Надвигающаяся война неизменно гонит людей из городов в глубь страны, к призрачной безопасности, подальше от границ, к которым приближается враг. Летом 1939 года Шагал перевез семью на Луару, в Виллантруа, на ферму, где они годом ранее провели приятное лето в тишине и покое. Однако на этот раз отдыха не получилось. Казалось, дьявольские силы, охватившие внешний мир, проникли во внутренний мир Шагала и лишили его душевного равновесия: вместо того чтобы вздохнуть полной грудью, художник пережил приступ навязчивого психоза. В конце августа он почему-то решил — и переубедить его было невозможно, — что фермер, живший вместе с ними в коттедже, замышляет его убить. Чтобы обезопасить себя, художник забаррикадировался на своей половине. Как только мнимая угроза отступила, Шагал перебрался на левый берег реки, в городок Сен-Дье-сюр-Луар.
В сентябре разразилась война, однако поначалу семья не заметила никаких перемен («странная война», длившаяся с октября 1939 года по май 1940-го, внушила многим жителям Франции и Великобритании ложное успокоение). И все-таки Шагал принял решение перевезти все свои полотна из Парижа в Сен-Дье-сюр-Луар. В январе 1940 года он ненадолго выехал в Париж на выставку, открывшуюся в галерее «Май», где были представлены его картины, написанные за два предыдущих года. Весной ситуация переменилась. Поползли слухи о том, что тихие деревушки в долине Луары скоро превратятся в оборонительный рубеж французской армии. Шагал и Белла отправились дальше на юг в поисках нового жилья. В итоге они обосновались в Провансе, в местечке под названием Горд. По словам Вариана Фрая, человека, впоследствии оказавшего Шагалам бесценную помощь, это был «старый полузаброшенный городок на краю обширной равнины». Они приметили длинное, давно пустовавшее здание бывшей католической школы для девочек. Высокие потолки, большие окна и просторные комнаты как нельзя лучше подходили для мастерской, и Шагал приобрел дом в собственность.
В Горде Шагал и Белла прожили без малого год в относительном благополучии. Меж тем обстановка на фронтах оставалась тревожной. Под натиском немцев капитулировали Бельгия, Голландия и Франция. Немцы вошли в Париж, вокруг европейских евреев все теснее смыкалось смертельное кольцо. Шагал тем временем рисовал своих циркачей. В этот же период он создал серию очень красивых сельских пейзажей. Как писал Рильке в девятой Дуинской элегии,
Эта интенсивность присутствует в гроздьях винограда, персиках, корзинах фруктов, вазах с цветами, фазанах и кроликах, лежащих на кухонном столе. По силе воздействия эти натюрморты не уступают созданной в том же году картине «Художник и Христос», а может, даже превосходят ее. На этом полотне изможденный Шагал, с палитрой в руке, сидит перед огромным холстом, на котором изображен распятый Христос. Там же в Горде Шагал пишет стихотворение:
Историки искусств потратили много времени на то, чтобы выяснить, почему Шагал так упорно отказывался покидать Горд. Однако из исследования Бенджамина Харшава становится ясно, что Шагал двойственно относился к отъезду из Франции, хотя втайне от своих домочадцев искал помощи из-за границы еще 1 сентября 1940 года. Безусловно, как новоиспеченный французский гражданин, художник, добившийся международного признания, и просто человек, которого обстоятельства много раз вынуждали кочевать с места на место, он страшился бегства и даже ответил отказом на первое письмо Вариана Фрая, который уговаривал живописца перебраться в Америку. Однако разум возобладал. Когда в октябре 1940 года правительство Виши приняло антиеврейские законы, он понял, что это означает.
В июне 1940 года в США начал действовать Чрезвычайный комитет по спасению, созданный неравнодушными частными лицами. Главной задачей этой организации был вывоз беженцев с территории Франции. Причем срочно, пока до людей, внесенных в списки — среди них были и политические противники нового режима, и представители творческой элиты, — не добрались гестапо или французские коллаборационисты. Агентом этого общества во Франции был Вариан Фрай, которому пришлось выступить в роли Алого Первоцвета.
На первый взгляд Фрай мало походил на героя. Консерватор до мозга костей, он был типичным гарвардцем — любил наблюдать за птицами и дегустировать вина. Но помимо этого Фрай издавал престижный журнал «The Living Age» («Живой век»), где публиковались материалы из иностранной прессы, а также сотрудничал с американской Ассоциацией международной политики. В 1935 году, в двадцать с чем-то лет, он совершил поездку в Германию и стал свидетелем погромов, учиненных гитлеровскими головорезами на улицах Берлина.
Фрай прибыл в Марсель в августе 1940 года. Здесь он основал Американский центр помощи, который под видом финансовой поддержки людям, оказавшимся без средств, занимался тайной переправкой их за границу. Фрай бросил вызов не только французской полиции и службам безопасности Виши (в оккупированной Франции под давлением нацистского начальства они производили аресты), но и неуклюжему, забюрократизированному и часто равнодушному, если не откровенно враждебному, Госдепартаменту США.
После капитуляции Франции Американской федерации труда (АФТ) удалось убедить Госдепартамент выдать срочные визы ряду видных европейских лидеров рабочего движения, в том числе младшему брату Модильяни Джузеппе — руководителю Итальянской социалистической партии. Однако беженцам для выезда за пределы Франции по-прежнему требовались транзитные визы. Представитель АФТ Фрэнк Бон трудился в Марселе и добывал визы всеми средствами, включая подлог, но вскоре вынужден был бежать. На его место и заступил Фрай. Он составил свой собственный список выдающихся писателей, художников, музыкантов и ученых, которым, по его мнению, угрожал гитлеровский режим.
Предполагалось, что миссия Фрая ограничится мировыми знаменитостями — писателями вроде Лиона Фейхтвангера и Франца Верфеля или сына Томаса Манна Голо. Тем не менее агент находил способы обойти это ограничение и включить в список, который он ежедневно телеграфировал в Нью-Йорк, людей не столь известных, а подчас и рядовых граждан. Несмотря на то что вокруг Центра помощи сжималась петля, Фрай вместе с небольшой группой единомышленников, презрев риск, добывал фальшивые паспорта и другие документы, занимался отмыванием денег, раздавал взятки и нелегально покупал и арендовал небольшие рыболовецкие суда. Он даже лично переводил по горным тропам в Испанию группы беженцев. Прежде чем власти перекрыли ему кислород и выслали из страны в сентябре 1941 года, ему удалось тайно вывезти из Франции более 1500 человек.
Вот уже несколько месяцев Фрай хлопотал об американской визе для Шагала и его семьи, и наконец в марте 1941-го он вместе с американским консулом Гарри Бингемом прибыл в Горд — появление роскошного автомобиля в глухой деревушке произвело сенсацию. В Америке деньги на переезд Шагала пожертвовали такие еврейские знаменитости, как предпринимательница Элена Рубинштейн и актер Эдвард Г. Робинсон. Последний, впрочем, отказался выделить средства для Иды и ее мужа Мишеля.
Имя Шагала значилось в списке, составленном Альфредом Барром-младшим, директором Музея современного искусства в Нью-Йорке. Оно там фигурировало наряду с именами Пикассо, Эрнста, Матисса, Ман Рея, Кандинского, Руо, Дюфи, Массона, Клее, Липшица и других художников. Все они получили официальное «приглашение» организовать в музее выставку своих работ.
По дороге в Горд Фрай и Бингем обогнали два грузовика с немецкими солдатами, направлявшимися в Экс. Сохранились записи Фрая о двух выходных днях в начале марта, когда они с Бингемом были в Горде и обсуждали приготовления к спешному отъезду Шагала из Франции. Примечательно, что Шагал то и дело интересовался: «Есть ли в Америке коровы?» Эту фразу пытались толковать по-разному. Я полагаю, этим вопросом, судя по тому, как часто он его повторял, Шагал хотел сказать: «Будет ли у меня тема для творчества в Америке?» или «Смогу ли я писать?» Не стоит забывать, что Шагал не говорил по-английски.
Фрай восхищался Шагалом, хотя и писал, что тот «в душе совсем ребенок, тщеславный и простодушный». Однажды ночью в Марселе Фрай с Шагалом попали под бомбежку. Они сидели на темном вокзале Ноай и слушали, как с глухим уханьем рвутся британские бомбы и бьют французские зенитки. Шагал и Фрай выглянули наружу, увидели черное небо, исполосованное лучами прожекторов, но патруль прогнал их обратно в укрытие. Через несколько недель Шагал сказал Фраю, что после его отъезда в Америку тот может прятать других беженцев в его доме.
В октябре 1940 года глава марионеточного правительства Виши маршал Петен издал антиеврейские законы. Для Шагала они стали последним предупреждением. Отныне евреи-иностранцы могли быть интернированы в лагеря, алжирские евреи лишались французского гражданства, и многие из них отправились в концлагеря в Сахаре. Шагала, французского еврея, некоторое время не трогали, но в конце концов он утратил свое гражданство. Через полмесяца после визита Фрая и Бингема в Горд правительство Виши основало Комиссариат по еврейским вопросам, который возглавил знаменитый антисемит Ксавье Валла. Всех евреев обязали зарегистрироваться. Еврейская собственность, в частности дом Шагала, подлежала «ариенизации», то есть должна была быть передана в руки неевреев. Именно в это время Шагал приехал в Марсель. Здесь, не то проявив дальновидность, не то не желая расставаться с местами, где был счастлив, он настоял на том, чтобы ему выдали вместе с выездной въездную визу. В середине апреля 1941 года Шагала задержали в отеле «Модерн» «как лицо, похожее на еврея». По счастью, Беллу не арестовали. Она немедленно сообщила о случившемся Фраю, и тот сразу же пришел на помощь. Он позвонил в полицейский участок в Бишоприке, заявил протест и пригрозил написать в «Нью-Йорк таймс». Надо иметь в виду, что между режимом Виши и правительством США были установлены полноценные дипломатические отношения, и мнение американцев имело вес. На полицейских произвел определенное впечатление выданный Шагалу диплом Карнеги (на Международной выставке Карнеги в Питтсбурге в 1939 году картина «Обрученная» была удостоена третьей премии), однако решающую роль сыграла угроза Фрая устроить международный скандал. Шагала спешно отвезли в отель. Хотя еще несколько недель — и художник оказался бы в концентрационном лагере Дранси, французском транзитном пункте для отправки в Освенцим.
Седьмого мая 1941 года Шагал и Белла пересекли испанскую границу. А через четыре дня уже находились в Лиссабоне и были готовы к отплытию. Благодаря неимоверным усилиям Иды и ее заграничных друзей все картины и рисунки Шагала были упакованы в чемоданы и ящики для отправки в Нью-Йорк. Германское посольство в Испании предприняло попытку конфисковать груз, однако вмешательство симпатизирующего Шагалу администратора Прадо сорвало этот план. Белла была глубоко опечалена расставанием с Францией, она словно предчувствовала, что уже больше никогда не увидит этой страны. Через несколько дней после того, как корабль Шагала оставил Лиссабонский порт и взял курс на Нью-Йорк, германские консульства в разных странах получили извещение о том, что в преддверии «окончательного решения еврейского вопроса» Герман Геринг запретил эмиграцию евреев со всех оккупированных территорий, включая Францию.
Благодаря мужеству, стойкости и находчивости Вариана Фрая жизнь Шагала, его семьи и многих других людей была спасена. Посвященную Фраю памятную табличку можно увидеть в Яд Вашеме, мемориальном комплексе жертвам Холокоста в Израиле. Тем более печален тот факт, что когда в середине 1960-х Фрай попросил Шагала об услуге, то получил отказ. Фрай жил в Коннектикуте и сотрудничал с Международным комитетом спасения, занимавшимся сбором средств для беженцев в разных странах. Задачей Фрая было собрать «по случаю 25-летней годовщины бегства от Гитлера» портфолио гравюр, созданных художниками — бывшими беженцами. С отказом Шагала Фрай не мог смириться целых три года. Быть может, утешением ему служило то, что на его стороне была Ида. В письме к Фраю она назвала поведение отца позорным. В конце концов Шагал уступил, но было уже поздно. Вариан Фрай скончался в сентябре 1967 года, за три года до появления собрания литографий.