Очнулся Алиф в темноте. Часто поморгав, он так ничего и не понял: он не мог различить ни контуров каких-либо предметов, ни объема помещения, где он находился, ни какого-либо источника света. Проведя рукой по лицу, он обнаружил, что черный мешок исчез. Окружавшая его тьма была более глубокой. На какое-то мгновение Алифу показалось, что его похоронили заживо. Он отчаянно закричал и замахал руками. Руки касались только воздуха, а его крик отозвался эхом на некотором расстоянии, отразившись скорее всего от стены. Значит, он не в гробу. Неужели он ослеп? Он с силой потер глаза и увидел цветные пятна. Это несколько ободрило его, но ненадолго. Алиф понял, что не знает, что именно должен ощущать слепой: видел ли он пятна в темноте или же у него отсутствовало всякое зрительное восприятие? Этот вопрос занимал его несколько мучительных минут. Затем вернулся страх, «отдохнувший и посвежевший», и впрыснул ему в кровь свежую дозу адреналина.

Ощущение контакта с воздухом чувствительных частей тела подсказало ему, что он лежит голышом. Алиф провел руками по груди и животу и с облегчением обнаружил отсутствие повреждений. Голову саднило, и в результате болезненного ощупывания выяснилось, что в месте, куда его ударили дубинкой, кожа была рассечена. Рану не обрабатывали: малейшее прикосновение к ней вызывало жгучую боль. В волосах он нащупал сгустки запекшейся крови. Он поднялся на ноги и осторожно двинулся вперед, вытянув перед собой руки, пока не наткнулся на холодную стену. Он прошел вдоль нее, считая углы, пока наконец не нащупал петлю и некое металлическое пространство, что могло представлять собой дверь. Удары по железной поверхности и крики не дали никакого результата. Прислонившись спиной к холодному металлу, он сполз на пол и дал волю громким рыданиям, которые отнимали у него последние силы.

Когда слез уже не осталось, он свернулся калачиком на полу лицом к двери. Легкое дуновение воздуха коснулось его лица. Это означало, что в месте стыка двери с полом имелся зазор, крохотный, но все же выход во внешний мир. Как он ни старался, но света разглядеть не смог. Или за дверью тоже было темно, или он действительно ослеп. Мысль об этом грозила новой истерикой. Алиф захотел к Дине, в священный сумрак ее никаба, столь непохожий на леденящее душу полное отсутствие света. Тот сумрак напоминал предрассветный час, уготованный Аллахом для молитвы. Алифу хотелось вдохнуть лимонный аромат ее волос и увидеть звездочки, сверкавшие на изнанке ее никаба. Он подумал о том, чем она рисковала, и его охватила тревога: Алиф знал, что ее обостренная приверженность следовать правилам поведения не позволит ей быть с кем-то другим после того, как она показала ему лицо. Он просто обязан вернуться к ней. Алиф снова забарабанил в дверь.

Ответа не последовало. Когда руки вконец устали, он прекратил свои бесплодные попытки и перебрался в противоположную часть комнаты, с растущей тревогой убедившись в том, что создал себе еще одну проблему в дополнение к разбитой голове и обожженным пальцам.

— Я обречен, — объявил он равнодушному воздуху и вздрогнул от звука собственного голоса.

Алиф вдруг ощутил желание облегчить пузырь. Идя на ощупь вдоль стены, он остановился у первого же угла. Несколько мгновений Алиф колебался, прежде чем он облегчился, дрожа от стыда. Все прочитанные им в Интернете истории о тюрьмах в восточной пустыне казались лишь умозрительными заключениями, подстегивавшими его ненависть к правительству, а не реальными случаями из реальной жизни. Они представляли собой часть выдуманного мира, в котором он жил. Но это помещение никоим образом не являлось выдумкой, в нем отсутствовало воплощенное зло, в борьбе с которым он мог проявить свою храбрость. В нем присутствовало лишь душное черное безмолвие, обострявшее его мысли до степени полного отчаяния.

Он отошел от угла, надеясь, что запомнит его, чтобы потом не наступить в отходы своей жизнедеятельности. Воздух вокруг него становился каким-то неприятно теплым. Значит, сейчас день? Алифу казалось, что лучше всего постараться поспать. Он на ощупь добрался до двери и лег, вытянувшись вдоль нее. Легкое дуновение воздуха снаружи было чуть прохладнее и свежее, чем душный и спертый воздух в глубине помещения. Закрыв глаза, Алиф глубоко вдыхал тянувший из-под двери ветерок, приказав себе расслабиться.

Быстрота, с которой он терял чувство времени, напугала его. Проснувшись, он не смог определить, сколько он проспал — несколько минут или несколько часов. Добравшись до угла, из которого в нараставшей жаре начало исходить зловоние, он снова справил малую нужду и подумал, не сможет ли периодичность его позывов хоть как-то подсказать ему, сколько он здесь находится. Алиф начал ощущать жажду. Он снова постарался заснуть, но безуспешно. Лежа без сна, он мысленно писал коды, постукивая по двери в такт ударам по клавиатуре, чтобы легкий шум не позволил ему потерять чувство реальности. В какой-то момент он снова задремал.

Он проснулся от какого-то странного, непонятного звука. Сначала он подумал, что это шумит пар, пробивающийся сквозь вентиляционное отверстие или из спрятанной над потолком трубы. На мгновение Алифа охватил ужас от мысли, что его травят газом. Однако звук был ритмичным и в то же время неравномерным, прерывавшимся через некие казавшиеся естественными промежутки времени. Напряженно прислушиваясь, Алиф с ужасом понял, что именно он слышит.

Это был смех.

Он лихорадочно пытался определить его источник, но вязкая мгла сводила на нет все его попытки и лишала его уверенности в чем-либо. Доведенный до ужаса, Алиф тяжело задышал, прислонившись спиной к двери и прижав колени к груди. Смех делался громче. В нем слышалось что-то неуловимо знакомое. Алифа вдруг осенила безумная надежда.

— Викрам? — прошептал он.

Смех прекратился.

— Нет, — ответил шипящий, бездушный и бестелесный голос. — Не Викрам. Тебе не спастись. Викрам мертв. Мертвее не бывает.

— Кто ты? — с трудом прохрипел Алиф.

В другом конце комнаты произошло движение, послышалось сухое шуршание ткани.

— Ты не узнаешь меня? — спросил приблизившийся голос. — После всего, что мы вместе создали, Алиф.

Он услышал звон колокольчиков. По его ступне скользнуло что-то гладкое, похожее на шелк. В голове у него застучало.

— Фарухуаз?! — выдохнул он.

Смех раздался снова. Алиф плотно закрыл уши ладонями.

— Ты не существуешь, — произнес он, — я тебя выдумал, чтобы ты помогла мне закончить с кодами. Ты фантазия, ты у меня в голове.

— Я очень даже существую, — ответил голос откуда-то изнутри его черепной коробки. — И я действительно у тебя в голове.

Алиф придавил пальцами глаза, пока снова не увидел цветные пятна.

— Ты мог бы достигнуть очень многого, — продолжал голос, — если бы позволил мне сделать это. Ты был так близок к успеху. Еще несколько минут, и ты бы преодолел небесный покров. Все видимое и невидимое предстало бы перед тобой как на ладони.

— Произошла ошибка, — сказал Алиф, еще плотнее прижимаясь к двери. — Ничего бы не вышло. Код был слишком нестабилен.

— Ты боишься своей собственной мощи.

Алиф почувствовал, как рука скользнула между его голыми коленями. Он рывком отстранился.

— Ничего бы не вышло, — повторил он. — Все стало рушиться у меня на глазах. И у тебя тоже. У информации не было целостности, движущего принципа. Все уже почти рассыпалось на части еще до того, как сгорел компьютер.

— Трус, — ответил голос. — Дешевка. У тебя духу не хватило довести дело до конца.

Алиф старался увернуться от назойливых пальцев Фарухуаз. Он то и дело содрогался от отвращения.

— Прекрати, — прохрипел он. — Перестань, пожалуйста.

— Что, к тому же и не мужчина? Так, поросенок какой-то.

Алиф наугад ударил в черную пустоту. Его руки наткнулись на ткань, звенящие колокольчики и что-то отвратительно липкое и вязкое, похожее на слизь. Он закричал и ударил сильнее, загнав липкую тварь подальше в темноту. Его вдруг осенило прочесть вслух символ веры. Тварь завизжала. Ободренный успехом, Алиф громогласно декламировал все суры, которые только помнил, свидетельствующие о единстве Аллаха, Его неделимости и коварстве Иблиса. Визг перешел в какой-то оглушительный свист, эхом отдававшийся в комнате, пока не слился со звоном в ушах Алифа.

Алиф задыхался. Комната вдруг наполнилась светом, настолько ярким, что его череп тотчас стянули тугие обручи боли. Он согнулся пополам, с хриплым стоном закрыв лицо руками.

— Уже несешь чепуху? Это не говорит о твоей силе духа. Встань.

Это был не голос Фарухуаз. Алиф украдкой посмотрел на говорившего. На пороге стоял мужчина в столь ослепительно-белоснежном одеянии, что Алифа как будто хлестнули по глазам. Он был высокого роста, с тщательно ухоженной бородкой; его гордая осанка внушала какое-то подсознательное уважение. У Алифа все плыло перед глазами, он не мог определить возраст мужчины, поскольку его глаза начинали слезиться, если он открывал их дольше, чем на пару-тройку секунд.

— Встань. Я хочу посмотреть тебе в глаза.

Алиф с трудом поднялся на ноги. Комната, как он увидел, представляла собой бетонную коробку с выкрашенными дешевой белой краской стенами, на которых виднелись размытые грязные следы пальцев, крови и чего-то похуже. В одном из углов находился сток — совсем не в том, с сожалением понял Алиф, который он использовал как писсуар.

Мужчина в белоснежном одеянии окинул его критическим взглядом.

— Ты выглядишь моложе, чем я ожидал. Разумеется, мне известна дата твоего рождения, и тем не менее я рассчитывал увидеть куда более зрелого молодого человека. Но ты даже не возмужал как следует.

Алиф вспомнил, что стоит нагишом, и залился краской, попытавшись отвернуться и прикрыть свой стыд. Находиться в подобном виде было не по-мужски.

— Не стоит беспокоиться, — сказала фигура в белом. — Это стандартная процедура. Очень эффективная — полная изоляция, никакого освещения, никакой одежды. Теперь нам даже и прикасаться нечасто приходится к таким, как ты. Однако некоторые исламисты проходят психологический тренинг, причем довольно суровый. Весьма жесткие ребята. Но у любого мужчины есть свой предел.

Алиф недоуменно смотрел на него, часто моргая.

— И у любой женщины тоже, — продолжал гость, проведя рукой по стене и растерев беловатую пыль между пальцами. — Но ведь Аллах создал женщину чрезвычайно уязвимой, не так ли? Это же несправедливо. Ты не согласен с этим?

Алиф то открывал рот, то закрывал его, все время гадая, содержалась ли в вопросе скрытая угроза.

— Мне этого не понять, — наконец ответил он хриплым голосом. Он боялся, что снова начнет плакать, и заскрипел зубами.

— Тебе этого не понять, — усмехнулся гость. — Ты еще совсем мальчишка. Я немного разочарован, поскольку всегда хочется уважать противника. Особенно такого талантливого, каким оказался ты. Удивляюсь, почему она так к тебе привязалась. Я полагал, что у нее более изысканный вкус.

— У нее?

— Вижу, что у тебя начинаются провалы в памяти. Ну что ж, прекрасно. Речь об Интисар, Алиф. Помнишь Интисар? Думаю, что да, поскольку ты забрал у нее то, что по праву было моим. Один из нас должен был получить от этого удовольствие или повод для гордости.

У Алифа бешено заколотилось сердце. Он чувствовал себя раздавленным, какой-то смешной голой куклой. Он всегда представлял себе этот момент совсем по-другому: с руками, сомкнутыми на горле стоявшего перед ним человека.

— Это ты, — прохрипел он. — Ты и есть Рука.

Мужчина улыбнулся.

— Если угодно. Мне никогда не нравилось это прозвище, как бы лестно оно ни звучало. Немного напыщенно. Диссиденты вроде тебя обожают дешевые театральные эффекты.

— Ты… Ты… — Алифа затрясло от ярости. Он не мог подобрать подходящих проклятий.

— Собачий сын, сукин сын, что там еще? Я все это слышал. Оставим ругань и поговорим, как культурные люди. Настанет момент, и очень скоро, когда твой гнев перегорит и сменится отчаянием. Ты станешь валяться у меня в ногах, и с этой точки зрения ты горько пожалеешь, что в свое время не соблюдал приличия. Делаю тебе одолжение и заранее предупреждаю тебя.

— Мне не нужны твои одолжения, пидор-свиноед.

— Очень, очень креативно. Видишь, как быстро восстанавливаются умственные способности после включения света? Свет стимулирует активные центры в лобной доле мозга. Без света даже самый тонкий философ оказывается во власти примитивной задней доли. Я видел, как уважаемые университетские профессора теряли дар речи после нескольких месяцев пребывания здесь. Ты не поверишь, но подобные методы эффективны даже в отношении слепых. Они не видят света как такового, но их мозг на каком-то уровне все же воспринимает его. Это не относится к недавно ослепшим или ослепленным — в этих случаях долговременная невральная адаптация не требуется. Чрезвычайно ускоряет процесс.

Алиф почувствовал, как у него внутри все затряслось.

— Давно я здесь? — спросил он совсем другим тоном.

Рука усмехнулся:

— Если бы я тебе это сказал, то добровольно бы перечеркнул все положительные результаты усилий по твоей психологической обработке.

— Что вам от меня нужно?

Улыбка исчезла с лица Руки.

— Ну что за банальный вопрос, — тихо произнес он.

Одной рукой он поправил выступавший край своего головного убора. Он зажал его между пальцами с каким-то странным выражением лица, которое Алиф не смог определить, внимательно рассматривая складку на белой материи.

— Сколько мы играем в эту игру, Алиф? Туда и сюда, Государство и бунтовщики, брандмауэры и вирусы. Всю твою взрослю жизнь. Многие мои драгоценные годы. Никаких подвижек, никаких побед с обеих сторон. Наконец мне показалось, что у меня появилось преимущество: я выяснил, что «Тысяча дней» существует, и интуитивно знал, почти явственно видел, что я мог бы с этой книгой сделать. Накурившиеся гашиша средневековые мистики сами не знали, что имели в виду, когда толковали о философском камне. У них не было таких интеллектуальных и технологических ресурсов, как у нас. Человеческий мозг просто не приспособлен для выполнения огромного количества вычислений, необходимых для того, чтобы извлечь пользу из такого многослойно кодированного манускрипта, как «Дни». Но теперь есть компьютеры.

— Но ничего же не вышло, — возразил Алиф.

Рука не обратил внимания на его реплику. Он рассматривал Алифа с каким-то отстраненным любопытством, задержав взгляд на поросшем щетиной подбородке юноши.

— Нас обоих «цепляет» одно и то же, вот в чем проблема, — продолжал он. — Тебе в общем-то наплевать на революцию. Мне в общем-то наплевать на Государство. Наш единственный общий интерес — сам код. Я создал, как мне казалось, самый совершенный пакет защитных программ, в некотором роде ставший продолжением моей сущности. Я думал, что одержал победу. Он, безусловно, помог мне вычислить множество твоих друзей. Но только не тебя — ты беспрестанно ускользал и скрывался. А потом ты выкрал мою ценнейшую идею и использовал ее для того, чтобы разрушить плоды трудов всей моей жизни.

— Я лучше тебя, — пробормотал Алиф. Он пытался понять, действительно ли Рука был прав насчет влияния света на мозг.

— Скорее всего ты прав, — ответил Рука без язвительных ноток в голосе. — Для меня программирование никогда не было интуитивным процессом. Я корпел над учебниками и много занимался, в то время как мои сокурсники прогуливали и веселились, зная, что их ждут теплые местечки на госслужбе вне зависимости от их успеваемости. Я отличался от них не потому, что у меня был какой-то особый талант к программированию, а потому, что передо мной стояла четкая и ясная цель. Тогда я ненавидел Государство не меньше твоего, только по другим причинам, но все же ненавидел. Я не испытывал ни малейшего желания валяться на роскошной вилле и трахать нескончаемую череду запуганных служанок или заседать в роскошном зале в компании разжиревших полусонных принцев, делая вид, что управляю эмиратом. Я видел, какой мощный карательный аппарат можно создать при наших обширных ресурсах, и я решил использовать их. Аллах свидетель, что никто другой не взвалил бы на себя такое бремя.

— Ты просто мерзкий тиран, — констатировал Алиф.

— А какого еще человека уважают феллахи в этой части света? Ну же, Алиф, скажи мне честно, каким ты видишь будущее Города? Демократией? Республикой Платона? Ты насквозь пропитан западной пропагандой. Предоставь гражданам нашего дивного приморского города реальное избирательное право, и они проголосуют за одно из трех: за свое родное племя, за исламистов или за любого, кто больше всех заплатит. — Глаза Руки вдруг сверкнули. — Не хочешь ли пари, как исламисты обойдутся с тобой и тебе подобными, если придут к власти?

— Они, наверное, сделают меня халифом, — пробормотал Алиф. — Я с нуля создал систему шифрования их электронной почты.

— Да они побьют тебя камнями за супружескую измену. И не воображай, что они озаботятся поиском четырех свидетелей для доказательства твоей вины.

Алиф почувствовал, как к нему возвращается гнев.

— Я никогда никому не изменял, — парировал он. — Интисар моя жена перед лицом Аллаха.

Его слова прозвучали богохульно, едва он произнес их. Он не любил ее. Обещание, данное им Дине, обещание, порожденное его нутром, чреслами и сердцем после того, как она открыла ему лицо, значило гораздо больше, чем его тайный союз с другой женщиной.

— Ах да, ты же подписал драгоценную бумагу. Не думаю, что ты также озаботился поиском свидетелей.

Алифу пришлось признаться, что нет.

— Вот видишь? Ты такой же лицемер, как и твои бородатые друзья. Твой брак не значит ничего ни перед лицом Аллаха, ни перед лицом кого-либо. Почему мы не можем быть честными перед самими собой — вот что меня убивает. Почему мы должны приплетать Аллаха к каждому прегрешению? Тебе хотелось переспать с Интисар, и ты это сделал. Лучше быть честным блудником, чем лживым праведником.

Резкий ответ не успел сорваться с губ Алифа, подавленный каким-то невольным чувством облегчения.

— Значит, я должен восхищаться твоей честностью? — наконец спросил он. — Так, да?

— Я надеялся, что так и произойдет. — Рука выглядел немного погрустневшим. — Я совсем по-другому представлял себе наш первый разговор. Мне казалось, что ты гораздо быстрее догадаешься, почему я доставил тебя сюда.

Алиф смигнул слезы, навернувшиеся от яркого света.

— Ты здесь, потому что я победил, — сказал Рука. Его губы сжались в тонкую, как лезвие, линию. — Ты спросил, что мне от тебя нужно; я полагал, что ты сам все поймешь, но поскольку это не так, я скажу тебе. Я выиграл, даже несмотря на то, что ты выкрал у меня главный козырь и использовал его против меня. Я хочу, чтобы ты прочувствовал это так же, как и предчувствие смерти. Я хочу, чтобы твое поражение насквозь пропитало тебя, пока ты сидишь нагишом в темноте и наблюдаешь, как твоя жизнь и твой рассудок рассыпаются в прах и превращаются в ничто. Я хочу видеть, как все твои интеллектуальные способности поочередно исчезают, пока ты не станешь дрожащим вонючим существом, ползающим у моих ног. К тому времени я получу от тебя те крупицы информации, что нужны мне для восстановления системы. Ты станешь мне ненужным. В тот момент я позволю тебе умереть. Возможно, я даже прикажу казнить тебя, хотя с наибольшей вероятностью я уморю тебя голодом. Картина того, как ты будешь в отчаянии поедать собственные ногти, кажется мне весьма привлекательной.

Алифу стало трудно дышать. Он смотрел прямо в зрачки Руке, не обращая внимания на слезы, лившиеся из его воспаленных, широко открытых глаз. Его страх был столь всеобъемлющим, что граничил с эйфорией, и это придавало ему сил.

— Я доживу до того дня, когда тебя бросят на растерзание собакам, — тихо произнес он.

Рука расхохотался:

— Хотеть не вредно.

Он повернулся и постучал в дверь, находившуюся в дальнем конце комнаты. Она открылась снаружи с громким лязгом.

— В следующий раз, — бросил он через плечо, — мы подробнее поговорим о книге.

* * *

После визита Руки его начали кормить. Время от времени в двери открывалась заслонка — за ней царила та же непроглядная тьма, — и в камеру Алифа проталкивали поднос. Он не верил, что пищу, состоявшую из хлеба и чечевичной похлебки, приносили ему регулярно. Иногда ему совсем не хотелось есть, когда откидывали заслонку, а временами он ощущал зверский голод, длившийся, как ему казалось, несколько дней, прежде чем заслонка открывалась снова. Он подозревал, что подобная нерегулярность являлась частью замысла Руки, имевшего целью держать его в напряжении или вовсе лишить его чувства времени. Алиф научился вскакивать и подбегать к двери при звуке откидываемой заслонки — если он не делал этого или вовремя не успевал, то поднос с грохотом падал на пол, и пища превращалась в несъедобные помои. Его охватила какая-то параноидальная уверенность, и он был убежден, что каждая «кормежка» станет последней, поскольку помнил угрозу Руки уморить его голодом.

У него выросла борода. Он пытался определить, сколько же он находится в заключении, по ее длине, но это оказалось невозможно. Единственный раз, когда он достаточно долго не брился, был тогда, когда он писал коды для Голливуда. Так что борода просто росла, и в какой-то момент он проснулся и обнаружил, что она вымахала на ширину ладони. Вскоре после этого снова включился свет, и появились два агента службы безопасности, которые потащили его по коридору в другую комнату с голыми стенами, где обдали его водой из шланга и стали скрести широкой щеткой, скорее всего от швабры. Алиф выл от боли, потеряв самообладание; он снова взвыл, когда к его лицу поднесли бритву, а затем сбрили бороду и обрили голову, бросив его в камеру с кровоточащими порезами на лице и на голове. Какое-то время ему казалось, что они прочли его мысли, и перестал щупать лицо в поисках щетины.

Он начал разговаривать сам с собой, пытаясь разогнать вязкий туман, все больше и больше окутывавший его мозг. Ему казалось, что эти разговоры явились своего рода защитным механизмом, некой гимнастикой для ума. Он нараспев проговаривал тексты песен, всех, которые только мог вспомнить. Он подстегивал свою вялую и быстро становившуюся невербальной память, ища в ней отрывки радиопередач, после того как он вслух «прогнал» несколько альбомов Абиды Парвин и группы «Кьюр». Он останавливался, когда начинал хрипеть, довольный тем, что выполнил «норму» умственных упражнений. Однако очень скоро тональность и содержание этих монологов изменились, и он просыпался от собственного бормотания, обрывая высказывания, которые, казалось, состояли не из слов, а из набора звуков.

В этот момент вернулась паника — тихая, вялотекущая, которая, казалось, сочилась из пор зловонным потом. Он обнаружил, что зовет Викрама в какой-то безумной надежде, что это чудище вылезет из трещин в стенах и вызволит его из этого каменного мешка. Но Викрам не приходил, и с горечью, исходившей из какого-то неиспорченного уголка его души, Алиф понял, что Фарухуаз сказала правду. Он искренне скорбел и горевал, благодарный сам себе за то, что испытывает чувства более высокие, чем вызванные примитивным выбросом адреналина. Темноту оглашали молитвы о душе Викрама и о женщине, которую он забрал с собой. Он не называл ее имени, опасаясь, что камера прослушивается, но изо всех сил вызывал образ ее открытого лица, пока не начинал чувствовать, что оно смотрит прямо на него.

Присутствие Фарухуаз он тоже ощущал. Она — или оно, ее изначальное воплощение, выдуманное и в то же время вечное — затаилась где-то на самом краю его сознания, словно осторожный хищник, выжидающий, пока его жертва ослабеет. Именно Фарухуаз он боялся больше всего, поскольку теперь Алиф точно знал, кто или что она есть на самом деле. И когда он мог вспомнить, пока он мог вспомнить, он шепотом читал суры. Он чувствовал себя обманщиком, поскольку знал, что Фарухуаз видит его равнодушие к вере. По мере угасания его способности облекать мысли в слова он чувствовал приближение Фарухуаз, чье зловонное присутствие окружало постоянно уменьшавшуюся зону его рассудочного восприятия.

Когда Рука появился снова, Алиф был даже рад его видеть.

— Тощий и отвратительный, — с одобрением констатировал Рука, в то время как Алиф исходил слезами, не в силах открыть глаза при внезапно вспыхнувшем свете.

— Но живой, — прохрипел Алиф.

— Да, пока мне это угодно. Смотри, я принес тебе стул.

Рука развернул металлический предмет и поставил его напротив Алифа. Тот внимательно посмотрел на него и, решив, что это именно то, за что его выдавал Рука, сел. Обтянутое пластиком сиденье было прохладным под его сведенными судорогой мышцами.

— Итак. — Рука достал еще один стул, уселся поудобнее и скрестил руки на груди. — Чем ты тут занимался? Надзиратели говорят, что ты поешь. И несешь чепуху.

— Надо же чем-то занять себя, — ответил Алиф.

— Да, неплохая мысль. Галлюцинации начались?

— На меня смотрит Иблис.

Рука усмехнулся:

— Ну разумеется. Он здесь очень частый гость. Многие заключенные видят его. И еще — действительно безумные видят ангела Джебраила, а еще более безумные — самого Аллаха.

— Я видел Иблиса до того, как вы заперли меня в этой яме с дерьмом. Он вышел из той книги.

Лицо Руки сделалось недовольным.

— Ну-ну, не надо строить из себя праведника. Дурного знания не существует.

— Я тоже так когда-то думал, — сказал Алиф.

— Значит, ты правильно начал, но неверно закончил. У меня все наоборот — когда я только приступил к познанию невидимого, я испытывал столько угрызений, сколько и не снилось моему духовному наставнику, когда я был ребенком, к тому же мое знакомство со скрытым народом произошло почти случайно. Я начал изучать магию с чисто интеллектуальной точки зрения. Я надеялся на то, что это поможет мне лучше понимать программные коды. Наше стремление накапливать и использовать данные, применяя шифры, старше компьютера на тысячи лет. В этом и заключается волшебство. И я просто искал свежие перспективы. Когда я впервые попробовал вызвать демона, я, если честно, вообще не надеялся на то, что из этого действительно что-то получится.

— И что же произошло?

Улыбка Руки была натянутой и какой-то вымученной. Его зубы при ярком свете сверкали, как будто были сделаны из металла.

— А ты сам как думаешь? Все сработало.

Алиф невольно дернулся, потому что по его коже пробежал холодок. Рука подцепил ногой нижнюю перекладину стула, на котором сидел Алиф, и придвинул его поближе к себе.

— Теперь мне нужно, чтобы ты сосредоточился, — пояснил он. — Я хочу у тебя кое-что уточнить.

— По-моему, я уже все сказал, — воинственно начал Алиф. — «Альф Яум» — это совсем не то, что ты о нем думаешь. Или, наоборот, это как раз и есть то, что ты думаешь. Но, так или иначе, эта книга опасна.

— Конечно, опасна. Вот именно поэтому я так хочу раздобыть ее. А то, как тебе удалось благополучно обмануть всех моих агентов, только доказывает, что код, заложенный в «Альф Яум», срабатывает даже еще лучше, чем я мог предполагать. Я был так впечатлен всем тем, что тебе удалось вытянуть из этой книги, что я даже не нашел в себе сил рассердиться на тебя. Ну может быть, тут я несколько преувеличил. Но даже если я и рассердился, моя злость была смягчена уважением.

— Моя программа не работает настолько хорошо, как ты можешь себе представить, — продолжал Алиф свои объяснения. — Она нестабильна. Когда требуется адаптировать информацию к новым параметрам, и делать это достаточно быстро, фундаментальные команды почему-то теряются. Есть проблемы с сохранением информации, она почему-то то искажается, то вообще меняется на что-то непонятное. Короче, у меня создалось такое впечатление, что система словно забыла о своей первоначальной функции и уничтожила сама себя. Она расплавила машину, на которой я работал. Я никогда еще не видел, чтобы компьютер разогревался до такой степени.

— Да, я тоже это видел. Он представлял собой бесполезную гору металла, когда мы туда ворвались. И починить его или восстановить информацию не представлялось возможным. Но такой результат, как мне кажется, имел другую причину, а именно недостаточную оперативную память. Такой убогий допотопный компьютер не мог бы справиться с огромным потоком информации.

Но Алиф отчаянно замотал головой.

— Это не имеет ничего общего с оперативкой. К тому же я полностью очистил старый компьютер от всех программ, которые были там первоначально загружены.

— А какая разница? Все равно ты тогда работал на несовершенном компьютере. Если бы ты получил тогда доступ к нашим сверхсовременным компьютерам, да и всей системе в целом, тогда твой маленький научный эксперимент мог бы изменить будущее компьютеров во всем мире.

— Нет.

Рука раздраженно отмахнулся.

— Ну, если ты так яростно отстаиваешь свои идеи, значит, ты еще недостаточно долго пробыл здесь. Мне не нужна фальшивая скромность и напрасные предупреждения от тебя. Я понимаю, что ты хочешь избавиться от меня, поэтому я не буду целиком и полностью полагаться на твой труд, я собираюсь превзойти тебя. Ты ведь до сих пор не вышел из игры, Алиф. Ты продолжаешь играть, так и не поняв, что игра-то давно закончилась и выиграл ее я.

Алиф стиснул зубы до боли.

— Я ни во что не играю, — через несколько мгновений ответил он. — Могу только повторить тебе, что «Альф Яум» — это своеобразное идеологическое заболевание наподобие раковой опухоли. Джинны правы — мы не в состоянии понять их образ мышления и, если пытаемся его осознать, можем натворить такого, что потом окажется непоправимой ошибкой. И если ты попробуешь использовать эту методику на какой-то значительной и важной системе — например на электросети, дело может закончиться всеобщим хаосом. В Городе погаснет свет, исчезнет связь, люди начнут сходить с ума.

Рука вздохнул. Свет странным образом отражался в его глазах, отчего казалось, что они состоят из одних только зрачков. Алифа затошнило.

— Давай сейчас немного поговорим с тобой как коллеги, — предложил Рука. — Надеюсь, ты отчетливо видишь ограниченность двоичной системы, и мы быстро приближаемся к потолку ее возможностей. И что же будет дальше? Неужели это предел того, что способна предложить нам цивилизация? Неужели путь вперед завершен и теперь нам придется только деградировать? Кванты — это несбыточная мечта, что-то вроде воздушного замка. Но если прогресс человечества будет продолжаться, нам придется заново научиться пользоваться теми инструментами, которые мы имеем на сегодняшний день. Переучить заново все машины. Посмотри на то, что умели делать древние египтяне, а ведь они пользовались примитивными колесами и блоками. Вот что позволяет нам сделать «Альф Яум», Алиф. Выстроить пирамиду при помощи колеса и блока. К черту всех демонов — у них есть что-то весьма ценное и могущественное, но они не собираются делиться с нами своими тайнами. Вот к этому, кстати, и сводятся все их туманные предупреждения.

Алиф ничего не ответил ему. Он понял, что ему знакомо чувство, которое попробовал описать Рука. В какой-то момент он осознал, что сумел понять разработанный им самим код. Он будто бы видел все насквозь и понял саму суть языка программирования, причем он знал его досконально. Правда, этот язык никак не было связан с «Альф Яум».

— Ты ошибаешься, — решительно произнес Алиф. — Мы еще не исчерпали все возможности бинарной системы. Компьютеры еще очень долго будут совершенствоваться. Нам осталось сделать куда больше того, что было уже сделано.

— Почему ты так считаешь?

Алиф вспомнил букву, которую представляло его имя и которая многократно повторялась в словах, которые печатала Интисар, даже не сознавая этого факта.

— Иногда, когда ты просишь Бога дать тебе нечто большее, он может чуть-чуть отодвинуть для тебя горизонт. Ровно настолько, чтобы тебе было комфортно дышать.

Рука скривился.

— Я не понял — мы говорим о компьютерах или ты снова начал погружаться в свои галлюцинации? Наверное, в кашах, которые тебе дают, зерно было заражено спорыньей. Тут вообще пища не отличается свежестью и качеством.

— Я говорю о таких вещах, которые имеют большое значение.

Рука в одно мгновение вскочил со своего стула, и тот, повинуясь законам физики, отъехал от него назад по гладкому мраморному полу.

— Ну хорошо, я сдаюсь. Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы брать у тебя уроки философии. Я почему-то решил, что ты еще будешь благодарить меня за то, что я решил поболтать с тобой на профессиональные темы. Мне от тебя, кстати, нужно узнать одну-единственную вещь, и тогда я спокойно уйду. Скажи мне: где в данный момент находится «Альф Яум»? Мои агенты так и не смогли, как ни старались, обнаружить книгу в мечети, там, где мы нашли тебя.

Алиф нахмурился.

— Я не знаю, — честно признался он. — Когда я работал, книга лежала рядом со мной на столе. Я даже не прикасался к ней.

— Даже после того, как отказал компьютер? И ты не стал спасать книгу?

— Я сжег себе подушечки пальцев, боль была страшная. К тому же я не спал двое суток подряд. Я ни о чем важном в тот момент думать просто не мог.

— Если ты пытаешься убедить меня в том, что не стоит повторять твои действия и вновь создавать твой код, ты ведешь себя неправильно. К тому же все бесполезно: мои люди уже трудятся над теми материалами, которые ты оставил после себя за годы работы в Интернете.

— Пожалуйста, мне не жалко. Только все у вас закончится так же, как у меня, — вы все окажетесь по уши в дерьме. Но теперь я не знаю, где находится книга, и мне на это наплевать.

— Как печально! Значит, мне придется продолжить допросы шейха. Правда, я уже не уверен, что он долго протянет. Он ведь уже не молод…

Алиф почувствовал, как кровь отлила у него от лица.

— Значит, шейх Биляль тоже здесь? — прохрипел он.

— Да-да, конечно. Там, чуть подальше по коридору. Странно, что ты до сих пор не слышал его. Он всегда начинает сильно шуметь, когда мы работаем с электрическими разрядами. Наверное, здесь очень толстые стены, намного толще, чем я мог предположить.

Алиф начал дышать быстро и неровно.

— Но он ничего не знает, — тут же сообщил молодой человек. — Я поклянусь. Я готов присягнуть на любом предмете, который вы положите передо мной. Он даже не знает, как меня зовут по-настоящему. Он просто старик, у которого имеется совесть.

— Значит, совесть — это когда старик может позволить себе приютить террориста. Боюсь, что это именно так.

— Но я не террорист. И никогда им не был. Все, что я делаю, — защищаю тех людей, которым нужна свобода, чтобы сказать все то, что они думают на самом деле.

Рука сделал шаг в сторону двери. Его глаза по-прежнему как-то странно смотрелись при свете — два сплошных черных диска, и больше ничего.

— Какая наивность! Чушь это все. Люди больше не рвутся к свободе, даже те, для кого свобода — это что-то вроде религии. Они ее боятся, как боялись богов доисторические люди. Они дрожат и преподносят различные жертвы своим идолам. Людям нужно, чтобы правительство не раскрывало им всех своих секретов и держало их при себе. И при этом они мечтают о том, чтобы рука закона была суровой. Они так напуганы своей собственной властью, что будут голосовать за кого угодно, только чтобы у них эту власть забрали. Посмотри на Америку. Посмотри на страны шариата. Свобода — мертвая философия, Алиф. Мир возвращается в свое естественное состояние, и сильные должны править слабыми. И хотя ты молодой, это ты не в теме пока что, а не я.

Алиф на секунду приложил руку ко лбу. Голова у него буквально раскалывалась.

— Пожалуйста, оставьте шейха в покое, — жалобно заскулил он. — Я скажу все, что ты захочешь. Я могу подтвердить, что ты победил. Мне уже все равно. Только не причиняйте ему боли. Если он умрет, это останется на моей совести. Да и вообще все то, что произошло, — это ведь все из-за меня. Нет, мне этого уже не выдержать.

Рука вытаращил глаза, и от этого безумного взгляда маньяка Алифу стало не по себе.

— О чем ты подумал, — пробормотал он, — когда я сегодня зашел в твою камеру? Какие мысли родились у тебя в голове в тот момент, когда ты увидел меня?

Алифа затрясло.

— Я очень обрадовался тебе, — тут же ответил он. — Я испытал значительное облегчение. Мне очень захотелось, чтобы ты оставался здесь подольше. И мне до сих пор хочется, чтобы эта встреча продолжалась. Мне очень не хочется снова возвращаться в темноту.

Рука выдохнул и закрыл глаза. Мышцы на его лице расслабились.

— Очень хорошо, — кивнул он. — Да. Это очень хорошо. Именно этого я и ждал.

Алиф подумал о том, что именно могло означать всеобъемлющее слово «это». Он представил себе, что может заставить его сделать Рука, и во рту у него стало горько от поднявшейся желчи. А ведь теперь ему придется уступить и не жаловаться. Впрочем, что бы там ни было, оно наверняка окажется лучше, чем снова очутиться в вечной темноте один на один с этой тварью, которая оказалась вовсе не принцессой Фарухуаз, за которую себя выдавала, шлепая своими мягкими лапами вокруг Алифа и все больше суживая свои круги.

Но ничего подобного не произошло. Рука просто повернулся к двери и постучал в нее.

— Я рад, что ты смог откровенно поговорить со мной и рассказать о своих истинных чувствах, — сказал он. Дверь открылась. — Мне как раз и хотелось, чтобы наши отношения закончились вот на такой ноте. Надеюсь, что ты хорошо покушал в последний раз, потому что больше есть тебе уже не придется.

Алиф нервно сглотнул. Рука внимательно посмотрел на него, как будто даже немного сочувствовал парню.

— Прощай, Алиф. Мне даже почему-то кажется, что я теряю друга. Я буду вспоминать тебя всякий раз, отправляясь в спальню вместе с Интисар. Какое странное совпадение — ведь мы с тобой желали одну и ту же женщину. Правда, цели у нас были разные. Это логично, конечно, но все равно очень странно.

* * *

Очутившись в полной темноте, Алиф сразу почувствовал сильный голод. Он ходил по камере, одной рукой придерживаясь за стену, чтобы хоть как-то ориентироваться и обходить место туалета, и попытался думать о чем-нибудь отвлеченном. Он начал вспоминать дневной свет и представил себе, как он сидит на подоконнике у себя в комнате в прекрасный весенний день, а его конечности, расположенные на теплом бетонном выступе, постепенно подогреваются. Потом ему вспомнилась Дина в летних нарядах, серых или зеленых, в отличие от привычных черных одеяний. Вот она возвращается с рынка, нагруженная пакетами с фруктами, ее сандалии шлепают ее по пяткам при каждом шаге, пока она проходит через двор. Значит, сегодня суббота. Алиф в смущении припомнил и то, что подобное зрелище раньше наполняло его ужасом, страхом перед этим безысходным ритмом жизни простой женщины. Он старался спрятаться от будней за экраном своего компьютера, скрыться в облаке, в цифровом мире, где обитали в подавляющем большинстве, конечно же, мужчины.

Теперь мысль о таком полудне казалась ему восхитительной. Сколько же таких дней прошло мимо него незамеченными, и он не обращал на это никакого внимания! Теперь же он мысленно соскочил с подоконника и отправился навстречу Дине, чтобы помочь ей донести ее тяжелые пакеты. Потом он обязательно проверит, не требуется ли чем-нибудь помочь матери. Он будет разговаривать со служанкой полными предложениями, а не отрывочными «да» и «нет». И разумеется, он всякий раз будет протирать свою обувь от пыли, возвращаясь с улицы домой. Очутившись в полной темноте и вспоминая страшные змеиные глаза Руки, Алиф понял, что именно такой мир, полный традиций и ритуалов, мир, в котором присутствовала женщина, наверное, и был настоящей цивилизацией.

Время снова смазывалось в его мозгу, и он занялся тем, что начал заново в голове переписывать свою собственную историю. Но теперь он не избегал своего отца и не испытывал по отношению к нему жгучей ненависти. Вместо этого он в вежливой форме, хотя и решительно, потребовал от него, чтобы тот уделял достаточное количество времени его матери. При этом он не забыл аккуратно напомнить ему, чего стоило матери согласиться на такой брак, да еще потом и родить ему сына, которого она потом в общем-то воспитывала одна. Сам Алиф был чутким и любящим сыном, он помогал по дому и вообще никогда не сидел без дела. Он прилично зарабатывал и отдавал большую часть своих доходов матери на ведение домашнего хозяйства. Наконец, он представился родителям Дины, как только понял, что именно хочет сама девушка. Впрочем, об этом он мог бы догадаться давным-давно, еще когда они были детьми. Ведь он был единственным мальчиком, общество которого она искала, и тем верным другом, с которым она могла искренне говорить и доверять все свои секреты. Ему снова захотелось вернуться в те дни, когда они встречались на крыше. Он готов был слушать ее рассказы каждый день. Как же он был тогда невнимателен к ней, как поверхностно и несерьезно относился к ее доверчивым исповедям. Потом она надела никаб. О, как это раздражало его! Почти так же, как это раздражало и ее собственную семью. Но Алиф был так занят своими делами, что ничего не понял. Он так и не осознал, что ее затянувшаяся дружба был своего рода мольбой вернуться к прошлой жизни, которую она оставила далеко позади.

Необходимость вернуться к Дине заставляла Алифа жить дальше и укрепляла его силы и стойкость. Он выпил всю воду, которая у него оставалась, потому что не собирался ускорить свою смерть тем, чтобы вдобавок к голоду испытывать еще и жажду. Спазмы в его желудке превратились в постоянную режущую боль. Ему было невозможно больно сидеть, потому что казалось, что кости бедер давят на плоть до такой степени, что обязательно оставят на коже синяки и кровоподтеки. Он ухватил себя за пояс и сжал пальцы изо всех сил, чтобы как-то избавиться от боли. Поначалу Алиф думал, что очень испугается перспективы умереть от голода, но ничего подобного не произошло. Он не испугался. Его мысли, хотя иногда и путались, все же обладали определенной логикой. А его тело оставалось на удивление живым. Он был озадачен тем, что человеческий организм оказался куда более сложной и совершенной машиной, чем самый современный компьютер. Вот где сказывалось эхо творения Господа. Создатель проявлялся не в мыслях, а в клетках, в тех его частях, которые не могли лгать. Его плоть как будто переступила свои собственные пределы.

Фарухуаз в последний раз пришла к нему, когда он лежал на боку, чтобы кости бедер не так сильно давили на мышцы.

— Кости, кости, ручки, ножки — умирают понемножку, — проскрипела она. — Ты начал переваривать свои собственные внутренности.

— Я живой, — возразил Алиф. — И теперь я знаю, кто ты такая на самом деле. Никакая ты не принцесса. Это просто иллюзия, которую ты мне внушила, чтобы заставить меня сделать то, что я в конце концов все-таки сделал. Но ты гораздо, гораздо хуже!

— Пусть так. Закончи все достойным образом.

— Но я не планирую умирать.

Послышался шипящий скрипучий смех. Он отскакивал от всех стен сразу, и создавалось такое впечатление, что этот звук вообще не имел источника своего происхождения.

— Ты глупец, — скрипнула тварь, выдававшая себя за принцессу Фарухуаз. — Ты уже умираешь. Здесь нет никого, кто похвалил бы тебя за храбрость или оценил твою жертву. Твоя смерть останется незамеченной. Так имей же хоть немного гордости и закончи все так, как хочется тебе.

Что-то влажное и теплое проскользнуло по его стопе. Алиф отдернул ногу. Впервые он вдруг почувствовал какие-то сомнения в своей решимости выжить. Даже если он протянет еще какое-то время, пусть даже невероятно долгое, все равно ведь дверь в его камеру останется запертой. Короче говоря, у него не было никакого конкретного плана.

— Есть один способ, — прошептала Фарухуаз. — Я могла бы вытащить тебя отсюда.

Алиф с опаской всматривался в кромешную тьму. У него не оставалось сомнений в том, что эта тварь попросту читала его мысли.

— Это было бы достаточно легко, — продолжала Фарухуаз. — Тебе всего-то и надо сказать своим тюремщикам, что ты готов сообщить им то, что они хотят услышать. Сдай им своего приятеля Абдуллу или парочку известных тебе диссидентов. Дай им коды доступа, клички, пароли. У тебя имеется много информации, на которую ты запросто можешь поменять свою жизнь. Они, между прочим, удивляются, почему ты до сих пор еще ничего им не предложил.

Алиф свернулся калачиком.

— А я помогу тебе. — Голос звучал у него над ухом, — я расскажу тебе, как ими можно управлять и сделать все это наилучшим образом. Для меня это вообще сущий пустяк.

Алиф снова подумал о дневном свете. Он думал о том, что, когда он вернется к Дине, они обязательно будут лежать под звездным небом и чувствовать себя в полной безопасности.

— Нет, — услышал он вдруг свой собственный голос.

— Почему нет? — Голос послышался сзади, возле его шеи, да так близко, словно он прочувствовал его затылком. — Похоже, ты твердо решил выжить.

— Так оно и есть, — подтвердил Алиф. — Но если единственный путь спастись связан с тобой, я предпочитаю продолжать голодать.

Внезапная ярость, почти ощутимая физически, распространилась по всей комнате и заставила юношу невольно вскрикнуть. Это походило на что-то необычное, как будто земля постепенно приходила в чувство после сильного землетрясения и совершала время от времени такие вот странные толчки.

— На кого ты пытаешься произвести такое впечатление? — На этот раз голос зазвучал внутри его головы, но был гораздо громче всех собравшихся там мыслей. Тогда Алиф хлопнул в ладони на уровне своих ушей и резко и протяжно закричал.

— Неужели ты действительно считаешь, что тот, кто зажигает звезды и пожирает кишки дизентерийных младенцев, заботится о том, умрешь ли ты как предатель или как мученик? Неужели ты полагаешь, что это вообще имеет какое-то значение?

Алиф едва сдерживал слезы. Он не мог ответить «да». Его сомнение находилось прямо перед ним, как мокрый беззащитный мяукающий котенок, его робость и недоверие, которые так никогда и не выросли и не превратились в веру или неверие. У него не осталось оружия, с которым он мог бы продолжать свою борьбу.

— Бедное маленькое создание! — смягчился голос, — я нахожусь здесь только для того, чтобы ты чувствовал себя в безопасности. Ты считаешь, что мы только что познакомились, но я была с тобой всю твою жизнь. Это я была легким шепотом в твоих жилах и успокаивала тебя, удерживая в четырех стенах твоей комнаты, когда мир еще казался таким большим и страшным. Это я была звоном в ушах, который будил тебя по ночам и напоминал о том, какой же ты все-таки жалкий и никчемный. Ты одинок, и я — твой единственный фанат и помощник.

Алиф еще сильней сжался, стараясь успокоить дыхание. Воздух в камере стал какой-то плотный, как будто здесь надышала толпа народа, вытянув из воздуха весь кислород.

— Я тебе не верю, — мрачно отозвался юноша.

— А ты вообще не понимаешь, во что можно верить, а во что — нет.

— Не важно, во что бы я ни верил — ты к этом не имеешь никакого отношения, дерьмо собачье.

Тварь злобно зашипела.

— Будь разумным. Единственный способ выбраться отсюда — это положиться на меня.

— Тогда я остаюсь здесь до тех пор, пока не превращусь в отвратительную кучу грязи на полу. Я устал тебя слушать.

— Но ты ведь втайне все равно надеешься на то, что выбраться отсюда можно и другим путем. И ты рассчитываешь на то, что дверь вдруг отворится сама собой и ты спокойно выйдешь отсюда, свободный и в полном сознании. Но тебе придется убить в себе эту надежду, если ты действительно хочешь выжить.

Алиф почувствовал, как снова заколотилось сердце, и на этот раз он серьезно рассердился.

— Нет, нет и нет. Эта надежда — единственный светлый луч для меня на сегодняшний день.

В камере как будто стало холодней.

— Как скажешь.

Он напрягал слух, чтобы в ближайшие минуты снова услышать этот противный зловещий смех и омерзительное шарканье лап. Но в камере было пусто и как-то непривычно одиноко. Он задрожал от недостатка тепла. Он был изможден, его тело изголодалось. Но в одном тварь была абсолютно права — Алифа никто не поддерживал, он был одинок в своих страданиях. На него нахлынула противная волна жалости к самому себе, унося прочь покой. Он хотел спать. Закрывая глаза, он обратился к безразличной выдуманной ночи.

— Пожалуйста, — попросил он. — Пожалуйста, сделай так, чтобы это не было правдой. Пожалуйста, открой дверь.

Какое-то время он действительно ожидал, что вот сейчас обязательно что-то произойдет. Но темнота и тишина продолжали безраздельно царить в камере, и тогда, в полном отчаянии, Алиф все же позволил себе отключиться.

Его пробудил скрежет железа о железо. Алиф вскочил на ноги и заморгал. В комнате блеснул луч света от фонаря, потом он запрыгал по периметру камеры и наконец осветил фигуру в белом одеянии и таком же головном уборе.

— Кто ты такой? — прохрипел Алиф, привычным жестом защищая глаза от света.

Человек подошел поближе к Алифу и высветил свое лицо: молодое, надменное, с благородными чертами и модной трехдневной щетиной на щеках и подбородке.

— Кто ты такой, господин? — поправил Алифа странный посетитель.

Алиф попытался в уме скорректировать свое предложение и сделать правильный вывод.

— Так ты отпрыск монарха? — спросил он с нотками скептицизма в голосе.

— Совершенно верно, — спокойно ответил владелец фонаря. — Я принц Абу Талиб Аль Мухтар ибн Хамза.

Безвыходное положение прибавляло Алифу храбрости: они не могут с ним сделать ничего хуже того, что уже успели сотворить.

— Интересно, это имя должно мне что-то говорить? — с вызовом осведомился он.

— Нет, наверное, нет. — И молодой человек робко улыбнулся. — В очереди на трон передо мной стоят еще двадцать шесть принцев. А ты знаешь меня под именем Новый Квартал.

* * *

Алиф чувствовал себя так, будто мотор в его мозгу заработал, но скорость он не переключил, а потому голова пока что работает вхолостую.

— Ты никак не можешь быть тем, кого зовут Новый Квартал, потому что Новый Квартал — это… это…

— Простой крестьянин, как и все твои остальные друзья? Ну хорошо. А мне казалось, что я прекрасно вписался в вашу компанию. Я не хотел, чтобы все подумали, будто я выпендриваюсь. Хотя, наверное, в этом тоже есть доля истины. — Новый Квартал взял Алифа под локоть и помог ему снова устроиться на полу.

— Ты действительно выглядишь отвратительно. Не ожидал, что они отберут всю одежду, теперь мне придется вернуться домой и прихватить что-нибудь для тебя. Наверное, мои наряды будут тебе немного коротковаты, но сойдет и такое, пока мы не вытащим тебя отсюда.

— Пока… что мы сделаем? — Алиф заворочался, чтобы сместить вес с ноющих ягодиц.

— Не тупи. Я пришел, чтобы спасти тебя. — Новый Квартал поставил фонарик на пол так, что он высветил голубоватое пятно на потолке.

Алиф от неожиданности прикусил губу и начал дико орать. Новый Квартал в ужасе скривился и как-то неуклюже похлопал приятеля по плечу.

— Я сам не… В общем, не надо так громко реагировать и кричать. Я просто предупредил тебя. Особенно когда ты голый и грязный.

— Прости, — всхлипнул Алиф. — Просто я уже было решил, что так и умру здесь.

— Если не будешь питаться, так оно и случится, — подтвердил Новый Квартал и тут же извлек из кармана плитку шоколада. — Вот, возьми пока это.

Дрожащими руками Алиф взял угощение, развернул шоколадку и откусил краешек от плитки. Она оказалась такой сладкой, что он не сразу сумел проглотить ее.

— Спасибо, — пробормотал он с полным ртом.

— В следующий раз я принесу что-нибудь более существенное, — пообещал Новый Квартал. — А теперь мне пора уходить, пока сюда не нагрянула охрана.

— А сколько их там? Как ты прошел мимо них?

Новый Квартал присел на корточки и напряженно улыбнулся.

— В этом коридоре их пятеро. По два в каждом конце и один посередине. К счастью, в камерах напротив содержатся женщины, и я сказал, что хочу хорошо провести время с одной из заключенных. Тогда они попросту передали мне связку ключей, а сами пошли покурить.

Алифа передернуло.

— Они разрешили тебе это? Вот так просто?

Новый Квартал отвернулся в сторону. Циничная улыбка немного состарила его.

— Есть такие шейхи, которым очень хорошо платят… Так вот, они уверяют, что женщины-заключенные — это все равно что рабыни с точки зрения законов шариата. Таким образом, аристократы, например, имеют полное право трахать их, когда им захочется. И если у тебя есть официальный титул, ты можешь входить сюда и благополучно выходить сколько угодно.

Алиф только на секунду представил себе Дину и неведомого распутника голубых кровей, и его сразу затошнило. Викрам был прав, когда настоял на том, чтобы девушек спрятать подальше, несмотря на большой риск и дорогую цену этого убежища. Алиф сглотнул сладкую жидкость, поднявшуюся по пищеводу до самого горла. Как жаль, что благородство Викрама стало очевидным только после его смерти!

— Я тебя понимаю, — тихо заметил Новый Квартал, видя, как мучается его товарищ. — Тебе сейчас хочется разрушить все вокруг. Вот почему я и стал хакером. Мне очень не хотелось очутиться не в той команде. — Он поднялся и потряс полы своего одеяния, с отвращением озираясь вокруг. — Надеюсь, ты не успел подцепить какую-нибудь редкую заразу и не принесешь ее ко мне домой. Я вернусь за тобой завтра. А твоя задача — выжить до моего появления.

Алиф смотрел на него с немой благодарностью. Новый Квартал улыбнулся и дотронулся до своего лба, как это делали в старину в знак приветствия. Затем он повернулся к двери. Как только он вышел из двери, Алиф вспомнил нечто важное и выкрикнул вслед товарищу:

— Шейх Биляль! Мы не можем бежать отсюда без него. Пожалуйста…

Новый Квартал замер на месте и нахмурился.

— Кто это такой? Кто такой шейх Биляль? Я планировал спасти только одного человека.

Алиф снова поднялся во весь рост, немного покачиваясь от слабости, и посмотрел Новому Кварталу прямо в глаза.

— Он имам Аль Баширы и уже очень старый. Они пытают его, стараются выведать у него то, что он вообще никогда не знал. Рука сказал, что он заперт в камере где-то рядом, но дальше по коридору. Этот человек рисковал своей жизнью, пытаясь защитить меня. И теперь, наверное, я не смогу спастись, оставляя его здесь на верную смерть.

— Наверное?

Алиф покачал головой:

— Наверное, все же нет. Это не вариант.

Новый Квартал раздраженно вздохнул.

— Хорошо. Тогда я должен все переосмыслить и еще раз продумать свой план. Увидимся завтра. — Он снова повернулся к выходу.

— Послушай, а сколько сейчас времени? — внезапно поинтересовался Алиф. — Какой сейчас месяц? И какая там, снаружи, погода?

Новый Квартал сочувственно и добродушно улыбнулся:

— Примерно десять вечера, приятный прохладный вечер, конец января.

Алиф закрыл глаза и расслабился, испытав истинное облегчение.

— Благодарю тебя, — тихо произнес он.

* * *

Ощущение течения времени вернулось к Алифу с оглушительной внезапностью. Оказывается, сейчас уже заканчивается январь. Значит, он томится в тюрьме у Руки почти три месяца. Этот период казался юноше по очереди то невероятно и мучительно длинным, но благословенно коротким. А вот тот единственный день, который ему осталось ждать до прихода Нового Квартала, тянулся, как резиновый. Он резко отличался от всех тех безымянных одинаковых дней, которые Алиф благополучно прожил здесь, в темноте, чередуя сон и бодрствование. Сахар в крови сделал его нервным, пульс заметно участился, началась бессонница. Тогда Алиф принялся расхаживать по камере взад-вперед, стараясь не обращать внимания на ноющие подошвы ног.

Попытка заняться подсчитыванием секунд скоро наскучила ему и вызывала одно только раздражение. Вместо этого юноша сосредоточился на своем дыхании, вспомнив какую-то передачу про технику дыхания. Эта мысль разожгла в нем надежду на то, что очень скоро он вернется к своей прежней жизни и тогда, может быть, опять позволит себе роскошь смотреть ерундовые телевизионные передачи. Он даже в уме составил список подобной чепухи. Это обязательно будут дневные египетские драмы, которыми он увлечется в свободное от работы время. Все эти стычки между матерями и дочерьми, слезливые мелодрамы с такой отвратительной сюжетной линией, что можно было догадаться, какую реплику произнесет тот или иной герой еще до того, как актер успевал раскрыть рот. Когда-то такие сериалы вызывали в нем отвращение, убеждали в собственном умственном превосходстве. Теперь же они только скромно напоминали ему о существовании другого, безопасного и уютного мира.

День продолжался, напряжение росло. По подсчетам Алифа, ночь прошла и уже наступил рассвет, а сон к нему так и не шел. Но хотя он мог догадаться о том, какой сейчас был час, солнце давно перестало влиять на его тело каким-либо образом. Тогда молодой человек принялся напевать старинные египетские рыбацкие песни. Дина очень любила их. В них говорилось о красивых судах, о надежной гавани и, конечно, о добром и щедром Средиземном море. Дина пела их, когда выходила на крышу, чтобы развесить выстиранное белье, считая, что никто ее здесь не услышит. Но ее пение доносилось до Алифа через открытое окно. Ее голос с годами становился более глубоким и мягким, а девочка постепенно превратилась в молодую женщину. Алиф удивлялся тому, как она до сих пор хранила в сердце любовь к Египту, ведь она покинула его, когда была еще младенцем. Наверное, им нужно будет съездить туда и немного пожить в ее родных местах после того, как они поженятся. Они могли бы снять квартиру с видом на александрийский порт. Там обязательно будет большой балкон, и Дина сможет сидеть на нем, не закрывая головы. Он попросит ее об этом. У Дины еще оставались некоторые стороны, которых он еще не узнал, и те части тела, которые были бы для него желанны. Оказывается, он совсем не знает ее, хотя они знакомы всю свою сознательную жизнь.

Вот так, незаметно для самого себя, мечтая о Дине и стране, где он никогда не был, Алиф заснул. Когда он проснулся, ему показалось, будто он чувствует, что вот сейчас все и начнется, и буквально через минуту он услышал, как в дверном замке поворачивается ключ. Скоро в камеру проскользнул Новый Квартал.

— Ну слава Богу, — вздохнул Алиф. — Мне кажется, я еще никого в жизни так не ждал, как тебя. Я хочу сказать тебе большое, огромное…

— Да, да, пожалуйста. Только давай сейчас не отвлекаться. — Новый Квартал поставил на пол набитый вещами рюкзак. — Здесь одежда. Два комплекта. Один для твоего друга. Это длинные восточные халаты, и я надеюсь, что ты не будешь возражать. У нас в семье как-то не принято носить западные костюмы.

— Я и не собирался жаловаться. — Алиф быстро расстегнул молнию на рюкзаке и извлек оттуда белоснежное одеяние наподобие того, в которое вырядился сам Новый Квартал. От одежды пахло удивительной свежестью и чистотой.

— Там еще есть головной убор, тебе лучше надеть его тоже, а то ты выглядишь, как бездомный. Если мы собрались выехать отсюда на «БМВ», надо иметь более или менее солидный вид для достоверности.

— Так мы уедем отсюда на «БМВ»?!

— Сначала я хотел взять свой «лексус», — спокойно пояснил Новый Квартал без намека на иронию в голосе, — но все-таки «БМВ» — более анонимный автомобиль. Кстати, все принцы на них рассекают.

— Вот как…

— Давай поторапливайся. Если мы еще собираемся прихватить с собой шейха, нам надо шевелиться поактивней.

Алиф послушно оделся. Ткань больно обжигала его саднящую кожу, которая в некоторых местах больше напоминала чешую рептилий, а в других была ободрана до мяса. Новый Квартал ловко надел на него головной убор, да так, что закрыл тканью весь лоб вместе с бровями, закрепив двумя специальными колечками из черных плетенок.

— Боже мой! — огорчился он. — Ты все равно выглядишь далеко не лучшим образом. Ладно. Ты только не слишком задирай голову вверх да все время помалкивай, а то твой акцент выдаст нас. Твой арабский какой-то странноватый, в нем прослеживается индийский говор, что ли…

Алиф послушно кивнул, выслушав все инструкции товарища. Первым из камеры вышел Новый Квартал. Он оглядел коридор, держа свой фонарь на уровне плеча.

— Все тихо, — доложил он. — Пошли.

Алиф последовал за ним в коридор. Им тут же овладела какая-то отчаянная эйфория, как только Новый Квартал закрыл за ним дверь камеры. Слишком противоречивые эмоции захватили все его сознание. С одной стороны, он был свободен, но с другой — все еще находился на территории тюрьмы, и о безопасности говорить было еще слишком рано. Он тут же постарался взять себя в руки и часто заморгал, чтобы стряхнуть с себя остатки головокружения и побыстрей прийти в себя.

— Ты знаешь, в какой именно камере они держат твоего приятеля? Или нам все же придется ходить взад-вперед по коридору и в каждую щель для еды кричать и звать его по имени? — Новый Квартал осветил длинный коридор с многочисленными дверьми камер.

Алиф попытался сосредоточиться.

— Ты же говорил, что на другой стороне содержат женщин, значит, диапазон сужается.

— Надеюсь на это. И все равно остается ровно шесть дверей.

Алиф посмотрел в коридор и прикусил губу.

— А мы не можем просто открыть их все? С обеих сторон. Женщины… — Он не смог закончить фразу.

Новый Квартал постучал фонарем по его ноге.

— Я тебя понимаю, — тихо сказал он. — Но если говорить честно, Алиф, чем больше мы будем строить из себя благородных героев, освобождающих пленников, тем меньше у нас останется шансов смыться отсюда самим. Если исчезнете только вы двое, охранники могут не заметить этого еще в течение нескольких часов. А если мы спровоцируем массовый побег из тюрьмы, тут начнется полный хаос. Ну и каким образом тогда мы отсюда вырвемся?

— Ради Бога, — продолжал Алиф, — пойми же ты: мы как раз ради этого все и затеяли! Мы же не просто забавлялись со своими компьютерами, мы боролись за дело! Разве не так?

— Но ведь их же всех обязательно поймают снова! Отсюда нельзя просто вот так взять и уйти, Алиф. Тут стены толщиной в два метра, высоченные, с колючей проволокой наверху, а дальше — на восемьдесят километров вокруг — одна только пустыня между нами и Городом. И, как ты понимаешь, большинство людей в этих камерах находятся не в лучшей физической форме.

Алиф еще раз посмотрел на поблескивающие в свете фонаря металлические двери камер, и у него снова закружилась голова.

— Значит, мы их бросим здесь? — уже более спокойно осведомился он.

— У нас нет выбора. Ты гораздо больше поможешь этим людям, если выйдешь на свободу, чем пока сидишь тут.

Новый Квартал сделал несколько шагов по коридору и постучал в первую же дверь рядом с камерой Алифа.

— Шейх Биляль? — негромко позвал он. Голос изнутри осторожно ответил ему отрицательно. В двух последующих камерах шейха тоже не оказалось. Когда он постучался в четвертую дверь, ответом был знакомый голос, произносящий проклятия на классическом изысканном арабском языке.

— Это он, — пробормотал Алиф. Тогда Новый Квартал достал большое кольцо с ключами и начал перебирать их, освещая лучом фонарика. Наконец, отобрав один, он быстро отпер замок и распахнул тяжелую дверь камеры. Алиф навалился ему на плечо, стараясь разобрать обстановку внутри. Шейх Биляль, сморщенный и замученный до последнего старик, беспомощно моргал красными глазами, стараясь привыкнуть к свету. Алифу стало неловко оттого, что перед ним стоял обнаженный уважаемый мужчина преклонных лет. Его непокрытая голова сильно расстроила юношу. Он невольно поморщился. Ему было больно видеть шейха, его покрытую пятнышками лысую макушку, лишенную даже права надеть крошечную ермолку. Все это было так унизительно, что Алиф лишился дара речи и некоторое время просто молчал.

— Вот, уважаемый, возьмите это, — произнес Новый Квартал, неловко предлагая шейху свой рюкзак. — Здесь лежит одежда для вас. А еще там есть вода и пища. Только времени у нас очень мало.

Шейх Биляль принял рюкзак дрожащими руками.

— Что это? — прохрипел он. — Это очередной ваш фокус, псы проклятые?

— Нет, это не фокус, шейх Биляль, — сказал Алиф, чувствуя, как у него от волнения перехватывает горло. — Новый Квартал из семьи монарха, а сюда он пришел, чтобы спасти нас обоих.

Шейх Биляль хотел плюнуть, но во рту у него все пересохло.

— Та капля верности, которую я, возможно, и хранил семейству монарха, умерла вот в этой самой камере, — пояснил он. — И мне ничего не нужно от этих людей, занимающихся кровосмешением.

— И вы ничего не получите, — грустно улыбнулся Новый Квартал, — кроме меня самого. Одного-единственного, рожденного при кровосмешении ублюдка с вендеттой в сердце.

Шейх уставился на незнакомого юношу.

— Откуда мне знать, что вы собрались со мной сделать? Может, вы переведете меня в такое место, где мне будет еще хуже?

Новый Квартал неопределенно пожал плечами:

— Да вы ничего и не могли знать. Вообще-то я явился сюда за Алифом. Это он настоял на том, чтобы я спасал еще и вас в придачу.

Шейх повернулся к Алифу, сверля его взглядом своих помутневших глаз.

— Значит, ты не погиб, — пробормотал старик. — Что ж, это замечательно. Тебе здорово везет.

— Простите меня, шейх Биляль, — взмолился Алиф. — Я так виноват перед вами!

Шейх ничего ему не ответил. Новый Квартал некоторое время смотрел на них обоих, потом взял старика под руку:

— Вы его потом отругаете как следует. А сейчас нам надо выбраться отсюда. Позвольте, я помогу вам одеться.

* * *

По коридору они тихо двинулись по одному. У Алифа сердце замирало всякий раз, когда он шел мимо двери очередной камеры, размышляя о тех, кто находился по другую ее сторону. Один раз ему даже показалось, что из-за одной двери доносится приглушенный плач. Он невольно остановился.

— Мы не можем вот просто так…

— Можем, — решительно прервал его Новый Квартал. — Алиф, сейчас мы не можем сделать для них ровным счетом ничего. Только не отсюда, не здесь и не сейчас.

Алиф послушно двинулся вперед, напрягая слух в надежде услышать еще какие-нибудь звуки, но вокруг царила полная тишина. В самом конце коридора Новый Квартал остановился и, высоко подняв руку, другую положил на ручку двери.

— Охранники находятся внизу у лестницы, — тихо начал он. — Там и есть выход. Подождите здесь, пока я отправлю их за своей машиной. Я постучу вам снаружи, когда все будет готово.

Алиф слушал и не верил собственным ушам.

— Тюремные сторожа подгонят тебе машину ко входу, как какие-то лакеи? — изумился он.

— Тебе лучше сейчас просто поверить мне и не задавать больше никаких вопросов, — усмехнулся Новый Квартал и исчез за дверью, там, где находилась заветная лестница. Шейх Биляль покачнулся на месте, и Алиф быстро схватил его под руку, чтобы тот сумел удержать равновесие.

— Простите меня, — прошептал юноша.

Шейх только фыркнул.

— Я сейчас не могу тратить силы, я едва дышу, — пояснил он. — Поговорим попозже. После того, как поедим, ладно?

Алиф отвернулся, щеки его пылали. Так они простояли молча еще несколько минут, вздрагивая всякий раз, когда в других крыльях здания раздавалось гулкое эхо. Вскоре они услышали где-то снаружи шум идеально работающего и хорошо смазанного мотора. Сразу после этого в дверь стукнули ровно три раза. Алиф почувствовал, как у него в один момент вспотели ладони.

— Пойдемте, — прошептал он и открыл дверь. Однако нужно было помогать еще и шейху Билялю — старик самостоятельно ни за что бы не спустился по крутым металлическим ступеням. Алиф еле сдерживался сам, чтобы не закричать сейчас во весь голос. Вместо того чтобы открыто ликовать, он храбро вел старика вперед. В самом низу лестницы он толкнул еще одну тяжеленную дверь и тут же ощутил в свежем и удивительно чистом ночном воздухе то, что можно было бы назвать ароматом глубины и прохлады…

— Давайте же! — прошипел Новый Квартал из черного лимузина. — Давайте, давайте!

Алиф впихнул шейха на заднее сиденье, а сам быстро забрался на пассажирское.

— С именем Аллаха Милостивого, Милосердного! — скороговоркой произнес Новый Квартал, нажимая на газ. Алиф почувствовал, как тревожно забилось его сердце. Новый Квартал объехал тусклое приземистое здание без окон. Алиф не сразу догадался, что это и было как раз то место, где он жил последние три месяца, именно это и была его темница в прямом смысле слова. Со стороны она выглядела одновременно нереальной и какой-то уж слишком будничной, будто обычное офисное здание, в котором вдруг выключился свет и теперь его обитатели ничего не видят.

Здание выходило на асфальтированный двор, окруженный толстой стеной высотой этажа в два и обвитой сверху отвратительной колючей проволокой. По внутреннему периметру двор объезжали парами конные охранники. Алиф присмотрелся и не без интереса отметил, что лошади были подобраны по масти: пара вороных, пара гнедых и даже пара светло-песочных с белыми гривами и хвостами. Это показалось ему признаком окончательной стадии извращения: кони, подобранные в масть перед входом на бойню. Он устало закрыл глаза. В голове стучало, как будто сосуды мозга готовы были разорваться.

— Поехали, — буркнул себе под нос Новый Квартал. Они приближались к металлическим воротам, запертым на засов. С обеих сторон стояла охрана, вооруженная автоматами. Новый Квартал резко сбавил скорость.

— О, капитан! — радостно воскликнул Новый Квартал и залихватски щелкнул пальцами, обращаясь к охраннику слева. — Можешь открывать, я уже закончил.

Охранник быстро подбежал к машине, к окошку со стороны водителя.

— Да, господин, конечно. Сейчас я все сделаю.

И тут его взгляд упал на Алифа, разместившегося на пассажирском сиденье. Алиф уставился куда-то вперед и не поворачивал головы.

— Простите, господин, но вот эти люди…

— Это мои персональные сопровождающие, — огрызнулся Новый Квартал. — Ты что же, решил, что я буду путешествовать в такие места один, как какой-то мальчик на посылках?

— Нет, господин, конечно, нет. Просто тут… какой-то запах…

— Ну, а кто не будет пахнуть после того, как провел у вас здесь целый час, скажи мне?! Ну, открывай ворота.

Охранник отошел от машины и что-то скомандовал в рацию, висящую у него спереди на рубашке. Потом он махнул рукой другому охраннику, и тот, стоя у ворот, принялся набирать какие-то цифры на маленьком ящичке кодового замка. Металлический засов отодвинулся в сторону и ворота распахнулись.

— Ну слава Богу! — тихонько проговорил Новый Квартал. — Я пропотел насквозь, должен вам признаться.

Машина тронулась вперед. Алиф услышал, как тяжело вздохнул шейх Биляль. У самого Алифа заныли плечи, и он только сейчас осознал, что они были напряжены с того самого момента, когда они вышли из здания тюрьмы.

— Вот так, друзья мои, и совершаются побеги из тюрьмы, — победно произнес Новый Квартал, нажимая на кнопку, чтобы закрыть окошко со своей стороны.

И тут в зеркальце заднего обзора он вдруг увидел, как рядом с машиной метнулось какое-то черное пятно. Алиф нахмурился, почуяв неладное. Со стороны тюремного комплекса к ним бежал еще один охранник, отчаянно размахивая руками. Через стекла автомобиля не было слышно, что он кричит. Алиф повернул голову и увидел, как охранник нажимает на красную кнопку у ворот, и они начали медленно закрываться.

— Вот дерьмо! — Шины взвизгнули, когда Новый Квартал вдавил в пол педаль газа. Машина рванулась вперед, и Алиф услышал несколько довольно громких хлопков. Он повернулся и увидел, как охранник с другой стороны ворот целится в их автомобиль.

— Они в нас стреляют! — пронзительно закричал юноша. Машина уже миновала ворота и выехала на дорогу за территорией тюрьмы. Новый Квартал сгорбился над рулем и нервно скрежетал зубами. Шейх Биляль на заднем сиденье произносил нараспев какую-то молитву, прося Бога защитить их от зла.

Еще один хлопок, и на заднем стекле появился узор, похожий на морозный. Шейх кинулся на сиденье и залег на нем, стараясь больше не шевелиться.

— Аллах Акбар! — кричал он во весь голос. — Аллах Акбар!

— Вот черт! Они вас задели? — Алиф повернулся к старику, и в следующий момент, когда машину занесло на повороте, его чуть не задушил пояс безопасности.

— Нет, я не ранен, если ты это имел в виду, — успокоил его шейх, крепко держа обеими руками свой головной убор.

На дороге сзади вспыхнули огни: к беглецам стремительно приближались два черных «пежо».

— Да чтоб они!.. — с этими словами Новый Квартал резко крутанул руль налево, съезжая с дороги. Автомобиль начал подпрыгивать на песчаных ухабах. На фоне звездного неба тут и там высились огромные песчаные дюны. Новый Квартал решительно повел машину к одной из них.

— Ты что делаешь? — заскулил Алиф, но машина начала уже постепенно набирать высоту.

— Отправляемся на сафари, трусишка. Как тебе вид отсюда?

Алиф обхватил руками голову, когда машина очутилась на вершине дюны. В какой-то момент он не видел ничего, кроме бескрайнего неба. Оно было темным, с мерцающими точечками звезд. Казалось, что оно окружало машину со всех сторон, отделяя их каким-то образом от земли, пыли и силы притяжения. Алиф чуть не задохнулся от неожиданности, в животе его все сжалось в единый комок нервов.

Со страшным треском автомобиль перевалил через верхушку дюны и начал сумасшедший спуск по противоположной ее стороне. Новый Квартал тщетно давил на тормоз. Машина начала вилять задом, вертя задними колесами вперед и назад по скользкому песку.

— Держись! — И снова нога на газу. Они помчались вниз по дюне, с грохотом шлепнувшись на ровную поверхность пустыни. Алиф больно ударился головой о потолок автомобиля.

— Куда мы…

— Прочь, просто подальше отсюда. Может быть, они разобьются или просто заблудятся. — Новый Квартал объехал следующую дюну, огромными веерами распыляя песок до уровня окошек и даже выше. Алиф увидел, как черный силуэт машины нарисовался на вершине дюны, но уже в следующую секунду начал спускаться вниз. Время замерло.

— Они у нас на хвосте!

— О'кей, о'кей!

Они промчались по узкому коридору между двумя песчаными холмами. Здесь почва стала каменистой, и машину несколько раз сильно тряхнуло, когда они наезжали на особенно крупные скопления окаменелых ракушек, свидетельствовавших о том, что когда-то очень давно на этом месте было море. Алиф снова обернулся. Два «пежо» уже прошли поворот и, преследуя беглецов, начали свое путешествие по коридору. Новый Квартал переключил скорость и свернул к очередной дюне. Она высилась перед ними, как древняя пирамида, громадная и непоколебимая, пережившая сотни, а может, и тысячи лет и столько же песчаных бурь. У Алифа от неожиданности отпала нижняя челюсть.

— Нам туда ни за что не подняться!

— Заткнись, чтоб тебя! Значит, и они тоже не поднимутся!

Машина ревела, поднимаясь все выше под угрожающим углом. Алиф подался вперед, как будто бы его вес мог изменить баланс, и теперь они уже не перевернутся ни за что. Шейх Биляль начал методично шлепать себя по голове.

— Боже мой! — запищал Алиф. — О Боже!

Наконец, перед ними появилась верхушка дюны. Они находились почти перпендикулярно земле. Машина взрывала песок и разбрасывала его колесами во всех направлениях. Мотор ревел. Проклиная все на свете, Новый Квартал снова переключил скорость. Видимо, этого импульса хватило, чтобы автомобиль перевалил через верхушку песчаной пирамиды и завис в космосе.

На какую-то долю секунды Алиф подумал, что, возможно, они поступили правильно и все у них получится. Передние колеса очень мягко опустились на песок на дальней стороне дюны, поднимая в воздух песчаное облачко. Но уже в следующее мгновение заработали законы физики. Переворачиваясь и крутясь, машина полетела вниз. Новый Квартал вытаращил глаза и убрал руки с руля. Алиф почувствовал, как тревожно нарастало давление у него в мочевом пузыре, и изо всех сил сжал ноги, чтобы не случилось ничего неприятного. Ему показалось, что он больше не в состоянии управлять своими мышцами. Затем началось свободное падение, и вес стал ненужным. Машина продолжала лететь куда-то в бездну.

Когда они ударились о землю, у Алифа как будто встряхнуло все кости сразу. Стекла задрожали, металл загудел, и машина зарылась в песок передними крыльями. Кто-то истошно кричал. Алиф закрыл лицо руками, потому что ему показалось, будто осколки стекла летят на него со всех сторон сразу и жалят его руки сквозь тонкую белую ткань одежды. Он подумал о Викраме. Он вспомнил Дину и еще крепче закрыл глаза.

Неожиданно все погрузилось в тишину. Ночь ворвалась в машину через разбитые окна, ощупав лицо Алифа свежим уверенным ветерком. Машина «уселась» по диагонали на том месте, где начиналась крутая дюна, задрав задние колеса вверх и уткнувшись носом в песок, как помятая консервная банка. Новый Квартал, бледный как полотно, часто моргал, стараясь поскорей прийти в себя.

— Вот это да, — прошептал он.

Сзади послышался робкий кашель. Шейх Биляль прочищал горло и одновременно стряхивал с халата мелкие осколки стекла.

— Ну что я могу сказать, сынок. Обещаю, что никогда не буду просить тебя показать мне свои водительские права.

Этим он даже обрадовал Алифа, потому что сейчас юноша начал узнавать старика Биляля, он становился прежним, таким, каким они познакомились в мечети.

— Спасибо, уважаемый, — отозвался Новый Квартал, продолжая смотреть куда-то далеко вперед. Алиф возился с ремнем безопасности. Потом он открыл дверь, которая сначала сопротивлялась, видимо, из-за того, что при ударе металл кое-где деформировался, но все же со скрипом распахнулась. Алиф прыгнул в песок. Он оказался мягким и прохладным под стопами и поблескивал в отраженном от неба свете. Низко над горизонтом плыла луна.

— Как тут темно, — пожаловался Новый Квартал, словно нехотя выползая с водительского места.

— Ничего подобного, — пробормотал Алиф. Его поразило разнообразие красок: здесь были темно-синие тона, багровые и фиолетовые, серебряные и даже черные блестки сверкали на земле. — Совсем не темно, даже наоборот.

— Ну и где же мы находимся? — поинтересовался шейх Биляль. Он положил на плечо Алифа дрожащую руку, и юноша сейчас размышлял о том, может ли этот жест старика означать то, что он наконец был прощен.

Новый Квартал стянул свой головной убор и швырнул его на землю, после чего пятерней прошелся по своей роскошной, смазанной маслом темной шевелюре.

— Как мне кажется, мы подъехали к самому краю Пустого Квартала.

— Боже милостивый, неужели так далеко? — Шейх медленно поворачивался, пожирая глазами необычный пейзаж.

— Уважаемый, эта тюрьма выстроена перед огромной пустыней. Они специально так задумали, чтобы тот идиот, который задумает сбежать оттуда, обязательно бы умер от жажды или жары прежде, чем сможет добраться до каких-то следов цивилизации. — Новый Квартал с досады пнул шину, которая спускалась у него на глазах. — И вот именно это скорее всего с нами теперь и произойдет.

— Надо иметь веру, — произнес шейх таким тоном, что Алиф никак не смог прокомментировать его высказывание.

Новый Квартал усмехнулся и, достав ключи, отпер багажник машины.

— Да, именно вера сейчас нам так необходима. Вот, я захватил для нас воды и немного еды. Если нам суждено голодать, начнем это делать завтра. — И он продемонстрировал им большую бутыль с родниковой водой и сумку-холодильник, подняв их высоко в руках. Потом он открыл сумку и извлек оттуда виноград и апельсины, консервированное мясо, нарезанное кусками и обернутое тонкими плоскими лепешками, а также большой кусок сыра фета, который плавал в растительном масле в отдельном контейнере.

Алиф заключил Нового Квартала в жаркие объятия, при этом издав какой-то короткий ликующий звук победителя.

— Спасибо, — восхищенно произнес он. — Тысяча «спасиб» тебе. Ты даже не представляешь себе, что…

— Вот тут ты абсолютно прав. Не представляю. — Новый Квартал выпутался из объятий товарища и отряхнул свою одежду. — Все в порядке. Я никогда не совершал ничего героического за пределами своего компьютера. Похоже, у меня получилось неплохое начало.

— Но ты же рисковал своей жизнью!

Новый Квартал удивился:

— Дорогой мой, это ты у нас настоящий герой. В Городе тысячи диссидентов и хакеров готовы выстроиться в очередь, только чтобы познакомиться с тобой, и я уж не говорю о том, сколько человек мечтают помочь тебе. Про твой арест раструбили по всем программам новостей. В государственных средствах массовой информации тебя упорно называют террористом, конечно же, но кто же верит в то, что говорит Государство? Отсидеться в Аль Башире, выбрать ее из всех возможных потенциальных убежищ — это ж надо было такое придумать?! Просто мастерский ход, как говорится. Ты же выбрал нашу самую знаменитую мечеть как символ против тирании. Гениально! У твоих друзей-коммунистов и исламистов, наверное, слезы на глазах выступили одновременно. Такого еще в истории не бывало, как мне кажется.

Алиф зарделся.

— Я сам ничего такого не планировал, — признался он. — Я просто убегал от группы агентов службы безопасности, и Башира показалась мне самым надежным и безопасным местом, вот и все.

Новый Квартал удивленно поднял брови:

— Ну, как бы там ни было, все сработало наилучшим образом. Все это время Город только и говорил что о тебе и твоих злоключениях. Правда, когда ты исчез, многие почему-то решили, что ты погиб.

Алиф с ужасом подумал о своей матери.

— Что? Это правда? А что происходит в моей семье?

Новый Квартал неопределенно пожал плечами:

— Не могу тебе ничего рассказать. Я и сам не был до конца уверен в том, что ты уцелел. И мне пришлось напрячься, чтобы выяснить, где ты находишься. Вообще-то тут дело случая, мне повезло, и я тебя нашел.

— Что ты имеешь в виду? Как повезло?

Новый Квартал выкладывал на блюдо лепешки, фрукты и сыр, присев на корточки на песок рядом с сумкой-холодильником.

— Оказалось, что мы с тобой что-то вроде родственников, — пояснил он. — Первая жена твоего отца родом из очень хорошей семьи. Получается, что она по мужу племянница сестры моей матери. Поэтому, если я все правильно понял, я сам прихожусь тебе кем-то вроде дяди, что ли. Подумать только — мы годами знали друг друга по переписке и рекомендациям, но даже и подумать не могли, что у нас могут быть общие родственники или как-то так.

Алиф состроил кислую мину:

— Но это… это же совсем не то, что кровное родство, да и вообще при чем тут кровь? Я-то размечтался и решил, что ты мне сейчас поведаешь о том, что я, оказывается, тайный наследник трона или еще что-нибудь даже похлеще…

— Ха! Ну ты сказанул! Конечно, нет, но зато сплетни и слухи о тебе распространились настолько, что о них услышали и в моей семье, а иначе как бы я вышел на тебя? Та самая племянница была в истерике. Она беспокоилась о том, что ее муж, а твой отец, потеряет свое положение, или Государство все у них отберет, или еще что-то столь же ужасное. Но из-за связей с монархом, конечно, ничего подобного не произошло, зато все это дало мне возможность выследить тебя.

Алиф уселся на холодный песок, переваривая данную информацию.

— Какое счастливое совпадение, — пробормотал он себе под нос.

— Все это называется роком, судьбой, — подхватил тему шейх Биляль, принимая от Нового Квартала свое блюдо. Он посмотрел на угощение с благоговением и тут же, чуть прикрыв глаза от удовольствия, принялся за еду, полностью отдавшись этому делу, так, что скоро с его бороды потекла тоненькая струйка масла. Такое же нагруженное едой блюдо Новый Квартал передал Алифу. От разнообразных ароматов у юноши тут же закружилась голова. Он сунул в рот кусочек сыра, позволяя ему полностью растаять, чтобы полностью ощутить его превосходный вкус языком. Алиф чувствовал себя как-то странно, и то жуткое отчаяние, которое укрепилось в нем до первого появления товарища в камере, теперь почему-то казалось каким-то нереальным. Итак, его освободили. Он сознавал и то, что свершилось нечто весьма значительное, но правильных слов для этого он не находил. Его чувства, ожившие и пробужденные, насыщались тем, что было рядом, что он видел и слышал: ароматом и свежестью воздуха и еды и безграничностью пейзажа. Ошеломленный свободой, Алиф отставил блюдо и, прислонившись лбом к песку, принялся нечленораздельно произносить слова благодарности.

— Что это с ним? — забеспокоился Новый Квартал.

— Мне кажется, он пытается молиться, — высказал свое предположение шейх Биляль.

— Но он же не чистый. Он не совершил омовения, и не проверил направление на Мекку, и не начал с правильной позы.

— Мой милый господин, — ответил шейх, — Богу нравится застигать своих слуг неподготовленными. Этот мальчик увидел еду впервые за долгое время, и первым делом он решил поблагодарить за это Создателя. Вряд ли можно проявить свою набожность более искренне, чем таким образом.

— Или более небрежно. От него же остались только кожа да кости. Лучше бы он сначала поел, а потом уже обращался к Создателю, чистый и цивилизованный.

Алиф услышал, как сдержанно хихикнул шейх.

— У меня был большой опыт общения с не очень чистыми и совсем не цивилизованными в недавнем прошлом. Рассказать тебе, что я обнаружил? Я не то, что ощущают мои ноги. Я не грязь на моих ладонях и не гигиена моих интимных частей тела. Если бы я был этим, я был бы лишен свободы молиться в любое время после того, как меня арестовали. Но я все равно молился, потому что я вовсе не эти вещи. В конце концов, я даже не совсем я сам. Я просто набор костей, которые говорят слово «Бог».

Алиф поднял голову и сел на песке. Шейх Биляль передал ему блюдо долгим плавным жестом, как будто успел состариться за это время или испытывал сильную боль. Алиф принял у него блюдо и забеспокоился:

— Они пытали вас?

— Да.

— Вы сердитесь на меня?

— Еще как.

— Я не знаю, как просить прощения у вас.

— Можешь начать с того, что скажешь мне, где находится эта проклятущая книга. Именно за ней они так охотятся.

Алиф нервно катал виноградинку между пальцами.

— Я понятия не имею, где сейчас может быть эта книга, — признался он. — Я не помню, чтобы прикасался к ней после того, как расплавился компьютер. Слишком много всего происходило в тот момент.

— Простите меня, — вмешался Новый Квартал. — О какой книге идет речь?

Алиф и шейх Биляль переглянулись.

— Она называется «Альф Яум», — начал Алиф. — Ее написал джинн.

Новый Квартал так и прыснул.

— Ты действительно сошел с ума в этой тюрьме, — покачал головой молодой человек. — Значит, Рука тебя упрятал туда из-за книги, которую сочинил джинн? Да у тебя и в самом деле галлюцинации начались.

Алиф только покачал головой.

— Все это было на самом деле, — продолжал он. — Руке эта книга понадобилась, потому что он решил создать новый программный метод. Джинны рассматривают знания иначе, нежели мы сами, и потому их книги представляют собой некий набор закодированных метафор, и если удастся перевести эту методику в мир компьютеров…

— Ты определенно сошел с ума, — повторил Новый Квартал, продолжая жевать лепешку с мясом. Он бросил на Алифа пренебрежительный взгляд: — Рука охотится за тобой долгие годы, так же, впрочем, как и за всеми остальными серыми шляпами, то есть за нами. Мы враги Государства. Но это не имеет отношения ни к каким книгам.

— Но почему он схватил меня именно сейчас, Новый Квартал? Почему он ждал столько времени, чтобы нанести свой удар? Это потому, что я завладел тем самым предметом, который срочно понадобился ему самому. И он не мог допустить, чтобы этот предмет пребывал в чьих-то посторонних руках, в особенности если этот предмет окажется во власти человека, который сообразит, что к чему и какую пользу и выгоду можно извлечь из него.

Новый Квартал неопределенно хмыкнул и усмехнулся.

— Что же в этом такого смешного? — удивился Алиф.

— Ты назвал меня Новым Кварталом. Никогда еще не слышал, как кто-то произносит это вслух.

— Ну, твое настоящее имя слишком длинное.

— Только для примитивного крестьянина. — Новый Квартал передал приятелю добавочную порцию мяса и сыра. — Ты ешь, не останавливайся. Давайте сегодня пировать и не думать о том, что случится потом, когда нас поймают тюремщики или мы попросту умрем от жажды.

Алиф поднялся в полный рост и посмотрел на ряды дюн. Они казались такими чистенькими, аккуратными и безобидными, свободными от какой-либо грязи, обломков и вообще зла, а это было так не похоже на пейзажи самого Города! Луна висела над самыми горизонтом, и от ее света вдали что-то мерцало, словно стекло, по которому гуляют блики. И все же Алиф вспомнил уроки географии в школе, где ему четко сказали: в этой пустыне воды нет на сотни миль во все стороны, если, конечно, не считать Города. Пустыня настолько же сурова и безжалостна, насколько она прекрасна и восхитительна, и за время своего существования унесла много жизней. Ну, во всяком случае, человеческих жизней — это точно.

— Если это начало Пустого Квартала, — заметил он, — по теории мы должны просто путешествовать по данной местности, и тогда рано или поздно нас встретит джинн…

— Опять ты про своих джиннов, — раздраженно вставил Новый Квартал.

— Джинны упоминаются в последней суре Корана, — нетерпеливо напомнил Алиф. — И не надо смотреть на меня, как на сумасшедшего. Надеюсь, Корану-то ты веришь?

— Ну да, разумеется, но только то, что там вспоминается про джиннов, еще вовсе не означает, что с ними можно встретиться на улице. Они… они просто…

Алиф встал и пошел вперед. Он вспомнил, как отчитала его Дина, когда они впервые встретились с Викрамом, и как он сам рассердился, когда она удивлялась, почему ему так трудно поверить в то, во что он сам хочет верить. Тогда он еще сказал ей, что когда все это происходит на самом деле, то тут уже не до смеха. Когда книжные герои становятся настоящими, можно испугаться.

Было приятно размять конечности, пройти больше чем несколько шагов в любом направлении. Его желудок как-то странно отреагировал на еду, видимо, оттого, что пришлось долгое время голодать, и сейчас он не хотел ничего переваривать и просто отвергал пищу. Вот почему Алифу захотелось срочно отойти подальше от шейха Биляля и Нового Квартала, чтобы они ничего не увидели, если вдруг с ним случится что-то не совсем приятное для посторонних глаз. Он остановился перед небольшим песчаным холмиком, за которым начиналось углубление, которое сверкало оттого, что там находился, по всей видимости, более темный песок. Сначала Алифу захотелось бегом броситься туда, но его сердце отчаянно застучало, предупреждая, что тело еще не готово для таких испытаний. Он мог запросто умереть, если попытается устраивать своему ослабшему организму такие серьезные нагрузки.

— Я уже как самый настоящий старик, — пробормотал он себе под нос. Все сухожилия в его теле заныли одновременно, как будто трехмесячное ограничение в движениях состарило его на несколько десятков лет. Только мозг его продолжал работать безотказно. Он несколько раз вдохнул и выдохнул свежий воздух и повернулся, чтобы идти назад к искореженной машине Нового Квартала.

А тот уже успел устроиться рядом с изувеченным капотом, используя свой развернутый головной убор в качестве одеяла.

— Мне надо хоть немного поспать, — пробормотал он, когда Алиф подошел к нему вплотную. — Никак я не мог ожидать, что этот день закончится вот таким образом. Если ты мне веришь, то я был убежден в том, что к этому времени мы должны были бы все чудесно устроиться у меня на квартире в районе Дахаб. Вот что значит быть воспитанным с мыслью о бесконечных возможностях денег. Теперь мне ясно, что тут я потерпел полный крах.

— Зато ты очень ловко вел машину.

— Спасибо. Наверное, мне это должно быть очень приятно услышать.

Алиф устроился неподалеку от Нового Квартала и принялся ерзать в песке, пока тот не принял форму удобного ложа. Шейх Биляль прислонился к все еще теплому трупу машины и тихо посапывал. Алиф почувствовал, что уступает всеобщему спокойствию, такому тихому и огромному, что казалось, еще секунда — и оно взорвется рыком, как будто это не тишина окружает их, а неведомая музыка, сыгранная на невидимых клавишах. Он и сам не понял, как глаза его закрылись и он погрузился в сон без сновидений.

Когда Алиф проснулся, то увидел, что шейх Биляль стоит рядом и осторожно трогает его за плечо.

— Что такое? — Алиф перекатился с боку на бок, все еще не сознавая, где именно он находится.

— Смотри, — сказал шейх.

Алиф открыл глаза. Небо переливалось красками: голубой, белой и красновато-золотой. Он часто задышал, переполненный восторгом и радостью.

— Что это? — спросил он.

— Восход, — ответил ему шейх. — Это восход солнца.