В эту ночь Лиз очень долго не могла заснуть.

Последние двадцать четыре часа дали ей столько пищи для размышлений, что мозг с большим трудом ее переваривал.

Кроме совершенно очевидных вопросов по поводу прошлого Джуда и тех событий его жизни, которые привели его в это Богом забытое место – где он явно скрывался, – перед ней встала необходимость пересмотреть свои отношения с Марком.

Неужели он прав и их совместная жизнь была больше похожа на укрытие от опасностей, а не на любовные отношения, основанные на взаимной страсти?

Они оба стремились сделать карьеру, постоянно испытывая при этом стрессы и эмоциональные перегрузки. Может быть, именно это толкнуло их в объятия друг друга – похожесть их личной жизни?

Возможно, то, что она считала стабильностью, было просто скукой, – и Марк первым это понял?

И тогда, как от слабого дуновения, разлетелся ее карточный домик и она осталась ни с чем. Но что травмировало ее больше – потеря надежности, которую она ощущала с Марком, или потеря самого Марка?..

Но самое главное – ее гордости был нанесен ощутимый удар.

«В глубине души мы всегда хотим успеть первыми разорвать наскучившие отношения», – думала она, глядя в темноту.

Но это еще не означало, что она готова броситься очертя голову в объятия Джуда Дэрроу или кого-то еще. И ничто в его поведении не предвещало, что он хочет, чтобы это случилось.

Ему надо залечить собственные раны.

Он держал ее за руку, но это не означало, что он лелеет планы стать ее любовником. И он не предпринимал никаких попыток поцеловать ее – даже в щеку не чмокнул, когда желал спокойной ночи.

Интересно, а что бы она стала делать, если бы он ее поцеловал? Она попыталась представить себе даже мимолетное прикосновение его твердого рта к своим губам и не смогла. У нее было ощущение, что он не приемлет обычные ласки. Если уж он и поцелует, это будет что-то означать.

"Может, даже не что-то, а всё". – с содроганием подумала она.

Джуд спас ее от моря, но она чувствовала, что скоро может потонуть в совсем другой стихии. Если не будет очень осторожна.

Как он сказал о себе? Не надежный и не старомодный. Так что она не может сделать вид, будто ее не предупредили, даже если очень захочет так думать.

Когда она проснулась утром, луч солнца пробивался сквозь неплотно задернутые занавески.

Хороший знак, решила она. Она постарается насладиться этим днем с Джудом. Это будет приятный день – и ничего больше.

Она сидела на низкой каменной ограде, когда ее «фиат» свернул на стоянку.

– Я опоздал? – улыбнулся он, вылезая из машины.

– Нет. Просто мне захотелось погреться на солнышке.

– Что мы будем делать сегодня? Какие у вас пожелания? – Он отдал ей ключи от машины.

– Решайте вы. Но если мне придется вечером готовить ужин, мне надо кое-что купить по дороге.

– Согласен. А что вы собираетесь приготовить?

– Мои котлеты и спагетти когда-то имели успех.

– Звучит заманчиво.

Пристегивая ремень безопасности, она вдруг сказала:

– Вообще-то я собиралась сегодня уехать.

– Я знаю. Но все мы должны в конце концов когда-нибудь остановиться и больше никуда не бежать.

– И для меня как раз наступило это время?

– Да, – очень серьезно ответил он, и Лиз почувствовала – ну не абсурд ли? – что у нее защипало в глазах.

Должно быть, солнце светит слишком ярко, подумала она.

Это был один из тех дней, который должен был бы остаться в памяти и сохранен как талисман на будущие времена.

Они навестили Кокки, который уже почти выздоровел и снова стал агрессивным, а потом поехали вдоль моря, минуя сонные прибрежные деревушки.

Северное море было сегодня голубым и мирным, невысокие, пологие волны пенились белыми барашками. Они остановили машину на пирсе небольшого рыбацкого залива и спустились на пляж по предательски скользким ступенькам, опутанным морскими водорослями.

Кроме двух рыбаков, которые старательно перекрашивали лодку на прибрежной гальке, и пожилой пары, выгуливающей выводок скотч-терьеров, на берегу никого не было.

Лиз с наслаждением вдохнула свежий соленый воздух.

– Я когда-то работала с человеком, который сравнивал каждый день с каким-нибудь вином. Сегодня явно день шампанского.

– А тот день, когда мы впервые встретились? – поддразнил он ее.

– Чистейшая полынная настойка.

– Пожалуй, вы правы.

У кромки воды она нашла сучковатый, с наростами, кусок дерева. Она взяла его в руки и стала вертеть во все стороны.

– Посмотрите, разве это не похоже на голову оленя? Вот морда, а это рога. Видите? Надо бы мне его взять, отдать в полировку и повесить на стену.

– Но вы не станете этого делать.

Она бросила находку на песок.

– Вы правы, не стану. Я сводила своих родителей с ума, когда была маленькой. Мы, бывало, возвращались из отпуска домой в машине, заваленной корягами. Я уверяла, что они похожи на единорога, на лесную нимфу или на какое-либо другое сказочное существо и что я не могу без них жить. В те дни я была уверена, что у меня взгляд художника… который способен проникнуть в суть неодушевленных предметов. Через неделю все иллюзии куда-то улетучивались и оставалась лишь груда бесформенных обломков дерева.

– Как жаль!

– Нисколько. Я извлекла из этого весьма ценный урок. А именно – человек в жизни должен полагаться на действительность, а не на воображение. – Она покачала головой. – Художник из меня получился бы аховый, но я хороший… – Она осеклась, сообразив, что чуть было не проболталась. – Хорошо делаю свое дело.

К счастью, Джуд, кажется, не заметил ее оговорки.

– Но фантазия в той или иной мере нужна каждому человеку.

– Ах так? Может, мне вернуться за своим оленем?

– Я не это имел в виду.

Они помолчали.

– Не помню кто, но кто-то сказал, что не может быть ничего хуже, чем когда твои мечты сбываются, – грустно произнесла она.

– Может, это зависит от мечты? – Тон был небрежный, но выражение глаз оставалось серьезным.

От его взгляда ей вдруг стало жарко. Смутившись, она ускорила шаг.

– Вода выглядит просто отличной! – заявила она. – Думаю, можно даже покататься на лодке.

– Вид этот обманчив. И с нами нет Рубена, который вытащил бы вас из воды.

– Надо было взять его с собой.

– Он не очень любит машины и предпочитает сторожить дом. К тому же Рубен ждет возвращения Герберта.

После паузы он спросил:

– У вас еще нет известий от вашего бывшего возлюбленного?

От неожиданности Лиз споткнулась и остановилась.

– Что вы имеете в виду?

– Это прозрачный намек на то, что меня это не касается?

– Нет. Просто я не ожидала этого вопроса, вот и все.

– Вы жили с этим человеком долгое время и вдруг уехали. Он наверняка захочет с вами встретиться.

– Шанса встретиться у него не будет. – Она потупилась, – Он даже не знает, где я.

– Вы уехали, ничего ему не сказав? – Он удивленно поднял брови.

– Адреса ему я не оставила.

– А если он беспокоится?

– Когда я уезжала, его чувства волновали меня меньше всего.

– А сейчас?

– Я же вам говорила, – пожала она плечами, – у него другая женщина.

– Это могло быть увлечением на одну ночь. Такое бывает.

– Вчера вечером вы говорили совсем другое, – с трудом выдавила она. – Почему же сейчас вы вдруг пытаетесь его обелить?

– Вовсе нет. Но думаю, что вчера я говорил необдуманно. – Он скривил губы. – В конце концов, что мне известно? Я не вправе давать людям советы относительно их личных отношений.

– Я была благодарна вам за то, что вы мне сказали. Это… – она запнулась на мгновение, – это заставило меня задуматься.

– Тогда, может быть, вам следует еще подумать, – мягко посоветовал он. – Бет, я старался утешить вас, когда вы по нему плакали, потому что понял, как много он для вас значил. Может, он раскаивается в том, что натворил. Вы должны хотя бы поговорить с ним.

Она чуть было не поддалась искушению рассказать ему о том открытии, которое сделала прошлой ночью, но сдержалась. Ведь могло показаться, что она ему намекает – дескать, она свободна. Доступна.

Мысль была отвратительна, и она нервно повела плечами, как бы отгоняя ее.

– О чем можно говорить, если перестал доверять, – тихо проговорила она. – Каждый раз, когда мне надо будет уехать, я буду думать о том, не завел ли он новую подружку. Так жить нельзя.

– Верно, нельзя. Да и зачем? – Его рука дотронулась до ее щеки, потом скользнула вниз по шее к плечу. – Зачем считать, что вас можно заменить кем-то другим? Я просто не хочу, чтобы вы потом об этом жалели.

У нее перехватило дыхание. Она попыталась улыбнуться и повела плечом, чтобы сбросить его руку.

– Спасибо за доброту. – Лиз огляделась. – Есть здесь где-нибудь место, где мы могли бы позавтракать? От свежего воздуха у меня разыгрался аппетит.

– В заливе есть парочка вполне приличных пабов. – Он сдвинул темные брови. – Я позволил себе вмешаться, вторгся в запретную зону? Извините. – Он нетерпеливо откинул со лба непослушную прядь. – Это потому, что мне так много хочется узнать, а времени у нас мало.

Еще одно напоминание о том, что их отношения не будут иметь продолжения, – так расценила его слова Лиз.

– Я тоже о многом хочу вас спросить.

Он посмотрел куда-то мимо нее, и она почувствовала, что его мысли очень далеко.

Ее охватило разочарование и паника.

Она все испортила!

Но его взгляд снова остановился на ней, и он проговорил с усмешкой:

– Мы можем поговорить во время завтрака.

В одном из пабов предлагали свежие морепродукты, и они заказали по тарелке креветок, зеленый салат и бутылку белого вина. Трапезу дополнил домашний хлеб с хрустящей корочкой.

Когда подали еду, он спросил:

– Ну, так что вы хотите узнать?

«Будь осторожна, – предупредила она себя. – Не копай слишком глубоко».

– Например, о вашем имени. Почему Джуд?

– Это просто. Когда мама была беременна мной, ей приходилось много лежать, и она коротала время, читая Томаса Харди. Судьба распорядилась так, что к моменту родов она как раз начала читать его книгу «Джуд Незаметный».

Лиз чуть не поперхнулась вином.

– Это что – такое суеверие?

– Конечно, нет! Слава Богу, что она в то время не читала «Тэсс из рода дЭрбервиллей», иначе меня могли бы назвать Ангел Клэр.

Джуд отломил кусок хлеба.

– Отец, разумеется, хотел назвать своего единственного сына более привычным именем – Дэвидом или Джеймсом. Что он только не делал, чтобы отговорить мою мать, особенно после того как акушерка сказала ему, что святой Джуд был покровителем неудачников! Но мама твердо стояла на своем… Я иногда думаю, что мой отец считает, будто имя отложило отпечаток на всю мою жизнь. Наша семья всегда была крепкой, весьма респектабельной, а тут вдруг невесть откуда появляется паршивая овца – неудачник. Отец никак не мог понять, что я собой представляю. Я думаю, он вздохнул с облегчением, когда я пошел в армию.

– Уверена, он за вас беспокоился.

– Он чувствовал, что моя склонность к приключениям выведет меня на правильную дорожку. Меня взяли в армию, потом я был отобран для специальной подготовки. Мне нравилась такая жизнь.

– Но вы ведь уже не в армии? – спросила Лиз, накладывая себе салат.

– Нет. Мой отец попал в больницу с сердечным приступом. Оказалось, что у него стенокардия, но специалисты предупредили его, что он должен избегать стрессов и проще относиться к жизни. За мной, конечно, послали, но отец быстро шел на поправку, и я решил, что могу вернуться в свое подразделение. И тогда он неожиданно нанес мне удар: он сказал, что мой долг – уйти в отставку и занять его место на верфях. У меня создалось впечатление, что, хотя я был абсолютно непригоден к этой работе, меня хотели во что бы то ни стало к ней приспособить – обстругать и придать надлежащую форму, как этим проклятым парусникам.

– А вы не пытались объяснить это отцу?

– Я убеждал его до бесконечности. Но мне приходилось быть осторожным. Нас предупредили, что ему ни в коем случае нельзя волноваться. А он все время напоминал мне, что я – единственное, что у него есть. Что, если я откажусь, дело придется продать. А верфи – отличная площадка для строительства прогулочных лодок, и к тому же там работают люди его возраста и даже старше и им негде больше заработать, чтобы прокормить свои семьи.

Джуд съел несколько креветок.

– Я чувствовал, что ловушка вот-вот захлопнется. Я всегда делал только то, что хотел, но в какой-то момент настало время попытаться стать тем, кем хотел меня видеть отец. Меня даже мучило чувство вины: я всю жизнь рисковал, но умудрился не получить ни единой царапины, а моему отцу грозит реальная – и не такая далекая – опасность стресса, причиной которого могу стать я.

– Не говорите так, – запротестовала Лиз. – Вы не должны себя винить.

– Легче сказать, чем сделать. Мне пришлось иметь дело и с матерью, и я почувствовал себя совершенно опустошенным. В конце концов я пришел к выводу, что единственным разумным решением было поступить так, как они хотят.

– Но?..

– Это была катастрофа! Родители искренне верили в то, что стоит мне появиться на верфях, как я тут же превращусь в мистера Надежность. Но этого не случилось. Они думали, что для начала я просто перееду в свою комнату в их доме, а когда я ясно дал понять, что собираюсь жить отдельно, они расстроились. Позже, пытаясь взглянуть на дело непредвзято, я понял, что очень многое можно улучшить. Дело пошло в гору, но появилась возможность его расширить и модернизировать. Но любые, даже самые скромные предложения отвергались. Теоретически считалось, что я должен полностью взять на себя управление компанией, в то время как отец будет только советником. Но наделе все было совсем иначе. Мне доверили только отвечать на телефонные звонки. Если учесть мой армейский опыт и спецподготовку, я решил, что это унизительно.

– А нельзя было поговорить об этом с отцом?

– Я пытался, но он считал, что обсуждать нечего: надо поддерживать статус-кво, а все, что я предлагал или пытался сделать, упиралось в непробиваемую стену.

– И вы уехали.

– Я проторчал там шесть месяцев! Возможно, я остался бы и дольше, но тут вмешался другой фактор.

– Какой?

– У друзей нашей семьи была дочь Хилари – хорошенькая, воспитанная, немного избалованная. Я знал ее с детства. Она очень поддержала мою мать, когда отец попал в больницу. Поэтому я скрывал от родителей, что она скучна, как осенний дождь. Я не сразу понял, чего от меня хотят. А когда разобрался, чуть было не стало поздно. Хилари выбрали в качестве моей будущей жены, но я-то не хотел этого!

– О Боже! Прямо как династический брак в Средние века.

– Я именно так это и рассматривал. И вдруг увидел, что вся моя жизнь была насквозь лживой, и если я не опомнюсь, то поверю, что так и должно быть. Я сказал родителям, что выхожу из дела. Начались ужасные сцены, меня обвинили в том, что я самый гнусный предатель на свете. – Его губы задрожали. – Потому что Джуд – это же производное от Иуды. Но на этот раз я не сдался. Я сказал, что сын нашего старшего мастера умный, талантливый и надежный парень, и посоветовал отцу продвинуть его по службе, а в дальнейшем сделать своим партнером.

– А чего вы хотели сами? Вы же не могли вернуться в армию?

– Нет, но один старший офицер по фамилии Реншоу, под началом которого я служил на Балканах, ушел в отставку за год до меня и набирал отчаянных парней, готовых разбираться с делами, которые правительство предпочитало обходить стороной.

Лиз напряглась.

– Что-то вроде частной армии?

– Ни в коем случае. Я говорю о людях, которые могли заключать сделки, потому что их руки не были связаны. Которые могли говорить с кем угодно, не опасаясь вопросов парламента. Которые могли вести переговоры, в то время как политики позировали перед кинокамерами.

Мне всегда нравился Реншоу, и я ему доверял. – Джуд усмехнулся. – Это он научил меня готовить то, чем я вас угощал вчера. Он с первого дня дал мне понять, что мы находимся там, где находимся, в интересах правосудия, хотя временами это правосудие было довольно жестоким.

– И чем же вы занимались? – осторожно спросила Лиз, боясь, что он насторожится.

– В основном это была охрана лиц высокого ранга, незаметная дополнительная охрана особо важных персон здесь и за границей. Были и более секретные мероприятия, например, выявление подпольных банд террористов и каналов нелегальной торговли оружием.

– Господи! И вы стали заниматься этим по доброй воле?

– О да! Я же говорил вам, что люблю рисковать – люблю опасность. И как это бывает в большинстве случаев, когда любишь, я считал, что лучше владею ситуацией, чем это было на самом деле.

Он бросил на нее грустный взгляд и посмотрел на часы.

– Может, пора ехать за покупками? Или вы хотите еще выпить?

Лиз покачала головой, снимая со спинки стула куртку и сумку. От откровений Джуда в голове у нее был сумбур. У него случилась неприятность? Сорвалось какое-нибудь дело? А может, его преследует наемный убийца?

– Вижу, я огорошил вас своим рассказом. – Он встал. – Но вы сами виноваты, Бет Арнолд. Вы так замечательно меня слушали. Кто-нибудь говорил вам, что с вами на редкость легко разговаривать?

Сделав вид, что никак не может застегнуть «молнию», она ответила:

– Пару раз говорили.

«Это часть моей профессии, – думала она, направляясь к машине. – Мне платят за то, чтобы я узнавала о людях как можно больше и писала о них. Я начинаю с ними разговаривать и заставляю говорить о том, о чем они потом, возможно, будут жалеть».

Лиз не сомневалась, что, знай Джуд о ее настоящей профессии, он не сказал бы ни слова. Да и вряд ли она была бы сейчас с ним.

Хотя она была уверена, что никогда не использует то, о чем он рассказал, ей хотелось остановить его.

Но сделать это она не может. Иначе придется все объяснить, и тогда конец. А этого она отчаянно боялась.

«Я уже и так копнула слишком глубоко, – думала Лиз. – Хотя не имею на это права».

Когда они шли к машине, Джуд взял ее руку чуть повыше локтя. Его прикосновение было легким, но показалось ей таким крепким, что она не удивилась бы, если бы на коже остались отпечатки его пальцев.

– Дорогая Бет, – тихо произнес он. – Спасибо, что вы меня выслушали…

Ее улыбка была натянутой, лицо застывшим. Она, глубоко засунув руки в карманы, двинулась вперед. Ей казалось, что вина распростерла над ней свои черные крылья.

«Интересно, – думала она, – а бывает Иуда женского рода? Если нет, то можно считать, что в моем лице она только что появилась. И мне придется с этим жить».