анастезии. Но я хотела верить в то, что мое спокойствие исходило от вновь обретенной уверенности, связанной, конечно, с действиями Керка. Я не героиня, если не иметь в виду актерское амплуа, но разве можно, стоя плечом к плечу с героем, не подняться над собой, хотя бы немного?! А то, что Луэлин Керк настоящий герой, было для меня несомненным фактом, хотя ему самому такая мысль пришла бы в голову в самую последнюю очередь.

Я так была погружена в мысли о Керке и моих отношениях с ним, что почти забыла выполнять его инструкцию. Со счетом все шло хорошо, но когда я дошла почти до четырехсот, то вспомнила о дереве. Я не видела особого смысла залазить на него, ибо уже довольно ясно представляла себе ход предстоящего боя, но решила, что мое дело не рассуждать, а выполнять. Рокси Пауэлл прошла за последние несколько дней большой путь.

Я выбрала дерево поблизости, на котором можно было устроиться поудобнее на высоте около десяти футов от земли. В детстве я много лазала по деревьям на ферме, затем, совсем недавно, делала это на съемках, но в эту минуту обнаружила, что потеряла сноровку.

Карабкаться одной само по себе трудно, а если добавить к этому необходимость взбираться молча и мысленно продолжать счет, то… Я начала уже отчаиваться, когда мне, наконец, удалось ухватиться за ветку, достаточно толстую, чтобы выдержать мой вес.

Забравшись на дерево, я поняла, что означает выражение «с высоты птичьего полета». Теперь я могла смотреть поверх бамбукового барьера и видеть бурлящую грязную реку, каноэ, вытащенное на прибрежную полосу, на костер, вокруг которого на корточках сидели бандиты. До этого мне казалось, что они едят, теперь я обнаружила, что это не так. Они читали. Каждый из них был погружен в чтение своей личной газеты-листовки, ну прямо, как в салоне какого-нибудь клуба. Их оружие, в основном карабины, были аккуратно составлены в пирамиду.

Никто не видел меня, никто даже не посмотрел в мою сторону. Но мне казалось, что мигающий глаз на носу каноэ смотрит на меня умоляюще. Молча я убеждала его, что спасение близко. Я досчитала до пятисот, но колебалась, и посчитала еще до ста на тот случай, если я ускорила счет и Керк не успел добраться до места. А может быть, я поступила так, чтобы найти предлог для оттягивания момента, когда надо было принять наконец решения. Я чувствовала, что мое сердце начинает бешено колотиться. Казалось, что бандиты обязательно услышат его стук.

Но они продолжали спокойно читать при мерцающем свете костра. Откладывать больше не было причин.

Я открыла рот, и малайские джунгли, вероятно, впервые за своё вечное существование огласились нечеловеческим криком, от которого стыла кровь в жилах человека, издавшего его. Хотя на самом деле я вспомнила то, что было совершенно спокойно может сделать любая фермерская девчонка — всего лишь заверещала, как свинья.

Эффект был потрясающим. И неудивительно: крик, который вырвался из меня, казалось, способен был достичь Вандалии, и я бы не удивилась, увидев свиней моего отца, появляющихся из джунглей.

Далее события разворачивались следующим образом: коммунисты повскакивали, все разом повернулись лицом в мою сторону, потом один из них схватил карабин и начал беспорядочно стрелять в темноту.

Только теперь я поняла, почему Керк посоветовал мне взобраться на дерево, и я благословила свое послушание.

Губительный огонь пронесся подо мной, кроша бамбуковые стебли. Кроме растений, слава богу, никто не пострадал.

В то же мгновение Керк рванулся из-за их спин к лодке со скоростью, достойной чемпиона. Бандиты, оглушенные собственными выстрелами, ничего не услышали. Керк добежал до каноэ, нырнул в него и появился оттуда со своим «стеном» в руках.

Происшедшее затем трудно назвать боем. Скорее это была бойня. Захваченные совершенно в врасплох, партизаны были скошены очередями «стена», как пшеница комбайном. Бандит с ружьем был убит первым, а у остальных шанса добраться до своих карабинов так и не появилось. Из моей засады я приветствовала Керка с энтузиазмом старого болельщика, увидевшего, как его команда забила решающий гол.

Мои поздравления оказались преждевременными.

Главарь бандитов, огромный китаец с фигурой борца, не хотел падать. Казалось, раны только разъярили его. Безоружный он пошел по покатому берегу прямым курсом на Керка, величественный в своей ярости. По пути он схватил большой камень, чтобы сокрушить своего мучителя, как умирающий Циклоп, полный решимости отомстить Одиссею.

Однако в лице Керка его слепая ярость нашла достойного противника. Будто вросший в землю, тот стоял непоколебимо и грозно, а во мне всё кричало, чтобы он, не теряя ни секунды, сорвался с места и убежал. Когда Циклоп подошел поближе, Керк был готов к смертельной встрече. Его последняя очередь, выпущенная в упор, перерезала гиганта практически надвое. Бандит замертво рухнул у ног Керка.

Но даже умирая, он сумел одержать маленькую победу — камень, который был у него в руках, упал в каноэ. Удар был сокрушительным. Тонкая обшивка носовой части проломилась, навсегда закрыв нарисованный глаз.

Быстро, насколько было в моих силах, я спустилась с дерева и побежала к Керку. Угрюмо он рассматривал поврежденное каноэ, и я увидела, что оно потеряло не только свой глаз, но и жизнь.

— Похоже на то, что ваше желание все-таки исполнится. Нам придется добираться до дома пешком.

— Хорошо. Мне не привыкать, — сказала я и нервно рассмеялась. — Вы были великолепны! Как я испугалась, когда он пошел на вас, а вы стояли, такой хладнокровный.

Он засмеялся, и его лицо без привычных усов, стало почти мальчишеским.

— Если честно, я испугался. Кстати, скажите, пожалуйста, что это за ужасный звук вы издали? На секунду мне показалось, что наступил конец света. — Он кивнул в направлении наших мертвых врагов. — Наверно, на них это подействовало так же.

Я объяснила, откуда у меня такой талант (если это можно назвать талантом). Он покачал головой и пробормотал:

— С ума сойти, как просто! Но неужели подобные звуки на самом деле способны соблазнить кого-либо из божьих созданий?

Мне пришло в голову, что за последние несколько минут мы произвели такое количество различных звуков, что они вполне могли привлечь каких-то (не знаю — божьих или дьявольских!) созданий, о чем я и сказала вслух:

— Может быть, у этих парней есть друзья поблизости. Вы не думаете, что нам пора сматываться?

— Несомненно. Но вначале… — Керк начал собирать оружие коммунистов.

Я уже хотела запротестовать, решив, что Керк намерен унести его с собой, но он и не собирался этого делать. Один за другим он побросал карабины далеко в реку.

Пока он был занят, я подобрала одну из газет, которую читали бандиты, предпочтя ее виду их безжизненных тел. Это были листовки, отпечатанные на гектографе, все одинаковые. Прочитать их я была не в состоянии, поскольку они были на китайском языке. Когда Керк закончил свое дело, я спросила его, что написано на этих бумажках.

— Это газеты новостей, — объяснил он. — Газета джунглей, можно сказать. Боюсь, что вам она покажется очень скучной. Я уже видел подобные издания. В основном, они представляют собой лекции с темами для групповых обсуждений. — Он посмотрел в газету. — Этот номер, если не ошибаюсь, излагает марксистскую точку зрения на любовь.

— По-моему, тема не такая уж и скучная?

— Послушайте несколько тезисов: «Каков правильный взгляд на любовь?», «Какова причина любви?», «Каким должно быть наше отношение к любви?» — Он оглянулся и посмотрел на окружавшие нас последствия кровавой бойни.

— Не слишком забавная картинка, не так ли?

— Да, — пробормотала я. — Не очень-то увлекательно.

Но с моими словами ни за что не согласились бы лежащие передо мной мертвецы. «Каков правильный взгляд… причина… отношение…?» Вероятно, китайские коммунисты были способны ответить вполне удовлетворительно на все эти вопросы.

Мне стало грустно от сознания того, что я не смогла бы ответить на них.

Пока не могла. А может быть, никогда не смогу.

И я последовала за Керком в джунгли.