Лиз наполнила доверху картонную коробку своими книгами и перевязала ее скотчем. Она работала всю ночь не покладая рук, стараясь успеть сложить все свои вещи в сумки и коробки до того момента, как нанятый ею небольшой грузовичок прибудет, чтобы перевезти ее на новую квартиру. Странно, но когда-то она думала, будто предательство Марка – это конец света. То, что сделал Джуд, было во сто крат хуже. Сначала он ее вылечил, заставил полюбить его и поверить в их дружбу. А теперь опять стал чужим.
Она присела на корточки. За последние сорок восемь часов их отношения сильно изменились. Взаимная перебранка кончилась. Он по крайней мере стал с ней разговаривать и, насколько ей казалось, отвечал на ее вопросы довольно откровенно. Но он отвечал только на вопросы. От себя, по собственной воле говорил очень мало. Он все еще скрывал очень многое вопреки ее осторожному прощупыванию, а может, из-за него. Ей не удалось добраться до сути, и она это знала. Возможно, ей это вообще не удастся.
«Вот если бы мы гуляли по пляжу, – неожиданно подумала она. – Или сидели на кухне за бутылкой вина, в духовке жарилось бы мясо, а на коврике между нами храпел бы Рубен… Или лежали бы в постели…»
Эту непрошеную мысль Лиз тут же с гневом и ожесточением отбросила. Она не может позволить себе такую роскошь, как слабость или сожаление.
Тем более что Джуда слабым никак не назовешь. Он никогда не позволял сердцу брать верх на разумом. Она даже не была уверена, что он действительно скрывается. Возможно, он просто выжидал, чтобы, когда настанет его час, максимально повысить гонорар за свое интервью?
И к чему, были нужны все эти слова про предательство? Может, он с самого начала догадался о ее профессии? Может, просто ждал, когда она сделает ему предложение? Как долго он еще притворялся бы, не появись Марк?
«Да брось ты, – устало заклинала она себя. – Ты же не веришь всей этой чепухе – сама знаешь. Ты хочешь состряпать против него обвинение, а фактов-то у тебя нет!»
И статья у нее не получалась…
Она без конца слушала пленку и перечитывала снова и снова свои записи, но все казалось неинтересным и не имеющим отношения к реальной жизни. Джуд упорно оставался одномерной, безжизненной фигурой.
Она разговаривала с представителями организации, на которую он работал, и узнала о других переговорах, которые он проводил, причем с неизменным успехом.
– Вообще-то наша задача – улаживать конфликты, – объяснял Джуд. – Мы подчищаем грязь, которую оставляют после себя правительства. Когда у людей возникают трудности, мы пытаемся убедить их, что их проблема решаема. Мы не носим оружия, и наша единственная борьба – это борьба умов. В связи с этим нам доверяют в ситуациях, когда необходимы посредники.
– Полагаю, Льюис Доулиш видит себя в аналогичной роли, – предположила Лиз. – Тогда почему, как вы думаете, его похитили?
Джуд молчал несколько минут. Потом лишенным каких-либо эмоций голосом произнес:
– Думаю, что Доулиш слишком долгое время ходил по тонкому льду, и в конце концов лед под ним подломился.
Инстинкт подсказывал Лиз, что если это и была правда, то не вся. Но это было все, что он готов сказать в данный момент.
В ходе очередной встречи ей пришло в голову, что хорошо бы поговорить с его родителями, но пока она не смела об этом даже заикнуться.
– Что ты делаешь?
Лиз вздрогнула. Она так глубоко задумалась, что не заметила появления Марка.
– А на что это похоже? – спросила она.
– Как будто ты собираешься съезжать. – Марк был явно в плохом настроении. – Я надеюсь, что в этих коробках только твои вещи?
Это хамство резануло Лиз по сердцу, но она сдержанно ответила:
– Не беспокойся. Я была предельно внимательна. Хочешь провести инвентаризацию?
– Есть вещи, которые нельзя внести в список. Идеи, например.
– Это какие же?
– Не притворяйся. Ты слышала, как мы с Робом и Пиппой говорили о передаче «Из первых рук». И что же я узнаю? Ты интервьюируешь таинственного спасителя Доулиша в номере гостиницы! Кроме того, ты не удосужилась рассказать мне, что была с ним в какой-то хижине на берегу моря. Ну и как он? Был хорош в постели после долгого воздержания?
Лиз закусила губу.
– Марк, мы когда-то любили друг друга. Давай разойдемся без всех этих гадостей.
– Ты думаешь, я обижен? Поговори с Дунканом Уайтом. Он был так занят, шпионя за тобой, что не узнал темноволосого незнакомца, с которым ты резвилась. Во всяком случае, не сразу. Он догадался лишь тогда, когда увидел его в пабе и узнал, что он пообещал тебе эксклюзивное интервью. После этого Дункану ты стала неинтересна.
– Это самая хорошая новость за весь день.
– И именно поэтому ты с такой неохотой согласилась уехать со мной. Зоя была тут абсолютно ни при чем. Ты боялась, что в твое отсутствие до него доберется кто-то другой. Вернувшись в Лондон, ты стала разыгрывать из себя оскорбленную невинность.
– Ничего я не разыгрывала, – тихо буркнула она, понимая, что незачем терять самообладание из-за Марка. – Я понятия не имела, кто он. Ни там, в деревне, ни когда вы обсуждали с Робом похищение Доулиша. Джуд сам обратился в «Ежедневный курьер» после того, как на него вышел Дункан. Джуд, очевидно, разделяет мое мнение об этом грязном подонке.
– Боже, как много ты мне рассказала! – ядовито усмехнулся Марк. – И все же тебе придется поделиться кое-чем со мной. Возможно, ты обеспечила себе интервью с Джудом, но Доулиш все еще мой. Если Клайву надо знать мнение обеих сторон, ему придется заключить со мной сделку.
– Это касается Клайва и бухгалтерии. – Она услышала звонок в дверь и вздохнула с облегчением. – Это приехали за моими вещами.
– Переезжаешь к нашему герою?
– Нет.
– Ты ему уже надоела, да? Не могу сказать, что я удивлен.
– Я его об этом не спрашивала. – Лиз взяла чемоданы и направилась к двери. – Прощай, Марк.
Ей хотелось сказать, что она желала бы, чтобы они расстались друзьями, но это было бессмысленно, а возможно, и неискренне.
С этого момента ее жизнь принадлежит только ей. И это было не так уж плохо.
К вечеру она уже более или менее устроилась на новом месте. Она надеялась, что со временем ее жилье станет более уютным, но возможно, сейчас все дело было в плохом настроении.
Квартира была скудно обставлена, а удобства минимальны. Ей придется купить книжный шкаф и стол под компьютер. А также новое постельное белье. На сегодняшнюю ночь она расстелет на кровати свой старый спальный мешок.
Рядом с домом было несколько небольших ресторанов и точек быстрого питания. Позже она выйдет и купит себе что-нибудь поесть.
Она развешивала в шкафу свои вещи, когда в дверь постучали.
Она открыла ее на длину цепочки и увидела Джуда.
– Вы? – вдруг охрипшим голосом спросила она. – Что вы здесь делаете?
– Я хотел с вами поговорить. Ваш босс сказал мне, что вы сегодня переезжаете.
– Он не имел права сообщать вам мой адрес.
– Может, и так, но он вложил в меня столько денег, что готов сделать все, чтобы я был счастлив. Вы меня впустите, или я так и буду стоять на лестнице и мы будем говорить через дверь?
Лиз разрешила ему войти.
Он долго осматривал комнату, а потом произнес:
– Не густо.
– Особенно если сравнивать с роскошью вашего номера в отеле «Маджестик». – Она встала перед ним, скрестив на груди руки.
Он прошел через гостиную и, распахнув дверь в спальню, внимательно оглядел незастеленную кровать с единственной подушкой, скатанный спальный мешок и сумку с туалетными принадлежностями.
– Похоже, вы уезжали в большой спешке. – Он обернулся к ней. – От чего вы бежите?
– По-моему, это я вас интервьюирую, а это не даёт вам права задавать вопросы мне. – После паузы она продолжила: – А теперь, пожалуйста, скажите, что вам нужно, и уходите. Я должна распаковать вещи.
– Это может подождать. – Он поднял с кровати ее сумку. – Полагаю, здесь есть зубная щетка и смена белья? – добавил он и направился к двери.
– Что, черт возьми, вы делаете?
– Я пришел сказать, что сдал свой номер в отеле.
– Но вы не могли так поступить!
– Дело сделано. Я больше ни минуты не мог оставаться среди этого бездушного великолепия. Моя машина внизу, и я уезжаю домой.
– Вы хотите сказать, что возвращаетесь в свое бунгало?
– Нет, бунгало было временным пристанищем. И к тому же вернулся мой крестный. Я благодарен ему за то, что он разрешил мне пожить в его доме, но теперь ему нужен покой. Разве вы не помните? У меня есть свой дом.
– А как же интервью?
– Если вы хотите его закончить, вам придется поехать со мной. – Он моментально пресек ее возражения: – Я уладил все с Клайвом Трентом. И я гарантирую, что в моем доме вам будет более уютно, чем здесь.
– У меня даже не было возможности устроиться.
– Когда мы с вами закончим, – пожал он плечами, – у вас будет на это сколько угодно времени. Ну что? Вы идете?
«Сколько угодно времени».
Лиз вдруг представила, каким оно будет – серым, пустым и одиноким. Что-то внутри ее болезненно сжалось.
– Вы не оставили мне выбора. – Поколебавшись, она спросила: – А сколько спален в вашем доме?
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Нам хватит.
Она схватила свой блокнот, диктофон и, надев плащ, последовала за Джудом.
– Не понимаю, как Клайв на это согласился, – потрясение произнесла она, пока он заводил мотор.
– У него тоже не было выбора. Я сказал ему, что отель действует на меня… угнетающе. И на вас тоже. И поэтому у нас не получается интервью. – Джуд искоса взглянул на нее. – Ведь это правда?
– Да, – согласилась она. – Но признайтесь, дело не только в отеле. Если вы не захотите раскрыться, смена обстановки вам не поможет. Зачем вы вообще дали согласие на это интервью, если вы – и это абсолютно ясно – не хотите ничего рассказывать?
– Я думал, что это сможет помочь. – Но не помогает.
– Нет. Мешают другие факторы.
Лиз вдруг поняла, что он, должно быть, имеет в виду Микаэлу. Она поспешила сменить тему:
– Вы предупредили своего крестного, что к нему может явиться Дункан Уайт, чтобы что-нибудь о вас разнюхать?
– Тогда ему придется иметь дело с Рубеном. Мне кажется, он ему не понравился: он ни разу ему не улыбнулся.
– А, значит, мне повезло. Разрешено ли мне будет поинтересоваться, куда мы едем?
– В местечко, которое называется Уиллоуфорд. Я абсолютно убежден, что вы никогда о нем не слышали.
– Судя по названию, это не на побережье.
– Да, это в нескольких милях от моря. Маленькое тихое местечко. Надеюсь, местные жители простили меня за то, что им пришлось выдержать осаду репортеров.
– А как вы об этом узнаете?
– Отопление будет включено, а холодильник полон.
– У вас есть ангел-хранитель?
– Да, Мойра – моя ближайшая соседка.
– О, – только и могла сказать Лиз.
– Мы договорились оказывать друг другу услуги. У Мойры артрит, а покойный муж почти ничего ей не оставил. Поэтому, когда я живу дома, я колю ей дрова и чиню, если что надо.
– Что ж, это по-честному.
– Все дело в том, что я редко бываю дома.
Они помолчали.
– Если вы не возражаете, – начала Лиз, – мне бы хотелось вернуться к самому началу.
– К тому моменту, когда я вытащил вас из моря? – Он бросил на нее вопросительный взгляд.
– Нет, я имею в виду начало нашего интервью. – Она почувствовала, как зарделись ее щеки. – Только это имеет значение, а обо всем остальном следует забыть. Считайте, что ничего не было. Мы с вами общаемся на профессиональном уровне.
– Вы считаете, что это возможно? – вежливо осведомился он.
– Я считаю, что это единственно возможный путь. Я бы даже сказала – единственно существенный.
– То есть мы встретились как незнакомые люди, – задумчиво произнес он. – Никаких небылиц, никакого вранья?
– Именно так.
– Согласен. Так и поступим. Однако не могли бы мы отложить этот новый стиль интервьюирования до того, как приедем домой? Мне необходимо сконцентрировать внимание на дороге.
Лиз молча кивнула.
«А что будет потом?..» – подумала она, отчаянно стараясь подавить в себе тяжелое чувство утраты.
Он ни словом не обмолвился об их отношениях в будущем. Хотя полный разрыв – это лучше всего. После того как она закончит свое интервью, у них не будет повода для дальнейших встреч.
Она взглянула на него украдкой, но он упрямо смотрел на дорогу, а когда заговорил, то только для того, чтобы спросить, не хочет ли она посмотреть, какие у него есть диски, и послушать музыку. Она выбрала фортепьянную музыку и погрузилась в свои невеселые мысли.
В конце концов она, наверное, задремала, потому что вдруг почувствовала, что машина еле ползет.
– Где мы находимся? – встрепенулась она.
– Почти приехали. Как раз пересекаем брод.
Лиз посмотрела в окно и увидела, что внизу блестит вода.
– Значит, здесь действительно есть брод? А ивы тоже есть?
– Да, здесь есть все, что только сердце пожелает.
Они свернули в длинный узкий переулок, освещенный лишь светом из-за задернутых занавесками окон.
В конце переулка Джуд остановил машину перед высокой изгородью из бука.
Лиз медленно спустилась на землю, потягиваясь и расправляя затекшие мышцы. Было уже довольно темно, и она ничего не видела, кроме очертаний большого коттеджа.
– Осторожнее, – предупредил Джуд, когда она споткнулась о гравий дорожки, и взял ее под руку.
От его прикосновения у нее перехватило дыхание.
– Как вы обходитесь без уличных фонарей? – спросила она, когда к ней вернулся дар речи.
– Легко. У нас глаза как у кошек.
Он отпер дверь и зажег верхний свет. Лиз вошла следом за ним и очутилась в просторном холле, пол которого был выложен каменными плитами. Слева были две двери, справа наверх вела изящная деревянная лестница.
Джуд поставил ее сумку на пол и открыл одну из дверей. Он и здесь зажег свет, и Лиз огляделась. Это была большая уютная комната с красивым камином, по обе стороны которого стояли глубокие мягкие кресла, обитые дорогой тканью. Буфет и сервировочный столик были явно антикварными.
– Как… красиво!
– А вы чего ожидали? Камышовые циновки на полу и гамак?
– Да, что-то в этом роде.
– Мне нужно было место, куда бы мне хотелось возвращаться. – Он смотрел мимо нее, его взгляд был устремлен куда-то вдаль. – В плохие времена этот дом был для меня как путеводная звезда.
Он впервые позволил ей заглянуть в свой внутренний мир. Совсем немного, но все же это могло стать началом.
Он показал на двойные деревянные двери:
– Эти двери ведут в столовую, а кухня находится по другую сторону холла. Я покажу вам, что у меня на втором этаже, а потом посмотрим, что Мойра оставила нам на ужин.
Лиз пошла за ним на второй этаж, задержавшись взглядом на отполированных перилах лестницы. Возможно, он действительно очень давно здесь не был, но дом содержался в идеальном порядке, и всюду чувствовался запах натертых воском полов.
Неудивительно, что он не одобрил спартанский вид ее новой квартиры и возненавидел безликую роскошь отеля, если его ждала такая красота.
– Вы будете спать здесь. – Он открыл одну из дверей. – Рядом со спальней есть душ. – Он поставил ее сумку на кровать, застеленную зеленым покрывалом. – Я сейчас принесу вам полотенца.
Лиз осмотрела спальню, отмечая полное отсутствие беспорядка, свойственного женщинам, затем подошла к встроенному шкафу и, заглянув внутрь, обнаружила рубашки, джинсы, белье, а на вешалках – пару костюмов.
На столике возле кровати лежали какие-то книги. Среди них – «Записки о маленьком острове» Билла Брайсона и «Отверженные» Гюго на французском языке.
– Это ваша комната, да? – спросила Лиз, когда Джуд вернулся с полотенцами.
– Пока вы здесь – ваша. – Он положил полотенца рядом с сумкой.
– Но это неправильно. Вы ведь даже не хотите, чтобы я вообще находилась здесь. Не могу же я вас выгнать из вашей собственной постели!
– И что вы предлагаете? – Он явно насмехался. – Чтобы мы спали в ней вместе?
– Конечно, нет. – Она не могла себе простить, что покраснела как девчонка, и только надеялась, что он этого не заметит.
– Я так и думал. В любом случае это не предмет для обсуждения. – Он отвернулся и добавил: – Пойду готовить ужин. А вы спускайтесь, когда будете готовы.
«Но я не готова, – подумала Лиз, умываясь и причесываясь. – Ни к чему не готова. Особенно к тому, чтобы спать в его постели и вообще в его комнате среди его вещей. И при этом знать, что он где-то совсем рядом – а может, и за тысячу миль отсюда».
Она задумчиво посмотрела на свое отражение в зеркале – бледное лицо, темные круги под глазами – и медленно пошла вниз.
Из кухни доносились восхитительные ароматы. Она приоткрыла дверь и увидела Джуда, стоявшего у плиты и что-то помешивающего в кастрюле.
– Мойра оставила мне овощной суп, – пояснил он не оборачиваясь, – тушеное мясо и свежий хлеб.
У него что, есть глаза на затылке?
– А она не будет против, если вы накормите одну из презираемых ею журналисток? – Лиз села за чисто выскобленный сосновый стол.
– Во искупление мне придется наколоть ей побольше дров. – Джуд разлил суп в керамические миски и поставил их на стол.
– Думаю, вам придется здорово потрудиться. – Лиз попробовала суп. – М-м-м… как вкусно! – Она оглядела большой буфет с отмытой до блеска посудой, сверкающую плиту, и раковину, и ряд деревянных шкафчиков, покрытых керамической плиткой. – Неужели она и убирает у вас?
– Нет. Мы с ней оплачиваем пополам некую изумительную Дорис, а ее муж Альф следит за нашими садиками.
– Чудно! Вы неплохо организовали свою жизнь.
Он удивленно посмотрел на нее и пробурчал:
– Мы с вами прекрасно знаем, что это не так.
– А ваши родители в курсе, что вы вернулись?
– Я им только что позвонил. И объяснил, что не смогу навестить их в ближайшие два-три дня.
– Они, должно быть, очень за вас беспокоились, зная, в какой вы опасности?
– Давайте говорить только обо мне, Бет. Не приплетайте сюда мою семью. – Тон его голоса был мягким, но не терпящим возражений.
Лиз опустила глаза. Да, нелегко ей здесь придется. Лиз съела суп и большую порцию мяса и в притворном ужасе подняла руки, отказываясь от сыра и фруктов.
– В таком случае, – заявил Джуд, убирая со стола, – я принесу кофе в гостиную, и мы сможем начать. Ни вы, ни я не хотим, чтобы интервью тянулось бесконечно, ведь так?
– Да. – И быстро добавила: – Пойду принесу блокнот и диктофон.
У себя в комнате она достала из сумки блокнот, набор любимых ручек и миниатюрный диктофон. С минуту она держала его в руках, потом сунула обратно в сумку и спустилась в гостиную.
Поднос с кофе стоял на низком столике между двумя диванами, и Джуд уже наполнял чашки. Лиз заняла место напротив него, взяла из его рук чашку с кофе и коротко поблагодарила.
– Сливки? – Он протянул ей молочник.
Она покачала головой:
– Я предпочитаю черный. Он помогает мне не расслабляться и быть начеку.
Увидев, что она открывает блокнот, Джуд удивился:
– Вы не будете записывать на диктофон?
– Мне кажется, без него нам будет легче. – Она начала раскладывать ручки, не поднимая на него глаз. – Возможно, именно из-за него у нас ничего не получилось в отеле. Это было слишком формально. Я подумала, может быть, мы просто поговорим обо всем как друзья.
– Не думаю, что это возможно, – после паузы ответил он. – Уже не получится. Слишком многое изменилось.
У нее сжалось сердце, но она постаралась не показывать, что его ответ ее огорчил.
– Что ж, может, бы и правы, но давайте все же попробуем. Я, конечно, дам вам потом прочесть все, что написала.
– Разумеется. С чего вы хотели бы начать?
– Предлагаю опять вернуться к самому началу. – Подвернув под себя ноги и откинувшись на спинку дивана, Лиз устроилась поудобнее. Вечер предстоял длинный, так почему бы ей не расслабиться. – Почему для этих переговоров выбрали именно вас?
– Потому что я уже бывал несколько раз в Эль-Кристобале. У меня были контакты с обеими противоборствующими сторонами, хотя оппозиционеры были больше готовы к переговорам. – Выражение его лица оставалось бесстрастным. – Я предполагал, что кому-нибудь поручат заключить со мной сделку относительно освобождения Доулиша, и считал, что дело окажется довольно легким.
Голос Джуда был монотонным, взгляд – отрешенным.
– Но когда я приехал в столицу, никто ничего не знал и потому не мог предложить мне хоть какую-либо помощь. Создавалось впечатление, что похищение совершила какая-то никому не известная организация, действующая якобы от имени лидера мятежников Ксавьера. В столице было неспокойно, тревожно… Все понимали, что похищение – результат бессмысленной ярости, которая могла нанести урон делу, и клялись, что Ксавьер никогда бы не дал команду на подобную акцию.
Джуд покачал головой.
– Мне надо было бы тогда повернуться и уехать. Я доверял этим людям, их интуиции. Если они говорили, что дело подозрительное, мне следовало им поверить.
– И одной из них была Микаэла? – Лиз даже сама удивилась, каким ровным был ее голос.
– Да. Она хотела, чтобы я все бросил и уехал, но те, кто похитил Доулиша, грозились убить его, если не будет выплачен выкуп. Я сказал себе, что мне поручено дело и я не могу просто так взять и не выполнить его. Бросить Доулиша.
– Да, это мне понятно.
– Но это было еще не все. Если бы я смог выполнить свою миссию, это бы повысило престиж пославшей меня организации. К тому же я и сам хотел остаться и победить. Поэтому, когда эта группа наконец пошла на контакт, я решил действовать. Микаэла понимала, что я рискую, и заручилась поддержкой местных партизан. А потом, в последний момент, когда уже было поздно что-либо менять, я узнал, что она пойдет с нами.
– Как вы думаете, почему она на это решилась? Кроме того, что она хотела быть с вами?
– Она сказала, что должна увидеть своими глазами, кто были эти люди и можно ли иметь с ними дело. Я предположил, что Ксавьер просто нанял дополнительные силы, но она набросилась на меня чуть ли не с кулаками. В первый раз мы с ней были готовы поссориться. Она все время повторяла: «Он этого никогда не сделает».
Опустив глаза, Лиз уставилась на чистый лист бумаги.
– В результате все обернулось трагедией, – с горечью произнес он. – Начало было плохим, а продолжение – еще хуже. Нервы у всех были на пределе, а дорога просто ужасной. Через пару часов нам пришлось бросить джипы и идти пешком. – На щеке Джуда заходили желваки. – И тогда они на нас напали…
– Без всякого предупреждения?
– Вдруг стало очень тихо. Даже птицы умолкли. А потом прогремел выстрел, и я увидел, как упал наш проводник. Дальше все произошло как при замедленной съемке. Они вышли из джунглей с обеих сторон, все в камуфляжной форме, и наставили на нас автоматы. Микаэла шла сзади. Я мог только крикнуть: «Беги!» Она побежала, но пуля настигла ее, и я увидел, как она упала. Двое парней, что были с ней рядом, тоже были сражены наповал.
Голос Джуда стал хриплым, напряженным.
– А потом они меня схватили и надели на голову мешок. Пока меня уводили, я слышал выстрелы и крики раненых. И вдруг опять наступила тишина – страшная тишина.
На лбу Джуда выступила испарина. Он закрыл лицо руками.
Лиз сидела окаменев. Вот это ей и было нужно – эмоции, которых не было до сих пор. Но почему это не доставляет ей удовлетворения? Почему она чувствует себя так, словно вторгается туда, куда нельзя вторгаться?
Она с трудом сдерживалась, чтобы не броситься к нему, не прижать его голову к своей груди и не утешить его.
Минуты тянулись бесконечно. Наконец он выпрямился. Даже под загаром было видно, как он бледен, но лицо его было спокойным.
Интуиция подсказала ей, что надо продолжать задавать следующий вопрос.
– И Ксавьер все это допустил? Почему?
– Я сам все время себя об этом спрашивал. Но единственное, что приходило мне в голову, так это то, что он устал разыгрывать из себя великого благородного вождя сопротивления и решил, что можно добиться большего, если стать таким же жестоким и продажным, как Моралес. И тогда я понял, что это я виноват в смерти Микаэлы и многих храбрых воинов. – Он ударил кулаком в ладонь другой руки. – Я не хотел их слушать. А их всех хладнокровно расстреляли лишь потому, что я поставил себе целью вызволить Доулиша из плена живым и невредимым.
– Но вы ведь вызволили его? Это у вас получилось!
– Нет.
– Но если бы не вы, его бы тоже расстреляли. Еще одной загубленной жизнью стало бы больше.
– Эти аргументы я и сам себе приводил. Но они не помогали. К тому же я давно понял, что Льюис Доулиш не стоит таких жертв.
– Но… он делает много добра… по-своему, я так думаю.
– Значит, и вы его не любите?
Она пожала плечами:
– Мое отношение к нему двойственно. Для того чтобы по-настоящему его не любить, я недостаточно его знаю. С другой стороны, я думаю, что есть люди, которые делают не меньше, но не купаются в лучах славы, как он. А его имя, когда его взяли в заложники, снова замелькало в заголовках газет. – Поколебавшись, она добавила: – Вам известно, что на телевидении собираются делать о нем передачу?
– Меня даже пригласили принять в ней участие, – брезгливо скривился Джуд.
– И вы согласились?
– Это будет зависеть от нескольких факторов. Я пока еще не решил. – Он встал. – Не хотите немного бренди?
– Нет. Я хочу, чтобы голова оставалась ясной.
– Вот это деловой подход, – насмешливо фыркнул он, наливая себе кофе.
– По-моему, мы именно об этом и договаривались.
– Нет, я сказал, что мы не можем работать как друзья.
– Не вижу причины, почему это невозможно.
– Это доказывает только то, что у вас плохая память, моя прекрасная Бет. – Он снова сел напротив нее, заставив посмотреть ему в глаза и почувствовать, что совершенно другие эмоции вдруг передались от него к ней. – А вот я, напротив, не забыл ничего. Я помню тепло вашей кожи, ваш запах… и вкус.
– Не надо…
– Почему? Вы тоже начали вспоминать?
– Нет. Вы… вы поступаете нечестно.
– При чем тут честность? Или нечестность? Или даже порядочность? Иногда на тебя что-то находит средь бела дня или ночью, чему ты не можешь противиться. И не говорите мне, что с вами такого не случалось. Мы почувствовали это уже при нашей первой встрече у моря.
Внутри у Лиз все дрожало. Но ей удалось совладать с собой, и она сказала ровным голосом:
– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать это. Нельзя ли вернуться к нашему интервью, пожалуйста?
Она сразу же поняла, что последнее слово было лишним: уж слишком оно было похоже на мольбу. Джуд это понял и усмехнулся:
– По-моему, сегодня мы поработали достаточно. И у меня есть свои вопросы, на которые я хотел бы получить ответы.
Он встал и, обойдя столик, рывком поднял ее с дивана. Он так крепко прижал ее к себе, что она услышала громкое биение его сердца.
– Вы не выпили бренди, – в отчаянии пробормотала она.
– Я предпочитаю другое стимулирующее средство. – Его взгляд остановился на ее дрожащих полуоткрытых губах.
– Джуд… мы не за этим сюда приехали.
– Неужели? – Его руки скользнули по бугоркам сосков, по талии, по округлостям бедер, вызывая в ней мучительный трепет.
Он наклонил голову, чуть коснувшись ее губ.
– Тогда скажи мне, что ты этого не хочешь. Что ты не хочешь меня.
Она знала, что это безумие. Сегодня вечером он встретился с демонами из своего прошлого, а теперь собирается с ее помощью их изгнать. Поэтому ей надо сейчас же вырваться, подняться наверх в свою комнату и лечь одной в огромную холодную постель…
– Скажи же, Бет, – шептал он. – Скажи одно слово, и я тебе поверю.
Она услышала свой тихий, дрожащий голос:
– Я не могу…
А потом не было ничего, кроме жаркой, трепещущей тишины.